Рассказ, который я хочу вам сегодня предложить, - описание действительных событий, случившихся в сентябре 2001 года в штате Массачуссеттс, в маленьком городке под названием, скажем, Оаклайн. Я прожил там долгое время и, как раз, собирался переезжать на северное побережье штата ... Впрочем, это не важно. Все персонажи рассказа будут говорить по-русски, хотя в реальной жизни было не так - по-русски говорили только Игорь , Глафира , судебная переводчица Элла и я. Но, наверно, проще использовать понятный всем язык, поясняя, что судья, например, спикает на английском. Думаю, будет понятно кто, да как изъяснялся. Итак, вот он, мой рассказ.
МОРКОВКА
В США я живу с 1980 года. Первые двадцать лет в маленьком городке Оаклайн, расположенном почти что в самом центре столицы штата, но совершенно независимом, имеющим собственное правительство, собственную полицию, пожарную охрану, а, главное и совершенно необходимое для моего повествования, собственный суд. В здании этого суда я провёл много времени. Очень много. Сначала, работая в вечернюю смену, приходил сюда к открытию и садился в зал слушать прокуроров, адвокатов, судей, а также бандитов, злоумышленников и нарушителей. Таким образом пытался разобраться в непонятном тогда английском языке. Кстати, разобрался. Работники суда, особенно судьи, смотрели на меня очень подозрительно, а один из них, Сильверман, однажды приказал бейлифу - судебному приставу - привести меня в специальную комнату для опроса. Было немного не по себе, когда чёрнокожий гигант подошёл и сказал:
- Следуйте за мной, сэр. Вас хочет видеть судья Сильверман.
Я покорно поплёлся за ним, чуя недоброе. Но всё оказалось абсолютно безобидным.
- Вы юрист?- спросил судья. - Студент-законник?
- Нет-нет,- ответил я на изломанном английском с чистейшим русским акцентом.- Просто пытаюсь таким образом освоить язык.
Судья улыбнулся и отпустил меня на все четыре. Но, как выяснилось, не надолго…
В скором времени я стал часто появляться в этом здании, отбивая автомобильные штрафы, а потом чуть ли не каждый месяц судился с хозяином квартиры, в которй жил. То он на меня иск, то я на него. Наши споры всегда попадали на стол судье Сильверману. Теперь, замечая меня в зале, он ехидно говорил:
- А-а-а, мистер Григорьев. Ну что, познали английский? Сейчас проверим: у вас сегодня штраф или квартира?
Судья этот, кстати, был знаменит своей женой, которую никто никогда не видел, но которая могла позвонить в самый разгар судебного заседания, и оно немедленно прерывалось: иногда на полчаса, иногда до следующего утра. Было очень забавно наблюдать огромного бейлифа, благоговейным шопотом докладывающего:
- Ваша честь, ваша ЖЕНА на телефоне.-И ещё тише:- Что сказать?
Но это всё вступление. Теперь о том, что произошло сентябрьским утром 2001 года. Я сидел дома и курил, когда, как полагается по жанру, зазвонил телефон. Голос Фимы-таксиста я узнал сразу, хотя не слышал лет восемь. После обычных приветствий, вопросов и ответов Фима перешёл к делу.
- Понимаешь,- начал он.-Мой двоюродный брат Игорь, а ему, слава богу, семьдесят три года, (added comma) решился, наконец, бросить свой Новосибирск и эмигрировать.
- Поздравляю.
- Погоди поздравлять,-продолжал Фима.- Ничего хорошего. Приехал он год назад, получил, как водится, все нужные программы, а прошлым февралём пошёл в супермаркет и попал в историю.Рассказать?
- Рассказывай, - благодушно разрешил я, закуривая очередную сигарету. Представить себе к чему приведёт его рассказ я, конечно, не мог. Даже в самых необычных фантазиях.
- Спасибо, - отозвался Фима. - Понимаешь, Игоряха мой пошёл тогда в супермаркет, купил кой-чего, а на выходе эти с... обвинили его в воровстве. Будто бы он украл морковку. Положил во внутренний карман пальто и пытался вынести, не заплатив. А этого не может быть: брат мой мухи не обидит...
- Слушай, - прервал его я, - причём здесь муха? Они же его в воровстве обвиняют. Или он, в добавок, кого зашиб?
- Да нет, это я фигурально так... Вообщем, в суд его вызывают. Мы всё откладывали: то по болезни, то по отсутствии лояра, а завтра последний срок. Он, ведь, английского не знает, кто переведёт?
- Погоди, погоди, - удивился я. - Есть, во-первых, бесплатные адвокаты, во-вторых, судебные переводчики...
- Есть, конечно… Но адвокаты эти русского не знают, а те, которые знают, совсем и не бесплатные, а очень даже платные и за дело не берутся. Говорят - суд простит, не будет пачкатся за девяносто девять центов. Сходишь с ним завтра, а?
Всё стало ясно: ошалевшие от бесконечных попыток воровства работники супермаркета поймали первую попавшуюся жертву и решили для примера наказать, как полагается. И жертвой этой оказался семидесятитрёхлетний уроженец города Новосибирска Игорь Исакович Бронштейн, Фимин двоюродный брат. Морковку он, без сомнения, хотел украсть - здесь магазин прав на все сто. Но девяносто девять центов?! Даже не доллар! Противно было всё это. Однако Фиму я знал давно - в прошлом он меня часто выручал - и не мог не откликнуться.
- Хорошо, - согласился я.
На следующее утро мы сидели в зале суда и ждали, когда нас вызовут на предварительную разборку. А заседал в тот день, как и положено по жанру, судья Сильверман. Вскоре секретарь объявил: "Супермаркет против Игоря Бронштейна" , и мы вышли на “лобное место” - к судейскому столу.
- Мистер Григорьев! - воскликнул судья. - Какими судьбами? Что у вас: штраф или опять с квартплатой проблема?
- Да нет, ваша честь, я здесь в качестве переводчика Игоря Бронштейна.
Судья подозрительно посмотрел на меня.
- Да? А где его адвокат? Может вы всё-таки юрист? И всё это время нас разводили? Прикидывались эдакой невинной овечкой?
Я молчал, понимая, что от судьи сегодня ничего хорошего не дождаться.
- Посмотрим, посмотрим, - продолжил он, изучая бумаги и внедряясь в дело. Потом добавил: - не думаю, что смогу обрадовать вашего клиента, мистер Григорьев.
- Ваша честь! Он мне не клиент, а я не адвокат. Просто меня попросили перевести, что здесь будут говорить, - взмолился я.
- Слыхали мы, слыхали , (removed мы ) да верится с трудом. Ладно, сейчас послушаем истца, потом решим.
Представитель супермаркета рассказал, что двадцать шестого февраля сего года означенный Игорь Бронштейн купил в магазине продуктов на пять долларов двадцать четыре цента, а именно:куриные ножки, хлеб, картошку, при этом пытался вынести, не заплатив, морковку, спрятав её во внутренний карман пальто, но был задержан доблестными и бдительными работниками супермаркета, и теперь супермаркет требует справедливого суда и сурового наказания для злостного расхитителя.
Тут я не выдержал и заявил:
- Ваша честь! Никто не имеет права называть мистера Бронштейна расхитителем - вина его не доказана.
- А действительно,- судья очень неприязненно посмотрел в мою сторону. - Некоторые не юристы правы.
Потом повернулся к обвинителям:
- Вы там полегче выражайтесь, а то этот... переводчик, глядишь, встречный иск пришлёт.
- Что происходит? - подал голос Игорь.
Я рассказал.
- Ух, ты,- обрадовался он. - Может и вправду подадим? А деньги можно срубить?
" Ну и наглятина,"- подумалось мне. А вслух сказал:
- Врядли. Отбиться бы - уже хорошо.
Выслушав обвинителей, судья обратился ко мне:
- Переведите вашему...клиенту следующее: у него есть выбор признать себя виновным сейчас , попросить о присяжных, которые признают его виновным или отдаться во власть судьи, а вы знаете, кто будет разбирать это дело, мистер Григорьев, а тогда его уж точно признают виновным.
Я перевёл Игорю слова судьи, добавив при этом, что присяжные, узнав о его бесплатной медицине, фудстемпах и других привилегиях, разделаются с ним по первое число, поэтому лучше разговаривать с судьёй, но и здесь, видимо, ничего хорошего ждать не приходится. Всё-же склонились ко второму варианту.
- Ваша честь! Мистер Бронштейн выбрал суд без присяжных, но ему необходимо время, чтобы найти адвоката.
- Прекрасно, - сказал судья. - Секретарь назначит вам дату.
Игорю дали три недели. Мы попрощались, я пожелал ему удачи, посоветовал пару русскоязычных адвокатов и, как тогда казалось, финита ля комедия. Нo… Впрочем, давайте по порядку.
Через несколько дней после похода в суд я оказался в гостях у друзей, где познакомился с Глафирой, женщиной лет восьмидесяти. Речь её изобиловала пословицами, поговорками и различными присказками. Сказка, как и обещали нам в детстве, оказалась впереди, когда Глафира стала, пританцовывая и расправляя над головой цветастый платок, петь частушки. Знала она их бесконечное множество и развлекала нас часа два с половиной. Унять Глафиру не было никакой возможности, но потом она сама утомилась и, наконец успокоившись, присела. Разговорились. Выяснилось, что когда-то эта женщина была старшим научным сотрудником какого-то Тамбовского института, защитила кандидатскую диссертацию по русскому
фольклору, не имея высшего образования. Всю жизнь собирала различные прибаутки, которые аккуратно записывала и теперь у неё дома в Молдене - пригороде Бостона - хранится рукопись примерно в тысячу страниц. Тогда я так и не понял, как она попала в Соединённые Штаты, а потом меня это уже не интересовало. Женщина-частушка, как она себя называла, сыграла в моей истории самую главную роль.
Когда снова позвонил Фима, жалуясь, что Игоряха так и не нашёл нормального адвоката, и попросил подсобить в суде с переводом, у меня в голове зародилась шальная, безумная идея. Фиме сказал, что, ладно, согласен, позвонил друзьям, у которых встретил женщину-частушку, узнал её адрес и поехал превращать своё безумство в реальность. Глафира была рада. Охотно показала собрание частушек и прибауток на восьмистах семидесяти четырёх страницах рукописного текста. Часа три я честно просматривал это уникальное собрание, а потом приступил к выполнению своего плана.
- Глафира, - сказал я, - давайте отнесём эти бесценные страницы в самый знаменитый университет и безвозмездно подарим. За это они сделают вас главным экспертом по всем русским народным творчествам и, уверяю, даже бумагу соответствующую дадут.
- Правда чтоль? - недоверчиво спросила она.
- Без всякого сомнения.
Видно было, что Глафира заинтересовалась.
- Лады, - согласилась она. - Где наша-то не пропадала.
- Вот и прекрасно. Завтра же и отправимся.А сейчас у меня есть вопрос: скажите, вы слышали о русском обычае, которому нас учили мамы: если зимой покупаешь овощи, то их, кроме картошки, надо рассовывать по боковым или внутренним карманам верхней одежды, чтобы не замёрзли?
- В Тамбове такого не знали, -моментально отозвалась Глафира.
- В Тамбове может и не знали, а в Москве и Новосибирске он был очень распространён, - парировал я. - Надо, чтобы вы подтвердили это в суде.
- Дак ктож меня в суд- то пустит, милок? - удивилась женщина- частушка.
- И пустят, и выслушают, если получим то, что я вам обещал. Уговор?
- А чё, давай и выступим. Где наша-то не пропадала.
На том и порешили, а на следующее утро поехали в самый знаменитый университет, куда я предварительно позвонил и договорился о встрече с одним из преподавателей русского языка. Фольклорное собрание произвело фурор, часа два его копировали, Глафире предложили быть почётным членом кафедры, а она, вдруг, стала петь частушки и танцевать и, чтобы поскорей от неё избавиться, ей, по моей просьбе, выдали бумагу, где чёрным по белому написали, что Глафира является экспертом по русским обычаям, традициям и народному литературному творчеству этого самого знаменитого университета.
Настал день судебного разбирательства. Мы явились в полном сооставе: Игорь Исакович Бронштейн,Глафира Севериановна и я. В зале суда уже находились: один из городских прокуроров, женщина лет пятидесяти, представитель супермаркета, судебный клерк и тот самый гигантский бейлиф, с которым мне когда-то довелось общаться. Минут через пять он и обьявил:- ---Всем встать! Суд идёт!
Все встали. Появился судья Сильверман.
- Можете сесть, - снова подал голос бейлиф.
Все сели,и разбирательство началось. После нескольких организационных минут слово взяла женщина - прокурор. Она подробно и нудно рассказывала о фактах воровства в местных магазинах, приводила данные статистики , в которых мелькали имена и фамилии наших русскоязычных братьев и сестёр, а потом перешла на бедного Игоря, потребовав наказание в виде условного лишения свободы, сроком на шесть месяцев, штрафу, в размере пятьсот долларов и возмещению ущерба,равного девяносто девяти центам. На этом она закончила и села на место. Взор судьи обратился на нас.
- Скажите, мистер Григорьев, - начал он вкрадчиво, - эта леди, рядом с вами, адвокат мистера Бронштейна?
-Нет, ваша честь, - ответил я.
- Так, - судья Сильверман обшарил глазами весь зал заседаний. - Кроме неё и... переводчика я рядом с мистером Бронштейном никого не вижу. Где же его адвокат?
- Ваша честь! Мистеру Бронштейну не удалось за такое короткое время найти подходящего адвоката, поэтому он будет сам себя защищать.
Судья внимательно посмотрел на меня.
- А вы, мистер Григорьев, вы будете переводить?
- Я буду переводить.
- Ну-ну, - он покачал головой, - начинайте... переводить.
- Во-первых, ваша честь, - начал я, - у меня вопрос: почему в своей яркой речи уважаемый прокурор упомянула только имена русских эмигрантов? Что, разве испанцы, португальцы, китайцы и другие не воруют? Давайте отложим слушание и закажем полицейскую статистику по городу; могу с уверенностью сказать, что все воруют в равной мере, так что не надо делать из этого разбирательства расправу над русскими эмигрантами.
Судья Сильверман аж подскочил на месте, потом повернулся к прокурорше:
- Что скажете на это?
Та злостно посмотрела в мою сторону.
- Кто этот человек? - спросила она.
- Переводчик, - ответил судья.
- Какое он имеет право говорить в суде от своего имени? - Последовал вопрос.
- А я перевёл мнение мистера Бронштейна, - заметил я, - только и всего.
Судья поднял руку.
- Спокойно, - сказал он. - Откладывать слушание мы не будем.
Я, для вида пошептавшись с Игорем, заявил:
- Тогда Мистер Бронштейн требует, чтобы из речи прокурора были убраны все намёки на русское происхождение.
- Мистер Григорьев, скажите, - вкрадчиво задал вопрос судья Сильверман, - откуда переводчику знать такие тонкости американской юстиции?
- А вы помните, ваша честь, как я изучал английский язык?
Внимательно посмотрев на меня, судья повернулся в сторону клерка.
- Исключите из речи прокурора все намёки на происхождение обвиняемого. - И снова ко мне: - Удовлетворены, мистер Григорьев?
Я снова пошептался с Игорем и уже он сказал единственное, что знал по-английски:
- Сэнк ю.
- Ну, мистер Григорьев, кто будет говорить в защиту мистера Бронштейна, вы или он сам? - спросил судья.
- Ваша честь, - сказал я, - мистер Бронштейн впервые предстал перед американским судом. А для нас, эмигрантов из Советского Союза и России, суд - дело решённое, причём, не в нашу пользу. Хотя я и уверял его в справедливости американского правосудия, но он, всё-равно, немного не в себе. Поэтому и попросил меня изложить его точку зрения на это случайное недоразумение.
Прокурорша буквально сорвалась со своего места и бросилась к судейскому столу.
- Это незаконно! - Почти кричала она. - Кто этот Григорьев?! Он что - адвокат?! Вызывайте судебного переводчика, пусть обвиняемый сам говорит.
Тут и я подошёл к столу.
- Ваша честь! - Они повернулись ко мне. - Мистер Бронштейн желает воспользоваться поправкой к конституции, которая позволяет ему ничего не говорить во время судебного разбирательства.
Судья очень внимательно и очень неприязненно посмотрел на меня.
- И вы знаете номер этой поправки? - спросил он.
- По-моему, пятая.
Судья задумался. Потом произнёс:
- Я разрешаю мистеру Григорьеву высказать мнение мистера Бронштейна.
Прокурорша ушла, ничего не добившись. А я, призывая вдохновение на помощь, начал свой спектакль.
- Уважаемый суд! Там в далёкой и холодной России, а особенно в Сибири, откуда родом мистер Бронштейн, существовал и существует обычай, которому нас учили ещё бабушки, а некоторых даже и прабабушки: если зимой, в магазине, покупаешь овощи, то их все, кроме картошки, надо рассовать по карманам пальто или другой верхней одежды, чтобы по пути домой овощи не замёрзли и были годны к употреблению в пищу.
Немедленно раздался голос прокурорши:
- Я протестую! Это чистой воды спекуляция! Чем можно подкрепить такое заявление? Оно бездоказательно.
- А действительно, - согласился судья, - как докажете?
Этого-то я и добивался.
- Ваша честь, - сказак я, - в этом зале находится самый авторитетный в мире эксперт по русским обычаям и традициям, признанный таковым лучшим в мире университетом. - С этим словами я передал ему Глафирину бумагу.
Несколько минут судья изучал её, потом подозвал обвинителя, и они принялись шопотом что-то обсуждать.
Наконец, судья объявил:
- Хорошо. Пусть эксперт предъявит удостоверение личности и займёт свидетельское место. - Когда это было сделано, он добавил: - Приведите её к присяге.
Клерк подошёл к Глафире с библией в руках, но тут выяснилось, что она не знает ни одного слова по английски.
- Протестую! - снова подала голос прокурорша. - Как же с ней общаться?
- Я переведу, - предложил я.
- Э, нет, мистер Григорьев. Вы - лицо заинтересованное. Бейлиф, приведите русского переводчика, причём, как можно скорее, а пока объявляю перерыв.
Переводчица появилась минут через сорок, её звали Эллой, и мы были немного знакомы - встречались в этом же здании раньше. Только-только судья попросил Эллу перевести свой вопрос - был ли действительно такой обычай в Росии, как подошёл бейлиф и тихонько проговорил:
- Ваша честь, ваша ЖЕНА звонит...
Договорить он не успел, потому что судья рявкнул громогласно:
- Скажите миссис Сильверман, что я позже перезвоню! Пока не доберусь до истины и не выведу этого, - тут он кивнул в мою сторону, - переводчика на чистую воду, прошу по пустякам меня не беспокоить. Продолжим.
Эта пауза в разбирательстве нас просто спасла, потому что Элла сразу всё поняла и согнулась пополам от хохота, чего судья, разговаривая с бейлифом, не заметил, а Элла успела придти в себя и перевела вопрос Глафире.
- В Тамбове - нет, - ответила Глафира, - а вообще был. Особенно в Москве и Новосибирске. Даже частушка есть. - И она, вдруг, сорвалась со стула и пропела: - Зимой,(added comma) в карманы, по порядку, складируй, что росло на грядке.
На это присутствующие отреагировали по разному: судья оторопел, прокурорша усмехнулась, я похолодел, а под бейлифом, который хохотал, как безумный, сломался стул. Элла, заявив, что ей необходимо в женскую комнату, пулей вылетела из помещения. Вернулась она минут через пять, а я за это время угомонил Глафиру и усадил её на место.
- Ещё один такой выходок уважаемого эксперта, и я прикажу всех вас вывести из зала суда, мистер Григорьев. Бейлиф принесите себе нормальный стул. - Судья повернулся к Элле: - Так что же ответила леди-эксперт?
Выслушав ответ Глафиры, судья задумался. Потом объявил перерыв на полчаса.
Долго тянулись эти тридцать минут, но, наконец, бейлиф, приподнявшись уже с нового стула, (added comma)объявил:
- Встать, суд идёт.
Потом судья Сильверман сказал, что прерывает слушание дела, так как уже вынес решение.
- Воровство - это плохо. - продолжил он. - Но есть также обычаи и традиции других народов, которые надо уважать. В данном случае русский народный обычай сыграл со всеми злую шутку. Поэтому приказываю мистеру Бронштейну уплатить супермаркету цену морковки (removed comma) в размере девяносто девяти центов, а уголовное дело закрываю, ввиду отсутствия состава преступления. Все свободны. Мистер Григорьев, подойдите сюда.- И спросил, когда я подошёл: - О чём пела эта женщина?
- Я и сам не понял, ваша честь.
- Конечно-конечно, другого ответа просто в природе не существует, - впервые за долгое время судья улыбнулся. - Уверен, что скоро увидимся.
- Да нет, наверно, - улыбнулся я в ответ. - Завтра переезжаю на северное побережье.
- Ну,(added comma) что ж, желаю удачи.
- Спасибо, ваша честь.
- Да не вам, - снова улыбнулся судья Сильверман, - судам севeрного побережья.
На том мы и расстались. Через несколько минут,когда я подъехал к зданию суда, чтобы забрать Глафиру - её нужно было подбросить домой, ко мне подошла прокурорша, которая как раз вышла на улицу.
- Вы знаете, мистер Григорьев, я работаю прокурором больше двадцати лет, видела многое, но никогда ещё не встречала такого проходимца, как вы. - И отправилась по своим делам.
Что касается Игоря Исаковича Бронштейна, то он как-то тихо и незаметно испарился, не попрощавшись и не поблагодарив. Больше я никогда его не видел. Ну, да бог с ним...
КОНЕЦ
Мы в соцсетях: