– Куда ты привезла меня, ты же сказала, что мы едем домой? К какому-нибудь очередному доктору?
– Нет, ты дома. Тебе здесь не нравится?
Светлана еще больше нахмурила лоб.
– Мы что, переехали?
– Нет, я просто решила показать тебе твою квартиру. Оформленную на твое имя, между прочим. Три комнаты, сразу евроремонт, уже все обставлено. Уютное гнездышко, ты не находишь?
– Нет, я ничего не решала. Район удобный, центр, не «спальники» эти вшивые, рядом метро. Была раньше халупа, отреставрировали, как видишь - теперь конфетка. Дизайн людьми сведущими разработан, я даже ни во что не вмешивалась, положилась на их вкус. Но если вдруг что-то тебе не понравится, всегда можешь переделать. Жить тебе сейчас здесь совершенно не обязательно, просто вникнешь, осмотришься, и поедем домой. Если у нас тебе больше по душе, останешься там. Сделаем обмен, я сюда перееду. Тебя все-таки что-то не устраивает?
Не получив ответа, она продолжила.
– Светунчик, я многое поняла после того случая. Хоть ты и отмалчиваешься, я уверена, что это была не просто авария. Ты сама... Почему? Быть может, оттого что я всю жизнь стесняла тебя? Если бы я догадалась вовремя это сделать, если бы у тебя было больше свободы тогда, наверное, и с Виктором у вас все по-другому бы сложилось. Ну что, побудешь здесь немного или сразу поехали?
– Нет, я здесь останусь, – сказала Светлана отрешенно. – Какая разница, где жить?
– Ты говоришь так, словно: какая разница – жить или умереть...
– Жизнь – дерьмо. Не помню, откуда это, в какой-то книжке прочитала...
– Жизнь – это жизнь, а дерьмо – это дерьмо. Дерьмо - тот человек, который мог сказать, написать такое.
Галина помялась, вытерла руки о передник.
– Ну и что, там у тебя что-нибудь решилось?
Андрей вздрогнул, очнулся от своих мыслей.
– Насчет чего?
– Насчет денег, – начала раздражаться жена. – Я и так уже назанимала, где только могла. Зачем ты связался с этим делом?
– С каким?
– Ну ладно, хватит дурака валять. Я никогда в вашу кухню не лезу, мне без разницы, но зачем так себя связывать? Они тебя просто надуют, я же прекрасно знаю твой характер: тебя на дыбы поднять, ты ни перед чем не остановишься. Три месяца пропашешь впустую, да еще окажешься виноват.
Андрей поморщился.
– Ага, понятно. Я даже не спрашиваю, откуда такая поразительная осведомленность: у меня только один друг и враг. Вопрос другой: с чего бы это у вас такие доверительные отношения? Почему он так подробно за моей спиной тебя информирует? Неспроста все это.
– Угу, совсем свихнулся? – Галина вытаращила глаза на мужа. – У нас что с ним, связь на расстоянии? Секс по телефону? Андрей, очнись, ты еще не проснулся что ли? Уж если бы мне приспичило, я бы кого угодно, только не вашего брата бумагомарателя выбрала. Это только кто не понимает, готовы на шею вам вешаться. Какие-нибудь очень молоденькие и очень глупенькие девушки, какой я была в свое время. А сейчас у меня никаких иллюзий на сей счет не осталось: совершенно четкое представление, что я живу с тряпичной куклой. Иногда она, правда, оживает, с ней можно общаться, как с нормальным человеком. А все другое время – вроде и рядом, а где мыслями и не поймешь, какой-то пустой внутри ком, жмешь-жмешь его руками, а толку никакого. Или вот когда ты детективы свои дурацкие строчишь, прямо женой рецидивиста себя чувствую...
Андрей замотал головой, чувствуя, что это только начало сцены.
– Ладно, ладно, я все понял, можешь не продолжать. Семейные романы пока не в моде, пожалуй, тут лишний для меня материал. Ты права, извини, пора распечатывать кубышку. Но все деньги не трать, только половину, не будем рисковать. Да и вообще, кто знает, как там дальше будет с работой?
Однако Галина не уходила. Она ухватила манжету рубашки Андрея и принялась теребить ее пальцами.
– Слушай, Андрюша, а что если нам стиральную машину новую купить? Такой благоприятный случай, когда он еще представится? Ты уже два года обещаешь. Ну, потерпи ради нас, что они там тебя – пытать будут раскаленным утюгом или иголки совать под ногти?
Андрей хмыкнул.
– Что иголки тряпичной кукле? Между прочим, и стиральная машина ей тоже ни к чему!
Галина рассмеялась.
– Обиделся? Ей-богу, обиделся! Ну, так что насчет стиралки, слабо?
Андрей долго молчал, затем тяжело вздохнул:
– Нет, к сожалению, об этом пока не может быть и речи. Слишком большой риск, да и дело не склеивается. Кстати, скажи, только правду, что ты сама думаешь о том сюжете, который я тебе в прошлый раз рассказывал?
Галина ответила, равнодушно пожав плечами, совершенно не раздумывая:
– Дерьмо. Полное дерьмо! Как говорится: ври, ври, да не завирайся! Мать – шлюха, дочь – овечка, жених – баран. «Скотный двор» уже написан. Оруэллом, кажется. Я бы даже в больнице такую чушь читать не стала, а уж там люди замусоливают до дыр любую, не то что книгу, а даже газету.
– Все, как ты просил. – Светлана лучезарно улыбнулась Андрею. – Электронную машинку я заменила механической, хотя считаю, что по нынешним временам это атавизм. «Олимпия», устроит тебя?
– Опять тот парень, который все может? – спросил Андрей. – Как его зовут, кстати?
– Валерием. А тебе зачем? Ревнуешь?
– Как можно ревновать к человеку, который может все? Совершенно бесполезное занятие. Его один черт не превзойти, остается только смириться.
– Смотри-ка, совсем смирненьким стал. Где это записать, интересно?
– В самом секретном файле. И тут же забыть о нем. Слава Богу, это всего лишь минутное прозрение. И у людоедов, к примеру, тоже бывают минуты благодушия.
– После сытного завтрака, например.
Андрей кивнул.
– Ага! Что-то уже начинаешь соображать. К слову о людоедах, застряли мы с тобой, дорогуша! В таких случаях лучше всего выбрать какой-нибудь персонаж и что-нибудь с ним сделать этакое неожиданное: убить, например. Или съесть – тоже подойдет. Какие будут предложения?
Светлана посмотрела на него с недоумением.
– Что конкретно тебя не устраивает?
– Моя жена...
– Давай найдем тебе другую жену. Подберем целый гарем, если хочешь.
– Моя жена сказала, что наш сюжет - полное дерьмо. Что будем делать?
– Я уже тебе ответила: сменить жену.
– Нет, не пойдет, я как-то привык к ней, придумай что-нибудь другое. Что до гарема, на него я уж тем более не потяну: физически – еще, куда ни шло, а вот заработков явно не хватит.
Светлана вздохнула.
– Ладно, не хочешь развода, я согласна на убийство. А может, жену и убьем? Сразу два зайца получится...
Андрей затряс кулаками.
– Ты сегодня, в самом деле, не завтракала что ли? С чего вдруг опять такая кровожадность? Какую жену мы можем убить, у нас нет никаких жен в сюжете, только тили-тили-тесто, жених и невеста, да и те давно в разные стороны разбежались.
Светлана посерьезнела.
– Хорошо, давай по существу. От начала я не могу отказаться, оно мне далось кровью. Можешь себе представить, сколько мне будущих седых волос стоило - переворошить в памяти те события?
Андрей поморщился.
– Да нет, начало не вызывает никаких сомнений. Героиня тоже вполне смотрится, я уже понял, что дело в женихе, которого моя жена назвала бараном.
– Ты настолько доверяешь мнению своей жены?
– Нет, конечно, но в данном случае она попала в самую точку. Что-то тут не так, не могла героиня, какой бы овечкой она ни казалась, из-за барана решиться на самоубийство.
– Любовь зла...
– Но не до такой степени. Знаешь, я уже, кажется, начинаю понимать, что женщины находят привлекательного в этих «мыльницах». Они просто компенсируют с помощью их какую-нибудь свою неудовлетворенность. Муж изменил с другой женщиной, как быть? С кем поделиться горем, как выкарабкаться из этой ситуации? Возникает комплекс, появляется тысяча вопросов. Проще всего сказать: «Сволочь!» Ну а, опять же, что дальше? Почему вдруг годы жизни, проведенные вместе, дети, хлопоты, столькими трудами создававшийся уют – все обратилось в прах перед какой-то задранной юбкой? Что я не умею из того, что она делает? И появляются вот эти книжки, в которых говорится: все ерунда, любовь есть на свете, просто глупый мужик оказался. Но он вернется, обязательно вернется, однако поздно будет. Его место окажется занято, совсем другим человеком, внимательным, ласковым, обаятельным, веселым и – что тоже немаловажно – хорошо зарабатывающим. Ну а чтобы какая-нибудь вертихвостка и его от меня не переманила, я его так присушу, я такое смогу, я заменю ему всех женщин на свете. Тот прежний мой, дурак, сам виноват, просто не знал, как ко мне подступиться, не мог добиться, не набрался терпения. Ну и так далее. Муж хороший, но денег нет – в книжках, опять же, денег кругом ворохами, нужно просто раскачать его, благоверного своего, подвигнуть. С детьми не повезло, и об этом сколько угодно – чада там просто золотые. Причем главное - что будет в конце, пусть милый друг, жених окажется подлецом из подлецов, но чтобы в финале непременно раскаялся, пусть муж уйдет, но чтобы потом, как я уже говорил, приполз на коленях. Я еще не надоел тебе, ты слушаешь меня?
Светлана кивнула.
– Да, я поняла. Убьем, так убьем. Как я полагаю, кроме жениха убить больше некого?
Андрей криво улыбнулся.
– Да, говорил, говорил я тебе, а ты сразу в лоб... Ну а как там на самом деле было? Ты решила убить его, а затем покончить с собой?
– Опять ты за свое! Снова твои «шуточки»? Еще раз говорю тебе: я никого не убивала, – побледнев, закричала Светлана. – Да, не стану скрывать, у меня возникало, и не раз, подобное желание, но оно никогда не пересекало границ воображения. Что, отвратительно, странно, плохо? Ты прав, безусловно. Но можешь ли ты показать мне человека, который бы, хоть однажды, не желал кому-нибудь смерти?
– Да, да, конечно. Да... – задумчиво проговорил Андрей. – Но, по крайней мере, скажи: его убили до или после аварии с тобой?
– До, разумеется.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 03.04.2014 22:09
Сообщение №: 30253 Оффлайн
– Ну и как вам здесь? – Белла Иннокентьевна с иронией посмотрела на Андрея.
Тот оглядел небольшое уютное кафе и одобрительно кивнул:
– Очень мило.
– Может, что-нибудь посущественнее, чем кофе, заказать?
– Нет-нет! Я и кофе не хочу, так просто пусть стоит для порядка. Как я понимаю, вы пригласили меня для серьезного разговора, а не для того, чтобы потрафить моему желудку.
Белла Иннокентьевна улыбнулась, сменила иронию на доброжелательность.
– «Потрафить», слово-то какое! Чувствуется стиль. Но ладно, к делу так к делу, у меня, действительно, не слишком много времени. Андрюшенька, как вы считаете, кто заказывает музыку?
– Кто платит, естественно, – пожал плечами Андрей. – Это каждому известно.
– Каждому, да не всем, – Белла Иннокентьевна задумчиво покрутила ложечкой в чашке. – Почему вы, к примеру, о таких элементарных вещах не знаете? Кто вам платит, вы не забыли, надеюсь?
– Думаю, что вы, – ответил Андрей, весь напрягшись, чувствуя, что холеная кошечка, сидящая напротив, вот-вот должна выпустить коготки.
– Думаете или точно знаете? – спросила та, немного сощурив пытливые зеленые глаза.
– Вы, конечно, – уточнил Андрей, – но причем тут это? Я что, нарушил какое-нибудь условие договора?
– Он нарушил! Условия! Договора! Хватит ваньку валять! – Белла Иннокентьевна уже не давала себе труда сдерживаться. – «Дочь путаны»! Путана, стало быть, я? Так получается? За мои деньги вы меня шлюхой собираетесь выставить? Я у вас там не интердевочка даже, а какая-то интербабушка! Изобразить меня валютной проституткой, у вас голова работает?
Она вдруг резко поднялась и трясущимися руками достала из кошелька деньги, чтобы расплатиться с официанткой.
– Ладно, пошли!
Даже не удосужившись посмотреть, следует ли за ней Андрей, Белла Иннокентьевна решительно направилась к выходу. В машине, при шофере, она не стала продолжать прерванный разговор, рассеянно глядя на дорогу. Андрей тоже угрюмо молчал, пытаясь угадать, куда везет его эта элегантная стерва.
Та не стала сразу выходить из машины, дождалась, пока шофер неторопливо обогнул капот и церемонно открыл перед ней дверцу. Андрей решил повторить, из озорства, ее прием. Однако «водила» и глазом не моргнул, воздав ему почести ничуть не меньшие.
Белла Иннокентьевна подвела Андрея к сверкавшему красочно оформленными витринами магазинчику.
– Вот, Андрюшенька, я просто хотела показать вам: это один из шести моих бутиков. Как видите, товар только эксклюзив, для о-о-чень богатеньких дядечек и тетенек. Причем полная моя собственность. Никаких товариществ, акционирования и прочего. Теперь ответьте, будьте добры, на такой вопрос: осталось бы у вас сил после напряженного рабочего дня по поддержанию жизнедеятельности хотя бы сей малой толики моей микроимперии, тащиться вечером в какой-нибудь «Савой» или «Националь», чтобы «клеить» там всякого рода шушеру, пусть даже и иноземную? Я понимаю, что у вас о-о-чень богатое воображение, но не до такой же степени!
Белла Иннокентьевна провела Андрея на второй этаж, цепко охватывая по пути зал взглядом, сухо отвечая на приветствия, властно на ходу делая замечания. В приемной она тихо сказала секретарше:
– Наташа, на полчаса меня ни для кого нет. И чтобы здесь никто не толпился перед дверью кабинета.
Уютно расположившись в кресле, она взяла со стола длинный мундштук, вставила в него сигарету и закурила.
Белла Иннокентьевна посмотрела на него с недоумением, затем холодно пожала плечами.
– Ну, не настолько уж редкая, и, может быть, не слишком престижная. Просто привычка. – Она внимательно оглядела Андрея, так, что тому неловко стало за свой потертый пиджак и вылинявшие добела джинсики: – Так хватит нам полчаса, Андрюша?
– Не знаю. Смотря для чего, – уклончиво ответил Андрей, – если вы хотите приготовить из меня рагу, то и десяти минут будет достаточно.
– Нет, с рагу мы немного подождем. Так что, мы нашли общий язык или нет еще?
– Опять же, в зависимости от того, что вы имеете в виду. Между прочим, к вопросу об «общем языке» - может нам на «ты» перейти?
Белла Иннокентьевна вся даже изогнулась в кресле от ярости. Она подалась через стол, приблизив насколько возможно свое лицо к лицу Андрея.
– Ты? Ты хочешь, чтобы я говорила тебе «ты»? Изволь, сам напросился. Что же ты мне гадишь, Андрюшенька? За мое хорошее к тебе отношение! Тебя подослал кто-нибудь или ты сам по себе копаешь? Чего добиваешься, дятел? Крупный куш с меня сорвать хочешь? Да я вас в порошок сотру вместе с Геннадием твоим ненаглядным!
– Как стерли Виктора?
– Наглец! Ну и наглец! Тебя зачем наняли? Чтобы ты вот так между нами встревал? Виктора! Да неужели бы я руки стала марать о Виктора?
Она помолчала некоторое время, затем со вздохом загасила в пепельнице сигарету.
– Черт! Откуда ты хоть только взялся на мою голову? Ладно, раз уж ты стал чуть ли не членом нашей семьи, давай попробуем разобраться. Я читала, как ты там расписал его, несостоявшегося моего зятюшку. Ну так вот, это полное вранье, я немало на своем веку повидала негодяев, определяю эту породу с первого взгляда. Тем более что они сейчас особо и не утруждаются притворяться. Я не знаю, можно ли назвать мою дочь невинной овечкой, но что она дуреха по молодости, тут, к сожалению, сомневаться не приходится. Тем прыткий мальчик сей и воспользовался. Прикинулся этаким простачком из глубинки, да только уши-то длинные, так и торчат, не скроешь. Он был далеко не оригинален, тривиальная история: хотелось быстро и легко разбогатеть, но как это часто случается с подобными замыслами – запутался в делах, наделал долгов. Надо было как-то выкарабкиваться, рассчитывал поправить положение, заарканив богатую невесту. Не получилось, его раньше прижали, буквально за неделю до свадьбы. Возможно, сыграло свою роль то обстоятельство, что я заявила во всеуслышание: не выделю молодым ни копейки – раз уж мужчина решил завести семью, пусть сам ее и обеспечивает. Он попробовал сделать финт, что-то наболтал Светлане, заявил, что порывает с ней, захотел, стало быть, мне тем руки вывернуть. Я не поддалась, естественно. Люди поняли, что возврата долга от него ждать не приходится. К сожалению, финал сей истории был логичным и непреложным, чуда не произошло. В газете его расписали как «молодого предпринимателя», а в остальном все по затасканному сценарию: пистолет «ТТ», темный подъезд, контрольный выстрел в голову... Есть еще ко мне вопросы?
– Нет, – покачал головой Андрей, – я вообще ни о чем не собирался вас расспрашивать.
– Да, да, прикидывайся! – усмехнулась Белла Иннокентьевна. – А-то по тебе не видно: ты из тех, кто ради любопытства голову под гильотину сунет не раздумывая! Спрашивай лучше дальше, сейчас, пока я добрая. Со мной такое редко случается. Тебя интересует моя жизнь? Да, в ней много примечательного. Если хорошо попросишь, расскажу тебе одну быль, вовсе не сказочку. Так вот: жила-была одна примерная-примерная девочка, сидела она всегда на первой парте, и руку тянула на уроках при каждом удобном случае, плакала ночами, если ей вдруг не ставили пятерку. И медальку она по окончании школы получила, да не простую, а золотую, и в институт проскочила без сучка, без задоринки, и в аспирантуру после. Кандидатскую диссертацию с первого захода защитила, нацелилась дальше на докторскую, а потом вдруг села и призадумалась: а хорошо ли ей, а счастлива ли она? Все эти дуры – одноклассницы ее, которых она так презирала, до единой замуж повыскакивали, кто по двое, а кто и по трое детей к тому времени имели, а у нее что? Нет, пора бы и ей смилостивиться, снизойти до какого-нибудь принца, осчастливить его своей благосклонностью. Ан нет, никому, оказывается, не нужны ни благосклонность эта ее бесценная, ни она сама с ней в придачу. Никто на нее не смотрит, никто в нее не влюбляется, кому синий чулок нужен, когда вокруг такая конкуренция? Погоревала-погоревала девочка, а надо что-то делать, слезами горю не поможешь. Стала следить за собой, лишний вес сгонять, походку вырабатывать, одеваться моднее. Никакого толку! Уже не семнадцать лет. Но девочка была неглупая, и кандидатом не каких-нибудь, а математических наук числилась: стала она думать-размышлять и нашла одно интересное решение – завела в театральных кассах знакомства и где за коробку конфет, где за флакон духов стала доставать по два билета на самые престижные концерты, спектакли. Приходила к началу загодя, внимательно всматривалась в жаждущих заполучить лишний билетик, выбирала тщательно то, что ей нужно, ну а там, сам понимаешь, разговоры умные, проводить надо даму до дому. Срывалась то и дело рыбка с крючка, ускользала, однако, в конце концов, все и закончилось бы тем, ради чего, собственно, оно и затевалось: свадебкой, да вот беда – в один прекрасный момент расхотелось вдруг девочке свадебку. Повстречался ей мужчина, интересный, но женатый, влюбилась в него девочка по уши, родила от него маленькую Светочку, свет очей своих. Так и живет до сих пор одна. Но повезло все-таки и девочке и дочке ее, папа Светочки оказался действительно замечательным человеком, он о дочке и маме ее всю жизнь заботился, а на постах он находился и до сих пор обретается – ого-го каких! Недаром же его девочка-математик полюбила. В вихре перемен направлял он свою возлюбленную, опекал, советовал и помог ей словом и делом нажить неплохое состояние, за что огромное-преогромное ему спасибо. И вот пришел злой волк Андрюшенька и чего же он хочет от бедненькой, хоть и богатой теперь, девочки и ее дочки?
– Ничего не хочу, – пожал плечами Андрей, – скажите лучше, чего вы от меня хотите?
Белла Иннокентьевна с готовностью вновь приблизила свое лицо к лицу Андрея.
– А хочу я, чтобы ты исчез, испарился. И никогда больше не показывался мне на глаза, а уж тем паче, не совал нос в мои дела. Я о тебе не ведала никогда и впредь не имею никакого желания с тобой знаться. Да, я тебя недооценила, ошиблась с тобой, но готова исправить свою ошибку. Могу предложить тебе вполне сносные условия. Что ты хочешь? Денег? Я дам. Но деньги ерунда, я могу тебе предоставить работу приличную, ты меня убедил в том, что у тебя есть мозги, мне нужны такие люди. Хочешь работать у меня? Жалеть не будешь, никто из тех, кто в одной упряжке со мной, на сторону не смотрит, все довольны. Ты станешь человеком, не то, что сейчас – мальчик на побегушках. Конечно, синекуру я тебе не обещаю, семь потов сгоню, но и оплата будет соответственная. Ну же, решай! Не упусти свой шанс! Такие моменты только раз, да и то не каждому, выпадают.
Андрей задумался на какое-то время, скользя пустым взглядом по обстановке кабинета. Да, стиль определенно здесь чувствовался – что называется, простенько, но со вкусом. Наконец он сказал:
– Как я понимаю, вы хотите расторгнуть наш договор? Что ж, я не против.
– Он не против! – усмехнулась Белла Иннокентьевна. – Конечно, не против, раз в твоих услугах больше не нуждаются. Сам факт не вызывает сомнений, дело в условиях. Нам осталось обсудить условия.
Андрей пожал плечами.
– Ну, об этом вам лучше с моим агентом поговорить, мы же через него договор заключали.
– Ну а почему бы и не с тобой? Зачем нам посредники? Думаю, что они не нужны. Неужели мы сами не сможем договориться?
– Может быть. Но я не могу пойти на условия, которые бы смахивали на капитуляцию. Я полагаю, что порядок здесь должен быть такой, какой он обычно в подобных случаях бывает: аванс остается у меня, потому что инициатива расторжения идет с вашей стороны, а та часть работы, которая уже проделана, переходит в вашу полную собственность. Вы имеете что-нибудь другое предложить?
Белла Иннокентьевна удивленно вскинула брови.
– И все? Ты хорошо подумал?
– Ну, если бы вы еще разрешили мне где-нибудь использовать эту замечательную сказочку о девочке-математике, я был бы вам благодарен вдвойне.
– Само собой, дарю, естественно. Но это твое окончательное решение или надо все-таки согласовывать его с Геннадием?
– Но мы же договорились. Все остальные вопросы я сам решу. В конце концов, он мой агент, а не я его.
Белла Иннокентьевна помолчала некоторое время озадаченно, затем покачала головой.
– Ну что ж, не перевелись, стало быть, еще на свете благородные идальго! Очень рада была повстречаться с одним из них. Деньги у тебя, рукопись я сама заберу у Светланы, значит, нам пора и расставаться. Плакать не будем, надеюсь? Прощайте, сеньор Ламанческий!
Андрей поднялся и со всей скромностью, на которую только был способен, улыбнулся.
– До свиданья, Белла Иннокентьевна! Я почему-то думаю, можно даже сказать: до скорой встречи! Хоть вы и очень резко сегодня разговаривали со мной, я понимаю, я для вас очень ценен, и, значит, в любой момент могу вновь понадобиться, а такой очаровательной женщине я никогда и ни в чем не смогу отказать.
– Подумайте, каков наглец! – покачала головой та, – далеко бы пойти мог, да слишком много дури в голове засело. Нет, любезный, больше нам вряд ли когда-нибудь доведется встретиться, я твою мерзкую рожу видеть не могу.
К сожалению, автор лишен возможности выложить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада http://epressario.com/
Оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).
Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 04.04.2014 18:27
Сообщение №: 30390 Оффлайн
Выйдя из подъезда, Андрей кинул сумки на асфальт и застыл в недоумении, не в силах сообразить, куда ему дальше податься.
– И долго мы будем так стоять? – не выдержала, прервала его размышления «Неточка».
– Мы? – рассеянно взглянул на нее, не понимая, Горячев. – Что я буду делать, не знаю, скорее всего, вернусь обратно. У меня ни копейки в кармане, последние деньги на такси истратил, чтобы сюда добраться. Не на что даже позвонить, да и куда звонить? Как говорится, был один друг, да и тот весь вышел.
– Надо было попросить у него взаймы. Думаешь, не дал бы? – «Неточка» тяжело вздохнула, с трудом удержавшись от назидательных упреков.
– Даст еще. Куда он денется. Просто я до последнего оттягивал, не хотел унижаться.
– Надеялся, что сам предложит? Но откуда ему знать, что при таких деньжищах, которые прошли через твои руки, ты сейчас беднее церковной мыши? Андрей, ей-богу, такое даже в страшном сне не может присниться.
Горячев разозлился, посмотрел на «Неточку» с досадой.
– Знаешь, дорогуша, я совсем не расположен выслушивать сейчас какие-либо нравоучения. Тем более от тебя. Да и вообще, деньги ты получила, страхи твои позади, что тебе их не заплатят. Теперь ты хоть поверила, что Геннадий не из тех, кто может обмануть? Или по-прежнему считаешь всех вокруг поголовно мошенниками? Чего тебе еще надо?
«Неточка» казалась непривычно уверенной в себе, даже заважничала.
– Ну, во-первых, чтобы ты проводил меня до дому. Ты же знаешь, какая я трусиха – три тысячи долларов, это целое состояние, плохонькая, но машина. Я со страху умру с такими капиталами в кармане.
– А они у тебя действительно в кармане? – ехидно поинтересовался Андрей. Над «Неточкой» просто невозможно было лишний раз не поиздеваться.
– Нет, в другом месте, – спокойно ответила девушка. – Но это не твое дело. Во-вторых, огромная просьба – больше не называть меня «Неточкой». Мне это прозвище изрядно надоело. Осточертело, буквально.
Андрей ухмыльнулся.
– Как же тогда? «Косточки», «26 Дней», как Анюта тебя называла? Или вот еще: раз Незванова, то Хуже Татарина. По-моему, эти три прозвища куда обиднее. Да и зачем, собственно, мне вообще тебя как-то называть? Я так думаю, что мы никогда больше не встретимся, что за необходимость нам представляться друг другу в новом качестве? Хотя до дому я тебя, конечно, провожу, вот только поднимусь сейчас к Геннадию, стрельну у него хотя бы сотню. Да, а может, ты хочешь, чтобы я называл тебя Аней, Аннет, Анютою, твоим настоящим именем? Только как же я тогда вас с моей ненаглядной соавторшей буду различать? Может, по весу, габаритам? Это подойдет, невооруженным взглядом можно определить, кто есть кто. Кстати, есть еще, «в-третьих»? Или пакет предложений, условий, наконец, исчерпан?
«Неточка» не выдержала, отвернулась, на глазах у нее стояли злые непрошеные слезы.
– Какая же ты сволочь, Андрей! Неужели то, что у нас было в последние полгода для тебя совсем роли не играет?
– А что у нас было? – холодно поинтересовался Андрей. – Напомни, если не трудно.
– Ну, например, что мы спали с тобой. И то, что ты слова мне шептал порой на ушко нежные, задушевные. Что я помогала тебе, когда ты писал лучший свой роман. И ты написал его, а мог бы и не написать.
– Что, претендуешь на соавторство? – в последний раз попытался сострить Андрей, прекрасно понимая, что ведет он себя далеко не лучшим образом и пора бы ему остановиться. Но Косточки есть Косточки, Горячев ни у кого еще не встречал такого дара обнажать в людях самые низменные инстинкты. Просто «агнец для заклания». И как ей только это удается?
– Нет, разумеется, я ни на что не претендую. Куда мне. Что касается, «в-третьих» – просто могу предложить тебе взаймы.
Она поспешно, как бы боясь, что Горячев откажется, вынула из лифчика толстую скрутку сторублевок.
– Как видишь, я и там, в Коктебеле, по ресторанам не ходила, экономила, как могла, те деньги, что мне от тебя как секретарше перепадали. Сколько тебе? Сто, двести, пятьсот рублей? Волей-неволей, но встретиться нам хотя бы еще раз придется.
Андрей задумался, затем развел руками: выбора у него, действительно, не было.
– Пятьсот хватит. Ладно, давай поищем такси, Нюрок. Надеюсь, против такого имени ты не возражаешь?
– А может, лучше на метро? – робко попыталась возразить девушка. – Чего деньгами-то швыряться?
– Ох, не верю я, что ты у самого метро живешь, а мне еще вокзал, электричка – раньше, чем к ночи домой не доберусь. Кстати, как тебе деньги вернуть? Может, по почте выслать?
– Да они мне не к спеху вовсе. Все равно пойдут на учебу. Адрес твой я знаю: списала, когда билеты на самолет оформляла, так что из-под земли достану, если вдруг бедную девочку вздумаешь обмануть.
Очень хотелось есть, но ничего съестного в квартире, разумеется, не было. В числе прочего исчез и сам холодильник. Не говоря уже о стиральной машине, телевизоре и прочих атрибутах домашнего уюта. Андрей понимал, что так даже лучше, иначе вообще бы ничего не осталось, сейчас не те времена, чтобы квартира могла без хозяев целых три года с чем-нибудь более или менее ценным простоять. Кухонный стол, две табуретки, старенький, продавленный диван. Еще письменный стол со стоявшей на нем, подаренной Светланой, «Олимпией». Несколько полок с книгами. Ясно, что Галина не все взяла с собой в Москву, просто по чисто женской злобе что-то знакомым раздала, что-то даже и на помойку выбросила. Ладно, Бог с нею, с Галиной. У Андрея не было никакого желания этот момент в своей жизни ворошить, неприятных воспоминаний на сегодня у него и так было предостаточно. Впрочем, уснул он как убитый, подействовали усталость, уныние, резкая перемена климата.
Нельзя сказать, чтобы его слишком уж выбил из колеи неожиданный отъезд Принесенной Ветром, как «Неточка», в отместку за издевательства над ней, предпочитала называть Анюту, мрачно предрекая: «Когда-нибудь этот чертов ветер все-таки переменится, и мы все вздохнем с облегчением: «Ах, Мэри Поппинз (о, вери, вери биг (в смысле, очень большая) попинз!), до свиданья!», а еще лучше «прощай!», чтобы никогда, никогда больше эту твою проклятую «вери биг» в самом страшном сне не увидеть». С самого первого дня их сотрудничества, Андрей и Леди Совершенство (если уж Мэри Поппинз, пусть даже «биг», то, непременно, «биг Леди» или «биг Совершенство») постоянно ссорились, но неизменно мирились: Принесенная Ветром знала мужскую психологию как свои пять пальцев, и противостоять этому урагану в юбке было совершенно невозможно. Как бы то ни было, сотрудничество их было необычайно плодотворным: писалось Андрею так же «ураганно», как и гулялось. К счастью, «ветер переменился» не в начале, а незадолго до завершения работы над их очередным «бестселлером», и Горячев, пусть с помощью Косточек (26 Дней, Хуже Татарина), смог его сдать вовремя и на вполне сносном уровне. Ну а затем на присланный гонорар просуществовать еще полгода. Впрочем, это было именно «существование», так как после того, как черти (не ветер, нет, нет, конечно же, только черти, и спасибо им!) унесли Анюту, началась запоздалая реакция на их совместные с Андреем похождения, и как ни отстаивала, ни пыталась оправдать «Неточка» своего шефа, они вынуждены были уехать из Коктебеля. Дурная слава катилась за ними чуть ли не до самой Ялты, и лишь в Гурзуфе им повезло: нашелся сердобольный старикан, который счел даже за честь, что его посетила такая «знаменитость». Именно там Андрей и написал свой лучший, оказавшийся теперь никому не нужным, роман.
Голод с утра не отпустил, а лишь усилился. Но в куда больший ужас привели Андрея счета за коммунальные услуги. Отключен был не только телефон, но даже электричество. Конечно, можно было призанять у кого-нибудь из знакомых, именно знакомых, так как друзей Андрей давно растерял, однако чем отдавать, когда отдавать? Ведь все считали его теперь известностью, баловнем судьбы, впору у него самого денежками разжиться. Одет Андрей был действительно не просто модно, а ультрамодно, а уж со свежим южным загаром смотрелся вообще респектабельно - что-что, а свое дело Принесенная Ветром хорошо знала, и о кавалере заботилась не меньше, чем о себе, вот только где эту респектабельность в его родном городе хотя бы на самый неприхотливый ужин обменять? Если только понадеяться на Бога?
Бог внимательно выслушал Горячева и довольно быстро послал ему объявление на палатке: «Требуется сторож». Бог знал, что делает. В тот же вечер, не тратя времени на раздумье, Андрей приступил к работе, подменив какого-то парня-студента, рвавшегося в отпуск, другого его сменщика – старичка-пенсионера, отпуска совсем не интересовали, так что работа была только на месяц, да и оплачивалась нищенски. Ну а, собственно, что там было делать? Спать?
Однако в ту же ночь Андрей был разбужен каким-то психом, изо всех сил колотившим по бронированному стеклу кувалдой. Горячев включил сирену, позвонил хозяину, и только после этого с газовым пистолетиком в руках решился выскочить наружу. «Псих» уже сверкал подошвами кроссовок в отдалении, что-либо из примет невозможно было не то, чтобы запомнить, а даже просто разглядеть.
- Проверяли на прочность: тебя и стекло. Узнали, что новый сторож, а с новичками часто бывает: смену примет, несколько часов посидит, а потом домой спать уходит, под утро потягивается, почесывается, как будто и в самом деле ночь без сна провел. А ты ничего парень, я в тебе не ошибся. Кстати, так и не спросил, кто ты по профессии?
Андрей хотел было соврать, но город маленький, «слава» ведь все равно докатится.
– Писатель, – пробурчал он себе под нос неохотно, – неудачливый писатель.
– А, – кивнул головой хозяин, озабоченно разглядывая брызнувшую во все стороны трещинами оконную «броню», – тогда тебе такая работа в самый раз. – И тут же полностью переключился на следы кувалды: – Видел? Одно и то же место, третья попытка по счету. Нет, на этот раз ничего менять не буду, пусть так и остается. На них, сволочей, не напасешься.
Как бы то ни было, Андрею удалось выпросить небольшой аванс, и он соорудил себе «завтрак аристократа»: яичницу из двух яиц, чай, бутерброды с сыром и маслом. Хотел было прилечь, выспаться, однако тщательно замурованный в памяти, двухдневной давности, эпизод легко пробил свежую кладку и вышел наружу. Как же так получилось, что в одночасье он потерял все?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 05.04.2014 14:52
Сообщение №: 30528 Оффлайн
Первое, что его поразило тогда, в злополучный день приезда – то, что дверь в квартире Геннадия ему открыла Галина. Была она в хорошо знакомом Андрею халатике, вот только домашние тапочки были другие – не те прежние, стоптанные. Жена нисколько не удивилась приезду «любимого мужа», просто равнодушно кивнула: а, явился, наконец! И удалилась на кухню, предоставив мужчинам самим выяснять их весьма запутавшиеся отношения.
Геннадий долго молчал, не зная, по видимости, с чего начать разговор, но и виноватым себя явно не чувствовал. Он терпеливо ждал реакции Андрея, но тот был слишком потрясен увиденным, чтобы вымолвить хоть слово. Наконец вспомнил:
– Косточки!
Гринин явно оторопел, подозревая в загорелом и сверкавшем глазами «мавре» потенциального или уже состоявшегося пациента печально известного заведения.
– Какие «косточки»?
– Ну, те, что ты просил прислать, помнишь? Знаменитая твоя фраза: «Пришлите хотя бы косточки, маме и жениху». Или 26 Дней, как ее еще прозвали. Кто прозвал, ты, наверное, уже догадываешься. Тоже твой сюрприз.
– 26 Дней, почему 26 Дней? Странное прозвище, – недоуменно спросила, появившаяся из кухни, Галина.
– Ну, как объясняла одна наша о-очень хорошая знакомая: «У всех 30-31 день в месяце, минимум 28, а у этой только 26». Понятно? – попытался съязвить Андрей.
– Нет, непонятно, – совершенно серьезно ответила его бывшая супруга.
– Господи, солнышко, да не воспринимай ты всерьез эти бредни, – поспешил вмешаться в разговор Геннадий, – ты что, своего бывшего не знаешь? Он как всегда в своем репертуаре. Просто был такой эпизод в жизни Федора Михайловича нашего приснопамятного, когда за 26 дней ему нужно было написать новую вещь, аж на 12 печатных листах, иначе он попадал по условиям договора в вечную кабалу к одному негодяю издателю. Так и был произведен на свет божий роман «Игрок»...
– Одна из самых бездарных его вещей, которую даже гениальнейший актер всех времен и народов Жерар Филип в одноименном фильме не сумел спасти.
– Ну не слушай, не слушай ты его, Гала. Иначе непременно сподобишься усвоить какую-нибудь чушь. Он просто ерничает, – потрепал по руке, лежавшей на его плече, Галину Геннадий. – Для него, видите ли, нет авторитетов.
