Форум

ПОД ЛУНОЙ       

Небо в праздничной подсветке –

фонари старались рьяно.

Лунный шар висел на ветке

спелым яблоком медвяным.

Соловей, ввернув коленце,

замолчал, – регламент вышел?

Вдруг с кустов вспорхнуло скерцо,

да всё выше, выше, выше…

Кот о бренности земного

размышлял под лунным светом,

часть хозяйского улова

предварительно отведав.

Кот – философ изначальный –

караулил чутко время.

И в глазах его печальных

луны жёлтые горели.

ГОРОДСКОЕ УТРО  

В нутро автобуса за сонною толпою

влезаю, словно кролик в пасть удава.

А утро разбивается прибоем,

шумит и плещет всюду: слева, справа.

А утро расшевеливает граждан,

раскачивает эдак, так, иначе.

И вот уже беседы кто-то жаждет,

и вот уже ребёнок чей-то плачет.

Автобус дребезжит на поворотах,

«гармошка» на ходу вздыхает тяжко.

Смешной мальчишка изучает что-то,

зубрит, сверяясь с мятою бумажкой.

Укутанные в утреннюю свежесть,

прохожие шагают на работу.

А небо тихо снежит, снежит, снежит.

Ему людские не важны заботы.

Прибой дробит волну автомобилей

о строгую твердыню светофора.

Секунды… и моторы снова взвыли,

авто рванули, выжимая фору

у времени и тут же друг у друга.

– Эй, тише едешь…

– Не будите лихо…

Но ветер в лобовое бьёт упруго...

А в небе тихо.

СРЕТЕНЬЕ     

Февраль расколот.

                   Сретенье.

                               Зима

весну впервые юную встречала

и хмурилась. Метели кутерьма –

грозила хаосом.

                    Но виделось начало

природы обновления во всём:

там – солнца луч, пробившийся сквозь тучи,

здесь – птичий гомон радостный – живём!

На лёгких крыльях ветерок летучий

принёс немного влаги и тепла.

Речушка малая, что подо льдом спала,

вздохнула, трещинками лёд

покрылся, словно тонкой паутиной.

И в довершенье сретенской картины,

сбивая с веток снега перемёт,

вспорхнул снегирь.

                     За ним второй и третий,

оповещая всех на белом свете –

зиме конец.

                      Весна идёт!   

КАЛИНОВ МОСТ       

Калинов мост. Смородина-река.

Два разных мира – Явь и Навь. Две силы –

Морены холод, жаркий свет Ярилы,

Добро и Зло на разных берегах.

Совсем непросто сделать шаг на мост:

трёхглавый сторож впереди маячит,

и он не лыком шит. И я не прост.

Нелёгким будет поединок, значит.

Мне страшно. Но я всё же на мосту.

Меняет змей приёмы и обличья:

то пламенем плюётся на версту,

то жутко-жалобно кричит по-птичьи,

то речи льстивые со мной ведёт,

то тёмных сил пугает быстрой карой,

посулами городит огород,

потом грозит Смородины пожаром.

Предай, – рычит, – распни, убей любовь,

наплюй на совесть и обеты дружбы,

да сундуки под золото готовь,

коль будешь ты у тёмных сил на службе.

А ставки, между прочим, высоки –

моя душа да головы змеёвы…

И меж Добром и Злом

                        мне выбор делать снова…

Горит огонь Смородины-реки.

ПОД ЗВУКИ МАРТОВСКОЙ КАПЕЛИ…  

Под звуки мартовской капели

коты мне мартовские пели

ночь напролёт, и под окном

они вопили вчетвером.

Певцы старались от души.

Но не скажу, что б хороши

для слуха были песни эти.

Не спал всю ночь я. На рассвете

не выдержал, плеснул водой.

В ответ раздался жуткий вой.

Пришлось вставать, вооружаться –

орали четверо, как двадцать.

Какая страсть! Какой накал!

Едва метлой их разогнал.

Ну, наконец-то тишина?

Но оказалось, не до дна

испит терпенья был бокал –

о чём-то личном грач кричал,

картаво каркала ворона

на фоне птичьего трезвона.

Ручей, пробравшись от соседей,

к душевной приглашал беседе.

И от сердечной полноты

вновь загорланили коты.

Капель стучала по мозгам –

весенний шум, весенний гам.

Теперь и вовсе – не до сна.

Что тут поделаешь – весна!

***          

Вечность…

           Что там за краем дорог?

Чёрных дыр временная немилость?

Или свет, дотянуться к которому смог,

и любовь, что без света томилась?

Нам неясен финал, не известен маршрут,

и со временем неразбериха.

Может, там, как и здесь, нас и любят, и ждут,

а быть может, там пусто и тихо.

Может там пустота абсолютна и зла,

и бесчувствие, словно награда?

А пока скачет жизнь, закусив удила.

Ей, похоже, плевать на преграды.

ВЛЮБЛЁННЫЙ ВЕТЕР       

Который день бузит бродяга-ветер,

шатается дворнягой беспородной,

ночует то в лесочке, то в кювете,

под утро воет псиною голодной.

Со всей дурацкой мочи ломит в двери,

колотит в окна, грубо рвёт засовы.

Кричит, что он влюблён – ему не верят.

И он с досады куролесит снова.

Взглянуть бы на избранницу повесы.

С кого он сотворил себе кумира?

Быть может, – эта, в шляпе, поэтесса,

что в сад выходит с томиком Шекспира?

А может, та прелестная особа,

что на балконе грезит под гитару?

Да нет, едва ли, случай здесь особый.

Бродяге-ветру барышня не пара.

Скорее всадница, что мчит ему навстречу

по бездорожью, рытвинам и кочкам…

Покорно возле ног её клубочком

свернулся он… надолго ли?

                                      На вечер?

УРАГАН НАД ГОРОДОМ      

А ветер маршем –

                      шесть восьмых –

                                        по перекрёсткам.

Он явно мнил себя тамбурмажором.

В спирали пыль закручивая жёстко,

он подавал сигналы дирижёру.

И вот, возможно по его команде,

оркестр вломил на полную катушку.

Здесь было всё: аллегро, и анданте,

и скрипок визг, и выстрелы из пушки.

Органом пели трубы водостока,

бил мерно гром по шкуре барабана.

А молнии зигзагами с востока –

как взмахи палочки маэстро урагана.

Со вспышкой небо раскололось будто.

Какая кульминация в финале!..

Кусками декорации

                              наутро

МЕЧТЫ… МЕЧТЫ…    

Хочется быть нежной, хочется быть слабой, –

чтобы согрел любимый зябкую хрупкость плеч.

Хочется быть леди, да рождена бабой –

конь застоялся в стойле, в доме дымит печь.

Да на войне милый, в танковом батальоне.

Мышка стреляет метко в твёрдой его руке.

Я копошусь в реале, – курица преет в бульоне,

дети сопят по лавкам, отпуск-мираж вдалеке…

Хочется взмыть в небо. Вольной парить птицей,

гордо раскинув крылья, томный бросая взор.

До смерти хочется в отпуск.

                                          Лучше бы за границу…

Только в глазах любимых вижу немой укор:

– Эк, разошлась баба! В отпуск, да за границу!

Ты накорми мужа, всё же с войны герой.

Что же тебе, родная, дома-то не сидится?

Жительствуешь в столице,

                                    трудно назвать дырой..

Ну а в деревне домик – садик, да прудик с рыбой,

грядки под лук, морковку. Там отдохнёшь душой.

– Домик… оно, конечно…

                                   Жалко, не на Карибах…

Впрочем, и я… Оставим…

                                  Детям там хорошо.

Я, БЫТЬ МОЖЕТ, ВЕРНУСЬ…       

                                  Моим болгарским друзьям

Мне б вернуться опять

                    в этот майский закат над Дунаем,

что потоками золота

                    плавил резную листву.

Там развалины римской

                    твердыни доподлинно знают,

как стремительно время

                    птицей-чайкой летит в синеву.

Мне б вернуться туда,

                    где в горах остывают туманы,

где на майских пригорках

                    краснеет от маков трава.

Где улыбки светлы,

                    натурально вино – без обмана

и сердечны простые

                    и полные веры слова.

Мне б вернуться опять

                    к этим дружеским рукопожатьям,

светлым лицам,

                    любимым как будто бы очень давно.

Мне болгарин седой

                    говорил, что по жизни мы – братья,

наливал виноградное

                    цвета рубина вино.

Я, быть может, вернусь

                    к мирным водам седого Дуная.

Нагляжусь на закат

                    и зароюсь лицом в маков цвет…

Виноградным вином

                    до краёв мой бокал наполняя,

мне болгарин седой

                    улыбнётся радушно в ответ.

Воспоминания о БАМе     

За пологом брезентовой палатки

нехитрый стройотрядовский уют –

кровати в ряд да одеял заплатки.

И письма, письма… значит, дома ждут.

А здесь по Пушкину почти –

                                то лёд, то пламень –

в тени за сорок, утром – минус два,

днём креозот на шпалах солнце плавит,

без шапки ночью мёрзнет голова.

Дожди затеют влажную уборку –

не хо́́лода, так сырости капкан.

Осядет небо сопкам на закорки,

и разольётся, вспучится Гиткан.

Поверят внуки ли теперь? Едва ли –

кувалда, лом да шутка с огоньком –

бригадой парни рельсы рихтовали

и костыли вгоняли целиком

в упругость шпал,

                      а мы балласт лопатой

кидали изо всех девчачьих сил.

Силёнок, правда, было маловато.

И всё ж, никто пощады не просил.

Цвела любовь на сопках голубичных,

полна романтики, задорна и светла.

И было всё у нас тогда отлично –

ведь это наша молодость цвела.

Вселенной юных и влюблённых нет предела –

эмоций, сил и времени не жаль…

Как сквозь тайгу, сквозь юность прогудела

сибирская стальная магистраль.

***    

                      «В едином шестимерном

                      энергоинформационном потоке наш мир –

                     одна из бесконечного числа плоскостей

                    (в модели раскрытой книги)»

                    Сергей Антипов «Побег из Матрицы»

Раскрытая книга – как свод параллельных миров,

сходящихся к общей, единой оси мирозданья.

Закон каждой Матрицы прост,

                                         да и в общем не нов –

удачен побег, если твёрдые Вера и Знанье

сольются в потоке с энергией чистой Любви

и разум помчат сквозь иллюзии в лоно Светила.

А там ослепительный свет твоего визави

наполнит ладони живой созидательной силой…

Вот вспыхнула в тёмной ночи молодая звезда.

Открытая книга пополнилась новой страницей…

А где-то за речкой стучат в тишине поезда.

И мне, почему-то, сегодня спокойно не спится.

ИЗ ЖИЗНИ ЛАУРЕАТОВ    

                         Имя и отчество героя вымышлены.

                         Все совпадения случайны.

Борис Сергеевич «ушёл в астрал».

Он, чёрт возьми, имел на это право.

Лауреатом конкурса он стал,

а степени какой – не важно, право.

Кленовый лист, закрученный в букет,

ему казался всех цветов роскошней.

Но главною любовью стал буфет,

где вкусно пахли пирожки с картошкой.

Поэты там гуляли стар и млад,

закусывали, пили за победу.

Конь приходил разумен и крылат…

Борис очнулся в парке в ночь на среду.

Один. Лишь тени на скамье излом.

Награда больно упиралась в печень.

Пожух букет, засалился диплом.

И, как на грех, –  опохмелиться нечем.

Трамвай ворвался в чудо-осень,

под полог рыжего огня.

Восьмиколёсен и двухосен,

он в сказку вдруг завёз меня.

Путь серебрился ниоткуда

и устремлялся в никуда.

Звучала музыка повсюду.

Всё пело – рельсы, провода,

и ветер, шелестя листвою,

спешил поведать о своём.

Узорной тканью золотою

переливался окоём.

Тут дождь посыпался непрошен.

Закрылся сказочный портал.

Злой переменой огорошен,

трамвай задумался и встал.

Проспекта шум ворвался в двери.

Машин, людей катился вал…

И в чудеса давно не веря,

напротив пассажир зевал.

***       

Злорадно шепчет дождь простудный –

мол, одиночества печать…   

со временем тягаться трудно,

с начала не дано начать…

А где-то в параллельном мире

дождинки стынут на лету.  

Мужчина ходит по квартире

и ставит чайник на плиту.

Он ждёт меня, я знаю точно,

готовит ужин для меня.

А наша маленькая дочка

глаз не отводит от огня.

Лохматый кот когтистой лапой,

усердно шкрябает живот.     

И мой сынишка громко папой

мужчину этого зовёт.

Мир на замке, а ключ потерян,

куда-то брошен сгоряча.

Но я открыть сумею двери

и без пропавшего ключа.

С ленивой грацией небрежной

кот заберётся на кровать.

И будут ходики неспешно

иное время отбивать.

Протянет руки мне навстречу

единственный мужчина мой.

Покой опустится на плечи.

Я наконец вернусь домой!

***        

                 «Параллельные миры – реальность»

                    «В едином шестимерном

                      энергоинформационном потоке наш мир –

                     одна из бесконечного числа плоскостей

                    (в модели раскрытой книги)»

                    Сергей Антипов «Побег из Матрицы»

Мне снились параллельные миры –

излучины иного бытия.

В манящий космос путь во сне открыт.

Мы там бродили вместе – ты и я.

Страницы мы листали наугад –

нам было всё равно, куда идти.

И в нашу честь сиял планет парад.

И звёздам с нами было по пути.

Мы развернули крылья – дар небес –

и в звездопад рванули налегке…

Тут кот голодный в сон мой нагло влез.

В рассветной дымке образ твой исчез…

Лишь невесомость пёрышка в руке…

ПРЕДЗИМЬЕ. НОЧЬ.        

Угрюмый дождь в худом корыте ночи

стирает бабки-осени бельё,

ворчит сердито, холода́ пророчит,

пожухлое полощет будыльё.

А хо́лода всё нет и нет. Как странно!

И вместо снега под ногами грязь.

А дождь-ворчун хлопочет неустанно,

с предзимнею зевотою борясь.

Как хочется ему прилечь, забыться,

в снег обратясь, до будущей весны,

прикрыть, сомкнуть усталые ресницы,

и грезить, и дремать, и видеть сны.

И под весенним солнышком воспрянуть,

звенеть ручьём, играя и резвясь…

Предзимье. Ночь. Молотит дождь упрямо

в окошко.

           Темень. Сырость. Грязь.

ВОРОНЬЯ ОБИДА       

Промыслила ворона кусок ржаного хлеба.

Что ж, если поразмыслить, улов совсем не плох.

Попробовала клюнуть, подпрыгнула нелепо

и отошла в раздумье – кусок, увы, засох.

Подумав хорошенько, смикитила ворона:

хлеб надо бросить в воду – размокнет, отомрёт.

И, подхватив добычу, взлетела на ворота,

немного огляделась и ринулась вперёд.

А тут как раз и лужа раскинулась привольно

с обочиною рядом. По краю – тонкий лёд.

Ворона – плюх горбушку, и в сторону.

                                                             Довольна.

Похаживает важно, поглядывает, ждёт.

Но на беду воронью машина легковая

проехала по луже и встала над едой.

От возмущенья злого клюв-циркуль разевая,

раскаркалась ворона: «Ты что? Куда? Постой!»

Машина – ни полслова. Да ей-то что, заразе, – 

бездушное железо. А тут пропал обед.

Ворона разозлилась, да крыльями по грязи,

да по стеклу с размаху – ответ на сорок бед.

Бранясь на всю округу, ворона удалилась.

И день, с утра удачный, был ей уже не мил.

Водитель долго думал – кому, скажи на милость,

и чем же он так круто сегодня насолил?

ДЕТСАДОВСКОЕ НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ    

Крахмальная марля и звёзды из чайной бумаги.

Хрустящий пакет –

                        мандарин, карамель, шоколад.

И Анна Сергевна в костюме от Коли завмага.

И детский, когда-то у башни Маринкиной, сад.

Медведь во дворе,

                         и Снегурочка с Дедом Морозом.

Их Анна Сергевна лепила из снега вчера.

Сегодня я грызла сосульку, конечно, без спроса,

а завтра уже тридцать восемь и восемь с утра…

Мерцает звезда на верхушке наряженной ели,

и ватные хлопья на ниточках густо висят…

А время не дремлет,

                        и хлопья давно облетели.

Промчались года, отшумели, отпели метели.

Лишь в памяти пятый

                                у башни Маринкиной сад.

НЕМНОГО О СЧАСТЬЕ       

На болоте тоскует лягушка

средь постылых коряг и трясин.

Всё поглядывает на опушку –

не идёт ли Иван, царский сын?

Что ж ты, Ваня, ерша тебе в пятку,

где ж ты бродишь, дурная башка?

Водяной уже строит догадки,

подбирается исподтишка.

Намекает – мол, царского роду,

не смотри, что хвостат и пузат.

Обещает богатства природы

за один только ласковый взгляд.

А на что ей богатства земные?

Ей бы мужа, избёнку, детей,

Ночи, полные страсти, хмельные,

в жаркой пляске пустить лебедей

в сине озеро,

                 ей бы у печки

хлопотать да кормить мужика.

И чтоб ёкало, млело сердечко,

если милый коснётся слегка…

А Ивана подвёл навигатор –

то овраг, то болотная гать.

С ним царевич рванул за экватор,

чтоб пропажу свою разыскать.

Полетал на ковре-самолёте,

на заморском погрелся песке…

А в родном придворцовом болоте

красна девица сохнет в тоске.

Так, быть может, за счастьем не стоит

в заграничное лазить окно?

Человеческое и простое,

может, квакает рядом оно?