Когда после переезда к родителям я в первый раз появился на улице, мои одногодки встретили меня очень настороженно. Я был серьёзен, и играть в песочнице было ниже моего достоинства. В гордом одиночестве я наблюдал за их шалостями, и когда кто-нибудь меня цеплял, выдавал коронную фразу: «Кулигана банда!». Это их задевало, и они придумали для меня дразнилку: «Расскажи, латыш, Ты куда летишь? Кас-кас-кас, ко-ко-ко? Снесла курочка яйцо!»
Такой наглости я выдержать не мог, и первый, кого я догонял, получал в нос. Со временем я уже кое-что начал понимать, и даже что-то вякать в ответ. Вот так и крепла наша дружба. Образовалась компашка: я, Колька, Алька и Славка. Алька был у нас Знайка. Он носил очки и всё знал. Славка выдумывал всякие пакости. Я подбивал на них остальных, а Колька получал нагоняй от мамы.
Не помню, откуда, но у меня был настоящий винтовочный патрон. Хранил я его в уборной под крышей. Перед выходом из дома я заходил якобы в туалет, доставал своё сокровище, и шёл с ним гулять. Пацаны завидовали по-чёрному. Славка предлагал патрон разобрать, а порох поджечь. - Ты даже не представляешь, как классно он будет гореть! Колька мотал головой и предлагал патрон грохнуть. - Знаешь, как бабахнет! О-о-о, мама, не шуми. Алька, предчувствуя неладное, решительно произнёс: - Пацаны, у меня музыка, домой пора. Всё. – И смылся.
Я был в раздумье: бабахнуть, или поджечь? Решили голосовать. За «бабахнуть» руку поднял Колька. За «поджечь» - Славка. Колька кричал: «Бабахнуть!!!». Славка: «Поджечь! Будет красиво!! Мы ссыплем порох струйкой – и будет огненная река!!!». Я думал... Колькин вариант был похож на войну. Бабахнуть – значит, мы как на фронте: стрельба, пули летят, и мы в окопах... - Да, - подвёл я черту под голосованием, - лучше бабахнуть. Нужно найти два больших камня. На нижний патрон положить, а вторым сверху стукнуть. И получится «ба-бах!».
Сказано – сделано. Нашли камни, уложили как надо патрон, и стали решать, кто будет «главным бабахальщиком». Славка предложил считалку: «Эники-бэники ели вареники. Эники-бэники бах – вышел потрясный ба-бах!». По первому кругу отскочил Колька, по второму – я. Остался Славка. Он поднял камень над головой и гордо выдавил из себя: «Отойдите, а то пуля может вылететь. Она же дура.» Нехотя мы отошли. Славка от важности собственной миссии надулся как индюк и замер с камнем над головой. - Ну не тяни кота за хвост! – заёрзал Колька. - Давай!! - завопил я... И Славка «дал»... «Ба-бах» превзошёл все ожидания. «Ба-бах! Ба-бах!! Ба-бах!!!» - отозвалось эхо дворового колодца. И вылетела пуля. И залетела она в открытую форточку дома напротив. Там что-то грохнуло. Раздался сначала женский, а потом и мужской истошные вопли: «А-а-а-а-а-а!!! О-о-о-о-о!!!».
Потом, когда дядя Миша пришёл к моим родителям, выяснилось: в момент «ба-баха» они с тётей Клавой «занимались любовью». А пуля-дура попала прямой наводкой в люстру над их головами. Люстра, слетев с крючка, разбилась об голую попу дяди Миши. То есть, он получил ранение при исполнении своих прямых супружеских обязанностей!
Ба-бах получился на славу, но мой домашний вечер явно не удался. После него я ещё долго не мог принять сидячее положение, попа не выдерживала. Это ж надо же: «ба-бах» один, а пострадавших задниц две! На войне, как на войне.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 20.02.2015 22:27
Сообщение №: 91246 Оффлайн
Новость потрясла всех пацанов нашего захолустья: на станции солдаты и танки! Городок вымер. Вся ребятня издали наблюдала, как танки грузятся на платформы. Ближе не пускали часовые. Они сердились и гнали нас, как назойливых воробьёв: «Кыш отсюда, паршивцы! Кому сказано? Нельзя! Сейчас стрельну, мало не покажется. Кыш, шпана немытая!» Славка не выдержал и прокричал: - Ты на себя в зеркало посмотри! Сам немытый, чукча недобитый! Солдат передёрнул затвор: «Щас я вас помою, ядрить вашу...» Мы сориентировались на серьёзность ситуации и отступили. - Ладно, ладно. Подавись ты своими танками! Не больно-то и хотелось! – не унимался Славка. – Сами не моетесь, и танки не чистите. В говне изволтузили, а теперь грузите. А кто за вами станцию будет убирать? Тоже мне, солдаты! Тьфу! Глаза б на вас не смотрели. Группа солдат, стоявшая на охраняемой территории, дружно заржала. Славку это взбесило: - Ржёте как лошади. Вместо того, чтобы нас защищать, дурака валяете. Вояки, мать вашу! Солдаты уже корчились от хохота вместе с часовым. Обескураженный Славка потащил нас в сторону: - Да пошли отсюда. Не видите, психи какие-то. Глядеть не на что. Срам, да и только!
Перед станцией, на пустыре, прямо на траве «валяла дурака» (на наш взгляд) целая армия солдат. И сидели, и лежали, некоторые стояли, но у всех в руках были котелки, и они дружно что-то выковыривали из них ложками и засовывали это «что-то» в рот. На обочине стояла какая-то здоровая «дура» с длинной трубой, из которой вился синеватый дымок.
- Всё ясно! Обед у них, – прокомментировал Славка. У нас дружно засосало под ложечкой. - Подойдём ближе, – предложил я, – может, угостят? - Дождёшься от них, как же. Угостят! – хмыкнул Коля.
Но мы всё же подошли к группе солдат. Запах стоял смачный. Потекли слюнки. Солдаты свой обед уже доедали. Автоматы, которые стояли возле них пирамидой, нас не интересовали. Всё внимание было сосредоточено на котелках. - Что же они едят? – поинтересовался Колька. - Кашу с мясом, – сглотнув слюну, ответил Славка.
- Как жизнь, пацаны? – спросил солдат с красными полосками на погонах. Он уже поел, старательно вытирал травой свою ложку, и был, судя по всему, в хорошем расположении духа. Я ответил философски: - А вы как считаете, командир? Разве сытый голодного разумеет? Мы вот делом занимаемся, – продолжил я, – а вы дурью маетесь. Лежите тут, жрёте от пуза, а потом вопросики задаёте. Жизнь, понимаешь ли, как, как... Да никак. Голяк! - Так... ну, давайте знакомиться, – предложил командир с ложкой. – Сержант Горяев. И протянул мне руку. - Сашка, – ответил я. - А они кто? – спросил сержант, указывая на моих друзей. - Это мои солдаты: Славка и Колька. Славка кивнул головой, а Колька шаркнул ножкой и произнёс сакраментальную фразу: - Пехота жрать хочет. - Ясно. Не вопрос. Сейчас поставим на довольствие, – ответил сержант. Он взял пустые котелки у своих солдат и спросил у меня: - Кто у тебя старшим по кухне будет? - Вот он, – указал я на Славку. - Ну, пошли за пайкой, старшой! Славка, гордый от такого доверия, с котелками и вприпрыжку шёл рядом с сержантом за пайкой для личного состава.
Такой вкуснятины мы никогда не ели. Праздник живота! Осоловевшие от каши с мясом, мы предались светской беседе с командиром. - Ну а сёстры у вас есть? – поинтересовался он. - Есть! – ответил Славка, указывая на меня. Я поддержал друга: - Классная девчонка! Восемнадцать лет, а такая умная. Ходячая энциклопедия. В медицинский будет поступать. Взрослые её зовут Светлана Ивановна. Друзья переглянулись. В их глазах заплясали чертенята, и они наперебой загалдели: - А какая красивая, спасу нет! - Мужики за ней табунами! - А она как даст одному! - У, какой фингал у него был! - Целый месяц ходил вот с таким синяком! – уточнил Коля, показывая на себе его размер. - А танцует как! – интриговал Славка. - Не, поёт она лучше. Вон в оркестре у всех волосы дыбом от её голоса! – не отставал Коля. - Да ладно вам, успокойтесь. Девчонка как девчонка. Ничего особенного. Готовит, правда, так, что ресторанам и не снилось даже. Пальчики оближешь. Что есть, то есть. Фигурка тоже ничего и ноги с правильного места растут, тут не отнимешь. А в остальном – как все. Ну, характер у неё ещё хороший. Добрая. Меня вот балует иногда. Хохотушка такая смешливая... А в остальном ничем от других не отличается. Баба как баба. Бабы – они и в Африке бабы. - Ну не скажи, - мечтательно произнёс сержант. – А какого она роста? Я посмотрел внимательно на него, прищурился, слегка откинув голову, как бы примеряясь, и уверенно сказал: - Тебе, командир, до носа будет. - А ты не дашь свой адресок? – спросил он. – Я тебе письмо напишу. - Нет проблем. Записывай.
Мы долго с ними калякали. Выяснили, что солдаты были на учениях в Белоруссии, и что сейчас возвращаются в часть. А часть их располагается в Калининграде... Эх вы, болтуны, находка для шпиона!.. Нашу беседу прервал мощный звук трубы. «Та-та-та! Та-та-та! Та-та-та-та! Та-та-та!» Командиры отдавали приказы, солдаты чётко их выполняли. Через считанные минуты на пустыре уже никого не было. Строем все ушли грузиться по вагонам. На прощание сержант подарил мне пилотку, а друзьям по звёздочке. Мы были довольны, как слоны. День удался.
Прошло два месяца. Пацаны носились как угорелые, а я, как болван, степенно выгуливал в коляске свою сестрёнку. Ей сегодня исполнился ровно год. «Вечером будет что-нибудь вкусненькое» - думал я, не чуя беды. Интуиция дремала. Душа ждала праздника. Один год! Это ж вам не хухры-мухры.
Отцу приспичило разобрать почту. Он развернул газету, и из неё выпал конверт. Отец стал внимательно его изучать. - От Володи письмо? – спросила его бабуля. - Нет. Из Калининграда. Аксёновой какой-то... такая здесь не живёт. Что-то перепутали. - Может, Аннушке? – продолжала допытываться бабулька. - Да нет, мам... Здесь написано «Аксёновой С.И.»... - Так давай прочитаем. Делов-то! Отец вскрыл конверт, достал письмо и стал читать вслух: «Дорогая Светлана Ивановна!.. Нет, не так. Уважаемая Светлана! Вы будете удивлены, получив это письмо. Я долго думал о том, как открыть своё сердце Вам, незнакомке, о которой я так много знаю. Внутренне я нарисовал ваш образ. Вы неповторимы. У вас красивые длинные волосы. Не надо обрезать их, одумайтесь! Вы нравитесь мне такой, какая вы есть в настоящее время. Вы – мой идеал. Вам всё подходит – и ваша фигура, и чудные длинные ноги, и ваш смех. Как красиво вы хохочете! И как грациозно вы танцуете. А ваш нежный голос я мечтал бы услышать наяву. Не портьте себе карьеру, не поступайте в медицинский. Идите той дорогой, которая вам по душе. С таким голосом надо учиться в консерватории. Я рад, что вы целомудренны и недоступны для парней. Берегите себя для мужа! Осенью я заканчиваю службу и поеду поступать в ленинградский университет. Хочу стать юристом и служить в органах. Светлана, ответьте мне, пожалуйста. И, если можно, вышлите ваше фото на память. Перед Ленинградом, с вашего на то разрешения, заеду к вам, и мы познакомимся очно. Хочу закончить своё письмо чудесными строками А.С.Пушкина: Боюсь: в мольбе моей смиренной Увидит ваш суровый взор Затеи хитрости презренной – И слышу гневный ваш укор. Когда б вы знали, как ужасно Томиться жаждою любви, Пылать – и разумом всечасно Смирять волнение в крови; Желать обнять у вас колени И, зарыдав, у ваших ног Излить мольбы, признанья, пени, Всё, всё, что выразить бы мог, А между тем притворным хладом Вооружать и речь, и взор, Вести спокойный разговор, Глядеть на вас весёлым взглядом!..
Но так и быть: я сам себе Противиться не в силах боле; Всё решено: я в вашей воле И предаюсь моей судьбе»
До свидания, Светланка. С уважением к вам и к вашей семье – Сержант срочной службы Василий Горяев. Жду ответа, как соловей лета!»
Закончив читать, отец оглядел присутствующих. Мать сидела, как пришибленная, ничего не понимая. Бабулька в уголке тихо плакала, причитая вполголоса: «Ахти, лихоньки! Бедолага горемычный, как же он её любит...» Отец мрачно поинтересовался: - Кого? - Да эту девку-то, как её?.. Светлану, – напомнила ему мать. - Так. Давайте разбираться. Фамилия какая на конверте? – допытывался глава семьи. - Аксёнова, – вставила слово бабуля. - Вот именно! Наша фамилия. - И адрес наш, – добавила мать, глядя на конверт. - А Светлана Ивановна – это наша дочь, которую ты сейчас качаешь в коляске. - Ахти, лихоньки... Как жа так?! - А вот так жа, мама. Твой внучок приложил тут свои ручки. Кстати, где он? - Так этоть, во дворе, наверно... Щас я позову его. Выйдя во двор, бабуля подошла ко мне и погладила меня по голове: - Сашенька, идтить надо к батьке. Ох, лютый нонича он! Покайся, внучок, и моли прощения. Быть беде... Ахти, лихоньки!..
Мать, предчувствуя грозу, опередила отца – встретила меня с полотенцем в руках и стала гонять вокруг стола. Запас русских ругательств был у неё невелик, она их всё время повторяла, прикладывая меня полотенцем по голове, спине и заднице: - Ах, паразит попсуйский! Будешь ещё, а?! Курва такая, будешь?! Связался с посадскими! Посадский!! Ах, паразит! Посадский!! Ах, паразит! Курва такая! Посадский!! Будешь?! Будешь?!! Рупуч! – вопила она. Я бегал вокруг стола и не знал, что делать. Хотелось смеяться, но нельзя было нарушать традиции. Хлёсткие, профессионально-громкие, выработанные годами, удары боли не вызывали. Звучали эффектно, на публику, но – не эффективно. От громкого шума проснулась и завопила именинница. - Будешь?! – в последний раз хлестнула мать. - Не буду – ответил я. - Чего не будешь? – спросил отец. - А ничего не буду! Прости, пап.
Вопль сестрёнки остудил всех. Пар выпустили. Напоследок отец дал установку: - Вот адрес. Ты затеял всё это, ты и расхлёбывай. Сам пиши и сам всё объясняй. Но так, чтобы второго письма не было. Понял? - Да – кивнул я, и с письмом пошёл в свой угол думу думать...
Через пару дней я ответил: «Здравствуйте, не менее уважаемый Василий! Спасибо вам за письмо, оно зацепило моё сердце и мою голову. Очень душевно вы пишете. Я тронута до глубины души. Поскольку я травмировала руку на своей свадьбе, письмо это под мою диктовку пишет мой братик, ваш друг. Не знаю даже, что вам ответить. Возможно, я и поспешила, но уже поздно. Поезд ушёл. Лошадей на переправе не меняют. Отвечаю вам не менее трогательно, из того же источника, которым пользовались и вы:
А счастье было так возможно, Так близко!.. Но судьба моя Уж решена. Неосторожно, Быть может, поступила я. Все были жребии равны... Я вышла замуж. Вы должны, Я вас прошу, меня оставить; Я знаю: в вашем сердце есть И гордость и прямая честь. Я вас люблю как мать, сестра, Иль даже брат (к чему лукавить?) Но я другому отдана; Я буду век ему верна.
А это уже моё:
Прощайте, милый друг, не поминайте лихом. Стучат колёса, поезд вдаль летит. И жизнь проносится единым мигом, Оставив след, как мрамор иль гранит.
Прощайте, Василий. С уважением к вам – вся наша семья и семья моего мужа. P.S. Лети с приветом, не возвращай ответа»
Что ж, я выполнил задачу: второго письма не было. Васю жалко...
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 22.02.2015 11:33
Сообщение №: 91643 Оффлайн
С малых лет меня тянуло к плохим парням. Они были значительно старше и вытворяли всякие глупости. Подворовывали, играли в карты и «ножички» на деньги, тискали поздними вечерами девок у общежития, курили и иногда позволяли себе расслабиться муравьиным спиртом.
Двое из них, Ледька и Вадька, были цыгане. Я был младше их всего на пару лет, но доставалось мне от них – жуть! Нападали и били всегда вдвоём. Обида накапливалась, и однажды бумеранг сработал.
Родители справили мне красивое пальто из английской шинели. Оно было очень тёплым и уютным. Мама дала мне десять копеек на кино, и я, довольный, помчался хвастаться обновой. Во время сеанса я вдруг уловил ветерок, гуляющий по спине, и к своему ужасу нащупал там какие-то лоскутки-обрывки. Обернулся и увидел ухмыляющиеся цыганские физиономии. Им было весело, а Ледька держал в руках бритву.
Весь в слезах я выскочил из кинотеатра. В парке на глаза попалась толстая коряга. Подобрал, вернулся и стал ждать. Дождался и изметелил своих обидчиков в хлам. Я просто озверел. Они были уже в крови, а я всё бил, бил и бил, пока не вмешались взрослые.
С этого дня цыгане стали относиться ко мне уважительно и с осторожностью. Силу они почитали, а психов опасались. Я же открыл для себя ещё одну сторону жизни: сила усмиряется силой. И ещё был страшно рад, что переступил через собственный страх.
Уже потом, через несколько лет я стал заниматься лёгкой атлетикой в спортшколе. Физически окреп, вытянулся, приобрёл опыт уличных потасовок и мог постоять уже не только за себя, но и «за того парня».
А на момент «пальтовой истории» мне было только десять, цыганятам по двенадцать, остальные пацаны – совершеннолетние. Это был тяжёлый период для нашей семьи. Отец уехал поднимать целину. Мать с бабулей тащили детей на себе.
Меня иногда подбрасывали в деревню к деду, и я старательно помогал ему по хозяйству. Пацаны же подрабатывали в колхозе: днём пасли скот, ночью – лошадей. Когда дед напивался, я сбегал к ним. Там была романтика и свобода. Особенно ночью: костёр, печёная картошка из чужого огорода, уха из пойманной днём рыбы. Случалось, жарили и грибы, принесённые цыганятами из леса.
Предводителем у нас был Ебка, сын начальника милиции – разгильдяй и ещё тот драчун. Почему Ебка? Потому что Екаб. Вторым сорвиголовой был Коля-Потеся. Он всё время болтал и получил прозвище Патефон. Самая смешная кликуха была у Вовки: Маруся. Здесь сработала фамилия Марусевич. Маруся всегда старался услужить и Ебке, и Патефону. Ворюгой был отменным. На ходу срезал часы, потрошил карманы и ни разу не залетел. Ледька играл на гитаре и распевал с братом цыганские напевы. Казалось, в ночи у костра раскинулся цыганский табор.
Однажды днём Ебка недосчитался двух овец. Это сулило команде пастухов большие неприятности.
- Может они, суки, в лес сиганули? – предположил он. – Так... Значит, та-а-а-ак... В лесу они, это точно... Патефон и вы двое, – указал он на братьев-цыган, – прочешите километра два-три. Только не в куче, а рассыпьтесь. Корзину возьмите, заодно грибов принесёте. - Всё будет в порядке, командир! – заверил Патефон. – Найдём этих зассых.
Пацанов не было долго. Ближе к вечеру в лесу раздались выстрелы. Мы насторожились.
- В говно бы не вляпаться, а? - Маруся вопросительно посмотрел на Екаба. - Если что, к лошадям, и ноги делаем. А пока наблюдаем. – По-деловому распорядился Ебка.
Вскоре из леса галопом неслись две перепуганные овцы, а за ними вразвалку шли мальцы. Цыгане несли корзину, а Потеся, с сигаретой в зубах и с автоматом на шее, размахивал руками и что-то им говорил.
- Откуда это у тебя?! – сдавленным полушёпотом спросил Ебка. - Командир, ты не поверишь... смотри! – и он смахнул с корзины траву. А там, вместо грибов, немецкие гранаты, пистолеты, патроны и лимонки! И всё новёхонькое, будто из магазина. - Они же в смазке. Видно, кто-то законсервировал. – Загнусавил Колян – С войны осталось... - Где вы всё это надыбали? – ещё раз спросил Ебка. - Да не мы! Овцы в схрон провалились… – стал оправдываться Ледька. - А потом мы туда залезли, – подхватил Потеся, - нам же интересно, что там за берлога. А тут такое! - И автоматы немецкие, пистолеты, патроны, гранаты! – тарахтел Ледька. Ебка был явно озадачен. - И что нам с этой хренью делать? В город ведь автомат не возьмёшь. - А мы вот пистолеты взяли и патроны для них, а автомат спрячем пока. А гранатами рыбу глушить будем! – возбуждённо гундел Колян. - Мы схрон ветками завалили. Никто, кроме нас, не найдёт! – спешил заверить Ледька. - Да-а-а... Чую, геморрой заработаем от этой находочки. Наверняка от «лесных братьев» осталось – пророчески изрёк Ебка. - От автомата и гранат надо избавиться. Перепрячем поблизости. А пистолеты можно и дома спрятать – убеждал Колян. - А если менты узнают? – забеспокоился Маруся – Кранты нам будут. Лучше здесь постреляем и запрячем до следующего раза...
Так ничего и не решив, стали делить оружие. Мне достался маленький пистолет, судя по всему дамский, но с мужским названием «Вальтер». Пацанам – крупнее и внушительнее. Гранаты запрятали в кустах, лимонку Колян решил прихватить с собой.
- Так, а что со жрачкой? – поинтересовался Маруся. - Голая картошка. Грибов ведь не принесли. – Ответил Ебка. – Хотя, по-быстрому можно рыбки срубить. Маруся, Колян, возьмите пару гранат – и на озеро! Без рыбы не возвращайтесь! – распорядился он.
Через час после ухода мальцев раздался взрыв, за ним второй. - Ну вот, побалуемся сегодня, чем бог послал, наедимся от пуза, – размечтался Ледька, – а потом в войну поиграем, пошмаляем. Патронов завались, стреляй – не хочу!.. - Ладно, там видно будет. – Остановил его Екаб. – Идите-ка лучше скот посчитайте.
Через короткое время подытожили результаты ревизии: коровы на месте, овцы целы, и мы – голодные как волки. Вскоре появились рыбаки с корзиной, полной до краёв крупной рыбой. Маруся, голый по пояс, тащил что-то тяжёлое в своей рубашке. Ледька подозрительно покосился на Вовку: - А тут что? - Глина, – ответил Маруся, – мы же запекать будем. Обмажем рыбу глиной – и в уголёк. Знаешь, какая вкуснятина будет! Пальчики оближешь!
Разделку и подготовку к жарке поставили на поток. Один нарезал, второй вытаскивал внутренности, третий упаковывал в глину, остальные колдовали с костром. И уже через час мы кайфовали. - Я же говорил, пальчики оближешь! – распылялся Вовка. – А то: «На хрена тебе эта карусель с глиной?..» Кому «на хрена», а кому и в рот! - Да ладно, не пыли! – добродушно отмахивался Колян. – Одно плохо: нас видел какой-то мужик... когда гранаты в озеро бросали. - Ну и что с того? – не унимался Маруся. – У нас рыбу ловить не запрещено. - Ловить – да, но не глушить гранатами, – резонно заметил Ебка. - Да он в штаны наделал с испугу. Сейчас долго промаргиваться будет. – Вставил своё слово Патефон. – Давай скот перегоним в лощину и постреляем.
Сказано – сделано. Скот перегнали, сами устроились на другом конце пригорка и начали пулять в корзину, пристреливая своё оружие. Стреляли до тех пор, пока от корзины ничего не осталось. - Ну вот, теперь можно и спрятать. Только стволы почистить нужно. – Дал Ебка отмазку. - А вы соберите гильзы и закопайте. Это уже относилось к «мелким».
Через полчаса всё было чисто и тихо. Ночь прошла спокойно. Под утро, когда мы ещё спали в стоге сена, вдруг раздались выстрелы. Все вскочили. Никто ничего не понимал. «Менты!» - предположил Патефон. Следующие выстрелы заставили нас залечь. Тут Ебка заметил, что пули летят из костра. - Какая сука кинула в костёр патроны? Совсем мозгов не осталось? Как мы теперь узнаем, все они выстрелили или нет? Сколько их было, мать вашу! – взвыл он. - Двадцать… – опустив голову промямлил Ледька. – Я только хотел проверить, будут они стрелять или так сгорят... - Ты бы лучше себе в задницу их засунул, умник! Ну и как долго теперь ждать?! – возмутился Колян.
Выстрелов больше не было. Колян поднялся с земли, но Маруся ухватил его за полу. - Погоди, вдруг ещё осталось... - Да ладно, я их сейчас лимонкой разбросаю. Он вскочил и, не вынув чеки, кинул лимонку в угли. - Идиот!!! – заорал Ебка. – Осколками может скотину поранить! Патефон схватил с земли ветку, которой мы ворошили картошку, и, зацепив лимонку за кольцо, выдёрнул её изо всех сил из огня. Лимонка выскочила, но без кольца. Кольцо болталось на ветке. Колян очумело глядел на него. Потом, видимо что-то сообразив, рухнул плашмя на землю. И в этот момент раздался мощный взрыв. Он инстинктивно закрыл лицо руками и... взвыл от боли! Мы застыли. Патефон, весь в крови, катался по земле и орал благим матом. Пальцев на руках практически не было. Вид жуткий. Екаб скинул с себя майку, разорвал на полосы и стал перевязывать. Маруся, бледный как простыня, приговаривал: «Жопа... Это жопа... Нас повяжут... Это мокруха. Ты не довезёшь его... Может, в озеро, и концы в воду, а?..» - Ты что, совсем уже?! Коня мне, быстро!!! – крикнул Ебка. Ледька подвёл к нему рысака. Все вместе взгромоздили на круп Коляна, и Екаб поскакал к большаку, придерживая одной рукой бездыханное тело друга.
- Всё, влипли!.. Бля!.. Бля!.. Бля!.. По-глупому! Надо ноги делать. Всё, пацаны, я вас не знаю, а вы – меня. В город!.. Меня здесь не было!! – выкрикнул в истерике Маруся и побежал прочь от нас, от костра, от романтики...
Колян, вопреки приговору врачей, выжил, но на всю жизнь остался инвалидом.
На следующий день из района понаехали менты. Нас всех допросили, оружие изъяли и заставили цыган найти схрон. Нам ничего не было, если не считать нагоняя от родителей. Больше всех досталось Ебке. Отец полностью оправдал звание начальника милиции в глазах своих подчинённых.
«Плохих» парней я больше не встречал. Через много лет узнал, что Ебка стал авторитетным начальником в КГБ, Колян от одиночества повесился, а Маруся, став рецидивистом со стажем, был убит своими подельниками и, ещё с признаками жизни, утоплен в проруби того самого озера, в котором он предлагал утопить Коляна. Ну а цыгане спились «на нет», но при этом живут и здравствуют и, быть может, иногда вспоминают наш трагический «цыганский табор».
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 24.02.2015 13:51
Сообщение №: 92072 Оффлайн
Дело в том, что во время войны бомбили мост. Как раз в этот момент по нему перевозили артиллерийские снаряды. Моста не осталось, а снаряды свалились на дно озера, где и лежали, глубоко зарывшись в ил. Мы их потихоньку вытаскивали, раскурочивали головки и доставали из гильз порох. Он был похож на маленькие колбаски-червячки и мощно горел.
Сначала порох использовался нами в военных целях. У каждого, уважающего себя пацана, был пугач – самодельное устройство, похожее на пистолет. Выпиливалось основание из дерева, к нему крепилась металлическая трубка, один конец которой закреплялся и заклёпывался, а затем в ней высверливалось отверстие для подачи искры в камеру. Этот ствол тщательно крепился проволокой к основанию. Чем длиннее трубка, тем больше убойная сила. Готовое изделие проходило испытание в руках старших пацанов. Это были спецы, народный контроль. Они делали расчёт заряда – до какой отметки забивать порох, как трамбовать перегородку и сам заряд. В ход шли пули от патронов, шарики из поломанных подшипников, гвозди – всё, что годилось для пробивания цели.
Испытания проводились на замковой горе. Там, в случае «атаса», можно было легко сделать ноги от милиции. Моё изобретение проверял уже взрослый пацан Вовка. Он сделал всё по инструкции: чиркнул коробком по головке спички, прикреплённой у отверстия с порохом, и вытянул руку в сторону цели. Раздался громкий хлопок. Вовка схватился обеими руками за лицо. На пальцах проступила кровь. Мы были в шоке. Во время выстрела ручка откололась от ствола, и ударная сила отбросила трубку парню в лоб. Метка осталась на всю жизнь. Мне же после такого испытания заниматься производством оружия резко расхотелось.
Я решил направить свою энергию в мирное русло освоения космоса – стал экспериментировать с ракетами. Ими становились металлические тюбики от зубной пасты или от крема для рук-ног и лица. Исходный материал: само основание ракеты и порох. Для того, чтобы чётко увидеть траекторию полёта, я нарезал длинными полосками фотоплёнку и грамотно укладывал в капсулу. Весь путь летательного аппарата обозначался густым, белым как молоко, дымом. Это было эффектно, зрелищно и эстетично. Платформа, с которой осуществлялся запуск, тоже была проста. Недаром говорят: всё гениальное просто. Так вот, платформой становился кусок старой доски с дыркой от гвоздя. В дырку вставлялся негнущийся кусок стальной проволоки, к ней на кольцах крепилась ракета. В сопло вставлялся фитиль, обильно смоченный в керосине. При команде «Пуск!» оператор поджигал спичкой фитиль, все прятались в укрытие и ждали.
Старт был непредсказуем. Первая ракета металась, как сумасшедшая, между забором, домом, туалетом и нашим укрытием. Двор наполнился густым дымом. Выскочила моя бабуля и запричитала: «Ахти лихоньки! Горим!!» Но дым рассеялся, и паника улеглась. Я успокоил бабульку, что это сосед сжигал свой мусор. Славка с Колькой были озадачены провалом. - Что ж она, стерва, взлетать не желает? – возмущался Колька. - Пусковая барахлит – невозмутимо заметил Славка. – Вон, проволока болтается в дырке, как какашка в проруби. Надо закрепить и сменить дислокацию. Мы с Колькой переглянулись, не зная, как реагировать на это военное слово, слямзенное Славкой у своего папки. На всякий случай кивнули и подтвердили: «Да! Менять дислокацию надо»
Следующая попытка была с космодрома «Погреб». Устранив все неполадки, установили нашу «отечественную гордость» и произвели запуск. Ракета взлетела высоко, красиво и очень эстетично. На наш взгляд. Набрав максимальную высоту, она с такой же скоростью ринулась вниз и ... угодила под юбку бабы Фроси, копавшейся в своём огороде. Видимо, наш бедный космический лайнер завяз в межрядном грунте. Дым валил клубами, накрыв бабу Фросю с головой. Из дымовой завесы торчали её воздетые руки и неслись истошные вопли: «Убили!.. Убили!!.. Убили!!!». Сосед, узревший в окно горящую на грядках бабу, выскочил с ведром воды, которое тут же вылил на голову страдалице. Но дым из под юбки продолжал валить. От отчаянья дядя Коля толкнул бабу Фросю на ближайшую грядку. Ракета, получив долгожданную свободу, на последнем издыхании рванула к дяде Коле. С криком «Полундра!» он вписался в грядку напротив. Ракета, плюнув остатками топлива, плюхнулась рядом. Время остановилось.
Потом дядя Коля допытывался у бабы Фроси, что за заразу она выкопала на своём огороде. А несчастная женщина, кулем сидя на ведре, очищала себя от грязи и ничего не понимала. «Ей богу, не знаю я. Под юбкой что-то стрельнуло, дым повалил... Место, видать, чудное тут: то золото валяется, то земля стреляет. К чему бы это, а?..»
Ретировались мы без шума и пыли. Незаметненько так. С пусковой установкой подмышкой. Возле Колькиного дома стали держать совет. - Проведём анализ испытаний, – командирским тоном рубанул Славка – Ваши мнения и предложения. Только конкретно и по существу. - Если конкретно, то первый запуск потерпел фиаско, а второй превзошёл все наши ожидания! - возбуждённо затараторил Колька. - Ты! – Славка сурово посмотрел в мою сторону. - Как изобретатель, я предлагаю продолжить опыты. Кто знает, - взывал я к своим коллегам, - может через несколько лет ракеты полетят на луну? Тогда в этом будет и наша заслуга! Вот последняя модель у меня самая большая, она должна высоко взлететь... Колька со Славкой уважительно посмотрели на мою заныканную гордость и предложили искать новый полигон.
Нашли быстро. Пустырь между больничным корпусом и старым костёлом, в котором был какой-то склад, нас вполне устраивал. Установку развернули в кустах, чтобы не засветиться. Всё приготовили, ракету направили в сторону костёла. Техническое состояние летательного аппарата одобрили единогласно. Теперь запускал я, а мальцы были наблюдателями и главными советниками. Славка корректировал угол наклона пусковой установки, Колька проверял состояние фитиля. Всё в порядке. Можно лететь. Я чиркнул спичкой.
- Бежим к больнице, оттуда лучше видно! - крикнул Колька. Мы успели. Взлёт был стремительным. Ракета взмыла до колокольни и по траектории там же приземлилась. Дым валил как в кино. Больные, гулявшие по двору больницы, стали подтягиваться к костёлу и гадать: что за хрень там наверху? А ракета, в возмущении от замкнутого пространства, шумела и изрыгала дым и огонь. Видимо на колокольне было много хлама, который и загорелся. Кто-то предложил перекрыть выходы из костёла, чтобы не дать уйти поджигателям. Кто-то побежал вызывать пожарных...
Мы незаметно вышли из больничных ворот и присоединились к пацанам, жаждущим зрелища. Пожарные приехали быстро и так же быстро затушили огонь, рвавшийся с колокольни. Поджигателей так и не нашли. «Наверно через окно вылезли» - предположил кто-то из пожарных. Мы стояли своей компашкой в сторонке и по-тихому чертыхались.
- Ну что за фигня, - бубнил Коля, - не понос, так золотуха... - Не наш день сегодня, - вторил ему Славка. - Пусковую жалко. Пристреляли уже на орбиту. Теперь по новой рассчитывать придётся. - Не переживай, - успокоил его Коля, - заберём завтра. Никуда она не денется. Как ты считаешь, Сашок? - Но зато как красиво летела... – пробормотал я невпопад.
Мы смотрели, как уезжают пожарные и расходятся зеваки, и даже не подозревали, что через восемь месяцев в Советском Союзе впервые в мире будет произведён запуск космического корабля с человеком на борту.
Это будет наш простой советский пацан Юрка Гагарин!
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 26.02.2015 06:35
Сообщение №: 92387 Оффлайн
Славка был пацан с выдумкой. Он постоянно что-то сочинял, фантазировал, экспериментировал, творил всякие пакости и сам же от них страдал.
... Дождь лил как из ведра. Мы промокли, словно цуцики, и Славка предложил зайти к нему – переждать ливень. Зашли, он угостил меня чаем. Дома никого не было, и мы чувствовали себя свободно.
- Ты знаешь, а у меня есть настоящее оружие, - сказал Славка. - Ну да! - не поверил я. - Точно есть. Только папка не разрешает без него брать. - Ну, значит, нет этого оружия, - изрёк я философски. - Есть, это когда можно потрогать. А если нельзя, значит – нет. - А я говорю – есть. И оно хранится в этом железном шкафу, и я знаю, где от него ключ. - Тогда давай откроем и посмотрим, - настаивал я. - А если папа с работы придёт и застукает нас? Знаешь, что будет?
Я не знал, что будет. Хотя некоторые опасения на этот счёт возникли. Папка у Славки был военным и очень серьёзным дядькой. В школе он преподавал военное дело. Мальчишки от него были без ума. На его уроках учились стрелять в тире.
- Да-а, - протянул я, - проблемы будут, но он же офицер, фашистов бил. Должен понять будущих военных.
В том, что мы будем военными, у меня сомнений не было. Этот аргумент Славку убедил окончательно. Он кинулся к шкафу, порылся на полке и вытащил ключ. Через минуту сейф был открыт. В руках я держал настоящую винтовку. Славка, как заправский стрелок, давал инструктаж: - Вот, смотри – держать надо так. Приклад упирается в плечо, а это – прицел. Зажмурь один глаз, а вторым через прицел наводи на цель. Выбери цель!
Напротив меня, на крышке небольшого трофейного радиоприёмника, стоял гипсовый бюст Сталина. - Вот это цель! Это же Гитлер!!! Мы будем его сейчас расстреливать.
Славке мысль понравилась. Он достал коробочку и вынул из неё пульку. Переломил винтовку пополам и засунул пульку в дуло. Выпрямил винтовку. - Стреляй. Только целься Гитлеру в лоб.
Я долго целился, и по команде «Пли!» нажал на курок. Пуля попала Гитлеру в рот. - Эх ты, вояка! Ну-ка, дай сюда. Он быстро проделал манипуляцию с зарядкой, медленно поднял винтовку и выстрелил. Теперь пуля попала в глаз. Славка почему-то обрадовался и назидательно сказал мне: - Видишь, как я могу? С десяти метров, в лёт, белке в глаз! - Не белке, а Гитлеру. И мы договаривались не в глаз, а в лоб. Ну-ка, дай мне теперь. После выстрела я долго смотрел на «фашиста» и не мог понять, куда попал. - Эх ты, мазила! Даже в немца попасть не можешь. Дай сюда! Его выстрел оказался точней, и нос Гитлера отлетел на пол. Мы обрадовались: - На, фашист, получи! Гад ты ползучий!
Моя пуля опять улетела в радио. На жёлтой сетке было уже два отверстия. Славка с досады всадил в Гитлера ещё одну пулю, и тот рассыпался на куски.
- Всё, гад, ты получил сполна. Война проиграна. Мы победили! Ура-а-а-а!!! – завопили мы, очумев от радости. И в ту же секунду застыли. До нас дошло, что мы сделали что-то не так. Славка затравленно смотрел на куски Гитлера и бубнил: - Всё, мне конец... Папка меня убьёт... - Не убьёт, - успокоил я его, - он у тебя военный. Поймёт. А потом, мы же с тобой Гитлера убили! - Да не Гитлер это... Сталин, – обречённо прошептал друг. - Да что же он, зараза такая, на Гитлера похож? У, гад, усы отрастил... Если бы не усы, я бы ни за что не подумал, что это фашист. Так, Славка, не дрейфь, щас уберём.
Через десять минут всё было чисто. Винтовка в сейфе, ключи на месте. Куски Гитлера-Сталина мы собрали в газету «Советская Латвия», вынесли к озеру и утопили. Порядок был идеальный. Выдавали нас только две дырочки в радиоприёмнике. Довольные своей оперативностью, мы покинули поле боя. Славка при этом прихватил трофей – заначку в три рубля из-под Гитлера. На них мы отпраздновали победу.
А вечером Славку ожидал «Нюрнбергский процесс». Он получил по-полной и за Гитлера, и за Сталина. Будь они неладны, эти вожди! Такого бойца потеряли...
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 28.02.2015 14:08
Сообщение №: 92776 Оффлайн
Я почувствовал себя взрослым сразу, как только нашёл красивый портсигар, набитый сигаретами. Решение пополнить комплект пришло сразу – сигареты без спичек, что свадьба без музыки. Зашёл домой якобы покушать, и прихватил коробок. Комплект готов! Теперь нужно было найти местечко поукромнее, чтобы никто не видел моего грехопадения.
Зашёл в парк, присел на скамейку и достал вожделенный свёрток. Спички не зажигались. И тут на горизонте появилась бабушкина знакомая. Еле успел выбросить сигарету и воздеть очи к небу. Любуюсь, мол, на облака я.
- Сашенька, как бабушка? Как здоровье? Учишься как? Не хулиганишь? Сидишь чего здесь? - приступила к допросу тётя Регина ещё на подходе к моей скамейке. Не задумываясь, и без запинки, я выпалил ответы: - Бабушка хорошо, здоровье тоже ничего, учусь так себе, зато не хулиганю, а здесь отдыхаю! Тётя Регина улыбнулась и, уже почти пройдя мимо, обернулась: - Привет бабушке. Я мотнул головой и, буркнув в удаляющуюся спину «Угу, передам», нащупал взглядом брошенную впопыхах сигарету. Только нагнулся поднять, как над головой раздалось: - Сашенька, я забыла сказать: передай бабушке, что завтра ей надо придти на работу на час раньше... Я ухватился за шнурок на ботинке – завязываю, мол – не поднимая головы, милым голосом пообещал, что всё-всё передам. Слово в слово. - Смотри, не забудь. Это очень важно! Я поднял голову и, честно глядя тёте Регине в глаза, клятвенно пообещал передать, что это очень важно. - Ну, отдыхай, - милостиво разрешила мне бабушкина знакомая и пошла прочь быстрым шагом.
Мне уже не хотелось здесь оставаться. «Надо искать другое место» - подумал я и неспешно направился к кустам. Там хоть можно спрятаться. Но кусты оказались заняты, в них сидели два мужика и что-то пили. Да что ж это такое! Что за наваждение? Школьнику совершенно негде расслабиться! Я вздохнул и обречённо побрёл на кладбище. Домов там нет, и найти укромное место можно. Руки горели от нетерпения. Оглянулся – никого. Слева и справа тоже пусто. Только далеко впереди маячили две фигуры: одна большая, другая поменьше. Я остановился, подумал, и медленно пошёл прочь. Вскоре фигуры меня догнали. Они оказались моей одноклассницей и её мамой, которые возвращались с могилки отца.
- А ты что здесь делаешь? – спросила Катька. - Хотел узнать у тебя домашнее задание по математике! – не задумываясь, выпалил я. Ответ ошарашил даже маму. - А откуда ты знаешь, что мы на кладбище? - А я видел, как вы туда шли, и решил встретить. Вот. - Ну что ж, пошли. Дам я тебе задание по математике... – кокетливо пропела Катька. Мелькнула мысль: «Видать, подумала, что втюрился. Ну, дела! Теперь проблем в классе не оберёшься. Ни за что, ни про что обсмеют как клоуна». Дошли до её дома. Получил задание, за углом выбросил и пошёл к себе.
Дома была только бабулька. Зуд в заднице стоял такой, что я не выдержал и пошёл во двор, в туалет вроде бы, и там, наконец-то, оттянулся по-полной! Кашлял, пукал, плевался, но мужественно докурил до конца. Во рту промчался табун лошадей. Голова кружилась. Из всех щелей нужника валил дым. А главное, уже ничего и нигде не зудело. И что за гадость эти сигареты!
Я распахнул дощатую дверь и остолбенел: в двух шагах от меня стоял отец! - Что, сынок, хорошо покурил? – ласково спросил он. – А почему здесь? Нельзя же смешивать два запаха, ты не поймёшь вкуса сигарет. Курить надо на свежем воздухе. Это была первая сигарета? - Да… – промямлил я. - Ну вот, видишь, тебе даже плохо стало. Бедный, совсем не думаешь о себе. Давай-ка лучше здесь покурим. Он усадил меня на скамейку, достал свои папиросы и протянул мне. Организм сопротивлялся, но отец заставил меня закурить. После чего я уплыл. Издалека прозвучало: «Ну, а теперь давай твои покурим...» И мы опять курили. Последнее, что помню: меня тошнит, мне плохо, мне отвратительно. Потом темнота, провал, бездна…
Утром, в ответ на призыв «Давай покурим, сынок», я выпалил: - Нет уж, дудки! Накурился, хватит!!! Так отец на целых четыре года продлил мою независимость. И "Минздрав" здесь отдыхает.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 01.03.2015 17:25
Сообщение №: 92967 Оффлайн
Не знаю, кто первым выдал это предположение, а потом объявил его аксиомой, но звучит оптимистично: если вляпался в дерьмо, то это – к деньгам! Проверял ли он на себе, или делал выводы из наблюдений за друзьями-приятелями – история об этом умалчивает.
Накануне события, всколыхнувшего всё мужское население нашей улицы, я не то, что вляпался, я выкупался в этом самом веществе. Была зима. Пацаны по раскатанной ледяной дорожке летели по наклонной на спор, кто дальше. То есть, кто окажется ближе к развалинам дома напротив нашей горки. Я проехал до конца, до фундамента, о чём тут же пожалел. Лёд треснул, и я провалился, как оказалось, в выгребную яму, до краёв полную дерьма. Спасла реакция: я успел широко расставить руки и ухватиться за какие-то доски, что помешало моему окунанию с головой. Но погружение по грудь состоялось, и этого было достаточно. Зловонный запах, как джин, выпущенный из бутылки, заполнил всё пространство вокруг меня. Пацанов ветром сдуло. Выбирался сам. Увешанный какашками, как новогодняя ёлка, я кинулся домой, на ходу соображая, что же мне выдумать такое, чтобы не наказали. И придумал! «Под лёд попала маленькая девочка, я кинулся ей на помощь и сам провалился. Но девочку спас. У неё были большие уши – это ей очень помогло. Я ухватился за них и вытащил. Прибежала её мама, сказала: «Спасибо тебе, мальчик! А где её братик?» А братик струсил и убежал. Вот попадёт ему теперь! Правда, попадёт?»
Но мама решила вопрос по-своему. То, что было у неё в руках, а в тот момент этим оказалось большое полотенце, которое она отжимала после стирки, вдруг превратилось в грозное оружие. Им она начала меня старательно обхаживать – по попе, по спине, ещё раз по попе... И тут до неё дошло, что она испоганила своё самое любимое полотенце! На её лице я увидел всю скорбь латышского народа. Мне стало жаль маму, и я обнял её, чтобы утешить. Теперь в говне были все: я, мама и любимое полотенце.
Следующий день я провёл дома. Одежда сохла после стирки, а я размышлял о своей несчастной жизни. Под окном бегали пацаны. Там была жизнь. Лучше бы я вчера утонул в дерьме! Вот тогда бы они все забегали – и мамочка, и папулик, и бабуленька. Вот вам, получите! Теперь будете плакать, но уже поздно. Нет вашего Сашеньки. Надо было любить его, а не ставить в угол и бить, вот. Так день и прошёл . Утром я вышел на улицу. Но там никого не было. Делать было нечего. Пошёл искать дело. Недалеко от нашего дома было место, где собирались пацаны – разбомблённый в войну дом. Вернее, то, что от него осталось. А остался только погреб, на вершине которого мы и играли. Весной на пасху катали крашеные яйца, а зимой по ледяной дорожке спускались вниз; кто на попе, кто на ногах. Короче, занимались делом.
На погребе сиротливо копошился соседский еврейский мальчик Коля. Он выразительно посмотрел на меня и спросил с какой-то завистливой интонацией в голосе: «В говне искупался, да?». Не зная, как реагировать – обидеться или отделаться смехом – я спросил: «Чего?». Коля повторил с той же интонацией: «В говне искупался?». Не услышав подвоха, я ответил: «Да вот, сезон открыл». «Сильно попало?» - поинтересовался Коля. «Ещё как сильно!» - с гордостью ответил я – «Теперь сесть не могу». «Да-а-а-а» – протянул Коля – «Тебе повезло. Мама сказала, что говно – это к деньгам». «Чушь собачья!» - ответил я и, разогнавшись, на ногах заскользил с погреба.
Внизу из-под снега что-то торчало. Я зацепился за это «что-то» и грохнулся со всего маху. Коля наверху заржал как лошадь. Я от обиды стал ногой долбить то, что меня уронило. Зараза такая! Из-за тебя так позорно растянулся. На тебе за это! Изо всех сил я так шарахнул, что в глазах потемнело. Потеряв равновесие, я опять упал. Коля ржал уже как две лошади. Я стал подумывать, а не дать ли ему в нос? Но мысль была прервана каким-то скрежетом – к моим ногам подкатилась длинная железная банка. Она была похожа на термос. Я стал её изучать. Было очень интересно, что же там внутри? Вниз спустился Коля, и мы вдвоём начали бить находку по большому камню. С одной стороны, с другой... О чудо! Оказывается, крышка откручивается. Перед нашими ошалевшими глазами оказался самый настоящий клад! Золотые украшения и монеты. Какие-то камушки, бусы, часы, маленькие золотые рюмочки, кулоны, браслеты, кольца…
Мы тогда не понимали всей ценности этой находки. Мне понравился перстень с камнем. Коле отдал две рюмки. В этот момент подошли и пацаны. Кому-то достались часы с цепочкой, кому-то монетки. Кто-то взял камушки. За час мы выпотрошили весь термос. На пути к дому мне встретилась соседка. «Сашенька, а что это у тебя на пальчике? Оно же большое тебе. А давай я тебе денежку дам. А то потеряешь его, жалко будет. На денежку!» Я схватил протянутые десять рублей, отдал кольцо и стремглав помчался в магазин. Деньги отоварил по-полной. Куча конфет и шоколадок, печенье, булочки и лимонад. Целое богатство! Банкет удался на славу. Пацаны ликовали.
Вечером к нам пришла Колина мама, тётя Поля. Она вспомнила всех своих родственников, и что в её жилах течёт еврейская кровь, и что первый раз в жизни она видит таких «идиётов», как мы с Колей. Она ходила скандалить ко всем родственникам детей, которым достались монеты, камни и всякие золотые украшения. Но безуспешно. Поезд ушёл. Я стал ходячей легендой и «идиётом», у которого вместо мозгов лимонад и печенье.
Ну а местные мужики за неделю перекопали весь подвал снизу доверху. Заработали кучу мозолей и ничего не нашли. Может, им перед этим надо было искупаться в дерьме?
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 01.03.2015 23:49
Сообщение №: 93017 Оффлайн
На нашей улице событие вселенского масштаба: за хорошую учёбу в двух школах папа подарил Альке велосипед!
Сияющий, как лампочка Ильича, Алька подкатил к нам, и резко затормозил. Велик дёрнулся в сторону, заднее колесо с шиком и шипом прочертило дугу в сто восемьдесят градусов, и он как вкопанный встал у наших ворот.
- Ну, ни хрена себе тормоза! – восхищённо прошептал Славка - Тормоза, что надо! – пробасил Колька. Мы сгрудились вокруг Алькиного транспортного средства и стали деловито ощупывать каждую деталь. - Блестит, паскуда, как у кота яйца, - выдал я. - Точно как у кота, - поддакнул Колян. - Блеск, это фигня. Главное – чтоб скорость была приличной и тормоза не подводили. А это что за хренотень? – спросил Славка. - Это динама! – пояснил хозяин. – Вот, смотри: наклоняю её к колесу... крути колесо! Да не так! Подними сперва за руль, а потом крути, – командовал он Кольке. – А теперь смотри на фонарь: горит? - Горит, зараза! – возопил Колька. - А то! Фирма, однако, - гордо изрёк Алька. - А это что за рог на правой ручке? – дотошничал Колька. - Это ручник! – выкрикнул Славка, торопясь выказать свою осведомлённость. – А вот это звонок. Он несколько раз надавил пальцем на рычажок, и звонок отозвался громким и заливистым «дзинем». - Здорово! Классно звенит, – оценил Колян, – слышно аж за километр.
Мы, как на ярмарке, ходили вокруг Алькиного «коня». Заглядывали «в зубы», щупали «копыта». Замечали, что их – спицы – надо подтянуть, а то колёса застучат. Цокали языком на цыганский манер, выражая свой восторг качеством отечественного производителя. Но до конца не въезжали, как этим, неожиданно свалившимся нам на голову чудом, распорядиться.
- А сколько в нём лошадиных сил? – поинтересовался я. - Две! – не задумываясь, выпалил Славка. У Альки от неожиданности из-под очков вылезли глаза. В его энциклопедии ничего подобного не было. - Почему две? - Элементарно! – продолжал наш главный эксперт. – Вот, гляди: педалей сколько? - Ну, две... - А ног? - Тоже две! – радостно завопил Колька. - То-то и оно. Закон тяговой силы. Ноги давят на педали, педали на цепь, цепь на втулку колеса. Происходит что? - Что? – растерянно заморгал хозяин велика. - Что, что... Скорость! А скорость у нас в чём выражается? - В километрах, – брякнул Колян. - Дурак! В каких километрах? В лошадиных силах! - А-а-а... Ну, так бы сразу и сказал. Конечно, понятно, – сказал Колька, сделав при этом ну очень умное выражение лица. - Но скорость можно увеличить и до трёх лошадей, а может даже и до четырёх, – подытожил Славка.
Мы повернули головы в его сторону. В открытых ртах застрял вопрос: как? Славка от наших рож рассмеялся, потом многозначительно глянул на хозяина и выдал: - Всё дело в правильной обкатке. Любое транспортное средство надо обкатывать по уму. - Это как? С умным выражением лица? – поддел Колян. Но Славка, не обратив на него внимания, продолжал: - Количество километров не должно превышать десяти, а средняя скорость – двадцати километров в час.
Честно говоря, мы все впервые услышали, что велик надо обкатывать. Но сама идея была неплоха. Воплотить решили в сквере. Сначала от души поздравили Альку с подарком: Славка вручил конфету, Колян – пружину от будильника, а я – ржавый перочинный ножик. Короче, всё самое дорогое, пригретое в карманах. Довольный Алька ехал впереди, а мы, счастливые, вприпрыжку за ним, в сторону скверика, на первую в нашей жизни обкатку велосипеда с чудным названием «Орлёнок».
Там мы перво-наперво определили очерёдность велопробегов. Первое почётное право единогласно предоставили хозяину. Остальные испытатели отвоёвывали свои места на спичках. Я оказался замыкающим. Каждому давалось два круга. Главное – соблюдать скоростной режим. Поехали!
Свой кайф уже получили Колька, Славка, и сам Алька. Очередь дошла до меня. Все давали советы: - Перед горкой набирай обороты, – наказывал Алька. - А с горки, наоборот, притормаживай, – наставлял Славка. - Если что, давай сигнал – звони! А то врежешься в кого-нибудь, мало не покажется, – предостерегал Колька. И я поехал.
Первый круг прошёл на уровне. На втором круге я круто взлетел на горку, и так же круто рванул вниз. И тут наперерез выскочила женщина. Неожиданно, перед самым моим носом. Я старательно нажал на педаль, но босая нога, соскочив, воткнулась в крутящиеся спицы. От боли я подпрыгнул. Велик из-под меня сиганул влево. Я, по инерции, – вправо, прямой наводкой на женщину. Та, падая, завопила: «Караул! Грабят!!» Велик лежал на боку, а переднее колесо показалось мне лысым. Я же, плюхнувшись на женщину, как на тахту, бухтел: «Ну зачем шлындать там, где катаются дети?..»
Пацаны бежали к нам со всех ног. Тётка, увидев разорванный палец на моей ноге, перестала вопить, достала носовой платок и стала его перевязывать. Славка с Колькой собирали спицы. Алька стоял пришибленный, а из-под его ног уходила почва: я загубил его детскую мечту!
Славка бубнил: - Главное, восьмёрки нет, а спицы мы все собрали. Их только подрихтовать надо и на место поставить. Дизайн не испорчен. Так что, фигня, батя и не заметит... - Не-е-е, заметит! Ещё как заметит… – со слезами выдохнул Алька. - Так, – решил я, – пошли вместе! Беру всё на себя. Ты тут вообще ни при чём: пошёл пописать в кусты, попросил меня подержать, а я не устоял и поехал. Вот и всё. Пошли.
Я тащил велосипед на спине, за мной Алька нёс колесо и спицы, пацаны замыкали шествие. Походило на траурную процессию. Правда, песня у меня в голове была какая-то дурная: «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца...». Не соответствовала нашему состоянию.
Перед глазами Алькиного отца предстала картина маслом «Не ждали». Я поведал ему свою трогательную историю: «Алику захотелось в кусты, а мне – на велик. На ту беду выскочила тётка. Такая нехорошая, что заругалась и ударила сумкой по колесу. Спицы выпали, колесо отвалилось, а я ещё до этого упал...» Отец друга посмотрел на мой палец, перевязанный платком, на несчастного сына, загадочно хмыкнул и стал разглядывать колесо. Оно, на удивление, действительно не пострадало. Оставалось только выгнуть и поставить на место спицы, а потом их затянуть. - Ладно, – сказал дядя Саша, – сегодня – нет, а завтра оно будет крутиться. А ты отправляйся к маме. Пусть посмотрит, что там у тебя с пальцем. Сказав «спасибо», я выскочил к пацанам.
- Уф, пронесло! - Ну, и сколько лошадей накатали? – ехидно поинтересовался Колька у Славки. - Сколько-сколько... если от сквера до дома, то получается один Сашкин горб. А если Алька получит от бати по заднице, то прибавится ещё и она. Получается, один горбозад на один километр. Вот и весь расклад. Обкатали, называется... тьфу! Всё, по домам. До завтра. Будет день, будет и пища. А сегодня день не наш.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 10.03.2015 13:28
Сообщение №: 94399 Оффлайн
«...Берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение; ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко. Не ходите вслед их»
(от Луки, 21:8)
Наше поколение было взращено государством на махровой идеологии атеизма. Все мы, почти поголовно, отрицали наличие такой сущности, как Бог.
Газеты изобличали священнослужителей. Слова «поп» и «попадья» служили синонимом чего-то негативного в обществе. Католическая церковь и инквизиция ставились на одну чашу весов. Ислам и буддизм вызывали неподдельный страх. О, ужас, некуда спрятаться бедным атеистам. Полня засада!
Но начало девяностых перевернуло сознание масс с ног на голову. В один момент все вдруг стали верующими. Может оттого, что вырубили виноградную лозу? Или появилась надежда, что в это тяжёлое для всех время явится добрый старичок и облагодетельствует – кого хлебушком, кого денежкой, а кого и исцелением?..
Признаться, я тоже приложил руку к становлению новой по тем временам, необычной харизматической «церкви». Лидер её, пастор Алексей, был мне глубоко симпатичен. И само название «Новое поколение» уже говорило о многом. Я предоставил для общих «церковных» собраний большой зал студенческого Дома культуры. Все были счастливы. Собрания проводились регулярно и в спокойном режиме. Одновременно продолжался поиск достойного помещения для приобретения оного под «церковь».
Алексей долго расспрашивал меня о нашем театре, о режиссуре, о моей вере. Наше многочасовое общение позволило ему сделать вывод: театр – это лицедейство, а любое лицедейство есть проявление самого дьявола! - В таком случае, – парировал я, – ты сам становишься пособником сатаны, ибо в силу своих природных данных являешься талантливым актёром, и твои проповеди – настоящие моноспектакли. И, чтобы достучаться до паствы, ты используешь театральные приёмы. - Неправда! Я затрагиваю лишь струны души человека... - Правильно! Это – первая ступень. А дальше тебе нужно от душевного подняться к духовному. В театре, поверь мне, то же самое... Жаль, но ты не убедил меня.
Несмотря на разногласия, мы остались в добрых, приятельских отношениях. Я радовался успехам «церкви», молодым людям, которые благодаря Богу оставили свои пагубные пристрастия.
А Алексей стал профессиональным фанатом своего дела.
Прошло много времени, и я вижу в нём настоящего помазанника Божьего. Господь наградил его талантами актёра, телевизионного режиссёра, музыканта, композитора и прекрасного оратора. Через двадцать пять лет пастор был во всеоружии. Вряд ли он сейчас вспомнит наши задушевные беседы. Да это и ни к чему. Главное в любом деле – результат. А он налицо.
Удачи тебе, пастор!
Параллельно официальным конфессиям стали появляться маленькие, нигде не зарегистрированные, «общественные организации». В народе их называли проще: секты. Они вылезали, словно грибы после хорошего дождя. В городе и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на горящие глаза, которые вопрошали: - Как Вы считаете, конец света скоро наступит?
Спасала моментальная реакция: - По радио передавали – в ближайший четверг. Убедительно Вас прошу: пожалуйста, подготовьтесь. В среду не пропустите знамения! Широко открытый рот визави, видимо, выражал удивление по поводу моей осведомлённости.
…………………………..
На нашем спектакле «Полёт в никуда» мои актёры и музыканты выложились по-полной. Потом к нам гримёрку вошли две интересные особы.
Одна выразила свой восторг: - Это потрясающе! Какая пластика, какая музыка! Ах, ах, ах... А вторая затараторила: - Я сегодня получила пищу для размышлений... Мне надо побыть в одиночестве. Мысли придут – я их обязательно для вас озвучу! Первая, не теряя времени, стала совать мне в руки визитку: - До встречи. Вы просто чудо! - До встречи, – согласился я, – а теперь мне надо остаться один на один с актёрами. - Да, да, да! Уходим, уходим, не будем мешать. Ждём вас! - Кстати, я Светлана, а это моя сестра Лена, – представилась та, которая дала визитку. - Очень приятно. Я Александр, а это моя жена Нина. - Значит, договорились. Обязательно ждём! Будем рады видеть вас...
......................................
Мне сложно ответить на вопрос: верю ли я в Бога? Где-то в глубине души прячется «да». Но кричать об этом и призывать всех к покаянию не могу. Может, это излишняя стыдливость. И ещё: будучи в том возрасте, когда первородный грех принимался мною, как само собой разумеющееся, я не просил у Бога за него прощения. Зачем? За удовольствие надо благодарить!
Но в один из зимних вечеров в голове у меня что-то щёлкнуло…
… Я бежал изо всех сил, боясь опоздать на поезд. На перроне была наледь, я поскользнулся, и меня до пояса втянуло под вагон. Поезд тронулся под визг женщин. Колесо вагона приближалось. Ещё миг – и я бы уполовинился. Но какая-то неведомая сила выбросила мои ноги на перрон. Поезд набирал ход параллельно моему лежащему телу. Уткнувшись губами в лёд, я впервые произнёс имя Бога. Из горла вырвалась несвязная, но очень искренняя молитва благодарения.
Подбежавшие люди тормошили меня, смеялись. Какой-то мужик, со словами «Ну, паря, ты в рубашке родился!», сунул мне бутылку водки. Машинально, не чувствуя горечи, выдул одним махом полбутылки словно воду.
Но ведь только что со мною рядом был Бог... я чувствовал это... Ну и дела!
...........................
Раздался телефонный звонок:
- Саша, это мама Вити. Он хочет, чтобы ты подъехал. У него рак. Вчера из больницы выписали. Врачи говорят, мало осталось...
Виктор – мой хороший друг. Добрый жизнелюб и умница. Начальник студенческого конструкторского бюро, спортсмен, парашютист, альпинист и заядлый байдарочник. Мощный генератор идей. Он создал группу, с которой поднялся на Эверест, чтобы снять с вершины обломки уникального самолёта, разбившегося во время войны. Сняли, привезли в Ригу и восстановили по фотографиям. Теперь этот самолёт занимает почётное место в Музее авиации в Москве.
… Запущенная холостяцкая квартира. На кухне суетится мама. Захожу в комнату – и натыкаюсь на Витины глаза. О-ба-на… Стало страшно. Взгляд из потустороннего мира. Как ни в чём ни бывало, строю улыбку и небрежно роняю: - Привет, Витёк! Ну, как оно? - Да, хреново... Желудок вот, сука, отказывает. Врачи говорят – язва. Жрать не могу, в туалет не хожу, и болит охеренно. Каждые четыре часа уколы делают. - А давай-ка мы, для начала, обстановку у тебя поменяем? Поставим диван вот так... смотри, уже лучше. Ты будешь видеть небо... так, теперь открываем окно... и вот он, свежий воздух...
А у самого состояние ниже плинтуса. Чувствую – давит всё, давит. Захожу на кухню – мама плачет. Спрашиваю: гости часто приходят? - Постоянно, раз пять на день. Очень много у него друзей... - Значит так, Серафима Григорьевна, никаких гостей. Они же все приходят прощаться, а Витя будет жить! От неожиданности она вздрогнула и заплакала уже навзрыд, крепко прижимая ко рту полотенце. Шёпотом внушаю: - Я вам запрещаю даже думать об этом. Слышите? Всё будет хорошо. Завтра приду не один. Помещение надо промолить. А потом сами почувствуете, что я был прав.
Именно с Виктором я впервые открыто заговорил о Боге, о силе Духа, о молитве. Он разрешил мне помолиться вслух. Положив ладонь ему на голову, я стал просить Бога об исцелении моего друга...
Видимо, долго я молился. Витя уснул крепким сном, с детской улыбкой на губах.
На следующий день квартиру промолили. Группа поддержки из «церкви» была большой. Стали молиться за Виктора. Алексей дал мне для него очень хорошую библию, с большим шрифтом. Не надо было напрягать глаза.
Приезжал я к другу часа за два до работы. Через неделю количество уколов сократилось. Первая Витина еда стала для нас с мамой праздником. Моя ладонь его усыпляла и снимала боль, молитвы укрепляли дух. Через месяц больной отказался от всех уколов – боли не было!
И вот мы уже ходим по квартире. А на дворе весна, зарождается жизнь, зеленеет трава, набухают почки. Первая прогулка на улице. Глаза у Вити ожили!
День за днём гуляем всё дольше и дольше. Появились первые цветы, деревья покрылись зеленью.
- Как красиво… Санёк, а ты знаешь, какая в горах изумительная красотища! Её нельзя описать, её видеть надо! - Старик, а я верю, что мы с тобой скоро сделаем восхождение. Наберись только сил, окрепни маленько. Плюнем на всё, и рванём в горы! - Спасибо, Санёк. Ты мне как брат стал. - Ладно, братан, пошли заправляться.
Счастливая мама хлопотала на кухне…
Через два месяца в поликлинике засуетились врачи. Что-то неладное с пациентом, жив до сих пор…
- А где вы лечились? И кто вас лечил? - Нигде. Просто друг ко мне приходил, и люди за меня молились.
«Ну и чудеса» – удивлялись доктора – «Отправили умирать, а он как огурчик! Ну, дела...»
Через три месяца мне дали отбой: - Санёк, не приезжай, я иду на работу.
... Отец, благодарю тебя за исцеление моего друга!
............................................
- Господь сказал мне, чтобы я занялась созиданием церкви, – знакомила Лена всех присутствующих со своими «откровениями». - А что ещё Он вам сказал? – поинтересовался паренёк в очках с толстыми линзами. Он был инвалидом по зрению из Общества слепых. Сопровождала его девушка – тоже инвалид, но в лучшем, чем он, состоянии - А ещё Он сказал мне, что количество членов в нашей группе не случайно. Двенадцать человек... Это вам о чём-нибудь говорит? - Неужели, апостолы?! – ужаснулась девушка. - Да. Все – помазанники Божьи, и призваны к апостольскому служению. Каждому из вас Господь наш Иисус Христос будет давать откровение. В первой половине служения мы ими делимся, а потом думаем, как нам жить дальше.
В дальнем углу Володя, по профессии врач-психиатр, заведующий наркологическим центром, втихаря под столом гладил коленки молоденькой «бизнесвумен» Сандры. Её лицо покрыл здоровый румянец. Веки больших, выразительных глаз вздрагивали в сладостной истоме. Дыхание было глубоким и замедленным. Положение не позволяло ей открыто выразить свои чувства в присутственном месте...
Лена вытащила тетрадь и стала зачитывать. Это были: - развёрнутые наставления по «строительству церкви»; - руководство к действию по спасению ближних в семье; - инструкция по поведению «апостолов» в миру; - советы по избавлению от грехов. Закончив читать трактат, лидер группы окинула всех проницательным взглядом и остановилась на Володе. - Ну, у кого есть что сказать? Володя, виновато, как школьник, опустил голову и промямлил: - В меня вселились бесы прелюбодеяния. Всё время дух борется с плотью. Не могу больше! – взмолился он, ударив себя правой рукой по левой. – Вот тебе, зараза! Получи! Ещё раз – и оторву к чертям собачьим! - Стоп! – остановила его Лена. – Садись по центру, будем изгонять из тебя бесов. Владимир смиренно уселся на стул, закрыл глаза и начал молиться. «Апостолы», окружили его, и с какой-то оголтелостью, каждый на свой лад, стали отмаливать несчастного заблудшего брата.
Это напоминало шаманское действо. Не хватало лишь бубна, чтобы всё движение вокруг «грешника» обратилось в сакральный танец.
- Изыди, сатана! Именем Иисуса Христа мы изгоняем тебя из плоти нашего брата! - Во-о-о-о-н!!! – воплем, напомнившим трубный призыв слона, поставила точку Елена. - Встань, брат, и иди. Ты исцелён. О-о, халилуйя , Господь! Хвала Тебе! Мы благодарим Тебя, и воспеваем силу Твою. Слава Тебе, слава!
Смущённый Володя встал со стула и приземлился на колени. Его взор был обращён к Сандре. - Я люблю тебя. Ты моя радость. Свидетели – сёстры мои и братья. Будь моей женой!.. Девушка подошла к нему, потрепала рукой его волосы и очень серьёзно изрекла: - Буду. Громогласное «Ура!», как торнадо, пронеслось по аудитории. «Апостолы» ликовали, ангелы воспевали славу Господу…
.......................................
(Продолжение следует)
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 18.03.2015 14:25
Сообщение №: 96211 Оффлайн
Олег был музыкантом с большой буквы. Имея классическое образование он, тем не менее, великолепно играл джаз, рок и соул. Увлекался современными течениями и был прекрасным шоуменом. Его знала вся музыкальная братия.
В своё время занимаясь бобслеем, Олег получил очень серьёзную черепно-мозговую травму. Опухоль в голове вызывала сильнейшие боли, от которых приходилось спасаться психотропными средствами. Он постоянно пребывал в плавающем состоянии. Чтобы наглядно подчеркнуть значимость своей болезни, Олег иногда ходил с тросточкой – якобы отказывала правая нога. Но в большинстве случаев подпорка ему была не нужна.
Знаменитый рижский лесопарк – «Межапарк». На сцене западногерманский проповедник Бонке. Наступил долгожданный момент: сейчас будут исцелять. Десять тысяч зрителей ждут чуда. Проповедник просит больных подняться к нему. Появляется длинный, худой, сгорбленный вопросительным знаком молодой человек. Видно, как ему тяжело волочить больную ногу. Только трость спасает его от падения. Поприветствовав знакомых музыкантов в оркестре, он приблизился к Бонке. Тот вознёс одну руку вверх, второй коснулся лба Олега. Люди ахнули – «вопросительный знак» рухнул навзничь, ноги подпрыгнули вверх, как бы приветствуя зрителей, и опустились...
Ещё мгновение – и он на ногах! Улыбка до ушей выражает восторг. Сначала медленно, как бы прислушиваясь к ноге, он проходит вдоль сцены, затем убыстряет шаг и уже бежит вокруг музыкантов. Зрители аплодируют ему стоя. Подбежав к тросточке, Олег поднимает её над головой и с размаху опускает на подставленное колено. Над «Межапарком» прокатился рёв восторженной толпы. Бонке сиял – чудо свершилось! Выбросив ненужные половинки палки, больной пустился вприсядку. Музыканты решили помочь – «Камаринская» звучала на всю округу, а «исцелённый» выделывал коленца, выписывал невообразимые кренделя, выбрасывал нелепо-длинные ноги вверх и что-то выкрикивал при этом.
Люди были довольны. Бонке тоже. Ну, про Олега я не говорю. А был ли доволен Господь?..
................................
- Да, да, да! Господь доволен созиданием нашей церкви, – вещала Лена, – иначе мы бы не получили помещение в Юрмале! Кто-то робко поинтересовался: - А что это за помещение? - Бывший пионерский лагерь. Теперь мы можем полностью перебираться туда. На работу будем ездить на электричке. - Как, и жить там? – спросила Света. - Да. Только так мы сможем быть крепкой семьёй. Мы – дети Божьи, и должны жить под одной крышей. Настало время разорвать оковы с неверными мужьями и жёнами. - А родители как же? – встрял Игорёк из общества слепых. - С этого момента мама для вас – это я, а папа – Иисус Христос. -У-у-у-у... – то ли восторженно, то ли настороженно отреагировал парнишка. А Лена уверенно продолжала: - Следующий вопрос: с Александром и Ниной мы расстались, но мне бы хотелось, чтоб их дети стали жить у нас. Тем более, что Юля сама может принимать решение, не ребёнок. Ведь так, Юля? Польщённая девушка машинально кивнула. - С Саньком поговорю сначала я, потом – ты. Очень хороший пацан, нечего ему делать в этом театре. Будем его воспитывать по Божьим законам. - А мама с папой? – робко спросила Юля. - Девочка, пора привыкнуть к мысли, что родители твои – отступники. Они воспринимают Бога аналитически, умом, но не душой. Слишком умные они у тебя, поэтому и останутся в том мире, который им близок. Да, ещё один момент – касается тех, кто имеет работу: зарплата идёт в общий котёл. Заниматься хозяйством будет Света, поэтому деньги сдавать ей.
Не знаю, что нас с женой подтолкнуло отдать детей. Юлька уже была взрослой девочкой, Санёк на четыре года моложе. Видимо, купились на бывший пионерский лагерь и Юрмалу. Что летом может быть лучше Юрмалы?..
..............................................
Телефонный звонок. - Саша, приезжай, Вите опять плохо.
Услышав голос мамы друга, я остолбенел. Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, сколько ж мы не виделись? Прошло полгода, как он вышел на работу. Конечно, ни в какие горы мы с ним не поехали – мама была категорически против. Потом он закрутился в работе, да и я тоже. Иногда созванивались, перебрасывались короткими фразами. Вот и всё общение.
Приезжаю. Мама снова в слезах. На меня смотрит как на Бога. - Помоги! В комнате опять натыкаюсь на глаза и прихожу в ужас от осознания: это конец! Витёк одной ногой уже там.
Что же случилось?..
Оказывается, наш общий знакомый приехал в командировку из Киева. Увидев Виктора, кинулся к нему с распростёртыми объятиями. - Старик, ты классно выглядишь! Бегаешь, словно мальчик... а мне говорили, что тебе кранты, рак сожрал. Вот суки турбинные! В один момент из здорового, весёлого мужика Виктор превратился в немощного старца и, потеряв сознание, упал на пол. Сослуживцы отвезли его домой…
- Саня, сделай что-нибудь! – взмолился друг. – Сегодня в Манеже работает Руцко. А твой приятель, Володя Синицын, у него в пресс-атташе ходит. Позвони ему, я хочу попасть на сеанс. Вечером отвёз Витю на машине в Манеж. Честно говоря, я очень негативно отношусь к подобным «целителям», но так захотел Виктор.
Во время сеанса Руцко дважды подходил к нам, делал мощные пасы руками, что-то говорил, но я не слушал, следил за другом. Не дождавшись конца сеанса, мы вышли из помещения. Мне показалось, что Вите стало хуже. Дома мы немного побалагурили, и я поехал, обещав быть у него завтра. Ночью разбудила Витина мама. - Саша, что делать? Витя умер...
Примчался, вызвал нужные службы. Часа через полтора Витю увезли. А в памяти осталось его лицо, перекошенное от боли. Какой-то нечеловеческий оскал. «Печать дьявола» - мелькнула мысль. Какого хрена попёрлись к этому Руцко? Да и киевский «хрен» не слаще. Вот дёрнуло его языком молоть! Господь, может, не надо было так жестоко?.. Почему?.. А, впрочем, Твоя воля. Прости.
.......................................
Заскочив домой, Юлька перекусила на скорую руку. - А мама где? - В Питере. Приедет через неделю. - Ага. Ты передай ей, что я замуж вышла. Я поперхнулся кофе... - Не понял? - А чего тут непонятного? Подружилась в «церкви» с парнем. Стали встречаться. Лене пришло откровение от Господа, что мы должны повенчаться. Вот нас и повенчали. - Та-а-а-а-к... А мы, значит, для тебя уже никто, поставила перед фактом. Ну, спасибо тебе, дочь. Маме передам, не волнуйся. - Я иначе не могла. Нам запретили общаться с родителями. Вы же грешники все. - А вы, значит, ангелы небесные, сама невинность... - И, потом, вы сами виноваты. Если вначале приезжали, то потом забросили нас. Ни родителей, ни денег. «Церковь» должна выкручиваться. Папка, ну что ты, в самом деле? Я залетела, а Лена вовремя просекла, и нас обвенчали.
Я в растерянности разглядывал кофейное дно чашки. Мерещились странные очертания существ с рогами. Сам собою напросился вывод: черти! Уж очень не хотелось верить, что всё это – дело рук Божьих. - А он кто? – прервал я свои размышления. - Пацан. Нормальный. - Да нет, чем он занят? Что умеет? Профессия? - Ты чего, папка, он молодой ещё! Грехи были – с плохими пацанами дружил. Теперь вот покаялся, стал хорошим. Любит вот меня. - Эх, Юлька, Юлька... Нам с мамой для полноты счастья как раз не хватало такого сокровища... - Ладно, папка, не зуди. У тебя деньги есть? А то молодой семье жрать нечего. - А муж-то что не чешется? Или объелся груш? - Ой, ну что ты, в самом деле! Я же сказала: он молодой ещё. Ищет работу. Найдёт – будет чесаться. А пока вот на шее у «церкви» висим. Ладно, я поскакала, а то на собрание опоздаю. Схватив со стола деньги, наш мотылёк выпорхнул, не сказав даже «спасибо».
Господь, ну Ты и юморист! С Тобой не соскучишься...
Надо отметить, что жене по приезду эта «шутка» тоже «понравилась». На неё напал ступор. Мы рванули в Юрмалу. На этот раз, на удивление, нас даже впустили в дом. Лена, чувствуя себя виноватой, соглашалась со всем, что предлагала Нина. Заодно познакомились с зятем. Молодой накаченный бутуз чем-то походил на Наполеона. «Ну, нет, у Наполеона хотя бы мозги были, а здесь всё в бицепсы ушло» – издевался внутренний голос. Решили вопросы ЗАГСа и проживания молодых и, забрав сына, рванули домой. И только там смогли перевести дух, осознать всю нелепость ситуации, в которую мы влипли.
- Ну и «церковь», мать твою за ноги! Сатана в ней правит бал... Нинок с укоризной глянула в мою сторону. - Да не обманывай ты себя. Сам прекрасно понимаешь, что это – стопроцентная секта. Бог не кричит во весь голос и не бьёт себя кулаками в грудь, доказывая, что Он есть Бог.
Теперь надо думать, как Юльке выносить ребёнка…
Родился на удивление крепкий мальчишка, хотя копоти давал всем. Бедная Юлька крутилась в заботах. Муж не отставал – очередной поиск работы его ужасно изматывал, а ведь надо было ещё и в «церковь» ездить. У него же там «апостольское служение»! Дочери на этом фоне было не до «церкви». Дай Бог управиться с мирскими заморочками.
Через полгода нашей совместной жизни грешники, то есть, мы с Нинчиком, вернули к себе тёщу, которая жила в моей квартире, и молодые рванули туда. А ещё через полгода дочка выгнала своего «апостола». Он же, бедный, как на духу исповедался лидеру «церкви», и та грудью встала на защиту обиженного.
- Алло, сестра, привет! Ну, что ты там себе позволяешь? Почему выгнала свою половинку? - Глупый он, да и кулаки распускает. - А умных ты много встречала? А то, что бьёт – так это уму-разуму учит. Не со зла ведь, с любовью. Так что, смирись, сестра, и молись, чтобы Бог его мудростью одарил. - Но он не работает нигде, мне ребёнка кормить нечем. - А родители на что? Это же их прямая обязанность – вам помогать. Так что, милая, приезжай. Тебе надо покаяться перед всем собранием. Ну, а потом уедете вдвоём. - Мне не в чем каяться! Я что, виновата, что муж у меня такой. А он вам покаялся, что изменял мне? - Фу ты, ну ты, гордость у неё, видите ли, взыграла! Изменяет – значит, повод даёшь. Нельзя детей Божьих травмировать, тебе ясно? - Да пошёл он срать! Ноги его больше не будет в моём доме!.. Будь благословенна, сестра.
Через месяц дочь приехала к нам в слезах: - У меня украли ребёнка! - Кто? – испуганно спросила мать. - Да муж мой... – сквозь слёзы выдавила Юлька. – Он сейчас вместе с ним в церкви прячется...
Ленин голос в телефонной трубке я узнал сразу. - Церковь «Сердце Христа» слушает. - Алло! Гараж? - Нет, церковь - Слушай меня внимательно, «церковь», Через час ждём вашего «апостола» с ребёнком. В противном случае подключим полицию. - Да пусть ваша отступница забирает своего детёныша, и чтоб мы её в церкви больше не видели! Грешникам у нас не место!! Во-о-о-о-н!!!
И пошла Юлька прочь – и от «людей Божьих», и от «церкви», и от самого Бога...
А ребёнка вернули. Закончился этот маразматический кошмар, слава Богу, вовремя. Мы благодарим Тебя, Господь, за Твою милость к нам!..
… Новогодний вечер в разгаре. В Риге оттягиваются москвичи. Гуляют в центре, в самом дорогом и роскошном отеле. В молодости я недолюбливал его – уж слишком помпезен. Хорошо, что работаем в малом зале, там уютно. Гостей – человек сто. Они очень довольны нашей командой. Оркестр шикарный, звук живой. Мы с Ниной – ведущие. Одним словом – всё супер-пупер. К середине вечера удачно выкрутились с Дедом Морозом и Снегурочкой. Одна половина зала выбрала «из своих» Деда, другая – внучку. Выбранные не подвели – очень прикольные, «наши» ребята. Новый год встречали дважды: по московскому, а затем по местному времени. На ура прошёл импровизированный оркестр из гостей. Выбрали восемь человек. Выдали «инструменты» – дудки, свистки, тарелки, гармошки, ложки, всякие побрякушки. Обговорили ритмику блюза и рок-н-ролла. И понеслась – они «зажигают», а я сверху на саксе. Сначала тему, потом импровизацию. Ребята работали, как настоящие джазмены. Сидящие за столиками завелись и стали помогать – кто ладошками, кто вилками и ложками, а кто-то и свистом под топот ног. Короче, настоящий дурдом! Все сходили с ума, и всем было весело. В два ночи мы с женой закончили программу, эстафету перехватил оркестр.
Мы их взяли! Ай, да мы...
…Через полчаса к нам в номер зашла распорядитель вечера с бутылкой шампанского. При виде нас её улыбка «на всё лицо» застыла. Она не могла въехать в ситуацию. Пара зажигательных ведущих превратилась в жалких стариков, которые, обнявшись, плакали навзрыд. - Ребята, да что с вами? Вы же москвичей на уши поставили... Какие вы молодцы! - Извини, Галка, сейчас отойдём... - Сын уже два дня, как в морге лежит, а ещё через два – похороны, – прошептала жена. Галка, хлопая глазами, присела к нам и обняла наши головы. - Как же вы могли так работать?.. Ничего не понимаю... всхлипнула она. И уже в шесть ручьёв мы стали оплакивать горе ушедшего года. Я нашёл силы подняться и открыть шампанское. Разлил по бокалам. - Девочки, с Новым, двухтысячным, вас. Счастья, здоровья, удачи...
...Господи, ну что же мы сделали не так?.. За что?!
Молодая женщина – красивая, талантливая. Её тянуло к театру, к поэзии, к Богу. Какое-то время ей было хорошо в Лениной «церкви». Но у Валюши был трёхлетний ребёнок и муж, не понимавший её устремлений к Богу. И «спасаться» он никак не хотел.
«Брось его и иди за Мной!» - это «откровение свыше» внушали ей церковные сёстры. Мучительные раздумья терзали Валентину: «Ведь я мужа люблю... И ребёнка тоже. А сынуля любит нас обоих... А потом – я же слабая женщина...» - Не возводи себе идола, сестра – твердили ей в «церкви». - Если Господь говорит «Следуй за Мной» - не противься, следуй. Её долго раздирали противоречия. Она пыталась понять свои чувства, увязать их с Писанием Божьим и с «откровениями» сестёр. Ей казалось, что ещё немного – и голова её разорвётся от бьющих набатом мыслей...
…Малыш проснулся рано утром и протянул руки к висящей маме. Мама молчала. Сынуля проявил характер и подал голос. Проснулся папа, и в ужасе от увиденного упал на пол. Инфаркт... Мальчика отдали в детский дом. Говорят, в хороший...
Господь, я не могу поверить, что слово Твоё способно убить. Такого быть не может! Люди сами выбирают путь к Тебе…
Может, это про нас: «...настанет время – и появятся лжеучителя, лжеапостолы и лжепророки...»?
Может, надо помнить, что «не всё то – золото, что блестит»?
И не каждая «церковь» – храм Божий, и не каждое слово – Слово Господне...
Санечка, сынок, а у нас с мамой появилось солнышко в окошке – твои дети оказались талантливыми. Не знаю, гены ли сыграли, или Бог нас пожалел…
Дашеньке только-только исполнилось девять, а она подошла ко мне и говорит: - Дед, ты можешь научить меня играть на саксофоне? - Не знаю, Дашунь... Наверно, могу... - Попробуем? - А давай! Восьмилетний внук насупился. Успокаиваю: - Марк, через год ты тоже будешь играть. - Правда? - Правда. Только надо немного «вытянуть» пальцы. Будешь подтягиваться на турнике? - Согласен, буду.
За год я вложил в них два курса американской школы. Теперь оба в «музыкалке»: Даша – в четвёртом, Марк – в третьем классе. Не знаю, станут ли они музыкантами, но очень хотелось бы, чтоб выросли хорошими людьми.
Сынок, я виноват перед тобой. Смалодушничал. Меня тогда вызвали в полицию. Полицейский, объёмом с двухдверный шкаф, достал коньяк. - Батя, за упокой... Ты знаешь, закавыка одна у нас: мы никого не найдём. А вот шприц мы нашли... Недалеко от него. Может быть, сам, а?.. Ему уже не поможешь, а нам легче... И я согласился. А в кармане у меня лежала справка судебно-медицинской экспертизы, в которой было написано: смерть наступила от удушья, вызванного ударом в грудную клетку, в результате чего был спровоцирован острый приступ астмы...
Многим злым языкам дал я повод полоскать твоё имя. Прости, сынок...
А Тебя, Господь, я, грешник, благодарю за детей сына. Благослови их, Господи, спаси, сохрани и помилуй!
Аминь.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 19.03.2015 01:58
Сообщение №: 96319 Оффлайн
С историей Латвийского государства и трагедией латгальской семьи в нём я столкнулся лоб в лоб уже в сознательном возрасте.
Хотя в детстве не раз слушал рассказы бабушки о том ужасе, который она пережила в начале войны с двухгодовалым ребёнком на руках. Об отце – как он с двенадцати лет был в партизанском отряде, а в четырнадцать попал в плен. Как начал свой путь «трудового воспитания» в концлагере Саласпилса, а закончил его в Бухенвальде.
От мамы я узнал о дяде Ване, её младшем брате – его, шестнадцатилетнего, зверски убили «лесные братья». И о муже её сестры Нины – Адольфе, который служил в «Ваффен-СС», а потом отбывал большой срок в Воркутинском лагере.
Но тогда мне было сложно понять моих родных. Получалось, что папа был «враг», и дядя был «враг». Ну, дядя, понятно – фашист. А отец? Он же воевал против них. Тогда почему? Не надо было в четырнадцать лет сдаваться в плен? Сдался – предатель? Значит, должен пройти своё «трудовое воспитание» и в нашем, советском лагере?
Для отца, после Бухенвальда, Гулаг не был таким уж страшным. Подумаешь, свои своих бьют. Это же не фашисты.
Он остался жив, и не был в обиде на существовавший в то время порядок. Значит, так надо. И потом, он же был полностью реабилитирован!
А у дяди срок закончился только к началу семидесятых. Тётя Нина, как настоящая декабристка, была рядом с мужем с первых дней ссылки. Она вкалывала там до посинения и смогла заработать себе достойную пенсию. Через пятнадцать лет Адольфа перевели на «вольный режим», и супруги были вместе постоянно. За следующие десять лет они скопили большую по тем временам сумму, и тётя Нина приехала в Латвию, чтобы купить домик. Выбрала город Крустпилс. Место было идеальное. И домик, и сад, и соседи латыши. Ну что ещё нужно семейной паре, которая отдала Северу двадцать пять лет жизни.
Когда всё уже было обжито, мы всей семьёй собрались к Нине с Адольфом на новоселье. Впервые за много лет под одной крышей встретились обе сестры и брат Пётр. Меня тётя Нина не узнала. Я был уже взрослым, возмужавшим парнем.
Слёз пролилось немеряно. Плакали и мама, и тётя Нина с Адольфом, и дядя Петя с женой, и я. Только отец сидел мрачный, глядел исподлобья, и не произносил ни слова.
После первых рюмок напряжение спало, все расслабились, и тётя Нина стала рассказывать о северной жизни. По рукам пошли фотографии, все удивлялись собачьим упряжкам, оленьим стадам и клубной самодеятельности, где Нина с Адольфом были в первых рядах. Лавина информации и рассказы о людях, с которыми их столкнула судьба, буквально поглотили всех. Но вдруг, на самом пике эмоций, отец встал и резким тоном оборвал поток воспоминаний.
- Хорошие люди поговорят, поговорят, да и выпьют. У меня есть тост. Наливай, Петро! Все послушно взялись за стаканы, и отец продолжил: - Сегодня за этим столом собрались две сестры – Нина и Аннушка – и их брат Петя. Но нет с ними ещё одного брата. Нет Ванюши. Он ушёл из жизни очень рано, в шестнадцать лет. Ушёл не по своей воле, а погиб через два года после Победы от рук фашистских прихвостней – «лесных братьев». Им было мало, просто взять и убить. Они вволю и страшно над ним надругались: отрезали уши, нос, выкололи глаза, и только потом взялись за автоматы. Он умер мученической смертью. За его светлую память!
Мужики выпили молча. Мама заплакала. Нина, обняв её, настороженно глянула на отца: - Иван, не заводись. Я что, не вижу, куда ты клонишь? – тихо сказала она.
- Я не клоню, а констатирую факт, - парировал отец. – Фашисты, они и есть фашисты. Ничего святого! Прошло столько лет, а я всё помню. До мелочей, каждый их жест и шаг. Помню, как сжигали в амбаре детей, стариков, баб... всю нашу деревню спалили. Деда с бабкой... мамка успела с двухгодовалым братишкой в лес уйти. Год в землянке жили, пока к партизанам не попали. А я с двенадцати лет уже у них был. Ходил на задания, подрывал рельсы... А знаешь, кто сжигал? Вот они! – и он указал на Адольфа. – Они, «Ваффен-СС». Что, не так?!
- Так, Иван, так, – виновато улыбаясь, ответил Адольф. – Так. Только и среди легионеров были нормальные люди. Так же, как и среди немцев. А то, что я после университета попал в призыв, в этом нет моей вины. Я служил в штабе, занимался бумагами, переводил с немецкого, писал приказы под диктовку. И ни разу, слышишь – ни разу не стрелял из своего табельного. Поэтому я сегодня здесь, а не в яме с червями.
- А знаешь, скольких людей он не дал отправить в Германию? – ринулась в бой за мужа Нина. – Благодаря Адольфу и я, и Анна остались в Латвии. Ты думаешь, его бы оставили в живых, если б нашли фальшивые документы? Как же! В лучшем случае сгноили бы в концлагере!
- Ну что ты, солнышко, тебе же нельзя так нервничать, – успокаивал её Адольф. – Ивана можно понять. Он и в концлагере был, и в Гулаге. Столько дерьма не каждый человек может вынести. Тем более – пацан. Во сколько лет ты залетел?
- В четырнадцать был уже в Саласпилсе, а конец войны встретил в Бухенвальде – в шестнадцать.
- А ведь, действительно – взрослые. Дядьки за сорок. Мы прикрывали отход отряда вчетвером, и вдруг я заметил, что остался один, а кругом полицаи. Дядьки-то успели смыться... – растерянно, и как бы сам себе, сказал отец.
- А насчёт Вани, – продолжал Адольф, – это были озверевшие от безысходности бандиты. Бывшие полицаи и те же легионеры, которые сражались до конца и умирали за идею.
- Сражались с кем? Со своими? С такими же латышами? – отец, словно в упор выстреливал слова, оглядывая всех всё теми же растерянными глазами.
- Нет, в их понимании – с теми, кто продал Латвию. - Это Ванюшка-то продал Латвию?! Да он ни хера ещё в жизни не смыслил. Мальчишка! Вы же сами продали её, когда с цветами встречали советские танки! – не унимался отец.
- Да пойми ты, Иван, за нас всё было решено! Сталин с Гитлером разыграли альянс, а Прибалтика с Польшей стали его заложниками. Вот и всё. С цветами встречала только часть населения, другие же, кто успел, эмигрировали. Кто не успел – остался и затаил злобу, а с началом войны встретил немцев, как освободителей. И тоже – с цветами. Вот и вышло, что кто-то воевал на стороне красных, а кто-то примкнул к немцам. И, заметь, как одни, так и другие делали это сознательно...
Женская половина стола, успокоившись за мужиков, окунулась в ностальгические воспоминания о моём несознательном, детстве. Вера ярко описывала меня, трёхлетнего, вечно торчащего у окна и разглядывающего прохожих. А она с Люськой, её сестрой, меня дразнили и корчили рожи. В ответ я строил свои. Но однажды у меня видно иссякла фантазия, и на очередную дразнилку я вытащил из штанов своё мужское начало и погрозил им своим обидчицам. Столь весомый аргумент подействовал, и дразнить они меня перестали. То-то же, девки, у меня не забалуешь!..
- Ты знаешь, а у меня в Бухенвальде был ангел-хранитель, – басил отец на мужской половине. – Старый немец-охранник. Он меня постоянно подкармливал. То хлебушек подбрасывал, то галету. Иногда даже шоколадка перепадала. Я наловчился делать игрушки из дерева, а в обмен он меня пайкой угощал. Взрослые мужики завидовали...
- Это что! – подхватила на женской половине тётя Нина. – Я же его до пяти лет с собой в баню таскала. Всё было нормально: и его помою, и сама вымоюсь. Но однажды я вдруг заметила, что Сашенька стал как-то по-особенному присматриваться к женским прелестям. Мало того, он начал хвататься за них руками! Женщины орали, а он распалялся ещё больше. И тут ко мне подошла женщина и указала мне на его крантик: «Ты что, охренела, таскать в баню такого большого пацана?» Гляжу – о, Пресвятая Дева Мария! – а у него пипка торчком. Всё. Это была его последняя женская баня...
- ... А жив я остался только потому, что он не выполнил приказа меня расстрелять, – продолжал отец. – Уже конец войны близился. Американцы каждый день бомбили, а нас выводили на станцию очищать пути. Бомбы летят, все немцы в убежище, а мы с парой-тройкой охранников работаем. Вот в один из таких моментов я и ещё трое товарищей сбежали. Да ненадолго. Через несколько часов нас поймали и опять привезли в лагерь. Сначала натравили собак, – места живого не было, – потом кинули в барак. А старику приказали нас расстрелять... не расстрелял. Зашёл и предупредил, чтобы мы не высовывались, потому что вот-вот придут американцы. В лагере охраны почти не было. В этот момент восстали пленные, и к приходу американцев лагерь практически был освобождён. Ну а потом лечили нас полгода в американском госпитале...
- Любимый врач у него был доктор Крыжовец, – вспоминала тётя Нина. – Как только он заходил в дом, Сашок садился к лампе и широко открывал рот, чтобы показать горло. Доктор смотрел, мерил температуру, выписывал рецепт, хвалил больного и всегда угощал конфеткой. Но однажды к Сашеньке пришла доктор-женщина. Реакция больного была неадекватной: в ответ на приказ открыть рот Сашок стал поливать её таким матом, что рот открыла докторша, а я была готова сквозь землю провалиться. Ультиматум был поставлен железный: «Только доктор Крыжовец, и никаких бл****! Всё!» Докторша ушла, а вечером появился Крыжовец, и Сашенька открыл рот аж до самых ушей...
- Я же, Ваня, очень сильно помог следствию. Через мои руки проходили и приказы, и рапорты, и назначения. Кто чем отличился, кого расстрелять, а кого оставить, – вполголоса говорил Адольф. – Были жуткие донесения. Казалось, каждая команда ставила перед собой задачу: уничтожить как можно больше пленных, евреев, цыган. И за этими смертями стояли конкретные имена убийц. Может, они перед немцами прогибались, демонстрировали лояльность и преданность режиму? Или это были изверги, дорвавшиеся до власти над беззащитными людьми? Не знаю... но я их ненавидел. Поэтому и сдавал всех безо всяких угрызений совести. Такие нелюди не должны жить. К сожалению, взять удалось не всех. Многие успели уйти с немцами. Но не думаю, что они будут счастливы. За их злодеяния ответят потомки. Бог всё видит...
- А однажды пришла домой и обомлела, – продолжала Нина. – Вонь жуткая! Думала, в уборной яму выгребали и крышку не закрыли. Глянула – нет, всё на месте. Захожу в комнату, а там Сашок, весь перемазанный, рисует пальцем на стене «картину». Этого ему показалось мало, стал лепить барельеф, чтобы придать картине форму. Творческая личность, однако!..
- Я думал, что в Саласпилсе сдохну. Представь, первые дни мы носили камни с одного конца плаца на другой. Когда всё перетаскали, думали – отдохнём, но не тут-то было. Звучит команда – и мы уже несём эти камни назад. Один мужик, совсем дохлый, никакой, обделался. Так охранник из ваших заставил его это добро есть. Мужика воротит, а дуло автомата на затылке, и он давится, но жрёт. А эти суки стоят рядом, фотографируют и смеются. Потом снова погнали его за камнем. Он его поднял – и упал без сил. Тот, что фотографировал, передал аппарат приятелю, сам захотел сфоткаться. Подошёл, снял с шеи автомат, спросил, готов ли приятель, и, с улыбкой глядя в объектив, выстрелил в бедолагу. Отмучился парень...
- А батьку где похоронили? – спросила Нина у сестры. – Надеюсь, хватило ума, чтобы не рядом с мамой и Ванюшей? - Нет, нет, что ты, – успокоила её мама. – Он далеко от них. Разве можно было его рядом с ними? Они бы не простили нам. - Говорят: «О покойниках или хорошо, или ничего» – продолжала тётя. Но я ничего хорошего о батьке сказать не могу. Он же над всеми нами издевался. С малолетства батрачили на него. А мама? Он же её бил постоянно. Один раз я схватила вилы, приставила к его глотке и кричу: «Ещё раз ударишь маму – убью!» А рука у меня тяжёлая была, мужская. Он, бедный, перепугался тогда. Смотрю, а у него штаны мокрые. Обмочился, бедняга. Но при мне больше маму пальцем не трогал. - А как он с цыганами связался! – вспомнила мама. – Уедет к ним на целую неделю: и пьют, и в карты играют. Запудрила там ему одна цыганка мозги, а он и рад. Нагадала райскую жизнь, но только после того, как отдаст он карточный долг. Он и отдал. Всё, что было нажито, отдал. Приехали цыгане, позабирали весь скот, курей, даже лошади не оставили. - Помню я тот день! – подхватила Нина. – С ними был брат барона, он тогда ещё на меня глаз положил. Стал с батькой торговаться – мол, девку отдай, скот оставлю. Ну, я ему и засветила коромыслом. Сначала цыгану, а потом и батьке. До ворот гнала. Цыган аж корову вернул с перепугу. Так с синяками и убрались со двора. А потом и я в город уехала. С тех пор ни разу его не видела. И не жалею. Много беды он принёс в наш дом. Пьянь и бабник. Жил за счёт мамы да нас. Всё, не хочу больше о нём. Маму жалко. Долго она с ним мучилась. - И умер-то как скотина – в канаве, по пьяни! – вставила мама. - Всё, Аннушка. Бог ему судья, не мы, – поставила точку сестра. – Помянем маму нашу да братку Ванюшку.
Мы выпили за маму, потом ещё раз за брата, потом за всех живых, кого пощадила война. Женские голоса прерывались мужскими басовыми нотами. Иногда выпивали – и опять погружались в монотонный гул семейной встречи. Над застольем воцарились покой и умиротворение.
Только двое потрёпанных войной мужчин сидели на крыльце, курили, смотрели на звёзды и тихо беседовали о чём-то своём, наболевшем.
Две изломанные судьбы с несбывшимися детскими мечтами.
Две очищенные от злобной накипи души.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 19.03.2015 20:07
Сообщение №: 96418 Оффлайн
Начало восьмидесятых застало меня в Рижском Краснознамённом Институте Инженеров Гражданской Авиации, популярном как в бывшем Союзе, так и в мире. Прорваться в него было сложнее, чем в театральный. Студенты гордились своей Альма-матер, и на банальный вопрос «Где учишься?» с достоинством отвечали: «в Гэ-Вэ-эФе!». И всем было понятно, что Гражданский Воздушный Флот – это и есть знаменитый РКИИГА имени Ленинского Комсомола! Всего факультетов было пять: МФ – механический, ФАРЭО – авиационного радиооборудования, ФАО – электрики, ФАВТ – автоматики и вычислительной техники и ИЭФ – экономисты. Достопримечательностью и экзотикой института были иностранные студенты более чем из шестидесяти стран мира.
Вся эта большая, дружная и счастливая семья объединялась не только любовью к будущей профессии, но и тусовками на ниве бурной общественной деятельности (или – самодеятельности) в студенческом Доме Культуры.
А я там занимал сразу две должности: собственно директора ДК и режиссёра театра-студии «ТЕСТ», детища межфакультетных конкурсных фестивалей «Студенческая весна».
«Весна» укладывалась в шесть вечеров – по факультету за вечер, плюс Деканат иностранных студентов. Каждому выделялась неделя на подготовку. Итого – шесть недель радостного сумасшествия. Потом подводились итоги, и факультет, признанный лучшим, устраивал своё гала-выступление в Спортивном манеже.
Программа вечеров держалась на трёх китах: 1 - «патетика»; 2 - концерт; 3 - СТЭМ (Студенческий театр эстрадных миниатюр).
На всё про всё – три часа.
Я с удовольствием помогал всем жаждущим искать (или создавать собственные) сценарии для первого, патетического, «кита», после чего плавно переходил к их воплощению на сцене. В результате на выходе появлялись неплохие мини-спектакли. Совсем неплохие. А если убрать излишнюю скромность – то даже хорошие.
Вдохновлённый успехами, я ринулся на помощь СТЭМам.
В результате мне достался богатый постановочный опыт и группа талантливых ребят в придачу. Потом нам захотелось большего, и мы придумали свой театр-студию «ТЕСТ». Через несколько лет он станет профессиональным.
Фестиваль «Студенческая весна» был праздником для всей Риги. Зал, рассчитанный на шестьсот пятьдесят посадочных мест, содрогался при виде толпы, желающей в него попасть. Безбилетники просачивались чуть ли не сквозь стены. Фестиваль-то студенческий, а студенты – народ безбашенный, и стекались они к нам со всех вузов города. Так что, способы проникновения в заветный зал совершенствовались год от года.
Например, через окно мужского туалета... и из туалетных дверей перед изумлёнными взорами «обилеченных аборигенов» в фойе, словно на подиум, выплывали красавицы с гордо поднятой головой и ослепительной улыбкой. Замирали у большого зеркала из девятнадцатого века, с лёгкой небрежностью поправляли причёски и мягкой походкой несли себя в зрительный зал.
В другой раз красавицы появлялись из «предбанника» у сцены – мы, дескать, свои, работаем в концерте, вот решили первую часть из зала посмотреть...
Но однажды... Я выдавал последние указания на сцене, а группа «слонов» (так прозвали студентов МФ) проникла в мой кабинет, который находился на втором этаже. А здание, между прочим, старой постройки. И высота того второго этажа вполне соответствовала нынешнему третьему. Они, то есть «слоны», открыли окно и сбросили вниз верёвку…
Может быть, девушки не вняли инструкции по закреплению каната, но от картины, увиденной мною с кабинетного порога, у меня повылазило, отвисло и выпало всё, что только могло.
Три «слона», пыхтя паровозом, тянут верёвку. В проёме окна возникают голые пятки. Без обуви. Ещё рывок! – красивые красные трусики. Ещё! – о, мамма миа... – не менее эффектный лифчик. Последний рывок, крик «Платье не порвите, засранцы!» – и чудное создание на полу. Растрёпанное, но со счастливой улыбкой. Смеясь, красавица быстренько вернула всё задранное на исходную позицию, и тут увидела меня. Смутилась и выдала: - Ой, здравствуйте... А я вот мимо шла, туфли потеряла... Вот... Достать не можем...
«Слоны» виновато сопели. - Александр Иванович, мы, того... мы не хотели. Случайно всё! - Да, ладно, - говорю и, неожиданно для самого себя, продолжаю: - Сколько ещё вас таких, кто «мимо проходил»? - Ещё трое, - прошептала девушка. – Мы хорошие, мы из мединститута... Врачи, вот, будущие. Лечить вас будем, если что. Я гинекологом стану. Не успев сообразить, что к чему, ляпаю: - Не, спасибо, пока не надо. Может быть к старости поближе, тогда... Глянув на меня, она со знанием дела категорично заявила: - Ну что вы такое несёте? Вы же тогда вообще ничего не сможете... Ой, простите, что я такое говорю... Давайте, можно и к старости. Зато почувствуете себя молодым! А это так важно... А подруги как же? Их можно поднять? - Можно, но осторожно. Не так, как вы поднимались. «Слоны» дружно встали на защиту: - Это мы виноваты! Дёрнули сильно, вот она и перевернулась вниз головой. За несколько минут ребята помогли своим девушкам совершить восхождение. Будущие врачи, довольные удачно прошедшей операцией, наградили меня благодарной улыбкой и с достоинством покинули кабинет.
К тому времени я, видимо, уже имел достаточный авторитет у рижских чиновников «по культуре», и они определили меня в главные режиссёры Московского района города. Приходилось курировать все самодеятельные коллективы района. Театральным давал мастер-класс как постановщик и педагог. Разрывался на части. Недалеко от института находилась «Пятая зона» – учреждение закрытого типа, где я готовил «зэков» к Республиканскому смотру художественной самодеятельности. Несколько лет подряд мои подопечные держались на первом месте. Надо заметить, что среди ребят на зоне было много талантливых актёров и музыкантов, и работать с ними было легко. Мы вполне понимали друг друга.
В то советское время, в Риге, как и во всей стране, была традиция: юбилейные торжества проводить с максимальной помпой. На них обязательно присутствовали партийные и городские избранники народной власти. Постановкой сих торжеств занимались главные режиссёры районов города – по очереди. На мою бедную головы свалилось шестидесятилетие Великой Октябрьской социалистической революции.
Первый секретарь горкома партии выдавал ЦУ: - Значит так, вот список всех коллективов. Это ведущие: мужик – Марк Лебедев из «Русской драмы», баба – Мирдза Мартинсоне из «Райниса». Неделя на сценарий. Торжество будет в театре Оперы и балета. Через две недели техническая репетиция со светом и звуком. Начало в одиннадцать утра. Все коллективы должны быть как штык. Вторая, и последняя, репетиция за три дня до выступления. На нём будет присутствовать первый секретарь ЦК КПСС Латвии. Вопросы? - Один. - Давай. - Через неделю я сдаю спектакль по произведениям Маяковского и Погодина. Называется «Думать, дерзать, сметь!», и в нём будет принимать участие Владимир Ильич Ленин... - Какой ещё такой Ленин? - Настоящий. - Ну и?.. - Я бы хотел, чтобы выдержки из спектакля прозвучали в самом начале юбилейного торжества. Это даст верный тематический импульс. - Звучит заманчиво. Ну а Ленина откуда взял? Он же должен иметь лицензию на роль! - Это заслуженный деятель искусств, актёр, педагог театрального вуза. Лицензию имеет. Сам из Ленинграда. - Записываю… дата твоего спектакля?.. тааак… время?.. тааак. Комиссия прибудет за полчаса до начала. Смотри, не подведи. А то, если что, не сносить нам головы! Я понятно изложил свою мысль? - Ещё как! - Всё. Иди. Думай, дерзай и... как там ещё было?..
С исполнителем роли Ленина у меня сложились приятельские отношения. Алексей Саныч был прекрасным педагогом. Актёрская судьба не сложилась ввиду его слабости – уж слишком был зависим от алкоголя. В институте мы его пристрастия как-то не замечали. Саныч мог не пить до полугода и даже больше, а потом срывался и месяц квасил как горький пьяница. В эти дни он на глаза студентам не показывался, а потом опять становился нормальным человеком и работал до одури, на износ. Мы Саныча любили, и после окончания института связи с ним не теряли – созванивались, переписывались, всячески поддерживали.
Вот так и появился Ленин в Риге.
Двух репетиций было достаточно, чтобы соединить Маяковского с Погодиным. Алексей Саныч быстро вписался в атмосферу спектакля. Своим появлением он внёс свежую струю в жизнь моих студийцев. В день сдачи на комиссию мы решили собраться пораньше и сделать полный прогон.
Но в назначенный час Ленина на месте не оказалось. Как раз в это время он по-полной отрывался со своими бывшими учениками на Рижской киностудии. Появился за час до сдачи, и в явно непотребном для вождя пролетариата виде. Все были в шоке. Что будет?..
Как мог, упаковал ребят и погнал Саныча гримироваться. Нужно было встречать комиссию. Перед этим заглянул на сцену и, как мне показалось, улучшил ракурс броневика, который был составлен из множества сценических кубов. Всё. Теперь можно и чиновников встречать. Теплилась надежда: может, опоздают?..
Ага, как же. Ну, здравствуйте, гости дорогие! Да, да, сюда, сюда. Вы правильно попали. Пройдёмте ко мне, пожалуйста...
Сопровождал гостей наш проректор по учебной работе. На тот момент у нас с ним сложились довольно доверительные отношения, и я видел в нём союзника. Остальные члены комиссии вызывали сомнения и скрытую неприязнь. Пухлая дамочка с танцующими грудями, вертлявой попой и нелепой шляпкой на голове оказалась деканом театрального факультета нашей консерватории. Её надменный вид демонстрировал породистость и недосягаемость. Ещё две дамочки не выделялись ничем. Вернее, им просто было нечем. Худы до безобразия, строгие костюмы висели на них, как на вешалках. Поставленные голоса имели какой-то противненький тембр. Лица-маски ничего не выражали. Сплошная скорбь мирового пролетариата. Остальное членство было попроще. Может, потому, что мужики. Мужик, он и в Африке мужик.
В кабинете я предложил кофе с хорошим армянским коньяком. Мужики крякнули. Дамы насупились, но с удовольствием умяли «Прозит» с коньячной, ромовой и ликёрной начинкой, запивая сию сладость кофеями. Мужики требовали продолжения банкета, дамы – просмотра. В итоге я выиграл пятнадцать минут.
------------
//…«Спектакль шёл «на ура»! У мужиков блестели глаза, у дам разгладились морщинки. Саныч был неподражаем! Горкомовки со страстью взирали на вождя и млели от удовольствия в предвкушении партийного оргазма... И вот она, заключительная сцена, кульминация революционного восторга: Ленин, как горный орёл, взлетел на броневик и провозгласил: «Товарищи! Октябрьская Социалистическая революция свершилась!!» Гремел «Интернационал», и зал, вместе с актёрами, сливался в едином порыве под гимн трудящихся мира. Все ликовали!»…//
------------
Эх, если бы, да кабы...
Нет, Ленин таки взлетел. И провозгласил отменно. Но конструкция из кубов предательски пошатнулась, и Владимир Ильич, как ястреб за добычей, стремительно спикировал за кулисы. Фонограмма у испуганного радиста не включилась. Зато включились зал и комиссия – у всех вырвалось синхронное «А-а-ах!» Из-за кулис эхом отозвалось, может и не Ленинское, но очень крылатое «Ё... твою мать!!!» и «Какая сука кубы переставила?!! Вы что, охренели?!!!» ... и в этот момент на наши головы наконец-то обрушился «Интернационал».
Признаться Ленину, что этой сукой был я, не было никакой возможности.
Мужики из комиссии, глядя в пол, глупо похохатывали. Дамы вдруг подурнели и хлопали, почему-то совиными, глазами. По-моему, им не хватало воздуха.
Все встали, в полном молчании проследовали за мной в кабинет и молча сели за стол. Повисла мощная мхатовская пауза. Я для них стал пустым местом. Взоры горкомовских див упёрлись в проректора института. - Анатолий Константинович, как это понимать? Ленина! – и с броневика скинуть. Это же идеологическая диверсия!! – негодовала первая. - А эта ненормативная лексика?! Ленин не может выражаться как сапожник, он вождь мирового пролетариата!! Неслыханный провал!!! – рефреном возопила вторая.
И тут заработали груди. Как мельничные жернова. Сначала медленно, потом живее, ещё живее. Без этакой грудной раскачки декан (ша!) консерватории говорить, похоже, не умела. - Товарищи (груди подскочили к подбородку)! Как специалист (груди внизу), я бы хотела отметить (вверху), что работа в целом получилась (внизу). Беда культуры в том, что она не обеспечена должным образом материально (два с половиной оборота). Отсюда – нелепые провалы (один оборот)...
//…«Интересно» - мелькнула у меня мысль – «сколько оборотов они совершают за день? А ведь устаёт, бедняжка, это ж такая тяжесть!»…//
... но, данный финал вполне можно исправить, если этот эффектный броневик убрать (четыре оборота... во, даёт!)! Ленин может сделать обращение в зал просто со сцены. И тогда всё соединится. Сама идея Ленина на сегодняшний день очень актуальна! Я думаю, горком партии меня в этом поддержит (десять оборотов!).
//…«Ёперный бабай, да отвяжись ты от грудей!» - негодовал внутренний голос. - «Слушай её, она дело глаголит». Да, да, я слушаю. Да и груди уже, слава богу, остановились... //
Выступление декана в корне изменило моё к ней отношение. Она стала казаться мне и миловидной, и умницей. Одним словом, наш человек!
И вот тут-то все уставились на меня. Я встал, окинул взглядом присутствующих за столом членов... и, вдруг, по идиотски, как насмешку, выдавил из себя: - Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить (о господи, что я говорю?)!.. Уважаемые товарищи! Я, как режиссёр правительственного концерта, полностью беру ответственность на себя и оставляю право выбора материала за собой. Приношу свои искренние извинения за столь досадную накладку. Тем более, что из этого спектакля я сделаю выжимку на пятнадцать минут. Но Ленин в материале останется.
- Ну что ж, будем считать, что договорились, - дамы натянуто улыбнулись. – Но, если что, Анатолий Константинович, вы сами знаете – партийный билет на стол! А вы, молодой человек, работайте более прилежно и без всяких там накладок. Договорились? - Договорились, конечно, договорились, - ответил я со скорченной улыбкой, больше похожей на гримасу в кресле у стоматолога.
Мы с проректором проводили их до дверей, долго расшаркивались, прощаясь, и вернулись в кабинет.
- Наливай! Допив коньяк, Константиныч выдохнул и изрёк: - А может, ну его на хрен, этого Ленина? Трупа нет – и дела нет. А? А то, билет им на стол... щас! - Не, Толя, Ленин останется. Не боись, прорвёмся! - Ну, смотри. Ты ведь тоже можешь без места оказаться. Ну, да ладно. Работай. Ребята у тебя молодцы. Спасибо им от меня.
Сделав разбор полётов, я поблагодарил всех участников и извинился перед Лексейсанычем за своё своеволие с кубами.
Долго ещё гулял по институту анекдот о Ленине, слетевшем с броневика...
Не буду описывать репетиции в театре Оперы и балета. Было очень много коллективов и артистов, которых я сумел свести воедино. Образовалась громадная многолюдная семья, и мы на одном дыхании «выплюнули» это юбилейное торжество. Лидер компартии Латвии не поленился подняться на сцену и пожать руку Ленину, а заодно, и мне. Для остальных прозвучало его отеческое «Сердечное спасибо!».
Вечером, в финской бане «на плаву», мы праздновали свою победу. У моего приятеля была баржа, которая стояла на приколе у берега. Снаружи ржавая колымага, утиль, а внутри конфетка. Настоящая финская баня! После парной мы бросались в холодные воды Даугавы, потом отрывались с пивом в предбаннике – и опять в парную. Это было что-то! Идиллию отдыха прервал хозяин баржи. Он зашёл в предбанник с ковшом кваса, в котором плавала невинная какашка. - Это что? – он вопрошающе глянул на меня. - Судя по биологическому строению, экскременты, - очень живо отреагировал я. - Сам знаю, что говно. Кто насрал в квас? Я же предупредил всех, что на корме два ведра: одно с квасом, другое для туалета, поскольку гальюн сейчас на ремонте!
Все в непонятках взирали друг на друга. Только «Ленин» почему-то глаз ни на кого не поднимал. Красный как рак, он выдавил из себя: - Да я, вот... вытерпеть не смог... Вы уж простите меня... Хозяин баржи, Виктор, снисходительно похлопал его по плечу. - Не переживай, Алексей Саныч, ты клёвый мужик. Ну, опростоволосился, с кем не бывает...
//...Может, и Ленин, опростоволосился в своё время? Да так мощно, что до сих пор отмыться не можем?..//
- Ну, с Октябрём вас, Владимир Ильич. Давай выпьем. - Давай, давай, давай! – дружно прокричали молодые глотки на всю Даугаву. «Ай, ай, ай» - табуном лошадей пронеслось эхо.
И воцарилась тишина над самой большой и величественно-красивой рекой Латвии.
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 08.04.2015 15:24
Сообщение №: 102378 Оффлайн
В начале семидесятых я работал художественным руководителем в одном из рижских домов культуры. Коллектив был из молодых и не лишённых амбиций работников культурной нивы – все талантливы и неординарны. Казалось, мы лучшие, и равных нам нет и не будет! Нашу «новогоднюю» бригаду ангажировали почти за год до Нового года. Она таки действительно считалась лучшей. Руководство ДК гордилось: мол, по-другому и быть не может. Самое-самое только у нас, по Сеньке и шапка! «Бойцов» в бригаде было четверо. Дед Мороз – Исаак Анатольевич Хвойницкий. Аккомпаниатор – его брат, известный композитор Владимир Анатольевич. Снегурочка – Нина, бывшая балерина и танцовщица – исполняла роль массовика. Кот в сапогах – популярная в городе ведущая всяческих торжеств, непревзойдённая Инга Анатольевна. Попасть на «ёлку» с участием сей команды – это было круто! Ребята пахали на износ, с утра и до вечера. Семь детских утренников и три-четыре выступления за вечер для взрослых. Настоящий Новогодний чёс! Раз в году зарабатывались бешеные деньги, которые вселяли уверенность в завтрашнем дне, не обижая при этом день сегодняшний. Через неделю изнурительной гонки случилось непоправимое – на одном из детских утренников Деду Морозу стало плохо. «Скорая» приехала быстро. Диагноз: обширный инфаркт. Исаака Анатольевича увезли в больницу. У группы шок. Что делать? На кону шестьдесят «ёлок» и восемь Новогодних вечеров. О замене не могло быть и речи – все знакомые актёры давно разобраны. А следующая «ёлка» уже через двадцать минут! Аккомпаниатор робко предложил: - А давайте, девочки, попробуем без Деда Мороза. А что? Я знаю все его речёвки и игры, можно отработать. - Вы что, обалдели, ребята! – скорчил рожу Кот в сапогах. – Как можно без Деда Мороза? Это же, что свадьба без музыки. Нет, так не пойдёт. Думайте!.. Не, это ж додуматься надо: «ёлка» – и без Деда Мороза! «Здравствуй, попа, Новый год» называется… У Снегурочки сработала моментальная реакция: - Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый. На меня глаз не клади. Хоть и грим на мне контрастный, Лучше клизму мне найти!
Гримёрка взорвалась истерическим хохотом. Ржали актёры и их изображения в зеркалах, подпрыгивали пудреницы и стулья. И тут нарисовался я: - Ребята, что делать будем? Народу тьма. Полна жопа огурцов! Моя фраза подбросила коксу в общую топку, гримёрка заходила ходуном. Ничего не понимая, продолжаю: - Отменять будем, или как?
Кот, окинув меня взглядом, хитро прищурился: - Или как… – потом вскочил, и выпалил – Идея! Александр, у тебя же фактура, как у Исаака, и голос – что надо. Короче – быстро одеваемся, гримируемся, и пошли пахать! Снегурочка, подавившись смехом, с глупой полуулыбкой хлопнула меня ладошкой по спине: - А что? Дед Мороз что надо. Всем бы бабам по такому деду, и коммунизм полный! - Девочки, я же слов не знаю… - А тебе и не надо их знать. Выйди, поздоровайся, и всё, – успокоил Кот. - А массовка? А танцы? - А это уже моя работа, – подхватила Снегурочка. - Санёк, я прямо сегодня напишу тебе все речёвки, и завтра ты их выдашь, как настоящий Дед Мороз, – почти промурлыкал Кот. – А сейчас мы слепим первый блинчик.
Сломленный столь убедительной аргументацией сказочных персонажей, я стал готовить себя на заклание.
Бригада работала на подъёме, все поймали кураж. Дети от души веселились. Родители радовались, и глаз не могли оторвать от неугомонной Снегурочки и Кота в сапогах, который всё время пакостил, словно проверяя девушку на терпение. В зале царил праздник! Для полноты счастья не хватало только Деда Мороза. - А давайте его позовём, – спохватилась Снегурочка. – Мальчики, вы громко топаете ножками, а вы, девочки, хлопаете в ладошки. Дедушка Мороз, ау-ау! Мы ждём тебя!
А Дедушка Мороз в этот момент судорожно курил в «предбаннике», и ничего не слышал.
Дети настойчиво требовали Деда Мороза. Кот в сапогах, проходя мимо Снегурочки, как бы невзначай, обронил: - Вот засранец, где его черти носят! Я делаю массовку, а ты иди на поиск. Даю пять минут. Снегурочка, выскользнув из круга, бросилась искать «засранца». Кот обречённо отбивал ногами «цыганочку» вокруг пышнотелой мамы, а дети самозабвенно хлопали в ладоши.
Докурив, Дед вошёл в фойе и нос к носу столкнулся с «внучкой». - Твой выход!!! – завопила та. Я рванул в зал. И тут случилась долгожданная встреча моих валенок с натёртым до блеска паркетом. Как на коньках, Дед Мороз пронёсся от распахнутых дверей до центра зала, прямым курсом на грудастую маму. На последнем метре дистанции он споткнулся и, рухнув на колени, по инерции, доехал на них до цели и, чтобы не растянуться плашмя, обхватил мамочку за попу, уткнувшись красным носом ей в живот. - А вот и я! – утробно возвестил Дед Мороз, оторвав нос от жертвы. И, видимо боясь повторного подвоха от паркета, заголосил прямо с колен: - Это уж так ведётся, что ни одна ёлка без меня не обойдётся! Внученька, как я рад этой встрече с тобой!! Я тебя так долго искал, искал, искал… заблудился в лесу, еле дорогу нашёл… ей бо! Сам не могу поверить…
Кот почему-то начал хрюкать. Мелодия аккордеона сломалась и рассыпалась на замысловатые трели. Снегурочка, догнав Деда, ухватила его за пояс, и стала подтягивать вверх, помогая подняться. - Ты что, Дед? Я – твоя Снегурочка! А это мама. Ты что, сбрендил?! - Мама? Ух, ты какая! С Наступающим тебя, мама. Ну, а мы с внученькой пойдём, пожалуй… - Куда? Мы тебя целый год ждали, а ты… от меня убегал, и мешок с подарками потерял! Я что, нанималась такие тяжести таскать? - И то правда, внученька… давай-ка его сюда, под ёлочку, поставим, и пусть себе стоит до следующего года. Ничего с ним не сделается. Кот в сапогах включил сообразиловку: - Не выдумывай, Дедушка! Лучше сядь под ёлочку и посмотри, какие подарки тебе дети приготовили. - И то верно, котёночек, в ногах ведь правды нету. Посижу, погляжу, послушаю. Чем вы меня порадуете в этом году? Может, сюрприз какой отыщется для меня, или забава новая найдётся? Эх, люблю я от детушек подарки получать! Губы сами так и раскатываются, так и раскатываются…
В атаку бросилась Снегурочка: - Дед Мороз, а ты ничего не перепутал? Это дети от тебя будут подарки получать, а не ты от них. Так что, быстро скатай свои губы обратно. Понял? Дед обиженно заворчал, но сел на стул под ёлкой. - А чего тут непонятного? Конечно, понял: вам – всё, а мне – ничего. Новый Год, называется! Ладно, ваша взяла. Буду сидеть и молчать. Вот так!.. Ну, хорошо я молчу? - Хорошо, Дедушка, хорошо. Так и сиди…
После «ёлки» в гримёрке сделали «разбор полётов». Инга Анатольевна подошла к вопросу очень серьёзно. - Александр, плюс то, что ты обладаешь даром мгновенной импровизации и необычайно органичен. Это говорит о том, что ты будешь классным Дедом. Но меня не устраивает твой образ. Ты ушёл от классики. Твой Дед хитрый и хулиганистый старик. Заигрываешь с мамами, делаешь всё на грани фола. Ещё немного, и получится дебил и придурок, над которым все будут издеваться!..
Продолжить мою характеристику ей не удалось, перебил аккомпаниатор: - Ты думаешь, Инга? А мне понравилось, как он его сделал. Безобидный старикашка. Да, с хитрецой, но с каким юмором! Ты посмотри, как он толпу расшевелил. Мы работаем не только на детей, но и на родителей. Нормальный, весёлый, живой Дед Мороз.
Коллегу поддержала Снегурочка: - В этом Деде есть изюминка, характер, детская непосредственность. Большой ребёнок! И детям нравится такой Дед Мороз. Да и сцепки с ним можно на юморе делать. Хорошо, что он отказался от классического образа.
Инга, сдаваясь, глянула на меня. - Ну, а сам как считаешь? - Я поставил задачу не быть похожим на Исаака Анатольевича. В общем-то, удалось. Хотя, первый блин, конечно, комом. Но дальше будет лучше. Текстовки выучу. Всё о’кей. А обсудить можно после всех сегодняшних утренников. Глотнув из термоса кофе, Инга протянула мне свою чашку. - Поздно, Санёк, работай в своём образе. Вечером текст набросаю. А, в общем-то, ты молодец. Наш парень. Дерзай!
Так я получил благословение на Деда Мороза, даже не подозревая о том, что следующие тридцать лет Новый Год будет для меня всего лишь отголоском праздника. И присутствовать на нём мне придётся исключительно в качестве загнанной лошади.
На финише ёлочного чёса Исаака Анатольевича выписали из больницы. Посмотрев один из моих последних утренников, он зашёл в гримёрку. -Коллеги, я вас поздравляю с новым приобретением. Очень живой Дед Мороз. Я в молодости точно таким был. Бешеная энергетика. Что ж, будем делать из наших отпрысков молодёжную бригаду. Работы всем хватит. Да и нас, если что, смогут подменить.
Новая бригада получилась отменной. Моей Снегурочкой стала дочка Инги – Люда. На роль аккомпаниатора-аккордеониста претендовали сразу двое Володиных детей – Света и Анатолий. Оба симпатичные, оба одарённые – и чувством музыки, и чувством юмора. Пару лет мы приспосабливались, притирались друг к другу, зато результат превзошёл все ожидания. Управление Культуры определило нас в «Лучший коллектив города», а отсюда и зелёный свет на самые известные площадки с соответствующим статусу гонораром. Поезд тронулся! Новогодний чёс обрёл масштабы и смысл.
… Утренник для четвероклассников в самом разгаре. В сторонке молодая учительница наблюдает за своими подопечными. Группа мальчишек, явные лидеры, ведут себя вызывающе. - Дед Мороз не настоящий! - И подарки фуфло! - Лучше бы на экскурсию поехали, достали эти два прихлопа, три притопа! Один из них рвётся почитать стихи, предвкушая кайф от заготовленной подлянки. - Дед Мороз, я подарок тебе приготовил! Ты что, оглох? Я подарок приготовил! - А как тебя зовут, мальчик? - Вова, – шмыгнув носом, представился пацан, - и чего? - Да ничего, Вова. Мне интересно, как ты четверть закончил. Хорошо учился? - Спрашиваешь! Конечно, хорошо. - А вот мы тебя и проверим. Тебя и твоих друзей. Сколько будет пятью пять? - Двадцать пять! – вразнобой крикнули пацаны. - А остальные ребята что, не учились? - Учились! - А что же вы молчите? Не слышу вас! Ну-ка, ещё разик: пятью пять? - Двадцать пять! – включился весь класс. - Вот, молодцы! Шестью шесть? - Тридцать шесть! - О, совсем замечательно! Пятью восемь? - Сорок восемь!- гаркнули ребята во главе с Вовой. Девочки засмеялись. Дед глянул на ученика. - Вова, ты что? А говорил, хорошо учишься. - Я… это… стих знаю. Про тебя. Могу выразительно сказать, как артист. - Ну, если как артист, то давай. Мальчик, хитро прищурившись, глянул Деду Морозу в глаза и, вытянув руку вперёд, начал: - Дед Мороз, красный нос, борода – лопатой, ты подарки нам принёс... - Вова!!! – истошно завопила покрасневшая учительница. – Вова!!!!!! Дед Мороз съёжился, ожидая завершения опуса от шкодливого оболтуса. Мальчик укоризненно посмотрел на свою учительницу. - Эх, Татьяна Ивановна, такой стих загубили! Это – во-вторых. А во-первых – это не то, что вы подумали. Я хотел сказать: «Дед Мороз, красный нос, борода – лопатой, ты подарки нам принёс. И за это дети дарят вам свои таланты». Вот! – гордо закончил пацан, сам удивляясь своей находчивости. - Действительно, таланты дарят. Молодцы! – включился Дед, заговорщицки подмигнув растерянной учителке. Всё нормально, держись, милая! Не в каждом классе есть такие самородки…
…В семидесятых зима нас не щадила. Мороз стоял лютый, минус тридцать по Цельсию. Но люди продолжали жить и радоваться. Мы, как всегда, пашем очередной новогодний вечер. Работа на выезде – колхоз-миллионер решил порадовать себя столичными гастролёрами. Приняли «на ура». Бой курантов встречаем в их весёлой и дружной компании.
После полуночи собрались ехать в Ригу. Начальство благословило нас в дорогу двумя ящиками – водка и продукты «под закуску». Кое-как завелись и тронулись. Однако уехали недалеко, через пару километров застряли в сугробе. Оказывается, пока мы народ веселили, дорогу изрядно замело. До трассы не дотянули метров пятьсот. Женщины ударились в панику: что делать? За окнами автобуса подвывало, поднялась настоящая вьюга. Видимость нулевая, ветер жуткий. - Мальцы, а ведь мы так и замёрзнуть можем! – прервала Снегурочка матерное бормотание мужиков. - Да не замёрзнем, – отмахнулся от неё Лёха, водитель «бусика», – сейчас водки накатим, и отогреемся. - А что, дельное предложение! – подхватился Дед Мороз, оперативненько открывая бутылку. - Вообще-то я за рулём… – вдруг замялся Лёшка. Не ожидал, видимо, такой прыти от Деда. - Какой руль, когда на улице полный сруль! Мы что, околевать должны?! Отогреем душу, тогда и думу будем думать: быть или не быть. - Меня дома ждут… – захныкала Снегурочка. - Всех ждут! – отрезал Дед. – Мне только интересно, из чего пить будем? Хоть бы стаканчик какой положили. Ну, совсем не думают о людях, сплошные бутылки и закусь… - Эх, что бы вы без меня делали! – усмехнулся водитель, доставая из бардачка стаканчик. – Пользуйся моей добротой, «сказочник». - Вот это уже по-нашему! А может, и ножичек есть, колбаску порезать? - Держи! - О!.. Внученька, давай нашинкуем колбаски. Быстренько, пока не началось… и булочки порежь! - Так они же с повидлом… - Ничего страшного. Зато, какой букет – горькое, солёное, и сладенькое сверху. Это же настоящий деликатес получится, соображать надо! Лёха, а ты фонариком свети, не видно ни хрена… чесслово, как сонные мухи. Ребята, активнее, активнее, водка прокиснет, Новый Год встречаем! - Да пошёл он в жопу, такой Новый Год! – огрызнулась Снегурочка. – У меня, может быть, личная жизнь из-за него накрылась. - А кто виноват? Скажи спасибо маме своей. Она же нам эту халтуру подкинула. «Сумасшедшие деньги! И привезут, и накормят, и напоят, и назад отвезут. Благодать, а не работа!» Вот теперь и закусывай этой «благодатью». - Знаешь, что! – взбеленилась Людмила. - Что? - Не трогай мать мою! - Ой-ёй-ёй-ёй, какие мы нежные! - Ребята, давайте жить дружно, – прервал грызню водитель. – По большому счёту я виноват. Из-за меня нас в сугроб занесло. - Да ладно, чего уж там, – миролюбиво отмахнулся Дед. – Никто ни в чём не виноват, кроме нас самих. Просто стали заложниками бабок. Срубить решили по-лёгкому. Вот и срубили. Так что, успокоились, и с Новым Годом!
Вобрав побольше воздуха в лёгкие, Санёк опрокинул стакан водки с такой лёгкостью, словно там была вода. С шумом выдохнул, смачно крякнул, и стал занюхивать куском «деликатеса». - Эх, хорошо пошла, зараза! Неужели весь год пить придётся? Ёперный бабай, вот влипли! - Ты закусывай, философ, а то развезёт, до утра не протрезвеешь. А нам с ранья работать надо, – заметила Снегурочка. - Чего? - Чего-чего… через плечо. В девять «ёлка» у нас. - Да ты что? Какая мымра додумалась первого числа «ёлки» делать? Бедные дети! Хотя, детям-то, пожалуй, в кайф, а вот родителей точно жалко. С бодуна на «ёлку» – это перебор! А Дед Мороз со Снегурочкой, они что, не люди? Они уже не в счёт, да? Они что, клоуны? - А не хрен пить. Вот кончатся «ёлки», тогда хоть до поросячьего визга. А сейчас не моги, сухой закон! - Понял. Закон есть закон. Лёха, наливай! - Не, ребята, я за помощью двину. Надо трактор пригнать, чтобы на трассу вытянул. Вам же домой надо? - А то! Спрашиваешь! Хоть тушкой, хоть чучелой, но надо. Ты же слышал, «ёлки» у нас утром. Ладно, двигай, только не замёрзни. А то и нам кердык, и вам несдобровать. Картина маслом получится – приехали! У них «Опять двойка», а мы и «Не ждали». Ну, внучка, давай на посошок для сугрева, а то ты совсем скукожилась. Ну-ну-ну, нос-то не вороти! - Отстань от меня! Я уже в сосульку превратилась. Дай покой! - Людок, сосульку надо растопить. Не удовольствия ради, а здоровья для. Ну, давай, стакан не задерживай. Покой нам только снится, милая… - Всё, это последняя. Больше не пью. - Вот молодца. А больше и не надо. Мы же с тобой по-махонькой, по чуть-чуть. - А куда ты бороду сунул? Или потерял? - Да никуда она не денется. В мешке с подарками лежит. - А халат почему не скинул? - Халат мне душу согревает. Если бы не он и не валенки – всё, хана. - Да знаю я, что тебе душу согревает. Смотри, не перегрей только. А то придётся мне утром одной корячиться. - Людок, не накаркай! Не надо увлекаться эзотерикой. Смотри на вещи просто, и люди к тебе потянутся.
Взяв из рук Снегурочки стакан, Дед Мороз наливает себе, и начинает вдохновенно декламировать: - Чудесно летнею порой, Но хорошо ведь и зимой! Вам много радости принёс Чудесный Дедушка… - Понос! – закончила речёвку Снегурочка. - Сама ты дура! – отбрил Дед, опрокидывая содержимое стакана в свою ненасытную утробу. - Эх, с Новым Годом, Александр Иванович! Спасибо, Саня… Людок, подкинь колбаски. Хорошо сидим! Как я тебя уважаю, мать. Благодетельница ты моя, не дашь с голоду умереть, и накормишь, и согреешь, и обласкаешь, и к телу прижмёшь… - Я тебя умоляю, Саня, кончай трындеть, голову сносит. И холод собачий. - Всё, понял, внученька. Закрыли клетку, птичка сдохла… птичку жалко, сгубили, гады, экологию. Эх, яичницу бы сейчас со шкварками – и вечер удался! - Это ты с кем разговариваешь? - Да с умным человеком. Не обращай внимания. Ну, вздрогнули, что ли? И – раз! Ух, холодная, однако. Что за водка такая, и куда народный контроль смотрит? И как её только алкаши выносят? - Алкаши, это кто? Ты? - Не, милая. Алкаши, это: ты, я, он, она – вместе целая страна. Во, как! Залили водкой Отчизну империалисты проклятые. Ненавижу! - Тихо, тихо, Санёк, отдохни часок. Эк тебя развезло, однако. Ну, и зачем так надо было пить? Специально, что ли, чтоб утром не работать? Вот спасибо, коллега, удружил. Новогодний подарок: бревно в обёртке. - О, хорошо сказала: бревно в обёртке! А это как? - Не как, а кто – Дед Мороз в сосиску пьяный, но в халате. - Ну и засранец, этот Дед! Всё, Людок, я кажется, улетаю… - Лети, голубок, лети.
И «голубок» улетел. Он не слышал, как тарахтел трактор, вытаскивая их из снежного плена. Как чертыхались мужики, прогревая мотор. Как ехали по ночной Риге…
Очнулся Дед от холодной струи из чайника. Ничего не понимая, уставился ошалелыми глазами на объект, досаждающий ему дискомфортом. - Ты кто? - Кто, кто – конь в пальто! - Конь? А я тогда кто? - Да кобель с яйцами. Вставай же, зараза! Саня, я уже такси вызвала, через сорок минут у нас «ёлка» начинается. - Ёлка? А мы где? - Тебе в рифму ответить, или как? - Не надо в рифму, я не люблю стихов… (оглядывает комнату) ба! так я что, у тебя ночевал? - Ну, наконец-то мы стали соображать. Быстро помылся, оделся, и поехали. Одна нога здесь, другая там. Бегом. Я сказала: бегом! - Слушай, а у нас что, что-нибудь было? - Не «что-нибудь», а очень даже многое, и ты сейчас, как порядочный человек, должен будешь сделать мне предложение, – с чертенятами в глазах выдала Людка. - Что? Людок, ты чего? Неужто на честь мою покусилась? Как ты могла? О, женщина!.. Я же ничего не помню… - А помнить не обязательно. Это касается чести, а не памяти. А она у тебя очень даже отменная, всем честям честь! Повезло мне, Санёк. Видно, судьба. О, звонок. Да, заказывали, сейчас выходим. Ну, пошли, блюститель чести. - Как же мне теперь в глаза смотреть? - Кому это ты вздумал глазки строить? - Людям… - А ты не людям, а мне теперь будешь в глаза смотреть. Ну-ка глянь! В глаза, говорю! Понятно. Блин, ты же ещё не отошёл. Так, слушай внимательно: в глаза родителям не пялиться, а, главное, не дышать в их сторону. К детям не подходить! Я буду работать, а ты – под ёлкой сидеть. - Так может, я останусь? - Ага, щас! Праздник без Деда Мороза? Нет, мой хороший, сегодня твоё место под ёлкой. Всё, погнали.
Приехали мы вовремя. Полчаса ждали детей. Не спеша гримировались, пили кофе из термоса. Состояние воздушное, голова чугунная, ноги ватные. В гримёрку вошла дама, ответственная за утренник. - Ребята, ждать больше не будем. Детей мало, все дошколята. Снегурочка вскочила на ноги. - О’кей. Я начинаю и минут через двадцать вызываю тебя. Работаем пять минут – и под ёлку! Лимоном закуси перед выходом.
Зал наполнился музыкой и детским смехом. Закрутилась новогодняя карусель. Звучный голос Снегурочки дятлом долбил голову. «Мы пойдём теперь налево – раз, два, три. А теперь пойдём направо – раз, два, три. К ёлке дружно соберёмся – раз, два, три. А теперь мы разойдёмся – раз, два, три…». Мысли хаотично плясали в ритме музыки: «Было, или не было? Было, или не было? – «раз, два, три». А впрочем, какая разница? – «раз, два, три». Всё равно дело к разводу идёт – «раз, два, три». Свободный человек, что хочу, то и делаю – «раз, два, три». Хотя нет, в таком состоянии точно не было – «раз, два, три». А фигура у неё, что надо, и ноги на месте – «раз, два, три». А вдруг опозорился? Ё-моё! Стыдоба! – «раз, два, три». Фу, слава Богу, закончила. О, меня вызывают. Надо же, двадцать минут как одна пролетели. Ну, давай, Саня, соберись. Улыбочка…» - Иду, иду! А вот и я. С Новым Годом вас, друзья! Целый год мы не встречались, я соскучился по вас… - Дедушка Мороз, – бесцеремонно встряла Снегурочка, – пока ты к нам шёл, дети тебе общий подарок приготовили. Садись-ка под ёлочку, а мы тебе его покажем. Танец называется «Раз, два, три».
«Понятно» – мелькнула мысль – «Тянем время…» Монотонный танец поплыл перед глазами, а горящие лампочки на ёлке пригрели Деда Мороза. Тело расслабилось, назойливый ритм раскачивал голову. «Раз-два-три…» На какой-то момент сознание отключилось, и Дед, как подкошенный, рухнул под ёлку. Зал отозвался дружным родительским «Ах!» и детским испугом: Дедушке Морозу плохо! Вскочивший Дед, ничего не понимая, разглядывал кровь на рукавицах. В висках стучал отбойный молоток, пол уходил из-под ног. Подбежала Снегурочка. - Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, абэвэгэдэйка! Заткни нос рукавицей. Папа! – выхватила она кого-то из толпы – Проводите Деда Мороза до гримёрки! Видимо, давление подскочило. Всё, полежи, я доработаю. Пусть администрация «скорую» вызовет!
«Неотложка» приехала быстро. Смерили давление, всандалили укол. Прослушав, моложавая докторша с умным видом изрекла: - Молодой человек, не жалеете вы своё сердечко. У вас прединфарктное состояние и вам необходим отдых. Поедем в больницу… - Какая больница, доктор? Сейчас отдохну, и за мной приедут, домой отвезут. Вы так добры ко мне, доктор… спасибо! - Ну, как знаете, дело ваше. Было бы предложено, – недовольным тоном изрекла докторша. – Соблюдайте полный покой… хотя бы несколько дней. И никаких «ёлок»! Категорически!!! - Доктор, слушаюсь и повинуюсь! В ваших глазах растворилась вся горечь моего падения. Вы воскресили во мне надежду на чистые отношения и искреннее взаимопонимание. Молодая врачиха, удивлённо вздёрнув брови, усмехнулась. - Нет, вы явно не догоняете. Повторяю: полный покой! Теперь понятно? - Более чем, доктор. Значит – печально и медленно? Должен признать, вы интересная женщина, и я чертовски привлекателен и так же молод. И что характерно, мы оба почувствовали искру. Ведь было? По глазам вижу, что было! - А вам клизму не пробовали ставить? Знаете, помогает! Обескураженный Дед промямлил: - Ну, вот… началось… как красивая девушка, так сразу клизму. Чистые чувства – и так опошлить! Эх, вы, а ещё врач…
Вошедшая Снегурочка услышала фразу о клизме, и быстро сориентировалась: - Доктор, не волнуйтесь, клизма будет. А конкретно, что у него? - Видимо, переутомление. Прединфарктное состояние. Нужен отдых. Но, судя по реакции больного, покой нам только снится. Неугомонный он у вас. - Ничего, доктор, угомоним. Всё будет хорошо. Спасибо вам. - Надеюсь на ваше благоразумие. - А телефончик? – всполошился Дед. - Ноль три. – Холодно ответила докторша, не поворачивая головы. – Эти лекарства будете принимать два раза в день, утром и вечером, а это на ночь, – инструктировала она Снегурочку, протягивая рецепты. – Вот теперь всё. До свидания. - И вам, доктор, не хворать. Эх, мужа бы вам хорошего! Или, на худой конец, любовника бы какого-нибудь завалящего. – Напутствовал женщину больной. - И что мне прикажете делать с этим худым концом? Нет уж, нет уж, спасибо, не надо! – выдала на прощание молодая особа в белом халате и исчезла так же внезапно, как и появилась.
Снегурочка пошла в атаку: - Что я тебе вчера говорила? Не пей! При такой нагрузке, да ещё пить. А теперь что делать будем? - Что-что… – работать! - Хорошо подумал? - А тут и думать нечего. Языком только не надо ля-ля. Работаем. - Ты сумасшедший. Псих! Четыре «ёлки» сегодня и тридцать до конца недели. Нет, это задница! - Всё! Я сказал – работаем безо всяких. По нашей обычной схеме. Да не смотри ты так! Я уже в норме. Отдыхать будем после «ёлок». И чтобы никому и ничего, понятно? - Да ладно, не заводись, работаем, так работаем. Только без дёрганья, и не танцуй с мамами. Спокойно. Кофе не пей. И не кури! Выбрось соску! - Ага, щас. И не третье. Нет уж, не дождётесь, фиг вам! Я сказал! Нет, не так, психологизма надо больше добавить: Фиг вам! Дед Мороз сказал! Ясно? - Ладно, ладно, – отмахнулась Снегурочка, – МХАТ только не корчи из себя. Ты ж понимаешь… и пить завязывай! До добра это не доведёт.
К сожалению, до определённого момента алкоголь в моей жизни играл главную роль. Работа тоже способствовала моему разложению. Должность замначальника Латвийской культбазы плавсостава рыбаков стала для меня пьяным Клондайком.
В то время считалось хорошим тоном иметь на каждом судне свой вокально-инструментальный ансамбль. Значит, всем нужны инструменты и аппаратура. Распределением этого богатства занимался я, а за культмассовую работу на судах отвечали старпомы. И все они наперебой старались добиться моего расположения.
Рабочее утро начиналось с визита на очередное судно. Старпом выставлял «поляну», на которой до обеда решались наши с ним насущные проблемы. Потом я плавно переходил в руки следующего старпома… потом ещё одного… потом ещё. И так до отхода в рейс происходила комплектация всего необходимого для каждого судового ВИА.
Вечер я заканчивал глубокой ночью в качестве саксофониста в ресторане.
Постепенно, незаметно для себя, я стал профессиональным алкашом. Мог пить вёдрами, и не пьянеть, и считал это своим достоинством. От замечаний друзей отмахивался – мол, пью, как все, не больше и не меньше. Алконавты, те под кустом валяются, а я работаю!
С годами моя вёдерная стойкость ослабела. Достаточно было утром попить кофе с коньяком – и до обеда держусь огурчиком. Обед, как положено, с водочкой, – и опять славненько. Ну а вечером снова кофеёк, коньячок – и можно работать. Жизнь прекрасна, и жить хорошо!
Иногда размеренный ритм сменялся запоем. После него месяца три вообще в рот не брал, отходил. Потом опять «по махонькой» – коньячок, водочка. В перерывах между запоями решал семейные проблемы. Разводился, женился, опять разводился…
Третьей жене и, как оказалось, единственной на всю жизнь, достался тяжёлый период длиной в три года. Она просила, умоляла, требовала, плакала, и ничего не понимала. Ведь начало было розовым и безалкогольным – месяцев пять или шесть… а потом пошёл набор оборотов и пьянь беспросветная.
Но однажды мой уставший Ангел-хранитель поставил меня у раскрытого окна на девятом этаже и сказал: всё, парень, отпился! Или завязываешь, или, не дай бог, сегодня выпьешь – хоть пятьдесят грамм… слово даю – полетишь отсюда, как фанера над Парижем. Я понятно излагаю?
А чего тут непонятного? Всё, баста, не пью.
Но до этого светлого момента надо было ещё дожить…
Может, моя жена проходила тест на терпение и кротость, и проверяла свои чувства, чтобы была надежда на будущее? А может, меня нужно было размазать ниже плинтуса? Чтобы потом дать возможность подняться, отряхнуться и начать всё с начала. Жаль только бездарно профуканных лет. Можно было сделать так много хорошего…
Имидж моего Деда Мороза был прикольный. Он стал первым, кто взял в руки духовой инструмент! Потом, через много лет, я уже встречал и Санту, и Деда со всякими «дудками», но это уже были музыканты в новогоднем костюме, не более. А мой образ Деда был смешным и обаятельным, да к тому же, классно играющим на саксофоне. Детям жутко нравилось, да и взрослые были в восторге.
Отработав очередной вечер, прямо в костюме и с саксом подмышкой вваливаюсь в такси и называю адрес. Таксист вопросительно смотрит на меня: - Сосед, что ли? - Я вас не знаю… - Да и я тебя не знаю. У тебя какая квартира? Называю номер. - Блин, точно соседи. Мы в соседнем подъезде, на девятом… - И мы на девятом. - Не может быть! Ну, ни хрена себе совпадение. Меня Василием кличут. - Саня, – представился я. - Слушай, а дудка что, настоящая? Играет, или так, для форсу? - Василёк, это саксофон. - Да какая хрен разница, лишь бы музыка была. Не, мои мне не поверят, что живого Деда Мороза вёз. А давай на пять минут заскочим ко мне. Поздравишь гостей, вдуешь на своём саксофоне – и разбежались. - Ну, если только на пять, не больше. Мои тоже ждут. - Всё, Санёк, замётано. Погнали.
Через пятнадцать минут были на месте. В квартиру вошли с музыкой. Ошалевшие гости дружно засуетились. Я дал команду наполнить бокалы, хозяйка дома взяла правление в свои руки. - Дедушка Мороз, это твой. – Протянула она мне бокал, наполненный до края красноватой жидкостью. - Что это? - Райское наслаждение. – Ответила за хозяйку моложавая подружка. – Чистый напиток, очень даже освежает. - Василёк, давай по-соседски… - Саня, мне сегодня ещё пахать надо. Морсик возьму, и всё. - Ну что, дорогие мои, давайте за всё то, что мы оставили в уходящем году. Пусть наши мечты наконец-то исполнятся в Новом. Каждый загадывает своё желание, и – с Новым Годом! – скомандовал Дед Мороз...
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 03.05.2015 16:24
Сообщение №: 108452 Оффлайн
... - Золотые слова. За мечту! – подхватила кокетливая подруга. – До дна! Все пьют до дна!
Осушив залпом бокал, Дед Мороз, как выброшенная на берег рыба с выпученными глазами, стал жадно заглатывать воздух. Внутри бушевал пожар. Подруга, пристально глядя ему в глаза, налила в стакан «морс». - Запей холодненьким… меня, между прочим, Аллой зовут. Схватив стакан, Дед стал заливать жар, но тот вдруг превратился в цепного пса и стал рвать всё нутро в клочья. Ничего не понимая, Дед выхватил из посудины с шампанским кусочек льда. Во рту наступило облегчение, мозги уплыли, пол начал проваливаться. Поймав из ослабевших рук стакан, Василий почему-то стал его обнюхивать. - Вы что, бабы, охренели, спирт спиртом запивать! Быстро морс налили! Ему же дышать нечем. Санёк, щас исправим… что вы там копаетесь? – гаркнул хозяин на Аллу. Та с невинными глазками протянула кружку с морсом.
Напиток из холодильника подобно эликсиру поник в каждую клеточку моего организма. На душе чуть полегчало, но тело продолжало тяжелеть. - Холодца ему и салатика холодного! – скомандовал Василий. Под оживлённое чавканье гостей и стук приборов я смёл с тарелки и холодец, и салат. Жар из нутра вышел наружу, всё тело горело. Перехватив мой взгляд, Василий спросил: - Ну, как? - Василёк, мне бы холодный душ. Затушить огонь, и домой. - А без проблем. Давай в ванну. - Вася, сиди, я провожу, – кинулась на перехват Алла. – Пошли, Санёк, тушить твой пламень. Давай, давай, не качай лодку, а то навернёшься, мало не покажется.
Женщина затолкала меня в ванную комнату и по-деловому закрыла дверь на защёлку. - Давай по-быстрому, Санёк, снимай халат, бороду – и в ванну. Я помогу. Одежду сюда. Залезай… стоп. Плавки снимай! - Не, не, не, я так. - Ты что, обалдел? Потом пойдёшь в мокрых на мороз. Заболеть хочешь? - Нет, не хочу. - Тогда не выпендривайся, снимай. Молодец! Делаю контрастный душ – сначала холодный, потом тёплый. Не стой, как истукан, поворачивайся… теперь тёпленький… во-о-о. Тело у тебя, что надо. Красота! Подержи-ка душ, платье замочила, сейчас скину.
Оставшись в нижнем белье, Алла перехватила душ и стала увеличивать напор воды. Не знаю, что подействовало – умелый водный массаж, или почти обнажённое тело моей спасительницы, но детородный орган проснулся и непонимающе вытянулся по стойке «смирно», чем привёл Аллу в восторг. - Ого! Зайчик ушки поднял. Сейчас, мой хороший, дадим тебе поскакать. Не выпуская душевого шланга из правой руки, левой она очень эффектным рывком стянула с себя «недельку» и впрыгнула в ванну. Бросив шланг на дно, Алла резко притянула меня к своему телу…
Ох, не надо было ей этого делать! В смысле, давить на меня. Горячая волна выплеснула из возмущённого организма лаву из смеси кубиков салата, кусков свинины от холодца и горячительного напитка красного цвета. Стены покрылись живописными контурами по Сальвадору Дали. Обнажённая женская натура стала центром композиции. На голове и на ушах её органично восседали всё те же кубики, а на груди красовался лист петрушки. Даже небрежно брошенное платье не было обижено вниманием мастера: белоснежные кусочки вписались в серебристый «холст». В моей глупой головушке нарисовалась подпись: «Девочка в салате»… А заяц, покорно опустив ушки, созерцал сей нерукотворный памятник новогоднему коллапсу.
- Сволочь! Ты что наделал? Знаешь, сколько стоит это платье! – завопила Алла, натягивая «недельку». – В кои-то веки мужика захотела, и на тебе, получила! Оргазм полный! Дай душ! С глаз уйди! Сполоснув лицо, я стал одеваться. - Сама виновата. Кто подсунул мне спирт вместо морса? Вот и поймала свой бумеранг. И потом, я тебя в ванну не затаскивал. - Ага, не затаскивал! А кто Дедом Морозом припёрся? - А при чём здесь Дед Мороз? При каких делах? - А при том. В прошлом году я трубочиста встретила и пуговицу оторвала, чтобы желание исполнилось. А в этом году хотела у тебя что-нибудь взять. - Ну и взяла бы, к примеру, рукавицу. Так нет же, в ванну попёрлась! - Я хотела, чтоб наверняка, чтобы исполнилось. У тебя бы кусок не отвалился. Вон ты какой – молодой, красивый. Тебя, наверно, девушки любят, а я всё одна и одна. Мне уже тридцать два, между прочим. - Успокойся. Всё у тебя будет хорошо. Встретишь своего принца и будешь гонять его и по ванной, и по кухне, и по всей квартире. Даже на люстру загонишь – вон какой у тебя темперамент! А я, между прочим, женат, и уже двоих детей имею. А платье отряхнуть надо и мокрой губочкой протереть, как новое будет. Так что, не переживай… бляха муха, а где тут туалет? - Да рядом, за стенкой. С Новым Годом! - Всё, пока. А желание обязательно исполнится… да что же это такое!
Увертюра, исполненная на унитазе, отличалась оригинальной фразеологией и бесчисленными мелизмами. Между мозговыми извилинами протиснулась ехидная мыслишка: «Ну что, засранец, допрыгался? Теперь весь год на толчке просидишь. Как тебе перспективка? По-моему, зашибись! Ха-ха-ха-ха! Один вопрос для прессы: вы могли бы сыграть на флейте канализационных труб? Нет? А почему?
Новый Год дома встречал на сухую. Жена ничего не понимала – муж пьёт чай, слегка закусывает, и тут же убегает в туалет. Дуэт с унитазом звучал до утра.
Через много лет я ей рассказал, что послужило причиной такого моего поведения в ту Новогоднюю ночь…
Месяцем позже толпа коллег осаждала кассу Концертного объединения. Анатолий, знакомый музыкант из ансамбля песни и пляски ПрибВО, увидев меня, подмигнул и громко воскликнул: - Саша, где тебя черти носят? Я что, должен за всех отдуваться? Включаюсь в импровизацию: - Да я как-то не рассчитал. Влип в ДТП, блин. Машина всмятку. Ну, невезуха, козёл выскочил на красный. Вот геморрой! Нет, это какой-то сифилис. Полная задница огурцов. Во, попал… - Молодой человек, – обратился ко мне из очереди пожилой мужчина еврейской национальности, – вы не могли бы более конкретно определиться с венерическим заболеванием? - А какая разница? -О, разница большая. Я понимаю, что источник один. Но результат, поверьте-таки мне на слово, вызывает тот самый геморрой, о котором вы только что нам поведали. И чтоб мне жить на одну зарплату, если я вру! - Хорошо, хорошо, пусть будет сифилис. - О, молодо-зелено, как вы неосмотрительны в выборе случайных связей. Боже ж ты мой! О, молодёжь, о, нравы… получить сифилис за просто так… бедный мальчик! Что за страна такая – всё по блату, кругом бардак. Плюнуть некуда, обязательно попадёшь туда, куда даже и не думаешь попасть. А где культура? Моральный кодекс, в конце концов?! И куда подевалось достойное образование? Как я вас понимаю, коллега,… что вы стоите, как невеста на выданье? Получайте-таки гроши и идите лечить свой сифилис. И непременно зайдите в церковь, вам там надо покаяться. Что вы на меня так смотрите? Я что, наступил вам на мозоль? Если таки да, извиняйте великодушно! И более того, скажу вам по секрету – пусть лопнут струны моей «Амати», если я сказал вам неправду. Как, вы ещё здесь? Не верю своим глазам!..
Получив деньги, мы с приятелем, довольные, выскочили на улицу. - Солидно ты в этом году поимел. – Уважительно заметил Анатолий, наблюдая, как я раскладываю купюры по отделениям портмоне. - Да ничего особенного, – небрежно обронил я, откладывая в карман сто пятьдесят рублей, – за всё про всё две с половиной. А пахоты было немерено. Так, есть предложение: зайдём в «Ригу», в подвал, и посидим, как белые люди. Как тебе такой расклад? - А что? Дельное предложение, – поддержал приятель. – Пошли.
По пути, у часов «Лайма» встретил знакомого фарцовщика Аркадия. - Санёк! – Кинулся тот в атаку. – Есть женские туфли – итальянские! Тебе сделаю скидку. - Да на хрена мне женские туфли? – запротивился было я. Толя неожиданно поддержал Аркашу: - Бери, бери, это почти лимонад. Жене подаришь. - Да у неё размер маленький – тридцать шестой… - Саня, в самый раз! У меня тридцать седьмой, это то, что надо. У капиталистов на размер больше. Я же не буду тебе фуфло подсовывать. Фирма! Мы веников не вяжем. А вы куда? - В подвал. Посидим маненько. - Я с вами. Там и сброшу. В портфель войдёт? - Он у меня пустой, ноты только, – успокоил я Аркадия, – погнали.
В подвале пакет с «италиано» перекочевал в мой кофр, и довольный Аркаша вежливо откланялся. Посидели с Анатолием хорошо, по мозгам торкнуло. Решили разбежаться. По дороге зашёл в магазин, взял бутылку шампанского и большую коробку шоколадных конфет. Захотелось дома устроить маленький праздник. Двое парней что-то горячо обсуждали, и доказывали продавщице, что она не права. Подумаешь, не хватает какого-то рубля! Да занесут они его завтра с утра. Я машинально сунул продавщице трёшку: - Это за ребят… - Ну, братан, ты молоток. Век не забуду! – воскликнул один из них. - Да ладно, – отмахнулся я, – мне знакомо состояние, когда трубы горят.
Конечная остановка автобуса была в двух шагах. Дождался, сел у окна. Парни оказались рядом. - Домой? – поинтересовался тот, что благодарил меня в магазине. - А куда же ещё? Конечно, домой. - А может мы это, того? Ну, за знакомство… – встрял второй. - Не, в автобусе не буду! – категорично заявил я. - Так в чём проблема? Сейчас выскочим и зайдём куда-нибудь, – засуетился первый. – Меня Мишаня зовут. А это кореш мой, Лёха. - Очень приятно. Саня. - Санёк, может в «Турист» заскочим? - Нет, ребята, там мои друзья работают, плохо может вечер закончиться. А мне домой вот так надо, жена будет беспокоиться. - Да на пять минут выскочим, и все дела, – настаивал Лёха. - А с пятью минутами и мараться нечего, – продолжал я держать оборону. - И то верно, истину глаголешь, Санёк! – не отступал Мишаня. – Ну, Лёха, ты и сказанул: «пять минут»… да таким орлам и часа мало будет! Молодец, Саня, уважаю. Принцип – самое главное. Нет принципа – нет мужика, есть принцип – и мужик на коне. - Лучше на бабе! – вставил Лёха и заржал на весь автобус. Я сдался. - Ладно, за мостом выходим. Я знаю одну кавказскую кафеюшку, там и посидим. Коньяк армянский и шашлык отменный. - Вот это дело! – поддержал Мишаня. – По-пацански. Пацан сказал – пацан сделал. Молодца!
В кафе знакомый бармен улыбнулся: - Как всегда? - А то! Только не один, а три шашлыка, и не сто, а бутылочку, – распорядился Саня, протягивая двадцатипятирублёвую купюру. – Не суети, без сдачи. И кофе. - Не, не, – вмешался Лёха, – мы кофе не будем. - Ну, на нет и суда нет. Садитесь за столик у окна, – по-хозяйски пригласил Саня новоявленных приятелей. - Э, Санёк, сесть мы всегда успеем. Мы лучше присядем, – поправил Мишаня. – Накатим по первой? - А давай! – Лёшка от удовольствия крякнул. – Хорошо проскочила… ну что, посидим, и в «Турист»? Там такие тёлки классные! - Я же тебе сказал – нет. - Лёха, ты это, того, завязывай. Смотрю, тебя переклинило на «Туристе». – Одёрнул другана Михаил. - А я чё? Сказал просто, что гёрлы там клеевые. Чувихи, что надо, пальчики оближешь, – огрызнулся напарник. - А вот и шашлык! – оживился Саня.
Запах дурманил голову, дразнил аппетит. На какое-то время мужики целиком отдались мясу, сдирая его зубами с шампуров. - Вот это класс! А ты говоришь, чувихи… - Одно другому не мешает. Вечером – шашлык, а ночью… - Пацаны, я в объект на минутку, – перебил Лёху Санёк. - Проводить? – любезно поинтересовался тот. - Успокойся. Провожатый, ты ж понимаешь.
Встречали как-то нарочито громко. - Санёк, а мы тут плюшками балуемся! Давай, по единой – и тронем!
Выпил, фактически, один. Они слегка пригубили. Вырубился без сопротивления, не понимая, как такое могло произойти. Для меня это была очень даже смешная доза. Позже я догадался, что ребята сбили меня с ног и усыпили клофелином. Бармену тогда не понравилась их суета вокруг моего бокала.
Очнулся уже ночью, за углом кафеюшки, на куче строительного мусора. Рядом валялся мой кофр. Ничего не соображая, стал шарить по карманам. Нашёл «чирик», и тут же стал ловить мотор…
Утром «картина маслом»: с дурной головой ищу в карманах куртки портмоне с деньгами, паспортом и военным билетом. Тут с грустными глазами в коридор выходит жена. - Не ищи, денег нет. - А ты откуда знаешь? - Я ночью проверила. Ты приехал пустой. - Стоп, а может в кофре… Укоризненный взгляд обозначил, что я не прав. - Нет, Саша. Там, кроме коробки конфет, разбитой бутылки шампанского и женских туфель, ничего не было. Кстати, откуда у тебя туфли, и кому они? - Тебе, кому же ещё? - Саша, у меня тридцать шестой, а ты принёс тридцать девятый. - Ёшь твоё коромысло! Ну, Аркаша, погоди… фирма у него, ты ж понимаешь, веников не вяжет… прости меня, малыш! - Я-то прощу, а вот ты сам себя хорошо наказал… что, тоже простишь? Деньги – ладно, а вот с документами хорошо повозишься. И здоровье твоё жалко.
В голове носились всякие мысли, играли в догонялки. Да уж, погулял, блин на фиг! Отметил!.. Ну и скотина же ты, Санёк. И что теперь? Стоило корячиться на этих «ёлках»? А я уже давно тебе говорил: завязывай пить. Так нет же, всё мало ему! Всё пьём и пьём, пьём и пьём… ненасытный ты наш. Ну, и что будем делать? Что-что… документы делать буду!
Жена, словно читая на расстоянии всю эту чушь, подошла и прижала мою голову к своей груди. Ухо уловило стук сердца: тд-тд-тд-тд… держись-держись-прости-прости-идиот-идиот-идиот…
На центральном рынке в мясном павильоне изучаю содержимое прилавков. Запахи сшибают с ног, глаза разбегаются от изобилия копчёностей. Женский голос окликает: - Саня! Оборачиваюсь – ба! Не может быть. Узнаю свою однокурсницу по «кульку». Когда-то подавала надежды, имеет музыкальное образование, была талантливой аккордеонисткой. А сейчас – за прилавком, торгует мясом? Нежданчик. Не верю своим глазам: передо мной женщина при изящном макияже, с кокетливой улыбкой и в фартуке, надетом поверх фирменного шмутья. - Люба! – крикнула она своей соседке. – Постой за меня, я перекурю.
Вышли на улицу. Она протягивает мне пачку «Мальборо». - Ну, как ты? Всё в искусстве своём, или что? - Мать, а куда нам деться с подводной лодки? Всё там же, работаю со студентами в ГАФе. - Да-а? – протяжно выдавила из себя дым моя визави. – Ну, а жена как? Она закончила «Щуку»? Тоже с тобой? - Моя жена сейчас в Питере, в театральной академии учится. А работаем вместе. - Иди ты! Вау, как интересно. Это она после «Щуки» решила в Питер кости бросить? - Ириш, со «Щукой» я расстался шестнадцать лет тому назад. Уже пятнадцать лет, как с новой женой, и сыну четырнадцать. - Иди ты! Это что же получается, тебя две бабы бросили из-за пьянки? - Получается, да. - Да… Саш, а теперь что? Терпит, бедная? Как я её понимаю. Я же своего… ну ты помнишь, я ж тебе из-за него отказала… так вот, бросила я его. Пьёт, зараза, как сапожник! Пьёт, не просыхая. А ревновал ко всем столбам без разбора. Под конец даже стал руки распускать. Ну, Витька его и спустил с лестницы. Ты ж его помнишь? Брат мой. Тоже опустился. Сидел, вот, по глупости, а теперь пьёт, нигде не работает. Так втроём и живём: я, мама и он. И все на моей шее, представляешь! - Подожди, а папа? Он же у тебя офицер был, правильный такой. Честь твою охранял от моих посягательств. - Папа ушёл. Сердце не выдержало фокусов сына. Это мама у меня сильная. Вот и тянем свой крест. Помнишь, как Новый Год у нас отмечали? Ты тогда перебрал слегка с папой. Мама мне сразу сказала: «Смотри, доча, пить не умеет, значит, пьяницей будет. Права была мама, но всё равно не повезло. Вышла за трезвенника, а ушла от алкоголика. - Да, не повезло. – Поддержал я собеседницу. А я вот уже двенадцать лет не пью. - Иди ты! Что, неужели вылечили? – Ирина окинула меня пытливым взглядом. – Да, лицо у тебя действительно чистое. Вау! Чудеса, да и только. Вот что значит, медицина! - Да медицина здесь ни при чём. Стационар не помог. «Торпеду» выхолостил за неделю, а потом ушёл в запой на полтора года. А через время самому надоело смотреть на свою рожу в зеркале… - Не может быть! И что, без лекарств? - Абсолютно. Слишком большой стимул у меня появился. Не хотел, чтобы дочка и сын видели меня в непотребном состоянии. Жену жалко стало. Знаешь, какая она у меня классная! Мы и работаем вместе, помогает мне с молодёжью. Педагог от Бога. - Да?! Ах, как мама была неправа. Мама, мама… - Привет ей передавай. - Обязательно. Да, а телефончик у тебя есть? Может быть, я как-нибудь звякну, и ты приедешь, с Виктором поговоришь. А вдруг и он завяжет. Ты для него авторитет. - Ладно, будет время, заскочу… музыку хоть берёшь в руки? Знаешь, помогает, по своему опыту знаю. Бывает, что сил совсем нет. А смотаешься на фестиваль в Питер или в Москву – и как заново родился. Мне это здорово в театре помогает. Релакс офигенный! - Эх, Александр, ты как был мечтателем, так им и остался. Какая музыка! Мне не до жиру, быть бы живу. Вот так-то, дружок. Ладно, пока-пока, романтик. Если что, приходи – мясо у меня отменное, на любой вкус… по блату, как бывшему ухажёру. Заодно и об искусстве поговорим. У меня, кстати, друг у Цисера в театре ПрибВО играет. - Да? И кто? - Алик. Классный мужик. - Знаю, действительно классный. Привет передавай, и удачи тебе!
Знаменитый юрмальский санаторий в Яункемери. Отдыхают ЦК-овские служащие, чиновники и слуги народа. Отмечают Новый Год. Веду вечер, веселье в разгаре. За столиками «больные» оживлённо гремят посудой, чавкают, кто-то наполняет бокалы. В одном углу спорят «за политику», обсуждая Горбачёва, в другом стоит ржа от анекдотов. Градус начинает превышать норму. Оркестр ждёт моей команды. Дед Мороз, поймав кураж, решил поиздеваться над «слугами». - Девочки и мальчики, приглашаю вас на танцевальную площадку. Прежде, чем оркестр начнёт свою работу, я хочу предложить вам маленькую разминку. Танец называется «Лабуда». Сделали большой круг и взяли друг друга за руки. По команде идём по часовой стрелке. Даю команду пианисту: – Володя, музыку! Начали! «Дружно танцуем мы, тра-та-та, тра-та-та, танец весёлый наш, это «Лабуда»» - Молодцы! Спинки ваши хороши? - Да! – ответили женские голоса. - А у соседа лучше! – дружно гаркнули мужики. - Ну-ка, руки положили друг другу на спинки, и продолжаем наш танец. Все помогают мне подпевать. И… «Дружно танцуем мы, тра-та-та, тра-та-та, танец весёлый наш, это «Лабуда»» - Молодцы! Мальчики и девочки, коленки ваши хороши? - Да! - А у соседа? - Лучше! - Вот, какие вы молодцы! Положили ладошки на коленки соседа… Мужики оживились. Танец стал для них обретать смысл. Когда дошли до конца, толпа была уже готова к подвигам. Кавалеры приобняли своих дам, а те кокетливо улыбались. В медицине это называется позитивной динамикой. Стёрлись грани рангов и диагнозов, были только мужчины и женщины. Что и требовалось доказать. С Новым Годом вас, друзья!
Дом Печати в польском Быдгоще выделялся своей неповторимой яркостью среди бездушных стеклянно-стальных конструкций современных архитектурных гениев. Видимо, местные чиновники с любовью отнеслись к этому чудному островку югендстиля, нетронутым даже Второй мировой войной. К Рождеству его украсили множеством разноцветных огоньков, которые притягивали и детей, и взрослых. Приятель журналист договорился с руководством Дома, что я проведу для деток пишущей братии детский Новогодний вечер. За час до начала я должен был на крыше этого здания выдать часовое выступление Деда Мороза – саксофониста. По мнению организаторов это то, что надо – Николя на крыше, да ещё с саксофоном! Супер-пупер! Жесть!!
Продумали всё до мелочей, от начала и до конца. Предусмотрели даже страховочный пояс, от которого я до последнего момента отнекивался, но, на моё счастье, ребята меня перед выходом всё-таки «окольцевали». Игра на саксе зачаровывала. Звук летал над площадью, заставляя людей поднимать головы и искать его источник. Дети показывали пальцами в небо и радостно кричали: «Николя, Николя!!!». Вспышки фотоаппаратов снизу спровоцировали Деда Мороза подойти поближе к краю крыши. Звездеть, так звездеть! Звук саксофона взлетел на запредельную высоту. Точка была эффектной. Я помахал рукой и резко развернулся. Это была ошибка. Обледеневшая крыша не прощает выпендрёжа. Меня, как куль с дерьмом, вынесло за её пределы. Внутренний голос прорвался наружу: а-а-а-а!!! Ну, вот и всё… саксофон бы только не разбить…
Но сила гравитации оказалась бессильной перед крепостью страховки. Хотя эффект был таки мощный. Взрослые охали и ахали, дети криком подсказывали, как надо спасаться, я же беспомощно болтался на уровне пятого этажа. Когда меня развернуло к окну, я увидел красивую девушку. Она высунулась по пояс из окна и ухватилась за страховочную верёвку. - Пше прашам, пани. Добры вечор. Але я не хтел вас потшевожить. Бардзо пшие мне за такое споткане. Вы ест муй ангель. Денькую бардзо… Девушка молча перехватила мой саксофон, и свободными руками я втащил себя на подоконник.
Надо сказать, что вечер прошёл блестяще. Друг Джегуш синхронно переводил все мои команды и конкурсы. Дети были в восторге. А по-другому и быть не могло, ведь на их глазах сегодня спасали Николя!
На следующий день друг принёс мне газету. - Алекс, ты у нас звезда, оказывается! Кто-то из его коллег написал статью о вечере, который проводил Николя из Лотвы, и о его спасении. Сверху красовались три фотки: гордый Николя, играющий на саксе, болтающаяся «сосиска» с тем же саксом, и красно-бордовая задница, скрывающаяся в проёме окна Дома Печати. Что ж, очень даже символично для Польши того времени: здравствуй, попа Новый Год! - Ну, здравствуй, Карлсон, коли не шутишь! – ответила попа...
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 03.05.2015 22:40
Сообщение №: 108506 Оффлайн
... Женская тюрьма была подшефной организацией нашего Рижского Института Инженеров Гражданской Авиации (РКИИГА или, проще – ГАФ). Много лет мы поддерживали тесные отношения. Я привозил с концертами и спектаклями различные коллективы, помогал заключённым в проведении конкурсов и смотров, работал с девочками над спектаклями, выручал их в музыкальных выступлениях. Для активистов клуба и руководства тюрьмы я стал своим человеком, которому можно доверять.
А наше первое знакомство состоялось на одном из Новогодних концертов, который я помог сделать и как режиссёр, и как музыкант в девичьей группе «Калинка». Участники уважительно называли меня Иваныч. На этом выступлении мне пришлось работать ведущим, саксофонистом, а в конце – Дедом Морозом.
Первый выход делаю с саксофоном на шее – после вступительного слова сразу играет группа, и мы исполняем инструментал. Поприветствовал всех присутствующих. Одна из зэчек на весь зал воскликнула: - Тю, ты глянь, Маш, – петух! Маша тут же среагировала: -Та не, то не петух, то козёл на саксе. В зале раздался смешок. Взглядом выхватил подруг и, широко улыбнувшись, выдал: - Очень приятно с вами познакомиться, госпожа Козёл и уважаемая гражданка Петух. Меня зовут Александр Иванович. Будем знакомы. Зал грохнул от смеха. Волновавшиеся участницы концерта присоединились к общему хохоту. Нужно отметить, что этот момент создал атмосферу всего праздника, и вечер удался на славу.
После выступления руководство тюрьмы позволило всем артистам посидеть за чаем с пирожками. Клавишница Лена уважительно похлопала меня по спине. - Иваныч, а ты клёвый. Тебе палец в рот не клади. Ловко ты их опустил. - А по-другому никак. Вы же тряслись, как осиновые листочки. Волнение скинуть надо было. Зато выступили классно. Молодцы! - А ты нас не кинешь после этого? - Ленок, это только начало. Если я могу, то почему бы и не помочь. Поработаем ещё. Смотр впереди, надо подумать, что ставить будем. - А я уже знаю. Девочкам недавно «А зори здесь тихие» прочитала, так все под таким впечатлением, обалдеть и не встать. - Значит, будем делать «Зори». Тем более, юбилей Победы, пятьдесят лет. А это очень серьёзно. Пока ты завклубом, я спокоен, результат будет. С образованием у тебя всё в порядке, с мозгами ещё круче. Прорвёмся. Где у тебя можно курить? - Да за сценой, у пожарного выхода. Девочки, пока мы курим, быстро накрываете поляну! – начальственным тоном произнесла Елена. Девчонки дружно засуетились вокруг стола.
В курилке Лена, пристально глянув мне в глаза, спросила: - Иваныч, а у тебя дети здоровые? - Вполне. Вон, дочка в балетной школе учится. С утра до вечера пашет там, как пчёлка, а вечером в театре танцует. С сыном пока не определились… - Ты только ничего не подумай, я хотела бы тебя… – запнувшись, Ленка стала подыскивать слова. – Понимаешь, у меня очень большой срок. Четыре года за спиной, а шесть ещё впереди. Вот… а я тебе нравлюсь? – неожиданно спросила она. - Да, конечно… – решительно ответил я, ничего не понимая. – Ты молодая, красивая, да и мозги у тебя на месте. Любого мужика на раз свалишь. - Мне любого не надо. Мне надо, чтобы ребёночек был здоровенький и умный. Можно тебя на «ты»? - Да без проблем. - Саня, ты умный, красивый, талантливый мужик. Вон, у нас любая готова тебе отдаться. Я же вижу, как они на тебя смотрят. - Я что-то не догоняю. Собеседница перешла на шёпот: - А не надо догонять. Я всё сделаю сама. Давай замутим с тобой ребёночка? Ты мне нравишься, значит, ребёнок будет по любви, красивый, талантливый. Понимаешь, если фарт подвернётся, и я рожу здесь, то смогу выскочить по УДО… Саша! – вырвался из её груди протяжный стон – Я на волю хочу! Ты не спеши с ответом, подумай. Я же не претендую на большее. У тебя жена, дети, своя жизнь. А у меня будет своя, но на воле. И я буду счастлива. Иногда мне кажется, что тебя сюда Боженька послал. Ты уже снишься мне по ночам. - Понимаешь ли, Ленок, я отношу себя к той категории мужчин… Лена решительно прикрыла ладонью мой рот. - Молчи. Ничего не говори. Через месяц придёшь на репетицию, тогда и поговорим. Ну, пошли за стол, что ли? – выдала Лена в полный голос. – Иваныч, прорвёмся! Это же твои слова? Новый Год всё-таки… И неожиданно пробила тишину зала своим звонким, чистым голосом: - По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой! Девчонки, как по команде, подхватили: - А там дева плачет, а там дева плачет, а там дева плачет над быстрой рекой…
Словно крик женских душ вырвался наружу и понёсся над зоной в поиске воли, отталкиваясь от стен, решёток и забора с колючей проволокой. - О чём, дева, плачешь? О чём, дева, плачешь? О чём, дева, плачешь, о чём слёзы льёшь?..
Телефонный звонок заставил меня вскочить с постели. Что за идиот в такую рань? Вышел в коридор. - Смольный слушает. Ответил женский голос: - Ой, извините, я наверно ошиблась… - Простите, а вам кто нужен – Владимир Ильич, или Надежда Константиновна? - А со мной кто разговаривает? - С вами разговаривает Феликс Эдмундович. - Да, ладно… Сань, ты что ли? Это Ирина. - Приветствую категорически. - Саш, надо встретиться. У меня горе – мама в коме. - Хорошо, назначай место и время. - Давай в «Страдыня», у ворот, в шесть вечера. - Лады, понял. До вечера.
При встрече расплакалась. - Саш, ты не представляешь, какой ужас я пережила. Витька, зараза такая, маму с лестницы толкнул. Она вот в больнице, а его через неделю на каком-то грабеже взяли. Следователь говорит, что по-полной впаяют. У него же была одна судимость. - Понятно. А я чем могу помочь? - Помнишь наш Новый год? Ты тогда что-то рассказывал, сказку какую-то выдумал. Маме так понравилось. Может быть, сейчас что-нибудь расскажешь? - А смысл? Она же в коме. - Доктор сказал, что она реагирует. Слышит, значит. Пусть ей будет хорошо. - Ладно, попробуем. Только, если понадобится, ты мне подыграешь. Договорились? И слёзы убери, не на поминки пришла. - Договорились.
Оставив верхнюю одежду в гардеробе, поднялись в палату. Дежурная сестра выдала нам халатики и предупредила, что больная в коме. Ирина поблагодарила и сунула ей под бумаги на столе какие-то деньги. Тихо зашли в палату. Эльза Александровна лежала одна, с маской на лице и под капельницей. Казалось, что человек просто устал и заснул. Капельки раствора медленно отбивали ритм умиротворения и покоя.
Густым баритоном я пригласил Ирину войти: - Ну, внученька, проходи. Это моё тайное царство. Я никогда тебе его не показывал. Будь, как дома, присаживайся. А это вот настоящая принцесса. Она пока спящая. По-секрету скажу… тссс – только никому не говори – у неё очень красивое имя. - Ну что ты, Дедушка Мороз, я буду молчать, – включилась Ирина. - Ну, так вот, Снегурочка, только тебе одной открою секрет. Имя её – Эльза. - Надо же, какое необычное имя! – удивилась «внучка». - Да, внученька, в том-то и дело, что необычное. А означает оно… ну-ка, дай на ушко скажу – «Божья клятва» - Это же надо, какое имя – «Божья клятва»! - Вот поэтому наша принцесса и заснула. Она не захотела нарушить клятву. - И мы никогда её не услышим? – чуть не плача спросила Ирина. - Почему не услышим? Мы сейчас вместе с принцессой отправимся в волшебное путешествие. А для этого тебе, внучка, надо закрыть глаза и представить, что сейчас очень жаркое лето. Солнышко греет, а мы сидим на берегу моря и наблюдаем за волнами. Чувствуешь лёгкий ветерок с моря? Шумит прибой. Нам жарко. А давай войдём в воду! Какая тёплая вода… ноги чувствуют прикосновение волн, ступни ощущают ребристый песок. Мы заходим глубже, вода становится холоднее, но нам хорошо от этой прохлады. Смочили водой плечи и руки. Не помогает? Значит, долго на солнце были. Выходим из воды, нужно набросить что-то на плечи. Выходим, выходим. Одели футболочку, и под зонтик. Хочется пить? А давай попьём. У меня волшебный графин, прямо из холодильника. Из него сделаем глоток хлебного кваса. Чувствуешь запах кваса? Осторожно делаем глоток. Вот, настоящий хлебный квас!
Что такое? Ты тоже чувствуешь запах дыма? В дюнах кто-то жарит шашлык! Вот теперь дым прямо на нас идёт. Этот запах не спутаешь ни с чем. Запах дыма от шашлыка…
Нет, нет, внученька, мы уходим. Отправляемся в мою ледяную пещеру. Там очень холодно, но мы одеты в зимнюю одежду, и нам холод не страшен. Вошли внутрь. С потолка свисают большие ледяные сосульки, изо рта идёт пар. Что такое? На ледяном столике стоят три чашки с горячим кофе! Почувствуем запах кофе. Вкусно пахнет? Какой аромат! Так, главное – не перепутать чашки. У принцессы белая чашка с синим ободком, у тебя с красным, а у меня без ободка. Делаем глоток... Чувствуете вкус, неповторимый аромат? Ах, какой чудесный кофе!
Ну а теперь, внученька, мы отправимся домой. Я буду считать до пяти. На счёт «пять» открываем глаза, и мы окажемся в гостях у принцессы Эльзы. Мы совершили чудесную прогулку во сне, и нам надо проснуться на счёт «пять». Приготовились! Начинаю счёт: один… два… три… четыре… пять! – на счёте «пять» делаю резкий хлопок в ладоши – хоп! Молодцы. Открыли глаза!
Ирина открыла глаза и, почему-то, стала ими моргать, словно пытаясь сбросить соринку. Рот у неё дёрнулся, казалось, что она хочет что-то сказать, но не может. Интуитивно поворачиваюсь в сторону Эльзы Александровны и застываю в ступоре. Мама Ирины смотрит на нас широко открытыми глазами и улыбается! Даю команду Ирине: - Быстро за врачом! Прибежал дежурный врач и остолбенел. - Так, ребята, а что вы сделали? - Да ничего особенного. Я сказку рассказал, и всё…
Пятого января – через семь лет – судьба вновь столкнула меня с Ириной. На кладбище. Хоронили Алика. Мне пришлось вести эти похороны. Людей не было. Только его сестра, Ирина и друг с работы. То, что я говорил об Алике, стало для всех открытием. Как всё-таки мало мы знаем о своих родных и близких…
После похорон Иришка подошла и как-то отрешённо сказала: - Ну, вот и всё. Я теперь осталась совсем одна. Мама ушла год назад. Витьку убили в тюрьме, а она, видно, за ним пошла. Любила его, сердце не выдержало удара… а у тебя как? Всё так же, всё в искусстве? Ну, да, где же тебе ещё быть… романтик… тяжело, Саня! Ох, какая тоска… я ведь совсем одна. Как хочется нажраться! Ладно, пока. Удачи тебе… жить не хочется. - Что ж, с Новым Годом тебя, мать. Держись! Жизнь продолжается, и прогулку по ней не нам останавливать. Попробуй найти себе смысл, подумай – для чего ты пришла в этот мир. Нажраться – не выход, поверь старому алкоголику. Смысл! - Да пошёл он в жопу! Смысл? Для кого этот смысл? О чём ты говоришь, Саня? У меня есть всё: деньги, шикарная хата, обстановка, машина. Всё, что надо для жизни, есть. Но самой жизни нет! - Значит, всего этого, нажитого «непосильным трудом», мало. Ты же не заберёшь с собой всё, что у тебя есть. Здесь оставишь. А пойдёшь налегке. Ладно, мать, пока. Думай, что ты можешь отдать кесарю, а что Богу. В конце концов, Бог предлагает, а мы выбираем. Для начала реши, что ты выбираешь.
Да, горький остался осадок от этой встречи…
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 03.05.2015 22:44
Сообщение №: 108507 Оффлайн
... Середина девяностых годов. Набегами приезжаю из Европы в Ригу и «бомблю» под Новый Год местных «новых русских». Почва благодатная. Время, правда, стрёмное. Много «братков» легализовалось и на полную катушку жонглировало «зелёными» плодами своих «достижений», имитируя праздник жизни. А по сути – обыкновенный шабаш беспредельщиков.
За рулём двадцать первой «Волги» сын. Вечер предстоит «горячий». Два заказа на рестораны и несколько домашних. Один из ресторанных сына очень беспокоит. - Бать, ты это, главное, не тушуйся перед ними. Вычисли, кто «папик» и работай только на него и на его близких. Остальные – «шестёрки» и отморозки. Они обычно сидят в конце зала. И, ради Бога, в спор с ними не вступай, – давал он мне инструкцию перед выходом. – Ну, будь. С Богом!
В зал я вошёл с музыкой. Братаны, ошалев от Деда Мороза с саксофоном, дружно стали отбивать ритм «Jingle Bells». Изрядно выпивший пацан заорал: - «Мурку» давай! Остальные подхватили: - «Мурку»! «Мурку»!..
Да ради Бога. «Мурка» сплотила этих обиженных медведями и слонами людей в разнобойный, орущий хор. Но они старались! Во, блин, влип… и что мне с такими делать? Нет, я не выдержу часа. Они же все в хлам! В голове было пусто. Вспомнил слова сына. Ага! Ясно. По центру – «папа» со свитой. Так, а это что за дети? Рядом, похоже, их мамы… и, кажется, они все имеют прямое отношение к центральному столику. Что ж, это уже обнадёживает.
«Мурка» резко перешла в «Chattanooga». Забойная тема и импровизация поглотили отголоски шансона, и «Мурка» зажмурилась. Зато центр подпрыгнул. Вилки превратились в барабанные палочки, исступлённо отбивающие ритм. Женщины с осоловевшими глазами не отставали. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то голосом выделял сильную долю. Экзальтированная дамочка в нелепой шляпке старательно акцентировала слабую долю своим высоким пронзительным голосом. Если бы это было слепое прослушивание, то моё богатое воображение нарисовало бы мне картинку в постели. Вилки вызывали ассоциацию скрипучих диванных пружин, мужское «ха!» на сильную и женское «а!» на слабую долю давили на психику. Длинный жердина в центре площадки в паре с маленькой партнёршей выделывал кренделя ногами и всё время пытался бросить её куда-то в зал. Но женщина не сдавалась. Кураж объединил и «папика» и свиту в единую массу.
Повара и обслуживающий персонал как завороженные смотрели на этот дурдом и на Деда Мороза, который, по их мнению, издевался над клиентами.
Но после такого стёба Деда Мороза встретили овациями, и я смог отработать с детьми и мамами по полной выкладке. Когда я закончил, ведущая с завистью смотрела на меня, и ничего не могла понять. Шквал аплодисментов и скандирование «Молодец! Молодец! Молодец!» выбили у неё почву из-под ног. Ведь ей ещё пахать часа два-три. Мамма миа!
Дамочка в шляпке оказалась бухгалтером. Рассчитавшись со мной, она томно улыбнулась: - А может, останетесь? - К сожалению, не могу. Ещё два выступления сегодня. Подошёл к «папе» попрощаться и сказать «спасибо». Широко улыбнувшись, тот похлопал меня по плечу: - Уважаю. Ты настоящий профи. Действительно, молодец! Протянул руку со ста баксами, - А это от меня «с Новым Годом». Олег, – обратился он к мужчине за столиком, – бутылку коньяка! Вот теперь по-нашему. С Новым! Сунув бутылку в раструб саксофона, и сказав «спасибо», двинул из зала. На выходе пытались остановить «шестёрки». - Э, а ты куда, Дед? А работать кто будет? - Пацаны, всё. Люля-кебаб, кирдык – кардан. - Чего? А чё он сказал? – опешил любитель работы и вытаращился на приятеля. - Хрен его знает… наверно, придёт ещё. Придёшь, что ли? - Обязательно приду. Через год. И не один, а со Снегурочкой. - О, это другое дело. Давай, тащи её сюда. Отснегурим по самое не балуйся. - Всё, ребята, договорились. С Новым Годом!
- Ну как? – спросил сын. - Да нормально, Санёк. «Папа» вот отблагодарил даже. Я вытряхнул бутылку из саксофона. - Ни фига себе! Армянский… да ещё с такой выдержкой! - А я их просто на уши поставил. - А кто тебе посоветовал с «папой» подружиться? – подколол сынуля. - Понял. Коньяк твой. Без проблем. - Сейчас куда? - На «Краску», а потом – в «Зиепчик». - Понял, погнали… – и сын включил радио.
На «FM102,7» звучала музыка Новогоднего розлива. Молодую Валерию почему-то мучила бессонница. В окошке у неё кто-то жалобно мяучит, и звук шагов чьих-то издалека глючит, а их хозяин умел словами бедняжку убаюкать. Третий месяц не спит. Ну, что тут поделаешь? Бессонница мучит…
Неожиданно для себя поддался ритму мелодии и на припеве запел в полный голос: - Бессонница, бессонница, бессонница моя! Саня глянул на меня, улыбнулся и с азартом начал подпевать. На красном светофоре прохожие стали присматриваться к странной машине, из которой неслись два орущих во всю мощь своих лёгких голоса – водителя и Деда Мороза. - Бессонница, бессонница, бессонница. Бессонница моя со мною до утра! Это же надо так нажраться, чтобы никого не бояться! Дед Мороз водителя напоил. Куда только полиция смотрит? А из открытого окна автомобиля, словно издеваясь, голосу стал подыгрывать саксофон! - Бессонница, бессонница, бессонница. Бессонница моя со мною до утра!
А по радио музыка закончилась, и знакомый голос ведущего, поздравив всех с наступающим Новым Годом, объявил конкурс. Дело в том, что он вышел в эфир с заправочной станции, и первый, кто подъедет к заправке, сможет поздравить жителей Латвии с праздником и получить Новогодний подарок – шампанское и коробку шоколадных конфет «Лайма». В конце Андрей – так звали ведущего – называет адрес автозаправки, на которую мы как раз повернули, чтобы заправиться. Я подпрыгнул от неожиданности. - Саня, так это она и есть! Остановив машину возле «пистолета», сынуля скомандовал: - Десант, на выход! Дед Мороз выскочил из машины и вдарил по «Jingle Bells». У ведущего от неожиданности слетели очки с носа. - Вау! Дорогие радиослушатели, не может быть!! – Дед Мороз собственной персоной, да ещё и с саксофоном!!! Вот это сюрприз! Видимо, этот год будет для всех нас знаковым… Дедушка Мороз, мы тебя так ждали. Правда, мы думали, что ты на оленях к нам приедешь, а ты, оказывается, крутой – на машине, да ещё и с саксофоном! Дас ист фантастиш!!! Дед снисходительным тоном перебил ведущего: - Дас нихт фантастиш, Андрэй. Дас ист кляйне сюрпрайз. Ведущий поперхнулся: - Мы знакомы? - Ещё как! – подтвердил Дед Мороз и перехватил микрофон. – Дорогие радиослушатели, я от души желаю вам в Новом году счастья, любви, постоянной работы и, несмотря ни на что – демографического взрыва! Пять минут назад на волне радиостанции звучала песня молодой певицы Валерии «Бессонница». Так пусть же для вас, наши дорогие радиослушатели, слова этой песни послужат лейтмотивом Новогодней ночи. С Новым Годом вас, дорогие мои!
Видимо, в студии ди-джей тоже не был лишён чувства юмора. По радио вновь зазвучала уже родная нам с Санькой мелодия: «Бессонница, бессонница, бессонница. Бессонница моя…»
Вручая нам подарок, Андрей неуверенно спросил: - Санька, ты что ли? - Ну, наконец-то! Привет, Андрюха. - А как ты здесь оказался? - Да мы работали здесь поблизости. Всё, ребята, опаздываем. Ещё раз с Новым Годом, пока-пока.
Следующий адрес оказался в Межапарке, недалеко от зоопарка. Дом – ну очень солидный. На звонок откликнулись две собаки. - Кто? – спросил механический голос. - Дед мороз! – ответил я домофону. - Стойте на месте, уберу собак. Моложавая женщина, видимо прислуга, встретила меня у калитки и проводила в дом. - Вот это – подарок для Даника. Игровая приставка. Спрашиваю: - Детей много будет? - Да нет, один он.
Ситуация… и что мне с ним делать? Сплошные сюрпризы.
Взрослые – семь человек, видимо семья – встретили дружелюбно. Поздравил. Мама Даниила проводила меня на второй этаж, по дороге объясняя, что бы ей хотелось от меня для Даника. - Понятно, мама. А что бы хотел Даник? - Ну, этого я не знаю… он ещё ребёнок. - Хорошо, я постараюсь выяснить и на обратном пути вам сообщу.
Даник встретил меня настороженно. «Ничего себе, ребёнок» – подумал я. – «Лет двенадцать, не меньше. Ну и семейка. Они внизу балдеют, а пацан один» Детская комната была обставлена по уму. Вдоль одной стенки спортивные снаряды, у другой пианино. У окна стол. «Так, а книг-то маловато. Зато телик солидный…» - Ну, здравствуй, Даниил. – Первым нарушил я затянувшуюся паузу. - Здравствуйте. Будем знакомиться, что ли? Моё имя вы знаете, а вас как? Только не надо прикидываться Дедом Морозом, знаю я эти штучки, не маленький. - Кто бы сомневался, Даник! Ты же взрослый уже. Меня можно просто дядя Саша, и всё. - О’кей. Ну, давай подарок, что ли? Чем, интересно, родные в этом году меня порадуют? Хотя, я уже знаю. Музыкант? – спросил он, покосившись на саксофон. - И музыкант тоже. А ты, я смотрю, мой коллега, на фоно учишься? - Да, в пятом классе. Если честно, классика уже достала. - А какую музыку любишь? - Блюз нравится, свинговать люблю… - Да ты что? Даник, это же первые ступеньки к джазу! Вот в этом ты молодец. - А я и импровизировать могу. Ну, не всё правда, но по буквам уже опыт маленький есть. - А давай мы с тобой мастер-класс закатим. Я тебе что-нибудь покажу, а ты мне. Как тебе идейка? Глаза мальчугана загорелись. - А что, класс… и что будем играть? - Для разогрева «В лесу родилась ёлочка». Новый Год всё-таки, надо уважить. Буквы набросать? - Да ты что, дядя Саша, с волос! У меня си-бемоль. - Замётано. Играем в «Дикси». Давай счёт… - Раз, два, три, четыре…
У Даника словно крылья выросли. Длинные худые пальцы, лёгкие, как мотыльки, с левой руки отбивали ритм, а правая порхала над чёрно-белыми клавишами, выписывая свой неповторимый танец. Казалось, что пианино и саксофон, поймав кураж, выпендриваются друг перед другом. Мальчишка, открыв рот от удовольствия, вычмокивал языком ритм, видимо подражая барабану. Все мускулы его тела были во власти музыки. Ну, ни хрена себе уха! Пацан, что надо – правильный!
Закончив, как по команде, глянули друг на друга и рассмеялись. Пожав ему руку, спросил: - А тебе кто-нибудь говорил, что ты талант? - Да мне как-то больше говорят, что я лентяй. Ну, это потому, что мне не надо долго разбирать. Разобрал, сыграл, и все дела. Может, по блюзу? Мне жутко нравится «St. Loves Blues» - O’ кей, у тебя в какой тональности? - Ми-бемоль. - Годится. Играем тему, а потом квадрат мой. Дальше перехватываешь. И будем меняться, пока не надоест. Четыре такта вступление – и погнали…
Оттянулись, мама не горюй, релакс полный!
- Даня, спасибо тебе. Ты даже не представляешь – у меня ещё одна точка впереди, а сил не было. Но, благодаря тебе, поеду свеженьким огурчиком с грядки. - Да ладно, – засмущался пацан, – мне самому прикольно было. Так что, квиты.
Минут десять поговорили «за жизнь». На прощание отдал подарок. Юный музыкант, покрутив его в руках, небрежно положил на стол. - Вообще-то у меня первый Новый Год такой прикольный. Просто жесть! Давай на следующий стрелку забьём? Дядь Саш, я перетру с родаками, чтобы тебе прайс удвоили, и мы замутим такой крутняк! - Дань, а без проблем. Если буду в Риге, с удовольствием с тобой пообщаюсь. Нужны будут ноты – свистни. Из Германии привезу. Ну, с Новым Годом, коллега! Надеюсь, что скоро я тебя услышу. Занимайся только, не бросай музыку. Боженька тебя поцеловал в макушку. Ты уж старайся.
Санёк встретил улыбкой. - Ну что, последний рывок остался?
В «Зиепчике» в одной квартире гуляли сразу три семьи. Я объединил детей и взрослых, и отработал уже на автопилоте. Остались довольны и те, и другие. Слава Богу. Всё. Едем домой.
То же радио и тот же голос ведущего… стоп! Опять призыв посетить заправку? Но уже в «Зиепчике»? Не может быть! - Сань, так вот она, эта заправка, перед нами… - Приколемся? – улыбнулся сын. - А давай! С шиком заворачиваем. Выскакиваю с саксом и леплю «Doxy» Роллинса. Бедный Андрей начинает заикаться. - Дорогие радиослушатели, это не… не… невероятно! Опять Дед Мороз! Он что, следит за нами? Беру инициативу в свои руки. - Дорогие радиослушатели, это не розыгрыш, а всего лишь совпадение. Я сам не верю, но факты – вещь упрямая. Нас разделяли всего несколько часов, но как много мы успели сделать! Вы не забыли, что я желал вам в начале программы? Если забыли, то вы мало закусывали. Главное – ночь впереди, и у нас бессонница!
«Ну, и какого хера ты эту бессонницу опять цепанул?» – мелькнула умная мысль, но было поздно. Ди-джей в студии словно ждал своего звёздного часа. Валерия сегодня явно в ударе! - Бессонница, бессонница, бессонница моя со мною до утра…
Подъехала машина. Вышла молодая пара. - Как, мы опоздали? - Нет, друзья, вы вовремя. Андрей, где наш подарок? Ведущий достал конфеты и бутылку шампанского. - Молодые люди, с Новым Годом вас. Передаю вам эстафету Новогодней ночи. Ваши поздравления и тёплые слова для наших радиослушателей…
Возбуждённые от цепочки странных совпадений, жутко уставшие, но счастливые от того, что всё осталось позади, ехали домой. - Спасибо, сынок. Без тебя, чувствую, мне сегодня была бы задница. - Да ладно, батя, всё обошлось. С Новым Годом нас. Но, если честно, я бы так не смог. Ни за какие деньги. - Знаешь, сына, силы даёт то, что мы с тобой нужны. Я всё время тешил своё самолюбие, что могу что-то большее. В сорок два года попал в энциклопедию «Кто есть кто в Латвии» – и что? А ровным счётом ничего. Главное не в том, знают тебя или нет. - А что главное? - Самому знать, что ты кому-то нужен. И сделать всё, чтобы этот кто-то стал нужен тебе. Это не любовь, нет, это гораздо большее. Родство душ. И не важно, какой статус у тебя и у твоей половинки. Пробелы в образовании можно исправить. А вот наполненность, восприятие мира и доброта души – это или есть или, увы, нет. Вспомни себя. Что, я заставил тебя читать? Нет, ты сам перелопатил мою библиотеку. Мы с мамой и не догадывались о твоём запойном чтении. Ценность человека не в регалиях, а в содержании. Поверь, наступит время, и ты тоже будешь вкладывать в своих детей то, из-за чего мы с тобой ломали копья.
По радио в унисон моим размышлениям пели Пугачёва с Моисеевым: - В этот тихий вечер, зажигая свечи, есть, что нам друг другу сказать… Две свечи к утру догорят, но пока не гаснет огонь, Если ты одинок, протяни к свету ладонь… Помолчи, звёзды не гаснут в ночи… Горят в тишине две свечи… Помолчи…
…Уютный ресторан напротив Театра Оперы и Балета. Гости – туристы из Москвы. Работаем с женой, встречаем двухтысячный год. Отработали «на ура». Довольные гости продолжают отдыхать под оркестр, а мы в подсобке собираемся домой. Сияющая распорядительница заходит к нам с шампанским и застывает на пороге. Мы с женой, обнявшись, плачем в какой-то надрывной истерике. - Ребята, что с вами?! Вы же такие молодцы… зал в клочья порвали… - Прости, Галка, у нас сын в морге. - Похороны третьего, – сквозь плач выдавила жена. - Как?.. И вы смогли так отработать?.. У меня в голове не укладывается. Нет, так не бывает… Она обняла нас, и мы уже втроём стали тихонечко поскуливать, как побитые псы. Слёзы в шесть ручьёв предательски лились из глаз. Освободившись от объятий, открыл шампанское. - Ну что, девочки, закончились кошмарные девяностые. С Новым Годом нас… и тебя, сынок. Спасибо за вечер. Ты был с нами, и мы с мамой благодарны тебе за это…
А в глазах картинка: я и он, оба счастливы, и поём в машине на красном светофоре: - Бессонница, бессонница, бессонница моя! Бессонница со мною до утра… тара – ра рара… ра рара – трам…
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 03.05.2015 22:49
Сообщение №: 108508 Оффлайн
В спортшколу я пришёл в девять лет. Тренер, окинув меня профессиональным взглядом, посоветовал погулять ещё годика два, а там, мол, видно будет. Да, вид у меня был далеко не спортивный: мелкий, худой, грудь впалая и спина колесом. Ну, какая тут лёгкая атлетика? «Иди, мальчик, не мешай работать» - указал мне на дверь крепкий тренерский палец. Но я упёрся бараном: «Не пойду. Буду заниматься со всеми»...
Николай Иванович сдался. То ли пожалел, то ли спорить с упёртым шкетом надоело: - Ладно, оставайся. Но нянчиться с тобой не буду. Смотри на других и повторяй за ними. Устал – отдыхай. Понял? Тренировки три раза в неделю. Будут двойки в школе – не допущу. Понял? Форма с собой? - Да! - Переодевайся, и в строй. Быстро! Одна нога здесь – другая там.
Пролетела осень, за ней – зима. Я вытянулся, окрепли ноги, в теле появилась лёгкость. Весной мы вышли на стадион. Проходили через всё: бег - на шестьдесят, сто метров, с барьерами и без, прыжки - в длину и высоту, метание снарядов. Выясняли, кто к чему более склонен. К удивлению тренера я показал контрольное время на всех дистанциях. В прыжках тоже не сплоховал. Николай Иванович был доволен: - Ну что ж, в спортшколу мы тебя зачислим. С нового учебного года будешь заниматься пять раз в неделю. За лето подкачаем руки – поработаешь со штангой.
Я был на седьмом небе. Взяли!!!
За лето я вытянулся ещё больше, да и ежедневные походы в зал тоже не прошли даром – здорово подкачал и руки, и ноги. С осени началась настоящая пахота, но мне это нравилось, и тренировкам я отдавался целиком и полностью.
Так получилось, что в спортшколе занимались ещё трое ребят из нашего класса. Один метал снаряды и толкал штангу, двое других – Валька и Мишка – классно бегали и прыгали. А я всерьёз оседлал спортивную ходьбу на три, пять и десять километров, да так, что к четырнадцати годам сдавал мастерские нормативы.
Команда была сильной и дружной. Между тренировками расслаблялись гандболом. Иногда играли против девчонок-гандболисток, которые нас «делали» шутя. Мы не обижались, ведь у каждого из нас там был предмет обожания. Мы дружили, хохмили на сборах и были по-детски счастливы. Иногда позволяли себе сходить в кинчик, а потом погулять. Высшим пилотажем ухаживания считался невинный поцелуй. И этот поцелуй ярко запечатлелся в моей памяти.
Зима. Красота неописуемая. Мы вдвоём тихо бредём по улице. Я что-то рассказываю о театре. Галка, открыв рот, впитывает информацию. - А ты что, театром увлекаешься? – пытливый взгляд «глаза в глаза». - Не знаю ещё. У меня отец театральным коллективом руководит. Иногда читаю его книги. Знаешь, как интересно! - А я хочу только спортом заниматься. Тренер говорит, чтоб я после школы в физкультурный пошла... - И мне говорит. Не хочу. Меня в музыку тянет. Сейчас с ребятами играю. А что там после школы, загадывать не буду. - А я тебе хоть чуточку нравлюсь?- почти прошептала Галка и остановилась. - А то! Конечно, – с максимальной убеждённостью провозгласил я и шагнул к ней.
Два силуэта стояли у столба, тесно прижавшись друг к другу. Заблудившаяся искра металась между телами в поисках выхода. Крупные снежинки нежно ложились на головы... Наконец нам удалось поймать контакт первым неловким поцелуем...
И в этот момент что-то тяжёлое шибануло по нашим лицам, и из глаз посыпались... нет, не искры – молнии! Галка схватилась за левый глаз, я – за правый. В полном недоумении поднимаю голову, и получаю ещё удар – уже слева, и опять в глаз! – крепко сработанным ледяным снежком...
За нами наблюдали! Это была дворовая шпана новой формации, оседлавшая соседний забор. Я бросился на абордаж, но они с воплями рассыпались и исчезли за пеленой снегопада. Я вернулся к Галке. Растерянная, она стояла у столба и изучала в зеркальце свой глазик. Взглянула на меня, рассмеялась и протянула зеркальце мне. Результат обследования обескураживал: два фингала давали неблагоприятный прогноз лица на завтра. У Галки намечался не менее пикантный образ. Во, ядрёна копоть, поцеловались, называется. Тьфу!
На другой день спортшкола сгорала от любопытства – синяки заинтриговали всех: и тренеров, и друзей. Неделю из нас с Галкой вытряхивали истину – что случилось? Но мы, как партизаны, стояли насмерть. Молча. Ведь, расскажи кому – засмеют! А нам это надо?
Летом наша команда работала на сборах. В августе предстояло выступать на Республиканских соревнованиях. Ежедневные усиленные тренировки и постоянный хронометраж. Но вечером, перед сном, позволяли себе расслабиться.
Девчонки жили на втором этаже, мальчишки – на первом. Время от времени мы подбрасывали в девчачьи постели всякую живность: пауков, лягушек, иногда – дохлых мышей. Визг стоял такой, что вой пожарной машины рядом с ним показался бы колыбельной для младенца. Мы ликовали... На следующую ночь наши простыни оказывались в зубной пасте...
А мы в патроны лампочек вставили трёхкопеечные монеты – и при включении лампочки взорвались...
Ответ получили в два часа ночи: проснулись от жуткого дыма. Пожар? Горим? Ни черта подобного! Девчонки подбросили в открытые форточки дымовушки...
Держим совет: что делать? Боря, многозначительно глянув на присутствующих, спросил: - Воду из бака пьёте? - Да, пьём, - ответил Валька. - Правильно, - продолжал Боря, - все пьют. А это значит, что мы можем наказать их через воду! Я не понял: - Каким образом? - Обыкновенным. Завтра я по делам буду в городе. Зайду в аптеку и куплю пачку пургена. - Лучше три! Для верности. Быстрее проберёт! – выпалил Валька, догадавшись о замысле Борьки. Сказано – сделано.
Вечером девчонки гадали, какую пакость от нас ожидать. Но, к их удивлению, ночь прошла спокойно. Пакости не было. Мы начинили бак слоями пургена к следующему дню.
Утром девочки были как никогда приветливы, улыбались нам и шутили. Я даже предложил Галке посидеть вечерком в скверике, поболтать о том, о сём. Она дала согласие.
День прошёл как всегда, в пахоте. Было жарко, и многие в перерыве прикладывались к питьевому бачку. Мы же ходили пить в номер – у каждого была припасена бутылка с водой. После вечерней тренировки мы с Галкой пошли в скверик. Она наполнила бутылку из бачка. Я пытался отговорить: мол, не надо так много воды употреблять, мало ли что может случиться. Она нежно посмотрела мне в глаза и кокетливо пропела: «Дурачок! Знаешь, сколько мы теряем жидкости за тренировку? Надо восполнять»
Ну, надо, так надо, кто бы спорил. Мы сидели тихо на скамейке и размышляли о спорте. Галка мечтала через четыре года попасть на Олимпийские игры. Я поддакивал, что она обязательно туда попадёт, надо только очень сильно захотеть, и мечта исполнится... В подтверждение моих слов у неё в животе заиграл туш. Она как-то поёжилась, скорчила мучительную рожицу и пожаловалась на проклятых комаров.
- Пошли, Сань, завтра рано вставать. После сборов погуляем. Комары совсем обнаглели!
Мы двинулись в сторону лагеря. Сначала медленно, потом – с ускорением. Быстрей, ещё быстрее. А живот у неё уже наяривал лезгинку. Мы попрощались у нашей комнаты, и она ракетой рванула по заданной траектории на второй этаж. Двери, я – комнаты, она – туалета, открыли одновременно.
Устав от трудов праведных мы с парнями спали как убитые. Утром, как обычно, нас поднял зычный голос громкоговорителя: «Нас утро встречает прохладой...» Спортивная база стояла на ушах. У всех – проблемы с желудком!
Приехала санэпидемстанция, врачи. Бледные тренеры бегали и ничего не понимали. А несчастные спортсмены, выйдя из туалета, тут же занимали очередь. Только мы втроём отсиживались в комнате и думу думали: что делать?
- Ну что, шутканули с девчонками? – зацепил я Борьку. - Да уж, - подхватил Валька, - весь лагерь посадили на задницу! Борька оправдывался: - Говорил же, одну пачку надо. А ты: «Три, три – для верности, чтоб пробрало!» - передразнил он Валентина. - А кто знал, что так зацепит? Видно, у всех желудки слабые. У нас-то ничего, - отбивался Валька. - Ты чего, совсем уже? Мы же воду из бака не пили! – вмешался Борька.
В комнату вошёл тренер. - Как вы? Скорчив морду, будто съел лимон, Боря застонал: - Как, как... Каком выходит. Не могу больше!.. Ой-ёй-ёй, всё, побежал я... Не добегу!.. Мама родная!! - Та-а-к, сегодня никаких тренировок! До полного выяснения обстоятельств. На кухне врачи пока ничего не обнаружили. В красном уголке дают лекарство и уколы.
Дав указания, Николай Иванович быстро смылся в другой номер. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Все копошились, бегали, и ничего не понимали. Только в Галкиных глазах я уловил какой-то смысл. Видимо, до неё дошло...
Через два дня всё улеглось. Мы заменили в бачке воду. Врачи так ничего и не обнаружили, тренеры разводили руками. Кто-то списывал на перегрузку.
Начались тренировки. Очищенные спортсмены показывали весьма приличные результаты. Только девчонки как-то хитро переглядывались между собой. Нам показалось, что они решили нас заложить. Но нет, всё было тихо. За два дня до окончания сборов мы поняли, что нам отомстили.
Туалет на этаже находился напротив нашего номера. Утро проходило, как заведённая одна и та же пластинка: подъём под песню «Нас утро встречает прохладой...», влёт в туалет... И тут пластинка даёт сбой: я поскальзываюсь, цепляю рукой Вальку, и мы оба падаем в дерьмо! – весь пол покрыт какашками... Вскакиваем, пулей на второй этаж (к девчонкам) и, оставив после себя специфический запах, тщательно отмываемся от сюрприза. Потом – к себе: одеваемся, - и несёмся пулей на завтрак. При нашем появлении девчонки синхронно зажали носы, сморщились и выдали «Фу-у-у!», а в их глазам плясали восторженные чертенята. Сомнений не осталось: месть за «туалетный синдром»! Потом выяснилось, что они прихватили на соседней стройке карбид и бросили его в наши толчки.
И что тут скажешь? Спорт есть спорт, и проигрывать тоже надо уметь. А на Республиканских выступили хорошо. Несколько наших выполнили мастерский норматив. Командная задача решена, теперь можно и...
Стоп. Завтра – тренировка!
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 15.06.2015 07:12
Сообщение №: 114601 Оффлайн
Отрывок из документального романа «МОЁ СЕРДЦЕ – САКСОФОН»
*
…Всё познаётся в сравнении. Ура! «Интенсивка» позади, я уже в палате. Слева от меня, у окна – средних лет мужчина. В руках у него брошюра: «Господь и исцеление». Понятно. В девяностых мы это проходили в так называемой «церкви» небезызвестного американского проповедника Рика Ренера. Тогда было модно и очень актуально лечить латвийцев от большевистского атеизма. И надо же, вся страна в одночасье превратилась в набожных людей. Мест, где можно и голову преклонить, и поскакать от счастья, и покаяться, было предостаточно. Всё в одном флаконе. Регулярно плати десятину, и наслаждайся любовью Отца Небесного. Тем более, что ты уже прощён, и свободен… Аллилуйя!!! Интересуюсь у соседа: - В Бога верите? - Жена у меня верующая. Вот, принесла почитать. Я пока ещё в раздумье. - А что тут думать… меня Александром зовут. - Виктор. - Так вот, Витя, в Бога или веришь, или нет. Слушай сердце своё. Библию начни читать. - Жена говорит, надо в церкви покаяться, а потом на собрания ходить регулярно. Легче на душе станет, да и братья и сёстры помогут, помолятся за меня. - А без посредников не пробовал? Попробуй сам помолиться, поразмышлять о жизни, о добре, о зле. Да, Христос взял на себя все наши грехи, но это не значит, что мы не должны о них помнить. Грехи наши – это настольная книга наша, Витёк. Перечитывая её, мы совершаем омовение от этих грехов. Память прошлого блокирует дурные деяния в настоящем и ведёт нас в будущее совершенно другими. Думаю, что Христос меня поддержал бы. Ты только при жене так не говори. Может обидеться. Церковь культ греха ставит во главу угла, но, Витя, без греха и нас с тобой не было бы. - Как это? - Очень просто. Представь себе то далёкое время. Адам, как и положено мужику, отдыхает, а Ева по Раю шастает, совершает своеобразный шопинг. Она кайф от этого ловит. На одном дереве грушу, на другом сливу, где-то ананасик, абрикосик… ну, как и положено. Радуется жизни безмерно. Мужик, бедный, дома, под деревом, а она шлындает по экологическим бутикам. - Какие бутики? Тогда вообще ничего не было! – вмешался сосед, ошалев от такого панибратского вмешательства в жизнь библейских предков. - Витёк, это я так, образно, языком тренькаю. - А, ну тогда понятно. Тренькай дальше. - Так вот, видит она посреди сада Древо Познания добра и зла. Ну, и как положено, у Древа стоит весь такой прикинутый, моднявый Змий кавказской национальности и зазывает её томным голосом: - Эй, послюшай, Наташа, красавица наша… - Какая Наташа? Ева я. - Э, какая разница? Иди сюда! Смотри, какой плод. Вау, сам бы ел. Даром отдам. Бэри, хорошая моя, эликсир вэчной молодости. - Не-нет, спасибо. Мне Бог-Отец сказал, что эти плоды есть нельзя. Съешь – и умрёшь сразу. Мы с Адамом не можем ослушаться Божьего запрета. - Э, что твой Адам понимает? Слюшай сюда. Ты только попробуй, адын плод съешь, и сразу на дэрэво полэзэшь. Я говорю тэбэ! Куда ты, туда и Адам. Вместе учиться будете, в одном классе. Сколько кило будэшь? Адын свэрху дам. Хочешь, празднык сдэлаю? Свэчи зажгу. Эх, гулять будэм! - Нет-нет, меня Адам ждёт…
Увидев заинтересованность больных, я поймал кураж.
- Э, да што он ждёт? Слюшай, жэнщина, стыд закрой!.. Э, какой вкусный плод! Смотри, как я его кушаю…
Ева стояла перед Змием и с широко открытыми глазами и ничего не понимала. Но она и не могла ничего понять, поскольку плода от Древа познания добра и зла не вкусила. Понятие стыда ей было неведомо. А Змий продолжил свою атаку:
- Жэнщина, ты толко нэ обижайся, адын умный совэт скажу. Ты – главный. Как ты сдэлаешь, так и Адам будет дэлать. Дэржи, от сэрдца два кило отрываю. На здоровье! Кушай, никого нэ слюшай.
Ева усмехнулась.
- А я и так никого не слушаю. Кроме Бога. Пока, Змий! Меня мой муж ждёт.
Змий вдогонку стал посылать ей проклятия:
- Ты умрёшь! Ева – королева, туда нэ ходы, сюда ходы… э, да штоб ты сдохла! - Нет, не умру! – возразила Ева. Не умру, потому что я вкусила плоды с Древа Жизни и обрела бессмертие. - Ну и дура! - Сам дурак! Ты съел запретный плод, и теперь умрёшь.
Схватив прут, женщина одним ударом, как мечом, рассекла Змия на две части.
- Видишь, я была права!
Витька забеспокоился:
- А это ты к чему сейчас клонишь?
Мужчина средних лет, Андрис, лежачий из-за обезвоживания больной, был буквально прикован к нашей беседе. Но тут он не выдержал и встрял: - Да не захотела она Бога ослушаться. Чего тут непонятного? Праведница она. - А как же грех? Она же совершила тяжкий грех – убила живую тварь! - Да не совершала она греха, – вступил я в беседу. Ева не знала, что есть грех, потому что не вкусила плода с Древа познания добра и зла. Она лишь констатировала смерть Змия, который сам себя погубил. Не хрен было плод жрать! - И что теперь? Если Ева безгрешна, то и Адам без греха? – не отступал Виктор. - Совершенно верно, праведники они. Бог обещал им за послушание бессмертие и постоянное место в Раю – пищу добывать безо всяких усилий, рожать без крови и боли. Божья благодать, да и только! - А потом что? Все праведники на Земле? И нигде войн не будет? И все будут пребывать в благодати? - Да нет, не будут. Из-за своей непорочности и неведения люди будут совершать бессмысленные разрушения, грабежи и насилия. Начнут гибнуть животный и растительный миры. Всё погибнет. Иисусу некого будет спасать, потому что все праведники, и не надо будет жертвовать собой во имя спасения людей от греха.
Андрис присвистнул.
- Ну, ни фига себе! Неужели Бог подкинул молодым тест на вшивость? Познают они добро и зло – значит, станут грешниками. Грех у Бога, это фига в кармане для людей? Согрешил – значит, есть над чем работать? Познавай Бога, Витёк, ты на правильном пути.
И тут в палату с кульками в руках вошла жена Виктора.
- Добрый день. Да благословит вас Иисус!.. - Вот с чем, с чем, а с этим Иисус не скупится. Каждый день благословляет. Только толку никакого нет, всё хуже и хуже становится. И за что такое наказание? – густым баритоном вмешался сосед справа, тучный, здоровенный мужчина с хронической одышкой и до безобразия отёкшими ногами.
По внешнему виду ему уже далеко за шестьдесят. Передвигается с трудом – до туалета и назад. После похода садится на кровать, чтобы отдышаться. Потом заваливается на постель и жалобно бросает звуковой посыл в пустоту:
- Забросьте в койку столбы мои!
Поскольку я был рядом, то эта почётная функция по забрасыванию «столбов» легла на мои плечи. После упаковки ног их хозяин выражал свою признательность одной и той же фразой:
- Премного вам благодарен, любезный…
…Уложив в тумбочку продукты, жена подхватила Виктора под руку и повела в коридор, чтобы пообщаться без свидетелей. Проходя мимо соседа, изрекла: - А это не наказание. Это Господь к вам стучится в закрытую дверь. Откройте её – и вам сразу станет легче. Иисус любит вас! - Всё правильно, – парировал сосед, – кого любят, того и бьют. За грехи своей молодости страдаем. Тогда было хорошо, сейчас, однозначно, херово. Может, будущее уравняет прошлое с настоящим? Кто знает… и настанет время херохорошизма. - А вы не думайте об этом. За вас уже Иисус всё решил, когда грехи наши тяжкие на себя возложил. Вы спасены! – выдала на прощание женщина. - Ну и, слава Богу, значит, уйду спасённым. А вы, Александр, по профессии кто? - Режиссёр, но по призванию музыкант. Саксофонист. - Я почему-то так и подумал, что вы творческий человек. Очень складно мысли выражаете. А я сначала в театре служил, а потом диктором на радио и телевидении. Оттуда и ушёл на пенсию. - А как вас по батюшке? - Михаил я, Львович, – представился сосед, приложившись к бутылке с водой. - Михаил Львович, много пьёте. У вас же ноги отекают, нельзя так. - Не, Александр, врачи сказали, что за день надо до двух литров выпивать. Вот я и поглощаю свою норму. Вода здесь ни при чём, вес большой. Поставят кардиостимулятор – займусь собой. Надо сбрасывать. - Михаил Львович, кушать надо меньше. А то, как ни посмотрю, вы всё жуёте и жуёте. - Это курево, будь оно неладно! Завязал, а вместо него жор нападает. Ничего не могу поделать. Ну, фрукты – это не еда, баловство одно…
Нашу мирную беседу прервал громкий окрик Андриса: - Язеп! Ну-ка на место положи!
Поневоле перемещаем внимание на «неадеквата». В руках у Язепа были чужие брюки и мужские сапоги. От неожиданности он вздрогнул и заплакал. - Ко мне сын приехал, надо встречать! - Так встречай в своей одежде, а мою оставь в покое! На место, говорю, положи и штаны, и обувь. Es tevi teik;u, lec miera!
Несчастный старик вернул на место одежду и сапоги.
- И запомни: это мои вещи. Tas ir manas bikses, saproti? - А мои где? - Твои все на тебе. Если что – халат на вешалке. - Но меня же сын домой заберёт… - Вот сын и привезёт твои штаны, а пока походи в больничных. Понимаешь? – выговаривал Язепу владелец сапог и брюк.
Бормоча себе что-то под нос, старичок сел на свою койку и протянул руку к моей тумбочке. На этот раз его привлекла пачка печенья. Схватив её, он с какой-то жадностью стал поглощать содержимое.
- Александр, скажи ему, что это твоя тумбочка, а его стоит с другой стороны! – не унимался Андрис. - Да ладно, пускай кушает. Человек переживает, сыном дышит, ждёт его. Домой вот поедет… - Так за ним только завтра приедут. - Старик, ты же видишь, что для него нет «завтра», он живёт только сегодня. Значит, сегодня и сын появится. Счастливый человек – никакого прошлого и будущего. Нам можно об этом только мечтать. Люди гробят себя мыслями сожаления о прошлом и страхом за будущее. Радоваться надо не вчера и не завтра, а сегодня. Радоваться и наслаждаться тем, что мы, слава Богу, не «овощи» и не такие, как Язеп. Мы – нормальные люди, слегка попавшие в переделку. Пройдёт время, и ты с улыбкой будешь вспоминать этот эпизод. Так что, не гневи Бога, скажи лучше спасибо, что Он дал тебе твоё «сегодня»…
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 10.10.2015 13:36
Сообщение №: 125489 Оффлайн
Б о н д и – альт-саксофон Selmer Bondy американского производства (слегка пижон, чуть-чуть философ)
Р у т а – привлекательная женщина среднего возраста, эмигрантка из Латвии.
Действие происходит в небольшом немецком городке.
_________
/ Уютный уголок кафе. В глубине вешалка. На ней верхняя одежда, зонтик и прочие аксессуары. За столиком дама. Перед ней чашечка кофе, бокал вина. Дама явно скучает и разглядывает посетителей. Объектом внимания становится подвыпивший мужчина пижонистого вида. Звучит соло на саксофоне – «Harlem Nocturne». Пижон, с налётом артистизма, упивается блюзом, «ловит кайф». Саксофон переходит от джаза то к попсе, то к свободной импровизации. Приглушённому интиму кафе музыка не мешает. Она – третье действующее лицо – фоновое, и ни к чему не обязывающее /
Б о н д и :
- Что, неплохо звучит? Прикольно? А то! Это же я играю. Какая фразеология, какой звук! Любил я в молодости изгаляться. Между прочим, мог спародировать любой инструмент. Скрипку? – пожалуйста. Кларнет? – на раз. Виолончель? – в одни ворота. Вслепую даже духовики ошибались. А потом признавали: высший пилотаж! «Это же надо, проспорить бутылку бренди... Охренеть!» А я фанател от звука и искал его повсюду. На городских площадях, в туннелях и костёлах. На воде, когда сплавлялись на байде, и на высоких береговых скалах. Во время реконструкции Исаакиевского собора с его величественного купола мой звук буквально парил над Невским ночным проспектом... А уникальный утёс Ska;aiskalns на латвийской реке Salaca? Он испещрён ласточкиными гнёздами, и звук, отражаясь, приобретал неповторимую вибрацию, превращался в симфонический оркестр из множества инструментов! Фантастическое звучание!! Ни в одной студии мне ни разу не удалось сотворить ничего подобного. О, мой хозяин знал цену звуку. Настоящий духовик! Работал до кровавых губ, искал и добивался. Я ему всё прощал – и дождь, и песок на клапанах... Зато когда наш вольный, чистый звук летел к небу, мы с ним получали полный оргазм! И, прошу заметить, без виагры. Ну что, будем знакомиться? Моя фамилия Selmer, зовут Bondy. Для друзей и хороших людей – просто Боня. Возраст? Ну что вы, для творческой личности он не имеет никакого значения. И вам ли мне говорить, что «любви все возрасты покорны». Национальность? Догадайтесь сами. Это раньше мы спотыкались о пятую графу, а сейчас я смело заявляю: да, Selmer Bondy – американец по происхождению, но русский по духу! В настоящее время проживаю в Англии и тоскую по родине. К строю лоялен. Не был, не имел, не значился, не привлекался. Эк, завернул, однако!
Р у т а :
- Меня зовут Рута. Я из провинции. В детстве занималась музыкой и спортом. Родители не могли нарадоваться – растёт идеальный ребёнок, учится в трёх школах и везде успевает. Сначала закончила музыкалку. Потом, сдав мастерский норматив по лёгкой атлетике, сама ушла из спортивной школы. Среднюю отмучила без троек. Универ – с красным дипломом и беременностью. Отец ребёнка не захотел уезжать из столицы, и я вернулась к маме одна. Устроилась работать в свою бывшую школу и через полгода родила дочку. Крутилась как уж на сковородке. Время было сложное, и надо было просто выживать. Подруги советовали наплевать на учительство и уехать куда-нибудь за рубеж, но я продолжала упорствовать, и через двенадцать лет стала директором школы. Личная жизнь не складывалась, «варианты» как приходили, так и уходили. Кому нужна жена - трудоголик, да ещё и с мозгами. Папашка моей принцессы стал богатеньким, но помощи от него не было. Он упорно не хотел признавать своё отцовство. Ещё бы, кому хочется выбрасывать кровные в никуда? Самому пригодятся, он же у нас личность публичная, слуга народа...
Б о н д и :
- Да, кстати, в армии я служил. Пахал по восемь-десять часов в день. До обеда обще-оркестровые репетиции, после обеда индивидуальные. Вечером до посинения отрабатывали танцевальный репертуар с ансамблем. Хозяин у меня был пижон, носил очки с затемнёнными стёклами и очень этим гордился. Он был единственным, кто имел на это право. На грозный приказ патрульного офицера «снять порнографию» хозяин доставал из нагрудного кармана медицинскую справку, протягивал её офицеру и недоумённо вопрошал: «Как, товарищ капитан, неужели вы кончили?». Бессильная ярость патрульного приводила хозяина в восторг. Что тут сделаешь? Медицина, она и в армии медицина... Запомнился случай: в увольнении подходит пьяный мужик и просит купить за бутылку «Агдама» нацистский фарфоровый знак отличия. Хозяин купил. Зачем? Не знаю. Только вечером на моём ошейнике он выпилил ромб и намертво приклеил знак со свастикой. О последствиях явно не думал. А напрасно... В Доме офицеров – Новогодний бал для семей военнослужащих! Все навеселе. Поют, танцуют, пьют, целуются. Наш оркестр на высоте. Но око бдительного замполита не дремлет. Он крутится возле сцены, смотрит справа, слева. Достаёт очки, водружает их на свой мясистый нос, ноздри которого раздуваются подобно парусам. И вдруг, как пёс с цепи, срывается с места, хватает со стола бутылку водки, вилку, к которой прилипла чья-то колбаска, и с криком «На Берлин!» бросается на сцену. Хозяин понял, что причина в нём. Бережно положив меня на стул, кинулся в кулисы. Но не тут-то было! Майор, обежав сцену с другой стороны, встретил хозяина с вилкой наперевес: «Что, фашистская морда, доигрался?» - тыкая бутылкой в хозяйскую грудь, вопил замполит. «Это что?! Я тебя спрашиваю!!» - «Это? Ах, это... Водка!» - выдохнул из себя перепуганный хозяин. «Сам ты «водка», сучий потрох!» Кинув бутылку на стол музыкантам, он свободной рукой схватился за мой ошейник, а правой – с вилкой и колбаской – стал совершать манипуляции на груди хозяина: «Я её расколупаю, бляху нерусскую... Стоять, не дёргаться!.. Сломаю целку...» Чтобы защитить свою честь, хозяин откинулся назад и гаркнул во все лёгкие: «Это ошейник от саксофона! Прислали из Германии, товарищ майор!» Сняв с вилки колбаску, замполит ещё яростнее стал выковыривать ненавистный ему фашистский символ. И чудо свершилось! Издав победный крик, он гордо поднял над головой побеждённый ромб. «Ура!!!» - орал пьяный от счастья майор. «Ура!!!» - вторил ему баритон хозяина, - «С Новым годом!!». «Иди срать» - вынес вердикт победитель и, удовлетворённый, двинулся к столу продолжать праздник. Музыканты были счастливы. Трофей – бутылка водки – остался на нашей стороне.
Р у т а :
- Я не могу сказать, что была нравственно чиста и морально устойчива. Мне обязательно нужно было «выпустить пар» хотя бы два раза в месяц. Зуд какой-то появлялся. Всё было не так. Приходилось выезжать в столицу, там можно было спокойно расслабиться и не думать о том, что скажут люди... А вдруг появится ОН, единственный и неповторимый?.. Я была чертовски привлекательна, и мужики на это клевали. Но стоило мне открыть рот, их смывало с меня, словно струёй из пожарного гидранта. Почему они боятся умных женщин? Хотя мне было достаточно и физического релакса. На какое-то время я была «упакована», и могла с головой уходить в работу... Интересно, а этот мужик один, или ждёт кого? Ишь, изучает меню, словно «Play Boy» разглядывает. Ну, глянь сюда! Десерт не желаете? Похоже, ему не до сладостей, лишь бы брюхо набить. Вон морда какая холёная. Видно, что породистый, засранец...
Б о н д и :
- По молодости всё было в кайф. Хозяин работал на износ, создавал с хиппи театр-студию фантастики. Все горели идеей свободного творчества. Писали письма братьям Стругацким и Рэю Бредбери. В группе от избытка энергии извергались вулканы. Актёры заражали своими идеями художников, музыкантов, начинающих писателей. На этой почве проклюнулись первые ростки «Атонального синдрома». Жизнь кипела, все были счастливы!
Р у т а :
- Многие кричат: «Слаба на передок!» А кто в наше время не слаб? Уже в девятом классе потерять девственность считалось круто. Зачем? А так, ради интереса! А заодно и родокам насолить. Мамашка читала морали, батяня вечно прикалывался со своими дурацкими шуточками. Угораздило же меня попасть в семейку к двум придуркам. Интеллигенты вшивые, ты ж понимаешь. Лучше бы думали о том, как семью содержать. Ненавижу! Кричат о духовном, а в доме жрать нечего. Не можете нормально жить, не хрен и детей рожать. Расплодили нищету и радуются жизни. Чему радуетесь? Блин, не могу, противно смотреть на них. Вот убожество! И как их только земля терпит? На дискотеку нельзя, на день рождения к подруге с ночёвкой – ни-ни, задержаться до позднего вечера – ни в коем разе. Туда не ходи, сюда ходи. Достали уже! Не догоняют, что у нас своя жизнь, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. А то!
Б о н д и :
- А я в начале жизни мечтал вместе с хозяином об идеальном звуке. Он молодец, зажигал со мной, как настоящий рокер, но в душе хотел добиться своего, неповторимого, летящего, страстного... В биг-бэнде мы играли первый альт, но завидовали второму, у которого и техники никакой, и читка с листа нулевая, зато какой звук! Хозяин ловил шизу: по шесть часов терзал и насиловал меня, потом целовал, объяснялся в любви, просил прощения и снова трахал до посинения. Он заставлял меня плакать, и ржать, как лошадь, и выбивать чечётку двойным стаккато, выкручивал до хрипоты, до стона. Заставлял забыть мелодии и вихрем носиться по клапанам в необузданной импровизации. Его называли музыкальным хулиганом. Коллеги завидовали нашему с ним слиянию и его шикарным манерам. А я балдел от прикосновения сильных, уверенных рук и чутких пальцев, носящихся по моей аппликатуре. Какие у него руки! Вот уж массаж, так массаж!..
Р у т а :
- Первый опыт меня обескуражил. Может оттого, что партнёром был мой сверстник. Мы отдыхали вместе на даче. Пока родоки работали, нам удавалось и в море покупаться, и по лесу побродить, и поболтать... Что-то в нём было. В начале меня забавляло, когда при разговоре на «откровенные темы» парниша покрывался красными пятнами и старательно пытался замаскировать растущий бугорок на своих брюках. Однажды я «нечаянно» коснулась рукой его тайны и поняла – надо брать! Бедный мальчик, он так переволновался, что его красавец, едва войдя, тут же сник, как увядший цветок. «Ну вот», - разочарованно подумала я, - «Не захотел сражаться с моей честью. А подруги предупреждали, мол, в начале будет больно, и кровь пойдёт. Зато потом кайф словишь!» Ага, словила. Ни первого, ни второго, ни третьего. Ну что за дела! Непер какой-то. Даже девственность не могу потерять по-человечески. Правду говорят в народе про первый блин...
Б о н д и :
- Надо признать, у меня тоже первый блин поперёк горла встал. Нет, поначалу всё было классно. Первый хозяин был умница и красавец. Мы с ним в училище учились. Играл на моих чувствах безупречно. Девки с ума сходили. Но ему этого мало было. Полюбил подругу, скрипачку с последнего курса, а её возьми и кинь по распределению в глухомань, за сто пятьдесят километров, преподавать в музыкалке. Решил хозяин Новый Год встретить вместе. Билетов на поезд не было, поехал товарняком. А мороз стоял, аж тридцать шесть градусов! Задубел он конкретно. Спасала водка, но не надолго. К станции назначения подъезжал на автопилоте, держась за металлические поручни вагона, в готовности в любой момент спрыгнуть на перрон. Но поезд проигнорировал захолустный городок и только через час остановился в областном центре. Спасли рабочие-обходчики. Руки намертво примёрзли к металлу, отдирали с мясом. Потом операция. Мне было тяжело видеть его таким несчастным. Он остался совершенно без пальцев, беспомощный, жалкий, никому не нужный. Подруга, к которой он ехал, отвернулась от красавца-инвалида. Меня он продал со слезами на глазах. Новый хозяин тоже плакал. Потом всё устаканилось, и мы полюбили друг друга. А герой-любовник через год вернулся в музыку в новом облике – стал первоклассным барабанщиком. А ещё через два женился на девушке, которая полюбила его по-настоящему. Чуть позже родился сын. Сейчас он известный музыкант, мотается с гастролями по Европе, а его папа превратился в заботливого дедушку. Как никак, двое внуков, положение обязывает!..
Р у т а :
- Всё, с подругой договорились – на восьмое марта станем женщинами!.. А с виду не скажешь, что она ещё девочка. Такая фря, мама не горюй! И всё знает. Она ещё в детстве наблюдала за мамашкой. Интересно было, жуть! Та укладывала её спать, ставила тихую музыку, потом проверяла, заснул ли ребёнок, и начинала раздеваться. На фоне уличной рекламы её обнажённое тело переливалось разными красками. Красиво! А потом они с отчимом творили какие-то колдовские штуки под одеялом, и мамашка начинала постанывать и всхлипывать. Так было жалко её! Позднее до подруги дошло, что надо было не жалеть, а завидовать!.. Для родоков выдумали день рождения подруги с ночёвкой. На дискотеке познакомились с парнями. Продолжили у одного из них на хате, где одновременно и отдались порыву таинства любви. Вместе не страшно. Мы крутые!.. Так, по крайней мере, считали наши кавалеры. Потом по очереди вымывали себя под душем. Было противно и мерзко. Мужики чертыхались: «Вы что, предупредить не могли, что флаги вывесили?» «Ага, щас! Флаги, ты ж понимаешь. Девочки мы были, а вы, гады такие, обесчестили нас! Теперь, как порядочные мужчины, вы обязаны на нас жениться». «Что?» - испуганно заёрзали наши первопроходцы - «Мы же не знали, что вы целки!» «А ничего» - парировала подруга – «В следующий раз спрашивать паспорт будете...» «С женским праздником, ребята! Завтра с мамами придём – знакомиться» - добавила я, и мы со смехом кинулись вон из зловонной хаты... А что, дело сделал – гуляй смело!
Б о н д и :
- Заболел я как-то. Долго был на холоде, а потом хозяин решил согреть меня, поставил у батареи и забыл. Вечером я не мог издать ни звука. Подушки мои рассохлись в хлам. Кто-то посоветовал налить в меня самогон и взболтать с закрытыми клапанами. Пары алкоголя, по версии советчика, должны испаряться и проникать в подушки... Как же, проникли! Нажрался, как скотина. Выхлоп стоял такой, что всех музыкантов выворачивало наизнанку. Отборным матом на всех доступных мне языках я покрыл и хозяина, и его советчика. Это ж додуматься надо: влить пол-литра самогона без закуси! Да я, япона мать, щас разнесу всю вашу хали-гали вдребезги и вообще!!! С перепугу хозяин схватил меня в охапку и сунул под струю горячей воды. Минут через десять выхлоп уменьшился, да и подушки разбухли. Про игру не говорю – так отвязно я ещё никогда себя на сцене не вёл. Одно слово: допинг!..
На следующий день зашли в аптеку. - Что вы желаете? – участливо поинтересовалась милая девушка-фармацевт. - Мне это... Ну, в общем, как это выразить... вот для него, - засуетился хозяин, вытаскивая меня из футляра. – Подушки видите? Мне бы резинкой их покрыть, - мямлил он, краснея варёным раком. - А, пластырь! – догадалась девушка. - Нет... Ну вот, когда детей не хотят... А, вспомнил: гондон! – выпалил мой стеснительный саксофонист. Девушка почему-то тоже смутилась. - Поняла, вам нужен презерватив... - Да. И не один. Десять штук... Нет, двадцать! - Ого! – уважительно одобрила она покупателя, и уже с интересом во взгляде протянула ему коробочку добра отечественного производства.
Надо отметить, резина была ну очень хорошего качества. Через неделю все мои подушки сверкали как новенькие. Из раструба вылетали чудные звуки. Я пел взахлёб и чувствовал, что меня обволакивает некая защита. Аура целомудрия!..
Р у т а :
- Наступил момент, когда я стала ловить кайф от собственной внешности. От зеркала не отходила. Всё-таки спорт дал очень много: фигурка что надо! Да и мордашка – без комментариев. Плюс: могу небрежно пробежать пальчиками по клавишам. Поболтать? А без проблем! У папашки была отменная библиотека, взяла оттуда всё, что надо. Видно, это и определило мой выбор – филфак универа ждал меня с распростёртыми объятиями. И я отдалась учёбе... Подруга юности вышла замуж и уехала за границу. У меня появились новые друзья. Если раньше мне нравились плохие парни, и это было круто, то теперь вокруг меня собирались талантливые ребята, которых интересовала поэзия, музыка, театр. На втором курсе я стала заниматься в студенческом театре-студии. Балдела от сцены и от репетиций. Какое было чудесное время! И откуда только силы брались? Всё успевали: и учиться, и выступать, и отдыхать с отрывом... Иногда позволяла себе пошалить. Но это так, для здоровья. Наслаждалась свободой...
Б о н д и :
- Мы с хозяином были на «ты». Он изливал мне свою душу, целовал, нежно гладил по раструбу. Иногда просил прощения, что губит мои молодые годы, прожигая жизнь в вине и распутстве... Нет, я не был на него в обиде. Сразу прощал ему все его шалости, потому что знал: он меня любит! Волей судьбы занесло нас в глухомань. Жили в общаге с ребятами, далёкими от музыки. Один был инженером по технике безопасности, второй – лесником. Подружились быстро. Зимние вечера коротали бурно и весело. Инженер был парнем головастым. Процесс самогоноварения он довёл до такой степени совершенства, что ликероводочный завод мог бы отдыхать. Янка стал популярной личностью: мужики его уважали и боготворили, а их жёны люто ненавидели и поносили на чём свет стоит. Имя «Янка» стало достойным брендом его продукции... Лесник Язеп и мой хозяин Алекс являлись почётными членами клуба по интересам «А ты меня уважаешь?». Планы строились с утра:
- Мужики, вечер не забивать! Сегодня у нас «Янкин день». - А что в программе? - На первое – кабан... - Так кабан вчера был! - Вчера было недоразумение. Кабан без «Янки», что свадьба без музыки. - А на второе? - «Янка» без кабана, но с клубничкой. - А клубничку где дыбать будем?! - Вчера на турбазе новый заезд был. За свежие фрукты отвечает Алекс. - Всё, мальцы, по местам! Работа на подвиг зовёт.
Вечер удался на славу! Кабан, настоянный на «Янке» был побеждён. «Фрукты» раскисли и размякли до такой степени, что к моменту подачи десерта находились в явной некондиции. Сдвинув койки, Язеп с Алексом упаковали «клубничек», а сами устроились на раскладушках и дружно отдались Морфею. Один лишь Янка задумчиво глядел в потолок, лениво затягиваясь сигаретой, и с грустью размышлял о скоропортящихся фруктах...
Ночью Алекс проснулся от давящего его кашля. Открыл глаза и вскочил как ошпаренный. Вся комната была в густой пелене дыма, а занавески на окнах горели. Оборвав их, он стал сбивать пламя... Потом открыл окно и выкинул тюль на улицу... Вытащил меня в коридор – и снова кинулся в комнату... Янкина постель горела. Хозяин скинул его на пол, и отправил одеяло следом за занавесками. Растолкал «фрукты» и Язепа. Янка, очухавшись, схватился за ковш с водой, набрал полный рот и стал фукать на горящий матрас. Кто-то из «фруктов» пискнул: «Мальчики, а может пописать?..» - «Ага, покакать!» - гаркнул Язеп, выбегая в коридор. Через секунду он появился с огнетушителем и стал шаманить над матрасом, как заправский пожарный. «Фрукты» повизгивали, Алекс вытаскивал какие-то вещи. Янка с вытаращенными глазами, но с невозмутимым видом, сидел на полу с ковшиком, продолжая то всасывать, то выфыркивать воду, умудряясь при этом приговаривать: «Вот сука! Это ж додуматься надо...» - очередной всос-фырк – «Вот падла!.. Ну, нет, это ж надо додуматься – так влипнуть... Инженер по технике безопасности, ты ж понимаешь!» - Вот тебе и «Янкин день» - простонал Алекс, выбрасывая обгоревший матрас на улицу. Дым рассеялся. «Фрукты», успевшие одеться, вопросительно смотрели на своих обнажённых спасителей. Все были в шоке от осознания последствий, если бы не кашель Алекса... - Ну, что? – по-деловому подытожил исход ситуации Язеп. - Вчера был «Янкин день», а сегодня «День Алекса». Девочки, по местам! На кухню!! Будем отмечать день рождения...
Р у т а :
- Всё хорошее рано или поздно заканчивается. Госэкзамены, выпускной, диплом... Магистр филологии!.. и пузо набекрень. Вот пошалила, так пошалила! Нет, криминала не было, всё по любви. Правда, любовь оказалась какой-то хлипкой. Легче сказать – трах до залёта. Сама виновата. Стольких кобелей укладывала, и каких! А вот козла упаковать не смогла... «Солнышко, придумай что-нибудь, ты ж такая умная! Сделаем карьеру, а потом настругаем, сколько захочешь... Ух, ты моя птичка сексапильная! Иди к своему котику, котик хочет тебя ням-ням» «Ещё чего, котяра облезлый! Ты на себя в зеркало давно смотрел? Карьерист сраный. Буду рожать! А ты, кобель, готовься алименты платить... Ах, неизвестно ему! Сомнения у него! А где эти сомнения были, когда на меня залезал? Ничего, ничего, сделаем всё по уму. И никуда ты, милок, не денешься. Бабу-стерву видел? Нет? Ну, так посмотри – вот она, на твой обмылок намотана. Платить он не будет! А я говорю – ещё как заплатишь! Молчи, падла, размажу по стенке, ты меня знаешь!.. Да, филолог. Ненормативную лексику тоже изучали. Нет, не прикол это, милый, а стопроцентный наезд»...
Б о н д и :
- Наступили сложные времена. Все проходили тест на выживание. Мир перевернулся с ног на голову. Чем выше образование, тем ниже сползал порог бедности. Нищета и разруха. Воровство и быдло. Деньги стали мерилом достоинства и интеллекта их обладателей. Не нужны были ни театры, ни музыка. Слуги народа «по любви» отдавались Европе, за деньги – американцам. Эйфория свободы и демократии топтала младенцев и стариков. Помещение театра продали нуворишам. Актёры ушли в свободное плавание... Хозяин выживал со мной на пару. И тут, как грибы, стали появляться «церкви новой формации». В одну их них моего Алекса пригласили в качестве режиссёра и музыканта. Во главе стояла известная американская семья: он – пастор, она – регент, бывшая на родине оперной дивой. Бог призвал их нести по Прибалтике Слово Божье. Для успешного развития «церкви» нужна реклама! Хозяин сколотил ударную группу актёров, и поставил пару-тройку масштабных спектаклей по Библии. В группе прославления работали профессиональные музыканты. Всё снималось на качественное видео. Через год пастор вышиб у американских спонсоров деньги, и «церковь» стала процветать. Аллилуйя! Бог услышал молитвы пастора...
До сих пор не могу забыть одну молоденькую девушку... Пятнадцать лет – почти девочка. Участница молодёжной группы... Она была чиста и по-детски наивна. Только в глазах – страх и тоска. Алекс часто вёл с ней задушевные беседы, и ему она доверила свою тайну. Оказалось, что она из многодетной семьи. Родители пьют, а дети брошены на произвол судьбы. Чтобы в доме была еда, старшая сестра стала проституткой. А теперь и ей пришлось заняться тем же... Что делать? Как жить?.. Мой хозяин обратился за помощью к пастору. Тот ответил: «Время сейчас такое. Каждый получает испытание. Надо смириться и нести свой крест». В глазах пастора стояло полное безразличие к судьбе юной прихожанки. Господи, что же делается?! Уже в который раз пошатнулась вера в «служителей Христовых»... Американцы, вам наших людей умом не понять!
Р у т а :
- Как всё надоело! Кругом нищета, дети дебилы, мать зудит, дочка уже зубы показывает. В школе хаос и доносительство. Нет, надо что-то делать... Я ведь ещё ого-го! Подруга тянет в столицу. Там летом начнутся ускоренные курсы фотомоделей. Причём, с трудоустройством за границей! Через неделю кастинг... А что? Ради интереса можно попробовать. Попробовала – взяли. Учёба обошлась в копеечку. Пахали каждый день помногу часов. Стоит отметить весьма высокий уровень педагогов... Кстати, потом мне очень пригодились и психология, и актёрское мастерство... Наш выпуск принимали спецы из Германии, Италии и Франции. В зале и на сцене царила атмосфера праздника. Девчонки выкладывались на все сто. Потом было долгое обсуждение членами комиссии и наше ожидание своей участи. К нам зашёл режиссёр показа, наш педагог по актёрскому мастерству, Алекс. Виновато улыбнувшись, он похвалил нас за работу и тут же стал просить прощения. «Девочки, я не знал, что готовили вас для проституции... Только что сам услышал об этом на обсуждении. Ради Бога, не подписывайте никаких бумаг, особенно обращаюсь к несовершеннолетним. Родителей я оповещу во время общего собрания»... Для многих девочек эта «благая весть» оказалась бомбой. Рушились все их мечты о счастливом будущем. Из нашего выпуска контракт подписали двенадцать человек. Мы с подругой попали в Германию...
Б о н д и :
- Если честно, мне с хозяином повезло. Мы с ним весь Союз вдоль и поперёк объездили. Дважды работали на Диксоне. Первая встреча с жителями заполярного острова оставила неизгладимое впечатление. Мы попали на захоронение бойцов пограничной заставы, погибших в Великую Отечественную Войну. Сорок лет лёд хранил тайну этой трагедии. Лето в тот год было очень жаркое, и когда всё начало таять, ребят обнаружили прямо во льду. Выглядели так, словно погибли неделю назад. Эта находка всколыхнула весь остров. Мы прилетели сразу после похорон, и по рассказам очевидцев лидер группы написал чудесные стихи о героях Диксона. На следующий день родилась песня, с которой началось наше выступление. Люди слушали её стоя и плакали. Так мы почтили память наших отцов и дедов...
Р у т а :
- Письмо от мамы: «Доча, ты обиделась на меня из-за того, что я попросила у тебя помощи? Ты же знаешь, что раньше я никогда не заикалась на эту тему. Ты даже вспомнила мою маму, с которой ты проводила всё лето, и она у меня на это денег не просила? А как ты считаешь, смогла бы она собрать хоть что-то из своей пенсии, если бы не наша с отцом поддержка? Вспомни и о том, какие сумки с едой я привозила раз в неделю к вам на дачу. Большая часть моей зарплаты уходила на вас, а мы с отцом жили на его деньги. И сейчас ты меня упрекаешь в том, что я прошу у тебя денег? А я думаю, что моя принцесса уже достаточно обжилась в Германии, и не пора ли дочь забрать к себе. Я обещаю, что больше никогда и ничего у тебя не попрошу. На этой оптимистической ноте и заканчиваю. Привет от дочери. Мне с ней невероятно сложно. Возраст переходной, да и характер не простой. Услышь меня и пойми правильно. Твоя мама».
Б о н д и :
- Вояж по Европе совершали вчетвером: хозяин – со мной, и его приятель – с тенором. Мне пришлось играть на улицах и площадях. Отбивали бензин, пайку, сигареты, всякие непредвиденные расходы, и двигались дальше...
На улице всякое случалось. Бандиты грабили. Пацанва из окон бомбила яйцами и помидорами, забрасывала в мой футляр горящие петарды и стреляла из рогаток. Кто-то пытался писать с пятого этажа, кто-то пулял пакетом молока или кефира. Всё приводило ребятишек в неописуемый восторг... А что? Весело!
Особенно запомнился случай в Польше. Место было классное, акустика невероятная. За спиной забор, за ним ремонт здания. Напротив скверик со скамейками в тени. Мы с хозяином отдыхаем и наслаждаемся игрой коллеги. Чувачок балдеет. Звук отменный, драйв что надо. При этом парень выделывает ногами художественные кренделя. Очень даже забавно. Девочки на него заглядываются. Потом окружили кольцом, и ну крутить попами. Одним словом – ламбада! Кульминацию выдаёт пацан, взгромоздившийся на забор. Кто-то невидимый передал ему большую шляпу, и он, с чувством величия собственной миссии, бросает её на голову саксофониста. Мне показалось, что у нашего коллеги лопнули мозги, и содержимое головы выплеснулось на него, и на его поклонниц... Дружный девчачий вопль «А-а-а-а-а!» и застывшая поза музыканта с вытянутым вперёд тенором... Пацан, от чрезмерного усердия потерявший равновесие, падает с забора прямо на шляпу... Второе «А-а-а-а-а!!!» было намного сильнее, поскольку вес мальца придал остатку содержимого в шляпе мощное ускорение. Фигуры обделанных девочек, коллеги и пацана, сидящего на злосчастном головном уборе, напомнили сцену из спектакля «Ревизор»... Фекалии были везде – на исполнителе блюза, на его поклонницах и на авторе кульминационной сцены. Похоже, что вся дворовая шпана старалась произвести соответствующий эффект, и наполнила шляпу под завязочку. Запах специфический, вид экзотический. Случайные туристы, давясь от смеха, снимают на камеру удачный момент экскурсии. Вау! Дас ист фантастиш! Ещё бы, прикольно и весело! – вторят им с гоготом польские тинэйджеры. И только наши музыканты-оптимисты будут констатировать сей факт со сдержанным юмором: «Говно в таких количествах к бо-о-о-ольшим деньгам!»...
Мы таки проехали Польшу. Потом Германию... Затем Голландию, Бельгию и часть Франции... И вернулись назад, в Германию. Мы с хозяином зацепились за работу в Гамбурге, а приятель с тенором отправились домой.
Р у т а :
- Через много лет могу сказать, что жизнь удалась. Есть всё: заботливый, богатенький муж и свой бизнес, умница сын и влиятельные друзья в Германии... Плюс: большая головная боль – отношения с дочерью. Характер у неё несносный, вся в папочку. Меня игнорирует, всё делает по-своему. Учиться не хочет, ей достаточно колледжа. Имея красивую мордашку и точёную фигурку, мечтает о подиуме. Постоянно бегает по кастингам. Обрастает «своими связями»... (передразнивает) «Благодаря моей колоссальной энергетике и харизме!»
Ну-ну, знаем мы эту харизму. Сами когда-то копья ломали. Думает, что не догоняю. А впрочем, это её жизнь. Годик-другой побесится, смотришь – и замуж выскочит...
Б о н д и :
- Удивительное чувство к Латвии испытываешь на природе. Хозяин любил спускаться по рекам на байдарке. Всегда шли двойками: Алекс – с женой, а я – с баритоном. Басистый такой, здоровый! Мы часто устраивали концерты прямо на плаву. Звук по воде разносится далеко... И вся природа включается в действо! Ночь. Луна своими серебряными нитями пронизывает заросли деревьев. Саксофоновая рапсодия летает над их вершинами и опускается на воду звуками кристальной чистоты. Небо отвечает видеорядом. Звёзды разных размеров и оттенков танцуют гимн всему живому. Много лет подряд мы имели счастье быть с окружающим миром на «ты».
В душу запал один эпизод. По недосмотру на порогах слегка повредили наше судёнышко. Сразу удалось пристать к берегу. Нужно было всё высушить и залатать байдарку. Решили заночевать. Пока Алекс ставил палатку, Нинок куда-то исчезла. Через полчаса она вернулась – довольная, и с пакетом в руках. Оказалось, рядом хутор, и живёт там семейная пара пенсионеров. И ровно год назад старушка слышала ночью музыку. Она долго шла по берегу за удаляющимся звуком... Тут выяснилось, что виновник того чуда сейчас ставит палатку вон за тем пригорком. Хозяйка нагрузила Нинка ужином, и они договорились об утренней встрече.
Утром – картина маслом: двое старичков в парадном прикиде, он – с корзиной в руках, она – с цветами, медленно спускаются по склону к нашему лагерю. За чаем мы узнали, что старушка в прошлом танцевала в Латвийской опере, а старичок – известный инженер-конструктор. Сейчас живут здесь, на хуторе. Земля даёт им силы, а они отвечают ей любовью. Всё, что в корзине – плоды их труда, и принесли они их, чтобы мы не тратились на магазин. В благодарность Алекс и Нина дали концерт. Два саксофона – альт и баритон – сплели свою историю любви. Музыка заполнила всё пространство. Звуки спускались с неба, сбегали с высоких берегов, скользили по гладкой поверхности воды, отталкивались от верхушек деревьев... Состояние музыкантов передалось старичкам. Счастливые, они сидели у костра, обнявшись, как молодые, а по их щекам текли слёзы. Видимо музыка вернула их в молодость. Глаза их сияли от восторга и счастья.
Хозяин с женой были в лёгком шоке от такого дебюта. Выступать приходилось на всяких площадках и сценах, но чтобы вот так...
Милые вы наши старички, здоровья вам и долгих лет жизни!
/Звучит мелодия Вебстера.../
( Окончание ниже )
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 04.11.2015 00:05
Сообщение №: 128617 Оффлайн
- Нет, поверить не могу... Вот проститутка! Мать послать к той самой матери... Это меня-то! Я её вынашивала, рожала, кормила, воспитывала, а она меня ****ью обзывает... Вот сука!
Б о н д и :
- Ну, девочку можно понять и простить. Молодая ещё, не обтесалась в жизни. Максималистка...
Р у т а :
- Да я таких, как она, с работы выгоняла. Пинком под зад, без выходного пособия...
Б о н д и :
- Этим нас не удивишь. Эка невидаль, полстраны в нищете барахтается – и ничего, живут. Мы ж не звери какие. Люди! А человек ко всему привыкает.
Р у т а :
- Нет, ты представляешь, она категорически отказывается говорить со мной на родном языке. Принцип у неё!
Б о н д и :
- И здесь она по-своему права. Мы живём в государстве, а ему наплевать на права стариков и детей. Наплевать на молодёжь... Она ищет счастья в других странах, потому что в собственной им нет места. Я уже не говорю о «неграх»! Полстраны русскоязычных, а им говорят, что вы здесь никто и зовут вас никак. Нет, милая, мало назвать свой язык государственным, к нему ещё уважение заслужить надо!
Р у т а :
- Я лучшие годы угробила в Германии, а язык родной сохранила. И немецким овладела.
Б о н д и :
- Да, потому что Германия тебя согрела, приютила, вот и говоришь ты с ней на её языке. В благодарность, так сказать.
Р у т а :
- Я не страна, я мать! И требую, чтобы меня за это уважали.
Б о н д и :
- Ты знаешь, был случай. В Таллинне живёт моя приятельница, очень хороший музыкант и композитор. Пригласила как-то нас с хозяином на запись. Приехали. Один из музыкантов лопочет по-эстонски. Мы с Алексом ни хрена не понимаем. Просим перейти на русский, а тот продолжает эстонить. Смотрим на приятельницу: что, мол, он глаголит? Она объясняет, что он требует уважительного отношения к государственному языку. Хозяин переходит на латышский и сообщает оппоненту, что тот не просто дерьмо, а дерьмо на палочке. Вытаращив глаза от столь эмоционального наезда, представитель титульной нации судорожно выдавил из себя: «Что? Что он сказал? Он меня не уважает?» на что Алекс гордо выдал: «Для того, чтобы уважать говно, нужно самому быть говном. Пошёл на хер, проститутка заморская!»...
Р у т а :
- Вот и меня точно так же и дерьмом обложили, и заморской шлюхой наградили. И кто? Родная дочь! Её, видите ли, не устраивает правительство. Фу ты ну ты, какие мы принципиальные! А Родина? Что делать с этим?
Б о н д и :
- Ты путаешь понятия – Родина и государство. Родина – это свято! А государство – это, к сожалению, театр марионеток, которыми управляют. В данном случае – Америка. Слуги народа лижут ей задницу и с восторгом кричат, что это эскимо.
Р у т а :
- Вы очень злые, нельзя так. Америка – наша защита!
Б о н д и :
- Ты моя красава! От кого защищаем? От себя?.. Вспомни латышскую присказку: « Любимое блюдо латыша – другой латыш»! Сами себя сжираем! Нет гордости за нацию, нет единения. Мы постоянно должны кому-то что-то лизать. На людей плевать. Россия – враг. «Негры» - пятая колонна. Раньше мы восторгались Латвией, это было лицо Союза. А теперь? Не менее достойная задница, только другого союза, с приставкой «евро», и, в придачу, с этаким офигительным геморроем.
Р у т а :
- Я в этой жизни всего добилась своими руками! У меня достойный муж, семья, деньги, связи. И всё это благодаря свободе выбора и демократии!..
Б о н д и :
- Так получилось, что мы с хозяином долгое время жили в общаге с восточными мусульманами. Там каждый вечер за чаем до косточек обсасывали и демократию, и Штаты. Мы впервые столкнулись с открытой ненавистью арабов к американцам...
Одиннадцатого сентября мы с ним были в двойном шоке. Трагедия, которая всколыхнула весь мир! Но самым ужасным для нас стало то, что в газете мы увидели знакомое лицо... Пилот, который направил самолёт во вторую башню, был нашим «другом по чаепитию»! Как это страшно и нелепо – загубить столько невинных людей, чтобы доказать свою правоту... Перед кем? Перед правительством? Да им глубоко насрать на свой народ, а на чужой – тем более!..
Р у т а :
- Ты всего лишь жестянка, и поэтому не можешь понять, что есть добро, а что – зло!
Б о н д и :
- Куда уж нам с нашим рылом да в калашный ряд! Думаю, что любой может разглядеть в Америке империю зла. Для этого не надо быть индиго, чтобы понять, что балом уже правит сатана! Да и насчёт жестянки ты не права.
Играл я как-то на площади, собралась толпа. Люди были как под гипнозом. Молодёжь целовалась. Пожилые, обнявшись, молча наслаждались звуком. Раздался колокольный звон, и я заиграл «Ave Maria». Ко мне присоединился чудный голос. Потом выяснилось, что она – прима оперного театра. Закончив музицировать, мы долго стояли, обнявшись, а зрители молча наблюдали за нами. И лишь тогда, когда мы расстались, и она гордо понесла себя через площадь, раздались оглушительные аплодисменты. Певица вернулась, взяла хозяина за руку, и мы поклонились людям. И ещё была встреча и разговор с одной женщиной, психологом по образованию. Она была под впечатлением нашей с Алексом музыки. «Жаль, что таких музыкантов очень мало... Вы не представляете, что творите! Если бы можно было вас всех собрать вместе, и вы бы заиграли... Я уверена, мы бы победили смерть! На Земле прекратились бы войны. Никаких разрушений, только созидание». А ты говоришь – жесть!..
Р у т а :
- Если бы я была президентом, поверь, на раз бы упаковала и арабов, и ту же Россию!
Б о н д и :
- Ага! Боюсь только, что на этот случай упаковки тебе не хватит.
Р у т а :
- А НАТО на что?
Б о н д и :
- Да подавишься ты своим НАТО! Успокойся. Я предлагаю другой план. Собери проституток со всей Европы, Америки и забрось десант сначала к арабам, а потом в Россию. Всё. Армия противника деморализована, победа обеспечена. Правда, для России одних баб маловато будет, придётся раскошелиться ещё и на водочку. Зато эффект будет поразительный!..
Р у т а (рассматривает конверт) :
- Письмо от «бывшего»?.. Надо же! Через двадцать лет вспомнил... Ну-ну, к чему бы это? О, даже на бланке... И печать? Интересно...
«Уважаемая госпожа Берзиня! Наша партия активно входит в стадию предвыборной борьбы народных депутатов в Сейм. Выборы состоятся через восемь месяцев. В это же время будут проходить выборы Президента. На общем заседании нашей партии была обсуждена и одобрена Ваша кандидатура. Предлагаем Вам срочно вернуться на Родину и принять активное участие в предвыборной кампании. С уважением – председатель Центральной избирательной комиссии г-н Озолс»...
Б о н д и :
- Ура! Хозяин передал меня своей внучке. Вау, какая она классная! Талантище! Красава! Еду с ней учиться в Англию!! Жизнь продолжается. Лёд тронулся, господа присяжные, лёд тронулся!.. Таланты покидают Латвию... Вам что, таланты не нужны?..
Р у т а :
- Как же, таланты не нужны! По нему не скажешь. Он и в молодости был выдумщиком. Постоянно что-то сочинял, придумывал, выгадывал. Жмот невероятный. Даже в кафе умудрялся гульнуть за мой счёт. В момент расчёта с ним почему-то всегда случалась диарея, и он пулей устремлялся в туалет, оставляя меня улаживать финансовые проблемы. Боль в своём желудке перекладывал на мою голову…
Б о н д и :
- Тяжело расставались с хозяином. Переживал сильно. Как-никак, за плечами целая жизнь. Да и за здоровьем моим он следил. Начну капризничать, а он уже в руках своих меня крутит, рассматривает – то иголочку поменяет, то подушечку. Массаж сделает, приласкает, доброе слово скажет, обнимет, расцелует… не мужик, а золото!
Р у т а :
- Скотина он после этого, а не золото! «Приглашаем принять участие в выборах!» – знаем мы, ради чего вы приглашаете. Лузер поганый! Ну, добился, чего хотел? Карьера для него, видите ли, превыше всего!
Б о н д и :
- Ничего не могу сказать плохого. Добился, конечно, многого. Связи, знакомства. А с какими музыкантами приходилось играть! Все такие культурные, вежливые: здрассьте, пожалуйста, спасибо, до свидания. И «мерси боку», «пше прашам», «данке», «сенк», «хеллоу» и «чюз»! С ума сойти, настоящая сюита!! Как красиво звучит!!! «Даст ист фантастиш», «Итс бьютифул», «Вундербар»…
Р у т а :
- Отвратительно! Подло и низко, когда мужчина всю жизнь играет роль альфонса. Нет, не играет, живёт им. Планка у него, видите ли, высоко стоит, цель далёкая, перспективы бескрайние. Лучше бы другое что стояло – больше пользы было бы…
Б о н д и :
- А как они умеют выражаться! И по матушке пройдутся, батюшку вспомнят, и в небеса подбросят, и в море окунут. Сервис по европейскому стандарту – пять звёздочек, не меньше! Вставки на русском языке дают неповторимый колорит: «Ай фак ю, идти наху, ябана мутер!», «Бляха муха, эй ту дырст, курва запердованна!» Вау! Шостакович отдыхает. Да и Шнитке делать нечего, когда звучит такое соло!..
Р у т а :
- Всё ясно, как божий день – если бы не деньги, он бы обо мне и не вспомнил. Нет, милок, живите, выбирайте, а нас оставьте в покое! Каждый делает выбор сам. И я, между прочим, – фрау Шнитке. Понятно?
Б о н д и :
- А чего тут не понять? Тоже мне, высшая математика… Что?.. Как, неужели жена самого Маэстро?!
Р у т а :
- Заткнись! Болван! Идиот!
Б о н д и :
- Яволь, фрау Шнитке. Энтшульдиген зи битте!
Р у т а :
- Мой муж – влиятельный человек в Европе. Уважаемый бизнесмен, действующий депутат парламента Бундестага. Спрашивается: зачем мне янтарные клипсы, когда в ушах висюльки болтаются – по пять карат каждая? Стоит ли менять мыло на шило?
Б о н д и :
- Я же ничего не говорю. Если красиво болтается – нехай болтается. Конечно, если стоять не может. Пусть хоть чем-то глаз радует. У меня столько кавалеров было, мама мия! Французы, немцы, англичане и японцы, итальянец и румын. Даже один из Советского Союза подкатывал, из Питера. Невоспитанный, правда, с жуткими манерами – плохой парниша… но какой темперамент! Закончил плохо – спился. В последнее время играл только траурные марши. Депрессия его сожрала. Нашли их с хозяином на пепелище, сгорели оба…
Р у т а :
- Не поняла… по паспорту ты кто? Он или она? Трансвестит, что ли?
Б о н д и :
- Оно. Меняю пол в зависимости от пола хозяина. Мужик – беру кокетством, строю глазки, пою сладкие блюзы, и обязательно, чтобы драйв был. Мужчина любит, когда партнёрша к нему с душой и с фантазией. Sentimento, rubato, tuta la forca! Женщину беру сразу, нахрапом: troppo troppo – vivo – viva;e! Yes!.. Да здравствуют однополые браки!
Р у т а :
- Бери выше, подруга. Само время диктует нам взять власть в свои руки. Да здравствует фартучная революция! Я выдвигаю свою кандидатуру на президента мирового правительства. Ударим половником по мировому мужланству. Введём жёсткие санкции. Сбросим врага с нашего драгоценного тела! Объявляю мораторий на секс. Долой зависимость от мужского кошелька! Награбленное изъять! Недвижимость национализировать!
Б о н д и :
- А я голосую за кардинальные меры: всех кобелей, без исключения – террористов, сепаратистов, мазохистов и прочих онанистов – кастрировать! Толку никакого. Любить не умеют, а управлять государством – тем более. До каких пор мы должны терпеть эти издевательства! Планета перенасыщена дерьмом. За чистоту женской экологии! Ассенизация глобального масштаба в действии! Кто не скачет, тот мужлан! Кто не скачет, тот мужлан!!
Р у т а :
- Уважаемые господа мужчины, сохраняйте спокойствие. На выходе из помещения вас будут ожидать лучшие специалисты нашего заведения. Не волнуйтесь, процедура не займёт много времени. Тех, кто будет сопротивляться, ожидает жёсткая люстрация в рамках закона. Зато на десерт – демократический сюрпрайз: кастрюльная дискотека и свободные выборы в свободной стране!
Б о н д и :
- Госпожа Президент, в повестку дня вы включили доклад «О негативной роли проституции и коррупции в высших эшелонах власти»…
Р у т а :
- Уважаемый Премьер, я думаю, что после операции эта тема утратит свою актуальность. Да здравствует диктатура матриархата!
Б о н д и :
- Виват Президенту! Poco a poco – allegreto – con brio!
* * *
Звучит соло на альт саксофоне. Довольные «Президент» и Премьер» танцуют с выпендрёжем танго победы. По селекторной связи звучит голос:
- Уважаемые больные, убедительная просьба – приготовиться к приёму вечерних лекарств. Повторяю: всем приготовиться к приёму вечерних лекарств…
Танцующие замирают в стоп-кадре, музыка постепенно затухает. В записи что-то заело, и осталось последнее слово: -…лекарств… лекарств… лекарств… лекарств…
Прозаик
Автор: СаняАксёнов
Дата: 04.11.2015 00:13
Сообщение №: 128624 Оффлайн
Мы в соцсетях: