Форум

За окнами моими плачет осень

Холодным и пронзительным дождем.

Качает ветер ветви мокрых сосен,

Скрипя железным старым фонарем.

Я слушаю мелодию простую

Сквозь занавес оконного стекла,

А память на холсте своем рисует

Весенний день, когда сирень цвела.

И забывается, что плачет осень

Холодным и пронзительным дождем.

И не качает ветер мокрых сосен

И не скрипит железным фонарем.

А в доме несмотря на непогоду

Тепло и пахнет медом от свечей

И кажется любое время года

Прекрасным в отраженье их лучей.

Чистый снег

За окнами больничного храма падал пушистый снег и так призывно стучался в стекла, что уставшему за день батюшке захотелось поскорей выйти на улицу и окунуться в эту белую мглу.

Он снял облачение, приложился к Престолу и, набросив куртку, направился к выходу. Но, не успев сделать и нескольких шагов, остановился. В храм быстро вошла, почти вбежала женщина и, обратившись к дежурной, спросила, есть ли священник. «Да»,- успокаивая ее ласковым взглядом, ответила Пелагея.

«Я слушаю Вас», - тихо произнес подошедший батюшка. «У меня сын в ожоговом отделении. Он хочет исповедоваться и причаститься», - не успев отдышаться, стала сбивчиво объяснять женщина. «Как Ваше святое имя?» - поинтересовался священник. - «Наталия», - уже начав успокаиваться, произнесла она. - «А к Вам, как обращаться?» - «Отец Петр», - дружелюбно ответил батюшка.

«Давайте я провожу Вас к удивительной иконе Божьей Матери, которую нашему храму подарили монахи Почаевской Лавры, и, пока я буду собираться, Вы помолитесь», - мягко подталкивая Наталию, сказал отец Петр. Она доверчиво кивнула головой.

В отделении их встретил врач. Он отправил маму к сыну в палату, а батюшке сказал: «Тяжелый случай. Восемьдесят пять процентов ожога тела. Заключенный. Пытался совершить самоубийство. Я поговорил с ним, чтобы подумал о спасении души. И Михаил, так его зовут, пожелал исповедаться и причаститься». - «Спаси Вас Господи, Виктор. Вы так много помогаете людям. Ну, я пойду», - и, благословив врача, чуть отстранив от двери охранника, отец Петр вошел в палату.

Михаил, увидев священника, попытался приподняться, но его руки и ноги были привязаны к постели. «Батюшка, развяжите меня», - стал просить Михаил.- «Нельзя, дорогой. Если тебя отвязать, ты начнешь двигаться, и тебе будет еще больней. Потерпи, когда тебе станет легче, врач все это снимет», - ласково произнес отец Петр. Затем, повернувшись к маме Михаила, сказал: «Наталия, оставьте нас вдвоем. Я Вас позову, когда понадобится Ваша помощь».

«Скажи, Михаил, ты когда-нибудь каялся в своих грехах?» - спросил батюшка. - «Нет», - ответил он.- «Давай помолимся, чтобы Милосердный Господь принял твое покаяние», - и отец Петр, подойдя поближе, произнес: «Благословен Бог наш…»

Михаил, покрытый епитрахилью, с трудом шевеля распухшими губами, прошептал: «Вор я, батюшка, вор…». И по его темному лицу потекли слезы.

За окнами кружился снег и покрывал уставшую ждать зиму землю. А в больничной палате совершалось великое таинство: кающаяся душа облачалась в белые одежды.

Причащался Михаил сосредоточенно, только едва заметная улыбка на лице говорила о том, что он переживает какое-то радостное, ранее неизвестное ему состояние.

Батюшка поздравил Михаила с причастием, благословил его и вышел.

На следующее утро, как только батюшка вошел в храм, Пелагея сообщила ему, что приходила Наталия, мама Михаила, и подала записку на Литургию. Она рассказала, что после ухода батюшки, вечером, сын стал просить ее, чтобы пришел отец Петр.

«Но уже поздно, и батюшка ушел домой. А что ты хочешь сказать ему?» - сидя у постели сына, спросила мама. «Я хочу поблагодарить его», - прошептал Михаил. - «Спи. Я ему передам утром». Михаил, успокоился, а через несколько часов его душа во сне тихо отошла к Господу.

Зимнее утро сияло чистым снегом, розовые лучи солнца отражались на стеклах окон больничных корпусов. Отец Петр служил панихиду.

Когда впервые Ты, Господь, позвал меня...
 
Когда впервые Ты, Господь, позвал меня

И в дверь мою тихонько постучал,

Я слышал голос Твой, но промолчал,

За безрассудство то затем себя казня.

Каким же трудным оказался этот путь,

Лежащий посреди отвесных скал.

Я падал, но меня Ты поднимал

И вел к освобожденью от греховных пут.

Твой голос кроткий разливался в тишине:

“Не бойся покаянье сотворить,

Не бойся сердце Богу отворить

Для жизни не внизу, а в горней вышине”.

Волнение преодолев, моя рука

Христу несмело приоткрыла дверь,

И Он вошел, и обо мне теперь

Для книги вечности написана строка.

   Багряный рассвет

  Светает. Небо на востоке из фиолетово-розового постепенно становится багряным. Капли росы беззвучно стекают с отдохнувших от жары листьев. Дверь подъезда широко распахивается, и из нее с увесистой сумкой на плече во двор быстро выходит Александр. Он направляется к своей недавно купленной машине, торопится, ведь скоро должен подъехать товарищ, с которым они вместе работают. Дмитриевич давно обещал показать ему место, где хорошо ловится рыба.

Александр радостно заводит мотор и оглядывается по сторонам, размышляя, как ему выбраться из кольца плотно припаркованных автомобилей. Потом начинает маневрировать и вдруг нечаянно задевает чью-то машину. Утреннюю тишину нарушает пронзительный крик сигнализации, в котором тонет шуршание шин небольшого автомобиля Дмитриевича. Через ветровое стекло он замечает Александра, который с растерянным видом ходит вдоль чужого автомобиля. Толкнув дверцу, Дмитриевич быстро выбирается наружу.

Внезапно из дома с шумом выбегают три человека. О чем-то переговариваясь друг с другом, они бросаются к своей машине. Увидев царапины, с руганью спрашивают Александра, кто повредил их машину. Он, краснея и нервно теребя ключи, признает свою вину и предлагает уплатить необходимую сумму за ремонт или вызвать полицию и оформить протокол.

После упоминания о полиции все трое замолчали, а их опухшие от бурно проведенной ночи лица исказились, как от внезапной боли. Один из них, высокий и худощавый, со злостью выхватил нож, другой, коренастый и крепкий, достал кастет, а третий угрожающе поднял кулаки. «Полицию, говоришь, вызывать будешь?», - прошипел Длинный. «Пацан, мы тебя сами накажем», - продолжил Крепыш.

Дмитриевич, стоявший невдалеке, развернулся и молча направился к своему автомобилю. «Вот, вот, батя», - обратился к нему Длинный. - «Ты лучше сваливай. Мы тут сами разберемся», - ехидно добавил он. Дмитриевич завел мотор, резко открыл дверцу рядом с водительским местом и крикнул: «Саша, садись»! Александр стремительно побежал, и через пару секунд они рванули с места.

«Ах, вы так!» – хрипло прокричал им вслед Длинный. «Ну, ну, посмотрим, далеко ли вы уедете», - добавил Крепыш. И они дружно бросились к своей машине.

