Записки меломана

                     День в обрамленье двух ночей                          

Поезд отправляется в девятнадцать сорок пять. Тороплюсь на вокзал: опаздывать никак нельзя, другого такого случая судьба может мне и не предоставить. Завтра вечером в Иркутске, в здании бывшего костёла, состоится концерт органной музыки, который даёт виртуоз-органист, приезжающий из Прибалтики. Всего один концерт…   Остаётся только надеяться, что мне удастся купить заветный билет.

От Улан-Удэ до Иркутска – ночь пути. Соседи по купе – разговорчивая чета военврачей, угощают меня знатной забайкальской закуской.

– Омуль непременно должен быть с душком! Ты не думай, что он испорчен, – уверяет мужчина, и жена его согласно кивает головой, – вот если бы не было «душка», тогда это уже перевод продукта!

Покорно соглашаюсь и разделяю с ними трапезу. Да уж, о вкусах, действительно, не спорят! «Перевод продукта» наверняка устроил бы меня куда больше…

Узнав о цели моей поездки, они несколько удивлены, но внешне проявляют это ровно настолько, насколько им позволяет воспитание. Весьма интеллигентная пара. Едут далеко на запад, в Белоруссию, к новому месту службы.

Рано утром выхожу на перроне просыпающегося Иркутска. На вокзале людно, но народ ещё сонный, и в большинстве своём сосредоточен на подходе к электричкам: лето, суббота, горожане, судя по их экипировке, едут на дачи.

Разыскать здание костёла не составило большого труда и, к счастью, билеты на концерт распроданы ещё не все. До вечера уйма свободного времени, отправляюсь знакомиться с городом. По своей излюбленной привычке – пешком, без гидов и путеводителей, просто по наитию.

Иркутск – город особого стиля, непохожий на все те, которые я видела прежде, впрочем, как и любой другой, конечно. У каждого города – своё неповторимое лицо. Если Улан-Удэ оставляет впечатление массивности, основательности, есть в нём что-то такое от романского стиля, то Иркутск в моём восприятии летящий, «готический».

Вдоволь находившись по проспектам и улочкам, вжившись в царящую вокруг атмосферу, к вечеру чувствую себя уже не совсем гостьей, а почти что местным жителем.

Наконец, двери костёла отворены и я, вместе с остальными зрителями, волнуясь, вхожу внутрь его. Мне приходилось быть пару лет назад в действующем костёле в Чехословакии во время туристической поездки. Сравнивать есть с чем, поэтому сразу отмечаю, что от костёла на деле остались, пожалуй, только стены, свод, да орган: помещение оборудовано под зрительный зал, компактный, но вместительный. Инструмент расположен в глубине просторной сцены.

В репертуаре исключительно органные токкаты Баха. Чувство, которое овладевает мной, наверное, близко к волнению самого музыканта перед выступлением. Десятки раз прослушивала эти произведения по радио, бережно храню комплект пластинок, но с «живой» органной музыкой мне предстоит познакомиться впервые.

И вот оно, совместное колдовство Мастера, Инструмента и Композитора!.. Зал заполнили величественные звуки органа, рождённые, казалось, целым оркестром, властно подчиняющие, растворяющие в своей стихии всю суть моего «я». Исчезло всё: зрители, костёл, органист, я словно потеряла ощущение времени,  всем завладела только Музыка. Она  то разливалась, накатывала волнами, как море в шторм, то норовила отхлынуть, и тут же опять настигала, накрывая с головой, увлекая за собой и всецело подчиняя…

Не помню даже, как выглядела девушка, выходившая на сцену объявлять очередное произведение, её образ тоже поглотила мощь таланта Баха, переданная через мастерство музыканта. Два часа пролетели, как одна минута…

Финальной была моя любимая токката ре-минор…

Овации в зале, цветы на сцене, слёзы восхищения и благодарности в глазах… И, увы, дверной проём выхода, выхвативший лоскут тёмного звёздного неба города, нечаянно ставшего мне близким, вечернего Иркутска, с которым через пару часов мне предстояло расстаться навсегда.

Трамвай, вокзал, поезд. Купе, молчаливые попутчики, бессонная ночь. И продолжающее звучать во мне торжество музыки Баха.

Утро. Чисто выметенный перрон вокзала Улан-Удэ, редкие сонные прохожие.

Лето тысяча девятьсот семьдесят девятого года.

                              Издержки меломании

И зачем я только перевелась в этот хвалёный Краснодар! Да, конечно, студгородок – загляденье, база для обучения, какая периферийному институту в Улан-Удэ и не снилась, корпуса – под небеса, и всё такое прочее, но…

В Краснодаре нет оперного театра. Как я могла допустить мысль, что смогу обойтись опереттой?! И вовсе не голословно говорю: несколько раз добросовестно заставляла себя присутствовать на спектаклях музкомедии, однако… Эх, что там говорить – ну, не тот жанр, да и только! Не моё.

На гастроли, конечно, приезжают оперные труппы из разных городов. Что – гастроли? Всё равно, что обёртка без конфетки! Эту «кухню» я хорошо знаю. Лучшие артисты едут выступать в столицу или даже за рубеж, а остальные набивают руку, то бишь, горло, по городам и весям. На безрыбье и рак рыба, приходится довольствоваться тем, что есть. Увы.

Январь. Сессию сдала по обыкновению без проблем, и в душе – лето, в ней кузнечики прыгают, ещё и оттого, что в сумочке уже лежит билет на самолёт домой, в Ленск, – каникулы, и настроение самое наичемоданнейшее. Зима выдалась слякотной, вроде и город, а лужи на полдороги, и грязи везде по колено. Дожди дождями, а снаряжаться приходится не по здешней погоде: зимнее пальто с песцовым воротником, песцовая же шапка, тёплые сапоги. Впрочем, в туфельках-то и тут никто не ходит. Что с того, что кто-то из прохожих взглянет на меня недоумённо: чего, мол, это она так вырядилась? Я же знаю, какова погода дома, и мне совсем не улыбается после перелёта выйти по трапу на хрустящий от мороза снег в демисезонном пальтишке. К тому же, хоть и забронирован билет для дальнейшего перелёта после пересадки, в Новосибирске придётся какое-то время перекантоваться: прилетаю туда днём, а вылет домой только на следующее утро.

Автобус, поднимая веером брызги из-под колёс, остановился на краю громадной лужи, и пассажиры, осторожно выходящие их него, «поплыли» по сметанообразной кромке грязи к зданию аэровокзала. Регистрация прошла вовремя, рейс, несмотря на сомнительные погодные условия, к счастью, не задерживался, и, потолкавшись немного в накопителе, без шести часов сибиряки, мы уже шли гуськом к трапу самолёта.

Всё, как всегда: ремни, выруливание на взлётную полосу, рёв моторов и дрожь самолёта, резкий рывок… Восторг от невольной сопричастности к этой дикой мощи, отрыв от земли… Незабываемые ощущения!

Мерный гул убаюкал почти весь салон. Перелёт долгий, что ещё делать? Пассажиры спят, бодрствующих – единицы. Кто-то из них, возможно, обеспокоен своими проблемами, я же сижу и думаю обо всём сразу и ни о чём конкретно, практически – мыслительный винегрет. Никогда не удаётся заснуть в транспорте, исключая многодневные переезды по железной дороге.

Новосибирск, как ему и полагается по географическому положению, явил собою в иллюминаторе сплошь заснеженный ландшафт.

– Температура за бортом минус сорок два градуса, – нейтрально-вежливым голосом оповестила по внутренней связи стюардесса и велела всем оставаться на местах «до полной остановки винтов самолета».

– К выходу мы вас пригласим, – пообещала она.

Было пятнадцать часов по местному времени. Побродив внутри аэровокзала и получив свой чемоданчик в багажном отделении, попутно я успела узнать у одной из работниц аэропорта, что мне вовсе не обязательно проводить ночь на не слишком комфортабельной скамейке зала ожидания. Как раз для таких «перелётчиков», как я, здесь существует негласный сервис, о котором, впрочем, знают все. Мне дали адрес квартирной хозяйки, которая пускает постояльцев на ночлег за умеренную плату, и рассказали, как до неё добраться.

Сдав вещи в камеру хранения, первым делом я направилась, всё-таки, не по указанному адресу, а в центр города. Дело в том, что в Новосибирске есть театр оперы и балета, это я точно знала! Приезжала однажды в Краснодар на гастроли новосибирская труппа, слабенькая, правда, никогда не забуду, как молодой певец, исполняя арию князя Гремина из оперы «Евгений Онегин», выдал: «Тоскливо жизнь моя текла, она явилась и жаж… зажгла!» Я тогда ещё подумала, ну ошибся, чего икать-то было, так уж и допел бы «жажгла», не все бы заметили, а  и кто уловил, мог бы усомниться: ошибка ли это или, всё-таки, послышалось? Но, как я уже говорила, гастроли это одно – а стационарная работа коллектива театра – совершенно другое. В любом случае, находиться в городе, имеющем такое богатство, как оперный театр, и не посетить его – было выше моих сил!

Сквозь покрытое толстым слоем инея стекло трамвая ничего не видно, только через водительское окно проглядывают очертания зданий, но густой туман не даёт представить ясную картину города. Один из попутчиков заверил меня, что подскажет, на какой остановке сойти, поэтому беспокоиться не о чем. В единственном «просматриваемом» окне величественно проплыла огромная, украшенная гирляндами, ёлка. Вот, наконец, и объект моего стремления.

Театр! Невольный трепет охватил меня, заядлого театрала, уже при виде одного только здания  оперного и афиш возле него. Просмотр репертуара, правда, несколько разочаровал: надо же было такому случиться, что именно в этот вечер в программе значился современный спектакль, а не что-либо из так любимой мною классики. Название в памяти уже стёрлось, несомненно только одно – тематика была комсомольская. Но, что бы там ни было, а упускать такой уникальный для меня шанс, как знакомство с творчеством новосибирцев в стенах их родного театра, я не собиралась. Купила билет и только потом отправилась по раздобытому в аэропорту адресу, устраиваться на ночлег.

Полная пожилая женщина с высокой причёской подозрительно смерила меня взглядом через приоткрытую дверь, почти шёпотом выяснила цель моего визита, и, выдвинувшись в коридор, оглядела лестничную площадку, затем кивком пригласила меня в квартиру. Там, в немыслимом количестве, почти везде, даже в узком коридорчике, стояли раскладушки. Мне было указано на одну из них, расположенную у самого входа в кухню, где я благополучно и обосновалась, оставив верхнюю одежду и обувь в тёмной прихожей у входной двери.

Хозяйка, меж тем, оказавшись дамой весьма словоохотливой, пригласила меня в кухню: не на чай, увы, а на беседу. Взглянув с тоской на выделенную мне до утра «жилплощадь», понимая, что отдохнуть до вечера мне, скорее всего, не удастся, я отправилась следом за нею. Нина Никаноровна выложила на стол внушительную стопку исписанных неровным почерком листов и принялась мне объяснять их содержание. Оказывается, она, не один уже год, занималась изучением глобальной проблемы: влиянием приёма пива на человеческий организм в зависимости от употреблённой дозы.

Само путешествие, перемена часового пояса и обстановки утомили меня,  но хозяйка, кажется, не замечала, что собеседник из её блиц-квартирантки получается, прямо скажем, никакой. На самом деле, это было, видимо, «то, что надо». В данной ситуации Нине Никаноровне требовались свободные уши, и она их нашла.

Слушать, признаться, я всегда умела. Наверное, даже могла бы почерпнуть много разнообразных знаний по неактуальной для меня теме, но, учитывая обстоятельства, твёрдо запомнила только один факт: после принятия всего только одной кружки пива в глазах человека лопается громадное количество капилляров! Да… Нужно будет папе сказать! И я даже знаю, как примерно он ответит: что-нибудь вроде того, что, в таком случае у него уже давно должны были бы «лопнуть» и сами глаза, так как пиво-то он как раз любит.

Лекция продолжалась до тех пор, пока я не решилась, наконец, поставить Нину Никаноровну в известность, что мне нужно собираться в театр: времени до начала спектакля оставалось не так уж и много. Хозяйка с недовольным видом сгребла со стола свою интеллектуальную собственность и позволила мне удалиться из кухни. Припасенный ещё в аэропорту бутербродик, аккуратно упакованный в бумагу, так и остался сиротливо лежать в сумочке. Есть было уже некогда.

Знакомым маршрутом я быстро добралась до театра. Сдала пальто в гардероб, привела в порядок причёску перед зеркалом. На мне был голубой кримпленовый костюм-двойка: облегающее платье и жакет, скроенный по фигуре, так что выглядела я вполне прилично. В фойе прогуливалось уже немало зрителей, но время ещё позволяло рассмотреть внутреннее убранство театра, чем я с интересом и занялась.

Привычная атмосфера ожидания, звуки настраивающегося оркестра, всё это вызывало состояние, близкое к эйфории. Однако что-то, всё-таки, отвлекало, мешало погрузиться в любимую стихию театра полностью. Что же именно? Я попыталась прислушаться к собственным ощущениям. Интуитивно почувствовала: на меня явно СМОТРЯТ. Пристально. Кто? Почему? Чем я могу отличаться от остальных, пришедших сюда? Пусть и впервые в этом театре, но всё это далеко не внове, знакомо и сотни раз пережито!

Да, действительно – смотрят. Вот эта пара, например: скромно, но со вкусом, одетая женщина и её спутник, что их заинтересовало-то? Перехватываю их взгляды, смотрю сама в том же направлении и вдруг…

Сапоги!!! Середина января! Новосибирск! Сорок два градуса мороза! Полуметровый слой утрамбованного снега на улицах… И – засохшая грязь у подошвы моих сапог…

Так вот почему на меня обращают здесь внимание! Откуда же людям знать, что всего несколько часов назад эта девушка, практически, с неба свалилась из дождливого южного края в давно промороженный сибирский город!

Если бы выражение «провалиться от стыда сквозь землю» было буквальным, я бы точно ухнула туда в тот же момент!  Вместо этого я рванула в помещение туалета, где у стены в ряд были расположены раковины для мытья рук. Вода и носовой платочек быстро исправили ситуацию, но, думаю, это происшествие осталось не только в моей памяти…

А спектакль оказался очень даже на уровне. Правда, запомнился, почему-то, больше кордебалет. Актёры в сине-зелёных развевающихся одеждах время от времени грациозно пробегали по сцене в разных направлениях и в руках у них реяли такого же странного цвета флаги.

Утром я распрощалась с Новосибирском, зная, что не раз ещё буду в нём –  только транзитом, и что никогда не забуду этот город. Совсем не из-за произошедшего со мной в нём курьёза, хотя и это запомнится навсегда. Но вот этот оперный… Не отпускает меня театр. Не отпускает. И не отпустит – никогда.

А счастье было так возможно…

Дело было в середине весны. Мне особо некогда почту перебирать, газеты складываю - потом посмотрю. И вот какая-то попалась на глаза, а в ней объявления, и среди прочих: КУПЛЮ КОЗЛА, КОЗУ, БАЯН. Говорю дочери: «О, а у меня козёл лишний...» Она: «Да ну, это прикололся кто-то!»

Отложила. Объявления всё-таки платные там. Через несколько дней вспомнила, дай, думаю, позвоню. Звоню, не берут трубку. Жду-жду, взяла женщина.

Я ей: газетку, мол, читаю, объявление вижу... Правда? Купили? Она: «ДА ДРУЗЬЯ ТАК ПОШУТИЛИ!!!»  Не выдерживаю, начинаю смеяться, она подключается, вместе хохочем. «Ну и классные, – говорю – друзья у вас, простите их!» Она: «Желаю вам - таких же!!!» Говорит, что звонки идут постоянно (ого, сколько у нас в районе козоводов!!! Эх, надо было попросить у неё их телефончики!!!) Посмеялись, говорю, «Весь апрель будете отбиваться. Вы ещё и в квартире, наверное, живёте?» - «ПЯТЫЙ ЭТАЖ!!!»

Ну и повеселили её друзья весь район!

Звоню по второму объявлению, там козлят предлагают, а мне надо цену узнать на случай, если самой придётся молодняк реализовывать. Трубку берёт, судя по голосу, пожилая женщина. Я ей: «Вы знаете, я уже боюсь звонить, вы правда объявление давали?..» А она: «Вот-вот, я-то давала, но другое увидела, хотела туда своего козла предложить...»

Ну, ещё посмеялись и с нею. Вот такой забавный денёк выдался.

Давно я так не веселилась!

А та газета, я потом посмотрела - 1 апреля вышла.

Поговорили...

Дочь занята уборкой. Заглянув из кухни в комнату, просит меня помочь ей, но издевательски витиевато:
– Есть у нас в кухне штука такая, белая, туда ещё посуду обычно ставим. С пищей, – и с ехидной улыбочкой добавляет, – так вот: её нужно убрать!
         Оторвавшись от компьютера, пытаюсь включить мозги, но сообразить, что именно, откуда и куда убрать, решительно не могу! Стол? Шкафчик? Так в них посуда без пищи! Холодильник? Я что ей, Илья Муромец?! Начинаю сердиться. Заметив это, всё ещё улыбаясь, дочка с торжествующим видом сообщает:
– Микроволновку, мама! Её нужно снять со стола!
– Не, ну ты что, не могла сразу сказать?! Обязательно насмехаться нужно?! До чего мать довела: аж заматериться захотелось! Причём – нехорошим словом…
Тут моё чадо на сей уникальный выпад (я никогда не сквернословлю) неожиданно прямо-таки взрывается от смеха. Хохот – гомерический! Я обалдеваю, и не могу понять, что её так развеселило. Чуть успокоившись, проясняет ситуацию:
– Мам, а не поделишься секретом: как можно материться ХОРОШИМИ словами?..

Непоправимое                      

– Вы действительно хотите отправить «Ум и юмор» в корзину? – вопрошает табличка на экране монитора.
– Да! – произношу вслух, щёлкая мышкой.
– Эх, мама-мама, – вздыхает дочь, – теперь ты без ума и без юмора!!!

Надо знать – на что садиться!

Переписываемся в агенте. Дочка любит поболтать – хоть по телефону, хоть вот так, письменно. На это у неё всегда найдутся и время, и силы. А у меня и с тем, и с другим – напряжёнка. Сижу как-то, спина затекла, шею ломит, но у дочери много чего ещё, чувствую, «неописанного», в запасе.

– Дочь! У меня уже шея болит – у компа сидеть!!

В ответ прилетает смеющийся смайлик.

–???

– А ты больше на шее – не сиди!!!

За компанию

Давно это было. Дочь ещё школьницей была. Проводили генеральную уборку, диван-малютка мешал, решили его сложить. А он ни в какую. Женя худенькая, тянет его, а я охнула:

– Подожди, в штаны наложишь! Давай вместе!

... Попадали на этот диван, минут двадцать по нему катались от смеха.

Подстраховалась

Дочь, студентка 4 курса университета, глядя в телевизор, презрительным тоном:

– Я никогда не выйду замуж за маркетолога! Ну что это за мужик?! Они ж все…

– Прекрати! А то накличешь… Я вот говорила: вообще замуж – ни за что, а если и выйду, то мой муж не будет ни пить, ни курить…

Женя тут же, скороговоркой:

– Мой будет пить, курить… и будет маркетологом, манерно отбрасывающим чёлку со лба, ковыряться в носу и… и… и ещё – лысым!!!

Не грозит...

Родственница:
– А у тебя козы рогатые?
– Нет, комолые. Есть, правда, две – с рогами.
– А они тебя не бьют?
– Меня?! Нет! Они только безрогих гоняют…

Надолго?

Надеваю кофту. Дочь, занимаясь макияжем, рассеяно роняет дежурный вопрос:
– Ты куда?
– Я замёрзла.
– А надолго?

Ещё та проблема!

Разговариваю с мамой по телефону, рассказываю про неудачливого репетитора. Говорю:
– Конечно, кто к ней пойдёт - у неё ж опыта нет!..
 И вдруг мама замолкает. Не поддерживает разговор. После паузы озадаченно так спрашивает:
– А почему жо..-то нет?!

Невыполнимая просьба

Сверхделикатность

    В школьные годы шла однажды дочка по дороге в компании друзей-подруг.  Слышит, девчонка, что рядом с нею, что-то говорит, Женя переспросила, а та:

– Да это я так, сама с собой...

– Ну, не буду вам мешать! –  улыбнувшись,  Женя перешла на другую сторону дороги.

Та вскоре направилась вслед за нею. Только подошла, Женя:

– Ну, как: поговорили?..

Это – тебе!

На уроке кто-то из одноклассников возвращает Жене тетрадь, из которой передирал у неё «домашку».

– Передай Жене, – последовательно говорят друг другу те, кто сидит впереди неё, и собственность постепенно приближается к хозяйке.

Сидящий прямо перед нею мальчишка, приняв эстафету, поворачивается, вручает ей тетрадку и машинально говорит:

– Передай Жене…

– Женя, это – тебе, – вздыхает Женя и кладёт передачку на стол.

Верное средство

Собралась перекусить. А в голове мысли всякие невесёлые, заботы. Машинально пью ряженку и, когда её остаётся уже меньше половины чашки, вдруг замечаю, что хоть срок годности и не вышел, а вкус какой-то… сомнительный. «А, – думаю,  допивая – ладно. Если что, так хоть от «бытовухи» отвлекусь…»

Легко!

Отписываюсь дочери в сети: собираюсь в центр, сделать то-то и то-то. Так как "тотов" набирается прилично, решаю, что сегодня времени на все их не хватит, переношу вылазку на следующее утро. Окончательно утвердившись в этом решении, вспоминаю, что ещё к стоматологу надо заглянуть, он у нас работает то с утра, то после обеда, чередуя чётные и нечётные дни, я всё время путаюсь в его расписании. Пишу:

- И к стоматологу нужно, только не помню, как он работает...

Молниеносно приходит ответ:

- Зубы сверлит.

Жепэ

– Мам, вот тут пишут: «Женщина без жепэ ищет привлекательного обеспеченного мужчину». А что такое: «жепэ»? И как она привлекательного-то найдёт, если сама… такая…

Не белый юмор

Просматриваю фотографии на странице одной из пользователей «Мира», там альбом "фото со мной". Грузится медленно. Загружаю, страница открывается сверху вниз, неспешно выплывают четыре мрачных мужицких физиономии. Когда снимок становится виден полностью, обнаруживается: все с шампурами, на которых нанизано ещё сырое мясо.
Я, удивлённо:
– И это: "фото со мной?.."
Дочь, снисходительно:
– Но, возможно, она – в виде шашлыка?..

Проще простого

Коза «дружила» с двумя козлами. Итогом этой дружбы явились две очаровательные козочки и не менее славный козлик. Двое деток были похожи на одного из «друзей», а одна из козочек – на другого! Я долго думала, по каким таким биологическим законам сие оказалось возможным?! На память пришла многолетней давности публикация в какой-то газете, касающаяся факта установления отцовства

 Мать-одиночка, у которой подрастали двое близнецов, подала в суд заявление на взыскание алиментов с их отца. Однако «подозреваемый» потребовал генетическую экспертизу, которая и была проведена впоследствии. Результаты удивили даже специалистов, впервые столкнувшихся со странным фактом: один ребёнок был признан сыном указанного мужчины, другой же, согласно анализу ДНК, быть его сыном не мог! Причём, оба ребёнка были детьми одной матери, экспертиза это подтверждала.
Посрамлённой мамаше пришлось признать, что в тот вечер, когда были «запроектированы» малыши, она была близка ещё с одним мужчиной…
  
 Едва я закончила рассказ о том необычном случае, внимательно слушавшая меня, тогда ещё пятнадцатилетняя дочка тут же с озорной улыбкой воскликнула:
– Так вот как двойняшек делают!!!
 

                                          Моя семья          

                 Откровения одной симпатичной провинциалки

Ну вот… Опять эти сомнительные шутки насчёт моего «глупого выражения морды»! Спасибо, на этот раз хоть не при гостях. Держу пари: любой, кто посмотрит в кухонное зеркало, тут же убедится: ничего подобного! Вполне серьёзный, я бы сказала, философский, взгляд. Много раз проверено. Знала бы Мама, как люди сами со стороны выглядят! Впрочем, хорошо, что она не в курсе: ещё расстроится…

Дочка, разумеется, подхватывает: «Да! И ещё она – смешная!» И радуется, тормоша меня, будто мягкую игрушку. Даже взвизгивает от удовольствия. Зато с нею можно сколько угодно баловаться, бегать взапуски, в «перетяжки» поиграть, поэтому на Дочку обидеться невозможно. Дети есть дети, мои тоже в таком возрасте озорничали.

Всё равно я Маму обожаю, хорошая женщина, даже ругать по-настоящему не умеет. За это её саму отчитывает Папа: «Это ты всех распустила!»

Тут Папа ошибается, судите сами: меня выпускают только во двор, Дочку – в школу и магазин, а Лизаветка вообще возле будки привязана. Даже куры, и те в загородке! Но, один раз в неделю, вечером, пускают на улицу Дочку. Может быть, про это Папа говорит: «раз пустила»? И, всё равно – не всех!

Летом и мне удаётся бывать на прогулках, и не раз, но только в сопровождении кого-нибудь из домашних. Наверное, они думают, что я ещё маленькая. Ха! Я бабушка уже, а вот ни один из них до такого статуса пока не дорос. Ну да ладно, что они мне мешают, что-ли? Пусть себе кричат, хоть «ко мне», хоть «иди сюда», не обязана я их слышать, у меня уши не купированы! Подойду, когда сочту нужным, мило улыбнусь, сразу обрадуются!

Случается, у нас с Мамой вкусы не совпадают. Или мнения. Никогда не спорю – от природы не скандальная. Если что и переделываю по-своему, то молча. Тихо и спокойно. Пришлось, например, смириться с тем, что Мама устроила мне переселение из кухни в коридор: «Там ей самое место!». Коридор ещё «верандой» иногда называют, но от этого там не веселее. Терплю! В конце концов, не в будке же зимовать с моим прикидом: элегантной тонкой шубкой, а тут ничего, сносно. Хотя разжиться особо нечем: чуть прогрызла мешок с мукой, всего-то краешек, надо же проверить на зуб качество продукта, такого о себе наслушалась…

Лучше бы они в мешках что-нибудь мясное хранили, или рыбу вяленую, что-ли. И вкуснее, и приятнее, и, уж точно, не так заметно, как мука, если что… Так нет, мясо спрятали. В морозильную камеру. Скверная такая штуковина – деликатесы рядом, а не достанешь! 

Кухню и ванную теперь новому коту под квартиру отдали. Разве ему в тех хоромах так тесно, что собаке места уже не найдётся? «Семь на три с половиной» – эти кухонные параметры всем давно известны, даже гостям. Да там можно соревнования по прыжкам в длину устраивать!

Ах, да, Мама опасается: «Котёнок останется голодный». Да этот зверь сам у кого угодно, что хочешь, отберёт! Я, между прочим, не кусаюсь, а он – ещё как! И царапаться маленькому наглецу позволяется безнаказанно.

И когда такое было, чтобы я у котов брала еду?! Поклёп, а как докажешь? Всегда спокойненько жду, пока от миски отойдёт, потом проверяю, осталось ли там что-нибудь. Не раньше! Ещё ребёнок, ему и на ночь еду кладут? А кто ж тогда посуду мыть будет? Сам – ленится, специально не доедает. Никакой гигиены! Вот и пусть теперь кормится в антисанитарных условиях! Чище меня всё равно никто из них котову миску не вымоет! 

Вчера хотела помочь Маме выбрать пакет с мясом. Дождалась, пока она дверцу морозилки открыла… Только показала, какой, на самом деле, лучший – увесистый, с косточками… Мама на эту помощь так отреагировала, аж уши мои повисли ниже всякой стандартной отметки. Хвост я не поджала только потому, что  короток, что, кстати, хорошо: как-никак несолидно боксёру хвостатым быть.

Ничего они в жизни не понимают! Так и знала! В облюбованном Мамой пакете – ни единой косточки!!! Папа, видите ли, кости не любит! А то я не знаю: стоит взглянуть на Маму, это ясно и без комментариев. Любил бы кости – женился б на Куме! У той их много, ни Маме, ни даже Дочке столько и не снилось. Но Папа любит – сало. Даже поговорка у него такая есть: «А сало надо перепрятать!» Непонятно только, зачем. Мама и Женя его не берут, кот жирное презирает, воспитанная собака не откажется, конечно, но без разрешения и не взглянет, хоть на край стола его клади!

Нет, ну это хорошо, конечно, что в нашей семье кости любим только мы с Лизаветкой. Кот иногда помусолит, но это не в счёт. Другое обидно: про свою любовь не забывают, а про нас кто-нибудь подумал?!

Впрочем, нет: они даже с Дочкой не считаются! Кажется, Женя кости тоже уважает. Точно! Есть у них у всех такие противные маленькие коробочки с музыкой и писком, – мобильники. Странно, но люди с этими штучками… разговаривают! В детстве такие вещицы жутко меня раздражали, и если Папа включал то, что «музыкой» называется, я скулила, прыгала, хотела отобрать эту гадость и от досады даже выла… Потом привыкла, куда денешься: «на вкус и на цвет…»

 Отвлеклась немного. Так вот, о костях и мобильниках. Женин – рычит и подпрыгивает, Мамин – пищит, а Папин – музыку выдаёт. Все эти шумы означают: эсэмэска пришла. Ни разу не видела, кстати, где, как она проходит и даже, как выглядит. Вот и посторожи, попробуй! Женя хватает рычащую коробочку и на мамин вопрос: «От кого?» чаще всего отвечает: «От КОСТИ»!!! Откуда там – кости?! Мобильники эти даже съедобным ничем не пахнут. И ведь никто из людской половины нашей семьи не ругает их за это! Зато, если пельмени или колбасу в магазине купят, всё морщатся: «Синтетика!» Кривятся, но едят. Что за странности: не нравится, кто их заставляет, могли бы мне отдать, не гордая, в момент управлюсь. И кот у нас такой же, как люди, даже ещё капризнее, признаёт только домашнее молоко, яйца и сырое мясо. Да чтобы непременно нежирное. Если жирное дают, понюхает и… плюётся! Содрогается весь и издаёт такой звук, будто его сейчас стошнит. Недоразумение какое-то, а не кот. Над предложенным ему пельменем вот так же корёжился, гурманская морда!

Но это так, к слову, с котами я с детства дружу, даже чужих не трогаю. Разве что понюхаю при случае – ничего особенного, свои лучше. Даже не пыжатся и не шипят, как незнакомые.

Папа человек сложный. Плохопредсказуемый. Но, я повадки всех, кто живёт со мной под одной крышей, давно изучила Когда от него пахнет пивом, и мы в кухне без свидетелей, запросто кладу голову Папе на колени во время ужина. И за брыли потреплет, и обязательно (хорошо, что Мама не видит, иначе обоим бы попало!) чем-нибудь вкусненьким прямо со стола поделится. Но если запах только сигаретный, это катастрофа! Распорядится: «Сидеть! Ждать!» и будет держать возле самого носа кусочек колбасы или печенье целый час! И как только рука выдерживает! Оказывается, это забавное зрелище: как собака, почти не шевелясь, слюнки глотает. Ему бы вот так рюмку под носом подержали, интересно, долго бы усидел? А я, ничего, терплю, пока не сжалится: «Хорошо!». Действительно, неплохо. Пока еда во рту. А после – ещё хочется! 

В кухне жить выгоднее. И за что культурную собаку в коридор сослали? «Под ногами вертелась»? Они что, не знают, как я на самом деле вертеться могу? Можно сказать, на цыпочках ходила! Причём я, если люди, вечно чем-то озабоченно-озадаченные, снуют туда-сюда и на меня иногда натыкаются? Больно, между прочим, делают! Нет бы, извиниться и приласкать, так ещё и… Короче, всё равно виноватой оказываюсь.

Если с этой стороны взглянуть, то в коридоре лучше. Сама себе хозяйка, особенно если никто не видит. Могу, например, на подоконнике посидеть, улицу обозреть. Занавеска мешает? Ерунда! Часто её снимаю: чего на окне зря болтаться, видимость ухудшать? Вполне на подстилку сгодится.

Тут у нас с Мамой некоторое непонимание: не уважает она мой труд. «Лайма! – сердито так. – Ты опять?!» И с недовольным видом вешает эту тряпку туда, откуда не так уж и просто, кстати, стягивать! Сама бы попробовала – зубами… А ведь комната-то – моя! Чего лезть в чужой интерьер со своими заблуждениями? Я же не хожу к Маме в спальню порядки наводить. А там, насколько я знаю, всё так неудобно устроено…

Зачем-то постелили мне меховую куртку. Мех настоящий, можете не сомневаться. Но – на полу! «Батарея рядом» – утешение слабое. Как будто не видят, что рядом и два окна. Они не греют! А я тепло люблю… Укрывают иногда на ночь, но, стараюсь потом переукрыться по-своему, как и чем мне нравится. Вот местечко для сна, конечно… А почему не на кровати? В коридоре из мебели только вешалка, да кровать. На последней живёт гора подушек. Мягкие, приятные, они никому не мешают, даже наоборот. Проверено: и наверху ими пользовалась, и на пол пару штук скидывала. На одну легла, другую – на себя, благодать! Только ни Маме, ни Папе так не показалось. Им почему-то хочется, чтобы моё коридорное «место» располагалось непременно на этой меховушке между кроватью и батареей. Даже покрывало взять не разрешают, что за казарменные порядки?! Отбирают!

Однажды мне всё это надоело. Разгребла под вешалкой лишнюю обувь, остальную накрыла  Папиной спецовкой. В коробке под кроватью нашла. Ничего постелька получилась! И пусть это поочерёдно не понравилось Папе, Маме, а затем и Дочке, я была терпелива и настойчива: непременно возвращалась на собственнолапно сооружённое  «место», сколько бы ни отправляли туда, где, по их мнению, «самое то». И ведь приучила! Отстали.

У Папы и Мамы по два основных имени. Иногда и дополнительные проскакивают. Папу Мама чаще всего называет «Коля», а Маму Папа Коля иногда зовёт «Тань», а если в хорошем настроении, то двумя именами сразу: «Мам-Тань». У Дочки имён много. Первое имя – Женя, второе – Дочка, а когда Мама будит её, то называет, как в детстве: Кнопа. Есть, кажется, у Жени в запасе ещё имечко, но, подозреваю, ругательное. Потому что произносят его редко и  почти тем же тоном, что и мне: «Место!». Поэтому только по секрету, шёпотом, сквозь брыли: это слово – Дочь... 

Моё бедное имя корёжат, как хотят. Но всегда хотя бы «Лай» сохраняют. «Лай» – это круто! А вообще я – Лайма.

Лаймёшка, Лаймуська, Лаймусик – всё про меня. Но я не обижаюсь, потому что за этим обычно следуют всякие приятности: за ушком или пузико почешут, поиграть в перетяжки могут, побегать по двору. Такая «компенсация» разве только самую глупую собаку не устроит. Вообще-то Мама, в докоридорный период, ещё Тудасюдашкой меня называла. Но тудасюдашнее Мамы у нас в семье никого нет! И что такого, недостойного, в следовании за Мамой: и во двор, и со двора, и к плите? С неё пример брала! Грязь на лапах? Хорошо людям – разуться могут. Помочь бедной собаке привести себя в порядок, конечно, всем некогда. Так пусть тогда двор моют! Землю не моют? Тогда почему там полы не сделать? Земля, конечно, интереснее, но её и на улице навалом.

А вот ругают как раз моим официальным именем. Только интонацию меняют. Это уж они умеют! Все трое, причём. Даже Бабушка запросто может четвёртой присоединиться, прочитать мне нотацию, когда я изо всех сил подпрыгиваю, радуясь её приходу. Бабушку ещё зовут Тёща и почему-то… тоже Мама! Не могли для разнообразия другое имя придумать, что-ли? Нас, собак, всех по-разному называют, а друг на друга фантазии у них не хватает. Знали бы вы, сколько имён Мама, Папа и Бабушка у нас на улице! Спасибо, хорошо умею различать голоса и запахи, а то точно запуталась бы, особенно в тёплую погоду, когда людей на улице больше, чем собак.

Моя семья, конечно, лучше всех. А уличные люди, они дикие, невоспитанные. Любая бездомная дворняжка ведёт себя приличнее. Не верите? А как вам такая картинка: бегу рядом с Маминым велосипедом, ни на кого внимания не обращаю, а почти все встреченные нами, исключая животных, орут: «Мама!!!» Или даже: «Мамочка!!! Барбос (!) не укусит?!» Нужны они мне! Обзыватели. Я вообще за всю жизнь ни одного человека не укусила, да и с собаками дружить умею, без крайней необходимости в бой не бросаюсь, только по делу. Некрасиво быть скандалисткой. Порода обязывает марку держать.

Кстати, откуда всем известно, как Маму зовут? Никто же не кричит: «Папа!» Наверное, у неё вокруг одни знакомые. Я и то не каждую собаку знаю, а нашу Маму знают все люди, особенно женщины. Только визгливые чересчур, те, что по пути попадаются. Я бы с такими не дружила. Зато приходящие к нам домой не всегда глупые вопросы задают, некоторые со мной разговаривают и Маму Таней называют.

Наша Бабушка больше всего не любит сырую погоду, грязь там всякую. А сердится из-за неё, как ни странно, на меня! Ко мне-то это какое отношение имеет? Я погоду не делаю. И Бабушку в любой сезон люблю, только она думает, что «слишком бурно». Не понимаю их: чем бурней любят, тем это приятнее! Но у людей какая-то вялая любовь в моде: ни полапать, ни попрыгать, ни потрепать…

Жаль, собачьи радости им неведомы. Взять, хотя бы, ту же грязь. Понятно: зимой и осенью обожать её сложно, но ведь терпимо! Зато летом… Это ж какое удовольствие, в жару, на прогулке, отыскать бывшую лужу, где уже почти нет воды, зато полным полно жиденькой такой грязи! Или – грязненькой жижи. С разбегу в неё – шлёп! – да и повертеться на спине туда-сюда! Красотища!!! Но Мама так не думает, это уж точно. Помню, какой видок у неё был, когда я, прошедшим летом, довольная и счастливая, вскочила на лапы, всласть вывалявшись в грязевой ванне. На Маму как будто столбняк напал. Не только радости моей не разделила, но и не поругала даже. Дар речи, наверное, потеряла. Или – от зависти? Ненадолго, правда: уже в конце переулка, где мне срочно нужно было проверить, не появилось ли там чего-нибудь новенького, услышала вслед: «Боже мой!!! Глиняная собака!..» Так и не поняла: это возглас восхищения, или?..

Все хорошие знакомые знают: я всех люблю. Нет, если честно, не совсем так. После того, как меня пнул на прогулке мужик с палкой в руках, терпеть не могу людей, размахивающих палками. Даже зарычать на такого могу. И ещё не выношу ос и пчёл. И потому умело ловлю этих зуделок, как только попадают в поле зрения. Ох, и больно же они едятся! И брыли потом отвисают так, что рот не закрывается. Да и Мама за них выговоры делает. Чем ей эти жгучие надоеды нравятся?! Я собака воспитанная и почти послушная, но когда вблизи появляется эта мелочь полосатая …

«Сидеть и Ждать?!» Нетушки!!! Это – выше моих сил! Прыгать и хватать! Пусть даже потом придётся выслушать дежурную лекцию о недостатке интеллекта, но я этих нахальных пришельцев во дворе терпеть  не намерена. Они что – свои? Нет! Разве собака не обязана контролировать территорию на предмет появления и устранения чужаков? (Так, кажется, Мама читала в одной умной книге про нас). А я что делаю? И у кого после этого проблемы с интеллектом?

От насекомых я вообще не в восторге. То есть, люблю их, но исключительно ловить и есть. Вот и пауков так люблю. Интересно, а паук, кто – насекомый? Плохо, что очень маленький, и вообще: пауков трудно найти. Одним не наешься, а стаями они не ходят. Мама, Папа и Женя не любят насекомых, ни в каком виде. Папа больше всего комаров не выносит. Тут я с ним солидарна: мало того, что пищат и кусаются, так ещё и тощие, поймать можно, а толку-то? Мама мухами брезгует, а Женя пауков не уважает. Чтож, бывает. Я, например, не радуюсь, когда мясо уксусом поливают и перцем посыпают, а люди, почему-то, от этого балдеют. Привычки у них такие: вредные.

 Лягушками давно не интересуюсь. С ними даже не поиграешь – сразу плюются. А потом брыли висят, слюни текут, могут даже шишки на спине и боках появиться… Мы, собаки, после первых же попыток установить контакт с этими… Короче, дружно теперь скользко-зелёных игнорируем: пусть себе прыгают!

Люди их на руки берут и ещё восхищаются: «Ой, какая лапочка, гладенькое пузико!» Пусть радуются, что у них брылей нет, а то после этих «лапочек» не так запели бы!

Да, о «глупой морде» стоит, пожалуй, подробнее. На днях Мама с довольным видом…

Впрочем, цитирую: «Лайма, тебе – привет! От Юрика!» И как, считаете, после этого на неё можно было посмотреть?! Правда, кто из нас интеллектуально выглядел, а кто – наоборот, это большооой ещё вопрос…

Для тех, кто не в курсе (не у всех же есть Юрики), поясняю: Юрик, это телевизор такой. Беззвучный. Мама возле него часто сидит, улыбается, уставившись на экран. (Думает, умный вид у неё!). И под Юриком по какой-то штучке пальцами шелестит. Папа говорит: «Тарахтит». Летом не только из коридора, с крыльца можно на Юрика посмотреть, когда двери открыты. Сейчас – только слушаю, что там происходит. Ума не приложу – что она в этом Юрике нашла?! Он же почти всё время молчит! Только иногда противно пищит, и Мама называет это «выход в сеть». А потом ни звука, к тому же со стола – ни лапой!

Есть и у Юрика пара дополнительных имён. Иногда его зовут Компом, а когда Папа сердит, то не ленится называть Юрика длиннющим именем: «Твой Долбаный Компьютер». Или это вместе с фамилией и отчеством? Тогда почему таким тоном?..

У Мамы много чего долбаного. Не знаю, что это означает, но если это – Мамино, значит, наверняка, что-то хорошее. Я доверяю её вкусу, даже если Мама иногда неправа. Но почему Папа никогда не называл так ни Дочку, ни Бабушку? Он что их, не любит?

Насчёт них сомневаюсь, но Юрика Папа не любит точно. Никогда к нему не садится. А уж Агента Юрикиного – точно знаю – терпеть не может. Правда, кто такой Агент, и как туда попал – кто их разберёт…

Мама ни про кого не говорит «долбаный», хотя, кажется, любит всех. И не удивительно. Просто манера держаться у неё другая. Диалекты разные. Это бывает, понимаю. Но ей приходится иногда быть строгой: должность у неё такая, всех строгать, когда неправильно себя ведут. Не похоже, что ей нравится такая работа, но Мама у нас – человек добросовестный и с нею справляется. Как может.

Не любит Мама только, когда кто-нибудь ругается или обижает нас, животных. Огорчается, вижу. Подхожу и лижу ей руки. Помогает! 

Да, в Дочкином мобильнике ещё иногда бывают нетленки. И всегда молчат! Женя слушает, слушает, потом опускает телефон (почему-то ещё и так называют!), вздыхает, и говорит: «Нетленки». Из-за этих нетленок ей гулять не с кем. Иногда про нетленки говорит Мама, но редко, если только папа интересуется, о чём это можно допоздна с Юриком разговаривать? «Нетленки свои обсуждаем», с улыбкой отвечает Мама. У Папы нетленок, кажется, нет.

Зато у него в командировке есть какой-то Нетпутан. Правда, об этом я слышала краем уха, всего раз, да и то из коридора, могла ошибиться. Да и выражение лица не видела: хитрое или нет? Может, шутил? Мама к этому известию спокойно отнеслась, наверное, Нетпутан не такой шумный, как остальные Папины друзья. Неужели пива не пьёт?! После пива все мужчины горластые – не перелаешь.

 А Мама у нас тихолюбивая, потому и  лучший семейный друг у неё не разговорчивый телевизор, как у Папы, а молчаливый Юрик. Телевизора ещё Теликом зовут. И у Жени есть Телик, она часто его слушает, но сама молчит.

Папа  с Теликом иногда разговаривает, смеётся, но обычно своего Телика слушает тоже молчком, а то и во сне, надев наушники. Да и Дочка иногда спит рядом с Теликом. Но Мама с Юриком никогда не спит!

Считается, что она с ним разговаривает, но…  Нет, странные, всё-таки, существа – Люди! Собака, и та с закрытым ртом поговорить не может, разве что зарычать чуть-чуть или икнуть. Но тогда хоть звук появляется! А Маме удаётся разговаривать в полной тишине.

А-а, наверное, это делается взглядом! На меня, бывает, так посмотрит, что прямо слышу: «Место!» и немедленно туда отправляюсь. Но если глаза Мамины улыбаются: «Иди ко мне!», – подхожу: обязательно приласкает.

Юрик на Мамины улыбки и грустинки никак не реагирует.  У них там какое-то своё общение, нипочём мне непонятное.

Наверное, это не моё собачье дело, но добровольно вот так почти каждый вечер «сидеть и ждать» я бы уж точно не стала.

 В Дочкином мобильнике изредка бывает Ленкадома. Подруга такая. Тогда Женя разговаривает с нею из моей комнаты: не любит, чтобы люди слышали  всякие секреты. Только мне доверяет. Кажется, Ленкадома звала её сегодня гулять. Женя вздохнула: «Мне не разрешают: родить или…». Родить, думаю, ей не позволят. Кажется, Дочка не совсем ещё взрослая. Мне не разрешали, пока не выросла! Придётся подождать.

 Иногда у Папы бывает настолько хорошее настроение, что ему хочется сделать мне приятное. А так как я – собака, Папа пытается поговорить со мной на… собачьем языке! Приходится вежливо улыбаться на его «Р-р-р… Гав!», засмеяться чувство такта не позволяет. Естественно,  нашего языка изучить Папа не мог нигде, Мама как-то обмолвилась, что и со своим у него проблемы. Но ведь старается! Затея эта безнадёжная. Но намерения – ценю!

Я вот тоже понимаю их по голосу, но не пытаюсь же выдать что-нибудь типа: «Здррр-гррр-авррс-аввв-ах-ррр…», ну, и так далее, в качестве приветствия! Кому из собачьей половины нашей семьи и что именно нужно, лучше всех улавливает Мама. Главное: выразительно сказать. Интонация в таких случаях – вещь незаменимая. Не могу похвастать, что все мои желания одобряются и тотчас исполняются, но насчёт понимания никаких сомнений нет. 

Кроме людей и прогулок, очень люблю машины. Не знаю, кем я там была в «прошлой жизни», как шутят Мама, Папа и Дочка, но посидеть за рулём… Это лучше всякой другой награды! Нет ничего слаще для слуха, как слова: «Лайма, поехали!» Ближайшая машина с открытой дверцей или стеклом сразу – моя! В один прыжок. Не поняла, правда, чего так заверещал тот мужик, что, не выходя из машины, важно с Папой разговаривал, когда Папа разрешил мне поехать? Ну, запрыгнула к старому на колени, но ненадолго же, сразу на заднее сиденье культурно отправилась, кто виноват в том, что он не сообразил другую дверцу открыть! Папа хорошо смеялся, но покататься с тем крикуном не разрешил. Передумал.

Наверное, он прав: с неадекватными кататься опасно. Ничего словечко? Из Маминого словарного запаса выудила: все, кто ведёт себя по-дурацки – неадекватные! Правда, замечаю, что даже адекватные иногда так себя ведут…

К примеру, стоит мне на прогулке принять ароматическую ванну, потом к Маме хоть не подходи: нос сморщит: «Фу, Лайма, опять от тебя дохлятиной несёт!» Что бы она понимала в запахах!

Нюх у людей никудышный. Самая приятная гамма ароматов для них то «фу», то «фи», то вообще: «Какая гадость!» Зато когда сами брызгают на себя всякую ерунду, от которой даже комары шарахаются – это им нравится. «Духи», – говорят или, того интереснее, – «туалетная вода». Да в туалете вода, как вода, нормально пахнет, частенько летом от жары в ванную прячусь, и ничего! В каком туалете Папа берёт воду, которую пшикает на себя после бритья, даже сказать затрудняюсь. Может, в том, который в саду? Недаром же сам рычит, когда вода на лицо попадает, а я стараюсь подальше держаться, иначе – чихаю!

 У Мамы, по человеческим меркам, нюх ещё ничего, сносный. Не такой, как у меня,  разумеется, и предпочтения другие, но тоже не любит «агрессивную парфюмерию» (её выражение). Только лёгкие слабые (для неё – не для собаки!) запахи любит.

 Моих пристрастий Мама не разделяет, за исключением одного: мы обе обожаем, как пахнет будущее сено, то есть скошенная трава. Обалденный запах! Валяться на этой траве – полный кайф, но людям непонятный. Мама, Папа и даже Дочка ни разу компании не составили и вообще не одобряют такое развлечение: бурчат и колупают потом траву вилами. Ворошат, кажется. Прикатываю, прикатываю… Вся работа насмарку!

Нужно на солнце в окно поглядеть, сколько там времени? Высоковато ещё, с ужином подождать придётся. Косточку бы сейчас… Только не такую, как у Жени в мобильнике. Всё равно ей погрызть, похоже, не разрешают… И потому, наверное, Дочка иногда грустит. Как я её понимаю!

Да и гулять Женю Мама отпускает не всегда. Мне с этим тоже не каждый раз везёт. Во дворе – пожалуйста, сколько угодно, но там уже всё так изучено, даже и обнюхать нечего! А если и появляется иногда что-то новенькое, то такое, которое лучше не нюхать… Можно, конечно, но наверняка – не похвалят.

То ли дело – улица, там за мной, попробуй, уследи! Но если и удаётся проскочить туда, когда кто-нибудь их нашей семьи калитку приоткроет, только начинаю скорость набирать, сразу невежливый окрик: «Домой!» И причина какая-то невнятная, не поймёшь толком: соседских детей «пугаю». Как? С детства красавицей называют… Красотой, вроде как не испугаешь! Интересно, в каком случае правда? Противоречие на морду, то есть налицо, по-ихнему.

Да, собственно, если послушать, что люди друг другу говорят, то не найдется такой морды, чтобы все эти противоречия разместить.

Дочке ещё хуже: не разгуляешься. Она совсем дрессированная, и прямо дома слышит: «Нельзя!» После этого ей даже под окнами, как мне, пробежаться не удаётся. А Мама ещё, строгим голосом: «И не вздыхай, как Лайма!»

Моё дело, по обстоятельствам: морду на лапы и скорбный вид, или, пританцовывая, покручивать тем местом, где у разных небоксёров висят лохматые веники, которыми они, сидя, дворы или полы метут, а у меня расположен аккуратный маленький хвостик.

Кстати, уши мои – целёхоньки! И не говорите, что полагается иметь исключительно купированные. Дудки! Прошли те времена! Мама при мне в книжке боксёрской читала: всё по стандарту. Можно и так и эдак. Так что – хоть сейчас на выставку.

Между прочим, уши неплохо работают  будильником, если ночью мне требуется срочно прогуляться. И ничего удивительного в этом нет, очень удобный метод. Всё очень просто: трясёшь головой, уши «хлоп-хлоп-хлоп», Мама слышит, встаёт, открывает мне двери. И никаких там «гав» или поскуливаний, даже лапами в двери бить не нужно. А попробуйте-ка купированными проделать этот номер! Сможете? То-то же!

 Лизаветка у нас красивая, хоть и хвостатая. И уши торчком, хотя с ветеринаром никогда не встречалась. У меня и то только наполовину стоячие. Из-за лохматого хвоста моей подружке приходится жить на цепи: чтобы пыль по всему двору не поднимала. И ещё потому, что Лиза, говорят, может кого-нибудь чужого укусить.

Не понимаю: а зачем нам во дворе – чужие? Пусть себе в других местах гуляют! К нам приходят только наши: Папины, Мамины или Женины. Я ничуть не против, а Лизавета делает вид, что они её раздражают. Но мне-то известно: добрая она, просто работа такая. Сторожем – кругложизненно.

Лизаветка нашу семью выбрала сама, ещё щенком. Поселилась на улице под скамейкой и стала сторожить. Папа в семью Лизаветку принимать не хотел. Особенно, когда маленькая Лиза решила охранять дом и от него, да так, что Папа и пройти мимо боялся. Но когда она прогнала от калитки милиционера, что ко всем подряд стучался, какие-то «документы» хотел, Папа Лизавету зауважал. И, ко всеобщей радости, дал своё согласие, поставил Лизу на довольствие, и даже будку ей построил.

 Маме, пожалуй, живётся лучше всех: целый день можно с продуктами заниматься, даже Папа не против, только рад. Но она как-то неправильно их использует. Я бы сказала: портит. Зачем, спрашивается, всё это чистить, резать, совать в кастрюли и сковородки, делать горячим и вообще – варёным?! Нет, ну, есть, конечно, можно… Эх, жаль, что невозможно объяснить им: сырое мясо это – класс! Деликатес. Овощи тоже сырыми вкуснее.

Но Мама всё норовит сварить: и картошку, и капусту, и морковку… Кабачки, и те жарит! Обидно всё же, что Мама не умеет варить что-нибудь с сырым мясом.

Даже крупу запросто можно сухой есть, а люди этого не знают. Впрочем, каша тоже ничего, да и суп сойдёт, особенно, если с косточками.

Терпение у Мамы почти собачье. Пока готовит, ни кусочка мяса в рот не сунет. Наверное, ей Папа тоже говорит что-нибудь типа: «Готовить! Ждать!» И она готовит, а Папа – ждёт. Слюнки, как я глотает! Мама почему-то ждёт спокойно, как будто есть не хочет. Странно.

Насчёт еды Маму понять иногда сложно. Дочке говорит: «Такая худенькая! Это потому, что ты плохо ешь!» Мне: «Кушаешь хорошо, а что-то похудела…» Про себя: «Вроде и ем не много, а не худею». Вот и пойми её, чтобы иметь нормальную комплекцию, как кушать-то надо? Хорошо или плохо?

Прохладно сегодня что-то. Не беда: поужинаю, погуляю, подожду пока все уснут… И возьму на ночь покрывало с кровати: всё равно утром всем некогда ругаться, если только Мама укоризненно головой покачает: «Ты опять за своё?!» И заберёт его, конечно. Кот, вон, умудрился любимый Мамин аспарагус (вышепчи, попробуй!) изгрызть, и то ему не попало, только с окна согнали хулигана.

Ну…  Я тоже… Но только пальму! И всего-то пару листиков… Самых нижних. Скучно было, задумалась и нечаянно… Пальма большая, потерю и не заметила, наверное. Обошлось! Потом пальма переехала жить с пола на подоконник. Жалко, тесновато ей там. И сидеть рядом с нею не очень удобно. А листочки теперь свисают, соблазнительно так…

О! Слышу! Папа на кухне для нас с Лизаветкой еду в ведро накладывает! Ура!!! И солнышко в моё окно уже не видно: самое время перекусить! Конечно, первой, как всегда дадут Лизавете: «Собака на работе, причём в сложных погодных условиях» (как ещё не догадались включить ей надбавку за вредность, иногда она о-о-очень вредная, ни за что вкусненьким не поделится!), но вторая порция, всё равно – мне! Кот с нами не ужинает, ну и хорошо. Прожорливы они, эти коты-то. Пусть мышей ест! Мышей я тоже люблю, но ловить пока не научилась, только мышеловочные и перепадают.

Вкуснятина!!!

Приятного всем аппетита! 

2006г

Если выпал из обоймы...

Жара скафандром сдавливала тело, воздух казался густым и тягучим. Обычный южный август, пора бы и привыкнуть. Если это – возможно. Жизнь не делает скидок на погоду. Неумолимый конвейер домашних дел затягивал Веру с самого утра и надёжно удерживал почти до ночи.

 Что-то не так... На душе было не то чтобы скверно, но где-то в подсознании занозой сидела тревога. Не оттого ли, что до сих пор не улажен вопрос с машиной? На чём ехать? С кем? За "спасибо", понятное дело, никто не повезёт, за плату тоже найти желающих, скорее всего, не так уж просто. Пассажиры-то не совсем обычные...

 Максимум за одну - две недели транспортный вопрос необходимо утрясти.

 Как можно?! Нужно... Малыши растут... Давно ли она "акушерила"... И вот, лето кончается, пора. Август сгорел, как спичка, но накрепко впечатался в память: хлопотный, изматывающий, но... нежный.

 Тонкие спирали картофельной кожуры выходили из-под ножа и падали в миску. Вера чистила картошку и вспоминала.

 Всего-то размером с ладошку, а сообразительный какой! Щенок жадно ухватился за соску и, старательно причмокивая, "приступил к обеду". Перебирая крошечными лапками, он трогательно мял ими руку хозяйки. Вера, бережно придерживая малютку, с нежностью наблюдала за ним, не забывая поглядывать на уровень молока в бутылочке. Всё, достаточно. Карапуз отчаянно пытался удержать сосочку, обиженно постанывал, но ничего не поделаешь: норма есть норма.

 Заранее изучив по книге премудрости собачьего воспитания, Вера знала: для хорошего развития приплоду необходим прикорм. Двенадцать штук вырастить, это вам не шутка, несмотря на то, что сами роженицы, холёные красавицы доберманы Дайра и Марго, отсутствием молока не страдали.

 Дайра на два года старше, но её дочь, Марго, крупней и сильнее, к тому же - жёстче по характеру. В отличие от своей матери, беззаветно любящей всё человечество и собачество в придачу, Марго излучала обожание исключительно на копошившихся рядом малышей. На всех остальных, попадающих в её поле зрения, представителей фауны она поглядывала настороженно, с недоверием. Чтобы не нервировать собак, общалась с ними одна только Вера. Ей Марго позволяла брать в руки детей, но при этом затаивала дыхание, не спуская глаз с очередного ребёнка, оказавшегося на коленях у хозяйки.

 Дайра опекала четверых, у Марго восемь родились. Поначалу, правда, соотношение было иным. Щенились суки с интервалом всего в двое суток, поэтому каждая, возможно, считая своими - всех, ревниво поглядывала на потомство другой, на время утратив родственные привязанности друг к другу. К тому моменту, когда у Дайры появились на свет девять очаровашек, уже оправившаяся от родов Марго чувствовала себя важной персоной. Рискнув нарушить интуитивно установленную ещё будущими мамами границу, она нанесла визит в чужое гнездо с новорождёнными.

 Вера прибежала на злобное рычание слишком поздно. Две разъярённые мамаши сцепились в драке прямо среди детёнышей Дайры, и пока хозяйка, рискуя оказаться покусанной, разнимала обезумевших собак, пятеро щенят погибли.

 Тем не менее, уцелевшая дюжина требовала постоянного внимания. Аппетиты новых обитателей дома, как и они сами, стремительно росли, и чтобы помёт не получился "затянутым", а матери не истощились, Вера четырежды в день подкармливала несмышлёнышей из детской бутылочки. Те забавно пыхтели и нипочём не хотели отрываться от искусственной "мамки". На каждое такое мероприятие уходило по полтора часа.

 Всё по науке, всё по норме. Как только смешные карапузы научились самостоятельно есть, Вера обеспечила им меню строго по таблицам из книги. Творожок, яйца, кашки, бульоны, мясо, молоко...

 Сама частенько перекусывала на ходу, но питомник содержала безупречно.

 Два года назад, в первое щенение Дайры, приплод удалось пристроить в хорошие руки, благо, желающих принять в подарок породистую собаку оказалось немало. Теперь подопечных, как и рожениц, было вдвое больше, а, значит, с их видом на жительство могли возникнуть куда большие сложности. К тому же на этот раз Вера, всё-таки, внутренне готовила себя к продаже маленьких доберманчиков, хотя и понимала: расходы на их выкармливание всё равно не окупятся, даже если оправдаются самые смелые "коммерческие" ожидания.

 Сомнения сомнениями, но время шло, и обстоятельства вынуждали задуматься о средствах.

 Предстоящая "торговля" пугала её не на шутку. Доберман – собака хоть и боевая, но нежная, по типу "одёжки" зимовать ей в тепле полагается. В посёлке же дома, преимущественно, частные, и жильцы предпочитают иметь "шубных" дворовых питомцев: тут тебе и охрана подворья обеспечена, и особых забот с содержанием нет. Понятно, что приобретать в зиму жизнерадостную проблему, которая будет трепать обувь и стягивать занавеси, вдобавок невинно недоумевая: с какой это стати по обычным надобностям нужно непременно отправляться на холод собачий, и пытаясь устроить все немудрёные щенячьи дела вполне благоустроенно, согласится далеко не каждый. А уж тем более – за плату, пусть и небольшую. Сельский житель, как правило, прагматик до мозга костей: так дело повернуть сумеет, что ему сам сначала заплати, а он ещё подумает, осчастливить ли после этого заводчика приобретением его любимца.

 Поэтому вся надежда оставалась на горожан. Времени свободного у них больше, тоска по живому, зов природы, так сказать, своё берёт, и разделить жизненное пространство с котёнком или собачкой для городского человека – дело обычное.

 Щенки росли здоровыми, весёлыми, шёрстка их переливалась, блестела роскошнее, чем гривы у рекламных красавиц от Проктер Энд Гэмбл, Лореаль и прочих им подобных. А уж по упитанности и подвижности субтильным телемоделям до Вериных воспитанников и вовсе было далеко.

 Так не хотелось расставаться с этим весёлым детсадом! Увы... С определением озорников как раз следовало поторопиться: обеспечивать полноценный рацион такому "зоопарку" с каждым днём становилось труднее. На одни только каши уже ушло почти два пятидесятикилограммовых мешка крупы.

 Двоих, самых крупных, «алиментных» кобельков забрал владелец неизвестно, счастливого ли, но, безусловно – отца. Оставались десять очаровательных созданий, нуждающихся в новых хозяевах.

 В последнюю пятницу сентября, ещё затемно, Вера отправилась "на пятачок" – неофициальную стоянку местных "таксистов". Помня одно из любимых ею правил: "везёт тому, кто не выбирает", подошла к машине, стоящей ближе других. Дверца распахнулась, из старенького авто бодро вывалился колобок-водитель. Распрямившись, "колобок" оказался приличного роста. Как и возраста. Опасения предыдущих дней оказались напрасными: Вера легко договорилась с частником, подрабатывающим извозом, о поездке. Причём не в захолустный райцентр, а в один из самых крупных городов региона, чтобы уже наверняка найти спрос на своё "предложение". Цену, правда, водитель назвал не маленькую, но – что делать...

 Неделя пролетела быстро, подошёл назначенный день. Рано утром недоумевающие щенки были посажены на разостланную в клетке детскую шубку и отправлены в багажник машины. Крышку последнего оставили чуть приоткрытой для циркуляции воздуха, привязав её к клетке верёвкой.

 Выглядевший со стороны спокойным, водитель на деле был суетливым громкоговорителем, к тому же все его монологи сводились к хвастливому: "Вот я им!". Кому "им"? Впрочем, этот вопрос мало интересовал Веру. Поездка предстояла долгая, а от его болтовни, надоевшей уже в первые полчаса, у пассажирки раскалывалась голова. Сказать же что-либо Георгию, как звали таксиста, по этому поводу она не решилась: как пить дать – бесполезно, к тому же обиженный или рассерженный человек за рулём автомобиля, в котором находишься и сам – альтернатива сомнительной привлекательности.

 Рынок оказался сколь большим, столь и неуютным, совершенно не приспособленным для торговли животными. Несколько "коллег по намерениям" сиротливо жались к бетонному ограждению базара, кое-как пристроив клетки с питомцами возле неширокого прохода, по которому пёстрой лентой продвигалась безликая гомонящая масса. Иногда от этого потока отделялись один-два взрослых человека, как правило, увлекаемые детьми.

 Задерживались ненадолго возле импровизированного зверинца, ахали, охали, ребятишки пытались погладить малышей. Затем старшие родственники утягивали ноющую детвору в русло толпы, и на этом контакт «товар – покупатель» оканчивался. Некоторые интересовались ценой, но только из любопытства.

 У расположившегося рядом с Верой расторопного, уверенного в себе, светловолосого мужчины-крепыша на клетке с собаками был прикреплён какой-то документ в прозрачной папке. Время от времени он, владелец двух крупных особей ротвейлера многозначительно объявлял проходившим мимо, что животные – с родословной и прививками. Уже успев доверительно сообщить Вере, где и за какую смешную цену приобретают эту "родословную".

 Нет, она бы так не смогла! Честно отвечала всем интересующимся, что собаки чистокровные, и линия отслежена на уровне нескольких поколений, чтобы избежать родственных связей, но никаких, подтверждающих сей факт, документов у неё нет.

 Собственно, это ничего и не меняло. Рядом с иголочки одетая женщина держала на руках выхоленного трёхмесячного пёсика американского кого-то там...

 Короче, Вера не запомнила породу, но у этой женщины при себе были и родословная щёнка, и ветеринарный паспорт, и фотографии его родителей (интересно, настоящих?) с флегматичными, почти безжизненными мордами. При всём при этом подходившие, в лучшем случае, норовили потрепать грустное животное, и этим интерес их исчерпывался.

 Периодически из толпы выныривал скитающийся по рынку Георгий и начинал канудить: "Неужели так никто и – ни одного?! Что же это такое, в самом-то деле?!", - чем окончательно портил настроение незадачливой торговке. "Ему-то, какая разница?" - думала она, – "В любом случае свои заработанные получит, чего уж душу бередить?"

 Кормить проголодавшихся путешественников пришлось хлебом, впрочем, они, кажется, были довольны и таким скромным обедом.

 Поздно вечером в полном составе добермашки прибыли домой, где были радостно встречены истосковавшимися мамами.

 Неудачный опыт – тоже опыт. Вера решила не вывозить щёнят так далеко, не мучить их и себя, а заодно и сэкономить на транспортных расходах. Накануне следующего выходного она позвонила Георгию, предусмотрительно оставившему клиентке номер телефона, с просьбой организовать поездку, но уже – в райцентр. Тот, почему-то слегка замявшись, согласился.

 Утром, услышав, в назначенное время гул машины, Вера заторопилась на улицу. К своему удивлению, вместо вишнёвых жигулей Георгия, увидела там старенький зелёный москвичонок, возле которого её ожидал незнакомый высокий мужчина.

 – Такси заказывали?

 – Да... Но...

 – Георгий сегодня не смог, попросил меня заменить его в поездке. Мы всегда передаём клиентов друг другу, если такое случается.

 – Хорошо, сейчас я принесу клетку и посажу в неё щенят. Меня зовут Вера.

 – Владимир.

 Спокойный голос, уверенный взгляд, держится Владимир с достоинством, но просто. Всё это Вера отметила мельком, на ходу, нужно было поспешить с погрузкой в транспорт резвящейся под ногами ватаги её воспитанников. Вынесла сначала лёгкую клетку из тонкой сетки. Владимир открыл багажник, и тут только Вера обратила внимание, что водитель открыл его левой рукой, правая была скрыта под курткой, а пустой рукав заправлен в карман. Травма?

 – Что с рукой-то? – спросила она, устанавливая клетку поудобнее.

 – А её нет, – ответил Владимир таким естественным тоном, как будто речь шла о чём-то, само собой разумевшемся.

 "Надо же было мне ляпнуть!"– мысленно ругнула себя за бестактность Вера, как ни странно, при этом не почувствовав ни малейшего беспокойства по поводу предстоящей поездки с этим человеком.

 Наконец, щёнята были определены, вид, кстати, у них уже не был таким растерянным, как в предыдущее турне, и Вера отправилась попытать торговой удачи в район.

 В противоположность Георгию и к удовольствию своей пассажирки, Владимир оказался немногословным. Разговор, если и возникал – только по инициативе Веры, водитель отвечал кратко, спокойно и по существу.

 После ночного дождя дороги в провинциальном городке пестрели пятнами луж, обочины сметанились грязью. Близко к рынку подъехать не позволил страж порядка, знак на стекле, оповещающий, что за рулём – инвалид, не оказал на него никакого воздействия. Оно и понятно, работа такая: чуткие люди на ней долго не задерживаются...

 Пришлось доставать клетку с беспокойным грузом поодаль от места торговли. Хорошо ещё, что Вера прихватила с собой двухколёсную тележку, на которую ей, вдвоём с Владимиром, удалось как-то приспособить "товар" и, лавируя меж лужами, они стали пробираться к рынку. Причём, Вера шла сзади, а поклажу тянул её добровольный помощник. Судя по всему, он относился к своему физическому не недостатку даже, а, скажем так, к отличавшей его от других особенности, безо всякого внутреннего надрыва, не делая никаких скидок на это самому себе. Нередко идущие им навстречу люди здоровались с Владимиром: в райцентре со многими он был знаком.

 На рынке свободных для торговли мест не оказалось. Вера попросту растерялась. Люди сновали туда-сюда, обтекая их с обеих сторон, задевая клетку, недовольно бурчали, а пристроиться было решительно негде. Владимир подкатил тележку к ближайшему киоску, велел Вере немного подождать и исчез в толпе. Спустя некоторое время вернулся.

 – Пойдём, всё в порядке, место я нашёл.

 Место было вполне собачье: рядом с покосившимся сарайчиком, на котором красовалась гордая вывеска "Лаборатория", теснились несколько человек с живностью. Женщина, держащая на руках симпатичного беспородного щенка, мальчик возле картонной коробки с тремя разноцветными представителями собачьего рода, дед с нахохлившимися попугайчиками, едва заметными в наполовину укрытой покрывалом клетке. Чуть поодаль стояла молодая дама, изредка свысока поглядывающая на тех, кто волею случая оказался рядом. Из-под полы её кожаной куртки выглядывала лохматая курносая головка котёнка. Дама была столь гордого вида, что, по идее, у окружающих даже мысли возникнуть не могло о каком-нибудь "неблагородном" происхождении её товара.

 "Интересно, а почему это у собачников почти все спрашивают документы, а вот кошатникам верят на слово?" – невольно подумала Вера, пристраивая своих красавцев на не очень видное, но всё же, какое-никакое, а место.

 Как ни странно, но именно на этом неказистом маленьком рынке интерес к породистым собакам был намного больше, чем в крупном городе. Люди подходили, интересовались особенностями содержания породы, стоимостью щенков, восторгались их видом, брали номер телефона, хотя бы мечтали о покупке!

Даже такое внимание поднимало настроение. Одного кобелька купили почти сразу. Вера присматривалась к покупателям не менее взыскательно, чем они к товару. Если видела, что человек стоящий, животных знает и любит, то и рекламу своим любимцам делала соответствующую, надеясь заинтересовать. Если же подошедший чем-то ей не нравился и вызывал сомнения: будет ли щенку комфортно с ним в дальнейшем, хозяйка старалась вести себя так, чтобы питомец остался при ней. Наверное, это было глупо, но иначе она просто не могла!

 Со щенками пришлось ездить каждую неделю: товар, как-никак, не первой необходимости, и брали их отнюдь не нарасхват. Порой возвращались, не продав ни одного.

 С Владимиром у неё как-то сразу установился доверительный приятельский контакт. Если Вера уставала, Володя в любой момент брал торговые функции на себя, отпуская её прогуляться по рядам, сделать покупки или просто отвлечься.

 Вера уже знала, что раньше Владимир жил в райцентре, имел престижную работу, был на виду. Этим объяснялось обилие его знакомых в этом городе.

 В посёлке у него семья: жена, не работающая из-за проблем со здоровьем, и двое детей младшего школьного возраста. Это – вторая семья Володи. Вера не считала возможным спрашивать о причинах распада первой, точно так же она не знала, при каких обстоятельствах Владимир получил столь серьёзную травму. Однажды слышала, как Володя ответил одному подвыпившему пассажиру, сидевшему рядом с водителем и всё норовившему "помочь", хватаясь за рычаг переключения скоростей, на вопрос: "Где руку-то потерял?"

 – На работе. Не мешай управлять машиной!

 Понятно, что тема – отнюдь не для разговоров с первым встречным.

 При таких обстоятельствах Вера, зная, как трудно живётся семье Владимира, успокаивала себя уже тем, что хотя бы он имел от этих поездок доход. Именно поэтому она ездила теперь только с этим водителем, несмотря на то, что Георгий, узнав об этом, жутко разозлился, однажды даже позвонил, бурно выразив своё недовольство. "Ты променяла меня..." Далее шли слова, близкие по уровню к тексту из мыльной оперы, а чуть позже лексикон плавно перетёк в нечто жаргонно-боевиковое. Вера отнеслась к этому наскоку с чувством юмора: "Обета верности я, как будто, кроме мужа, никому не давала!", – и отправила трубку телефона на своё законное место.

 Только теперь она поняла, почему прежний таксист, не поехав в невыгодный для него рейс, прислал тогда вместо себя именно Владимира. Георгий знал о том, что клиентка не крепка здоровьем, и рассчитывал, что впоследствии она непременно захочет воспользоваться услугами первого шофёра, способного играючи вытащить из багажника клетку с тяжёленькими уже бутузами, бесцеремонно растолкать всю окружающую публику...

 Не догадывался только "Отелло от колеса" о том, как тяжко выслушивать Вере его бесконечные громогласные, обвинительные по всем без исключения адресам, речи, и как неприятно ей было, когда он зычно требовал: "Пропустите больную женщину!"

 Владимир общался со всеми легко, ненавязчиво, держался с необременительным для собеседника достоинством и, похоже, сразу располагал всех к себе. Почти каждый раз, когда он подменял Веру "за прилавком", рядом оказывались заинтересованные люди, приценивались, расспрашивали. По этому поводу Володя иногда шутил, если продажа тормозилась:

 – Ты иди, погуляй, что ли? Я уж, как-нибудь, тут сам...

 И ведь – получалось! Может быть, именно потому, что сама хозяйка щенят, уже на подсознательном уровне не желая с ними расставаться, создавала какой-то невидимый психологический барьер между собой и покупателями? Так это или нет, но у Володи рыночные дела, безусловно, обстояли лучше, чем у неё.

 Иногда случались и курьёзы. Одна молодая пара, нарезая по рынку круги, неизменно возвращалась: вне всяких сомнений, приобрести собачку им очень хотелось. Володя агитировал умело, но молодые никак не могли определиться: взять ли им щенка или, всё же, котёнка? Жили в квартире, на третьем этаже, опыта содержания животных не имели совсем, но собачьи детки их так умиляли, что уйти без покупки было трудно. Наконец, после недолгого отсутствия, привели с собой авторитетного, с их точки зрения, друга.

 – Вот они, посмотри! – указала на клетку представительница прекрасной половины (судя по габаритам – именно половины, а не трети) этого трио.

 – Да... Знатные собачки! Ну, и в чём заминка? Берите!

 – Понимаешь: у них же остались одни девочки!

 – Девочки в детсадике. А тут – суки! – неожиданно вмешался проходящий мимо грузный товарищ с сумками. Дамочка покраснела. Смутивший её мужчина с довольным видом прошествовал дальше.

 – Ну, а чем тебе не нравятся девочки? – после секундного замешательства продолжил совещание "консультант".

 – Так ведь... Понимаешь... Она же вырастет! У неё же будет... А как её потом выводить гулять?!

 – Подумаешь! Тоже мне – проблема! Наденете ей колготки – и все дела!

 Реакция его друзей на такой совет оказалась неодинаковой. Женщина уставилась на советчика в полном недоумении, а её муж прыснул от смеха.

 – Кроме шуток! Я же серьёзно! Да ну вас, непонятливых!..

 Щенка они так и не купили, впрочем, как и котёнка. Да это, наверное, и к лучшему: ну какие из них воспитатели для собаки, пожалуй, им неплохо было бы для начала ребёночком обзавестись... Хорошая, между прочим, практика!

 Запомнился Вере один эпизод, который никак не вязался, даже диссонировал с тем образом Володи, который она для себя внутренне определила. Подошла к ним однажды очень скромно, скорее, даже – бедно одетая немолодая женщина с распущенными волосами, без макияжа на усталом, почти измождённом лице и стала рассматривать обитателей клетки, пытающихся выбраться наружу.

 – А как они питаются?

 – Да уж, наверняка, получше, чем ты! – неожиданно резко ответил Владимир, опережая Веру, собравшуюся было объяснить...

 Вера смутилась, не понимая, что происходит, а женщина тем временем молча пошла от них вдоль рядов. Володя наверняка знал ту, с которой был так невежлив. Более того, лицо ушедшей кого-то смутно напоминало и ей. Кого? Как ни старалась, припомнить не могла, спросить у своего спутника не решилась.

 Вера догадалась уже, что блеклый вид женщины, скорее всего, связан с образом её жизни, а точнее, с обильными возлияниями накануне. Конечно, Вера и сама никак не одобряла пьянства, а если к последнему имели отношение женщины, это уж совсем никуда не годилось...

 Но внезапный выпад Владимира её просто поразил. Не ожидала она от него, такого выдержанного в общении со всеми, столь презрительного тона в отношении кого бы то ни было.

 Только через пару недель Вера вспомнила, наконец, кто эта женщина, и внутренне содрогнулась, поразившись непредсказуемости судьбы. Это была врач районной поликлиники, незадолго до того уволенная с работы за врачебную ошибку, повлекшую серьёзные последствия для пациента. Известный, опытный доктор, которого Вера знала, практически, с юности! Давно ходили слухи, что районный ЛОР, как по-простому выражались в народе, "колдырит", то есть любит выпить, но начальство смотрит на это сквозь пальцы именно потому, что специалиста такой высокой квалификации, да ещё с многолетним опытом, найти было трудно, а в условиях провинции, скорее, и невозможно.

 Теперь-то стало ясно, что разговоры те были не беспочвенны, а раньше Вера никак не хотела верить в это. Известная на весь район Нина Сергеевна превратилась в жалкое бесцветное существо, а ведь ещё недавно под дверьми её кабинета неизменно толпилась очередь страждущих со всего региона! Наверное, именно потеря работы утопила ту соломинку, за которую эта женщина как-то ещё держалась в жизни.

 Если выпал из обоймы – ты уже не патрон...

 В семье Володи ко всем клиентам относились трепетно. Ни жена, ни дети никогда не задавали лишних вопросов людям, желающим переговорить с Владимиром, были предельно вежливы, тотчас звали его к телефону или спрашивали, по какому номеру можно будет перезвонить позже, если вдруг главы семьи не оказывалось дома. Все понимали – он, как может, один содержит их всех, и старались помочь ему хотя бы таким образом. С ремонтом машины и дома, а также со всеми другими "мужскими" домашними делами, включая перекопку огорода, Володя справлялся сам.

 Между тем установилась промозглая погода, спутница поздней осени, и троих оставшихся возить было уже неразумно: так недолго и застудить их, держа подолгу в клетке почти без движения, да и покупатели могли поостеречься брать гладкошёрстных собак в такой сезон. Никто ведь не знал, что Верины питомцы успели порядком закалиться и не мёрзли на улице в любую погоду, если, конечно, дать им возможность бегать и играть. А уж по природе своей эти существа, скажем так, торпедно активны.

 Посомневавшись, Вера решила, что выгоднее раздарить подростков, чем полноценно прокормить немалую собачью семью. Двоих вскоре подарила знакомым в своём же посёлке, а ещё одна, самая озорная красавица, так и осталась дома: сначала её даже не показывали интересующимся, хотелось подольше "придержать" любимицу, а позже, когда она уже привыкла жить "в стае", отрывать животное от привычного окружения казалось верхом жестокости.

 "Собачьи разъезды" на этом прекратились, но когда возникала необходимость какой-нибудь поездки, Вовик всегда был "на подхвате". Впрочем, из посёлка Вера выезжала редко.

 Летом следующего года Владимир повёз свою постоянную клиентку по делам в районный центр.

 В дороге он обмолвился о том, что переезжает с семьёй в другой населённый пункт района, туда, где живут мать и отец. Как выяснилось, за последние месяцы всем им пришлось немало пережить: зимой перенесла операцию Володина жена, к тому же родители его были серьёзно больны и требовали ухода. У жены, к несчастью, диагностировали онкологию...

 – Я говорил с хирургом после операции, он заверил меня, что всё прошло успешно, метастазов нет, – сказал Володя. Но в глазах его были усталость и тоска.

 Время шло, Вера ничего не знала о делах Вовика, да, собственно, и свои проблемы затянули так, что не охнуть, не вздохнуть.

 Прошло около года.

 Как-то летним утром Вера вышла на улицу открывать ставни. К ней тут же подошла соседка.

 – А ты, прямо, тьфу-тьфу, похорошела! Вон как поправилась, а то раньше совсем ветром валяло!

 – Да, какое там "тьфу-тьфу", не нравится мне этот лишний вес, ты что, смеёшься, Ира? Ничего себе – похорошела...

 – Вер, а ты давно видела мужика того, однорукого, что тебя раньше возил?

 – Володю? Давно. А что?

 – Так ты и не знаешь ничего?! Он же весной жену похоронил!

 – О, Господи!..

 – Да, да, и пьёт теперь. Сильно пьёт. Даже на похороны мужики-таксисты деньги собирали, а он совсем опустился.

 – А дети-то как?.. А родители?.. Он же, вроде, переезжать собирался?

 – Не знаю. Только болтается он по посёлку почти каждый день, с такими же пропойцами вместе.

 Соседка испытывала нескрываемое удовольствие оттого, что первая сообщила подобное известие человеку, которого оно, мягко говоря, не оставило равнодушным. Она поговорила бы ещё, но Вера, сославшись на занятость, ушла в дом.

 Эта ужасная новость никак не хотела укладываться в её сознании. Жена у него была совсем молодая... Володя так обожал её! И теперь – пьёт? Сколько времени? С весны? Вовик?! Да он же такой волевой мужчина! Неужели?!

 Подтверждение словам знакомой последовало неожиданно быстро. Как-то залаяли собаки, "сообщая" хозяевам о том, что у калитки находится кто-то чужой. Выйдя на улицу, Вера увидела там Володю в компании с какой-то сомнительной личностью мужского пола. Он поздоровался.

 – Здравствуй, Володя! Ну, как ты?

 – Да, подраспустился я чуток... У меня же...

 – Знаю, Вов... Сочувствую. Ты, давай, держись, хорошо? Ты же сильный, Вовка, я знаю! Слышишь? Не раскисай!

 – Ты думаешь, у меня получится?

 – Я верю в это, Вова!

 Вовик повернулся к своему спутнику.

 – Ты слышишь? Она в меня верит! Она всегда меня понимала. И вообще, Вера – такая же, как я...

 Володя принялся рассказывать о том, как живёт, при этом из сбивчивого повествования Вера поняла только, что он нашёл себе хорошую женщину и думает на ней жениться, но что-то или кто-то этому мешает. Вовик был немного навеселе, старался бодриться, но это у него получалось плохо. Пришедший с ним мужичок откровенно скучал, смотрел в сторону, чувствовалось, что ему на все эти переговоры абсолютно наплевать, и он не понимает: зачем вообще всё это нужно?

 Вера очень хотела поддержать хорошего человека, оказавшегося в беде, но не знала, как это сделать.

 – Вов, а ты всё-таки возьми себя в руки! Ты можешь. Ты справишься!

 – Откуда ты знаешь?

 – Ниоткуда. Но я хочу, чтобы так было. У тебя же дети ещё маленькие, сам понимаешь. Да и родители нездоровы. Выбора-то нет, Вова!

 – Да, конечно, я обязательно... Вер, а ты не займёшь мне стольник?

 – Конечно. Я сейчас, - направилась к калитке Вера и тут же остановилась.

 – А тебе, случайно не на пропой, а, Вовик?

 – Нет-нет, что ты! Мне завтра жену везти к врачу, деньги срочно нужны, я тебе верну, Вер, ты что - меня не знаешь?

 Вера знала. Володя был человек слова. Человек долга. Деньги для неё никогда не являлись какой-то особенной ценностью, просто досадная такая необходимость, и только. Переживала она именно за Владимира.

 Получив просимое, визитёры тут же ушли. И только после этого Вера сообразила, что завтра – выходной, да и послезавтра – тоже праздничный день: день России, или как там его теперь называют, столько раз переименовывали, что и сориентироваться уже трудно. К какому врачу? Какую жену?! Эх, Вовка-Вовка!..

 Володя появился недели через две. Трезвый. Вид у него был совершенно измученный, лицо осунулось. Про долг он молчал, попросил позвать мужа.

 – Зачем?

 – Мне срочно нужен один инструмент, машина поломалась недалеко отсюда, и без этой железяки я ничего не смогу с нею сделать.

 Вера позвала мужа, тот одолжил Владимиру требуемую "железяку". Вернул этот инструмент Вовик примерно через месяц. На стук в калитку лаем откликнулись собаки. На улицу вышла дочь, возвратилась удивлённая.

 – Мама, какой-то мужик принёс вот это, велел передать папе...

 – Дочь, это был Владимир.

 – Да?! Но он совсем не похож!..

 "Странно, – подумала Вера, – почему не похож, я же не так давно его видела!"

 Шёл последний день осени. Холодный, сырой встречный ветер порывами хлестал по лицу. Вера возвращалась из магазина на велосипеде, с трудом крутя казавшиеся чугунными педали. Навстречу ей попался высокий худой бородатый мужчина без шапки, с всклокоченными волосами. Что-то неуловимо знакомое было в его облике, но, на самом деле, они вряд ли встречались ранее. На всякий случай, уже почти поравнявшись с ним, Вера кивнула. Мужчина никак не отреагировал. Он шёл, глядя перед собой – в никуда, решительно и как-то отрешённо.

 "Кто это?" – Вера не могла понять, почему она обратила внимание на этого странного человека, и кого он ей напоминал. Медленно ехала дальше и мучительно пыталась разобраться в своих ощущениях.

 И вдруг...

 Да это же – Вовик!!!

 Точно... Это был Володя, изменившийся почти до неузнаваемости, отгородившийся от прежнего привычного мира своим новым, шокирующим друзей и знакомых, состоянием и не замечающий, либо не желающий замечать всех тех, кто пересекался с ним в его "прошлой жизни".

 Если выпал из обоймы...

Между ангельским и дьявольским терпением различие только одно: цель.

Примета времени

Глупый пингвин выставляет на просторах интернета
То, что раньше прятал робко: нынче комплексы не в моде.

                                                             Культ?

        Странная классификация прослеживается в соц.сетях. Пользователи – вольно или невольно – разделяются на две массовые категории.
Одни чётко осознают, что они – люди. Другие постоянно ассоциируют себя с какими-то животными, видя и других тоже через эту призму.
Случайно ли это?
       Так это или не так, но за зверьё обидно. Животные проще, честнее и гуманнее человечества в целом. Они хотя бы в зоопарки нас не впихивают, да в цирки. Даже если бы у них такая возможность существовала, не воспользовались бы животные ею.
Человек же – любитель устраивать тюрьмы. И для своих соплеменников, и для всего живого, существующего на Планете.
       Тем не менее мы – люди. Не тигры, не львы, не орлы, не волки, с которыми многие любят себя сравнивать. Почему-то никто не называет себя кроликом, котёнком или енотом, хотя умиляются ими постоянно. А уж попробуй петухом или курицей кого назови...
       Что происходит с нами? Воцарение Культа жестокости? Да разве есть животное, могущее по этому признаку сравниться с человеком! Он давно в этом плане всех превзошёл.
       Гордо ли звучит настоящее время слово "Человек", ещё вопрос...

Гендель Сарабанда