НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«ЭТО ЕСТЬ НАШ ПОСЛЕДНИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ ШАНС…»

ГЛАВА 5

 Реальности «реалити» – 2.

Ободранные обои.

Кофе со «слипками».

Любовь слепа.

Мудрена Матрена. 

Конечно, нам, москвичам, было легче. С иногородними доходило до смешного: едва они успевали добраться домой, как в тот же вечер им звонили с просьбой явиться на второй тур. Некоторых же родные заворачивали прямо с порога: мол, знаем, знаем, поздравляем; не раздевайся – поешь, перепакуй чемодан, и обратно – ты прошел.

Мы с отцом тоже не избежали сюрприза: по инерции (в данном случае, «инерции мышления» – сообразительности не хватило) мы предполагали, что второй тур будет проходить приблизительно так же, как и первый, только с меньшим количеством участников. Однако действительность превзошла наши ожидания.

Представьте себе довольно большую комнату, одна половина которой была отделана и даже декорирована атрибутикой нашего конкурса, а вот на второй валялись доски, куски штукатурки, был сложен какой-то запылившийся хлам, на стенах висели ободранные обои. Я до сих пор понять не могу, каким образом телеоператорам удавалось так проводить съемки, что эта незавершенка не попадала в кадр.

По компьютеру у членов жюри, один у директора, и три десятка непосредственно в зале. Участников набралось не больше ста. Выход после испытания был предусмотрен так, чтобы не было никакой возможности обменяться впечатлениями с теми, кто еще только ожидал своей очереди. Мобильники у нас предусмотрительно отобрали.

В общем, получилось нечто среднее между выпускными школьными экзаменами и творческим конкурсом в вузе.

Жюри тоже поменялось, за исключением Игоря Николаенко. Ефима Бухтина заменил Михаил Задорожный, Позднякова – Марина Майская, хорошо известная нам с отцом по публикациям в «МК»,  еще добавились скандальная писательница Юлия Шипова и до сих пор непревзойденный еще со времен социализма, лучший, на наш взгляд, киносценарист в России, Эдуард Володин. Это уже была часть той команды, которой и предстояло делать шоу от начала и до конца.

Самым нудным было ожидание. Поначалу мы с отцом, чтобы чем-то занять себя, решили путем наблюдения составить хоть какое-то представление о правилах игры, в которой нам предстояло участвовать, затем поняли, что можем так перегореть раньше времени и стали просто глазеть на остальных претендентов.

 Как раз здесь и всплыло название «Перья». Смеялись над этим вариантом все, кому не  лень, но никому так и не удалось придумать ничего более подходящего. Хотя как только они не изощрялись! Были тут и: «Ни пуха, ни перья!» с ударением на последнем слоге, и «Чернильные крысы», но самую лучшую пародию придумал все-таки мой отец – «Перья». Он сказал, что так один его знакомый алкоголик это слово выговаривал. (Никогда бы не подумал, что у моего па могут быть такие знакомые!).

Умением работать на компьютере сейчас никого не удивишь, но я все-таки был профессионалом и, усевшись перед монитором, уже ничего не боялся, чувствовал себя как рыба в воде.

Когда мы ввели наши данные, на экране тут же зависла цифра 60. Я заглянул в «Мастер-подсказчик», где мультяшный бородатый мужичок, весьма похожий на того, который сидел сейчас за директорским дисплеем, радостно сообщил нам, что за три карточки, нами полученные, мы получили по максимуму, а вот Николаенко с Поздняковым оценили наши способности как совершенно нулевые. Ладно, Николаенко, мы не спорили, а вот Поздняков мог бы и не выпендриваться со своим жирным «колом», а хотя бы хиленькую двоечку поставить. В общем, с Ниагаровым не получилось, у Ильфа и Петрова есть похожий персонаж, гораздо более колоритный, не спорю – Никифор Ляпис-Трубецкой, которого они с Ниагарова без зазрения совести передрали, лучше бы мы на него поставили. Все-таки, Гаврила – не Митрий, «Гаврилиаду»  («Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от гангрены слег…». «Служил Гаврила за прилавком. Гаврила флейтой торговал…». «Гаврила шел кудрявым лесом, Бамбук Гаврила прорубал…») все знают, хотя, на мой взгляд, «поковырял бушпритом в зубах» – гораздо смешнее.

Задания были на редкость простыми.

«Курьезы, которые вы видели, слышали или самим их выдумать».

Господи, да этого добра у нас! Фантазия наша была просто неиссякаема. Тут и «генерал в останках» (вместо «в отставке») и «кофе со слипками». В общем, не будите в кошке зверя! Хотя за то, что это именно наши хохмы, а не заимствованные, с полной уверенностью мы бы не поручились. Подобной чепухи столько носится в воздухе! Просто выше головы.

«Прописать в художественной форме эпизод на основе короткой заметки в криминальной хронике».

Плевое дело! Опять же - не нам читать!

«Сочинить текст песни, отталкиваясь от первой строчки: «Любовь слепа».

Оттолкнулись! Правда, дальше второй строчки дело не пошло: «Но сердце мудро!»

 Мудрена Матрена! Мы особо и не огорчались. После первого блина у нас и второго не получилось – мы уже поняли, что Николаенко нам не перемудрить.

«Неуловимые мстители» возвращаются. Ваш вариант»!

 Да, загнул дядя Эдуард! Куда они могли бы еще пойти со своими «способностями»? Только в бизнес!

«Подготовьтесь к интервью со знаменитым человеком».

Ну, тут нам представилась полная возможность реабилитировать себя в журналистике. Двухтомник «Москва театральная» мы всей семьей до дыр зачитали, знали, чем Марине Родионовне угодить.

На выходе мы столкнулись с Ужастиком. Я воспользовался возможностью познакомить с ним своего отца. К психологу мы пошли сразу втроем, похохотали из последних сил.

И лишь на пути к дому мы с отцом одновременно вспомнили,  переглянувшись: Девушка в черном! Как же так получилось, что ее на втором туре не было? Собрала все пять карточек и пошла дальше вне конкурса?

Что ж, настал момент рассказать о Девушке поподробнее. Хотя, как это возможно описать, я просто не представляю себе. Небольшая шляпа с полями, стилизованная под ковбойскую, легкие летние сапожки, заправленные в них элегантные брючки. Курточка такого же типа, блузка, расшитая бисером, не доходящая до пупка. Естественно, пирсинг на этом пупке, серебряные кольца-сережки, мундштук, о котором я уже упоминал и маленькая, чисто символическая, дамская сумочка на цепочке. Что это? Просто одежда, аксессуары. Но как передать образ, витавший в воздухе? В котором сосредоточились все киношные дивы, все персонажи кино– и теле- грез? Мечта, которую невозможно было даже желать, до того она была прекрасна. Я ничего не понимаю в макияже, но он был какой-то особенный, театрализованный. А как она двигалась, каким взглядом на всех смотрела!

Кстати, понять не могу, почему именно к нам она подошла с вопросом:

-   Простите, не подскажите, что здесь происходит?

-   Конкурс на предмет наличия литературных способностей.

-   И что, может участвовать каждый, любой?

Каждый, любая, эк отмочила! Она-то любая! Голос у нее был нежный, с хрипотцой. У нас с отцом просто поджилки тряслись от него. А еще от ласковой, с лукавинкой, усмешки.

-   А что, может, и мне попробовать?

Этак задумчиво, но без всякого напряжения. Разумеется, пока мы разевали рот, ее тут же перехватили. Через пару минут она уже стояла в первом десятке, окруженная толпой таких же, как мы, буратин с разинутыми ртами, причем там были не только парни, у женщин от нее крыша отъезжала с не меньшей скоростью.

Мы еще раз переглянулись с отцом: кто, какой гад, мог ее «зарезать», из членов жюри? Неужели все вместе? Не может быть такого! Наверное, просто набрала пять карточек, посмеялась своему успеху и исчезла так же нежданно, как и появилась. Какое будущее могло ожидать такое неземное видение? Какой-нибудь сверхбогач, «новый русский», заточит ее в неприступном тереме, сосредоточит всю на воспитании детей? Нет, такая женщина не могла принадлежать одному человеку, ей должны были поклоняться все, как Марлен Дитрих, Мэрилин Монро, Софи Лорен.

–   Тут ты был не прав, па, – с усмешкой покачал головой я, – что она могла быть второй. Только первой. Ужастик ей и в подметки не годится.

–  Ничего, – бодро ответил мой па. – Зато теперь мы – вторые.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ШОУ НАЧИНАЕТСЯ

ГЛАВА 1

Как кур в ощип

Перья и перлы

Беспредел-кино

«Отдамся!»

Естественно, моя просьба о трехмесячном отпуске была без всякой видимости раздумья отклонена на работе, просто перед тем, как подписать мне заявление на расчет, шеф чисто формально спросил меня: «Ты хорошо подумал?», а узнав, что хорошо, пожал плечами, подмахнул бумаженцию и тут же стер меня в памяти, как совершенно ненужную информацию.

Что я мог сделать? Даже когда нам дали почитать наиграбительский договор, по которому жалования нам было положено 100 (!) евро в месяц (это при всем при том, что камера нас должна была наблюдать 24 часа в сутки, то есть, и во сне мы, получается, должны были работать на родную «кнопку»), я только идиотски ухмыльнулся, а отец – тот вообще ничего даже не заметил. Еще, по этому же договору, все права на продажу наших будущих произведений на три года принадлежали дирекции опять же нашей «пипочки», как отец ее называл; она могла распоряжаться и нашими судьбами, привлекая нас на любые мероприятия, вот только там уже по другим, таким же, как и у всех прочих, расценкам.

Я не пытался поговорить с отцом на эту тему, хотя сам сознавал, несмотря на свою молодость, насколько велика плата: нас могли потом сорвать с любой, вполне благополучной, работы, а затем вновь отбросить в сторону; мы не могли напрямую продать ничегошеньки из того, что нам потом удалось бы накропать, не согласовав этот вопрос с дирекцией. И так далее, и тому подобное.

Ма в такие тонкости не вникала, однако исключительно низкая зарплата и ее проняла, хотя, что она могла сделать? Посетовала-посетовала и, в конце концов, смирилась:

-   Но ведь вас там наверняка будут кормить, – рассудила она, – а я уж здесь как-нибудь одна прокантуюсь. Запасов на три месяца, конечно, не хватит, но, слава богу, меня-то с работы никто увольнять не собирается.

Главное, все молчали, даже пресловутый «родительский комитет», состоявший из двух мамаш и одного папаши, так как среди нас были три малолетки. Всем хотелось участвовать. А судиться потом можно сколько угодно, был бы только повод.

«Сбылась «мечта идиота», мы уже не претенденты, а участники. Еще очередной раз засветились в теленовостях. Я был очень удивлен своим поведением: не говорил в микрофон, а просто что-то мычал и блеял. Хорошо, отец выручил. Но Ма все равно на седьмом небе от счастья. Пообещала и дальше записывать на видео все сюжеты с нашим участием».

Я стал вести дневник, по-другому справиться с внезапно хлынувшим на нас потоком информации было совершенно невозможно.

«Нас расселили в огромной студии, которую назвали Новое Переделкино, кто-то, уже не помню, кто именно, тут же переиначил это название в Беспредел-кино. Как бы то ни было, звучало это не в пример лучше. А главное – гораздо больше соответствовало содержанию.

Ничего нового в сравнении с другими реалити-шоу. Две спальни: соответственно, мальчики и девочки раздельно. Кухня похлеще, чем в коммуналке с той лишь разницей, что еще только предстоит закрепить места, установить очередность. Холодильники в ряд, битком набитые продуктами, причем у большей части упаковок заклеены названия фирм-производителей (как нам сказали, иначе пойдет как реклама, а за рекламу надо платить). Общий зал, где установлены компьютеры и соответствующее оборудование. Тут же уголок для отдыха, еще уголок для фитнеса. Словом, обыкновенная общага, только с гораздо большей скученностью.

И еще: правила, правила, правила. Ну и конечно, у каждого свой характер, свои привычки, свои «фенечки» и «стервозности». Динамик, который постоянно изрекает какие-нибудь объявления. Персональные обращения на экранах дисплеев никогда не выключающихся компьютеров. Невидимый программный диспетчер постоянно запрашивает, есть ли у нас какие-нибудь замечания, пожелания, но на большую часть из них просто не реагирует».

Впрочем, времени на то, чтобы расслабиться, или даже просто сориентироваться, нам никто давать не собирался. Сразу было поставлено задание: объединиться в команды, поодиночке выступать нельзя. Кто останется за бортом, за борт и вылетит. Что-то вроде той игры, когда участники бегают вокруг стульев, а потом, по знаку ведущего, должны занять один из них. На кого стула не хватило, естественно, из игры выбывает. Слава богу, мы уже были готовы к такому повороту событий и название для своего тандема давно придумали: «Отец и сын». Компьютер тотчас выдал нам ехидное: «Не слишком ли амбициозно?», но мы на полном серьезе ответили: «Нисколько. Мы очень скромные. Наш девиз вообще: «Простенько и со вкусом». Так что теперь мы могли с иронией наблюдать за остальными. Но только наблюдать. Все переговоры шли через компьютеры, это было словно немое кино. Группы то составлялись, то распадались. Кто-то с кем-то шептался, лишь Ужастик сидел особняком и читал какую-то книжку.

На правах «старого знакомого» я подошел к нему и поинтересовался:

–  Ну как, ты уже определился?

–  А что мне определятся? – усмехнулся он, не упустив возможность лишний раз продемонстрировать свои великолепные клыки. – Я здесь один такой. Сам по себе.

–  Но ведь сказали – если не войдешь в команду, отчислят.

–  Пусть отчисляют, – равнодушно пожал он плечами.

Я сразу понял, что команд уже, по меньшей мере, две. Кто ж его отчислит! Это уже само по себе явление, человек-шоу.

Чтобы было не так скучно ждать, Ужастик пригласил меня сыграть с ним в настольный футбол.

–  А на что играем? – по привычке поинтересовался я.

–  На что же еще? – пожал тот плечами. – Конечно, на пинту крови. Ха-ха-ха!

Ничего себе перспективка! Непонятно только: своей или чужой (в смысле любой). Когда споришь, как я уже говорил, все вопросы надо утрясать досконально.

Через некоторое время мы с удивлением обнаружили, что за нами наблюдает весь зал. Зрелище было действительно впечатляющим. Жаль, что я тут был совершенно ни при чем – темпераменту этого человека можно было только позавидовать. Один плащ чего стоил! Развевался из стороны в сторону при каждом его прыжке, как огромные черные крылья. Ну а главное – никто не мог понять, что нас связывает, почему мы объединились в одну команду. Хотя мы и не думали объединяться.

Ужастик прошел первым. Во всяком случае, его первым позвали к стилисту. Точнее было, наверное, сказать: имиджмейкеру, но в данном случае речь ведь шла не о разработке образа, а лишь соответствия ему. Как бы то ни было, Ужастик давно уже сделался для меня образцом для подражания, уж больно уверенно он себя чувствовал и был совершенно неподражаем по части изобретательности. Во всяком случае, язык общий со стилистом он нашел моментально. Тот дотошно просил объяснить ему смысл каждой детали его одеяния, на что Ужастик достаточно подробно отвечал, внимательно отмечая в записной книжке все замечания, которые ему делали.

Тут только до меня дошло, что мы с отцом впустую теряем драгоценное время. Ясно, что мы вторые, но кого мы будем изображать, под кого косить?

Я огляделся в поисках моего Па, чем, интересно, он занимается? Вызов Ужастика как бы подстегнул происходившее вокруг нас «броуновское движение», претенденты задвигались гораздо быстрее. Хотя некоторые уже поддались панике и перебегали от одной группы к другой, буквально умоляя взять их в команду, не зная при этом ни смысла ее, ни названия. Особенно меня поразили две девчонки: одна из них просто сидела, тупо уставясь глазами в пол и ни на кого не обращала внимания. Сдалась, как я понял. Вторая, наоборот, нарисовала на картоне надпись и держала ее перед собой, подпирая стену. «Отдамся!» Никого, почему-то, этот ее призыв не воодушевил. Ну и где же был мой Па? Сидел и тоже рисовал какое-то объявление. Затем показал его той девчонке: «Отдаться мало!» Илья Ильф»

Нет, я, конечно, понял правильно, что он хотел сказать. «Ты теряешь время. Это не выход. Придумай что-нибудь еще! Быстрее!» Но только я так понял, ответом ему был такой, полный ненависти, взгляд, что я ожидал найти на его месте пепел. Что бы мне осталось потом? Таскать как Тилю Уленшпигелю мешочек с этим пеплом на шее, периодически ударяя себя в грудь: «Пепел Клааса (Па) бьется в моем сердце!» «Господи, ну зачем, зачем наживать себе врагов? Здесь у нас и так ни одного друга, только конкуренты».

Тут вызвали нас. Мы, естественно, оказались не подготовленными. Приятно было, конечно, сознавать, что мы прошли пусть не первыми, но вторыми, но Ужастик уже отправился дальше по кругу, а Стилист (совершенно не помню его имени, но ясно, что не Юдашкин и не Зверев, так зачем же запоминать?) был настроен очень жестко после того, как первый претендент столь легко выскользнул из его рук, и поблажек нам никаких делать не собирался.

–   Итак, вас двое и вы назвали себя Отец и сын? – уточнил он.

Дальше должно было последовать: «Не слишком ли амбициозно?» или: «Не слишком ли претенциозно?», но Па счел своим долгом исключить этот, уже порядком поднадоевший нам, вариант.

–   Это не мы придумали, так нас назвали журналисты, публика, которую они на улицах опрашивали. Было бы глупо разбивать столь хрупкий, но все-таки контакт.

Стилист был хоть и не Зверев и не Юдашкин, но точно не дурак.

–   Ага! – кивнул он многозначительно. – Вот так значит?

–   Ага! – в тон ему кивнул Па. – Значит так.

–   И что же мы будем изображать с вами? «Божественную комедию»? Архаичного Бога-отца и навороченного, наисовременнейшего Бога-сына? Не поймут!

–   Точно, не поймут! – поспешил со вздохом согласиться Па.

Они с минуту многозначительно смотрели друг на друга, как бы в патовой ситуации. Я совсем был выключен из разговора, ну и поделом мне, нечего было так долго вертеться вокруг Ужастика.

–  А если взять Александра Дюма? – высказал я вслух то, что имел в виду мой Па.

Стилист перевел взгляд на меня, словно увидел впервые, хотя в данном случае он смотрел сквозь меня, обдумывая предложенный вариант нашего образа.

–   Да, – крякнул он, наконец, – губа у вас точно не дура.

–   Ну, все-таки лучше, чем вы о нас первоначально подумали, я имею в виду «Божественную комедию» – ехидно отозвался Па. – Тем более что на самом деле мы еще гораздо скромнее.

–   Нам нравится юмор, – поспешил расшифровать я его высказывание.

–   А лучшие в мире юмористы – Ильф и Петров, – закончил свою мысль Па. – Вы так не считаете?

–   Да, – вздохнул Стилист, изо всех сил пытаясь «въехать» в нашу концепцию, – но ведь Ильф и Петров даже не были братьями.

–   Но они просто кумиры для нас, тут нет никаких аналогий, мы сами по себе.

Стилист совершенно обалдел от наших рассуждений, в конце концов, терпение его иссякло.

–  Так, ну и что же вы хотите от меня?

Тут Па решил отдать инициативу в мои руки и многозначительно кашлянул, как бы приглашая меня торжественно огласить наши на редкость удачные домашние заготовки. Которых, само собой, и в помине не было. Я закрутился, как уж.

–  Думаю, нам подошел бы стиль ретро. Скажем, начало 20-ых годов прошлого века. Я не знаю, были ли тогда в моде клетчатые костюмы и такого же фасона кепочки, но, считаю, мы неплохо смотрелись бы в подобном наряде. Еще бриджи, либо брюки со специальными пинцетами, чтобы можно было ездить на велосипеде. Впрочем, машина тоже подошла бы.

–  На сцене? Велосипеды? Или того хлеще – какой-нибудь старенький «хорх»?

–  Нет-нет, совершенно не обязательно, – торопливо перебил его Па. – Просто стиль такой.

Имиджмейкер, постоянно чертивший что-то на бумаге, предъявил нам рисунок. Мы просто ахнули, это было как раз то, что нам было необходимо.

–  Ладно, – усмехнулся он снисходительно, – я вам еще что-нибудь придумаю. Не ходить же вам в одном и том же наряде все три месяца.

Дальше наш путь пролегал к директору: Римме Аракеловне. Мне было страшно интересно узнать, как там поживают наши конкуренты, но за те четверть часа, что мы провели со стилистом, в общем зале мало что изменилось: «броуновское движение» еще сильней закрутилось. Девчонка,  совсем недавно в ступоре сидевшая на полу, переместилась к ближайшему свободному дисплею и что-то ожесточенно пыталась доказать компьютеру, «Отдамся!» полностью вошла в свою роль, строила всем глазки, демонстрировала свою фигуру, то и дело поправляла прическу, помахивала сумочкой, даже нам улыбнулась.

Римма Аракеловна взглянула на нас немного устало. Покопалась в компьютерной распечатке, долго вглядывалась в рисунок, который нам сделал стилист.

–  Что ж, в принципе, все у вас неплохо, ребята. Нужно срочно составлять профайл. Знаете, что это такое?

Нет, к стыду своему, мы не знали, что такое профайл, знали только слово «профан»: мы уже поняли, что все наши преимущества давно закончились, и мы вступали на совершенно незнакомую территорию. Зато преимущества появлялись теперь у других. Наверняка многие из наших конкурентов разбирались гораздо больше нас во всякого рода шоу-тонкостях.

–   Ну, это ролик-представление о вас. Чтобы зрителям разобраться. У вас есть какие-нибудь мысли на сей счет?

–   Одесса, – тихо прошептал я. – Столица советского юмора.

–   Понятно, – оживилась Римма Аракеловна. – Небольшое путешествие, все остальное в процессе.

–   Не просто путешествие, а поездка с кем-нибудь из знаменитостей, кто сам коренной одессит и нам представил бы Одессу.

Кошебянц на секунду задумалась, затем улыбнулась.

–   Роман Карский, например. Все, ребята, считайте, что поездка у вас в кармане, собирайте чемоданы.

Мы были на седьмом небе от счастья. Но мы еще не знали тогда, что Ужастик уже на шаг нас опередил. А дальше у него…

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ШОУ НАЧИНАЕТСЯ

ГЛАВА 2

Первый тур

 «В кустах сверкали брильянты»

«Интимная стрижка»

«Поднимите мне веки!»

Триумф Ужастика

Мы сидели на скамье участников и боялись смотреть в зал.

–  Ну как ты? – тихо спросил Па, хотя мог бы и не спрашивать.

–  Могу употребить только непечатные выражения. Что-нибудь из армейского опыта.

–  Не надо, – поспешил предупредить в зародыше мои излияния отец, хотя знал, конечно, что я так, больше для красного словца, выразился.

Собственно, мы вчера уже были втоптаны в грязь – на генеральной репетиции, прогоне первого тура. Профессионалы называют это – тракт. Однако сегодняшний антураж вообще не давал нам подняться. Думаю, такое настроение было не у нас одних, но все старательно делали вид, что ничего экстраординарного не произошло.

Публика. То, чего вчера не было, и что мы определенно недооценили. Мы ожидали, что придут «попки», которых обычно всегда для подобных мероприятий набирают, но сюда люди сами прорывались. Чтобы поболеть за своих любимчиков, насладиться воочию великолепным зрелищем, оторваться по полной программе. Они преодолевали все препятствия.

Откуда? У нас не было «обратной связи». К примеру, мы не знали тогда, что передачи-вставки о нас ежедневно дают по телевидению. Конечно, не в «прайм-тайме», но достаточно, чтобы собрать аудиторию потенциальных фанатов. Нам разрешалось раз в день общаться по полчаса с родными и близкими, но разговоры тщательно прослушивались, и как только возникала какая-нибудь из запрещенных тем, связь тут же прерывалась, и потом долго приходилось объясняться с дирекцией, чтобы ее возобновить. Запрещалось столько, что и не перечислишь: в первую очередь подсказки, еще - любые упоминания о рейтингах, освещении конкурса по «ящику», в прессе, какие-то личные оценки наших «достижений». Даже иносказательный, «эзоповский», язык здесь не проходил. Невидимый цензор был постоянно начеку.

Однако у некоторых такая связь была. И даже нечто поценнее связи – поддержка. Причем на самых разных уровнях. Уже вернувшись из Одессы, мы обратили внимание, насколько все обособлены, замкнуты в своих группах, хотя внешне шел вполне удобоваримый спектакль самого что ни на есть заурядного реалити-шоу со всеми его атрибутами: подначками, стычками, демонстрацией каких-то негативных черт характера, влюбленностями, откровенными разговорами с матерком и молодежным сленгом. Но только игра, информации, даже в виде сплетен, уже не было никакой.

Приходилось напрягать память и тщательно вспоминать те слухи, которые переходили из уст в уста нескончаемой чередой во время отборочных туров и в первые день-два после заселения. Как только началось формирование команд, все тотчас же прекратилось. Например, праправнучка известного артиста, которому повезло сняться в фильме, на который в свое время устраивались культпоходы целыми трудовыми коллективами. Дети каких-то сановных чиновников, отпрыски «новых русских». Наверное, не только мы одни были «с улицы», но нас таких определенно здесь было ничтожное меньшинство.

Одесса нам здорово «подкузьмила», эти три дня (включая день прилета, день отлета) нас отбросили далеко назад. Да и к чему вообще были эти жертвы? Вчера, когда нас представляли пока еще несуществующей публике, из всего отснятого материала вошло в прогон не больше десятка кадров. А наши соперники время даром не теряли. Тем более что по нашему сценарию первым туром шел конкурс на лучшую рекламу, тут мы и расслабились: что толку готовиться, если мы не знаем, что будем рекламировать, ну а если антирекламу разрешат, то тут сориентироваться очень быстро можно. Однако дали то, что шло у нас вторым: сценарий на лучший клип. Опять же, к чему? Ну знать бы точно, мы бы все равно что-нибудь придумали. Могли ведь позвонить нам по телефону, предупредить. Но, как я уже сказал, в число привилегированных персон мы тут определенно не входили. А лишнюю подлянку-подножку сделать, такой возможности никто не упустит. Что называется, «помоги себе сам».

У нас не было ни желания, ни времени заниматься тем, чтобы узнать, какие команды сформировались, кто в них участвует. Надо было срочно выкручиваться из практически безнадежной ситуации. Тем более что в Одессе мы неплохо «оттянулись», русское телевидение там многие смотрят, и у нас даже нашлось немало поклонников. А здесь на нас словно вылили ушат холодной воды. Хорошо, хоть не грязи.

Мы были настолько наивны, что ожидали, что нам дадут что-нибудь сверстанное, хотя бы заготовку и были страшно разочарованы, когда нас спросили: «Ребята, у вас есть какие-нибудь собственные наработки?» «Да, конечно», – кивнул мой отец. Я был в шоке. Что называется, «В кустах сверкали брильянты» (опять цитата, из того же источника). Может, там он «наработки» свои и нашел? Но самый главный прокол – я не смог скрыть свое изумление перед устроителями. Конечно, мы постоянно с отцом друг над другом подшучивали, это давно уже стало нормой нашего с ним общения, да и со стороны Ма я порой будь здоров какие «примочки» получал, но здесь был слишком серьезный вопрос, буквально жизни и смерти, чтобы со мной не посоветоваться. Впрочем, потом я понял, что если бы мы моментально не сориентировались тогда, нам тут же предложили бы что-нибудь и в самом деле готовенькое, но совершенно неудобоваримое. Мы были пришлыми, чужаками, и никто бы не упустил возможности нас утопить. А Альхен, он должен был прийти на помощь, как я понял, только в самом крайнем варианте, как «бог из машины» в античных трагедиях.

Отец очень коротко изложил свою идею: старая-престарая чешская песенка про бабушку, знававшую времена чарльстона и внучку, умоляющую ее этому танцу научить, потому что он снова неожиданно вошел в моду. Ее исполняла в свое время знаменитая певица, которая недавно снова начала мелькать по «ящику», несмотря на преклонный возраст. Разумеется, стиль ретро и прочее, прочее.

–  Чарльстон? – поднял вверх брови Стилист. – А почему не «шимми».

На наше счастье при этом разговоре присутствовал главный продюсер проекта – один из знаменитых «гардемаринов», в последнее время удачно пожинавший лавры русского Люка Бессона.

–  Пойдет, – коротко сказал он.

Но Па не был бы Па, если бы остановился на достигнутом. Мы дождались «люка-гардемарина» в коридоре и отец задал мучивший его вопрос:

–  Простите, вы так хорошо отнеслись к нам на собеседовании, не могли бы вы еще, в продолжение своей душевной щедрости, сориентировать нас, кто будет исполнять сей немного запылившийся шлягер: его традиционная исполнительница или, быть может, мы будем иметь удовольствие лицезреть ремейк с представительницей молодого поколения?

Продюсер намек уловил сразу же: тот, кто владеет информацией – вот истинный бог. Даже если он «бог из машины». Мы давали «богу» далеко не лишнюю возможность посодействовать какой-нибудь из его бесчисленных протеже.

–  Трудно ответить сразу на такой сложный вопрос. Надо посоветоваться, все обдумать. Но мне лично больше по душе второй вариант.

Я оставил на потом выяснение отношений с отцом за его поступок. Времени было в обрез, дорога была каждая секунда. Мы начали сосредоточенно вникать в ситуацию.

Впрочем, работа пошла как по маслу. Мы, в своих клетчатых костюмчиках, в которых, кстати, великолепно засветились в Одессе, на машине времени возвращаемся откуда-то домой, но по ошибке попадаем в современность. Я (сын) пеняю отцу (па) на то, что он опять промахнулся, но вскоре оказываюсь совершенно очарованным открывшейся нам панорамой. Мы бродим по Москве, забредаем в какой-то ночной клуб, хорошо проводим там время, с завистью наблюдая за посетителями, отрывающимися на танцполе. Певичка, проходя мимо, интересуется, почему мы не принимаем участие в общем веселье. Узнав, что мы из другого времени и не знаем современных танцев, она спрашивает, а что же мы умеем? Мы отвечаем: «Ну, например, чарльстон!» Она пожимает плечами: нет проблем, сейчас изобразим. Однако музыканты лишь недоуменно качают головами в ответ на ее просьбу. В конце концов, находится один, который говорит: «Я знаю!» Он подзывает нас и начинает наигрывать мелодию песенки «Бабушка, научи меня танцевать чарльстон!» Мы в растерянности: такую песенку мы вроде как первый раз слышим, однако ритм вполне подходящий. Музыкант быстренько расписывает ноты своим товарищам, текст певичке. И тут она как бы с экрана сходит на сцену и начинает петь. Мы, соответственно, от души отрываемся в подтанцовке. В финале мы снова летим на машине времени и вновь забредаем не туда: в какое-то совсем уж безбашенное будущее. Но ничего, ухмыляемся мы, они здесь много чего знают и умеют, но вот про чарльстон наверняка даже и не слышали.

Я не скажу, что мы были лучшими, однако и вчерашний прогон, и сегодняшнее выступление были вполне на уровне, наш одесский профайл удивительно гармонично сочетался с придуманным нами клипом (как хорошо, что я не стал сразу пенять отцу за его «самодеятельность»! - он в который раз оказался прав), так что вылететь, по крайней мере, сегодня, уже в первом туре, мы никак не должны были. Тем более что с нами был инструментальный квартет из Праги, музыканты от Бога, особенно контрабасист. Еще шел один куплет на чешском языке, который тамошний гитарист исполнял в унисон с нашей певичкой. А певичка была что надо, хоть и из молодых, выпускница какой-то, не помню по счету, «Фабрики звезд».

Петь мы с отцом совершенно не умели, даже в бэк-вокале, это очень быстро выяснилось, но вот танцевать были обязаны, хоть умри. Иначе, с какой стати вообще весь этот наш номер? Мы тренировались все свободное время, даже небольшое место с чечеткой и то выучили, и думали сейчас только об одном: если воспользоваться языком музыкантов – как бы не облажаться.

За нами выступали «Кошки». Я в них еще по приезде без труда узнал ту девчонку, которая сидела на полу, обхватив голову руками, а потом что-то пыталась доказать компьютеру, ну и, разумеется, «Отдамся!» Видимо, они все-таки решили объединиться, чтобы успеть вскочить в уходящий поезд. Одна кошка была черная – лощеная, породистая, другая – серая, причем больше даже не в смысле цвета, а просто бродячая, помоечная, она не играла самостоятельной роли, а была как бы тенью той главной, черной, кошки, но никак не хотела мириться с навязанным ей положением, постоянно стремилась выделиться, во всем свою соперницу превзойти. Черной кошкой, как ни странно, была «Отдамся!» Видимо, она последовала совету моего отца, и идея исходила от нее. Естественно, клип был на тему знаменитого мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера, и устроители пригласили для антуража балет «Модус». Клип, на наш взгляд, был так себе, но вот пели и танцевали наши «киски» на очень высоком уровне. Зрителей, во всяком случае, проняло. Я нисколько не сомневался, что поклонников у этих двух девиц после их дебюта изрядно прибавится. Не думаю, что у них до этого был очень хороший рейтинг: в общении, как между собой, так и с другими участниками, они были совершенно невыносимы: таких амбициозных, и в то же время занудных, «королев Шантеклера» я вообще еще не встречал.

Да, действительно, мы вернулись как будто в совершенно другой мир. Одно слово, которого не было вначале, но которое звучало теперь постоянно, хотя и произносилось с опаской-оглядкой, либо вообще шепотом: «жесть». Полагаю, что оно как нельзя лучше характеризовало суть произошедших перемен. Времена, когда с нами сюсюкались, остались в далеком прошлом, борьба обещала быть предельно жесткой и бескомпромиссной. К примеру, нам обещали, что первый тур будет пристрелочным, никто после него с проекта не вылетит, но уже под конец вчерашнего тракта объявили: вы, вы и вы.

«Никто больше с нами не пестался, не гладил по головке, даже больше того – нас просто бросили как слепых котят в воду, не спрашивая, умеем или не умеем мы плавать. Выплывите – хорошо, нет – ваша вина. Наши предложения выслушивались, затем где-то обсуждались, калькулировались, потом по ним принимались решения, и если они были отрицательными, потерянного времени уже было не вернуть. При всем при том это сопровождалось на редкость благожелательным, даже сердечным отношением. Улыбочки, шуточки. Семинары, занятия, дополнительные занятия, если вам казалось, что вам нужно подтянуться. При работе с режиссером полная самостоятельность: вы могли прислушиваться к его советам, пожеланиям, а могли и наплевать на них, оставить все так, как вам хотелось. Однако последнее слово все равно было за продюсерами: они могли, что угодно вырезать, заставить переснять, доснять.

Особенно нас всех поразило то, как поступили с Ужастиком. Ему пообещали, что он будет не только сценаристом клипа, но даже и примет участие в выступлении знаменитой группы «Монстры», когда-то победившей на международном музыкальном конкурсе и с тех пор напрочь утвердившейся в  памяти любителей жесткого рока, как в нашей стране, так и далеко за ее пределами. Однако кукиш – ничего подобного на тракте не было. Переговоры по каким-то непонятным причинам затянулись, а потом и вообще сошли на нет: то ли по части гонорара нескладуха вышла, то ли сработало, как в столь памятные «застойно-отстойные» времена, телефонное право: «Ребята, вы там что, с ума все посходили? Что за бред вы пропагандируете? Подумайте о детях, молодом поколении». Как бы то ни было, Ужастик на тракте так ни разу и не оторвал зад от скамейки запасных, да и сегодня весь день его с нами не было, хотя и в кандидаты на вылет (у нас это втихую называлось: «интимная стрижка») он каким-то образом не попал. Сейчас он сидел вместе с нами, только чуть поодаль от других, непривычно серьезный, сосредоточенный.

Еще мне запомнилось вступительное слово ведущих, почти целиком списанное с того предисловия, которое написал к проекту отец. И о незавидной роли сценариста в кино, на телевидении, и даже писателя в литературе, где сплошь и рядом настоящий автор скрывается за безликим псевдонимом. Так было всегда, но сейчас привилось особенно, лишь немногим удается через эту безликость прорваться. Жаль, конечно, но у нас, мол, все как в жизни, не будем и мы нарушать эту печальную, но все же традицию. Лишь в самом конце конкурса будут объявлены имена и фамилии победителей, пока же все они будут скрываться за названиями команд, в которых участвуют. Впрочем, кое-какое послабление все-таки будет сделано: некоторые, самые активные, участники, будут удостоены чести выступать под прозвищами, которые им дадут либо их товарищи по команде, либо противники (тут уж, какое из них окажется удачнее)».

Что было дальше? Дальше вообще все вышло из-под контроля. Теперь, когда мы «отстрелялись» и постепенно, медленно приходили в себя после своего выступления, мы уже могли объективно оценивать происходящее. А в воздухе пахло не просто скандалом – полным провалом. Это нас ошеломило. Никому: ни нам, ни тем, кто выступал до и после нас, так и не удалось раскачать публику. Сначала многое держалось на энтузиазме: бодрости двух прекрасно подобранных ведущих (звезде телесериалов и не менее популярном ви-джее с МУЗ ТВ); великолепных спецэффектах – к примеру, действие на экране шло то само по себе, но неожиданно полностью сливалось с происходящим на сцене; а чего стоили костюмы, реквизит, группы, занятые в подтанцовке! Вот именно: чего стоили. Ясно было, что денег в наш проект было закачено немерено, а вот отдача… я уже только что об этом говорил. Конечно, группы поддержки старались вовсю со своими красочными плакатами и воинственной, боевой, раскраской, но все больше сникали. Клакеры уже отбили свои ладоши и порой не могли сдержать откровенные зевки. Нам с отцом хотелось раствориться, исчезнуть, на худой случай хотя бы спрятаться, залезть под скамейку. Что было, конечно, глупо – никому бы и в голову не пришло именно нас во всем обвинять.

Постепенно все: ведущие, зрители, жюри, устроители, все чаще стали посматривать на Ужастика. Дело было, конечно, не в нем самом: просто слухи о том, что ожидается выступление «Монстров», что называется, «поставили на уши» всю Москву. Как мы теперь понимали, многие только за этим сюда и явились. Мы с отцом молча переглянулись. Можно было без труда представить себе, какой скандал вот-вот должен был разразиться. Какой дурак, интересно, разрешил сегодня прямой эфир? Понадеялись, что большинство участников будут петь под фонограммы, а вот такую ситуацию, не хотите ли?

Вообще, надо отметить, что Ужастик даром время не терял во время нашей подготовки в Беспредел-кино. Ничто в его наряде больше не напоминало ни тот американский фильм, о котором я в свое время упоминал, ни, тем более, тинейджера-героя из него. Созданный им с помощью Стилиста образ был поистине уникален, да и все манеры, движения, ужимки нашего «друга» были отточены до блеска, филигранны. Любые обвинения в плагиате, просто подражании даже, были устранены в зародыше. Однако что с того? Он же первый и попадет под раздачу. Свист, насмешки, прежде всего ему достанутся, а не тем, кто, потратив кучу денег, превратил теперь их  буквально в труху своим нелепым скупердяйством.

Впрочем… тут мы с отцом, на этот раз с радостными улыбками, даже скорее – ухмылками, снова переглянулись. Будут, будут «Монстры», их просто не может не быть. И это будет такой сенсацией! Как мы могли усомниться в подобном исходе?

«Я не завидовал ни «Школе магии», ни какой-либо из других команд: как бы они ни изощрялись, как бы не лезли вон из шкуры, все их усилия были бесполезны. Такой остроты ожидания им было не преодолеть.

Видели это и устроители конкурса, в такой ситуации было наплевать и на телефонные права и на любые амбиции, нужно было обращать поражение в победу, и такая возможность еще пока слабо теплилась. Сценарий тут же был скорректирован, бледные как смерть ведущие, то появлялись, то исчезали из поля зрения. Хотя, конечно, из зала ничего подобного заподозрить было невозможно. Все было чинно, благолепно.

Ужастика не стали представлять, как другие команды. Просто внезапно воцарился полумрак, который разорвала тяжелая громкая музыка. Одно и то же (так называемые квадраты, из сленга музыкантов: «играть по квадрату», просто бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, и так далее). Затем стало вдруг чуть светлее, и зал ахнул от изумления. Хотя никто не ушел, даже не двинулся с места. Кто такие «Монстры»? Просто миф, неожиданно возникшее любопытство. А тут «Совьет Юньен», легендарный «Совьет Юньен», вершина российского «металла», ребята, которых никогда на центральные каналы до сих пор не допускали из-за их вызывающих нарядов, хулиганского поведения на сцене и репертуара, на добрую треть замешанного на ненормативной лексике. Только четыре аккорда, всего только четыре аккорда, но уже через минуту весь зал действительно «стоял на ушах». Лишь потом внимание зрителей переключилось на танцевальную группу, которая отрывалась по полной программе в самых экзотических нарядах. В конце концов, на сцену высыпали мы все, конкурсанты -  и какую только нечисть не изображали, какие только па не вытворяли. Но такое не могло продолжаться вечно, настал момент, когда ожидание достигло предела,  все вдруг смолкло и на сцену вывезли актера в гриме гоголевского Вия из одноименного фильма. И эта знаменитая фраза, знакомая каждому россиянину, произнесенная замогильным (подземным) голосом: «Поднимите мне веки: не вижу!» А как только веки были подняты, железный перст указующий вонзился в глубину сцены. «Вот он!», закричали все на сцене и в зале, от мала до велика.

Ну, мы, естественно, в едином порыве бросились на Ужастика, неожиданно высвеченного прожектором. Однако он как бы разбросал нас всех в стороны несколькими движениями рук, и прошествовал медленно, торжественно к авансцене.

Вот тут как раз и возник профайл на экране. Ужастик на улице, в окружении своих поклонников, он же (нарезкой) в репортажах из Беспредел-кино. Он же в Румынии, в Замке Дракулы. В Сигишоаре, родном городе Влада Цепеша («Колосажателя»).

И вдруг песня. Ужастик запел!! Не скажу, чтобы у него был какой-то особенный, чарующий голос, однако, тем не менее, он хорошо гармонировал и с мелодией, и с текстом. Что там было? Да ничего особенного, самая что ни на есть обыкновенная песенка о любви. Но любви вампира к молоденькой невинной девушке. Когда та вдруг появилась, босая, с распущенными волосами, в каком-то балахоне, зал ахнул от восхищения. Наверное, она одна только не слышала обращенные к ней слова.

Как по волшебству в зале вдруг возникли фанаты Ужас-с-са. И их оказалось немало. А уж как они были разодеты да размалеваны, как отвязно вели себя, это надо было видеть.

Снова тонкий хрипловатый голос, снова грубые тяжелые «квадраты». Несколько раз Ужастик поворачивался спиной к залу, и видно было нарисованного у него на спине симпатичного молоденького паренька, простоватого, улыбающегося, совершенно обалдевшего от своей любви. Зал не выдержал: танцевал, подпевал, бесновался. Все очки были отыграны, все!

Наконец номер был завершен и Ужастик, заканчивая песню, грустно стал удаляться в глубину сцены. Девушка, наконец заметившая его и внимательно слушавшая, после некоторого колебания повернулась и, крадучись, поплелась за ним, чтобы по мере сил и возможностей срочно удовлетворить его чувства.

Тут зал буквально взорвался от хохота. Мы сначала не поняли, почему, потому что с того места, где мы работали на подтанцовке, ничего не было видно. И лишь когда девушка поравнялась с нами, нам все стало ясно: на спине у нее была нарисована такая отвязная вампиресса, с такими клычищами, куда Ужастику было до нее!

«Ужас-с-с! Ужас-с-с! Осторожнее, Ужас-с-с!», – завопили из зала.

Ужастик обернулся, и нос к носу столкнулся с предметом своей любви. В такой позе он и замер.

Таких аплодисментов я никогда еще не слышал! Это был полный триумф!

Ну а дальше вообще началось невообразимое: публика повскакала с мест и, без труда сломив охрану, рванулась на сцену: кто с цветами, кто с любимыми игрушками-сувенирами, ну а большинство – для того, чтобы хоть несколько секунд побыть рядом с любимыми артистами, а если удастся, то и автографом разжиться. Поскольку к Ужастику и знаменитым рокерам пробиться очень скоро стало невозможно: выстроились огромные очереди, автографы стали брать у всех подряд участников, в том числе и у нас с отцом.

С большим трудом дирекции и ведущим удалось навести порядок на сцене и довести представление до конца. Номинантов было трое. О «Кошках» я уже рассказывал. Еще были пять девчонок, назвавшиеся «Крестные сестры» и обыгрывавшие столь модную криминальную тему. Их клип на песенку «Трефовая любовь», слова к которой они написали сами, а композитора им дирекция нашла, сплошь состоял из драк, погонь, выстрелов. Надо сказать, что девчонки проявили еще и недюжинный артистизм, они так классно дрались, почти как Клаудия Кардинале и Бриджит Бардо в фильме «Нефтедобытчицы», ими, по всей вероятности, и воодушевлялись. «Рассеяне» очень удачно, на мой взгляд, обыгрывали всем известное стихотворение Корнея Чуковского о Рассеянном с улицы Бассейной. «Вместо шапки на ходу он надел сковороду» и т. д. Клип был на песню в исполнении Сюткина о модном парне, который обожает твист и рок-н-рол. Надо признать, что ребята отработали на самом высоком уровне, чего они только ни вытворяли! Просто ситуация была такая, что их не в состоянии были оценить по достоинству. Правда теперь телезрители исправили свою ошибку и проголосовали за Корнея Чуковского отменно.

Зал затаил дыхание. Кто же теперь должен вылететь: «Крестные сестры» или «Кошки»? Мы с отцом даже спорить не стали: против такой выигрышной темы, как криминал, не попрешь. Однако впервые за последнее время мы оказались не правы. «Кошки! Кошки! Кошки!» Жюри проголосовало за «Кошек». Вот уж сюрприз так сюрприз!»

«Любовь будоражит кровь». Сидя в своем бункере, мы даже и не подозревали о том, какой успех там, «на воле», имел хит Ужастика. Газеты писали даже, что на основе этой песенки мог бы получиться прекрасный мюзикл, жаль, что таковые в России не прижились – слишком дорогое в постановке  удовольствие.

Ходили слухи, что «Монстры» просили разрешения включить эту песенку в свой репертуар («утка», безусловно, «утка»!), и даже о том, что «чудища» заморские приглашали Ужастика в свою группу (в принципе, тоже «утка», но откуда мне точно знать? Конечно, можно было бы уточнить у самого Ужас-с-са, но, опять же, если бы знать).

Во всяком случае, в рекламе нашему другу довелось поучаствовать порядочно. Потом, просматривая записи, я хохотал до упаду, слушая, как он терпеливо разъяснял детворе, что вампиры бывают разные, есть много таких, которые пьют кровь только у злых людей, а добрых, обычных людей не трогают. И прочую белиберду.

Несколько раз на экране появлялась его напарница. К примеру, она рассказывала, как ее нашли для этой роли. Шла, мол, по улице, хе-хе, не босиком, конечно, в туфлях, и вдруг меня спрашивают: «Девушка, вы вампиров не боитесь?» Отвечаю: «Нет, нисколечко, каждое утро на завтрак съедаю по парочке, хотя не очень люблю – уж больно костистые».

Ну и всякий другой треп в подобном же роде. В моду вошли накладные клыки у детворы, вампирские поцелуи (не в губы, а в шею!) у подростков. Всего и не перескажешь. Потом этот сюжет стали потихоньку зажимать. Хотя песенка, к примеру, никакого отношения к какого-либо кровососам не имела, просто она была так обыграна, а уж сцена из «Вия» и вообще исключала многие вопросы: как-никак классика, причем даже отечественная.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ШОУ НАЧИНАЕТСЯ

ГЛАВА 3

Самый низкий рейтинг

«Читай по губам!»

Влад Самописец

«Фильтруй базар!»

–  Почему мы так поступили? Хотите знать? – с большой долей злости, что для него было необычно с его-то постоянным юморком и отменной выдержанностью, спросил Олег Валяев, один из двух продюсеров проекта.

По нашему варианту сценария главную роль на шоу должен был играть директор, но получилось не совсем так, как мы задумывали. Директор был не более чем распорядителем, основные решения выносили именно продюсеры. Один из них, Олег Валяев, был директором одного из самых крупных в Москве книгоиздательств, не буду говорить какого именно (правило, усвоенное еще с проекта – реклама в любой, даже самой скрытой, завуалированной, форме не поощряется); другой - Леонид Червоненко, бессменный ведущий уже полтора десятка лет идущего (уникальный случай!) и смертельно надоевшего всем шоу на одной из главных кнопок.

Да, почему? Не только мы, номинанты («бараны» и «баранессы»), все уставились в оба глаза на двух «усатиков-полосатиков», как мы их втихомолку, между собой, называли.

Обычно «усатики» редко что-либо нам объясняли. Информация просачивалась потом либо через директора, либо через других устроителей конкурса. В этот раз, как говорят в подобных случаях – где-то кто-то сдох: «боги» спустились с небес, снизошли до нас.

–  Мы решили действовать по контрасту: самый низкий рейтинг, – тут Валяев небрежно кивнул в нашу с отцом сторону, – и самый высокий, – естественно, поклон в сторону Ужастика. – И это сочетание мы подкрепляем одной из самых удачных групп на нашем проекте: Школой магии. Есть вопросы?

Разумеется, никаких вопросов ни у кого не было. Дальше последовал «разбор полетов». Нас с отцом склоняли при каждом удобном случае, приводя в пример, как нельзя работать, Ужастика хвалили, наоборот, всякий раз, когда удавалось нас боднуть. В остальном суждения были вполне конструктивными: каждого немного приободрили, и в то же время многим досталось «на орехи».

Для нас с Па ничего больше не существовало с тех пор, как прозвучали эти злополучные слова о номинации и самом низком рейтинге. Это было как гром среди ясного неба. «Голубой воришка», неужели он нас подвел? Почему? За что?

Естественно, первым делом мы подкатились к Римме Аракеловне. Она ожидала нашего визита.

–  Ребята, не обижайтесь, решение самое что ни на есть объективное. Вы осознанно несовременны, у вас совершенно нет своей аудитории. А уж молодежи – основному контингенту наших зрителей – вы вообще поперек горла. Поймите правильно: юмор сейчас не в чести. Это несколько лет назад люди смеялись всему, только палец покажи. Сейчас мы вынуждены снимать с телеэфира одну за другой большинство наших самых удачных еще в недалеком прошлом юмористических передач. Известнейшие юмористы, популярность которых совсем недавно зашкаливала под небеса, сейчас подумывают, а не переквалифицироваться ли им в управдомы (ну приблизительно как ваш любимый «товарищ О. Бендер»). Стиль «ретро» тоже отжил свое, если и осталась еще какая-то ностальгия в массах, то только по временам социализма. Да и это скоро себя исчерпает. Подумайте, придумайте что-нибудь, вы ведь неглупые ребята. Только помните – времени у вас в обрез.

После такого исчерпывающего ответа бесполезно было куда-то идти, даже к Стилисту.

Мы долго молчали, забившись в угол.

–  Ну что, первая подсказка? – спросил, наконец, отец.

У нас был уговор с Альхеном, что трижды, в самых крайних случаях, мы могли попросить у него помощи либо совета. Не было никакого сомнения, что сейчас как раз приспел такой случай.

–  Пожалуй! – удрученно кивнул я и нащупал в кармане утаенный от всех и вся мобильник. Затем сделал всего только пять, часами нарабатывавшихся еще до заселения в Беспредел-кино движений: кнопка включения, затем вызов меню, в котором имя Альхена красовалось на первом месте под псевдонимом Алина, потом кнопка вызова, который я почти сразу же и отменил. Достаточно для того, чтобы там, на другом конце связи, поняли. Ну и, конечно, снова привести в состояние полного безмолвия мобильник. Теперь оставалось только ждать, когда Альхен найдет удобный предлог для того, чтобы нас к себе вызвать.

Вызов, к нашему безмерному удивлению, последовал незамедлительно. Альхен, едва завидев наши физиономии, скривился как от зубной боли и, даже не дав нам слова сказать, молча швырнул на стол номер самой популярной в России газеты. Собственно, это была единственная на свете газета, которую мы много лет постоянно выписывали и прочитывали всей семьей от корки до корки, поэтому и найти себя там большого труда нам не составило: сразу на первой странице небольшой анонс о проекте, в котором мы участвовали, с указанием, где можно о нем почитать, затем страница последняя, которую мы вообще никогда даже не просматривали, за исключением анекдотов и колонки происшествий – так она нам не нравилась. Не знаю, что за лопухам ее столь опрометчиво доверили, хотелось бы посмотреть им в глаза. Но, во-первых, писать они совершенно не умели, было такое впечатление, будто они инопланетяне, а во-вторых, для этих пацанов не было ничего святого, они могли любую знаменитость вывалять в грязи, что при каждом удобном случае с наслаждением и делали. Особенно усердствовал среди них некий Влад Самописец (псевдоним, по всей видимости). Вот он-то как раз нас и поддел. В принципе, можно было особенно и не расстраиваться, облили помоями – ну и ладно, оставалось только утереться, времена дуэлей безвозвратно прошли, но было и другое, после чего нам сразу стало все ясно в той обструкции, которой мы только что удостоились.

Наш разговор с Ужастиком, о котором могли знать только трое: я, он и Па. С него-то как раз статья и начиналась. Причем содержание приводилось дословно.

«- Не знаю, – сетовал я, – зачем нужно было устраивать все это представление - три дня таскать нас по «городу у моря», если в профайл потом вошло всего несколько кадров? Это что, какая-нибудь интрига? Специально сделано, чтобы у нас не было времени, как следует подготовиться к первому туру?

-  Ну, мы неплохо отдохнули, – пытался утешить меня отец. – Может, они просто приберегают материал, потом что-нибудь  покажут все-таки?

-  О, это вряд ли, – мрачно усмехнулся Ужастик, не упустив, и на сей раз, возможность продемонстрировать «городу и миру» свои знаменитые клыки. – Зря вы паритесь, ребята. Тут просто политика. Одесса – иностранный курорт, и ни у кого нет желания его рекламировать. У меня, кстати, практически один в один так же получилось с группой «Монстры», которая должна была стать главной героиней моего клипа. Как вы прекрасно знаете, ребят запланировали пригласить в Москву, я должен был петь вместе с ними, но в самый последний момент это решение отменили, и пришлось выкручиваться буквально ужом. Дело было даже не в гонораре, ребята запросили достаточно скромную сумму, просто обыкновенная зависть: своих победителей мы обычно превозносим до небес, а других замалчиваем, как будто их вообще на свете нет. Так же и с поездкой в Румынию: устроители узнали, что один российский олигарх хочет купить знаменитый Замок Дракулы в свое владение и рассчитывали слупить с него хорошенькую сумму за рекламу, однако из этого опять же ничего не выгорело. Никто не захотел проплачивать этот материал: ни владельцы «Замка», ни турагентства, так что съемочную группу на середине работы отозвали. А вы говорите, потом покажут. Покажут, когда рак на горе свистнет! Хорошо хоть какую-то нарезку сделали, просто выхода другого не было. А я ведь с «Монстрами» встречался. Отличные ребята! Мы с ними так хорошо поговорили!

-  Да, но ты все-таки выкрутился, не то, что мы, – с некоторой долей зависти вздохнул Па.

-  Чистая случайность! – покачал головой Ужастик. – Песенка выручила, которую мне перегнали по электронной почте. Ну да вы ее слышали! Парень, кстати, неплохо заработал, и вообще – из грязи да в князи: то никому не нужен был, а сейчас нарасхват.

-  Полагаю, ты не чужому человеку помог, – сыронизировал Па.

- Естественно, другу, – довольно хохотнул Ужас-с-с. – Но, в принципе, выбирать не приходилось, принял бы помощь от любого».

Я отложил газету в сторону и непонимающе переглянулся с отцом. Обыкновенный треп, с чего они так на него взъелись? А то они не знают, как их костерят другие участники при каждом удобном случае? Зачем же тогда камеры наблюдения?

Отец молча покачал головой, удивляясь моей несообразительности, затем зло ткнул пальцем в конец статьи: там тоже без купюр, но на сей раз, с матерком через каждые два слова и неприкрытым цинизмом, следовали выдержки из обсуждений выступлений участников устроителями конкурса и членами жюри.

-  Понятно! - пробормотал я.

Куда уж яснее! Удар именно сюда был нацелен, а нас просто использовали.

Мы долго молчали.

–  Можете объяснить? – спросил, наконец, Альхен.

–  Бенаквиста, – со вздохом проронил Па.

–  Кто, кто? – впился в него недоуменным взглядом Владлен Игоревич.

«Господи, – подумал я, – у этих «теленебожителей» после интриг на работе да ежевечерних посиделок, а то и еженощных полежалок с длинноногими девицами, ни на что другое времени уже не остается. Посмотреть, почитать что-нибудь, когда это было?» Я-то сразу все понял.

–  Тонино Бенаквиста: «Читай по губам», прекрасный детектив, и не менее замечательный фильм по нему с Венсаном Касселем.

Дальше Альхену ничего не надо было объяснять.

–  Вы уверены? – переспросил он на всякий случай Па, уточняя.

–  Зуб даю! – даже в такой, определенно не мажорной, ситуации не удержался все-таки от юмора отец, подкрепив свои слова широко известным жестом, как все мы, в том числе и вы, быть может, клялись когда-то в детстве.

–  Ладно! – кивнул Владлен и тут же набрал по селектору номер нашего Юриста, одновременно дав нам знак подождать за дверью.

Наш Юрист был как бы Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд в одном лице. Чернявенький, маленький, толстенький, с кривыми, туго обтянутыми джинсами цвета «индиго блю», ножками, он обладал неукротимой энергией и невероятной подвижностью. Надо отметить, что ничуть не менее стремительно протекал и его мыслительный процесс. Когда мы потом вошли к нему в кабинет, он уже беседовал с Ужастиком. Нас он распотрошил буквально за две минуты.

–  Что ж, похоже на истину, – наконец мрачно протянул он, дав нам знак удалиться и поблагодарив на прощанье.

Мы ни секунды не сомневались, что колесо завертелось теперь с максимально возможной скоростью, и Владу Самописцу против четверых кинов и одного кинда не устоять. Вопрос был только в том, насколько развито в нашем местного разлива Плевако чувство благодарности. Жаль, конечно, что он не знал одной маленькой, но крайне важной, деталюшечки: должностью своей он целиком и полностью был обязан нам, именно мы настояли, чтобы в составе команды устроителей шоу обязательно был специалист по авторским правам. Кстати, нашу подсказку о том, чтобы участники имели возможность переговариваться между собой через микрофоны и наушники, он выдал за свою, так что о благодарности здесь, скорее всего, не стоило и мечтать.

–  Ребята, да не расстраивайтесь вы так, – как мог, утешал нас Ужастик. – Прорвемся, не пропадем.

–  Да уж, тебе то что, – вздохнул Па. – Если учесть, чем ты питаешься, с голоду ты, ни при каких обстоятельствах, не помрешь. Кровищи сейчас повсюду – пруд пруди. Ну, на худой случай пару детективчиков от Олега Валяева и его компании схрумкаешь – на неделю хватит отрыгиваться. Не говоря уже о том, что тебе и на одежку тратиться особо нет необходимости: в одном плаще можешь всю жизнь проходить. Разве что зубы сотрутся.

Ужастику шутка отца очень понравилась, и он с большим удовольствием, бог знает, в какой раз, но уж точно не в последний, продемонстрировал нам свои клычищи.

–  Нашли, чем испугать! Сотрутся, новые, платиновые, вставлю. Надеюсь к тому времени разбогатеть. «Ха-ха-ха! И бутылка… крови!» Ром не жалую.

Не знаю, что бы я делал без моего па. Уже к вечеру нас вызвали в дирекцию шоу, и Олег Валяев принес нам что-то вроде публичного извинения. На свой манер, естественно.

–  Ладно, ребята, за догадку вам многое прощается. Однако впредь прошу быть осторожнее. Илья Аронович (Пасман, он же Юрист, он же Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд в одном лице) побывал в редакции, провел там переговоры. Однако там тоже профи – палец в рот не клади. Они нисколько не отрицают, что использовали текст, присланный им читателем-специалистом по сурдопереводу, но оставляют за собой право пользоваться и дальше подобными лазейками. Защита информации – наше дело, их дело – ее раздобыть. Мы внимательно проанализировали содержание вашего разговора, и, в общем-то, не в обиде на вас, но и ваши претензии удовлетворять, каким бы то ни было образом, не собираемся. У нас своя кухня, нужно побывать в нашей шкуре, чтобы в ней разобраться. Вам лучше в эту сферу не вникать. Все остальное остается в силе: и номинация – она уже объявлена, отменить невозможно, и самый низкий рейтинг, и те пожелания, которые были уже в ваш адрес высказаны.

Мы уже собрались торжественно удалиться, когда Леонид Червоненко вступил в разговор вслед за своим коллегой.

–   Мы еще не решили, как нам довести до участников, чтобы они были осмотрительнее в своей трескотне. Поэтому просим, чтобы наша беседа осталась в секрете. Впрочем, – неожиданно добавил он, когда мы с отцом уже встали. – Может, у вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?

Я плюхнулся обратно на стул. «Не дразните в кошке зверя!» Естественно, как могло быть иначе – чтобы у моего Па не было каких-либо соображений в загашнике на любой счет?!

–  «Фильтруй базар!» – неожиданно сказал он.

Это прозвучало настолько грубо, что оба продюсера даже побагровели от ярости. Однако Па остановил их рвущиеся наружу эмоции одним мановением руки.

–  Шоу есть шоу, – продолжил Па, так и не дав своим оппонентам прийти в себя (мол, я и так вас слушал предостаточно). – Если мы начнем вводить цензуру сверх тех правил, которыми уже обозначили наш проект с самого начала, мы не остановимся, и публика будет совершенно права, когда в итоге утратит к нам всякий интерес. Все, что в данном случае требуется, посадить профессионала-сурдопереводчика за пульт управления камерами. Как только чьи-либо высказывания будут выходить за рамки, он тут же вправе будет переключать выход в эфир с одной камеры на другую. И никого ни о чем не надо предупреждать, даже просто ставить в известность, кроме устроителей конкурса.

–  А как же с членами жюри? – с усмешкой поинтересовался Олег Валяев, хотя прекрасно знал, каким будет ответ.

–  Тем более нет смысла информировать о подобном решении членов жюри, – пожал плечами Па. – Калачи тертые, пусть сами и выкручиваются. Думаю, ни у кого нет желания их подставлять, но и учить их, как себя продвигать, как свой имидж выстраивать, было бы неэтично, по меньшей мере.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ШОУ НАЧИНАЕТСЯ

ГЛАВА 4

Проколы и приколы

«О-сы»

 Дайдайтехнологии

«Ожившая в морге»

Вернувшись к себе, мы вздохнули с облегчением: кажется, выкрутились. Но надолго ли? Во всяком случае, получили передышку, прессинг, хоть и впервые, был очень мощный. Самый низкий рейтинг – именно самый, а не один из самых, можно было бы обойтись и без эвфемизмов: ни одного заказа на нас со стороны рекламодателей, буквально ничтожная поддержка зрителей. Римма Аракеловна была права: мы просто не вписывались в общий фон, оттого и «пролетали».

Немного погоревав, мы решили понаблюдать за остальными участниками, как они этот самый свой рейтинг нарабатывают. Ничего особенного, обычный набор из того, что можно встретить практически в любом реалити-шоу. Придуманные романы с поцелуйчиками, душещипательными разговорами, объятиями, утешениями, какой-то поддержкой, помощью. Намеки на секс в самых укромных уголках нашей «хижины». Зарождающиеся романы, но не вспыхивающие сразу, а вялотекущие (несомненно, влияние телесериалов), так чтобы невозможно было понять, чем все в итоге может закончиться. Мужская дружба. Женская солидарность. Какая-нибудь стервоза, помешанная на порядке и чистоте, бесконечно из-за этого со всем остальным коллективом конфликтующая. Продолжать можно до бесконечности, но, несмотря на кажущуюся эту бесконечность, все выигрышные роли давно уже были распределены, все вакантные места заняты. При всем желании никак нельзя было вписаться в этот замкнутый реалити-клуб. Можно было, конечно, скопировать кого-нибудь, а потом попытаться превзойти. Например, разбить чей-нибудь роман, выступив соперником. Но мой Па и какая-нибудь нимфетка, представить себе такое… Нет, Ма точно не поймет!

Только здесь, на конкурсе, я понял, насколько раньше я недооценивал своего па. Настолько, что не попади мы сюда, я так никогда бы и не узнал его по-настоящему. Но тут он настолько порой поражал меня, что у меня чуть ли не начал развиваться перед ним комплекс неполноценности. Вот и сейчас именно Па, а не я, оказался на высоте.

–  Думаю, у нас остается только один выход, – сказал он, наконец, после нашего совместного долгого молчания. – Проколы разменять на приколы. Ладно, пусть юмор сейчас не в чести, пусть основные наши телезрители – молодежь. Но совсем без юмора ни один человек в мире не может существовать. Значит, сейчас просто форма такая в моде: придуриваться. Тот же юмор, только выглядит немножко по-другому.

Процесс пошел. Закипела работа. Тут и я включился на полную мощность. Раз «Читай по губам!», значит, мы больше не говорим, общаемся исключительно с помощью рук и плакатов с надписями. Не просто уроем, но закопаем на десять метров вглубь этого злополучного Влада, пусть вся страна узнает, в конце концов, как он работает, какими методами добывает свой материал. Но вот стиль «ретро» - за него мы еще поборемся.

Мы тут же побежали к Стилисту и заказали у него два полосатых купальника образца начала ХХ века. Расчесали волосы на прямой пробор, чуть завили их, набриолинили, обзавелись огромными приклеенными усами (еще круче, чем у наших продюсеров), ну а дальше пошла череда аксессуаров. Поначалу это было каноэ, с которым мы бесцеремонно таскались из угла в угол по комнате, затем усаживались в него и как бы гребли, оживленно жестикулируя – обсуждали великолепные виды, открывавшиеся вокруг. То мы выбирали самые ухоженные, самые аккуратно застеленные постели и бросались на них, старательно делая вид, что плаваем, рассекаем волны. То принимались играть в волейбол, будто мы на пляже. Или садились с удочками и начинали вылавливать отовсюду, где только возможно, трусики, лифчики и прочие детали женского туалета. Недоуменно пожимали плечами, рассматривая их, затем «отпускали обратно в воду» – пусть поплавают, подрастут.

И таких приколов в нашем ассортименте было великое множество. Естественно, реакция на такие перемены в нашем поведении со стороны других участников была весьма жесткая. Нам вскоре дали прозвище О-сы (О-тец и сы-н) и поступали с нами соответственно: кляли нас, на чем свет стоит, гонялись за нами с подушками. Естественно, пожаловались дирекции, но та лишь с любопытством следила за нашими потугами, гадая, как, впрочем, и вся страна, чем же все это может в результате закончиться. В конце концов, до участников дошло, что, столь ярко выражая свой негатив, они лишь подыгрывают нам, забросив на какое-то (слишком драгоценное!) время занятия своим собственным имиджем. Первым это понял Ужастик, который сразу же после того, как прозвучало это прозвище – О-сы, тут же обзавелся огромным сачком и гонялся за нами без устали, с огромным воодушевлением демонстрируя свой наряд и сопутствующие ему прибамбасы.

Победа! Мы не могли утверждать это с полной уверенностью, так как (повторюсь) обратной связи с телезрителями у нас не было, но по улыбкам дирекции и тому, что нами заинтересовался один крупный производитель моющих средств (не зря, видно, нам шею намылили!), мы уже не сомневались, что падение прекратилось, и рейтинг у нас теперь на достаточно сносном уровне.

Теперь было самое время заняться подготовкой к очередному конкурсу: «Пилотный выпуск». То есть, пробник к какому-нибудь телесериалу. И вот тут везение наше кончилось. Нас как заклинило. С одной стороны надо было выдерживать до конца найденный имидж, не бросая начатое дело на полпути, с другой – мы вдруг поняли, что вообще-то с самых истоков проекта занимаемся не своим делом. Какие-либо, пусть даже самые зачаточные, способности к творчеству в нас совершенно отсутствовали. И никаким имиджем, никакими обезьяньими прыжками и ужимками этот голый зад нельзя было прикрыть. Чего мы только ни делали, чтобы выжать из себя хоть какой-нибудь мало-мальски достойный сюжетец. Наконец я понял, что негоже отцу бесконечно выручать нас обоих, пора мне и самому мозги поднапрячь.

Я подошел к Ужастику и, наплевав на все клятвы, которые незадолго перед тем давал дирекции о неразглашении тайны, все ему рассказал.

Ужас-с-с долго молчал, затем вздохнул:

–  Да, обидно, и что вы конкретно предлагаете?

–  Уж если нас, и только нас, всех троих и троих из всех, протащили, почему бы нам не объединиться?

–  Интересно. Но каким, конкретно, образом?

–  Ты участвуешь в нашем проекте, а мы в твоем.

Надо сказать, что Ужас-с-с не раздумывал ни минуты.

–  Согласен. По рукам! Когда начнем?

–  Хоть завтра.

На том и порешили.

Я ожидал взбучки от отца, но Па промолчал. В конце концов, он столько мне преподносил сюрпризов, почему бы и ему голову не поломать над моей примочкой? Хотя в чем суть примочки я пока и сам толком не знал.

–  Ты только что выступил с любопытной инициативой… У тебя есть что-то конкретное на уме или ты так просто, блефуешь? – наконец осторожно спросил Па.

–  Надо двигаться, у нас совсем нет времени в запасе, – попытался я отделаться общими словами.

–  Не знаю, не знаю, – вздохнул отец. – У тебя и есть всего только один друг на всем этом проекте, ты хочешь потерять его?

–  Нет, конечно, – поспешил ответить я и начал дальше нести уже полную околесицу. – Понимаешь, раз Ужастик, значит, мы должны исполнить его мечту: сделать хороший фильм ужасов. Ну, например, студент-медик подрабатывает по ночам дежурствами в морге. Ужас?

–  Ужас! Бедный студент! Аудитория как раз подходящая – самая что ни на есть мо-ло-деж-ная, – согласился Па. – Ну и что дальше?

–  Студента буду играть я, – такое решение почему-то меня очень воодушевило. – Ты будешь играть врача-патологоанатома, который очень любит выпить и при любом удобном случае дрыхнет без просыпу. Сможешь?

–  Легко! – продемонстрировал Па знание молодежного сленга. – Считай, что я уже сплю. Но что я увижу, если хоть один глаз чуточку приоткрою?

–  Студент – он не просто «ботаник», – вдохновенно врал я. – Он сделал открытие. Прямо как лауреат Нобелевской премии. Благодаря нехитрому устройству, что-то из дайдайтехнологий. Ну, которые еще меньше, чем нана. Частицы, одним словом. Извлек он их как «пи» (полезную информацию), скажем, из космического мусора.

–  Постой, постой, – засомневался Па. – А где же он взял этот мусор-то? Ведь при падении на Землю, при всех вариантах, любая «пи» должна была бы сгореть?

–  Ну не сгорела, – начал уже раздражаться я. – Была внутри метеорита, как в капсуле.

Отец передернулся всем телом.

–  Бр-р-р! Ну и чушь! Только это ведь не ужас – фантастика.

–  Да ты сам меня в эту фантастику и увел! – не выдержал, взорвался я. – Раз ужас, значит важно не как, а что. Так вот, студент-медик изобрел сканер, позволяющий считывать у мертвецов их уникальные способности, естественно, если таковые имеются, и переносить их в свой мозг. Катит?

–  Ну, вообще-то… не слишком ли ты переборщил? – Отец, вроде бы привычный ко всему, на этот раз был в шоке.

–  Не слишком, – с досадой отозвался я. – Это ведь пародия, не оригинальное произведение. Между делом герой оживляет девушку, которая и не умирала вовсе, а просто была либо в коме, либо в каком-нибудь лунатическом или летаргическом сне. Дальше драки, погони, любовь. Только уже не одного героя, а двоих («он» плюс «она»).

–  Ладно, – кивнул отец. – Считай, что название уже имеется – «Ожившая в морге», ну а причем тут Ужастик?

–  Ну его студент оживил еще раньше, нечаянно, – выкручивался я, как мог. – Ужастик и прижился. Тут, в морге, ему полное раздолье, кровищи – море разливанное, зачем ему куда-то уходить? Они даже подружились, в конце концов, все трое. А у героини дело – она должна кому-то за что-то отомстить. Ребята, естественно, но сначала крайне неохотно, соглашаются ей помочь, применяя все, скачанные из трупов способности. Как я говорил уже: драки, стрельба, кровь льется рекой (все вампиры и вампирессы, без балды, в полном восторге), справедливость, само собой, торжествует. Просто не может не восторжествовать. Как тебе?

–  А у нас есть выбор? – вопросом на вопрос ответил Па. – Вот только где ты возьмешь актрису, которая сыграла бы такую, весьма и весьма непростую, роль?

–  А, – беззаботно махнул я рукой. – А дирекция на что? Что, нельзя пригласить какую-нибудь звезду или хотя бы самую что ни на есть маленькую звездочку? Скажем, из начинающих. Пусть у них голова и болит.

На том мы и порешили. Но, как говорится, «не болит голова у дятла», ну а нам с Па этой головной боли с лихвой хватило.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ПЕРЬЯ

Роман

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ШОУ НАЧИНАЕТСЯ

ГЛАВА 5

«Дружба дружбой….»

Свежачок-трупачок.

Влад не дремлет.

«Читай по губам – 2»

-  Ну как, ты не передумал? - решил я все-таки уточнить, помня предостережения отца насчет «единственного друга».

Ужастик почесал затылок, затем, стараясь не встречаться со мной взглядом, медленно  проговорил:

-  Не знаю, что и ответить. Поймите меня правильно, ребята: по большому счету мне совершенно наплевать на то дерьмо, в которое мы влипли. Хотя положение у нас сейчас хуже некуда. Для меня куда важнее другое: по тем сведениям, которыми я располагаю, вы влезли на мою территорию. Поверьте, мне очень не хотелось бы терять нашу дружбу, вы оба мне очень симпатичны, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Я и так балансирую на грани: в любой момент тема, которую я разрабатываю, может надоесть зрителям, наступит пресыщение, а тогда мне хана – я вылечу со свистом из проекта. Чего мне, естественно, очень не хотелось бы. Ну а то, что вы предлагаете – вообще, край: два «пилота» на одну и ту же тему – никто этого не выдержит, да и дирекция, исходя из тех соображений, что я вам сейчас высказал, зарубит кого-нибудь из нас на корню. Кого именно – вам и так, должно быть, ясно. И этот кто-то (опять не расшифровываю) сразу вытащит черную метку, потому что времени на переподготовку у него уже не останется.

Я пожал плечами. Конечно, в чем-то Ужас-с был прав, и все-таки его доводы не показались мне убедительными.

-   Ладно, но, может, ты все-таки посмотришь, что мы наработали?

Я подозвал отца, тот молча протянул Ужас-су наш ноутбук. Нервы у нас были на пределе, и мы предпочли отойти в сторону – наблюдать за реакцией нашего друга, а может быть, и будущего партнера, было выше наших сил…

Почти все время, пока мы томились в ожидании, отец молчал, затем все-таки не выдержал, с досадой покачал головой.

-  Жаль, но все произошло в точности так, как я и говорил. Теперь необходимо срочно искать выход из тупика, в который мы сами себя и завели. Мое мнение: мы должны подарить Ужас-су  наш сюжет, а самим срочно переключиться на что-нибудь другое. Дружба важнее, тем более что мы действительно залезли в чужой огород. Сколько у нас осталось времени?

-  Вообще не осталось, - с грустью вздохнул я. – Мы слишком увлеклись разработкой сценария этой «мертвецкой» истории и, соответственно, увязли по уши. Может, у тебя есть какие-нибудь запасные варианты? Всегда полезно иметь что-нибудь в загашнике.

-  Знать бы, где упасть… - отец  вдохнул и с шумом выдохнул обратно воздух, в попытке заставить пошустрее работать мозги. – Короче, соломки нет. Предлагаю разойтись в противоположные стороны минут на пятнадцать, затем снова встретиться. Если у кого-то появится что-то стоящее, сразу включаемся в процесс.

-  Годится, - кивнул я.

Однако сколько я ни слонялся по нашему «дому», в голове у меня так ничего и не прояснилось. Я вообще не могу так быстро переключаться, надо сначала дать улечься эмоциям. А справиться с ними у меня пока никак не получалось.

-  Мало. Мало времени, - пробурчал я, когда мы с Па вновь встретились. Ты же знаешь, я – тугодум.

Отец кивнул.

-   Есть идея.

-  Идея? – удивился я.

Неужели выход? У меня даже дух захватило.

-  Ну, если говорить точнее, - поморщился отец, - не идея, а скорее – решение.

-  Ого, даже решение! Это вообще супер! И что конкретно? – вяло поинтересовался я, боясь обольщаться надеждой.

Какие решения? О чем он говорит? Тут хотя бы чуть-чуть чем-нибудь воодушевиться. Нет, пора снова расходиться. Но не на пятнадцать минут, на час, не меньше.

-  Все очень просто. То, к чему мы, собственно, уже пришли с тобой. На один только данный конкурс мы, разумеется, с согласия дирекции, объединяемся с Ужастиком. Две команды в одном флаконе.

-  Нереально, - покачал головой я, - условиями конкурса ничего подобного не предусмотрено.

-  Не предусмотрено, но и не запрещено. Давай лучше поговорим с твоим другом.

Ужастика нам долго разыскивать не пришлось. Чувствовалось, что ему очень скучно. Никто с ним не заговаривал, вообще не обращал на него внимания. Все были заняты делом. Буквально по горло. И только ему все было по барабану.

-  Ну и как? – спросил я, когда мы столкнулись с ним нос к носу.

-  Нормально, вполне нормально, - ответил Ужас-с, возвращая нам ноутбук, но особого энтузиазма в его словах я не обнаружил.

-  Нравится – бери, - пыжась от щедрости, предложил я. – Как заготовку. Можешь переделать ее как угодно.

Ужас-с задумался на какое-то время, затем отрицательно покачал головой.

-  Нет, это мне не подходит. Кого я там буду изображать? Санитара-вампира?

-  Почему бы и нет, - попытался подыграть я. – Ты удобно устроился, а тут эта девчонка, которая оказывается вовсе  не свежачком-трупачком, а просто Спящей (в летаргии) красавицей. Ну а потом еще одиннадцать серий она сражается с тобой и, в конце концов, выводит тебя на чистую воду.

Отцу надоело слушать мои россказни, и он прервал меня, задав Ужастику один-единственный вопрос:

-  У тебя уже есть собственная заготовка?

-  Нет, но с этим проблем не будет, - спокойно ответил наш «друг».

-  Ладно, - махнул рукой я, - не будем ходить вокруг да около. Мы тут посоветовались с Па и решили предложить тебе объединиться. Всего на один конкурс. Как ты на это смотришь? Вместе влипли в историю, вместе будем из нее и выкарабкиваться.  То есть, вместо двух проектов будет один, только и всего.

Ужастик не задумался и на секунду.

-  Это запрещено.

-  Не запрещено, а не предусмотрено, - мягко поправил его Па, как совсем недавно меня. – А что не запрещено, то не возбраняется. Могу даже больше сказать: я уже предложил эту идею Валяеву, и он согласился. Сказал: почему бы и нет, сценарий надо постоянно оживлять, обновлять. Хотя на самом деле может быть просто хотел одним махом от всех нас троих, «возмутителей спокойствия», избавиться. Так что препятствий никаких нет.

Мы выжидающе уставились на нашего Кровососа.

-   Мне надо подумать, - ответил он. – Вернусь через пять минут.

-   Где ты успел встретить Валяева? – с удивлением спросил я отца.

-    А я его и не видел, - спокойно ответил он.

-  Ну и зачем же мы обманываем нашего «друга»? – в недоумении развел руками я. – Это ведь все равно раскроется.

Отец посерьезнел.

-  Считай, что у нас осталась еще только одна поддержка, вторую я уже использовал. Альхен дал «добро», сказал, что сам все устроит.

Ужастик вернулся радостный, сияющий, совсем другим человеком. Видимо, он очень тяготился тем конфликтом, который произошел между нами, и у него не было никакого желания терять с нами дружбу.

-  Ладно, я с вами. Думаю, у нас все получится.

-  Мы тоже так думаем. Осталась одна загвоздка: кого нам выпросить на роль героини? Хотелось бы заполучить какую-нибудь, пусть самую маленькую, «мыльную» звездочку. Но мы в сериалах ни бум-бум. Может, ты что-нибудь посоветуешь?

Ужастик задумался, но лишь для видимости, ненадолго.

-  Хорошо, - кивнул он великодушно, - вы и так львиную долю работы проделали, так что решение этого вопроса я, так и быть, беру на себя.

Дальше складывалось все, как по волшебству. Для меня, пожалуй, это самое замечательное воспоминание из всего проекта. Нас отвезли на «Мосфильм», выделили реквизитора, гримера, оператора – все было самое что ни на есть всамделишное. И оттянулись мы, конечно, на славу.

Не подвел и Ужас-с, актриса, которую он нам нашел, была просто великолепна.

Но нет бочки меда, на которую не нашлось бы ложки дегтя. Так мы узнали, что на этот тур конкурса в жюри, в порядке исключения, приглашен помимо всех прочих и наш лучший друг Влад Самописец.

Это нас просто убило.

-  Да, «Влад не дремлет», - с грустью проговорил Па. – Пожалуй, наша песенка спета.

-  Ну, свет белый на одном только писарчуке клином не сошелся, - попытался приободрить его я. – Жюри большое.

-  Кто знает, все может быть, - с тревогой  в голосе произнес Ужастик.

Мы с отцом недоумевающее переглянулись. Еще совсем недавно мы удивлялись олимпийскому спокойствию этого парня, а тут вдруг паника. Сразу после нашего последнего разговора мы с отцом пришли к выводу, что Ужас-с, при всей его наигранной простоватости и открытости, себе на уме, и здесь, в Беспредел-кино, уж точно не сам по себе. Кто-то его толкает, причем фигура за ним стоит достаточно значительная. Он не испытывал никаких переживаний относительно сценария своего «пилота», это могло означать только одно: кто-то за него этот сценарий должен написать. Он уходил не подумать, а с кем-то проконсультироваться по мобильнику, и поступил так, как ему было сказано, ему наплевать было, как поступить. И вдруг сейчас…

-  Есть вариант, - неожиданно сказал Па.

Мы тут же воззрились на него с недоумением и надеждой.

-  И что за вариант? – первым не выдержал его загадочного молчания я.

-  Бог из машины, - ответил Па. Мы, соответственно, ничего не поняли. Хотя я, безусловно, знал, что такое «бог из машины». Отец мне этим выражением всю плешь проел.

-  Нельзя ли поподробнее? – нервно поинтересовался Ужастик.

-  Ну, в античных пьесах, когда сюжет совсем заходил в тупик, появлялся бог, как бы на небе, в специальной конструкции (Deus ex machina), и все зрителям объяснял. Так вот и здесь, бог решил сделать нам подарочек. Скажите, как мы смогли бы иначе наказать наглеца? Самописца этого. Статью написать в опровержение? Просто набить ему морду? Нет, бог сажает его в жюри, и этим отдает нам его на полное растерзание.

Естественно, только я смог позволить себе такую вольность: многозначительно постучать пальцем себе по лбу, как бы комментируя высказывание Па. Ужастику неудобно было ко мне присоединиться, но мысленно он был со мной солидарен.

-  «Читай по губам», - снизошел, наконец, до нас Па, прокомментировав свои мысли.

Каюсь, первым догадался Ужастик, а не я.

-  Понятно, на словах нам нельзя с ним пикироваться, а вот жесты, как говорится, к делу не пришьешь.

-  Но мы ведь не знаем языка глухонемых, как же мы сделаем это? – продолжал недоумевать я.

-  Вот и хорошо, что не знаем, - расплылся в лукавой улыбке Па. – Мы его сами изобретем. Такой, какой нам захочется. И к делу его, как выразился наш досточтимый со-участник, никоим местом не пришьешь. А в остальном, какая наша забота? Умный поймет, а дурак не догадается. Нам интересно о чем, и, главное, чем, думают дураки?

ГЛАВА 6

Фарс-мажор

«Отжившая в морге»

Козлы отпущения

Голубой воришка и добрейшие из самаритян

-   Но у нас же был уговор, - несмело возразил отец.

Владлен Игоревич тяжело вздохнул и развел руками.

-  Да, и обычно я своих договоров не нарушаю. Но есть такое понятие: форс-мажор - обстоятельства, которые невозможно предусмотреть, еще их называют: непредвиденные обстоятельства. Рок какой-то, - пробормотал он в некотором даже смущении, - не пойму, с какой стати этот идиот к вам так привязался. Почему именно к вам? И почему в редакции это так легко пропустили?

Я пожал плечами, не понимая, о чем идет речь, но, на всякий случай, поддержал разговор в том же, пустопорожнем, духе. 

-  Трудно сказать, просто какие-нибудь интриги, вовсе не на нас нацеленные, кому мы сами нужны? Так сложилось, попали под раздачу. Однако вы уверены, точно знаете, что с нашим уходом все вдруг наладится?

 Чинуша Игоревич поколебался немного, затем кинул на стол передо мной газету. Опять ту, самую нашу любимую.

Мне не пришлось долго искать, заголовок был набран аршинными буквами:

«ОТЖИВШАЯ В МОРГЕ»,

или «Бабушка, что бы нам испечь «ужасненького» на обед?»

Судари и сударыни! Мы уже знакомили вас с новым реалити-шоу на одной из ведущих кнопок нашего замечательного российского телевидения…»

Ну, естественно, дальше следовал полный разнос нашего выступления. Однако это было не главное, главное было в конце. Неведомый сурдорасшифровщик на сей раз постарался на славу и не пожалел никого. Материалы о деньгах, вкладываемых в участников шоу, как представителями рекламы, так и родственниками, спонсорами конкурсантов. Как на эти деньги нанимались и нанимаются известные артисты для участия в тех или иных конкурсах шоу на стороне отдельных команд, подкупаются представители окололитературных кругов, заказываются статьи в прессе. Черный «нал», серый «нал». В частности, Влад не побоялся привести обвинения даже в свой адрес: в его якобы необъективности по отношению к «некоторым участникам конкурса», подозрения в том, что первая его статья вроде как носила заказной характер и была преподнесена в стиле «черного пиара». Что он, естественно, категорически отрицал и опровергал.

-   Так, ну и что? Какие будут мнения на сей счет, – со вздохом спросил Владлен Игоревич. -  Откуда, по-вашему, ветер дует?

-  Ну, это задачка для первого класса, - холодно ответил Па. - Могли бы придумать что-нибудь и посложнее. Дело вообще белыми нитками шито, работали питекантропы, иначе не назовешь. Хотя, как я понимаю, в их времена ниток, ни белых, ни каких-либо других, еще не было. След вам нужен? Ищите и обрящете. Только не увлекайтесь слишком долгими поисками – все концы в окружении того шоу, место которого мы заняли в эфире. Спонсоры, руководители программы, да не знаем мы кто конкретно, и знать не хотим. Это целиком ваши проблемы, вы их и решайте. Нам непонятно другое: почему вы так легко и бескомпромиссно позволили сделать именно нас козлами отпущения?

Он помолчал немного, затем, так и не дождавшись ответа, проговорил со вздохом:

-  Ладно, что после драки кулаками махать. Партия проиграна. Но мы надеемся, что вы не забыли свой должок? И поможете нам, когда мы снова решим к вам обратиться?

Альхена словно подменили. Он вновь сделался таким, каким мы его увидели во время нашей первой встречи – вальяжным барином. Он больше нас не боялся! А ведь в принципе, если очень захотеть, мы могли бы раздуть большой скандал. Пусть даже всего только в «желтой» прессе.

-  Годится, - великодушно махнул рукой он.

-  И через год не забудете? – с иронией поинтересовался отец.

-  Да, вас забудешь! – покачал головой Альхен и искренне расхохотался. -  Пилите дальше, ребятки, пилите!

Он оглядел нас с хитринкой в глазах: всегда приятно иметь дело с джентльменами. Которые умеют, как выигрывать, так и проигрывать. Не афишируя при этом своих чувств.

Было грустно, ей-богу, очень грустно. Куда проще, конечно, было уйти тихо, без объяснений - по-английски. Но, наверное, какой-то смысл в нашей последней встрече с Альхеном все-таки был. Возможно, так и куется житейский или жизненный, не знаю, как точнее назвать, опыт. И в какой-то нужный  момент потом вдруг  всплывает  что-то  из испытанного сегодня: унижения, злости, отчаяния и вытаскивает  вас  из  какой-то,  казавшейся  совсем  уж безвыходной,  жизненной  ситуации. Не мне судить о таких вещах.

Нам объявили всего за несколько часов до выступления, что решение о нашем объединении с Ужастиком отменяется. Что-либо узнать у него самого было бесполезно – он исчез еще с вечера. Мы с отцом быстро перестроились, никакой паники не испытывали. Главное – что осталась актриса, игравшая роль главной героини, вот без нее бы точно все развалилось. В монтажной мы показали, какие куски нужно изъять из видеоролика. Собственно, с самого начала они были совершенно лишними. Ни хоррора, ни фантастики, осталась лишь забавная комедия, вдвойне уморительная тем, что параллельно с действием мы еще вволю поиздевались над сидевшим в жюри Владом «Колосажателем». Однако нам было не превозмочь ни Ужастика, ни «Школу магии»: то, что мы преподнесли, было лишь началом, авансом, хоть и выглядело великолепно, у двух других наших конкурентов сложилась уже устойчивая репутация, масса фанатов и просто поклонников.

Выступление всех трех участников происходило по единой схеме: частью на сцене, частью на экране, такова была задумка режиссера. Разница была лишь в том, что у нас, и у «магов» действие чередовалось, а вот у Ужас-са оно было параллельным. Современный фильм про вампира: на экране сюжет разворачивался вокруг частного детектива и его поисков злодея. На сцене «вампир» свирепствовал в полной мере, настигая и приканчивая своих жертв. Обе роли исполнял один и тот же человек, только загримированный по-разному. Кто конкретно, наверное, нетрудно догадаться. Поражал профессионализм, как съемок, так и актерской игры, мы смотрели, разинув рты. Даже потом нам сказать было нечего. Что касается «потных харь», как их иногда называли злопыхатели, то только кажется, что «поттериана» уже отгремела свое. Эпопея, созданная воображением писательницы Джоан Роулинг и блестяще сыгранная и поставленная в лучших голливудских традициях, стала классикой, вот почему любые аллюзии, применявшиеся «магами» по ходу их выступления, неизменно вызывали бурю аплодисментов.

Все было так неожиданно и так закономерно. Мы покидали наше Беспредел-кино, как побитые собаки, но все-таки гордые тем, что вообще здесь побывали.

К сожалению, автор лишён возможности разместить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада, которому принадлежат все права на все произведения писателя Николая Бредихина. http://epressario.com/ 

Издательская оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).

     Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

I

УБЕГАЯ, УБЕГАЙ

ГЛАВА 8

Мне с большим трудом удалось преодолеть барьер в виде секретарши-куколки Барби. Она никак не хотела записывать меня на прием. Ведь за прием надо было заплатить, а денег у меня уже не было. Мне пришлось сослаться на наш уговор с Леонардом, в конце концов, после долгих переговоров между ним и «куколкой», «сын льва» все-таки согласился меня принять.

–  Вы пришли за своими деньгами? – спросил меня Леонард, заставив перед тем всласть насидеться в приемной.

–  Нет, – смиренно ответила я.

Я рассказала ему о разговоре с Игорем Карловичем, о том, что по его словам, только он, великий Леонардо (ну, может, чуть-чуть недовинченный) теперь – единственная моя надежда. Что я обещаю отныне быть феноменально послушной, заткну всех за пояс, утру всем нос, стану лучшей его пациенткой, короче, сделаю все, возможное и невозможное, лишь бы он не отказался от меня.

–  Беда одна, – вздохнула я в конце своего долгого монолога, – в настоящий момент у меня совершенно нет денег. Но они в скором времени у меня обязательно появятся. Речь не идет о благотворительности, просто не могли бы вы провести несколько сеансов со мной, как бы это сказать, в кредит?

Ответ был бескомпромиссен. Глаза Леонардика остекленели, и он, с видом крайнего сочувствия, печально покачал головой.

–  К сожалению, Анечка, я вынужден вам отказать. Знаете, налоги, аренда, конкуренция – я уже не раз подумывал о том, чтобы вообще прикрыть нашу лавочку. Мы никак не можем свести концы с концами, работаем практически только за идею. Не могли бы вы пройти к Инночке? Она вам подробно все объяснит. Что касается Игоря Карловича, то он, конечно, преувеличивает, его познания в нашей области бесконечно превосходят мои скромные таланты. Обязательно при встрече передайте ему привет и невыразимую благодарность за то, что он такого обо мне мнения.

Все указывало на то, что я должна немедленно освободить помещение, но я еще при первом визите поняла, что Леонардик – скупердяй, каких мало, и на благотворительность особенно не рассчитывала.

–  Ну а если… – тут я многозначительно посмотрела на Леонарда, ожидая, что у него появится блеск в глазах, ушки полезут на макушку, но его взгляд так и остался стеклянным. Он уже понял, что я имею в виду.

Но я, тем не менее, все-таки договорила. Этот тип настолько раздражал меня, что я, без всякого стеснения, могла сказать ему что угодно.

–  Помните, вы хотели в прошлый раз посмотреть? Даже очки на нос водрузили. Мы вполне могли бы пойти на натуральный обмен.

Он сделал вид, что колеблется, даже взялся за очки, затем все-таки отложил их в сторону и сокрушенно произнес:

–   Что ж, ваше предложение очень заманчиво, крайне интересно, но… Как жаль, что у меня совсем нет свободного времени!

И так застыл с видом полного безнадежного отчаяния на лице. Чувствовалось, что он и полчаса, и час мог просидеть в такой позе.

–  Как жаль, что у меня нет денег, – тихо прошелестела я в ответ.

Как вы сами понимаете, мне не оставалось ничего другого, как только удалиться.

Но я не ушла сразу, задержалась в приемной у Инночки, принялась лебезить перед нею, говорить какие-то несуразные комплименты, которые «куколка» со скучным видом выслушивала, хотя обычно никогда не бывала к ним равнодушна. Я попросила записать меня на какое-нибудь, пусть самое неудобное, время, пусть только на пять минут. «Мы ведем переговоры с Леонардом Львовичем», «Нет никаких сомнений, что мы с ним обязательно договоримся».

Я и так упрямая, а здесь у меня просто не было выхода. Поэтому я стала играть роль привидения. Появлялась чуть ли не каждый день, готовая сносить любые оскорбления. Но никаких оскорблений, даже тени раздражения ни со стороны Леонарда, а уж, тем более, со стороны Инночки я не увидела и не услышала. Они мило мне улыбались, хотя внутри, наверное, полыхали  лютой злобой.

Наши диалоги с Леонардом неизменно сводились к одним и тем же фразам:

-  Как жаль, что у вас нет денег!

-  Как жаль, что у вас нет времени!

-  Как все-таки жаль, что у меня совсем нет свободного времени!

     -  Как все-таки жаль, что у меня совсем нет денег!

Мы так церемонно обставляли наши диалоги, что даже кланялись друг другу, как японцы. В перерывах между этими сожалениями я ухитрялась все-таки вставлять какие-то вопросы и даже иногда получала на них ответы.

Куда успешнее продвигались мои дела с Иннусей. Она оказалась вовсе не дурой, а уж тем более не бессердечной стервой. Сразу же во всем поверила мне, записала в свои приятельницы, от души сочувствовала, но к моим попыткам пронять Леонарда отнеслась весьма скептически.

-  Ну, Леонард, он как мужчина имя свое не оправдывает. Совсем не лев, и даже не сын льва. Ты зря стараешься. Проще вот этот письменный стол обольстить, охмурить, чем его.

-  Деньги? Да он дерет такие гонорары, что в обморок упасть можно. И люди платят. Причем вовсе не потому, что они круглые дураки. Просто он, действительно, лучший, тут уж ничего не поделаешь.

-  Он не скупердяй, нет, просто под каблуком у жены, она отбирает у него все до последнего гроша, выжимает из него последние соки, а взамен еще и наставляет рога с кем ни попадя. Постоянно шантажирует его разводом, прекращением поддержки со стороны своего папочки, его тестя. Я не представляю, как можно так замордовать человека? Ведь у него совершенно нет будущего. Докторская на нуле, а те популярные книжонки, которыми зачитывается вся Москва, в научном мире ему никакого авторитета не прибавляют, скорее наоборот. Я уж не говорю о его теще. Отдельная тема. Собственно, а как с ним иначе? Я сама из него выгрызаю буквально с кровью прибавки к зарплате. Вот уйду, что он без меня будет делать?

Жену Чупилина я один раз сподобилась-таки лицезреть. Фурия! Влетела, окинула приемную взглядом, без стука ворвалась в кабинет, выгребла все деньги из сейфа, и тут же умчалась.

«Как жаль, что у меня нет времени!»...

-  Господи, да она его даже полы дома заставляет мыть!

Инночка никак не могла понять, зачем я столь бездарно теряю время. Предлагала познакомить меня с каким-нибудь «папиком». Сразу, мол, и деньги появятся, и Леонард заскачет передо мной на задних лапках. Своеобразно учила меня жизни:

-  Вот, смотри, – сказала она однажды, вывалив на стол из сумочки какую-то дорогущую косметику. – Чего здесь, по-твоему, не хватает?

-  Наверное, помады, – сообразила я, внимательно осмотрев сокровища новоявленной «Али-бабки».

-  Точно, соображаешь, – благожелательно ответила та. – Прикид у меня есть, аксессуары тоже подобраны. Как только я смогу достать эту помаду, я поднимусь еще на одну ступенечку выше. Не думай, что мужики не обращают внимания на такие вещи. Если хочешь, чтобы с тобой обращались, как с ровней, то и выгляди соответственно. Как тебе, кстати, мои новые духи?

Я ответила, что у меня нет слов, чтобы выразить свое восхищение.

-  Видишь, дело не только в деньгах, которые я здесь получаю, никаких моих денег не хватило бы, чтобы купить те подарки, которые мне иногда эти дурочки Леонардовы делают. Учись, студентка! Жила бы ты на Рублевке, никакие насильники не были бы тебе страшны.

Я как-то рассказала Инночке о «золотых рыбках» и страшно ее этим заинтересовала.

-  Эх, дуреха ты, ну просто на всю голову больная, в такой круг могла  войти. Мне бы так повезло, уж я бы подобную возможность не упустила!

К сожалению, не могу сказать точно, что она имела в виду. Может, тот подвал, в котором я провела почти полгода?

ГЛАВА 9

 Как раз к тому времени я осталась совсем без денег. Все мои сбережения растаяли, все, что было накоплено на свадьбу – тоже. Я постоянно занимала, у кого только могла и, естественно, подошел момент, когда никто уже не захотел давать мне в долг. Между тем, через три недели мне предстояло оплатить аренду квартиры, причем сразу за полгода вперед. Это был полный крах. Что мне оставалось? Вернуться к родителям? Они и так уже меня затерроризировали. Это на расстоянии, а что будет, если находиться с ними постоянно, бок о бок? Я всерьез подумывала о том, чтобы переселиться к Фомичу на любых условиях, но чтобы у такого мужика зазнобы не было, как-то не верилось.

 Выход был один – устроиться куда-нибудь на работу, на что я и переключила временно свои усилия. «Судовой журнал», так я называла свою любимую папку в компьютере, моментально был забыт, и я засучила рукава. Отпечатала целую кипу резюме, часть из них разослала по почте, часть разнесла сама, но результат везде был один и тот же: что-то наклевывалось, даже обещалось, а потом, в последний момент, срывалось. И я никак не могла объяснить себе, почему? Заполняла тесты, умильно заглядывала в глаза кадровику или топ-менеджеру, прилежно отвечала на все задаваемые вопросы, но уже к концу собеседования знала результат. Что это было? Обыкновенное невезение? Очередная жизненная гадючесть?

Гораздо лучше дело обстояло в области подработок: студенческий опыт выручал, тем более что я ни от чего не отказывалась: ни офис отдраить, ни всякого рода рекламную ерунду по почтовым ящикам рассовать. У меня было две цели: накопить сто долларов на очередной визит к Леонарду и заплатить своей квартирной хозяйке, но последнее я могла сделать, только устроившись на работу и взяв в банке небольшой заем.

Прошло две недели, пока я поняла, почему меня отовсюду отфутболивают. Да очень просто - после собеседования, а то и во время его, наводят справки по моему прежнему месту работы, ну а там и происходит сбой. Разъяренная, словно целый пчелиный рой, я не стала звонить нашему кадровику, он наверняка стал бы все отрицать, так уж у них принято – двуликих Янусов, а вышла сразу на нашего начальника, Глеба Евгеньевича. К счастью, секретарша меня еще помнила и, после коротких переговоров с «Глебушкой», меня с ним все-таки соединила.

–  Да, Красников. Анюта? Что там у тебя стряслось? Слушаю!

Тут я ему выдала все по полной программе, удивляюсь только, почему он сразу трубку не положил. Наверное, просто оторопел от моей наглости. Мужик он был суровый, надменный, нас, своих сотрудников, за людей не считал. Не участвовал в наших предпраздничных пирушках, даже с днем рождения кого-то поздравить и то сам ни разу не удосужился. Все за него делала секретарша, и хотя никто не бывал внакладе, было немножко обидно, что он такой сухарь. И тут вдруг Леднева, собственной персоной!

–  Хорошо, я разберусь, – холодно ответил он, когда мой запас обвинений, наконец, был исчерпан. – Хотя, признаться, я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

–  Простите, у меня просто не было другого выхода, – смиренно - буквально само покаяние, быстро сориентировалась я.

–  Минут через десять перезвони мне, – буквально через губу переплюнул мой бывший шеф эти слова.

Ну и Бог с ним, главного я все-таки достигла. Глеб был крутой мужик, и откладывать что-либо на потом было не в его правилах. Возмездие обычно следовало неотвратимо.

Я перезвонила, как мы и договаривались.

–  Знаешь, вопрос сложный, – неохотно признался он в трубку, как видно первая волна его цунами завершилась пшиком. – Приходи лучше сегодня или завтра на работу, на месте и разберемся.

Как я поняла, кадровик в самой категоричной форме отрицал свою причастность к тому, в чем я его обвиняла.

–  Я не могу прийти на работу? – хмуро ответила я.

–  Почему?

–  По той же причине, по которой с нее уволилась. Вы, наверное, моего отсутствия так до сих пор и не заметили? В самом деле, кто я для вас? А уж причина… Это, действительно, надо, чтобы гора двинулась к Магомету.

Он помолчал немного, затем вздохнул.

–  Ладно, давай встретимся на нейтральной территории, после работы. Говори, где тебе удобнее.

ГЛАВА 10

Нет, определенно где-то что-то стряслось: кто-то сдох, или что-нибудь в этом роде. Зацепка. Я достучалась до небес. Чтобы Глебушка заинтересовался чьей-то судьбой, а уж тем паче – согласился встретиться с кем-то из своих сотрудников в нерабочее время, такое и во сне не могло присниться. Я лихорадочно соображала, как мне использовать этот Богом посланный шанс, какие доводы привести в свою пользу: может, в нем, действительно, осталось что-то человеческое?

Глеб не заставил себя ждать, был сам за рулем, хотя обычно пользовался услугами шофера. Припарковался поблизости, остановил машину, открыл дверцу, приглашая сесть рядом с ним, закурил, не спрашивая «у дамы» разрешения.

–  Ну, теперь я знаю достаточно, Анюта, чтобы вести предметный разговор. Честно говоря, никак в толк не возьму, какие у тебя к нам претензии? С тобой случилось несчастье, все это понимают. Вадим женился на другой девушке, но ведь это его право. Твое увольнение вообще ни в какие ворота не лезет. Без работы, без денег, тебе что, нравится трудности преодолевать? Так и преодолевай. Кадровику я верю, твои обвинения в его адрес считаю голословными, необоснованными. У нас прекрасный микроклимат на фирме, я, во всяком случае, за этим слежу. Но помочь тебе…

Я пыталась остановить себя, но это было бесполезно. «Прекрасный микроклимат», «слежу»… лучше бы он не говорил таких слов. В течение четверти часа я буквально растерла в порошок этого надутого индюка, начав с его личной жизни – красавицы-жены, которая изменяла ему направо и налево; разодетая в пух и прах, с утра до вечера, и с вечера до утра только тем и занята была, что разоряла его, транжирила его деньги. Шлялась по модным бутикам, ночным клубам и казино, не желала иметь детей, поскольку за ними надо ухаживать, да и фигура будет потом безнадежно испорчена, а ее буквально каждый прыщик на лице, сломанный ноготь выводили из себя – как, мол, это может быть со мной?! О том, что он такой пентюх, что не только не может постоять за себя, но даже любовницу завести, прыгает перед своей «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля, Эммануэль!» на задних лапках. О том, что весь коллектив давно потешается над ним и его унижениями. Что никто «на фирме» его не любит, только изображает подобострастие. А сама фирма давно уже на краю пропасти, из пионеров-лидеров в компьютерном бизнесе скатилась в третий сорт: скупает в Юго-Восточной Азии некондицию, а наши русские умельцы из дерьма делают конфетку; потом эту конфетку (действительно, конфетку!), наши же менеджеры (вот уж, полная оторва!) реализуют где-нибудь на пока еще бескрайних просторах СНГ-овии) и процветает, как ни странно, поскольку дураков вокруг пруд пруди. Но ведь такое не вечно.

Глеб слушал меня с прохладцей, но не перебивал. Очнувшись, я поняла: все, конец, теперь мне вообще никуда не устроиться. Господи, с чего меня вдруг понесло-то? Кто мне казахи или узбеки – родные братья? А жена его? Чего я к ней прицепилась?

–  Ну, насчет наших дел… – задумчиво, почему-то с большим запозданием, ответил вдруг Глеб, – ты просто в этом ничего смыслишь. Основной закон бизнеса гласит: занимайся тем, что тебе на данный момент всего выгоднее. То, чем я занимаюсь, и вы вместе со мной, очень выгодно. Но это большой секрет. Я надеюсь, ты о нем будешь молчать, как аквариумная рыбка. Пусть лучше я и дальше буду выглядеть со стороны хоть и не дураком, но, по меньшей мере, не слишком башковитым человеком. Пойми, Анюта, я мог бы платить вам зарплату вдвое-втрое больше, чем плачу сейчас, но чем это закончится? Начнете болтать, «крыша» плату за свои услуги повысит, а может, и вообще, устранив меня, к своим рукам столь лакомый кусочек приберет… Элементарщина! Смекаешь теперь? Ну а вот все остальное, что ты сейчас изложила, и в самом деле, небезынтересно. Пример навскидку: я должен извиниться перед тобой, но я основательно проголодался. Дома, как ты понимаешь, хорошего меня ничего не ждет в этом плане, так не могли бы мы продолжить наш разговор где-нибудь за трапезой? Тут неподалеку есть небольшой ресторанчик, очень уютный. Если ты, конечно, никуда не спешишь.

Ну, насчет «спешишь», он загнул, конечно. Более того, я была так голодна, что даже боялась смотреть на еду, которую нам принесли. Поглощала ее молча, с закрытыми глазами. Совершенно не заморачиваясь тем, что обо мне думают Глеб, другие посетители, официанты. Затем, когда я немного (!) насытилась, на меня нашел другой стих: словоизвержение. Постоянно перескакивая с одного на другое, я, казалось, пересказала Глебу всю свою жизнь: пристрастия, взгляды, мысли, особенно смакуя последние злоключения. Я даже обрисовала ему тот сон с распятием.

Нельзя сказать, чтобы Глеб был потрясен. Хотя слушал достаточно терпеливо, иногда даже что-то уточнял, задавал наводящие вопросы. В общем, индюк - он индюком и остался.

–  Не знаю, что с тобой делать, – проговорил он, наконец, задумчиво. – При таких нервах никто тебя на работу не возьмет, а если возьмут, то через неделю выгонят. Я имею в виду порядочную, то есть, нормально оплачиваемую, работу. Я даже не могу рекомендовать тебя своим друзьям, как я им в глаза буду смотреть после? Я, вообще-то, планировал тебя оформить в какой-нибудь из филиалов нашей фирмы, восстановить в должности не ниже прежней, но это совершенно невозможно, ты сама это понимаешь.

Да, все было на редкость логично, безжалостный киллер-взгляд со стороны. Именно такой я себя вместе с ним увидела, и поняла, что он прав, прав, трижды прав, четырежды объективен. Все тот же замкнутый круг, из которого я не могла вырваться. Ничего нового. И что толку дергаться дальше? Пожалуй, психушка, если выбирать, и в самом деле лучший исход.

Красников не торопил меня, думал о чем-то своем. Наконец, прервал мои грустные размышления.

–  Послушай, небольшая консультация. Если бы я вдруг обзавелся любовницей, как ты считаешь, повысило бы это мой статус на фирме, улучшило мои отношения с женой?

Вопрос на засыпку. Голова у меня плохо соображала, я ответила первое, что пришло в голову.

–  Статус? Безусловно. Что до жены… Не та она женщина, чтобы взяться за голову или испугаться. Просто будет вести себя еще более вызывающе.

–   Ты уверена?

–   Конечно. У нее появится оправдание! Свободная любовь. Не думаю, чтобы в вашем кругу этим кого-нибудь можно было бы удивить.

Красников опять задумался. Мне это не мешало, так как подоспело время десерта, и уж тут я смогла оторваться по полной программе. Деньги на еду у меня были, конечно, поэтому голод тут был другой. Приготовить себе что-то вкусненькое в последнее время у меня не было ни сил, ни желания, а чтобы совсем вот так, не буду скрывать, и умения. Поэтому я наслаждалась, как только могла.

Наконец Глебушка соизволил вновь отверзнуть свои уста.

–  Хорошо, Анюта, у меня к тебе деловое предложение. Надеюсь, ты понимаешь значение слова «виртуальный»?

–  Да, безусловно. Это вроде как что-то возможное, но вместе с тем абсолютно нереальное. То, чего в жизни не бывает, но в мозгах почему-то застревает, – тотчас сморозила я какую-то залипуху, совершенно не представляя себе, даже не предполагая, что конкретно имеется в виду.

Глеб несколько брезгливо поморщился моим словам, но, тем не менее, продолжил.

–   Так вот, не согласилась бы ты, Анечка, за определенные - не деньги, нет, скорее, удобства, стать моей виртуальной любовницей?

Это было еще менее понятно, у меня просто челюсть отвисла.

–  Что вы имеете в виду под словом «удобства»? – спросила я, наконец. – Надеюсь, они не «во дворе» и не «в конце коридора»?

Красников усмехнулся. Тоже было что-то выдающееся для него.

–  Нет, конечно. Во-первых, квартира. Во-вторых, иногда, посещение ресторанов и других увеселительных заведений. В-третьих, работа хоть в основном офисе, хоть в каком-нибудь из филиалов нашей фирмы, сама выберешь. Теперь, с таким статусом, тебя будут терпеть в любом качестве, хотя я, почему-то, уверен, что ты будешь работать, как и работала – то есть, прекрасно. Зарплата повыше, чем раньше, соответственно. В-четвертых, расходы на твою реабилитацию до победного ее завершения. Вот и все с моей стороны. С твоей – никакого интима…

–   Ну, при таких условиях можно и с интимом, я от чистого сердца, – без малейшей тени иронии проблеяла я.

–  Прости, – поморщился Глеб, стараясь преподнести свою мысль как можно мягче. – Я не могу. Не оттого, что там что-то произошло с тобой. Просто, не хочу тебя обидеть, но ты не в моем вкусе. Видела мою жену?

Еще бы не видела! Ноги от ушей, а походка такая – никакой виагры не надо, мертвый встанет… из гроба вслед посмотреть.

–  Ну так как, попробуем? Не сложится, в любой момент можем это дело прекратить.

Что мне еще оставалось, как не ответить: «Да, разумеется!»? У вас как, хватило бы духу отказаться?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

II

«МОЯ ДОБЫЧА!»

ГЛАВА 1

Я никак не могла осознать, что со мной произошло. Что называется, из грязи да в князи, из Замарашек в Царевны. В принципе, это не решало полностью ни одной моей проблемы, но с другой стороны, я определенно зацепилась, обрела твердую почву под ногами.

Надолго? Вряд ли. Начну с того, что Глеб оказался не так уж и щедр. Все, что я получила от него – мою же квартиру с оплатой вперед на полгода и никаких перемен к лучшему в обстановке; прежнюю работу с видами на дальнейшее продвижение по службе, которого можно было ждать до морковкиного заговения; прежний оклад, но с какой-то дополнительной нагрузкой, так что еще процентов десять набегало; насчет увеселительных заведений обещание было рассчитано, как видно, на очень далекую перспективу; ну и еще некоторая сумма на мою реабилитацию, за которую я должна была постоянно отчитываться.

Забегая вперед, скажу, что узнав, какие деньги я плачу Леонарду, Глеб записался к нему на прием и попытался сбить расценки. Это ему не удалось, конечно, Леонардик просто посмеялся над новоявленным Гобсеком, но узнал в тот раз Красников обо мне предостаточно, вытягивал каждую подробность, смаковал каждую деталь, пытался даже ознакомиться с моей, так называемой, историей болезни.

Да и плевать на него. С сексом ко мне он не лез, только ночевал иногда, где-то в среднем раз в неделю. Кроме того часто вызывал к себе в кабинет на беседу, опять же о денежках своих беспокоясь, гарпагон несчастный. То есть, мои сады Семирамиды в любой момент могли рухнуть, но что я теряла?

Как я уже говорила, я восстановилась на прежнем месте, девочку, которая меня заменяла, как раз и перевели с повышением в один из филиалов. Вела я себя спокойно, скромно, но сотрудников держала на расстоянии, две попытки поехидничать надо мной, закончились для их зачинщиц печально, после чего никто уже больше меня не трогал, да и в душу не лез. Особенно трясся Вадим, но я делала вид, что не держу на него зла. И это дало результат: через какое-то время он даже стал поглядывать на меня с любопытством, как видно, не очень-то ладилось у него с молодой супругой.

У меня появились деньги, но все они уходили на то, чтобы расплатиться с долгами. Я могла бы не делать этого, во всяком случае, не спешить с отдачей. Но не такой я человек.

И все же, то, что со мной произошло, нельзя было назвать иначе, как чудом. Я никак не могла понять, как такое случилось. Конечно, если бы я была фанатично верующей, я бы просто все объяснила: в моей жизни с самых малых лет слишком удачно все складывалось, но я не оценила милости Божией, слишком возгордилась, возомнила о себе, о людях и о Нем забыла, и тогда Он послал мне испытание. Теперь, когда я это испытание вынесла, выстрадала, Бог меня помиловал.

Если по первой части этого рассуждения, то оно не мое. Так мне пытался втолковать священник в Реабилитационном центре (впрочем, никакой он был не священник, как оказалось при первом же разговоре, а простой монах, сам весьма странный и обуреваемый страстями, он даже в глаза мне почему-то боялся смотреть). Но я не слишком разбираюсь в вопросах веры, и комплекс вины, который он пытался мне внушить, вызвал у меня тогда резкое чувство отторжения. Может, я совсем дура, думала я после первого нашего разговора, но я никак не могу понять, зачем Богу наказывать человека кроткого, доброго, наивного, когда вокруг столько злых людей? Тогда, отчаявшись убедить меня и считая, что я ввожу его «во искушение» своими доводами, монах Иларион, так его звали, дал мне карманного формата библию и предложил найти в ней себя.

Это было еще до того момента, когда я ушла в Интернет, поэтому я уцепилась за его предложение, как за спасительный круг. Каково же было изумление Илариона, когда я заявила ему, что нашла себя в книге Иова. Он проговорился, что ожидал совсем другой вариант, более подходящий мне - образ Марии Магдалины. Но ведь я не была проституткой, падшей женщиной, в чем же мне было каяться, за что себя распинать?

-  Да, но роптать на Бога! – пробормотал тогда Иларион.

-  Почему же Иову было можно, а мне нельзя роптать?

Этим вопросом я добила его, с тех пор он старательно избегал со мной дальнейших встреч. А мне очень хотелось поговорить с кем-нибудь на эту тему.

Мой возраст… Я и сейчас многого не понимаю в том, что читаю, а тогда была совсем уж простушкой. В «11 минутах» Пауло Коэльо меня насмешило то, что героиня, хоть и была проституткой, все свое свободное время проводила в библиотеке, именно этим, в конце концов, в корне изменив свою судьбу. И тем не менее, вопросы, которые жизнь постоянно ставила передо мной, требовали ответа, и я с головой погрузилась в Интернет. Скачанные оттуда материалы я распределяла по степеням сложности, исходя из того, что то, что недоступно мне сейчас, станет ясно потом, когда я наберусь ума, образованности и, главным образом, жизненного опыта. Но в данном случае я и сама сообразила, когда Иларион произнес загадочную фразу: «Надо упасть, чтобы возвыситься!» То есть, то мое падение было недостаточным, оно должно было стать более глубоким, осознанным. Если бы… если бы я пошла по другой дорожке, стала проституткой, путь Марии Магдалины открывал мне многое.

Как бы то ни было, Бог, или может, Судьба пришли мне на помощь как раз в самый подходящий момент: когда я исчерпала статус жертвы. Нельзя было ожидать, что я смогу им пользоваться до бесконечности: удостоверений подобных не дают, и льгот никаких таким, как я, не положено. Для меня сделали все, что возможно, а дальше уж сама, детка. Ножками, ножками…

Как бы то ни было, я не пошла по традиционному пути, предложенному мне Иларионом: не стала «плечевой» или массажисткой салона интимных услуг, отвергла участь Марии Магдалины, а уж тем паче - Жюстины, выбрав для себя путь Жюльетты, хотя до графини Лорзанж, как и до аристократки вообще, мне было так же далеко, как до планеты Марс.

Конечно, я не обольщалась в отношении Глеба, я слишком хорошо знала характер своего бывшего и нынешнего начальника, чтобы понимать, что он никогда не смирится с тем, что хоть наши отношения и носили вроде как чисто деловой характер, при таких затратах он ничего не получает взамен. Непременно попросит конфетку. И я даже ждала этого. Не в моих правилах оставаться в долгу перед кем-либо, ну а кроме того мне и в этом отношении хотелось реабилитироваться, почувствовать себя женщиной.

ГЛАВА 2

Я смотрела во все глаза на Леонардика и не знала, как поступить. Проще всего было бы разузнать что-то предварительно у Иннуси, и только потом идти на прием, но я, как всегда, поддалась эмоциям.

–   Вы повысили плату, причем сразу в пять раз, – проговорила я в запальчивости, – вы что, специально так издеваетесь надо мной? Или завлекали сначала иезуитской видимостью милосердия, а теперь решили раскрутить по полной программе?

«Сын Льва и сам Лев» сокрушенно развел руками.

–  Благодарите своего умненького-разумненького начальничка. Он был настолько возмущен моими «сверхдоходами», что я вынужден был уравнять вас с остальными своими клиентами. Поймите меня правильно, что мне  оставалось делать? Действительно, по доброте душевной я могу позволить себе иногда некоторую благотворительность, но вы уже не та бедная девочка, которая пришла ко мне в начале нашего знакомства. Теперь у вас богатый, как бы это сказать поделикатнее… спонсор, и с чего, простите, я должен делать вам какие-то послабления? Налоговая инспекция меня не поймет. Кстати, вы хоть знаете, что ваш толстосум навещал меня?

Я мысленно послала тысячу СМС-проклятий Глебушке, но что это могло изменить?

–   У меня нет таких денег, – сухо ответила я. – Вы, наверное, поняли уже, какой он скупердяй?

Леонардик привычно скорбно покачал головой и развел руками. Обычный наш ритуал.

–   Как жаль, что у вас нет денег, – тихо прошептал он с истинно китайской обходительностью.

–   Как жаль, что у меня нет таких денег, – в тон ему прошептала я в неимоверном отчаянии. – Но мы не можем столь нелепо расстаться!

–   Вы даже не представляете себе, как трудно мне будет обходиться без вашего общества, – совсем уж, чуть ли не разрыдавшись, сбавил тон (почти до шепота), Сам Лев и сын Льва.

Я понимала, что если я сейчас уйду ни с чем, эти двери могут уже закрыться для меня навсегда, и никакая Иннуся больше мне не поможет. Я не имею в виду «дверь» в прямом смысле этого слова.

–   Хорошо, – сказала я. – Вы отказываетесь меня лечить, но не могли бы вы оказать мне посредничество в одном деле?

Я изложила суть своего похода к Фомичу.

Чупилин весело рассмеялся.

–  Но ведь это уголовно наказуемое деяние. Вы хотите засадить меня за решетку? Не слишком ли вы себя переоцениваете? Зачем мне такие приключения? Денег у меня и так больше, чем нужно, любовницы, как я уже вам сказал, мне пока не требуется.

Я оперлась локтями о стол, и с предельной загадочностью посмотрела ему в глаза.

–   Вы внимательно читали те материалы, которые я вам давала в нашу первую встречу? Там есть то, что могло бы очень, о-чень вас заинтересовать. И вы получите это буквально за гроши. Я ведь уже не та простушка-пастушка, которую вы имели честь созерцать в нашу первую встречу, я давно вызубрила чуть ли не наизусть все ваши книги. Так вот, что меня безмерно удивляет: среди них нет одной, самой скандальной, самой успешной, настоящего бестселлера, который мог бы конкурировать даже с художественной литературой: книги о психологии сексуального маньяка. И, ради Бога, только не говорите мне о том, что на эту тему написаны тысячи томов, поставлены сотни тысяч фильмов. Вы могли бы здесь превзойти самого Зигмунда Фрейда. Вы поняли теперь, что я имею в виду? «Дневник падшего».

Леонардик больше не улыбался, он побарабанил пальцами по столу, весь уйдя в себя, затем осторожно высунулся наружу, как черепаха из панциря, искоса поглядев на меня.

–  Неплохое название. Сами придумали?

–  Нет. Зачем мне врать? Просто был роман об одной плохой женщине, очень плохой, которая вроде как под конец жизни решила рассказать о себе правду. Книга побила все рекорды в начале прошлого века (общий тираж более миллиона экземпляров), но на века не прогремела. Я просто читаю сейчас все подряд, вот и наткнулась случайно.

–   Ну а тот дневник… вы держали его в руках?

–   Да, – кивнула я, – в начале следствия эта распечатка фигурировала в деле и меня, естественно, с ней ознакомили, потом обвинение пришло к выводу, что как доказательство она никак не может быть использована. Происхождение ее туманно, а стало быть, и несущественно, защита тут же утопила бы ее, а с нею всех нас заодно. Надеюсь, что ее не уничтожили. Для меня она тоже очень важна.

Леонардик сделал вид, что еще колеблется, он никак не хотел признаваться самому себе, что уже прочно сидит на крючке. И у кого? У какой-то сопливой девчонки.

–  Хорошо, – наконец, кивнул он. – Я выступлю посредником. Но только в том случае, если игра, действительно, стоит свеч. Сначала ознакомлюсь с материалами. Но как мы поделим Дневник, если он на самом деле существует и, действительно, заслуживает внимания?

Я пожала плечами.

–  Очень просто. Нам не нужны оригиналы. Вы просто перекинете скачанные материалы со своей флешки на мою.

–   Да, резонно, – вздохнул Леонард, что, по всей видимости, означало его полное согласие.

Чему я больше всего удивилась, так это тому, что такое продолжительное время видела Львенка серьезным, чем и не преминула воспользоваться.

–   Так вы оставите прежнюю цену? Спонсоры тут ни при чем, вы должны защитить бедную девочку. В этом как раз и состоит в данном случае благотворительность. Вы ведь понимаете теперь, отчего мое внутреннее Я так противится всякой попытке вылечить меня. Я не могу быть добренькой, зная, какая опасность мне угрожает.

Леонард усмехнулся.

–   Да, вы очень интересный экземпляр. Я вот думаю, что было бы, если бы жизнь и дальше шла для вас своим чередом? Вы остались бы обыкновенной наивной девчонкой и за хорошим мужем так, глядишь, спокойно и счастливо прожили весь отпущенный вам век: работа, детишки, любимый человек рядом. Будни, праздники, радости, горести, незаметно подкравшаяся старость. Но не судьба. И какая теперь судьба?

Я разозлилась.

–   Вы пожелали бы такое своей дочери? Такую «мудрость»?

–   Ну, во-первых, у меня нет детей, пока не сподобился, а во-вторых, я, конечно, сделал бы все возможное, чтобы свою дочь от чего-то подобного оградить. Однако суть тут не в дочери. Просто вы уникальны. Большинство людей после такого стресса не выправляются никогда. Не выправитесь и вы, но инстинкт самосохранения у вас такой, что ради того, чтобы выжить, вы способны пойти на саморазрушение, согласившись на любые изменения в своей личности. Как я мог бы пожелать кому-нибудь такое? Плата в данном случае непомерно велика.

«Интересная мысль! – подумала я, – а еще интереснее, что думает человек, видя перед собой водоворот? В таком моем положении наверняка лучше быть от меня подальше. Эх, сын Льва, подведет тебя когда-нибудь твое любопытство! Хотя… в тридцать два года такая знаменитость – это, быть может, как раз благодаря подобной безоглядности».

Но я не стала рисковать, высказывать свои мысли вслух, поспешила замаскировать ловушку, переменив тему.

–   Странно, а что, ноги от ушей не позволяют иметь детей? – наивно поинтересовалась я, старательно делая вид, что никаких моих бесед с Иннусей не было, и я ничего не знаю о личной жизни Леонарда.

–  Ну, знаете, роды портят фигуру. Жена считает, что с детьми пока можно подождать.

–  Она у вас актриса, манекенщица? – продолжала я разыгрывать из себя полную идиотку.

–   Нет, – отрицательно покачал головой Леонард уже с подозрением, стараясь сообразить, куда я клоню.

–   Понятно, – вздохнула я, решив не играть дальше с огнем и не подвергать риску хоть чуть-чуть подпортить неожиданно установившиеся у нас с «психом» доверительные отношения. – Значит, всего только обыкновенная стерва,  прожигательница жизни. Вот видите, как вы не правы, рассуждая о моем «прорыве»: я как была, так и осталась полнейшей дурой. Уж я бы, будь вы моим мужем, первым делом нарожала бы вам кучу очаровательных карапузиков.

Что ж, крыть ему было нечем. Победа осталась за мной. Хотя я понимала, насколько я несправедлива к этому человеку. Чисто женская черта – обязательно отомстить, причем несоизмеримо с обидой – если уж ударить, то по самому больному месту. Как я уже упоминала, весь феномен взлета, именно взлета, а не способностей, Леонардика, возник исключительно благодаря связям родителей его жены. Разведись он с ней и останется от знаменитого доктора (кстати, совсем не доктора и не профессора, а всего лишь доцента, кандидата наук) лишь пустое место. Ах, Иннуся, Иннуся, и не перечесть, стольким я тебе обязана, «дурочка-блондиночка»!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

II

«МОЯ ДОБЫЧА!»

ГЛАВА 3

Я снова, по привычке, вызвала на дисплее Судовой журнал и задумалась: не слишком ли рано я покинула точку «М», отправившись дальше вверх по течению? Что же все-таки руководило мной в последнее время: жажда мести или опасение за свою жизнь?

Как я сказала Леонардику:

« - Вы ведь понимаете теперь, отчего мое внутреннее Я так противится всякой попытке вылечить меня. Я не могу быть добренькой, зная, какая опасность мне угрожает».

Трижды чертов Фомич! Мне все-таки не удалось избежать того сна.  Откуда я возвращалась? Не помню. Кажется, с дискотеки, хотя на подобных увеселительных мероприятиях уже года два как не была.

Стройные ножки, коротенькая юбчонка, отчетливо помню, как весело цокали по асфальту высокие каблучки. У меня было потрясающее настроение. Во всяком случае, трясла я всем, чем только могла, особенно фирменной сумочкой на толстой металлической цепочке.

Помню, сначала появилась какая-то тень позади меня, затем число их стало расти, становясь все больше и больше. Брюки с множеством клапанов, цепи, куски арматуры, бутылки и даже бейсбольные биты, зажатые в руках. Ни слов, ни музыки, и все-таки определенный ритм в движениях.

Я боялась оглянуться. В конце концов, не выдержала и побежала. Вся стая немедленно устремилась за мной, звуковой ряд как прорвало, чего в нем только не было: азартные выкрики, улюлюканье, учащенное, разгоряченное дыхание, топот ног в тяжелых ботинках Доктор Мартенс, звон цепей, и мой отчаянный, истошный крик, перекрывавший порой все звуки вокруг.

Я не разбирала дороги и сама не заметила, как оказалась в каком-то тупике. Вот тогда я и вынуждена была повернуться лицом к своим преследователям. И чуть было не вздохнула с облегчением: это игра, всего лишь компьютерная игра.

Игра... Им надо было окружить меня, и они грудились с двух сторон, пытаясь зайти мне за спину, я же в свою очередь судорожно крутила головой по сторонам в поисках выхода.

Но вокруг были только стены с темными молчаливыми окнами. Стекла в них были большей частью выбиты, никто не жил здесь, кроме разве что каких-нибудь бродяг, так что помочь мне было некому.

Дети, подростки-переростки. Конкретно возраст определить было невозможно: какие-то жуткие маски на лицах, боевой раскрас. Не слишком ли их много на меня одну?

Первый удар я пропустила. Игра, конечно, только игра, но вкус крови во рту был вполне явственен. Кровь стекала и по щеке. Подняв руку, я нащупала то место на голове, по которому меня ударили. Пытаясь защититься, я стала бессмысленно махать руками по сторонам, но все мои попытки выглядели жалкими: чего-чего, а драться я совсем не умела, да и врагов было слишком много.

Меня сбили с ног, и боль, которую я поначалу в горячке не почувствовала, затопила теперь весь мой мозг. Я вот-вот должна была потерять сознание, но жажда жизни вдруг охватила меня, я почувствовала прилив каких-то подспудных, глубинных сил, хотя понимала, что силы эти последние. Но, собственно, зачем их беречь, раз пришло время умирать?

С большим трудом я поднялась на ноги и начала раскидывать этих тварей, набросившихся на меня, по сторонам. Я разбивала им головы о стены, душила цепями, которые перехватывала из их же рук, я ломала им ребра, носы каблуками своих туфель. Но их не становилось меньше, скоро они вообще заслонили надо мной весь свет. И я вдруг поняла, что сопротивлялась лишь в своем воображении, а на самом деле так и продолжала лежать, поверженная, на земле.

И вдруг они все разом отпрянули от меня. Быть может, я умерла или находилась на последнем издыхании? Или же они просто захотели посмотреть, жива ли я, чтобы затем дружно кинуться меня добивать?

Ничего не понимая в происходящем, я, тем не менее, нашла в себе силы приподняться и села, обхватив руками колени. Лишь изредка с трудом разлепляла распухшие от побоев веки, чтобы увидеть хоть что-то вокруг, и просто лениво задерживала в голове проникавшие в нее картинки, долго внимательно рассматривая их как бы в режиме стоп-кадра, так как в любую минуту картинки эти могли оказаться для меня последними.

С меня давно сорвали одежду, и я была совершенно голой, хотя вряд ли кого-нибудь мог возбудить мой жалкий вид: кровь, следы побоев, ссадины, хриплые звуки, доносившиеся из перекошенного, с выбитыми зубами рта. Но я ошибалась: именно это зрелище будоражило моих мучителей больше всего. Раздался многоголосый рев, они вот-вот готовы были броситься на меня, чтобы растерзать окончательно…

Он выглядел на сей раз гораздо моложе. Лет восемнадцати, не больше. Какая-то курточка с капюшоном, как всегда закрывавшим его лицо.

Он возник непонятно откуда и сейчас стоял надо мной, спокойно глядя на моих потенциальных убийц, бугря мышцы, не вынимая рук из карманов. Не знаю, что было в его взгляде, но мои мучители как бы очнулись и медленно, с глухим ворчанием стали расходиться, стараясь не поворачиваться к молчаливому призраку спиной.

Тогда Некто (несмотря на молодежный прикид, я узнала его), склонился ко мне и властным голосом шепнул мне на ухо:

-  Добыча. Теперь ты моя добыча!

Я очнулась, но долго не могла прийти в себя. Слишком явственно я ощущала боль во всем теле, слишком свеж был в памяти ужас, буквально парализовавший меня. Эти ощущения превосходили по своему воздействию все негативное, что я когда-либо испытывала в своей жизни.

«Добыча. Теперь ты моя добыча!»

Столько усилий я приложила, и уже думала, что раны мои начинают  покрываться корочкой, заживать, пережитое уходит в самую глубину моего существа, но, оказывается, все это время процесс, наоборот, шел по нарастающей (все-таки прав был Игорь Карлович!). И только сейчас в полную силу я осознала, что два года назад произошло со мной. Неужели эти воспоминания так никогда и не отпустят, даже похоронят меня? И как объяснить ту жестокость, которая меня совсем недавно переполняла. Жалкая, бессильная,  бесполезная, но ставившая меня на один уровень с теми, кто только что так жаждал надругаться надо мной, стереть в порошок то, что еще от меня оставалось.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 1

Конечно, я оказалась права. Заплатить за что-то и не попользоваться тем, на что он потратил свои деньги, такое явно было не в характере Глеба. Но беда была в том, что я до самого последнего момента так и не решила, как мне себя вести, когда это произойдет. Оттолкнуть его: означало низвергнуть себя с небес на землю, оказаться на улице или, что еще хуже, в квартире родителей. Принять его посягательства: весь пережитый ужас тотчас же вновь вставал у меня перед глазами. Я до сих пор чувствовала себя оскверненной и ненавидела все, что хоть в какой-то мере было связано с мужчинами.

Однако, к моему величайшему удивлению, все прошло на редкость гладко: Глеба хватило на пару минут самой примитивной возни, а я… не то, чтобы ничего не почувствовала, просто не ощутила ничего особенного. И даже не знала, что мне делать дальше. Плакать от счастья, что не закрепилось во мне никаких комплексов (есть, к примеру, такая каверзнейшая штука – «зажим», то бишь, спазм определенных мышц, который появляется в самую неподходящую минуту, но с неотвратимой последовательностью, делая в результате «женскую крепость» совершенно неприступной, и может так проявляться хоть всю жизнь), и я осталась нормальной женщиной? Или же плакать от разочарования после такого мной пренебрежения?

Впрочем, наутро все разъяснилось. Глеб был не сух, как обычно, а в меру доброжелателен и деловит.

–   Слушай, Анюта, – сказал он, ласково потрепав жалкое подобие прически у меня на голове. – Нам надо поговорить. Встреча с тобой произвела на меня невероятное впечатление. Я вообще считаю, что в этом был какой-то знак с небес. Ты была права тогда в той кафешке: моя жизнь действительно зашла в тупик. Мне уже давно ни что было не в радость: деньги, которые я зарабатываю, положение, которое занимаю. И вдруг этот наш разговор…

Я даже вся вспыхнула от гордости.

«Господи, такая мелочь – приготовить вкусный завтрак человеку, не докучать его каким-то глупым занудством. И вообще – набраться терпения».

Я посмотрела на Глеба как бы новыми глазами. Что было раньше? Ничего, кроме благодарности. Взаимное и обоюдное равнодушие. Но теперь… Эти его слова многое меняли. То, что было вчера – не беда. Человек просто устал или стеснялся – наш первый контакт, все можно устроить совсем по-другому. В конце концов, от меня тоже многое зависит, а я оказалась неподготовленной, не проявила себя.

–   Так вот, я решил в корне все изменить. Развестись с женой, создать новую семью. Понимаешь, тогда, благодаря тебе, я как бы увидел себя со стороны и очень себе не понравился. Но когда я попытался вернуть себя прежнего: внести больше тепла в отношения с людьми, с которыми я работаю, больше азарта в то дело, которым занимаюсь и которое всегда мне нравилось, у меня ничего не получилось. Я подумал, как думал давно уже: а ради чего все это? Для того чтобы эта сучка, моя жена, могла позволить себе купить лишнюю тряпку, новую, более престижную, тачку? Нет, любовь – вот настоящий стимул. Ты поможешь мне?

Признаться, я была в шоке. Внимание, ласка, нежность – дальше таких вещей мечты мои не простирались. Любовница, ну и что? Чем плохо? А тут – стать разлучницей, женой бизнесмена. Надо хорошенько подумать, все взвесить, такие решения не принимают с кондачка. И в то же время мне не хотелось обижать Глеба, надо было вести себя предельно дипломатично.

–  Ну, конечно, я постараюсь сделать все от меня зависящее… – невнятно пробормотала я.

Глеб обрадовался.

–   Вот и чудненько! – сказал он, бросив взгляд на часы и поднимаясь со стула. – Понимаешь, Анюта, у меня есть девушка, чуть-чуть постарше тебя. Мы с ней давно встречаемся, любим друг друга до самозабвения, но я уже настолько разочаровался в жизни, что был абсолютно уверен: если я разорву свои путы и женюсь на ней, все повторится – как ни крути, женщины ведь все одинаковы. Однако ты, и только ты, помогла мне понять, что я был не прав. Мне просто не повезло: я обманулся, меня обманули. И нужно всего лишь восстановить утраченную справедливость.

Я была вне себя от бешенства, но употребила всю свою силу воли на то, чтобы сдержаться.

–  Да, да, конечно, – вполне твердо на этот раз проговорила я. – Я все понимаю. Можете рассчитывать на меня, Глеб Евгеньевич. Но что я должна сделать?

Глеб задумался.

–  Вся суть в двух нюансах, Анечка. Во-первых, ты должна сыграть роль спасительного щита, загородив собою действительный предмет моего увлечения. Если предъявить его (точнее, ее), хороший адвокат непременно раскопает, что мы встречаемся с Лесей много лет. Ну а во-вторых, ты бедненькая, несчастненькая, ты жертва, и в наших с тобой отношениях с моей стороны поначалу не было ничего другого, кроме желания тебе помочь. Потом, когда я понял, что на свете бывают совсем другие женщины, не стервы, не изменницы, ну, я уже тебе говорил… Будет бракоразводный процесс, соответственно - раздел имущества, ну а в таких делах каждая мелочь имеет значение. Можно ведь обойтись и без суда, просто договориться друг с другом через адвокатов, жене моей огласка тоже ни к чему, ей ведь потом необходимо будет к кому-нибудь прилепиться, а всю эту грязь на суде, которая непременно всплывет, не каждый способен правильно понять.

С тем Глеб и отбыл на работу, а я была рада тому, что у меня оставалось время подумать и попытаться хоть как-то разрулить возникшую ситуацию.

Собственно, ничего страшного не произошло. В поведении Глеба не было никакой подлости. Беда была только в моей наивности, которую, впрочем, столь же легко было списать на возраст. Глеб с самого начала предложил мне сделку, скорее всего тогда я лишь должна была сыграть роль ширмы, но он ведь далеко не дурак и быстро сообразил, что за те же деньги он может выжать из меня гораздо больше. Ну а дальше – грех было не воспользоваться появившейся возможностью действительно привести в порядок свою жизнь.

Что мне оставалось в моем положении делать? Попросить отступные, еще немного денежек? Но я и так получила достаточно, причем в самый заковыристый в своей жизни момент. Ладно, пусть выложит деньги на выкуп материалов у Фомича, и я сделаю все, что он от меня попросит. Забуду, что мной попользовались, что меня использовали. Утрусь. Обидно, что делать, но ведь не впервой?

Хотя… никак нельзя было посвящать Глеба в то, что я задумала, при его характере он тут же вклинится в сделку, и я потеряю двух очень небезразличных для меня людей, которые так хорошо ко мне отнеслись и так много для меня сделали. Уж лучше все-таки мне попросить отступные, в завуалированной форме, конечно. К примеру, на завершение лечения у Леонардика.

Да, закончилась моя сказка. Так быстро! Жаль!

ГЛАВА 2

Леонардик какое-то время посматривал на меня загадочно, с усмешечкой, затем не выдержал: достал из стола флешку и подключил ее к компьютеру.

–  Не верила? – радостно потер он ладони одна о другую. – Но все получилось. Все, как ты просила. Однако я надеюсь, что ты девушка серьезная и понимаешь – никто не должен знать о нашей проделке.

Я была сама не своя. Ну почему именно сейчас, когда он перешел со мной на «ты»? Но выхода не было, как только сказать правду. Леонардика не проведешь, да я и сама никогда не стала бы врать ему.

–  Вы не могли бы какое-то время подождать с деньгами? У меня несколько изменились обстоятельства. – Я понимала, что несу совершенную околесицу, но даже не знала, как мне из того положения, в которое я сама себя завела, выбраться. – Я обязательно все отдам, и довольно скоро.

Леонардик переменился в лице, затем медленно, торжественно вынул флешку из компьютера и убрал ее в сейф. Господи, ну почему среди мужчин мне попадаются одни жлобы!

–  Как жаль, что у тебя нет денег! – произнес он отрешенно нашу ритуальную фразу.

–   Как я счастлива, что вы исполнили мою просьбу, – также тихо ответила я. Затем поинтересовалась: – Но почему Фомич со мной самой не захотел на эту тему даже  разговаривать? Как вам такое удалось?

Сын Льва вновь вернулся в свое привычное невозмутимое состояние и  пожал плечами.

–  Легко. Легко удалось. Просто он тебе не доверяет, да это и немудрено. Кто ты? Сопливая девчонка! А деньги всем нужны. Вот только денег нет, как я понял? Что ж, я не в претензии, просто будем считать, что это теперь все мое. Лишнее я, конечно, уничтожу, а что для книги может пригодиться, безусловно, использую. Кстати, я уже начал потихоньку собирать материал к ней. Вот только ту книжечку – «Дневник падшей», никак не могу найти. Фильм по ней видел («Дневник потерянной девочки»), он хоть и в 1929 году поставлен, производит довольно сильное впечатление. Но это немудрено, там режиссер знаменитый – Георг Пабст, да и актриса прекрасная – Луиза Брукс.

-  Плохо искали, - пожала я плечами, - да, вы правы, еще совсем недавно я сама не могла найти этот роман, сподобилась лишь нескольких отрывков из него, но сейчас появился новый вид бизнеса - электронный репринт. Любую, даже самую редкую, книгу можно заказать и вам воспроизведут ее в рекордно короткое время и за смешные деньги в электронном виде. Срок действия авторских прав давно прошел, так что затраты минимальные, а желающих хоть отбавляй. Отсюда и прибыль бешеная. Впрочем, если для вас это столь важно, можете заказать ее и в бумажном варианте (тоже репринт), но получится раз в десять дороже. Так что ищите и обрящете: Маргарита Беме «Дневник падшей» (в оригинале, действительно, «Tagebuch einer Verlorenen»), написана в 1905 году, у нас издана в 1906-ом, в «Первой Киевской Артели Печатного Дела» (Киев, книгоиздательство «ПРАВДА»). Все срастается один к одному. Тем более что, внимательно изучив ваши брошюры, я раскусила, в чем секрет их успеха: 40% правды – это предел, остальное – вода (вранье), еще Менделеевым выведено. А если к тому же учесть, что книги читают сейчас в основном женщины (которые, как известно, в большинстве своем, водке предпочитают напитки послабее), вранья (воды) может быть гораздо больше. Но я не об этом хотела бы с вами сейчас поговорить.

Разговор о Маргарите Беме отмел в сторону мои последние колебания, и я решила все-таки рассказать Леонарду о последних событиях в наших отношениях с Глебом. И не только, чтобы прояснить ситуацию с деньгами, но и выработать свою линию поведения в данном случае.

Леонард долго молчал, перекатывая из левого полушария мозга в правое, и наоборот, полученную информацию, затем развел руками.

–  Знаешь, пожалуй, мне нечего добавить к тем выводам, которые ты сама сделала. Подонком мы его никак не можем назвать, ты просто отрабатываешь полученные от него денежки. Минус – то, что он попользовался тобой в постели. Не удержался от дармовщинки, совершенно не думая о том, как на тебе такой контакт мог отразиться. Это подло. Но он хозяин положения, и, кроме того, ты ведь понимала - бесплатный сыр и мышеловка в данном случае неотделимы, без вариантов. Что теперь? Конечно, ты вольна отказаться, но что за этим последует? Мало того, что ты окажешься на улице, так он еще начнет мстить, счет выставит. А ту роль, которую он тебе предлагает, сыграет другая – как говорится, деньги не пахнут. Что ты сама решила?

Я пожала плечами.

–  Как будто у меня есть выбор! Сделаю все, что он скажет. Сохраню этим квартиру, работу на какое-то время, да и лечение он пока наверняка будет мне оплачивать. Быть может, даже соберу деньги, чтобы выкупить у вас материалы своего дела. Дальше посмотрим.

Леонардик опять стал непривычно серьезным, что ему не шло совершенно. В таких случаях он становился неинтересным, обыкновенным, и… пропадала интрига.

–   Ты не поняла, Анюта. Тебе больше не нужно лечение. Ты уже вылечилась. Конечно, это был очень рискованный, опасный эксперимент, но ты выиграла. Твоя реакция на примитивность секса, на пренебрежение тобой, как женщиной, была совершенно естественна, никаких комплексов не осталось. Я даже удивлен. Конечно, ты пока еще продолжаешь находиться в пограничном состоянии, то есть, в любой момент можешь сорваться обратно, причем даже на еще большую глубину, чем раньше. Кроме того, у тебя сейчас куча жизненно важных, неотложных проблем, но у кого их нет? Как бы то ни было, я тебе теперь совершенно не нужен, равно как и все эти материалы, к которым ты так рвалась. Я полагаю, нам надо расстаться, и ты забудешь и обо мне, и о нашем лечении, ну а я продолжу работать с другими, действительно нуждающимися в моей помощи, людьми. И обязательно напишу книгу, к которой ты меня подвигла. Даже подарю тебе экземпляр со своим автографом.

–  Мне снова приснился сон, – тихо сказала я.

–  Сны снятся всем людям.

–  Вы даже не хотите послушать?

–  Нет, почему же? Но только в другой раз. Сегодня твое время  истекло.

-   Мы могли бы поторговаться, - несмело предложила я.

-  Это другое дело, - Леонардик, непривычно раздраженный, стал понемногу успокаиваться. – Пойми меня правильно, Анечка, золотко, я заплатил кучу денег и напал, с твоей, не спорю, помощью (последовал учтивый реверанс), на действительно стоящий материал, но не могу им воспользоваться, буквально связан по рукам и ногам. Не тебе объяснять: тайна следствия, авторское право, пусть даже такого негодяя, каким этот Падший в своей исповеди предстает, куча всяких других препон – есть от чего впасть в отчаяние…

- …но все изменится, если вы начнете рассказ со своих впечатлений от давно написанной, практически никому не известной, книги некой «плохой девочки», рассуждая параллельно о современном видении этого вопроса с точки зрения психологии некоторых очень плохих и весьма опасных дяденек. Вы видели фильм, сюжет в нем в сравнении с книгой изменен, конечно, но суть сохранена. В маленьком немецком городке (2000 жителей) наивная дочка аптекаря Людвига Готтебалла Тимиан теряет невинность и беременеет в результате насилия, совершенного над ней помощником отца. Позор, конечно. Как только родственники узнают о нем, героиню помещают в женский исправительный дом, где условия содержания совершенно невыносимы. С помощью своего друга, графа Казимира Осдорффа, ей удается бежать. Но куда? Путь один – бордель, который кажется Тимьян раем после того ада, в котором она только что побывала. Конечно, без хэппи-энда не обойтись: в итоге, настрадавшись всласть, героиня счастливо выходит замуж и даже попадает в высшее общество, став графиней Осдорфф, однако финал все равно трагичен.

Что здесь обязательно нужно обыграть? К примеру, те великолепные сцены муштры, которые как бы предваряют аналогичные марши счастливых физкультурниц эпохи гитлеризма и сталинизма в кадрах кинохроники того времени. Вопрос: почему именно «потерянных девочек» обязательно нужно до физического изнеможения доводить, чтобы выбить из них порочные мысли? Разве от них в изнасиловании, совращении все зависит? Что, действует принцип: «сучка не захочет, кобель не вскочит»? Думаю, куда целесообразнее было бы прописать подобные «упражнения» для не в меру похотливых мужчин.

Далее. Возьмите заключительную фразу фильма: «Еще немного любви – и в этом мире не останется падших», а лучше, из книги, слова доктора над могилой героини: «Бедная Тимиан! Грустная, загубленная жизнь. Ей теперь хорошо. Но странно подумать, как может погибнуть человек… Сколько красоты, ума, женственной прелести, такой прелестный характер... и все раздавлено, уничтожено, втоптано в грязь...». Или совсем уж последнюю, запечатывающую, фразу: «Боже, спаси наших детей».  Сравните их с современностью, и ваши читатели будут в шоке, какое «маракотово» (Маракотова бездна) падение нравов в пику оптимизму людей века прошлого за последние сто лет произошло. Ну а если вы еще и попытаетесь мысленно заглянуть в будущее, хотя бы на ближайшие полсотни лет, и предсказать, что там нас ожидает, ваша книга побьет все рекорды продаж. Ну а первоисточников можно набрать столько из Сетей и СМИ, что Фомич и Падший там просто потеряются.

Леонардик со снисходительной усмешкой покачал головой:

-  Анечка, вот что значит прочитать пару книг, нахвататься поверхностных знаний, и с апломбом потом о столь сложных и важных предметах рассуждать. Ведь если копнуть поглубже, можно без труда убедиться, что современный разврат ни в какое сравнение не идет с нравами, скажем, эпохи Возрождения или начала эры капитализма.

Чупчик задумался ненадолго, затем вздохнул:

-  Ладно, попробую сделать так, как ты сказала. Побоку историю, людям нужно современное видение того вопроса, что мы затронули. И тут уж мои родные просторы. В конце концов, ведь недаром говорится: мир может спасти только Чувство, Разум бессилен его спасти.

Я глубокомысленно, вроде как с понимающим видом, кивнула.

А что мне еще оставалось делать? По крайней мере, поторговалась всласть.

ГЛАВА 3

Я здорова. Совершенно здорова. Я даже не знала, как мне отнестись к подобному событию. Следствие, за ним суд, вкупе с пребыванием в подвале у «прожигателей» отняли целый год моей жизни. Потом реабилитация – еще почти год. И что теперь? Я должна праздновать победу? Я осталась жива, что совершенно невероятно. Я вылечилась – невероятно вдвойне. Так что же мне делать теперь? Замуровать эти два года в своей памяти и продолжать дальше «прерванный полет»? Наверное, это самое мудрое решение, ну а альтернатива? С вариантом мести вопрос исчерпан. Тогда, может, наоборот - бегство? Уехать куда-нибудь, пусть даже за границу – чем не выход, начать новую жизнь?

Я кинула взгляд на монитор. Судовой журнал висел прямо передо мной, открытый на том отрезке «пути», который был связан с реабилитацией. Ничего не изменилось, и ничего не разрешилось. Так что же все-таки мной руководило с самого начала моих поисков: жажда мести или опасение за свою жизнь? Я так и не ответила в прошлый раз на этот, заданный мной самой себе, вопрос. А ответ был крайне важен.

Сильный лев (Leonard – франц.). Сын льва… Я горько усмехнулась. Скорее уж, сын шакала. Мне как никогда нужна была сейчас помощь Леонардика. Что случилось со мной в том, втором, сне? Почему я была так невероятно жестока? Я боролась за свою жизнь, но и мстила. Мстила за свое бессилие в первом сне. Однако мучители были разными. Кому я уподобилась?

Сын шакала… Во мне не было гнева, просто усталость. «Ты здорова. Ты совершенно здорова». Неужели я все-таки вернулась, наконец, к своему Я? Нет, конечно. Скорее, я напоминала себе разрубленного надвое червяка, две половинки которого отчаянно, яростно пытались соединиться, однако, когда они, наконец, встретились, выяснилось, что время ушло, раны заросли, и они уже теперь больше не одно целое, каждая сама по себе. Но, опять же, что дальше?

« -  Да, вы очень интересный экземпляр. Я вот думаю, что было бы, если бы жизнь и дальше шла для вас своим чередом? Вы остались бы обыкновенной наивной девчонкой и за хорошим мужем так, глядишь, спокойно и счастливо прожили весь отпущенный вам век: работа, детишки, любимый человек рядом. Будни, праздники, радости, горести, незаметно подкравшаяся старость. Но не судьба. И какая теперь судьба?»

«- Просто вы уникальны. Большинство людей после такого стресса не выправляются никогда. Не выправитесь и вы, но инстинкт самосохранения у вас такой, что ради того, чтобы выжить, вы способны пойти на саморазрушение, согласившись на любые изменения в своей личности».

«–   Вы пожелали бы такое своей дочери? Такую «мудрость»?»

«-  Как я мог бы пожелать кому-нибудь такое? Плата в данном случае непомерно велика».

Да, я выбрала саморазрушение. Я сознательно порывала с той наивной дурочкой, которая позволила себя заманить в западню и долго-долго держать потом в рабынях, позволять изощренно и безудержно издеваться над собой. Но кто я сейчас? Пока никто. Я потеряла себя как личность. Что остается? Отказаться от себя прежней, выстроить себя заново? Это невозможно (кто я? Господь Бог?), да я и никогда не пойду на это. Другой вариант? Обломки, осколки. Бережно собрать их, ни один не упустив. Очистить от пыли и грязи. А там будет видно.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

КАК НАПИСАТЬ БЕСТСЕЛЛЕР

и не умереть при этом с голоду

 Эссе-бурлеск

Литература умерла? Похоже на то. Причем похоронили её заживо и даже, для верности, придавили тремя тяжёлыми могильными плитами.

Первая плита – классики. Только они теперь могут считаться настоящей литературой, нет и не предвидится, отныне и навсегда, никакой другой. Кто так решил? Общественное мнение. Большинство. Народ. То есть те, с кем спорить глупо и бесполезно. Кто станет слушать глас, вопиющий в пустыне?

Второй монолит – традиционная штамповка. Казалось бы, дышащая на ладан, доживающая свой век, но, по сути, бессмертная. Потому что не сдаётся: дерётся насмерть, окапывается и видоизменяется в бесчисленных телесериалах, компьютерных играх, да и всё в том же издательском навозе.

Казалось бы, бог с нею, с ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВОМ. Вот только как же быть нам, разномастным творческим уродам? Поэтам, прозаикам, эссеистам? Огромной армии, от безнадёжных бумагомарак, до непризнанных гениев, растерявших свой дар в поисках хлеба насущного, в погоне за посадкой деревьев, постройкой дома, воспитанием детей?

Умереть вместе с тонущим судном?

Изменить свою сущность?

Или, что куда проще и безболезненнее - своей сущности изменить?

Любой вариант, если получится.

Писатель – третий после Бога (Религия, Философия, Литература). Во всяком случае, на картине Александра Иванова «Явление Христа народу» Николай Васильевич Гоголь изображён, как Ближайший ко Христу. Есть даже фильм такой: «Гоголь. Ближайший».

Так кто же всё-таки нас приговорил? Сам я почти полвека сражался с издателями, пока не осознал простую истину – не издателей у меня нет, а читателей. Поскольку, если кому-то придёт в голову начать читать мои опусы, издатели появятся сами собой. Появились, но писатель я средненький, еле набираю тысячу поклонников, однако, слава Создателю, это как раз тот самый общепринятый минимальный тираж для электронных изданий (в бумажных – полтысячи). Кое-как проскочил. Так что речь во всех случаях пойдёт не обо мне. В печально известном прокрустовом ложе я каким-то чудом уберёг и ноги, и голову. Хотя, что с того?

Вижу, как некоторые из вас хитро посмеиваются: первая плита, вторая, а где же третья? Недостача получается! Да нет никакой недостачи, эта-то плита как раз самая мощная. Казалось бы, литературные сайты – единственная отдушина, надежда на возрождение, возможность мозгам в наше убогое, при всём его разнообразии, время хоть что-то пожевать. На самом деле – свалка, на то, чтобы разобраться в которой, уйдёт всё ваше столь драгоценное, порой даже минутами, а не часами измеряющееся, свободное время.

Бесконечные конкурсы, медальки, грамоты, чрезмерно услужливые или непомерно злобные тролли, рейтинги, модераторы, администраторы, рецки-рецухи-рецензии, в которых «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», бесконечные пробежки-«кликанья», а в сущности, НИ-ЧЕ-ГО. Помогает исключительно «метод тыка»: нежданно-негаданно наталкиваешься на какую-нибудь жемчужинку, «торкает» она тебя до слёз, обязательно ещё раз на волшебную страничку заглядываешь, с замиранием сердца проверяя: закономерность, случайность? А там либо переключаешься, либо сердцем прикипаешь – не оторвёшь.

Поэтам легче, стихи рождаться могут где угодно, успеть бы только их, желанных, записать. «Проза не пишется, проза высиживается» - так учили меня прославленные мэтры на многочисленных семинарах и литобъединениях, которые я в своей жизни, как сквозь строй шпицрутенов, с исполосованной до крови спиной, без счёта прошёл.

Про рассказы умолчу, мы говорим о бестселлерах. А стало быть, требуется «кирпич», в 8-10 авторских листов объёма, как минимум. Роман в любом жанре, либо что-нибудь на злобу дня из non-fiction («нехудожки») – не суть важно, они сейчас на равных по степени интереса к ним. Однако сколько же времени нужно, чтобы такую вещь изготовить?

Отвечу вопросом на вопрос: встречался ли вам прозаик, который начинал бы писать сразу с романов? Если скажете: «Да», не поверю. Обычно расклад испокон веку сложившийся: поначалу человек статейками, стихами балуется, затем пойдут рассказики, годам эдак к тридцати наберётся сей «творец» жизненного и литературного опыта и замахнётся, наконец, на долгожданную «нетленку». Как выпечется первый блин, не берусь утверждать, слишком много факторов должны сойтись, но главное условие всё-таки, опять же, время. Есть семь ступеней профессионализма. Если вы сможете уделять творчеству один день в неделю, вы так навсегда и останетесь дилетантом. Может быть, даже и неплохим, но не больше того. Два дня – появляется шанс, замах на что-то серьёзное. Что дальше? Допустим, вам удалось, как Франсуазе Саган, к примеру, с её бесспорным хитом «Здравствуй, грусть!», ухватить за хвост жар-птицу. Это, бесспорно, успех! Однако за первой книгой непременно должна появиться вторая. Чтобы в вас поверили, не забыли. Пишется - не пишется, творческие затыки, как же без них, обдумывание замысла, сбор материала – как бы вы ни пыжились, понадобится минимум полтора-два года. В штамповке нужно «выстреливать» три-четыре романа в год, чтобы вас зачислили в основной контингент издательства, но там формат, трафарет, штамп, редактор, порой в придачу и целая команда «негров» для скорости.

Но допустим, вы победили, у вас на руках две полноценные книги, что дальше? Если это серьёзные вещи, оставьте их просто на память, как «пробы пера». Ну а коли издательство устроит их формат (не внешний, а внутренний, разумеется), то либо вообще никакого гонорара не ждите, либо максимум в 100-300 долларов (бумажный вариант, в электронном издании делите эту сумму на 3 или на 5, не ошибетесь). На что же вы, интересно, уважаемый творец, собираетесь жить? А ещё ведь надо и семью кормить?

В давнишние, благословенные времена за хороший бестселлер можно было сорвать куш в миллион долларов (не у нас, конечно, в Нью-Йорке каком-нибудь). «Париж стоил обедни», можно было всю жизнь пыхтеть, пальцы о клавиши пишущей машинки до кровавых мозолей отбивать, а потом обеспечить не только себе безбедную старость, но и всех своих отпрысков надёжно поставить на рельсы и отправить в долгий победный путь. Но то в Америке или, скажем, в Великобритании, у них до сих пор  чудеса случаются! Тут одна дама недавно, начав с нуля, буквально с полпинка (точнее, с трёх книг) вошла в список «100 самых влиятельных людей мира». Каково?! Вот только у нас как не было, так и нет таких тиражей, а стало быть, и речи не может быть о подобных гонорарах. Максимум на что вы можете рассчитывать – добротный пожизненный геморрой. Ибо (не забыли ещё) «проза не пишется, проза высиживается». Ещё Джон Стейнбек как-то очень метко выразился по этому поводу: «По сравнению с писательством игра на скачках – солидный, надёжный бизнес». Но скачки – фу! Геморрой несравненно интереснее.

Я сказал как-то: «всю свою жизнь я мечтал только о двух вещах – всё своё время посвящать творчеству и есть хлеб с любимого ремесла».

Второе не удалось по понятным причинам, а вот с первым повезло. Перво-наперво дожить до пенсии, что в нашем наизамечательнейшем государстве отнюдь не просто, а ещё сложнее - на эту нищенскую пенсию потом как-то существовать. Что до слова «гонорар», то оно ведь по происхождению иностранное, а западничество у нас давно вышло из моды.

Впрочем, тему я выбрал бездонную, рассуждать о ней можно до бесконечности. Зачем же, спрашивается, мне вас мучить? Вернёмся лучше к тому, с чего начали. Помните, что там было? «Литература умерла», «похоронили её заживо», «придавили тремя могильными плитами». Так вот, можно подвести даже некоторый, надеюсь, промежуточный итог. На ваших глазах оболванили и продолжают дурачить дальше полмира: показывают на чёрное, и все покорно блеют в ответ: «белое»; убивают ни за что ни про что женщин, стариков, детей тысячами из гаубиц, «Градов» и «Ураганов», а все вокруг восторженно рукоплещут: «торжество демократии». Скажите, возможно ли такое представить себе было лет тридцать назад, когда жива ещё была Литература? Твёрдое «нет». Ни за что люди бы не поверили. Говорят, однажды король испанский увидел студента, читавшего какую-то книгу и хохотавшего при этом до упаду. Монарх тут же послал служителя, чтобы подтвердить пришедшую ему в голову догадку: «Держу пари: либо этот парень сумасшедший, либо он читает «Дон-Кихота». Ставлю на второе». Король выиграл: студент, действительно, читал знаменитый роман Сервантеса.

Я ответил на ваш вопрос? Или ещё не поняли?

Что ж, разъясню подробнее: цивилизацию современную, нас с вами даже не уведомив о том, поделили надвое: «до» и «после». Так что «там» почила в Бозе лишь прежняя литература, на смену ей активно создаётся новая, причём вкладываются в неё немалые деньги. Мы остались в цивилизации «до», вас устраивает это? Меня, лично, ни в коей мере.

Убей меня Бог, не помню, кто из великих произнёс сакраментальную фразу о том, что нужно быть очень тонким ценителем, чтобы разбираться в оттенках дерьма. Знаю точно, что в данной «сфэре» «ценитель» из меня никакой. Но и классиков всех я перечитал ещё в молодости, хотелось бы чего-то поактуальнее.

Как разделился мир? Он всегда жил цивилизациями, ведущей из которых долгое время была западная христианская. Но зашатался колосс. И что делать теперь? Воссоздавать свою, исконную? Ведь корни-то у нас, хоть и тоже от Иисуса Христа, однако диаметрально противоположные: не древнеримские, а древнегреческие и византийские.

Вопрос по-прежнему о бестселлере: кто будет читать вашу книгу? Так что продолжим наши рассуждения.

Как ни покажется странным, русский язык по популярности занимает восьмое место в мире, хотя по уровню грамотности мы уже скатились на пятнадцатое.

Если взять тиражи наших лидеров в списке лучших, то они, как правило, не превышают 14-15 тысяч экземпляров. Это бестселлер? Если пробежаться глазами по фамилиям 15 самых высокооплачиваемых писателей мира, ни одного русского вы среди них не найдёте.

Теперь подумайте, с кем вы вздумали тягаться? Может, со Стивеном Кингом? Или всё с теми же «оттенками»? Вопрос принципиальный, причём государственной важности. Ибо (процитирую самого себя, за неимением ничего более подходящего): «Государство, которое не имеет своей, понятной и привлекательной для остального мира идеологии - всего лишь стадо добрых людей. Стоит ли удивляться, что перед ним постоянно возникает на горизонте фигура пастуха с кнутом наготове? Идеология зла, в отличие от прочих, универсальна, она базируется на простых человеческих чувствах: страхе, агрессии (ответной или наступательной) и инстинкте самосохранения, поэтому не нуждается в объяснениях». «Бесполый. (Гендерлесс)».

Что, грубо сказано? Да, не грубо, горько. А что вы хотели? Чтобы я перед вами сопли жевал или телевизор перепевал? Или вы и в самом деле полагаете, что нас за Украину так сейчас лупят что есть сил? Ошибаетесь! За непокорность. Не хотим, видите ли, принимать «новые демократические ценности», вроде как и со старыми неплохо живём.

Гендерное воспитание? А зачем оно? Школьная программа и так перегружена. Или вы и в самом деле думаете, что общие туалеты лучше, чем разделение на «М» и «Ж»?

Движения «чайльд фри» (семьи, отказывающиеся иметь детей), «чайльдхейт» (семьи, ненавидящие детей)? И что в итоге? Вымрем, как динозавры.

Ювенальный патронат, уверяющий нас, что государство, и только оно может достаточно хорошо воспитать подрастающее поколение, а уж никак не родители? Да одной экскурсии в любой детский дом более чем достаточно, чтобы с подобными заморочками в корне любому здравомыслящему человеку расстаться.

Философия гедонизма, утверждающая, что человек должен жить только своими инстинктами и интересами, а на все остальные ценности ему просто начхать? По-другому сказал бы, но запретил недавно президент крепче выражаться.

Расскажите об этом! Противопоставьте что-то своё - здравое, доброе гнили и тухлятине этой. Вот и будет бестселлер, во всём мире станут читать и почитать его, да и фигура пастуха с кнутом тут же с нашего горизонта исчезнет.

В самом деле, кто, если не вы? Больше ведь некому.

2015 год торжественно объявлен годом литературы России. Не хотелось бы, чтобы это актуальнейшее начинание закончилось пшиком. Ибо если музы вдруг замолчат, самое время придёт заговорить и у нас гаубицам.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 4

Я тупо смотрела на экран мобильного телефона. Сама Немальцына, с чего бы это?

–  Анечка, здравствуй. Узнала, кто тебе звонит? – Ничего не скажешь, голосок был поистине медовый. Узнала, конечно, что же я, дура совсем, читать не умею?

–  Да, разумеется, Любовь Аркадьевна.

–  Требуется твоя помощь. Как ты на это смотришь?

–  Всегда готова. Даже рада, что вам понадобилась. Куда мне подъехать?

Последовала некоторая пауза, видимо, Немальцына была не одна. С кем-то советовалась.

–  Знаешь, а давай я сама к тебе подъеду, диктуй адрес. Только я буду не одна.

Знамо дело!

Я спешно принялась наводить порядок в квартире, хотя и так везде было чисто, убрано – бардака я ни в чем не терплю. Вот только в холодильнике-голодильнике было шаром покати. Я уже хотела было позвонить Немальцыной, спросить, хватит ли у меня времени, чтобы отлучиться в магазин, но тут раздался звонок в дверь.

Да, Немальцына, действительно, была не одна.

–  Это Галина, – представила она молодящуюся дылду лет под тридцать, смотревшую на меня брезгливым, оценивающим взглядом. – Что ж, встречай гостей. Я почему-то подумала, что с продуктами у тебя не густо, поэтому захватила с собой все необходимое. Где мы расположимся? Может, прямо здесь, в комнате? Такой красивый обеденный стол, «сталинский ампир»!

Я развела руками в растерянности.

–  Да где угодно, Любовь Аркадьевна. Вся квартира в полном вашем распоряжении.

Немальцына пронесла сумки на кухню, затем вернулась в комнату.

–  Анечка, дай мне какой-нибудь халатик или передник, я у тебя немного похозяйничаю.

Уже колдуя возле плиты, она мне тихо сказала:

–   Аня, только не пугайся: Галина – жена Глеба Евгеньевича, твоего… спонсора. Она приехала вовсе не для того, чтобы устраивать тебе сцену - боже упаси, просто чтобы поговорить. Я пока тут приготовлю что-нибудь, а вы уж посекретничайте. Ладно?

Да, ситуация! Мне еще только разборок не хватало. Я совершенно не знала, как себя вести. «Сука, стерва, сцены мне приехала устраивать?!» Я пыталась как-то разозлить, взбесить себя, но у меня ничего не получалось. Поэтому я села напротив своей вроде как соперницы и угрюмо молчала, отведя взгляд в сторону.

–  А у вас уютно, – оглядевшись, похвалила Красникова мой убогий интерьер.

–  Спасибо, – вежливо поблагодарила я. Мне все же пришлось встретиться с ней глазами, и я тут же постаралась опять в сторону их отвести. Ничего хорошего в ее взгляде для меня не было.

–  Ну, для своей пассии Глеб мог бы снять что-нибудь и поприличнее, – не удержалась, злобно прошипела, наконец, она.

«Ага, вот сейчас она вцепится мне в волосы, – тоскливо подумала я. - Немальцына специально удалилась, ну а потом непременно присоединится к экзекуции».

Я продолжала лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации, и решила, что откровенничать мне совсем ни к чему, лучше и дальше прикидываться невинной овечкой.

–  Не совсем так. Я сняла ее сама, давно, еще когда училась в институте. Просто в связи с лечением у меня закончились деньги, хозяйка хотела выставить меня на улицу, и тут Глеб Евгеньевич, наш начальник, действительно, принял участие в моей судьбе. Он взял меня обратно на работу, выделил кое-какую сумму на жилье, на реабилитацию. Ну, естественно, я, как только встану на ноги, тут же ему все до копеечки возмещу.

Галина посмотрела на меня так, будто увидела впервые.

–  Возместишь? До копеечки? Что ты мне тут дурочкой прикидываешься? Ты когда на себя в последний раз в зеркало смотрела? Задумала увести у меня мужа, простирушка драная? Разыгрываешь из себя невинную овечку, а на твоей совести гнусь, за которую тебя в тюрьме на веки вечные сгноить мало. Что, думаешь, я ничего о тебе не знаю? Ошибаешься, справки уже навела. Кстати, еще не поздно вернуть дело на доследование, я сама лично об этом позабочусь. Чего выставилась, гнида? Я тебя в порошок сотру!

Она вскочила с места, готовая наброситься на меня. Я непроизвольно отпрянула назад: получить несколько царапин на лице и лишиться пары пучков выдранных волос в мои планы совершенно не входило. К счастью, Немальцына оказалась тут как тут, вовремя втиснулась между нами.

–  Галчонок, зачем ты так? – с досадой проговорила она. – Мы ведь не за тем приехали.

–  Да ты посмотри, ведь эта соплячка надо мной издевается! – «Галчонок» никак не мог успокоиться. -  Я ей покажу, курве, как чужих мужей отбивать!

–  А как насчет того, чтобы наставлять рога своему собственному мужу? У нас на работе только об этом и говорят, причем каждый день новая информация, – не удержалась, съязвила я. – Кстати, не подскажете, как можно гниду стереть в порошок, и много ли порошка при этом получится? Хватит, чтобы «курве» трусики постирать?

Тут уж Немальцына не удержалась на ногах, как плюшевая игрушка отлетела в сторону. Ну а мы с «Галчонком» сцепились не на жизнь, а на смерть. Спас дело только громовой, командирский, голос моей «благодетельницы», трудно было даже предположить его в таком, хоть и полноватом, но отнюдь не богатырском, теле.

–  А ну, разойдись!!

Мы послушно сели по разные стороны «сталинского» обеденного стола, который Немальцына незадолго перед тем так расхваливала.

–  Голодное брюхо к серьезному разговору глухо, – назидательно проговорила она. – Пойдем, Анечка, поможешь мне с сервировкой, будь хозяйкой - я плохо ориентируюсь на твоей кухне, уж больно она лилипутская.

–  Зачем вы ее привели? – мрачно спросила я, когда мы остались одни. – Я и так не красавица, а тут меня бы совсем изуродовали. Мы с ней явно в разных весовых категориях.

Немальцына хитро усмехнулась.

–  Издержки любви (чуть было не сказала – профессии). Так-то чужих мужей уводить! На всю жизнь запомнится.

–  Я никого ни от кого не уводила, – мрачно ответила я.

–  Конечно, «Он сам, он сам пришел. Невиноватая я!», – шутки продолжались, но по всему было видно, что разговор предстоял очень непростой. –  Я понимаю, Анечка, у тебя, конечно, и в мыслях не было, но… человек увлекся. Собственно, и это не трагедия, однако Глебушке нашему моча ударила в голову подать заявление на развод. А это уже, по меньшей мере, драма. Ты должна нам помочь, по крайней мере, себя в наших глазах реабилитировать. Как ты смотришь на это? Галина – деловая женщина, она достаточно здраво оценивает случившееся: не ты, так другая, и поднимется выше личных обид. Главное – на чьей ты стороне в данной ситуации, больше нас ничего не интересует.

Я промолчала, хотелось бы скачать побольше информации.

В дверях появился «Галчонок», отчаянно дымя какой-то крепчайшей, явно не дамской, сигаретой. Немальцына, стараясь сделать это незаметно, знаком попросила ее удалиться, не мешать. Та неохотно повиновалась.

–   В чем дело, Анюта? – холодно поинтересовалась Немальцына. – Я не узнаю тебя. Мы так много для тебя сделали, почему ты сейчас не хочешь пойти нам навстречу? Голова закружилась? Почувствовала себя вдруг женой крупного бизнесмена? Хочешь войны? Ты ее получишь. Глеба мы трогать не станем, тут вопрос только денег. С людьми подобного ранга не воюют, с ними договариваются. Но тебя мы мигом в чувство приведем, а уж разукрасим так, что мама родная не узнает. Глебушка первый от тебя потом откажется. Другой вариант: мы не станем подставлять тебя, ты нигде, кроме как на фотографиях, не будешь фигурировать, но информация от тебя должна идти постоянно, от начала и до конца. Пойми, Галина – одна из наших. Мы и тебя считаем своей, и там, наверху, если вы с Глебом и в самом деле поженитесь, мы тебе не просто пригодимся, но даже гораздо больше пользы сможем принести, чем сейчас. Так что хорошенько подумай прежде, чем отказать нам.

Я выдохнула из себя весь воздух, который был во мне, сжалась в комок. Теперь мой выход. Все зависело от быстроты реакции, точности слов. И, конечно, торг. Торг был не просто уместен, он был необходим.

–  Простите, Любовь Григорьевна, вы меня неверно поняли. Я прекрасно знаю, что по гроб жизни вам обязана, так что какие тут могли бы быть сомнения с моей стороны. Но… я уже заключила сделку. С противной стороной. И не могу нарушить принятые обязательства.

Немальцына некоторое время смотрела на меня с изумлением, словно впервые увидела, затем кивнула:

–  Что ж, нам действительно пора заняться сервировкой стола, мы, пожалуй, чересчур здесь, на кухне, засиделись. Да и вопрос настолько серьезен, что уже невозможно обсуждать его только вдвоем.

Мы не спеша перенесли напитки, тарелки в комнату. Нехитро, как могли, украсили «ампировский» стол. Кстати, я так и не поняла: «сталинский ампир» – это что, шутка такая? То, что Иосиф Виссарионович возлюбленный наш, был вождем и генералиссимусом, я точно знала, а вот императором… когда, интересно, успел? Разумеется, Галине даже в голову не пришло нам помочь, она продолжала курить сигарету за сигаретой, хотя дым и так стоял коромыслом. И еще бесцеремонно, с нескрываемой подозрительностью, пялилась на нас.

Но я была совершенно, непробиваемо, спокойна. Только одно меня смущало – алкоголь, эти две прохиндейки вполне могли попытаться меня споить. После некоторого колебания, во время очередного визита на кухню, я отрезала большой кусок сливочного масла и, морщась от отвращения, отправила его в рот.

–  Так что я просто подстава, – вздохнула я, когда все предварительные признания были сделаны, и мы чокнулись рюмками по первой, «за знакомство». – Наверное, он еще тогда, в кафе, сообразил, как можно использовать меня, а я-то была буквально на небесах от его благородства, поверила в чудо.

–   Так он все-таки трахнул или не трахнул тебя, я что-то не поняла? – успокоенная, но с не улегшейся еще злобой, спросила Галина.

–  Угу, вчера, – кивнула я. – Я, собственно, была к этому готова. Глеб – не такой человек, чтобы упустить что-нибудь на дармовщинку.

–  Да, уж это я знаю, – с кривой усмешкой вздохнула Галина. Последние остатки бури в ней улеглись. Теперь она была занята другим: старалась рассчитать, какую выгоду можно было извлечь из этой ситуации. – Так ты с нами? – на всякий случай все же уточнила она.

Я скромно потупила взор.

–  Глеб наверняка будет требовать свои деньги обратно. А они все потрачены. Если бы вы решили этот вопрос… Вы же сами знаете, какой он скупердяй.

–  Да ладно уж, называй вещи своими именами: не скупердяй даже – кусочник, – с презрительной усмешкой вздохнула Галина. Теперь окончательно было видно, что она, в общем-то, неплохая баба, если ее как следует не разозлить. – Ясный вопрос, беру его на себя. Ну а если будешь все делать не абы как, а с азартом, даже на кое-какой приварочек можешь рассчитывать.

–  Сделаю все, что смогу, уверяю вас, – скромно ответила я, с трудом удержав ехидную ухмылку в уголках губ, и чуть было не добавив: «Барыня!»

–  Не беспокойся, – кивнула в свою очередь Немальцына. – Приз так приз. За мной тоже не задержится.

Дальше мы, не спеша, в мельчайших деталях, обсудили предстоящую операцию по экзекуции и экспроприации. Ручаюсь, при всем своем жлобстве, Глеб дорого дал бы за то, чтобы знать досконально содержание нашей беседы.

ГЛАВА 5

После ухода моих «благодетельниц» я долго сидела в раздумье. Был жуткий соблазн напиться до белых чертей, благо все для этого было под рукой, включая и наличие свободного времени. «Я здорова» – в очередной раз порадовалась я за себя, вот только на душе было очень уж погано от этого «здоровья». Собственно, и Фомич, и Игорь Карлович предупреждали меня насчет подобных игр, а Леонардик так прямо открытым текстом сказал: все, ты здорова, дальше – угомонись! Но как я могла угомониться? Волею судьбы я оказалась между двух огней, и еще неизвестно, какой из них жарче: Немальцына или мой горе-любовничек, горе-начальничек. Мне тут же вспомнилась одна из побасенок барона Мюнхгаузена, когда, находясь на охоте, он вдруг оказался в схватке между, кажется, львом и, кажется, крокодилом. Каким-то образом хитроумному барону удалось настолько вовремя уклониться в сторону, что бросаясь на него, два хищника на самом деле кинулись друг на друга, в результате и сам барон остался цел, и добыча получилась пребогатой, двойной. Я была хоть и молода, но не настолько глупа, чтобы попытаться куда-то уклониться. Поэтому быстренько сделала выбор, приняла сторону, кажется, крокодила. Точнее, крокодилиц.

Когда я рассказала обо всем этом Леонардику, тот лишь головой покачал: «Господи, Анюта, я же тебя предупреждал!»

Однако Иннуся мой выбор одобрила и даже попросила, при случае, все-таки свести ее с Немальцыной. Так что я лишний раз убедилась, что миф о дурах-блондинках придуман нищими, точнее, несостоятельными, горе-мужиками. Ту же мысль можно сформулировать и в более доходчивой форме:  наивная, хорошенькая, смешливая женщина, пусть без царя в голове – это такая редкость и роскошь, которую не каждый мужчина может себе позволить. Не то, что какую-нибудь прыщавую кандидатшу наук! Это уже полный отстой!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 6

Глеб поставил непременным условием, чтобы предварительный разговор о разводе происходил в его загородном доме. Он был даже одет по-домашнему. Однако присутствие Немальцыной его насторожило.

–  Кто это? – показал он в сторону Любови Аркадьевны, как будто за столом сидело какое-то грязное насекомое.

–  Я лучшая подруга вашей жены. В данном случае отстаиваю ее интересы. Позвольте представиться: Немальцына Любовь Аркадьевна, – Главную Рыбку нелегко было смутить.

Красников посмотрел на жену, та согласно кивнула. Я помнила, как долго Немальцына уговаривала Галину молчать все время переговоров, справедливо опасаясь ее взрывного характера, то бишь, изъясняться исключительно жестами. Для Галины это была пытка из пыток, однако обещание она все-таки дала.

–  Ладно, – пожал плечами Глеб. Надо отдать ему должное: ситуацию он схватывал на лету, и тут же дал знак своему адвокату на неопределенное время удалиться.

–  К сожалению, я доверенными друзьями похвастаться не могу, их у меня попросту нет, – сказал он, изо всех сил стараясь казаться любезным. Фамилия Немальцыной была ему хорошо знакома и присутствие жены видного московского чиновника при столь конфиденциальной беседе не вызывало сейчас раздражения: речь шла о человеке его круга, это было главное. – Но не беда: как я понял, разговор наш не конкретный, предварительный, так что я вполне смогу и сам, без советов, консультаций, обойтись.

Он сделал особое ударение на слове «сам», но никого это не удивило.

–  Речь идет всего только о мировой сделке, Глеб Евгеньевич, которая вполне бы устроила мою подругу. Конечно, она могла бы и сама (тоже особое ударение – шутка, хороший ответ!) с вами договориться, но Галина сейчас в таком состоянии, что просто не готова подобные вопросы обсуждать. Если вы не возражаете, я немножко помогу ей.

–  Нет проблем! – Глеб был достаточно уверен в себе. Не зря же он меня пригласил. Пока все развивалось по тому сценарию, который он давно уже, причем в мельчайших деталях, со мной обговорил. И это его более чем устраивало.

Немальцына кивнула, затем резко перешла в наступление.

–  Насколько мне стало известно из источников, которые мне не хотелось бы сейчас раскрывать, вы, Глеб Евгеньевич, намерены при разделе имущества сильно ущемить Галочкины интересы. Этим как раз и объясняется наша просьба о встрече.

Глеб насторожился. Он не сумел скрыть растерянности оттого, что просочилась вовне столь важная для него информация. Однако отпираться было бесполезно, куда резонней было играть с открытыми картами.

–  Да, подтверждаю, – неохотно произнес он. – Но это и справедливо. Из подобных же «интимных» источников я узнал, что моя пока еще жена претендует на половину всего, чем я сейчас владею. Не слишком ли жирный кусок получается?

–  Не слишком. Я могла бы оттяпать и побольше, – на острие атаки влезла в разговор Галина. – Не забудь, кем ты был до нашей встречи! И вообще, поосторожней со мной, я тебе не провинциалочка какая-нибудь, могу такие кнопки нажать, от тебя мокрого места не останется.

Глеб лишь развел руками и приготовился встать, давая этим понять, что разговор окончен.

–  Нет проблем! Встретимся в суде!

Немальцына поняла, что нужно любой ценой спасать положение.

–  Галочка, Галочка, но ты же обещала! – ухватила она Галину за запястье. –  Может, тебе прогуляться ненадолго, привести в порядок нервишки? Я понимаю, твой психологический взрыв сейчас совершенно обоснован, однако мы ведем деловой разговор, при котором излишняя эмоциональность абсолютно неуместна. Не беспокойся, я в состоянии одна защитить твои интересы, ну а потом ты уж выскажешься, согласна ты или нет с результатом наших переговоров.

–  Нет, – упрямо покачала головой Галина. – Считайте, что мое присутствие обязательно. Хотя, конечно, я приношу извинения за свое «лирическое отступление». Продолжим! Пока все идет, как надо, ну а «встретиться в суде» никогда не поздно.

Я находилась в соседней комнате и совершенно отчетливо слышала каждое слово. У меня не было никаких сомнений, что истерику свою Галина разыграла специально. Хоть я и мало знала ее, но у меня создалось впечатление, что она любит воду замутить, создать эмоциональный фон, поиграть на публику, но в глубине души (если она была у нее, душа-то!) была на редкость хладнокровна: обыкновенная хитрая, расчетливая сука. Во всяком случае, я ее возненавидела всем сердцем еще при первой нашей встрече, но понимала, насколько опасно мне эту ненависть ей сейчас или когда-нибудь в обозримом будущем показывать.

–  Итак, ваши доводы, Глеб Евгеньевич! Вы что-то говорили о суде. Первый вопрос, который должен там встать: ваши претензии к человеку, с которым вы когда-то вдруг решили связать свою жизнь, прожили вместе почти десять лет, а сейчас неожиданно решили разорвать отношения.

–  Одиннадцать, – уточнила Галина. – Одиннадцать лет.

–  Даже одиннадцать, – быстро поправилась Немальцына, – уж извините меня за неточность.

Глеб был совершенно спокоен, он в данном случае, будто в шахматы играл.

–  Что ж, я не против того, чтобы провести здесь небольшую репетицию. Во-первых, у нас нет детей. В этом одновременно заключены и одна из причин, по которым я развожусь со своей благоверной, и явная неразумность ее требования о принципе «фифти-фифти» – «пятьдесят на пятьдесят». Речь может идти только о содержании, которое я и готов ей предоставить, если сумма его будет достаточно реалистична. Во-вторых, моя жена никогда не работала, а значит, жила на моем полном иждивении, каков же тогда ее вклад в имущество, которым я, именно я, владею? – Тут он выдержал небольшую паузу, для пущего эффекта. - Быть может, она вела наше домашнее хозяйство? Но есть много свидетелей, готовых подтвердить, что она пальцем в нем не шевельнула, даже распоряжения прислуге давал исключительно я, я сам. Уклонялась она, как могла, и от других своих супружеских обязанностей, при всем при том, оттягиваясь на полную катушку на стороне, так что благоверной я ее назвал в ироническом смысле этого слова. Доказательств тому тоже имеется в избытке.

Как я поняла, Глеб высыпал на стол целую пачку достаточно красочных фотографий, потому что Немальцына и Галина на некоторое время замолчали, в растерянности их рассматривая.

–  Могу вам приоткрыть немного, как оформлено мое, так называемое, имущество. В основном, это дарственные, документы о наследовании, а также недвижимость и денежные активы, которыми я располагал до брака. Как видите, я основательно подготовлен к любому разговору на интересующую вас тему.

Немальцына лишь развела руками.

–  Что ж, мы и не сомневались в этом, Глеб Евгеньевич. Но, тем не менее, я считаю своим долгом внести некоторые поправки. Дело в том, что вы намеренно искажаете некоторые факты, настолько, что впору даже говорить о подтасовках, а порой и вообще о подлоге. Во-первых, заведомая ложь, что ваша жена вела паразитический образ жизни. Мы готовы представить справки о зарплате, которую она получала, занимая очень ответственные должности в нашем Фонде. Второе: факт измены еще нужно доказывать, но, боюсь, первым ей изменили вы и изменяли потом в течение всей вашей совместной жизни.

Глеб задумался, затем кивнул головой.

–  Что ж, насчет так называемой зарплаты – великолепный ход. Хотя сей факт можно и оспорить. Но вот ваше контробвинение насчет неверности я предвидел, так что пригласил свидетеля, позвонил ему сразу, как только понял, зачем вы пришли. Анечка, солнышко, войди, пожалуйста, мы тебя ждем.

Я вошла, пунцовая от стыда, что мне шло, безусловно, да и делу было на пользу.

Глеб вздохнул.

–  Итак, эту разлучницу вы имели в виду? Что ж, Аня мне все рассказала: как вы приезжали к ней, выламывали ей руки, чтобы она согласилась оклеветать меня. Слава Богу, у нее хватило ума вроде бы как вам поддаться. Господи, я всякое видел, но чтобы поступить так цинично с человеком, который стал жертвой отъявленных маньяков и которому я, как нашему весьма добросовестному и растущему сотруднику, оказывал и продолжаю до сих пор оказывать помощь в рамках благотворительности… О какой измене идет речь? С этим вы собираетесь пойти в суд? Слушаем тебя, Анюта, детка. Что ты нам поведаешь о наших, так называемых, «отношениях»?

Я пожала плечами, робко теребя пуговицы на своей кофточке.

–  Ничего сверх того, что вы сами уже сказали, Глеб Евгеньевич. Я слышала все, что здесь говорилось. Не нарочно, просто стояла за дверью, ожидая, когда меня вызовут. Естественно, все это подлая клевета. Любой из наших сотрудников в состоянии подтвердить, что никаких поводов Глеб Евгеньевич, жизнь которого на виду почти 24 часа в сутки, для подозрений в измене никогда не давал. А вот о разгульном поведении его жены мы достаточно хорошо осведомлены, есть даже люди (почему-то она предпочитала охранников), которые были с ней в близких отношениях, причем она порой добивалась этой близости, шантажируя их. И им приходилось подчиняться, никому ведь не хочется потерять работу.

Немальцына и Галина смотрели на меня ошарашенно: не перегибаю ли я палку? Во всяком случае, такой широкий разворот вовсе не оговаривался между нами.

–  Ладно, – вздохнула Немальцына, – Бог тебе судья, Анхен. Мы столько помогали тебе, вот как ты решила нам отплатить? Что ж, посмотрим, как ты  поведешь себя на суде. Если мы вдруг представим неопровержимые доказательства. А это ведь очень серьезно, Глеб Евгеньевич: оказать «бедной девочке» благотворительную помощь в ее реабилитации, причем не из своих средств, а за счет фирмы (о, вот этого я не знала! Но сразу поверила – так это на Глеба было похоже), а затем принудить ее к сожительству! Боюсь, что никто вас тут не поймет. Но…

Тут Немальцына многозначительно подняла вверх палец.

–  …как говорится, наш пострел везде поспел. Есть и еще одна жертва. Хотя жертва ли? Может, жрица любви? Я думаю, суду весьма, и весьма, небезынтересно будет ее выслушать. Так что теперь ответный дар: от нашего стола уже вашему столу!

Со злой издевкой, передразнивая Глеба с его картинным жестом, она высыпала кучу фотографий не менее красочных, чем те, что на нем уже находились. Не исключено, что одно и то же агентство, даже один и тот же человек их и делали.

Глеб надолго замолчал. Дальнейший ход переговоров я, к сожалению, уже не могу привести дословно, мне дали знак немедленно удалиться. Но мне и так было ясно, что две прожженные стервы ухватили мужика за самое чувствительное место – Глеб никак не мог допустить, чтобы столь дорогого для него человека, с которым он собирался связать свою дальнейшую жизнь, заставили пройти через подобный ад. Он просто потерял бы ее, эту девушку. Даже без моих признаний, а с ними вообще упал бы в ее глазах настолько, что с пола нечего было бы соскрести.

ГЛАВА 7

Я вновь открыла в ноутбуке страничку с Судовым журналом. Полный разгром. Все усилия последних месяцев оказались тщетными. «Плыви мой челн…». Я оказалась совсем недалеко от того места, с которого началось мое путешествие. Кажется, лев и, кажется, крокодил, почему-то раздумали кушать друг друга, мирно разошлись, но издалека сонно наблюдали за мной.

Когда мы остались одни, Глеб выместил все зло на мне, больше не на ком было.

–  Все, сучка, ты уволена. Дуй на работу, получи расчет, собери вещички и больше никогда не возникай перед моими глазами. Специально мстить не буду, но если вдруг попадешься все-таки в недобрый час под руку, случая не упущу: прихлопну как муху.

Я пыталась что-то ему объяснить, наврать с три короба - придраться ведь, собственно, было не к чему, но он не пожелал вникать в мой детский лепет.

–  Никто, кроме тебя, не знал о моей девушке. Я тебе доверился, а ты меня предала.

–  Но как же фотографии? – попыталась защититься я.

–  Фотографии появились потом, – резко ответил Глеб. – Исчезни, еще раз предупреждаю, иначе я за себя не ручаюсь. Будем считать, что пока и у нас с тобой все по нулям. Не нарывайся, не открывай счет заново!

Что мне оставалось? Только изобразить предельно обиженный вид. Ах, как вы неправы, Глеб Евгеньевич! Ах, как вы незаслуженно меня обидели! Но вслух это я уже не решилась произнести.

Заслуживает отдельного описания то, как я складывала свои пожитки в картонную коробку на своем бывшем рабочем месте (прямо как в американских фильмах!). Хотя совершенно не понимала, зачем из-за такого жалкого барахла (ну, бокальчик симпатичный, ну, своя кофеварка – но ведь не «Тефаль»!) мне нужно было выдерживать, где откровенно злорадные, где притворно сочувствующие взгляды своих, теперь уже бывших, сослуживцев?).

 Особенно рад был Вадим – нетрудно понять, почему. Все это время я была здоровенной занозой в его заднице (тоже «мейд ин Голливуд» выраженьице!). Но, как ни странно, мне это унижение доставляло почему-то даже удовольствие. Точнее, дело было не в удовольствии, а в необходимости. Мне просто позарез нужно было испить чашу до дна, побыть полчасика вот именно в таком состоянии  - жалкой, побитой собачонкой.

Со стороны все выглядело яснее некуда - мне дали отставку, но любопытство моих сослуживцев вовсе не было удовлетворено. Их интересовало, что произойдет дальше: выберет Глеб себе новый объект (желающих было хоть отбавляй вокруг) или он его уже выбрал? По всему видно было, что о предстоящем разводе еще никто не подозревал. Но я уж точно была последней среди тех, кому пришло бы в голову на эту тему откровенничать.

Прошло несколько дней, прежде чем я осознала свою ошибку: я выбрала неудачный образ, путь для своего спасения. Все течет, все изменяется: река не стоит на месте. Теоретически рассчитано все было правильно: я успешно добралась до буквы «М» и даже до буквы «Р», но когда я попыталась восстановить себя прежнюю, тут же потерпела крах. И что теперь? Ничего не оставалось, как причалить к берегу и дальше уже по суше продолжить движение.

Я подсчитала свои ресурсы. Я свободна? Я счастлива? Еще бы! После встречи с, кажется, львом и, кажется, крокодилом черный хлеб тортом покажется. У меня не было ни копейки денег, но пока еще было, где жить - тоже плюс, все-таки я не бомжиха и к родителям не надо возвращаться. Я была одета, как Замарашка, но достаточно молода, у меня найдется чем запорошить глаза или запудрить мозги (а может, и то и другое сразу) какому-нибудь Принцу, если он вдруг остановит на мне взгляд и заинтересуется моими китайскими кроссовками, которые я ношу уже больше года. Пусть это будет даже китайский Принц. Что-то вроде Джеки Чана. Хотя он наверняка женат. Залезть что ли опять в Интернет, прояснить с ним ситуацию? Ладно, хватит ерничать!

Я понимала, что нормальной работы мне теперь век не видать. Если раньше я сама придумала, что на фирме кадровик мне подножки ставит, то уж теперь Глеб точно и собственноручно не упустит случая проучить меня. Что мне еще оставалось? Только Немальцына.

Любовь Аркадьевна состроила кислую мину, когда меня увидела:

–  Что, Анюта, хотела на двух стульях усидеть, и с одного уже вышибли?

–  Нет, – скромно потупила взор я. – Просто немного сгустила краски, но делу это пошло только на пользу. Проявила некоторую самостоятельность, думала, что инициатива приветствуется. А насчет двух стульев… я же не дура! Вы обещали мне помочь, Любовь Аркадьевна. Вот я и пришла к вам. Может, найдется для меня хоть какая-нибудь работенка?

Немальцына продолжала смотреть на меня с недоверием.

–  Так ты выздоровела? – наконец спросила она.

–  Да, я совершенно здорова, – подтвердила я. – Могу принести справку от лучшего психотерапевта России.

Немальцына насторожилась.

–  Неужто от Леонардика?

–  Да, от Леонарда Львовича, – все также скромно подтвердила я.

–  Темнишь, Анюта! – покачала головой Любовь Аркадьевна. – Где ты могла взять такие деньги, чтобы сам Чупилин тобой занялся? Глеб дал? Но за какие заслуги? Значит, ты все-таки вела двойную игру или окончательно нас предала? Я правильно поняла?

–  Нет, конечно. Просто Леонард Львович проникся моим горем и лечил меня по льготным расценкам. Так сказать, в порядке благотворительности.

–  Заливай больше! – Немальцына расхохоталась. – Да твой Глеб по сравнению с Леонардиком просто добрый фей! «Проникся моим горем»! Господи, надо же такую чушь сморозить! Чем же ты, интересно, его купила?

Я пожала плечами.

–  Важнее всего результат. У каждого свои фишки.

Немальцына долго еще смотрела на меня так, словно увидела впервые. Затем вздохнула:

–  Ладно, поверим тебе, Анюта. В последний раз. Вот тебе небольшой подарочек от Галины, как и было условлено, она не из тех, кто от своих слов отказывается. – Любовь Аркадьевна положила передо мной небольшой конверт. – Ну а насчет работы… такого разговора не было. Я обещала тебе помочь, но это не одно и то же. Хотя… есть один человек, которому ты могла бы быть интересна. Я предварительно уже говорила с ним о тебе. Человек солидный, богатый, щедрый. Посмотрим-увидим, надеюсь, ты меня не подведешь?

Я хотела было возразить, но промолчала. Это было не совсем то, точнее, совсем не то, что я надеялась получить от Главной Рыбки, однако отказываться было нелепо, мне предоставляли последний шанс. Куда я еще могла пойти? Уж ясно, что не на Тверскую. Мой уровень – Ленинградское шоссе, а если и там не приживусь – площадь Трех вокзалов. Нет-нет, Жюльетта, только Жюльетта, в Жюстинах я уже успела побывать.

«Упасть, чтобы возвыситься!» Мария Магдалина. Видимо, не было для меня другого пути. Мой отказ зачеркнул бы все, что я с таким трудом достигла. Кому я после этого могла быть интересна? Все, включая Фомича, отвернулись бы от меня. Что ж, и в самом деле, за всякое удовольствие надо платить. Да, я выздоровела, но стала шлюхой. Пока еще достаточно высокого пошиба, но скатиться вниз могла в любую минуту. Поколебавшись какое-то время, я решила обратиться за советом к Иннусе.

К счастью, та восприняла и мое положение, и мое обращение к ней, как должное. Особенно после того, как я рассказала ей о «случае на охоте». Ну как там, у барона Мюнхаузена – вроде как лев, вроде как крокодил. Глазки Иннуси сверкали, она выспрашивала у меня мельчайшие подробности, было впечатление, что она переживает случившееся так, как будто это происходило с ней самой.

–  Ну а что ты могла сделать? – наконец, повела плечиками она. Давая понять, что очень, очень многое можно было повернуть совсем по-другому. – Ладно, давай координаты!

–  Кого? – удивленно спросила я.

–  Ну, «папика», которому тебя сосватали. Помнишь, я сама тебе что-то в этом роде предлагала, но не обижаюсь, что ты вроде как тогда пропустила мимо ушей мое предложение, а сейчас поступаешь совсем иначе. Понимаю, что тебе ни в коем случае нельзя отказывать Немальцыной. Во всяком случае, должна быть очень веская причина для такого отказа. Сейчас мы твоего «женишка» и пробьем по всем базам данных.

Ай да Иннуся! Я смотрела на свою выручалочку-подружку во все глаза! Вот где, действительно, широта души, чистейшей воды бриллиант – женская солидарность. А я… Расплачусь ли я с ней когда-нибудь?

Как бы то ни было, уже через полчаса перед нами на столе лежала объемная распечатка. Женат, трое детей. Чиновник средней руки, но на достаточно хлебном месте. Неисправимый бабник, но трусоват. У жены под каблуком, но, может, таким образом - сворачивая иногда налево, и обеспечивает себе душевное равновесие?

Иннуся поморщилась.

–  Я могла бы и глубже копнуть. Тут в списке его донжуанских побед как раз пара моих «козочек». Знаешь, в нашем деле нет мелочей, все крайне важно: любимые позы, пристрастия, какие подарки делает, долго ли вы вместе с ним продержитесь и т. д. Но для первого раза достаточно, иначе тебе будет неинтересно. И запомни, Анюта: если уж ты вступила на этот путь, тут могут быть только два варианта – либо ты просто хочешь удачно выйти замуж, идя при этом на что угодно, либо занимаешься этим только ради денег. Вот и вся разница между нормальной девчонкой и любого полета шлюхой. Выбирай сразу, потом уже очень сложно выкарабкаться будет. Замуж-то ты всегда выйдешь, если не сопьешься или не скурвишься, а вот по любви, да чтобы счастье было – этого уже не получится. Знаешь, сколько я сама могла бы денег иметь! Но не в них, как говорится, счастье, во всяком случае, не в одних только деньгах, поверь. Информацию даю не просто так: все, что узнаешь, расскажешь. Пополним наш банк данных. И еще, очень важное, замкни свое сердце на замок. Если ты пошла по этой стезе – любовь табу для тебя, непозволительная роскошь, непреодолимое препятствие на пути к заветной цели. И не нарвись на маньяка. Их достаточно много среди мужиков, просто большинство за край круга редко переступает. Но уж поизмываются на полную катушку, можешь не сомневаться.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 1

Я не уставала удивляться себе: как далеко, в какие дебри завели меня мои попытки вернуться к тому жалкому, чахлому, но в то же время милому, уютному мирку, в котором я жила прежде. Теперь меня окружал новый, совершенно другой, мир, и меньше всего на свете мне хотелось покидать его. Господи, какие у меня теперь были идеалы! Графиня де Лорзанж, Мария Магдалина, Иннуся. Но как бы то ни было, эти три женщины, объединившись в моем сознании, служили мне как бы единой яркой путеводной звездой. И, если как следует разобраться, именно им, как ни покажется странным, я и была обязана своим выздоровлением.

Однако начнем по порядку: последние полтора месяца я совершенно не занималась самокопанием и, как результат, потерпела сокрушительное фиаско. Сейчас вот вновь вернулась к своему любимому Судовому журналу. Необходимо было подвести кое-какие итоги. Итак, путь от пункта «А» до пункта «М», все ли я здесь поняла, не оставила ли за собой каких-либо нерешенных вопросов, которые потом сработали бы как необезвреженные мины, отбросив меня далеко назад? Начнем с того, что я отомстила достаточно. Если бы я не была выдвинута следствием, как Главная потерпевшая и одновременно как Главная свидетельница обвинения, никакого дела не было бы, оно бы попросту развалилось.

То, чего я жаждала поначалу и к чему меня склоняли «золотые рыбки», было чрезмерно, наказание здесь явно не соответствовало преступлению.

Не знаю, что имел в виду Леонардик на нашем первом сеансе, но, «угостив» меня бумерангами, он дал мне понять, что месть возвращается и вполне может поразить самого мстителя. Как угодно: физически ли, духовно.

И Фомич, и Немальцына тоже очень мне помогли: один – напрямую, другая – доказательством от противного.

Чего я на самом деле боялась все это время: того, что любой из четырех моих насильников (или даже все четверо), имел свое право считать, что его наказание было слишком сурово, и что единственная причина здесь – я. То есть, они вполне могли сами предъявить мне счет, и обставить дело так, что мало не показалось бы.

И, пожалуй, самое главное – Дневник Падшего. Ясно было, что человек, написавший его – точно не успокоится и обязательно поставит себе целью не просто отомстить мне, а даже уничтожить. Точнее, наоборот – не просто уничтожить, а потешиться перед тем всласть.

Путь от пункта «М» до пункта «Р» начался со страхов, вполне осознанных, с невозможности жить дальше так, как я жила до сих пор. Произошло крушение всех жизненных ориентиров моей личности, и здесь нашлись два человека, которые помогли мне: Леонардик и Иннуся, сама бы я никак не выкарабкалась. Как бы то ни было, я вылечилась. Панический страх уступил место стремлению защитить себя любыми доступными мне средствами, и я все больше понимала, что никогда не смогу сделать это одна. Инстинктивно всю свою защиту я строила на поиске людей, которые могли бы мне помочь. В настоящий момент их было четверо. Но кем я была для этой четверки? Стала ли я им настолько близка и интересна, чтобы в нужный момент они, не раздумывая, ринулись бы на мою защиту? Нет, конечно. Мало было найти их, нужно было еще превратить их в своих друзей, союзников. Сейчас же мне казалось, что я их всех потеряла.

Разве Леонардик и Фомич, которые столько сделали для моего выздоровления, поймут, что после всех их трудов праведных я пошла добровольно на то, что делала когда-то под страхом смерти? Разве Немальцына простит мне, что я оказалась полной дурехой, не оправдала ее надежд? Одно было ясно: Судовой журнал отыграл свое. Оставалось только решить: оставить ли его на память или уничтожить. Нет, не нужны мне такие воспоминания, решила я после некоторого раздумья, и все-таки решилась нажать кнопку «Стереть».

Гром не грянул, земля не разверзлась. И тем не менее, все надо было начинать заново. И я сделала то, что давно пора было сделать: позвонила Иннусе…

Кафе, где мы встретились, не представляло собой ничего особенно интересного. Но вот девушка, с которой мы сейчас сидели вместе, и которую я привыкла считать своей подругой, совсем не похожа была на ту безмозглую блондинку, секретаршу знаменитого Леонардика, какой я привыкла ее видеть. Во-первых, она не была блондинкой. Конечно, это вполне мог быть парик, но у меня почему-то создалось впечатление, что именно такие волосы – огненно-рыжие и были настоящими, ей присущими. Минимум косметики, усталое, немного разочарованное, выражение лица. Хорошие, итальянские, шмотки, но ничего вызывающего, крикливого. Сначала я была разочарована, что Иннуся не согласилась встретиться со мной на работе, а предложила нейтральную территорию, теперь поняла: я утратила статус пациентки, а Иннуся слишком дорожила своим местом, чтобы решать на нем какие-то личные проблемы. Несмотря на все кажущееся легкомыслие, она даже мобильник обычно выключала, усаживаясь за свой стол в приемной. Но, собственно, такой вариант меня вполне устраивал: предстоявший разговор был слишком важен, чтобы вести его между делом.

–  Итак, в чем проблема? – спросила Иннуся, так и не дождавшись, что я первой начну свою исповедь.

–   Проблема не одна, их много, – попыталась я собрать в кулак свою волю. – И только ты одна можешь мне помочь.

–  Почему я, а не Леонардик? – с любопытством спросила Иннуся. – Я, как ты знаешь, институтов не кончала, школу и то с трудом выстрадала.

Видно было, что Иннуся тяготится нашей встречей и вовсе не считает меня подругой. Там, в приемной у Леонардика я была для нее человеком, с которым волей-неволей приходилось поддерживать хорошие отношения, здесь - вообще ничего собой не представляла. И она достаточно вежливо дала мне это понять. Однако я не поддалась отчаянию, сделала вид, что ничего принципиально нового не происходит, мы все те же две закадычные сороки-болтушки.

–  Я провалилась, по всем статьям. Помнишь, я тебе говорила о «папике», которого мне сосватала Немальцына? Я не продержалась и месяца, получила полную отставку. Можешь себе представить реакцию Любови Аркадьевны. Она обозвала меня никчемной дурой и отказалась дальше мне помогать.

–  Интересно, – лицо Иннуси тотчас оживилось. Кое-чему я все-таки за последнее время научилась, вот почему не стала плакаться, выплескивать эмоции на не слишком знакомого мне, как выяснилось, человека. Я просто предложила своей, в данной случае - собеседнице решить загадку. Не проблему, а именно шараду из той области, которая для Инны представляла непреходящий, жгучий интерес.

–  Хорошо, – сказала она. – Давай подробности. Чувствую, я не зря пришла сюда. Как начнем, с кофе или по салатику?

Я недолго колебалась. Тут же махнула рукой:

–  По салатику! И, может, рыбки какой-нибудь?

–  Золотой?

–  Совершенно не обязательно. Думаю, мы и сами как-нибудь выпутаемся. С твоей-то головой!

–   Точнее, с твоей головой! И моим богатым жизненным опытом. Так что же произошло, подруга?

Это слово – «подруга» буквально пролило бальзам на мою душу.

–  Так мы точно - подруги? – все-таки решила уточнить я.

–   Конечно. Если ты, разумеется, не против.

–  О, отнюдь! Я давно об этом мечтала.

–  Тогда… – Инна скрючила мизинчик и протянула мне через столик руку. Я, в ответ, скрючила свой, и обряд молниеносно был завершен.

Иннуся быстро переговорила с подошедшей официанткой и сказала, когда та отошла:

–  Первый секрет – не ты первая, и не ты – последняя. Жертва. Жертва насилия. Таких, как мы – миллионы. Главное после этого – не возненавидеть всех мужиков на свете. Все-таки большинство из них – нормальные, порядочные люди. Меня изнасиловал отчим, когда мне было всего только девять лет. Я тогда даже ничего толком не понимала. Но кого проймешь сейчас этим? Такое постоянно в газетах, на телевидении. Люди даже не удивляются, не то, чтобы возмущаться. Однако совсем другое – когда такое случается с тобой самой. Незаживающая рана. И таких тайн у меня много. Предашь, из подруги превратишься в злейшего врага. И тогда уже не обижайся!

–  Я не предательница, – тихо ответила я. – Извини, но я просто потрясена. Никогда бы не подумала - ты всегда такая веселая, неунывающая. Ей-богу, я, по сравнению с тобой, просто размазня.

Иннуся рассмеялась.

–  Ладно овечкой-то прикидываться. Лучше выкладывай, что у вас там произошло, я просто умираю от нетерпения. Хотя это чревато. В таких случаях у меня одновременно жутко разыгрывается аппетит. Большая просьба - если я вдруг захочу пирожных, не возражай, просто сбрось их, как бы ненароком, на пол. О, как я люблю сладкое, если бы ты знала!

Я собралась с духом. Наконец решилась.

–  Ну, начнем с того, что он старый и толстый. Брюхо как у совсем уже махнувшей на себя продавщицы колбасного отдела в магазине… «Папик» он и есть, очень точно сказано.

–  Дура, – спокойно констатировала Иннуся. – Каким же хорошему «папику» еще быть? Чем страшней, тем щедрей, обычно так бывает. Тебе хотелось бы, чтобы он был молод, атлетически сложен или хотя бы, как твой Глеб? У таких и без нас женщин хватает, зачем ему деньги платить?

–  Дура, – согласилась я. – Просто неопытная дура. А не никчемная, как меня обозвали.

Иннуся вздохнула.

–  Ладно, я помогу тебе. В чем его «фишки»?

–  «Фишки»? Не поняла, – недоуменно пожала плечами я.

Салатик из свежих овощей был давно уже съеден, мы принялись за севрюгу, хотя целесообразнее было бы сделать небольшой перерыв. Наверное, мы просто слишком увлеклись разговором.

–  «Фишки»! Именно «фишки». Это главное. От чего он тащится?

Я долго раздумывала, однако вынуждена была признать свое поражение.

–  Не знаю. Я так и не поняла.

Иннуся покачала головой и откинулась на спинку стула.

–  О, Господи! – проворчала она в отчаянии. – Ну и обожралась же я. Люблю поесть – вот одна из моих «фишек». Знаю, что нельзя, но отказаться – выше моих сил. Хорошо, давай по порядку. Как там у вас было?

Я задумалась. По порядку так по порядку.

–  Мы встретились. Он представился, сказал, что его зовут Валентином Сергеевичем, работает «там, в верхах» – это он изобразил жестом, ткнув пальцем в сторону потолка. Что он не может афишировать нашу связь, моя квартирка его вполне устраивает, мы будем встречаться раз или два в неделю, не больше – он очень занятой человек. Меня это больше, чем устраивало, тем более что он тут же завел речь о квартплате и выложил деньги за пару месяцев вперед. Затем сказал, что знает о том, что со мной произошло, и попросил рассказать об этом поподробнее.

–  Понятно, – кивнула Иннуся. – И как можно подробнее. Постоянно что-то переспрашивал, уточнял, просто тащился от каждой детали.

–  Да, как я поняла потом, это его очень возбуждало, – вытаращила я глаза на Иннусю. – Но тогда меня это выводило из себя, бесило. Тем более, тема-то ведь не бесконечная.

–  Как раз бесконечная! – горячо возразила Иннуся. – Ну кому нужна правда, Анюта? Тем более правда, которая доставляла бы тебе страдания, загоняла в тупик! Надо было врать, и врать совершенно беззастенчиво, пусть даже выдумывать такое, чего и в природе не существует. Да и не просто рассказывать, а показывать, изображать, в красках, в лицах, давать представление. Одного актера для одного зрителя. Ну а ты?

Я чувствовала, что начинаю раздражаться.

–  Я? Я просто честно делала свою работу. Раз уж это стало моей работой. У него нелады с потенцией. Я как могла его раскачивала и всегда доводила дело до конца. Ни одной осечки не было, так почему же он меня бросил? Ты можешь сказать?

Иннуся надолго задумалась, затем попыталась подвести итог нашему разговору:

–  Хорошо, что мы встретились. Действительно, тебе одной никак было не разобраться в этой истории. И уж Леонардик тебе бы точно не помог. Тут не его епархия. Итак, во-первых: я думаю, что Немальцына просто тебя под «папулю» твоего подложила, но ей неудобно было дать тебе это понять, вот почему она от тебя потом так быстро и открестилась. Во-вторых: как бы ты ни изощрялась, какую бы СверхШахерезаду из себя ни строила, твой Валентин Сергеевич все равно бы ушел от тебя. Мужичок этот любит разнообразие, и подолгу ни на ком не задерживается. Почему? Могу только предположить, трудно сказать конкретно: боится увлечься, попасть под влияние, экономит деньги – любая причина. Немальцыной ли это не знать? Она в таких вещах дока, мужики для нее – открытая книга. Хотя ее слова о «никчемной дуре» тебе следует признать справедливыми. Хороший урок на будущее.

–  А оно у меня осталось еще, это будущее? – с грустью спросила я.

–  Конечно, куда ж оно от тебя денется? – с улыбкой подбодрила меня Инна. -  Просто оно разным бывает. Далеко не всегда таким, каким нам хочется. Вот и надо постоянно набирать обороты, с каждым разом быть поумней, пошустрей.

Я вдруг посмотрела на себя как бы со стороны, и меня чуть не стошнило. Господи, неужели это я? И как я до такого докатилась, что столь спокойно и цинично могу рассуждать о подобных вещах? Назвать это жизнью? Да нет, грязь она и есть грязь. Так что же, в этом и есть теперь мое новое лицо, мое истинное Я, мое будущее? Хотя… Так или иначе, в каком-то облике, но мне нужно было пристать к берегу, не могла же я всю оставшуюся жизнь на реке болтаться, да еще плыть против течения?

–  Так, ну и что же мы теперь будем делать? – с улыбкой посмотрела на меня моя новая и, наверное, пока единственная, подруга.

–  Должны были вдвоем на Кипр лететь, теперь все повисло в воздухе.

Инна задумалась.

–  А он тебе отдал путевки, билеты?

Я кивнула:

–  И даже подкинул немного отступных.

Инна развела руками.

–  Что ж, я оказалась права, теперь все сходится. Хоть сейчас Кипр и не в моде, самый писк – Мальдивы и Гоа, даже Канары и Багамы потускнели, все же твой первый блин никогда бы не поехал с тобой в столь людное место. А значит, и путевки, и билеты – тоже отступные, отступные плюс. Он заранее знал, что расстанется с тобой. Ничего – сдай обратно все это хозяйство, получи деньги и снова в бой. Будем считать, что твое первое боевое крещение прошло вполне сносно. Что касается Немальцыной, то отношения с ней тебе никак нельзя терять. Кинься в ножки, поплачься, согласись, что ты и в самом деле никчемная дура. Как я уже сказала, кто же ты еще есть? Попроси во второй, последний, раз помочь. Уверена, что она не откажет тебе. По всему чувствуется, что у нее, помимо остального прочего, еще один маленький бизнес образовался: небольшой круг мужичков, которые как раз и тащатся от таких, как ты, пострадавших, жертв. Могу только предположить, что их в твоем статусе заводит. Не одни же только рассказы? Штучки, которые над тобой проделывали, почему бы их, с твоего согласия, не повторить?  «Я прошла через ад, помогите, выведите меня из этого состояния, выведите!» И выводить долго придется: порок настолько глубоко проник в твою душу, что ты уже не можешь быть другой. Безвольная, покорная. Или наоборот, раскованная, не просто без комплексов, а вообще без тормозов, неистовая мстительница, в маске, с плеткой в руках. Господи, что мы можем сделать, так уж они, мужики, устроены: им всегда чего-то нового подавай. Не новую женщину, как ошибочно думают многие, а именно нового. В той же, в другой – не столь важно. Сумеешь стать такой – на тысячу и одну ночь неистощимой на выдумки, все, кто «мужеска пола», будут у твоих ног. И это не только в борделе, в семейной жизни то же самое, только плюс еще куча других обязанностей, нагрузок. Ладно, я увлеклась. Но такие познания лишними не бывают. Ну а если все-таки не желаешь перед Немальцыной унижаться, мое обещание остается в силе: я готова в любой день и час предложить тебе новую кандидатуру, точнее, нового кандидата. Хотя, что сделала бы я сама на твоем месте – хорошенько отдохнула. Раз уж все козыри у тебя на руках, так и езжай себе преспокойненько. Только если отдыхать, так отдыхать. Разворачивать какую-либо деятельность на чужих территориях – глупо. Здесь мы любого человека по базе данных пробить можем, а там… лотерея! В любые неприятности можешь залипнуть. Как муха.

–  Ну а как насчет того, чтобы нам махнуть вместе? – Мысль эта сидела у меня в голове с самого начала нашего разговора, но только сейчас я решилась ее озвучить.

–  Нет, – покачала головой Иннуся с грустной улыбкой, – ничего не получится. Главное, чему я научилась у Леонардика – пахать без продыха. Молодость не вечна, она проходит слишком быстро. И еще далек тот час, когда можно будет пожинать плоды. Поймешь со временем.

С тем мы и расстались. Я была очень благодарна Иннусе за то, что она в столь трудный момент моей жизни поддержала, приободрила меня. Да, действительно, теперь я не сомневалась в том, что у меня появилась настоящая, закадычная подруга. Вот только чем я сама смогу ее отблагодарить?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 2

Две путевки, два авиабилета. Казалось бы, вопрос не стоил выеденного яйца: два прекрасно делится на два. И на вырученные деньги можно было бы прекрасно отдохнуть, не трогая «бакшиш», полученный мной еще от Галины Красниковой, не говоря уже об отступных сбежавшего горе-«папика». Но мне всю плешь проела одна совершенно несуразная мысль: говорят, в Тулу со своим самоваром не ездят, а что если мне, наоборот, как раз так и поступить? Отношения с Иннусей я наладила прекрасные, но она по-своему была права, сказав, что ей сейчас не до отпуска. Жаль. И тем не менее…

Естественно, где я еще могла найти Фомича, как не в его обычном кафе за обычным обедом.

Когда я села напротив, он только покосился на меня, но ничего не сказал. Хотя аппетит ему я наверняка сразу испортила. Я тоже помолчала какое-то время, мучительно соображая, смогу ли я переварить местную пищу? Потом решила не рисковать, лишь молча положила на середину столика путевки и авиабилеты. Затем сверху присовокупила к ним еще красочный рекламный буклет.

–  Кипр, – сказала я коротко, без объяснений. – Говорят, сейчас в моде Мальдивы и Гоа, но уж не обессудьте. Чем богата, тем будем и рады.

Да, выдержка у мужика была поразительной. Наверное, профессиональное. Однако внутри он наверняка обалдел. Долго подбирал, что мне ответить, затем уточнил:

–  Взятка?

–  За что? – с самым невинным видом подперла я ладошкой подбородок. – Мне от вас давно уже ничегошеньки не нужно. Ваши возможности на сей счет исчерпаны. Просто путевка лишняя. Местком-профком-партком – сами понимаете. Как в добрые старые времена.

–  Ну и засунь ее… сама знаешь куда. Туда, куда месткомы, парткомы, профкомы как раз и провалились, – неожиданно грубо ответил Фомич. – Чего ты ко мне вообще привязалась, Леднева? Давно бы уже пора отстать.

–  А отблагодарить? – ничуть не смутилась я, строя невинные глазки. – Надо? Вы столько для меня сделали! Местком, профком, партком даже пальцем не пошевельнули.

Фомич хохотнул.

–  Ладно, если ты такая уж благодарная, пусть лучше должок за тобой поболтается. Понадобится вдруг ежели что, явлюсь, как незваный татарин. Еще пожалеешь о своем обещании.

Он был очень доволен собой, но забыл, с кем связался. Я другого исхода и не ожидала, и вытащила тот козырь, который был у меня в рукаве.

–   Вот интересно, а что будет, если Машка узнает, как у нее была возможность побывать в раю – на море, а злой папка так вдруг, с ходу, даже не собрав семейный совет, решил все за нее?

Но Фомич не мужик был – кремень.

–   Шантажируешь? Шантаж не пройдет, ты мою Машку не знаешь. Она еще круче, чем я.

И тут я поняла – мужик крепко призадумался.

–  Другой возможности у нее не будет. А ведь тут не блажь, море девчонке для здоровья необходимо, – продолжала канючить я.

–  Море – оно везде море, – решил, наконец, проблему Фомич. – Понадобится, хоть в Сочи, хоть в Анапу скатаем. На автобусе. Или на поезде. Это нам вполне по карману. Так что перестаралась ты, Леднева. Языков, опять же, мы не знаем, а в Сочах все еще пока по-русски говорят.

Я промолчала. Чугунов, Чугун - не сомневаюсь, что его в детстве так  и звали. Ладно, чугунная башка, я еще не сказала свое последнее слово. Попробуем зайти с другой стороны.

Я так и представляла себе, как он будет одет: в вытянутых на коленях синих хлопчатобумажных «трениках» и растянутой по горизонтали, но севшей по вертикали футболке явно китайского производства.

–  Семейный совет, – коротко сказала я, когда Фомич открыл дверь квартиры.

Конечно, он легко мог бы выставить меня вон, устроить мне выволочку и даже спустить с лестницы, но любопытство возобладало.

–  Проходи! – Ах, если бы краткость и в самом деле была сестрой таланта, сколько их могло бы у Фомича быть?

Честно говоря, я понятия не имела, зачем я ввязалась во всю эту авантюру, однако роль свою играла на полном серьезе, со знанием дела.

–  Это Маша? – строго спросила я, завидев выглянувшую из кухни пухленькую девочку лет тринадцати в пестром кокетливом халатике и с маленькими косичками, перетянутыми колечками-резинками.

–  Да, это я, – доверчиво кивнула девочка, подойдя ко мне, и протянула маленькую пухленькую ладошку. – А вас как зовут?

–  Я Аня, – охотно представилась в ответ я. – Точнее, для тебя – тетя Аня. Я пришла к вам с папой решить очень важный вопрос.

–  А, ну я так и догадалась, что вы с папиной работы. Садитесь с нами ужинать, у нас как раз все готово.

Как я могла отказаться? Должна же я была узнать, как Фомич готовит! А может, готовит не он?

–  Папа, – укоризненно посмотрела Маша на Чугуна, не уточняя существо вопроса.

Они одновременно скрылись из вида, затем Фомич явился во вполне приличных джинсах и не менее сносной рубашке, а Маша в юбке и нарядной кофточке. Она тут же принялась накрывать на стол.

–  Может, я помогу? – заговорщицки подмигнула я.

Маша и не подумала отказаться от предложенной помощи. Я, как могла, внесла свою лепту в сервировку и украшение стола, мы чинно отужинали. Как ни странно, еда оказалась вполне сносной.

Затем я достала небольшую карту, за которой охотилась весь день, дала задание Маше прикрепить ее к шторине и выдвинула телескопическую указку. Добила я Фомича очками, которые водрузила себе на нос, старательно глядя поверху, так как лишние диоптрии мне были совсем ни к чему, зрение у меня нареканий пока не вызывало.

–   Итак, Маша, – торжественно сообщила я. – Думаю, что ты часто ругаешь своего папу за то, что он столько времени проводит на работе - такой уж он занятой человек.  Но мы хотим, чтобы ты знала еще, как мы любим и ценим его, и вот решили премировать путевкой на двоих на изъезженный-переезженный, и, стало быть, не самый модный, но оттого не менее сказочный, остров-курорт Кипр.

Тут я, как и намеревалась, торжественно прочитала им небольшую лекцию об истории и современном состоянии того места, в котором им предполагалось побывать, с трудом сдерживая хохот от того, как внимательно они оба меня слушали.

Мне вдруг захотелось добить их окончательно.

–  Маша, ты, конечно, понимаешь, что это заграница и должна пообещать, что будешь во всем слушаться папу, не поддаваться на всевозможные провокации и следить за тем, чтобы у вас ничего не украли. Ну и еще: не заплывать далеко в море, не лежать долго на солнце, чтобы не обгореть. Так что, обещаешь слушаться папу?

–  И тетю Аню, – хмуро добавил Фомич. – Вообще-то на наш отдел выделили три путевки, и тетя Аня едет с нами.

Ох уж эти современные дети! Они ведь смотрят телесериалы, читают книжки в мягких обложках, так что их очень трудно провести, когда речь заходит о вопросах «страсти нежной». Мария, принимавшая еще минуту назад весь мой спектакль за чистую монету, и открывшая уже было рот, чтобы сказать, что да, да, конечно, она всегда и во всем будет образцом для послушания, от папы ни на шаг, вдруг запрыгала, как коза и захлопала в ладоши.

–  Конечно, конечно! Я все обещаю! Вот здорово! Папа, какой же ты молодец!

Фомич посмотрел на меня с ехидцей: знай, мол, наших.

–  И, конечно, без тети Ани, чтоб она знала, мы не поедем никуда! – закончил свое лирическое отступление чертов Чугун. – Я правильно говорю, Масяня?

–  Да об этом с самого начала даже и речи быть не могло, – тут же подстроилась Чугунова-младшая. Чувствовалось, что у них с отцом во всем было полное взаимопонимание. Хорошо спелись, просто семейный дуэт.

Последние события научили меня: по жизни главное – держать удар. Совсем уклониться от них невозможно, однако показать свою слабость - значит проиграть и, быть может, даже пропасть.

–  Ладно. Конечно, я еще сомневалась, но при такой компании…– я, наконец, сняла свои проклятые очки, убрала карту и указку, и до конца вечера мы премило болтали. Так, как будто, действительно, были одной семьей. Дружнейшей из дружнейших.

ГЛАВА 3

Фомич ухмыльнулся, снова увидев меня в своей любимой забегаловке.

-   Путевок больше нет, - грустно сказала я, присев рядом.

Странно, но он всегда сидел один за столиком, сколько я его здесь видела. То ли физиономия у него была такая, сугубо ментовская, то ли мало было желающих заведение, к которому он так прикипел сердцем, точнее, желудком, посещать.

Фомич в моей неудаче и не сомневался. Что называется, пойди туда, не знаю куда.

-   Конечно, откуда им быть? Разгар сезона!

-   Но… есть выход, - ничуть не смутилась я его злорадству. – Вы не возражаете, если Маша будет спать на раскладушке? Это вполне распространенная практика, даже за номер лишние деньги не придется платить. Все остальное, как обычно. Как видите, я все утрясла. Вы не ожидали, что я окажусь такой шустрой?

Фомич посерьезнел и многозначительно покрутил пальцем у виска. Уж на сей раз аппетит я ему точно испортила.

-  Леднева, ты что, шуток совсем не понимаешь? Я тебе сказал с самого начала – не крутись возле меня. Мы с тобой в разных возрастных категориях. Да и вообще: «Дельфин и русалка» – знаешь такую песню?

-  Знаю, - охотно подтвердила я, - а еще дуэт есть такой: «Непара». Представляете, он маленький, лысенький, плюгавенький, а она высоченная, красивая – глаз не оторвать. Но голос у него – Басков отдыхает, обо всем на свете забываешь, все уравновешивает. Вот и вы: старше, конечно - это минус большой, за фигурой не следите – брюхо вообще ни в какие ворота не лезет, а душа золотая. Вроде как дельфин, и в то же время – ДЕЛЬФИН! Ну а если вы бывший дуэт Королевой и Николаева имели в виду, то, на мой взгляд, Николаев точно не дельфин, но и Тарзан, как замена ему, ничем не лучше. Хотя, может, и есть что-то общее: «русалка на ветвях сидит», «горилла по деревьям скачет».

Не знаю, что я имела в виду: на гориллу, конечно, Фомич явно не тянул. Как и я на русалку. В лучшем случае на макаку, сбежавшую из зоопарка. Так и хотелось скорчить Чугуну какую-нибудь рожу из Красной книги, хотя он и так уже совсем от меня обалдел.

-  Что ты несешь, Леднева? Ты хоть сама понимаешь, что говоришь? Слушай, дай поесть. На, ключи возьми, поговорим, как обычно, в машине.

В машине так в машине, какая мне разница? Ждать долго не пришлось – если Фомич работал так же быстро, как ел, то цены ему как работнику не было. Но настроение у него заметно улучшилось, как у всякого мужика (крокодила, бегемота, слона) с набитым желудком и, действительно, можно было спокойно поболтать «голова к голове» (тет-а-тет), как говорят французы.

-  Ладно, рассказывай, - вздохнул он, примостившись, наконец, за рулем своего любимого «жигуленка», - откуда дровишки, зачем в лес потянуло? Не возражаешь, если я закурю?

-  Возражаю, - ответила я. – При детях не курят.

-  Понятно, - пробормотал Фомич, - не хочешь признаваться, что пошла по рукам? Как же это тебя угораздило?

-  А у меня был выбор? – вопросом на вопрос вызывающе ответила я. – Только, Бога ради, умоляю, не надо строить из себя строгого папочку.

-  Ну, я в том смысле, что ты ведь вроде как работу нашла. Точнее, вернулась на прежнюю. Так я, во всяком случае, слышал. Что, заработки маленькие, не устроили, тачкой крутой захотелось обзавестись?

-  Про работу Чупилин протрепался? – поинтересовалась я и тут же добавила зло, без всякого перехода: – Интересно! Что же получается? Мне отказали, а ему - пожалуйста, нижайше кланяюсь, давно ждал, чтобы такая знаменитость хоть чем-то меня соизволила озаботить! Я в смысле флешки с копией моего дела.

Чугунов фыркнул, его трудно было чем-то смутить.

-  Ну а как ты хотела, леденечик мой сладенький? Он солидный человек, важная птица, без пяти минут профессор, а ты кто? А деньги… они всем нужны. К примеру,  Машке на учебу. Тут ведь не успеешь оглянуться, а вот тебе, бабушка, и выпускной вечер. Ладно, что мы все обо мне, да обо мне, ты лучше о себе расскажи. Откуда путевки-то? Молчишь, как дочь партизана! Сама купила или любовничек подарил?

-  Это тоже работа, вам такое никогда в голову не приходило? – мрачно огрызнулась я.

-  Нет, не приходило и никогда не придет, - спокойно ответил Чугун. – Я человек старомодный, сериалами не увлекаюсь. А потому сопли над нелегкой путанской судьбиной никогда не распускал. Да и вообще: повидал я вашу сестру. Будь моя воля, всем бы работенку хорошую подобрал: кому навоз за скотиной в хлеву убирать, кому нянечкой в больничке за доходягами ночные горшки опорожнять. Господи, а я-то все понять не мог! Вот, оказывается, зачем ты на Кипр едешь. Подзаработать! В Москве что, такая путина-путанница, что на местных «лебедей» спрос совсем упал?

Мне не хотелось с Фомичем ссориться, да и вообще разговор в таком духе между нами меня совсем не устраивал. Поэтому я ответила беззлобно, даже в высшей степени любезно.

-  Тундра вы, Чугун! Без бабы совсем одичали. Были бы расторопнее, знали бы -  на такой товар спрос не падает, только поднимается.  Ну как на недвижимость. Хотя сравнение не самое удачное. Но я не о том совсем. Просто отдохнуть хочу.

Лучше бы я этого не говорила.

-  Отдохнуть? От чего? – рассвирепел Чугун. – Что за труды такие праведные? Задницей в постели устала вертеть?

-  Ладно, - в свою очередь не выдержала, сорвалась я. – Слушайте вы, друг-портянка, хватит мне мораль читать. Можете что-нибудь дельное сказать – посоветуйте, консультацию оплачу, за деньгами не постою. Хорошо вам со своей колокольни рассуждать, далеко видно. Нашли перед кем своим целомудрием хвастаться… Вы – мужик, вам можно всю жизнь бобылем проходить, тем более Машка у вас, а меня участь старой девы совсем не привлекает. Надо как-то устраивать свою жизнь. Что делать, так уж карты там, на небе, легли, оказалась я козой отпущения. Ну познакомлюсь я с человеком, тут же наплетут ему с три короба про тот случай, что дальше? А так - проще некуда: вот она я, такая-сякая, потасканная-перетасканная, гуленая-перегуленая, зато не мымра сушеная. Не нравится, дядя, иди с добром. Ну а по сердцу, бери, какая есть.

Фомич задумался.

-  Что ж, надо признать, доля здравого смысла в твоих словах есть. У вас ведь, баб, своя логика. И ты, действительно, думаешь там, на Кипре, жениха себе найти?

-  В смысле, киприота-патриота, что ли?

-  Да нет, там и наших, русских, полно.

Я вздохнула.

-  Что-то сложно очень вы рассуждаете, дяденька, глупой маленькой девочке не понять. Есть такая поговорка: «В Тулу со своим самоваром…», а тут вообще через Житомир на Пензу получается: из Тулы за самоваром. Я же сказала: я не о том совсем. Просто подумать надо, остановиться-оглянуться, запуталась я. Ну а чтобы никто думать не мешал, как раз вот такой шкаф: Чугунов Олег Фомич, прошу любить и жаловать, мне по всем параметрам подошел бы. Мух назойливых отгонять – как, по силам задачка? Я имею в виду мухчин. Ну, вроде телохранителя или ангела-хранителя. Но шутки в сторону. Как говорится, наше дело предложить, ваше – отказаться. Я не о том хотела вас попросить. Вы как, слово свое держите? Вы мне рейд обещали.

-   Ах, это! – вздохнул Чугун.

-  Это, да не совсем, - уточнила я. – Мне хотелось бы «там» побывать. Поняли, что я имею в виду? Ну, где я в заточении содержалась. Такое возможно?

-  Трудно сказать, - пожал плечами Фомич. – Можно попробовать, но ничего не обещаю. Сегодня свободна?

-  Более чем, - хмуро ответила я.

-  Давай часика через два на этом же месте.

Мне не повезло, я полагала, что то заклятое место останется, как в моей памяти, в неприкосновенности. Можно будет открыть калитку, войти внутрь, тщательно все осмотреть, но ничего из этой затеи не выгорело. Высоченный забор, за которым просматривался кирпичный каркас двухэтажного коттеджа. Стройка была в самом разгаре. Фомич такого поворота тоже не ожидал.

Он остановил машину, развел руками.

-  Ничего не получится. Видишь, какой детина-охранник на воротах стоит? Внутрь не войдешь, договариваться бесполезно, каждому работа дорога. Любуйся, наслаждайся отсюда или выйди, прогуляйся немного. Я тебя в машине подожду.

Не знаю, зачем меня потянуло сюда, но воспоминания буквально затопили меня. Наша бытовка, где мы, четверо запуганных, сопливых девчонок, сначала притирались характерами, стараясь без крайней нужды не вступать в разговор, а уже через пару недель знали друг о друге все, до самых потрохов. Кухонька, где мы готовили себе еду. Спортзал, где и проходили злополучные игрища. Тропинка, по которой я удирала в лес, каким-то чудом пробравшись в итоге к шоссе.

Я бы и дольше здесь пробыла, бередя и бередя себе душу, но «детина-охранник» не поленился выйти и подойти к машине Фомича, решив осведомиться о цели нашего визита. Тот не стал ничего объяснять, просто извинился. Крикнул мне, что пора ехать, развернулся, чтобы перехватить меня по пути. Однако когда заметил, что охранник «ест глазами» номерной знак с блокнотом в руках, дал задний ход, сделал зверскую рожу и вылез наружу. Видимо, злость, а в особенности, удостоверение, которым Фомич размахивал перед лицом «воротилы» («привратника», «засовщика-запорника», «ключаря») подействовали, и тот поспешил уползти в свою нору.

Мы долго молчали на обратном пути, и только, когда я стала высаживаться из машины, Фомич сказал:

-  Ладно, леденечик, пусть будет по-твоему. Я тут пораскинул мозгами – денег у меня должно хватить. Не хотелось бы Машку разочаровывать, уж больно ты завела ее. Поймет, конечно - девчонка неглупая, но какой-то осадок все равно останется. Ты там договорись окончательно, отпуск я уже оформил, так что дело за малым – собрать чемоданы. И можем отчаливать. В путь!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 4

Что я помню? Я была в той же сорочке, в которой спала. Больше на мне ничего не было. Каким-то образом я оказалась вновь возле ворот того коттеджа, перед которым прогуливалась совсем недавно, днем. На этот раз я решила обойти его вокруг в надежде, что отыщется какой-нибудь другой вход, однако упования мои оказались беспочвенными. Забор был глухой, ни единой щелочки, мне не оставалось ничего другого, как только удалиться восвояси несолоно хлебавши.

Однако не тут-то было. Видимо, я разбередила каким-то образом этот рой. Внезапно все вокруг осветилось ярким светом, забегали возле ворот огромные собаки. Они громко, яростно лаяли, разинутые пасти сочились слюной. Откуда-то из глубины уже бежали охранники с ружьями, пистолетами в руках. Я застыла на месте, окованная ужасом, понимая, что бежать куда-либо бесполезно.

Да, смерть. Вот в этих оскаленных собачьих мордах, ружьях и пистолетиках, в любой момент готовых выстрелить в меня.

Я зажмурилась и приготовилась к тому, что неминуемо должно было произойти. У меня не было сил даже молиться. Я лишь беззвучно шептала, пытаясь осмыслить то, что со мной произошло: «Господи, на все воля Твоя, но объясни мне, дитятке несмышленой: так тяжело мне было отсюда убежать тогда, зачем же я сейчас пришла сюда добровольно? Получается, вернулась к своей блевотине?»

Но ничего не произошло. Вдруг сразу все стихло. В этой невероятной, сказочной, обрушившейся нежданно-негаданно тишине также тихо, беззвучно распахнулись разом ворота. Собаки, охранники возвратились на свои места. Даже свет казался уже не таким ярким, слепящим, был мягким, приглушенным.

Должно быть, я слишком долго медлила с тем, чтобы войти внутрь. Потому что через какое-то время появился Он. Тот, которого я привыкла называть Некто. Только на этот раз он был с обнаженным торсом, хотя все с тем же колпаком на голове. Так обычно рядятся палачи. Некто-Палач поманил меня рукой, я повиновалась. Мы прошли в ворота, затем внутрь здания. То, что снаружи производило впечатление лишь каркаса, при ближайшем рассмотрении оказалось готовым красивым замком, чуть ли не дворцом. Внутри все тоже было полностью отделано. Но сказки не было и в помине. Никакой роскоши, тем более, излишеств. В сути своей все тот же каземат, готовый к приему будущих жертв.

С моим спутником мы общались без слов, прекрасно понимая, при этом, друг друга. Лишь иногда, когда мне было неясно предназначение того или иного пыточного средства или предмета для сексуальных игр, я смотрела в его сторону, как бы ища подтверждения своим мыслям, и он либо кивал, либо отрицательно качал в ответ головой.

ГЛАВА 5

Весь день потом я размышляла не о конкретных снах, а о сновидениях вообще. Я прочитала много книг на эту тему, но большинство из них казались мне вздорными, сейчас мои представления, наконец, сложились вдруг в единую картину. Так что же я узнала?

Все люди видят сны. Каждую ночь. Чаще всего, не подозревая об этом.

Глядя на спящего человека можно без труда определить, в какой момент его сон выходит на поверхность (по состоянию глаз).

Если лишить человека возможности видеть сны (такое легко сделать), это неизбежно обернется для него серьезным психическим расстройством.

Рассудок человека никогда не отдыхает, его работа в состоянии сна и в состоянии бодрствования представляет единый процесс, который, как я уже говорила, нельзя нарушать.

Большинство снов мы забываем сразу же после того, как они появились.

Попытки объяснить значения снов через какие-то символы, которые в них встречаются, а тем более предугадать благодаря им будущее, не более чем шарлатанство. Мысли в состоянии сна, такие же, как и в состоянии бодрствования, они могут быть и разумными, и хаотичными, пустыми, бессмысленными.

Что я особенно четко усвоила: пытаться проникнуть каким бы то ни  было образом в свое будущее глупо, лучше выстраивать его самой.

И тем не менее, бывают такие моменты в жизни, когда человек не в состоянии решить ту или иную проблему, но пытается это сделать. В подобных случаях сны – дополнительная информация, однако извлекать ее следует не через символы, образы, а напрямую.

Я вдруг поняла, отчего так внимательно вдумывалась в последнее время в содержание своих снов: куда бы я ни совалась, я оказывалась нос к носу с проблемой, которая больше всего меня на тот момент занимала: страх. Вопрос о мести был давно решен, но между буквами «М» и «Р» стояла еще буква «С», которую я упустила. И теперь мне нужно было сделать все возможное, чтобы этот страх в себе преодолеть, растворить. А стало быть, вовсе не в отдыхе было дело, мне просто необходимо было сменить обстановку и даже, если уж быть точнее - среду обитания. Кипр для этой цели (точнее, сочетание КФМ: Кипр – Фомич – Маша) как нельзя более подходил.

Я и сама первый раз летела на самолете, но видеть, какой восторг испытывала от старта нашего путешествия Масяня, вдвое и даже втрое усиливало мои впечатления. Мы, естественно, усадили Машу у самого иллюминатора, и она постоянно дергала меня то за рукав, то за плечо, стоило мне хотя бы на секунду отвлечься в сторону: «Смотри! Смотри, как здорово!»

Между тем мне хотелось посмотреть не только на Москву с высоты птичьего полета, не только на Масяню и ее отца, совершенно обалдевшего от яркости чувств, которые испытывало его чадо. Интересны были и стюардессы, и пассажиры. То, чем нас будут угощать в пути. Представить себе на секунду какой-нибудь дикий киношный сюжет: к примеру, как нас будут захватывать террористы. Ну, одним словом, как всегда, полная мякина в башке.

Впрочем, как-то быстро многих вокруг уже через полчаса полета охватила, кого легкая, кого глубокая, дрема. Как я отметила, первыми уснули те, кто испытывал самые яркие эмоции, ну и, как ни странно, те, кто не испытывал их вообще. Я оказалась посередине. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. То есть, между двумя сурками - дочкой и папашей, вырубившимися мгновенно. Ну а еще по накалу эмоций (жаль, не знаю, как они измеряются, не в баллах же?).

Скорее всего, причиной были мои размышления: еще несколько секунд назад я не в силах была до конца осознать причины своего столь безрассудного поступка, а теперь меня неожиданно осенило: отдых, я еду отдыхать. Мои нервы слишком долго были на пределе, и теперь я могу расслабиться, просто соскользнуть на пол до положения риз или даже растечься по нему умиленными соплями.

Что еще, очень важное, я поняла? Здесь, в самолете, я хотела перерезать пуповину, соединявшую меня с прежней жизнью, с осточертевшими, махрово расцветшими, своими проблемами, чуть благополучно не спровадившими меня в мир иной. И еще это подленькое, подкашивающее и даже буквально сбивающее с ног, словечко: «никчемная». Я вам покажу «никчемную»! Я поглядывала искоса на Фомича, мирно посапывавшего, такого будничного, раскисшего, чуть ли не упиравшегося носом в свой знаменитый животик, и меня всякий раз охватывало такое нестерпимое желание, что я не могла прогнать со щек румянец, и то и дело сглатывала слюну. Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, успокоиться, я решила напомнить себе: «Проблемы! Не забывай о проблемах! Еще не все задачки, которые поставила перед тобой жизнь, решены!»

Первый сон, последний раз я к нему возвращаюсь. Сколько же можно?

«Родилась ведьмой».

Да, я ведьма, и хочу остаться ею. По возможности, как можно дольше. Если не навсегда. Быть привлекательной, обладать в своем арсенале неистощимым запасом самых разнообразных, колдовских чар. Вы можете осуждать меня сколько угодно, но перспектива остаться на всю жизнь занудливой, постоянно морализирующей недотрогой-дурнушкой у меня никакого энтузиазма не вызывала. Ну а расплата, что ж поделаешь, коли так несправедливо устроен мир!

«Совратила множество мужчин и даже женщин».

Ну, думаю, с мужчинами все еще впереди, а что касается женщин, то хоть и говорят: дурной пример заразителен, каждая из них вправе сама решать, как ей устраивать свою жизнь.

«Есть признания, и есть свидетели».

А судьи кто? Один Бог мне судья!

«Она раскаялась?»

«Да, добровольно и чистосердечно».

Я полагаю: если не грешить, то в чем же каяться? Причем покаяться никогда не поздно! Не мое изобретение. Такова официальная догма. А посему, зачем же спешить? Вполне можно и подождать.

«До смерти?»

 «До смерти в ней ведьмы».

Я уже говорила: что бы вы ни делали, все ваши усилия бесполезны, ведьме в себе я никогда не дам умереть.

«Смерть или жизнь?»

Жизнь, только жизнь, никаких сомнений. Любая жизнь.

Так, что еще? Что, к примеру, мне советовал Леонардик?

Самой решить все проблемы? Ну а я чем занимаюсь?

Влюбиться или завести себе любовника? Ну, влюбиться – это сложно. А вот любовничек совсем рядом, буквально бок о бок, хотя, как мне кажется, он пока еще и не подозревает о предстоящих ему весьма приятных (уж я постараюсь!) и, надеюсь, не слишком обременительных, обязанностях.

Как я уже говорила, дурной пример заразителен. Мысли мои все больше начали путаться в моем сознании, сон постепенно овладевал и мною. Помню только два момента, запечатлевшиеся во мне с необычайной ясностью: итоги второго сна - единственный выход убежать от того, что я испытала и уберечь от этого своего будущего ребенка, если он когда-нибудь появится (а лучше - появятся) – деньги. И еще этот загадочный Некто – я поняла вдруг (собственно, тогда же, после второго сна, но только сейчас в полной мере осознала), что он вовсе не спасал меня. Скорее всего, приберегал для себя. «Добыча! Теперь ты моя добыча!»

Не получится! Кто бы ты ни был, как бы ты ни был богат, силен или хитер, ничего у тебя не получится! Я уже не та, какой была еще совсем недавно. Никогда больше, как бы ни сложилась дальше моя судьба, я не стану ни чьей добычей.

К сожалению, автор лишен возможности выложить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада http://epressario.com/

     Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

Все персонажи и события в данной повести являются
вымышленными. Любое сходство с реальными людьми,

живыми или ныне покойными, является случайным и не

входило в намерения автора.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

I

ДВЕ ОЧЕНЬ ГЛУПЫЕ НЕГРИТЯНКИ

ГЛАВА 1

Кто-то тронул меня за плечо. Я открыла глаза и увидела склонившуюся надо мной Иннусю. Трудно передать ужас, который был написан на ее лице. Я кое-как поднялась, села на кровати, нашарила на полу тапочки.

-  Полный Бухенвальд, - ошарашенно покачала головой моя ненаглядная подруга.

Господи, ну что за язык!

Сквозь туман, который стоял у меня в голове, я даже не успела вовремя сделать ей предупреждающий жест рукой. Все, на что хватило моей сообразительности - инстинктивно вытянуть вперед правую ногу.

Так и есть, «шестерка» попала в капкан: устремившись на Инну с растопыренными ладонями, готовая рвать, метать, кусаться, пинаться, царапаться, да вообще, что угодно, Катька Голос потеряла равновесие и, пролетев юзом пару метров по полу, влетела головой как раз в угол, стоявшей рядом с моей, кровати.

Обладательница ее, в далеком советском прошлом заслуженная учительница СССР Ада Львовна Костенкова, восприняла это как безусловный акт агрессии, и тут же принялась бить Катьку ногами.

Ее примеру чисто машинально, без всякой злобы, просто за компанию, последовали ее соседки.

-  Бухенвальд! Я покажу ей Бухенвальд. Приперлась тут барыня разряженная! Ее, а не меня надо бить, шизы проклятые! (Мат опускаю).

-  Уходим! – тихо шепнула я, но шепот Инна не восприняла, она могла так еще полчаса просидеть с разинутым ртом, потрясенная увиденным. Только когда я схватила ее за руку, и из последних сил потащила за собой, она, наконец, очнулась, может, даже где-то на уровне инстинкта самосохранения.

-  Деньги есть? – спросила я закадычную свою подруженьку, разглядев на горизонте, мчавшихся на крики и вой к нашей палате, медсестру и двух санитаров.

-  Сколько? – спросила Инна, понимая, что дело принимает серьезный оборот.

-  Три сотни, - покачала я головой, - дешевле в этот раз не отделаемся.

Нас без слов пропустили, деньги выхватили буквально на лету. Я вздохнула с облегчением, но расслабляться рано было.

-  Давай на улицу, здесь слишком опасно, - скомандовала я.

-  Что это было? – спросила Инна, еще не придя полностью в себя.

-  Наши обычные психиатрические будни, - пожала я плечами. – Катька (ну та, которая тебе из «фейса» «козью морду» хотела сделать) на почве раннего алкоголизма, постоянно слышит «голоса». Поэтому, со своей агрессивностью, из «вязок» и надзорной палаты не вылезает. Зато в периоды просветлений всему медперсоналу готова не то что пятки, задницу лизать, даже сортир бесплатно отдраивает.

-  А та женщина, которая прямо на полу нужду справляла, а потом мазала своим дерьмом себя по лицу? Ей тоже команды «сверху» кто-то спускает?

-  Нет, эти совсем «овощи», в основном, старческое слабоумие - маразматики, ничего вообще не соображают. У нас в палате трое таких. Кстати, готовь еще сотню, - ответила я, увидев, как очередная «добровольная помощница» по прозвищу Марина ДНК, зажав в руках для видимости какое-то подобие «контрольного журнала посещений», подозрительно косится в нашу сторону.

Так и есть! Уже через минуту последовал короткий диалог:

-  Это кто?

-  Сестра.

-  Не похожа. Обычно к вам другая девушка приходит.

-  Та младшая, я старшая. Давайте знакомиться, меня Инной зовут.

Сотня помогла, с соответствующей пометкой в «психкондуите».

-  А что, просто знакомым посещения запрещены? – поинтересовалась Иннуля.

-  По определенным дням, родственникам в любое время. Вообще-то ты могла бы и пораньше прийти.

Инна обрадовалась, что я более или менее пришла в себя, и со мной можно нормально разговаривать.

-  Пораньше? Пораньше нельзя было. Могла на след навести.

-  Ну а сейчас что изменилось?

-  Сейчас Комягин знает, где ты, так что можно, наконец, и пообщаться. Что случилось, можешь мне объяснить?

Объяснить? Сложновато будет. Если только Катьку с ее «голосами» попросить. Первое время я вообще ничего не помнила и не сознавала, скандалила с медсестрами, врачами, санитарами, рвалась на волю, но меня быстро утихомирили. Так что в итоге мне ничего не осталось, как только забраться в себя поглубже и потихоньку начать восстанавливать в памяти, что же все-таки со мной произошло. Постепенно пазлик сложился.

-  Как я выгляжу? – задала я Иннусе неожиданный, но очень интересовавший меня, вопрос.

-  Полный дурдом, - покачала головой Инна. – Скажи, а маскироваться – некрашеной, нечесаной ходить – здесь обязательно? Ты ведь и так от прочих «фруктов» и «овощей», которые рядом с тобой обретаются, ничем не отличаешься.

-  Здесь все под запретом – расчески, зеркала, -  без особого энтузиазма (такую элементарщину и не знать!) пояснила я. – Можно только туалетную бумагу, щетку зубную, пасту держать. Да и то воруют. Днем в карманах халата носим, ночью под подушкой прячем. Клептоманов вокруг - пруд пруди. Ну а «овощи» тут не все, просто медперсонала не хватает, вот и колют всех без разбора, так, на всякий случай. Но они все равно периодически взбрыкивают. Лечить здесь – тоже лечат, конечно, но исключительно за деньги, богатеньких. У них свое отделение, условия царские. Есть и буйные, там вообще полный отстой. Я маскируюсь, стараюсь не выделяться, хотя давно уже пришла в себя. Если бы еще не эти их таблетки, уколы поганые. Что, не могли вовремя меня перепрятать?

-  Перепрячем, если понадобится. Надо попробовать договориться сначала, иначе придется прятаться нам самим. Твой Егорка совсем озверел. Слушай, а тут ведь, наверное, и убийц, насильников полно? Как тебе среди них, не боязно?

-  Нет, те, в основном, в Сычовке обретаются. Вот там я и в самом деле не хотела бы оказаться. Совсем отмороженный контингент.

-  Скажи, это правда, что ты хотела Кавалериста пришить?

-  Правда, - устало подтвердила «моя мутность». - Да я его все равно убью. Просто другого выхода нет. Как насчет того, чтобы пистолет мне достать?

-  Посмотрим… - уклончиво ответила Инна. – Сначала все-таки попробуем то, о чем я говорила. Но с тобой трудно общаться, ты в разговоре скачешь, как заяц, с одного на другое…

Я замолчала. Мысли мои и в самом деле разбегались в разные стороны, не удержать.

-  Не-а, зайцев тут нет, тараканы. Хочешь анекдот? Сидят два психа, один другому жалуется: «Не знаю что делать, тараканы в башке совсем замучили. Бегают, прыгают, бормочут что-то, ругаются между собой», «А ты попробуй мелки специальные, говорят, помогают». Встречаются снова: «Ну как башка? Помогло?». «Да, тихо. Рисуют».

Инна постучала себя костяшками пальцев по лбу:

-  Смешно, - кивнула она. - Вот только не поняла: причем тут тараканы? 

С большим трудом мне все-таки удалось вновь сосредоточиться.

-  Тараканы? Да тут у всех они. А еще клопы, вши… У меня, кстати, тоже, успела набраться.

Я хихикнула, когда Иннуля инстинктивно отсела подальше от меня в сторону:

-  Ну и шутки у тебя!

-  Да какие тут шутки! Чем богата… Как было дело? Ну, помнишь, ты мне про оброк и барщину совет дала? Я предложила твой вариант Комягину, он согласился. А на самом деле стал эксплуатировать меня вдвойне - что называется, и в хвост, и в гриву… Небо мне и так с овчинку казалось, а тут жизнь стала совсем невыносимой. Что еще оставалось делать? Как-то ночью я выбрала момент, стащила у Егорушки его незарегистрированный «Вальтер PPS» и хотела было уже отправить его к праотцам, но чуть промедлила. Реакция у борова этого будь здоров, интуиция сработала моментально: выбил «игрушку» у меня из рук, заковал в наручники, вызвал своих громил по сотовому. Дальше не помню, бил он меня очень сильно, даже душил, голосовые связки до сих пор не могу восстановить, ну а очухалась я уже в сей обители.

-  Понятно, - подвела итог Иннуся, обрадованная, что «тараканы», действительно, «затихли». – Все-таки ты в рубашке родилась, не иначе. Тебя вообще-то хотели в лесу закопать, но Фомич шустрей оказался: не только у Егоркиных шестерок тебя отбил, но и предварительно снял на видео, как Комягин тебя ногами месил. Сохранился даже эпизод, когда ты лежишь связанная без сознания, а «ребятки» могилу тебе рядом роют. Так что мы еще поборемся: все травмы, которые ты получила, зафиксированы официально, и на фото, и на бумаге, да и еще кое-какой материал имеется. Дорогой ценой, правда, достался, но зато не с пустыми руками я сегодня с этим нелюдем разговаривать буду.

Я покачала головой:

-  Не поможет. Я уже все решила. Достань «машинку», очень прошу. Любую. «Макарова», «ТТ», «Беретту», только не «Вальтер», с ним не сложилось. И не спорь: я вас подвела, я и вытащу. Не зря же я через здешний ад прошла. Все на психиатричку спишут, если факты, которые ты привела, документально подтвердить. Где Олег, кстати?

-  Где, где… На работе. Так что ни на ребят его, ни на него самого сегодня не рассчитывай, мы одни-одинешеньки, по уговору никого из посторонних при нашей дурдом-конференции не должно быть.

Я закрыла глаза. Происходило что-то странное. Какая дурдом- конференция? Может, тараканы мелками своими уже наигрались? Или они у них попросту закончились?

Инна не знала, что и делать, она уже поняла, что меня снова переклинило. Но решила не отступать от намеченного плана, твердила свое:

-  Слушай меня, подруга. Слушай внимательно. Ни одна деталька не должна пойти у нас наперекосяк. Сейчас приедет урод этот, собственной персоной. Я у вас на втором этаже уголок один экзотический присмотрела: с ума сойти – даже пальма в кадке стоит. Там и поговорим. Кстати, пора. Ты как, нормально передвигаться можешь?

-  Вполне. Вот только не самая удачная это идея – с переговорами. Лучше было бы меня перепрятать, раз уж пистолет не можешь достать.

-  Перепрячем. Зубы вставим, ногти сами отрастут. Сопротивлялась ты, по всему видно, как дикая кошка. Но работать дальше сможешь, лицо не пострадало: шрамов нет, а синяки, царапины быстро заживут.

Я встала, однако голова у меня моментально закружилась, в глазах потемнело, и я вынуждена была сесть обратно на траву. Ясно было: в таком своем состоянии вести какие-либо серьезные переговоры я при всем желании не смогу.

-  Ничего не получится, - пробормотала я в полном отчаянии. - Я с утра «галку» схватила, нейролептик такой – галоперидол называется. По первое число всадили, так что крыша отъезжает постоянно. Прости, я совсем не в форме.

Инна задумалась на какое-то время, потеребила пальцами краешек папки с документами, зажатой подмышкой, примерно, как у Марины ДНК, затем придвинулась ко мне поближе:

-  Хорошо, я все поняла. Будешь сидеть чуть в отдалении, и изображать из себя что-нибудь растительное: тыковку, луковку - сама решай. На нас не смотри, в разговор не вникай, делай вид, что совсем в прострации, я тебе потом все подробно расскажу.

На том и порешили.

Нам повезло. В общих чертах получилось все так, как мы и задумывали. С той лишь разницей, что как я ни пыталась изображать из себя тыковку-луковку, многое в мое сознание все-таки проникало.

Бугай, который стоял наготове, никого из пациентов и персонала к нам близко не подпускал. Комягин долго тупо рассматривал пачку фотографий, результаты экспертизы, и в особенности несколько листочков из огромной папки, которую Иннуся держала в руках. Как я поняла, в папке этой на три четверти были просто чистые листы, но как можно было быть уверенным в таком деле?

Дальше начался торг. Сумма отступных вслух не оговаривалась, писалась на каком-то клочке бумаги. Торг шел жесткий, затем Кавалерист сообразил, что и здесь вполне могут продолжаться видеосъемки, да и потом, при передаче денег, его могут сцапать, и выдвинул другое условие: замена. Для меня тут не было особой разницы, деньги все равно на мне повисали, хотя Генералу платить или Иннусе – нюансы все-таки были весьма существенные.

Комягин долго не соглашался на предложенные кандидатуры из Иннусиной картотеки, и я уже подумала, что тут не более чем отговорка, но, как ни странно, в итоге какая-то девочка его все-таки устроила. Жаль, если Оксана - норов обязательно покажет свой, если мы вообще с ней договоримся.

Все. Кавалерист сделал жест, означавший: «Пока!», с тем и удалился, не забыв язвительно бросить в мой адрес: «Всех благ, Анюсик. Ты даже не представляешь себе, как мне жаль, что течение жизненное нас разъединило. Ладно, счастливого тебе плавания, семь футов под килем!»

«И тебе не хворать, козлина вонючая!» – мысленно попрощалась я с ним.

К счастью, Иннуся не стала долго испытывать мое терпение, сразу приступила к делу. Я пыталась сэкономить ей время, как могла.

-  Ну что, так и не удалось Егорку испугать?

-  Ты оказалась права, - неохотно согласилась Иннуля, - вынуждена взять свои слова обратно. Я сказала в прошлый раз, что таких негодяев еще не встречала, но он не негодяй, он – монстр. Был только один момент, когда я его все-таки зацепила: когда назвала три его клички – Мистер, Короткий и Люпен. Не удержался, вздрогнул. Дальше я попыталась перевести все на деньги, он сначала долго торговался, затем вдруг вообще отказался от отступных. А может, с самого начала только делал вид, издевался над нами?

Я благоразумно промолчала, не уточняя, о каких суммах шла речь.

-  Что дальше? Замена?

-  Да, но это, собственно, те же деньги, ты ведь понимаешь, никто из моих девчонок не согласится ни с ним, ни с кем бы то ни было, за здорово живешь дело иметь.

-  Ну и на ком остановились в итоге? Кто оказался «счастливой избранницей», Оксана? – все-таки не выдержала, прервала ее я.

Иннуся молча придвинула поближе ко мне «бук» - портфолио. У него не было ничего общего с моими, но цепляло оно буквально с первого взгляда. Я просмотрела его от корки до корки, забыв обо всем на свете. Хотя на что, собственно, там было смотреть? Джинсики, футболочки, халатики, домашние шлепанцы. Простые, чуть ли не ситцевые, платьица. Волосы, заплетенные в косички, иногда с челочками… Да много чего. Практически одни тестовые фото, но…

-  Марк делал? - спросила я, не сомневаясь в ответе.

-  Он, кто же еще? – благодушно усмехнулась Иннуся.

Да, да, никаких прозвищ, просто имя наверху: Инна.

-  Ты дура? – наконец, дала я выход своему раздражению. – Себя вместо меня предложила? И что мы, собственно, выиграли?

-   Во-первых, сроки. Контракт на год. У тебя он, практически, был бессрочный. Во-вторых, я не работаю на Егора, а только его одного, лично,  обслуживаю…

-  Да он обманет тебя, - не выдержала, не дослушала подругу я. – Не помнишь, как со мной было?

Инна сделала вид, что пропустила мои слова мимо ушей, как лепет новорожденной «тетешки-лелешки», затем достала из сумочки то, что я называла «машинкой». Не «Вальтер», не «Беретту», а маленький дамский браунинг. Достаточный, впрочем, чтобы пробить дырку в любой, пусть даже самой упрямой и титулованной, башке.

-  Это на третье. Вроде как компот.

Я в полном отчаянии покачала головой:

-  Господи, Иннуля, я же тебя так просила! А ты эту чертову игрушку в сумочке держала. Ты что, мазохистка?

-  Ну, мазохистки из браунингов «тыкву» своим любовничкам не пробивают. Да и садистка из меня никакая, не собираюсь я подобные вещи смаковать. Рука не дрогнет, будь уверена, даже в памяти ничего не останется. И момент выберу, чтобы самой чистенькой остаться. Сразу, как только мы договорились, начала эту мыслишку в голове катать. Есть еще четвертое и пятое, тебе интересно?

-  Еще бы! – понимая, что протестовать бесполезно - вопрос решенный, попыталась немного встряхнуться я.

-  Не тебе объяснять, мало радости перейти из одних рук в другие, ты же не будешь потом, как царевна целыми днями взаперти в тереме сидеть? Поэтому я выторговала тебе еще и крышу, тоже сроком на год. Кто бы ни привязался, одного имени будет достаточно, чтобы от тебя, как от чумы, шарахались.

-  Да, сравненьице! – пробормотала я. – Неужели, я, в самом деле, так фиговенько сейчас выгляжу?

-   Нет, ты выглядишь вот так, - Инне определенно надоели мои стенания, и она протянула мне еще один «бук». – Сюрприз года, альбом № 4, заключительный, это уже на пятое, от все того же, легендарного, Марка Минкина.

«Афродита, рождающаяся из пены» – мой любимый снимок. Я даже глаза зажмурила. Затем убрала альбом под халат. Нет, только не сейчас. Когда останусь с собой наедине. И уж тогда не упущу даже малейшую черточку.

-  Как впечатление? – усмехнулась Иннуся. – Вижу, рада. А ведь признайся, что мне позавидовала? Заметила я, как у тебя глазки блестели. Ну что, может, поменяемся? Не хочешь? Тогда последняя новость.

-  Шестая? – уточнила я удивленно.

-  Да, шестая. И самая важная. Я показала твой альбом одному известному модельеру, он пришел в полный восторг. Сказал, что это как раз то, чего ему так не хватало для его новой коллекции. Греция! Хоть и печально прославившаяся на фоне всемирного экономического кризиса, но сейчас вполне в цвет идет. Как насчет того, чтобы прокатиться галопом по Европам, лапушка?

-  Фантастика, конечно. Но какая из меня модель?

-  Обыкновенная, - подбодрила меня Иннуся. – Как говорят в таких случаях: не боги горшки обжигают. Ну а теперь собирайся, пора до дому. Как ты считаешь, недели хватит, чтобы тебя в более или менее сносное состояние привести?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

I

ДВЕ ОЧЕНЬ ГЛУПЫЕ НЕГРИТЯНКИ

    ГЛАВА 2

Мы оба молчали, поглядывая друг на друга с неприязнью. Да, конечно,  Арнольд Бекешин - имя известное в мире высокой моды, но сам человечек, который сидел сейчас напротив меня, ничего особенного собой не представлял. Было в нем что-то не просто женское, а даже бабское.

Знаменитый кутюрье, между тем, в который раз уже перелистывал мою «Афродиту», судорожно пытаясь отыскать в ней хоть какую-нибудь зацепку, но ничего там, как видно, не находилось. Слишком велик был контраст между фотографиями и оригиналом. Наконец, он поднялся, вышел и вскоре вернулся с платьем на плечиках.

-  Переоденься, - указал «железный Арни» на ширму. Я молча повиновалась.

Еще один взгляд, куда более придирчивый, когда я из-за ширмы вышла.

-  Пройдись пару шагов туда-сюда, ну как по подиуму.

Естественно, смотрелась я в его представлении в своем «променаде», как корова под седлом.

-  Да, Марк, умеешь ты друзьям плюху преподнести, - покачало головой мировое «светило» и похлопало ладонью по альбому: - Могу представить себе, в какую сумму тебе это встало, детка. У тебя самой, кстати, нет впечатления, что ты зря потратила свои деньги?

После «лечения» в психиатричке, нервы мои были, как канаты, и уж кому-кому, а такому сморчку при всем желании невозможно было меня смутить.

-  Нет, «это», как вы изволили выразиться, предназначалось совсем для другого дела.

-   Ну и как, «там»-то хоть оно работает? – поинтересовался «сморчок», не удержавшись от брезгливой гримаски.

-  На самом высоком уровне, не сомневайтесь, - все так же дерзко ответила я. – Собственно, не моя идея была прийти к вам, сама-то я плевать хотела на весь ваш драный модельный бизнес.

-  Понятно, - проявил неожиданную проницательность «железный Арни», точнее, его мини-копия, - тебе просто нужно куда-то исчезнуть на время. Сама вряд ли догадались бы, однако подруга твоя определенно не глупа.

Крыть мне было нечем, амбициозность мою как ветром сдуло. Однако хоть положение мое и аховое было, у меня не было ни малейшего желания валяться в ногах у этого женоподобного дебила. Я вдруг как-то сразу, резко, потеряла к нашему разговору интерес.

Однако, как ни покажется странным, Бекешин моментально уловил неожиданную перемену в моем настроении, и тут же сам перестроился, перейдя с фривольного тона на деловой.

-  Ладно, если говорить конкретно, то расклад предполагается следующий:   мы с тобой вдвоем, как только уладим все формальности, летим в Афины на разведку. Потихоньку, без лишней спешки, осмотримся там. Если обстановка окажется благоприятной, я тут же выпишу из Москвы всю свою банду. Организуем пару-троечку показов, несколько фотосессий, и вот тогда только отправимся в тур по Европе. Надеюсь, затея все-таки выгорит.

-  В чем мои функции? – навострила ушки я. Какие-то сессии, туры меня совершенно не интересовали. - Хотелось бы знать поконкретнее.

-   Прежде всего, эскорт. Манеры у тебя есть, язык подвешен, дай бог каждому. Английский знаешь?

-   Слабенько.

-   Придется подучить. На большие деньги не рассчитывай и, поскольку мы едем вдвоем, будешь заниматься самыми разными вопросами. Только когда подтянется основной состав, тогда и перейдешь в модели. Если хватит ума не рваться в лидеры и держаться в середнячках, все у тебя получится. Конечно, если тебя предварительно немного поднатаскать. Вопросы имеются?

-  Да. Вдвоем тяжело будет управиться. У меня есть подруга, как насчет того, чтобы ее с собой прихватить?

Бекешин насторожился:

-  Она что-нибудь умеет или тоже из ваших?

Я кивнула:

-   Такая же корова, как и я.

Мой расчет оказался верным: одновременный бесплатный секс с двумя молоденькими девчонками способен скрасить любую поездку. А уж если они профессионалки, черт с ней, с работой, иногда можно и отдохнуть. Теперь оставалось лишь одно: уговорить Оксану. Не понятно только, зачем она мне понадобилась?

Разумеется, ни один вопрос нельзя было решить без Иннуси. Если честно, мне было боязно в этот раз встречаться с ней. Дружба дружбой, но такая жертва… Я ничуть не обиделась бы на нее, если бы она вдруг сказала, что передумала, и Комягин оказался ей не по зубам.

-  Как ты? – спросила я. Хотя могла бы и не спрашивать.

-  Нормально, - сухо ответила моя «добрая самаритянка».

-  Я не произвела особого впечатления на Бекешина. Ты же знала, что я засыплюсь, зачем посылала? Нет уверенности в слове, данном Егором, хочешь услать меня подальше, с глаз долой? Так и скажи. Никак в толк не возьму, какой смысл мне вообще сейчас уезжать? Деньги надо ковать, раз уж я в строй вновь вернулась, а тут сфера, в которой я ни уха, ни рыла не смыслю. Ты пойми, при моем возрасте, внешних данных и отсутствии божьего дара карьеру в таком серьезном бизнесе не начинают. К ней надо с детского сада готовиться.

Инна задумчиво покрутилась в кресле, затем вздохнула:

-  Собственно, я хотела как лучше. Но если ты так решительно настроена против, можешь и отказаться. Замена тебе в два счета найдется, ты свои способности и возможности правильно оценила. Вот только я бы советовала тебе предварительно хорошенько все взвесить, не рубить с плеча. Комягина тебе больше бояться нечего, он тебя пальцем не тронет. За крышу, которую я тебе у него выторговала, конечно, придется отстежки постоянно делать. А как ты хотела, партизанить по-прежнему? Что ж, рискни. Может, предупредят для начала, а могут и сразу серной кислотой в лицо плеснуть. Не ты первая, не ты последняя. Я же не могу тебя от всех московских отморозков сразу защитить? Еще тебе нужен статус, один только Фонд Магдалины тебя не спасет. Все понимают, что это только прикрытие. Одного взгляда на тебя более чем достаточно, чтобы догадаться, сколько ты зарабатываешь. Никого ведь не интересует, что ты в долгах, как в шелках, кому охота вникать в такие подробности? Модель – другое дело, особенно если найти хорошего покровителя, пусть даже фиктивного. К ним таких вопросов обычно не возникает.

-  Ладно, - вздохнула я, - будем считать, что ты меня убедила. Вот только одна я этого старого кобеля не потяну, тем более, бесплатно.

Иннуля рассмеялась:

-  Ну, во-первых, какой же он старый? А во-вторых, он что, должен за какие-то совершенно ничтожные услуги тебе еще и деньги платить? Да, ты правильно определила - он не просто кобель, жеребец даже, не знаю уж, откуда в таком возрасте силы берутся, но для серьезного дела можно и потерпеть.

-  Просьба: дай мне Оксану в помощь. Я с ним договорилась.

Инна задумалась:

-  Оксану? С чего бы вдруг? Девочка хорошо работает, не просто с огоньком, но проявляет даже порой чудеса изобретательности. Впервые в жизни вышла на хорошие деньги, оделась, обулась, ты ее давно видела? Теперь и не узнать. Да и прореху подобную в своем штате я так просто не залатаю. Ты уверена, что именно она тебе нужна? Может, подберешь какую-нибудь другую кандидатуру? Картотека к твоим услугам.

Я присмотрелась внимательнее к своей «товарке», и успокоилась. Понятно, розыгрыш. Вот если бы она говорила серьезно, я бы ее прибила. Ей-богу!

Инна, наконец, не выдержала, расхохоталась. В сущности, плевать ей было на какую-то там Оксану. Во всяком случае, вовсе не повод для того, чтобы конфликтовать с закадычной подругой. Добра этого – пруд пруди.

-  Ладно, я, конечно, утрирую, но давай на совесть: я ее уговаривать, а тем более руки выворачивать, не стану. Сможешь сама убедить – никаких возражений, ну а если нет – увы!

Я кивнула, такой расклад меня вполне устраивал, в моей сумочке было более чем достаточно аргументов.

-   Еще один вопрос, не менее важный. Насчет Реабилитационного центра, ты не передумала?

Инна насторожилась:

-  Предположим, нет. Но мне там один раз отлуп уже дали.

-  Ну и что, ты такая вся гордая из себя, злопамятная? Во-первых, с тех пор у тебя изменился статус, за тобой теперь ого-го какая фигура стоит, а главное – освободилось место. И мне очень не хотелось бы, чтобы его кто-то с боку припека занял.

-  Считай, не гордая и не злопамятная. Вот только не верю, удастся ли тебе меня пропихнуть. А так… кому не хочется стать «золотой рыбкой»?

Начать я решила с Немальцыной, предполагая самое худшее, однако та на удивление легко восприняла как мой неожиданный отъезд, так и вариант замены, который я себе подыскала.

-  И вы, действительно, не держите зла на меня? - решила я все-таки уточнить, с недоумением.

-  Зла? За что? – удивилась  моя начальница. – У тебя появилась возможность повысить свой статус, ну так это не только для тебя, но и для всех нас прекрасно. Плюс – он всегда плюс. Более того, ты давно уже просила расширить твой участок работы в Центре, считай вопрос решенным, можешь хоть сейчас закатиться в ближайший ресторан и отпраздновать свое повышение. Ты нашла себе идеальное прикрытие, там, в Европе, будешь делать то, что не могла здесь: искать попавших в беду девчонок. Список имен, фотографий, примет особых я тебе дам и буду дальше подсылать регулярно. Все, что от тебя требуется - отыскать их, буквально достать из-под земли, как свинья трюфель, остальное уже не твоя работа. Мы найдем способ вернуть их на родину, система давно отлажена. Но учти: получать будешь сдельно - нет результатов, нет и оплаты, а расходы все на тебе самой. И еще: ты там не одна такая, так что конкуренция будет весьма жесткая, а список на всех один. Кроме того, желательно было бы пройти тщательный инструктаж. Время у тебя есть, надеюсь? За пару часов тут не уложишься.

-  Есть, конечно, - радостно отозвалась я. Такого варианта развития событий я никак не предполагала.

Вообще, все оказалось наоборот. Вопреки моим предположениям, камнем преткновения оказалась вовсе не Немальцына, а Оксана. Ее возмущение было настолько бурным, что я впервые усомнилась, зачем я придумала себе лишнюю заботу. Этой непроходимой дуре такой шанс предлагают, а она уперлась в какие-то жалкие гроши. Квартиру ей хотя бы в ближайшем Подмосковье, видите ли, захотелось! Почему сразу не коттедж на своей «незалежной». К пенсии как раз получится.

Наконец Ксана немного успокоилась и спросила меня напрямую:

-  А в чем, собственно, дело?

-  Да тут одна английская старушка детектив неплохой написала. «Десять негритят», называется. Так вот, сюжет там состоит в том, что десять человек собрались вместе и постепенно их становится в живых все меньше и меньше, а трупаков - то не было ни одного, а тут вдруг все больше и больше. Хорошая книжка. Я специально для тебя экземплярчик купила, вот забери. Заодно и сама лишний раз перечитала. Но это я так, забочусь о твоей эрудиции, чтобы было, при случае, о чем с клиентами поговорить. Скажем, гонорар тебя не устроит или еще что. А вообще, я пришла сюда по твоей просьбе: ты интересовалась, помниться, судьбой своей закадычной подруги Вики, мне вот тут дали кое-какие фотки, хочешь посмотреть, нет ли ее среди них, случайно?

Дойдя до цели, Оксана побледнела, но пролистала, тем не менее, всю пачку до конца.

-  Узнала? – на всякий случай уточнила я.

Оксана молча кивнула.

Я мрачно усмехнулась:

-  Было нас трое, осталось двое, или как в книжке написано:

Трое негритят в зверинце оказались,

Одного схватил медведь, и вдвоем остались. (Перевод Л. Беспаловой).

Я посерьезнела, мне самой было не до смеха:

     – Я что еще хотела спросить: среди этой мертвечины Вика самая свеженькая, остальные в земле гораздо дольше пролежали, да и закопаны были, видать, надежнее – среди них тебе никто не показался знакомым?

Оксана подняла взгляд и ответила твердо, зло глядя мне в глаза:

-  Нет. Никто. Да и с Викой у меня нет уверенности. Шляется где-нибудь, наверное. Я-то умнее оказалась, далеко никогда не уезжала, а этой шалаве все равно было: хоть на Кавказ, хоть на Колыму. Очень хотелось белый свет посмотреть. Посмотрела. Ну а ты как, узнала кого-нибудь?

-  Да как их узнаешь? – пожала я плечами. - Одно слово: мешки с костями. Мама родная и то не различит.

-  Понятно, а что там дальше было? В книжке, я имею в виду.

-  Так, ерунда:

Двое негритят легли на солнцепеке,

Один сгорел – и вот один, несчастный, одинокий. (Перевод Л. Беспаловой).

Оксана кивнула:

-   Понятно. Момент подоспел, слишком жарко стало? Когда едем?

-   Да можно хоть завтра, но тебе ведь еще паспорт надо сварганить.

-   Зачем? Он у меня уже есть.

Я так и присела: вот тебе и квартирка в Подмосковье, коттедж в «незалежной». Мысли-то у нас, оказывается, давно уже в одинаковом направлении работали.

-  Обратно вернемся?

-  Я – точно. А ты уж решай, как знаешь.

-  Хорошо, я согласна. Ну а тот, последний, какова его судьба? Раз уж начала, колись по полной программе.

-  Ужас! Кошмар! Врагу не пожелаю.

Последний негритенок поглядел устало,

Он пошел повесился, и никого не стало. (Перевод Л. Беспаловой).

-  Ну уж этого они не дождутся, - хмуро пробормотала «гарна украiнська дiвчина». – Если только рак на горе свистнет.

-  Я тоже так думаю, - охотно присоединилась я к ее мнению.

Я не удержалась все-таки от того, чтобы не порадовать Иннусю. И не по телефону, лично. Та, хитро прищурившись, внимательно посмотрела на меня:

-  Ну и как Оксана?

- В полном порядке. – Я вынула из сумочки злополучную пачку фотографий и протянула ее моей спасительнице:

     -  Такие аргументы! Не хочешь взглянуть?

     -     Боже упаси, - побледнела Иннуля, но тут же перестроилась на деловой

лад.   Жизнь продолжалась.  –   Кстати,   тебе не  приходила  в  голову  мысль

организовать помимо основного свой, точнее, теперь уже наш, маленький бизнес?

Ну, мы давно уже понимали друг друга с полуслова.

-  Ты просто угадываешь мои мысли, не знала только, как к тебе с таким вопросом подступиться, - спокойно ответила я. – Только учти: в этом деле главное   –   не   переборщить.   Ребята    из   наших,  да  и  не  только  наших, детективных агентств, не раз ко мне с подобными предложениями подкатывали, но я не дура: спалиться тут можно в два счета, а такую непыльную работенку не хотелось бы терять.

-  Подключим Егорку, - усмехнулась Иннуся, по-прежнему нахально глядя мне прямо в глаза.

-  И что потом? – не на шутку разозлилась я. – Ты так стала доверять Егорке? Или хочешь отнять бизнес у Немальцыной и занять ее место? У меня к тебе только одно предложение – не усложняй то, чем я сама занималась: качай информацию из девчонок, с которыми будешь общаться, на всю катушку, но Немальцыной сцеживай из того, что просеяла, строго то, что проходит по ее списку. Остальное – наше. Если я их там, за границей, отслежу, продадим координаты, кому скажешь, и половина гонорара твоя. В остальном все по-честному: работаем только на Немальцыну, и ни на кого больше.

-  Ладно, ладно, - криво улыбнулась Иннуля. – Будем считать, что я просто неудачно пошутила.

Неудачно пошутила! Вот тебе и десять негритят! Даже с лучшими подругами всегда нужно ухо востро держать. Впервые у меня закралось подозрение, что с Комягиным Иннуся связалась не просто для того, чтобы меня выручить, а больше, чтобы закрутить какую-то свою, ей одной ведомую, интригу.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

II

ПОЦЕЛУЙЧИК

ГЛАВА 1

При всем желании я не могла понять, зачем я потащилась в эту чертову Грецию. Просто спасалась бегством? Что ж, и такое не исключено: в свете моих недавних похождений, я была бельмом на глазу у всех, кого я только знала.

А может, наоборот, мной двигало намерение, как следует подготовиться к тому, что меня дальше ожидало? Но на Кипре я тоже о многом мечтала, а что получилось в итоге?

Клин клином вышибают. Хоть я и боялась себе признаться в этом, но пребывание в психиатричке в чем-то очень помогло мне, я полностью избавилась от невеселых своих воспоминаний, вообще от всех комплексов. Однако потрясение было слишком сильным и, как результат, сработал эффект замещения: появились новые воспоминания и новые комплексы, от которых мне теперь, в свою очередь, предстояло избавляться, причем «долго и больно».

Что человек может чувствовать, стоя на краю уютной могилки, заботливо вырытой для него в самой чаще леса, если его предварительно избили до полусмерти, и чуть было не задушили? Может быть, облегчение? Я испытываю до сих пор запоздалую ярость, но, с другой стороны, и удовлетворение на уровне оргазма – я ведь победила. А уж какой ценой… Важнее всего результат.

Но вот потом, когда самое страшное, казалось бы, осталось позади…

     Я понимала, конечно, что меня надо было спрятать так, чтобы ни одна собака не разнюхала и, уж тем более, не раскопала. И тем не менее…

Психиатрия в большинстве своем не лечит, все, на что она способна, если болезнь прочно угнездилась в человеке – снять на время приступ, отпустить д-шку (больного, состоящего на диспансерном учете) домой, чтобы потом, через какое-то время, в карете с бравыми санитарами вернуть его в родную обитель обратно. Как ни странно, к «хроникам» относятся в «психушках» с уважением. Они, как правило, держатся вместе, не терпят «чужих» в своих палатах, соблюдают относительную чистоту, порядок, знают свои права и конфликтуют с медперсоналом лишь в исключительных случаях.

Есть допризывники, которые хотят «откосить» от армии, уголовники, мечтающие улизнуть тем же макаром от тюрьмы, и те, и другие, как правило, беспредельщики, боже упаси вас связываться с ними.

Всех прочих валят в общую кучу: в одной палате могут быть и шизофреники, и депресушники, и маразматики, и алкоголики, и наркоманы и вполне здоровые люди, которые редко вырываются оттуда без потерь.

Не верьте, если вас будут уверять, что психические болезни не заразны. Общение с представителями вышеперечисленных категорий, которые постоянно капают вам на мозги своими рассказами о киллерах, которые на них годами охотятся (но почему-то не убивают), вампирах, которые присасываются к ним по ночам и пьют из них кровь (почему именно к ним, а не к другим людям? Что у них за кровь, интересно, такая?), «голосах», которые ими управляют и открывают им космические, великие тайны бытия, другим людям неведомые, подкрепленные соответствующими таблетками и уколами, очень быстро начнут разрушать структуру вашей личности. И если уж вы сподобились каким-то образом попасть в этот рай, не надейтесь на то, что вас оттуда сразу  выпустят. Вас могут держать там месяцами и даже годами. Но и когда выставят за ворота, непременно поставят на учет, и не устроиться вам потом на приличную работу.

Там, в лесу, могилки я избежала, но когда здесь в первый день попыталась доказать, что я не верблюд (верблюдица), меня тут же упекли в надзорную (наблюдательную) палату на место «экса» (покойника) – только что умершей бабульки. Можете представить себе, на каком матраце я лежала, сколько поколений по большому и по маленькому справляло в него нужду.

Не знаю, выкарабкалась ли бы я вообще со своим вздорным характером оттуда, если бы не мой ангел-хранитель – медсестра, которую я прозвала Ангеликой (не путать с Анжеликой), так как ее спокойствие и доброжелательность поражали настолько, что казалась она не от мира сего. Настоящее ее имя я так никогда и не узнала, нанял ее в какой-то частной клинике неврозов все тот же Леонард Чупилин, который, собственно, вместе с Игорем Карловичем и упек меня сюда.

Что я еще помню? Тем миром, в котором я пребывала, управляли, в основном, три вещи: продукты, курево и деньги. Еще, конечно, знание, но знание управляет всем.

К примеру, если вы сами не принесете себе еду из столовой, никто кормить вас не будет.

Таблетки, уколы, которые применяются в подобных заведениях вызывают, частности, неутолимый голод, а в меню присутствует, в основном, капуста, да подкрашенная водичка вместо чая, все остальное разворовывается персоналом, да и вообще – на всех не напасешься.

Туалет – отдельная песня, так как никаких кабинок, стульчаков там предусмотрено не было, просто род насестов вдоль стены с дырками в полу. Если надеть на тапочки бахилы, можно было, конечно, добраться туда и обратно без последствий, в противном случае ничего не оставалось, как брести по зловонной жиже, которая потом разносилась по коридору и палатам.

Насилие? Не верьте! Страшилка! Зачем? Если за две-три сигареты желающих удовлетворить какого-нибудь дебила-санитара было и так хоть отбавляй. Соответственным образом, только дороже, от притязаний можно было и откупиться.

Ангелика приходила каждый день, запастись чем-то впрок было совершенно нереально, крали, отбирали все, что только можно.

Холодильник? О чем вы? При таком-то «коммунизме»? К чему? Устроить очередной Бермудский треугольник? Их и так было здесь пруд пруди.

Ангелика совала деньги медсестрам, санитарам и санитаркам, тихо, но очень убедительно о чем-то с ними беседовала, но это не всегда спасало. Если уже через несколько часов после ее ухода я оставалась без того, что она приносила, то легко могла нарваться на укол, наглотаться таблеток, и тогда память как отшибало.

Если возникало подозрение, что вы только делаете вид, что таблетки  глотаете, а на самом деле потом незаметно их выплевываете, вам могли расковырять весь рот пальцами, а потом с победным криком, найдя искомое, всадить вам взамен укол. Неважно чего. И бесполезно допытываться, чем вас лечат, это вообще было тайной из тайн, а излишнее любопытство заканчивалось, как обычно, двойной дозой. Куда проще знать всякие хитрости: например, запивать таблетки молоком, ищи потом черную кошку в черной комнате, то бишь, белую таблетку в белом кефире или молоке.

Но самое страшное – это зараза. Вши, грибок, «тубик» (туберкулез), любой из гепатитов на выбор, а то и все сразу, полный комплект.

Собственно, рассказывать можно и дальше до бесконечности, но, что самое странное: когда перед отъездом я решила оживить в памяти свои воспоминания, пройдясь по местам «боевой славы», медсестра, которую я упросила быть моим Вергилием, с ловкостью фокусника упрятав, я даже не поняла куда, сунутую ей денежку, провела меня по маршруту, не имеющему ничего общего с тем, что присутствовал в моих воспоминаниях. В чистых, просторных палатах мужчины играли в шахматы и домино, читали, женщины вязали, смотрели телевизор. Конечно, все ходили обколотые, заторможенные, порой даже по стеночкам, но туалеты были вполне приличные, и даже можно было каждый день принимать душ. Я даже врачей, трезвых и благожелательных, сподобилась увидеть, что вообще было чудом из чудес. Вот таким образом в одном и том же помещении соседствовали ад и рай - божественная комедия, просто я, волею обстоятельств, оказалась не там, где надо.

ГЛАВА 2  

Только здесь, в Афинах, мне стало ясно, зачем я сорвала с места, потащила за собой Оксану. Меня иногда так переклинивало, хоть криком кричи, да и без «фени» - феназепама, я еще долгое время не засыпала. Ну а с Бекешиным все сбылось, будто цыганка нагадала. И, конечно, Оксана здорово скрашивала мне тоску отношений с немолодым похотливым самцом, да еще творческой личностью (то бишь, наделенным безграничной изобретательностью). Как ни странно, для Оксаны такие вещи были внове, и она во всем шла навстречу Арнольду с большим энтузиазмом.

Переговоры по части запланированного дефиле раскручивались медленно, греки вообще, в основном, народ на редкость неторопливый и необязательный, они только по части обещаний всегда сама любезность и готовность. Однако Бекешин был не новичок в своем деле, у него хватало и необходимых знакомств, и денег, и времени, чтобы особенно не торопить события.

Надо отдать ему должное – он хорошо знал европейскую специфику, не подкладывал нас под нужных лиц, как это сплошь и рядом принято в России, а даже наоборот – тщательно оберегал от нежелательных контактов. Загреметь здесь в тюрьму или нарваться на огромный штраф за нелегальное занятие проституцией было совершенно естественным явлением. Тем более что одного только слова «русский» достаточно было, чтобы изначально подозревать человека во всех смертных грехах. Причем, что самое смешное, здесь «русскими» называли всех, кого ни попадя: даже армян и киргизов. Как и всех наших проституток неизменно величали Наташами.

Слава богу, Оксана вовремя поняла правила игры и вела себя с этой точки зрения безукоризненно. То есть, с первых же часов пребывания в Афинах, мы полностью «забили клин» на мужчин. Да, собственно, и времени у нас свободного почти не было: постоянно какие-то вечеринки, презентации, мы даже не женщинами были, а скорее, вешалками. Я, конечно, не упускала ни одной возможности познакомиться с местными достопримечательностями, но вообще-то знаменитый город, когда-то «столица мира», меня сильно разочаровал: грязный, непритязательный, больше азиатский, чем европейский. Конечно, если хорошо подготовиться, обладать богатым воображением и соответствующими званиями, можно было бы увидеть немало интересного, но порой эти великие в далеком прошлом развалины буквально осточертевали, надоедали до зубной боли.

Бекешин быстро раскусил во мне деловую хватку, поэтому я все больше и больше времени занималась переговорами, разъездами, составлением бизнес-планов, выстраиванием рабочих графиков. Но кое-что выкраивалось и для того, чтобы подтянуться в той профессии, которую мне моя лучшая подруга подсуропила: я не упускала ни одного модного показа, решила взять несколько уроков у какой-нибудь из местных профессионалок. Однако особенно меня заинтересовала коллекция дефиле Бекешина на дисках, с которой он в своих поездках никогда не расставался. Если быть честной до конца, я ее у него просто сперла, то есть, скопировала на внешний жесткий диск и изучала при каждом удобном случае, забив ею даже свой смартфон.

Наши отношения с Оксаной день ото дня становились все напряженнее. Я не понимала, откуда у нее вдруг взялся тот соревновательный дух, который буквально обуял ее. Она стремилась вытеснить меня напрочь из наших интимных отношений с Бекешиным, быстро сориентировалась относительно работы на подиуме, которая ей предстояла, и даже вскоре с большой форой обогнала меня, какие усилия я ни прилагала. Была только одна сфера, в которой она ничего не смыслила: бизнес, но в него она и не влезала. Хватало ума.

Я решила поделиться своей идеей насчет уроков с Арнольдом, но тот лишь скептически покачал головой в ответ на мою просьбу.

-  Гиблое дело. Ты просто здешний модельный мир не знаешь. Такая ревность к славянкам! Считается, что за одну русскую трех местных дают. Да и вообще, по пальцам можно пересчитать гречанок, которые известны в Европе, я бы даже меньше назвал: двух-трех, не больше. Могу дать совет: возьми лучше в учителя какого-нибудь парня. Правда, они почти все в этом бизнесе геи, но, по крайней мере, и деньги потратишь не зря, и приставать не будут. Ты как к «голубым»-то относишься? Может, предубеждения какие-нибудь имеются? Тогда беру свой совет обратно.

-  Да нет, какая мне разница, - пожала я плечами. – Каждый сам своей судьбой управляет.

Арнольд хотел было удалиться, потом задумался.

-   Слушай, я даже готов оплатить тебе твои уроки. Ты ведь по-гречески ни бум-бум, а дела вести надо. Вот тебе и готовый переводчик заодно, при условии, конечно, если он еще и языки знает. Только сама не парься, я с ребятами поговорю, кто-нибудь да отыщется.

Олкимос материализовался, словно из воздуха. Я, как часто в последнее время бывало, ужинала в одиночестве в кафе «Мелина», на которое давно глаз положила: уж больно приветливый был здесь хозяин, такие комплименты мне делал, что я совершенно не чувствовала себя «Наташей».

Ко мне подсел невероятно красивый парень, на вид лет двадцати трех -двадцати пяти, почти двухметрового роста. Он постоянно улыбался, не упуская ни одного случая лишний раз показать свои безупречные зубы, и вообще был на редкость смешлив. Еще бодр и очень приветлив. Я почувствовала, что мы с ним сработаемся, однако вечером нас с Оксаной ждал сюрприз.

-  Все, девочки, отдых закончился, – Бекешин был и обрадован и угнетен одновременно. -  Предлагаю закатиться на пару-троечку дней поближе к морю, в Лутраки, затем сюда приедет моя команда в полном составе. Ну а дальше сами увидите: наша профессия – тот еще дурдом.

Я вздохнула с облегчением: трудностей я никогда не боялась, а хотелось проявить себя, наконец, в деле по-настоящему.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

II

ПОЦЕЛУЙЧИК

ГЛАВА 3

Приехала «команда», о которой говорил Бекешин. Нам пришлось перебраться на специально снятую загородную виллу. С одной стороны, чтобы пожалеть сердца горячих афинских мужчин (кого-то и инфаркт мог хватить!), с другой, чтобы не дразнить гусей, я имею в виду местных конкуренток. Я и сама просто с ума съехала от такого обилия женской красоты, нарядов, косметики. И тут же скукожилась похлеще серой мышки. Что интересно - я ждала этого дня как манны небесной, чтобы хоть в какой-то степени свести на нет козни Оксаны, но оказалось, что все мои предыдущие невзгоды были лишь семечками.

«Пара-троечка дней на море» в прекрасном местечке Лутраки (80 км от Афин), достались в основном все той же «гарной украiнськой дiвчине». Я же постоянно сидела на телефоне, в перерывах моталась в Афины, договаривалась там по всем вопросам (в том числе, и о вилле). Пару раз мне, правда, удалось искупаться, но не загореть.

Сейчас же я вдруг оказалась вообще никому не нужна, ощутив полную свою ничтожность.

Моя деловая хватка? Здесь были такие зубры, которые могли маме родной глотку перегрызть.

Мои уроки, попытки чему-то научиться по дискам? Моделями рождаются, и только потом становятся.

Между тем колесо закрутилось так, что чертям тошно стало. Нескончаемые фотосессии, переговоры чуть ли не по всему миру, реклама в газетах, журналах, на телевидении. Спонсоры, поклонники, презентации, визиты звезд. Был даже арендован частный самолет.

К счастью, меня выручил Поцелуйчик (Олкимос раскрыл мне прозвище, которым его называли  в узком кругу самые близкие его друзья и знакомые). Он помогал мне до приезда «команды Арни», но не оставлял без внимания и потом. Представлял всем подряд: прежде всего коллегам по модельному бизнесу, в их числе своему официальному «другу» Иэросу, даже своей многочисленной родне. Ну и, конечно, учил меня, как мог, профессиональному мастерству. Как-то он увидел в моем портмоне ту знаменитую фотографию, сделанную на Кипре, и попросил разрешения переснять ее. Я не удержалась от того, чтобы показать ему свои знаменитые портфолио, от которых он вообще пришел в дикий восторг. Пришлось даже подарить ему несколько фотографий (копии, разумеется).

Пыльные камни вдруг ожили благодаря рассказам Поцелуйчика, и Афины (в первую очередь, Акрополь, Парфенон), как и вообще вся Греция, вдруг открылись для меня словно по волшебству во всей своей красе. Мы гоняли с утра до вечера на мотоцикле Олки, сидели в маленьких кафе, киношках, шлялись по лавчонкам и магазинам. Но ничто не длится вечно.

Бекешин так и не решился на расширенный показ в Афинах. Как он и планировал, организовал лишь пару дефиле для самой избранной публики, коллег, журналистов. Что было тому причиной, я так и не поняла: может, он боялся провала? Но, собственно, так и задумывалось с самого начала: Арнольду важен был лишь сам факт нашего старта из Афин.

Как-то вечером ко мне подошла Оксана и со счастливым видом хлопнула меня по тому месту, откуда ноги растут:

-  Ну что, подруга, а не пора ли нам обмыть договорчик?

У меня хватило ума не задать так и просившийся на язык вопрос, что за договор она имеет в виду, но Оксана сама по моему ошарашенному виду моментально обо всем догадалась и прикусила язык.

-  Я в том смысле, не пора ли нам присоединиться к фуршету? Завтра ведь мы отсюда уезжаем.

-  Конечно, пора, - сумев взять, наконец, себя в руки, улыбнулась я. – Ты уже собрала вещи?

Оксана махнула рукой.

-  Ну не все, осталось еще. Но я не собираюсь сегодня напиваться.

Мы влились в общую компанию. Были только свои, поэтому никто особенно не наряжался. Царило всеобщее благодушие, граничившее с ликованием. Как обычно бывает у людей, измученных ожиданием. В какой-то момент я все-таки не сдержала обиду, и, вместо того, чтобы хорошенько обдумать сложившуюся ситуацию и выбрать более подходящее время,  ринулась к Арни, чтобы высказать ему все, что я о нем думаю.

-  Ну а что ты хотела, Анюта? – спокойно ответил Бекешин на вопрос о моей дальнейшей судьбе. – Ты сама подложила себе свинью. Зачем надо было приглашать с собой подругу? Вакантное место было только одно, конкуренция тоже свободнее некуда. А победа достается сильнейшим. Но ты не беспокойся за себя, ты будешь с нами все турне. Разумеется, только на подхвате. Считаю, тоже неплохо. Для начала.

-  То есть, «подай – принеси»? Каждой бочке затычка? Или, пардон, наоборот – каждой затычке бочка?

Но Бекешина было не смутить.

-  Все будет нормально, Анюта. Кстати, вот деньги, их надо передать Олкимосу. А это твоя доля, тут даже небольшая премия. Вы хорошо поработали, вполне поощрение заслужили.

-  Спасибо и на том, - холодно ответила я, но деньги взяла, разумеется.

Бекешину явно не понравился мой тон.

-  В принципе, если не хочешь ехать с нами, наш «драный модельный бизнес», как ты в прошлый раз выразилась, прекрасно обойдется без тебя, - процедил он сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость.

Я тут же постаралась стушеваться:

-  Простите меня, Арнольд Евгеньевич. Конечно, вы правы, я сама во всем виновата.

-  То-то, - милостиво согласился умерить свое негодование «мэтр».

Поцелуйчик ждал меня на нашем условленном месте.

-  Аня! Я не узнаю тебя, - покачал он головой возмущенно. – Ты впервые за все время нашего знакомства опоздала. На целых пятнадцать минут. Да еще умудрилась отключить телефон! На тебя такое совсем не похоже. Нас ведь ждут. Ты не забыла?  Завтра ты уезжаешь, а сегодня твои проводы.

Я расхохоталась. Пятнадцать минут опоздания! В стране, где не только могут опоздать на час или два, а и вообще забыть о назначенном свидании. И кто бы делал мне замечание? Сколько я своего греческого друга на сей счет дрессировала, и сколько раз он сам меня подводил?

-  Прости, Олки, - со вздохом проговорила я, наконец, чувствуя, что мой смех вот-вот перейдет в истерику. – Я никуда не поеду сегодня. Совсем нет настроения. Извинись за меня перед ребятами. И… давай прощаться. Вряд ли нам когда-нибудь еще доведется свидеться. Я просто пришла тебе деньги передать от Арнольда, а так просто позвонила бы по телефону. У нас там тоже междусобойчик, я обязана присутствовать на нем. Пока!

Я развернулась, но Поцелуйчик задержал меня. И совсем обалдел, увидев на моих глазах слезы.

-   Анюта! Анечка! Что с тобой?

У меня не было никакого настроения обсуждать с кем-либо свои проблемы. Пока я шла к Олкимосу, я уже практически успокоилась. В поведении Бекешина, действительно, не было ничего для меня оскорбительного. И вообще, что такого, непоправимо страшного, произошло?

Я хотела исчезнуть на время? Меня никто не отправлял обратно.

Я рвалась начать выполнять свою новую работу в Фонде? Руки у меня теперь, наоборот, были развязаны, просто идеальный вариант.

Возможность лишний раз поучиться стильно, со вкусом, одеваться, поднатореть в искусстве макияжа, чтобы затем подняться еще на ступеньку выше уже в своем бизнесе? Да ради Бога!

Что на другой чаше весов?

Одни только эмоции, какие-то совершенно необоснованные обиды, построенные на таких же непомерных, ничем не подкрепленных, амбициях. Хотя… почему бы не поделиться всем этим с человеком, который так хорошо ко мне относился, фактически стал моим другом, и которого я никогда больше не увижу?

-  Ты знаешь, что самое обидное, - закончила я свой рассказ, не удержавшись все-таки от того, чтобы не разреветься. – Я хотела им замечательную идею предложить: взять тебя и троих-четверых твоих ребят в команду. Арнольд все построил в своем показе на Греции, но где она? Да, я понимаю, конечно, ваших знаменитых манекенщиц нанять – никаких денег не хватит, они и так нарасхват, но вы, вот вы могли бы произвести прекрасное впечатление.

Олкимос усмехнулся:

-  Анюта, какая же ты наивная девочка. Нет Греции в этом турне Бекешина? Посмотри внимательнее свои портфолио. Там Грецией дышит каждая фотография. Да, ты не Клаудия Шиффер, ты вообще не модель. Над тобой в этом смысле надо работать и работать, а возраст уже не тот. Но тебя обокрали, Анчик. Все оформление, рекламная компания задействованы на тебе, но от тебя в них только образ, легкая дымка, самой тебя нигде нет и в помине. Я не знаю, как Бекешин будет расплачиваться с Минкиным, но, если по справедливости, им никак невозможно договориться в данном случае, минуя тебя. Я промолчал в прошлый раз, когда ты выкладывала передо мной свои богатства, но руку Минкина не только я, многие в мире знают. Он фотограф от Бога, входит в десятку лучших в своем бизнесе. Да, конечно, ты совершила большую ошибку, не скрепив ваши отношения с Бекешиным договором прежде, чем ехать в планировавшееся турне, оставив все на потом. Но и Минкин опростоволосился, дал маху, не оформив договор на свои услуги. Я понимаю, он не хотел платить налоги и, как у вас говорят, откат, бандитам, полагал, что делает свои уникальные портфолио для проститутки, и твои фото никак не попадут на столь высокий уровень. После скандала с вашим киллером Александром Солоником и его подругой – моделью Светланой Котовой, мы здесь, в Греции, узнали много из того, как у вас в России ведутся дела. Но, как бы то ни было, все фотографии теперь – твоя полная собственность, и, при случае, ты можешь доставить Бекешину немало неприятностей.

-   Господи! Котова, Саша Македонский, когда это было? - мрачно усмехнулась я. – Вы что же, до сих пор судите о России по столь отдаленным временам? А может, ты не случайно упомянул имена этих людей? Хочешь пожелать мне их участи?

Поцелуйчик пожал плечами, сильно раздосадованный. Пожалуй, таким я его видела впервые, да и вообще представить себе раньше не могла.

-  Ладно, проехали, - вздохнул он, наконец, и поцеловал меня на прощание в щечку. – Удачи тебе во всем!

-  Стоп! – остановила я разобиженного грека. – Ты что-то конкретно хотел мне сказать?

Олкимос не мог так быстро справиться со своей обидой. Я его не торопила, давала время прийти в себя.

-  Я просто хотел предложить тебе бизнес, - ответил он, наконец, не очень уверенно.

-  Бизнес? – насторожилась я. - Ну так бы сразу и сказал. Зачем тянул кота за хвост? Бизнес это как раз мой мир.

-   …на котором ты не заработаешь ни копейки.

Да, с ума сойти, действительно, бизнес! Просто спал да упал! Я даже присвистнула от удивления:

-  Ну, Поцелуйчик, ты не просто красив, как бог, ты еще бог по части сюрпризов. Разве это бизнес? У нас, русских, это называется надувательство, мошенничество, ну а если по новомодному – «развод».

-  …но зато тебя будет знать каждая собака в Греции. – Наконец-то закончил Олкимос свою трехступенчатую мысль. Этим он меня окончательно добил.

-  Слушай, ну и зачем мне ваши греческие собаки, которых ты собрался всех мне на шею навесить? У нас и в России такого добра завались.

Конечно, Олкимос не понимал и половины моего фразеологического юмора, он слишком плохо знал для этого русский, но парень он был упрямый и продолжал гнуть свою линию.

-  Аня, я друг, но я – никто, все, что я могу сделать – познакомить тебя с нужными людьми.

-  Бескорыстно? – с иронией уточнила я.

-  Нет, конечно, - честно ответил Поцелуйчик. – У меня тоже есть свой интерес, а еще мне немного заплатят, как посреднику. Если хочешь, эти деньги мы можем поделить поровну, фифти-фифти.

-  Да чего уж там! Медный грош пополам не делиться. Если только надвое его разрубить, но тогда он вообще всякий смысл потеряет. Что там дальше? Давай, колись, надоел ты мне со своими реверансами!

Олкимос засуетился.

-  Все очень просто. Одно наше агентство сделало заказ вашему агентству на пару моделей с раскруткой их сразу по четырем статьям. Ну как обычно: съемка в журналах, в каталогах, участие в дефиле, реклама на телевидении. Ваши девушки сначала согласились, даже прислали не только портфолио, но и тестовые фото, а потом, в последний момент, отказались - испугались, что их хотят задействовать в секс-трафике, то есть, продать в сексуальное рабство. Ваши выкрутились, прислали двух «свободных», надеюсь, ты знаешь, что это такое?

-  Конечно, - ответила я. – «Кисоньки-мурысоньки», которые не имеют постоянного места, ходят на кастинги с утра до вечера, изо дня в день, где-то цепляются, потом снова скатываются, вновь оказываются без работы. Как я поняла, эти две девчонки оказались совсем никудышними.

-  Да, второй сорт, – согласился Олкимос. – У нас таких своих выше головы.

-   Так, и что дальше?

-  А дальше… я предложил им модель, которая одна стоит двух. Твои «буки» – портфолио, я уже видел, композитки, то есть визитки, мы сами сделаем, именно такие, какие нам нужны. Но необходимы тест-фото, надеюсь, ты знаешь, что это такое?

Еще бы не знать! Такая элементарщина! Вот уж где я выглядела полнейшей уродиной - без макияжа и фотошопа. А уж позы, ракурсы – я же говорила: корова под седлом.

-  Знаю, конечно, - ответила я без особого энтузиазма. – У меня такого добра завались.

Олкимос кивнул:

-  Ну как, ты хорошо подумала?

-  А что тут думать? – пожала плечами я. – Не получится, так не получится, домой улечу.

-  Тогда… в гостиницу? За «твоими богатствами»?

-  А может, мне сразу и вещички собрать заодно? – пошутила я.

-  Было бы здорово, - ответил Олкимос на полном серьезе.

Я не понимала себя. Что я делаю? Зачем меня тянет на какие-то авантюры? И что я выигрываю? Ничего. Что проигрываю? Небольшие, но деньги, а значит, возможность погасить хотя бы самые срочные, неотложные, долги. Возможность заработать совсем другие деньги в Фонде. Повидать Европу, пусть мельком. Но эмоции, конечно, пересилили.

Я собрала сумку и постояла немного в раздумье: нельзя было исчезать по-английски, никого не поставив в известность. У Бекешина вполне хватило бы ума заявить о моем исчезновении в полицию, а это дело не шуточное. И как быть? Разыскать его и уже по полной программе высказать, что я о нем думаю? Упомянув кстати о Минкине, и о том, что я вполне могу подпортить ему старт, рассказав прессе, почему я решила вернуться обратно в Москву? Это так чудесно совпадало с его скомканным показом в Афинах, граничившим с пренебрежением. Нет, я не дура, за такие вещи могут накостылять по полной программе. К счастью, судьба нос к носу столкнула меня с Оксаной. Та поспешила отвести взгляд в сторону, и собралась было пройти мимо, но я ее задержала.

-  Оксана, я не поеду с вами. Только прошу, сегодня не говори никому. Завтра утром, когда подкатит автобус, Арни наверняка встрепенется, тогда и доложишь нашему общему другу обстановку. И, ради Бога, не подумай, что я держу зло на тебя. Все было по-честному. Главное, чтобы мы остались подругами. Мы ведь с тобой через такое вместе прошли, неужели из-за какой-то ерунды разругаемся?

Оксана вспыхнула то ли от стыда, то ли от счастья, затем кинулась мне на шею.

-  Анюта! Я так счастлива, что ты простила и даже поняла меня. Просто страх гнал меня напропалую, - бормотала она, не сдерживая слез. – Я ничего не соображала. А ты сама не боишься возвращаться в Москву?

По всему чувствовалось, что совесть еще оставалась в ней и козни  камнем лежали на душе. Хотя даже сейчас она до конца мне не верила, подозревала какую-то каверзу.

-   Я же тебе говорила, что мне обязательно нужно вернуться. Но тебе не советую. Хотя ты знаешь, если они решат нас приговорить, мы и здесь от них не спасемся. Просто не так мучить будут. Однако я думаю, что все обойдется, мы выкрутимся. Ты пойми меня правильно: здесь я – никто, а в Москве есть люди, хоть их и не много, на которых я могла бы в случае чего опереться. У тебя положение другое.

К счастью, мой кастинг прошел очень быстро. Какой-то толстогубый колобок лишь мельком взглянул на меня, с моими фото он ознакомился без нас, пока мы дожидались в коридоре в толпе соискательниц.

-  Все в порядке! – Олкимос улыбался до ушей. – Сегодня переночуешь у меня, завтра вернемся сюда, ты заключишь договор, разовый пока, всего на несколько дней, а потом мы устроим тебя в хорошую гостиницу. – Но нам с тобой еще о многом нужно будет переговорить.

Переговоров не получилось. Я была настолько измучена прошедшим днем, что меня хватило только на то, чтобы принять душ и рухнуть на приготовленную Поцелуйчиком постель, моментально забывшись сном.