Дмитриевич уверенно управлял «помощницей», как он ласково называл свою машину, и городские улицы с бледнеющими в лучах восходящего солнца рекламами быстро промелькнули. Они понеслись по пустынной черной трассе. Но в зеркала было видно, что расстояние между ними и преследователями постепенно сокращается. Дмитриевич, хорошо знавший окрестности, свернул на проселочную дорогу. «Догонят они нас», - испуганно произнес Александр. - «А ты молись», - с теплотой, по-отечески, посоветовал ему Дмитриевич. - «Я не умею», - опустив голову, признался Саша. - «Повторяй два слова: Господи, помилуй», - продолжил Дмитриевич. И Саша громко зашептал слова молитвы.

Расстояние меду ними и преследователями неумолимо сокращалось, и те, предвкушая скорую расправу над дерзнувшими не сдаться им в руки, стали непрерывно сигналить. Проселочная дорога заканчивалась, и впереди показался перекресток с трассой. Вдруг Дмитриевич резко затормозил и сделал поворот. Преследователи же, не ожидавшие такого маневра, на полном ходу врезались в опору электропередач.

«Теперь не догонят», - радостно закричал Саша. Дмитриевич, увидев в зеркало происшедшее, остановил машину, а потом задним ходом стал сдавать к месту аварии. Саша в недоумении посмотрел на него, а потом с усилием выдавил из себя всего одно слово: «Зачем?». - «Надо помочь людям», - спокойно произнес Дмитриевич. «Этим... помочь»? – негодующе произнес Саша. - «Да», - коротко ответил ему товарищ. Остановив машину, захватив с собой аптечку, он поспешил к месту происшествия. Подошел к искореженному автомобилю. Все трое в нем находящиеся стонали от боли. Через разбитое стекло Длинный прохрипел: «Ну что ж, ваша взяла. Можете нас добить». - «Помолчи», - сказал ему Дмитриевич, - тебе силы надо беречь». И стал перевязывать Длинному разбитую голову. «Саша, что стоишь? Вызывай «Скорую» и помогай», - крикнул Дмитриевич оторопевшему Александру.

Светало. Багряный рассвет окрашивал утреннее небо. Дмитриевич по обычаю пришел в храм на раннюю Литургию. Служба еще не началась. Людей было немного. Все друг друга знали и приветливо здоровались. Только один молодой высокий мужчина со сжатой в руке кепкой неподвижно стоял перед иконой Богородицы и молча молился. Дмитриевич посмотрел на него, и ему показалось, что он его уже где-то видел. Незнакомец тоже пристально глянул в его сторону, а потом неожиданно через весь храм зашагал к нему. Подойдя к Дмитриевичу, он внезапно опустился перед ним на колени и прошептал: «Христа ради простите меня»! - «Длинный!», - молнией пронеслось в голове Дмитриевича. - «Слава Тебе, Боже! Бог простит тебя», - радостно ответил ему Дмитриевич.

Догорает закат на кресте золотом...

Догорает закат на кресте золотом,

Одевается в ризы парчовые вечер,

И рождается благовест в звуке простом,

Зажигаются звезды на небе, как свечи.

Подхожу ко святыне, главу преклоняю,

С замиранием сердца крещусь не спеша

И калитку, ведущую в рай, отворяю,

В ожиданье молитвы томится душа.

Окунаюсь с порога в эту тихую радость,

Забываю в мгновение здесь о мирском.

Исчезают обиды дневные, лишь сладость

Остается внутри от общенья с Христом.

И душа, утолившая вечную жажду,

Не желает расстаться с живою водой.

Повторение службы, Владыка, подаждь мне.

Угасают лампады. Наступает покой.

Благодарность

Вечернее богослужение закончилось, и отец Петр, благословив своих духовных детей, вышел на улицу. Летний вечер ласково коснулся его щек теплым ветром. Батюшка с радостью подставил лицо под лучи малинового солнца и залюбовался удивительной палитрой цветов готовящегося к ночи неба. По тротуару в обе стороны сновали люди. Машины извивающимся потоком быстро текли по дороге. После рабочего дня все торопились домой. Кто-то, погруженный в свои мысли, проходил молча, кто-то оживленно беседовал друг с другом.

Невольно внимание батюшки привлекли мама с дочкой лет пяти-шести в ярком синем платьице. Девочка то отбегала на несколько шагов, то возвращалась назад, пыталась что-то сказать своей маме. Однако та о чем-то увлеченно разговаривала с подругой и не обращала на дочку внимания. Малышка опять побежала по тротуару, но затем неожиданно повернула и выбежала на проезжую часть прямо перед едущим автомобилем. Водитель нажал на тормоза, но остановить машину сразу невозможно. До трагедии оставались мгновения. И вдруг молодой парень, идущий впереди батюшки, бросился на дорогу, схватил девочку за руку и буквально в метре от машины вытащил ее на тротуар. Кто-то из прохожих испуганно закричал. Мама же, увидев происшедшее, бросила подругу и побежала к своей дочке. Девочка в это время отбивалась руками и ногами от своего спасителя, а затем вдруг остановилась и со всей силы плюнула ему в лицо.

Подбежала взволнованная мама. Парень отдал ей девочку. Мама стала громко ругать и шлепать свою дочку, а юноша молча утер лицо и зашагал дальше.

Отец Петр перекрестился и стал молиться за маму, дочку и за парня, который спас девочку от тяжелых травм, а, может быть, и от смерти.

Вечереет. Прохладою веет...

Вечереет. Прохладою веет

Из открытого в полдень окна.

Через сито хрустальное сеет

Жемчуга молодая луна.

В уголке, пред иконой Пречистой,

Молчаливо лампада горит.

Озаренная ликом лучистым,

Вдохновенно душа говорит,

Обращаясь к Источнику вечной,

Совершенной во всем красоты,

Приобщаясь на миг бесконечной

Благодатной Его чистоты.

Незаметно свеча догорает.

До утра промолился без сна.

В небе тонкою льдинкою тает,

Растворяясь в рассвете, луна.

Блаженны милостивые

       Воскресная служба закончилась, и отец Анатолий, приложившись к иконе святого Николая, поспешил домой. Он давно собирался навестить своего друга, который служил в соседней епархии. Во время этих редких встреч они с отцом Виктором вспоминали о совместной учебе в Духовной семинарии, делились радостями и печалями, которые наполняли их жизнь.

       Красно-золотые лучи солнца уже скользили по вечернему небу, когда отец Анатолий выбрался из дому. Новая машина послушно неслась по трассе, а ночь неторопливо разворачивала свое темное покрывало. Мысленно батюшка уже беседовал со своим другом. Редкие огни встречных машин, на мгновение разорвав темноту, уносились прочь. Вдруг, словно огромный белый призрак, в лучах фар вспыхнул грузовик. Неистово завизжали тормоза, а отец Анатолий только успел крикнуть: «Господи» - и свет погас.

       Через какое-то время в густой звенящей темноте он услышал голоса, мужской и женский, но различить лиц говорящих, не смог. Нестерпимо болела голова. Голоса сказали, что он живой, аккуратно вынули его обмякшее тело из того, что еще недавно было машиной, и, положив на заднее сидение своего автомобиля, куда-то повезли. Отец Анатолий пытался понять, что с ним произошло, но мысли, словно опавшие листья, все кружились и кружились в неистовом танце, не желая остановиться.

       «Приехали», - сказал женский голос. - «Слава Богу, довезли», - добавил мужской.

       Дежурный врач районной больницы, осторожно начал осматривать батюшку, который понемногу стал приходить в себя. «Тяжелых повреждений нет, кроме травмы головы», - произнес доктор. «Как Вас зовут, где Вы живете?» - обратился он к отцу Анатолию, который в ответ замотал головой и испуганно прошептал, что не помнит. «Случай серьезный, а нужных лекарств у нас нет, есть только в областной больнице, но стоят они немало», - озабоченно произнес доктор, глядя на стоящую рядом медсестру Таню.

       Отец Анатолий машинально достал бумажник и протянул врачу. Тот открыл его, задумчиво посмотрел на содержимое и, поняв, что денег мало, вздохнул и молча отдал его батюшке. «Сейчас позвоню маме», - вдруг сказала Таня и стала искать мобильный телефон. «Да куда же он делся?» - растерянно произнесла она.

       Отец Анатолий нащупал в кармане свой телефон и, не поднимая головы, протянул его Татьяне. Она набрала номер и позвонила. Мама долго не могла понять, что произошло и почему Таня звонит ей ночью. Но еще больше удивилась, когда услышала просьбу прямо сейчас привезти в больницу деньги, да еще в таком количестве. Она сказала Татьяне: «Ты ведь знаешь, какими средствами мы располагаем». Но медсестра не унималась и настаивала, что у них есть деньги, собранные на ее свадьбу. На это мама ответила: «Поступай, как хочешь, но собрать столько еще раз на свадьбу мы не сможем».

       Через некоторое время она появилась на пороге больницы, молча протянула дочке конверт и ушла. Татьяна же вернулась в отделение, тихо приблизилась к батюшке и незаметно положила деньги в его карман, после чего отца Анатолия тут же отправили в областную больницу.

      Постепенно батюшка поправился и вернулся домой.

       Он вспомнил, как ему помогли, и захотел увидеть своих благодетелей, но не знал, где их найти. Расстроенный, размышлял о том, как восстановить в памяти место, где все это произошло, и, наконец, вспомнил, что медсестра брала его телефон, а значит, должен сохраниться и номер, по которому она звонила в ту печальную ночь.

       Батюшка радостно схватил телефон, но журнал звонков не открылся. Отец Анатолий, все оставив, решительно направился в мастерскую, где ему сказали, что телефон отремонтировать можно, но только информация, хранящаяся на нем, будет утрачена.

       Отец Анатолий расстроился до слез, мастер же удивленно посмотрел на него, не понимая, почему он так переживает. Батюшка вышел и стал молиться. И вдруг журнал звонков открылся. «Сохранился, сохранился», - радостно произнес он и тут же позвонил. Ответила мама Татьяны. Он рассказал ей обо всем, что с ним произошло в дороге, что он уже поправился и вернулся домой. Мама ответила, что рада за него, но в ее голосе радости отец Анатолий не ощутил и только потом, когда батюшка сообщил, что хочет увидеть их, чтобы поблагодарить и оказать помощь, голос мамы заметно оживился и потеплел.

       На следующий день Павел, духовный сын батюшки, повез его в городок, где жили его благодетели. Отец Анатолий не сразу нашел их небольшой домик, постучал в обветшалую дверь и вошел внутрь. На мгновение он застыл, пораженный скромностью обстановки. Он стал всматриваться в их лица, ведь только сейчас по-настоящему увидел и медсестру Таню, и ее маму. Батюшка не стал смущать их долгим присутствием, тепло поблагодарил, протянул конверт с деньгами и поехал домой.

      На воскресном Богослужении отец Анатолий в проповеди рассказал о том, как помогли ему простые незнакомые люди.

       Прошел год и вот однажды, в конце Богослужения, двери храма отворились и в него стали заходить празднично одетые люди, среди которых отец Анатолий с удивлением увидел в подвенечном платье улыбающуюся медсестру Таню рядом с высоким симпатичным женихом. Дождавшись окончания Литургии, они попросили их повенчать.

        А затем Татьяна рассказала отцу Анатолию, что прежний ее жених, когда узнал, что она отдала все деньги, приготовленные для свадьбы, на лечение батюшке, устроил скандал и оставил ее. Но через некоторое время Господь даровал ей нынешнего жениха, которого ее скромный достаток не смутил. И только теперь она познала, что такое настоящая любовь.

       Тихая радость ручейком потекла в сердце батюшки.

Ручьи дождя бегут по стеклам окон...

Ручьи дождя бегут по стеклам окон,

Ручьи дождя смывают все следы,

Ручьи дождя текут сплошным потоком,

И в этот миг приходишь в сердце ты.

Светлеет небо, гаснут вспышки молний,

Восходит солнце на алмазный трон.

В душе концерт играет флейта сольный.

Сжимаю мысленно твою ладонь.

Кого винить в напрасности желаний,

Кого винить в придуманности снов,

Кого винить в поспешном расставанье?

Хочу надеяться на встречу вновь.

Еще люблю, тоскую и рисую

Тебя на мокром от дождя песке.

Я не забыл и не искал другую.

Гроза ушла – лишь эхо вдалеке.

     Вдвоем на одной вершине

  Как прекрасны горы! Как они величественны зимой. Это царство чистоты и покоя. Как нежны они весной, когда первые листья раскрашивают их в бирюзовый цвет. Как нарядны летом. Это сияние красок цветов. Как торжественны осенью, покрытые золотом лесов. Как прекрасны горы!

     Хорошо в долине. Тихо и уютно. Но человеку всегда хотелось подняться выше. Извилистыми тропами он пробирался вверх, чтобы оттуда посмотреть на долину, подышать прохладным воздухом. А самые смелые по снегу и льду, рискуя сорваться вниз, карабкались на вершину. Как прекрасна вершина! Ни холод, обжигающий лицо, ни солнце, ослепляющее глаза, не могут помешать радости, которую дарит нахождение на ней. Дыхание перехватывает от простирающейся панорамы гор и долин. Но не это так зовет и манит человека, дарит ему ни с чем несравнимую радость. Одержать победу над собой, своей слабостью - вот источник радости человека, поднявшегося на вершину.

     Господь дает каждому человеку право выбора, где и как ему жить.

    «Да будете двое в плоть единую», - возглашает Церковь во время венчания будущих супругов, и начинается великое таинство – таинство возрастания в любви к Богу и друг к другу.

     Сначала отношения супругов подобны жизни в долине, когда красота тела дарит мужу и жене удивительную радость. Рождение ребенка вызывает новое неизведанное чувство – созерцание продолжения себя в новом человеке.

     Но для того, чтобы стать счастливым, этого мало, нужно выбираться из равнины телесных отношений и подниматься выше, туда, где живет душа, где начинается неувядаемая красота.

     Господь создал нас по образу и подобию Своему, а значит, подлинное счастье может быть только в единении с Богом.

     Как теплый воздух нашего дыхания поднимается вверх, так и дух наш должен стремиться ввысь.

     «Двое в плоть единую» - это стояние супругов пред Богом вдвоем на одной вершине. Это высшее счастье, потому что небо уже не над головой, а рядом.

За окнами моими плачет осень

Холодным и пронзительным дождем.

Качает ветер ветви мокрых сосен,

Скрипя железным старым фонарем.

Я слушаю мелодию простую

Сквозь занавес оконного стекла,

А память на холсте своем рисует

Весенний день, когда сирень цвела.

И забывается, что плачет осень

Холодным и пронзительным дождем.

И не качает ветер мокрых сосен

И не скрипит железным фонарем.

А в доме несмотря на непогоду

Тепло и пахнет медом от свечей

И кажется любое время года

Прекрасным в отраженье их лучей.

Богданчик

     Автобус, качнувшись в глубокой луже, остановился, и пассажиры поспешили занять места. Отец Петр присел у окна. Через мокрое стекло было видно спешащих прохожих, пытающихся укрыться от дождя под разноцветными зонтами. «Как же это мои певчие в храм будут добираться?» - подумал он - «Надо будет чаю согреть. А то ведь холодно».

   - Ха-ха-ха, - громко возгласил звонок мобильного телефона рядом сидящей молодой женщины.

   - Да, мама - ответила она. - Я к тебе сегодня вечером приеду. Мама, мне нужны деньги. Ну, как зачем? Аборт буду делать. Почему не надо? Да не хочу я больше с Ильей жить, понимаешь? Ребенок?

