Форум

Чтоб мне такое… на лире с утра,
Сыграть для ума, а затем в два листа,
Строки пером золотым написать.
Читать, изумляться... Да где же тетрадь?!
Прозу, стихи, что писать? Всё равно!
Творение б стало достойным моё.
Лира затихла и мысль улеглась.
Я снова вернулась в свою ипостась.
Зима, белый снег, немое окно.
В руках сигарета, а где же перо?

Тела разорванные в клочья,
Харкают кровью междустрочья.

ГОЛУБОЕ ДОНЦЕ

Люблю февральский небосвод,
С разливом голубого донца.
Соединившим горизонт
Скрип журавля и сруб колодца.

По снегу белому иду,
Голубизна со мной по крышам.
И в умилении слезу —
Сморгну и тихо вдоль домишек

По тропке с вёдрами к плетню
укутанному в старый ватник.
 А рядом чучело — смотрю,
На палке скачет словно всадник.

И снова взглядом в вышину,
Скользну, чтоб раствориться в сини.
И от влюблённости замру,
смахнув с калитки снежный иней.

Ой, небо — небушко, моё!
В тебя, я видно синеока
И пусть ревнует кумовьё,
В меня влюбился Ясный Сокол.

День сегодня — «разгуляй». Вспомнив праздник древний,
Хлопцы с девками в санях ездят за деревней.
Зиму лютую прогнать помогают солнцу.
Смех и радость не унять. Не догнать морозцу.

Едут, едут на санях девушки в платочках.
Ленты в косах, блеск в глазах. Золотая строчка
Красит белый сапожок. Юбочка в цветочках.
Вышит синим кожушок. Красота и точка!

Вот и снежный городок. Парни ждут подспорье.
Бой идёт здесь за мосток. Крики, смех — раздолье.
Девки с визгом, геть с саней. К милым на подмогу.
Стало тут ещё «жарчей» — держат оборону.

Ну, и те, что половчей — взяли мостик сходу.
И бегом все до саней, с песнями в дорогу.
Славный праздник — «разгуляй», кружит вслед за солнцем!
Если с нами — догоняй! Примем добрых хлопцев!

Масляная неделя - это последняя неделя перед Большим постом.
В четверг на масляной неделе - это день «разгуляй». В этот день, чтобы помочь солнцу прогнать зиму, люди устраивают по традиции катание на лошадях «по солнышку», т. е. по часовой стрелке вокруг деревни. Главное мужское дело в четверг -оборона или взятие снежного городка.

Картинка с инета

Весна прячется в норках зверюшек,
Ждёт когда же придёт к ней черёд.
Своим пеньем подскажут пичужки,
Что период её настаёт.

 «Гонит солнышко лучиком зиму» — 
Возвестила синичка весну.
 И вспорхнув на большую рябину, 
Эту новость треньчит всем свою.

А зима посерела обличьем
И роняя с сосулек слезу,
Причитает — «забыли приличье,
Так и быть, я от вас, ухожу.»

Побрела по раскисшей дороге,
в своём стареньком, сером манто.
А машины несутся в потоке,
И помочь ей не хочет никто.

Путь свой держит далече на север,
В королевство не тающих льдов,
И под бубен танцует ей ветер,
Не прощается. Ждёт встречи вновь.

К тебе, мои — стремятся мысли.
Туда... за тридевять земель.
По звёздам, в лунном коромысле,
Плывут легко и просто — без идей.

Ах мысли, мысли — что хотите?
Зачем стремитесь вы к нему?
Но поздно. Вот его обитель.
Окно. Край шторы, кимоно.

И в танце закружились с ветром,
Коснувшись глаз и сжатых губ.
Ах если б им не быть поэтом,
То не взлетели б выше труб.

И не было б ночных соитий,
И не кружились в танце до утра —
Его, мои сливаясь мысли,
Как жаль, что ночка коротка!

Растрещались сороки в лесу,
не летают, расселись на ветках.
Обсуждают трещётки судьбу,
в затянувшихся на ночь беседах.

Как же им усмирить голыдьбу,
разделив их сырочек , да с мерой.
Сто тебе, сто себе, сто ему,
остальное всё им рукой щедрой.

Среди них выделялся один —
чёрный ворон из графских развалин.
Вёл себя, словно он Властелин,
а другие — сороки с окраин.

Адьютантишка был среди них,
всем чаёк подавал без разбору.
Даже ворону он угодил,
кофе, чай выпил тот без укору.

Подустали сороки к утру,
чёрный ворон притих, не кичится.
Эх, не зря было шумно у нас ввечеру,
в спорах истина может родиться.

Мы посмотрим, кто прав и кому,
что достанется с этой делёжки.
Был бы мир в нашем старом лесу,
а не угли, да головёшки.

Напиши мне чуть-чуть о любви,
Как мечтаешь о нашей встрече.
Ты словами меня обними,
Приголубь, да прижми покрепче.
Ты дурманом меня опои,
Разукрась мою жизнь своей страстью.
И плывут пусть слова-корабли — 
В трюмах нежность. Я радуюсь счастью.

На Южном Урале сегодня дожди.
Небесность — затянута серостью туч.
Прохладою веет от луж и земли.
Но воздух весенний — я рада вздохнуть.
Умоюсь лечебною влагою дня.
Раскисла дорога - иду не спеша.
И взором окинув — и даль, и поля,
Я в небо кричу: - «Моя жизнь хороша!»
И слышу в ответ я раскат грозовой:
— Пусть будет во благо и дождь, и весна!
— Спасибо, дружище за дивный настрой!
Всё будет, чудесненько — убеждена!

Война тащилась по дороге — одевшись в твидовый пиджак, 
Мальца, босые мёрзли ноги, урчал желудок натощак.
Платок сползал на грязный лобик, девчушке этак лет семи.
Старуха рядом, в кофте вроде. С платком крест-накрест на груди.

Застыли разом пред часовней. Осенний воздух, выдох, хрип.
А Он с дверей замок сыновний. — «Сбивает... Ирод!» - слышен всхлип.
Клюкой старуха бьёт наотмашь — солдата, штатского и в крик:
 — Не дам последнее зерно! Оставь для внуков, фронтовик!

 Кричал на всю деревню штатский: — «Ополоумела! Война!
Для фронта, твой паёк бедняцкий... Победе жизнь подчинена!»
Старуха плакала, стенала — о сыновьях, что полегли.
И к Богу руки простирала, а слёзы щёки, так и жгли.

Война тащилась по дороге — взвалив на деток адский груз.
В грязи босые мёрзли ноги, но сдвинут на уши картуз.
Мальчишка, девочка, старуха — шли обессилив по грязи.
Все понимали — есть разруха, и хлеба больше не проси!

Я помню день, когда отец — 
с войны пришёл на костылях.
Мой брат, тогда ещё малец,
сидел у тёти на руках.

Я мигом бросилась к отцу,
а он обняв меня всё плакал.
И помню на щеках слезу,
она блестела, как оракул.

И шёпот: - «Кончилась война!
Какая радость, дом, семья.
Германцу вдарили сполна!
Я выжил, выйдя из огня.»

А взглядом он искал жену,
и дочку младшую свою.
Ну, как сказать о них ему,
что те давно уже в Раю.

Но крепок был солдат войны.
Вот вам и радость, и беда.
Я помню всё из той весны!
Отца, улыбки, ордена.

Детей малых нас целый взвод.
Кормилец с нами, будем жить,
и кушать вкусный бутерброд,
Но дней военных не забыть,

Мы помним маму и сестру,
 И эту страшную войну!
 

Мне было шесть, когда с сестрёнкой 
Остались мы в войну вдвоём.
На фронте папа, брат Егорка,
А мамы нет, но мы живём.

Зимой, в не топленной квартире
Нам говорила тихо мать: —
«Одни, останетесь отныне,
Пора пришла мне умирать.

Весна придёт, на щах с крапивой,
Вы проживёте до зимы,
А там даст Бог...» С улыбкой милой,
Ушла, туда, где вечны сны.

А мы с сестрой в полях колхозных,
Картошку рыли кочергой.
Найдя её в земле замёрзшей,
Делили ровно меж собой.

Весною, летом жить-то можно.
Лепёшки ели с лебедой,
Грибы и ягоду морошку,
И запивали всё водой.

С сестрой моею жили дружно,
И ждали всё конца войны.
Да, было очень, очень трудно,
Но мы дождались той весны.

Когда отец пришёл с Победой,
И брат Егор — герой войны!
И вдосталь радости отведав,
Страну подняли из руин.

Всё разрывается внутри.
Смертельный страх ползёт под кожу.
Бомбёжка, вскрик
и нет войны.
В гримасе страшной корчу рожу.

Оставив там внизу сей Ад.
В котором даже тошно волку.
Где Сатана безмерно рад,
и сыпет золото в мошонку - тем злыдням,
что ведут войну и сеют горе на планете.

Я в небеса — лечу к Нему...
Чтобы вернуться на рассвете -
Добра, Любви, Надежды, Веры.
С Ним мудрость сеять на Земле,
которая взойдёт без меры.

Любить, творить и без дилемм.
Внимая Ангельскому пенью,
я с вами буду строить мир - так Бог решил!
В огромную семью, мы всех людей — объединим!

Ты, я и каждый должен потрудиться,
Чтобы построить Рай — Вселенский на Земле!