Форум

НЕЗАКОННОРОЖДЕНЫЕ

25.04.13г.

Без компаса, без карты,

Не прямо, а в обход.

Не принцы, а бастарды,

Пошли себе в поход….

Идут по бездорожью,

Пусть по колено грязь.

Забыв про искру Божью

Идут не помолясь.

У них стальные когти.

И зубы их остры.

В решимости и злости,

Горят глаза-костры.

Они в удачу верят.

Удача им нужна.

Своим аршином мерят,

Всё в поисках рожна.

А вы, братья и сестры,

Нашли, что ли своё?
Едины вы, как персты.

Молчите, как жлобьё!

                                                       Предисловие.

      Прототипом зубастой героине романа послужила реальная, большая белая акула. Вот выдержка об этих монстрах морских глубин: «На протяжении нескольких десятилетий, многие работы по ихтиологии, а также Книга рекордов, называли самыми большими, два экземпляра. Акулу длиной 10,9 м, пойманную в южных австралийских водах близ Порт-Фейри в 1870-х годах. И акулу длиной 11,3 м, пойманную в ловушку для сельди у плотины в провинции Нью-Брансуик, Канада в 1930 году. Сообщения о поимке экземпляров длиной 7,5-10 метров были обычным явлением, но указанные выше размеры остались рекордными».

      Именно этот факт и подтолкнул автора, немного приукрасив размеры рыбины, то есть, немного пофантазировав, написать этот роман. Роман со знаменитыми "Челюстями" ничего общего не имеет….

На весах жизни и смерти.

-Наяву ли, иль во сне,                          

                     Увидел меч я над волной.

Как ищет истину в вине,

                     Моряк угрюмый и седой.

Туземцев, что людей едят.

                     И как в сердцах цветёт любовь!

Что жемчуг в роме, это яд!

                     И как рекою льётся кровь!

А пластилиновые чувства,

                     Не могут душу нам согреть!

Они чадят, мерцая тускло!

                     Им ярко не дано гореть!

Как одноглазый монстр – акула,

                     Матросу за увечье мстит!

И как свинцом плюётся дуло,

                     Каким амбре, война смердит!

Как человек, судьбе покорный,

                     Однажды может и восстать!

И про туземский, столб позорный!

                     И как вождя можно избрать!

Тебе, читатель мой, судить!

                     То фентези, или обман?

Умрёт, иль будет вечно жить,

                     Мой фантастический роман?-

                                                               Алексей Пономарёв.

                                                      Часть первая.

      Океан был спокоен. Его воды около самого берега прозрачны, как стекло. Но по мере удаления цвет океана меняется. Неровные прибрежные отмели, как плеши, оттеняют воды

бледно-голубым цветом. За этими отмелями, с нарастанием глубины, океан  становится темнее, зеленовато-голубым, светло-синим. А там где он соединяется с голубым небом, цвет его становится тёмно-синим, почти чёрным. Линия горизонта светится узкой, белёсой полоской. Лёгкое колыхание вод создаёт впечатление, что океан, живое, мифическое существо, и оно дышит. Изредка вода у берега вдруг приподнимается, и стеклянным, тугим валиком наползает на белый песок берега, как будто хочет оттолкнуть его от себя. На небольшой высоте, над водой, одиноко парит олуша. Периодически складывая крылья, она стрелой вонзается в воду. Пробыв какое-то время под водой, она с шумом, разбрасывая сотни алмазных брызг, которые, переливаясь на солнце, блестят всеми цветами радуги, взлетает, держа в клюве серебристую рыбёшку. Береговая полоса белого песка, дикого пляжа, кажется безжизненной, только торчащая из песка, узкая, высохшая буро-зелёная  полоска морской водоросли, шевелится от лёгкого бриза, да маленький краб, периодично приподнимаясь на своих игольчатых ножках, бегает по мокрому песку, помахивая неестественно большой клешнёй. Вот, песчаный холмик вдруг оживает. Издавая сопящие звуки и, раздвинув кожаные крылья лап-ласт, медленно ползёт к воде. К берегам этого большого острова, спокон веков морские черепахи приплывали, чтоб отложить здесь, в этот белый песок яйца, да дельфины приплывали на эти мели, чтоб произвести потомство.  Был час прилива, когда океан, по мере своих сил, пытается захватить в свой плен, как можно больше суши. У самой воды, на большом валуне, сидит человек. Его ноги по щиколотку в стекле воды. Парусиновые штаны, которые были когда-то белыми,  закатаны почти до колен. Длинные, седые волосы, нечёсаными космами падают на покрытые бронзовым, присущим только белому человеку, загаром плечи.  Человек сидит лицом к горизонту, его выцветшие голубовато-зелёные глаза не выражают ничего. Кажется, что он спит, с широко открытыми глазами. Вдруг он вздрогнул, зрачки его глаз сузились, и он стал внимательно всматриваться в ту зелёно-голубую часть океана. Там, вдали, под водой, что-то происходило скрытое от человеческих глаз.

      Крупный дельфин, самка, приплыл к берегам этого острова, чтобы дать жизнь своему малышу. В толще воды, небольшой стайкой, постоянно меняя направление, плавали маленькие, узкие, полосатые рыбёшки. Морские ежи, уже убрались с песчаных отмелей, и спрятались меж камней и кораллов. Черепаха, похожая на птицу, которой на спину прикрепили таз, лениво махая длинными, узкими ластами, уплывала от берега в океан. Утренний, подводный мир был спокоен. Набрав побольше воздуха в лёгкие, самка стала, ныряя, с силой тереться о песчаное дно, чтобы помочь малышу покинуть её чрево. Наконец, после непродолжительных усилий, появился маленький  детёныш. Судорожно дёргая хвостом, он стал медленно идти на дно, когда его мать, поднырнув снизу, стала подталкивать его к поверхности воды, чтобы он мог сделать свой первый вздох. Малыш был почти у поверхности, когда, вдруг огромная тень молнией понеслась к дельфинам. Тугой бурун воды откинул самку на самое дно, и она, ударившись о камни, потеряла сознание. Придя в себя, она, издавая свистящие звуки, стала метаться по воде туда, сюда, ища своего детёныша, но его нигде не было.

      -Ну, вот ты и нашла меня…!- произнёс седой человек, вставая с камня:

      -Но на этот раз всё будет по-другому…! Я с тобой разберусь, и не будет тебе, никакой пощады!-                                                                                                                                 

Словно отвечая этим словам, почти на самом горизонте, из воды показался огромный, чёрный треугольник плавника и, покачиваясь, снова погрузился под воду.

      Хотя остров, вернее один из островов, был довольно-таки большой, жизнь на нём кипела только на северной его части. Аборигенами острова были туземцы, которые жили здесь с незапамятных времён. Они занимались рыбной ловлей, сбором съестных плодов тропического леса и выращивали, какой-то злак, похожий на просо. Цивилизация добралась до этого острова лет пятьдесят, шестьдесят назад. Самыми полюбившимися достижениями цивилизации у туземцев, были виски и табак, европейская одежда у них особого восторга не вызывала. Таверна хромого Джона пользовалась здесь большой популярностью не только у белых людей, которые поселились на этом острове по разным причинам, но и у аборигенов. Деньги, на которые можно купить всё, включая ром, зарабатывались только ловлей жемчуга. Рыбная ловля, постепенно отошла на второй план, хотя и торговля рыбой тоже приносила кое-какие доходы, жемчуг ценился, куда больше. Добыча жемчуга была весьма примитивна. Ловец, редко вдвоём, выходил в море на долблёнке и, взяв в руки увесистый камень, и набрав побольше воздуха, погружался на дно, чтобы наловить в сетку жемчугоносных раковин. После, в лодке, раковины вскрывались ножом, жемчуг извлекался, а мясо моллюска вместе с раковиной выбрасывалось за борт. Именно это мясо и привлекало разнообразных акул, которыми и без того кишели здешние воды. Среди этого разнообразия хищных рыб, самой опасной являлась тигровая акула. Она была довольно крупных размеров, и вела себя весьма агрессивно. Опытный ныряльщик, конечно, мог отразить нападение тигровой акулы острым ножом. Но с кузнечным делом  туземцы знакомы не были, поэтому хороший нож на острове очень ценился. Седой, мускулистый мужчина, как раз и был кузнецом, который мог выковать не только крючки, цепи и наконечники для гарпунов, но и хороший высокопрочный нож, которым, при желании можно было перерубить даже стальную скобу. Кузнеца звали Ол. В Европе и в Новом Свете не любили длинных имён, поэтому его и звали Олом, полное его имя было Олеша. Он был русский. Но так как дом свой кузнец покинул давным-давно, родной язык он почти забыл. Ол, медленно брёл по влажному песку в сторону лодок на половину вытащенных из воды, около которых копошились туземцы. Подготовка к выходу в море шла полным ходом. Тут подносились и валуны, для груза. Поправлялись противовесы на долблёнках. Распутывались, и по новой укладывались верёвки, осматривались вёсла, сетки и гарпуны. Каждый на берегу был занят своим делом. Слышалась своеобразная, гортанная речь аборигенов. Поодаль, стоя на одной ноге, опираясь на палку с рогатиной на верху, пожилой туземец  наблюдал за сборами. Завидев приближающегося Ола он, заулыбавшись, замахал свободной рукой, и на ломаном английском языке пожелал ему доброго утра. В отличие от ловцов, которые были одеты лишь в набедренные повязки, да бусы из ракушек, на нём были европейские штаны, оборванные чуть выше колен. На бусах висели две стреляные латунные гильзы от охотничьего ружья, а на поясе сделанного из кожи морской змеи, висел длинный, широкий нож.

Ол понимал несколько языков, а на некоторых даже мог свободно говорить. Правда, по натуре своей он был угрюм и не разговорчив. Подойдя к одноногому, старый моряк попросил, чтобы тот поостерёг ловцов. Что, мол, он в море видел  большой акулий плавник. И это была не тигровая акула. Одноногий перевёл предупреждения Ол своим соплеменникам. Выслушав старого Пиму, ловцы оживлённо затараторили, показывая острые гарпуны и ножи. Пиму в ответ закивал и, повернувшись к Олу, сказал:

      -Всё будит-о осинь хоросё!-

      Когда флотилия из долблёнок, пеня вёслами воду, отошла то берега, Ол, повернувшись к ним спиной, пошёл в сопровождении одноногого туземца в сторону таверны Джона. Мужское население острова, так, или иначе, было связано с морем. Вдобавок ко всему, туземцы поклонялись акульему Богу, «Макуа» и повадки акул им были хорошо известны. По изменениям поведения морских обитателей, они чётко могли определить приближенье полосатой хищницы. Два года назад, так же были жемчужные торги, и на остров прибыло много покупателей с большой земли. Ол, по просьбе одного знакомого капитана устроил рыбалку двум, не молодым, но ещё не очень старым леди. На своей шлюпке кузнец вышел в море. Рядом с местом их рыбалки, ловил жемчуг Пиму. Лет ему было много, и зренье подвело ныряльщика. Ол заметил, как к долблёнке, рассекая волны, несётся спинной плавник  крупной рыбы. Недолго думая, старый моряк, выхватив свой нож, бросился в воду. Под водой он видел, как полосатой тенью, акула устремилась к ныряльщику, который, не чуя опасности, продолжал собирать раковины. Акула, не делая никаких разворотов, с ходу схватила человека за ногу. Ловец, бросив сетку с моллюсками, отчаянно забил руками и свободной ногой. Вода вокруг него стала красной от крови. Интенсивно гребя сильными руками, Ол приближался к месту нападенья. Акула, зависнув на месте, мотала головой из стороны в сторону, не выпуская ногу жертвы из своей пасти. Тогда моряк, что было сил в его могучей руке, ударил рыбину ножом по жабрам. Хищница, выпустив жертву, и завалившись на бок, оставляя за собой кровавый шлейф, стала кругами подниматься вверх. Ол втащил раненого ловца в свою шлюпку, и стал перетягивать огрызок его ноги верёвкой, чтоб остановить кровь, а жёлтое брюхо издыхающей рыбины качалось на волнах рядом со шлёпкой, судорожно подёргивая плавниками. Леди сидели на своих местах с широко разинутыми ртами, не в состоянии произнести ни слова. После этого случая Ол, на английском языке, и жестикулируя руками, объяснил туземцем, как нужно действовать, при нападении акулы, и после очередной атаки, когда ныряльщик, благодаря его советам вышел из боя победителем, аборигены сильно зауважали старого моряка. Уваженье, уваженьем, но заказы на прочные ножи, кованные Олом, посыпались, как горох.

    Сидя в прохладной таверне за столиком возле окна, Ол потягивал тёплый ром, и поглядывал в сторону океана. Вот зоркий глаз моряка заметил белый всплеск на горизонте, это был парус судна, спешившего к острову. Сегодня был день, начала торгов. Вслед за первым парусом, показался второй, третий, и скоро не менее десятка судов уже спешили к острову. Пиму, которого Ол угостил выпивкой, без умолку болтал, коверкая английские слова. Перехватив взгляд моряка, и увидев приближающую эскадру, потирая ладоши и слюнявя пальцы, улыбаясь во весь рот, он сказал:

      -Жемчуга будим-о прадовати, деньга немного будит-о!- и щёлкнув себя по горлу, добавил:

      -Рома будит-о! Хоросё!-

Ещё парусники, не доходя до берега ста ярдов, вставали на якоря, а к берегу уже устремились первые шлюпки. Махая длинными, тонкими вёслами, эти шлюпки, похожие на большие водомерки, рассекая волны, плыли наперегонки. Минут через десять, двустворчатые двери таверны распахнулись, пропуская первых гостей. Коренастый, среднего роста мужчина, с шотландской бородкой, и трубкой во рту, уверено переступил порог. На мужчине были чёрные брюки, заправленные в начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги. Белая, широкого покроя, рубашка, которая была расстёгнута, почти до пупа,  обнажала широкую, волосатую грудь. На мощной шее капитана, на золотой цепочке висел медальон. На нём была отчеканена, зубастая морда акулы, высунутая из морских волн. Весь, этот великолепный наряд, завершала капитанская фуражка, лихо заломленная на правый бок головы. В полушаге за гостем шла молодая красивая леди.  Спутница, державшая капитана под руку, была в красивом, длинном, белом платье. Белые перчатки доходили ей, аж до локтей. На ногах были в маленькие, розовые туфельки. На голове широкополая, розовая, кружевная шляпа, из-под которой водопадом лились на плечи женщины темно-каштановые кудри волос. Завершал её туалет, розовый, кружевной зонтик, на бамбуковой ручке. Повернувшись к людям за столиком капитан, подняв два пальца правой руки к козырьку, и широко улыбаясь, воскликнул:

      -Привет, Ол! Ещё не всех тунцов ты выловил в здешних водах?-

Не дожидаясь ответа, он повернулся к хозяину таверны и, стерев с лица приветливую улыбку, явно не довольным голосом сказал:

      -А ты, старый лис, поди, все крупные жемчужины давно уже скупил у этих обезьян, за бесценок?-

Услышав последние слова капитана, Пиму, зло сверкнув глазами, схватился за свой нож.

      -Мой, сичас выпустить кишка, этот жирный кошелёк с деньгом!-

Ол перехватил руку туземца, не дав тому выхватить ножа.

      -Не стоит, Пиму! Что возьмёшь с проклятого янки? Все они такие и всех, их ножами не перережешь! К тому же, если ты начнёшь войну, у этих белых волков, найдутся и ружья, и пистолеты, и даже пушки, и нам этой войны не выиграть…!-

      -Твой, Ола, не я! Хотья, твоя не похожа на этот белий свинья, всё жа, этот война не твой…!-

Пиму одним глотком осушил свой стакан и, отвернувшись, уставился в окно. В таверну заходили всё новые и новые капитаны, приветствуя Ола, они проходили к стойке за стаканчиком виски, или рома. Таверна наполнилась шумом голосов, звоном монет, и звяканьем стаканов. По всему помещенью плавал плотными перьями крепкий, табачный дым. Последним, распахнув створки дверей, вошёл высокий, восточного типа, молодой мужчина. Для капитана он был молод, хотя и для помощника тоже не стар. Его наряд, широкие шаровары, заправленные в красные с загнутыми мысами сапоги, на поясе были туго замотаны красным шарфом, из-под которого торчал кривой, турецкий нож. Поверх белой рубахи был надет чёрный жилет, а на голове красовался ведрообразный, бордового цвета, тюрбан с кисточкой. Смуглое лицо, обрамляла бородка и тонкие усы. Всё это говорило, что вошедший был турок.

      -Я вас приветствую, джентльмены…!- произнёс он на английском, почти без акцента языке.

      -А вот вас, русских, мы резали, и будем резать, как свиней! Ты меня понял? Урус…?- уже на русском сказал он, обращаясь к Олу. Это был явный вызов. В таверне воцарилась гробовая тишина, в которой можно было услышать жужжанье мухи по стеклу.

      -Ну, что ж, я могу тебе предоставить такую возможность!- невозмутимо произнёс старый моряк, вставая из-за стола. Все посетители таверны, и даже сам хозяин, вышли на берег. Образовался большой круг из моряков, в центре которого стояли друг, против друга, русский и турок, который уже вытащил свой нож и держал его двумя пальцами, три, остальные, были оттопырены в сторону веером, рука турка явно подрагивала.

      -Вынимай свой нож, урус! Что стоишь? Или струсил?- брызгая слюной, визжал турок.

      -Драться с тобой на ножах, много чести! Я не хочу пачкать свой нож об такое дерьмо, как ты!- с призрением сказал кузнец.

      -Что ж, урус, я не стану корчить из себя благородного, как ты, и зарежу тебя, безоружного, как свинью!-

Нагнув голову, с криком:

       -Аллах, Акбар!- турок сделал быстрый выпад в сторону Ола. Но тот перехватил левой рукой, руку противника, сжимающую нож, а кулаком правой, без замаха, ударил в солнечное сплетенье. Удар был такой страшной силы, что турок, переломившись пополам, отлетел к ногам людей, стоявших на противоположной стороне круга.

      -Вставай! Вставай! Ну, что же ты, Бахор?- загудел круг, но Бахор лежал, держась обеими руками за живот, ловя открытым ртом воздух, по его щекам текли слёзы.

      -Э-е-е! Какой ты аскер? Ты и в самом деле, дерьмо…!-

Круг распался на маленькие группки. Так как все моряки были мастерами ножевого боя, эти группки оживлённо обсуждали поединок, явно восхищаясь силой и ловкостью старого Ола.

      -Ола! Ола! Смотреть туда!- закричал Пиму, показывая рукой в сторону океана. Там, вдали, поднимая горы брызг, по направлению к берегу, быстро работая вёслами, плыла флотилия долблёнок, со скоростью, слишком большой, особенно для возвращения.

      -Да, что-то случилось!- с тревогой в голосе, заговорили все на берегу, направляясь ближе к воде. Долблёнки, одна за другой врезались в береговой песок. Из лодок, что-то крича на своём языке, выскакивали туземцы. Их лица, перекошенные от ужаса, были серого цвета. Два, последних несли, что-то в руках. Подойдя поближе, все разглядели, что это было мёртвое тело одного из ловцов, вернее всё, что от него осталось. Толпа в глубоком молчании обступила окровавленные останки, лежащие на песке. Голова, с широко открытыми глазами, в которых застыл смертельный ужас, и перекошенным от боли ртом, была, как-то неестественно запрокинута. Руки, поскольку тело чуть ниже грудных мышц отсутствовало, казались очень длинными. Края раны были похожи на бахрому, сделанную большим, широченным и очень острым ножом. Туземцы обступив одноногого Пиму, что-то рассказывали ему, показывая в сторону океана. Один ловец, сделав на песке полосу, отсчитав от неё семнадцать шагов, провёл вторую. Одноногий подковылял к Олу и стал ему переводить всё, о чём ему рассказали соплеменники.

      -Они, в один голоса говорята, чето это была Макуа…! Это она наказал их…! Хетт сама видел, эта акула – Бог! Она был от, здесь…!- Пиму показал на одну черту:

      -До, здесь…!- закончил он, показывая другую черту. Капитаны, увидев габариты акулы, стали  поочерёдно утверждать, что таких акул просто не бывает. Да и по описанию, это была большая белая акула, но здешние воды слишком тёплые для неё. Да и морских слонов, которые служат этим акулам основной пищей, здесь нет.

      -Джентльмены, я считаю, что большой опасности нет…!- начал капитан, чья шхуна первой подошла к острову:

      -По всем приметам, это большая белая акула, и судя по следам её зубов, это экземпляр, весьма внушительных размеров…!-

До того, как стать торговцем, он долго промышлял добычей китового уса и жира, и очень много знал про обитателей океанов, в том числе и про акул.

      -Однажды, когда мои молодцы забили очередного полосатика, на запах его крови приплыла большущая рыбина, и стала выгрызать из туши нашего кита, огромные куски. В акуле было не менее одиннадцати ярдов. Когда кит был поднят на борт, я сам, лично рассмотрел её укусы. Следы от зубов, оставленных той акулой, были аналогичны этим. Хотя не скрою, они были значительно меньше. Я считаю, что этот монстр, заплыл сюда чисто случайно, и поэтому из-за отсутствия пищи он, не сегодня-завтра уберётся восвояси…!-

      -Пиму, скажи своим друзьям, чтобы они пару дней не выходили в море!- сказал  хозяин таверны, одноногому. Моряки, тихо переговариваясь, стали возвращаться в таверну. Увиденное, в душе каждого оставило неприятный осадок. Но ром и виски уверенно делали своё дело, и по этому, постепенно в таверне стало опять шумно. 

      -А, как Ол, турку-то смазал…?-

      -Да, рука у него тяжёлая…!-

      -А у меня рука тоже не из ваты…!-

      -И моя рука, не из пеньки! Ну-ка садись-ка за стол! Мы сейчас посмотрим, из чего сделаны твои руки…!-

Почти все капитаны начинали свою службу на море, чуть ли не с юнг. А плаванье на парусных судах было очень тяжелым ремеслом. Постоянное перетягивание канатов и лазание по верёвочным лестницам, делали руки моряков мозолистыми, и сильными. Вот два обнажённых по пояс моряка сели за стол друг против друга, и под одобрительные крики остальных, взявшись крепко за руки, стали неистово бороться. Каждый пытался завалить руку противника. Когда проигравший, покидал стол, на его место тут же садился новый противник. Так в течение часа за столом побывали все здесь присутствующие, пока за ним не остался сидеть самый сильный. Этим, самым сильным, оказался ирландский капитан, Стив.

      -Ол, а ты, что…? Разве не хочешь попытать счастье?- смеясь, предложил ирландец, русскому побороться.

      -Как-нибудь в другой раз!- отмахнулся Ол.

      -Я не хочу сказать, что ты трус! Но что могут подумать остальные?- не унимался Стив.

      -Ну, хорошо! Сдаюсь…!-

Подняв вверх руки, сказал русский, подходя к столу и садясь напротив ирландца. Чтоб не пропустить ни малейших подробностей поединка, присутствующие плотно обступили стол. Противники, глядя в глаза, друг другу, крепко взялись за руки, и на счёт «три» начали борьбу. Лицо ирландца стало багровым от напряжения. Лицо русского не выражало  абсолютно ничего. Со стороны даже могло показаться, что Ол просто о чём-то задумался, держась за руку Стива.

      -Послушай Ол…! Кончай ломать комедию!- подойдя к столу, сказал старому моряку капитан, с акульим медальоном на шее:

      -У меня к тебе есть одно, очень важное дело…!-

Эти слова, словно разбудили дремавшего моряка, мышцы его предплечья напряглись, раздался сухой хруст и, разрывая мышцы, острая, окровавленная кость вылезла из предплечья ирландца. Вся таверна ахнула. А Стив упав, с дикими воплями, катался по полу, прижимая сломанную руку к груди.

      -Видишь ли, Ол, я прибыл на остров не только для того, чтобы купить жемчуг!- начал кэп, выходя из таверны вместе с русским, и направляясь в сторону океана. Подозрительно посмотрев по сторонам, и убедившись, что их никто не подслушивает, он продолжил:

      -Ты же видел ту, очаровательную леди, которая была со мной? Это крошка Лу. Её полное имя Луиза, она француженка. Лу, длительное время занималась йогой, и может запросто не дышать, минут семь, восемь…!-

      -Что-то я не пойму, куда ты клонишь?- Ол вопросительно посмотрел на капитана.

      -Всё очень просто…!- улыбаясь, продолжал тот:

      -В прибрежных водах острова, на большой глубине, растёт чёрный коралл-гагат! а чёрный коралл на мировом рынке сейчас, на вес золота! Местные обезьяны не смогут опуститься на такую глубину…! А Луиза, с грузами из свинца на поясе, и в тапочках с перепонками, сможет это сделать!-

      -А как же монстр…? Эта акула проглотит её хрупкое тело целиком…!- начал было Ол, но капитан перебил его.

      -Дорогой друг! Именно поэтому, я хочу предложить тебе работу! Она будет заключаться в том, чтобы ты, как можно скорее обучил Лу! И довёл до автоматизма её приёмы защиты от морских хищников, ножом! А монстр, через пару дней, максимум, через неделю, уберётся из этих мест…!-

      -Никуда эта акула не уберётся! И ей плевать на тёплую воду! А отсутствие морских слонов…! То есть, пищу ей спокойно заменят ловцы жемчуга, да глупые француженки, умеющие долго не дышать, и не умеющие думать…!- с жаром выпалил Ол, глядя на красивую фигурку Луизы, которая, стоя у самой воды, изредка нагибалась, чтобы поднять и бросить в воду камешек. 

      -Почему этот монстр здесь, известно только мне! И что он отсюда не уплывёт, я заявляю с полной уверенностью!-

      -Э-э-э! Ол! Не знал я, что ты, как и эти пигмеи, веришь в акульего Бога! Никакого Бога Макуа нет…! Кроме Всевышнего, конечно! Ведь ты крещёный? Вон у тебя православный крестик на шее…!-

      -Причём тут Боги…! Пиму мне на ухо сказал, что из морды акулы, что-то торчит! Это, что-то, обломок самурайского меча…! И этот обломок ей в глаз всадил, когда-то давно, именно я! Акула нашла меня, чтобы свести со мной счёты, поэтому смерти людей от зубов этого монстра, будут на моей совести!-

      -Ол, успокойся…! Обучение Лу займёт какое-то время, а я за это время, что-нибудь придумаю! Да, у меня есть один знакомый, чокнутый китобой! Он просто помешан на тварях огромных размеров, и будет только рад, по моей наводке, ухлопать эту рыбину! А, что касается ловцов, так их предупредили, не соваться в воду…!-

      Остаток дня прошёл пресно. Аборигены, были заняты приготовлениями к похоронам, им было сегодня не до торгов, поэтому покупатели, в изрядном подпитии, стали возвращаться на свои суда. Опустевшую таверну, хозяин закрыл, и Олу ничего не оставалось делать, как отправиться домой, в сопровождении Лу. Дверь дома, если можно было так назвать эту халупу, покачивал ветерок.

      -Милости просим, в наши хоромы! Вы, сударыня будете спать здесь!- хозяин показал на  нечто, похожие на кровать:

      -А я, буду спать на улице, в гамаке!-

      -Ол! А, сколько вам лет?-

Женщина смотрела на моряка пристальным взглядом, по которому было видно, что её интересовал не только возрастной вопрос, но и всё остальное, что касается этой личности.

      -Сколько лет? Не знаю…! Я только помню, что родился весной! Если первый месяц весны на севере можно считать весенним! А вообще, я бы хотел прекратить этот разговор обо мне, и ознакомить Вас, сударыня, с рядом правил, от безукоризненного выполнения которых будет зависеть наше дальнейшее с Вами сотрудничество!-

Ол, жестом пригласил даму сесть и, широко расставив ноги, встав напротив её, стал, загибая пальцы, перечислять те самые условия.

      -Во-первых! Семи минутное затаиваниье дыхания, это очень хорошо, но для погружения в здешние, опасные воды этого мало! Судя по вашей миниатюрной, пусть даже и красивой фигуре, силёнок в ваших руках маловато, и оказать должный отпор хищнику под водой Вы не сможете!-

      -Да! Но я…!-

      -Я бы попросил не перебивать меня, когда я ставлю условия! Это тоже одно из правил!-

Грубо перебив свою ученицу, которая, вздрогнув, как-то вся съёжилась от испуга. Ол войдя в хижину, тут же вышел, неся в руке большой нож.

      -Вот, держите и идите сюда!-

Подойдя к толстой пальме, он, вытянутой вперёд ладонью, показал, куда надо воткнуть его. Молодая женщина, без особых колебаний, взяв тот нож и размахнувшись, воткнула его почти на четверть в ствол.

      -Ого! Не плохо, не плохо…!- видно не ожидая та

Прикрепленные файлы:

ПРИЗРАК  РУСИ

28.02.13г.

Ржавеют кованы кресты,

И не блистает позолота.

Величавый храм  пустой….

Над погостом простым,

Что похож на болото,

Десница чёрная ветлой….

На ветле зрачком сверкая,

Зловещий ворон седокрыл,

В ночную высь хрипло карая….

Росу-слезу с ветвей стрясая,

Клюв о ствол ветлы точил,

Кочевником с чужого края….

И эхом вторил храм ему.

Не совладал он с атеизмом.

Поникший  витязем в плену….

Он в тумане, как в дыму…,

Увидел призрак коммунизма,

Что церкви объявил войну!

И пала князя голова….

Вещатель вечевой молчит.

В полынь рассыпалась молва,

И серебром блестят едва.

О землю колокол разбит.

Грубы антихристов слова.

Ведь краснозвёздные драконы,

Нещадно руша старый Мир,

Твердят, что воля гегемона,

Покрепче Божьего закона.

И на костях устроив пир,

Убили храмов перезвоны.

БЕЛОЙ ГВАРДИИ

25.03.13г.

Почему Вы, ваши благородия,

Русские покинули края?

Бросили дома свои, угодья,

Убежав далёко, за моря!

Испугались гнева пролетария?

Или приустали крови лить?

А была же  крепкой, бела армия.

Только «хама» не смогла побить.

Вам приютом Турция с Китаем.

Не для многих домом стал Париж.

Кием мы теперь шары гоняем.

Уронив армейский свой престиж.

Пристрелив любимых Янычаров,

Сели вы в Крыму на пароход.

Он увёз вас в край зурны с дутаром,

Красно-флажный месяца восход.

И имён российских не осталось

От Петра остался только Пьер.

Канули Иваны, эка жалость.

Жив Наган, системы револьвер….

Атрибут рулетки эмигрантской.

В барабане лишь один патрон.

В памяти о службе залихватской.

У виска осечку выдал он….

А рука крепка. Совсем без дрожи.

Улыбнулся дерзкий фаталист.

И «Наган» обратно в стол положил

Поживём, ещё…!- сказал «артист». 

ДВОРОВЫЙ ДРУГ

15.03.13г.

Барак дощатый. Двор большой. 
С небес снежок идёт…. 
А под крыльцом с большой душой, 
Дворовый пёс живёт. 

«Султан». Каштановый окрас. 
Нос розовый, смешной. 
Свет голубых собачьих глаз, 
Дворняги той простой. 

Для пацанов он нянькой был. 
Футбол, рыбалка и костёр. 
Повсюду с ними пёс бродил. 
Как рыжик всякий, был хитёр. 

Нет, он не хитрый, умный был. 
В свою забравшись конуру, 
Погрызть он косточки любил. 
На двор весь лаял, поутру. 

И как-то тёплою весной, 
В лес пацаны гурьбой идут. 
Пророс строчок, грибок лесной. 
«Султан», за ними тут, как тут. 

Ещё в тумане дремлет лес. 
С весёлой сворой пацанов, 
Уже «Султан», «дворовый бес», 
Гоняет в поиске строчков. 

Вдруг на мальца, годов семи, 
Ветвистые нагнув рога, 
Лосяра, чёрт его возьми, 
Идёт. Идёт, как на врага…. 

И свой презрев животный страх. 
«Султан», дворовый пёс, 
Залаяв с пеной на клыках, 
В курьёз разрядку внёс. 

Лось развернулся, неспроста. 
Рога массивные остры. 
Смял пса от носа до хвоста, 
Прижав его к стволу сосны. 

Когда сохатый убежал, 
На зов лосихи в лес. 
«Султан» тогда, ещё дышал, 
Дворовый, «рыжий бес». 

Но вот вздохнув в последний раз, 
Пёс замер, будто бы уснул…. 
Потух вдруг свет собачьих глаз. 
Обмяк желвак собачьих скул. 

Пса хоронили всем двором. 
Никто не прятал слёз. 
Память о друге дворовом, 
Я сквозь года пронёс…. 

НИ ХЛЕБОМ ЕДИНЫМ

26.03.14г.

В разбитой душе пусто.

Душно в ночи. Не спится.

Лето, но замёрзли чувства.

Иней блестит на ресницах.

Рифмы замёрзли тоже.

Льдинка скрипит под пером.

Лик не живой стал строже.

Губы синие шепчут Псалом.

Вера. Жива она в сердце.

Разум не верит в Бога.

След от военного берца,

Пыльная помнит дорога.

Помнит закатное небо,

Влагу ливней-дождей холодных.

И стих, как краюха хлеба,

Накормит морально-голодных.

Пули, войны злой дети,

Шьют трассами мирное небо.

Хочется, чтоб на свете,

Было больше стихов и, хлеба.

Чтобы в лазурной выси,

Только птичьи звучали трели.

И мирными были мысли.

А мечи на стенах висели.

ЕРМАК

22.11.13г.

Скользят лихие струги,

По Яику-реке.

Колчаны, луки-дуги,

Дымится трут в руке.

Свинцовыми зрачками,

Пищали смотрят вдаль.

Идёт в Сибирь с братами,

Лихой, казачий царь.

Усталости не знают,

На вёслах казаки.

Кучумцы провожают,

Их струги вдоль реки.

Но залпы пушек с борта,

Остудят пыл атак.

Не в Бога и не в Чёрта

Не верует Ермак.

Вернее только в Чёрта.

Есть под кольчугой крест.

Об меч рука опёрта,

Лежит Сибирь окрест.

Потомок Тэмуджина,

Седой Кучум суров.

Сибирь росам, чужбина,

Как пришлым с за бугров.

Положено начало….

И пусть погиб Ермак.

Сибири не пристало,

Сдаваться просто так….

Да только снова струги,

По Яику скользят.

Пришли царёвы слуги.

Восход пал под Закат.

ОСАДА

15.01.13г.

Мазок, мазок, ещё мазок.

И вот уже заря.

В пурпур окрасила восток,

А он цвет короля.

И в первых солнечных лучах,

Блестит булат мечей.

Цикад умолк стрёкот в садах,

Не слышен соловей.

Храп лошадей и звон брони.

Шуршание кольчуг.

Тепло руки стрела хранит.

Гербы на спинах слуг.

Мятежный замок взят в кольцо.

Его дозоры бдят.

Враги стоят к лицу лицо.

Не скор осады яд.

Подкоп ведёт ночной сапёр,

Под замковой стеной.

Сам Тюдор жесток, хитёр.

И он пришёл с бедой.

Мятеж в крови утоплен был.

Владыкою судьбы.

Угас баронов буйный пыл,

Упрятанный в гробы.

  "НА ВЕСАХ ЖИЗНИ И СМЕРТИ-2"  
  -Но не надо так радоваться моим похвалам! Не плохо, это только для Вас, и, причём на суши, а в воде, которая даёт большое сопротивление, этот удар никуда не годиться! Вы обязаны проткнуть дерево насквозь, или хотя бы наполовину!-

      -Проткнуть насквозь! Но это же не возможно! Как?- Лу с непониманием смотрела на своего учителя.

      -Как? Как? А вот как!-

Ол, взяв нож, молниеносно махнул им поперёк пальмы. Широкие листья дерева, дёрнувшись с начало влево, потом стали плавно падать вправо. Пенёк, оставшийся стоять на уровне груди, был, как будто срезан бритвой, и только не прорезанная противоположная часть его, миллиметров пять, торчала высокой щепой. Луиза стояла, как будто в неё попала молния, не в состоянии, что-либо сказать.

      -Во-вторых!- невозмутимо продолжал учитель, загибая очередной палец:

      -Чтоб удар был резким, надо при махе рукой сделать резкий выдох! Это просто, когда ты…! Пардон! Вы на суше! Но под водой это почти не возможно…!-

Пристально посмотрев даме в глаза, потом, взглянув в безоблачное небо, он продолжил:

      -В-третьих…! Ночью шторм будет! С одной стороны, это хорошо, а с другой стороны…? Да! Так вот! В-третьих…! А в-третьих! Морская вода солёная, и смотреть в такой воде просто глазами, ничего хорошего не сулит! Поэтому мне надо кое-что предпринять!-

      -О-о-о-л!- заикаясь, почти, что шёпотом проговорила Лу:

      -А можно нам перейти на «ты»? Ну, чтоб легче было общаться, а?-

      -На «ты»…? Я не возражаю! Так вот! В-четвёртых! Моя шлюпка длинной будет ярдов семь, восемь и для акулы таких размеров, как эта, потопить её особого труда не составит! Поэтому мне и здесь нужно будет принять тоже кое-какие меры!-

Ол шумно выдохнул, и с видом человека выполнившего свой гражданский долг, лукаво улыбнувшись, взглянул на француженку. Глаза его были похожи на щёлочки китайца, сквозь которые он наблюдал за Лу, отмечая все изменения в её лице, в движениях и в голосе. Речь, которую он ей закатил, должна была произвести на женщину определённые действия, и вот теперь он с надеждой ожидал бурной реакции. Достав из кармана парусиновых штанов золотые часы, и взглянув на них, покачал головой:

      -Уже шесть! Время обеда…! Сейчас сюда придёт дочь Пиму, и принесёт фрукты и лепёшки, а вот рыбу Вам, то есть тебе, сударыня придётся приготовить самой!-

      -Если я тебя правильно поняла «сенсей», готовить еду, это тоже одно из твоих условий?- Луиза изобразила ироничную улыбку.

      -«Сенсей», это довольно банально! Я скорей для тебя «гуру»! Духовный наставник, так сказать, потому, что я буду воспитывать в тебе больше душевную, нежели физическую силу! Иногда люди, обладающие большой силой духа, могут сделать такое, что порой не под силу редкому силачу! Вот, что такое сильный дух? Сильный дух, это умение подчинить своё тело, своему разуму! Я не хочу тебя обидеть, но женские натуры не могут обладать сильным духом! Женская сила заключена не в душевной и физической мощи, а, наоборот, в её отсутствии! Так, что милая дамочка, давай, откажемся от этой, опасной и пустой затеи…!-

Услышав такие слова, молодая женщина вся напряглась словно пружина. На её щеках проступил сильный румянец, а в карих глазах заплясали дьявольские огоньки. Вскочив на ноги, она заговорила, нет, скорее закричала прямо в лицо старому моряку:

      -Ты, что там себе возомнил старый, морской дьявол? Ты, наверное, думаешь, что если на мне надета юбка, то я кроме, как о любви и думать не о чём не могу? Ты не смотри, что фигура моя хрупка и руки мои не имеют больших мускулов! Дух мой, поверь мне на слово, так же крепок, как твой, а может даже и крепче…! Мне абсолютно наплевать, кем ты себя считаешь, «сенсеем», или «гуру»! Мне нужно, чтобы ты, старый краб, научил меня всему тому, что ты сам умеешь, или хотя бы наполовину! Я имею большое желание погрузиться на большую глубину, вовсе не из-за денег! И уж конечно не для хапуги Йорка! Так что, если ты согласен меня обучать или наставлять, то говори с чего надо начать?-

Старый морской краб стоял и смотрел на молодую леди, как заворожённый. Её словесная удаль молодого, занозистого моряка, словно углями прожгла его дублёную, просоленную душу. Вся сущность Лу, как отмычка, не смотря на ржавчину, поразившую крепкий замок, который наглухо прикрыл его большое и доброе сердце, проникнув в его скважину, пусть со скрежетом, но провернулась, задев при этом какие-то давно забытые, заржавевшие пластины, и замок, дрогнув, слегка приоткрылся.

      -Эй, морячок! Что-то твои якоря тебя перестают держать…!- подумал про себя Ол:

      -Конечно девчонка с норовом, и тебе это явно нравится. Но ты уже слишком стар. Ты даже не помнишь, сколько тебе лет, и на голове твоей не осталось не одного не полинявшего волоска. Ха! Старый фрегат…. Получил пробоину ниже ватерлинии. Если не задраишь её, нахлебаешься солёной водицы до рвоты. Конечно, силы в тебе хоть отбавляй, но с женщинами тебе никогда не везло, и ты давно махнул на них рукой.-

Сев на порог своей хибары и сведя брови на переносице, он сказал своей ученице:

      -Обучение твоё мы начнём завтра! А сегодня я бы хотел немного отдохнуть! Такие откровенные разговоры пробудили во мне зверский аппетит, а Хека, дочка Пиму, что-то не несёт еду!-

Едва он закончил свою фразу, как из-за дома появилась стройная, шоколадная фигурка, в миниатюрной юбке из копры кокосового ореха. На голове девушка несла большое, глиняное блюдо с фруктами и рыбой. Поставив блюдо к ногам Ола, она повернулась к Лу. Черты лица юной туземки были, можно сказать, красивые. Правильный овал лица        украшали большие, карие глаза. Маленький нос слегка расплющен. Большие, пухлые, немного красноватые губы и густые сросшиеся на переносице брови, вскинутые вверх, как крылья чайки. Волосы в мелкую кудряшку, напоминавшие одуванчик, только чёрного цвета были прижаты на лбу пояском из пеньковой верёвки, под которую было вдето разноцветное перо, какой-то диковинной птицы. Посередине этого пера красовалась большая, матовая жемчужина. Бусы из мелких, витых ракушек свисая с лебяжьей,  темно-коричневой шеи, лежали на двух пирамидках упругих грудей, которые нагловато торчали в разные стороны. Довершали эту красоту, широкие браслеты на запястьях и щиколотках, сделанные из шипастой кожи лимонной акулы. Хека в упор, глядя в глаза белой женщине, поднеся указательный палец к губам, зашипела, как проколотая шина. А потом, сначала ткнув себя пальцем в ложбинку меж грудей, ткнула им в живот ничего не понимающую Лу, ногтём большого пальца провела себе по горлу.  

      -Ну-ну! Хека! Это друг…! Она мой гость! Она не хочет сделать мне ничего плохого! Ты, если тебе не трудно, приготовь-ка нам рыбу, а то мы с гостьей чертовски проголодались!-

Ол говорил быстро, жестикулируя при этом руками и, как-то глупо улыбался. Хека, повернувшись к моряку, улыбнулась, энергично закивав, но, взглянув в сторону гостьи и сделав суровое лицо, отрицательно мотнула головой.

        *                                          *                                                                                          *

      На парусниках, матросы лениво производили приборку, драили палубы, поправляли такелажные снасти, лазая по вантам, крепили собранные паруса. Самый ловкий из них, а такой моряк был непременно на каждом судне, ловил к ужину тунца.

      -Капитан! Капитан! Шторм надвигается! Горизонт чёрен, как чернила спрута…!- предупреждающе прокричал Педро, снимая очередного тунца с крючка.

Йорк, посмотрев в сторону чернеющего горизонта, нахмурился. Надо сниматься с якоря и на кливерах, и на стакселях, идти в открытый океан. Там, в открытом океане, шхуна будет в меньшей опасности, нежели вблизи рифовых мелей.

      -Поднять якорь! Ставить стаксель на грот-мачте! Бушприт круче к ветру! Малый вперёд…!-

       Все парусники, как по одной команде, тихо двинулись прочь от острова. В полной тишине отчётливо слышались плески разрезаемой форштевнем, мелкой волны, которая со слабым журчаньем струилась по борту. Вдруг, от резкого порыва ветра, сухим треском щёлкнул парус, и хотя площадь его была не велика, корабль, всё же, резко накренило.

      -Держать круче к ветру…! Идёт большой вал…!-

      А первый вал, похожий на надутую губу сказочного великана, которая, дуя усиливающимся ветром, пыталась сдуть шхуну, как какой-то мусор с гладкой своей поверхности, грозно катил навстречу судну. Этот вал, с усилием, но плавно корабль прошёл. За первым валом шёл второй, побольше. За ним третий, ещё больше, и скоро вся вода вокруг, сколько хватает взора, заплясала сплошными, крутыми волнами, словно вторя бешеной мелодии сильного ветра.

      Турецкий капитан сидел в своей каюте. От полученного удара грудь его болела. Начавшаяся качка усилила эту боль, и поэтому, наверное, тошнота подкатила к горлу. Бахор поспешно выйдя из каюты, бросился к борту и, ухватившись за леер, наклонился. Рулевой, старый матрос, ни разу не видел своего капитана в таком плачевном состоянии. Именно поэтому он на мгновение выпустил штурвал из рук. Этого мгновения хватило шторму, чтобы одной волной слегка развернуть судно, а другой, перекатывая его, почти целиком скрыть под водой. Когда волна схлынула, у леера никого не было.

      -Человек за бортом! Капитана смыло! Тревога! Тревога!- истошно заорал рулевой. Выскочившие матросы пристально вглядывались в кипящую воду. Молния, раздвоенным, ломаным языком гигантского змея, озарила океан. В этом световом всплеске было хорошо видно, как капитанская рубаха, белым пятном удаляется от корабля. За борт полетел спасательный круг, а прыгнуть в волны, на выручку никто из команды не решился, да и рулевой всех убеждал, что видел, как к Бахору под небольшим парусом, шла туземская долблёнка.

      Шторм бушевал почти всю ночь. Под утро ветер стих, и пляшущие водяные валы потихоньку стали успокаиваться. Девять шхун, напоминающих подраненных уток, с разных сторон подходили к острову. Матросы на них не лазили по верёвочным лестницам вверх, вниз, демонстрируя свою удаль, а мокрые и усталые, напоминающие облезлых кур, стояли  вдоль бортов, безрадостно взирали на берег. С гулким плеском падали якоря. Не смотря ни на что, жизнь продолжалась. Шлюпка, спущенная с турецкого судна, набитая матросами, тугими рывками спешила к берегу.

      -Гляди! Гляди! Турки на торги боятся опоздать!- слышалось с разных сторон. Последний взмах вёсел, и шлюпка врезалась в песок, гребцы проворно повыскакивали из неё и почти бегом, разбрелись вдоль береговой лини, они явно чего-то, или кого-то искали.

      А берег был похож на усталого воина, который всю ночь воевал, а под утро, изможденный, прилёг к воде, закрыв свою зелёную голову белой рукой дикого пляжа, густо покрытого, как волосами, морскими водорослями, нанесёнными крутыми волнами.

      -Капитан! Туркам шторм явно перетряхнул мозги в головах! Они, как ошалелые, носятся по берегу и ищут, наверное, жемчужные раковины, решив, что их вынесло волнами!- войдя в капитанскую каюту и смеясь, доложил капитану, помощник.

      -Да нет, хотя я и сам не очень-то их люблю, как и ты, но для смеха причин тут нет! У них, что-то случилось серьёзное! Поэтому прикажи-ка быстренько спустить шляпку на воду! Я иду на берег!- распорядился кэп. Опять по воде заскользили длинноногие водомерки, направляясь к острову, и опять у таверны быстро выросла галдящая толпа. Серая постройка таверны мужественно пережила этот шторм, а вот крыша её напоминала головной убор джентльмена, который приподнял его для дружеского приветствия давнего приятеля. Хромой Джон, у входа сдерживая толпу, кричал, что его заведение закрыто на ремонт, на неопределённое время. Его замысел был прост. Угнетаемые жаждой и желанием поболтать о пережитом шторме, моряки непременно починят ему повреждённую крышу.

      -Если ты, Джон не будешь стоять, как пень, а дашь нам топоры, молотки и гвозди, то твоё заведение будет открыто через четверть часа!- послышались крики со всех сторон. Через минуту розданный инструмент гулко выбивал на крыше барабанные мелодии. Только турки были в полном не участии в этом аврале. Они, обступив бармена, что-то пытались ему объяснить.

      -Надо бы сходить за Олом, без него, мне не понять, что лопочут эти басурмане! А судя по их лицам, у них стряслась какая-то беда!-

Джон жестами объяснил туркам, чтобы они успокоились и ждали его здесь, а сам захромал в сторону дома русского. Подойдя к хижине, он встал, не решаясь войти в дом. Срубленная пальма и поколотые кокосы насторожили старого лиса.

      -Вроде бы вчера Ол не был сильно пьян…! А судя по этим признакам, старый моряк тут буйствовал!- подумал Джон.  На цыпочках он подкрался к приоткрытой двери и прислушался, за дверью было тихо, как в могиле.

      -Тебе, что-то надо, Джон…?- раздался голос Ола, за спиной. Услышав сердитый окрик, бармен, вздрогнув, резко обернулся. К нему, крутя пальцами большой нож, шёл из джунглей хозяин хижины, а за ним плелась вчерашняя модная дамочка. Только от её лоска не осталось и следа. Лицо её было красным и потным. Намокшие кудри  распрямились, прилипнув к шее и плечам. Старая, выцветшая тельняшка тоже была мокра, и на парусиновых штанах, подвязанных верёвкой, в районе пояса тоже были видны  мокрые разводы. Каждый шаг её босых ног, которые были перепачканы грязью  вперемешку с кровью, вызывал у неё на лице, гримасу боли.

      -Закрой рот Джон…! Лёгкая пробежка до пресного озера и обратно весьма полезна для молодых особ…!-

      -Ол, ты рехнулся? До озера две мили по зарослям джунглей! Да и к южной стороне острова часто приплывают дикие туземцы с соседнего острова! А они жрут человечину…!-

      -Именно поэтому я и спровадил Луизу туда! Она была вооружена до зубов моим любимым ножом! Поверь мне на слово! Эта дама сможет постоять за себя! И потом мне за эти истязания хорошо платят! А за деньги я могу сделать…!- Ол на секунду задумался:

      -За деньги, я могу сделать почти, что всё!-

      -Эти дела меня, лично не касаются! Я к тебе пришёл по другому делу! Ол там, у турок, что-то случилось! А их тарабарщину, кроме тебя, разобрать никто не может! Если тебе не трудно, и ты не слишком занят, не мог бы ты нам помочь, а?-

      -Тебе крупно повезло! Я сейчас абсолютно свободен, по крайней мере, до обеда! Ну, чего мы стоим? Пошли скорей к твоим туркам…!-

Луиза, молча слушавшая этот разговор, тоже двинулась за ними, но Ол жестом, остановил её.

      -В хижине нет ни капли воды, и нет ничего из съестного! Вон в углу, лежит рогатка с леской, крючками и грузилом! В той стороне…!- он показал, в какой.

      -У высокой скалы, можно на протухшее мясо моллюска поймать угря! Его мясо очень нежное, вкусное и полезное для твоего физического развития!-

Проводив взглядом мужчин, девушка взяла снасть. Не обращая внимания на боль в ступнях, похромала на рыбалку. Скала, про которую говорил «гуру» была прекрасна. Она, почти отвесно возвышалась над водой ярдов на пятьдесят вверх, имея пологий склон в сторону острова. Основание скалы утопало в зелени, а её вершина была абсолютно голой. С правой стороны к скале подходил широкой полосой, ровный песчаный берег дикого пляжа. Лу набрала на песке мясо моллюсков, которые в изобилии лежали здесь, испуская противный запах тухлятины. Брезгливо морщась, она насадила мясо на крючки, раскрутив снасть, закинула её в море. Воткнув рогатинку в песок, привалила её большим канем, для пущей надёжности. Потом, сняв с себя тельняшку и зайдя по колено в воду, девушка добросовестно прополоскала её. Расцарапанные стопы, морская, солёная вода жгла огнём. Отжав тельняшку, она повесила её на ветку кустарника. После, сняв с себя штаны, она повторила с ними ту же процедуру. Когда с одеждой было покончено, Луиза с разбега бросилась в море. Прохладная вода, снимая усталость, бодрила. Набрав побольше воздуха, девушка нырнула. Под водой она, отрыв глаза, стала погружаться глубже и глубже, встречные потоки приятно ласкали обнажённое тело, а нарастающая глубина сдавливала её, как опытный любовник. Глядя по сторонам, Лу думала, что Ол был прав. Обзор под водой был плохой. Очертания донных кораллов и снующих мелких рыб были расплывчатыми. Достигнув дна, девушка, уцепившись за колючий коралл, посмотрела вверх. Глубина была примерно метров пятнадцать. Запас воздуха был большой, и Лу попыталась найти на дне, что-то типа жемчужной раковины. Поиски успеха не принесли и спустя шесть минут, голова ныряльщицы показалась на поверхности. Медленно плывя вдоль скалы к берегу, Луиза услышала звуки гортанных голосов и увидела небольшую ватагу молодых аборигенов, идущих по песку к скале. Подойдя к подножью, толпа разделилась. Молодые девушки остались на берегу, а подростки поспешно скрылись в джунглях. Когда последний юноша исчез в зелени листвы, ныряльщица, стыдливо прикрывая свои прелести руками, вышла из воды, чтобы одеться. Чернокожие, юные девочки, увидев её, умолкли. Они с восхищеньем взирали на красивое, крепкое, ослепительно белое, тело француженки. Даже Хека, которая была здесь со своими подругами, тоже была поражена этой красотой. Надев высохшую одежду, Лу вспомнила про свою рыбацкую снасть. Подойдя к рогатине, она увидела, что леска, закинутая в море, натянута как струна. Взяв лесу руками, девушка попыталась её вытянуть, но на другом конце лесы кто-то отчаянно сопротивлялся. Снасть больно резала нежные ладони рыбачки. Видя, как мучается белая леди со снастью, темнокожие девочки, имея в рыбной ловле большой опыт, пришли ей на помощь. Одна из них взяв леску, прижала её к копре своей юбки и, упираясь ногами в песок, потихоньку двинулась к джунглям. Её подружки всячески помогали ей. Две, выбирали леску, а две, с обеих сторон поддерживая подругу под руки, подталкивали её в спину. И вот ярдах в четырёх от берега на поверхность воды всплыла, какая-то, большущая рыбина. Упорно сопротивляясь, она бултыхалась на поверхности, поднимая столб брызг. Расстояние между рыбой и берегом хоть и медленно, но сокращалось. Когда добыча заплясала на мелководье, Лу подбежала, чтобы выкинуть рыбу на берег руками. Но вместо рыбы она увидела не одну, а сразу двух, но не рыб, а больших и толстых змей. Девушка, вскрикнув, отпрянула назад. Увидя её испуг, аборигенки дружно засмеялись. Одна из них, взяв толстую палку, подошла к змеям, которые уже извивались на песке, и с силой ударила поочерёдно, обеих по голове. Когда змеи, вытянувшись во всю свою длину, замерли, Лу осмелилась подойти к ним поближе. Внимательно рассмотрев их, она заметила жаберные щели, сквозь которые выступили капельки крови, а по более светлому низу длинного тела, ровной бахромой шёл плавник, заканчивающийся закруглённым рыбьим хвостом.

      -Может это и есть угри?- подумала она. А та туземка, которая прикончила угрей палкой, сняв одного из них с крючка, и тряся им, подбежала к француженке, чтобы, видимо, напугать её. Но Лу только улыбнулась, и смело взяла рыбину в руки. В это самое время сверху, со скалы донеслись крики. Это подростки, добрались до её макушки, и теперь махали оттуда своим подружкам руками. Девочки тоже замахали им в ответ.

      -Что они хотят делать?- дублируя свой вопрос руками, обратилась Луиза к Хеке. Та явно поняла, что спросила Лу, и стала ей объяснять на своём языке, тоже помогая себе руками, что сейчас произойдёт. По интонации голоса и по движению рук Лу поняла, что юноши хотят оттуда прыгнуть в море.

      -А для чего это? Ведь прыжок с такой высоты очень опасен! Можно разбиться об воду насмерть!-

Хека, улыбаясь, закивала в ответ головой, в знак того, что она поняла суть вопроса, и стала бойко объяснять, что это такой ритуал, после исполнения  которого, юношей, все девушки будут считать мужчинами. В процессе общения Лу заметила, что враждебный настрой юной туземки исчез, ей явно нравилось общение с красивой, белой женщиной не зная её языка, но понимая её. За этим разговором, с нескрываемым интересом следили остальные девочки, и если смысл слов, и движенье рук им был понятен, они одобрительно кивали. Смысл последнего вопроса видимо до них не дошёл, и поэтому они, смущённо улыбаясь, пожимали плечами. Хека, видя, что её подруги слушают этот разговор, в приказном тоне, что-то сказала и, показав на угрей, стала рыть яму близь воды. Одна из подруг, сходив в джунгли, вернулась с пальмовыми листьями, которыми выложила дно ямы. Потом в яму были положены угри, которых прикрыли сверху листьями и засыпали песком. Хека объяснила своей новой подруге, показав на солнце и на мясо моллюсков, что  зарытый таким образом улов не испортится. Когда эта работа была закончена, туземки, сели на песок в тени прибрежных кустов, жестами пригласив Лу сесть рядом, стали внимательно наблюдать за тем, что происходит на вершине скалы. А на вершине, юноши, подзадоривая друг друга криками и взмахами рук, поочередно подходили к краю, но, посмотрев вниз, тут же отскакивали прочь. Снизу было хорошо видно, что, не смотря на свою решительность, смелости мальчишкам не хватает. Но вот один из них, после небольшой паузы, всё же прыгнул. Хотя полёт продолжался не больше полминуты, всем зрителям показалось, что юноша летел, махая руками и ногами, целый час. Когда он, с большим всплеском, вошёл в воду, все, затаив дыхание, ждали его появления на поверхности воды. Вынырнув, юноша, грациозно взмахивая руками, поплыл к берегу. Девчонки, вскочив на ноги, громко крича, хлопали в ладоши, приветствуя храбреца. Даже Луиза, хотя и не одобряла этот ритуал посвящения, тоже хлопала в ладоши, радуясь, что паренёк остался жив. Выйдя на берег, герой остановился и, подняв вверх руки, счастливо заулыбался. Юные девушки дружно бросились к нему, поочерёдно обнимая, прижимались щеками к его щекам. Поцелуй видимо в это племени не практиковался. Последний к юноше подошла Хека. Обняв его за талию, она, прижавшись к его щеке, что-то  ласково зашептала ему на ухо. Когда поздравления первого смельчака закончились, вся девичья стайка вернулась на своё место возле кустов. Хека же, теперь уже с молодым мужчиной, обнявшись, сели поодаль ото всех. А со скалы, набравшись смелости, прыгнул второй смельчак, за ним третий, и скоро на её верхушке остались стоять только те, которые видимо ещё не доросли до настоящих мужчин. К каждому смельчаку, который выходил из воды, подходила одна из ожидающих их девушек. Потеревшись щеками, пара отходила поближе к Хеки и её избраннику. Когда все новоиспечённые мужчины обзавелись девушками, вся толпа, весело лопоча, пошла прочь от скалы, не дожидаясь недорослей оставшихся на её вершине. Хека подошла к Лу и объяснила ей, что пора забирать улов и идти готовить еду. Молодой туземец услужливо предложил свою помощь, в качестве носильщика. Он срезал с куста ветку и сделал из неё кукан. Откапав угрей, парень нанизал рыбин на него и, взвалив их на плечо, бойко зашагал к хижине старого моряка. Туземец, не смотря на тяжёлый груз, шёл очень быстро. Луиза с Хекой за ним поспевали с трудом. Несмотря на быструю ходьбу, Лу и туземка всё же умудрялись между собой общаться. Француженка с жаром рассказывала Хеки, что там, откуда она родом, молодые люди, чтобы выразить свои чувства, не трутся щеками, а целуют друг друга в губы. В подтверждении своих слов она прикоснулась указательным пальцем к своим губам, имитируя поцелуй, а потом прижала его к губам туземки. Темнокожая красотка остановилась. Она, с удивлением глядя на новую подружку, пожала плечами, давая понять, что не всё поняла. Видя, что его спутницы встали, молодой туземец остановился тоже. Положив угрей на траву, он с интересом наблюдал, о чём это там говорят абсолютно разные во всех отношениях, молодые девушки. А девушки не замечая, юноши, продолжали общение, больше жестами, нежели словами. Белая леди повторила жест, означающий поцелуй, а её темнокожая подруга, в знак того, что она всё поняла, приблизилась и прижалась своими губами к губам Лу.

      -Правильно, это поцелуй, но только целовать надо не меня, а своего жениха!- покраснев, Луиза головой кивнула в сторону юноши. А юноша, судя по тому, как он смущённо опустил свои глаза, тоже понял смысл последнего жеста.

До сегодняшнего дня молодая ныряльщица ни разу не видела, как аборигены готовят рыбу. За хижиной Ола находилась своеобразная кухня, которая состояла из двух больших валунов. На одном из них пойманная рыба разделывалась и промывалась, на другом, судя по пепелищу вокруг того валуна, готовилось блюдо. Пока Хека чистила угрей, её спутник, взяв топор, пошёл в джунгли за дровами. Вернувшись с большой охапкой Ню, Хека в разговоре называла его этим именем, разложил дрова вокруг камня, и разжёг огонь. Когда камень нагрелся, на него  были положены рыбины, завёрнутые в пальмовые листья. Вскоре от костра вкусно потянуло жареной рыбой.

      -Я слышу запах хорошо пропеченного угря, фаршированного овощами! Сейчас мы съедим его, запивая эту вкуснятину тёмным ромом!-

Из-за угла хижины вышел Ол с бутылкой в руках. Хотя старый моряк и улыбался молодым людям, глаза его при этом, оставались грустными.

      -Там, что-то произошло ужасное?- с тревогой в голосе спросила Луиза:

      -Джон по пустякам, не стал бы тебя тащить на берег!-

      -Да-а…! Турецкого капитана сожрала акула! Во время шторма, его смыло волной за борт! И эта гадина не упустила случая по обедать!-

      -А может, он просто утонул?-

      -Да нет же! Он был отличным пловцом! Да и потом, один из турецких матросов видел огромный акулий плавник! Правда, он принял его за парус туземской долблёнки, вот и не почувствовал большой опасности…!-

Ол, откупорив бутылку, пригласил рукой всех подойти поближе.

      -Помянем моряка…! Хоть мы с ним не любили друг друга, но такой кончины я не пожелаю никому…!-

Сделав прямо из горлышка большой глоток, он передал  ром, Ню. Несмело взяв протянутую бутылку, парень остался держать её в руке, не решаясь выпить.

      -Ну, чего ты боишься? Ты ж ведь сегодня стал мужчиной? А настоящие мужчины пьют ром!- подзадорил паренька Ол.

      -Давай, смелей!-

Он подтолкнул руку парня с бутылкой ко рту. Ню, сделав маленький глоток, зажмурился и, отстранив бутылку, прикрыв рот и нос свободной рукой, закашлял. Взяв из его рук ром, простодушный моряк передал его, Хеке. Девушка решительно сделала глоток, но тоже, прикрывшись ладонью, закашляла, а на глазах её навернулись слёзы. Если бы Лу не подхватила бутылку из её руки, ром  был бы пролит. По своей европейской развитости и эмансипированности, Луиза тоже сделала глоток крепкого алкоголя. Так, выпив рома, вся четвёрка, не сговариваясь, навалилась на жареных угрей. Ели молча, с большим аппетитом. На протяжении всего ужина Ол не раз приложился к бутылке, и к концу трапезы был, заметно, пьян. Конечно, бутылка рома для него была только треть нормы. Он, по всей видимости, две третьих успел выпить в таверне, на берегу. Шатаясь, подойдя к гамаку, Ол рухнул в него, даже не ополоснув руки после вкушения. Минуту спустя кузнец уже спал сном праведника. Молодые туземцы, подкрепившись жареной рыбой, видимо слегка захмелев, что-то бормотали по-своему, прощаясь со своей новой знакомой. Обнявшись, они потихоньку побрели в сторону скалы, а Лу ничего не осталось, как убирать объедки.

      На острове темнело очень быстро. Стоило солнцу на половину упасть в океан, как землю захватывала непроглядная темень. Ню и Хека родились и выросли на острове и знали его, как свою ладонь, поэтому шли в темноте очень уверенно. Подойдя к подножью скалы, они, тихо разговаривая, сели на тёплый песок. От тепла, идущего от любимой девушке, от прикосновений её нежной кожи, Ню чувствовал в себе большое возбуждение. А когда Хека резко повернувшись, вдруг прижалась своими губами к его губам, это возбуждение достигло своего предела. Юноша, стал тоже страстно прижиматься к её губам, изображая поцелуи. От таких горячих, ранние не знакомых ей ласк, голова у Хеки пошла кругом. Она легла на спину, отвечая на ласки, предоставила своему избраннику полную свободу действий. Когда Ню, плавно, но настойчиво вошёл в неё, от резкой боли девушка, тихо вскрикнув, вцепилась ногтями в спину парня. Но он, не обращая внимания на царапины, продолжал плавно скользить в ней, взад, вперёд, увеличивая темп. Вскоре острая боль стала сменяться, постепенно нарастающей, приятной и тёплой истомой. Она, разгораясь в нутрии, внизу живота, волнами растекалась по всему телу. Хека уже не чувствовала ничего, кроме плавных движений горячего, упругого  начала Ню, в своём лоне.

      *                                        *                                                                                                   *

      В толще воды, медленно двигая хвостом и плавниками, тихо скользила огромная рыбина. Поверхность океана была сильно нагрета  тропическим солнце, а теплая вода бедна кислородом. Жабры акулы находятся не за жаберными створками, как у других рыб, которые могут, втягивая воду в рот, хлопая этими створками, пропускать её через жабры. У акул же вместо створок, просто щели, и что бы омывать жабры водой, богатой кислородом, они должны находиться в постоянном движении, причём с приоткрытым ртом. Ночью, во время шторма, видя, как парусники, снимаясь с якорей, уходят от берега в открытый океан, акула, борясь с большими волнами, поочерёдно провожала их, следуя за ними на некотором удалении. Она провожала шхуны без всякого умысла, скорее инстинктивно. Чуткое обонянье рыбы уловило слабый запах чего-то съестного, который шёл от одного из кораблей. Акула, увеличив скорость, подплыла к тому судну поближе, когда в воду шлёпнулось, и стало барахтаться, средних размеров, живое существо. Огромный монстр, пущенной ракетой, атаковал свою жертву, но добыча была костлявая, и не вкусная. Так как рыба провела ночь в интенсивном движении, то сейчас, днём, погрузившись на приличную глубину, она, как бы спала. Похожая на большую подводную лодку, экипаж которой отдыхал, и только акустик был на боевом посту, да двигатель, выдавая малый ход, неустанно двигал акулу вперёд. Но вдруг ноздри, обладающие большой чувствительностью, уловив слабый запах крови, послали в командную рубку мозга сигнал тревоги. Тут же вся команда заняла свои боевые посты. Сильные мышцы- двигатели выдали полный ход, штурман проложил рулевому кругообразный курс, кружась по которому, рыбина стала приближаться к тому месту, откуда шёл этот запах. Но эта подводная лодка, эта машина для убийств, созданная самой природой, немного опоздала. Все её потенциальные жертвы, побарахтавшись в воде, вышли на берег, прежде чем акула могла начать свою атаку. Как известно, рыбы не обладают разумом, но этот монстр вёл себя так, как будто он мог обдумывать свои действия.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

ЭТА СЛАДКАЯ ГОРЕЧЬ ПОЛЫНИ

20.08.12г.

Полынь бела, как в инее….
Крепка дурманом стойким.
Пьянит закаты синие…,
Плеснув абсентом горьким.

И пьют абсент влюблённые,
Из уст подруг любимых.
И тонут вздохи томные,
В тех зарослях полынных.

А утром словно пьяные,
Влюблённые расстанутся.
А запахи те пряные,
На их телах останутся….

Придут домой усталые,
Рассвет в полынях алый.
Блестят глаза их шалые.
Им ласк тех видно мало….

Абсент полынный, горький,
Опять влюблённых, манит.
Хрустальный месяц тонкий,
Над млечным полем встанет.

И серебром засветятся.
Травы резные листья.
Где молодые встретятся,
Чтоб в поцелуе слиться….

"НА ВЕСАХ ЖИЗНИ И СМЕРТИ-3"
Потерпев неудачу, акула, отплыв от скалы, стала плавать вдоль берега, будто бы сознавая, что судьба пошлёт ей, не сегодня-завтра, того, кого она так долго ищет. И вовсе не голод, желудок рыбины был наполовину полон, а нечто иное, удерживало её на тропе войны. Чтобы лучше был обзор, акула держалась по отношению к поверхности воды под некоторым углом, у неё был один глаз, а из второго, вернее из его пустой глазницы, так как сам глаз давно вытек, торчал проржавевший, большой обломок самурайского меча. Когда акула так плыла, её плавника не было видно, и только меч, словно паря в воздухе, рассекал воду, как перископ подводной лодки. Рыбина осознано, неустанно искала того, кто нанес ей это увечье. Её внутреннее чутьё подсказывало ей, что этот обидчик находится именно на этом острове. Прошла неделя, как акула приплыла к острову и неустанно рыскала в прибрежных водах. Но все её усилия не приносили ей никакого результата. Вот и этот день прошёл впустую. Вдруг хищник, уже в полной темноте, уловил слабый запах крови, но к этому запаху был примешан ещё один, очень, очень знакомый запах. Акула нырнула почти на дно, и оттуда, набирая скорость, поплыла на запах.

      *                                               *                                          *                        

      Страстные слияния двух тел продолжались около часа, может чуть больше. Наконец, юноша, весь мокрый от пота, устало соскользнул с Хеки, и лёг рядом. Так они, молча, лежали, держась за руки и смотрели в тёмное, звёздное небо. Утомлённый любовными играми, Ню вскоре крепко заснул, а девушка продолжала лежать, не смыкая глаз. Она чувствовала, как нервно подёргиваются пальцы спящего партнёра. Ей было так легко и хорошо, что неохота было даже пошевелиться. Наконец, глубоко вздохнув, молодая женщина села и проведя рукой по своему телу, поняла, что ей надо обмыться, и привести себя в порядок. Вода ласкала ноги приятной прохладой, и Хека бросившись в океан, поплыла, оставляя за собой фосфорирующую дорожку. Мурлыча, себе под нос, непонятные слова песни, которую часто пел старый Ол, она уплывала то берега всё дальше и дальше.

      -Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Я хо-хо! И бочонок рома!- тихо неслось над мелкой, ленивой волной. Из всех, тех звуков она понимала только слово «ром». Старину Ола, Хека любила всей душой, как второго отца. Принося ему еду, она часто оставалась у него понаблюдать, как он, похожий на колдуна, нагрев в горне метал, куёт, напевая при этом эту песню. Вдруг, большой палец её правой ноги наткнулся на острый шип коралла, и под грудью полосой резанула острая боль, словно там по телу провела  своей ядовитой щупальцей, медуза. Женщина опустила руку, что бы скинуть эту мерзкую, скользкую тварь, но никакого тела под водой не было. Она, было, открыла рот, чтобы закричать. Но голова, плечи, руки, всё, что осталось после атаки акулы, запрокинувшись назад, исчезли под водой. Сознание, вместе с жизнью, словно солнце, потухало в голове, которая, с широко открытыми от удивления глазами покачиваясь из стороны в сторону, шла ко дну.

      Проснувшись и поёживаясь от утренней прохлады, Ню, крутя головой, глазами искал любимую девушку. Не увидев никаких признаков её присутствия, он, вскочив на ноги, громко позвал, но кроме глухого эхо, никто ему не ответил. Испуганный юноша, было, помчался по берегу, но, одумавшись, вернулся на прежнее место и стал внимательно рассматривать следы на песке. А следы, оставленные маленькими, красивыми ножками, говорили, что девушка вошла в море, но не справа, не слева обратных следов не было. Ню долго ходил взад, вперёд по урезу воды, внимательно вглядываясь в спокойные воды океана.  Но на поверхности, сколь охватывал взгляд, ни чего, что напоминало бы голову пловчихи, не было. Вдруг страшная догадка больно кольнула парня прямо в сердце.

      -Неужели Хека стала очередной жертвой проклятой акулы, и он никогда уже больше не увидит своей любимой девушки!-  вихрем пронеслось в его голове.

      -Да нет же! Нет! Она наверняка спряталась в джунглях, и теперь, наблюдая из укрытия, тихо посмеивается над ним!-

Он, сложив ладони рупором, выкрикивая её имя, просил, чтобы Хека не шутила так с ним и вышла поскорей к нему. Но все его попытки были безрезультатные. Наконец, осипнув от долгого и громкого крика, со слезами на глазах Ню побрёл прочь от берега. Ноги сами привели обезумевшего от горя юношу к хижине старого Ола. Спросони, и с похмелья старый моряк никак не мог понять, что плача, лопочет молодой туземец. Наконец, гортанные звуки и жестикуляция дошли до его сознания.

      -Постой! Постой! Не стоит паниковать!- скорее самому себе, нежели Ню, проговорил Ол:

      -Ты давай, беги в деревню! Поднимай на поиски всех своих, а я скоро буду на берегу!-

Туземец уже скрылся в листве, когда, сладко потягиваясь, на порог хижины вышла француженка. Увидя, что её учитель куда-то спешно собирается, она с тревогой в голосе спросила:

      -Что случилось, Олеша?-

Услышав своё полное имя, да ещё на французский лад, Ол не сразу понял, что это она обращается именно к нему.

      -Случилось? Да неверное случилось! И что-то очень страшное! Но может я и ошибаюсь! И дай Бог, чтобы это было так!- помолчав, он добавил:

      -Сегодня все тренировки отменяются, ты можешь отдохнуть и позагорать, но в воду не соваться! Это мой, строжайший приказ!-

Ол, взяв толстую верёвку и свой нож, сунул пресную лепёшку в карман, быстрым шагом направился на побережье. Тревожная интонация в голосе старого моряка не позволили девушке тот час побежать за ним. Она села в гамак и уставившись в одно место, отчуждённо стала качаться.

      На берегу было людно. Большая толпа гудела, как улей. Тут было всё мужское население деревни. Так же европейские поселенцы, турецкие моряки, капитаны всех судов стоявших на якоре, и даже хозяин таверны, одетый в охотничий костюм, тоже был тут. Когда Ол вышел к берегу, туземцы, покидав в свои долблёнки гарпуны, собирались выйти в море, даже Пиму, серый, от досады и злости тоже порывался сесть в одну из лодок.

      -Стойте! Табу! Выход в море, табу!- раздался зычный голос. Все повернулись на этот голос. Подойдя к одноногому, русский убедительно сказал несчастному отцу, что сначала надо тщательно обыскать прибрежные джунгли. Пиму перевёл его слова, все туземцы тут же, оставив свои лодки, направились в джунгли.

      -Ол, пока они прочёсывают лес, нам надо внимательно обследовать берег. Ты мудро поступил, спровадив их отсюда! Эта толпа затоптала бы все малейшие признаки место нахождения бедной девушки. Я когда-то был неплохим следопытом, и метким стрелком,- сказал хромой Джон. И вот троица, хромой следопыт и одноногий отец, возглавляемые Олом, направилась к высокой скале. Помощник капитана, турок нагнал их и, обратившись с уважением в голосе к русскому моряку, спросил, что им делать.

      -Если твоя команда будет держать парусник в готовности, он нам может понадобиться в любое время, то я был бы очень признателен за это команде!- таков был ответ.

      -Зачем нам турецкая шхуна под парусами? Может, всех капитанов мобилизуем, и будем играть в морской бой? Этого я не могу понять! Нет, я не настаиваю, можешь не говорить ничего!- бубнил Джон, словно говорил сам с собой. Подойдя к скале, троица разбрелась по берегу. Пригнувшись, аккуратно ступая, чтоб не пропустить ничего, и не затоптать следы, следопыты начали кропотливо обследовать дикий пляж.

      -Ол! Пиму! Скорее сюда! Глядите, чего я нашёл!- закричал Джон, держа, что-то в руке высоко над головой. Подойдя поближе, те увидели знакомую пеньковую верёвочку завязанную, как венок, с пером и жемчужиной на ней.

      -Где ты это нашёл?-

      -А вот, видите следы морской черепахи! Рядом с ними и лежало это украшение!-

      -Мужайся Пиму! Эта находка только подтверждает мои опасения!- сказал Ол несчастному отцу, у которого в глазах и так стояли слёзы.

      -Это верёвочный поясок Хека обронила не здесь, а в море, в тот момент, когда на неё напала акула. Верёвка какое-то время плавала на поверхности, пока не намокла. Проплывающая мимо черепаха зацепила его панцирем, или лапой, а на берегу поясок, соскочив, упал на песок.-

Лица всех, троих мужчин стали суровыми, а у Пиму дёргались плечи, он беззвучно рыдал.

Вдруг со скалы донёся слабый, женский голос. Ол задрал вверх голову и замер. На скале, на самом краю стояла Луиза и что-то крича, показывала в сторону океана. Лёгкий ветерок и большая высота делали крик не разборчивым. Видя, как мужчины разводят руками, девушка поняла, что они не слышат её. Тогда она, сделав полшага назад, с силой оттолкнулась и, описывая плавный полукруг, ласточкой полетела вниз. Трое следопытов, затаив дыханье, следили за этим полётом, не смея пошевелиться. У самой воды Луиза свела руки и без всплеска вошла в воду. Спустя пару секунд она вынырнула и быстро поплыла к берегу. И вот уже поднимая высоко колени, и по-мальчишески махая руками, девушка бежит к следопытам. Намокшая одежда, прилипнув к телу, обрисовывала красивую фигуру. Первым из оцепенения вышел Ол и, шагнув ей на встречу, по-отцовски, не сильно, хлопнул ладошкой озорную девушку по мокрой заднице.

      -Ты с ума сошла! Прыгать с такой высоты! Да ещё вниз головой!- закричал он на Луизу.

      -Она там! Я видела её сверху! На светлом фоне отмели было хорошо видно, как она плыла вслед за шлюпками! Размер её превышает самую большую из лодок!- не обращая никакого внимания на сердитый крик старого моряка, на одном дыханье выпалила девушка.

      -Но при таких размерах, акула вела себя весьма безобидно! Может она вовсе и не нападала на Хеку? И девушка сейчас находится где-нибудь в океане, унесённая течением? Надо срочно прочесать окрестные воды!-

      -Да! Да! Надо срочно прочесать…!- словно эхо, повторил её слова моряк.

       К вбитому в землю толстому, железному пруту, была привязана большая шлюпка кузнеца. Был прилив, и она покачивалась на мелкой волне. По её состоянию было видно, что хозяин следит за своей лодкой. Вся она была, проконопачена и просмолена дюймов на пять выше ватерлинии. Борта, с наружи и внутри, а так же полики и сиденья, были тщательно прокрашены коричневым суриком. Вёсла и мачта обработаны олифой, уключины смазаны жиром. Рея, с собранным и подвязанным к ней косым парусом, заправленная в чехол, лежала на сиденьях по центру шлюпки. На мысу лежал небольшой кованый якорь, привязанный к нему канат, смотанный в бухту, находился рядом. Довершал эту экипировку, короткий, но острый наконечник гарпуна, насаженный на толстую ручку.

Когда Ол с двумя калеками подошёл к шлюпке, в море уже вышли три долблёнки. На передней, с копьём в руке, стоял Ню. Боясь гнева своего учителя, Луиза, стоя поодаль от воды и приложив ладонь козырьком к переносице, всматривалась в море. Ничто  происходящие в прибрежных водах, не могло ускользнуть от зорких глаз девушки. Туземцы, выстроив свои лодки в шеренгу, с интервалом в сто ярдов, просматривали прибрежье. Кузнец, который уже отвязал шлюпку и взобрался в неё, ругался со своими напарниками. А те барахтались по пояс в воде, вцепившись в борт, тоже пытались сесть в лодку, но хозяин басистым голосом убеждал их, что они, из-за своих увечий, будут только мешать ему. У долблёнок, вытащенных на берег, стоя покалено в воде, выстроилось в цепь почти всё племя. Они, тоже молча, смотрели в сторону океана. На судах матросы, собравшись вдоль бортов, следили за поисковой группой, готовые в любую минуту спустить шлюпки на воду. Турецкая яхта, под малыми парусами, медленно двигалась вдоль берега. Три трагедии, которые произошли на острове за последние сутки, сплотили людей, заставляя их, невзирая на страх перед морским чудовищем, идти на поиски девушки, в надежде найти её живой. Вдруг лёгкий ропот пошёл от стоявших на берегу людей и отзвуком отозвался от тех, которые были в море. На поверхности океана появился, не весть, откуда, огромный плавник и понёсся прямо на лодки туземцев. Гребцы, побросав вёсла и вскочив на ноги, кидали в чудовище свои гарпуны, но видно сил в их руках не хватало, чтобы пробить толстую шкуру рыбины. Не обращая внимания на эти комариные укусы, акула как торпеда, своей острой мордой ударила одна за другой, все три лодки, которые тут же перевернулись. Гребцы, находившиеся в них, оказались в воде. Их головы с завязанными на затылках пучками волос, дёргались на поверхности воды, как поплавки. Акула, протаранив лодки, поплыла дальше, не предпринимая никаких действий для нападения. Казалось, что она так предупреждала людей, чтобы те поняли, с кем они связались. Но разве могла знать эта холоднокровная тварь, что люди доведённые страхом до отчаяния, способны на весьма дерзкие поступки. И в самом деле, с ближайшего парусника, моряки, спустив две шлюпки на воду, налегая на вёсла, спешили на помощь туземцам, которые находясь в воде, были в большой опасности. А с турецкой яхты, не смотря на отсутствие на ней военного вымпела, глухо ударила небольшая пушка. Ядро подняло высокий дымящийся столб воды, похожий на гриб, в том месте, где минуту назад рассекал волны плавник акулы. Выстрел был, скорее психологический, нежели прицельный, для самоуспокоения. Глядя на ту войну, никто не заметил, что большая шлюпка, в которой Ол неистово работал вёслами, быстро шла к турецкой яхте. Взойдя на её борт, он сам, встав к штурвалу, развернул парусник и направил его к судам, стоявшим на рейде. Подойдя к ближайшему из них, новоиспечённый капитан пригласил капитана того корабля подняться на свой борт. И вот в капитанской каюте прошёл небольшой совет, на котором старый моряк предложил свой план действий. План был прост, но вместе с тем,  гениален. Два судна, на небольшом расстоянии друг от друга должны встать так, чтобы между ними получился небольшой проход, ярдов в пятьдесят. Толстый канат, протянутый между ними, концы которого будут закреплены на якорные барабаны, должен находиться в воде, на метровой глубине. Сам Ол, как живец, в своей шлюпке заманит акулу в западню, где она, зацепившись открытой пастью за канат, хоть ненадолго, но превратится в обездвиженную  мишень, в которую будет легко попасть. Весь совет закивал головами, одобряя смелый план. Только турецкий помощник, с горечью в голосе сказал:

      -Да, план хорош! Но моя пушка, старя, абордажная…! Она не приспособлена к стрельбе по целям, находящимся почти целиком под водой! Да и меткого канонира у меня в команде нет!-

      -Что ж! Нет канонира, это плохо! Но ты, сам разве не постараешься попасть в эту гадину? Причём с небольшого расстояния…?-

Ол знал людей и, возвышая турка в глазах маленького совета надеялся, что эта похвала заставит старпома постараться не промахнуться.

      Вначале всё шло как по маслу. Суда, заняв свои места и с перетяжкой из каната, застыли в ожидании. Старпом, подставив под задние колёсики лафета брусок, взял приблизительный прицел. Уже в своей шлюпке Ол, оттолкнувшись от борта яхты, похлопав рукой по воде, стал потихоньку грести, двигаясь по проходу. Но даже гениальный план может пойти не так, как надо. Акула внезапно появилась, почти на половину выскочив из воды. Хотя своеобразная свечка и замедлила её скорость, но, энергично работая большим хвостом, она быстро стала сокращать расстояние со шлюпкой. А человек, играющий роль живца, обладал огромной силой и, работая вёслами, тоже быстро поплыл, уходя от преследования. Уже оставалось до кормы ярдов пять, когда канат, попав в акулью пасть, резко натянулся, подняв оскаленную морду рыбины над водой. Под её тяжестью оба корабля накренились, сдерживая мощные атаки монстра, который, пытаясь перекусить канат, мотал головой и бил по воде хвостом.

      -Огонь, старпом! Огонь!- кричал Ол турку. Но у помощника, при виде такой огромной акулы, руки заплясали такой канкан, что жерло пушки стало само направляться, то на акулу, то на шлюпку.

      -Нет! Ол! Я не могу! Я боюсь попасть в тебя!- заверещал турок, закрывая лицо руками.

Видя, что помощи ждать не откуда, бывалый моряк не растерялся. Он, подгребая поближе, встал в своей шлюпке, широко расставив ноги, замахнулся острым гарпуном. Акула, несмотря на свои размеры, почуяла опасность. В момент броска, она, перекусив канат, резко изогнулась, убирая голову и жабры из опасной зоны. Гарпун, словно плуг, вспахал бок рыбе, оставив в ярд длинной, глубокую рану. Последний раз ударив хвостом, акула, оставляя огромное, кровяное кольцо на воде, ушла на глубину.

      -Ура! Ура! Ура!- неслось со всех сторон. Даже туземцы, надрывая свои связки и лёгкие, кричали:

      -Уа! Уа…!-

       *                                           *                                          *                            

       Подводный мир морей и океанов сказочно красив, но вместе с тем и ужасно опасен. Обитатели морских глубин находятся в постоянной борьбе за выживание, в этой прекрасной, и жестокой водной стихии. Каждое живое существо должно постоянно искать, чего или кого съесть, одновременно избегая опасности, быть съеденным другими, более крупными и сильными существами. Инстинкт самосохранения, за многие миллионы лет медленно, но верно, изменял обитателей подводного мира. Некоторые из них выросли до колоссальных размеров. Некоторые научились в себе концентрировать очень сильный яд. Некоторые, даже, научились вырабатывать электрический ток. Одни, приобретя большую гибкость тела, способны прятаться в любой расщелине морского дна. Другие надели на себя крепкие раковины и костяные панцири. Многие обросли колючими шипами и иголками. Многие научились маскироваться под водоросли, камни, под других, опасных обитателей морских просторов, принимая их формы и окраску. Одни, в момент опасности, вбирая в себя воду, становятся круглыми, как шары, другие же, зарываясь в донный песок, стали плоским, как блины, и даже глаза у них расположены на одной стороне тела. Но лучше других к жизни в морях и океанах приспособились акулы. Торпедовидное, обтекаемое тело акулы снабжено сильным хвостом, подвижными плавниками и большой, зубастой пастью. Обладание тонким чутьём, высокой чувствительностью к колебаниям воды и способностью улавливать биотоки, которые исходят от живых существ, превратили акул в самых удачливых охотников в океане. У раненого, или больного животного, или рыбы, тем более, человека, нет ни малейшего шанса спастись от этих безжалостных морских убийц. Часто рыская в поисках пищи, акулы могут проглотить, совершенно не съедобные вещи, случайно попавшие в воду. Самым сильным раздражителем для них является запах крови, идущий из открытых ран. Даже акула, получившая ранение, будет немедленно атакована и съедена другими акулами, так как каннибализм среди рыб очень сильно развит.

      Получив хороший удар острым гарпуном от своего заклятого врага, хоть рана для её размеров была не очень серьёзная, одноглазая хищница поспешила ретироваться. Милях в четырёх южнее этого острова находился другой остров, примерно таких же размеров. Вдоль него на расстоянии полумили проходила подводная гряда кораллового рифа. В этом природном створе, океаническое течение было очень сильным, поэтому и риф, и течение были серьёзным препятствием для парусников. Все капитаны, боясь посадить свои корабли на мель, не рисковали подойти к тому острову. Лишь дикие туземцы-людоеды на своих лодках-долблёнках, в дни больших приливов, и когда встречные ветра замедляют скорость сильного течения, могли преодолеть эти препятствия. Именно к этому острову, в одну из его спокойных бухт, отправилась раненая акула. Так сказать, «зализывать свои раны». Мелководье коралловой гряды было богато всевозможными живыми организмами, служившими отличным кормом для рифовых акул. Эти акулы отличались большой подвижностью и хорошим аппетитом. Охотятся они небольшими стаями и при своих не больших размерах, не более полутора ярда, они могут напасть на более крупную жертву. И вот, небольшая стая, из шести акул, почуяла приближение раненого монстра. Эти небольшие, зубастые рыбёшки особого опасения у раненой акулы не вызывали, хотя рана была довольно глубокой и мешала ей полноценно двигаться. Поворачивая разинутую пасть в сторону чересчур осмелевшего противника, рыбина делала обманное движение, обозначающее контратаку. Этот манёвр отпугивал мелких, агрессивных собратьев. Те в испуге бросались в разные стороны, но тут же, не видя преследования, возвращались, возобновляя бешеную, голодную пляску. Вот одна из рифовых акул проплыла в опасной близости от огромной пасти. Акула-гигант, тотчас сделав резкий рывок вперёд, одним движеньем челюстей перекусила пополам обнаглевшего, маленького собрата. Два огрызка акулки забились в кровавых разводах. Пять остальных участников этой свары, тут же набросились на них, поедая останки погибшего члена своей шайки. Минуту спустя ни что, кроме розовой мути, не напоминало о существовании шестой акулы. Аппетит приходит с едой, и вот одна из акул, доведённая до безумия голодом и запахом крови та, которой наверное мало досталось добычи, всё-таки вцепилась в раненый бок гиганта. Треся головой, она пыталась вырвать кусок плоти из огромного тела монстра. Большой краб вылез из своего укрытия и, выпучив свои телескопические глаза, с интересом наблюдал, как его злейшие враги, рифовые акулы, ожесточённо нападают на большущую рыбину. Вдруг вся эта огромная масса, с большой скоростью, понеслась прямо на него, и телескопы глаз краба навеки заволокла чёрная пелена. Что бы скинуть с себя вцепившегося паразита, акула-монстр на большой скорости, пошла прямо на риф и по касательной, прижала маленькую акулку к острым коралловым шипам, которые, врезавшись в её тело, порвали плоть в клочья, заодно размазав и любопытного зрителя. Четыре акулы, тут же набросившись, пожрали эти ошмётки. И, может потому, что удалили голод, или решив, что вчетвером они не одолеют большего противника, они отступая, растворились в синеве водной толщи.

      Старого Ола,  весь день чествовали как победителя. Каждый хотел пожать руку герою, похлопать его по плечу, сказать слова восхищения. Ол глупо улыбаясь, кивал головой, объясняя, что акула не всплыла вверх брюхом, а значит уверенности, что она убита, нет. 

      -Да ладно скромничать Ол! Монстрюга поплыла подыхать!- успокаивали его островитяне и покупатели жемчуга, Так или иначе, а в таверне хромого Джона была организована грандиозная попойка, после которой, старый моряк, если бы его не поддерживала Луиза, вряд ли бы дошёл до дома. У входа в ветхую хибару женщина вдруг резко повернулась.

      -Ты, что себе возомнил, старый морской волк? Тоже мне герой нашёлся! Акула жива, она только и ждёт случая, чтобы ещё кого-нибудь сожрать! Я сама выйду в море на шлюпке и лично, вот этим ножом отсеку ей, её зубастую голову!-

Ол попытался удержать девушку, но она вдруг, с огромной силой оттолкнула его и быстро побежала к берегу. Когда, спотыкаясь и падая, моряк добрался до взморья, шлюпка с Луизой была уже далеко.

      -Стой, Луиза! Стой! Ты не должна этого делать! Акула очень опасна, и тебе не справиться с ней!- упав на калении в воду и заломив руки, кричал Ол в след уплывающей шлюпки. Девушка повернулась, кривая усмешка исказила её красивое лицо, а в глазах опять плясали дьявольские огоньки.         

      -Нет, Луиза! Нет…!- шептал моряк, охватив голову руками. Вдруг сбоку от лодки, из воды, выскочила вверх, почти на всю длину своего тела та самая акула и завалившись на бок, упала прямо на шлюпку, разбив её на сотни мелких щепок, которые, кружась, плавали в пенистых водоворотах чёрной воды. Среди этих обломков, пытаясь плыть, барахталась и бедная девушка. Неожиданно она, вдруг поднявшись из воды по пояс, быстро понеслась к берегу, не огребаясь при этом руками. На расстоянии двадцати ярдов от берега из воды поднялась голова акулы, челюсти которой сжимали бёдра жертвы. Большой глаз монстра, словно, подмигивая моряку, говорил:

      -Что! Держишь удар? Но это только начало! Я стану бить тебя, таким образом, в самые твои больные места, до тех пор, пока ты не сдохнешь, корчась от нестерпимой, душевной боли!-

Потом акула сильней сдавила свои челюсти, её огромные, похожие на треугольные куски шифера зубы глубоко вошли в тело несчастной жертвы. Кровь, струями потекла по бёдрам, падая в воду. В то же мгновенье Луиза исчезла в пучине, увлекаемая огромной рыбиной, и её предсмертный вопль захлебнулся в багровых волнах.

      -Всё кончено…!-

Ол стоя на коленях, зажмурился. Его руки безжизненно упали, по его щекам текли слёзы, а ужас, как сильный мороз, сковал всё тело.

      -Луиза, Луиза…,- шептали бледные губы.

      -Я здесь, Олеша! Я с тобой!- донёся откуда-то сверху, ласковый женский голос.

      -Наверное я умер, и моя душа слышит голос души, любимой женщины!- пронеслось в голове у моряка. Но открыв свои глаза, он с удивленьем обнаружил, что лежит на своей постели, в своей хибаре, а голова его покоится на коленях у Луизы.

      -Тебе, наверное, приснился кошмарный сон? Ты рвался кого-то спасать?- гладя тёплой, ласковой рукой спутанные космы старого моряка, успокаивающе произнесла женщина.

      -Да-да! Мне приснилось, что проклятая акула отняла у меня человека, который мне очень дорог! Даже я бы сказал, которого я очень люблю!-

      -И мне очень жаль Хеку!-

      -Да нет же! Я очень переживаю её трагическую смерть! Но я имел в виду другого человека…! Я во сне потерял тебя, и очень, очень испугался!- не стесняясь своих слёз, с жаром проговорил Ол.

      -Ты сказал, что ты любишь…! Любишь меня?- женщина внимательно посмотрела в глаза пожилому мужчине.

      -Да! Чёрт возьми! Я люблю тебя! И…!- но Лу не дав ему закончить, нагнулась и поцеловала его в солёные от слёз губы. Конечно, как истинная француженка, Луиза рано познала мужскую любовь. Только все мужчины, после физической близости, становились ей неприятны. То есть удовольствия она от них не получала ни какого. Да и как люди, они были ей скучны и не интересны. А вот за эту жаркую ночь любви, Лу не могла припомнить точнее, она и не считала, сколько раз она была на вершине блаженства. Потом, лёжа в объятьях этого старого,  морского дьявола, она чувствовала всем своим телом, как он проникая в неё прямо сквозь кожу, заполняет собой всю её душу и сердце, а она, распахиваясь ему на встречу, очень сильно любит его, всей своей душой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

ЛЮБОВЬ БЫВАЕТ…

12.05.12г.

Любовь бывает первая,
Наивная, не смелая…
«Клубничка», недоспелая,
С ногами загорелыми.

И с губками припухшими.
С ромашками измятыми.
И с нараспашку душами,
И в долг стихами взятыми. 
 
Она ж бывает детская.
Наивная…, со вздохами.
С бессонными беседками,
С рассветными всполохами. 

Любовь бывает чистая,
До поцелуя первого.
Хмельней вина игристого,
И слаще мёда пенного.

Всё сердце заполняющей.
И голову кружащею…,
И много обещающей…,
Ночной звездой слепящею.

Бывает и случайною.
С постелью не желательной.
Немножечко печальною,
Совсем не обязательной….

А крепче всех, последняя,
Когда уже все старые.
Тревожная и бледная….
С шампанским и с гитарою.

С букетами огромными.
С глазами от слёз мокрыми.
С мечтаньями не скромными.
С реальностями блёклыми.

ИНТИМ С ЛЯГУШКОЙ
                  25.11. 12г.

Как у старого царя,

Три сыночка жили.

Откровенно говоря,

Жили…, не тужили.

Царь дряхлеет год от года,

Иссыхает, как цветок.

Такова уж Мать-природа.

Ведь у каждого свой срок.

Видит дед, кончина грезит.

Да, уж мать её ятить….

В его ум вопросик лезет:

- А кого ж на трон садить?-

Короной плешь свою прикрыв,

Царь сзывает сыновей.

И пыль слетает, как призыв,

Прям с нахмуренных бровей:

- Хватит дурака валять!

Стрелы вон, вон и лук….

Вам пора, «японска мать».

Забыть про свой досуг!

Тугого лука тетиву,

Каждый натяните….

И ту стрелу, свою судьбу,

В тишину пустите….

И куда падёт стрела,

Там вам и жена.

На стрелу, одна «gerla»,

Чтоб милей рожна…-

Кто ж протИв царя пойдёт?

Кончен разговор.

Старший сын стрелою бьёт,

На купчихи двор….

Средний, хохотнув в усы,

Выстрелил без метки…

И дворянские трусы,

Прострелил нимфетке.

 

Хвалит сыновей отец:

- Невесты хороши….

А ты, Ваня-молодец,

СтрЕлить же не спеши.

Как восемнадцатый годок,

Стукнет по челу.

Вот и тогда-то ты, сынок,

Выпустишь стрелу….-

Но Иван, не лыком шит,

Да и сил не впроворот.

Бац…. Его стрела летит,

В край не хоженых болот.

И побрёл дурак искать,

КАлену стрелу.

Стал рогоз его хлестать.

Прямо по «мурлу».

Долго ль, коротко ль бродил.

Глядит, лежит стрела.

Вот ведь куда, блин угодил….

К лягушке…. Во дела.

Делать не чего, лягушку,

Ваня завернул в платок,

И пошёл, чеша макушку,

Прямо к дому, со всех ног….

Только если не везёт,

То не везёт во всём.

Сыновей папаша ждёт,

Всех во дворце своём.

И сыны поближе к ночи,

К бате  заявились.

Пред царёвы ясны очи,

Во дворец ввалились.

Подбоченившись на троне,

Царь-Горох кричит сынам:

- Послужить должны короне,

Ваши милые «мадам»…

В общем так! Мои «орлы»!

Слухайте приказ!

Ваши жёнушки должны,

Мой потешить глаз.

Как не знаю, а к утру,

Они должны соткать,

И чтоб был мне по нутру

Ковёр, «японо-мать»!-

Старшой, и средний бодрячком.

Ванёк же слёзы льёт.

Принёс же ведь лягушку в дом.

Ну, что она соткёт?

Пришёл. Вздыхает тяжело.

Лягушка тут как тут.

- Что смотришь так не веселО?

Ответь мой милый друг?-

- А с чего мне хохотать…?-

Ей в ответ Иван:

- Ты ковёр должна соткать,

Хочет  Царь-тиран.-

- Я-то думала, беда…?

Но лужа-то не море!

Ковёр «сбацать»? Ерунда!

И мне оно не горе!

Утро ночи мудреней….

Завтра всё случится.

Ты вон спать ложись скорей.

Я ж начну трудиться….-

Как  царевич стал храпеть,

Лягушка шась из кожи.

Над ковром давай «карпеть».

С ткачихой стала схожа.

Петух солнце сторожит.

Пробудился Ваня.

Глядь, краса-ковёр лежит,

Прямо на диване.

Княже бдит, ковёр берёт.

Радостный дитятя.

Во дворец ковёр тот прёт

Он, на радость бате.

В тронном зале шум и гам,

Батья-царь бушует.

Сынам старшим по шеям,

Знай себе милует.

- Твой ковёр, сынок Мишаня,

На ковёр-то не похож.

Ковриком у входа в баню,

Ты его поди, положь!

Ковёр среднего, Гришутки,

Тоже царь забраковал.

Приказал, за-ради шутки,

Отнести на сеновал….-

Так тоскою удручённый,

Повернулся к Ваньке царь.

- Что стоишь, как отрешённый?

Свой ковёр клади на ларь!-

И младшой на ларь кладёт,

Супругино изделие.

А с него красою прёт,

Прям всем на удивление.

Как узрел Горох шедевр,

Вмиг с торна встал, сидеть не смог.

И вскричав: - «О-о! Mon Cher!»

Бежит к ларю он со всех ног.

- В тронном зале на стене

Место вот этому ковру!

Удалось твоей жене…,

Угодить мне! Я не вру!-

И братья стоят, презлые.

- У твоей лягушки,

Видно лапки золотые!

Повезло…, Ванюшке!-

А Горох: - Молчать, «пижоны»!

Что раскурлыкались, «телки»?

Я хочу, чтоб ваши жены,

Пирог на завтра испекли!-

И опять Иван, как туча,

А лягушка ведёт спрос:

- Не грусти! Поведай лучше,

От чего повесил нос?

Расскажи, что приключилось?

Отчего ты паря сник?

Аль ковёр царю не в милость?

Не доволен чем старик?-

 

- Да с ковром-то всё в порядке!

Но взбрыкнул Горох опять!

Он кричит: - Хочу ребятки,

Ваших пирогов пожрать!-

- Я-то думала, беда…?

Но лужа-то не море!

Пирог «сбацать»? Ерунда!

И мне оно, не горе!

Утро ночи мудреней….

Завтра всё случится.

Ты вон спать ложись скорей.

Я ж начну трудиться.-

Только Ванька захрапел,

Она из шкурки прыг, да скок.

Разрумянилась от дел.

Ан, для царя печёт пирог.

А на утро, в тронном зале,

Батя-царь свершает суд.

Тут он рвёт всё, и метает,

От сыновних чудо-блюд….

Первый торт послал он свиньям.

Мужикам отдал второй.

- Ну а ты, Ванюша? Сын мой!

Чем потешишь, дорогой?-

Ванька свёрток драгоценный,

Пред отцом на стол кладёт.

Развернул пирог отменный.

Батя молча слюни льёт….

- Вот! Глядите дубо-ломы,

Как торты нужно печьти!

Без отрубей, и без соломы.

Всех в загривок вас трясти!

Ладно! Хрен на ваши сдобы!

Я хочу устроить пир….

Ваши ж, княжие особы,

Пусть себя выводят в Мир….-

И опять чернее тучи,

Князь Иван бредёт домой.

Там лягушка лапки сучит:

- Что печален друг ты мой?-

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Цитата от иваныч (08-04-2014 19:22):

 Все верно. Стих правильный.

ИНТИМ С ЛЯГУШКОЙ-2
- Скалить зубы тут негоже…!-

Слёзно ноет князь опять:

- Лягушачью твою рожу,

Царь желает увидать!-

- Я-то думала, беда…?

Но лужа-то не море!

Видеть рожу? Ерунда!

И мне оно, не горе!

Утро ночи мудреней….

Завтра всё случится.

Ты вон спать ложись скорей.

А я пойду рядиться….-

Рано утром Ванька встал.

Трусятся поджилки.

Ту ж лягушку увидал,

Вместо любой милки.

Княже в крик, лягушка квокчет:

- Ты не кручинься господин!

Царь получит всё что хочет.

На пир иди пока один….

А как гости перепьют,

Мёдов на той пирушки,

Тут и будет мой дебют…,

«Явление лягушки»!

И  как грянет сильный гром,

Ну, как пальба из пушки.

Успокой ты царский дом.

Эт мол, визит лягушки….-

Ванька в дверь, жена-квакуха,

Кожурку сбросила в момент.

Ох красива…, бляха-муха!

Не девка прям, а Маков цвет….

Мамки-няньки ей наряды,

Прям с иголки подают.

Видно тоже мамки рады.

За лягушечий дебют.

Пир в разгаре. Гости пьяны.

Во главе столов Горох.

Жёны старшие румяны…,

И вдруг, бах. Переполох.

Гром гремит. Земля трясётся.

Гости прячутся под стол.

А Иван стоит, смеётся.

Разрезвился наш «Сокол».

- Не пужайся, люд частной.

Енто  вовсе не гроза.

Едет лягушонок мой…,

Лопнут пусть мои глаза….-

В подтвержденье слов Ивана,

В тронный зал царевна входит.

И пригожа…, и румяна….

Ясным взором зал обводит.

Мишка, Гришка, царь-Горох.

«Варежки» раскрыли….

- А Иван-то наш, не «лох»…!-

Про себя решили.

Царевна  рядом с мужем села.

Пчелой пир дальше загудел….

Княжна попила и поела.

Дуэт двух жён, ей в рот глядел.

Объедки Вася в рукав лОжит.

Опивки льёт она в другой….

Соперниц любопытство гложет.

И те сидят. Не в зуб ногой.

Суют, как младшая подружка,

В один рукав мослы от кур.

В другой льют мёды прям из кружки.

Ну, кто же остановит дур.

В разгаре царская пирушка.

Элита пела и резвилась….

Плясать Иванова подружка

Подбоченившись пустилась…

И в ритме танца Василиса

Ну, размахивать руками.

Да так красиво, как актриса.

Так и сыплет…, чудесами.

От взмаха левым рукавом,

Вся зала озером вдруг стала.

Из правого, при всём притом,

Уж пара лебедей слетала.

И те плывут, по лону вод.

Круто изгибают шеи….

А снох не стройный хоровод,

Тайком следит только за нею.

Лишь только фокусы прошли,

Невестки ну махать руками.

И кости цели в раз нашли,

Гостям на лбах и под глазами.

В довершении к истязаньям,

Облили мёдом всех вокруг.

И гости с сильным заиканьем,

На выход ринулись не вдруг….

Пока эксцесс решал Горох,

Иван домой «свалить» решил.

Решил сжечь кожу этот «лох».

И вот теперь домой спешил….

Как решил он, так и сделал

Шкурка съёжилась, горит….

Что же ты, Иван наделал?

Мужу Вася говорит:

- Завтра я б была навеки,

Твоей, князюшка женой!

За леса, поля, за реки….

Мне лететь теперь родной!

И что воля? Что неволя?

Без тебя мне всё едино….

Раз такая наша доля,

Прощай навеки мой любимый.

Про Бессмертного Кощея

Ты, мой милый, не слыхал?

Хоть худа его, блин шея….

Злой он в жизни, как шакал.

«Кош» на мне хотел жениться.

Так, и этак клинья бил….

Мне ж такой муж не годится.

Пусть Бессмертный, но дебил.

Послала я его на х… хутор.

Чтоб там бабочек ловил.

А Яга, «mein liebe mutter»…,

Меня в лягушку! Он просил.

На три года колдонула.

Завра б было ровно три….

Кожу, фьють…. Как ветром сдуло.

Так, что сопли-то утри.

Мне пора лететь в неволю.

К «liebe mutter», в тёмный лес.

Не помочь слезой тут горю.

Соплями не решить эксцесс….-

Так сказав, о землю бряк.

Серой горлицей, в улёт….

Ванька вьётся, как червяк.

Крокодильи слёзы льёт.

Проревев три дня, три ночи,

Собираться стал он в путь.

За женой, если короче…,

Но ведь не в этом сказки суть.

С батей, с братьями простился,

Наш Иван, пресветлый князь.

И в не близкий путь пустился.

Рано утром…, помолясь.

Он едет вовсе не гулять.

Миссия его важна.

Он едет «вора» наказать….

Да и жена ему нужна.

По лесам, горам, долам,

Едет Ванька, путь далёк.

Заучил он лишь - «салам»!

Едет парень на восток….

Но восток ещё далёко.

На пути дремучий лес.

Прячет лес от князя ока,

Сто прикрас, и сто чудес.

Но Иван не унывает.

Знай всё Бурке, шпоры бьёт.

Тихо песню напевает…,

Всё о Родине поёт.

В центре леса, на полянке,

Князь избушку увидал.

Меж халупой и землянкой,

Был тот чудо-терминал.

Хочешь, зри, чеша макушку!

А смеяться не моги…,

Дополняли ту избушку,

Две куриные ноги….

И на них изба крутилась.

Хошь назад, а хошь, вперёд.

В ней Яга лет …сот ютилась.

Ведьма! Да и брат ей – Чёрт.

Как запахло Русским духом,

Ведьма вышла на порог.

Длинным когтем чешет ухо,

Громыхает костью ног.

- А-а?  Явился зять «любимый»!

Мою дочурку уморил?

Что молчишь, зятёк постылый?

Аль стыд в тебе заговорил?-

- Ах ты, старая карга…,

Прикуси-ка свой язык….

Или жизнь не дорога?

За «базар» получишь втык.

Ты, чем лаяться на зятя,

Накормила бы сначала….

Раз решил жену искать я

А где, ты б мне подсказала.-

- Что ж? Пожалуй ты, зять прав.

И тебе я помогу.

Я уйму крутой свой нрав…,

Будешь помнить ты Ягу.

Сейчас дочка у Кощея.

А ты, зятёк учти момент….

Пусть и вечна жизнь злодея.

Но он в ней, полный импотент.

Да не так он и бессмертен.

Смерть запрятал гад в яйце.

На востоке, где Мир светел,

Прячет он яйцо в ларце.

А ларец привязан к дубу.

Дуб на острове растёт.

На, возьми-ка Ваня шубу.

Будет долог твой поход…!-
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

ИНТИМ С ЛЯГУШКОЙ окончание
Отдохнул у тёщи зять.

Собираться стал он в путь

Что с такого зятя взять?

Но не в том же сказки суть.

Вот и с тёщею простился,

Наш Иван, пресветлый князь.

И в не близкий путь пустился.

Рано утром…, помолясь.

Едет к морю-океяну.

Едет, песенку поёт.

Про царевну, Несмеяну,

У которой жизнь, не мёд.

Своим пением «дебил»,

Всех в лесу перепугал.

Даже злобный крокодил,

Прочь из леса убежал.

Убежал бы и медведь.

Да капканом сжата лапа.

Остаётся лишь реветь.

Вот и слёзы льёт лохматый.

Ванька видит медоеда.

Тут же лук свой достаёт.

Он, лесного дармоеда…,

С лука гнутого убьёт.

Мишка замер, словно помер.

Только трусится кадык.

И без слов косматый понял,

Что пришёл ему «кирдык».

Но надежды не теряя,

Стал Мишутка причетать:

- О-о-о! Маманя дорогая!

Помоги…, Ядрёна-мать!-

И Иван насторожился…,

Лук кривой он свой убрал.

Вместе с Мишкой прослезился.

И так, хлюпая, сказал:

- Все считают меня «лохом».

Только я совсем не «лох».

Жить без матери так плохо.

Мне был мамкой царь-Горох.

Померла моя маманя…,

Когда был я сосунком.

Стал маманей мне, папаня

Хоть царём он был притом….-

Отломив от дуба сук,

Ванька им капкан разжал.

Без печали и без мук,

Мишка вновь свободным стал.

Бьёт поклон земной Ивану.

Шерсти клок ему даёт.

И князь к морю-океяну

Продолжает свой поход.

Едет. Песенки поёт….

С песней веселее путь.

Ест подарок Мишкин, мёд.

Но не в том же сказки суть.

+ + +

Близко ль ехал, далеко?

Перед ним большой овраг.

С мёда лупится брюшко.

ДизентЕрии очаг.

Вроде всё, зело борзо.

Да пора на «двор» сходить.

С мёда князя пронесло…,

Он решил «конька слепить».

Только снял в кустах штаны,

А к нему из чащи волк.

Ну, цыган прям: - Ай, на-ны!-

Волк в напевах знает толк.

Князь за лук. Волк лапки вверх.

Но не к ушкам, а к глазам.

- Ты у дам имей успех….

А сейчас прикрой свой срам.-

Ванька понял – «лоханулся»!

Лук убрал. Штаны надел.

Волку мило улыбнулся,

Я стрелять, мол, не хотел.

- Ну, конечно! Не хотел…!-

Волк вздыхает тяжело:

- Не по сану беспредел….

Но и то, зело борзо.
 

Вижу я, ты, князь не злой.

Вон и свой лук кривой убрал.

Подружусь-ка я с тобой….-

Сказал, и дальше побежал.

Ванька тоже в путь пустился.

Хоть «коня и не слепил»

То есть он не облегчился…

Сивка дальше потрусил.

Едет дальше. Мёд не жрёт.

Видит Соколец-колдун.

Селезня у тучи жмёт…,

Словно злобный Гомаюн.

Селезня Ивану жаль.

И он слазает с коня…

Достаёт свою пищаль.

Ею Сокольцу грозя.

Испугался Соколец…,

На утка махнул крылом.

Коль прицелился стрелец,

Полетел голодным в дом.

Из-за туч, с за облаков,

К Ваньке селезень летит.

- В небесах закон суров….-

Он Ивану говорит:

- Ты меня от смерти лютой,

Ноне «прынц заморский», спас.

Что возьмёшь, Иван? Валюту?

Или перья на матрас?

А воще, настанет время…,

И тебе я пригожусь.

Утка, Кошина Тетеря,

Свалит…. Я с ней разберусь.-

Уток же  влёт, князь дальше едет.

Путь не близок, не далёк.

Интимом всё с лягушкой бредит,

Царской крови паренёк….

Вот уже и лукоморье,

Видит Ванька вдалеке.

Дуб на нём стоит подспорьем.

Ввяз корнями он в песке.

Подошёл царевич к дубу.

Видит, в кроне ларь висит!

Доставать его, как буду?

В слух Ванюша говорит.

Только вымолвить успел….

Бац, уже медведь бежит.

Видеть ты меня хотел?

Хрясть. И дуб уже лежит.

Разлетелся ларь в осколки,

Заяц выскочил оттуда.

Зайцев ловят только волки.

Был бы волк, и было б чудо.

Ну, а чудо, в волчьей шкуре,

За косым уже спешит.

И рвёт ушастого, «в натуре»,

И тот порванный лежит.

Из зайца…, кряква-утка,

Полетела тот час ввысь.

-Вот те на! Вот это шутка!-

Вскрикнул Ванька: - Зашибись…!-

А на утку из-за тучки,

Сизый селезень спешит.

От его, «козЫрной» взбучки,

В море бац, яйцо летит.

И пошло ко дну яичко.

Море очень глубоко…

Побледнело князя личико.

Стонет Ваня: - О-хо-хо!-

Глядь, уже по лону вод,

Так бывает только в сказке.

Лягушка с тем яйцом плывёт.

Дело движется к развязке.

Иван об лоб яйцо шарах.

Из яйца, игла златая.

А в той игле Кощея крах….

Ванька пляшет, подвывая.

- Ну, прощай Бессмертный «лох»!-

Крикнул князь, иглу ломая.

- Возомнил, что он мол, Бог!

Жить нельзя, любви не зная….-

Как Бессмертный Коша сдох.

Ясным Мир обратно стал.

И взапале Ванька-«лох»

Всё лягушку целовал….

Вдруг толкает его кто-то.

Пробуждается Ванюшка.

Глядь, вокруг его, болото.

А в руках его, лягушка.

- Извращенец ты, Иван…!-

Пастух со злости говорил:

- Стадо гнать пора, «баран»!

Ты долбозавр и…, зоофил!-

ВОТ И СКАЗОЧКЕ КОНЕЦ,

ПРО ИВАНА И ЛЯГУШКУ.

А СЕКС? ТАК ОН ЛЮБВИ ВЕНЕЦ!

РАСТУДЫ МЕНЯ В МАКУШКУ.

      -Скажи мне Ол…?- положив голову на широкую грудь моряка, спрашивала женщина:

      -Вот я, оглядываясь на свою прошлую жизнь, не могу вспомнить в ней ничего хорошего! Как будто я, до встречи с тобой, не жила вовсе. Но ты ведь другое дело! Ты прожил долгую жизнь и тебе есть, что вспомнить и хорошего, и плохого. Расскажи, например, как ты попал на этот остров?-

      -Как я попал сюда?- задумался Ол. Его сознанье, напрягая память, поднялось высоко в небо, и понеслось, отсчитывая назад прожитые годы, к далёким берегам холодного, северного моря. И вот, уже семена слов, тонкой струйкой потекли в уши его собеседнице, точнее, его слушательницы, чтобы прорастая всходами предстать перед взором яркими картинками слайдов прошлых лет, которые хранятся в архиве памяти каждого человека. Перед глазами Лу, как в диафильме, замелькали кадры прошлой жизни Ола, на которые и сам рассказчик смотрел, как бы со стороны. Конечно не всякий человек, и уж точно, не любому, другому человеку позволит заглянуть за кулисы его прошлой жизни. Груз минувших лет, как рюкзак геолога, по мере приближения к конечному пункту пути, становится всё тяжелей, и тяжелей. Но стоит только разделить бремя прошлой жизни с кем-нибудь, как заметно полегчает ноша-то, да и идти станет легче. Слушает Луиза рассказ-исповедь и словно всё, что было с Олешей перед глазами у неё встаёт. Словно не в лачуге она вовсе, а низкая, тёмная кузня это. А она стоит себе тихонько в уголке и видит всё, что в ней происходит.

      -Поддай мехами-то Олешка! Ну, поддай!-

Здоровенный, бородатый кузнец, весь потный и блестящий, легко машет большим молотом. Металл под ударами послушно плющится, принимая форму затейливого завитка. Мышцы рук, то надуваясь от напряжения, становятся бугристыми, то расслабляясь, становятся гладкими. Бородатое лицо спокойное, но сосредоточенное.

      -Тять! А тять! Дай-ка я полосы-то откую, ты, вона, посиди-ка чуток!-

Кузнец кладёт молот на наковальню. Из подвешенного к потолку чайника сливает на потное лицо. Присев на лавку около горна, он с любовью глядит на сына, который методично качает рукоять мехов. Воздух со свистом дует в горн, поднимая тучу жёлто-красных искр. Уголь сильнее разгораясь, переливается беловато-голубым пламенем, нагревая заготовки добела. Мальчуган берёт клещи, вынимает ими белую, пышущую жаром заготовку, и несёт её к наковальне. На вид ему лет десять, но тяжёлым молотом он машет с невиданной лёгкостью.  Дверь в кузню со скрипом распахивается, пропуская двух бородатых мужиков, одетых в грубые рыбацкие куртки и большие, выше колен, кожаные сапоги. Кузнец с немалым удивленьем встаёт им навстречу.

      -Дело у нас к тебе Фёдор, большой важности!- пожимая руку, в один голос заявили рыбаки:

      -Завтра в море идти, а Трыков два ребра бревном поломал! Как без рулевого-то? Так, что помогай! Ватажные к тебе послали! Мол, Фёдор выручит!-

Фёдор был когда-то не плохим рулевым, даже кормчим ватага хотела выбрать. Да случилась беда, и вот уже десять лет, как он в море не ходил. Жена его, после тяжёлых родов умерла от большой потери крови, и чтобы поднять сына, он остался на берегу кузнецом.

      -Мужики, я не могу идти в море! Сынишку не с кем оставить!- Фёдор пожимает плечами:

      -Потом, поморы и малой ватагой хаживали! Впервой что ли? Да и лесу игумен на избу обещал! Когда дом-то рубить? Второй год в землянке! Тяжело!-

      -Конечно, малой ватагой ходить, оно можно! Да норвег проклятый озорует! Рыбёшку нашу берёт! Зверя морского бьёт! Надысь схлестнулись с ними наши мужички-то, так не добром всё вышло! У норвега и шхуна куда больше коча! И матросов-рыбачков почти вдвое! А в землянке не ты один! Тебе игумен хоть лесу обещал! А нам-то и того меньше! Уловом-де не доволен!- рыбаки умолкли, их лица вспотели. Пот смешавшись с сажей, чёрными каплями тёк по щекам.

      -Айда с нами, Фёдор, не дури! Ты же сам знаешь, каково оно в море? Да ещё и воры! Сам понимаешь, а…? Сын-то твой, вона, уже большой! Кувалда в руке, что игрушка! Придём с путины-то, сообща избы рубить станем! Потом, сам Егор, кормчий, договорился с Толмачихой-то! Она и присмотрит за мальцом, а?-

А малец перестал ковать. Звон молота об наковальню мешал разговору. Слушая взрослых, он с тревогой посматривал на отца. Мальчишка давно просил тятьку взять его в море, да отец был против, а сейчас видно, пришло удачное время.

      -Тять, а тять, а что я с вами пойду? Росту я не велик, а прок от меня в море будет!-

      -А и то верно, Фёдор, пущай с нами идёт! Не велик мужик, а руки лишними не будут!- поддержали мальца поморы.

      -Цыц у меня!- цыкнул отец на сына:

      -Тоже мне, помор выискался!-

      -Ты подумай Фёдор! Шибко подумай! Мы завтра, поутру выходим!- гости направились к выходу. Опять заскрипела дверь выпуская рыбаков. Кузнец, провожая гостей, вышел с ними на улицу. Несмотря на весну, на улице было холодно, из обмазанных труб землянок шёл дым. Год назад по деревне красный петух прошёл. Два брата не поделили отцовский дом после его кончины и, подравшись в избе, сбили лампадку с образов. За мордобоем они не сразу заметили, что изба горит. Сильный ветер, разнося горящие клочья соломы, как свечки поджигал соседние избы, крытые той же соломой, и скоро вся деревня запылала. Строительного леса на всю деревню, конечно, не было и самым приличным жильём оказались землянки. Кузня была на отшибе, и только поэтому не пострадала. Фёдор, зябко передёрнув плечами, прислушался, в кузне молот чётко отбивал по наковальне.

      -Олешка, притуши-ка горн-то!- с порога приказал он сыну:

      -И давай-ка, собирайся! К Толмачихе пойдём!-

      -Тять, а что к ней идти-то? Можно я в кузне останусь, хотя бы вон, крест для монастыря докую! Да и решётку на ворота, опять же! Поесть-то у Толмачихе я всегда смогу, а спать-то мне лучше тут, чем в землянке! Ты тять ступай, за меня не думай чего, а я завтра проводить тебя приду на пристань-то!-

      Утром рано, на пристани коч, готовый отвалить. По сходням поднимаются последние поморы. У борта стоит Фёдор, нервничает, сынишка что-то запаздывает, должно проспал.

      -Ну, что? Поднимай парус! Пошли потихоньку!- командует кормчий, и уже обращаясь к кузнецу:

      -Да ты не горюй, Фёдор! Не на век уходим-то! Вернёмся чай, с уловом-то! А ты молодец! Поддержал ребятушек!-

Ветер поухивает в парус, коч бежит весело, нос режет волну, море слегка штормит, нет-нет, да и швырнёт в лицо поморам горсть, другую ледяных брызг. Посмотришь назад, берег, превращаясь в тонкую линию, неумолимо удаляется.

      -Прощай, Рыбачий! Здравствуй суровый, ледовитый океан-

      *                                           *                                             *                        

      Говоря, что не помнит ничего хорошего в прошлом, Луиза обманывала Ола. Вернее она лгала не ему, а самой себе. Слушая рассказ, она, прикрыв глаза, видела маленького Олешку, кующего крест. Но вместе с тем и её личная, прошлая жизнь, безо всякого на то разрешения, поплыла в сознании молодой женщины.

      Ей было лет шестнадцать, когда сидя на крыльце своего дома, она увидела высокого, худощавого парня. Он шёл по улице так, словно сам не знал, куда идёт. Одет был парень в одеяние, явно не своего размера. Вельветовый, коричневого цвета пиджак сильно свисал с плеч, и рукава были сильно подвёрнуты. Штаны же наоборот, были коротки, и доходили едва до щиколоток. Слегка вытянутое лицо украшал большой, с горбинкой, тонкий нос. Над тонкими губами, пробивался юношеский пушок, маленьких усиков. Тёмно-каштановые волосы, вились. В общем, лицо было не броским, если бы не глаза. Они были большие, карие, обрамлённые длинными, чёрными ресницами. Причём их взгляд ничего не выражал, и был какой-то отчуждённый, словно таил в себе, какой-то секрет. Любопытство, обуяло девушку, и что бы привлечь к себе внимание парня, Луиза громко окликнула свою подругу, которая как раз выглядывала в окно. Но парень прошёл мимо, даже не взглянув в её сторону. Потом, долго идя за ним и сверля его кудрявый затылок, она никак не могла придумать предлог, чтобы познакомиться с ним. Так, проходя мимо какой-то подворотни, вдруг из её полумрака, неожиданно, какой-то парень схватил Луизу за руку. Невольно вскрикнув, она рванулась, пытаясь освободить руку, но парень был силён, и крепко сжимая её запястье, тянул в глубину подворотни. Прижав девушку спиной к стене, насильник одной рукой зажал ей рот, чтобы она не могла криком позвать на помощь, а другой рукой настойчиво шарил между её ног, пытаясь проникнуть пальцем в её щель. Изо рта у парня, ужасно пахло гнилью, и он дышал этим смрадом прямо в лицо Луизе, от чего её сильно мутило. От неприязни и страха девушка дрожала всем телом, но именно это её состояние, как видно и возбуждало насильника.

      -Эй, приятель! А ну-ка отпусти девчонку!-

Насильник, вздрогнув, оглянулся. Перед ним стоял какой-то доходяга, но своей решимостью этот доходяга внушал страх.

      -Ладно! Ладно! Я это…! Первый! А ты вторым будешь!- налётчик оскалил жёлтые, с гнильцой зубы.

      -Да нет же! Ты, я гляжу, не понял! Ты не будешь не первым, ни вторым! Ты  вообще ничего не будешь!-

Доходяга стоял широко расставив ноги, и непринуждённо улыбался.

      -Ого! Я-то думал, что ты тоже не прочь побаловаться с девчонкой, за компанию, а ты желаешь её один, значит, придётся пощекотать тебя пёрышком!-

Гнилозубый грубо оттолкнул девушку в сторону, а в руке у него блеснул нож. Однако, не смотря на свою худобу, заступник оказался весьма проворным. Мыском правой ноги он выбил нож из руки бандита, а левой ногой, с боку, нанёс сильный удар в лицо, точнее, не в  лицо, а в противную рожу того насильника. От такого удара тот рухнул, как подкошенный к ногам испуганной девушки, которая прикрыла обеими руками, открытый от удивления рот и стояла не в состоянии произнести ни слова.

      -Сударыня! Я надеюсь, Вы не очень испугались? Конечно, на улицах Парижа полно всякого сброда! Но, что бы напасть среди белого дня, это даже для меня ново!- пытаясь вывести испуганную девушку из оцепенения, промолвил загадочный спаситель приятным голосом.

      -Позвольте представиться? Жан-Филипп!- он тряхнул каштановыми кудрями в лёгком поклоне.

      -А как Ваше имя? Сударыня?-

      -Как Вы ловко его, ногами?»- вместо того, что бы представиться, восхищённо произнесла Луиза.

      -Да ничего особенного, это просто «сават»! Ну, французский бокс!- беря девушку под руку, и выводя её из подворотни, пояснил Жан-Филипп.

      -Мой старший брат, он был офицером французского легиона, полгода назад погиб в новом свете, так вот, это он научил меня этой борьбе! Да, между тем, я узнаю Ваше имя сегодня, или нет?-

      -Извольте сударь! Я - Луиза, мне шестнадцать лет! Мы с моей бабушкой проживаем на улице Тамплиеров! Это здесь, не далеко! Я раньше воспитывалась в пансионате «Благородных девиц», но у бабушки нет больше денег, чтобы оплачивать моё обучение и поэтому я  сейчас ничем определённым не занимаюсь!-

      -А я – бродячий поэт, который не имеет постоянного заработка, но имеет своё собственное жильё на берегу Сены! Я имею честь, сударыня, пригласить Вас отужинать у меня дома! Сегодня я сказочно богат, я получил гонорар за свои стихи и на сладкий чай с пирожными у меня хватит!-

Так, непринуждённо беседуя, они дошли до Луизиного дома.

      -Ну, так, что? До вечера! А сейчас, прошу меня извинить, но у меня ещё есть кое-какие дела!-

Жан-Филипп, тряхнув своими кудрями, резко повернулся на каблуках, и зашага прочь, сутулясь и не оборачиваясь. Когда он свернув в переулок исчез, девушка, взвизгнув, запрыгала от радости.

      -Ты, что, сто франков нашла?- окликнула её подруга, которая всё ещё смотрела в окно, скуки ради.

      -Мари! Мари! У тебя, случайно, нет сегодняшнего номера «Парижского вестника»?-

Развернув газету, Луиза с замиранием сердца прочла ровные строки.

      -Я тёплый ветер Парижа,

                  Где хочу, там сную,

                                И про то, что увижу,

                                         Тут же песню пою!

Про Монмартр и, про Сену,

                       И Бастилии мрак.

                                  Пляс Пигальскую сцену,

                                                     Да дешёвый кабак!-

                                                                                         Ж.Ф. Рене.

      -Так вот ты какой, поэт! Жан-Филипп!- закрыв свои глаза, прошептала влюблённая девушка.

       *                                       *                                          *                              

       Прошла неделя с того дня, когда акула, получив хороший удар от своего заклятого врага, скрылась в заливе соседнего острова. Говоря, что большая белая акула хладнокровная тварь, это будет не совсем верно. Хоть она и хладнокровный убийца, всё же в отличие от других рыб является теплокровной. Пищеварительный процесс у белой акулы проходит гораздо быстрей, чем у остальных рыб, поэтому ей приходиться охотится гораздо чаще остальных акул. Монстр не ел уже семь дней, принимая тёплые, оздоровительные ванны залива. Когда-то круглые его бока заметно впали. Зато рана на боку заживая, покрылась белёсыми струпьями и почти не мешала свободно двигаться гиганту. Все боевые отсеки машины-убийцы посылали в командный пункт головного мозга тревожные, голодные сигналы. И акула подчиняясь этим сигналам, медленно работая хвостом, крадучись по самому дну отправилась на охоту, следуя вдоль берега острова.

      Туземцы-дикари, проживающие на том острове, питались в основном рыбой. Поедание человеческой плоти, было ритуальным и не являлось повседневной трапезой. Ярдах так, в десяти от рифа, долблёнка с шестью рыбаками медленно двигалась вдоль гряды. Прошлый шторм посрывал не хитрые поплавки из пустых кокосовых орехов, которые были привязаны к снастям сплетенных из тонких прутьев. Вот теперь дикарям, чтобы поднять плетёнку, приходилось нырять в воду, в поисках утерянных снастей. Глубоко вдохнув, один из рыбаков прыгнул с лодки в воду, и быстро работая руками и ногами, стал погружаться на дно. Найдя оборванный конец тонкой лианы, к которой был привязан поплавок он, оттолкнувшись от дна, стал всплывать, держа конец лианы в руке. Вынырнув рыбак уже было протянул лиану сидящим в лодке. Но, вдруг его тело почти по пояс поднявшись из воды, с той же скоростью погрузилась под воду, а на месте где только, что была голова пловца, в кровавых разводах, с шумом, выскочили большие, воздушные пузыри. Сидевшие в долблёнке туземцы, тут же попрыгали за борт, чтобы оказать помощь своему попавшему в переделку товарищу. Разъярённая запахом крови и голодом, акула мотала своей головой, туда - сюда, среди массы дёргающихся чернокожих тел. Её челюсти методично сжимались и разжимались, перемалывая плоть и кости людей, попавших в огромную пасть. Вода, красная от крови бурлила вокруг так, как будто её вскипятили на Адском огне. Кровавый пир акулы-гиганта продолжался не более пяти минут. Наконец-то насытившись, монстр лениво махнув хвостом, поплыл прочь, оставляя после оргии плавающие среди кровавой мути кусочки мяса, кожи и волос, да огрызки рук, и ног, лежавших на песчаном дне. Как только огромный силуэт растворился в синеве океана, на место кровавого пира со всех сторон рифа стаями устремились его обитатели. И вот уже огромный, шевелящийся шар из рыб разных цветов и размеров, среде которых  были и наши знакомые рифовые акулы, переливаясь в лучах тропического солнца всеми цветами радуги, заметался в кровавой воде, подбирая всё то, что осталось после обеда огромной акулы. Тёплый, лёгкий ветерок относил, пустую лодку от большого, красного пятна на поверхности воды, которое, как накидка фокусника, скрывала под собой все подробности трагической сцены.

      Чайки, зависнув в воздушном потоке тёплого бриза, с любопытством смотрят вниз, на безжизненное тело туземца, лежащие на берегу около самой воды. Из глубоких ссадин на руках и ногах, на боку, и на плече сочится кровь и стекает на песок. Эти раны, незадачливый рыбак получил в результате плотного соприкосновения с колючей кожей акулы-монстра. На первый взгляд может показаться, что он мёртв, но это не так. Вздрогнув, как от удара током окровавленное тело задёргалось. Чайки, тут же ложась на правое крыло, с громким криком запланировали прочь. Приподнявшись на слабых руках, туземец надсадно закашлял, изрыгая морскую воду, которой, как видно нахлебался в изрядном количестве. Отдышавшись, он медленно поднялся и шатаясь побрёл в направлении своего стойбища. В окружении всего племени, переживший трагедию рыбак, рассказывал вождю о том, что произошло с его товарищами. Вождь, сидя на коврике, сплетённым из листьев пальмы, внимательно слушал рассказ. Его верхняя губа нервно дёргалась. Ноздри упруго раздуваясь, с шумом выдыхали воздух, а глаза налились кровью. Видно было, что он очень сильно зол. Когда рассказчик закончив, устало опустился на песок, вождь несколько секунд помолчав, вдруг резко вскочил на ноги. Обведя тяжёлым взглядом всё племя он, брызгая слюной, и глотая окончания слов, стал выкрикивать вслух свои мысли.

      -Это не акула! Таких акул не бывает! Это Макуа! И он очень сильно разгневан на нас за то, что мы до сих пор не принесли ему достойную жертву! Там!- он указал длинным, узловатым пальцем в сторону соседнего острова:

      -Враждебное нам племя! Они во главе с Пиму продались белым дьяволам! Он сам, этот одноногий чёрт, с белыми пьёт огненную воду и носит их тряпки, которые выменял за жемчуг! Мы давно бы перебили его племя! Но у белых дьяволов, которые плавают на больших, увешенных тряпками долблёнках есть железные палки, из которых вылетают гром, огонь и дым! Белые с этими палками заступятся за Пиму!-

Показав, пять пальцев одной руки и приставив два пальца другой, он продолжал:

      -Вот столько солнц назад мой сын со своими храбрыми воинами, был на острове Пиму! У озера с вкусной водой он видел белую женщину! Надо сегодня вечером сплавать туда и похитить эту женщину! Мы вместе со жрецом принесём её в жертву Макуа! И тогда он опять станет к нам благосклонным!-

      -Да! Да! Это мудрое решение вождь!- загалдело всё племя. Вождь же, скрестив руки на груди и гордо выставив вперёд правую ногу подытоживая свою речь, выкрикнул:

      -Да будет так!-

В лучах заходящего солнца три долблёнки, по пять гребцов в каждой, преодолевая мелководье рифа и теченье океана, поплыли к соседнему острову.

     *                                    *                                              *                  

      Преодолев полосу шторма, корабль, с гордым названьем «Марс», подобно проснувшийся птицы, расправлял свои косые паруса-крылья забирая в них всё больше и больше попутного ветра. Работа на судне кипела. Кто ставил паруса, кто поправлял такелаж, кто занимался палубной приборкой. Капитан Йорк сидел в своей каюте склонившись над картой. Конечно, к острову Гуадалупе идти нет никакого смысла. Во-первых – далеко. Во-вторых – не сезон. Осенью, большая белая иммигрирует  из Тихого океана в Атлантический, к Гавайским островам. А так же к южному побережью Африки и к западному побережью Австралии. В это время года большое скопление акул, почти всегда наблюдалось порядка ста-пятидесяти миль от Кейптауна. Вызвав помощника к себе, Йорк отдал приказ взять курс на Кейптаун. Потом, немного подумав, он приказал боцману построить шлюпочную команду. Хоть капитан и говорил, что жемчуг его не очень сильно интересует, он вовсе не хотел, чтобы его матросы, скупали жемчуг за его спиной. Проведя тщательный досмотр и не найдя у матросов ничего, кэп в хорошем расположении духа ушёл в свою каюту, в сопровождении боцмана. Когда начальство удалилось, моряки во главе с пожилым матросом, с красным платком на голове, и фиолетовым шрамом, идущем через всю левую щёку, обступили молодого морячка.

      -Питти! Питти! Питти! А куда делась та большая жемчужина, которую ты выменял на берегу у той губастой девчонке на зеркальце? Нет! Нам, конечно, наплевать, куда ты её спрятал! Ты нам лучше скажи!- подмигивая друзьям, продолжал хохмач:

      -Ты сто грамм-то штормовых принял, или нет? Просто когда я был ещё юнгой и ходил в каботажку по Карибскому морю, у нас вредного старпома отравили, растворив жемчужину в роме! Усекаешь! Именно жемчужину! И именно в роме! Во!-

Как раз, в разгар этого монолога вышел из каюты капитана боцман.

      -Ну! Какого чёрта столпились? Акулий корм! Ну-ка! Быстро за работу! Не то заставлю рашпилем, якоря точить!- рявкнул он на притихших моряков. Все тут же разбежались по своим местам, а Питти с матросом в красном платке, стали с таким усердием тереть щётками палубу, будто хотели протереть в ней дыру. Когда боцман, помахивая боцманской дудкой, в развалку ушёл на корму, Питти приставив щётку к мачте, сказал Бобу:

      -Слушай, Боб, я на минуточку отойду к коку!-

Кок на «Марсе» не только готовил еду, но и по совместительству, врачевал.

      -Смитти! Дай мне, что-нибудь от живота!- с порога закричал, Пит коку.

      -Вот тебе столовая ложка касторки!- кок загремел склянками.

      -Какая ложка? Наливай стакан! Вопрос жизни и смерти!- орал матрос, вытирая холодный пот.

      -Ну, ладно! Ладно! Полстакана пожалуй налью! И то много будет! Это же касторка!-

За открытым иллюминатором, вдоль борта стояла, во главе с Бобом, вся шлюпочная команда и давилась от смеха. Жемчужину Пит нашёл после первого испражнения, но в гальюн он пробегал всю ночь. Под утро бледный и усталый он постучал в дверь капитанской каюты.

      -Вот, сэр!- матрос положил на стол матовый шарик жемчуга:

      -Вчера побоялся отдать!-

      -Что вернул, это ты молодец! Но в Кейптауне, чтоб духу твоего на судне не было! Я в своей команде «крыс» не потерплю!-

Когда дверь за матросом закрылась, Йорк, брезгливо облив жемчужину ромом, протёр её ветошью. Повертев её в солнечных лучах, любуясь её формами и цветом, он убрал жемчужину в шкатулку.

      Вечером, после вахты, лёжа в своём гамаке, Боб, раскурив свою трубку и откашлявшись, произнёс:

      -Ты, Питти, не обижайся на шутку! Я вовсе не хотел тебя подставить кэпу! А жемчужину, что отдал, так это ты зря!-

      -Да, что ты Боб! я вовсе не обижаюсь! Чёрт с ней, с этой жемчужиной! Ладно б дюжину притырить! Это да! А вот с командой расставаться! Вот это горе! Привык я к вам, всем!-

Боб затянулся из трубки, красный свет от табачного уголька озарил шрам на щеке.

      -Да не переживай ты так Питти! Настоящий моряк всегда будет в море! Потому, что море для моряка, родимый дом!-

      -Боб! Вот ты старый морской волк!- раздался голос из другого угла:

      -Скажи-ка! Почему Тихий океан, тихим зовут? Я сколько по нему ни хаживал, так всегда он бушевал!-

Боб авторитетно закряхтел:

      -Я знаю только одно, что когда один знаменитый моряк, не-то Колумб, не-то Магеллан! Нет, скорее Магеллан! Так вот, когда он совершал кругосветный поход, этот океан ни разу не штормил! Вот он его и назвал Тихим! Хотя шторм, это не самое страшное!-

      -Что же может быть страшнее шторма в девять баллов?- раздались удивлённые голоса с разных сторон.

      -Что? Вы не знаете? Ну, тогда слушайте! Шли мы, как-то из Кейптауна на Мадагаскар! Я стоял на шкентеле и раскуривал свою любимую трубочку! Как раз наша шхуна огибала мыс Доброй Надежды! Так вот! Стою я курю, и смотрю в море! И вижу, как вода, вдруг стала подниматься вверх стеной! Эта стена воды высотой ярдов сорок, пятьдесят, стремительно покатила прямо на наш корабль! Ну, думаю – всё! Конец тебе Боб! А эта огромная волна, не дойдя до нас ярдов двадцать, вдруг упала вниз, как будто её и не было вовсе!-

      -Да! Знаем мы, что ты, Боб любишь загнуть! Но сейчас ты явно перегнул!- засмеялись моряки.

      -Не, братцы! Хотите верьте, хотите, нет! Только нам тогда сильно повезло! Многие корабли такие волны разбили в щепки! Бывалые моряки говаривали, что в том месте, между мысом Доброй Надежды и мысом Игольчатый, встречаются два океана! Атлантический и Индийский! И бьются грудь о грудь! Вот поэтому такие гигантские волны порой и вздымаются! Да! Морская служба полна опасностей и приключений! Вот почему именами отчаянных моряков названы проливы, острова и моря!-

      -Боб, а ведь самыми отчаянными моряками били пираты! А в их честь ничего не назвали! Хотя пиратскими костями усеяны все моря и океаны! И почти на всех известных островах есть их могилы!-

      -Да!- с глубоким вздохом ответил Боб:

      -Пираты были ребята хоть куда! Но в честь разбойников, никто островов и проливов не назовёт! Хотя, нет! В честь Дрейка назван пролив! А может это однофамилец знаменитого пирата? Я точно не знаю! Вообще-то, пиратство давно откатило! Современные, военные корабли, все под бранёй и на паровом ходу! И пушечки у них бьют не ядрами, а снарядами! Такой пароход любую пиратскую шхуну в пять минут отправит на дно! И офицеры сейчас верны присяге! И нашего брата-матроса они в ежовых рукавицах держат! Не забалуешь! Так, что пиратов сейчас нигде не встретишь! Если только в Жёлтом, или в Японском морях, китайцы на своих джонках промышляют ещё разбоем!-

      -Боб, а что у тебя в левом ухе за серьга такая странная висит?-

      -Какая серьга? Молокососы, неопытные…! Это же золотой пиастр! Плата так сказать…! За последнюю услугу пирату…! Когда тот закроет на веке свои очи! Ну! Плата за похороны! Понятно? Да и какая разница пират ты, или просто моряк? Всё равно ты бродяга! Скиталец морей! И жизнь твоя полна романтики и риска! И за это надо выпить! А? Ребята? Эй! Кок! Налей-ка нам рома!- красный огонёк трубки озарил щербатую улыбку старого пирата.

      -Я хо!- залихватски выкрикнул он.

      -Я хо-хо! Боб! Я хо-хо!- отозвалась эхом вся команда.

      *                                  *                                             *

      Постоянные, утомительные тренировки на свежем воздухе и регулярные любовные игры с любимым человеком, сильно изменили молодую женщину. Её кожа покрылась красивым загаром. А фигурка стала более изящной и мускулистой. Карие глаза на загорелом лице поблескивали счастливым светом. Её тренер – «гуру», тоже преобразился. Даже, можно сказать, помолодел лет на десять. Хотя он и не упускал случая, чтобы отговорить свою любимую от этой затеи с глубоководным погружением. Но замечая, как меняется Лу в хорошую сторону, в глубине души, всё же, был чертовски доволен успехами своей ученицы. Часто ходя к высокой скале на рыбалку, Луиза сблизилась с подругами Хеки и они, при общении, не только жестикулировали руками, но уже понимали многие английские слова. И Лу, тоже понимала много слов островитян. Ню, жених Хеки, тоже часто приходил к хижине Ола. Время лечит даже самые глубокие, душевные раны, вот и Ню, иногда, даже стал улыбаться. Только глаза его при этом были, как всегда грустными. Короче говоря, жизнь, на острове потихоньку  налаживаясь, постепенно стала входить в своё привычное русло. Как-то, после тренировки, ученица со своим наставником, лёжа на горячем песке пляжа около высокой скалы, мирно беседовали.

      -Ол!- глядя в небо, мечтательно сказала Луиза: 

      -Вон! Видишь чайка! Ведь она не махая крыльями может парить над водой очень, очень долго! А взять парус! Он тоже, расправленный ветром с силой тянет корабль вперёд! Я, когда была на вершине скалы…! Оттуда было хорошо видно акулу!-

      -Да! Да! Правильно!- Ол, вскочив на ноги, быстро заходил взад, вперёд возле Луизы.

      -Ты права дорогая! Надо просто сделать раму и натянуть на неё парусину! Получится своеобразное крыло ну, как у чайки! И на этом крыле можно будет подняться ввысь, ловя восходящие потоки тёплого воздуха, которые сами поднимут это крыло вверх! А  чтобы контролировать полёт, крыло надо привязать длинной верёвкой к корме шхуны! Нет! Не к корме! А к якорному барабану, предварительно пропустив верёвку через блок закреплённый на гике! Гик даст возможность поворачивать крыло туда, сюда, а наматывая верёвку на барабан, можно будет изменять высоту полёта!-

Минуту спустя странная пара, молодая девушка и не молодой, но бойкий морячок, быстро шагали к деревне Пиму.

      -На другом конце острова заросли бамбука!- на ходу продолжал свою мысль Ол:

      -Бамбук, разрастается побегами от основного ствола до тех пор, пока основной ствол и самые большие его побеги не зацветут! После цветения вся эта поросль погибая, засыхает! Мы сейчас возьмём Ню, с его друзьями и наберём бамбуковых хлыстов, нужной толщины и длинны! Бамбук довольно лёгок, но вместе с тем, он очень прочный! Главное, чтобы все хлысты были без трещин! Именно из бамбука я хочу сделать раму крыла!-

В тот же вечер возле хижины моряка уже лежала солидная куча бамбуковых хлыстов. Сам хозяин, умело махая небольшим молотком, ковал стальные крестовины и уголки для крепкого соединения каркаса крыла. В деревне туземки, по просьбе Ола, толкли в ступках, рыбьи кости, превращая их в муку, а молодёжь расплетала пеньковый канат на тоненькие верёвочки. Ню и его приятели принесли парусину. Когда солнце беззаботно скатилось в океан и на острове стало темно, всё было готово для того, чтобы  утром можно было собрать конструкцию парусинового крыла.

      -Ты, молодец Лу! Здорово придумала с крылом чайки!- лёжа в своей постели, вполголоса шептал Олеша, восторгаясь умом и сообразительностью своей любимой:

      -Я-то старый дурак совсем забыл  о том, что когда я был в плену у китайских пиратов, у которых предводителем был жестокий Ли Пен, то очень многому там научился и много, чего узнал! Видел я и чертежи воздушного змея, придуманного тибетскими монахами! Не знаю, правда или нет, но на этом чудо змее, тибетские ламы поднимались ввысь небес! Только их змей лишён возможности маневрировать, так как удерживается в воздухе неподвижной верёвкой и ветром. Нашим же с тобой крылом можно будет управлять рулём-рамой и подвижным гиком!-

      -А ты разве и в Китае был?- ласково потеревшись щекой об волосатую грудь Ола, Луиза, распираемая любопытством, уж было начала расспрос:

      -Ты мне ещё об этом не рассказывал! Расскажи! А!-

      -Ещё расскажу! В своё время!- успокоил девушку моряк:

      -А сейчас слушай, как я из дома, самовольно, ушёл в море! И, что из этого вышло!-

И опять перед Луизой замелькали кадры прошлой жизни, теперь уже любимого ею человека.

      Когда родной берег скрылся из вида, парусина которой были накрыты пустые бочки вдруг зашевелилась. Олешка, который тайком ночью пробрался на коч и спрятался между бочками, заснул и во сне, чтоб лечь поудобней заворочался.

      -Мужики! Под парусиной кто-то есть!- указывая на накрытые бочки, воскликнул бородатый помор. Кормчий Егор, подняв край паруса, застыл в удивлении. Между бочек спал сын кузнеца, улыбаясь во сне. Холодный ветерок, пахнув в лицо разбудил парня, тот сел, щурясь спросони.

      -Сын? Ты? Как ты сюда попал?- нагнувшись к сыну, растеряно проговорил Фёдор.

      -Тять! Прости! Хотел, чтобы не прозевать ваш отход подождать тут, да заснул!-

      -Заснул он – шельмец! Скажи уж, сбежал! Самовольно! Ну, что с тобой делать?-           

Отец, слегка шлёпнул сына по затылку.

      -Тять! Ты, что?- закрывая голову руками, запричитал малец.

      -Вот, сын! Запомни этот день, когда ты, первый раз в море пошёл! Поцелуй я тебя – забудешь ведь! А подзатыльник, запомнишь крепко!-

      -Это точно! Фёдор! Зарубку-то запомнит!- смеясь, поддакнули кузнецу поморы.

      -Тять, а можно мне на нос?-

      -А ты не у меня, у кормчего спрашивай, я-то рулевой, а командир – он!-

      -Да пущай пойдёт, посмотрит,- улыбаясь, машет рукой Егор.

Олешка стоит на самом носу судна, вперёд смотрит. Навстречу ладье летят, как густой туман, низкие облака. Глянет вниз, пузатый мыс, как нож, режет зеленоватую волну.

      Шкипер норвежской, рыбацкой шхуны, ходит по мостику и нервно курит. С утра у него, какое-то плохое предчувствие. Рыбаки вытягивают кошель трала. Улов, жидким серебром поблёскивает сетке.

      -Скорей! Скорей!- кричит шкипер команде, поглядывая в сторону пролива, между двух,  пустынных, каменистых островков, по центру которых, на дощатых треногах трепещутся на ветру, российские вешки флажков. Был час отлива, и проход между островками был очень опасен, да и трюмы были полны рыбы. Большая осадка судна увеличивала риск.

      -Кэп! Вижу русскую ладью!- закричал, с марсового мостика на грот-мачте, наблюдатель.

      -Олоф! Обрезай шкоты! Бросаем сеть и уходим!- приказал шкипер:

      -Встреча с русскими поморами в мои планы не входит!-

Олоф, исполняя приказ, махнул топором. И улов, серебристыми струями, потёк из сети обратно в море, радуясь неожиданной свободе.

      -Дядя Егор! На горизонте мачты какой-то шхуны!- малец показывает пальцем в сторону горизонта.

      -Опять норвег озорует! Ну, что, братцы? Проучим вора? А ты, Олешка, молодец! Глаз у тебя, прям, шило! Не иначе!-

      -Егор! Не успеем! Норвег стакселя ставит, на фоке и на бизани, да кливера на бушприт налаживает, пройдёт по проливу, поставит гроты, и ищи ветра! Сетёнку-то он, видать, уже сбросил!-

      -Не боись, ребята! Норвег тяжёлый, а мы, пустые, лёгкие! Мы, его нагоним, и устроим оказию!-

      Норвежский шкипер, Райнер, был опытным моряком. Встав к штурвалу, он, лично повёл шхуну по проливу. Пощёлкивает штуртрос. Судно, повинуясь умелой руке, плавно идёт по створу пролива. На выходе, чуть чиркнув об подводные валуны мели днищем, шхуна прибавила ходу.

      -Фёдор, держи нос на левую вешку, а как пройдём половину гряды, резко ложись направо!- подавал сухие, чёткие команды рулевому, кормчий. Когда пол гряды осталась за кармой, Федор резко налёг на рулевой шест, не выдержав такого нажима, тот, с сухим треском обломился и коч, потеряв управление, с ходу, врубился в мель каменной гряды. От удара, пустые бочки покатились по палубе. Одна из них, прокатившись по борту, ударила в спину мальчика, стоявшего на носу ладьи, и он, вместе с той бочкой, полетел за борт. Течение, тут же подхватило Олешу и понесло по проливу, вдоль гряды. Намокшая одежда и ледяная вода лишили его возможности двигаться, но он, с трудом огребаясь, и барахтая ногами в тяжёлых сапогах, изо всех сил пытался догнать ту самую, пустую бочку.

     Услышав треск коча, налетевшего на мель, Райнер приказал подобрать паруса, и лечь в дрейф.

      -Уж не хочешь ли ты, кэп, пойти на помощь этим русским?- с ехидцей спросил Олоф.

      -Если они дадут отмашку, по закону моря, мы пойдём к ним!- властно заявил шкипер:

      -В море бросать…!-

      -Человек за бортом! Кэп! Там, в море, человек!- перебив Райнера, закричал наблюдатель с грот-мачты.

      -Шлюпку на воду!- гаркнул шкипер:

      -Ты, Олоф, старший!-

Через пятнадцать минут рыбаки подняли на борт шхуны закоченевшее в ледяной воде, тело мальчика, лет десяти.

      -Отнесите его в мою каюту, разотрите ромом, и закутайте потеплее!-

      -Кэп! Русские отмашки не дают! Что будем делать?-

      -Ставим паруса, и уходим!-

      -А русский мальчишка, которого мы спасли…?-     

      -А кто сказал, что мы кого-то спасли? Никого мы не спасали! Всё! Уходим!-

Услышав его голос, она вздрогнула и обернулась. Парень поднимался по пологому берегу со стороны реки, неся в руке букетик сине-голубых цветов. До этого, цветов, пусть и полевых, Луизе никто не дарил. Почему-то, когда она взяла букет, и уловила тонкий аромат, исходящий от цветов, голова её, вдруг, пошла кругом. Видя, что колени у мадмуазели подогнулись, Жан-Филипп подхватил её под руку, чтоб поддержать, а она уронила свою прелестную головку ему на плечо.

      -Позвольте, сударыня сопроводить Вас в мои апартаменты!- шутливо произнёс кавалер. Апартаментами, ветреного поэта, оказалась небольшая, деревянная надстройка на борту длинной, широкой барки, одна треть которой находилась в реке. Узкое, длинное окно того строения, смотрящее на нос барки, было застеклено, а два боковых, забиты досками. На небольшом листе металла, прибитого к доскам палубы перед надстройкой, стоял примус, на котором кипел большой, медный чайник. Парень по хозяйски, распахнув дверь, пропустил Луизу внутрь своего жилища. Изнутри надстройка оказалась довольно-таки просторной и светлой. Посредине окна стоял стол, сколоченный из простых досок, но накрытый скатертью, всё же выглядел не плохо. Пирожные в плетёной пирожнице. Стаканы  в серебряных подстаканниках и бронзовый, позеленевший от времени подсвечник, с тремя свечами, делали стол праздничным. Стулья, тяжёлые, дубовые, с высокими, резными спинками, стояли по краям стола. В углу, слева от двери, стояла квадратная, железная печурка, труба дымохода, которая, почему-то, проходила, подвешенная к потолку вдоль стен по периметру, и выходила наружу в том же углу, где и начиналась. Дальше, за печкой,  стояла кровать, как и стол, сделанная из досок. Она была застелёна одеялом, сшитым из разноцветных лоскутков. Справа по стене, стоял небольшой шкафчик с книгами.

      -Мадмуазель! Прошу к столу!- отодвигая стул, пригласил девушку Жан-Филипп, а сам вышел на улицу. Луиза присела на самый краешек стула и, положив руки на колени, стала смотреть в окно. За окном, на палубе, хозяин всего этого великолепия, наливая кипяток в заварной, фарфоровый чайничек, посматривал, сквозь стекло, на гостью.

      -Вот, мы с Вами, сидим, пьём чай, и тихо, мирно беседуем, а ведь если бы не тот насильник, из подворотни, мы б, с Вами никогда не встретились. Так, что, как бы это странно не звучало, но я ужасно рад, что всё именно так и случилось! И готов, даже, отблагодарить того хулигана, благодаря которому произошло наше знакомство!-

Говоря эти слова, Жан-Филипп даже и не догадывался, сколько неприятностей в его и Луизиной жизни, будет именно из-за этого типа.

      -Я тоже очень рада нашему знакомству. Хотя не скрою, очень сильно испугалась, когда этот насильник затащил меня в подворотню. Но больше я испугалась, когда он выхватил нож! А Вы, сударь! Вы настолько сильны, насколько и благородны! Если бы я не была в этом уверена, я ни когда не пришла бы к Вам домой. Но скажите, почему такой образованный человек живет на старой, заброшенной барке?-

      -Да! Вы правы, сударыня! Моя фамилия – Де Рене, я отпрыск древнего, дворянского рода. Но я, как многие дворяне Франции, отказался от титулов и званий и ушёл из дома в народ. Увлёкшись поэзией, я стал крамольным поэтом. За мои стихи меня разыскивает, поди, вся полиция Парижа. Но помимо поэзии у меня есть ещё одно увлечение. У нас в имении, в услужении был индус. Его прадед, дед, отец и он сам, были потомственные йоги. Ещё маленьким мальчиком я мог часами наблюдать, как Капур-Синг, выполняя сложные упражнения, завязывался в узлы. Но больше всего мне нравилось, что старый индус, замирая в очередной позе, мог подолгу не дышать. Как и у всех дворянских детей, у меня была гувернантка, под строгим присмотром которой я постигал разные науки. Хотя ученье мне давалось довольно-таки легко, большой тяги к знаниям я не питал. Но вот книги о пиратских приключениях я читал взахлёб. Только моей большой мечтой была не мечта найти клад, зарытый старым капитаном Морганом, а поднять сокровища с морского дна, из затонувшего пиратского корабля. Поэтому умение долго не дышать, меня очень сильно интересовало. Я, как мог, зарисовывал разные стойки и позы йоги, записывал, со слов Капур-Синга, методы тренировок. Так, со временем, у меня получилось из тетради, некое подобие книги, вернее самоучитель для занятий йогой.-

Жан-Филипп встал. Подойдя к шкафчику, он вынул из него толстую, зелёную тетрадь, и протянул её гостье.

      -Позднее, я купил у одного ростовщика эту самую барку. Она была не пригодна для плаванья по реке. Года два, тайком от родителей я, со своими друзьями детства, ремонтировал эту посудину. Я заменил погнившие доски обшивки, перестелил палубу и переделал надстройку, что бы она стала пригодной для проживания на борту круглый год. Мои друзья помогали мне бескорыстно, но тайком, смеялись над моей мечтой. И вот когда всё было готово, и надо было перетащить посудину выше по  реке, к  Корбей-Эсону,   где я мог бы спокойно заниматься йогой, чтобы впоследствии осуществить свою давнюю мечту, все друзья, как один, сказав, что я ненормальный, отвернулись от меня. Вот так я остался совсем один, и настоящих друзей у меня теперь, больше нет!-

Слушая эти откровения, Луиза с восхищением смотрела на молодого человека, который и без того ей очень нравился, а теперь она его просто боготворила. Было совсем темно, и на улицах Парижа горели фонари, тускло, освещая маленькие островки земли под собой, когда на улицу Тамплиеров вышла молодая девушка в сопровождении молодого человека. Они тихо брели, непринуждённо разговаривая, не замечая, что за ними по пятам, словно тень, кто-то крадётся. Этой тенью был тот самый насильник, которого так ловко поколотил Рене. На самом дне Парижских трущоб он был известен, как Вонючка-Кавош, и за свой подлый, мстительный нрав, пользовался своеобразной, дурной славой. Прощаясь, Луиза искренне сказала Филиппу, что она никогда не станет смеяться над его светлой мечтой, и если он не будет против, то она поможет ему с поиском сокровищ.

      -Да! Пустить кровь этому барчуку я всегда успею!- убирая нож, произнёс бандит:

      -Но, сначала надо поподробнее узнать, о каких сокровищах идёт речь!-

      *                                 *                                               *                     

      Кейптаун, куда направился капитан Йорк, находится, где-то на шестьдесят третьем градусе южной широты юго-западного побережья Африки. Шхуна «Марс» проходила как раз между островом Святой Елены и Кейптауном, когда на горизонте показались очертания знакомого судна. Хотя слегка штормило, капитан приказал лечь на другой галс, чтобы как можно ближе подойти к шхуне своего приятеля. Для осуществления правого поворота, нужно на всех, трёх мачтах подобрать гроты, потом, круто поворачивая штурвал вправо, перетянуть все стеньги, шкотами на левый борт, после чего, опять расправить  гроты. Когда манёвр поворота был почти, что завершён, и матросы крепили гики на левом борту, на палубу вышел Боб, чтобы как всегда выкурить свою любимую трубку на шкентеле. Он почти дошёл до кормы, когда от порыва ветра, шкот, удерживающий стеньгу бизани, лопнул. Не закрепленная стеньга, увлекаемая правым наклоном мачты, понеслась на правый борт. Гак, висящий на ней, полетел тута же с большим ускореньем. Его крюк, распахав сонную артерию Боба с правой стороны шеи, зацепился за челюсть и увлёк моряка за борт. Так, повиснув на крюке, он отчаянно затряс руками и ногами, словно пытаясь стряхнуть с них невидимую грязь. Но постепенно эта тряска затихла,  и тело безжизненно вытянулось, слегка покачиваясь на гаке, в такт покачиванию шхуны.

      -Ну, вот Боб, ты и расплатился своей серьгой с нами, своими друзьями, за исполнение погребального обряда!- проговорил Пит, безжизненному телу друга, снимая с его уха золотую монету.

      -Вот!- показав монету команде, он убрал её в карман:

      -В Кейптауне, на берегу, помянем Боба…! Он был настоящим моряком!-

      -Кэп! Гаком протаранило шею Бобу!- с порога доложил боцман капитану.

      -Жив…?- Йорк вопросительно взглянул на боцмана. Тот, проведя большим пальцем по горлу, и махнув им в направлении борта, отрицательно покачал головой.  

      -Похоронить, как подобает! А я пойду с визитом к своему старому другу! Прикажи спустить шлёпку на воду, для меня!-

Когда капитан садился в шлюпку, тело Боба, завёрнутое в парусину, с повязанным, как галстук, красным платком, в области шеи и грузом, привязанным к ногам, уже лежало на широкой доске. Услышав негромкий всплеск, Йорк встал в шлюпке, повернулся к своей шхуне, на которой вдоль борта стояла, с обнажёнными головами, вся команда, провожая в последний путь своего товарища, сняв свою фуражку, он осенил себя крестом, отдавая последнюю дань уважения своему старому матросу, с которым проплавал не один год. Надев фуражку, капитан сел на сидушку шлюпки, махнув рукой в направлении шхуны, старины Мак Коя. А со шхуны «Марс» ветер донёс печальную песню, как рыбак ушёл в далёкий путь, в море, и нашёл своё последнее пристанище на морском дне. Эта старая, рыбацкая песня заволокла пеленою грусти, глаза старого морского волка.

      -Эй! На «Авроре»! Держите конец!- крикнул гребец с первого сиденья шлюпки. Над леерами «Авроры» появилась рыжая голова, обнажённого по пояс, матроса.

      -Ну, чего ты орёшь? Ты же нам всё рыбу распугаешь!- с упрёком зацыкал он на гребца в шлюпке, ловя брошенный конец шкота.

Поднявшись на борт шхуны, Йорк внимательно осмотрел судно «чокнутого» капитана, оно было сильно реконструировано. Вместо бушприта, на носу был сооружён своеобразный мостик с металлическими поручнями, а на самом его конце была прикручена металлическая стойка, в полтора ярда вышиной, с крепёжным червяком виде тисков, который соединялся со стойкой полусферическим шарниром. На фок-мачте не было ни стакселя, ни грота, а её гик, нависал над левым бортам, под углом сорок пять градусов, и поддерживался с помощью блочков, закреплённых под марсовыми. На конце гика висел крепкий гак, шкоты которого, проходя через блочок, крепились к мощной, ручной лебёдке. Вся, эта конструкция, сильно напоминала подъёмный кран. Роль же отсутствующих парусов на фоке и на носу, играл, во время движения, большой спинакер.           

      -Да! Мало того, что Мак - чокнутый, он, вдобавок ещё и изобретатель!- сдвинув фуражку набекрень, усмехнулся Йорк.

Завидя гостя на борту, старпом, дав приказ, продолжать работу без него, оставил команду за разделкой какой-то рыбины. Матросы, ловко орудуя острыми ножами, отрезали от туши большие куски, и швыряли их за борт. Подойдя к капитану, старпом козырнул двумя пальцами.

      -Какими судьбами в наши воды?-

      -По делу старпом, по делу!- Йорк изобразил на лице подобие улыбки.

      -Не желаете взглянуть на представленье? Кормление морских красоток! Зрелище не для слабонервных!- выпятив нижнюю губу, помощник важно задрал вверх голову.

      -Ну-ну! Давай! Удиви меня старпом!-

      -Тогда прошу на правый борт! Мистер!-

Подойдя к лееру правого борта, Йорк посмотрел вниз. Там, в синеве воды, около корпуса шхуны, носились серыми тенями акулы, рассекая волны, спинными плавниками. Когда очередной кусок упал в воду, зубастые рыбины, с разных сторон, ринулись к нему. Началась такая свара, что вода вокруг вспенилась, будто закипела. Из этой бурлящей воды то выскакивал акулий хвост, то грудной плавник, а то, вдруг появлялась острая акулья морда, с прекрасной улыбкой, во всю свою зубастую пасть.

      -Да! Интересно конечно, только это всё - не то! А я имею твёрдое намеренье, пригласить тебя, старпом и Мака на другое, настоящее представленье. И не просто посмотреть, а  принять в нём самое, непосредственное участие!- загадочным тоном произнёс «марсианин», так про себя, уже, окрестил помощник, Йорка.

      -Ну, что ж! Раз этот, кровавый спектакль, Вам, сэр не интересен, тогда нам лучше пройти в капитанскую каюту!-

В каюте капитана царили полумрак и прохлада. В дальнем её конце стоял большой стол с разбросанными на нём лоцманскими картами. Позади стола, на стене, между иллюминаторами, висела костистая, акулья челюсть, в которой белели, в несколько рядов, треугольники острых зубов. Судя по размеру челюстей, в акуле было ярдов шесть, не меньше. Глядя на этот миленький оскал, невольно, холодок бежит по спине. Справа от двери стоит витиеватая вешалка, на которой висит капитанский китель. Дальше, за ней виден край тёмно-красного шкафа. Капитанская каюта была пуста, но помощник, козырнув в полумрак левого угла, произнёс:

      -Сэр! К тебе сам Джимми Йорк! Собственной персоной!-

      -Йорк? Не может этого быть! Не уж-то сам пожаловал!- раздался голос из темноты, и капитан Мак Кой появился в свете иллюминатора. Обнажённый, мускулистый торс капитана был покрыт ровным, бронзовым загаром. На правом боку, по спине и по груди, ровными симметричными полукругами, чётко проступал фиолетовый пунктир шрама, от укуса акулы.

      -Поцелуй смерти!- в шутку пояснял кэп, и добавлял:

      -Но я после него, выжил!-

      -Хэнк! Засвети-ка лампы, а то тут, что-то мрачновато!- попросил Мак помощника.

      -И так! Что привело тебя, Йорк ко мне? Уж не хочешь ли ты, предложить мне долю, в своём жемчужном деле? Только я, Джимми, охотник за акулами! И своё прозвище «Акулья смерть», получил средь моряков, не за скупку у глупых туземцев перламутрового дерьма, которое выделяет устрица!-

      -Именно потому, что ты – «Акулья смерть», я к тебе и пришёл! Есть одно, очень важное дело, как раз по твоему профилю!- Йорк загадочно выставил в сторону Мака указательный палец, имитируя, большим пальцем, выстрел пистолета.

В лучах заката, две шхуны, на всех парусах шли южным курсом. Левая сторона обоих парусников, от ватерлиний, до вымпелов на фок-мачтах, словно пылала огнём, на фоне большого, красного солнца.

      *                                    *                                               *                  

      Ранним утром, на вершине скалы, юные туземцы, братья близнецы, Тох и Мох, стоя на краю, внимательно всматриваются в синеву океана.

      -Слушай Тох, почему это Ню нами командует? Мы же на две луны старше его!- гнусавил Мох.

      -Старше-то, старше! Но он прыгнул отсюда, причём, первым прыгнул! Он – настоящий мужчина! А мы…?- Тох уныло махнул рукой.

      -А что мы? Не знаю как ты, а я был готов прыгнуть, только…! Все, внизу ушли, когда я подошёл к краю!-

      -Ха! Он бы прыгнул! Любишь ты, Мох врать!-

      -Кто? Я вру? Клянусь Макуа – прыгнул бы!- Мох так искренне врал, что сам был готов поверить в свои слова.

      -Ну, что ж, мы на вершине – прыгай!-

      -И прыгну!-

      -Прыгай! Прыгай! А я посмотрю!-

Собрав всё своё мужество, зажмурившись, Мох оттолкнулся от холодного гранита скалы. Ему казалось, что он летит целую вечность. Открыв глаза, паренёк увидел, как стремительно приближается золотистая рябь воды. Вдруг, это волнистое золото разверзлось огромной, зубастой пастью. Щуплое тело юнца, не задев ни одного зуба, провалилась в бездонное чрево акулы-гиганта, и его испуганный вопль затих за плотно сомкнутыми челюстями.

      Солнечный свет рассвета, дюйм за дюймом, проникая в джунгли, раскрашивает их изумрудным цветом листвы, переливается алмазными россыпями росы, наполняет звучными трелями птиц и рычаче-хрюкающими голосами невидимых зверей. Словно играя в догонялки с убегающей ночной тьмой, по едва заметной тропке бежит Луиза. Её движенья легки и грациозны, дыханье глубокое и ровное. Огибая толстые стволы деревьев, нагибаясь под сучки, перепрыгивая низко висящие лианы, она целеустремлённо бежит к пресному озеру. Грубые, парусиновые штаны и тельняшка, ушитые умелой рукой, плотно облегая тело бегуньи, не сковывают её движений. Темно-каштановые волосы девушки подобраны чёрным платком, повязанным на пиратский манер. На её шее висит, на узком ремешке, в кожаных ножнах, большой, широкий нож, откованный Олом, специально для Луизы. Прибежав на берег озера, девушка, не отдыхая, стала выполнять своеобразные упражнения с ножом, довольно ловко крутя его пальцами, чередуя этот финт, колюще-рубящими махами под разными углами, одновременно нарабатывая  различные удары ногами, которые она позаимствовала из борьбы «саваш». Вдоволь намахавшись ногами и ножом, Луиза, скинув одежду, достала припрятанный под большим камнем, широкий пояс со свинцовыми грузами. Застегнув пояс на талии, и сунув за него нож, девушка бросилась в прохладную воду озера. Плотность пресной воды гораздо меньше солёной, морской, поэтому для того, чтобы удерживать тело, отягощённое грузами, на поверхности воды, требуется немало усилий. Девушка, работая всем своим гибким, стройным телом поплыла, подражая дельфину. Она, то выпрыгивала из воды, взмахивая руками,  а то, грациозно изгибалась, уходя под воду, ударяла ногами по воде, в точности как дельфин ныряя, бьёт хвостом. Озеро имело, почти идеальную форму круга, и было в диаметре около трёхсот ярдов, и глубиной посередине, ярдов тридцать. Переплыв озеро туда и обратно, Луиза, глубоко вздохнув, нырнула. Вода озера, нагретая тропическим солнцем на поверхности, была тёплой, но по мере погружения, становилась всё холоднее и холоднее. Обзор в пресной, прозрачной воде озера, был в несколько раз лучше, чем в солёной воде океана. Работая руками только для управления, ныряльщица, увлекаемая грузами, медленно погружалась на дно, любуясь подводным миром озера. Вокруг, не пугаными стайками плавали рыбки, разных цветов и разных форм. Конечно, они не были столь великолепны, как океанические рыбы, да и  размерами они были помельче. Достигнув дна, Луиза, вынув из-за пояса нож, начала свою охоту. Охота на озёрном дне, была не плохой тренировкой. Во-первых, полумрак  большой глубины, обязывал охотника быть более внимательным и сосредоточенным. Во-вторых, очень холодная вода сковывала мышцы, очень сильно замедляя их движения. Пресноводные креветки, едва заметные на песчаном дне, были очень пугливы и осторожны. При приближении к ним, они, тут же, подняв фонтанчик песчаной мути, уплывали прочь. Вот на них-то и устроила охоту ныряльщица. Приготовив нож к атаке, Луиза медленно поплыла между редкими водорослями, всматриваясь в песчаное дно, в поисках добычи. За все свои предыдущие погружения, она ни разу не попала ножом ни в одну креветку. Заметив около небольшой норки маленького рачка, девушка почти остановилась. Взведя руку для удара, она стала дюйм за дюймом, еле заметно приближаться к креветке, стараясь не спугнуть её. Сократив расстояние до достаточного, чтобы эффективно атаковать, Луиза, прицелившись, с выдохом, нанесла резкий удар. Когда муть осела, девушка увидела разрубленную напополам креветку. Удовлетворённая своим результатом она стала медленно всплывать. Нахождение в воде, температура которой не более пяти градусов по Цельсию, грозит, не тренированному организму переохлажденьем. Хотя за неделю тренировок тело девушки закалилось, всё  же во время погружения она немного замёрзла. Отогревшись в тёплой воде поверхности озера, Луиза нырнула снова. Так продолжалось до тех пор, пока её губы, от холода не посинели, а всё тело не стало подтрясоваться в холодном ознобе. Выйдя на берег, она, постелив широкие пальмовые листья, легла на эту подстилку, подставив своё продрогшее тело под лучи жаркого, тропического солнца. Постепенно согреваясь, девушка задремала. И вот ей уже снится, что она, как русалка, с большим, рыбьим хвостом вместо ног, гонится за монстром, который, как проказливый щенок, боясь наказанья, удирает, трусливо поджав свой хвост. Вдруг, хруст сломанной, сухой ветки прервал этот сон. Потревоженная птица полетела прочь, предупреждая других птиц об опасности, громким криком. Луиза быстро встала, надев штаны, она стала прислушиваться. В ближайшем, густом кустарнике явно кто-то прятался. Держа свой нож наготове, девушка, раздвинув плотные ветки, невольно отпрянула назад. На неё, с заострённым, деревянным копьём в руке и с раскрашенным, белыми и красными полосами лицом, смотрел притаившийся дикарь. Отступая, шаг за шагом, изобразив на лице испуг, Лу пыталась выманить дикаря из своего укрытия на открытое место. Когда тот, без всякого опасения вышел из кустов, она, опустив нож, выставила левую ногу вперёд. Дикарь, опустив копьё, уставился на эту красивую, загорелую ногу. Озорница игриво подняла глаза в небо. Перехватив её взгляд, он тоже задрал свою голову вверх. А девушка, перенеся всю тяжесть своего тела на выставленную вперёд, левую ногу, правой ногой, с оттяжкой, резко, ударила это раскрашенное пугало в пах. Издав громкий вопль, дикарь, бросив своё копьё и закрыв ушибленное место руками, запрыгал на месте. Словно эхо, вторя этому воплю, из кустов раздалось множество голосов затаившихся в них дикарей. Не теряя зря время, Луиза, подобрав тельняшку и платок, бросилась в джунгли. Туземцы, не обращая внимания на корчившегося от боли товарища, устремились за ней в погоню, на бегу стреляя в беглянку отравленными стрелками из длинных трубок, и кидая ей в след, свои копья, пуская из луков стрелы. Луиза бежала, не разбирая пути, чувствуя, что дикари её догоняют. Никогда ещё в своей жизни она так быстро не бегала. Ветки, жёсткими листьями больно хлестали её обнажённое до пояса тело, но девушка не чувствовала этих хлёстких ударов. Того большого страха, который Лу испытала, увидев дикаря, уже не было. Этот страх превратился в какое-то другое чувство. Оно, словно опытный наездник, который, умело управляя своим скакуном, лёгким движеньем поводьев, заставлял его закладывать крутые виражи. Луиза, поддавшись и целиком доверившись этому новому чувству, на полном бегу, не оборачиваясь, точно знала, когда ей надо резко вильнуть вправо, чтобы увернутся от отравленной иглы акации, выдутой сильными лёгкими дикаря из трубки. Или, нагнувшись, уйти влево, чтобы стрела, или копьё пролетели мимо цели.

      Ол, гладко выбритый, в хорошо простиранной одежде, заметно преобразился, словно помолодел лет на десять, пятнадцать. Его седые волосы, промыты и тщательно расчесаны.         

На голове повязана красная косынка. Он подгоняет бамбуковые хлысты под металлические крестовины. На костре, издавая неприятный запах, в жестянке что-то варится.

      -Что это такое ты варишь, Ол? Запах такой, что мёртвые от него ещё раз помрут в своих могилах!- закричал подошедший Джон. Он, одной рукой зажимал нос, а другой прижимал к груди какой-то свёрток.

      -Я слышал, что ты мастеришь, что-то похожее на крылья! Я-то сам, не верю, что ты сможешь полететь! Но всё равно, решил тебе принести! Вот, возьми!- он протянул Олу свёрток. В свёртке оказался большой кусок красного, китайского шёлка. Шёлк был лёгок и прочен, как раз то, что надо для крыла.

      -Вот это подарок! Ну, ты молодец! Откуда он у тебя? Хотя! Какая разница! А варю я клей из костной муки!- снимая жестянку с огня и ставя её остывать, пояснил Ол, Джону. Как раз, в это самое время, к хижине моряка, с разных сторон, выбежали из джунглей, с испуганными лицами, Ню и Луиза. Увидя, что Ол не один, Луиза, отвернулась, чтобы надеть тельняшку. Воспользовавшись тем, что Лу одевается, Ню с дрожью в голосе стал, что-то рассказывать. Когда юноша умолк, кузнец перевёл его рассказ.