     Вдруг связь прервалась. Женщина распечатала пакет с крекерами.

   - Ха-ха,- снова подал голос телефон.

   - Мама, я его не выключала. Это связь такая. Ребенок? Да зачем он мне нужен? Мама, ну и что, если бы мы расписались? Да кто сейчас идет в ЗАГС?

     Беседа прекратилась, и женщина нервно захрустела крекерами.

     Отец Петр, невольно услышавший телефонный разговор, задумался. «Аборт! Нужно ей что-то сказать. Может, прислушается?» Автобус быстро подъезжал к остановке, на которой батюшке нужно было выходить.

    - Не делай этого,- повернувшись к женщине, сказал батюшка.- Я – священник и неслучайно сейчас оказался рядом с тобой. Убийство – это очень страшно! Ты можешь навсегда сделать себя несчастной!

     В ответ женщина, сжав зубы, замотала головой.

   - Люба, - обратился к ней кондуктор. - А ты почему с нами едешь? Твой суженый на своем автобусе за нами движется.

   - Да просто так, - ответила Люба.

   - Ты дома, в селе, когда будешь? - поинтересовался кондуктор.

   - Сегодня вечером, - тихо произнесла она.

   - Ну, передавай привет маме! - крикнул кондуктор.

   - Конечно, передам, - со слезами на глазах заулыбалась Люба.

     Автобус остановился. Батюшка вышел, а Люба подсела к кондуктору и о чем-то стала говорить с ним.

     Дождь холодными крупными каплями застучал по лицу батюшки, но он, не обращая на них внимания, стал истово молиться: «Господи, сохрани младенца».

     Потом отец Петр еще не раз молился за незнакомку Любу.

     И вот однажды, года через полтора после этого случая, погожим днем батюшка ехал в храм и решил выйти немного раньше, чтобы пройтись пешком.

     Погрузившись в мысли, он тихо шел. Вокруг куда-то спешили люди, и вдруг кто-то тронул его за плечо. Отец Петр оглянулся и увидел улыбающуюся женщину с коляской. «Вы не узнаете меня? – спросила она. Это я, Люба. Тогда в автобусе вы мне сказали, чтобы я не делала…- она замолчала, подыскивая слово,- ну, в общем, этого. Не знаю, что тогда произошло со мной, но я не смогла. Да и с моим Ильей мы примирились. Потом в ЗАГС пошли. А теперь у нас радость – маленький Богданчик»,- показала она рукой на младенца, спящего в коляске. Богданчик же в ответ громко чмокнул соской и улыбнулся.  

     Все понял

   Знойный летний день постепенно угасает. Жара уходит за горизонт вместе с последними рубиново-золотыми лучами солнца. Городские улицы, словно в ускоренных кадрах кино, наполняются спешащими в разные стороны людьми, а во дворы высыпают радостные дети. После вынужденного дневного сидения дома им хочется успеть перед сном хоть немного поиграть.

     Отец Петр вместе с матушкой Евфросинией возвращается с вечерней службы домой. Во дворе шумно и весело. Теплый воздух напоен ароматом цветущих роз.

    Неожиданно им попадаются уныло бредущие по тротуару папа Иларион и его шестилетний сын Илья. На вопрос, что случилось, папа отвечает, что все было хорошо, Илюша играл с мальчиками. Они весело бегали, гонялись друг за другом, а потом, как это часто бывает, что-то не поделили и стали ссориться. Сначала обзывали друг друга обидными словами, а потом стали бросаться камнями. И Илюша одному мальчику попал камнем в лицо, разбив ему губу.

     Иларион строго посмотрел на своего сына и сказал ему: «Илюша, ты понимаешь, что поступил плохо?» Тот, опустив глаза, вздохнул и грустно ответил: «Понимаю». - «Что ты понимаешь?» - стал добиваться пояснений папа. «Нужно было взять камень поменьше», - громко выпалил повеселевший сын.

     Папа развел руками, не найдя слов.