«Гала!», – подумал с усмешкой Горячев. – С кем же он себя сравнивает? С Сальвадором Дали? Это у него была жена Гала, в миру Елена Дмитриевна Дьяконова, вот только ударение не на первом, а на втором слоге для полного сходства надо бы делать». Но вслух ответил:
– Почему же нет! Тот же «Идиот» – вещь совершенно потрясающая. Одна, кстати, из самых моих любимых.
– Замечательное объяснение. С ума можно сойти, как вы красиво ругаетесь. Но начало вполне обнадеживающее, при всех вариантах не самое страшное. Признаться, я боялась, что вы подеретесь, – чтобы поддержать общий тон, хлопнула пару раз в ладоши Галина.
– Дорогая, – со значением произнес это слово Геннадий, – ты не дослушала самого главного в этой истории: помогла взять сей неприступный редут Федору Михайловичу молоденькая стенографистка Анна Григорьевна Сниткина, большая поклонница и будущая вторая жена великого классика.
– Ага, Косточки, – догадливо кивнула супруга сразу двух «потенциально великих», но пока еще далеких от признания, «гениев». – В таком случае я обязательно должна на нее посмотреть. Ну а вы – марш на кухню чай пить, моцарты!!
Вскоре на «авансцене» предстала и порядком иззябшая, жалкая, прыщавая героиня предшествовавшего разговора. Она тут же принялась делать возмущенные знаки, показывать Андрею свои маленькие кулачки, пока Геннадий буквально силой не усадил ее за стол. Дальше чаепитие происходило без слов, хотя и несколько шумно, опять же с подачи Андрея, с блюдечком в трясущихся руках изображавшего подгулявшего купчика в трактире. Затем Геннадий увел «Неточку» в свой кабинет, предоставив все-таки Галине первой объясниться со своим пока еще настоящим мужем. Однако та упорно делала вид, что вообще не замечает Горячева, все из той же чисто женской стервозности даже не предложив ему поужинать. «Неточка», между тем, вернулась возбужденная, с блестящими глазами и невероятно болтливая.
– Ты ее что там... удовлетворил? – поинтересовалась удивленная Галина, как-то внезапно, будто само собой разумеющееся, усвоив, что с Косточками можно не церемониться.
– На все сто! – бодро отозвался Геннадий.
– Действительно, две кости и кружка крови, – покачала головой, все-таки ревнуя немного, правда непонятно к кому и к чему, непонятно чья жена.
На этом месте «Неточка» чуть было не обиделась.
– Добавьте сюда еще и прыщи! – проникновенно произнесла она. – Раньше они были у меня не только на лице, но еще и на груди, а больше всего на спине. Спасибо вашему бывшему мужу – очень помог мне. У него такие вещи на редкость хорошо получаются.
– О, Господи, и с этой! Андрюша, ты все больше опускаешься. Бедненький, как мне тебя жаль! – со стоном воздела руки к небу «Гала», они с Геннадием облегченно переглянулись, радуясь, что произошел перелом в их сторону, и что грядущее объяснение никакими, хоть в какой-то степени неприятными, последствиями, им уже не грозит.
Андрей с нескрываемой злобой посмотрел на Святую Простоту, которая с полным правом могла добавить сейчас в свой арсенал еще одно прозвище – Хуже Воровства. Вообще трудно было представить, чего она могла быть лучше. Как минимум двух шариков – двух дней, в ее «миленькой», а точнее сказать, маленькой, головке определенно не хватало. Горячев понял, что любые попытки «выяснения отношений» теперь будут выглядеть глупо, они ничего не изменят в создавшейся ситуации. Имели значение только детали. А их не было никакой срочности обговаривать. И тем не менее... Галина ничего не стала откладывать на потом. Видимо, ей доставляло особое удовольствие резать по живому.
– Я смотрю, вы без меня так и молчали в тряпочку, – презрительно фыркнула она. – Друзья, называется. Ладно, придется мне самой взять в руки инициативу.
Она повернулась лицом к Горячеву.
– Андрей, ты меня хорошо знаешь, раз я решилась на такое, значит, между нами все кончено, обратной дороги нет. Измены, точнее, даже трех твоих измен, я тебе никогда не прощу. Кот ты есть, котом для меня на всю жизнь и останешься. А умрешь, на могилку не приду, не надейся, разве что на холмик плюнуть. Свою половину квартиры я не тебе, а Олегу оставила, если вдруг так получится, что ему совсем негде будет жить, придет к тебе со своей нареченной. «Имущество» забрала, считаю, что так будет по справедливости. Здесь ты всегда можешь быть гостем, но гостем Геннадия, для меня же до конца дней своих останешься лишь пустым местом. Олег взрослый, сочтет он возможным для себя видеться с тобой – его дело. Развод немедленно. Как видишь, – тут она показала на свой округлившийся животик, – время не терпит. Свадьба – без твоего присутствия, крестины – тоже. Вообще – любые праздники, отдых – без тебя. Кажется, все? Теперь послушаем, что скажешь ты.
– Ничего, – пожал плечами Андрей. – Ничего не скажу. Меня вполне все твои условия устраивают.
– Хорошо, – ничуть не удивилась смирению бывшего мужа Галина. – Тогда я удаляюсь. Оставляю вас с Геннадием наедине.
Андрей, как он ни был ошарашен свалившимися на него сюрпризами, тем не менее, не стал давать волю эмоциям, хорошо понимая всю их бесполезность.
– Как твои дела? – решился он, наконец, спросить «друга». Бывшего? Это сейчас ему и предстояло выяснить. Жену он потерял точно, характер Галины Андрей успел изучить досконально, но неужели... он действительно все потерял?
– Тебе не пора домой? – спросил он резко «Неточку», видя некоторое замешательство Гринина. Им обоим хотелось объясниться без свидетелей, неужели эта дура не понимает?
– Нет пока, – ответила та столь же упрямо, резко.
– Тогда принеси папку и посиди потом немного с Галиной.
– Хорошо, – ответила еще одна «бывшая», на этот раз - секретарша.
Геннадий, между тем, расслабился и подобрел, видя, что худшее позади.
– Дела? Как у всех дела. Вполне обыденные. Покончил с партизанщиной, устроился в солидное издательство – ну то, хорошо тебе известное, что вас с Анютой издавало. Ребятам везет, идут в гору сейчас, я им, чем могу, помогаю.
– Как говорили раньше в таких случаях, когда кто-нибудь из наших куда-нибудь «усаживался в кресло», на вопрос «Чем занимаешься?»: «Гублю молодые дарования», – криво усмехнулся Андрей.
– Приблизительно так, – пожал плечами Геннадий, – с той лишь разницей, что тогда кого-то губили, а кому-то даже и помогали, ну а я сейчас гублю, топлю всех без разбора. Система отступников не прощает, а я в системе. И, по-видимому, уже до конца дней своих. Так что со мной все в порядке, как видишь, Андрон. Поговорим лучше о твоих делах, вот они, действительно, далеко не блестящи.
Андрей протестующе поднял руку.
– Нет, нет, предлагаю другой вариант: не будем перескакивать. Договорим о самом для меня важном сейчас: нашей дружбе.
Вошла «Неточка», вручила Андрею папку и тотчас удалилась, зло фыркнув. Возможно, решила все-таки поболтать с Галиной. Андрей проводил ее грустным взглядом, в полной уверенности, что уж кто-кто, а «Нюсенька» точно без ужина не останется.
– О нашей дружбе? – задумчиво проговорил Геннадий. – Что я могу сказать? Все от тебя зависит, Андрей. В семейном плане изменить что-либо невозможно. Это была не моя инициатива, но я очень счастлив и ни о чем не жалею. Как ты помнишь, я старомодный человек, в подобных вопросах мой девиз – «женщина выбирает». Будем исходить из того, что Галина выбрала меня, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В плане работы – приходи к нам хоть завтра, такой профессионал, как ты – кто ж откажется? Но все с тем же непременным условием: ты играешь в команде и делаешь в точности то, что тебе приказывают.
– И что я получаю взамен? – поинтересовался Горячев.
– Немало. Вполне приличную, во всяком случае, достаточную при современной жизни, зарплату. Солидное положение. Возможность публиковать свои вещи: как ты знаешь, сейчас повсюду печатают только друг друга, система совершенно сложившаяся: «ты мне – я тебе». Я уже три книжки издал, причем под своим именем. Раньше, как ты помнишь, мне это было недоступно. Естественно, никакой самодеятельности, все должно быть подогнано под формат издательства. Ну а если хочешь начистоту, слушай внимательнее: ты не сознаешь главного, Андрей – ты вернулся, но совсем в другую страну, в другой мир, в другое тысячелетие. Да, да, за такой короткий срок здесь все в корне переменилось, хотя далеко не все еще в этом разобрались. Хочется тебе этого или нет, но времена так называемого «бандитского романтизма» безвозвратно умчались в прошлое. Сейчас четко определились два полюса, два мира, две сферы, вне которых ничего невозможно. Чистые бандиты и бандиты-чиновники. А между ними так, всякая шушера – бизнесмены, уголовники, все сплошь подлипалы и мошенники, еще ниже – уже их прислужники: клерки, менты, сутяги, судейские, или вот еще новая разновидность – так называемые «пиарщики», модное слово, производное от английского «паблик рилейшнз», самое что ни на есть наибессовестнейшее и наиборзейшее племя, к ним-то я как раз и отношусь. Ну а ты, где ты тут себя видишь? В самом низу, среди так называемого «электората», то есть, в дерьме по самые уши? «На горах»? «В лесах»? В армии Ковпака? Как сказал Марк Аврелий, который, как тебе хорошо известно, не только философом, но еще и императором, причем неплохим, был: «измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». Как ты сам понимаешь, мне нелегко было прийти к подобным решениям, но я к ним пришел. С учетом этого сам делай вывод: друг я тебе или нет. Но, как я уже сказал, у тебя сейчас есть дела поважнее. Ни гроша в кармане, хотя должен был вернуться Крезом, нет имени, хотя совсем недавно был знаменитостью, нет никакой возможности подзаработать: все поставлено теперь в нашем деле на профессиональную основу - с человеком со стороны никто уже отныне не станет связываться. То есть, ты можешь войти в какую-то, ту или иную, систему, в этом и есть для тебя единственная возможность выбора, но ты не можешь быть вне системы, здесь выбора не дано.
«Тень Гамлета, уже даже не отца Гамлета. Тень человека, который по всем статьям еще жив, но уже не в состоянии решать, решить ни одного вопроса. Все решено до него, за него. Быть или не быть... Даже уходом своим он не в состоянии ничего изменить. Ни в своей судьбе, ни в любой из других, чужих, судеб. Глас его, подобно гласу вопиющего в пустыне, не слышим на самой людной площади, перо его давно уже не копье. «Мое оружие слово, ваше – бессловесность», но где оно, такое твое слово? Скажи! «Истина пишется кровью», но кровью она и перечеркивается, одной пули достаточно, чтобы стереть с лица земли и тебя, и все, что тобой написано, сказано. Политика! Нет, теперь это уже не политика. Жизнь? Что ж, Геннадий свой выбор сделал, почему бы и тебе не определиться с собой?»
- Это тебе, – протянул Андрей Геннадию рукопись перед уходом. – Я выполнил твой заказ.
- Нет, это не мое, ты за все сполна со мной расплатился. Не стану скрывать, я заработал на тебе кучу денег, так что это лучше оставь себе.
- Ты даже не хочешь хотя бы чуть-чуть пошелестеть страницами?
- Зачем? Я и так знаю, что передо мной шедевр.
- Ладно, пока. Но не надейся так просто от меня отделаться. Я не перестану считать тебя своим другом, ни при каких условиях.
- Что ж, очень рад, вот только боюсь, что нашей дружбе суждено будет, и довольно скоро, подвергнуться еще одному, пожалуй, самому серьезному, испытанию.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 06.04.2014 16:04
Сообщение №: 30656 Оффлайн
– Верю, охотно верю, – спокойно кивнул Андрей, уютно устроившись в кресле и вытянув перед собой ноги. – Было бы смешно предположить, что у директора такого огромного издательства день не расписан по минутам. Можете не проверять, – тут он с шутовским вздохом развел руками, – моей фамилии действительно нет в книге приемов. Да и вообще я не человек – скорее, фантом, дух.
– Вы так и не сказали, как вам удалось проникнуть сюда. Обманули охрану? – секретарша постоянно порывалась нажать заветную кнопку вызова держиморды-дежурного по этажу, но что-то все-таки ее удерживало.
Андрей посерьезнел.
– Ладно, как говорится, шутки в сторону. Вам не кажется, что вы сейчас несколько превышаете свои полномочия? От вас требуется только одно: доложить Светлане Владленовне, вашей непосредственной начальнице, что я прошу ее принять меня. И сообщить мое имя: Андрей Горячев. Сообщить, а не решать. Я ясно выразился?
– Да вас таких тут по сто на дню ходит, – презрительно фыркнула секретарша, многозначительно покосившись на толстенную папку в руках Горячева. – Кто вы ей? Может, скажете? В чем цель вашего визита?
Андрей не выдержал, поманил цербершу пальцем к себе поближе.
– Любовник. Самый обыкновенный любовник. А в чем цель? Рассказать? Или сами в замочную скважину подсмотрите?
Секретарша опять задумалась. Если бы не одежда, не прическа, не свежий загар... а что, если и в самом деле? Нет, лучше не рисковать. Заодно можно и еще один «капитал» приобрести: рассказать о странном визите одному очень и очень заинтересованному человеку.
Андрей был впущен без промедления. Светлана, к концу дня выглядевшая бледной, усталой, посмотрела на Горячева без особого удивления. Как видно, этого визита она рано или поздно ждала. Но оба, не сговариваясь, сделали вид, что они совершенно незнакомы.
– Здравствуйте! Светлана Владленовна? Мое имя Андрей Горячев. – Андрей встал, будто бы для того, чтобы пожать Светлане руку, но тут же шутовски спохватился, сконфузился, уселся обратно в кресло. – Вот рукопись вам принес, слышал, что вам нужны новые авторы.
– Хорошо, – скупо улыбнулась Вольнова-младшая, она великолепно смотрелась как в своем кабинете, так и в новой роли. – Нам действительно просто позарез необходимы свежие таланты. Да и кому они сейчас не нужны? Зарегистрируйте, пожалуйста, вашу рукопись в приемной у Софьи Леонидовны, я сейчас ее приглашу. Это роман?
– Да, причем замечательный. Друзья, родственники, все читали, все в полном восторге.
– И что же там? Убийства?
– Нет, что вы. Любовь. Необычайная любовь. Но героиня...
Светлана откинулась в кресле и долго задумчиво смотрела на Андрея.
– Ладно, давай все сначала. Зачем ты явился? Знаю, что приехал, осведомлена, что без гроша в кармане. Все о тебе знаю. Даже согласна купить у тебя эту пачкотню. Но при двух условиях: ты теряешь все права на эту вещь, – тут она перешла на монотонное причитание, – она может быть перепродана, выйти под другим именем, названием, растаскана по частям, ну и так далее, не тебе объяснять, ты не новичок в нашем деле. Ну и второе: ты больше никогда на моем пути не попадаешься. Заплачу по-царски. Как, устраивает?
Горячев отрицательно покачал головой.
– Нет. Считай, что это был всего лишь предлог, чтобы тебя увидеть. Меня интересует другое: ответишь правду, и я просто подарю тебе эту рукопись, делай с ней, что хочешь. – Он помолчал, затем спросил тихо то, что в эти три года было для него самым важным, истерзало его душу: – Почему? Почему ты вдруг так резко переменилась ко мне? Я ни на что не претендую, в том числе и на то, чтобы мы остались друзьями, и все-таки как ты могла так легко перечеркнуть все, что между нами было, даже не поздоровалась со мной на презентации?
– Поздно, Андрей, – в тон ему так же тихо ответила Вольнова-младшая. – Как сказала одна небезызвестная тебе героиня: «Но я другому отдана; Я буду век ему верна».
– Ты не ответила на мой вопрос, – покачал головой Горячев. – Я не спрашиваю о том, что есть, я спрашиваю о том, что было.
– Ах, не ответила? – резко придвинулась к нему Светлана, едва удерживаясь от того, чтобы не вцепиться ему в лицо ногтями. – Может, ты мне еще скажешь, что любишь меня, не можешь без меня жить?
– Скажу, а что? – спокойно ответил Андрей.
Тут уж Светлана не выдержала, терпению ее наступил предел.
– Хорошо, а это что? – трясущимися пальцами она потыкалась ключом в дверцу сейфа, затем все-таки открыла его и швырнула на стол перед Андреем видеокассету. – Это любовь? Да, любить ты умеешь. Со мной, во всяком случае, никогда не был таким прытким. Я звала тебя, звала помочь мне! Ты приехал?
– Звала надсмотрщиком? Полосовать кнутом спины своих непослушных «книггеров»? Самому писать за них?
Светлана, наконец, взяла себя в руки, нервно закурила, как видно, курение стало уже неотъемлемой ее привычкой.
– Твое дело было не рассуждать, а бросить все и мчаться на крыльях ветра.
Андрей, как ни странно, тоже успокоился, он просто млел от счастья, что находится в этом кабинете, рядом с той, которую он любил больше всего на свете, какие бы обвинения она ни бросала сейчас в его адрес, и ни о чем не мечтал, кроме того, чтобы это продлилось как можно дольше.
Но Светлана уже разгадала его состояние.
– Ладно, – холодно сказала она, раздавив в пепельнице едва початую сигарету. – Визит окончен. Надеюсь, что мы больше никогда не встретимся. Не забудь свой роман.
Андрей поднялся.
– Пожалуй, лучше оставлю. Прочитай хотя бы. А может, и на условия твои соглашусь. Кто знает, как жизнь прижмет? Я действительно сейчас далеко не в самом лучшем положении.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 08.04.2014 14:59
Сообщение №: 30959 Оффлайн
Стоило ли прилагать столько усилий, сбивать себе ноги, обивать пороги, чтобы убедиться в справедливости слов Геннадия о «перемене декораций»? Собственно, а что ему оставалось делать? Рассеянно глядя в окно еле плетущейся электрички, Горячев внимательно перебирал в памяти детали сегодняшней, уже восьмой по счету, поездки в поисках работы, и все больше отчаивался. Главное – никто ему не отказывал, всегда находились какие-то варианты, но суть их была одна: «войти в обойму», стать послушным винтиком. Да и таких вариантов скоро не будет, обоймы заполнятся. Как же теперь ему существовать? Оставаться на веки вечные сторожем? «А, тогда тебе такая работа в самый раз». «Понимал бы ты что-нибудь в нашем ремесле, хозяин-барин! Что я могу «сотворить» после бессонной ночи? Я ведь не поэт, и не журналист. А что, может, как раз и податься в журналисты?»
Войдя в квартиру, Андрей так и обомлел, услышав со стороны кухни звуки, не оставлявшие никаких сомнений в том, что готовится ужин. Галина вернулась? Или забрался какой-нибудь бомж? Но недоразумение, к счастью, быстро развеялось: на звук хлопнувшей двери выглянул его сын, Олег.
– Привет, па! – ухмыльнулся он. – Решил вот к тебе заглянуть, а то общага совсем заела! Эй, Василина, не можешь поскорей? Хозяин вернулся, голоден, как сто и один далматинец.
Андрей удивился:
– Ты что, с невестой? Не ожидал. И она у тебя готовить умеет? Значит, не из современных?
Олег ухмыльнулся еще шире.
– Ага, с невестой! Куда уж мне! У нас в семье и так все перемешалось, почти как «в доме Облонских»!
– У меня все готово! Олег, помоги, – послышался вдруг слишком хорошо знакомый Горячеву голос.
Андрея так и передернуло, он даже не стал дожидаться удобного момента для выяснения отношений.
– Василина – это что, новый псевдоним? – холодно спросил он внезапно появившуюся в дверях «Неточку».
– Нет, – ничуть не смутившись, ответила та, – это мое настоящее имя. Прошу, так сказать, любить и жаловать. По условиям контракта я обязана была забыть о нем на определенное время, но контракт, к счастью, закончился, и все те собачьи клички, которые вы ко мне почти три года примеряли, теперь уже не мои. И я уже не та, – не удержалась все-таки новоявленная Вася-Васька-Васечка (как теперь прикажете ее называть?) от того, чтобы не повысить голос. – Не Неточка, не Косточки и не 26 Дней. Мы объяснимся, у нас еще будет время, но давай лучше не при Олешке. К тебе сын приехал, Андрей, сын, с матерью которого ты расстался навсегда. А он приехал. Повторить? Или ты, наконец, и сам понял?
Однако Андрею нелегко было успокоиться, перестроиться.
– Это он открыл тебе дверь?
– Нет, соседка, Валентина, ты забыл, что оставлял ей ключи и так и не забрал до сих пор? Я взяла, чего им у нее болтаться.
– Что ты ей наплела? – не унимался Андрей, хотя и видел краем глаза, что улыбка все больше и больше сползает с лица Олега.
– Зачем плести? Просто сказала правду – что я твоя невеста. В доказательство продемонстрировала ей свой загар, он у нас с тобой совершенно одинаковый.
– Невеста? – чуть не задохнулся от возмущения Андрей. – Да какая ты мне невеста?
– Обыкновенная, современная. Сейчас любой парень, раз с ним живешь – уже жених, первую встречную девушку поцеловал – уже невеста. Разбежались – новый жених, новая невеста. И так до бесконечности. Очень удобно, и никому не надо ничего объяснять. Ладно, ты успокоился, надеюсь? Садись за стол, голоден, наверное, вряд ли куда-нибудь заходил, сразу домой с электрички. Только руки помой, полотенце я повесила свежее. У тебя даже мыла не было. Господи, как ты живешь?
Андрей уже понял, что все больше и больше выглядит жалким, смешным, попытался взять себя в руки, успокоиться.
– Хорошо, – радостно потер он одна о другую ладони, – где же ужин? Я действительно голоден, как кашалот.
Что его больше всего удивило: то, что за столом, в конце концов, оказалась и его незабвенная соседка Валентина. Без ее помощи, а тем более ее холодильника, обойтись вряд ли оказалось бы возможным. В итоге понадобилась еще и магнитола, потому что всем вдруг, в одночасье, кроме Андрея, разумеется, захотелось танцевать.
– Что мы празднуем, интересно? – поинтересовался он у Валентины, оказавшись с ней в медленном танце.
– Как что празднуем? День рождения. Вы что, Андрей Борисович, может, и о подарке забыли? Тогда бегите скорее – может, какой-нибудь киоск еще и открыт.
Андрей немедленно двинулся к Василине, перехватил ее у Олега.
– Это что еще за день рождения? «Кошкины именины»? Или просто мелкий аферизм, чтобы выманить у добропорядочных граждан «что-нибудь на пропитание»?
Василина грустно покачала головой.
– Да, не везет мне с именами. Даже настоящее подкачало. Что можно к нему подобрать уменьшительное? Лина? Большинство Васькой зовет, ты прав, как кошку. Но я уже давно не обижаюсь. Что ж, Андрей, ты разгадал меня, день рождения у меня и в самом деле не скоро, но почти три года я жила под чужим именем, как подпольщица, разве это не повод? Кроме того, у меня сегодня новоселье. Я перебралась к тебе, если не навсегда, то, по крайней мере, на о-очень длительное время, так что мы теперь как бы в гражданском браке, почти что муж и жена... Что, и это тебя не веселит? Ну, Андрей, столько поводов просто потанцевать и выпить, а ты застыл, как статуя командора. Давай, давай, включайся. Мы тут, кстати, без тебя с Валентиной прекрасно время провели. Когда готовили, заложили за воротник немного, увидели у тебя кассету, решили, что порнушка, но я быстро все поняла, тут же поменяла на другую киношку, уже из Валиной коллекции. Зна-а-ешь, у нее та-ки-и-е вещи, я ни за что бы не подумала!
Андрей помрачнел.
– И что там конкретно?
– Где?
– Ну, на той, первой, кассете?
Василина поколебалась, затем спросила в свою очередь:
– А ты разве не догадываешься? Фильм. Кстати, очень, просто на редкость, высокохудожественный. Настоящий блокбастер.
– Как устроить, чтобы и я сподобился срочно его вкусить?
Василина уже кляла себя нещадно за то, что проболталась, однако вино всегда делало ее непомерно словоохотливой.
– Нельзя подождать с этим? Хотя бы до завтра, – с досадой спросила она. – Ты хочешь испортить себе и всем нам такой вечер?
– Хочу, – решительно кивнул Андрей.
– А что мне лично за это будет? – кокетливо, с потешными хриплыми, пьяными нотками в голосе, поинтересовалась Святая Простота.
– Все, что попросишь!
– Эге, звучит заманчиво, – тут же сориентировалась Вася, которая с другим именем, казалось, полностью переменилась характером. Она отвела в сторону Валентину, что-то пошептала ей на ухо, затем взяла ключи и кивнула Андрею: «пошли!» Как можно незаметнее постаравшись прихватить с собой злополучную кассету.
В квартире Валентины она уселась подальше за спиной Горячева, чтобы ему не мешать. Андрей хотел было совсем прогнать бывшую «Неточку», но скоро понял, что она здесь лицо весьма и весьма заинтересованное. Фильм был снят, несомненно, профессионалом, с некоторой даже стилизацией под Ларса фон Триера, как бы для того, чтобы придать происходящему больше достоверности и, несомненно, обошелся заказчику (точнее, заказчице) в кругленькую сумму. Был даже сюжет, фабула которого раскручивалась довольно комично и, главным образом, эротично. Некий писатель со своей соавторшей, обладательницей великолепных телес и неиссякаемой жизненной энергии, а также совершенной дурнушкой секретаршей всколыхнули жизнь небольшого курортного городка не столько своим творчеством, сколько невероятными, дебошными похождениями в сочетании с самой что ни на есть откровенной беспринципностью. В действии было очень много монтажа. К примеру, некоторые суперэротические сцены, происходившие в интимной обстановке, давались как бы на глазах шокированной толпы. Эпизоды с Косточками, снятые уже после отъезда Принесенной Ветром, вкрапливались в канву так, что получался как бы роман втроем, начинавшийся с подсматривания 26 Днями любовных сцен через замочную скважину и закатывания глаз под душем и кончавшийся эпизодами, опять же благодаря умелому монтажу, сильно смахивавшими на групповуху.
Фильм продолжался без малого три часа, но смотрелся на одном дыхании. Было сделано немало ответвлений, которые могли бы превратить его в боевик, детектив, эротический, даже мистический, триллер: например, очень умело снятая сцена, когда Андрей не дает Анюте вылезти из ванны, погружая и погружая ее туда обратно. Этот эпизод вполне можно было бы определить поворотным, после чего Анюта в сюжете больше не появилась бы вообще. Ну и так далее: Горячеву, как Мастеру Безвыходных Ситуаций не нужно было ничего объяснять. Получилась же в итоге классическая мелодрама: крики Анюты о том, что она больше так не может, что ей все донельзя осточертело, относившиеся к творчеству, были очень умело переведены на личные отношения, получалось, что «дурнушка» в итоге победила, и «герой» довольно быстро смирился с этим, найдя в ней все черты, в том числе и эротические, легендарной Золушки.
– Ладно, все ясно, – вздохнул Андрей под глубоким впечатлением от увиденного, – пора спать, уже поздно. Черт бы побрал всех этих идиотов, кому, интересно, так понадобилась моя личная жизнь? Ты идешь? Не знаю только, где ты пристроишься на ночь, таинственная незнакомка. На полу если. Но предупреждаю, что у меня нет даже лишней смены постельного белья.
Василина поморщилась.
– Не дури, Андрей, куда мы пойдем, сейчас уже второй час ночи. Ты так ничего и не понял? Может, тебе объяснить?
Андрей насторожился.
– А что, интересно, я должен понять?
Тут только до него дошло:
– Постой, ты хочешь сказать, что Олег и Валентина... Он с ума сошел, она же вдвое старше него! Идиот, в институте полно молоденьких девчонок, а тут нате вам с кисточкой! И давно это у них?
Василина тяжело вздохнула, ей нелегко было выдавать чужие секреты.
– Ну, почти сразу, как твоя жена к Геннадию переметнулась. На парня это так подействовало, а тут и утешительница под боком. Человек давно в разводе, сын полтора года как в армии. Вообще-то ясно кто ей на самом деле всегда нравился, но ты ведь у нас такой неприступный. Крепость, оплот, цитадель. Ладно, ты особенно не переживай, у них нет ничего серьезного, чадо твое в надежных руках, надо же ему где-то опыта поднабраться? А это, между прочим, очень и очень важно в жизни. Вот я сейчас убедилась, ты ведь такие штучки знаешь, а на мне ни одной не испробовал. Это несправедливо. Сегодня же и начнем.
Андрей смотрел на нее во все глаза, не в силах переварить первые две новости, а тут еще третья.
– Слушай, ты то зачем здесь объявилась? Тебе что, совсем делать нечего? Ездишь по гостям?
Василина не выдержала и расплакалась. Нервы у нее окончательно сдали, хотя она и крепилась весь вечер.
– А куда мне было ехать? У меня кроме тебя теперь никого больше нет. Не поверишь, Андрюша, я почти три года терпела все, что только можно, я и спать то с тобой напросилась поначалу исключительно только из-за того, чтобы тебя там, в Крыму, удержать, чтобы, опять же, больше денег подзаработать. Дергалась под тобой, а сама себя в институте воображала, потом, правда, втянулась, понравилось. Как говорится, сочетала приятное с полезным. И все-таки, еще немного, еще чуть-чуть (даже зарубки начала делать) – и я студентка! Нет, ты не в состоянии вообразить, что это значит. Для меня, по крайней мере. Нормальная работа потом, шансы даже при моей внешности удачно выйти замуж. Все! А теперь ничего. Меня обокрали. И кто же? Моя собственная мать! Забрала все деньги до копейки: пусть, мол, у меня полежат, я их спрячу понадежнее. А теперь не отдает. Сидит со своим хахалем, который тут же появился после моего отъезда, подливает себе водочки в стаканчик и, знаешь, здраво так рассуждает: «Пожалей меня, Васенька, я ведь старенькая, ты еще себе заработаешь, а мне-то как жить? Вдруг болезнь – где взять денег на операцию? А помру, опять же – на что хоронить? Институт! Тьфу! Что толку в нем, в институте? Я вот тоже, как тебе известно, с высшим образованием, а пенсия – сущие гроши». Ну, я до сих пор в шоке, конечно: и в скандал, и в слезы, как только ни убеждала ее – все без толку. Даже жить мне теперь негде: новоявленный «отчим» на следующее же утро ко мне в кровать полез, когда мать за хлебом ушла. Огрела я его лампой настольной по башке, а матери хоть бы что: «пошутил человек, а ты сразу как ненормальная». Одним словом, чемодан собрала и на электричку. Андрюш, ради Бога, мне уже не до шуток, ты не прогоняй меня, ладно? Я понимаю, конечно, ты другую любишь, ну и люби себе, разве я против? Как только понадобится, место я тут же освобожу. А пока – ты один, я одна, ты ведь знаешь: поесть приготовить, постирать, я все умею.
Да, это, пожалуй, было уже венцом всего.
– Ну а как же жених?
– А его никогда и не было. Это я просто так, наплела: условия выторговывала, чтобы больше цену набить.
– Ладно, – устало махнул Горячев. – Давай спать. Ты хоть с ней договорилась, что мы сегодня здесь, в ее квартире?
– Конечно, конечно, – радостно засуетилась Василина. – И уж ты постарайся, сегодня, а, Андрюша! Я так давно с тобой не была, а ты столько времени обманывал бедную девочку, обращался с ней, как с ребенком, а я по-настоящему, на полную катушку хочу.
Что было делать? Все-таки имя ничего не изменило. Косточки так Косточками и остались. Но даже после полутора часов бурного секса Василина не угомонилась.
– Был у нее? Когда? Вчера, позавчера? Не таи в себе, расскажи.
ГЛАВА 5
Андрей и сам не знал, с чего бы вдруг он так разоткровенничался перед Василиной. Однако ему важно было не просто обдумать, но до самых мельчайших подробностей припомнить содержание памятного разговора: и попытку официоза, и дрожащие руки Светланы у сейфа, и то, с каким выражением лица она швырнула на стол перед ним кассету. Да и сама эта проклятая порнушка, которую, по всем прикидкам, хоть сейчас запускай в Интернет.
– Она тебя любит, – со вздохом выдала резюме Василина.
– Ты так думаешь? Все еще? Несмотря ни на что? – не поверил ее словам Андрей.
– Нет, не все еще. Тогда не понимала, теперь точно знает, что не может без тебя жить.
– Доказательства?
– Ну хотя бы кассета. Еще - предложение купить твой роман.
– Ну, с кассетой не совсем все ясно, да и роман...
Денег у Василины тоже не было, последние гроши она истратила на пресловутые «кошкины именины». Поэтому, не мудрствуя лукаво, со второй половины дня она уже подменяла отправившуюся в отпуск продавщицу из той же палатки, которую сторожил Андрей. Она довольно быстро нашла общий язык и с хозяином, и с покупателями, и скоро никто уже не подозревал в ней дебютантки.
Горячеву, между тем, предстояло выдержать еще одно испытание: разговор с сыном. Но Олег первым начал.
– Па, ты не осуждай меня за Валентину. Это просто жизнь. Ну а про то, как ваш разброд на меня повлиял, тоже не думай, я достаточно взрослый. Да и вообще я тебя хорошо понимаю. Матери нужно было всего лишь дать тебе время, ты бы вернулся, вне всяких сомнений, ты ведь обязательный человек. Да и о чем я говорю, па, это чистейшей воды литература. Они никто не в состоянии таких вещей понять. Тут другой мир и нельзя постоянно жить в раздвоении, когда-нибудь вдруг неизменно приходит момент, когда хочется соединить несоединимое. Он может пройти, а может... и не пройти.
– «Они», – насторожился Андрей, – почему «они», я случайно не ослышался?
Олег долго молчал, затем тяжело вздохнул.
– Да, па, ты не ослышался, «мы» и «они». Случилось непоправимое – я тоже решил стать писателем.
– Господи! Что я слышу? – стукнул Андрей со злостью кулаком по диванному валику. – Олег, что за бред? Что ты несешь, мы ведь говорили и не раз на эту тему, ты же мне обещал!
Олег еще раз вздохнул и развел руками.
– Разве такие вещи всерьез можно обещать, па? Разве ты сам не видел: я все сделал, чтобы не повторить твою судьбу. Литература и математика, считай, я убежал на другой полюс, а толку что? Вот устроился я работать в одну фирму, чтобы немного приодеться, так и стал всасываться в меня, как в вакуум, жизненный материал. И не могу уже ничего поделать с собой: в голове диалоги, сцены, образы, сами собой разрастаются, соединяются. У меня тут зачеты, экзамены, а я будто в другом мире, счастлив, как последний идиот. Нет, па, ты не бойся, я по твоему пути не пойду. Коммерция, только коммерция, никакой серьезности, насмотрелся я, слава Богу, как ты одну и ту же сцену по сто раз переделываешь. И все-таки, ты мне поможешь, а? Ты ведь Мастер, па, мать ничего в подобных делах не смыслит, ну а я-то знаю: таких, как ты по пальцам можно пересчитать. Неужто с родным сыном ничем из своего загашника не поделишься?
– Ладно, – обессилено отмахнулся Горячев. – Ехал бы ты лучше к себе в институт. У меня и без тебя голова уже кругом идет.
– Да я понимаю, па, – обрадовано улыбнулся Олег. – Сначала, кровь из носа, диплом, и чтобы непременно с отличием, аспирантуру вот еще надо закончить. Как говорится, не горит. Но я не передумаю, не надейся. Я твердо решил. Для меня без этого жизнь – не жизнь.
О, Господи, устало подумал Горячев, сколько еще на свете идиотов? И все они липнут к нему, как мухи на мед. Чем же он это заслужил?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 09.04.2014 17:19
Сообщение №: 31287 Оффлайн
– Что ж, я очень рад, что ты сохранил свою обязательность. Явился в точно назначенный час, экономишь мое время. Я же говорил, что нам в самом ближайшем времени придется встретиться, так и получилось.
Он вынул из загодя подготовленной папки бланк договора.
– Знакомая бумажка?
Андрей тотчас все понял, судорожно сглотнул слюну.
– Еще бы! Считай, что это сейчас самая большая заноза в моей заднице.
– Хорошо, я бы раньше тебя предупредил, но где тебя было искать? Частного детектива нанимать – слишком дорогое удовольствие, ну а сам ты почему-то думать о своих делах не удосуживаешься. Между тем, согласно этой вот бумаженции ты должен сдать еще два романа. Договор я сам составлял, как ты помнишь, в бытность свою твоим литературным агентом, то бишь, когда ты был на взлете и с тебя пылинки сдували, как бы ты в другое издательство не перебежал. Так что условия очень щадящие, но два романа есть два романа, на все про все у тебя пять месяцев сроку, включая редакторскую правку, исправления, добавления и прочую дребедень. А у тебя, как я понял, нет ничего за душой, даже самого паршивенького сюжета.
– Почему у меня? – взорвался Андрей. – А у нее? Здесь же две подписи стоят, почему я один должен за все отвечать? Мне и так стоило огромных трудов закончить последнего нашего недоноска, спасибо «Неточка» помогла.
Геннадий ухмыльнулся.
– Она тебе еще не сообщила своего настоящего имени?
– Вчера сподобилась, – нехотя признался Андрей.
– Прости, я счел, что так будет романтичнее, не думал, что эта чертова кукла задержится надолго, и вы из этого милого, робкого существа сделаете полуидиотку. Она живет сейчас у тебя?
Андрей кивнул.
– Перед тем, как тебя «осчастливить», она позвонила мне с просьбой хоть немного подкинуть ей денег взаймы, но я отказал, – спокойно добавил Геннадий. – Счел, что так легче будет держать вас в поле зрения – чтобы вы были все время вместе, рука об руку.
Андрей долго молчал, затем проговорил с грустью.
– Никогда не мог подумать, что окажусь однажды вдруг от тебя в такой зависимости, что из друга ты превратишься в злейшего врага, а уж тем более что ты будешь настроен так воинственно, даже агрессивно. Ты что, хочешь совсем утопить меня? Такой приказ получил от своих... работодателей?
Однако Гринина было не смутить.
– Дружба тут ни при чем. Я просто действую так, как действовал бы любой другой на моем месте.
– Содрать с меня все шкуры, которые есть, – в тон ему поддакнул Горячев. – Но у меня ничего нет, кроме квартиры, да и то в ней мне принадлежит только половина, другая половина - Галины. Ладно, черт с ней, с квартирой, будем считать, что ты мою долю в ней уже отыграл. Тебе, точнее, издательству, и этого мало, ты хочешь дальше превратить меня в раба? Опять же, на сколько? На всю оставшуюся жизнь? Геныч, тебе не кажется, что ты стал каким-то роботом, фанатом? А потом, не забываешься ли ты, не слишком ли себя переоцениваешь? Считаешь, что очень хорошо меня знаешь, и этим пользуешься? А ты не думаешь о том, что я тоже могу наплевать на нашу дружбу, развернуться и дать сдачи? И так, что мало не покажется, разом полетит в тартарары все твое дутое благополучие?
– Я просто требую, как официальное лицо, соблюдения принятых тобой же самим обязательств, ничего сверх того, – невозмутимо ответил Геннадий. – И не надо меня пугать. Ты один, а за мной люди, знаешь, такие тихие старички – гномы, которые всем владеют, все решают и ни за что не отвечают. Убивают не их – убивают тех, кого они подставляют вместо себя, назначая подобного рода болванчикам огромные зарплаты, даря им «Ролексы» при вступлении в должность, от души их поздравляя. Это очень жестокий мир, Андрюша, в котором, чтобы остаться в живых, нужно тщательно выверять каждый свой шаг. А я ведь теперь не один, как тебе известно.
– Хорошо, – непритворно зевнул Горячев, – ну а если я тебе кое-что покажу, скидочку мне, по старой памяти, сделаешь? На дружбу больше не ссылаюсь, но есть другие вещи, которые всегда в цене. Информация, к примеру.
Он вынул из сумки кассету.
– С собой дать не могу. Закрывай свой кабинет изнутри, замыкай звонки и визиты на секретаршу, включай видеоплеер.
Геннадий с недоумением покосился на своего «без пяти минут раба», неожиданно вырвавшегося из пут, но исполнил, в конце концов, все, что от него просили. Андрей взял пульт в свои руки:
– Все лишнее, личное я буду пропускать, – сказал он тоном, не терпящим возражений.
Геннадий все больше хмурился, даже мрачнел по ходу просмотра, но не вымолвил ни единого слова. Да и затем долго сидел в задумчивости, будто окаменелый. Судя по тому, что он не сделал ни одного звонка, чувствовалось, что он сам в состоянии решать многие важные вопросы.
– Сколько может быть таких кассет всего? – нарушил он, наконец, изрядно затянувшееся молчание.
– Откуда мне знать? – пожал плечами Андрей. Он не ожидал, что Геннадий окажется в данном случае таким хладнокровным. – Может быть, одна, может быть, тысяча уже. Те сцены, в которых, так или иначе, фигурируют книги вашего, или пока еще нашего, издательства: когда люди сначала гоняются за Анютой и мной с просьбами об автографах, пытаются сняться с нами на пляже, на улицах, а затем, наоборот, плюются при виде нас, сжигают, разрывают в клочья наши произведения, бросают их в море, я тебе переснял. Но только это. Задницу свою на всеобщий обзор выставлять у меня нет желания, не говоря уже о кое-чем похлеще. Но баба, вне сомнения – ас, мне таких еще в своей жизни встречать не доводилось.
– Мне тоже, – сухо кивнул Геннадий.
– Ты думаешь, ее специально подослали к нам, – удивился Андрей, – и все было спрограммировано заранее?
– Нет, вряд ли. Если так предположить, получается слишком многоходовая комбинация. Полагаю, причина одна – обыкновенная ревность. Твоей замечательной подруги. Перестаралась – заплатила слишком много денег. Профи отработал их на полную катушку, то есть - с довеском. Честный профи, вроде тебя, попался. Лишнее ведь убрать никогда не поздно, а свою марку нужно высоко держать. Итак, сколько, где? Ты не ответил на мой вопрос. Сам буду вычислять, но хотелось бы знать и твое мнение. Скидку гарантирую, не беспокойся, сведения, что ты представил, действительно бесценные.
Андрей наморщил лоб, стал рассуждать, для удобства загибая на руке пальцы.
– Думаю, три, не больше. Оригинал – у заказчицы, и две копии – одна сразу же была изготовлена специально для меня, вторая – у самого исполнителя. Многокамерной съемкой здесь не пахнет, все построено на монтаже, но работа настолько филигранная, что человек этот просто не мог не оставить для себя оттиск. И мы бы с тобой не смогли, будь мы на его месте.
– Ладно, – задумчиво пробормотал Геннадий, – профи я беру на себя. Обойдусь даже без денег, просто немного напомню этому хорошему человеку о профессиональной этике, которую при всех обстоятельствах необходимо соблюдать. Зачем зря ссориться, такие люди всегда могут пригодиться.
– Как с кассетой, уничтожишь на месте?
– Разумеется, иначе мне ее просто не отдадут, я же не заказчик. Но Светлана! С ней будет сложнее. Возьмешься выманить у нее оригинал?
– Нет. Это совершенно бесполезно, – покачал головой Андрей. – Мои акции там упали донельзя. Может, попробовать «медвежатника» подослать?
– Гиблое дело, – покачал головой Геннадий. – Такой вариант ничего не даст. Ты просто не знаешь всех обстоятельств. В свое время, когда она звала тебя, она звала тебя не надсмотрщиком. Только дурак мог предположить, что двадцатилетней девчонке под силу будет сражаться на равных с нашими знаменитыми аллигаторами. Но лучше с самого начала эту историю рассказать, по-другому вряд ли получится. Ты, конечно, помнишь Светочкин бзик: «не писать, а издавать книги». Как ты сам понимаешь, денег своих у нее мало было, подсобили мать и «папа, который не папа» – Владлен Корозин. Подсобили, но не подарили. Просто деньги вложили. Купили задешево вот-вот готовую пойти ко дну посудину, залатали дыры, вновь пустили в плавание. Но немного не рассчитали свои силы. После перемены декораций, то бишь, выборов, другие люди пришли к власти и прежние покровители Вольновой-младшей оказались уже недостаточно влиятельными. Гномы тут же слегка прижали твою ненаглядную, проверяя ее на прочность. По всем прикидкам она должна была сдуться, но смогла вывернуться: влила такие ассигнования в дело, нашла таких специалистов, что злополучная проверка обернулась инициаторам ее самим немалыми убытками. С тех пор ее никто не трогает, но в последнее время вновь прошел слушок, что «в Багдаде не все спокойно». Дополнительную сумму она нашла очень просто: вышла замуж за нелюбимого, но очень богатого человека. Однако с самого начала это был не просто брак по расчету, а одновременно и сделка. Так вот: что-то произошло сравнительно недавно в их личных взаимоотношениях с мужем, а в таких случаях выбора нет – кто кого сожрет. Если только не вмешается кто-то третий и не сожрет обоих сразу, если те двое промешкаются.
– Хорошо, – так до конца и не понял Андрей, – в чем же тогда смысл этой кассеты?
– Выход прост. Прибрать дело в одни руки, а поскольку человек (если конкретнее - муж) в нем все равно не разбирается, ему есть прямой смысл тут же его перепродать, однако не по дешевке, а с максимальной выгодой, замутив для начала воду так, чтобы чертям тошно стало, дискредитировав, в чем только удастся, другие издательства. Я этого человека знаю, он свою цену все равно возьмет, ни перед чем не остановится. Так что, Андрей, прошу тебя, уничтожь поскорее эту копию и выпроси у Светланы оригинал, она больше всех нас сама от него и пострадает. Как я сказал, промедление тут смерти подобно, нужно действовать как можно скорее и наверняка. Там к вам в гости один человек приезжал, помнишь, разумеется: вроде как просто вас проконтролировать, а на самом деле погулять, покутить, в море побарахтаться, на пляже понежиться. Это Шпыгорь, наш директор, засветил он на твоей кассете свои гениталии по полной программе. Самый, кстати, во всей ленте замечательный эпизод: он с Анютой, ты с Василиной ночью на пляже, а метрах в пятидесяти приближаются к вам с фонариками и собаками пограничники. Монтаж, конечно, но очень впечатляет. Не можешь ли ты, кстати, все эпизоды, так или иначе с этим боровом проклятым связанные, в ту кассету добавить, где «блокбастеры» ваши море живописно так на берег выплевывает, а затем вновь их пожирает? Кадр, достойный Альфреда Хичкока, только у него «Птицы», а у вас как бы «Волны».
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 10.04.2014 16:50
Сообщение №: 31460 Оффлайн
Что ж, выхода другого не было, тут же от Геннадия Андрей прямиком отправился к Светлане. Благо, что «лучший друг и враг», как лицо заинтересованное, добился для него аудиенции молниеносно. Так, что церберша-секретарша при появлении Горячева чуть ли не присела от подобострастия.
Светлана долго молча разглядывала Андрея, ожидая, что он первым заговорит, однако желчь так и разливалась в ней, поэтому она, в конце концов, не выдержала.
– Ну и как? – спросила она с ядовитым участием. – Приятно было видеть себя в роли новоиспеченного секс-символа Украины и России?
– Мужчине такое всегда приятно, – со вздохом ответил Горячев. – Хотя ты определенно перестаралась. У тебя что, перебои по этой части? Могу подсобить.
И не обращая внимания на то, что «очаровательная директриса» вся передернулась от злости, Андрей выудил из коробочки на настольном календаре листок бумаги и написал на нем: «Одни очень заинтересованные люди убедительно просят тебя отдать им оригинал кассеты или, по крайней мере, в их присутствии его уничтожить. Возможно, в обмен на некоторые, весьма выгодные для тебя, соглашения. Друг».
Светлана презрительно усмехнулась и в свою очередь на обороте того же листка (в целях экономии бумаги) под обращением «Другу!» изобразила кулак с поднятым вверх средним пальцем, затейливо подписавшись: Незабудка.
Андрею ничего не оставалось, как развести руками: мол, я сделал все, что мог.
– Нельзя ли взять на память? – осторожно попытался он придвинуть к себе злополучный клочок бумаги. Но Светлана, вовремя сориентировавшись, опередила его:
– Нет, это для конфиденциального пользования. – Затем достала зажигалку и в мгновение ока всю «конфиденциальность» обратила в пепел. – Что-нибудь еще? – спросила она и принялась пускать в потолок дым колечками.
– Зачем ты строишь из себя проститутку? – неожиданно спросил Андрей. – Неужели мы не можем говорить с тобой в другом тоне? И на кой черт ты так оделась, накрасилась? Чтобы лишний раз позлить меня?
– Скорее, наоборот, – еще больше входя в роль, ответила Светлана, – как же еще иначе мне пленить великого секс-маэстро?
– А тебе очень хотелось бы меня пленить? – в свою очередь поинтересовался Андрей.
– Естественно. Как и всякой женщине после первого же просмотра столь уникального фильма. Ты в одночасье станешь знаменит, таким вот необычным образом сбудется твоя мечта. Надеюсь, ты рад?
– Очень, – кивнул Андрей.
И предпринял последнюю попытку, написав на листке бумаги: «Ты нарушаешь сложившееся положение вещей. Не делай этого! Никто не простит тебе такое».
Но и этот листок, как и предыдущий, обратился в прах.
– Я прочитала твою книгу. Ты превзошел себя, – холодно проговорила Светлана, давая понять, что разговор по первому вопросу закончен. – По сути, первая возможность была тебе в полный голос высказаться. И ты использовал ее прекрасно. Но скажи, я действительно в жизни такова, как ты описал меня?
– Хуже, – с горечью ответил Горячев, – просто рука дрогнула, не дала всю правду рассказать.
– И ты... – Светлана, не замечая, что пепел с сигареты сыплется на стол, буквально впившись глазами в Андрея, задала ему столь волновавший ее вопрос: – даже зная это, все равно любишь меня?
– Я тебе никогда не досаждал своей любовью, – с комком в горле ответил Андрей. – Почему тебя так оскорбляют мои чувства? Я действительно для тебя жалкий, гадкий червяк?
– Наиомерзительнейший, – согласно кивнула Андрею в ответ Светлана, глядя с презрением ему прямо в глаза.
Горячев долго молчал, с трудом удерживаясь, чтобы не расплакаться. Вот бы действительно было смешно. Да Бог с ней, пусть торжествует победу.
– Хорошо, – сказал он, наконец, взяв в себя в руки. – По крайней мере, личные отношения мы навсегда прояснили, может, перейдем тогда к деловой части? Предлагаю наипростейший, но устраивающий всех обмен: рукопись на кассету. Как ты на это смотришь?
Светлана впервые посмотрела на Андрея удивленно, даже с некоторой растерянностью.
– Не понимаю. Тебе-то какая в том корысть? Что ты выигрываешь от этого?
– Мир, – спокойно ответил Андрей.
– Что-что? – недоуменно переспросила Вольнова.
– Мир, – подтвердил свою мысль Андрей. – «Мир! Труд! Май!». Не помнишь, наверное, был когда-то в моде такой лозунг?
Он любовался ею, несмотря на чудовищный ее грим. Что ж, двадцать три, практически двадцать четыре, года – это возраст, когда человек обретает полную самостоятельность и должен отвечать за свои поступки. Многое меняется в представлениях об окружающем мире в эту пору. «Да, да, Светланка, ты стала взрослой. Поздравляю, от всей души поздравляю тебя. Но сейчас ты совершаешь роковую ошибку. Может, самую непростительную в своей жизни. Остановись, опомнись!»
– Мой окончательный ответ: нет. «Если хочешь мира... держи порох сухим», как говорили древние. Пусть у меня будет что-то за спиной на всякий случай. И не пытайтесь переворачивать все вверх дном, устраивать набеги на мою квартиру, офис. Оригинал в надежном месте, могу пообещать только, что первой я никогда войну не начну. Что ты решил насчет романа? – Она вновь вынула из папки бланк договора и протянула его Андрею:
– Порви или подпиши. Что выберешь?
Ничего нового там не было для Горячева, кроме суммы.
– Десять тысяч? Ты так дешево меня оценила? Пятьсот рублей за лист с полным отказом от всех прав? Да у нас в самой захудалой городской газетенке обыкновенного гонорара за любую высосанную из пальца чушь ставка вдвое-втрое больше получается. Надо бы очки купить, может, я не доглядел чего-нибудь?
Светлане на этот раз не понадобилось лезть в сейф, все заранее было приготовлено: она просто открыла ящик стола и швырнула Андрею туго перетянутую резинкой пачку.
– Десять тысяч долларов. Ты хоть когда-нибудь такую сумму держал в руках? А что на бумаге проставлено, кого это волнует? Не меня во всяком случае.
На языке у Андрея вертелась уйма вопросов, но он не задал ни одного из них. Трясущейся рукой он торопливо ставил свою подпись на всех подсунутых ему бумажках, готов был испещрить ею хоть весь стол. Затем спрятал деньги подальше, некстати вспомнив в этот момент Косточки, когда они с ней вернулась из Крыма – Василина так и не выдала ему, какое место выбрала тогда для тайника, и тут же поспешил удалиться.
После его ухода впору было смеяться Светлане, но она вдруг уронила голову на скрещенные на столе ладони и сидела так в неподвижности до тех пор, пока в кабинет не вошла ее не в меру любопытная секретарша.
– Какой же ты все-таки подонок! – Галина была вне себя от ярости. – Зачем ты заразил Олега несбыточными надеждами? Сам всю жизнь, как мотылек пропорхал, и сына хочешь по миру пустить? Перед ним сейчас открываются необыкновенные возможности: в Америку уехать, здесь получить престижную работу, да и сколько он уже их, подобных предложений, от фирм, пытающихся на корню купить его, получал? А ты? Чего добиваешься ты от него?
Андрей никак не ожидал подобного наскока, вообще даже того, что Галина на эту тему с ним заговорит. Сам Олег никак не мог проговориться, значит - Геннадий. Хоть и всего добился, но не упускает лишний раз углубить трещину между еще не разведшимися супругами.
– Я ничего от Олега не добиваюсь, ты что-то путаешь. Просто пора тебе понять, Галочка, что он взрослый, и ему самому решать, кем быть в жизни и каким образом добиваться намеченных целей, – холодно ответил он.
– Взрослый, да какой он взрослый! – Галина буквально зашлась в истерике. Такой Андрей ее еще ни разу не видел. – Он же совсем ребенок. Особенно, если учесть, что папа у него недоделанный, до сих пор заторможенный. И никогда не называй меня больше Галочкой, придурок, идиот!
Андрей посмотрел на часы и понял, что если их ссора сейчас затянется, то ему слишком поздно придется возвращаться домой, что вовсе не входило в его планы.
– Интересно, – тем не менее, не выдержал, в свою очередь возмутился он. – Почему же, совершив первый раз ошибку, во второй раз ты ее повторила? Могла бы найти себе кого-нибудь поприличнее, не писателишку паршивого, или уж совсем себя в старые клячи записала?
– Геннадий не писатель, он бизнесмен, – надменно ответила Галина. – В отличие от тебя он не дурит народ всякой хренотенью, а деньги зарабатывает.
Настал черед удивиться Геннадию: и тому, что никакой он не писатель, оказывается, а в особенности тому, что он такой благородный и никого не дурачит. Воспользовавшись моментом, Андрей стал делать Гринину уморительные знаки: заткни же ты, мол, наконец, ей рот, нашей благоверной.
– Нам надо поговорить, Галочка, извини, – немедленно отреагировал тот, и ему обращение «Галочка» почему-то сошло с рук.
– Отказалась. Наотрез, – устало проинформировал Андрей своего приятеля. – Компромат упрятала надежно. Что будем делать? Я даже обмен ей предлагал: рукопись на кассету. Бесполезно.
Геннадий помолчал немного, затем философски пожал плечами:
– Будем ждать. Тут главное, чтобы кассета не оказалась в руках у ее мужа, все остальное можно пережить. Кстати, в момент встречи тебе ничего не показалось странным в поведении нашей общей знакомой?
Андрей долго вспоминал, но так и не смог ничего отметить.
– Ну, курить стала, как паровоз. Почему-то к моему приходу оделась, накрасилась вызывающе. Некоторая скованность в движениях...
– Понятно, – с некоторым облегчением даже, кивнул Геннадий. – Вот что значит поговорить с очевидцем. Теперь все сходится. Рецидив, Андрюшенька, рецидив. Она скоро опять усядется в кресло. Или уже сидит в нем. Как считаешь, чем это нам может грозить?
Андрей промолчал, новость совершенно ошеломила его: Светлана вновь инвалидка? Вот почему она так подготовилась к его приходу: любой ценой старалась отвлечь, разозлить его, лишь бы только он не догадался. И так уцепилась за эту дурацкую кассету. Но шила в мешке не утаишь: днем раньше он узнал бы, днем позже, но все равно узнал бы, в конце концов. Так в чем же дело? Ей не хотелось выглядеть в его глазах жалкой?
Между тем Геннадий достал какое-то досье и монотонно начал просвещать Горячева.
– Когда я впервые заподозрил это, с чего я начал – под большим секретом раздобыл старую историю болезни нашей общей знакомой. И не просто снял копию, а заполучил ее полностью, навсегда. Ну а вместо нее была изготовлена более или менее правдоподобная дезинформация. Для тех, кто поймет что-либо слишком поздно и ринется по моим следам.
– Зачем ты мне так откровенно говоришь о таких вещах? – подозрительно спросил Андрей. – Пытаешься сделать меня своим сообщником? И зачем вообще сам так пристально подобным вопросом интересуешься?
Геннадий некоторое время смотрел на Горячева как на круглого идиота, затем все-таки счел нужным прояснить ему поподробнее свою мысль:
– Я бы долго мог ходить вокруг да около, но все бесполезно, пока ты не узнаешь главного – кто муж Светланы.
– Да какая мне разница! – с досадой прервал его Андрей. – Какой-нибудь новый русский, решивший вложить средства в новейшую отечественную пачкотню?
– Полагаю, – усмехнулся Геннадий, – отечественная или не отечественная – любая литература этому человеку по барабану. Но в одном ты прав: его во всем интересуют только деньги, ничего больше. Если ты еще не догадался, это небезызвестный тебе Валерий Грачев. «Человек, который может все». Как, вспомнил, наконец? – После многозначительной паузы, во время которой у Горячева действительно, что называется, отвисла челюсть, Гринин продолжил: – Любой другой человек мало встревожил бы вверенное мне подземелье. Не первого и не последнего «отморозка» обитатели его уже преспокойненько отправили «во ад». Вопрос лишь в цене, а денег у них просто девать некуда. Но тут другой вариант – на сцену выходит сам киллер, который в любой момент может прихлопнуть любого из моих обожаемых «гномиков», что называется, хоть оптом, хоть поштучно. Все, что он желает – войти в их круг, не больше, но и не меньше. Но там мозги, там такого молодняка и в помине, как нет, так никогда и не было. Вот тебе и конфликт поколений. Неразрешимый? Не знаю пока. Ничего не знаю.
Андрей ухмыльнулся.
– Ген, ты что-то путаешь. О ком ты говоришь? О мелком спекулянте, торговавшим всем, от косметики до порнографии? Из тех, что «подай-принеси», на большее ни на что и не способны? К тому же... Кому как не мне знать, что он безумно влюблен в Светлану и готов пойти ради нее на что угодно. А теперь, наверное, до сих пор не может прийти в себя от счастья, что, наконец, ее заполучил.
– Легенда. Обыкновенная легенда, не больше того. Я могу показать тебе кучу пленок, и, к сожалению, ни на одной из них любовью даже не пахнет. Я уже тебе сказал, какая у Грачева на самом деле единственная, всепоглощающая страсть. Смотрелся он в свое время действительно мелкой сошкой, но когда с помощью Светланы объявился вдруг в высшем свете, оказалось, что у него столько собственности, акций, денег, сколько не у каждого члена правительства, а то и губернатора, найдется, если покопаться, как следует. Не говоря уже о его устойчивых связях с одной небезызвестной преступной группировкой, в которой он является одним из лидеров. Но мы немного отвлеклись в сторону. Давай ближе к делу. Если хочешь, я зачитаю тебе кое-что из моей беседы с одним знаменитым хирургом, который в свое время с нашей помощью сделал головокружительную карьеру, волшебным образом поставив на ноги очаровашку Светочку. «Причина рецидива банальна, является основной у многих больных – почувствовав себя здоровыми, они перестают заниматься лечебными процедурами, регулярно консультироваться у врача, принимать соответствующие медикаменты…». «Что потом? Операция, дальше ремиссия, затем вновь рецидив, промежутки будут все больше сокращаться, пока человек уже навек не усядется в инвалидную коляску». Как тебе подобная перспектива? – Так и не дождавшись ответа от Андрея, Геннадий продолжил: – Значит, в самое ближайшее время нам следует ожидать, что Светлана окажется в больнице. Ускорит процесс депрессия, пренебрежительное, точнее даже скотское, отношение со стороны мужа, да и твои крымские похождения изрядно масла подлили в огонь. Нервы у нее не просто измотаны, они на пределе. И что последует в итоге, причем чисто автоматически? Молчишь? Воцарение у руля Валерия Грачева. Ну а дальше схема проста: разорить издательство, скупить за бесценок доли-акции. Затем влить огромные новые средства, вступить в войну с конкурентами и заставить выделить ему весьма приличные отступные, с которыми новое дело он уж как-нибудь себе найдет. Светлана останется без гроша, по условиям свадебного договора между ними, кто с чем пришел, тот с тем и уходит. А? Каково? Если он вообще оставит ее в живых.
– Да, – задумчиво проговорил Горячев. – Что-то ты уж очень мрачную картину нарисовал. Прямо готический роман.
– Сам буду рад, если слишком сгустил краски, – пожал плечами Геннадий. – Но одно нас объединяет сейчас: мы должны сделать все, чтобы удержать Светлану у власти. Надеюсь, в этом наши интересы совпадают?
– Надеюсь, – скептически ответил Андрей, – вот только совсем недавно ты пел мне обратное, даже угрожал. Лучше скажи, наконец, что буду иметь я, конкретно, за наше сотрудничество и информацию, которую ты от меня только что получил?
Геннадий задумался.
– Насколько я понял, единственная твоя мечта сейчас: поскорее разорвать заключенный в свое время договор?
– Пожалуй. Ты это верно подметил.
– И это решение бесповоротно?
– Да, я хорошо подумал, прежде чем его принять.
– И то, сколько ты потеряешь материально, и сколько недополучишь морально? Неустоек не будет, наоборот, я даже попытаюсь выторговать для тебя кое-какие отступные. Но имя, Андрюша. Ты знаешь практику: издательство почти всегда публикует нового автора под псевдонимом. Маринина, Дашкова и иже с ними тут не исключение, просто им удалось пробиться сквозь свою анонимность, а десяткам, сотням других – нет. Псевдоним – собственность издательства, за ним может стоять, кто угодно и меняться не один раз. Вас с этой продувной бестией Анютой давно пора выводить из тени, гонять по презентациям, раскручивать на телевидении, в прессе. Хотя, естественно, даже став известными, юридически вы остались бы привязаны к издательству ничуть не меньше. Добавились бы просто раскрутка, повышенный гонорар, ну и еще кое-какие вкусные кусочки, не тебе объяснять. У нас ведь не Америка, где автору бестселлера запросто могут заплатить миллион долларов: пашешь, пашешь впустую «многия лета», потом бац – попал в десятку. А дальше не только ты: дети, внуки, правнуки твои – обеспеченные люди. Есть ради чего попахать. У нас такое даже в самом страшном сне не может присниться: все издателю, автору, кто бы он ни был – только крошки с барского стола. Ты такой гордый, тебе не нужны эти крошки?
Андрей упрямо покачал головой.
– Нет, мне буквально осточертела вся эта Гаврилиада-Гаргантюада, я просто хочу освободиться.
– Зачем? Чтобы вновь стать рабом или новой разновидностью: безработным рабом?
– Там будет видно. Как говорится: «будет день и будет пища», – мрачно ответил Андрей.
– Ну, насчет дня – не сомневаюсь, а вот насчет пищи – за ней еще побегать придется. Ладно, последний опус, получишь за него нормальный гонорар, дальше решай, как знаешь. Мое терпение не беспредельно, больше убеждать тебя я не собираюсь.
– И когда ты приведешь ко мне на поводке эту чертову куклу? – поинтересовался Горячев. – Не один же я буду стряпать эту фигню?
– Ничего, Василина поможет, – усмехнулся Геннадий. – Кстати, ты там поделикатнее с ней, она как-никак моя племянница.
– Вот это да! – удивился Горячев. – У такого прохиндея и такая дура-родственница! Игра природы?
Гринину, несмотря на всю его невозмутимость, шутка показалась слишком бестактной.
– Во-первых, Василина – не дура, – разозлился он, – и ты еще не раз сможешь в этом убедиться. А во-вторых, не такой уж я прохиндей. Во всяком случае, будь я им, наш разговор с тобой проходил бы сейчас уж точно не на равных.
– Да это потому, что я тебя к стенке прижал, – не удержался, вновь поддразнил Геннадия Горячев. – Кстати, зачем же ты нас с Олегом Галине продал? Какой куш хотел на этом сорвать?
– Парень не должен повторить нашу ошибку, – упрямо ответил «бывший друг», – а силы свои береги, нам с тобой ими так и так еще предстоит помериться. Да, кстати, как там с твоим романом? По старой дружбе могу два варианта подкинуть: опубликовать его в одном месте без гонорара, но с сохранением всех авторских прав, либо сам куплю для нашего издательства, однако уже с потрохами.
Андрей рассмеялся.
– Ну, тут ты, Геныч, определенно опоздал! Роман уже продан.
– Кому – не спрашиваю, – с досадой поморщился Геннадий, – но за сколько?
– А это уже тайна, – спокойно ответил Андрей. – Даже не столько коммерческая, сколько просто тайна.
– Все равно ты прогадал. Я мог бы дать больше, – предпринял последнюю попытку вынюхать что-либо Геннадий. Однако Андрей остался невозмутим.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 11.04.2014 18:47
Сообщение №: 31653 Оффлайн
– Меня оставляют на второй срок. А вот сторожа больше не требуются. Куда теперь направишь свои стопы? Или на мою шею сядешь и уйдешь в запой, как всякий уважающий себя русский мужик? – ехидно поинтересовалась Василина.
– Что же ты мне не сказала, что Геннадий твой дядя, – попытался перехватить инициативу в свои руки Горячев. – Обман, опять обман, изовралась ты, киска.
– Дядя! – фыркнула «Неточка». – Раньше был дядя. А сейчас самый обыкновенный новый российский жлоб. Взаймы не дал, когда я с голоду помирала, помнишь?
– Что-то вроде того, но очень смутно, – рассеянно ответил Андрей. – Слушай, а как там у нас обстоят дела по литературной части? Я имел сегодня пренеприятный разговор с нашим работодателем.
– Никак, – с досадой отозвалась Василина. – Два романа нужно срочно написать, а аванс под них пропит и проеден еще в Коктебеле. Откладывать нельзя. Я думала, что ты творишь там сторожем по ночам, но ты думаешь о чем угодно, только не о деле. Скоро в тюрьму тебя упекут, Андрюшенька, за долги, а то и вообще кокнут – сумма набегает весьма приличная. Я вроде бы тут совсем ни при чем, но все-таки как-никак твоя жена, пусть и гражданская. И передачи носить и хоронить – все мне придется, а что может позволить себе подменный продавец палатки?
Андрей задумался.
– Да, невеселая перспектива. И все-таки, поможешь мне?
В глазах Василины вспыхнул ленивый интерес.
– Смотря, сколько заплатишь.
– Жене можно и не платить.
– Ну, если ты так ставишь вопрос, то я хоть завтра под венец, а если даром прокатиться задумал – отойди, не обижай бедную девочку, ты ее и так всю изъездил, даже в главном до сих пор как соловья – по большей части баснями кормишь.
Она принялась пальцем тыкать в свое лицо.
– Вот эту болячку мы кое-как вылечили, ну а здесь, здесь! Что мне, любовника заводить от тебя? Никудышно справляешься со своими обязанностями.
– Нет, я серьезно, – поморщился Андрей. – Плачу половину моей доли в гонораре вне зависимости от взятого аванса. Можно под договор. Можно наличными.
– У тебя появились деньги? – удивилась Василина. – А, понятно, роман продал. Ну и дурак. Кому, интересно? Надеюсь, хоть не Крокодилу проклятому?
– Нет, героине, – спокойно ответил Андрей. – Вот, кстати, должок. Так что тебе теперь совершенно не обязательно у меня находиться.
– Да этих копеек мне и на первый семестр не хватит, – пренебрежительно покачала головой Василина и всерьез задумалась. – Ладно, попробуем. Но где взять компьютер? На «Олимпии» твоей далеко не уедешь.
– Завтра купим. Чего еще изволите?
Василина хитро улыбнулась. Она порылась в чемодане и достала оттуда коробку с дисками.
– Ну вот завтра и поговорим. Здесь сюжеты, наброски, вполне хватит для начала, ну а дальше – что мы с тобой, не профессионалы? Должна же я когда-нибудь оправдать свой псевдоним: «Неточка»? Ладно, черт с ним, плевать на договор. Последний раз на слово поверю, неужели и ты обманешь, а, Горячев? Во всяком случае, нагрузку на самом важном участке увеличиваем теперь вдвое: нужно заботиться о моем вдохновении. Количество, впрочем, можно компенсировать качеством, это только приветствуется.
– Слушай, ты что теперь, совсем на этом деле сдвинутая? – поинтересовался Горячев.
– Ну, предположим, сдвинутая я на тебе, но в данном случае разве это не одно и то же? – невозмутимо ответила будущая «Анна Григорьевна». – Кстати, Анна Григорьевна Сниткина – мой идеал. Только она одна смогла укротить непомерную сексуальность своего знаменитого мужа! Господи, как же он ее ревновал! И за что? На каких основаниях? Она потом, до самой своей смерти, оставалась ему беззаветно верна. Ладно, ближе к телу, как говорится. Наши придурки, за взятки, разумеется, приобрели буквально по цене металлолома последнюю разработку космического корабля «Буран». Короче, Придурки на Марсе. Бондиана, перенесенная в третье тысячелетие. Уэллсовские недобитки-марсиане, точнее, их потомки. Что скажешь, напарник? А главное, почему столько людей знали правду о столь невероятных событиях в космосе и не довели ее до широкого круга общественности? Мы доведем! Та-а-а-кую правду! Как удовлетворяют свои сексуальные потребности космонавты? К примеру, с экзотическими растениями, цветки которых засасывают их в себя целиком. Опять же, почему не сделать доступными каждому землянину такие растения? Клонирование в космосе, которое вроде как в несколько тысяч раз дешевле клонирования на земле: начало пути к практическому бессмертию. И многое, многое другое. Можно и дальше продолжить: «Верхом на комете Галлея», Придурки, которые откроют человечеству больше тайн, чем все профессора и доктора наук на Земле, вместе взятые. В финале наши герои, возможности которых в результате их достижений становятся поистине безграничными, исчезают в глубинах Вселенной, чтобы принести оттуда человечеству знания, совсем уж невероятные. Как говорится, туда им и дорога! Чтобы их по пути шандарахнуло как следует по башке каким-нибудь астероидом. Ура! Российской науке ура! Все российским ученым слава бессмертная! Всем российским гражданам, от мала до велика, по стакану нашей же отечественной водки.
– Дурдом, полный дурдом! – покачал головой Андрей. – Ну да ладно, нам главное рукопись сдать в срок, а дальше пусть там, в издательстве, сами разбираются.
В творческий процесс вовлекли всю компанию. Собственно, участие Олега сводилось к тому, что он, приезжая, считывал текст, дико хохотал и неизменно заявлял что-нибудь типа: «Ну, па, ты совсем исписался, впал в жуткий маразм, неужели молоденькие любовницы так на старичков действуют? Раскрой механизм! Василина, я подозреваю в тебе незаконнорожденную или какую-нибудь присосавшуюся прапраправнучку графа Дракулы». С тем и исчезал. Валентина же предпочла более практический вариант: узнав, что у Андрея появились деньги, приобрела ему холодильник, привела в божеский вид, насколько смогла, квартиру, и готовила обеды и ужины совершенно уже свихнувшимся, постоянно ругавшимся друг с другом насмерть «творцам». Которые перешли, в конце концов, на «вахтовый метод» творчества по типу «смену сдал» – «смену принял», долго и обстоятельно сдавая и принимая ее в не убиравшейся, по такому случаю, постели.
ГЛАВА 4
«Нет, у этой сучки определенно нюх», – бессильно опустив руки, подумал Андрей, увидев на пороге буквально лоснившуюся от пережитых удовольствий Аннушку.
– А еще говорят – деньги не пахнут, – в тон ему, но уже вслух, добавила Василина, с ненавистью глядя на свою соперницу.
– Боже, как я спешила! Вся извелась на этом проклятом Родосе, все думала, как вы тут без меня. Как наш контракт, как наша книга? Надеюсь, я не опоздала? Насколько вы помните, со мной это случилось однажды.
Она оглядела хоромы Горячева, и тут же, как породистая кошка, определила в них самое комфортное место: кресло, в котором Василина любила, забравшись с ногами, сидеть по вечерам.
– Брысь! – небрежно махнула она ручкой с пальчиками-сосисками. – Которые тут временные, слазь!
– И не подумаю, – спокойно ответила бывшая «Неточка». – От временной слышу!
Принесенная Ветром с недоумением воззрилась на Горячева: что, бунт на корабле?
Тот хотел было сначала просто отвести глаза в сторону, затем все же решил внести ясность в вопрос:
– Анюта, золотко, тебя так долго не было!
Вышло это у него, однако, настолько жалобно, пискляво, что Василина не на шутку встревожилась.
Однако, слава Богу, на уме у Анны Великой было совсем другое. Она обняла Андрея за талию, поигрывая пальчиками по его животику, и не спеша стала прогуливаться с ним по комнате.
– Ты уж прости, Андрюша, но меня не переменить. Я ведь такая же женщина, как и миллионы других вокруг: вся в ожидании любви. Вот только не просто жду ее, как это имеет обыкновение сплошь и рядом быть, то есть - закатывая глаза и впадая в сопливую прострацию, а ищу. Мужчину, который смог бы укротить, покорить меня. Своего Мориса-мустангера, которому я подарила бы себя всю без остатка.
– ММ – это тот, что без головы? Ну, в смысле, Всадник? – осторожно поинтересовался Горячев.
– Да какая мне разница, что у него там под шляпой, куда важнее другое место. Я имею в виду кошелек, – тут же сострила Биг Поппинз и хрипло, плотоядно расхохоталась. – Однако к делу, дело важнее всего. Я уже была у Геннадия, мы вполне укладываемся в сроки. Но он сказал, что ты разрываешь контракт, я все верно поняла, Андрюша?
Андрей вздохнул и приготовился долго и нудно объяснять причины своего решения, однако Императрица прервала его.
– Конечно, ты прав, но дело нужно обставить так, чтобы они нам выплатили приличные отступные. Я уже консультировалась с адвокатом. Нам надо снова объединиться, как ты на это смотришь? На кого ты вообще променял меня, на эту пигалицу? Она хоть что-то понимает в хард (тяжелом) сексе? Ладно, показывай, что вы там сляпали, может быть, еще не поздно дело спасти?
«Вахтовый метод» сменился, на сей раз, полным рабством: Принесенная Ветром небрежно стирала на дисплее целые эпизоды, доставшиеся Горячеву и Вазелине (новая порция «царственных» прозвищ не замедлила последовать) потом и кровью, вгоняла их в дрожь бесконечными указаниями, что нужно срочно, срочнее некуда, сделать, перегоняла из одного места в другое текст огромными кусищами. Спали Андрей и Василина теперь урывками, буквально вцепившись друг в дружку, запершись на все замки в квартире у Валентины, затем вновь, бледные, хмурые, возвращались на свою каторгу. Однако дело, как ни странно продвигалось, роман преображался на глазах, превращаясь постепенно в одну из лучших вещей заканчиваемой ими серии. Видимо, Анна тоже решила на потом ничего не оставлять, полностью выложиться, но незадолго перед финалом не выдержала.
– Все, не могу, раззудись плечо, мне нужна разгрузка. Есть у вас здесь казино, приличный ресторан? Андрея забираю на несколько дней, слышишь, пигалица! Цыц, не спорить со мной! Не то у тебя из 26 дней и 13 не останется.
Она, донельзя довольная собой, распахнула дверь платяного шкафа, разложила на трельяже несессер с косметикой.
– Мы тебя развлечем, – неожиданно пискнула Василина. – Ей-богу, Анюта, так развлечем, что никакого казино не понадобится.
Анна так бойко развернулась на кровати, что ножки у той жалобно всхлипнули. Еще пара таких разворотов, и она определенно рухнула бы. Василина с бледным лицом уставилась на свою гордость – тахту в виде сердца с розовым балдахином, которую они с Валентиной раскопали в старой части города у одного замшелого деда и у лучшего краснодеревщика отреставрировали.
«Оккупантка! – злобно подумала Василина, уже вне себя от ярости. – Располовинить меня? Ладно, посмотрю-ка я на тебя сегодня!»
– Ставка – он, – показала Василина, бледная, как полотно, на Андрея. – Не удастся удивить, я ухожу сегодня же. Удивишься – больше возле нас никогда не появишься, оставишь его и меня в покое навсегда.
Принесенную Ветром запал, проявленный Косточками, определенно заинтриговал. Ничего ей так не хотелось сейчас, как сцепиться насмерть со своей неожиданной соперницей.
– Ну и что же вы мне хотите предложить? Групповой секс? С кем? Он один, а нас двое? – она показала на Андрея. – Да куда ему! Не знаю, как в другом, но в этом смысле он своей фамилии явно не оправдывает.
– Я помогу! – храбро заявила Василина. – Увидишь, будет очень весело.
– Ты? – удивилась Анна. – Ну, мне, по крайней мере, красоту наводить? Мы пойдем куда-нибудь?
– Непременно, – решительно кивнула Вася. – Андрюш, ты тоже приоденься. А то мы с тобой зачахли совсем.
Уже через полчаса вся компания в приподнятом настроении вышла от Андрея, торжественно заперев дверь, и остановилась перед квартирой Валентины.
– Ах, еще одна участница, – кивнула Анна, – я так и знала, что вы попытаетесь поразить меня на полную катушку. Но, Андрей, подумай прежде, ты и в самом деле себя явно переоцениваешь.
В квартире у Валентины был приготовлен роскошный стол, гости расселись, еще не сокращенная 26 Дней торжественно достала из сумочки заветную кассету.
Но уже с первых кадров она поняла, что к чему. И не стала возражать, когда ее оставили вдруг совсем одну. Точнее, наедине с экраном телевизора. Троица между тем, торжественно одетая, начала веселиться напропалую, в какой-то момент даже пытаясь разучить бывший когда-то в моде греческий танец сиртаки. Господи, как же они ненавидели в этот момент большую, большую Анну. Наверное, еще больше, чем французы в свое время ненавидели немецкую гигантскую пушку, монстра концерна Крупп, Большую Берту, или, как ее еще называли – Толстушку Берту.
– Гады, сволочи! Как же так! – ругалась на чем свет стоит Анна Великая. – Все мои секреты, ухищрения женские, которые я с таким трудом, по частичкам, крошечкам буквально, собирала! И все теперь напоказ? Нате, владейте, все дурехи мира ленивые! Как хорошо на готовенькое-то, сами ведь не удосужились мозгами, а не задницей пошевелить!
Она вдруг набросилась на видеоплеер, чуть не выломала из него кассету и, бросив ее на пол, принялась топтать, что было силы, каблуками. Валентина, прекрасно сознавая, что произойдет дальше, стремительно бросилась на кухню и успела как раз вовремя подставить противень из газовой плиты под начавшую уже полыхать под зажигалкой Анны выпотрошенную пленку. Чад стоял невообразимый, но никто не уходил и даже не зажимал нос, все смотрели как зачарованные на столь яростную расправу.
– Это уже в Интернете? Давно? – стиснув зубы, поинтересовалась Анюта.
– Нет пока, но может появиться в любой момент, – вздохнул Андрей.
– Сколько пленок всего, где они?
– Было три, осталась одна теперь. Где она – никто точно не знает. Только приблизительно.
Анна успокоилась, понемногу пришла в себя.
– Позовешь, когда узнаешь? – спросила она Горячева. – Никому координат своих никогда не даю, но данный случай – исключение. Прямо по роумингу сигнал дашь, объявлюсь хоть с другой части света.
– Хорошо, – кивнул Андрей. – Что еще прикажете?
– Спать, теперь всем спать. Никто не должен мешать мне. Кофе и шоколад, столик прямо к компьютеру. Ясно или еще повторить?
Повторений не потребовалось. Спали все трое у Валентины на диване, но невинно, как дети. Слава Богу, никто из троих не храпел.
ГЛАВА 5
– Нет, нет, ребята, так не пойдет, – сладко промурлыкала Анюта, когда Андрей и Василина, довольные, направились к выходу от кассы. – Нам надо где-нибудь присесть, поговорить.
Андрей сделал кислую мину, но послушно поплелся за своей обожаемой соавторшей.
– А теперь все деньги на бочку, все, что мы получили, – сказала Анюта, когда «подельники» уселись в тени неизвестно откуда «умыкнутого» в свое время учредителями издательства огромного фикуса. – Вы проделали огромную работу, которая гроша бы ломаного не стоила, если бы я вовремя не вмешалась и все не выправила. За это свою половину я беру себе. Что дальше? А дальше, господа хорошие, вы в свое время присвоили мой гонорар, и вас до сих пор на сей счет ни в малой степени не терзают никакие угрызения совести. Значит, это я тоже забираю. Но... везде сейчас счетчик, везде процент. По вашей милости я совсем без копейки с протянутой рукой с Родоса домой в Москву добиралась. Это не в счет? Это тоже в счет! Дальше – вот этот кретин, совершенно безмозглый идиот, отказывается писать последнюю нашу книгу, после которой мы могли бы выйти на новый виток с этой или другой какой-нибудь серией. Здесь я сколько теряю? Я, конечно, не дура, и не собираюсь сама расторгать договор, сдеру с них за все по полной программе, но и ты, Андрюша, просто так от меня не отделаешься. Две тысячи баксов, будь добр, иначе тебе не поздоровится.
Андрей долго молчал, затем сокрушенно вздохнул.
– Ладно, пойдем.
Геннадий встретил всю троицу удивленным взглядом.
– Вы опять? Что еще стряслось?
– Ты говорил о каких-то отступных, которые обещал для меня выторговать? Было дело?
– Ну, это надо еще согласовать, – уклончиво проговорил Геннадий, явно захваченный врасплох. – Потом мы так и не нашли ее, ту, третью, кассету.
– Послушай, не мели ерунду, – прервал его стенания Горячев. – После того, как мы подпишем все бумаги, ты найдешь двух других полупрофи или даже профи, да я знаю уже – они у тебя наготове, проведешь презентацию последнего нашего опуса, представишь их, какое значение после этого будет иметь для издательства какая-то дурацкая кассета? Два самозванца решили сыграть под модных соавторов, великолепно позабавились, это уже дело милиции, да и то лишь в том случае, если издательство вчинит им иск.
– А Шпыгорь? Шпыгорь с его яйцами? Как с ним быть, интересно?
– Кто сказал, что он директор вашего издательства? Уже не директор, давно не директор. Вообще никогда даже им не был. И, может быть, новый директор как раз ты? Но я не о том сейчас, просто хотел сказать, что все деньги, которые вдруг мне причтутся, собственность вот этой леди. Ей их и отдашь. А сейчас давай все, что у тебя там есть на подпись, пока я добрый. И еще, Генаша, будет где-нибудь какая-нибудь, пусть самая завалящая, работенка, не забудь про нас с Васей. Мы ведь теперь безработные с ней, не побираться же нам, в конце концов, как коту Андрею и лисе Василине. По старой дружбе, а? Что скажешь?
Лишь в электричке Василина решилась высказать долго вынашивавшийся в ее маленькой головке упрек.
– Господи, Андрей! И ты такой, как все. Так благородно, по-рыцарски – просто само великодушие - отдал этой толстозадой сволочи все мои деньги. Это что, плата за постой?
– Нет, – Андрей уныло покачал головой, – просто я подумал: ты же сама предоставила мне право выбора – либо под венец с тобой, тогда я ничего не плачу, либо... – он полез в карман и протянул Василине заранее приготовленный конверт. – Теперь точно хватит на первый курс, а дальше уж как получится.
Василина заглянула в конверт и даже разинула рот от удивления:
- Послушай, но это же последние твои деньги. На что ты дальше сам жить собираешься?
Андрей лишь беззаботно пожал плечами:
- Заработаю где-нибудь. А тебе и в самом деле учиться надо. Кстати, «не Москва ль за нами?» Тебе давно пора выходить.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 12.04.2014 15:22
Сообщение №: 31795 Оффлайн
Андрей довольно быстро проник на территорию больницы, но здесь потерялся. Было воскресенье, приемный день, все скамьи были заняты, еще с утра оккупированы, даже на земле негде было примоститься.
Первое, что бросилось в глаза: парень с огромными синими мешками под глазами и какой-то неприятной, пупырчатой кожей лица. Он ни о чем не говорил с пришедшей к нему женщиной, скорее всего его матерью, только ел, ел молча, буквально пожирая принесенные ему продукты.
Вообще, в одежде почти всех больных царила неряшливость, их тут же стригли, переодевали друзья, родные, совали в руки полотенца, свежее постельное белье. Однако особенно поражала какая-то всеобщая отрешенность, почти безнадежность. И посетители, и пациенты исполняли как бы некий привычный, доведенный до автоматизма, ритуал. Потом начинались расспросы, смысл которых тоже, раз от разу не менялся.
Повсюду сновали санитары, следя за тем, чтобы их клиентам не передавали «чеки», «дозу», занимаясь этим почти с одной исключительно целью: найти, изъять, а затем вновь перепродать. Порой тому же, у кого искомое и было отнято. Еще они зорко высматривали конкуренток из находившейся двумя кварталами дальше онкологии. Безнадежным больным там сердобольные «сестрички» преспокойненько вкалывали физиологический раствор вместо морфия, а потом заветные ампулы успешно сбывали. Обычно посредникам, но находились и такие, что по жадности пытались всучить товар напрямую. Их ловили, нещадно били, но количество их нисколько не уменьшалось от этого.
– Эй, – услышал вдруг Горячев почти рядом с собой тихий окрик и увидел перед собой... Василину. – Свищу, свищу тебе, но соловей из меня, как горлица из воробья. Слушай, где ты хоть пропадаешь, я тебя уже второй день здесь дожидаюсь.
– Я только сегодня узнал, – пробормотал Андрей. – А ты-то как здесь очутилась? Мать или отчима сюда спровадила, теперь передачи носишь?
– Никого я не спроваживала, спровадишь их, они сами кого угодно куда захотят, спровадят. Подвигают, подвигают мебель по комнате, когда черти начинают мерещиться, да и опять к привычному лекарству возвращаются. Как говорится, чем калечатся, тем и лечатся. Кстати, ты заметил, сколько здесь молодых девчонок-алкоголичек, причем уже на стадии белой горячки? Просто ужас какой-то. И зачем их так близко с наркоманами-то держат, чтобы опыт друг у друга перенимали?
– Ладно, мне пора, – попытался распрощаться Андрей. – Мне Светлану нужно увидеть. Сказали, что она где-то здесь. Потому и промешкался, что предполагал ее найти совсем в другой больнице.
– Погоди, – удержала его за рукав Василина. – Я здесь по тому же, точнее, по твоему, вопросу. Но сначала обо мне, реши прежде, как со мной быть, – добавила она жалобно.
– Какой вопрос? О чем ты? – попытался отмахнуться от досадного препятствия Горячев.
– Андрей, не спеши, иначе тебе придется все заново начинать, а я здесь не зря кручусь, все разузнала, навела необходимые контакты. Так будешь решать вопрос? – И тут же зачастила торопливо: – Да, я ушла, дура, я сама так сделала. Ты ведь, в принципе, и не прогонял меня. Но и не замечал совсем. Считай это как угодно: обидой, ревностью. Пыталась прожить без тебя, работала то в одном, то в другом месте, сначала ночевала у подруг, потом угол снимала. Везде одна и та же история: либо хозяин, либо на работе кто-нибудь неизбежно начинали ко мне приставать, о матери с отчимом уж не говорю – там вообще ад кромешный. В институт я так и не решилась поступать. Что толку? На государственный - мозгов не хватает, на платный – денег курам на смех. Скопить больше совершенно невозможно, куда ни устроишься, весь заработок уходит на еду и жилье. Заметил, наверное, уже – отощала, как корова в засушливое лето. Андрюш, я понимаю: я гадкая, я предательница, но возьми, пожалуйста, меня обратно. Я ведь люблю тебя, все из-за этого только. А тебе все равно. Вот пусть и дальше будет все равно. Я буду опять тебе есть готовить, стирать рубашки, ты же помнишь – я очень полезная. Как там гнездышко наше? – добавила она с неожиданной ревностью. – Никакая змея-разлучница в нем не поселилась? А то я ей живо глаза выцарапаю.
– Не знаю, что ты хочешь от меня? – с раздражением отмахнулся Андрей. – У тебя нет работы? У меня ее тоже не предвидится. Тебе негде жить? Мне теперь самому придется постоянно болтаться в Москве, где-то здесь пристраиваться - нужно спасать человека.
– Вот и будем спасать, – охотно откликнулась Василина. – Значит, мир? Вместе спасать ведь куда вернее и веселее. – И сразу сбавила голос на полтона ниже, отложив книжку, которую держала в руках для маскировки: – К Светлане ты не подойдешь, возле нее постоянно дежурит кто-нибудь из охранников.
– А если попытаться подкупить, точнее, перекупить? – перебил ее Андрей. – У меня еще осталась кое-какая мелочишка.
– Перекупить? – подняла его на смех Василина. – Ты хоть знаешь, сколько они получают, эти боровы? Деньги возьмут любые, ручаюсь, но за них же тебе и накостыляют. Причем, чем больше дашь, тем больше и воздастся. Да и бесполезно с ней разговаривать, она постоянно в улете, только непонятно от чего: то ли от наркоты, то ли от лекарств, которые ей вроде как давать должны. Здесь, вообще, «дури» больше, чем в любом наркопритоне. А что по ночам творится, вообще невозможно описать: молодых ребят, не только девчонок, за «чек», побелкой простой разбавленный, насилуют. Светлану, правда, не трогают, громил ее боятся. Но муж «ейный», сам понимаешь, в любой момент может охрану эту снять. – Она помолчала некоторое время, затем спросила осторожно: – Ну как, Андрюш, мое дело? Что ты решил? Я могу вернуться?
Горячев хотел было спросить: «Куда?», но затем устало кивнул: «Ладно», прекрасно понимая, что без помощи ему, действительно, не обойтись.
– Хорошо, – захлопала в ладоши от радости Вася. – «Мир! Труд! Май!», «Мир! Труд! Май!» Пошли, тут один человек есть, единственный порядочный, кого я высмотрела во всей этой шатии-братии. Но учти, он на меня запал, если у тебя денег нет, придется мне с ним чем-нибудь другим расплачиваться.
– Деньги есть, я же сказал тебе, – раздраженно оборвал Василину Андрей.
Горячев вообще хорошо понимал, куда шел и в кейсе у него был целый джентльменский набор. Начали с водочки, сразу же, как только уединились в полуразрушенном флигеле. Василину отправили стоять на «шухере»: предстоял долгий и обстоятельный мужской разговор. Как только «Гжелка» была прикончена, Горячев потянулся было за коньяком, но Лев (для друзей просто Леванс), отодвинул его руку в сторону и достал пузырек с чистейшим, неразбавленным спиртом. И только увидев как, даже не поморщившись, отправил свою порцию по назначению Андрей, он проникся, наконец, к нему полным доверием.
– В чем суть вопроса? – спросил «Леванс» без тени любопытства и, чувствуя, что дошел до нужной кондиции, в дальнейшем только закусывал.
Андрей молча положил перед ним новенькую пятидесятидолларовую купюру.
– Ага, – тут же сообразил «царь зверей», выглядя довольно миролюбиво при этом. – Это мне от ЦРУ, я теперь, получается, американский шпион. Сразу, немедленно, выдаю информацию: девочка – персик, говорят, накрученная, страшно богатая, устроить свидание невозможно, за ней смотрят в оба глаза двадцать четыре часа в сутки. Когда выпишут, неизвестно, хотя охрану, возможно, скоро снимут – сам слышал, как один из этих дебилов возмущался по мобильнику: «Шеф, сколько еще нам здесь находиться? Надоела вся эта шантрапа. Скоро? Когда скоро?»
Андрей вздохнул, как он ни крепился, он тоже немного окосел от принятых доз, особенно спирт его доконал.
– Темнишь, Царь. Все, что ты мне выдал, я и сам уже знаю. Мой человек здесь времени даром не терял.
– О, Царь! – обрадовался Леванс. – Откуда, интересно, ты мою кликуху знаешь? У меня ведь фамилия Царев. Представляешь, Лев Царев. Матери цыганка одна нагадала, что я непременно генералом стану, а я вот тут денно и нощно полотенцем кулак обматываю и своим клиентам по роже вмазываю, когда они слишком уж раздухарятся.
– Понимаю, – кивнул Горячев. – До цыганки мне действительно далеко, я в тебе предположил бы только капитана. Дальнего, очень дальнего, плавания, если спирт и дальше будешь неразбавленным употреблять.
И положил перед «дегенералом» еще одну, похожую на первую, как близнец, купюру.
– А не фальшивая? – усомнился Лев. – Уж больно новенькие.
– Потом разберешься, – успокоил его Андрей. – Я-то ведь тебе верю.
Леванс озадаченно почесал затылок, затем не удержался все-таки от очередного бутерброда с семгой.
– Нет, теперь я ваш с Василиной верный раб. Да и дело благое, я ведь не Иуда, Бога никогда не предавал. Так вот, если помянуть Шерлока Холмса и его друга, коллегу моего, доктора Ватсона, отставим обычное, общее, заинтересуемся больше деталями, вызывающими некоторые недоумения. Ну, во-первых, поместили ее, девчонку эту, сюда слишком рано, она, что называется, пока еще не «дошла до кондиции». Приказа, чтобы ее полностью и надолго уложить, пока еще не последовало. Лечат по науке, но тем, что у нас есть, а у нас хорошего нет ничего, как ты сам, наверное, догадываешься, все давно разворовано. Надо отдать тебе должное – ты выбрал верный путь: к врачам без толку идти, у них запросы бешеные, да и амбиции одни. Я уж не говорю о том, что ночью их здесь, кроме дежурного, и с огнем, и без огня не сыщешь. Да и дежурный, как правило, либо пьет, либо с медсестрой какой-нибудь в укромном уголочке развлекается. Точнее, совмещает и то и другое: и полезное, и приятное. Так что ночью мы здесь полная власть, ну просто вампиры. Что ты хотел бы вообще? Может, ближе к делу перейдем?
Андрей немного поразмышлял, затем спросил:
– А лекарства здесь, по сути, те же наркотики?
– Почти, – согласно кивнул Леванс. – Чем можно ломку снять? Только дозой. Что после дозы следует? Догадываешься? Заколдованный круг.
Андрей помедлил еще, затем задал, наконец, самый важный для него вопрос:
– Скажи, тебе не кажется странным, чтобы молодая девчонка, с головой погруженная в работу, увлеченная любимым делом, в самый ответственный момент для фирмы, которой она руководит - огромнейшей, кстати, фирмы, вдруг в довольно короткий срок стала наркоманкой?
– Если можно, поподробнее, – немного заплетающимся языком, но находясь пока в твердой памяти, переспросил Леванс. – Не хватает информации. Где, кстати, Василина? И кто она тебе? Скажи честно, вы любите друг друга?
– Да, – кивнул безапелляционно Андрей. – Но с какой стати это относится к делу?
– Мне она тоже нравится, – откровенно признался Леванс. – Хорошая девчонка.
– Да уж куда лучше, – согласился Горячев. – И что же, в этом случае ты отказываешься нам помогать?
– Скорее, наоборот, – ответил, тупо мигая глазками, Лев. – Я просто еще раз хочу напомнить насчет информации.
Андрей растерянно развел руками.
– Информации много, и в то же время практически нет. У нее много врагов: как конкурентов, так и внутри издательства. Очень напряженная жизнь. Муж, который вроде как любил ее раньше больше всего на свете, а оказалось, что единственная его любовь – деньги. Мать...
– Стоп! – прервал его Леванс. – Потом про мать, остановимся пока на муже. Помнится мне случай, когда в общаге одного института к богатым студентам проникали во время их отсутствия в комнату и подмешивали во все, что можно, главным образом, в питье, наркотики. Некоторые из них потом так и сели на иглу, пристрастились, спаслись, как ни странно, самые нищие и голодные, которые за собой никогда ничего недопитого и недоеденного не оставляли. Дело замяли, но ребят этих так и не удалось к нормальной жизни вернуть. Как считаешь, похоже это на твой случай? «Колесное», то есть таблеточное, начало; поздние, слишком малочисленные, следы уколов на венах. Это не мое мнение, я просто слышал, как врачи про нее между собой в курилке говорили. Но ты не очень-то обольщайся, повторяю, если это действительно муж довел ее, он быстро спохватится, хотя при всех вариантах доказать какое-либо его участие в этом деле совершенно невозможно. Это ведь мы так с тобой, чисто теоретизируем, а ты же сам сказал: стрессы, перегрузки, могла она до такого состояния и сама себя довести. Во всех случаях, я тебе ничего подобного не говорил.
Он, после некоторого колебания, отодвинул прочь очередную, на сей раз стодолларовую, купюру, положенную перед ним Горячевым.
– Я же тебе сказал, это только предположения. Если бы точно знать... Не в моих правилах от денег отказываться. Но и лишнего брать – ненароком подавишься. Ты так не считаешь?
– Присмотришь за ней? – хмуро спросил Андрей.
– А как? – удивился Лев.
– Ну, когда охрану снимут.
– А, – быстро сообразил медбрат. – Тогда деньги действительно понадобятся. Слушай, а у тебя русских нет? Куда я сейчас твою «зелень» дену, менять побегу? Да и вообще, люди тут не дураки, с ними нужно очень осторожно действовать. Мы тут с Васькой для вида вроде как любовь крутим. Она «дернутая», я этим пользуюсь. Пока проходит, но ты здесь больше не должен появляться – все через нее.
Андрей кивнул. Он судорожно соображал, что ему делать дальше. Решение пришло само собой.
Белла Иннокентьевна с минуту холодно разглядывала Андрея.
– Что ж, я так и знала, что перекрестятся вновь когда-нибудь наши пути-дороженьки. С вами, милый Андрюшенька, вообще проще некуда, логика китайская: ничего не надо делать – сядь у реки и жди, когда проплывет мимо труп твоего врага.
– Ну, – вздохнул Андрей, – насчет трупа, пожалуй, слишком сильно сказано, а вот по части логики, тем более китайской, тут вы совершенно правы. Гора с горой не сходятся, а вот нам с вами по такой бурной, стремительной жизни, наоборот, никак не разойтись.
– Так вы что же, – иронично поинтересовалась Белла-Беллиссима, – пришли просить руки моей дочери? Замужней женщины, которой вы в отцы годиться могли бы, да вот рылом не вышли? В таком случае, почему бы вам не попросить сразу уж моей руки. Ну и что, что я замужем? Отбейте! Сил, ума, денег хватит?
– Я подумаю, – как мог, сыронизировал Горячев, – пока что рано говорить о таких вещах. Сейчас гораздо важнее другое: Светлане срочно нужна операция, а она находится не по профилю, совсем в другой больнице.
Белла Иннокентьевна побагровела, неожиданно, как когда-то, перейдя с Андреем на «ты».
– Кто ты такой, Горячев? Кто тебе вообще дал право меня учить? Тем более тому, как мне поступать с моей собственной дочерью? Она в той больнице, понимаешь? В той, в которой ей в данный момент быть положено. И здесь ты - главная причина. Как ты мог так поступить с молоденькой, несмышленой еще девчонкой? Ты, корчащий из себя ангела? Кто кроме тебя мог внушить ей, что она может сражаться на равных с людьми, которые привыкли карабкаться наверх, не разбирая средств: по головам ли, по трупам, какая для них разница? Ну а потом что ты сделал? Сбежал? Отомстить хотел, что она на любовь твою старокозлиную не ответила? Что ж, радуйся, считай, что ты добился своего - действительно, отомстил. Бедная девочка не выдерживала непосильных нагрузок, пыталась взбодрить себя, вот и результат. И ты думаешь, что я оставлю твой поступок безнаказанным? Да я раздавлю тебя! Или ты знаешь что-нибудь, чего не знаю я?
Андрей не попался в ловушку, не стал рассказывать то, что он выведал у Царева. Да и вообще, это действительно были только предположения, хотя на редкость, весьма и весьма, правдоподобные предположения.
– Светлане нужна операция, срочно, я консультировался у хирурга. Повторяю, ей необходима совсем другая больница, – упрямо стоял он на своем, затем добавил устало: – Хотя, конечно, вам решать, «мама». С моей стороны это просто совет, и ничего больше. Бывает иногда так, что со стороны виднее.
Горячев поспешил откланяться. Что он еще мог сделать? Только поставить в известность. Но этот его шаг закрывал «нежно любящей мамаше» многие пути отступления, как бы обязывая ее сделать ответный ход, хоть что-то предпринять.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 13.04.2014 19:54
Сообщение №: 31956 Оффлайн
В целях экономии Андрей и Василина не стали снимать квартиру, а подрядились сторожить дачу. Сначала хотели наблюдать за Светланой по очереди, затем препоручили это одной Василине, следуя совету «медбрата Ватсона». Встречались они лишь глубоко вечером, чуть ли не ночью, а рано утром Василина вновь плелась на электричку. Несладко приходилось и самому Андрею: по сути, обязанности сторожа были чисто условными, а на деле он ни на час не расставался с лопатой и граблями, весь день занимаясь работами по огороду. Зная решительность своей несбывшейся тещи, Горячев не сомневался, что события только ненадолго повисли в воздухе, а затем покатятся, как снежный ком. Что и подтвердила уже через неделю, явившаяся буквально через пару часов после своего отъезда, белая, как мел, Василина.
– Теперь твоя очередь, Андрей. Охрану сняли. Что я там, девчонка, смогу в случае чего сделать? За ней нужно смотреть круглосуточно. Не представляю, как ты решишь этот вопрос.
Андрей молча кивнул и козырнул, вручая Васе шланг для полива. Уже через пятнадцать минут он сидел в электричке, лихорадочно соображая, как ему поступить. Он даже забыл спросить, на месте ли Царев, ведь тот дежурил сутками, а в свободное время подрабатывал как раз в той онкологии, что стояла рядом.
К счастью, Лев оказался на месте, однако в ответ на бессвязные предложения Горячева о том, как организовать охрану Светланы, он лишь со вздохом развел руками.
– Некого охранять. Исчезла твоя девчонка. Кстати, как-то у тебя странно получается: вроде ты ее любишь, а спишь с Василиной. А та, дура, вместо того, чтобы гордость иметь, тебе еще и помогает, о себе забыла совсем.
Андрей промолчал, ему было не до выяснения каких-либо отношений. Скорее всего, тут как раз и был ответный ход Беллы Иннокентьевны. И значит, Светлану готовят к операции. Вот только где? Царев не знал, выписка происходила не в его смену. Но обещал узнать, хотя вопрос о месте Василины в жизни Горячева очень его волновал.
Как бы то ни было, надо было что-то предпринимать. Для начала Андрей попытался пойти по самому простому варианту, который, наоборот, как это часто бывает, оказался самым сложным.
– Пусть это вас больше не беспокоит, – надменно ответила «девочка-математик» по телефону, даже не выслушав, как следует, Андрея. – Я приняла меры, Светлана в хорошей и очень дорогой клинике. Там ей ничто не угрожает, за ней прекрасный уход. Да, да, операция уже прошла, и вполне успешно. На костылях пока, но уже обходится без коляски, доктор сказал, что прогнозы весьма благоприятные. Сроки? Об этом рано еще говорить. Все может случиться. Нет, место я не могу вам назвать. Светочка не хочет вас видеть. Да и доктор категорически запретил ее волновать. Не говоря уже о том, что ваши действия, по меньшей мере, бестактны. Напоминаю, при живом-то муже так себя распускать… Поберегите свои чувства, Андрюша. Еще раз повторяю: Светочка в надежных руках. Но надо отдать вам должное – вы вовремя забили тревогу, примите мою благодарность. Этим вы хоть частично реабилитировали себя.
– Частная клиника? – проворчал Лев. – Да их в Москве сейчас пруд пруди, некоторые хоть рекламу в газеты, журналы дают, а большинство вообще засекречены. Чем там только не лечат: и гипнозом, и трудотерапией, и коммунами, как у хиппи. Надо быть очень крутым, чтобы список достать, хотя бы кто занимается этим по лицензии, но, допустим, пройдешься ты по этому списку, как будешь справки наводить? Вытолкают тебя в три шеи, а то и наподдадут для острастки. А будешь настаивать, так и вообще представят дело так, будто ты «дурь» пришел сбывать. А милиция – ей что, срок сразу схлопочешь, не станут даже и разбираться. Я попытаюсь, конечно, у врачей, медсестер что-нибудь выведать, но это крайне сложно. Таких вопросов здесь не любят, если только по пьяному делу кто проговорится. Но ты меня убедил насчет капитана. Я теперь, как Василина, тоже учиться хочу. Не на врача, конечно, ну их к лешему. Не знаю где как, а у нас тут одни алкаши среди них. Однако «вернемся к нашим баранам» - если логически рассуждать, есть две наводки: во-первых, клиника должна быть очень дорогая, иначе было бы непрестижно для родственничков твоей ненаглядной; во-вторых, судя по тому, что в возвращении ее никто не заинтересован, очень закрытой, ну никак ты туда не попадешь.
Все, тупик. Что он мог еще сделать? Раз уж родная мать так поступила... Несколько дней Андрей ходил как в воду опущенный, все валилось у него из рук. Василина с утра до ночи ползала улиткой по огороду, кляня Горячева на чем свет стоит.
– Андрей, успокойся, остынь, ты ступил на слишком скользкую дорожку. Кому ты хочешь противостоять? У этого темного царства свои законы, не переступай его границ. Так получилось, ничего нельзя сделать. Слишком поздно, раньше надо было ее спасать.
Все было верно, но что было ему делать? Писать и дальше то, что никогда не опубликуют, раз уж судьба оставила ему еще кое-какие деньги? Наняться куда-нибудь уже законно оформленным «негром», с записью «редактор» в трудовой книжке? Жениться на какой-нибудь перезрелой девочке со связями? Может быть, может быть... Вот только... это никогда не поздно. А пока мозг привычно отрабатывал версии и Андрей дергал то за одну, то за другую ниточку в попытках распутать загадочный клубок.
Первое, с чего он начал: решил узнать, сделали или нет Светлане операцию, опять же через того знакомого хирурга. А узнав, что нет, вздохнул с облегчением – трудно сказать, в руки какого костолома Вольнова-младшая могла попасть, да и подлость, проявленная ее матерью, окончательно решала вопрос – спасать Светлану, кроме него самого, действительно, было некому. Но как спасать?
Геннадий, внимательно выслушав Горячева, лишь скептически усмехнулся.
– Все, что ты рассказал, Андрей, лишь догадки, предположения, домыслы, не более того. Но, к сожалению, ты прав. Есть одна деталь, которой ты не знаешь, но которая прекрасно завершает нарисованную тобой картину. Не догадался еще?
– Доверенность, – тут же сообразил Андрей. – Ах, черт побери! И что, Грачев уже у руля? У вас, должно быть, страшный переполох по этому поводу?
– Ну не то, чтобы переполох, – неохотно ответил Геннадий, – но готовимся, основательно готовимся. Шпыгоря уже выперли в тень, хотя, на мой взгляд, он только выиграл от этого – будет не вылезать теперь из заграниц, вести переговоры по нашим зарубежным изданиям. Идиоты, круглые идиоты! Я даже не стал высказывать свое мнение. Я никто! А у него здесь будь здоров поддержка. Между тем, кассета при таком раскладе только эффективнее сработает. Какие после нее могут быть переговоры? Как ты думаешь, она уже у Грачева или он еще до нее не добрался?
Андрей задумался.
– По логике все идет сейчас через Вольнову-старшую. Светлана не дура – даже если ее шантажируют ломкой, она не выложит все козыри сразу. Да и врачи-палачи ориентируются сейчас исключительно на мать. Однако времени в обрез – Валерий человек упрямый, неизбежно добьется своего. Насколько он вообще для вас опасен?
Гринин долго колебался, прежде чем ответить, затем все-таки решил, что другого выхода у него нет.
– Мне не хотелось бы посвящать тебя в такие тонкости, но как-то ты стал поперек в этой истории, так что, пожалуй, нам не обойтись без твоего участия. Я тебе говорил уже, что ты приехал в другое тысячелетие. Одна из перемен как раз заключена в том, что начался Великий передел, беспрецедентная борьба за собственность. Если раньше кому-то она досталась почти даром, то сейчас на кону вертятся сумасшедшие деньги. У кого-то что-то перекупают, у кого-то отнимают, но так или иначе время «новых русских» закончилось. Сейчас настало время, как я назвал бы их – «новых хозяйчиков». Разношерстная по составу публика, да и деньги, в основном, грязнее некуда. Куда ни глянь – полный произвол: могут заплатить, могут не заплатить за работу, все законы, нормы не нарушаются даже, а нагло попираются. Женщины - как рабыни, насилуют их, помыкают без зазрения совести, а попробуй, откажи – тут же очутишься на улице. Эти люди-нелюди тоже временщики: они ничего не созидали, не строили, просто отхватили кусок бывшего общественного пирога, чаще всего за бесценок. Настоящие хозяева еще придут, но когда? Подобный процесс может сдерживаться годами. Ты посмотри вокруг: в мире все справедливо, это только на первый взгляд он абсурдным кажется. А на самом деле все страны, нации, даже регионы живут сообразно своему уму. Чтут свои обычаи, законы, веру, совесть, мозги, самоотверженность, справедливость, трудяг-работяг – и живут хорошо. Ну а скот, быдло везде живет плохо. Наша сфера издательская сложилась одной из первых, буквально сразу же, как только прозвучал капиталистический горн, и очень скоро новичкам здесь заказано было место. Но новые деньги давят и тут, так что вопрос с Грачевым принципиальный. Убить «гнома» – на это пока никто еще не решался. Грачев из тех «новых», «сверхотморозков», что могут, глазом не моргнув, перебить все подземелье. Что такое издательство, скажем, без сети сбыта? Ноль без палочки. Скольких людей топили на этом? Вот смотри: заблокировали и его, что он делает? Вливает дополнительные деньги и создает собственную сеть. Он платит вдвое авторам, и вот уже невозможная раньше картина: эти болванчики китайские духом воспрянули, вскинулись, рвут кабальные контракты, а за их спиной не попки - великолепные адвокаты, перекупленные суды. И это за месяц всего: всплыла подводная лодка и ощетинилась во все стороны торпедными отсеками да зенитными стволами. Есть от чего в штаны наложить. Что можно сделать? Либо вызов принять, либо дорогу расчистить, потесниться, либо попросту откупиться. Как дело сложится? Я могу лишь гадать. Кто я? Повторяю, пешка! Но все это лирика. Достань кассету и будешь самого Шпыгоря за яйца держать. Ведь без нее он запросто на свой пост вернется, а он человек тщеславный. «Гномам» все равно, и ты и Шпыгорь для них – одинаково мелкие сошки. Как вы между собой стакнетесь, так и будет. Хочешь договор, будет тебе договор, пусть даже на те вещи, которые ты сам мечтал издать, и раскрутка к тому договору вполне на уровне приложится, однако тут опять та же песня – так или иначе ты должен будешь войти в обойму, не жди для себя чего-то исключительного. Собственно, я тебе приблизительно то же самое в прошлый раз предлагал, только времени это заняло бы гораздо больше.
Андрей горько усмехнулся:
– Да, это действительно лирика. Так сказать, «почетный негр», «негр с именем». Это я десять лет назад мог иметь, зачем же упрямился?
– Вот именно, зачем? – вполне серьезно спросил Геннадий. – Наверное, я на тебя так дурно влиял? Сейчас пытаюсь исправить свою ошибку.
– Где она может быть сейчас? – высказал, наконец, Горячев единственно мучавшую его мысль.
Геннадий фыркнул.
– Ну это как раз не проблема узнать. Среди моих авторов-детективщиков такие шишки есть – любую информацию, откуда угодно, выкачают. Сэкономь мне время, скажи, что известно тебе, и завтра же будет ответ. Но не задаром. Кассета, Андрюша, кассета. И потом ответ-то ответом, а что ты делать будешь, когда окажешься перед этой твердыней? Опять к Белле пойдешь? Надеюсь, ты понял, какая это была ошибка?
Андрей пожал плечами.
– Кто мог ожидать, что мать сможет так отнестись к собственной дочери? Практически ведь она душит ее своими руками. Ладно, поживем-увидим. Есть еще одно, очень заинтересованное, лицо во всей этой истории.
– Кто же? – оживился Геннадий. – Как там Чапаев в одноименном фильме говорил: «Кто такой? Почему не знаю?» И в самом деле, Андрюшенька, кто и почему?
– Моя соавторша. Кстати, грозилась вам рога пообломать. Не в буквальном, конечно, смысле.
– О, эта может. Это ураган. Насчет рогов - не по моей части, не припас, но сомнений нет, раскошелиться нам точно придется. Ладно, звони. Для верности, послезавтра, чтобы у меня были хоть какие-то ориентировки, не с пустыми же руками ее встречать? Ну а в остальном… не знаю, что ты задумал, но хочется тебе удачи пожелать. Уверен, она тебе о-чень, о-чень понадобится.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 14.04.2014 15:41
Сообщение №: 32009 Оффлайн
– Я знал, точно знал, что ты когда-нибудь вновь ко мне обратишься. Своих потенциальных клиентов я за версту чую. Я, конечно, не удержался, звякнул Геннадию, он успокоил меня, сказал, что в этом деле вы вместе. Генка – мой друг, ему я ни в чем не могу отказать. Хотя задачку ты мне задал весьма каверзную. Все пузо себе истер, ползая с фотоаппаратом да с биноклем. «Пришить» кого-нибудь и то было бы проще. Но ладно, короче, «птичка» там, где ты и указал. Вот снимки, есть не только фото, но и видео. Но давай лучше начнем со схемы. Забор высокий, охрана на должном уровне, собаки ночью по всей территории бегают, но такие собачки – обученные, из тех, что не лают, а сразу, без предупреждения, набрасываются. Часы для посещений соблюдаются строго, но дней приемных как таковых нет. Пациентов не так уж и много, соответственно и посетители достаточно хорошо известны - у большинства из них постоянные пропуска. «Изъять» вашу красавицу оттуда можно, но одному мне это совершенно не под силу, да и вообще, ты ли, я ли буду этим заниматься, в Уголовном Кодексе за это предусмотрена весьма основательная статья. Так что стоить сие будет весьма недешево, тебе во всех случаях такую сумму точно не потянуть. Есть еще вопросы?
Андрей вздохнул.
– Какие могут быть вопросы? Информация, что называется, исчерпывающая. Сумма гонорара не изменилась, надеюсь?
– Нет, – покачал головой Александр. – Я все заранее предусмотрел. Могу даже присовокупить в придачу вот это. – Он протянул Андрею газовый «Вальтер». – Знаю, что боевой ты не возьмешь.
– Я и такой не возьму, – поспешил отказаться Горячев. – Мое оружие – здесь, – он постучал себя пальцем по лбу.
– Что ж, – кивнул «Сашок». – Каждый может, что может. Остается только пожелать тебе удачи. Девчонку жалко. На жалость сброшу немного. Ну а дальше какие-либо договоренности напрямую исключены между нами, все через Геннадия.
Андрей понимал, что так или иначе ему опять никак не обойтись без Крокодила, слишком много заинтересованных лиц стояло за ним, чтобы без их согласия решиться ему на какой-либо шаг.
– Что я могу тебе сказать, Андрей? – пожал тот плечами. – Влезть в такую историю – ты уж прости меня, для этого надо быть законченным идиотом. Статья – она ведь со всех сторон статья. Конечно, и для тебя и для всех нас было бы большим счастьем, если бы Светлана вернулась сейчас на работу, но ты же понимаешь – без согласия матери, мужа это совершенно невозможно. Все остальное – бред. Я чту Уголовный кодекс ничуть не меньше хорошо известного тебе Остапа Ибрагимовича Бендера. Да и вообще, к черту сюсюканья, главное, что нас сейчас интересует – это кассета. Отсюда и требуется всего только: заслать «казачка» по известному теперь тебе адресу, а он уже, точнее она – как раз та очень заинтересованная особа, о которой ты упоминал, шантажируя Светлану «дозой», шепнет ей тихо на ушко: «Открой тайну, несчастная!» Все расходы, разумеется, оплачиваю я, в том числе и те, которые ты уже понес. Скажу больше – не устраивает тебя такой вариант, мы сами займемся этим вопросом. Дело тут выеденного яйца не стоит, да и уголовщины ни на грош.
Кассета! Чертова кассета! Какие-то жалкие метры пленки, которые с лихвой перевешивали сейчас собой человеческую жизнь. Андрей не знал, что ему делать дальше. В ожидании Анны Великой он исподтишка разглядывал остальных членов своей «команды»: «медбрата Ватсона» и «26 дней из жизни ФМД», за неимением лучшего способа времяпрепровождения, увлеченно резавшихся в карты. Да, статья, статья 126 УК РФ «Похищение человека», она, безусловно, существует, и в свете модной чеченской темы применят ее по всей строгости, загонят всех четверых туда, куда Макар уж точно телят не гонял. И в то же время, был ли у него хоть какой-нибудь выбор?
Анюта влетела как всегда с опозданием, как всегда запыхавшись.
– Ну вот и я! Что, нашлась, наконец, видюшка?
Андрей оставил ее вопрос без ответа и, подробно комментируя развешанные на стене фотографии, обрисовал положение вещей, облегченно вздохнув, когда удалось добраться до заключительной фразы:
– Ну, все вы теперь знаете, какие будут предложения?
Ответом ему последовало полное, враждебное даже, молчание.
– Поджав хвост, разойтись, – выразил, наконец, общее мнение Лев. – Какой тут стимул для меня лично? Деньги? Да при такой охране куда проще банк ограбить. Я уже не говорю о наркоте, вот где деньги, не деньги даже – деньжищи, вот чем лучше заняться, срок приблизительно равный, а риска куда меньше. Нет, это точно не для меня. Да и вообще я не из тех людей, кто для других таскает каштаны из огня.
Андрей кивнул.
– Понятно. К тебе лично вопрос, как к единственному специалисту среди нас: мы что-нибудь выиграли от того, что ее переместили?
– Скорее проиграли, и очень крупно. У нас ты бы мог увести свою Светлану средь бела дня, никто бы до вечера и не хватился. Здесь дело другое, здесь как закажут: нужно подержать и отпустить, вернется в любой день и час здоровой, целехонькой; скажут навечно заточить, в течение двух-трех месяцев сделается совершенно неизлечимой, законченной наркоманкой. Вот и считай, что лучше. Думать надо было прежде, чем к матери ее идти. Я понимаю, ты хотел уберечь ее от мужа, но полагаешь, он там ее не достанет? Дело гиблое, надо отступиться.
– Я не хочу в тюрьму, – тихо ответила на немой вопрос Горячева Василина. – Просто боюсь. Даже ради тебя. А может, как раз ради тебя, Андрюша. Опомнись! Я понимаю, ты в отчаянии, но это не выход. Проще уж убить Грачева. Этим ты хоть какую-то пользу обществу принесешь.
– Давай уж и ее мать заодно! – в тон Косточкам ухмыльнулся «медбрат Ватсон». – Да и вообще всех негодяев перебьем – давнишняя моя мечта!
Анюта, дотоле молчавшая, наконец, вмешалась в разговор:
– Слабаки! Вышвырни ты их, Андрюша, отсюда, мы с тобой и вдвоем справимся. У меня возникли кое-какие мыслишки, вместе и выработаем план.
Андрей посмотрел на Анну Великую с недоверием, он всегда ждал от нее какого-нибудь подвоха, а тут такая самоотверженность!
Василина, в свою очередь, окинула Анюту таким злым взглядом, что та не удержалась от ехидной улыбки.
– Что ж, раз уж Мэри в деле… - пробормотала Вася. – Какой у меня выбор?
– Ну, раз есть план, – глубокомысленно рассудил Царь, – значит… надо выслушать план. – Он весь покраснел от удовольствия, ощутив на себе благодарный взгляд Василины. Одно дело – деньги, и совсем другое - хоть чуть-чуть приблизиться к заветной цели. – Есть там одна дура, к которой наверняка никто не ходит.
– Так ты давно знал, где Светлана и молчал? – встрепенулся Андрей, донельзя удивленный.
– Ничего я не знал, – хмуро отрезал Леванс и ткнул пальцем в одну из фотографий, – просто я знаю вот эту дуру. Совершенная дебилка. Гердой зовут. Фамилия еще у нее чудная - Кляшторная. Училась в институте, на последнем курсе влюбилась. Парень ее, что называется, поматросил да бросил, она себе вены вскрыла, да неудачно – спасли. Потом в наркоту ударилась, ее к нам поместили, в итоге вот где объявилась. Я и не знал, что она из этих, богатеньких!
– А если бы знал? – подтрунила над ним Василина. – То уж наверняка бы не упустил свое? Как я понимаю, у вас с ней был роман?
– Да какой роман, – оправдывался красный от смущения Ватсон. – Роман в кустах. Я просто за жизнь с ней пару раз поговорил, а она в меня вцепилась, как «панночка» из гоголевского «Вия». Но дело в другом, повторяю: помню точно - к ней никто никогда не ходил. Кроме того, я запросто могу скопировать ее историю болезни.
Он многозначительно промолчал, ожидая, когда до слушателей, наконец, дойдет смысл его слов. Так и не дождавшись, поспешил предупредить.
– Но сам я не пойду. Мне там светиться нет никакого резона. На этом пока мое участие заканчивается. И еще: копию могу достать только за деньги, подмазывать я никого не собираюсь, сам все сделаю, но задаром не хочу рисковать.
– Разумеется, – пожал плечами Андрей, – но кто же...
– Я, конечно, – язвительно ухмыльнулась Анюта. – Больше некому. Не Косточки же посылать.
Впрочем, подобная перспектива ее как нельзя более устраивала. Она становилась хозяйкой положения, каковой и привыкла быть всегда и во всем.
И, тем не менее, огонек забрезжил. Казалось, в полном беспросветье. Однако Андрею все же захотелось уточнить.
– Герда. Герда с чудной фамилией. Наркоманка, нимфоманка, шизофреничка, никто к ней не ходит. Но нельзя ли конкретнее, Лев, что это нам дает?
Тот лишь еще раз ткнул пальцем в фотографию.
– Тут они вместе. Вроде как дружба. Собственно, идеальный для дружбы вариант: у Герды язык без костей, а где Светлана мыслями – одному Богу известно. Бестселлер века – «Слепой находит глухого», и соответствующий диалог между ними: «Ты видишь?» – «А ты слышишь?» Короче, со Светланой можно поговорить. Насколько я понимаю, о такой возможности вы раньше и мечтать не могли.
ГЛАВА 4
Ксерокс с истории болезни Герды Кляшторной сам по себе мало что дал бы, если бы Андрей не подключил столь незаменимого Александра. Уже через пару дней перед ним на столе лежало целое досье. Отец с матерью развелись, у каждого теперь своя семья. Гердой действительно никто не интересовался. Старшая сестра ее еще на перестроечной волне уехала с группой друзей и родственников мужа в Австралию. Там им выделили кредит, землю для занятий фермерством. Дело, как ни странно, пошло, однако Лена Кляшторная быстро смекнула, что впереди ее ждет один только тяжелый, буквально каторжный, труд, плодами которого удастся воспользоваться в лучшем случае ее детям, если не внукам. Такое жизнерадостную, общительную москвичку мало устраивало. Она переметнулась к среднего достатка аборигену (не в буквальном смысле этого слова), но тут обнаружила другую крайность: при составлении брачного контракта ее неопытностью воспользовались на полную катушку, в случае развода она оставалась без всяких средств, просто на улице, да и сам муж оказался человеком слишком падким до удовольствий, приятного препровождения времени. Собственно, как и многие из ее нового окружения. Быстро сориентировавшись, сестра спрятала подальше недействительный в местных просторах вузовский диплом, экстерном окончила университет в Сиднее и основала фирму по торговле продуктами питания с Россией. Стала часто бывать в Москве, с горечью убедившись, что на ее бывшей родине ей вообще ничего не светит, не найдя контакта ни с матерью, ни с отцом, да еще обнаружив сестру в таком состоянии. Поначалу у нее была мысль вылечить Герду и увезти с собой, но потом, как видно, она отчаялась в этом и вообще исчезла из поля зрения, найдя более выгодную и престижную работу, снова разведясь и в очередной раз выйдя замуж.
Собственно, с этой стороны только и была зацепка, так что Андрей не стал долго раздумывать, ну а Анюте разыграть доверенное лицо загадочной австралийки, и вообще было раз плюнуть. К счастью, выяснилось еще, что хозяева клиники уже месяц как не чаяли выпереть Герду за ворота: так как ясно было уже, что платить дальше за ее содержание никто не собирался. Андрей погасил задолженность, с грустью перебирая в руках оставшиеся деньги. Теперь нужно было выработать план, однако Горячев решил обдумать его один, дабы не пугать свою команду прежде времени.
Ночь не оставляла никаких надежд, вывезти Светлану можно было только днем, именно вывезти. Но как? Частные машины не допускались на территорию клиники, оставлялись возле ворот на охраняемой автостоянке. Что оставалось? Машины персонала, машины, доставлявшие продукты. Но чтобы провернуть такое, опять же нужно было быть профессионалом. А от помощи Александра Андрей здесь твердо решил отказаться. Вывезти. Нет, вывезти не удастся. Что же еще? Эх, Андрей, Андрей, напряги же мозги! Мастер! Тоже мне мастер! Впрочем, монашка. Почему бы и нет. Самая обыкновенная монашка. Монашка, которой сестра Герды поручила уговорить ее уехать в Австралию. Как-нибудь монашка придет не одна, и уйдет не одна, вопрос весь в том, как потом выбраться за ворота третьей монашке – Василине. Ясно, что после пересменки охранников, хотя приход и уход посетителей тщательно фиксировался в журнале.
Анюте план понравился, она даже взяла на себя вопрос подделки всех необходимых документов, два раза беспрепятственно проникла с ними на территорию и настолько вошла в роль, что никаких сомнений в отношении нее не возникало. Гораздо труднее было уговорить Василину. В конце концов, и она сдалась, однако когда назначенный день подоспел, Анюта вдруг испарилась.
– Мы не могли рисковать, – спокойно ответил на упреки Горячева Геннадий. – Нам предложили кассету за очень приличную цену, с тем, что она будет уничтожена в присутствии всех заинтересованных лиц. Мы согласились. Да я бы и свои деньги приплатил, лишь бы никогда больше не видеть это исчадие ада. Но спору нет, никто другой не смог бы Светлану уговорить. Так что инцидент исчерпан. Все удовлетворены. Кроме тебя, разумеется. Тебя просто «кинули». А чего другого, собственно, ты от Анюты ожидал? Ты проделал всю черновую работу, затратил кучу денег, а она пришла и «взяла кассу». Но и она же тебя, дурака, вместе со всей твоей жалкой шайкой-лейкой от тюрьмы спасла. Чем еще могла закончиться твоя авантюра? Это ведь не кино, не боевик какой-нибудь с Сильвестром Сталлоне, люди тебя сначала бы по полной программе в дерьмо окунули, а уже там, в тюрьме, растерли бы в порошок.
– Ну а как же Светлана, что теперь с ней будет? Неужели тебе ее не жалко? – не унимался Андрей.
– Жалко. Но чем я тебе могу помочь? – сухо спросил Геннадий. – Да, повторяю, нам очень и очень хотелось бы видеть ее у руля сейчас, тем более что все наши предположения подтвердились: Вольнова-старшая не только выманила у дочери доверенность для Валерия, но еще и продала ему свой пакет акций в издательстве. За весьма приличную сумму, между прочим. Так что Грачев вовсе не партизанщиной занимается. Но это твои трудности, ты их сам и решай. Мы ни на какой криминал не пойдем в этой игре, я тебе говорил уже.
То, что Анюта в очередной раз показала себя редкостной стервой, нисколько не удивило Андрея. Да и так ли уж она подвела его? Скорее, и вправду, спасла. Сам он никогда бы не выудил у Светланы злополучную пленку. И, тем не менее, нужно было действовать дальше. Они с Василиной еще неделю назад перебрались на другую дачу, где хозяева практически не появлялись и куда Андрей должен был переправить Светлану после ее похищения из клиники. Взамен прежнего он разработал другой план: увезти Вольнову в хлебном фургоне, подпоив и подменив грузчика в нем. Нужно ли говорить о том, как все его «подельники» тряслись от страха?
К счастью, в ночь перед «операцией» пелена вдруг спала с глаз и у самого Горячева, и он вдруг понял всю бессмысленность своей затеи. Дело было даже не в том, что их рано или поздно нашла бы милиция, бессмысленным был сам факт. Он что, надеялся сделать то, что редкому врачу было под силу: излечить Светлану от навязанной ей страсти? Кто ему мог быть в том помощником? Чудо? Его любовь? Бог? Нет, человек. Один-единственный в мире, но просто человек.
ГЛАВА 5
Как ни странно, Владлен Игоревич был прекрасно осведомлен об Андрее и без колебаний согласился на встречу с ним. Выслушав сбивчивый рассказ своего визави, он задумчиво кивнул:
– Хорошо, что вы не наделали глупостей, вовремя одумались. Ваше перетренированное воображение могло далеко вас увести. И надолго. Лет на пять, по меньшей мере. Вы настолько любите мою дочь? – Он усмехнулся: – Да, знаю, знаю, Светлана мне не дочь. По крайней мере, не родная, проверял, уверенность полная. Но это не имеет значения, отказываться от нее я не собираюсь. Равно как и от Беллы, несмотря на все ее недостатки и даже на то, что она продала свою часть акций, даже не поставив меня, своего не просто мужа, а еще и партнера, в известность. В моем возрасте поздно от чего-либо отказываться, да и вообще что-либо в своей жизни менять. Это может быть чревато самыми неожиданными последствиями. Вот отчего так и будем исходить в дальнейшем: Светлана мне дочь, Белла – жена. И никакого выбора здесь делать я не собираюсь. А вы – никто. Но в данном случае оказали мне услугу, за что я, естественно, вам благодарен.
Он задумчиво поводил какое-то время из стороны в сторону бескровными губами, затем тихо сказал тоном, не терпящим никаких возражений.
– Я поговорю с Белочкой. Не сомневаюсь в том, что сумею ее убедить. Завтра в девять утра жду вас у клиники.
Трудно себе представить, какое облегчение испытала Василина, узнав, как неожиданно решился вопрос со Светланой.
– Ты не обижайся, – вырвалось у нее вдруг признание. – Но, Андрюша, если бы ты сделал это, мы с Левансом пошли бы в милицию. С повинной. Наверное, ты счел бы это предательством, но какой выбор ты нам оставлял? У тебя под влиянием несчастной любви совершенно размягчились мозги. Но сейчас ты очнулся, и решение принял гениальное. Но что же теперь? Мы расстаемся?
Андрей молча кивнул.
Как бы то ни было, встречать Светлану вызвались все трое, хотя Лев чувствовал себя в сложившейся ситуации крайне неловко. Однако в клинике их ждало разочарование: Светланы там не оказалось. Владлен Игоревич долго сидел за рулем бледный с мобильным телефоном в руке, затем кивнул Андрею:
– Ладно, писатель, тебе гадать на кофейной гуще. Куда она могла деться? Грачев нас опередил? Белла опять предала? Зачем ей это? Не верю.
– Ее никто не похищал. Сбежала сама, – вздохнул Андрей, успевший переговорить в сторонке с охранником. – Анюта оказалась верна себе: оставила ей одеяние монашки, заложила-таки бомбочку. И ваша дочь, как сомнамбула, аки Христос по воде, неожиданно встала с коляски, пошла вперед и вскоре беспрепятственно оказалась за воротами. Где вот только искать ее теперь, ума не приложу.
– Я знаю! – пискнула вдруг Василина. – Просто я именно так поступила бы на ее месте.
– Так что же мы ждем? – вскинулся Андрей, сразу догадавшись, что имела в виду Василина. – Едем скорее!
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 15.04.2014 16:21
Сообщение №: 32195 Оффлайн
Андрей с тоской смотрел на моросивший за окном дождь. Вот точно так же, облокотившись на парапет набережной, смотрела на реку Светлана полгода назад, в монашеском одеянии, каким-то чудом миновав охрану и сбежав из наркотической клиники. Она пришла к двери своей квартиры, но ключей у нее не оказалось, и она пошла к набережной. Кто знает, зачем? Там они и нашли ее: он, Василина, «братишка Ватсон» и Владлен Игоревич Корозин. Полгода, показавшиеся Горячеву вечностью, никогда он в столь тягостном состоянии не пребывал.
Трудно сказать, почему, уже будучи замужем, Светлана перекупила эту квартиру у матери, но жила у Грачева, как бы сохраняя за собой спасительную нору. Владлен Игоревич лишь с усмешкой покачал головой, когда Андрей предложил вызвать слесаря, чтобы не просить ключи у Валерия, и показал на Василину: зачем, если у нас есть человек, который и так знает, где Светлана могла бы их хранить. На что Василина лишь пожала плечами: «Где же еще? На работе». Они съездили в офис и, действительно, ключи висели на самом видном месте, за настенным календарем.
Потом, уже в квартире, Владлен Игоревич сразу перевел разговор на деловую основу: Андрей присматривает за Светланой, находится при ней неотлучно, на Ватсона возлагается медобслуживание, Василина должна исчезнуть, ну да ей не привыкать. На что Светлана, дотоле безучастно смотревшая в стену, как только что она смотрела на реку, резко отрицательно покачала головой: пусть остается. Ну, остается так остается. Владлен Игоревич положил всем троим хорошее жалование, дал денег на расходы, с тем и отбыл.
Первым не выдержал Лев, он сбежал уже через месяц, еще до того, как Светлане сделали операцию…
Горячев отошел от окна и, оглядевшись по сторонам – не наблюдают ли Светлана или Василина за ним, сел в кресло. Он продолжал размышлять. Да, пожалуй, до этого момента все было правильно. Он проконсультировался у специалиста и врач подтвердил то, что он и так хорошо знал:
– Ну, дорогой, это еще не наркомания, настоящей-то наркомании вы не знаете, да и не дай Бог вам ее узнать. Просто глубокая депрессия, с чем только не перемешанная. Как бы то ни было, я здесь бессилен. Все, что здесь необходимо - хороший, опытный психотерапевт, но вы ведь сказали, что она не разговаривает? И от этого можно было бы полечить. Однако что важнее всего – следите за ней, да как можно внимательнее, такие вещи слишком часто заканчиваются, сами понимаете чем. Тем более что одна попытка у нее уже была.
Андрей скептически улыбнулся:
– Ну, одно дело любовь, а вообще, в таком возрасте…
– Да-да, именно в таком возрасте, – горячо прервал его врач. – Как раз совсем недавно я сподобился консультировать итог одного очень интересного исследования (правительственный заказ, между прочим) по изучению творчества студентов-филологов в одном педагогическом вузе. Так вот - в стихах, рассказах их куда чаще говорится о… смерти, чем о любви.
Нет-нет, такого исхода Горячев бы себе не простил никогда. Он с самого начала был настроен на долгую битву, хотя не мог и предположить, какой она примет затяжной, изматывающий характер.
Чего больше всего Андрей опасался, так это того, что после операции Светлана, в силу своей зловредности, откажется ходить, продолжив высиживание несуществующих птенцов в столь подходящей для подобного случая коляске. Однако, к счастью, этого не произошло. Ни в «психиатричке», ни в наркологической клинике Вольнова-младшая, несмотря на всю свою отрешенность, не сдавалась, при малейшей возможности вставала и тренировала, разминала мышцы, действуя, как автомат. Каким-то подспудным чувством, инстинктом самосохранения, она понимала, что в той среде, в которой она очутилась, нельзя показывать слабость, иначе хищники со всех сторон накинутся на нее, надругаются, на части разорвут. Оказавшись же дома, она коляску уже не покидала, организм слишком долго находился в режиме перенапряжения, а тут впал в другую крайность.
Однако боль, кровь, стоны, слезы, уже в хирургии, как бы вновь заставили Светлану сгруппироваться. Она с невероятным упорством занималась фитнесом, изучала методички, прислушивалась к любым, мало-мальски заслуживающим внимания, советам. Однажды Андрей даже решил организовать для нее экскурсию в институт для, нет-нет, не инвалидов, так давно уже не говорят – просто людей с ограниченными возможностями. Здесь готовили редакторов, переводчиков, мир слова, литературы был как сам воздух, без которого чем же дышать?
Парни, девушки передвигались в колясках, на костылях, просто по стеночкам, царила обычная студенческая атмосфера, на уныние, хандру ни у кого здесь не было времени, ну а общага, она везде общага, что про нее говорить?
Ну и любовь, конечно, даже культ любви. На старших курсах уже составлялись семейные пары, молодые ребята упорно, всерьез готовили себя к взрослой жизни. Беда только, что жизнь потом слишком часто опрокидывала их планы. У нас не Америка!
Светлана была буквально ошарашена увиденным. Пожалуй, еще больше, чем сам Андрей. День растянулся почти на неделю. Сама она так и не заговорила, однако Василина, находившаяся при ней неотлучно, служила ей великолепным переводчиком. Но неделя прошла, и Вольнова-Грачева, дотоле вникавшая буквально во все детали, наотрез отказалась учиться в этом вузе.
– Понимаешь, Света, без «вышки» нельзя сейчас, все равно рано или поздно… – мямлил Андрей, но его даже не захотели слушать.
«Я не инвалидка», – тут же перевела ему Василина, добавив, уже от себя, – и, ради Бога, никогда не упоминай при ней этого словосочетания: «ограниченные возможности». Она никогда не согласится с ним, во всяком случае, так она просила тебе передать.
– Ты что, телепатка? – иронически поинтересовался Андрей, намекая на неожиданно открывшиеся у Василины способности во время поисков беглянки и эпизода с ключом. – Может, лучше наймем кого-нибудь, кто бы научил ее разговаривать на пальцах, чтобы я знал ее мнение напрямую, а не с твоих слов?
– Ну что вы, каспадин, какая моя теле-тили. Просто я такой примитивный существ, что понимайт самый элементарный вещи, которые до интеллектуальных жирафа почему-то не доходят, – в тон ему зло ответила Василина.
– Это что, пиджн рашн, ну, вроде как пиджн инглиш, который когда-то в английских колониях был в ходу? – поинтересовался Андрей. – Уважаемый каспаша, скажите, пожалуйста, на каком языке мне вам теперь отвечайт?
И вот сейчас Васька сидела в соседней комнате и ревела белугой, как делала это часто и помногу в последнее время. Андрей счел, что пора ему вмешаться и приоткрыл дверь.
– Ну что на сей раз? – холодно спросил он.
– Она щиплется, – с трудом, между всхлипами, вставила Василина.
– Как щиплется? – не понял Андрей. – Она что, играет в игру «Хозяин – горничная»? Ну так подыграй ей: надень белый передник, перейди на свой ломаный русский, у тебя неплохо получается. Что поделаешь, бедная девочка почти год без секса, так и озвереть недолго.
Василина посмотрела на него с ненавистью и разревелась пуще прежнего.
– Она лесбиянку из себя разыгрывает, гадость какая! Ты не представляешь, какое у нее богатое воображение, какие жесты, мимика! Андрюш, я не выдерживаю, зачем ты нас двоих так мучаешь? Ты вздумал ее ревностью лечить? А обо мне ты подумал? Шокотерапия… Я по ночам, когда бываю с тобой, даже пискнуть боюсь, все мне кажется, что эта кобра за дверью стоит, подслушивает нас. Я так скоро совсем холодной стану или в дурдом, к Левке опять, не дай Бог, попаду. Отпусти меня, а?
– Понятно, – рассеянно пробормотал Андрей, – а кто меня отпустит? Ты не знаешь? Ладно, я тебе больше скажу: то, что происходит сейчас – еще не самое страшное. Настоящий кошмар начнется, когда она заговорит. Такого поганого языка я в своей жизни еще не встречал. Так что: хочешь бросить, бросай, не медли, отпускаю. Что до меня, то мне бежать некуда.
Василина вытерла слезы и проговорила устало:
– То, чем ты занимаешься – чистейшей воды мазохизм. А бежать всегда есть куда. Да, я тебе главного не сказала…
Звонок в дверь не дал ей возможности продолжить разговор.
Андрей глянул в глазок и так застыл в весьма двусмысленной позе.
Валерия было не узнать: со вкусом одет, надушен, в одной руке букет роз, в другой – бутылка шампанского. Он даже не стал переобуваться - окинув Андрея невидящим взглядом, прямиком направился в комнату Светланы. Василина вошла вслед за ним и тут же перевела для себя властный взгляд своей «каспаши»: цветы в вазу, шампанское в холодильник.
– Так ты об этом хотела сказать? – мрачно спросил Андрей, когда Василина выполнила все приказы и встала с ним рядом, машинально теребя передник своей униформы.
– Да, – кивнула та. – Знал бы ты, как они в прошлый раз орали. Думаю, в этот раз будет еще жарче. Может, я все-таки пойду, а?
Но Андрей молчал. Так они и сидели в ступоре, как слуги, наготове. Звуки действительно были из репертуара мартовских котов. Наконец Валерий вышел совершенно голый и, ничуть не стесняясь своей наготы, прошел в ванную.
– Пора шампанское подавать, – тихо прошептала Василина, когда он вышел.
Но концерт еще только начинался. Через полчаса Валерий вынес из комнаты тоже совершенно голую Светлану, и крики продолжились уже в ванной.
– Не понимаю, и это ты стерпишь? – жалобно пробормотала Василина. – Давай уйдем вместе, сейчас как раз самый подходящий момент. Решайся, Андрюша!
Но Андрей промолчал, хотя был на грани. После ухода Грачева он долго раздумывал, прежде чем набрать знакомый номер, затем все же решился.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 16.04.2014 15:55
Сообщение №: 32336 Оффлайн
Владлен Игоревич внимательно, оценивающе посмотрел на Горячева.
– Я не случайно настоял, чтобы наш разговор происходил с глазу на глаз. И не оттого, что боюсь подслушивания. Просто хотелось поговорить без спешки, так сказать, расставить все точки над «i». Обстоятельства несколько изменились, Андрей…
– Борисович, – подсказал Горячев.
Владлен Игоревич кивком поблагодарил.
– …Борисович. Все течет, все меняется. Силы, связи мои уже не те, уходит старая гвардия. Приходится перегруппировываться. Но дело даже не в этом, все гораздо сложнее: Белла беременна. Наука со времен моей молодости далеко ушла, так что мы уже знаем – будет девочка, я неисправимый бракодел. Светлана взрослая, я перевел на ее счет довольно приличную сумму денег, однако впредь она должна сама решать свою судьбу.
Он вздохнул.
– Да, да, я понимаю, это не совсем то, что вы хотели узнать от меня, когда звонили. Но тут контекст, без него основного смысла не понять. Грачев, вот кто вас сейчас интересует. Что ж, действительно, я вынужден был вслед за Беллой уступить Валерию свою часть акций, слава богу, ничего не потеряв при этом. Но что Грачев? У вас есть доказательства, что именно он вовлек Светлану в наркоманию? Нет, только предположения. Светлана выправилась, ее полное излечение лишь вопрос времени. Она помирилась с мужем. За что мы можем ее осуждать? Я знаю, что она вас любит, и вы ее любите, так женитесь на ней, и я буду полностью спокоен. Я даже вам помогу, договорюсь с этим монстром. Но это будет последняя моя помощь. Подумайте, у вас есть еще время. Во всех случаях, как бы вам ни было тяжело, я хочу попросить вас довести до конца процесс выздоровления. Если хотите, могу увеличить вашу оплату…
– Нет-нет, не надо, – поспешил ответить Андрей. – Я просто хотел узнать. Но разговор наш очень к месту пришелся. По крайней мере, во всем теперь полная ясность.
Владлен Игоревич развел руками и тяжело поднялся с кресла.
– Ладно, пойду-ка зайду к Светланке.
Андрей и Василина долго молчали после ухода Корозина, пока вновь не раздался звонок в дверь.
– Ну, Валера просто носом чует, что о нем разговор, – вздохнула Василина.
Однако в дверях Андрей увидел не Грачева, а Беллу Иннокентьевну. Та погрузнела и даже несколько подурнела, но по-прежнему старалась сохранить не только женственный, но и деловой вид.
Она внимательным взглядом окинула комнату, как бы даже принюхиваясь. Особо выделила Василину, которую видела впервые, ехидно улыбнулась уголком рта. Затем демонстративно показала на нее пальцем.
– Я бы хотела поговорить с вами наедине, Андрей Борисович.
Горячев хотел было возразить, но Василина сама не выдержала, вспыхнула и ретировалась.
Белла Иннокентьевна помялась немного, видимо ей был очень неприятен предстоявший разговор, затем сложила пальцы в замок и кисло улыбнулась.
– Я не хотела подниматься. Собственно, зачем: вы все знаете, дело решенное. Но подумала: жизнь по-разному складывается. Обо мне вы, наверное, уже наслышаны: времена настали тяжелые, мне пришлось продать все свои магазинчики – «грязные» деньги совсем работать не дают, теснят со всех сторон. Собственно, мы с Владленом уже выбрали другую сферу – телевидение. Один его знакомый решил уйти на заслуженный отдых, продал нам свой пакет акций. Но я не о том совсем, я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недоразумения, Андрюша. Я понимаю, вы сейчас скажете, что со мной и не ссорились, но я, именно я, пришла мириться. И от всего сердца готова принять вас в любом качестве: просто хорошего знакомого, друга дома или даже… зятя.
Она понизила голос до шепота.
– Можно, я не пойду к Светуне? Не хотелось бы показываться ей на глаза в таком виде. Надеюсь, вы понимаете меня? Но Владлену не говорите, что я у нее не была, я ему потом, если понадобится, все объясню.
«Сучка, змея! – Андрея трясло от ярости. – Как она приспособилась, быстро сориентировалась. Только человек выскользнул было из-под ее власти, и вдруг вновь так увяз. Еще завещание вымолит написать в пользу младшенькой. «Она такая крохотная, беззащитная!» И здесь подстраховала себя на многие лета».
– Это правда?
Светлана стояла в дверях бледная, но с яростно сжатыми кулачками.
– Что именно? – не понял Андрей.
– Это правда? Я не все смогла расслышать. У меня будет сестренка? За моей спиной сговорились, предали меня?
Андрей не стал возражать.
– А что ты хотела? – пожал он плечами устало. – Валяешься целыми днями, как бревно, на кровати, молчишь, только пальцем указываешь, а жизнь продолжается. По своим законам. Твоя мать захотела подстраховаться.
– Да как она сможет родить, в ее-то возрасте! Неужели она не понимает? Сдохнет на больничной койке.
– Могла бы и умереть, – согласился Андрей. – Если бы у нее были первые роды. А так, почему бы и не родить, она ведь еще не настолько старая. Однако странное дело – ты заговорила, где это записать?
Светлана зло фыркнула.
– Кретин, рано обрадовался. Ладно, завтра я иду на работу. Посмотрю, что там и как. Позови эту недоделанную.
– Кого? – изумился Горячев.
– Да ладно, не прикидывайся, кого-кого, придурочную эту. И привыкай к моей новой лексике. Раз уж мы теперь муж и жена, пусть и неофициальные, будем ругаться, ссориться, мириться – одним словом, тешиться.
Андрей с ошалелым видом открыл дверь и позвал Косточки.
– Ты, – указала на нее пальцем Вольнова-младшая. – завтра разбудишь меня в девять утра, приготовишь ванну, завтрак. Созвонишься с издательством, с моей секретаршей, скажешь, чтобы за мной прислали машину. Он теперь, – она перевела указующий перст на Андрея, – спать будет со мной. Но если хочешь, присоединяйся, будешь третьей. Пышечка…
Василина, у которой от «пышечки» были только кожа да кости, сжала маленькие кулачки так, что чуть не пронзила насквозь ладони ногтями.
– Да, ты был прав, – сквозь зубы тихо сказала она Андрею. – Она заговорила, и это действительно страшно, страшнее некуда.
– Молчи, – так же тихо осадил ее Андрей.
– Что за шепот? Бунт на корабле? – взъярилась Светлана.
– Нет, – с самым серьезным видом ответила, потупив глаза, Василина, – я просто спросила Андрея Борисовича: сообразим на троих?
– И что он? – спросила, с трудом сдерживая смех, Светлана.
– Не против.
– Ага, значит и ты не против. Что ж, жди, готовься, когда понадобится, мы тебя пригласим.
«Ну, сучка!..», – однако дальше Василина, даже мысленно, так и не решилась развить свою мысль.
ГЛАВА 3
Андрей и предположить не мог, что его жизнь может так резко перемениться. Больше всего он удивился поведению Грачева. Собственно, «гномы» дали баснословные отступные, какие-то непонятные силы надавили на Валерия со всех сторон, Светлана весьма недвусмысленно выразила свою волю, да и перспективы для «парня, который может все» открылись вдруг поистине головокружительные: он понял, что деньги – это еще полдела, а связи может дать только новая, куда более удачная, женитьба. Он вернул обратно все выкупленные акции, после чего Светлана сказала своему новоиспеченному жениху:
- Сделай от моего имени предложение Гринину: второе лицо в издательстве плюс совладелец на то количество акций, на которое деньги найдет.
Крокодил посоветовался со своими «гномами», те дали полное «добро» на его переход и даже выдали ему неплохое выходное пособие.
Еще тогда, после клиники, Корозин сказал Андрею: «С Грачевым сам решай. В конце концов, ты мужчина. Тем более, Мастер, воображение богатейшее. Как бы ты ни поступил, я не буду вмешиваться». Но Андрей в тот момент уже перегорел и не поддался чувству мести. «Жизнь сама решит этот вопрос». Как там Белла Иннокентьевна про китайцев сказала: «Сядь у реки и жди, когда мимо проплывет труп твоего врага»? Нет, со счетов он Валерия не сбрасывал, с такими негодяями всегда нужно держать ухо востро, но неожиданный, установившийся нейтралитет его вполне устраивал.
– Я понимаю, тебе нужно время, – сказала Светлана, когда все формальности с разводом были утрясены. – Но я человек в подобных вопросах старомодный, мне необходимы надежность, защита. Так что год мы живем в гражданском браке, затем расписываемся. Однако знай: притворяться ни до, ни после я не собираюсь. Если ты решишься, то тебе придется согласиться на такую меня, какая я есть.
«Такая, какая я есть!» Но какая же она все-таки? Казалось бы, столько копий Андрей поломал, добиваясь своей мечты, столько потерь перенес, а сейчас никак не мог привыкнуть, что они теперь муж и жена. Светлана вела обычную жизнь российской бизнес-леди: возвращалась с работы поздно, порой под утро, но и появлялась в издательстве не раньше полудня. Большинство вопросов как раз и решалось после рабочего дня, на всякого рода междусобойчиках.
Согласившись работать под началом Светланы, Крокодил впрягся на полную катушку, тем более, что Грачев во время своего правления потешился всласть, оставив после себя буквально пепелище.
Впрочем, завалы им пришлось разгребать вместе с Горячевым, хотя встречаться они и не встречались, все делалось через Светлану. Доходило до того, что Андрей расписывал рабочий день жены чуть ли не по минутам, заставляя ее отчитываться потом о каждом сделанном шаге. К счастью, ученица оказалась способной, росла на глазах. Удалось погасить самые срочные долги, разгрузить большую часть неликвидов. Ох уж эти неликвиды! Менеджеры подобрались не просто молодые, а почти юные, но из тех, что самому черту воз свечек всучат и даже не перекрестятся. Сложнее оказалось с авторами: кто сбежал, кто продолжал выдавать на гора чистейшей воды халтуру. Геннадий запустил свои щупальца в глубинку и принялся скупать там за бесценок все, более или менее заслуживавшее внимания, с полным бесправием последующим отцов к их чадам. Неожиданно плодотворным оказался союз Светланы с четой Корозиных: то, что в литературном бизнесе казалось безнадежной непропеченкой, на телевидении, в сериалах, находило прекрасный сбыт.
Самым нелегким, конечно, было остановиться на той грани, за которой издательство стало бы бульварным, то бишь, с душком. Но тут уже появились деньги на такого класса редакторов, которые могли из любого дерьма сделать конфетку. Дальше Андрею делать было уже нечего, Светлана достаточно освоилась в существе вопроса, а в тандеме с Геннадием и вообще стала непотопляемой.
– Неужели нельзя было сделать это раньше, когда я пыталась вытащить тебя из Коктебеля? Почему нужно было протаскивать меня через весь этот ад? – с горечью поинтересовалась она как-то у своего новоиспеченного супруга. – Или тебе просто надо было нагуляться?
– Ты и сейчас ничего не поняла, – неохотно ответил Андрей. – В любой момент можешь вновь нос задрать так, что элементарной канавы под ногами не увидишь. А уж тогда в тебе гонору было столько, что на десятерых хватило бы.
Светлана холодно кивнула, затем развела руками.
– Что ж, лучше поздно, чем никогда. Однако что дальше? Не пора ли тебе самому определяться? Могу предложить возглавить любой отдел у нас, с полной самостоятельностью. Или еще в какой-нибудь сфере себя попробовать. Со стартовым капиталом я тебе помогу, так и быть. Но так, как сейчас, не может дальше продолжаться: мы с тобой как бы поменялись ролями – ты сидишь здесь, как пень, безвылазно, а я в поте лица пашу, дома почти не появляюсь.
Андрей вспыхнул. Он хотел было принять вызов, завязнув в банальной семейной ссоре, но понял, что проиграет. Да, получается, что он сидит на иждивении жены, но он же сам виноват, что не оформил свои отношения как консультанта.
– Нет, ты пойми меня правильно, – поняв, что перегнула палку, отступила на шажок Светлана, – просто так принято – муж в семье добытчик. И я даже хочу пойти тебе навстречу: вот осуществилась одна твоя мечта – ты получил то, что желал больше всего на свете, то есть, меня. Но я могу пойти и дальше: осуществить другую твою мечту – ты хотел писать, так, пожалуйста, пиши, сколько угодно. В конце концов, мы можем какое-то время прожить и на одну мою зарплату. Как тебе подобная мысль?
– Хорошая, просто замечательная, – тут же сориентировался Андрей, – но под договор. Если не с твоим, то с каким-нибудь другим издательством. Полагаю, что с подобным, изменившимся, моим статусом, меня уже не будут так отфутболивать, как раньше. Кто-нибудь да заинтересуется теперь моей особой. И даже запоют, что у меня вроде как талант.
В глазах Светланы, загоревшихся азартом, огонечек не потух даже при упоминании о «другом издательстве».
– Ну, зачем же другое? – Она была полностью в своей стихии. – Мы тебе и сами можем предложить вполне нормальные условия. Только, естественно, никакой политики. «Любовь-морковь», как ты любишь говорить, или что-нибудь в этом роде. Но и не халтура. Халтуру и так можно сейчас любую купить. Что-то под десятитысячный тираж, но только чтобы все до единого экземпляра были распроданы. Как тебе для начала? Подойдет?
Андрей приуныл.
– Светунчик, ты еще больший мечтатель, чем я! Десять тысяч, с ума сойти! Да где мы найдем в России столько ценителей? Тут чем страшней, тем верней, как мы говорили о девушках в молодости. Чем дебильнее текст, тем легче его впарить. Ты что, предлагаешь мне вновь вернуться к той серии о придурках? Или что-нибудь еще в подобном роде изобразить? Тогда зачем весь этот разговор? Он не имеет никакого смысла.
– А что «придурки»? – скривила губы Светлана. – Чем плохи твои «придурки»? Пока что это все та же золотая жила. Люди заработали на тебе неплохие деньги и до сих пор гребут их лопатой. Кстати, если бы ты оказался умнее и согласился участвовать с Анютой в совместном иске издательству, то вполне мог бы разжиться на весьма кругленькую сумму. Анна твоя ведь до сих пор с ними сотрудничает, доводит до ума поставляемые ей болванки-заготовки и, заметь, процветает.
Андрей поморщился.
– А может, изберем другой вариант: те же десять тысяч, но продадим тираж за границей? Прибыли в итоге получится гораздо больше.
– Опробованный трюк, – кисло улыбнулась Вольнова, – но, может быть, позже? Нужны каналы, связи, да и раскрутить тебя недешево обойдется. Так что, я не убедила тебя?
– Ладно, – вздохнул Андрей, – только если не понравится моя продукция, сам я исправлять ничего не буду, натравишь редактора.
– Понятное дело, – обрадовалась своей победе Светлана, – но тема, сюжет, объем – все должно быть утрясено, и чтобы никаких отклонений, в случае чего аванс не стану требовать обратно, но больше не получишь ничего.
Странное дело, если в рабочих вопросах они находили все-таки общий язык, то во всем остальном отношения их были просто невыносимы. Сцены, скандалы, ссоры – иной семейной формы общения Светлана просто не знала. Дикая, совершенно необоснованная, ревность: уже через неделю Василина подошла к Горячеву и объявила:
– Прощай, Андрей! Я ухожу. Спасибо тебе за все, что у нас было. Ты знаешь, я, наконец, поняла, что у вас со Светланой Владленовной. Просто любовь. Мы ведь о ней так рассуждаем – в идеале, а она может быть любой. Поздравь и меня заодно, я тоже замуж выхожу. Без любви, конечно, но так, может быть, даже и лучше. Главное – есть единственный человек во всем мире, который любит меня. Логично, что и я когда-нибудь начну отвечать ему взаимностью, не пропащая же я душа?
– «Братишка Ватсон»? – уточнил Андрей то, что и так было очевидно.
– Да, мы уже поступили вместе учится. На заочное отделение. Не бог весть какой вуз, но главное – первый диплом, хорошую специальность можно будет потом где угодно, хоть в МГУ, за два года получить. Были бы деньги, а денег, полагаю, накопим.
Вместо Василины Вольнова наняла такую старую уродливую домработницу, что Горячев частенько поглядывал в зеркало на свой нос, суеверно опасаясь, как бы не стать в такой компании персонажем небезызвестной сказки Вильгельма Гауфа.
Именно тогда Светлана и начала выстраивать свой собственный мир: некий культ небезызвестного Виктора. Развесила по стенам его фотографии, снимки своих бывших сокурсников, не поленилась даже встретиться с некоторыми из них. Выпросила у матери своего погибшего жениха кое-какие его личные вещи. Причем делала все это демонстративно, разместив свой «алтарь» прямо в их спальне.
Было от чего сойти с ума. Разве этого ожидал Андрей, разве этого добивался? Сначала он пытался убедить себя, что нужно просто набраться терпения, что Светлана по инерции продолжает его испытывать, чтобы, в конце концов, воссоединиться с ним навсегда. Однако при ближайшем рассмотрении Андрей вынужден был признать, что Вольнова не притворяется. И даже наоборот, вполне довольна такими сложившимися их семейными отношениями. Как муж, Горячев вполне и во всем устраивал ее. Кроме, пожалуй, одного – он был на редкость плохим «добытчиком». Однако любовь способна на чудеса, полагала она: рано или поздно Андрей переменится, переменился же его друг Геннадий, да еще как.
«За что боролся, на то и напоролся» – такого развития событий Андрей никак не предполагал. Он перебирал в памяти каждый мельчайший эпизод их отношений за все годы знакомства и пытался понять, что двигало всякий раз его поступками? Жалость? Чувство самопожертвования? Любовь? Любил ли он когда-нибудь Светлану и любит ли ее сейчас? На что он надеется? Что силой своего чувства сможет ее переменить, растопить? Или она, воспылав к нему ответно, унесет его на облако? А может, просто причиной всему два чуждых мира, конфликт поколений? Что-то неистребимое, передавшееся по наследству его «нареченной» от ее матери?
Хотя со стороны все выглядело совсем иначе. Вольнова–младшая расцвела, округлилась, похорошела. Вовсю пользовалась своим обаянием. Даже смягчилась характером - стала тактичнее, добрее.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 17.04.2014 17:53
Сообщение №: 32485 Оффлайн
– Снежана… – Что за Снежана? Андрею это имя ничего не говорило. И вообще, звонок был как нельзя более некстати. Новый роман, начавшись вполне сносно, вдруг застрял, не набрав и полсотни страниц, и Горячев никак не мог понять, что происходит. Сегодня его как раз озарило: надо выбирать – «или-или». Либо он пишет серьезную вещь, и тогда меняет все, уже созданное, вплоть до названия, либо… просто выполняет заказ, не отступая ни на йоту от того, что хотела от него Светлана и подо что, собственно, и был составлен договор. Надо только… Господи, да это так просто! «Сердце олигарха». Вот она, ниша! Любовь президента, диктатора, бандита – сколько угодно, можно еще десять раз перепеть, а олигарх, тут фигура непростая, совсем недавно открывшаяся. Собственно, о самих этих загадочных особях и книги, и фильмы появились уже, газеты – те так вообще, не упускают ни единой возможности лишний раз их боднуть, но вот любовь… Скажем, что такое миллиардер в Америке? О, это не олигарх! Это просто миллиардер, и представить себе, чтобы он заинтересовался какой-нибудь дурочкой… Ну, купит он эту дурочку быстренько, вот и все, так в чем сюжет? Ну а в России! Если взять историю, то всех богатеньких, когда они слишком уж обрастали жирком, ждала одна только участь – секир-башка, все цари-государи, вплоть до самых слабоумных, зорко за этим следили. Что ж, и сейчас тенденция готова продолжиться. Господи, как это вообще можно объяснить – ума хватило такие деньжищи загрести, а элементарных вещей не понимают: жадность губит. Чтобы денежки свои закрепить, сохранить, нужно новый пантеон возвести, наверху которого они потом и сидели бы как боги, спасители отечества. Но, коли нет ума, то он и не появится. Даже на то, чтобы простым, универсальным, «капиталистическим», слоганом ограничиться: «Мы пришли к готовым ценностям, мы их не изобретали». Нет, они важничают, жмутся, а в итоге теряют все: деньги, влияние, садятся в тюрьму, скрываются за границей. И вот в такого жадюгу, скупердяя вонючего, бедную, прекрасную, чистую девушку и угораздило влюбиться.
Пожалуй, самая-то интересная часть – первая, когда герой миллиарды свои загребать начинает. И не беда, что он их буквально из дерьма вылавливает, по головам, по трупам идет. К большим деньгам нет равнодушных, все, все ему в том сочувствовать будут. Все читатели (зрители) без колебаний встали бы на его место или, по меньшей мере, втерлись бы в его ближайшее окружение, если бы такая возможность им вдруг представилась, и им даже трудно поверить после этой первой части, оторвав глаза от текста (телевизора), что у них холодильник пустой, шлепанцы стоптанные. Зато потом, когда этого змея, ворюгу проклятого, лупцевать начнут, в тюрьму загонят, деньги отберут, все, все как один, станут злорадствовать, насмехаться, и уже и на холодильник-голодильник, и на шлепанцы дырявые им будет наплевать. Но тут, естественно, все внимание, чтобы от негодяя гнев отвести, переключится на девочку-невидимочку (Золушку, Красную Шапочку, Леди Бомж, Мою Прекрасную Леди). Буржуин-то тот, когда был в фаворе, надругался над ней, поматросил да бросил, а вот она ему очень в несчастье пригодилась. И передачи в «Бутырку» носила, а главное – любовью, душой голубиной своей, раны ему врачевала. Да и потом, как «жена декабриста», поехала за ним не просто в Сибирь – в тундру. Ну, тут вообще сплошные слезы: холод, голод, полярная ночь.
И что бы вы подумали? Этот хмырь, когда освободился (а он очень скоро освободился), естественно о девочке тут же забыл. Денег у него осталось все равно немерено. И лишь в конце книги (фильма) шевельнется у него в душе: вроде живу я, как кум королю, а чего-й-то мне все-таки не хватает. Надо бы, конечно, правду-матку тут рубануть, но как же без хэппи-энда? Нет, «он» помнит о «ней», разыскивает «ее», а у нее там уже и наследничек готовый. Кроха совсем, но тоже – тот еще змей! Во всяком случае, взгляд точно не детский, олигархический. Вот не приветил, не признал бы его «папашка», он бы его потом прирезал, когда вырос, другую стезю, бандитскую, выбрал бы.
– Ну, Снежана, я убиралась у вас. Вспомнили, наконец? Обед вам готовила, на цыпочках ходила, чтобы вам не мешать. Бабушка у меня старенькая, не всегда управлялась. За себя присылала.
Бабушка, старенькая. Внучка у нее. Красная Шапочка, стало быть. Серый волк-буржуин. Она у него убирается, готовит ему ням-ням, рано или поздно он на нее набросится. Андрей никак не мог «выйти из образа». Ну да, конечно, страхолюдная старуха, ее внучка, которая тут частенько совсем некстати вертелась со своим, ревущим, как забуксовавший автомобиль, пылесосом. Снежана, нет, имени ее он точно не знал. Помнил только, что из-за нее у него был очередной и очень шумный скандал со Светланой.
– Вы не обиделись на меня за то, что так получилось? Я потому и звоню, чтобы попросить у вас прощения. Я у вас больше никогда не появлюсь, вы не бойтесь. Ведь из-за меня вам так в прошлый раз досталось! Нам с бабушкой, конечно, очень жаль, что мы потеряли такую работу, но я не о том, чтобы вы попросили жену взять ее обратно, это как раз наоборот, только еще больше навредило бы делу, но сами вы точно на меня не злитесь?
– Нет. Нет, конечно. Наоборот, Снежана, милая, вы уж не обижайтесь на мою жену. Она после долгой болезни. Да и любит меня, хотя ревность в данном случае была совершенно необоснованная. В последнее время мне неважно работается, вот и привиделось ей, наверное, что я здесь, вместо того, чтобы делом заниматься, с девочками по вызову развлекаюсь. А тут как раз вы под горячую руку попались. Она ведь не знала, что бабушка иногда посылала вас вместо себя…
Помнил, он, конечно, все помнил. Что там гул пылесоса, а этот противный свист-скрежет газеты по оконному стеклу? А совершенно безвкусная еда по каким-то забубенно-книжным рецептам. Наверное, в ее представлении он действительно был каким-то высшим существом. Богачом. Писателем. Ну как с тем олигархом, только в ином ключе, да и вообще, навыворот. Девочки по вызову! Бог ты мой, да у него уже месяц как десятки не было на карманные расходы. Не заработал! А то, что он вытащил издательство буквально со дна пропасти, это не в счет!
И этот случай, совершенно дурацкий! Он в минуту отдохновения, попивая чаек, похвалил Золушку, какая она добросовестная и старательная, очень тонко намекая, что совсем не обязательно так гореть на работе, а лучше поменьше мешать ему, а та вдруг сбегала за ученической тетрадкой и попросила: «Можно, я вам свои стихи почитаю? Мне хотелось бы услышать о них мнение профессионала». Напрасно Андрей уверял новоиспеченную Анну Ахматову, что он чистый прозаик и ничего в стихах не смыслит, да и вообще не любитель поэзии, ее было уже не остановить. Вот как раз в разгар этого действа Светлана и явилась. Никогда не заглядывала днем с работы, а тут черти принесли. Дикая сцена, но к такому Андрею было не привыкать. Самое страшное было в том, что Ахматова-Золушка вдруг забилась в припадке эпилепсии. Горячев вызвал скорую и, как мог, старался сдержать девушку, успокоить ее. Хотя успокаивать скорее надо было Вольнову-младшую. Она зашлась в еще большей истерике, истошно вопя: «Уберите ее! Откуда она? Выбросите за дверь это насекомое!» Ну а после того, как Жану увезли, Светлана впервые полезла на Андрея с кулаками. И ни тогда, ни потом ничего он не мог ей доказать, не было ему оправдания.
– Опять провал, – огорчилась Снежка, не понимая, что Горячев просто не отвечает ей, думает о своем. – Совершенно дурацкий телефон, съел у меня уже кучу денег. Может, вы подождете, я сейчас из другого автомата позвоню?
– Нет-нет, – успокоил ее Андрей. – Ничего не нужно. Это просто я немного рассеян сегодня. Я не злюсь на вас, Жана. Вы вообще прекрасная девушка, я за вами все время незаметно наблюдал (господи, и зачем он врет-то?) и даже решил написать с вас портрет, но не тот, как обычно… не как художник. Просто сделать вас прототипом героини моего нового романа. Вы так похожи: такая же красивая, нежная, возвышенная.
– Ну, вы придумали, – кисло усмехнулась Жана, – красивая, нежная… Ваша жена назвала меня, помнится, куда точнее: «насекомое».
Андрей понял, что он действительно переборщил, хотя с прототипом… почему бы и нет? Все в его силах: где прибавить, где убавить. Конечно, не может быть любимая олигарха эпилептичкой. Это уже нонсенс. И тем не менее…
– А знаете что, Снежана, у меня сегодня праздник, я сделал прорыв по своему новому роману. Как у вас со временем?
– Ну, приблизительно, как у Пятачка из известного мультфильма про Винни-Пуха: до пятницы я совершенно свободна. Так что, учитывая, что сегодня среда…
– Нет-нет, нам нужно всего только два-три часа. Я сейчас узнаю, на месте ли мои друзья, вы мне перезвоните буквально через десять минут, скажете, где вы находитесь, и я к вам тут же подъеду. Хорошо?
- Даже прекрасно. Меня такой расклад более чем устраивает.
ГЛАВА 5
К счастью, Аля и Демид как всегда были дома, «висели» в Интернете. И уже через полчаса все четверо примостились на кухне, пили чай с вареньем. Родители были на работе, так что их разговору никто не мешал. Правда, он с самого начала ушел не в ту сторону, которой хотелось Андрею и его протеже.
Горячев, что называется, «наступил на любимую мозоль», вежливо поинтересовавшись, как ребята устроились после окончания института. (Он и познакомился с ними, когда возил туда Светлану на экскурсию, и, конечно, друзья – тут слишком громко сказано).
– Да никак, – мрачно ответил Демид. – Вот сидим на шее у Алиных предков. Ворчат, соответственно. Но что делать? Где мы только ни пытали счастья, везде одна и та же история - от ворот поворот. Нет опыта работы – главная причина, а уж когда узнают, что ты инвалид, так вообще голос скучнеет до безобразия.
– Нет, конечно, – продолжила тему Аля, – можно отдать куда-нибудь паспорт, просто числиться и получать сущие гроши, но получать хоть что-то: вообще, любому предприятию это выгодно – большие льготы при налогообложении, но опять же, как попадешь – наши ребята так с этими паспортами уже залетали, что еле выпутывались. Но я не о том сейчас. Спрашивается, зачем, собственно, нас было учить? Мы такие планы в институте строили. А здесь – вообще жульничество сплошное. Я, например, столько заказов на первых порах набрала в Сети, а деньги в итоге так ни за один перевод и не получила.
Андрей слушал эти жалобы с пониманием, но чем его тут можно было удивить? Он работал уже много лет, как вол, не разгибая спины, не мог позволить себе даже день отдыха, а есть ли она у него до сих пор, работа? Сейчас особенно непонятно его положение. Кто он, где он? Зачем в этой клетке сидит? Раб, да и только. До такого состояния он еще ни разу не докатывался.
Снежана казалась расстроенной, разочарованной. Действительно, ничего себе, олигарх! Вот уж никак она не могла ожидать, что профессия уборщицы куда надежнее, а порой и прибыльнее, чем Богом, в наказание ли, в поощрение ли, подаренный талант.
– Они даже не захотели меня послушать, – неожиданно проговорила она, совершенно убитая.
«О, Господи, и ты туда же! Ты-то хоть где эту заразу подцепила?» – подумал Горячев, но вслух попытался поддержать девушку:
– Ну зачем ты так, Снежка! Это общий порядок. Твои стихи обязательно прочитают, уверяю тебя. Хотя бы из уважения ко мне. Если они действительно хороши, то ребята возьмут их для своего журнала. Они хоть и ноют, но родители у Али богатенькие, работают в банковской системе, оплачивают им Интернет, компьютер дорогущий купили. У других вообще ничего нет.
«Например, у меня», – Андрею пришлось «занять» у «любимой», пошарив в секретере, на такси. Он и сейчас предложил Жане отвезти ее обратно, но та отказалась. Хорошо хоть согласилась зайти с ним в кафе, где они сейчас и беседовали, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Андрей не знал, чем помочь девушке, хотя настолько ли он был ей обязан? А уж тем более не хотелось ее разочаровывать – стихи ее были на редкость бездарные. Это даже он в состоянии был определить.
– Ладно, а если устроить тебя в банк уборщицей? Зна-а-ешь сколько они там получают?
– Не хочу быть уборщицей, – тихо, но твердо ответила Жана.
– Понятно, хочешь быть столбовою дворянкой? – кивнул Андрей.
– И дворянкой быть тоже не хочу.
– Тогда… тогда… поступай в институт. Ребята не зря тебе посоветовали. Ты же «опорница»? Там хорошую специальность можно получить. Олег вот редактор, Аля – переводчица, двумя языками владеет: немецким и английским.
– Да. Но на что я там буду жить? Что вы знаете обо мне? Знаете, к примеру, что родная мать отказалась от меня, и меня с малых лет воспитывала бабушка? Которая сама уже дряхлее некуда. Ей бы отдохнуть, мне бы ее содержать, а не наоборот, да не всегда получается. Кем я могу работать? Курьером? Запросто! Но все до первого припадка, а там сразу на вылет. Что ж, все правильно: несу я какой-нибудь важный документ, и вдруг – бац! – свалилась! Где потом этот документ искать? Да ладно, крутимся помаленьку!
– Ну и что, с матерью ты совсем не видишься?
– Почему не вижусь, поддерживаю отношения. Звоню, захожу к ней на работу. У нее новый муж, давно уже. Естественно, что она перед ним меня не афиширует. Там своих детей двое: мальчик и девочка. А настоящий мой папочка запойный был, так и умер, во сне, «захлебнувшись рвотными массами». На всю жизнь запомнила: на животе надо спать в пьяном виде, на спине очень опасно. Такая вот я: «красивая», «нежная». Еще как вы там выразились? Уже не помню.
– «Возвышенная», – напомнил Андрей. – Неужели тебе так часто делают комплименты, что ты их моментально забываешь? Я не отказываюсь от своих слов. И если бы ты согласились мне попозировать, ну не как художнику, а как писателю, я бы тебе заплатил. То есть, не надо раздеваться, наоборот, даже иногда переодеваться для какой-нибудь сцены.
– Вы смеетесь надо мной, – констатировала Жана. – Или просто хотите мне помочь, да возможностей у вас нет таких. Чем, интересно, вы будете со мной расплачиваться? Бабушка рассказывала, что вам денег совсем не дают. Даже пирожок не на что купить. А деньги на такси сейчас вы, наверное, у жены просто украли? Но я могла бы и без денег. Вот только это действительно не издевательство?
Андрей был уязвлен. За всю жизнь ни разу никто так не унижал его, как эта долговязая, «возвышенная», девчонка. Конечно, не со зла. Но как он сам себя довел до того, что любой, даже самый немощный и ничего не представляющий из себя человек может его так унизить?
– Ладно, хорошо, – ответил он жестко. – Правда, так правда. Деньги я действительно украл. Даже не у жены, мы со Светланой еще не расписаны…
– Она плохая, очень плохая, – неожиданно прервала его Снежана. – Андрей Борисович, это не мое дело, конечно. Но со стороны подчас видно то, чего ни за что не разглядеть вблизи. Вы живете с вампиром. Именно с вампиром, потому что ничего женского в вашей Светлане нет. Она могла родиться в любом обличье, в любой стране, в любой среде, суть ее от этого не изменилась бы ни на йоту. Может быть, она была другая когда-нибудь, просто спала, не подозревая еще о своей сути, но сейчас все – пощады не ждите от нее. Она не успокоится до тех пор, пока всю кровь из вас не высосет. А потом отбросит в сторону за ненадобностью и будет новую жертву искать. И найдет, точно найдет, и снова отбросит. И так бесконечно. Бегите, бегите от нее скорее, сломя голову, зачем вам этот ряд начинать?
«Куда она вмешивается? Действительно, насекомое! Зачем лезет не в свои дела? Не понимает, что ли, что даже самым добрым людям нельзя говорить в глаза правду. Тем более такую правду. Вернее, такую ложь!»
– Так, и откуда же, интересно, в нас такие способности? – ехидно поинтересовался Андрей, не в силах скрыть прорывавшуюся сквозь слова ярость. – Ты ясновидящая, или просто обладаешь удивительными логическими способностями ума?
Снежана лишь грустно покачала головой.
– Нет, нисколько. Я просто ее, вашу жену, чувствую. Поверьте мне, просто поверьте. Есть вещи, которые и так ясно видны, в них не надо вдумываться.
Андрей, как ни пытался сдержать себя, все-таки не смог не ответить болью на боль.
– Хорошо, я смотрю, ты не так уж и проста. Поэтому буду тебе тоже, по возможности, говорить правду. Демид, как ты видела, пролистал твою тетрадку, но промолчал. Можешь себе представить, что он шепнул мне о твоих стихах, когда провожал меня в коридоре и твою тетрадку обратно отдал?
– Что я полная бездарь?
– Точно так.
– Что ж, бездарь, так бездарь. Мне и хотелось правду узнать, – с горечью ответила Жана. – Вот только не думала, что все будет обставлено настолько драматично.
Они помолчали немного. Андрей постепенно успокоился, взял себя в руки. Но разум не унимался, по привычке искал решение. «Коллизии и конфликты» – сюжетная элементарщина. Какой, интересно, здесь может быть выход?
– Ладно, поехали, – сказал он, наконец, вставая.
– Куда? – испугалась Снежана.
– Да я и сам не пойму: то ли к моему самому большому врагу, то ли, наоборот – к лучшему другу.
Снежка отрицательно покачала головой.
– Мне домой пора.
– Нет уж, ловлю на слове – до пятницы еще целых два дня, – решительно сказал Горячев. – Как ни крути, придется потерпеть.
ГЛАВА 6
Гринин удрученно покачал головой. Затем сказал, не обращая никакого внимания на сидевшую в углу Снежану.
– Да, Андрюша, у тебя редкий дар: то ли на свет, то ли на дерьмо, но на тебя слетается все, что есть в мире необыкновенного. Однако замену Василинке моей ты явно неудачную выбрал. Не промахнись!
Он взял кусочек бумаги из коробочки на столе и что-то нацарапал на нем. Затем протянул его Жане.
– Позвоните по этому телефону, скажете, что от меня, возьмете с собой все, что успели накропать за свою молодую жизнь, ну а дальше – удачи вам, если откажут, я больше ничем вам не смогу помочь. Счастлив был с вами познакомиться. Дверь, надеюсь, найдете?
– Найду, – хмуро ответила Снежка. – Это окончательный приговор?
– Там, – многозначительно указал на бумажку Геннадий, – приговор. А окончательный? Это уж от вас зависит.
Снежана поколебалась, но в итоге ей ничего не оставалось, как ретироваться.
– Ну и что за приговор? – полюбопытствовал Андрей, когда они, наконец, остались одни.
– Приговор? Ну, это скорее диагноз, – пожал плечами Крокодил. – Полная бездарь. Бездарнее некуда. Но в этом как раз ее счастье. У меня есть знакомая, она уже третий ансамбль раскручивает. Так вот - такие стишки там просто на вес золота. Где ты ее раскопал-то? Так и не сказал.
– Внучка моей домработницы.
– А, понятно, значит, я не даром время потерял. Обедом хорошим угостят когда-нибудь при случае.
Андрей поморщился:
– Не приведи Господь!
Геннадий вздохнул.
– Ладно. Ничего не поделаешь. Спишем на благотворительность. Может, в основной части больше порадуешь? Говори, с чем пришел.
– Понятно, – махнул Крокодил рукой, едва только Горячев начал ему рассказывать сюжет нового романа. – Хит. Перчик. Но, боюсь, с романом тут ничего не получится. Могут обскакать. Составляй заявку и бегом на телевидение.
Андрей помялся.
– Может, по старой памяти, возьмешься меня подтолкнуть?
Геннадий рассмеялся.
– Андрюха, очнись, что тут проталкивать? Говорят тебе, хит. Иди и договор составляй. Впрочем, я понял. Ты без гроша, тебе деньги нужны. Может, даже на эту дылду. Ладно, но двадцать процентов. Исключительно из-за непредсказуемости твоего характера. Вот тебе пара тысчонок, остальное завтра, после того, как твою подпись рядом со своей увижу под договором. Еще вопросы есть?
– Да, – больше из вежливости кивнул Андрей. – Что там, в издательстве новенького?
– Ну, вот директорша наша мужика своего с молодухой застукала, очень жаловалась на него. Грозилась, что выгонит к чертовой матери. Что еще? Готовим к выпуску неплохую книжонку женской прозы про одну уникальную стерву, настоящий бестселлер, надеемся мир удивить. «После долгого перерыва новый хит молодой, но очень талантливой писательницы Светланы Вольновой, прозванной критиками «русской Франсуазой Саган». Вроде и все! Чем ты меня порадуешь? Не поделишься ли подробностями, так сказать, из первых уст, своих феноменальных успехов на любовном фронте?
Андрей промычал в ответ что-то невразумительное и поспешил сбежать. Деньги жгли ему карман – надо было до прихода Светланы возместить недостачу в секретере.
К сожалению, автор лишен возможности выложить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада http://epressario.com/
Оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).
Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 18.04.2014 18:06
Сообщение №: 32607 Оффлайн
Жанр нового романа писателя Николая Бредихина «ПЕРЬЯ» – юмористическая семейная драма с тремя основными персонажами – отец, мать и сын.
Повествование идет вроде бы от лица сына, однако главный герой здесь все-таки - отец, человек вовсе не легкомысленный и не авантюрный, как может показаться вначале, а просто не желающий примириться с тем местом, которое отвела ему судьба в жизни – быть ординарной и ничем не примечательной личностью. Он непрерывно что-то ищет, меняет места работы, соответственно, семью от этого постоянно лихорадит. Безденежье, бесперспективность… Что остается сыну? Он лишь ворчит и, как может, латает семейный бюджет.
И вот однажды отец поддается очередной завиральной идее – он пишет сценарий реалити-шоу «Перья», герои которого потенциальные сценаристы, писатели – любые «воображалы», и решает попытаться продать его на телевидение. Сын сначала отделывается ехидными замечаниями, затем, незаметно для себя, увязает в трясине.
Как ни странно, их «продуктом» всерьез заинтересовывается один из ведущих «телебоссов», однако он готов взять только основную идею, да и то не за деньги, а лишь за участие в конкурсе. Герои, понимая, что их безжалостно обманывают, долго колеблются, но в конце концов соглашаются.
Ну а дальше следует целый каскад приключений двух незадачливых авторов, явно взявшихся не за свое дело.
Однако упрямства им не занимать…
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 20.04.2014 16:07
Сообщение №: 33008 Оффлайн
– У меня все готово. Надо пошевеливаться, иначе нас могут обскакать. Одна маленькая деталь… хотелось бы уточнить. Есть время поговорить?
Фильмы катастроф не принято начинать с самой катастрофы, куда коварнее и изощреннее бывает показать сначала предшествующий ей, идиллический, безмятежный, период. Ну а потом уже окунуть зрителя по полной программе. В то, во что вы собираетесь его окунуть. Вот только со мной такого не получилось бы при всем желании – сколько я себя помню, у меня подобного периода в жизни просто не бывало. Дни, недели, даже месяцы затишья, но чтобы идиллия! Ха-ха! Только не с моим Па!
Впрочем, я не подал виду, что трепещу, прикинулся покорной, блеющей овечкой.
– Конечно, па! Разумеется, па!
– Вопрос в том, чье имя должно стоять на титульном листе первым. Я думаю, что твое. Это было бы по справедливости.
– Почему же? Почему ты так считаешь, па? – потупил я взор, образец скромности и послушания, насторожив в то же время ушки.
– Ну, ты моложе, – великодушно рассудил отец, – тебе дольше пожинать плоды. И потом, ты придумал название. А говорят, что удачное название – это шестьдесят процентов успеха.
– Я слышал – сорок.
– Нет, шестьдесят. Я точно знаю. У меня прекрасная память, как тебе известно.
– Ладно, пусть будет шестьдесят, – не менее великодушно согласился я, – но название, на мой взгляд, не главное. Название могут и переменить. Что тогда? Нет уж, если по справедливости, то надо признать, что главнее всего идея – а она целиком и полностью здесь твоя, да и в разработку ее ты гораздо больше меня труда вложил. Я уже не говорю об алфавите, ты и здесь впереди меня. Так что вопрос этот не стоит и выеденного яйца. Где-то, в чем-то я всегда готов тебе уступить, но тут ни о каких других вариантах не может быть и речи.
Отец развел руками, как бы говоря: ну и упрямый же ты, хотя по всему было видно, что он доволен таким исходом дела.
Я понимал, что впрямую его не отговорить и попытался зацепить хотя бы с краешку.
– Но ты уверен, что все готово? Когда ты собираешься туда идти?
– В пятницу, конец недели. Но я пойду не один. Два автора, им и идти вместе.
– Я не смогу, это точно, – предпринял я последнюю попытку увернуться. – Не отпустят с работы. Там полный завал. В отпуска люди пошли, с больничных не вылезают.
Отец небрежно отмахнулся: тоже мне, нашлось препятствие!
– Ничего, отпустят. Я позвоню.
Он позвонит. С ума можно сойти! Я что, еще в школе учусь? Конечно, я врал – отпроситься мне не составило бы большого труда, не так уж часто я поблажками пользуюсь, если быть точным – вообще ни разу, но что у меня, других дел нет?
– Не стоит, уж лучше я сам.
– Вот и договорились. Папка со сценарием на столе в Кабинете, если будут какие-нибудь предложения по существу, еще не поздно переделать. Последний, так сказать – завершающий, взгляд.
Я ухмыльнулся: уж я постараюсь, это будет не просто взгляд, а терминальный, можно сказать – киллер-взгляд. Я вообще от всего этого идиотского «проекта» камня на камне не оставлю.
Не знаю, с какой стати мне так повезло в жизни, и мне досталась катастрофа из катастроф вместо отца. До какого-то возраста я просто смеялся, потом стал посмеиваться, сейчас иногда хочется плакать горючими слезами. Хотя человек мой па, безусловно, неплохой. Но порой мне кажется – уж лучше бы он был плохим.
Было время, когда я поддался соблазну считать отца неудачником. В этом были свои преимущества: я даже мог его жалеть, как-то оправдывать, ну а главное – просто понимать. К сожалению, этот период длился недолго, я даже не успел, как следует им насладиться.
Потому что, скорее всего неудачником был я сам. Вообще, иногда я кажусь себе страшным занудой, и очень боюсь, что останусь таким на всю жизнь. Буду постоянно брюзжать на жену, детей, если они у меня когда-нибудь появятся. Ворчун, скептик – это в моем-то возрасте! В противовес отцу – другая крайность. Вполне, впрочем, достаточная, чтобы отравить навсегда жизнь близких мне людей. Но как могло быть иначе? Надо было каким-то образом возвращать этих двух мечтателей на грешную землю, с которой они постоянно улетали. Если бы не я… с ужасом представляю, что могло бы быть, если бы не та личина, поверьте, совершенно мне чуждая, которую я вынужден был постоянно натягивать на себя.
Я даже не в состоянии перечислить все те «проекты», которыми переболел мой отец. Когда я был совсем несмышленышем, я искренне восхищался ими, посматривал на своих одноклассников свысока, ни секунды не сомневаясь в том, что скоро, очень скоро, мы станем знаменитыми, богатыми и счастливыми; пусть не самыми богатыми, и не самыми знаменитыми, но нам и половины хватит. Затем я пришел к выводу, что мой отец – непризнанный гений, точнее, не гений, но как личность и как работник он явно недооценен. Пока наконец не нашел очень удачное определение, которого придерживаюсь до сих пор, охарактеризовав его, как человека увлекающегося.
Первая идея, которую я помню: «Учитесь торговать!» Вся страна тогда вышла на улицы, тряся, чем только можно, мы трое (я был на подхвате) тоже включились в процесс. Кончилось тем, что нас прижали рэкетиры, так мы остались и без товара, и без денег, но с вполне осознанным впечатлением, что хозяевами жизни нам не стать. Дальше отец сообразил, что стране нужны экономисты, два года он грыз науку, чтобы получить второе высшее образование. А когда диплом был у него в кармане, выяснилось, что стране уже не требуется столько экономистов. Еще мы как-то решили разбогатеть на рассаде: взяли в аренду дачный участок, построили там теплицу, не выпускали из рук лопат. Естественно, нас самым подлым образом обокрали, да и теплицу развалили. Потом мы были компаньонами какого-то проходимца, предложившего нам открыть цех по производству картошки «хруп-хруп», да и смывшегося с деньгами, которые мы взяли как ссуду в банке; так что из «хруп-хруп» получился «хруп-труп». Участвовали во всех «панамах» с акциями и облигациями. Чуть было не уехали на постоянное местожительство в Канаду, там, оказывается, трудоголики просто позарез нужны! Нам осталось только продать домашний скарб и квартиру, отдав деньги той фирме, которая нам отправиться за рубеж помогала, а они там, в Канаде, уже в валюте, должны были эти деньги вернуть. Тут, слава богу, Ма не выдержала, взмолилась, иначе количество московских бомжей на три человека точно увеличилось бы.
Но апофеоз был, когда в стране разразился кризис, а отец в это время, вместо того, что держать нас на плаву, решил разработать проект по спасению державы (как могло быть иначе, он же дипломированный экономист!). Затем, когда «проект» был отослан, мы всей семьей ждали, что вот сейчас нам позвонят прямо из Кремля, быть может, сам президент, или хотя бы его секретарь. Что остановится возле нашего подъезда черный лимузин и нас в этот самый Кремль отвезут. Но нам даже никто не ответил. Ну, с голоду мы, конечно, не помирали, так как в перерывах между своими «проектами» отец устраивался работать. Как правило, на работе его ценили, мы постепенно обрастали жирком, а затем снова спускали все до последнего.
Ясно, что в школу я ходил в дешевом китайском барахле и неизменно дырявых ботинках или кроссовках. С досадой вспоминаю свой выпускной, когда я один из всего класса щеголял в свитере и рубашке, так как деньги, на которые можно было купить костюм, мы решили использовать на модернизацию нашего компьютера (!). Я согласился, чего уж там, мне ведь надо было в институт поступать.
Кстати, вы, наверное, догадались, что в институт я так и не попал. Целый год готовился, подобрал себе вариант попроще, но отец уговорил поставить на мечту. МГУ! Только МГУ! Какие еще могут быть сомнения?! В результате я и загремел в армию. Ну а после армии очередные идеи, очередные долги, нужно было хоть как-то семью поддерживать, стоит ли продолжать?
Итак, я торжественно прошествовал в Кабинет. История этого дворца, храма тоже в своем роде уникальна. Разработка «проектов» требует сосредоточенности, и я как-то предложил отцу перегородить большую комнату в нашей квартире надвое. Мы сколотили стеллажи из досок, заставили их книгами, перетащили в образовавшуюся каморку письменный стол, кушетку, получилось довольно уютно. Здесь как раз отец и священнодействовал, вынашивая свои замыслы. Мы долго думали, как назвать это логово: Янтарная комната, Башня из слоновой кости, Замок мудрости, но остановились, в конце концов, на самом простом варианте: Кабинет. Только будучи допущен к самому наисвежайшему проекту, я по достоинству оценил все прелести узкой, но вполне удобной кушетки, и частенько подремывал там, в то время, как мать и отец на цыпочках ходили по квартире, чтобы не спугнуть якобы вот-вот готовое осенить меня не вдохновение даже, а (бери выше!) откровение.
Но на этот раз я подавил в себе желание хотя бы на полчаса провалиться в дрему, чтобы переварить приготовленный Ма плотный обед. Сел за стол и уставился осовелым взглядом на папку. С чего все началось? С довольно безобидной моей фразы в адрес телевизионщиков:
- Такой примитив! Неужто нельзя придумать что-нибудь действительно интересное? Называется реалити-шоу, столько денег вбухивается, а тоска смертная!
Отец согласился со мной:
- Да, кошмар какой-то!
Ну откуда мне было знать тогда, что этот маленький камешек может вызвать такую лавину? Обыкновенная, затертая фраза. Ни к чему не обязывающее общее рассуждение. Пустое место. Ну как барабан. Но с моим отцом надо быть предельно осторожным, выбирать выражения.
Я был в шоке, когда отец дня через три подмигнул мне:
- Знаешь, ты был прав с этими телешоу!
Что, так поздно до него дошло?
– А не попробовать ли нам с тобой придумать что-нибудь действительно стоящее? Полагаю, немного встряхнуть этот затхлый мирок на предмет новых идей никому не помешает!
Слово за слово, идея начала обрастать подробностями. С моей стороны это выглядело достаточно примитивно: я лишь вставлял ехидные замечания, пытаясь разбить в пух и прах все, что отец придумывал. Хотя до сих пор я часто говорил о «проектах» в применении к «увлечениям» своего отца, скорее, раньше они были просто прожектами, а вот такой вариант появился впервые именно в этот раз, как и то, что мы стали «работать вместе». Помнится, первым делом я сказал Па о том, что сами идеи мало чего стоят, пора мыслить масштабно, «проектами», в которых все было бы тщательно обсчитано и обосновано: сроки, финансовое обеспечение, перспектива, реклама, сбыт готовой продукции. Отец каждый раз выслушивал мою очередную ахинею с вниманием и уважением, затем торжественно удалялся в Кабинет, чтобы записать мои ОЦУ (Очень Ценные Указания) и как следует поразмышлять над ними.
«Перья» – естественно, кошмар, а не название, я предложил его как крайнюю степень издевки, но оно как прилипло. «Воображалы», «Полет фантазии», «Тринадцатая муза», «Пегас для вас», каких только вариантов не предлагалось, но все они блекли перед этим незамысловатым словечком. Особенно, когда я набросал дизайн: три заостренных пера, продолжавших буквы вниз, в начале, середине и конце слова. Затем мы пытались вживить какой-нибудь эпитет: «Быстрые перья», «Золотые перья», «Удачливые перья», но все это сидело как на корове седло. Просто «Перья» и все, в конце концов, отец вынужден был с этим смириться.
Я слишком поздно понял тогда, что выбрал неверную тактику: проволочки, изматывания, подтрунивание – попытки на максимально возможный срок оттянуть начало катастрофы, привели к совершенно обратному результату: то, что казалось едва различимой точкой на горизонте, разрослось в итоге до размеров цунами. Самого страшного стихийного бедствия из тех, что нам довелось до сих пор пережить.
Как бы то ни было, я оторвался, наконец, от названия и начал вгрызаться бульдозером в текст дальше, но все мои попытки оказались тщетными, придраться было совершенно не к чему, мой запас скепсиса полностью иссяк. Что мне оставалось? Только выйти из Храма вдохновения и торжественно объявить буквально взмокшему от волнения отцу о том, что «продукт» готов и, что называется, ни слова в нем уже ни добавить, ни убавить.
Трудно передать, как отец был счастлив, но он недолго купался в эмоциях, тут же переведя разговор во вполне конкретную реальность.
– Так значит в пятницу? А, сынок?
На радостях он тут же предложил мне спеть «Марсельезу» на французском, достав откуда-то пожелтевший от времени, вырезанный из газеты, текст. Я, конечно, предпочел бы «Интернационал» на русском, но, тем не менее, не стал возражать, присоединился к отцу. Ма, соответственно, тоже внесла свою лепту – накормила нас таким ужином, что мы даже телевизор не стали смотреть, завалились спать пораньше.
Впрочем, я успел все-таки выбрать минутку и объяснить матери в самых мрачных тонах, что нас в ближайшее время ожидает. Она переменилась в лице, долго молчала, затем вздохнула:
– Надо бы продуктами запастись. Поможешь, а?
И это все, что я от нее услышал. Моя последняя надежда испарилась «словно лед под мартовским лучом солнца». «Господи, ну и дурдом!», подумал я, уже засыпая.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 21.04.2014 17:45
Сообщение №: 33214 Оффлайн
Я не знаю, о чем думают в ЧОПах, набирая таких придурков. Росточка в этом кретине было в лучшем случае метр шестьдесят пять. Маленький, щупленький, на него дунь – и улетит на другой конец земного шара. Такому не телевидение охранять, а в огороде пугалом стоять. Но рост его в данном случае не имел никакого значения. «Щуплик-зяблик» особо даже и не заинтересовался нашими личностями, просто процедил сквозь зубы:
- Оставляйте папку, через месяц зайдете за ответом.
Я хотел было поговорить с этим салагой, по возрасту даже моложе меня, как видно, только что демобилизовавшимся из армии, но отец оттащил меня в сторону.
– Брось! Чего ты ершишься, все равно этим мы ничего не добьемся.
– Пусть старшего вызовет, со старшим поговорим, – не унимался я. – Чего ты так рано сдался? Надеюсь, ты понимаешь, что папку нам оставлять нельзя, нашу идею тут же слямзят?
Отец кивнул: в таком исходе он и сам не сомневался, но показал мне глазами на толпу, собравшуюся в другом углу вестибюля. Мне дальше ничего не надо было объяснять: набирают массовку для какого-то шоу. Ну да нам как-нибудь внутрь проникнуть, а там – рыбке только хвостиком вильнуть. Пусть даже и не вдвоем, какая разница? Мне даже стало интересно на какой-то момент: кому из нас двоих повезет? И я протянул руку отцу.
– На что спорим? – тут же, без слов, понял он меня.
– Как обычно, плитка шоколада, – пожал плечами я.
Именно плитка, а не какой-нибудь там «энергетический батончик», именно «горького», а не какой-нибудь размазни, но дело не только в этом - уговор обязательно должен быть. Я так один раз уже отца провел: в итоге договаривающиеся стороны пришли к общему мнению, что коли «приз» в споре не был оговорен, результаты спора считаются недействительными. Так мы иногда с отцом подкалывали друг друга.
Особого ажиотажа в очереди заметно не было, люди ждали спокойно, терпеливо. Потом я узнал, что денег нам никаких за такой «труд» положено не было, хотя в кино за массовку платят, ну а те, кто очень хотел попасть на экран, чаще всего своего в итоге добивались: передач было множество, на какую-нибудь всегда можно было проникнуть. Наконец, минут через десять, вышла ассистентка, выбрала несколько человек наметанным взглядом, причем нас обоих с отцом одними из первых, забрала у «счастливчиков» паспорта, куда-то унесла их – как я, опять же потом, узнал, проверила на компьютере, не примелькались ли наши физиономии в каких-либо других передачах или, не дай бог, криминальной хронике – затем некоторым паспорта вернула, а наши передала на проходную, чтобы выписать пропуска.
Хорошо, что я догадался спрятать папку на спине под рубашкой, охранник тут же впился в нас с отцом подозрительным взглядом, но промолчал. Однако внутри нас ждал сюрприз. На помощь ассистентке прибежали еще две молодые кобылки, так что – «шаг вправо, шаг влево» – осуществить наше намерение у нас не было ни единого шанса. Уже перед входом непосредственно в студию отец тихо спросил меня: «А нам это надо?», на что я тут же отрицательно покачал головой: перспектива второй раз отпрашиваться с работы меня совершенно не привлекала.
– Не та передача, не та передача, – затараторил тут же отец. – Мы попали не на ту передачу.
Ассистентка посмотрела на нас с лютой ненавистью, но все-таки сдержалась, не стала высказывать, что она думает о нас и о «другой передаче», лишь холодно поинтересовалась:
– А что, это так важно?
Мы тут же дружно закивали: да, да, конечно, как она не понимает? Важнее некуда.
Кто спорит? Она лишь пожала плечами и повела нас обратно к выходу. Так что и здесь наши расчеты не оправдались: хоть на террористов-смертников мы никак не смахивали, какой-то порядок здесь все-таки был.
Замена нам нашлась моментально, однако охранник окинул нас уже таким разъяренным взглядом, что отец тут же потащил меня к входной двери как нашкодившего котенка, причитая:
- Ну, я тебе говорил, что это не здесь, говорил?
Однако на улице он приуныл.
– Что будем делать? Может, по почте наш опус перешлем?
– Ну да, и как потом доказывать будем, что конкретно мы с тобой пересылали? – мрачно поинтересовался я. – Нужно сначала зарегистрировать нашу идею. Есть же какое-нибудь бюро патентов. В Интернете можно узнать.
– Да узнавал я уже, – нехотя ответил отец. – Во-первых, сама регистрация стоит недешево, а во-вторых, у нас ведь Россия, идеи у нас авторскими правами не защищаются, а начинку потом можно так переделать, что родная мама (то есть, в данном случае, родные папы - мы с тобой) не узнает. Ну что, первая атака отбита, отчаливаем? Дома обмозгуем, перестроим ряды, может, что-нибудь и придет в голову?
Я кивнул, хотя идея уползти обратно с побитым видом совершенно меня не привлекала.
– Ладно, – сказал я, «закипая от ярости». – Интернет так Интернет.
Я позвонил на работу своему дружку Витьке Козлову, разъяснил, что нам нужно, и уже через двадцать минут все необходимые номера телефонов были у нас на руках…
– Говорить сам будешь, – сказал я внимательно вслушивавшемуся в наши переговоры, но ничего не понимавшему в них, отцу. – У тебя голос солиднее, да и манеры пообходительнее.
Нигде наше предложение не вызывало особого энтузиазма (точнее, вообще никакого), лишь под конец зацепило.
– Ну, па, выложись на полную катушку, – умоляюще прошипел я отцу на ухо. – «Это есть наш последний и решительный шанс».
Отец ничего не ответил, лишь показал мне кулак, чтобы я не отвлекал его.
Все остальное я пересказываю исключительно с его слов, думаю, что я вряд ли упустил хоть какую-нибудь деталюшечку, поскольку не один раз допрашивал его о том разговоре с пристрастием, буквально как на детекторе лжи.
– Вы хоть знаете, сколько я подобных предложений в день получаю?
Голос на другом конце трубки был не чванный – с вальяжной ленцой, но в чем-то даже дружелюбный. Человек этот, несомненно, обладал недюжинным чувством юмора, это его и подводило, завлекая в своеобразную западню. Впрочем, может, и наоборот, он завлекал в ловушку других подобным образом.
– Могу себе представить, но у нас «нечто особенного», как говорят в Одессе.
– Вы из Одессы?
Тоже шутка.
– Нет, мы коренные москвичи.
– Откуда же у вас «нечто особенного»? Насколько мне известно, у нас, русских, своего юмора нет. Только три варианта, на выбор: либо еврейский, либо украинский, либо помесь того и другого, это как раз и есть Одесса.
– Вам лучше знать. Но у нас не юмористическая передача. Просто развлекательная.
Голос на другом конце провода помолчал, но, видимо, мы оказались на высоте.
– Ладно, ну и в чем же она, ваша идея? Развлеките меня!
– Нет, – отец, довольный, хохотнул. – Вот так, по телефону? Мы не совсем дураки. Точнее, совсем не дураки. Потом, у нас ведь не просто идея, у нас проект, до мельчайших деталей разработанный. И вы первый, кому мы его предлагаем. Ну, решайтесь, «повезите новичкам», так в Одессе, может, и не говорят, но это не важно. Что вам стоит? Развлечетесь немного, отдохнете от своих дел и дум. А уж как нам будет хорошо!
Тут я толкнул отца в бок: господи, лишь бы ему не пришло в голову упомянуть об охраннике или о первом блине – «попытке незаконного проникновения» на территорию студии. Вроде как мы самые что ни на есть валенки, ничего в таких делах не смыслим, не ведаем. Но отец и сам догадался, о чем можно говорить, а о чем лучше умолчать.
– Ладно, позвоните как-нибудь, – сановно согласился, наконец, голос. – Договоримся о встрече.
– Да мы тут совсем рядом, у метро. Может, сейчас и примете? – Отец вложил в эту просьбу всю свою душу.
После некоторого колебания «вельможа» все-таки сдался.
– Хорошо, диктуйте свои данные, я позвоню на проходную. Только учтите, времени у меня в обрез. Знаете хоть, где мы находимся?
Конечно, нет. Мой тычок не пропал даром. Отец сосредоточенно кивал, записывал и даже уточнял детали.
Я пропущу, пожалуй, описание «морды лица» (не помню, кто сказал, сам был бы не прочь узнать имя автора!), охранника, в третий раз удостоившегося чести лицезреть наши ну наинаглейшие физиономии. Хочу предоставить волю вашему воображению. Вот ассистентка, та просто рот разинула, да так и замерла секунд на пять, совершенно убитая хилой папочкой у отца под мышкой, пропусками в наших руках и каким-то неземным благолепием, как у двух на редкость прохиндеистых попиков, исходившим от наших умильных физиономий.
У двери отец немного помедлил, затем глубоко вдохнул и задержал дыхание, как обычно делают перед тем, как «остопориться», затем пропустил меня вперед, сунув мне под нос злополучную папку.
– Ладно, поехали, ты Ильф, я Петров.
– Это в том смысле, что «путаясь в соплях, вошел мальчик?» – успел пробормотать я и, не дожидаясь ответа на свой стук, мужественно открыл дверь.
Человек, сидевший в кресле за письменным столом, так и представлялся мне: с полной, румяной, масляной рожей, в очках, ну и как же такому мужичку быть без животика?
– Здравствуйте, – бодро представился отец. – Это мы, которые не из Одессы. Как сказал один умный человек: Бог прислал нас к вам, чтобы вы дали нам работу.
– «Ну, я не Христос», – отпарировал «чинуша», дав нам понять, что в его лице мы, знавшие пятитомник Ильфа и Петрова чуть ли не наизусть, нашли достойного противника. – Ладно, присаживайтесь. Представляться не буду, фамилия, имя, отчество мои, и так вам известны. Не буду даже спрашивать откуда. Интернет вездесущ, я уже не говорю о всякого рода пиратских базах данных. В вашем распоряжении десять минут, так что не тяните, давайте сразу перейдем к тому, что вы называете «нечто», а я пока подразумеваю – «ничто».
Я лишний раз смог убедиться, насколько тщательно подготовился к нашему походу отец, он не поленился снабдить сценарий краткой сопроводительной запиской – синопсисом («Всего лишь две с половиной странички, высший пилотаж!»), и сейчас я буквально впился глазами в лицо Владлена Игоревича (а именно так его звали), нашего визави, тщетно пытаясь прочесть на нем реакцию на наш опус. Но мужик был кремень, ничто на его благодушном лице прочесть было невозможно. И тогда я загадал, как его поймать: если заглянет после записки в сценарий хоть одним глазком, значит, попался на крючок, не заглянет, можно со спокойной душой убираться восвояси.
Сработало! Владлен И. выхватил из середины наугад десяток строк, но и этого ему оказалось вполне достаточно. Победа! Впрочем, победа ли?
– Да, интересно, – констатировал он. – Поздравляю! Но, к сожалению, нам это не подходит. Слишком дорогой и громоздкий проект. Я понимаю, у вас впечатление, что вы принесли совершенно готовую вещь, но вы даже не представляете себе, сколько времени может понадобиться для ее доводки. Вы просто не знаете нашей специфики. Но попытайте счастья на какой-нибудь другой «кнопке», может, вам там больше повезет?
По нашим вытянувшимся лицам он сразу понял, что мы обзвонили уже все, что только можно.
– Мы уже пытались, – честно признался отец, – но там даже не поинтересовались, как наш проект называется.
– Увы, к сожалению, ничем не могу вам помочь, мы просто перегружены подобными предложениями.
В доказательство Владлен Игоревич показал рукой на полки, уставленные какими-то разномастными папками, вполне возможно, что и в самом деле всевозможнейшими плодами умов народных умельцев.
– Но, как бы то ни было, у вас ведь это только первый блин. Дерзайте, мы всегда будем рады видеть вас с новыми идеями.
– То есть, если перевести с русского на русский, – грустно проговорил отец, – вы советуете нам «пойти в немецкий город Бремен и стать там уличными музыкантами»?
«Чинуша» расхохотался. Да, да, не было никаких сомнений, он ценил шутку.
– Ну почему на русский? Как раз типично одесский говорок!
– Так может, есть все-таки какой-нибудь другой вариант? – Я был потрясен неожиданной смелостью моего отца. На моих глазах он предлагал взятку. Такого с ним никогда еще не бывало. – Вы не Христос, мы понимаем, конечно, но вы могли бы дать нам дельный совет. Как любитель юмора любителям юмора.
«Чинуша» некоторое время внимательно изучал наши совсем уже ставшие барсучьими физиономии, хотя больше для вида, потому что давно уже нас раскусил.
– Ну, только если уж какую-нибудь совсем смешную модификацию…
– … для горячих поклонников божественного Иехиэля-Лейба Файнзильберга и братьев Катаевых.
Из всего этого диалога меня больше всего поразило, как отец смог без запинки выговорить столь трудно произносимые настоящие имя и фамилию Ильи Ильфа, автора знаменитых «Записных книжек».
– Ну, к примеру, если бы вас очень интересовали деньги, вы могли бы это продать. В таком вот сыром виде, но с полной потерей авторства.
Наверное, это и подразумевалось еще с фразы: «Алло!» нашего звонка на телестудию.
– Деньги нас не интересуют, – вклинился в разговор я.
«Ох, молодежь!» Двое старших осуждающе уставились на меня. Затем Владлен Игоревич пожал плечами.
– Тогда вам действительно ничего не остается, как торжественно удалиться и отправиться в «немецкий город Бремен». Хотя, собственно, если у вас есть музыкальные способности, то зачем вам Германия? Я мог бы и здесь вам посодействовать. У нас полно конкурсов подобного рода.
Мы с отцом переглянулись. Нет, музыкальных способностей у нас отроду не наблюдалось, а условленные десять минут истекли. Нам и в самом деле ничего не оставалось, как испариться: исчезнуть в пучине, увязнуть в трясине, сгинуть - с глаз долой, а из сердца вон. Но я медлил до последней минуты, не веря, чтобы этот человек так просто нас отпустил.
Так и произошло, интуиция не подвела меня. Когда я уже готов был закрыть за собой дверь, неожиданно послышался мурлыкающий, задумчивый глас с небес.
– Впрочем, есть еще одна мыслишка, совсем завалящая, не знаю, заинтересует ли она вас…
Мы с отцом больно столкнулись лбами, так торопились вернуться обратно в кабинет.
– Мы готовы рассмотреть любое предложение, – с готовностью проговорил отец, умильно заглядывая в глазки Чинуше Игоревичу.
Тот не стал долго тянуть с ответом.
– Я мог бы пообещать вам участие в этом проекте и даже гарантировать то, что вы дойдете в нем до финала. Это хорошая раскрутка, стартовая площадка для взлета. Но, повторяю, никаких прав на авторство, полная безымянность.
Он поднялся, вышел из-за стола и протянул нам для пожатия руку. Ладошка была пухлой и немного влажной. Подразумевалось, наверное, что мы должны были ее поцеловать. Но мы ее просто пожали. «Альхен, – невольно подумал я, – ясно теперь, кого он мне напоминает. «Голубой воришка». Не исключено, что и в самом деле «голубой».
– Не спешите, подумайте, времени у вас сколько угодно. Вот только если вы куда-нибудь еще обратитесь с этим «нечто», наш уговор силу утрачивает. – Тут он шутливо погрозил пальчиком и заговорщицки понизил голос: – Он возможен только при условии строжайшей конфиденциальности.
Дальше он буквально выдавил нас из кабинета своим огромным пузом, прежде чем мы успели опомниться.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 22.04.2014 19:05
Сообщение №: 33347 Оффлайн
Я еле дождался момента, когда мы оказались на улице, чтобы дать волю накопившемуся возмущению. Но едва я открыл рот, как отец многозначительно поднял палец как на знаменитом плакате «Болтун – находка для шпиона!» Я поостыл: во-первых, конечно, соображения конспирации, во-вторых, мы не имели сейчас права вдвоем обмениваться впечатлениями – вопрос был настолько важен, что подлежал рассмотрению на семейном совете.
– «Голубой воришка»! – не удержался я все-таки от гневной реплики уже на эскалаторе метро.
– Не исключено, что действительно «голубой», – глубокомысленно поддержал мою тираду отец.
Этого нам хватило, чтобы продержаться до дома. Но и там Ма не дала нам слова сказать, пока не накормила хорошим, с оттенком праздничности (у нас подобные тонкости всегда и во всем соблюдались), обедом. И лишь потом мы собрались все вместе в крохотном помещении Кабинета (именно в Кабинете, где же еще могло подобное совещание проходить?), что было особенно проблематично, учитывая довольно обширные габариты моей ма. Достаточно сказать, что все трое мы там ни разу не собирались. Впрочем, и повода для этого раньше не было.
Перо мое бессильно описать, как это выглядело. Горящие, полные божественного вдохновения глаза Ма – я всегда ею восхищался и любовался, но такой красивой я ее никогда еще в жизни не видел. Улыбка отца, буквально упивавшегося своей победой – никогда еще я не лицезрел его победителем, и ради такого зрелища можно было простить ему все его эксперименты над нами и неудачи. Я, как новобранец, которому довелось поучаствовать в знаменитом сражении (ну чем не Бородино?)…
Наверное, к концу мы просто выдохлись, а может, просто сказались последствия «оттенка праздничности» съеденного обеда, но так или иначе, шум затих. Я первый начал приходить в себя и попытался вернуть на грешную землю своих драгоценных родителей.
– Так что – подводя итог – нас пытаются бессовестно обмануть, и мы даже не знаем, есть ли у нас какой-нибудь выход?
– И все-таки, главное – мы доказали, что работали не зря, и действительно чего-то стоим, – подправил меня отец, воздев по привычке вверх указательный палец.
Да, наверное, он был прав, и мы действительно что-то там, кому-то доказали. Но что толку с этого? Я уже хотел было завести свою обычную шарманку, но до матери дошло, наконец, то, что для нее было самым важным в этой истории:
– И что, вас действительно могут показать по телевизору?
– Шутишь? – рассмеялся отец. – Да нас будут «крутить» по «ящику» каждый вечер в течение двух-трех месяцев, мы прославимся на всю страну. Тебя и то отобразят. Даже представят всем: это ведь такая классная фишка – папа и сын участвуют в еженедельной схватке, а жена (мама) болеет за них.
Ну, это уже превосходило все возможности воображения моей ма. Чтобы ее показали по ее любимому «телеку» – в такое она точно не могла поверить.
После этого мне уже неудобно было заводить разговор о деньгах, и мы разбрелись по своим привычным местам обитания. Надо сказать, что при всей гармонии, которая царила в нашей семье, трудно было представить себе более разных людей, собравшихся по какой-то неведомой воле вместе.
Ма вся была в домашнем хозяйстве, а ее духовная жизнь не простиралась дальше мерцающего экрана телевизора. Когда она пребывала на кухне, он у нее не выключался ни на минуту. Я всегда был бессилен разгадать систему, по которой она переключалась с канала на канал, но главной ее слабостью были, конечно, сериалы. Когда я ее спросил однажды, что она находит во всей этой муре, она мне ответила: детали. Сам сюжет не имеет особого значения, он может быть любой, но вот детали: внешность какого-либо персонажа или героини, костюмы, в которые они одеты, косметика, наложенная у них на лице, какие-то поступки, взгляды, а уж диалоги – это вообще писк. Вот здесь как раз и есть правда, и есть жизнь. Ну а еще, конечно, характеры, жизненные конфликты, ситуации. В обычном фильме это теряется, там все играет на главную идею, а здесь идея – не главное, главное – мечта или жизнь, что, в сущности, одно и то же для человека, волею судеб зажатого в своем крохотном мирке и находящего своеобразную отдушину во всякого рода «мыльниках».
Естественно, я передаю вам этот ответ своими словами, не так, как говорила мне Ма. Естественно, что как раз в силу этого вы ничего из моих объяснений не уяснили. Как многое в них не улавливал и я сам. Что же получается, иногда задавал я себе вопрос – что моя ма до сих пор мечтает о каком-то чуде, о несбыточном счастье, о принце, будучи влюблена в моего па? Видимо, чем-то он ее все-таки не устраивает? И она находит своеобразный компромисс между мечтой и реальностью? Но почему же она тогда говорит, что сериалы помогают ей осознавать, что жизнь и мечта – одно и то же?
Лишь в одном я хорошо понимал ее: сериалы помогали ей великолепно общаться с коллегами по работе. Они обгладывали там каждую порцию буквально до костей, и это во всех случаях лучше, чем говорить о взбесившихся ценах, о непомерном росте преступности, о несправедливости, проевшей все и вся вокруг или еще о чем-то подобном из конкретной, повседневной жизни.
Отец любил кино и великолепно разбирался в нем, все тома нашего справочника Видеогид были затрепаны до умопомрачения, естественно, не без моего участия – он каким-то образом сумел заразить этой любовью и меня, хотя вкусы у нас были здесь совершенно разными, порой даже диаметрально противоположными. Тем более было здорово, когда в оценке каких-то фильмов мы сходились во мнениях. Ту же «Игрушку» с Пьером Ришаром мы готовы были смотреть каждый раз, когда ее показывали по телевизору. Но когда отец пытался убедить меня, что лучшие сценарии, которые он знает – к фильмам «Принцип домино» с Джином Хэкменом и «Обманщикам» Марселя Карне, то я готов был привести ему сотню примеров («Воскрешая мертвецов» Мартина Скорцезе, «Достучаться до небес» с Тилем Швайгером, «Джулия» с Тильдой Свинтон, не говорю уже о «Танце ангела» с Джеймсом Беллуши), где сценарий был выписан и покруче. Ну и в последнее время, как я уже говорил, Па помешался на всяческих шоу, из чего, собственно, и возник сюжет, о котором я сейчас вам рассказываю.
Что касается меня, то больше всего на свете я мечтал вырваться из той клетки, которой стал для меня наш дом, точнее, наша квартира. Клянусь, я не знал ничего более ужасного, чем жизнь моего па и моей ма, но знал совершенно точно, чего я хочу и чего не хочу. Я не помню, где я вычитал или услышал эту фразу, но она буквально потрясла меня, врезалась как корабельный якорь в память: «Главное в жизни, – поучал там один герой (естественно, тот, кто постарше) другого (естественно, того, кто моложе), твердо знать, что ты хочешь. Дальше – уже нюансы». Может быть, я кажусь слишком самоуверенным, но я вполне мог, несмотря на свой недостаточно зрелый еще возраст, их обоих поучить, тех героев: очень важно знать еще, причем твердо знать, чего ты не хочешь.
Мне хотелось путешествовать, но даже в армии я служил в Москве, в двадцати минутах езды на метро от своего дома. Возможно, отец постарался, чтобы хоть как-то загладить промах с институтом, возможно – просто везение. Я хотел получить хорошее образование, но – не судьба. Я хотел бы найти девчонку, которая понимала бы, любила меня, но где она? Да и вообще: я мог бы перечислять свои мечты до посинения, но что в том толку? А уж если бы я начал перечислять то, чего я не хочу, то к этой книжке понадобилось бы издать отдельное приложение в двух-трех томах, хотя все это можно было охватить одной только фразой: то, что у меня на тот момент было.
Как я проводил свое время? Ничего интересного. Читал книги, смотрел телек, медленно, но неуклонно уподобляясь своим «предкам». В частности, сравнительно недавно я начал понимать свою ма. «Как это нет ничего по телевизору, – любила повторять она. – Не ленись, переключай почаще каналы, всегда можно найти что-то интересное». Действительно, как это может быть, чтобы не было ничего достойного внимания по телевизору? Одна «бегущая строка» чего стоит! «Суслик, вернись! Я вся твоя!!! Мышка». «Привет всему Братску! Олег». Привет, и Магадану тоже. А Президент? Представьте только, что вы беседуете с ним с глазу на глаз! Что бы вы ему высказали? Или попробуйте хоть недельку прожить по его ЦУ и чтобы при этом вам «не набили лицо», как говорят все в той же незабвенной Одессе. Окно в мир! Кем бы мы все были без «ящика»?
Частенько также, особенно по субботам и воскресеньям, я отправлялся прошвырнуться, и всякий раз при этом (как им только не надоедало), мои отец и мать многозначительно переглядывались между собой – ну вот сегодня обязательно произойдет Встреча. А может быть, она давно уже есть у него – симпатичная девчушка с кудряшками или без, наивная, улыбчивая, почтительная к старшим, начитанная (готовить – научим, в кино не разбирается – увлечем), а он просто скрывает от нас ее, сюрприз готовит? Я знал, они мечтали о внуках, их совершенно не смущала мысль, что им придется потесниться и жить уже не втроем, а вчетвером, впятером, вшестером в нашей двухкомнатной конурке. Больше всего на свете они жалели о том, что я у них один, что не удалось им подарить мне братика или сестренку – просто время было такое, что обыкновенная детская коляска вдруг стала стоить столько, сколько раньше стоил автомобиль, тут одного-то ребенка сложно было прокормить.
Да, девчонку хорошую я мечтал встретить, но где? На дискотеке? В Интернете на сайте знакомств? Я друзей-то всех, как-то незаметно растерял: какое общение сейчас без водки, как минимум, да и о чем с ними вообще говорить? Армию, школу вспоминать? Ну а девчонки сейчас пьют, курят, матерятся похлеще парней и, попробуй им хоть слово скажи, посылают вас вовсе не в далекий немецкий город Бремен, а сразу в очень близкие, вполне конкретные места. Ма и Па и тут ухитрились испортить меня: у нас даже в «немецкий город Бремен» никто никогда не посылал никого, достаточно было просто употребить это название в разговоре, чтобы показать, что тебя «достали». Понятно, что «доставали» чаще всего меня, или мне казалось, что меня «доставали». Ну и таких «примочек» у нас был миллион, вот только за пределами нашей квартиры этот язык был чем-то вроде китайского или зулусского. Поняли, надеюсь, теперь мою жизнь?
Естественно, без продолжения разговора нам никак нельзя было обойтись. Только собрались мы на сей раз на кухне. Я первый начал. Конечно, я был бы не я, если бы в очередной, тем более в столь ответственный, раз, не попытался вернуть моих мечтателей-«родаков» на грешную землю.
– Ладно, допустим, – сказал я, – что нам действительно впервые в жизни повезло, и мы поймали золотую рыбку. Но, подумав, вы, надеюсь, согласны теперь со мной, что нас бессовестно пытаются обмануть? Причем довольно умело, я бы даже сказал, профессионально. Наш милый Альхен вовсе не воришка, а матерый вор, могу представить себе, сколько он загребет на том, что нам, именно нам, бог послал. Да, да, папа, мое участие в этом проекте было мизерным, ничтожным, я прекрасно сознаю это. Больше скажу тебе: я никогда не верил в него. Когда ты уточнял какие-то детали с важным видом, я просто говорил тебе первое, что мне приходило в голову, посмеивался над тобой. Сейчас я хочу в этом перед тобой повиниться. Я не понимал тебя, теперь изменил свое мнение. Ты всю жизнь шел к одной цели, ставил на одну карту, и ты выиграл. Никто в тебя не верил, а тебе повезло.
– Ну почему, я всегда верила, – вмешалась в разговор Ма. Ей, как и отцу, показалось слишком нудным и затянутым мое предисловие. Намекая тем, что пора бы и к сути поближе перейти. Но я сегодня во время прогулки тщательно обдумал свою речь, и меня было не запутать.
– Это хорошо, – ответил я. – Но суть в том, что вряд ли когда-нибудь еще нам такой случай представится. А здесь слава, деньги, крутое изменение судьбы. Надеюсь, вы понимаете?
– Конечно! Естественно! – эхом отозвались оба родителя.
– Ну, стало быть, и ладушки. Отвергнем соблазны, запатентуем наш сценарий, как положено и выставим его на аукцион. А там принцип известен: кто больше даст, тому и достанется. Вот пусть и попробуют «дать».
Ма и Па переглянулись, затем замолчали, всем своим видом выражая несогласие. Мол, ты еще молод, молоко на губах не обсохло, а жизнь есть жизнь.
– Нам не пробить эту стену, – вздохнул Па, нарушив, наконец, молчание. – Ты молод, горяч, многого не понимаешь.
– Нет, па, но неужели мы стерпим такое? Ты посмотри только, как он нагло вел себя. Ведь если записать его разговор на пленку, где его потом искать?
– Ладно, запишем, разоблачим, что дальше? – спокойно спросил Па. – Что это даст нашей семье конкретно? Тебе, мне, матери. Медаль Президент пришлет или Бог на небе зачтет? А вел он себя не нагло, просто мы быстро нашли общий язык. Мерси, причем гран мерси, Ильфу и Петрову. Другим бы, может, и не предложил. Это как шахматы, главное здесь – уметь жертвовать. Помнишь, я тебе рассказывал, как чуть было не стал чемпионом школы по шахматам?
Господи, да этот рассказ я слышал, наверное, раз десять, не меньше. В шахматах мой па никакой науки не признает, играет хаотично, наобум, что ему, к примеру, какая-то защита Каро-Канн? Как бы то ни было, но на чемпионате школы он неожиданно дуриком пробился в финал. Противник у него был достойный, какой-то перворазрядник, но отец так ему зубы заговорил (это он умеет, до сих пор навыков не потерял), что тот проморгал пару хороших фигур. И вот тут «разрядничек» собрался и буквально задавил моего отца жертвами. Отец поддался, естественно, на приманку, утратил преимущество в позиции и неожиданно получил мат. Этот урок он усвоил на всю жизнь, хотя играть продолжает до сих пор в том же духе. На себе проверял – главное, не дать ему заболтать тебя.
Я знал, что если поставлю вопрос на голосование, моя карта будет бита. Ох уж эти большевики, сколько я от них натерпелся! Зачем вообще по какому-то вопросу советоваться со мной, если счет всегда неизменен: 2: 1, понятно, в чью пользу? Поэтому попытался сделать хорошую мину при плохой игре.
– Ладно, согласен. Ваша взяла. Но вместе нам участвовать не получится. Никто мне на работе такой большой отпуск не даст, а вы прекрасно знаете, что другого чего-либо подобного, мне, без образования, не найти: программистов сейчас дипломированных пруд пруди, а если диплома нет, только в дворники или курьеры – куда мне еще идти потом прикажете?
Конечно, насчет «дворника или курьера» я сильно преувеличивал, однако в зарплате я точно резко скатился бы. К нам на фирму я устроился исключительно благодаря Витьке Козлу, он за меня поручился перед начальством. Хотя работал я на совесть и даже кое-каких выпускников Бауманки или МГУ мог заткнуть за пояс. Ма промолчала, но она знала, как никто другой, что наш семейный бюджет во многом именно на мне в последнее время держался. Достаточно сказать, что впервые в жизни у нас появился счет в банке.
Отец расстроился, но тут же вновь воспрял.
– Одному не интересно. А что, если попробовать такой вариант: попроситься у нашего Альхена на какое-нибудь другое шоу, вроде «Как стать миллионером», но только вдвоем, что мы – хуже тех недоумков, которых обычно по телевизору показывают? Миллион не выиграем, конечно, но какой-нибудь лакомый кусочек уж точно сможем ухватить.
– Нет, па, – проговорил я как можно мягче. – Тут я с тобой никак не соглашусь. Во-первых, откуда нам знать, как на этих шоу люди в самом деле что-то выигрывают? Во-вторых, один раз, одна игра, или три месяца кряду – есть разница? В-третьих, ты тут в родной стихии, кто может знать правила лучше тебя, раз ты их сам составлял? Ты выиграешь, обязательно выиграешь.
– Что ж, ты прав, несомненно, прав, – невнятно пробормотал отец. – И все-таки жаль, очень жаль.
– Согласен, жаль, конечно, просто отчаянно жаль, но ничего не поделаешь. Победитель во всех случаях может быть только один. Мое участие было бы чисто формальным. Ни второй, ни даже третий приз мне бы точно не дали, а зачем тогда подобные жертвы?
Против такого сокрушительного довода отец ничего не смог возразить, и я вдруг почувствовал, что мыслями он уже там, по другую сторону экрана. Ему, как полководцу, рисовались в воображении батальные сцены, или, как претенденту на премию «Оскар», церемония награждения… Я был счастлив, но счастливее всех казалась наша Ма. Я представлял себе, какого труда ей будет стоить, не проговориться раньше времени о нашем семейном триумфе своим коллегам по работе, подружкам, соседям. Зато сколько потом будет гордости, звонков по телефону – чего еще можно желать?
В конце вечера отец пригласил меня на кухню и показал на два хрустальных бокала, которыми мы чокались с ним по любому удобному поводу, даже для того, чтобы просто в жару попить минералки.
– Извини, есть только кефир, – улыбнулся он. – Но ведь это не принципиально важно, я думаю?
В принципе, какое-то значение это имело: характерного, столь милого сердцу, хрустального звона на сей раз не получилось. Но кефир был вкусным, это я хорошо помню.
Па какое-то время никак не мог успокоиться, склоняя на разные лады «бессмертные строки» «аса» (А. С.) (асса!) Пушкина:
Ночной зефир
Струит эфир
Шумит,
Бежит
Гвадалквивир.
Я понял, что у него заклинило, так что мне ничего не оставалось, как только к нему присоединиться. Через минуту мы уже торжественно декламировали Ма:
Струит эфир Гвадалквивир,
Окунем перья мы в кефир.
В общем, вечер удался на славу.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 23.04.2014 15:59
Сообщение №: 33461 Оффлайн
– Что с тобой сегодня, ты совсем как вареный! – Витька прошел мимо и столкнул мой локоть со стола, думая, что я дремлю. Но я уже привык к его шуточкам и ухитрился не потерять равновесие.
– Так, неважно себя чувствую, – отделался я дежурной фразой.
– Понятно, а я уж думал – влюбился, или на дискотеке вчера оторвался по полной программе.
Он то ли что-то рассказывал мне, то ли о чем-то выспрашивал, однако у меня не было никакого желания вслушиваться в его болтовню. Я просто хорошо знал, что Витька, как ни много он для меня сделал, свою фамилию оправдывал, и интересы фирмы блюл как никто другой. Попробуй пачку бумаги стащить или прийти утром с похмелья, тут же настучит начальству. Натура такая. Специалист он был высочайшего класса, так что за место свое мог не бояться, его и так постоянно пытались переманить всякого рода «хэдхантеры» – охотники за головами. Он с удовольствием ходил на встречи с ними, обедал за их счет в ресторане, разыгрывал колебания, сомнения, потом, в итоге, прикрываясь малодушием, отказывался.
Впрочем, козел он и есть козел, мне-то что за дело? У нас вообще на работе типчики те еще подобрались – пальца в рот не клади. Так что посоветоваться мне было не с кем. Да и что толку советоваться? Самое мудрое было просто подождать до последнего, а потом с самым невинным видом попросить «творческий отпуск», объяснив ситуацию. Потому что если сделать это заранее, они меня выпрут на следующий же день, а это вовсе не входило в мои планы.
Как вы, наверное, уже догадались, Альхен отверг с порога наш вариант и поставил непременным условием сделки то, чтобы мы участвовали в шоу вместе. А если уж сказано «а», то нужно говорить и «б». Хотя идти на такую авантюру у меня не было никакого желания.
Надо сказать, что вообще колесо завертелось неожиданно быстро. Необходимо было срочно заменить какое-то, совсем уже потерявшее рейтинг, шоу, и мы тут вписались в самый раз. Конечно, сценарий пришлось подгонять, причем долго и нудно. Иногда требования были самые идиотские, а еще того хуже – после недели переработок какого-то куска, вдруг неожиданно все возвращалось к прежнему варианту, но затем начальство вдруг отстало от нас, дело перешло в руки профессионалов: директора, режиссера, продюсера, и все стало складываться настолько стремительно, и выглядело настолько здорово, что нам с отцом даже удивительно было – неужели мы могли придумать такое?
Нас никто не знал из команды, готовившей шоу, контактировали мы только с Альхеном, вот почему наше участие в предварительном конкурсе, или, как его принято сейчас называть, кастинге, было не желательным, а обязательным. Хотя наши имена, несомненно, были занесены в какой-то особый список. Как бы то ни было, мы с моим па с самого начала так решили: не требовать для себя никаких поблажек, хотели пройти на равных с другими весь путь от начала и до конца.
Я не знаю, зачем дирекции понадобилось в тот знаменательный день так долго держать нас возле двери концертной студии Останкино. Но, наверное, какой-то смысл в этом был, потому что самые неожиданные люди, всех возрастов и социальных категорий, полюбопытствовав: «За чем стоим?», как в незабвенные времена социализма, сами вдруг решали поучаствовать. Особенно это привлекало приезжих. Какая удача! Приехали посмотреть Москву, а тут конкурс. Ну а дальше, как у Цезаря: «Veni, vidi, vici» - «Пришел, увидел, победил».
Я вообще удивлялся: подумать только, такая массированная реклама шла целых полтора месяца в прессе, по телевидению, люди прилетели из Улан-Удэ, Барнаула, Владивостока, даже с Камчатки, были и иностранцы, в основном из так называемого ближнего зарубежья, а тут люди становились в очередь как в жаркий летний день за мороженым, толком даже не зная, что им придется делать.
Шоу тогда еще носило название: «Автора!» Да, собственно, это было и не название, как таковое, а анонс к рекламе. «Автора!» Приглашаем всех людей, обладающих творческими способностями в самых разнообразных литературных жанрах, принять участие в нашем конкурсе». И так далее, в том же духе.
Ну а пока нашим единственным развлечением были подъезжавшие на машинах телезнаменитости, из которых я, признаться, к стыду своему, никого не знал. Вот бы сейчас Ма сюда, она тотчас бы все объяснила. Кто визжал от восторга, кто кидался за автографом, кто просто наблюдал эти сцены со снисходительной улыбкой. Ничего, мол, скоро на равных будем общаться.
В толпе сновали журналисты с блокнотами и диктофонами, фоторепортеры, операторы с видеокамерами. Вопросы задавали, на мой взгляд, самые, что ни на есть, идиотские, в конце концов, порядком всем надоели. Некоторые от них даже стали прятаться.
Несколько ребят незамедлительно воспользовались возможностью немного поразвлечься. Лопоча что-то, кто по-английски, кто по-итальянски, кто по-французски и безбожно коверкая русский, проводили блиц-интервью с заранее составленными вопросами. Впрочем, я обратил внимание, приставали они преимущественно к красивым девчонкам и разговор, как это обычно бывает в подобных случаях, неизбежно заканчивался просьбой дать номер мобильного телефона.
Был даже один парень, который работал под монгола. Газета у него называлась как-то странно: «Монгол тудей». Хотя вполне могло быть, что он действительно был монголом, и действительно есть в Монголии такая газета.
На этих ребят, кстати, никто не обижался. Двухчасовое стояние в очереди было настолько утомительным, что любое развлечение было и в самом деле как манна небесная.
Как раз там, в очереди, мы с отцом впервые и увидели их: Девушку в черном и Ужастика. Вокруг них, кстати, больше всех терлась пишуще-снимающая братия. К каждому из них во время такого ажиотажа мы подобрались поближе, и оба раза в весьма угнетенном состоянии духа вернулись обратно.
– Первое место, – показал отец на Ужастика, – и второе, – вздохнул он уже в адрес Девушки в черном. Мы только третьи. Но и это было бы неплохим результатом – вдруг мы кого-нибудь просмотрели.
– Ничего, подождем второго тура, – ответил я скептически, хотя и сам нежданно-негаданно ощутил мандраж в коленках.
– Главное – не победа, главное – участие, мы ведь с самого начала так решили, – попытался подбодрить меня Па.
Решили-то, решили, но как же без азарта, без надежды на чудо, без «А вдруг?»! Что, бороться совсем без стимула? А какой смысл?
Только сейчас вдруг эта мысль дошла до моего сознания. Отца она почему-то не угнетала. Ничего, мы просто так не сдадимся.
Наконец нас всех скопом запустили внутрь, и мы очутились сначала в холле, а затем на знаменитой сцене, знакомой по многочисленным передачам, наверное, каждому человеку в России. Впрочем, со сцены нас тут же отправили в зал, на ней остались только пять человек, которые сидели за столиками на достаточно большом расстоянии друг от друга. К каждому столику была прикреплена табличка с фамилией, сидевшего за ним члена жюри, так чтобы можно было как-то ориентироваться, к кому, с чем подходить.
Еще в очереди я поразился разномастности стоявшей публики. Здесь, в зале, была возможность присмотреться внимательнее. Никогда еще в жизни я не видел разом столько красивых девчонок. Просто живые модели, киноактрисы. Патлатые ребята с расчехленными, готовыми к бою, гитарами. Какой-то парень, забравшись на самый верхний ряд, что-то репетировал на пастушеской свирели. Еще запомнился один тип, обвешанный с головы до пят всякого рода инструментами и побрякушками, своего рода Человек-оркестр.
Шум вообще стоял невообразимый. Девицы трещали без умолку, кто-то тихо протренькивал на своей шестиструнке заветные аккорды, кто-то обменивался адресами. Совсем незнакомые между собой люди представлялись друг другу, рассказывали о себе, делились любой, мало-мальски заслуживающей внимания, информацией.
Но были и такие, которые, наоборот, сохраняли полную невозмутимость. Отгородившись от всего происходящего, они молча сидели, не снимая наушников, лишь изредка переключая плеер.
Я сбегал в холл для интереса и не пожалел об этом. Кто-то распевался, кто-то читал юморески, басни, отчаянно при этом жестикулируя. Некоторые приехали парами, и даже целыми группами. Ужастик подпирал стену, ни с кем в контакт не вступая, Девушка в черном невозмутимо курила сигарету, вставленную в длиннющий мундштук, как раз под надписью со строжайшим на сей счет предупреждением-запрещением от администрации.
Я все-таки не удержался от соблазна подойти к Ужастику, который, к моему счастью, оказался весьма общительным и обаятельным парнем.
– Ты кто? – спросил я. – И почему такое странное одеяние?
– Я первый российский ужастик, – торжественным тоном преподнес он мне леденящий душу набор фраз, который потом нам всем ужасно надоел в нашем скученном совместном житии, – я люблю кровь, я люблю вселять ужас. По ночам я разрываю могилы и поедаю трупы…
И тут я вспомнил, кого этот парень копирует. Какой-то фильм, название которого совершенно вылетело у меня из головы. Из того, что в ней все-таки осталось, могу сказать только, что там был молодой тинейджер в стадии ломки характера, который, шокируя своих родителей, а в особенности, гостей, постоянно ходил дома в черном плаще, с накладными огромными клыками во рту, жутко страдая от того, что ему не с кем было поделиться своими вампирскими проблемами. Спал он, соответственно, в гробу, дальше вы, наверное, сами все вспомнили. Ну а этот чудик был не только вампиром, но еще и некрофилом-людоедом. Полный дурдом!
Я решился все-таки спросить:
– Слушай, все помню, кроме того, как фильм назывался. Какая-то американщина. Не подскажешь, случайно?
– Нет, это профессиональная тайна, – свистящим шепотом ответил парень. Впрочем, на вид трудно было определить его возраст, так как на лице у него, как у всякого уважающего себя вампира, а тем более людоеда-некрофила, была маска.
– Он не вампир, он Ужастик! – сказал я отцу, когда вернулся в зал.
– Ужастик! Кто такой Ужастик? – в полном недоумении спросил Па.
– Ну, тот парень, которому ты напророчил первое место! Кстати, не помнишь, как называется тот фильм, из которого он свой персонаж слямзил?
Но и отец это название так и не смог вспомнить. Хотя сам персонаж-тинейджер тоже глубоко ему в память врезался.
Наконец на сцену вышла директор конкурса, Римма Кошебянц, маленькая подвижная армянка, чистый колобок. Но я как-то слышал, как этот «колобок» на редкость виртуозно ругался матом, а уж курила она просто как паровоз.
– Внимание, – проговорила Римма Аракеловна своим низким грудным голосом. – Мы начинаем. То, в чем вам предстоит принять сегодня участие, называется кастинг. Надеюсь, что тут в зале нет случайных людей, и все вы знаете условия нашего конкурса. Тем не менее, напоминаю: речь идет не об исполнителях, а об авторах. Басни Крылова, юморески Зощенко, песни с текстами Михаила Шафутинского или, тут она сделала реверанс в сторону сцены, Игоря Николаенко вы можете приберечь для каких-нибудь творческих вузов. Здесь принимается только то, что вы написали сами, качество исполнения в расчет не идет. Порядок прост: вы, когда подойдет ваша очередь, выходите на сцену, подходите к столикам, за которыми члены жюри с вами будут проводить собеседование. Помимо того, что вы сейчас сочтете нужным рассказать или исполнить, вы можете предъявить также любые материалы, которые вы принесли с собой: диски CD, DVD, рукописи рассказов, романов, сценарии клипов, фильмов, в общем, все, на что вы способны. Если вас отметили, вы получаете специальную карточку, таких карточек вы, соответственно, максимально можете набрать пять. Уходя, вы отдаете эти карточки секретарю нашей комиссии, который сидит сейчас в холле, затем ждете вызова на второй тур. Естественно, тем, кто не получил ни одной карточки, вызов не светит. Чудес на свете не бывает. Удачи вам всем!
Тотчас захлопали сиденья стульев. Те, кто попал сюда по чистой случайности, решили не терять дальше времени даром. Однако большинство из этих «случайных», как я понял, предпочли остаться. Зрелище предстояло весьма небезынтересное, да и обстановка располагала. Не говоря уже о том, что была прекрасная возможность засветиться: все репортеры и операторы тут же, вслед за нами, переместились с улицы внутрь здания. Была и специальная бригада уже нашего телешоу, но она целиком находилась на сцене, сфокусировав свое внимание на выступлениях участников, лишь изредка выхватывая какие-то кадры из зрительного зала.
Несмотря на предупреждение Риммы Кошебянц, нашлось немало желающих продемонстрировать свои актерские или музыкальные способности. Их, естественно, с позором выгоняли. Я без труда разгадал, что этими людьми руководило: воспоминание о том, как им довелось однажды выступать на самой знаменитой концертной площадке страны, будет греть им душу потом всю жизнь. Особенно, если друзья успели их снять на фото или видео. Хотя, конечно, часть людей, находясь в холле и усиленно репетируя, действительно не слышала предупреждений директора шоу.
В общем, все обстояло далеко не так просто, как виделось устроителям. Тем более что и сами члены жюри, народ весьма разномастный, не совсем хорошо представляли себе, чего им требовать от конкурсантов.
Мы с отцом сознавали, что мы были единственные, кто имел возможность, как следует к конкурсу подготовиться, так как никто лучше нас не знал его условий. Конечно, нам неведомо было, кто конкретно будет сидеть в жюри, но вот их профессии были достаточно хорошо известны.
«Юмор. Пародии». Здесь нас ожидал сам Ефим Бухтин, мы довольно сносно с ним похохмили и отдали на просмотр рукопись рассказа, который мы в спешном порядке, буквально за два вечера, состряпали. В нем мы использовали богатый опыт нашей Ма. «Ха, как это нет ничего по телевизору? По телевизору всегда есть, что посмотреть!»
Рассказ назывался «Не надо о грустном». Герою там, много времени проводящему перед телевизором, неожиданно начинает казаться, что популярная певица с ее супершлягером «Не надо о грустном!», поет с некоторых пор только для него, постоянно делает ему какие-то таинственные знаки, посылает признания, мечтает с ним познакомиться, даже встретиться. Он старательно вникает в смысл ее загадочных посланий, не уставая мурлыкать себе под нос: «Не надо о грустном, не надо!», и обнаруживает, что его догадки подтвердились: он действительно любим.
Сначала общение с певичкой льстит самолюбию героя, затем начинает его раздражать («Не надо, не надо, не надо!»): он грязно ругается в своих ответных посланиях и даже делает попытки к рукоприкладству. Однако певичке это даже нравится, во всяком случае, она не подает вида.
В итоге выясняется, что герой – заурядный пациент психушки. В частности, «сеструха», о которой он постоянно по ходу повествования упоминает («Сеструха говорит: «Нет там ничего, по телеку, я смотрела программу». Она ничего не понимает: зачем программа? Как это нет ничего по «ящику»? В нем всегда есть что посмотреть. Одна «бегущая строка» чего стоит!» «Сеструха говорит: «Что ты все время пялишься на эту «строчку»? Ты что, надеешься, что тебе самому кто-нибудь какое-нибудь послание передаст?» «Конечно! А чем я хуже других?», отвечаю), на самом деле сестра медицинская.
Ему каждый день дают много таблеток, которые он утаивает, а затем выпивает сразу, в лошадиных дозах, составляя немыслимые коктейли (большая, маленькая, зелененькая, красненькая, оранжевая). («Я удивляюсь врачам, за кого они нас здесь принимают? С этими таблеточками и обезьяна сообразила бы. Тем более, если посадить ее в клетку. Мы что, по их мнению, глупее обезьян?»).
Видения ему, соответственно, предстают самые разные, совершенно фантастические, а вот тут как заклинило: какое сочетание ни придумай, опять она, всегда она, всюду она! Поразмыслив, этому «клину» он находит только одно объяснение: его разгадали, пора выписываться.
Каюсь, не бог весть что, но Ефиму понравилось. Больше всего он хохотал над выражением, которым герой характеризует самого себя: «Особенно, если учесть, что у тебя в голове кукушка наср…».
Еще он нас, понизив голос, спросил: «А певица эта, Калерия, да? А «Шрэка» вы не боитесь?» Мы поняли, кого он имел в виду – мужа Калерии, Иосифа Перегудина.
Па тут же нашелся и рассмеялся в ответ:
– Не-а, не боимся, – он показал ладонью сначала совсем рядом с полом, затем задрал ее вверх, насколько рука позволяла: – Кто мы, и кто они!
Я не случайно так обстоятельно рассказал об этом случае – это был наш маленький триумф. Ма онемела, когда мы предъявили ей в качестве доказательства фотографию (Ефим принес ее одну, чтобы подарить только самому лучшему) с автографом одного из самых любимых ее актеров-юмористов. А уж рассказ о том, как мы проходили собеседование с ним, она заставляла нас повторять чуть ли не с десяток раз.
На следующем конкурсе: «Поэты. Поэты-песенники», (подразумевалось также, что в нем могут участвовать сценаристы различных мероприятий, музыкальных клипов и пр.), мы решили пойти на чистейшей воды дурь по бессмертному рецепту небезызвестного Ниагарова Валентина Катаева. Там, «мой друг Ниагаров», на каких только поприщах не перепробовавший себя и подвизавшийся на сей раз в журналистике, в каждой газете, куда он, перебегая с этажа на этаж в одном и том же здании, предлагал свои опусы, менял только профессию своего героя, величая его везде одинаково – Митрий («Митька, этот старый морской волк, поковырял бушпритом в зубах и весело крикнул: «Кубрик!» «Старый химический волк Митя закурил коротенькую реторту и, подбросив в камин немного нитроглицерину, сказал: «Так что, ребята, дело азот». «Старый железнодорожный волк открыл семафор и вошел в тендер, где ютилась его честная, несмотря на ее многочисленность, семья... …Умаялся я, Октябрина», - сказал Митрий жене»).
В данном случае из нашего опуса о пациенте психушки мы оставили только идею шлягера, который так досаждал ему, срочно сочинив для него «забойный» текст («Не надо о грустном, не надо!»). Можете себе представить, какая это была белиберда, не говоря о совсем уж примитивном мотивчике, на который мы ее проблеяли. Николаенко с большим трудом выслушал нас до конца и вздохнул с большим облегчением, когда мы переместились от него к другому столику.
– Ничего, ребята, может вам в другом месте больше повезет, – с натужной любезностью проговорил он. Я искренне надеялся, что в жюри самого телешоу он не войдет, наверняка мы ему запомнились. Наше место тут же занял какой-то блондинистый патлатый бард, и уже с первого аккорда на гитаре между ним и популярным певцом-композитором установилось полное взаимопонимание.
Самому кассовому нашему кинорежиссеру, успешно подвизавшемуся даже в Голливуде, мы всучили заявку под названием «Вся рать земная». Сюжет там был прост, как апельсин: при нашествии инопланетян погибают все люди, и тогда в сражение с галактическими завоевателями вступают языческие духи (эльфы, лешии, домовые и пр., и пр.) со всех сторон света, перед лицом смертельной опасности решившие объединиться.
Их постоянные споры между собой, раздоры, амбиции – все как у людей. В конце концов, они побеждают и вытесняют захватчиков за пределы Земли. Амбиции столь сильны, что духи по инерции продолжают сражаться дальше уже между собой, но, к счастью, вовремя прекращают братоубийственную войну.
Завершается этот эпос тем, что какой-то не то эльф, не то гном сидит под деревом со всякой снедью, разложенной на траве, и пытается приручить обезьяну, заставить ее слезть с дерева, чтобы выдрессировать ее на человека. А упрямая обезьяна, соответственно, никак не желает поддаваться дрессировке.
По заявке, тщательно расписанной и составленной по всем правилам (мы сумели достать образчик), мы предусматривали несколько вариантов воплощения этой бредовой «саги»: киноблокбастер, телесериал и многосерийный мультик.
Проект был мощный, но в исполнении совершенно нереальный, однако режиссеру, не буду приводить его фамилию, она и так достаточно хорошо известна, крыть было нечем, и ему ничего не оставалось, как только, почесав затылок, выдать нам вожделенную карточку.
Так же легко мы вырвали карточку и у представителя известного издательского дома. Сюжет нам подсказала Ма, это была действительная история одной ее знакомой. Мы на действительность, естественно, начхали, и все переврали, как только смогли, однако варево, как ни странно, получилось вполне съедобным.
Роман мы назвали «Нежная». Героиня – молодая девчонка, бежавшая в Москву из провинции, и не поднявшаяся здесь выше уровня бомжихи с площади Трех вокзалов. Она – член банды, просит милостыню у людей с одной только целью – высмотреть, есть ли у них какие-нибудь деньги, а после дать знак своим подельникам, чтобы они их ограбили.
Так ей попадается на пути одна старуха, которая решает немного поддержать и даже приютить ее. То, что ей удалось пробраться к старухе домой, «героиня» считает необыкновенной удачей, и, общаясь со своей благодетельницей, делает вид, что терпеливо выслушивает все ее воспоминания и наставления, в то же время выжидая момент, как связаться со своими друзьями и осуществить свое преступное намерение. («Да это же "Оливер Твист»! Чистейшей воды! Плагиатом попахивает», – прервал меня на этом месте отец, затем махнул рукой – черт с ним, сойдет вполне для собеседования).
Однако, тщательно обшарив в отсутствие старухи квартиру, девчонка не обнаруживает в ней ничего ценного. Тогда у нее возникает мысль отторгнуть у старухи жилплощадь (тут уж мы открестились, как могли от знаменитого Чарльза Диккенса), однако та делает неожиданный ход, который вновь ставит героиню в тупик: выправляет ей паспорт, удочеряет и прописывает у себя.
Теперь героине нет смысла обращаться к бандитам, а сама убить старуху она не решается. Намерения оттягиваются и оттягиваются, а между тем старуха умирает. Сын тут же является, чтобы предъявить свои права на наследство, героиня уговаривает его дать ей пожить в этой квартире полгода, после чего она полностью откажется от всех прав на нее.
В общем, чепуха чепухой, но дальше мы начали усложнять сюжет. Героиня предстает вначале совершенно размытой личностью. У нее нет своей жизни, она живет жизнью, личностями, мечтами, устремлениями других людей.
Сначала это ее подруга Люська, погибшая, став жертвой насильников, но с самых детских лет мечтавшая о нормальной, человеческой жизни. Чтобы не повторить ее судьбу, героиня и уезжает в Москву, однако поначалу ее (Люськины) мечты терпят крах. Затем она живет жизнью банды, в которую даже и не входит, а так, вроде как стажируется. Потом наступает очередь старухи, и так далее.
В конце концов, героиня выпрямляется и находит свой собственный путь. Ну и, естественно, обретает, наконец, долгожданное счастье.
Вообще мы были потрясены, как просто замысливать что-то, зная, что не нам это исполнять.
Владимиру Позднякову, сидевшему за столиком «Журналистика. ПиаР», мы хотели всучить юмористическое интервью (опять «Мой друг Ниагаров»), нет-нет, не с Калерией, конечно, а с неким знаменитым киноартистом, коснувшись, преимущественно, его участия в телесериалах.
Главной хохмой, естественно, было содержание этих сериалов, однако мэтр не оценил нашего юмора, он внимательно посмотрел на нас поверх очков (уж он-то точно запомнит, причем на всю жизнь, наши физиономии) и прервал в самом начале наше выступление.
Кстати, он был единственным, кто поднял вопрос о том, почему мы проходим кастинг не по отдельности, а именно дуэтом. Как ни странно, он оказался прав, в условиях конкурса такой вариант не был предусмотрен. Мы с отцом застыли в ужасе, ожидая, что будет дальше. Как же мы могли столь важный момент упустить? Тоже мне «авторы»!
Впрочем, Римма Аракеловна тут же созвонилась с Владленом, и он решил этот вопрос в нашу пользу: условия были дополнены. Но поволноваться нам пришлось изрядно.
Кроме того, только сейчас мы оценили сообразительность тех ребят, которые вроде как у красивых девчонок в очереди номера мобильных телефонов выспрашивали: они совсем не дурачились, как мы опрометчиво полагали, они работали, и их труд не пропал даром: материалы, ими добытые, имели у Позднякова большой успех.
И как только мы сами до такого простого варианта не додумались, позволили себя обскакать? Что ж, хороший урок на будущее: никогда нельзя недооценивать своих соперников.
Как бы то ни было, мы возвращались домой окрыленные, поздравляя друг друга с заслуженной победой: все-таки три карточки из пяти! По пути мы зашли в магазин и долго решали, какую минералку нам выбрать. В конце концов, остановились на пузатой бутылочке «Перье». Знай наших, полку миллионеров прибыло. Конечно, в принципе-то, мы бы предпочли «Боржоми», но название на редкость подходило к нашему случаю!
В довершение всего Ма показала нам диск DVD с записью двух наших засветок в теленовостях. Одно блицинтервью мы даже сами воочию на исходе вечера увидели. Но, естественно, доминировали там Ужастик и ребята с гитарами. Я полагаю, что и не все тележурналисты еще хорошо знали суть шоу, которое им потом три месяца предстояло освещать. Разумеется, я имею в виду не на нашу, а другие «пипочки».
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 24.04.2014 18:16
Сообщение №: 33572 Оффлайн
Конечно, нам, москвичам, было легче. С иногородними доходило до смешного: едва они успевали добраться домой, как в тот же вечер им звонили с просьбой явиться на второй тур. Некоторых же родные заворачивали прямо с порога: мол, знаем, знаем, поздравляем; не раздевайся – поешь, перепакуй чемодан, и обратно – ты прошел.
Мы с отцом тоже не избежали сюрприза: по инерции (в данном случае, «инерции мышления» – сообразительности не хватило) мы предполагали, что второй тур будет проходить приблизительно так же, как и первый, только с меньшим количеством участников. Однако действительность превзошла наши ожидания.
Представьте себе довольно большую комнату, одна половина которой была отделана и даже декорирована атрибутикой нашего конкурса, а вот на второй валялись доски, куски штукатурки, был сложен какой-то запылившийся хлам, на стенах висели ободранные обои. Я до сих пор понять не могу, каким образом телеоператорам удавалось так проводить съемки, что эта незавершенка не попадала в кадр.
По компьютеру у членов жюри, один у директора, и три десятка непосредственно в зале. Участников набралось не больше ста. Выход после испытания был предусмотрен так, чтобы не было никакой возможности обменяться впечатлениями с теми, кто еще только ожидал своей очереди. Мобильники у нас предусмотрительно отобрали.
В общем, получилось нечто среднее между выпускными школьными экзаменами и творческим конкурсом в вузе.
Жюри тоже поменялось, за исключением Игоря Николаенко. Ефима Бухтина заменил Михаил Задорожный, Позднякова – Марина Майская, хорошо известная нам с отцом по публикациям в «МК», еще добавились скандальная писательница Юлия Шипова и до сих пор непревзойденный еще со времен социализма, лучший, на наш взгляд, киносценарист в России, Эдуард Володин. Это уже была часть той команды, которой и предстояло делать шоу от начала и до конца.
Самым нудным было ожидание. Поначалу мы с отцом, чтобы чем-то занять себя, решили путем наблюдения составить хоть какое-то представление о правилах игры, в которой нам предстояло участвовать, затем поняли, что можем так перегореть раньше времени и стали просто глазеть на остальных претендентов.
Как раз здесь и всплыло название «Перья». Смеялись над этим вариантом все, кому не лень, но никому так и не удалось придумать ничего более подходящего. Хотя как только они не изощрялись! Были тут и: «Ни пуха, ни перья!» с ударением на последнем слоге, и «Чернильные крысы», но самую лучшую пародию придумал все-таки мой отец – «Перья». Он сказал, что так один его знакомый алкоголик это слово выговаривал. (Никогда бы не подумал, что у моего па могут быть такие знакомые!).
Умением работать на компьютере сейчас никого не удивишь, но я все-таки был профессионалом и, усевшись перед монитором, уже ничего не боялся, чувствовал себя как рыба в воде.
Когда мы ввели наши данные, на экране тут же зависла цифра 60. Я заглянул в «Мастер-подсказчик», где мультяшный бородатый мужичок, весьма похожий на того, который сидел сейчас за директорским дисплеем, радостно сообщил нам, что за три карточки, нами полученные, мы получили по максимуму, а вот Николаенко с Поздняковым оценили наши способности как совершенно нулевые. Ладно, Николаенко, мы не спорили, а вот Поздняков мог бы и не выпендриваться со своим жирным «колом», а хотя бы хиленькую двоечку поставить. В общем, с Ниагаровым не получилось, у Ильфа и Петрова есть похожий персонаж, гораздо более колоритный, не спорю – Никифор Ляпис-Трубецкой, которого они с Ниагарова без зазрения совести передрали, лучше бы мы на него поставили. Все-таки, Гаврила – не Митрий, «Гаврилиаду» («Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от гангрены слег…». «Служил Гаврила за прилавком. Гаврила флейтой торговал…». «Гаврила шел кудрявым лесом, Бамбук Гаврила прорубал…») все знают, хотя, на мой взгляд, «поковырял бушпритом в зубах» – гораздо смешнее.
Задания были на редкость простыми.
«Курьезы, которые вы видели, слышали или самим их выдумать».
Господи, да этого добра у нас! Фантазия наша была просто неиссякаема. Тут и «генерал в останках» (вместо «в отставке») и «кофе со слипками». В общем, не будите в кошке зверя! Хотя за то, что это именно наши хохмы, а не заимствованные, с полной уверенностью мы бы не поручились. Подобной чепухи столько носится в воздухе! Просто выше головы.
«Прописать в художественной форме эпизод на основе короткой заметки в криминальной хронике».
Плевое дело! Опять же - не нам читать!
«Сочинить текст песни, отталкиваясь от первой строчки: «Любовь слепа».
Оттолкнулись! Правда, дальше второй строчки дело не пошло: «Но сердце мудро!»
Мудрена Матрена! Мы особо и не огорчались. После первого блина у нас и второго не получилось – мы уже поняли, что Николаенко нам не перемудрить.
«Неуловимые мстители» возвращаются. Ваш вариант»!
Да, загнул дядя Эдуард! Куда они могли бы еще пойти со своими «способностями»? Только в бизнес!
«Подготовьтесь к интервью со знаменитым человеком».
Ну, тут нам представилась полная возможность реабилитировать себя в журналистике. Двухтомник «Москва театральная» мы всей семьей до дыр зачитали, знали, чем Марине Родионовне угодить.
На выходе мы столкнулись с Ужастиком. Я воспользовался возможностью познакомить с ним своего отца. К психологу мы пошли сразу втроем, похохотали из последних сил.
И лишь на пути к дому мы с отцом одновременно вспомнили, переглянувшись: Девушка в черном! Как же так получилось, что ее на втором туре не было? Собрала все пять карточек и пошла дальше вне конкурса?
Что ж, настал момент рассказать о Девушке поподробнее. Хотя, как это возможно описать, я просто не представляю себе. Небольшая шляпа с полями, стилизованная под ковбойскую, легкие летние сапожки, заправленные в них элегантные брючки. Курточка такого же типа, блузка, расшитая бисером, не доходящая до пупка. Естественно, пирсинг на этом пупке, серебряные кольца-сережки, мундштук, о котором я уже упоминал и маленькая, чисто символическая, дамская сумочка на цепочке. Что это? Просто одежда, аксессуары. Но как передать образ, витавший в воздухе? В котором сосредоточились все киношные дивы, все персонажи кино– и теле- грез? Мечта, которую невозможно было даже желать, до того она была прекрасна. Я ничего не понимаю в макияже, но он был какой-то особенный, театрализованный. А как она двигалась, каким взглядом на всех смотрела!
Кстати, понять не могу, почему именно к нам она подошла с вопросом:
- Простите, не подскажите, что здесь происходит?
- Конкурс на предмет наличия литературных способностей.
- И что, может участвовать каждый, любой?
Каждый, любая, эк отмочила! Она-то любая! Голос у нее был нежный, с хрипотцой. У нас с отцом просто поджилки тряслись от него. А еще от ласковой, с лукавинкой, усмешки.
- А что, может, и мне попробовать?
Этак задумчиво, но без всякого напряжения. Разумеется, пока мы разевали рот, ее тут же перехватили. Через пару минут она уже стояла в первом десятке, окруженная толпой таких же, как мы, буратин с разинутыми ртами, причем там были не только парни, у женщин от нее крыша отъезжала с не меньшей скоростью.
Мы еще раз переглянулись с отцом: кто, какой гад, мог ее «зарезать», из членов жюри? Неужели все вместе? Не может быть такого! Наверное, просто набрала пять карточек, посмеялась своему успеху и исчезла так же нежданно, как и появилась. Какое будущее могло ожидать такое неземное видение? Какой-нибудь сверхбогач, «новый русский», заточит ее в неприступном тереме, сосредоточит всю на воспитании детей? Нет, такая женщина не могла принадлежать одному человеку, ей должны были поклоняться все, как Марлен Дитрих, Мэрилин Монро, Софи Лорен.
– Тут ты был не прав, па, – с усмешкой покачал головой я, – что она могла быть второй. Только первой. Ужастик ей и в подметки не годится.
– Ничего, – бодро ответил мой па. – Зато теперь мы – вторые.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 25.04.2014 09:56
Сообщение №: 33639 Оффлайн
Мы в соцсетях: