Рассвет наступает рано. Полоской солнечного света он пробивается по распадкам, продирается сквозь таёжные дебри. Дымка утреннего тумана над речушкой растворяется на глазах. И вот уже солнечные блики играют на холодных и быстрых водах! Утро. По разбитой ухабистой дороге ползёт старенький КАМАЗ. Это артельная вахтовка – кунг. За рулём Саня Бич. Интересный человек – Саня! Кто его знает, сколько ему лет. Можно дать и пятьдесят и шестьдесят…Он интригующе улыбается и машет рукой. Много! В холодное время он топит печурку своего кунга. Аккуратной стопочкой складывает дрова у задней стенки. Они, естественно, рассыпаются от тряски, но он при первой же возможности складывает их обратно. И так до бесконечности. Возит старателей. Утром на участок, вечером обратно. Успевает развозить и ночную смену. « Быстрее можешь?!», - ворчат артельщики, хотя знают, что у Сани норма – «сорок», и всё! Быстрее никогда не поедет. Зато надёжно и удобно, на каждой кочке притормаживает! - Саня, когда домой? - как бы невзначай задаю ему вопрос. -Это куда? Мой дом здесь! - после паузы отвечает он и хмурится. У Сани сложная судьба. Семь лет он колесит на артельном КамАЗе по берегам Вачи и никак не может вырваться на «землю». В конце сезона, как и все, получает деньги. Бегает по магазинам Бодайбо, покупает обновки. Разодетый по последней моде ходит по детским магазинам. Выходит нагруженный коробками. Довольный улыбается во весь свой беззубый рот! А потом вдруг вздрогнет и затухнет. Медленно бредёт по улице и молча, раздаёт коробки встречным ребятишкам. Те удивлённо смотрят вслед незнакомому человеку. Потом покрутят пальцем у виска и, вспрыснув, побегут по своим детским делам, неся под мышками новоиспечённые подарки… Бич ударяется в запой! Целую неделю гудит днём и ночью съёмная квартира в Бодайбо. Меняются лица: мужские, женские… Соседи, ругаясь, стучат в дверь, но потом сами присоединяются к шумной компании. И так день и ночь. Всю неделю! Но в одно прекрасное утро проснувшийся на полу Саня удивлённо шарит по карманам. Рядом ни собутыльников ни соседей. Грустно вздохнув, Бич отправляется в контору. Получив направление опять заводит свой Камаз и знакомой дорогой катит на так знакомые вачинские берега. Я знаю Санину беду. Оставил он своих пацанов десяти да одиннадцати лет. Поехал подзаработать в Сибирь из своей Самары. И вот восьмой год не может вырваться из цепких артельских лап! Какие мальчишкам теперь игрушки? Им ведь по семнадцать и восемнадцать лет уже! Да и жена вот уже третий год живёт с другим мужиком! - Я привык уже!- иногда откровенничает Бич,- Мне бы хоть одно письмо от ребят получить! Не пишут… А сам первый не могу. Отец всё-таки! Саня хлопает дверью своего вездехода и трогается с места. …А вечером из прокуренного барака доносится заунывная песня: Речка Вача,речка Вача, На беду иль на удачу Берега твои глухие Дали временный приют? Нет здесь девушек красивых, И не видно лиц счастливых, И отсутствует уют. Время здесь на месте стало. Тут бичи грустят устало, Вспоминают дом далёкий, Где не помнят их давно. Потому в конце сезона Увольняться нет резона. Всё пропьётся всё-равно. Речка Вача,речка Вача, В жизни их ты много значишь. Здесь живёт таёжной жизнью Их бичёвская семья. До других им нету дела. Здесь здоровье-до предела, А одежда-до тряпья. ...Сколько же вас таких мотается по тайге?! Забытых, заброшенных и, вообщем-то, безвольных людей. Сколько ваших исковерканных судеб вместила в себя эта безбрежная Патомская тайга?! И благо, если кто-нибудь из вас в один удачный день ступит на трап самолёта, чтобы навсегда покинуть край, где прошли потерянные, но по-своему незабываемые годы бродяжьей жизни! Одно слово – АРТЕЛЬ.
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:23
Сообщение №: 123655 Оффлайн
Устало урча моторами УРАЛЫ идут по «зимнику». Дорога настолько трудна, что даже не верится, что по ней вообще ходят машины. Маршрут по- сибирским меркам недлинный. Как у Высоцкого: «Вперёд пятьсот, назад «пятьсот»… Здесь шестьсот, но с учётом такого пути – это неделя времени. За день едва ли восемьдесят километров… Тайга глухая, какая-то мрачная. Патомское нагорье… За кабиной стоит жуткий холод. Мороз далеко за пятьдесят, хотя над макушками сопок светит солнце. Передний автомобиль останавливается. Из него выпрыгивает лихой паренёк. Я забыл, как его зовут. Знаю только, что он из Иркутска. - Что, граждане!,- весело кричит он и натягивает на уши спортивную шапочку, - может, развеселим желудки?! И хохочет. Здесь машины ходят в паре. Или в тройке. Одному никак нельзя! Места глухие, дремучие. Как говорят, до ближайшей заимки триста километров. Многих отважных одиночек находили на этом «зимнике» прямо в своих кабинах. Застывших, отчаянно вцепившихся окостеневшими руками в баранки своих машин. Страшно! Заглох мотор, сломался и …всё. Жги соляру, жги колёса, а потом? По глубокому снегу трудно собирать сушняк. Но главное – страх и одиночество. Это пересиливает всё! Притупляется чувство воли, постепенно накапливается усталость. Наваливается дремота, а с ней, ох, как трудно сладить! …В каждой машине по газовой горелке. Запас хлеба и консервов. Пока готовим обед, издалека приближаются оленьи нарты. На них молодой якут, одетый настолько тепло, что невольно начинаешь ему завидовать. - Здрасти! - Здрасти!, - мужики хитро щурятся, оглядывая якута,- мясо есть? -Есть, однако!, - гость смотрит внимательно, а потом вдруг спрашивает: - Водка, сигареты есть? Идёт натуральный обмен, без которого не мыслят жизни местные аборигены. - Зовут как? - Вовка! - А можно, Вовка, тебя на фотоаппарат снять? Вместе с оленями? - Можно! С Вовкой всегда можно, однако! После фотосессии якут плюхается в нарты, и они быстро исчезают за ближайшей сопкой. Пока шофера доедают обед, я брожу по окрестностям таёжной речки. И вдруг! Занесённый снегом холмик. Из него торчит отёсанный кол. Старый, почерневший. Подхожу ближе. О, боже! Сейчас трудно воспроизвести надпись, выцарапанную ножом. Где-то буквы уже разъедены трещинами, но смысл я понял: «…Здесь покоится казак Его Императорского Величества(дальше не разобрать)… Зверски убит бандитами в 1887 году…(остальное не прочитать). Вот и всё, что осталось от лихого казака на этой земле! Молодой ли, старый ли – кто его знает. Только так и не дождалась его назад, может, мать, может, невеста… А, может, и та и другая. До сих пор жалею, что не сфотографировал это место. Думал, на обратном пути. Но больше я эту могилу так и не нашёл. Меня зовут в путь. Возвращаюсь к машинам. Мы трогаемся. Под размеренный гул мотора я думаю о том, до чего же причудлива человеческая судьба! И сто, и двести лет назад по этим местам всё так же носились оленьи нарты, и всё те же якуты выменивали у казаков спирт и табак… Сибирь. Патомская тайга…
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:24
Сообщение №: 123656 Оффлайн
Колыхались, полыхали жаркими солнечными лучами первые дни наступающего лета 1941 года. Раскалённый воздух маревом стелился над набирающими силу пшеничными колосьями. Только стрёкот кузнечиков тревожил эту бесконечную тишину. Жарко! Колька Морозов возвращался домой! Кажется, что и не было никогда ни трёхлетней разлуки, ни тряски в теплушке с далёкого Урала, ни напутствия начальника лагеря с пожеланиями честной жизни! Знал Морозов, что не мог Женька Марчук после драки побежать с жалобой в милицию. Хоть и колхозный секретарь Женька, вожак комсомольский, но парень крепкий и честный. Да и драка-то было из-за местной красавицы, Дашки Климовой, которая светила своими карими глазками то одному, то другому. Вот и сошлись они в поединке поздним вечером на берегу речки Тумайки. Дрались по договорённости, до первой крови, по-мужски пожав друг другу руки перед боем. И когда Женька очутился на земле с разбитым носом, Колька молча подал ему руку, помогая подняться. На том и разошлись два поединщика на берегу тихой и спокойной речушки. А вечером следующего дня приехал за Колькой Морозовым сотрудник из областного центра, дал возможность попрощаться с причитающей матерью и увёз его на долгие три года и от Женьки Марчука и от красавицы Дашки. За избиение комсомольского секретаря, по анонимному доносу какого-то «доброжелателя», получил Колька свои три года лагерей. Статус «политического» дело не получило, потому что, как узнал Морозов, Женька сам бегал по следователям, доказывая необоснованность обвинения. Мать писала, что Марчук недолго потом продержался в колхозе. Ушёл куда-то на повышение. То ли в район, то ли в область. Первое время иногда приезжал к Дашке, а потом приезды стали всё реже, пока не прекратились совсем. Только совсем не горевала Дашка Климова. Она вычеркнула из своей жизни обоих ухажёров, закрутив бурный роман с новым колхозным механиком Валерием Золотарёвым. Местные бабёнки долго приглядывались к нему, пока, наконец, не прозвали его «Слюнявчиком» за способность ежеминутно сморкаться в носовой платок, который постоянно почему-то оказывался чистым. Дашка переехала в его новый дом, выделенный колхозом как специалисту, и стали жить они семейной жизнью, лишь изредка появляясь на улицах посёлка. Только поздними вечерами часто звучала музыка из раскрытых окон дома механика, и пьяный Дашкин голос выводил мелодии из популярных фильмов. И вот сейчас Колька Морозов возвращался домой, в свой любимый колхоз «Красный серп». И пела душа, истосковавшаяся по рукам заждавшейся матери! И с надеждой трепетало сердце, потому что всё страшное было уже позади, и впереди ждала прекрасная, полная приятных неожиданностей жизнь!
1
- Проходи, проходи! – председатель Антон Макарович Лужин показал Кольке на стул, - Рассказывай! - О чём, Антон Макарыч? – Морозов сел и теперь смущённо ёрзал на стуле. - Это я так, для проформы!- подмигнул Кольке председатель. - На работу вот… - Обязательно, Коля, обязательно! Ты ж хороший механизатор, а я это помню! То, что было – забудем, будем считать недоразумением. Так ведь? - Так, Антон Макарыч! - Матушка как? Извелась тебя дожидаючись! Эх, Коля, хорошим мужиком твой батька был! Ладно, иди! Скажешь Золотарёву, я тебе «шестидесятку» даю! Золотарёва Колька знал плохо. Виделись несколько раз раньше. Теперь вот он с Дашкой живёт! Перегорела любовь к первой красавице колхоза, высохла в глубоких снегах уральского лесоповала! Знать, и не было её вовсе. Видимость одна, да бравада мальчишеская! Вот и всё! Золотарёв о Кольке уже знал. Встретил у ворот МТС. Он с улыбкой поглядывал на загорелое Колькино лицо, оценивающе скользил взглядом по новой рубашке, купленной матерью по случаю приезда. - Где так почернеть-то успел, парень? Иль на югах загорал совсем недавно? Я вот как не пытаюсь, никак загар не берёт! Кольке не понравилась его манера держаться эдаким деревенским простачком, хотя в глазах проскальзывала насторожённость и беспокойство. «Из-за Дашки! - подумалось Морозову,- Боится, уведу из-под носа! Живи, Сопливчик!» Сразу после Колькиного возвращения мать рассказала и про Дашу и про механика Золотарёва. Механик достал платок из кармана, отвернувшись, смачно сморкнулся, и, как бы извиняясь, быстро сунул его назад. - Ладно, ладно! Не смотри так! Завтра с утра на «колёсник» сядешь, а дальше видно будет! Колька согласно кивнул головой, пожал плечами. Мол, мне всё-равно на какой! Потом по-блатному сплюнул сквозь зубы, развернулся на одном каблуке и вихляющей походкой вышел за ворота. Дорогой ругал себя. Что за мальчишество? Перед кем? Перед этим городским фраером? Дурак! Перед глазами всплыло лицо Сопливчика. Стоп! Колька даже остановился от неожиданно пришедшей мысли. А ведь тогда, на берегу Тумайки, он видел Золотарёва! Марчук не заметил, а он увидел! Тот шёл с удочками по берегу. Рассматривать некогда было, а сейчас Колька уверен – Золотарёв был! Так значит, он донос написал?! За что? Вот гад! Весь оставшийся день до вечера Морозова не покидала обида. Когда и чем он насолил Сопливчику? Ведь и не знались вовсе! Мстил за поруганную честь комсомольского секретаря? Глупо! Золотарёв не был ни комсомольцем, ни коммунистом. «Ладно! – утешал себя Колька,- Поработаем, увидим какой ты!»
2
Песнями жаворонков да запахом полевых цветов напоминал о себе июнь, тёплыми дождями гасил невыносимую жару полуденного солнца, грустными песнями девичьих голосов наполнял ночную прохладу берегов Тумайки! За неделю, что прошла после Колькиного возвращения, он так и не поговорил с Дашей. Лишь один раз увидел её в окне золотарёвского дома, да и то, заметив Морозова, она быстро скрылась в глубине комнаты, успев задёрнуть занавеску. Нет, так нет, решил Колька! И на этот раз окончательно освободился от застарелой в сердце вины. Работая в МТС, он внимательно наблюдал за Слюнявчиком, замечая то, на что другие даже не обращали внимания. Золотарёв посылал на работу не совсем отремонтированные трактора, из-за чего те повторно ломались на следующий день, слишком медлил с выдачей запчастей, которые приходили с опозданием и не той комплектации. Каждый раз находились правдивые отговорки, которые убеждали всех, что механик работает, не щадя сил и собственного здоровья. Люди верили! Только Колька видел, что Золотарёв слишком часто отлучался в город, возвращаясь нередко позже запланированного срока. Приветливый со всеми, он так и не сдружился в колхозе ни с одним человеком, кроме Дашки Марковой, но по приезде из области раздавал всем заказанные подарки, никого ни разу так и не пригласив в свой дом. И всё-таки Колька встретился с Дашей. Случайно, на улице. Шёл с работы, а она навстречу! Увидела Кольку, хотела повернуть, было, назад, да только поздно было. Или раздумала, кто её знает! - Привет! - Колька старался посмотреть в Дашкины глаза. Мол, расскажи, как так вышло? А она отводила взгляд в сторону и молчала. А потом вдруг случилось что-то! Посмотрела своими карими глазищами, улыбнулась своей белозубой улыбкой: - А ты думал, как декабристка в Тьмутаракань поеду?! Под начальство ложиться буду, чтоб с тобой раз в месяц увидеться?! Нет уж, дорогой мой, уволь! С ярлыком жены уголовника все пути-дорожки закрыты! Ну что смотришь? Думаешь, стерва Дашка?! Стерва, да! Да пошли вы все, ухажёры! Толкнула Кольку плечом, опустила голову и пошла своей дорогой. Смотрел Колька ей вслед и думал: до чего же причудлива жизнь! Не случись той драки, ходили бы с Дашкой под ручку по колхозным улицам, гордился бы перед мужиками красавицей-женой и не знал бы сущность её женскую. Знать, уберегла судьба от неверного шага, хоть и опалила душу разлукой да болью на сердце! Так и продолжалась бы Колькина жизнь в колхозе, если б не случай. Как-то вечером отправился на поля. Вот захотелось воздухом подышать, в запах васильков окунуться, хоть тресни! Почти две недели прошло, как дома, а всё по-прежнему новым кажется, невиданным ещё. Почти каждый вечер выходил то на берег, то в лес, раскинувшийся сразу за полями. Ходил, думал. Мать молча смотрела на эти его странности, только головой качала. А он и не рассказывал ничего. Некому! Друг единственный, Валька Балашов, в техникум учиться уехал, Дашка вот с врагом личным сожительствует, а больше ни с кем разговаривать не хотелось. Вот и гулял один вечерами, хоть и уставал частенько после работы. Другие по девчатам ходить мастера, на гармошке поиграть да песни попеть на завалинках, а Колька одиночество любил, тишину! И сегодня в поле потянуло. Солнце давно на закат ушло, небо темнеть начало. Завалился Колька в траву, носом к какой-то травинке прижался, закрыл глаза и затих. Хорошо! А потом внезапно шаги услышал! Шёл кто-то. Поступь тяжёлая и дыхание частое. Близко совсем. Осторожно приподнял голову. Через поле, сгибаясь под тяжестью заплечного мешка, в сторону леса шёл человек. Неподалеку шёл, поэтому Колька его сразу узнал. Золотарёв! Воровато оглядываясь, механик старался не шуметь и делал размеренные шаги, постоянно поправляя лямки, которые то и дело норовили соскочить с плеч. Оглянулся ещё раз и исчез в зарослях. Как будто и не было никого поздним вечером на этом тихом поле. Чего это он? Приближалась ночь, начинали стихать птичьи голоса и лес наполнялся своей, ночной жизнью. Стараясь не потерять силуэт Золотарёва среди чернеющих деревьев, Колька, пригибаясь к земле, осторожно отправился следом. Вон мелькнула за толстой сосной знакомая фигура! Колька притих, встал на колено. Хорошо хоть веток сухих почти не было, не трещали под ногами, не разносили по лесу присутствие человека. Механик остановился. Повернув назад голову, долго вслушивался в тишину. И только потом скинул с себя тяжёлый мешок, едва удержав его руками. «Запчасти тащит! – подумал Колька,- Что он их, продаёт что ли?!» А Золотарёв вдруг нагнулся, стал развязывать туго стянутый узел. Развязав лямки, протянул руку, и Колька увидел, как пласт земли поднялся вместе с золотарёвскими ладонями. От изумления он теснее прижался к дереву, стараясь сдержать участившееся дыхание. Что это?! Опуская руку в мешок, Золотарёв доставал какие-то металлические предметы и складывал их в тайник. Уже догадываясь, Морозов различил в руках механика автоматный приклад и чуть не присвистнул. ППШ! Ну да, разобранные автоматы! Колька насмотрелся таких у конвоиров! Вот оно что! Опустошив мешок, Золотарёв снова закрыл крышку, ногами накидал сверху землю. Постоял, прислушиваясь, и быстрыми шагами отправился в противоположную от Кольки сторону. А тот, даже когда стихли шаги, ещё долго стоял в оцепенении, стараясь понять только что увиденное. …Июньские ночи коротки. Уже пробивалась тоненькой полоской заря, уже шелестел над взошедшими хлебами утренний ветерок, когда Колька Морозов возвращался домой. Теперь, после всего, что произошло, он твёрдо знал – Золотарёв враг! Скорее всего, немецкий шпион! Не зря твердят во всех газетах, что враг не дремлет! Но зачем ему оружие? Вражеские шпионы действуют скрытно, незаметно. Ладно, нож или наган, но автоматы!? Для чего? Куда идти, кому рассказать? Да и поверят ли бывшему заключённому? Вот если б самому привести агента, связанного, да ещё со связкой оружия – тогда да! С утра, придя на работу, Колька не увидел Золотарёва. Венька Степанов сообщил, что механик рано уехал в город. Был какой-то смурной, как не выспавшийся. « Что ж за дела у тебя в городе? – гадал Морозов,- К кому ездишь?» Запретив себе подходить к тайнику, Колька всё же приметил место, в надежде сдать оружие органам государственной безопасности, как только схватит Золотарёва на месте преступления. Они-то развяжут ему язык!
3 Комиссар госбезопасности третьего ранга Ракитин стоял у окна. Болела голова. Сверху сыпалились звонки один за другим, требовали данные на агента Абвера, действовавшего на территории колхоза «Красный серп». Данные были. Тем более в приграничной территории все новые люди вызывали интерес органов безопасности. В середине июня 1941 года никто из чекистов уже не сомневался, что приближалась война. Никто не знал, когда это случится, но то, что она близко – знали все. Колхозный механик Золотарёв, он же штурмбанфюрер Пауль Генце, был на «крючке». Несколько раз в месяц его радиостанция выходила в эфир. Её пеленговали, над отправленными им донесениями работали лучшие шифровальщики управления. Было ясно, что агентура готовит базу для вражеского десанта. Диверсанты имеют задания действовать по команде Абвера: рвать линии проводной связи, убивать командиров Красной Армии, сеять панику… Золотарёв ждал связника для уточнения начала операции. А вот что планировалось дальше, никто не знал. - Пётр Васильевич, вызывали? – В дверях стоял майор государственной безопасности Сенкевич. - Проходи, Сергей Константинович! Жду! - Что по Золотарёву? – спросил комиссар, показывая Сенкевичу на стул. - Прибыл сегодня в город. Сразу посетил явочную квартиру. Пробыл в ней часа два. Потом долго плутал по городу, проверяя слежку. Ничего не заметив, зашёл в кинотеатр «Родина». В данный момент находится в Доме колхозника. Вероятно, к вечеру будет возвращаться домой. - Явка, под наблюдением? - Так точно! - Когда же планируют операцию? Это сейчас самый главный вопрос. И как планируют перебросить десант. - Пётр Васильевич, думаю, насчёт переброски более-менее понятно. Скорее всего, планер. - Да, наверно! А вот есть ли у нас время, майор? - Вы имеете ввиду… - Да, Сергей Константинович, до начала! Сенкевич встал, подошёл к окну, встал возле Ракитина: - Капитан Котов просит разрешения форсировать операцию, отправив к Золотарёву нашего агента. Комиссар долго молчал, глядя на спешащих внизу по своим делам людей, вслушивался в бравурный марш, несущийся из репродуктора. Самое страшное сейчас то, что никто ведь и не подозревает, что всё это скоро закончится. - Ну что ж, - Ракитин вздохнул,- Пусть посылает своего человека! Тем более, что времени у нас почти не осталось…
4
Видел Колька в своей жизни красивых женщин! И на Урале, и в областном центре. Бухгалтер Глаша Федотова была хороша, Дашка Климова слыла первой красавицей по всей округе. Но что б такую! В колхоз приехал новый агроном. Вернее, агрономша. Только вчера приехала, а сегодня все колхозные бабы уже обсуждали наряды этой городской барышни, мужики с завистью оборачивались ей вслед. Антонина Панина успела перезнакомиться со всеми в полеводческой бригаде, в правлении она сразу стала своим человеком. Несколько раз забегал Золотарёв. Он принёс Антонине большой букет полевых цветов. Вставляя в разговор свои остроумные шутки, он всё время пытался заглянуть её голубые, наполненные летней свежестью глаза. - Антонина Петровна, голубушка, Вам очень понравятся наши танцы на берегу! Ей, ей! А какие песни тут поют! Кстати, приглашаю посетить мою скромную избушку. Мы с женой будем очень рады видеть Вас как-нибудь вечерком у себя! Не откажите! Только Колька Морозов не увивался за этой женщиной. Красивая? Да, но вряд ли обратит она свой взор на какого-то тракториста! Да ещё судимого! А раз в друзьях у неё будет Золотарёв, тем более о каких-то симпатиях не стоит вести и речи! Золотарёв ещё несколько раз бегал к своему тайнику. Только уже пустой. Колька незамеченным провожал его до леса, ждал в овраге, пока он будет возвращаться назад. Что он делал там всё это время, Морозова не интересовало. Главное, оружие он больше не проносил. Колька уже и сомневаться начал, взаправду ли он видел разобранные автоматы. Но то, что механик враг и что-то замышляет, в этом он не сомневался! Колька Морозов шёл по улице своего родного колхоза и думал. Ну почему некоторые люди не хотят жить по-человечески? Почему не хотят, как все, радоваться жизни? Ведь есть в ней одна очень интересная вещица: тайна будущего. Какое оно будет, что в нём произойдёт? Но самое важное, что только от тебя зависит, по какому руслу потечёт твоя дальнейшая жизнь! - Коля! Морозов вздрогнул от неожиданности. Из-за дома вышла Даша. Она как-то осторожно подошла к Кольке, виновато опустила глаза. - Ты вправду меня забыл? - О чём ты? – Колька пальцами поднял Дашин подбородок.- Что у тебя приключилось? - Ничего. Только душа болит. Коль, отойдём за дом! Не хочу, чтобы нас видели. Они зашли за угол какого-то дома. Даша прислонилась к стене, долго смотрела Кольке в глаза: - Коль, ты только выслушай меня, ладно? Морозов удивлённо смотрел на растревоженное Дашкино лицо: - Ну, говори… - Вчера в гостях агрономша была! Валера как-то особенно шутил, как бы юлил перед ней. Даже противно стало! - А что ты хотела? Новый человек в посёлке, к тому же красавица! Колька вспомнил лицо агрономши, её удивительно красивые глаза: - Мне, например, она тоже понравилась! - Коля, хватит! – Дашка готова была расплакаться,- не добивай, пожалуйста! Я и так наказана до гробовой доски! Пытаясь взять себя в руки, она отвернулась. Всхлипывая, теребила поясок платья. Колька не успокаивал. Перед ним стояла женщина, ради которой он когда-то был готов на всё. Это она приходила к нему во снах. И в этих снах он защищал её от всевозможных опасностей и бился с неведомыми врагами! Он знал наизусть каждую её клеточку, каждую интонацию голоса! Но в один миг всё закончилось – она его ПРЕДАЛА. Уже на суде он понял это. Не получив за три года ни одного письма, он даже удивился своему отношению к Даше. Это было РАВНОДУШИЕ. - Знаешь,- Дашка уже успокоилась,- я не жаловаться к тебе пришла! Про Валеру сказать хочу. Странный он какой-то! На людях, вроде, весёлый такой, приветливый со всеми. А дома молчит всё больше. Уходит и приходит, ни слова не говоря. И знаешь, я у него карту видела! - Какую карту? - Обыкновенную карту. Он там точки какие-то ставил. Думал, что я сплю и не вижу. А сам сидел на кухне и ставил. Странно всё это! Только спросить у него не могу. Боюсь! - Лучший мужик в деревне, сама выбирала! Слышал ваши песни из окошка! - Коля! - Ладно, Дашка, иди домой! Разберёмся! Скорее всего, показалось тебе! - Эх, ты! Дашка, укоризненно взглянув в Колькино лицо, снова всхлипнула, и от бессилия махнув рукой, побежала вдоль забора на соседнюю улицу, вероятно, уже пожалев об этой встрече!
5
Колька спрыгнул с подножки, пнул ногой тракторное колесо. Порядок! Сейчас домой. Почему-то захотелось поудить рыбу. Несколько дней не был на берегу Тумайки, а словно вечность прошла! - Морозов, подожди! К нему подходил Золотарёв. Ещё не доходя, по привычке сморкнулся в платок: - Что на ферме? Привёз навоз? - Привёз. - Слушай, Морозов!- Золотарёв на секунду замялся, - Я тебя тут… со своей женой видел. К старым связям потянуло? - Чего?! - Не дёргайся, щенок! Не дорос ещё! Лицо механика изменилось. Из сощуренных глаз лилась такая ненависть, что Кольке захотелось защититься, врезать кулаком в это ненавистное лицо, но он сдержал себя. Нельзя! Слишком мало я о тебе ещё знаю, гад! И вместо этих слов произнёс: - Случайно встретились… Но Золотарёв уже взял себя в руки. Перед Колькой снова стоял добродушный улыбчивый человек. Ничто не говорило о его секундном срыве. - Вот что, Морозов! Ты поскромнее веди себя с чужими жёнами! Не дай бог, беда какая случится! Давно ли из тех краёв? Недолго и вернуться! - Думаешь? Какой же ты уверенный в себе, начальник? Не боишься об меня зуб сломать? - Ишь, ты! – Золотарёв удивлённо посмотрел на Кольку,- Голос прорезался? Ну-ну… Потом развернулся и спокойно пошёл к ремонтной бригаде, обступившей один из тракторов. Колька усмехнулся ему вслед и отправился домой. Недолго тебе осталось, вражина! Возьму тёпленького, тогда узнаем, кто кого! Жизнь в «Красном серпе» текла размеренно и спокойно. Минула половина июня. Всё также несла свои неспешные воды Тумайка. Вот, может, за это спокойствие и облюбовала её берега колхозная молодёжь! До утра, до самых первых петухов, разносился прохладным ветерком по поселковым улицам задорный смех, вперемежку с переливистой игрой бравого гармониста, а где-то вплеталась в это веселье одинокая девичья песня и долго потом вилась утренним туманом над просыпающимися лугами. У председателя появился новый шофёр. Прежний слёзно просил отпустить его в район к давно болеющей сестре. Хоть на месяц. А тут к Пашке Ворстеру приехал приятель с Дальнего Востока. Служили вместе на флоте. Вот и устроился временно по Пашкиной протекции на председательскую машину. Звали его Сергей Фролов. Ничего себе парень. Весёлый. На добродушном лице особенно выделялись живые, наполненные жизнью, глаза. Но что-то не нравилось Кольке в этом парне. Думал Колька, думал, а потом понял – взгляд! Именно в этих глазах, вкупе с весельем и азартом, сочетался ещё и пытливый, оценивающий взгляд! Неприязнь к нему добавило ещё и то, что как-то очень уж быстро сошёлся этот Сергей с механиком Золотарёвым. Морозов часто видел их вместе в МТС, о чём-то спорящих. Поспорят, пожмут друг другу руки и разойдутся. А потом встретил Сергея с Антониной Паниной, с новой агрономшей, так же приехавшей недавно. Председатель часто выделял машину в пользование Антонине, и они с Фроловым часто выезжали в поля. Это уже был перебор! Колька часто старался попасться Антонине на глаза, как бы невзначай проходил мимо, на блатной манер снимал перед ней свою кепку и, дурачась, кланялся в пояс, как бы уступая дорогу. Она с улыбкой проходила мимо, бросив на ходу неизменное «спасибо». А Колька мучился за свою глупость, надеясь потом извиниться при случае, но при встрече начиналось всё сначала, и не было сил заговорить с Антониной по-человечески. Потому что съедала Кольку невесть откуда взявшаяся ревность за дружбу её с Золотарёвым, а теперь и новым водителем Сергеем! Молодость… Если б только можно было знать, что ожидает нас впереди! Счастье ли, беда ли…
6
Только на берегу речки да в поле дышалось хорошо Кольке! Ласкал слух шелест вод Тумайки, аромат хлебных полей пропитывал лёгкие, и это был запах родины, который никогда не спутаешь ни с каким другим! Золотарёв, казалось, не обращал больше на Морозова никакого внимания. По-прежнему доносилась из окна его дома Дашкина песня, слышался смех очередного «нужного» гостя, будь это проверяющий из района или просто какой-то знакомый, заглянувший из области. После полуночи всё стихало. Наутро гость покидал «Красный серп», а Золотарёв появлялся в МТС сосредоточенный и серьёзный, делал «разнос» подчинённым по разным пустякам, а потом закрывался в своей каморке, и одному богу известно, чем там занимался механик до окончания рабочего дня. А сегодня вечером встретил Колька в поле Сергея, председательского шофёра. Надеялся увидеть Золотарёва, пробирающегося в лес, а появилась Сергей, как раз из леса, только с противоположной стороны от тайника. Он был без машины. Какой-то задумчивый, грустный. Интересно! Кто же такой, этот недавно прибывший парень? Водит дружбу с Антониной, общается с Золотарёвым, с вражеским агентом, а то, что он является таковым, Колька не сомневался! А вдруг не случайно приехал в «Красный серп» этот компанейский Сергей Фролов? Вдруг прибыл из-за кордона помощник Золотарёва для проведения каких-нибудь диверсий? Хотя, какие диверсии в колхозе? МТС взорвать? Смешно! В секунду пролетели все эти мысли в Колькиной голове, пока Сергей подходил к нему, проводя руками по спеющим колосьям. - Здорово! - Привет! – Колька мотнул головой в знак приветствия. - Чего хмурый такой? На вечер посмотри. Какой же тихий и прекрасный вечер! Чуешь? - Конечно. Ты, вижу, тоже не прочь в одиночестве побродить! – Колька, не ожидая ответа, пошёл к дороге. Сергей усмехнулся и пошёл следом. - Да успокойся ты, чертяка! Чего на меня косишься? Знаешь, в море кроме команды никого ведь нет: корабль, море и экипаж. Утром, днём и вечером одни и те же лица. Друзья, конечно, многие, но только всё нового хочется. Сходишь на берег, а вокруг столько всего хорошего! И деревья, и девушки, и море как-то по-другому с берега смотрится. Понимаешь? Обалдевший, начинаешь говорить и говорить о всякой чепухе. Словно, пытаешься наговориться всласть! Вот и осталась привычка. Ты уж не обижайся! - Да нет, не обижаюсь! – Колька с интересом посмотрел на Сергея. Они шли вдоль хлебов навстречу приближающемуся закату и говорили, говорили… Забыл Колька о своих недавних подозрениях, о своей неприязни. Чем-то зацепил его этот парень. Может, откровенностью, может, добрым словом… Всплывал в разговоре и Полярный Урал, и перестуки теплушек, и любовь неразделённая. - А Тоня как же? – вдруг встрепенулся Колька, - С ней у тебя как? Снова болью накатила прятавшаяся в груди ревность, снова в горячую волну окунулось лицо, и стали уходить в сторону откровенный разговор и появившаяся, было, симпатия. Снова подозрением пало на председательского шофёра и внезапное появление из леса и слишком откровенные воспоминания из своей личной жизни! - Ладно, пора мне! И Колька, уже не слушая ответа, махнул Сергею рукой, засунул руки в карманы своих широченных брюк и, посвистывая немудрёную мелодию, пошёл в посёлок. Сергей смотрел ему вслед, недоумённо качая головой. А на следующий день пропала Дашка. С утра пошла на ферму и не дошла. Золотарёв сам тревогу поднял. Бегал по Дашкиным знакомым, выспрашивал, высматривал. Увидел подъехавшего на ферму Кольку. Подошёл, склонив голову, исподлобья долго смотрел прямо в глаза. «Ты, Иуда!» - прошептал сквозь зубы и пошёл, не оборачиваясь. Да, нет! Чувствовал Морозов, что неспроста Золотарёв стал таким активным. Подозрение от себя отвести хочет, факт! Опять же дружба с председательским шофёром! А Антонина, она ведь тоже иногда хаживала в золотарёвский дом?! От мыслей кружилась голова. Но только вот сердце Колькино ни разу не почувствовало потерю, ни разу не заныло от невыносимой боли, не защемило!
7
- Ну, что у нас с резидентом? – комиссар Ракитин, оперевшись руками на стол, не мигая смотрел на майора Сенкевича. Тот стоял навытяжку с папкой, в которой хранились известные только ему сведения. - Присаживайся, Сергей Константинович, докладывай!- комиссар показал на стул. - Докладываю, Пётр Васильевич! Вчера, девятнадцатого июня, пропала сожительница Золотарёва Дарья Климова. Девица двадцати трёх лет, работала дояркой колхоза «Красный серп». А сегодня утром её тело обнаружили в речке местные пацаны, которые ловили рыбу. В утопшей опознали тело Дарьи Климовой. Подозрение пало, было, на местного тракториста Николая Морозова, но наш сотрудник, внедрённый в окружение Золотарёва, сомневается, что этот парень причастен к убийству. Да, да, скорее всего, её уничтожили, как ненужного свидетеля. А вот что она видела, непонятно. В колхоз собирался выехать следователь, но я попросил подождать немного, хотя бы сутки. - Этих суток у нас, к сожалению, уже нет…, - Ракитин задумался, - Кто такой Морозов? - Недавно из заключения. Попал так, по глупости. Драка. Кстати, из-за той же Дарьи Климовой. - Что родные Климовой? - Отец погиб при пожаре в тридцать пятом. Горели хлеба. А мать умерла через год. Не перенесла потерю мужа. Так и жила Климова в родительском доме, пока Золотарёв не появился! - Связник появился? - Так точно! Ведёт себя вызывающе, заводит нужные и ненужные знакомства. Понятно, что хочет быть своим человеком в колхозе! - Штурмбанфюрер Генце… Штурмбанфюрер… Значит, так! – Комиссар Ракитин резко поднялся, вышел из-за стола и подошёл к висящей на стене карте. - Сегодня двадцатое, говоришь… - как бы про себя проговорил комиссар, но обращаясь к подошедшему майору Сенкевичу.- Пора заканчивать игру, Сергей Константинович! Мы не можем допустить высадки вражеского десанта на нашей территории. Представляешь, как это будет выглядеть? В мирное время… и немецкие диверсанты в нашем тылу! Тут уж не только наши головы полетят! - А долго ли оно ещё мирным будет, товарищ комиссар третьего ранга?! Комиссар резко повернулся к майору: - В том-то и дело, что оно почти уже не мирное! - Думаете…- Сенкевич замялся. - Не думаю, товарищ майор, знаю! Вопрос нескольких дней! Давайте команду Котову – пусть начинает операцию по обезвреживанию резентуры!
8
Посмотрит Колька издалека на Антонину, вздохнёт порой и пойдёт своей дорогой. Красивая девка, ничего не скажешь! Гордо ходит по улице, на городскую похожа! В поле только по делу разговаривает, никаких хиханек-хаханек. А так своя, вроде, весёлая! То с Золотарёвым словом перекинется, то с Сергеем разговаривая в кулак прыснет. А на Кольку никакого внимания, как будто и нет его вовсе рядом. Может, и правильно. Для чего?! Не бьётся сердце, не колышется душа, как когда-то по Дашке! Колька нахмурился. Бедная Дашка! Кто ж тебя так, девонька?! То ли утопил, то ли мёртвую уже в речку бросил?! Золотарёв, гад! Только вот следователь что-то не едет из города. Уже должен был быть. Ничего, приедет, разберётся во всём! И до механика доберётся! Хоть у того всё продумано, всё рассчитано! Да вот тогда не уследил он Кольку, не приметил, когда тайник открывал! Пятница сегодня! Еле выпросил у председателя выходной. Крыша в родительском доме обветшала совсем. Пока страда не началась, ремонтировать надо. Пошёл навстречу Антон Макарыч! Вот и сидел Колька на «коньке», вгонял гвозди размеренно, с одного маха. Благо, доски мать ещё до его приезда приготовила. Опять же председатель помог! Хорошо наверху! Весь колхоз, как на ладони. Ну, пусть не весь, но всё-равно красиво! Вон Тумайка вьётся, то скроет свои берега за домами, то снова покажет! А вон тётка Пелагея куда-то отправилась! А там ребятишки в садочке играют! А это… Золотарёв спешил. Было видно, что не хотел он быть замеченным, встреченным кем-то из колхозников. Вдоль заборов проскочил на окраину, втянул голову в плечи и направился по полевой дороге. В полях работников не было, поэтому там он расслабился, но всё-равно оглядывался. Явно, что торопился. Морозов уже знал куда. Быстро слез с крыши и, как в прошлый раз, пошёл следом. И когда среди хлебов мелькнула золотарёвская голова, Колька знал верную дорогу и поэтому не боялся потерять механика из виду. Из-за того же дерева видел, как Золотарёв поднял крышку, достал чемодан и стал его разворачивать. Даже когда надел наушники, и в ближайшие заросли лесной малины понёсся тихий, едва слышимый звук морзянки, Колька не удивился. Что-то подобное он ждал и потому так легко принял решение! Колька не успел коснуться Золотарёва! Уже в прыжке на него сбоку навалилось что-то тяжёлое, сбило с ног. Кем-то придавленный, Колька всё же увидел, что на поляну выскочила… Антонина! Только почему у неё в руках пистолет?! Человек, подмявший Морозова откатился в сторону. Совершенно ничего не понимающий Колька узнал в нём Сергея. Но не усела выстрелить агрономша, запоздала на какую-то долю секунды, и выстрел Сергея заставил её споткнуться, замереть. Не выпуская из рук свой маленький пистолетик, Антонина медленно опустилась на землю, удивлённым взглядом посмотрела на собравшихся мужчин. "Что это? Как так случилось?» - читалось в её уже мутнеющих глазах. Золотарёв использовал свой шанс. Он вскочил и побежал вглубь леса, ломая ветки, перескакивая через валёжины, пытаясь скрыться в спасительной чаще. - Будь здесь! – успел крикнуть Кольке Сергей и, вскочив, не оборачиваясь назад, бросился за механиком. Морозов смотрел на агрономшу, всё ещё не веря в случившееся. Она лежала, прислонившись спиной к молодой сосёнке. Смотрела на Кольку и шевелила губами. - Ты о чём, Тоня? На коленях, ещё не придя в себя, он приближался к Антонине: - Ты только успокойся! Это недоразумение! Там разберутся! – Колька говорил ещё какие-то слова, но даже сам не осознал их смысл. - Ging weg, Schwein! ( Пошёл прочь, свинья! нем.)- агрономша подняла свой пистолетик. Она тяжело дышала, воздух со свистом вырывался из расплывающегося пятна на цветастом платье, и только глаза ещё жили. Только это были уже другие глаза, глаза, которые возвращали Морозова в действительность, - Ging weg! Он успел ещё вскочить, но только больно ударило в грудь и сразу ослабли ноги. «А разве так убивают?!»- ещё успел подумать Колька. Уже оседая на землю, он видел, как к ним бежали люди в военной форме, как кто-то из них наклонился к Антонине, и потерял сознание.
ЭПИЛОГ
По коридору областной больницы шёл офицер госбезопасности с двумя эмалевыми квадратами в петлицах. За ним еле поспевал дежурный врач, и медсёстры, встретив их в коридоре, провожали удивлёнными глазами. К кому это? Или за кем? Они подошли к одной из дверей в палату и остановились. - Дальше я сам, доктор! – военный с просьбой во взгляде обратился к врачу. - Да, конечно, конечно! Только прошу Вас… - Я знаю, доктор!- офицер толкнул дверь. Колька лежал под одеялом, укутавш
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:28
Сообщение №: 123657 Оффлайн
Все мы родом из детства…Точнее этой фразы вряд ли можно придумать! Мы вышли оттуда, ещё не зная, куда поведёт нас судьба, какие испытания готовит жизнь. И, может, поэтому шагали в неё смело, с гордо поднятой головой, уверенные, что нам по – плечу все великие и важные дела. Наивные, смешные. Мы хотели казаться взрослыми, ещё не понимая, что самое лучшее и светлое уже позади! Детство нельзя сравнить ни с юностью, ни с молодостью. В них тоже есть свои прелести, но детство отличается тем, что ты ещё не думаешь о будущем. Детство просто есть, оно для тебя бесконечно и никогда не закончится! А потом вдруг замечаешь, что тебе перестали нравиться детские игрушки и очень хочется велосипед. О, как я любил ездить на нём по лужам! Однажды отец пришёл домой с работы. Усталый, красивый и добрый человек! Подвыпивший, он молча сидел на табурете и смотрел на меня. В свои десять лет я не понимал его взгляда, просто сидел на диване и болтал ногами. Он вдруг вздрогнул, махнул рукой: - Сын, в магазине велосипеды есть? - Есть! - я грустно вздохнул,- сегодня с Толькой смотрели. «Урал» завезли…Дорого, тридцать рублей! А отец достал из кармана скомканные купюры, долго их разглядывал. Подал мне несколько бумажек и уверенно сказал: - Беги за своим «Уралом»! Кто хоть раз покупал в детстве велосипед, поймёт мои чувства! Сейчас трудно вспомнить первые часы моего счастья! Помнится только, как отец подтягивал все болтики и гаечки , как подгонял под меня сиденье и руль! Лужи , лужи… Сколько велосипедных колёс пронеслось через вас?! Сколько босых ребячьих ног разбрызгивали вашу воду?! Вечером мама немного поворчала на отца, но видя мою чумазую и счастливую мордочку , тоже махнула рукой : - Транжиры Детство… Сейчас почти не верится, что хлеб тоже был по лимиту, и его выдавали по две булки в руки: чёрную и белую… Я бежал в булочный киоск с авоськой, стоял в очереди почти засыпая, и мне хотелось плакать! Ну как было объяснить, что взрослые в это время уже выходили из дома, чтобы прошагать дальний путь на свою работу. Придя домой, я переодевался, брал портфель и брёл в школу. В детстве всё почему-то красочнее и красивее. Разве можно забыть майских жуков?! Сейчас всё это кажется далёким и фантастичным, но тогда прилёт этих жуков считался поселковым праздником. Это была замечательная картина, милая детскому сердцу . Когда все ,взрослые и дети, выходили на гору при заходе солнца. Визг, крики, смех… Летит здоровенный дядька с фуражкой в руках! Девчушка с содранными коленками, не дотянувшись сачком до улетающего жука, всхлипывая, останавливается и ударяется в рёв! Тётки, сначала сдержанно наблюдающие за происходящим, тоже не выдерживают и бегут, сбивая снятыми косынками летящих насекомых. Это трудно забыть. И это тоже моё детство! Для чего ловили жуков? Кто-то говорил, что крылышки принимают в аптеку по несколько копеек за пару. Не знаю, правда ли?. Только каждый из нас приносил в школу спичечные коробки, которые шуршали, скребли, жужжали… - Дай самца? - Ага, разогнался! Ловить надо было! Проходил май, наступало лето. Две речки, Тумайка и Сызганка, окружавшие посёлок со всех сторон, притягивали всех своими прохладными водами. На выходные взрослые со своими чадами выходили на их берега. И это тоже был праздник! Что уж тут говорить о нас, пацанье?! Прыгали со всего, с чего можно, не боясь ни омутов, ни мелководий. Купались до дрожи, до мурашек и так не хотелось идти домой. Но ведь каникулы! Такие ежедневные праздники бывают только летом! …Однажды я услышал возле дома звук мотора. Выскочил на крыльцо и обмер. Мотоцикл! - Вот , купил!- довольный отец протирал тряпочкой чёрный, блестящий на солнце, ИЖ-56. Это был вполне современный мотоцикл. Тогда все ездили на ИЖ-49, а здесь модная техника! Родители часто после работы уезжали на нём - то в гости, то просто покататься. Как я завидовал им своим детским сердечком! Но настал день, когда отец и мне разрешил сесть за руль. - Вот газ , вот рычаг скоростей , вот сцепление! – наставлял он меня в первом самостоятельном выезде. Я волновался , поскольку ноги мои едва доставали до подножек, а вес мотоцикла в разы превышал мой собственный. И всё - таки я поехал! Это тоже было счастье, детское, наивное, но как же я его чувствовал! Однажды младшая сестрёнка попросила прокатить её. Я, естественно, как старший брат и опытный мотоциклист, наставлял её, как надо держаться за дужку. И мы поехали! Делаю один круг за посёлком, второй. А потом, на третьем круге, слышу явственно детский плач. Подъезжаю, ба! Это сестрёнка сидит на земле и плачет! Потом разобрались, что на втором круге, подпрыгнув на кочке, она слетела с мотоцикла. Я же, не заметив потерю, продолжил движение. Она сидела и ревела. А я, сидя на мотоцикле, с трудом удерживал его в вертикальном положении. Успокоил сестру, и мы договорились, что она ничего не расскажет родителям, потому что отец больше не разрешит мне кататься, а сестрёнка уже никогда не сможет выехать со мной за посёлок! …Когда наступает отрочество и юность, мы забываем о детстве. Оно прячется где-то в уголке нашей памяти и старается иногда напомнить о себе. Но мы живём уже другим, живём настоящим, и нет в этом времени нам дела до бывших мальчиков и девочек, старших взрослыми людьми. А потом вдруг встрепенётся однажды жаворонком в груди, пахнёт васильковым запахом в самое сердце, и затоскует душа, возвращаясь в то время, когда не было ни страха перед будущим, ни воспоминаний о прошлом. Были молодыми мама и папа, была солнечная улица со скрипучими калитками, были друзья из соседних домов. Было детство, которое впоследствии вернётся щемящим чувством утерянного навсегда…
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:30
Сообщение №: 123658 Оффлайн
strannikek, Такое чувство, что написано на одном дыхании. За один день, наверное? В детстве много чего интересного происходит, но, когда начинаешь писать, вдруг всплывают совсем не те истории, которые хотелось описать. Странно, да?..
Поэт
Автор: Галина_Безменова
Дата: 20.09.2015 09:17
Сообщение №: 123749 Оффлайн
…Есть поступки, за которые испытываешь чувство стыда, но которые уже никогда не сможешь исправить. Это детские поступки. Молодые сейчас уже не знают, что сразу за больницей, по дороге на Ясачный, стоял старый амбар. Он был, как мне казалось, настолько старым, что от него исходил запах трухлявости и стариковского спокойствия. Часто, направляясь к бабушке на Советскую, я старался пройти мимо него быстрее, испытывая чувство робости. А за этим амбаром, там, где сейчас стоят коттеджи, расстилалось бескрайнее море кукурузного поля. На рубеже семидесятых такие поля дружно шумели по всей стране. Мы часто бегали за початками. Важны были не эти злаки, важен был сам процесс. Витька Поспелов, Лёшка Егоров, Вовка Парамонов…Ребята, вы помните то замечательное время, когда на нас с улюлюканьем летел на тарантасе конный объездчик, а мы с восторгом, даже что-то прокричав в ответ, ныряли в эту спасительную зелень, зная, что не догнать взрослому человеку быстрых и бесстрашных местных ребятишек! Мы набивали недозрелыми початками за пазухи своих рубашек, осторожно пробирались к своим домам, умудряясь по дороге ломать эти початки на несколько частей и бросали ими друг в друга. На тех же полях мы дразнили местного сторожа, Ваню Ломакина, нарочно подходя очень близко, а потом бросались врассыпную, и только наши спины мелькали среди высоких стеблей. Отбежав, мы приседали на корточки и, затаившись, ждали когда сторожу надоест нас искать, когда он от безысходности махнёт рукой и, опустив голову, побредёт в свою сторожку. Дядя Ваня, прости нас, несмышлёнышей! Я часто вспоминаю это детский кураж, за которым скрывалась бравада, о которой мы взахлёб рассказывали в кругу своих друзей. Старый человек, вероятно, контуженный. Может, он не обижался на нас? Или Серёжа Григага… Этот больной мальчик-даун часто ходил по нашей улице. Он не умел членораздельно говорить, только мычал и кричал «га-га». Не меняясь, он оставался в одном возрасте постоянно. По-крайней мере, другим я его не помню. Взрослые его жалели, давали в руки то еду, то монетки. А мы, пацаны, с детской бессердечностью отнимали у него всё это, втаптывая в землю босыми ногами, и дразнили, дразнили… Почему дети так жестоки? Почему в детских сердцах уживаются жалость и жестокость,страх и бесстрашие? Потом, уже вдалеке от дома, я узнал, что кто-то зимой облил Григагу холодной водой. Он простудился и умер. Сколько лет ему было? Ты тоже прости, Серёжа! …Когда над крышами новых домов блеснёт первый утренний луч, когда по асфальту сызганских улиц пробежит ватага восторженных ребятишек, я знаю, что где-то рядом несётся и моё бесшабашное детство!
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:32
Сообщение №: 123659 Оффлайн
...Вагон мерно покачивался и убаюкивающе постукивал на рельсах. Вадим стоял в тамбуре,уткнувшись лбом в стекло. Темнело. За окном мелькали и исчезали какие-то разъезды и полустанки, названия которых знали лишь железнодорожники, работающие на этих участках. А мысли кружились и улетали в далёкое прошлое, напоминая о прошедшей жизни. О днях, может, радостных, может,не очень, но уже состоявшихся,которые никогда не сможешь вычеркнуть из своей памяти. Всего два дня назад Вадим узнал,что у него есть сын. Маленький, всего месячный. Тогда вернулся из отпуска приятель, живший в небольшом волжском городке. Он,как и Вадим, работал в экспедиции водителем вездехода. По десять месяцев в году скитался по буровым, но каждый год исправно ездил в отпуск домой, набирая подарки подрастающим ребятишкам. Покупал и жене: то духи, то модные сумочки на застёжках, то ещё что-нибудь... - Слушай, что ты, как бука одинокий, в тайге пропадаешь. Со мной поехали, людей посмотришь, себя покажешь! Такую жену тебе найдём! Забросишь эти скитания, жить начнёшь! Тогда Вадим согласился. Действительно, что его держит? Место? Деньги? Да денег у него уже столько, что пора в мешок складывать! Тратиться в тайге негде, магазинов нет. Водку он на дух не переносил, а одежды хватало рабочей. Постирал сменную, вот и местный щёголь, таёжный! ...Похолодало. Вадим зашёл в купе и улёгся на свою верхнюю полку. Попахивало перегаром. Значит, уже приложились соседи-нефтяники, обмывая удачное возвращение домой. Трое суток в пути. Сутки гулять, сутки отходить, а на родной перрон ступишь свежий, пахнущий ароматом дорогого одеколона. Тогда съездил Вадим с приятелем в его город. Запомнилось счастливое лицо жены приятеля, суету детей, которые норовили залезть к нему на руки. Запомнились радостные лица, когда подарки перекочёвывали из чемодана на стол и быстро исчезали в укромные уголки квартиры, схваченные детскими ручонками. А вечером, когда уже накрыт был стол, когда приятель с женой вернулись после недолгого отсутствия из спальни, в дверь квартиры позвонили. Вадим, конечно, догадался кто это звонил. Не зря жена приятеля весь день названивала кому-то по телефону. Вошла женщина. Среднего роста, чернявая, с грустными глазами. С пакетиком в руках. Наверно, вечер удался. Какая-то удивительная музыка кружила голову, алкоголь, который Вадим впервые в жизни употребил в таком количестве, требовал решительных действий. Вадим танцевал и дурачился,рассказывал анекдоты и с удовольствием смотрел на свою партнёршу, силясь вспомнить, как же её зовут. А утром, проснувшись в спальне, увидел свою мятую постель, одеяло сброшенное на пол, открытое настежь окно. Болела голова. Натянув трусы и кое как отыскав брюки, вышел на кухню, где обнаружил написанную приятелем записку. "Старик! Ну ты умница! Залезь в холодильник, там есть всё! Мы смотаемся в деревню к тёще денька на два. А ты не скучай! Теперь есть с кем не скучать! Пока!" Странно, но Вадим так и не вспомнил имя этой чернявой! Силился, а вспомнить не мог. Наверняка знакомились ведь! ...Нефтяники храпели, бормотали какие-то непонятные фразы, а Вадим мысленно возвращался в тот день, когда решил сразу же уехать от приятеля. Он вспомнил, как быстро упаковал свою небольшую сумку, как оставил ключи от квартиры соседям и на такси ринулся на вокзал. Ему почему-то было очень стыдно. За себя пьяного, за чернявую, которая пришла сама к незнакомому мужчине,за своё развязное поведение. Даже за смятую постель. Приятель приехал в экспедицию, хитро улыбаясь. На расспросы Вадима только смеялся, отшучивался ничего не значащими фразами. Потом жизнь вошла в привычную колею. Потянулись будничные дни, месяцы. Почти забылась поездка. Приятель уехал в очередной отпуск, пожелав Вадиму удачи. А потом вдруг позвонил, спросив, помнит ли Вадим свою знакомую, что была в гостях в прошлый приезд? - Конечно, помню!- буркнул Вадим, в очередной раз постеснявшись спросить её имя. - Так ты приезжай,старик! Бери отпуск и приезжай! Сын у тебя! Родила она! ...Вадим соскочил с полки, набросил на плечи лёгкую куртку и снова вышел в тамбур. За стеклом светало. Всё так же проносились мимо незнакомые места. Но уже виделись очертания небольших станций. Уже шла степь, и на горизонте появилась тоненькая полоска утренней зари. Наступало утро. Отпуск Вадим оформил быстро. Благо имел много неиспользованных дней, оставшихся с прошлого раза, купил билет. А потом вспомнил. Подарок! Он метался по районному городку. Почему-то хотелось коня, на деревянной дощечке, с колёсиками. Как у него когда-то в детстве! Упрашивал продавцов поискать, ездил на базы. -Ты что,мужик?! Да таких коней уже лет двадцать, как на свете не сыщешь!!! Купил современных мишек, машинок разных... ...Скоро город. Там его не ждут, но там сын,к которому он ехал. Не хотелось думать о чернявой, хотя знал, что его примут. Знал и то, что при желании может остаться насовсем. Чувствовал. Но было почему-то немного грустно. Ведь главный подарок сыну он так и не купил...
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 15:59
Сообщение №: 123661 Оффлайн
--Стоянка поезда двадцать минут! - громко сообщила проводница на весь вагон. Андрей пропустил выходящих пассажиров и выскочил на перрон. Достал сигарету, жадно затянулся. Впереди ещё двое суток пути, мелькание за окном унылых пейзажей, дыхание и шёпот соседей по купе. «Смешные!» - подумал Андрей, увидев двоих ребятишек, которые весело щебетали между собой, вцепившиеся ручонками в сумку, которую их мать несла уже из последних сил. -Помочь?-спросил он женщину и вдруг осёкся.,- Ирина?-спросил неуверенно. -Андрюша…-женщина охнула и опустила сумку. -Как же…Какими судьбами?-язык отказывал повиноваться. Это же Иришка, его Иришка! Ребятишки бегали вокруг них, пытаясь догнать друг друга. Те же глаза, карие, с чуть заметной крапинкой в одном, те же губы, до боли знакомые. Андрей даже почувствовал сладостный вкус этих губ, когда-то целованных. Больно забилось сердце, и воспоминания тяжёлой волной накрыли душу… - Как ты, Ириш? «Андрюша, Андрюша!» - думала женщина, всматриваясь в грустные его глаза. «Как же так случилось, сокол мой, что встретились мы с тобой на перроне провинциального городка, не ожидая этой встречи? Да и нужной ли? Вон, Андрюшенька, уже и морщинки возле глаз…Их не было. Если б рядом была, не позволила бы. И сединки в волосах… Отчего?» - К маме едем, Андрюш! Болеет мама. -Ириш!-Андрей замялся,- Меня вопрос мучает всю жизнь…Почему ты тогда со мной не поехала? -Если б знать… Ребятишкам надоело бегать. Они уже с ожиданием посматривали на мать. - Знаешь, боялась, наверное…Ты так увлечён был своей геологией, что я, казалось, была лишней в твоей жизни. Ты уехал, а мне подумалось, что всё пройдёт, забудется. Да и ты переболеешь мной на своём Севере. - Не переболел, Ириш… Боже мой, ну почему так больно! У Андрея заныло сердце. - И ни одного письма.. - От тебя ведь тоже… Объявили отправление поезда. - Беги, Андрюш, опоздаешь. Поезд набирал ход. Уменьшалась фигурка самой дорогой в мире женщины. Она молча стояла на перроне, опустив руки. Было видно, как ребятишки теребили её за платье, а она не мигая смотрела вслед уходящим вагонам. «Они могли быть моими детьми» - запоздало подумал Андрей. Только он не знал, что год назад похоронила Ирина своего мужа и ехала к матери на постоянное место жительства. А Ирина не знала, что несколько лет назад вернувшийся с полевого сезона Андрей обнаружил в квартире записку жены, в которой та просила о прощении и желала счастливой холостой жизни. Двадцать минут…
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:01
Сообщение №: 123662 Оффлайн
Сейчас она со мной. Рядом. Я могу проснуться ночью, почувствовать её дыхание, уткнуться носом в её плечо и замереть, наслаждаясь ароматом гладкой кожи. Могу тронуть ладонью её волосы. Она рядом. Она моя. Женщина, ради которой я изменил свою не совсем сложившуюся жизнь. К которой шёл все эти годы. Шёл и надеялся, что где-то ведь светит моя звёздочка, плывёт моя лебёдушка навстречу, выискивая из тысяч, миллионов человеческих лиц одно лицо, в котором обязательно распознает свою половиночку. Моё лицо… Я люблю её. И всегда моё счастье представляется в виде мягкого пушистого шарика с голубыми глазками и мягкими ворсинками. Оно радостно беззвучно смеётся и, наверно, поэтому я так стараюсь оберегать его от ненужных слов и необоснованных обид. Не всегда получается. Тогда оно грустно опускает глаза, и над ним начинает накрапывать дождик. Ворсинки слипаются, блекнет взгляд. Счастье с побитым видом отодвигается от нас в сторону и укоризненно молчит. Я никому не рассказываю об этом моём видении, боясь насмешек и подозрительных взглядов. Знаю только, что этот комочек дороже всего на свете, без которого вся моя дальнейшая жизнь становится бесполезной и ненужной. А у меня много обид на судьбу. За то, что так и остался непонятым своими детьми, когда оставил прежнюю семью. Что был, наверное, для них не совсем хорошим отцом, потому что так и не заработал авторитета в их глазах. За то, что метался по жизни, так и не получив ни разу бонуса в виде удачи.Но я благодарен судьбе за дочь и сына, за двух своих замечательных внучат. Немного обидно, зная, что вряд ли придётся понянчить детишек сына, который так и не хочет жениться. Другие продолжат нашу фамилию, а моя ниточка обрывается навсегда. Судьба… Я знаю своё место и реально соизмеряю свои возможности. Мне никогда не стать маститым писателем, потому что всё меньше остаётся времени для реализации своих возможностей. Слишком много потерянных лет, которые сам господь бог вряд ли сумеет вернуть обратно. И только вот это пушистый комочек счастья согревает мою израненную душу. Вот эта женщина, с появлением которой я почувствовал в себе неукротимую жажду творить и удивляться. Говорят, что счастье приходит только к избранным. А ещё говорят, что человек сам творец своего счастья. Не знаю... Моё счастье дышит рядом, подложив под щёку ладошку, и чему-то улыбается во сне...
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:03
Сообщение №: 123663 Оффлайн
Всё начиналось просто со стихов, И мчались по просторам интернета Стихи любимых признанных поэтов. Всё начиналось просто со стихов…
Всё начиналось просто с добрых фраз: « С красивым утром!» «Добрый день! Спасибо!» « Вы своё фото выслать не могли бы?» Всё начиналось просто с добрых фраз…
Терялось время в ожиданье встреч, И смысл терялся: поздно или рано, Шла жизнь по обе стороны экрана. Терялось время в ожиданье встреч.
Всё превращалось в сказочную ночь, В которой жить хотелось бесконечно, И не было счастливей нас, конечно. Всё превращалось в сказочную ночь.
…Всё пополам, всё вместе: ты и я, И жизнь давно не кажется унылой, Когда, услышав: «С добрым утром, милый!» Шепчу в ответ: «Любимая моя!».
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:13
Сообщение №: 123667 Оффлайн
Уходящее лето парит улетающей птицей, Словно в сказке перо, нам на землю тепло уронив. Да ещё ветерок в переулках игриво резвится, И желтеют берёзы, безвольные ветви склонив.
Но пока на полях зеленеет отважная озимь, И прохлада ночей ожидает ещё впереди. А из дальних краёв возвращается долгая осень, Разбросав по пути пеленой бесконечной дожди.
И осенняя грусть проникает в наивные души, Даже листья, опав, продолжают последний полёт. Только надо уметь эту музыку осени слушать, Сердцем слушать своим, как природа живёт и поёт.
… И продолжится жизнь, только в новой своей ипостаси.
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:23
Сообщение №: 123672 Оффлайн
Где-то в горной тайге Полыхает ночная гроза, И по тропам дожди Барабанят без устали долго. Только эти места Далеко от меня и от Волги, Но я, будто в палатке, Опять открываю глаза.
И, пожитки собрав, Проклинаешь начало пути, А намокший рюкзак С каждым шагом ещё тяжелее. Снова волю в кулак, К перевалу, себя не жалея, Потому что так надо, И, значит, нельзя не идти!
… Но в реальность попав, Понимаешь - кричи не кричи, Неужели всё в прошлом? Я верю себе и не верю. Может, просто стучу Об косяк заколоченной двери, От которой давно Потерялись когда-то ключи?
Очень хочется верить: Всё выдержал, вынес и смог. И прошёл свою жизнь По дороге тяжёлой и долгой. Но осталась она Далеко от меня и от Волги, И не я на маршруте Устал и до нитки промок.
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:26
Сообщение №: 123674 Оффлайн
Может, бризы морские и снятся ночами кому-то, Может, в дальние страны и чьи-то плывут корабли. А я снова к тебе возвращаюсь из дальних маршрутов, Что однажды на карту изгибом пунктиров легли.
Может, в зале концертном вздыхают от лиры поэтов, А у бардов известных строка и мудра и остра. Только я привезу немудрёную песенку эту, Что сложили с гитарой в холодную ночь у костра.
В этой песне со мной ты пройдёшь незнакомым маршрутом, Понимая, что к дому дорога, конечно, одна. И на старом курумнике жизнь проклянёшь на минуту, А потом вдруг поймёшь, что другая тебе не дана.
Потому что и в счастье есть место для тихой печали, И в разлуке всегда есть последняя точка пути. Потому что есть тропы, которые мы не встречали, И которые надо потом непременно пройти.
Прикрепленные файлы:
Поэт
Автор: strannikek
Дата: 19.09.2015 16:27
Сообщение №: 123675 Оффлайн
Мы в соцсетях: