Память искажает, особенно тех, кого мы знаем лучше всего. Она союзница забвения, союзница смерти. Это сеть с крошечным уловом и вытекшей водой. Вам не воспользоваться ею, чтобы кого-то оживить, хотя бы на бумаге. Что делать с миллионами невостребованных нервных клеток нашего мозга? Что делать с пастернаковским: «Всесильный Бог деталей, / Всесильный Бог любви»? На каком количестве деталей можно позволить себе успокоиться?
И. Бродский, Полторы комнаты (отрывок)
– Даже не знаю, почему меня не то что тянет… я чувствую, что должен Вам рассказать об этом… не говорил по душам давно, что ли… И не так, как с равви беседовать, не совета просить, не молиться, а…
Он сделал паузу, хотя чувствовалось: для этого человека слова – не нечто, используемое по необходимости, а податливый материал и привычный инструмент. Да, именно так – Хаим Вицинский был писатель.
Собеседница улыбнулась – если это можно было назвать улыбкой: глаза, спрятанные за непроницаемой темнотой солнцезащитных очков, которые она не сняла даже здесь, в самолёте, ничего не могли сказать, но губы, тонкие, чётко очерченные (верхняя напоминала стрельцовский лук, как его обычно изображают многочисленные гороскопы), дрогнули уголками вверх. Она качнула головой:
– Расскажите, если так. Иногда… не хочется говорить банальности, но иногда случайный попутчик – лучший исповедник, а многочасовой полёт – ограниченная и довольно статичная ситуация по условиям, но отнюдь не безысходная. Кто знает, где ждут нас лучшие обретения?
Книгу, лежавшую на коленях, она закрыла, повернув её задней обложкой вверх. После обеда, в меню которого входило хорошее вино, разговор между соседями по креслам начался, как это обычно бывает, с незначительных фраз и очень быстро перерос в доверительную беседу. Не будем гадать, что было тому причиной – два бокала, выпитых со вкусом, или каприз так называемого случая, который свёл на несколько часов людей разных судеб и стран, но схожих в том неуловимом и загадочном, что заставляет их делиться порой самым сокровенным. Итак, чтение было отложено, хотя Хаим и сделал попытку извиниться.
– Расскажите, – повторила она. – Я вижу Вас впервые в жизни, но почему-то мне кажется, что Вы… несколько не в ладу с самим собой. Вы упомянули рэбе… Вы верующий? Подождите… можно, я попробую угадать? Я бы сказала – Вы не верите, Вы именно веруете… Вы редко посещаете синагогу, очень редко, но это и не требуется Вам, Ваша вера… чиста, что ли… Она надо всем. Ей не нужны объяснения, обряды… Но вместе с тем Ваш мир внутри… он неустроен.
– Вы чувствуете людей. Я не буду спрашивать, что это – опыт работы в некоей области, относящейся ко врачевательству душ человеческих, или способности… но Вы правы. Я могу спросить, откуда Вы?
– Не поверите – я родилась в самолёте… Возможно, поэтому и читаю людей, как книги, – границ и условностей не существует. Состояние полёта, где бы он ни происходил, – в небе, в душе ли – настолько естественно для меня… Впрочем, Вы ведь хотели рассказать о себе… я даже предположу, что речь пойдёт о женщине…
– От Вас невозможно что-либо утаить… – Хаим позволил себе открытый взгляд на собеседницу: чёрные с проседью волосы, лежащие в удлинённом «каре», смуглые лицо и руки без колец, скромный, скорее, строгий, почти мужской брючный костюм тёмно-стального цвета… и пронзительной свежести нежно-салатовый шейный платок, небольшой, завязанный так, что один уголок был спрятан под тканью на шее, а другой трепетал, словно жил сам по себе. Хаим невольно остановил глаза именно на этом живом кусочке зелени и неожиданно для себя произнёс: – Иногда мне кажется, что в моей жизни нет больше вот такого чистого, открытого цвета… СамОй жизни нет. Можете себе представить, чтО это значит для творчества…
– Вам кажется. Хотя мои уверения могут выглядеть неуклюжей и поспешной попыткой хоть как-то поддержать Вас, тем не менее – это правда. Более того – это истина. Разве Вы не пишете сейчас, ничего не держите… мммм… назовем это «творческой заначкой» – в ней пусто?
– Пишу… Не так плодотворно, как раньше. Бывают периоды молчания – днями к лэптопу не прикасаюсь. С некоторых пор… примерно год назад эти паузы участились, и количество дней в каждой увеличивается… Когда-то было такое со мной. Но тогда у меня был помощник, вернее, помощница… Не помощница – ангел во плоти, как бы это избито ни звучало. Понял я это только, окончательно понял, боюсь, слишком поздно…
Хаим замолчал было, но тут же продолжил: – Познакомились мы… лет, пожалуй, восемь назад. В какой-то социалке, в Сети, как это было модно… Я тогда не имел ничего, кроме головы, напичканной самыми разнообразными мыслями, рассуждениями, идеями, двух сотен текстов, из которых едва ли можно было назвать стихами половину, и огромного тщеславия. Сетевые публикации – думаю, Вы в курсе… Мне хотелось большего. Много большего. Знакомств в этой сфере, да и мало-мальски конкретных представлений о том, как «стать знаменитым», не было. Это истории хорошо читать в романах о головокружительных взлётах и прочем, а самому… Да и, честно сказать, мечтал я об этом – а чтобы какие-то шаги делать, так не было этого. Бизнес держал, работал… что-то рифмовалось – записывал… В общем, случайно или не случайно (я уж теперь склонен более последнее предполагать), но мы познакомились. Лера стала мои тексты в порядок приводить (она профессиональным корректором была) да потихоньку пристраивать в литературные журналы, в издательстве которых подвизалась. Сколько она труда положила на то, чтобы мои сбивчивые запятые расставить, как полагается, – мне это до сих пор оценить невозможно… Да ещё всегда говорила, что ей это в радость… И буду совсем честен – почувствовал, что не только в радость. Уж не знаю, насколько в том были повинны мои вирши, насколько я сам… Дальше – больше. Валерия ведь и сама поэтом была, от Бога, что называется. Мужчинам обычно трудно женщин читать… Впрочем, нет, «трудно» – это не то слово. И дело отнюдь не в расхожем мифе о том, что мужчины менее эмоциональны, а женское творчество сплошь на эмоциях – можно много привести примеров опровергающих как первый постулат, так и второй. Да что далеко ходить – Ваш покорный слуга более чем неуравновешенное создание, резкое, взрывное, с непредсказуемой сменой настроения… Но её я любил читать. И не потому, что очень скоро и часто перед её стихотворениями стали появляться посвящения. Чёрт возьми, это приятно!.. Но, знаете, я не согласен с Пушкиным – ведь ему приписывают авторство знаменитых слов о поэзии – я люблю умные стихи. Мы много говорили о том, как можно писать, можно ли подражать кому-либо и что собственно значит подражание… так вот она не была похожа ни на кого. В её поэзии был характер…
Хаим замолчал. Собеседница терпеливо ждала, даже не пробуя задать вопрос. Только пальцы тихонько поглаживали книгу, лежащую на коленях.
– Мы разговаривали с Лерой, насколько позволяла её кропотливая работа, да и собственный бизнес (хотя был у меня напарник, совладелец почти) времени требовал. Однажды зашла речь о встрече, не виртуальной… Я знал, что она живёт очень скромно, но скорее, чем я, соберётся прилететь, и тем не менее тогда, несколько лет назад, ответил: а почему бы и нет? Но, как известно, человек предполагает только… Деньги она нашла на дорогу, но встречу нам пришлось запланировать не слишком скоро – мне должны были сделать операцию на сердце. Сказать, что боялся – значит ничего не сказать. Мы не помним о смерти… А страх её постоянный – хуже этого нет. Вечерами садился в машину и гнал по шоссе – просто вперёд, потом назад, будто убежать пытался от этого страха, слава Богу, мыслей дурных не было – искать что-то, чтобы скорей всё кончилось, разом… Молиться… как умел. Однажды не выдержал, рассказал ей… Знаете… такую поддержку редко встретишь – по-мужски сдержанно, крепко и вместе с тем мягко, с нежностью, без истерики, не один месяц – очередь была, у нас в стране сердечников много… Позвонила мне накануне, когда я уже в больницу приехал, когда подготовили меня практически, и оставалась только ночь… Вот тогда я и услышал – помните, о радости, с которой она над текстами работала? Догадка моя подтвердилась. Но что я мог ответить…
Операция прошло успешно – иначе мы бы с Вами не беседовали сейчас. Да, медицина в Израиле на уровне, конечно, и сердце мое на подстраховке теперь – у нас многие так живут: климат, ритм… Я не утомил Вас?
– Жизнь не может быть утомительна. Иначе зачем она?
– Мудрые слова. Я всегда немножко завидовал такому отношению. Каюсь, много раз твердил, что устал. Не знаю, есть ли тому оправдание… Но тогда я и предположить не мог, какое «продолжение» ждало меня, да и Лерушку вместе со мной.
Через несколько дней я уже был дома, даже какие-то строчки стали приходить… Диктовал – сын записывал, он тогда ещё со мной жил. Со временем пришел в себя окончательно, разумеется. Лера работала, подала документы на загранпаспорт, к билетам стала прицениваться… Меня периодически приглашали на осмотр, анализы – ну как это бывает обычно… и однажды результат этих анализов и соответствующий диагноз меня чуть не заставил небесам проклятия адресовать: за что?! Называть не хочу, сами догадаетесь, каков он был… Хорошо ещё, что поставили его своевременно. Ну… Встречу мы решили отложить на год. До сих пор помню тот день, когда попросил Леру об этом. Помню, как она удерживалась, чтобы не расплакаться по телефону, – мы говорили тогда с утра до вечера, прерываясь, конечно… и письменно, и устно… Тихий голос, дрожащий иногда… но сильный. Это было всегда в ней, тот самый характер… и поддержка. Снова. Неизменно. Мне тогда временами становилось всё равно – буду я жить или нет, так было плохо. Но признАюсь Вам – именно её сила, её вера тащили меня, прямо скажем, с того света… Она говорила со мной, много, долго, порой не было сил даже коротко ответить ей, порой резко отвечал – лечение в таких случаях тяжело проходит, это общеизвестно. Она терпела. Моё состояние, моё молчание, а иногда и раздражённость, время – всё переносила. И верила в то, что я выкарабкаюсь. Результат – Вы видите… но это ещё не всё.
Я постараюсь коротко… У Леры вышла книга стихов. Первая в её жизни. Она посвятила её мне… и я опять ничего не мог ответить. А примерно через полгода она прилетела. Помню, как ехал встречать её в Бен-Гурион и пытался представить – какая она в жизни… Оказалась выше, стройней… Красивая женщина. Уж простите, что женщине же и говорю так, но…
– Не извиняйтесь. Женщины ведь тоже разные, не так ли? И Ваша история не тому ли пример?
– Пожалуй. Просто редко встречаются такие… исключения, как Вы и она. Мне… не очень везло, должен признаться. Однако… Мы провели вместе неделю. Она очень не хотела уезжать… а я – я очень скоро познакомился с молодой девчонкой. Ну да, да, бес в ребро – тот самый случай. Верите ли – как говорит молодёжь – крышу сносило. Снова сетевое знакомство, снова другая страна – уж не знаю, по какой прихоти богов, но та же Россия… Словно ослеп – ничего, никого не хотел видеть, слышать… только к ней хотел бежать, лететь… И что Вы думаете? Сорвался таки… почти. Не сразу, нет. Времени ещё много прошло – столько, что верная моя Лера успела в Союз писателей вступить, нашу книгу стихов собрать и договориться с издательством об ускоренной печати, ещё раз прилететь ко мне… Встреча… можно, я не буду об этом рассказывать?
– Можно… Вы настолько остро помните это… Она видела его, видела, как он ищет между людьми, как спохватывается, вспомнив, что ошибся, пойдя в другую сторону зала ожидания… Расстояние между ними сокращалось, и вот уже глаза… эти бесконечно дорогие глаза заметили её, и в них боль – такая же, тревога, вина, облегчение и… тепло… бесконечное тепло… родное…
– Именно так и было. Однако же… сам искал от этого тепла чего-то ещё. Чего? Я до сих пор не знаю ответа… Думал – вот оно, счастье, в этой девочке, прилечу, женюсь, и будет в моей жизни что-то, чего не было никогда… За всеми событиями, перепиской прошло ещё около года, я собрал бумаги, решил вопрос с квартирой, машину сыну отдал – не до вождения мне было в таком состоянии, конечно, бизнес из-за болезни ещё раньше напарнику продал, подрабатывал, когда уже восстановился, в разных фирмах… Билет взял на самолёт. Вызвал такси – сын работал, да и мне хотелось быть одному. Скажите, Вы верите в то, что существуют знаки судьбы, предупреждения?
– Безусловно…
– Я тоже… В тот вечер, когда я должен был лететь, стояла такая тихая погода… Может, мне казалось, но даже наша жара, пусть и осенняя, была легче несколько… Мы не успели проехать двух кварталов, как на наших глазах кроной на проезжую часть рухнул платан – не слишком частое событие для наших мест… дай Бог тому водителю! Успел затормозить… Может, машине это даже и вреда бы не нанесло существенного, не говоря уже о нас, но я словно прозрел тогда. Время на объезд у нас было, но я попросил его вернуться. Поднялся к себе, ключи у хозяина забрал… Старик ещё, помнится, сказал: я тебя скоро назад ждал… Сердце прыгало… Полночи просидел, просто просидел, не включая лэптоп, не отвечая на звонки, сообщения, курил… Девочка вышла замуж вскоре. Женщины не прощают таких поступков, да? Хотя… Вы бы простили, как мне кажется.
– Возможно. Теоретизировать сложно, предположить сложно – кто способен описать свои «будущие» чувства, если речь идёт о реальных людях? Согласитесь, что Вы более вольны в отношении своих героев, когда наделяете их теми или иными характерами, предписываете им те или иные действия. Вы берёте себе в помощники психологию – это понятно. Но в Вашей власти создавать новые фигуры на основе этой кальки, не так ли? И потом… Вы ведь не ждёте сейчас от меня ответа «за всех женщин»?
– Разумеется. Мы самих себя не знаем, не слышим иногда… не хотим слышать. А тогда… мне казалось, что я сломался, сгорел – умер, но продолжаю существовать, что ни строчки больше не напишу – да я даже думать об этом не мог! На работу устроился – хоть это меня как-то отвлекало. Возвращался домой – и каменел… не от боли даже – от осознания того, что кто-то там, наверху, саркастически так усмехается – сколько я ещё выдержу… Лера пыталась говорить со мной – я был груб… Ах да, забыл сказать – она ведь в этот год, до попытки моего отъезда, собрала мою книгу… я, кроме стихов, ещё иногда и небольшими рассказами баловался… Собрала, вычитала, рецензию написала, художника нашла – в общем, всё сделала… Авторские экземпляры мне отправила… и я не мог даже с ней разговаривать, срывался, ругался откровенно, понимал, что она ни в чём не виновата – и не мог по-другому… Мы с нею как-то задумали роман написать, да такой, чтобы можно было фильм сделать по нему… Я ведь недаром о тщеславии своём говорил – просыпается оно временами, неугомонное…
Хаим улыбнулся. Было заметно, что разговор о пережитом взволновал его, но вместе с тем он словно окончательно отпускал то, что когда-то причиняло ему боль.
– Каюсь, я хотел отвлечь Леру… Она была загорающимся человеком, поэтому я подумал: если ухватится за эту идею – ей… – Он сделал едва заметную паузу.
– Ей ведь тоже было больно, – подхватила его фразу собеседница. – И гораздо сильнее, нежели Вы можете себе представить. Судя по тому, что я услышала о ней, по Вашей интонации… мне бы хотелось познакомиться с ней. Хотя это, конечно, маловероятно…
– Невозможно. И сейчас поймёте, почему. В общем, она действительно увлеклась, полёт фантазии у нас обоих неограничен, фабулу мы взяли из собственной жизни – начало нашего знакомства, ну а дальше…
Иногда Лера жаловалась, что всё бросит, плакала, и я уговаривал её абстрагироваться от нас самих, переписывала целые главы, тормошила меня самыми неожиданными вопросами, потому что действие было «международным» – мы должны были сделать экшен… Присылала мне куски, мы спорили, обсуждая тот или иной поворот сюжета или даже реплики, образы героев – в общем, не знаю, помог ли я ей, меньше ли она думала обо мне, как о близком человеке, или напротив, усугубил её страдания – кто может знать глубины женского сердца? Когда я собирался уезжать, две трети – по нашему замыслу – были готовы. Не знаю, как удавалось этой удивительной женщине выдерживать ещё и бешеный рабочий темп, причём творческий… Но можете догадаться – после того, как я вернулся, все её вопросы о романе, о его окончании оставались без ответа. Закончила она его самостоятельно, так что я иногда думаю, насколько правомерно авторство двоих…
Так или иначе, но роман получился… Помню, что однажды поздно ночью меня разбудило сообщение. Ещё не проснувшись окончательно, с трудом разбирая слова на дисплее телефона, я прочитал название – «Ангел с видом на море»… После этого Лера замолчала. Я видел, что она появляется в Сети, но не делает попытки заговорить со мной. Я молчал тоже, я лечился этим молчанием – интуитивно, наощупь, если только можно хоть как-то двигаться наощупь в собственной душе… так прошёл месяц или даже более того. Казалось – год, годы…
– …и этот молчальнический пост был нарушен совершенно неожиданно, но естественно? Если учесть, что речь идёт о людях талантливых и неординарных?
– Да. Лера снова прилетела ко мне. Перед этим сообщив только, что она уже в самолёте, то есть времени на все размышления, если таковые и были в тот момент, у меня оставалось немного – несколько часов. Знаете… по прошествии времени могу сказать: встретил тогда её в Бен-Гурионе – и вздохнул. Смог дышать. Она… она замечательная. Жаль, что я так и не сумел ничем ответить ей…
– Вы всё время говорите в совершенно прошедшем времени, словно продолжение невозможно…
– Сделаю ещё одно признание: я очень хотел бы… но это действительно невозможно. Я… я потерял её. Нет, надеюсь, что она в добром здравии, в достатке и славе. Но следует завершить рассказ, иначе из повествования выпадет время. Та встреча – а это к тому же был день рождения Леры – завершилась через несколько часов: мы посидели, отметили, говорили обо всём на свете, вспомнили многое… и она улетела.
Спустя какое-то время я поймал себя на том, что мне хочется открыть лэптоп и набросать нечто… Да, я стал возвращаться к творчеству. Понемногу, иногда по нескольку строк, с периодами пустоты и бездарно проведённого времени, но… Да-да, конечно. Её безграничная вера и… да, и любовь и в этот раз сотворила чудо. Она возвращала меня к жизни снова… Спокойно, уверенно, настойчиво Валерия уводила меня с этого «ночного шоссе» – неверия в себя, в свои силы, в свой талант, в конце концов…
Не знаю, где и как, но почти за год до проведения поэтического фестиваля в Струге, в Македонии ей удалось раздобыть информацию о том, что там, на фестивале состоится подведение итогов конкурса не только поэтического, как это было все годы. Отдельно был объявлен конкурс на лучшую новинку среди произведений «крупной формы» в прозе. Отдельным условием, правда, было то, что повесть или роман должны были быть изданы на македонском или английском языке… Валерия уговорила меня участвовать. Переводчика, талантливейшую журналистку, блоггера, литературоведа я нашёл дома, в Израиле – Гила Гершина взялась… Я не слишком хорошо владею английским – теперь по иронии судьбы учусь по собственной книге… Скажу коротко – премия в номинации «Лучшее произведение в жанре психологической прозы» стала нашей. Помню журналистов, от которых нам пришлось «отбиваться» на причудливой смеси языков, помню, как мы сидели в зале стружского Дома поэтов в ожидании начала церемонии награждения, как выходили на сцену, помню сияющие карие глаза Леры – и самое яркое в них – любовь… Позже, ночью… мне даже показалось, что что-то дрогнуло в моём сердце… но нет. Даже тогда я ничего не ответил…
Мы вернулись из Македонии – Лера в Россию, я в Израиль. Что произошло дальше – я не знаю. Безо всяких объяснений она перестала выходить на связь, исчезла из Сети… телефоны молчали. Сначала я ждал – мало ли чего не бывает… У неё был свой дом, участок земли, доставшиеся по наследству. Помню, что хотела продать – в одиночку невозможно было уследить за всем, да и дом, по её рассказам, уже требовал не ремонта, а восстановления. Думал, что она вплотную занялась этими делами, а если ещё и писательство добавить… Но время шло, и любые оргвопросы оставили бы возможность хоть как-то «проявиться»… Ничего. Я стал наводить справки у знакомых – та же Сеть позволяла иметь много общих друзей – никто не мог ничего сказать. Я гнал дурные мысли, старался представлять, что она жива, здорова, но иногда… Надеюсь, что не причинил своими раздумьями ей никакого вреда – иногда готов поверить в самое, кажется, невероятное, необъяснимое… Знаете, в обыденной жизни, в повседневной у меня всё было ровно и гладко. Та премия, работа… Даже со здоровьем было относительно неплохо. Но, поверите ли? – каждое утро я просыпался с тайной надеждой: а вдруг сегодня отыщется Лерунюш?.. Потом начались эти паузы в творчестве. Снова. Я пытался вспоминать её слова, письма даже перечитывал – всё ведь сохранилось… Не было только её. Так прошёл год. Я перестал надеяться. Искать продолжал ещё какое-то время – и тоже перестал… Самую горькую «пилюлю» я получил совсем недавно, в этой поездке. В Праге я второй раз, много лет назад был – Лера говорила, что я вернусь сюда… Казалось бы, это должно было меня обрадовать, потому что лишний раз могло доказать – мечты сбываются, но нет… Это было письмо-предложение о съёмках фильма по нашему «Ангелу».
Те дотошные журналисты в Струге… среди них был чех, работавший в сфере кинобизнеса. Помню, что последнюю нашу визитку ему отдал и уже из Израиля отправил ему электронный вариант текста – все книги мы раздали тогда… Заинтересовался едва ли не Пётр ЗЕленка… но меня это даже не удивляет. За последние годы я научился воспринимать самые невероятные события как нечто само собой разумеющееся. Я увожу отсюда проект контракта – получив письмо, спустился на ресепшен в отеле, попросил распечатать…. Два условия: сценарий, его начальная, по крайней мере, разработка отдана нам как авторам – роман ведь и мыслился изначально как «киношный», Вы помните… Ну и подписать окончательный контракт мы должны оба… но этому, наверное, не бывать. Я даже не предполагаю, как, где искать её, в какой стране она сейчас может жить… а если вспомнить про мой мазаль* – какая уж тут мечта сбывшаяся…
– У Вас есть багаж? – неожиданно спросила собеседница.
– Да… – отозвался Хаим.
– Так вот пройдёте контроль, потом за багажом – оставьте свой мазаль, к которому Вы так скептически относитесь, там, на ленте транспортёра. Вы, писатель, верите тому, что самая настоящая история любви может закончиться так бездарно? Это противоречит всем правилам построения сюжета.
– Вы…
– Да. Я говорю, что Вы должны идти сами за собой. Произнесите вслух те слова, которые уже готовы прозвучать, и идите. Не думаю, чтобы Вы испытывали хоть какую-то каплю стеснения, доверив мне столько.
– Вы правы… Я люблю её. И любил все эти годы. Слепец… ведь только любимому человеку можно причинять боль, клянясь, что ничего подобного не случится! Причинять боль, будучи твёрдо уверенным, что нас простят… испытывать его терпение – чем угодно: нерешительностью, молчанием, неверием… самому себе в первую очередь. Причинять боль этой вечной мыслью – невесть откуда взявшейся, что всегда кто-то решит и решает за нас, вечными кивками на судьбу, этой беспардонной наглостью – оперировать красивыми словами, цитатами из Вечных книг – любого народа, но при этом делать из своей собственной жизни убогое посмешище, уродливое, зажатое, нежизнеспособное… Но тогда скажите, как…
***
– Ladies and gentlemen! Our plane in half an hour**…
Хаим открыл глаза, слегка потянулся, насколько позволяло самолётное кресло. «Старею, – подумал он. – Никогда раньше в самолёте не засыпал… Боги небес...» В соседнем кресле лежала книга задней обложкой вверх. Хаим взял её: «Ну вот, студент из меня никакой… Английский на сон грядуший…» Он с грустью усмехнулся, погладив корешок, по которому строгим шрифтом тусклого золота бежала надпись: «Angel with sea view»…
…Очередь к будочкам паспортного контроля двигалась медленно. «Лера, Лерушка… – непрерывно билось в мыслях Хаима. – Что же не подсказала незнакомка, где искать тебя? И кто она была сама? Тоже мне, знаток психологии, не мог расспросить понастойчивей… – Хаим чуть не хлопнул себя по лбу: – Во сне?» Чувствуя, что непривычный сон в самолёте несколько вывел его из ощущения реального мира, Хаим прошёл паспортный контроль и направился к ленте, по которой должен был «поехать» багаж его рейса. В ожидании он, засомневавшись даже в том, что происходило в Праге, пролистал проект контракта. «Слава Всевышнему, хоть это не сон… Но от этого не легче. Как было сказано – оставить свой мазаль здесь? Попробуем…»
Выйдя в зону прилёта, он пошёл было к выходу, намереваясь взять такси. «Вы настолько остро помните это…»
Он остановился. Зал почти опустел – всех вновь прибывших пассажиров «разобрали» встречающие, лишь одиноко прохаживался взад-вперёд мужчина непримечательной ничем внешности с табличкой «Professore Botkin» – видно, профессора Боткина задержали непредвиденные обстоятельства. До нового пассажиропотока было ещё далеко – была глубокая ночь. Почти не осознавая, зачем идёт в правую сторону по отношению к выходу, он сделал несколько шагов, потом, словно опомнившись, заспешил в противоположную сторону. Хаим мог бы поспорить на что угодно – только что этой женской фигурки не было там, впереди…
Расстояние между ними сокращалось, и вот уже глаза… эти бесконечно дорогие глаза заметили его, и в них – сияние, тревога, любовь, покой и… тепло… бесконечное тепло… родное…
По-прежнему не совсем осознавая, что происходит, Хаим взял лицо Леры в ладони… Через несколько секунд, отстранившись, он смог увидеть, что она похудела – это сделало её слегка моложе, что по-прежнему не собирает пушистые волосы каштанового цвета, а предоставляет им свободно виться, что одета в лёгкие, слегка расклешённые тёмно-зелёные брюки и такую же куртку… И уже идя рядом с Лерой к выходу, перебирая в разговоре страны, времена, события, путаясь в очерёдности и важности всего, что нужно было поведать друг другу, Хаим заметил пронзительной свежести нежно-салатовый шейный платок, небольшой, завязанный так, что один уголок был спрятан под тканью на шее, а другой трепетал, словно жил сам по себе…
____________________
* Мазаль – удача (ивр.) ** Дамы и господа! Наш самолёт через полчаса… (англ.)
==================================
Поэт
Автор: Сиринга
Дата: 24.09.2015 23:15
Сообщение №: 124190 Оффлайн
Талант-неумеха – алмаз без огранки
И стОит не больше дешёвой обманки.
Но Музой разбита кристальная друза –
И вот уж уменье с талантом – обуза…
Спасибо вам всем, друзья мои!!!! И за поздравления, а Сергею с Денисом - особое за это http://www.tvoyakniga.ru/magazin/magazin/347/ Есть еще люди, творящие чудеса, и это не преувеличение. Всем, кто меня "потерял", коротко отвечу - с работы уволилась, землю с домом продала, живу практически в двух странах, собираюсь осесть таки в одной ))))) В творчестве пока перерыв, что, наверное, естественно... Но как знать?
Поэт
Автор: Сиринга
Дата: 12.02.2016 11:36
Сообщение №: 137764 Оффлайн
Талант-неумеха – алмаз без огранки
И стОит не больше дешёвой обманки.
Но Музой разбита кристальная друза –
И вот уж уменье с талантом – обуза…
"Я сошла с ума, о мальчик странный, в среду, в три часа. Уколола палец безымянный мне звенящая оса..." Не в три часа, немножко раньше, но именно в эту среду, и "про кольцо" - истинная правда )))
Just married...
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: Сиринга
Дата: 05.06.2016 21:25
Сообщение №: 149916 Оффлайн
Мы в соцсетях: