Проснувшись, я какое-то время лежала с закрытыми глазами, пытаясь осознать, что вчера произошло.
Я поставила крест на своей несостоявшейся работе модели, так как испортить отношения с Бекешиным означало фактически вылететь из этого бизнеса навсегда.
Не получилось из меня и Матери Терезы, спасающей грешных марий магдалин из цепких лап сексуального трафика.
Что еще?
Я потеряла впустую полторы недели времени.
Денег, которые я получила от Арнольдика, с трудом должно было хватить на обратный билет до Москвы.
Теперь о «столице нашей Родины». Что меня там ожидало?
Разочарование на лицах Немальцыной и Иннуси. Вполне обоснованное. Эти жирные грязные пятна на моей репутации мне тоже потом не отмыть никогда.
Не исключено, что новый виток сексуального рабства у Комягина. Да, собственно, во всех случаях оно оставалось, только оброк за «крышу», которую он вроде как должен был мне предоставлять, надеюсь, будет поменьше. Благодаря Иннуле.
Единственно возможный вариант дальнейшего существования – девочка по вызову, которых в нашей Белокаменной и так, как грязи.
То есть, полный разгром.
Я еще раз обмозговала, выстроив для удобства в столбик, все эти размышления, но времени у меня было катастрофически мало, чтобы заняться ими всерьез. В принципе, вполне возможно было поразмышлять над ними в самолете, но я и там вполне могла вырубиться, как вырубилась вчера, когда мой «греческий друг» рвался какие-то очень важные (для него, не для меня, конечно) вопросы со мной обсудить.
Поцелуйчик…
Олкимос уже встал. По всей слышимости, готовил завтрак на кухне. Парень оказался не так прост, как мне представлялось вначале. Он, собственно, и не скрывал, что всего лишь хочет на мне заработать, но не исключен был и другой вариант: к вечеру, так удобно изолированная от основной группы, я вполне могла оказаться в каком-нибудь из местных, либо даже турецких, борделей, проданная в пожизненное сексуальное рабство.
Что делать?
Собственно, если есть хоть какой-то, пусть даже самый минимальный, вариант риска, зачем подвергать себя опасности? Оставить на произвол судьбы вещи, пусть даже и вместе с портфолио, черт с ними – все равно это были копии, и улететь из Афин в Москву совсем налегке первым же рейсом. Если, конечно, Олки не успел изъять и перепрятать мои документы. Тогда все усложнится в разы.
Так что, пора вставать, детка. Перво-наперво – проверить сумочку.
Но я не успела этого сделать. В комнату вошел Олки, практически голый, в затейливом переднике в клеточку на манер шотландского килта (то бишь, юбчонки их) и смешном поварском колпаке из такой же ткани. Он мгновенно оценил обстановку, но не подал вида, что догадался о ходе моих мыслей, и о том, что я навострила лыжи, задумала сбежать.
- Завтрак готов, богиня (о, даже богиня, ну да, я ведь Афродита!).
Я улыбнулась самой ослепительной из запаса своих улыбок, то есть, «рот до ушей, хоть завязочки пришей».
- Мы немного опаздываем, - поморщился Олкимос, когда мы сели за стол, - но так не хотелось тебя будить. Ты всегда так спишь – голышом?
Я покраснела:
- Нет, просто у вас климат такой – считай, что новая, греческая, привычка. Сувенир! Куда мы сегодня?
- Ну, прежде всего, нужно подписать договор. У нас строго с этим. Налоги сдирают до мяса. Дальше у тебя будет плотный график, распланированный не только по часам, но кое-где даже и по минутам. Первый важный вопрос, касающийся наших с тобой отношений: я не только выполняю функции твоего агента, но и участвую, насколько удастся, в твоих съемках, тебя устраивает такой вариант? Если нет, ты будешь работать с другим человеком.
Я задумалась.
- Значит, ты не сам по себе? Представляешь кого-нибудь? Ловишь дурочек на крючок?
Поцелуйчик вздохнул.
- Аня, я не притворяюсь, мне вообще очень просто разговаривать с тобой. Начнем с того, что у широкой публики закрепилось много неправильных стереотипов (представлений) о нашем, «глянцевом», мире. Одно из них состоит в том, что красота и ум вроде как совершенно несовместимы, а значит, все мы в модельном бизнесе круглые дуры и идиоты. Однако среди нас нет имбецилов. Конечно, характеры будь здоров у каждого, но перед соображениями выгоды и здравого смысла все отступает. Иначе, как вошел, так и выйдешь – ворота всегда открыты. Вот только вернуться назад невозможно. Стоит ли удивляться, что среди нас так много студентов? Я, к примеру, параллельно со своей работой, окончил университет по специальности «русский язык и литература». Ваши модели одни из лучших, поэтому у нас немало агентств, которые работают с девушками из России. Да и не только России, практически из всего бывшего СССР. Но для нас вы все русские, даже таджички и казашки. Вот в одном из таких агентств я и подрабатываю скаутом, то есть выискиваю ребят и девушек, которых можно было бы задействовать в нашем бизнесе, через него как раз вышел на меня и твой Арнольд. Не скрою, знакомство с тобой сильно повлияло на меня: я давно уже задумывался над тем, что будет со мной дальше? Конечно, можно работать в «эМБи» и после 25 лет, но это уже сползание, унижение, «возрастная модель». Я не очень большая величина среди наших, сам не знаю, почему. А за пределами Греции вообще никому не известен. Так что, какие у меня шансы? Перейти на постоянную работу в туристическое или модельное агентство? Преподавать где-нибудь русский язык? Самый лучший выход – найти какую-нибудь вдовушку лет на двадцать старше себя, но я гей, для меня и это невозможно.
Я фыркнула:
- А что, гомосексуализм – это болезнь? Нельзя переквалифицироваться?
Олкимос поморщился, я забрела куда-то не в свои пределы. Но он понимал, что я не хотела его оскорбить, просто ничего в таких вещах не смыслю.
- Не болезнь. Хуже. Образ жизни. Мне кажется даже, что у меня это в генах сидит.
- Ну, тогда ты мог бы найти не вдовушку, а «вдовца».
Поцелуйчик улыбнулся, он больше не сердился на меня.
- Аня, среди нас прочные связи – большая редкость, особенно когда два человека находятся на разных уровнях в обществе. Зачем богатому человеку заводить себе постоянного любовника, когда только свистни и сбежится целая толпа херувимчиков, один красивее другого, да и моложе – тоже немаловажный фактор.
- Ты занимаешься иногда проституцией? - задала я неожиданно пришедший мне в голову совершенно дурацкий вопрос.
Олкимос опять поморщился.
- Эскорт, Аня, эскорт. Это максимум, который модель может себе позволить. Да и то лишь изредка. Да, бывает, что люди ставят такое условие, и приходится идти на него, чтобы перехватить тот или иной заработок. Но чтобы я сам искал клиентов, зазывал их на улице… Я бы на следующий день вылетел со своей основной работы. Может, у вас по-другому? Я был в России, и не один раз, но одно дело быть, бывать, и другое – жить.
- Откуда мне знать, я никогда не была моделью, - пожала я плечами.
Олкимос убрал продукты в холодильник и принялся мыть посуду.
- Понимаешь, Анюта, мы все на виду, в том числе и такая мошка, как я. Я не могу даже сменить «друга» без согласования со своим агентом. Мы с Иэросом уже разошлись фактически, он каким был, таким и остался, не задумывается о будущем, ну а мне мысли, которые я тебе только что высказал, в последнее время все чаще приходят в голову. У нас нет больше общности интересов. Мне нужен совсем другой человек. Но как-то надо обставить наше расставание. Уже решено: Иэрос вроде как влюбится, встретит какого-нибудь мачо, я в свою очередь должен погоревать некоторое время для видимости, но недолго - если я останусь один, это тоже будет плохо. За мной станут следить, выдумывать всякое. Ну а еще хуже – если вообще перестанут обо мне писать.
- Иэрос – это псевдоним?
- Да, на самом деле его зовут Аргос, но в переводе и то, и другое имя звучит одинаково – «сияющий».
- Красиво. А как переводится Олкимос?
- «Сильный». Аня, ты увиливаешь от ответа, тебе не нравится наш разговор?
- Нет, просто ты сказал, что нам надо спешить, что мы опаздываем, а мы почему-то мелем воду в ступе. В отличие от тебя, Поцелуйчик, я окончила институт управления, поэтому предпочитаю разговорам дела. Я прекрасно поняла тебя: тебе хотелось бы засветиться со мной в рекламе, интервью, съемках – где получится. Не исключено, что это поможет тебе осуществить какую-нибудь твою затаенную мечту. Но ты ни слова не сказал, в чем она? Стать лицом какой-нибудь фирмы?
Олкимос был сбит с толку. Как долго он ходил вокруг да около, а можно было бы сразу с главного начать.
- Моя мечта – кино, но она недосягаема. Так что не будем о ней говорить.
- Ты слишком красив, - сухо проронила я.
- Что? – с недоумением переспросил Олкимос.
- Не обижайся, но такие приторные физиономии в кино давно не в моде. Я не помню, кто из кинодеятелей сказал: господи, где вы, великие актеры прошлого, сегодня мы снимаем одних уродов, но времена красавчиков, даже таких, как Барт Рейнольдс или Пирс Броснан, и в самом деле давно прошли. Нужно просто найти специалиста, который поколдовал бы над твоим имиджем, дело вполне могло бы сдвинуться с мертвой точки.
Олкимос грустно усмехнулся.
- Аня, ты совсем не знаешь этот мир.
- Я не знаю? – возмутилась я. – Да я напрочь сдвинутая киноманка. Назови любой фильм, девять из десяти, что я его смотрела. Ты помнишь, как Джон Траволта после своего блестящего успеха, триумфа даже, в «Субботней лихорадке» через какое-то время совсем исчез с экранов? Но он вернулся, правда, совсем в другом обличье, и до сих пор звезда. Так что я за свои слова отвечаю.
Поцелуйчик задумался.
- Марк Минкин, - сказал он вдруг. – Ты могла бы нас познакомить?
- Вполне. Моя закадычная подруга в очень хороших с ним отношениях. Но один Минкин задачу не решит. Нужно заказать сценарий, в котором фигурирует грек, или действие частично происходит в Греции. Найти спонсора. Снять фильм. Самое удачное, если это будет сериал о модельном бизнесе, и ты будешь играть в нем пусть не главную, но вторую или третью по значимости роль.
Олкимос скептически поморщился.
- Аня, кто сейчас в мире смотрит русские фильмы? Мне проще осуществить твою идею здесь, в Греции.
- Проще. Но у нас это будет стоить дешевле. И потом, наверняка когда ты бывал у нас, в России, на тебя просто западали.
- Да, - кивнул Поцелуйчик. – Причем, как ни странно, в основном, женщины. И им было наплевать: гей я или не гей. Но и в ночных клубах я тоже был в центре внимания.
- И значит, легко мог бы найти спонсора или спонсоршу…
Олкимос скептически промолчал.
- Ладно, - сказала я. – Пока все ясно, мы играем в одной команде. Ну так что? Десять минут на сборы, и поехали? Но только не на мотоцикле. Может, закажем такси?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 26.05.2014 17:42
Сообщение №: 37636 Оффлайн
К ночным звонкам я уже привыкла - как-никак издержки моей профессии, но вот утро - дело святое, никакой макияж не спасет, если не выспишься. Кто бы это мог быть? Комягин? Сотовый телефон я предусмотрительно отключила, но звонили на гостиничный.
Я взяла трубку и сонно спросила:
- Алло, кто это?
- Я это, сучка, я! Ты зачем отключила мобильник? Думала скрыться от меня? Ждала ведь, точно ждала, что я позвоню.
Я несколько секунд раздумывала, как мне поступить. Бросить трубку, позвонить на коммутатор и попросить, чтобы на ближайшие четыре-пять часов меня ни с кем не соединяли? И что потом? Я никогда не могла даже представить себе таким Арнольда, хотя, казалось бы, провела с ним достаточно времени, чтобы составить о нем достоверное представление. Самое смешное было в моей первой реакции: звонит Егор, настолько прочно его манеры общения в мои плоть и кровь вошли.
- Хорошо, Арнольд Евгеньевич, подождите немного, я сейчас включу мобильный. Я его, действительно, по ночам отключаю. Приходится: поклонники, просто всякие психи.
- Ах да, ну как же я запамятовал, - еще больше распалялся Бекешин, - поклонники, психи, ты ведь теперь у нас звезда. Подключи планшетник, сучка, хочу с тобой по Скайпу поговорить, на рожу твою мерзкую посмотреть.
В перерыве между подключением я успела позвонить Поцелучику, в ответ услышала сначала отборную брань на греческом, затем хмурое:
- Ладно. Сейчас буду.
Вот так-то лучше.
Чувствовалось, что Арнольд предстал передо мной с хорошего бодуна: сидел в одних трусах, обычно называемых «семейными», с всклокоченными волосами и неприятной волосатой грудью.
- Чему обязана? - нахально спросила я, бесцеремонно разглядывая его, как забредшего ко мне в гости на завтрак (аж с самого Кипра!) таракана.
- Дури своей, чему же еще? - Бекешин продолжал бушевать. - Чтобы завтра убралась из Афин. Приказ! И не обольщайся, в Москве я тебя вообще по стенке размажу.
- Смысл? - попыталась уточнить я.
- Смысл? Что еще за смысл? - Первые несколько ходов в дебюте остались за мной. Я сумела поставить Арнольдика в тупик.
- Зачем мне так торопиться, если меня все равно «размажут»? - спокойно ответила я. - Вот только кто? Ты, случайно, не переоцениваешь себя, Арнюсик? Забыл, кто за меня просил? Я бы на твоем месте о своих собственных яйцах позаботилась бы. Отрежут ведь, как пить дать. Суди сам, можно наплевать на законы, но и по всем понятиям ты не прав. Сам прогнал меня на все четыре стороны, да еще обобрал при этом, а теперь выеживаешься? Думаешь, одному человеку с большими звездами, не то, что я, такой твой выкрутас понравится? А я ведь могу еще и Минкина подключить, задним числом подпишу с ним договор, отстежку при-лич-ную тебе тогда придется сделать. Что еще? Журналюг местных на уши поставить? Как ты свое турне на Греции строишь, а сам ей бросил лишь несколько крошек с барского стола? Два вшивеньких дефиле, на большее пороху не хватило? А где благотворительность? Сунулся, так помоги народу, оказавшемуся в сложном положении. Спонсоров подключи, на жалость богатых соседушек продави. Что, не затем приехал, сливки хочешь снять и смотаться по-быстрому? Без порток останешься, Евгеньич. Кстати, я тут уже несколько снимков сделала, пусть мир высокой моды погадает, с чего бы вдруг такое светило разгуливает по своему номеру в гостинице в задрипанных, не первой свежести, семейных трусах. Бзик? Или пытается какую-нибудь новую коллекцию создать для бомжей всего мира?
Арнольд не ожидал такого отпора. Он явно меня недооценил.
- Ладно, - сказал он, наконец, сразу взяв в нашем разговоре на полтона ниже, - говори, что хочешь? Но предупреждаю: денег больших не жди от меня, знаю прекрасно, что ты там строишь из себя бессеребренницу.
- Опять за дуру меня держите, Арнольд Евгеньевич? - я уже не жалела о прерванном сне, развлечение того стоило, было просто отменным. - Под шантаж пытаетесь подвести? Засуньте-ка лучше свои вонючие деньги поглубже туда… откуда их достать собираетесь. А на будущее знайте: я уже давно одной прекрасной привычкой обзавелась - все важные разговоры на технику записывать, ну а еще: тут рядом мой агент сидит и внимательно нашу беседу слушает. - Я развернула камеру в сторону уже примчавшегося Олкимоса, и тут же вернула ее в исходное положение. - Так что вот вам мое предложение: расходимся по-хорошему - у вас своя свадьба, у меня своя. Да, не спорю, подгадали вы верно, мой первый контракт здесь, в Афинах, закончился, но что мешает мне следующий заключить?
Бекешин помолчал угрюмо, затем понял, что его игра проиграна:
- Хорошо, Анюта, будем считать, что в прошлый раз я поступил с тобой не лучшим образом, со всех сторон недооценил тебя. Сейчас предлагаю тебе вернуться в родной коллектив, чтобы на полную катушку насладиться Европушкой. Ну и договор, конечно. Заключим, как положено.
- О, это уже интересно, - оживилась я. - И что конкретно я буду иметь в таком варианте?
- Минимум работы, так как она вся уже распределена. Гонорар такой же, как у твоей незабвенной Оксаны. Все без обид. В Москве в твою сторону ни гадостей, ни комплиментов, но и помощи тоже, карабкаться будешь сама. По-моему, прекрасный вариант. Итак, твои соображения?
Я из вежливости сделала вид, что задумалась, хотя ответ у меня уже был наготове.
- Не знаю, надо посоветоваться с агентом…
- Ладно, давай сюда этого своего Эскимосика.
На месте Поцелуйчика я бы на веки вечные обиделась в ответ на такое пренебрежение к его имени, все-таки южный человек, да к тому же грек, но Олки был прежде всего человеком дела, все остальное он безжалостно в сторону отметал.
Уже через десять минут основные условия были обговорены: четыре молодых статных парня, команду набирает сам Олкимос, договор только через него. Гонорар средненький, но по европейским расценкам, однако и комиссия агентству (в данном случае Арнольдику, без посредников) тоже европейская - 50%, а не 20, как в России принято. Самостоятельная, немного разнящаяся с основной, программа, и срок до окончания тура. О чем еще можно было мечтать?
Ей-богу, не был бы Олки геем, мы на радостях тут же после переговоров завалились бы с ним в кровать. Однако на самом деле, ни на какие «шалости» у нас с Поцелуйчиком совершенно не было времени. Олки тут же уселся в кресло с телефоном в руках и начал собирать команду. Я же пыталась хоть немного привести в порядок разгулявшиеся нервы.
Грубый тон, которым я разговаривала с Бекешиным, был лишь семечками, в последнее время я открыла в себе множество таких, самых разных, талантов, о которых раньше и не подозревала. При необходимости могла обложить какого-нибудь зарвавшегося наглеца любой этажности матом, специально проходила для этого курс у одного старичка-морячка. Много читала по различным темам, научилась разбираться в скульптуре, архитектуре, живописи, ходила по музеям, особый упор сделала на осваивании актерского мастерства у одной знаменитой, но безнадежно спившейся, актрисы. Танго, фламенко, сальса - я уже не была той безнадежной коровой, как раньше. У меня вообще не было ни минуты свободного времени, особенно теперь, когда я неожиданно для себя сделалась столь популярной, и где, в самой Греции.
Обо мне писали газеты, я снималась для каталогов, участвовала в кулинарном шоу и рекламе на телевидении, выступала на подиуме, не гнушалась даже и топлесс - то есть, полуобнаженки. Олкимос буквально из воздуха творил мне заказы, но мы оба прекрасно сознавали, что все это волшебство может в любой момент лопнуть, как мыльный пузырь. Я была и преподносилась именно, как «характерная», то есть модель нестандартной внешности. Неожиданно возник на такой образ спрос, она процветает, спрос сместился, и где потом модельку эту искать?
Ну и подоспел как раз такой определяющий момент. Нужно было подписывать новый контракт, с тем же или любым другим агентством. И тут я уже никак не могла согласиться на гроши, которые мне платили раньше. Ведь дело было не только во мне, но и в ребятах, которые со мной вместе работали. Большой гонорар – большие затраты на рекламу. Раньше все было просто: те деньги, которые я должна была получать по, пусть даже самым минимальным, расценкам, но не получала, вкладывались в мою раскрутку. И это работало. Но по всем статьям было видно, что я выработала прежний ресурс, нужен был новый, более креативный, имидж, а значит, и гораздо большие деньги, чтобы он оказался удачным, запустился с полуоборота.
То есть, мы оба с Поцелуйчиком понимали, что на новую ступеньку мне никак не взобраться, так что звонок Арнольда оказался как нельзя более кстати. Что могло быть в моем положении более удачным, чем прокатиться на пике достигнутого успеха «галопом по Европам»?
Стоп! Я взяла блокнот, который лежал на журнальном столике перед Олкимосом, и ткнула в него пальцем, не сумев сдержать ярости:
- Это что?
Поцелуйчик улыбнулся мне самой обворожительной из своих улыбок:
- Как что? Команда, о которой ты говорила.
- Понятно, - прошипела я сквозь стиснутые зубы. - Вот только это не команда, а две пары гомосеков. И с этой идеей ты собрался покорять Европу?
С Олкимоса мигом слетел весь его показной лоск. Таким я его никогда раньше не видела. Но мне было в тот момент наплевать как на него самого, так и на его гордость. Я взяла шариковую ручку и перечеркнула два имени: Аэрос и Аргос так, что прорвала сразу несколько страниц.
Мы долго молчали, понимая, что любое неосторожное слово может разорвать сейчас нашу дружбу, все наши планы, и очень сильно отразиться впоследствии на нашем, уже не общем, будущем.
- Я уговорил ребят, они отказались ради нас от всех своих проектов, - решился, наконец, заговорить Поцелуйчик, как можно мягче.
- Плевать. Твои проблемы, - не поддалась я его вкрадчивому тону. - Ты решал без меня. Думай дальше, если еще не понял.
- Хорошо, - Олки снова взял в руки мобильник, затем отбросил его в сторону. - Я понял тебя. Мы должны ориентироваться не только на традиционную, но и на нетрадиционную публику. Я расстался с Аэросом, пока грущу в одиночестве, так же, как и трое других ребят, которые поедут со мной. Иначе никто на нас ходить не будет.
- Это не все, - решилась я высказать только что возникшую у меня, но не успевшую еще созреть, мысль. - Вы берете меня в свою команду, мы все время будем держаться вместе. Не только на работе, но и на досуге тоже. Такой вот необычный состав. Пусть поломают головы, что нас объединяет. Может, мы собираемся возродить стиль «унисекс»? Тебя это не пугает?
Поцелуйчик задумался, он и в самом деле не лишен был деловой сметки.
- Да, принимается, - наконец, кивнул он головой. - Но нам надо будет постоянно что-то придумывать, работать больше головой, чем ногами.
- Наконец-то до тебя дошло! - облегченно вздохнула я. - Давай действуй, звони, извиняйся, уговаривай, ну а я спать пошла. У нас сегодня последний день съемок, если ты не забыл: 30 «картинок» для каталога. Завтра мы уже будем в Италии. Главные центры моды в Европе, Милан и Париж, мы, слава богу, еще не пропустили.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 27.05.2014 16:34
Сообщение №: 37916 Оффлайн
Уже через пять минут после того, как мы с ребятами приземлились в Мальпенсе, главном из трех аэропортов Милана, я поняла все безумие нашей затеи. Я смотрела, разинув рот, как одеты люди вокруг, ничего не понимала в смешении языков и наречий, даже мусороуборочные машины и те по своему дизайну казались мне прибывшими сюда, по меньшей мере, с Марса.
Нас встретил микроавтобус «Фиат» и довольно быстро домчал до гостиницы. По пути мы таращили глаза на множество магазинов, универсамов, бутиков, которые, казалось, заполнили собой весь город. Я быстро поняла, что и мои новые друзья, равно, как и сам Олкимос, не часто здесь бывали, если бывали вообще. Лишь Бекешин, который сам лично встретил нас у отеля, казался совершенно невозмутимым, чувствовал себя в своей стихии, пожимал руки, раскланивался, создавалось такое впечатление, что он знает здесь всех и вся.
Кроме меня, конечно. Меня он просто в упор не замечал, зато с Олкимосом даже расцеловался.
- Как добрались, ребята?
Что за вопрос? Конечно же, хорошо.
- Ладно, отдыхайте пока, располагайтесь, прогон завтра, а вот с Олки нам надо поговорить.
Я удивилась, как это он не назвал его, как в прошлый раз, Эскимосиком, но чувствовалось, что время шуток закончилось, и Арни был на самом деле далеко не так уверен в себе, как казался. Собственно, затея его, как ни странно, работала. Поперек всех установленных годами сроков и правил, он устроил собственный, «греческий» тур, не ограничиваясь общепринятыми центрами моды, устраивая порой показы в таких городах, которые их отродясь не видели.
Модельеры и модели со всего света, большей частью никому не известные, то присоединялись к нему, то возвращались в свои привычные ниши и норы. В Милане ему удалось выбить только один показ, после которого мы тут же двумя автобусами должны были уехать во Флоренцию. Город тоже не самый простой, сравнительно недавно уступивший своему северному соотечественнику звание центра итальянской моды. Здесь нам и предстояло выложиться по полной программе.
Все получилось так, как я и предполагала: меня не замечал никто вокруг, хотя и козни не строили. Договор мне принесла на подпись секретарша Бекешина, я его переправила к Олкимосу, напомнив лишний раз, что он теперь является моим агентом. Несомненно, меня ожидала та участь, которой я так боялась: «подай-принеси», то есть, на «язык» подиума меня вряд ли кто-нибудь собирался выпускать, хорошо, если бы позволили находиться хотя бы на «заднике». Но уже через полчаса все изменилось, я стала замечать на себе заинтригованные, а по большей части, раздраженные взгляды, и даже услышала в свой адрес, что-то вроде: «Тоже мне, гречанка!» Я улыбнулась: повезло, эффект сработал, мой статус был определен и изменить его уже было невозможно. Заодно поискала глазами Оксану и с трудом, но нашла ее, однако совершенно не узнала. Моя подружка, обычно столь дерзкая и экспрессивная, старалась держаться незаметной, со мной сухо поздоровалась кивком головы.
Пора. Я тут же разыскала своих ребят, отныне мне предстояло не отходить от них ни на шаг, и даже спать в номерах по соседству. Поцелуйчик весело подмигнул мне и улыбнулся во все тридцать два зуба: мол, все удалось. Я облегченно вздохнула: мне больше не надо было заморачивать себе голову тем, в чем я совершенно не разбиралась. Конечно, я делала все, что от меня было положено: внимательно отсматривала работу «звезд», обсуждала наши собственные выступления, собирала все, что могла найти в Сетях и местных СМИ о нашем туре, иногда подавала свои идеи, но никогда на них не настаивала. Я четко давала понять, кто среди нас главный, и Поцелуйчик мое поведение оценил по достоинству. Однажды мне все-таки удалось нос к носу столкнуться с Оксаной, нам даже удалось с ней немного поговорить.
- Я не хочу отсюда уезжать, - мрачно выразила она мне свои чаяния. - Мечтаю найти какого-нибудь, пусть небогатого, старичка, выйти замуж, и навсегда забыть то, что со мной было раньше. Как ты считаешь, это реально?
- Вполне, - ответила я. - Мы ведь с тобой уже и так две старые клячи, если и дальше пытаться порхать, смешно будем выглядеть. Будем надеяться, что тебе повезет.
Я, наконец, решила попробовать заняться той новой работой, которой вознаградила мое усердие Немальцына в Фонде, но совершенно не представляла себе, как к ней подступиться. Конечно, тем, кто жил здесь, в Европе, было куда легче: знание языков, обстановки, наличие свободного времени, какая-то наработанная система. Во всяком случае, архив мой постоянно обновлялся: поступали новые снимки, биографии, но в то же время и распоряжения изъять что-то из того, что приходило раньше. Что было с этими девчонками, я не знала, может, кому-то из них удалось вернуться в Россию, кого-то нашли зарезанной, задушенной.
Я не особенно надеялась на сайты в Интернете, с таким же успехом я могла бы рыскать по ним и в России. Но и не могла сама отправиться бродить по каким-нибудь злачным местам, тут же засветилась бы. Тем более что работа модели настолько изматывала, что у меня с трудом выкраивалось время на сон и приведение себя в порядок. В конце концов, я решила бросить это занятие. Ну, не войдет Немальцына в мое положение, значит, не судьба.
Выручил меня, как ни странно, все тот же Поцелучик, мой греческий ангел-хранитель. Однажды, когда мы сидели с ним рядом в автобусе, я вставила флешку в планшетник, чтобы немного поработать, хорошо зная, что Олки - большой любитель поспать, но у него определенно был феноменальный нюх на деньги, поскольку, когда я полностью погрузилась в интересующий меня вопрос, отключившись от окружающего мира, то неожиданно услышала над самым своим ухом:
- Прости, Анюта, нескромный вопрос. Ты кого-нибудь ищешь здесь, в Европе? Сестру, подругу?
Я тут же перешла в другой файл и угрюмо замолчала. Олкимос был воспитанным мальчиком и, поняв, что он влез, куда его не просили, закрыл глаза и тут же опять погрузился в сон.
Сначала я расстроилась: надо же так нелепо засветиться! Потом, внимательно поразмыслив, поняла, что сам бог посылает мне свою помощь с неба. Вновь вернулась в тот же файл и принялась вносить свежие исправления в него.
Я не сомневалась, что Олкимос и не думал засыпать, а внимательно за моими манипуляциями наблюдает.
- Так кто же все-таки? Подруга или сестра? – наконец, решился Поцелуйчик повторить свой вопрос.
- Ни то и ни другое, просто работа, - кисло улыбнулась я.
- Нет, конечно. Смешнее ты ничего не мог придумать?
- Тогда, может, детективное агентство?
- Нет, Олки, опять не угадал, - поспешила разочаровать я своего друга. - Я даже не офицер российской полиции. Всего лишь сотрудник Фонда Магдалины - Реабилитационного центра помощи девушкам и женщинам, ставших жертвами сексуального насилия. Иногда мы подключаемся к их поиску по всему миру по просьбе их родственников, близких. За деньги, естественно. Кстати, ты сам не хочешь заработать?
- А модельный бизнес что же, прикрытие? - уклонился от ответа Поцелуйчик.
- Практически, да. Вообще, это очень длинная история. В данном случае мне необходимо было срочно на время уехать из России. А что, я совсем никудышняя? В смысле, модели из меня так и не получилось? Только честно. Можешь сказать?
- Да нет, - покачал головой Олкимос. - Как тебе объяснить? Мы ведь с тобой уже на эту тему говорили. Просто по тебе видно невооруженным взглядом, что ты тянешь лямку. Да, конечно, ты достаточно профессионально все исполняешь, самая удачная черта твоя - артистизм, но это не твое. Опытному взгляду подобное хорошо видно. Так кто же ты?
- Просто жертва, - я даже не поняла, зачем я позволила себе такую откровенность.
- Проститутка? - вопрос был из разряда ошеломляющих.
- И что, если да? - с вызовом решила я идти до конца.
- Ничего, - покачал головой Олкимос. - У нас, в Греции, да и еще в кое-каких странах Европы продажная любовь официально разрешена. Кстати, ты знаешь, как звучит официальный лозунг Всемирного конгресса проституток?
- А что, есть такой? - удивилась я.
- Ты имеешь в виду конгресс или лозунг? - лукаво уточнил Олки. - Стыдно профессионалке не знать такие вещи. Конечно, есть и то, и другое. А звучит очень смешно, ты не поверишь: «Хорошим девушкам рады на небесах, плохим девушкам - где угодно».
- Ну так что, - спросила я, внезапно посерьезнев, - поможем бедным девчонкам? Гонорар пополам. Наше дело найти и сообщить куда надо. Больше от нас ничего не требуется. Как ты, согласен? Но об этом должны знать только два человека: ты и я.
Поцелуйчик задумался.
- Аня, это разные вещи: проституция и сексуальное рабство. Ваша русская мафия плюет на наши законы, ее щупальцы раскинуты буквально по всему миру. То, что ты мне предлагаешь, очень опасное занятие. Мне просто башку отвернут. А умирать не хочется. Тем более, таким молодым.
Я помолчала некоторое время, затем со вздохом покачала головой:
- Вот и мне тоже. Если бы не эти чертовы долги… Меня все равно за них рано или поздно повесят.
Олкимос покачал головой:
- Я не понимаю, что у вас за правительство. Самых красивых девушек, цвет нации, под различными предлогами (альфонсы, брачные агентства, агентства по рекрутированию рабочей силы, просто похищают средь бела дня на улице, пичкают наркотиками) вывозят из страны и продают, как рабынь, в безраздельное пользование, когда это было, в каком веке? А вашим чинушам, полиции на это совершенно наплевать. Весь мир уже наводнен славянками-проститутками, и за свой «труд» они не получают ничего, кроме скверной еды, да еще избивают их нещадно. Впрочем, кому я все это рассказываю, ты гораздо лучше меня ориентируешься в своем вопросе.
- Ладно, проехали, - я вынула флешку и выключила планшетник. - Считай, что ты полностью меня убедил.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 28.05.2014 21:31
Сообщение №: 38184 Оффлайн
Я внимательно разглядывала этого, неожиданно возникшего в моей жизни, человека. Типичный мент, скорее всего, бывший. Кстати, ничего обидного в этом прозвище нет, как и во многих других тоже. «Легавый» - было время, когда сотрудники уголовного розыска для маскировки и чтобы узнавать друг друга, носили нашивки с изображением легавой собаки. Слово «мусор», вроде бы, наиболее уничижительное, означало всего только работника МУСа - Московского уголовного сыска, впоследствии переименованного в МУР (опять же – «мурка»). «Красные шапочки» - по цвету околыша на форменной фуражке. Ну а слово «мент» - «плащ», «накидка», вообще пришло в Россию через польский язык из венгерского. Такие вот метаморфозы. Комягин как-то, в минуту хорошего расположения духа, во много самых разных и совершенно не нужных мне подробностей меня посвятил.
- Что, не веришь мне? - спросил между тем «полисмен», «коп», «суперкоп», не знаю, как принято «их» теперь называть. Ничего не могу с собой поделать, Комягин ли тому виной, но как бы «их» или «нас» ни называли, «мы» и «они» для меня всегда будем по разные стороны баррикад.
- Просто не понимаю, о чем вы говорите? - холодно ответила я, решив, что раскрываться мне пока еще рано.
- Понимаешь ты, сучка, все понимаешь, - злобно прошипел незнакомец, - я твою биографию перед отъездом достаточно хорошо изучил. - Ладно, я удалюсь на время, позвони своей начальнице, она тебе все расскажет. Полчаса тебе хватит? Я там, внизу, в баре, подожду.
Мне не хотелось засвечивать сразу Немальцыну, лучше было ограничиться звонком Иннусе. Та сориентировалась моментально, сыграв роль посредницы.
- Да, осечка, - вздохнула Инна, позвонив мне сама через некоторое время, но, как видно, еще не придумав, что делать дальше, как вытаскивать меня из неожиданной западни. - Действительно, отец, действительно, из бывших. По званию - майор, погнали… да там целый шлейф за ним. У нас с ним прокол вышел, деньги он заплатил, девчонку ты сама нашла, и очень быстро, помнишь? В Швейцарии, в Цюрихе, работала легально, с рабочей визой. Сидела в витрине, ну еще подрабатывала в одном ночном клубе на шесте стриптизершей. Собственно, не наш случай, он эти сведения мог бы легко и без нас получить, единственный нюанс - документы она оформила на фамилию матери, поэтому и вышел небольшой сбой. Мужик поехал в Швейцарию, чтобы привезти дочь обратно, но у той, как видно, не было никакого желания обратно в Россию возвращаться. В общем, она сбежала. Отец крутился там ужом с неделю, но ничего не мог сделать, да и тараканов у него в голове без счета, мужик совершенно неуправляемый. Нажал на Немальцыну, та сказала, что начнет поиски заново, подключит опять свою лучшую сотрудницу, то есть, тебя. Выслала повторно в твой адрес все сведения, надеюсь, ты их уже получила. Но придурок этот ждать, сиднем сидеть, не захотел, выдавил из нее твои координаты. Так что думай сама, как с ним быть. Если станет совсем тяжко, подключим Егорку, тот все проблемы решит быстро. Но ты знаешь, как моего ненаглядного просить. Слишком дорого он ценит свои услуги.
- Ладно, - хмуро ответила я. - Постараюсь как-нибудь и без «твоего ненаглядного» выкрутиться.
- Вообще-то, очень сомневаюсь, вряд ли получится, - скептически ответила Иннуля. - Драпать тебе надо, подруга. Пора.
- Господи, как не вовремя, - с досадой ответила я, - у меня только стало все налаживаться. Так хотелось с долгами расплатиться. Но, видно, не судьба.
Иннуся хмыкнула:
- Как знаешь, детка. Деньги - хорошо, конечно, но задница во всех случаях дороже.
- Что ж, ты, как всегда, права.
Что я еще могла ответить. Времени хватило только на звонок Олкимосу:
- Я спалилась, - открытым текстом, чтобы не возникло недоразумений, поставила я в известность Поцелуйчика. - Руби все концы, никаких следов не должно оставаться.
- Понял, - спокойно ответил Олки, хотя какое, к черту, могло быть спокойствие. Во всех случаях мне целесообразно было принять удар на себя.
«Майор» не заставил себя долго ждать. Но времени мне все равно вполне хватило, чтобы на руках у меня никакой информации не осталось, даже фотографий.
- Ну что, мой мандат проверен? - с презрительной ухмылкой усмехнулся «мент», «мусор», «легавый» в одном флаконе.
- Более чем, - холодно кивнула я.
- Самылкин, майор Самылкин, - мне протянули для знакомства потную ладонь с короткими, толстыми, как сосиски, пальцами.
- Бывший майор, - уточнила я. - К сожалению.
- Бывших майоров не бывает, - хмыкнул «Самылкин».
- Как и бывших ментов, - охотно подтвердила я.
- Ладно, не будем терять время, - Самылкин вовсе не расположен был к обмену любезностями. - Что тебе удалось узнать о моей дочери?
- У вас есть фотография? - спросила я.
Самылкин разозлился:
- А у тебя нет, сучка? У тебя что, память отшибло? Сейчас мигом и планшетник, и смартфон, все твои «игрушки» перетрясу.
- И все-таки? - спокойно переспросила я.
- Понятно. Цену набиваешь? Ладно, - Самылкин достал бумажник из кармана и протянул мне фото девушки, ориентировку на которую я только что стерла отовсюду.
- У нас она проходит, как Зернова. Ирина Зернова.
- Так звали ее мать. Но она давно умерла.
- Да, да, припоминаю - шесть лет назад. А вообще-то, она Ирина Самылкина. Так я полагаю?
Майор разозлился.
- Слушай, ты, - вызверился он. - Может, хватит? В кошки-мышки со мной захотела поиграть? Я за тобой уже три дня наблюдаю, всех твоих гомосеков-информаторов вычислил. Хочешь, чтобы я из них сведения начал выбивать? Или бандитам их слил, с тобой заодно?
Я понимала, что нет смысла злить этого дуролома, но все же не удержалась от сарказма:
- Но вы ведь уже созванивались со своей крошкой, герр майор. Почему же в тот раз она от родного отца сбежала? Предпочла перейти на нелегальное положение тому, чтобы вернуться с вами. И что теперь? Ее захватила мафия, она прибилась к какому-нибудь знакомому сутенеру? Ее продали в какой-нибудь бордель, скорее всего, в Турцию или Боснию? Может, даже вообще убили. Во всяком случае, следов никаких. Но мы не теряем надежды.
Я ожидала, что собеседничек мой вновь взбрыкнет, однако он почему-то обмяк, задумался.
- Сашей меня зовут, это я так, на всякий случай. Просто муж у нее был гад из гадов, я и завербовался на полгода в командировку. Втроем жить было невыносимо, хотел подзаработать немного, и угол потом где-нибудь поблизости снять. Ну а вернулся: ни квартиры, ни Ирины. Не знал я ничего, понимаешь? Был в таком месте, что не позавидуешь, а контракт есть контракт.
Я промолчала, затем все-таки решила призвать «Сашу» к здравому смыслу:
- Майор, вы же адекватный человек. Мы найдем Ирину, вот только от вас помощи тут никакой не требуется, вы нам будете только мешать. Вы уже дров столько наломали, станете дальше продолжать? Секс-трафик, здесь все повязано, решили войнушку собственную устроить? Тут не кино, все на полном серьезе. Кстати, не пробовали зятюшку своего отыскать?
Самылкин неохотно кивнул:
- Пробовал. Соседка сказала, что они собирались в Прагу на ПМЖ -постоянное место жительства. Вроде как у Гарика этого двойное гражданство. Ирина потому на него и клюнула. Но он пристроил ее в Швейцарии, а сам куда-то смотался. С тех пор о нем ни слуху, ни духу.
- Понятно. Ну, Гарик этот, по всему чувствуется, обыкновенный сутенер, доставил девочку до места назначения и впряг в работу. Может, сам бандит, может, просто на них работает. Его, конечно, вычислить можно, но что это нам даст? Ничего.
- Ну, это мы еще посмотрим, - злобно прошипел «майор». - У меня с ним особый счет, он за свои «подвиги» все равно ответит.
Я промолчала.
- Ну, так ты точно ничего не знаешь? - Самылкин вновь вернулся к прежнему своему озлобленному состоянию.
- Точно, - кивнула я. - Вам бы там, в России, начать свои поиски. Здесь мы работаем преимущественно «методом тыка», наугад, иногда попадаем, набредаем, но далеко не всегда получается.
- В России я уже сделал все, что мог, есть даже фотографии этого выродка. Кстати, ты не сможешь меня к вашей шайке-лейке пристроить? Каким-нибудь чернорабочим. Мне надо как-то легализоваться.
- Нет, - покачала я головой. - Вам нужно самому к Бекешину сходить, может, действительно, работенка какая-нибудь для вас найдется.
«Саша» откланялся.
- Я не прощаюсь, - с угрозой в голосе произнес он.
Олкимос выглядел очень встревоженным.
- Что случилось, Анюта, мы нарвались все-таки на русскую мафию? - Этот вопрос, по всей видимости, его больше всего интересовал.
- Хуже, - коротко ответила я.
- Хуже? Что может быть хуже? - удивился Олки.
Он выслушал мой рассказ в полном молчании, но так до конца ничего и не понял.
- И что, с ним ничего нельзя сделать, - спросил он, наконец. - Как-то устранить? Ты подключала Москву?
- Да, - со вздохом кивнула я. - Приказ четкий: замести все следы и нырнуть в тину.
Я, конечно, импровизировала. Реакции Немальцыной я пока не знала, но как бы она ни среагировала, подставляться дальше я не собиралась.
- А что с последними делами? - спросил он.
Я усмехнулась. Дело с Олки и его друзьями, едва мы только начали, неожиданно пошло в гору, два десятка девчонок уже были отправлены назад в Россию, еще почти столько же болтались в воздухе. То есть, на кону зависли неплохие деньги и судьбы конкретных людей. Колебалась я недолго:
- Завершаем то, что на последней стадии готовности, остальное в мусор. Ребята не подведут?
Олкимос помрачнел:
- Анюта, ты что, с Луны свалилась? Мы и русская мафия. Да сразу в штаны наложат. Я первый, кстати.
- Я не про мафию. Этот полоумный майор вас всех вычислил. Может нажать. Раскалываться не советую, носите диктофоны с собой и сразу звоните в полицию.
Олкимос задумался, затем тяжело вздохнул.
- Здесь не Греция. Кого подключать? Интерпол? Любой такой звонок сразу станет известным сутенерам из секс-трафика. И хорошо, если это будут русские, а не албанцы или боснийцы. Как ты сказала, ее зовут?
- Ирина Зернова. Она же Ирина Самылкина. Все данные у тебя уже есть.
Олкимос оживил в памяти смартфона то, что я ему уже скидывала, затем недоумевающее пожал плечами.
- Ничего не понимаю. В принципе, мы свою работу выполнили по высшему разряду. Да и дело было плевое. Девчонка работала вполне официально. В Швейцарии у нее виза.
Олки высветил фотографию на своем мобильном:
- Она?
Я кивнула:
- Да. Но фото сотри.
- Что мне теперь делать? - спросила я Иннусю. - Точнее, что начальство велело мне передать?
- Ничего. Пока все должно идти, как и шло. Найдешь эту придурочную - хорошо, не найдешь, тоже ничего страшного. Но держи ухо востро. Кстати, хочу предложить тебе работу.
Я встрепенулась.
- Что-то новенькое. А конкретнее?
Иннуля довольно хохотнула.
- Поменяться местами. Я уже так прижилась на твоем, что мне совсем не хочется освобождать его. Собственно, у нас с твоей начальницей как раз и был такой уговор. Ну, за твоей спиной. Вроде как без тебя тебя замуж выдали. Ты не обижаешься, надеюсь?
Я хмыкнула, хотя настроение у меня сразу испортилось.
- Ну так как насчет обмена? Команда, картотека, постоянная клиентура. Что-то можешь добавить, кого-то заменить, - тон у Иннули сразу изменился на серьезный, деловой. Ты сама понимаешь, мне нельзя, Егорка приказал сворачиваться. Да я и без него вижу: сочетать два таких рода деятельности невозможно. Мне в Фонде уже повышение предложили: работать со спонсорами. А это, не тебе объяснять, совсем другой коленкор. Но… как только, так сразу.
- Надо подумать, - задумчиво пробормотала я. - Для меня слова Инны были полной неожиданностью.
- Что ж, думай, - хмыкнула Иннуля, немного разочарованная. - Но думай быстрее, желающих выше головы. Крыша у тебя будет прежняя, надежней некуда. О чем тебе еще можно мечтать?
- Ни о чем, - спокойно ответила я. - Я согласна. Ты что, хоть на минуту засомневалась в этом?
- Мало ли, - жестко усмехнулась Инна. - Всякое в жизни бывает.
Отключив телефон, я долго сидела, уставившись взглядом в противоположную стену. Было от чего призадуматься. «Работать со спонсорами», с какой стати? Темнит подруга. Она что, жена олигарха? Вхожа в высшее общество? Но какое мне дело? Стать бандершей? Все лучше, чем девочкой по вызову. Вот только… как мне сейчас выкарабкаться? Могла ли Ирина устроиться на такое лакомое место сама? Швейцария, Цюрих, витрина, стриптиз. Нет, конечно. Значит, все дело в Гарике. У него таких Ирин не меньше десятка, работает самостоятельно, всем, кому положено, отстежку делает. Неожиданно приехал «майор», произошел скандал. Гарик либо переправил Ирину в другое место, либо продал в сексуальное рабство. И где теперь ее искать? Пусть сам и ищет? В незнакомых условиях, не зная языка?
Если разорвать модельный контракт, грекам я как-то смогу свое поведение объяснить, в конце концов, не я одна под боем, а вот Бекешин юмора не поймет. Неустойка будет такая, что мне несколько лет за нее потом не расплатиться. Не говоря уже о тех долгах, что уже висят на моей цыплячьей шее. Иннусино наследство? Но откуда мне знать, в каком состоянии находятся ее дела? Подруга подругой, а бизнес бизнесом. Но, опять же, даже если все в идеальном порядке, справлюсь ли я?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 30.05.2014 18:22
Сообщение №: 38636 Оффлайн
У меня не было никакого сожаления по поводу того, что прерывался мой «европейский галоп», и мне предстояло вернуться в Россию. Предложение Инны только на первый взгляд выглядело абсурдным, на самом деле, оно не просто давало мне работу, а еще и резко повышало мой статус. Так что вопрос «что делать?» даже не обсуждался, но вот как получше обставить мое позорное бегство, тут надо было хорошенько подумать.
Прежде всего, я предавала ребят. Что им оставалось теперь делать? Вернуться обратно в Грецию? Попытаться найти мне замену? Поменять программу?
Ну и, конечно, я нарывалась уже не просто на конфликт, а на окончательный разрыв с Бекешиным. Как Арнольд ни морщился всякий раз при виде меня, он вынужден был признать тот факт, что каким-то непонятным образом мы органично вписались в общую программу, не перетягивая одеяло на себя, и в то же время, занимая нишу, которую нечем было бы, в случае нашего ухода, заменить. Конечно, Арни не упустил бы возможности отомстить мне. И за то, что я так подводила его сейчас, и за все прочие мои дерзости, и уж тут внесение в черный список на веки вечные было не самым страшным, что он мог изобрести.
Хотя с другой стороны…
Каким еще образом я могла уберечь того же Олкимоса от гнева русской секс-мафии?
Весь наш маленький коллектив от скандала, который неминуемо должен был последовать со стороны больного на всю голову майора Самылкина?
Его дочь от гибели, либо скатывания на самое дно сексуального трафикинга?
Завтра. Желательно рано утром.
Билет закажу по Интернету. Затем хорошенько высплюсь.
Олкимосу, и только ему, позвоню уже из аэропорта.
Но не суждено было. Уже в холле гостиницы я увидела зареванную, не накрашенную, одетую в какую-то рвань Ирину, понятия не имею, каким чудом в таком виде я узнала ее. Мы обменялись быстрыми взглядами, поняв друг друга без слов. Уже через пять минут Ирина была в моем номере, и первым делом попросилась в душ. Затем, надев мой гостиничный банный халат и тапочки, она уселась в кресло.
- Есть хочу, - попросила Зернова-Самылкина жалобно.
Я прикинула, смогу ли я выделить ей что-нибудь из своего гардероба при наличии столь явно выраженной разницы в комплекции наших фигур, и покачала головой:
- Если только нырнуть в какую-нибудь кафешку поблизости. В здешний ресторан тебя точно не пустят. Пойду загляну в номера к ребятам, может, у них какая-нибудь одежонка тебе подойдет. Ты откуда вообще в таком виде, и как оказалась в Антверпене?
Ирина вздохнула:
- Я звонила Олкимосу, он дал мне твои координаты. Ну тот парень, который разыскал меня в Цюрихе и сказал, что меня ищет отец. Тогда мы расстались вполне довольные друг другом, он только попросил в общих чертах обрисовать, как мне живется, ну а когда понял, что я ни на что не жалуюсь, да и вообще в шоколаде, оставил мне свой телефон и уехал с сознанием выполненного долга.
- Стоп, - прервала я ее, - голодное брюхо к разговорам глухо, и, собственно, чего мы заморачиваемся, когда можно заказать еду в номер? Звони сама по телефону, возьми, что хочешь. Я так поздно уже не ем, такая профессия, фигуру нужно беречь, так что мне если только какой-нибудь салатик. Еще минералку без газа. Ну а я пока тоже душ приму. Официант во всех случаях не должен тебя видеть. Так что договариваемся заранее: как только он появится, спрячешься на время в спальне, либо в туалете.
Ирина кивнула и поплелась к телефону.
Через четверть часа она уже уплетала карбонад по-фламандски, причем так, что за ушами трещало, ну а я, наконец, пришла в себя после напряженного трудового дня и смогла немного сосредоточиться.
- Ты сбежала сразу, как только отец тебе позвонил?
- Нет, сначала уладила все формальности, а вот решение приняла в мгновение ока, прекрасно зная характер своего папаши. Эта сволочь обычно много времени на раздумья не тратит, предпочитает действовать. С администрацией никаких вопросов не было, Гарик договорился обо всем моментально, но, тоже имея представление о реактивности моего отца, сразу сказал, что ничем не может мне помочь. Даже переправлять меня куда-нибудь бессмысленно, Интерпол, если захочет, из-под земли мою задницу достанет, а у него все легально, неприятности ему совсем ни к чему.
- Гарик – твой сутенер? – поинтересовалась я. – Как же ты повелась, что, интересно тебе пообещали? Работу горничной в Ирландии? Или медсестры в голландском хосписе?
Ирина покачала головой.
- Нет, Гарик – не дурак, он никого не обманывает. Работа только проституткой, исключительно легально, но требования и к внешним данным, и к профессиональной подготовке предъявляет очень высокие.
- Он, действительно, гражданин Чехии?
- Да, он там обосновался прочно, давно уже. У него хороший особняк недалеко от Праги, безупречная репутация, свой бизнес: модельное агентство, ресторан со стриптизом, много чего. Мы пожили там три дня, потом отправились в Швейцарию, в Цюрихе я подписала контракт и попала в витрину. Была на неплохом счету у хозяев, хотя конкуренция очень сильная среди «нашей сестры». Но дело даже не в заработке, мне оставалось всего полгода до того, как получить ПМЖ, а в отдаленном будущем светила неплохая, по нашим меркам, пенсия. Отстежки делала только Гарику, но он надежно меня прикрывал. Вообще, и жизнь, и работа порой доставали меня своей монотонностью. Бывают дурехи, которые надеются таким образом найти себе приличного мужа, или купить домик в каком-нибудь маленьком городке. У меня подобных иллюзий не было, я просто тянула лямку, чтобы накопить деньжат и вернуться потом в Россию. Естественно, держаться впредь и до конца дней своих подальше от своего отца. От него я, собственно, и уехала.
- Да, - усмехнулась я, - нелегко тебе, наверное, с твоим папулей? Я тут недавно имела честь не только лицезреть его, но даже и хорошенько с ним поцапаться.
- Не то слово, - на глазах у Ирины появились слезы. – До смерти матери у нас была нормальная семья. Конечно, и скандалы, и побои бывали, но я для папеньки была принцессой, меня он не трогал и не обижал. Когда рак шейки матки сожрал мою мать в считанные месяцы, все резко изменилось. Отец превратился в деспота, контролировал каждый мой шаг. У меня не то, чтобы милого дружка много лет не было, но даже ни одной подружки. Прессинг был такой, что я совершенно отупела, школу закончила с грехом пополам, об институте и мечтать не приходилось. Потом встретила Гарика, сильно увлеклась им, что немудрено после стольких лет затворничества, мы тайно поженились, после нескольких приводов в полицию, отцу ничего не осталось, как с этим примириться. В конце концов, он завербовался на Северный Кавказ по контракту, ну мы и сбежали с Игорьком.
Я задумалась.
- И что теперь?
- От меня все отвернулись. Кроме русской мафии, конечно, те сразу на крючок бесхозную девочку поддели, чего добру пропадать? Перепродали боснийцам, мне удалось улизнуть от них, но долго я не пробегаю. В нашем бизнесе нет подруг, одни конкурентки, они как раз меня русским и сдали, вычислят и теперь.
Я долго колебалась, потом решилась:
- Паспорт, как я понимаю, у тебя отобрали?
Ирина усмехнулась:
- Ну, я не совсем дуреха, слава богу. Один, конечно, в залог пошел…
- …тот, что на Ирину Зернову, - моментально догадалась я. – А вот тот, что на Ирину Самылкину…
- Уцелел, слава богу!
Ну, раз уцелел.
- Я завтра улетаю в Москву. Хочешь со мной? Не грусти, защитим мы тебя как-нибудь от твоего папульки, да и с работой проблем не будет. Подберем что-нибудь. Деньги-то у тебя хоть есть?
- Что-то уберегла. Не все, конечно, - Ирина, наконец, ожила, – но на билет до Москвы хватит.
У меня возникли последние сомнения: совсем я сдурела - во что ввязываюсь? Но я прогнала их, решительно тряхнув головой:
- Тогда давай билеты заказывать.
Но к Интернету я не успела подключиться. В номер ворвалась полиция, позади вооруженных до зубов бельгийских «копов» я увидела лоснящееся от удовольствия лицо майора Самылкина.
- У тебя только один шанс, - успела я тихо шепнуть Ирине, - утверждай, что сразу после смерти матери ты постоянно подвергалась сексуальному насилию со стороны отца, оттого и сбежала. Доказать ничего невозможно за давностью лет будет, так что он отделается легким испугом. Но впредь это хоть немного его приструнит. А если свяжешься со мной в Москве, я в такую программу защиты тебя включу, что он вообще шелковым станет.
ГЛАВА 2
Наша полиция – просто хамы, за рубежом, в любой стране, местные «копы» ведут себя с проштрафившимися русскими, как боги, спустившиеся с небес.
Обязательно продемонстрируют вам с гордостью свою «пушку», как будто нас, пуганных и перепуганных, можно каким-то жалким пистолетиком испугать.
Постараются хотя бы час продержать вас в заточении, любой вариант которого с нашим знаменитым российским «обезьянником» ни в какое сравнение не идет.
Ну и, конечно, психологический прессинг – допрос с пристрастием, порой с применением всякого рода техники. Так и хочется им сказать: ребята, кого вы там так усердно снимаете, записываете? Себя? Любая ваша техника в данном случае работает против вас, а нас только успокаивает. Уверенность в том, что тебя не будут лупить дубинкой по почкам, каким-нибудь толстым телефонным справочником по башке, молотить кулачищами по прессу, как по боксерской груше, сразу настраивает на лирический лад.
Первое недоумение – я отказалась от «звонка другу». А что мне еще оставалось делать? Конечно, если бы я позвонила Арнольду, тут же примчался бы адвокат нашей модельной «банды», и уже через полчаса я оказалась бы на свободе, однако раскрывать Бекешину свою «работу по совместительству» у меня никакого желания не было.
Засветить Олкимоса? Кому это было нужно? Я рассудила, что меня все равно будут искать, сама же полиция, к примеру, ну и найдут, соответственно.
Однако и невинной овечкой прикидываться у меня никакого желания не было. Тем более что мсье Самылкин расстарался на полную катушку, выдал меня с потрохами и всеми «явочными» телефонами в Москве. Мне ничего не оставалось, как только подтвердить все, сказанное моим «лучшим другом», а офицеру, который меня допрашивал, передать мою грешную до черноты душу и хилое костлявое тельце агенту Интерпола, который с самого начала присутствовал при моем допросе, выражая всем своим видом вроде как полное равнодушие к его содержанию.
Так что уже через пару часов я сидела в уютном кафе с агентом бельгийского НЦБ (Национальное Центральное Бюро) Интерпола Матсом Мертенсом (не ручаюсь, что имя подлинное, во всяком случае, так он представился), и это было для меня, как отпустить рыбку обратно в воду. Что они могли мне предъявить, конкретно, в полиции? То, что я занималась несанкционированными действиями на территории другого государства? В ответ я по памяти процитировала с десяток запросов, которые мы посылали, а в ответ получали лишь формальные отписки. Затем рассказала о том, что некоторые девчонки, с которыми я беседовала в РЦ, сообщали мне вполне конкретные имена и звания некоторых офицеров самых разных стран, которые закрывали глаза на то, как с ними поступали, взамен не оплачивая сексуальные услуги, которые они получали в местных подпольных борделях. Кстати, я была готова назвать и адреса этих заведений, вполне логично рассчитывая на то, что вряд ли они с тех пор закрылись или собираются закрыться. Кому захотелось бы после этого со мной связываться? А вот для Интерпола подобная информация была на вес золота.
Так что мы очень быстро договорились с мсье Мертенсом во сколько минут, записанной на диктофон информации, он оценивает мою свободу. Я даже удивилась своей осведомленности, во всяком случае, у меня нашлось достаточно в памяти, чем моего доблестного Матсика удивить.
С тем мы и расстались. Я даже успела в срок на работу. Хотя не обольщалась, конечно: попасть к Интерполу на крючок – сомнительное достижение. И не отмыться теперь вовек, сроков давности здесь не бывает. Даже если ты просто слила им какую-нибудь разовую информацию. Таких «полезных» людей они из своего поля зрения никогда не выпускают.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 01.06.2014 18:11
Сообщение №: 38995 Оффлайн
Я лежала на давно не стираном одеяле и разглядывала серый, покрытый трещинами, потолок. Еще один, очередной, Бухенвальд. Не многовато ли? Что же мне так везет-то в последнее время? Вся комната была плотно заставлена такими же, как у меня, кроватями, постельное белье на них было ничем не лучше того памятного, больничного. Девушки-красавицы из самых разных стран Восточной Европы и СНГ. В других комнатах, как видно, было приблизительно то же самое. Столько я выслушала рассказов за время своей работы в РЦ о подобных заведениях, что мое нахождение здесь казалось мне сейчас вполне естественным. Никакой паники я не испытывала, но зато и мысли текли сонно, неторопливо, а нужно было хоть как-то сориентироваться.
Где я? На окнах не было решеток, но камеры видеонаблюдения фиксировали каждый наш шаг. Какое-то, пришедшее в полный упадок, фермерское хозяйство (я уже осмотрелась вокруг), несколько молдаван создавали видимость ремонтных работ. Конечно, охрана, мордовороты с типично «славянской внешностью». Значит, я у «своих». Тоже радости мало, но, по крайней мере, не у албанцев, и не у боснийцев.
Так все-таки, где я? Если учесть по времени, что меня похитили сразу, как только я отработала очередной показ, далеко увезти меня не могли, вряд ли даже за пределы Бельгии.
Меня никто не бил, вообще не обращал никакого внимания, и это внушало надежду. «Не суетись под автобусом» - те, которые суетились, наверняка были где-нибудь в другом месте, не исключено, что и в подвале. Избитые или обколотые, сломленные или пока еще кипящие возмущением.
Первый отбор. Когда паспорт уже уплыл в неизвестном направлении, но еще остаются надежды, что произошло какое-то недоразумение, и сейчас их рассортируют, отправят на курсы или непосредственно на рабочие места горничных, уборщиц и даже гувернанток. В нашей комнате были самые осторожные, спокойные, неглупые, кто-то тихо плакал в подушку, кто-то самостоятельно размышлял над тем, что произошло, кто-то в стайках делился друг с другом информацией. Были и профессионалки, которые сами рвались работать в местных борделях, и посматривали сейчас на суетящуюся «молодь» свысока. Они еще не знали, что их ожидало.
Состав наш то и дело менялся, одних уводили, других приводили. К новеньким тотчас подбегал кто-нибудь из любопытствующих. Я, уже в первые минуты своего пребывания здесь, подобные попытки пресекла одним только словом: «Отвали!» У меня не было никакого желания вмешиваться в чужую игру, да еще под объективами двух видеокамер. Точно так же я отшила и одну из профессионалок, которая каким-то образом разглядела во мне родственную душу.
Наконец, мне надоело смотреть в потолок, захотелось элементарно умыться, привести себя в порядок. Я беспрепятственно прошлась по коридору, и даже заняла очередь в душ. Те же камеры по всему периметру, я не принимала участие в общих разговорах, но по всему чувствовалось, что прибыло свежее пополнение: такую наивность в возмущениях и рассуждениях я давно не встречала.
Камеры в душе. И не для того, чтобы поржать лишний раз охранникам, все для той же сортировки. К сожалению, у меня даже полотенца не было, не говоря уже о пасте и зубной щетке. Тем, что лежало, замызганное, на краю раковины, воспользоваться я побрезговала.
В конце концов, пришли и за мной. Дюжий охранник проводил меня на третий этаж, втолкнул в один из кабинетов. За столом сидела типично бандитская харя, и, что уж совсем умора, с беджиком на груди. Петрик, именно так там было написано (наверное, тоже молдаванин), полистал файлы в планшетнике, без труда нашел там данные обо мне, и спросил:
- Ну и как вам тут, у нас, Анна Леонидовна?
- Хорошо, - спокойно ответила я. – Не понимаю только, с какой стати я здесь очутилась?
- О, это просто, - оскалил прокуренные, гнилые зубы Петрик.
Он развернул ноутбук в мою сторону, и я увидела себя, беседующей с Матсиком в кафе. Не только увидела, но и услышала.
Господи, чем они меня хотели удивить?
- Ну и что? – холодно спросила я. – Вы узнали о себе что-нибудь новое? Да об этом в любой газете можно прочесть.
Парень усмехнулся.
- Ты на что рассчитывала, дура? Что тебя здесь никто не тронет? У нас везде свои люди, мы отслеживали каждый твой чих, каждый вздох. Работать так нагло буквально у нас под носом, ты вообще, в своем уме? Конечно, не мне о тебе решения принимать, но ты уже в трафике, а из него вырваться мало кому удавалось.
- Что ж, в траффикинге, так в траффикинге, - мрачно вздохнула я. – От судьбы не уйдешь. Куда меня теперь?
«Петрик» если не обрадовался, то, по меньшей мере, удивился моей уступчивости. Но виду не подал.
- Приятно разговаривать с профессионалкой, - пробормотал он себе под нос. – От меня, конечно, не все зависит, я могу только рекомендовать. Ну, если исходить из твоей биографии, на дрессировочный полигон тебя отправлять нет смысла, сама кого и чему хочешь, можешь научить. Рынки, пожалуй, тоже отпадают. Чернозадым продать – дорого не дадут, а какой тогда смысл? В порнографию – вряд ли получится, слишком лицо твое примелькалось, может на след навести. Так что остается либо штучно какому-нибудь любителю клубнички впарить, либо, поскольку ты знаешь три языка, оставить тебя здесь, в Европушке, в каком-нибудь из местных подпольных борделей. Наверное, это все, что мы можем тебе предложить.
- Что ж, и на том спасибо, - пожала плечами я. – Если можно, у меня только один вопрос, чисто из любопытства. Что стало с Ириной?
- С Ириной? – удивился «Петрик». – А что с ней могло быть другое? Отдали обратно боснийцам. Обошлось без неустоек, сами виноваты, рот не надо было разевать. Мы им няньки, что ли?
- Ну а отец?
- Отец? Ищем. Да он, наверное, давно в Москву улетел.
- Зря вы так, - покачала головой я. – Никуда он не улетал. Он еще проявит себя. Как бы вам не пожалеть, жадность, как известно, губит. Отдали бы пару других девчонок взамен, и разошлись с миром.
Петрик вызверился. Вся его показная любезность мигом куда-то улетела.
- Ты чего выпендриваешься? Какое твое собачье дело? Я тебе сейчас такое устрою, забудешь, каким местом советы давать. Как я вижу, ты хорошего обращения не понимаешь?
- Как раз наоборот, - все так же спокойно ответила я. – Вы ко мне с добром, и я к вам. При таком вашем сочувствии к моей дальнейшей судьбе не хотелось выглядеть неблагодарной.
ГЛАВА 4
Дернул меня опять черт за язык. Любезность «Петрика» нисколько меня не обманула. Скорее, насторожила. Если совсем недавно я еще надеялась, что меня чуть-чуть попугают и отпустят: все-таки, модель, совсем недавно встречалась с агентом Интерпола, то сейчас я вдруг поняла, что наглости этих дебилов нет предела. Единственным выходом для меня было сбежать, и как можно скорее. Самое главное – паспорт мой был в гостинице, греки, хоть и трусы, каких мало, вряд ли допустят, чтобы он оказался в руках бандитов.
Я засветилась в полиции. Вроде как оказала им услугу. Вряд ли они вышвырнут меня вон, когда я вновь появлюсь у них и попрошу помощи. А вот бандюганам я докажу, что не стоило им со мной связываться. Я знала слишком много подпольных борделей даже в Антверпене, путей переброски «живого товара» по тропам контрабандистов, и, если подключить нидерландский «Фонд против торговли женщинами» и местную прессу, продажным полицаям поневоле придется проявить бдительность, и хоть что-то из этих гнилых точек закрыть.
Бежать? Ха-ха! Но как именно? Проще сказать, чем сделать. Как поется в известной песенке: «Мать моя, кончай рыдать, давай думать и гадать…». Да, Аня, поднапряги мозги. «Куда пошлют меня работать за бесплатно?»
Только сейчас до меня дошло, в какое положение я попала.
«Главное – знать: как бы ни запугивали, не ломали, поддакивать, на все соглашаться, не сопротивляться, но при первом же удобном случае сбежать или просто позвонить в полицию, самой или уговорить клиента. И не дрейфить потом, когда мучителей накроют. Если повезет, то за выступление свидетельницей на суде могут и вид на жительство дать, даже гражданство, во всех случаях, год, как минимум, можно будет прокантоваться в стране без всяких проблем».
Так я сама еще недавно наставляла своих «подопечных», на что некоторые из них лишь мрачно усмехались.
Современное сексуальное рабство – прежде всего политика, коррупция, и только затем криминал. Спрос рождает предложение, преступные деньги меняют законы, развращают любые виды власти, сметают все: нравственность, мораль, совесть, даже элементарный здравый смысл, на своем пути. В этой ситуации речь может идти только о выживании. Причем не только отдельных людей, а целых стран и даже регионов.
Причины? Их не перечесть. Начнем с Интернета: порнографии в нем столько, что уклониться от нее совершенно невозможно. Куда бы ни привел вас тот или иной поисковик, реклама, порноролик преследуют вас, как собака зайца. Да, да, не обольщайтесь, в Сети (на редкость точное название) на вас идет постоянная, целенаправленная охота.
Что дальше? Много чего. К примеру, мало кто знает, что регулярные просмотры порно для мужчины - самый короткий путь к импотенции.
Проституция. Наивные граждане полагают, что легализация проституции резко уменьшает число сексуальных насильников и маньяков, практика показывает обратное: их количество возрастает в геометрической прогрессии.
Ничего удивительного: отправляясь в бордель, не насильник и не маньяк, обыкновенный добропорядочный гражданин требует теперь от проституток таких «услуг», которые лет десять назад превосходили все возможности его воображения.
Ради бога, за большую плату, все, что клиенту угодно. Обыкновенная проститутка вряд ли согласится, сексуальная рабыня обязана подчиниться, хотя прекрасно знает, что подобные «изыски» разрушают ее здоровье хуже курения, наркотиков и алкоголя, вместе взятых.
Вот отчего, как и по многим другим причинам, обычных проституток даже в тех странах, в которых торговля женским телом разрешена, все больше вытесняют сексуальные рабыни. Только их можно заставить «работать» без выходных по 12-16 часов в сутки, а за малейшую провинность и по 24 часа. Сколько лет такая девочка сможет продержаться? Год? Три? Пять? Да сколько угодно, пока из нее не выжмут все соки, а потом либо закопают, либо на родину отправят. Сколько болезней она привезет потом с собой? И уж точно, рожать будет неспособна.
Понимая, что этот вал не остановить, богатые страны берегут своих женщин, закрывая глаза на «красавиц» из бедных регионов, которые из алчности или по глупости идут на подобное самоубийство. Но, по большому счету, это их не спасает: «букеты» болезней, полученных от восточноевропейских «красавиц», сначала косят мужчин, а затем и их жен, любовниц, то есть, обычных, вполне добропорядочных, женщин.
Безвизовый режим для россиян в Европу? Какой прогресс! Как «неохотно» вроде бы идут нам навстречу в этом вопросе! На самом деле, лишь алчно потирают руками в предвкушении сказочных прибылей, ведь приток наших отечественных сексуальных рабынь после этого резко возрастет.
Что это? Геноцид? Нет, просто управляемое вырождение, загнивание целых государств, наций.
Однако что толку рассуждать о других, не лучше ли подумать о себе? Я снова влипла, уже в третий и, наверное, последний раз. Выдерживать по тысяче мужчин в месяц, как вам такое? Вот только не ухмыляйтесь и не морщитесь брезгливо, от такого варианта ни одна девушка или молодая женщина в нашей стране на сегодняшний день не застрахованы. Даже если у вас достаточно здравого смысла, чтобы не пойти на поводу у самого разного рода вербовщиков, «сказочных принцев» и прочих «кудесников-завлекателей», вас в любой момент, хоть с улицы, могут элементарно похитить, а через три дня (по закону!), когда доблестная российская полиция начнет вас искать, вы будете уже далеко за пределами нашей славной Родины.
«Куда, куда меня пошлют?»…
Уроженок Питера отправляют обычно на север: Норвегия, Финляндия. Москвичек в Германию, Францию, Бельгию. Но, как говорится, не факт. Самое страшное: попасть в Израиль, Саудовскую Аравию, Эмираты, но особая песня: Сербия, Босния, Косово. Впрочем, даже и США, Канада – тоже не подарок.
За нами пришли ночью, погрузили в фургон, связали, заклеили рты скотчем. Я в этой копошащейся массе ничем не отличалась от других. Только сейчас в полной мере я осознала: последние мои надежды улетучились, как «сон в летнюю ночь», и началась новая, как я уже сказала, последняя, одиссея. Я даже удачное название для нее придумала: «Гетера на галерах».
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 02.06.2014 14:57
Сообщение №: 39201 Оффлайн
- Профессионалки есть? – спросил зашедший в нашу комнату, нагло ухмыляющийся детина. Сколько я их здесь, уродов этих, уже перевидала! Все накаченные, со зверскими рожами, постоянно потеющие, с неизменным запахом перегара изо рта. Как из инкубатора! Однако времени на раздумье у меня не было, и я первой подняла вверх руку. Моему примеру опасливо последовали еще три девчонки.
Детина внимательно оглядел каждую из нас, и удовлетворенно кивнул:
- Хорошо.
Все это время я следовала за его похотливым, ощупывающим взглядом, и мысленно с ним согласилась: самозванок среди нас не было.
Не дожидаясь приказа, мы сбились в сиротливую кучку в наиболее освещенном, уютном углу комнаты, бросили вещи на кровати.
Помещение было приблизительно такое же, как и в прошлый раз, постельное белье ничем не лучше. Однако когда я выглянула в окно, меня ожидал сюрприз: я увидела солидный особняк в три этажа с ухоженным парком вокруг, высокую ограду с колючей проволокой, но не поверху, как обычно, а на уровне не менее колючего, чем металл, кустарника. Не исключено, что через эту проволоку на ночь, или даже круглосуточно, пропускался электрический ток. Свирепые собаки и не менее устрашающего вида держиморды-охранники. Из разряда тех, о которых я уже говорила. Было от чего прийти в шок.
- Сабрина. Из Украины, - представилась одна из нашей четверки, хотя никто ее об этом не просил.
«Хочет взять вышку», - моментально догадалась я, но даже не обернулась. Мне было смешно видеть, с каким высокомерием эти три «дивы» посматривали на остальных. Более уверенно даже, чем на «бельгийской ферме». Мне бы их грезы, которые скоро, очень скоро, превратятся в слезы! То, что нас выделили, ровным счетом ничего не значило для нас. Во всяком случае, хорошего. Я уже поняла, где мы находимся – на испытательном полигоне. Страна? Раньше и гадать было нечего: сначала Сербия или другой какой-нибудь лоскуток бывшей Югославии, затем широко известный боснийский рынок Аризона, где можно было купить все: овощи, тряпье, контрабандные сигареты, а вдобавок еще и нашу «сестру» в вечное владение. Сейчас косоварам пришлось даже переключиться на торговлю человеческими органами-запчастями. Сексуальных рабынь куда проще стало и обучать, и продавать прямо на месте, под надежным прикрытием местных полицейских. Так что вряд ли мы куда-нибудь уезжали за пределы центральной Европы. И тут, не дай Бог Германия, хорошо бы Швейцария, но опять же, какой кантон? Везде были свои тонкости, но самым печально известным местом, пожалуй, был Цюрих.
Как я уже упоминала, парламентское или правительственное лобби успешно преодолевали все барьеры: традиционная проституция даже в самых развитых странах стремительно отступала перед сексуальным рабством. Конечно, предварительно ему расчищали путь в законодательстве: сначала отменяли обязательную регистрацию проституток, вроде как в гуманных целях, права, права, права, а на самом деле для того, чтобы дать широкий доступ в страну нелегалок. Еще большее иезуитство: отмена для лиц, занимающихся проституцией, подоходного налога, и вот уже налоговая служба, самая страшная для криминала, самая эффективная, успешно устранена.
Политика? Невозможно иначе. Ну а дальше: «твори, выдумывай, пробуй» - «девочек» гоняли из одного борделя в другой, из города в город, из страны в страну, благо границы внутри Европушки все открыты, чтобы искусно запутать, а порой, и замести, следы, причем не только места обитания, а, порой, и места уничтожения; чтобы оперативно менять быстро надоедавшие клиентам составы; чтобы не дать девчоночкам обзавестись постоянной клиентурой, что в обычной проституции как раз всячески поощрялось, являлось основой процветания, как «жриц любви», так и самого заведения. А здесь… устойчивые связи были слишком опасны, даже самое жестокое, очерствевшее сердце клиента могло дрогнуть, и он вполне мог донести о той или иной «малышке», по ее просьбе, в полицию.
Сабрина! Хорошая кличка, вот только ума у «гарной дивчины» было явно маловато. Для меня не было секретом, для чего нас отсеяли. Обученная «девочка» во всех случаях стоила гораздо дороже, чем «сырой» материал. Прошли те времена, когда бандюганы с удовольствием и смаком насиловали «юных дев», обучая их «азам» профессии, и в таком сыром виде отправляли их дальше по этапу. Все изменилось, когда пошел вал, тогда обучение из удовольствия превратилось в работу, где оргазм порой симулировался с обеих сторон. Я не сомневалась в том, что все охранники не покидают ограды особняка, и активно, быть может, за дополнительную плату, участвуют в процессе.
Как он проходит? Да очень просто. Сначала бьют и насилуют, потом снова насилуют и бьют, до тех пор, пока «девочка» не сломается. Бывает, хоть и крайне редко, что не ломается до конца, печального конца. Как работают «утилизаторы» я не знаю, однако не только Россия, Европа тоже с некоторого времени обильно унавожена останками молодых девичьих тел.
Второй этап: доводка. Бывают случаи, когда здесь подключают «мамок» или матерых «девиц» со стажем. Те обучают, как завлекать клиента, раскручивать, возбуждать его; специфической «боевой раскраске», то есть, правилам продажного любовного макияжа; особой, вызывающей, манере одеваться. Сгоняют лишний вес, если нужно, или наоборот, раскармливают.
Сабрина. Два-три дня, не больше, дадут нам расслабиться. Как только количество достигнет критической массы: семь, восемь, десять человек, либо «купцы» сами приедут, либо нас отвезут на какой-нибудь подпольный «невольничий рынок». Ну а там элементарно, как рабочую скотину, продадут. Предсказать, «куда, куда» мы потом попадем, совершенно невозможно. Ну а заодно, за эти два-три дня дополнительная задача: нагнать на всех нас побольше страху.
Ад начался тут же, задержки не последовало. Девчонки стонали, плакали, валясь от стыда, ужаса и усталости на свои кровати после «занятий», им никто в этом не мешал. Бейся в истерике, кричи, хоть лопни, все равно ни в Кремле, ни в Бундестаге, даже в местном, продажном до мозга костей, отделении полиции никто тебя не услышит.
Я хорошо знала, что их дальше ожидает.
Сначала они будут настраиваться на побег и мечтать о том, как они вернутся на Родину и отомстят тем людям, которые обрекли их на подобное скотское существование.
Через какое-то время произойдет отрезвление и придет осознание того, насколько их мечты смешны и беспочвенны. Они неожиданно обнаружат себя внутри Системы, гибкой, сплоченной, безжалостной. Куда более сильной, чем государство, которое палец о палец не ударило, чтобы обеспечить их работой, более или менее сносным существованием в той глубинке, где их угораздило родиться, которому было наплевать, когда они уезжали в никуда, а еще больше – где они после отъезда окажутся и суждено ли им вернуться обратно.
Что дальше? Обычно, в результате превосходящих всякие возможности воображения насилий, извращений, избиений, происходит самое страшное – человек теряет связь с собственной личностью. Он как бы отгораживается от себя настоящего, живет только прошлым и будущим. Первым впоследствии исчезает будущее, затем прошлое кажется уже не своим, а принадлежащим какому-то совершенно другому человеку. Дальше возвращается настоящее, но уже в ином, замещенном, виде. Суженном до размеров борделя, в котором девушки-бедолаги обитают. Лица мужчин настолько перемешиваются, что они перестают их запоминать, их самосознание все более скукоживается, доходя до самой элементарной физиологии.
Но если даже кому-нибудь из них удастся бежать, вернуться, что их на родине ожидает? В каком-нибудь маленьком городишке, из которого они с такой радостью вырвались? Пьяницы мать или отец, или оба сразу, и опять, как и до отъезда-приезда – никакой работы. Просто добавятся усмешки, презрение или даже прямые угрозы со стороны односельчан или соседей. Снова насилие, избиения, но теперь уже на своей собственной Родине. Да еще постоянный страх, что их настигнет кара со стороны преступного синдиката, и даже такую, испоганенную, никчемную жизнь у них, в конце концов, отнимут.
Конечно, всегда можно, как вариант, вернуться с шиком, купить на деньги мафии дом или квартиру, машину, хорошо приодеться. И рассказывать потом хвастливые сказки всем дурам на свете о необыкновенной заграничной жизни, местных принцах, которые не слишком-то жалуют своих аборигенок за их, усвоенный еще с пеленок феминизм, а от русских девушек, покладистых, веселых, верных, просто без ума. И вербовать, отсылать в тот кромешный ад, в котором они сами побывали, наивных и невинных овечек сотнями, тысячами.
Только сейчас я поняла: даже то немногое, что мы делали в своем Центре, по сути, обрекая недавних рабынь вновь на продажу своего тела, было счастьем, подарком судьбы для многих из этих несчастных, единственным выходом.
Надежда все больше таяла и во мне самой. Во всяком случае, от моей прежней самоуверенности и следа не осталось. Конечно, я могла выторговать себе какие-то привилегии в обмен на предательство. Утешать окончательно сломленных, уговаривать сдаться, смириться тех, кто еще сопротивлялся, передавать разговоры, любую информацию бандитам, да мало ли что еще, лишь бы меня не продали албанцам, лишь бы не отправили в Израиль, Саудовскую Аравию или Арабские Эмираты.
В конце концов, произошло самое страшное: я поддалась общей панике, была на грани истерики, все больше тонула в депрессии. Первое время я перебирала в памяти истории тех девчонок, которых мне здесь, в Европе, удалось вызволить. И что? Кто-нибудь собирался наградить меня за мои подвиги? Чествовать, как героиню, когда я вернусь на Родину?
Лишь через некоторое время я собрала последние силы и постепенно начала приходить в себя. До этого я искала точки опоры, но никак их не находила, хотя они, конечно, у меня были. Первое – знание языков. Второе – паспорт, который мне, надеюсь, сохранили. Третье: телефоны, по которым практически в каждой стране можно было за помощью обратиться. Четвертое – Немальцына, не может быть, чтобы я была первым провалом в ее практике. И что же, она вот так, запросто, способна отдать меня на растерзание?
Сабрине «повезло». Когда нас выстроили вдоль стены в какой-то комнатушке, я поняла, что торг начался. Выбрали только одну девушку, «гарну дивчину», которая буквально светилась от счастья, поглядывая на нас свысока.
Дура. Что ее могло ожидать теперь? Потешится кто-нибудь на полную катушку с ней, затем перепродаст с выгодой. Хороший бизнес! Особенно в кризис. Доступен практически каждому. Даже самые бедные могут устроить складчину, взять деньги в долг, и через какое-то время их возвратить.
Если это маньяк, то он может сделать с ней что угодно, и где угодно «утилизировать», искать потом будет просто некого, да и незачем.
Здоровье отменное? Прекрасно, значит, тело можно будет продать, опять же, предварительно изрядно натешившись им, уже не оптом, а в розницу, по частям, на органы.
Или какой-нибудь еще более длинный, извилистый путь, который закончится в итоге все тем же грязным подпольным борделем.
Но, собственно, с любой из нас то же самое могло произойти.
В первую партию меня, почему-то, не включили. Во второй передышка закончилась, погрузили в фургон вместе с остальными. Настроение у «сабринянок» было подавленное, я тоже молчала. Все эти дни я пыталась докопаться до сути: где я совершила прокол? Но как ни просеивала ситуацию, в осадок выпадал только злополучный майор Самылкин, других вариантов не было. Как раз тот Его Величество Случай, который предусмотреть невозможно.
Но и на месте меня не пустили с остальными, отделили, затем повели в какой-то кабинет. Парень, который там сидел, разительно отличался от тех дебилов, с которыми я до этого имела дело. Прекрасно одетый, воспитанный, приветливый. Красивый блондинчик, ну просто вылитый Сергей Есенин. Несомненно, знал несколько языков. Он долго внимательно меня разглядывал, и только потом предложил сесть.
Ехали мы недолго по русским меркам: километров сто, сто пятьдесят, но мне мучительно хотелось пить. «Сережа» моментально догадался об этом, достал бутылку минералки без газа из холодильника, поставил ее на стол рядом со стоявшей наготове стопкой одноразовых стаканчиков. Меня подобная предупредительность отнюдь не порадовала. Противник ожидался не простой, вряд ли мне по силам.
- Олег, - представился парень, как только я немного утолила жажду. – Не возражаешь, если мы перейдем сразу на «ты»?
- Нет, конечно, - охотно поддержала разговор я. – Аня.
- Да, Анна Леонидовна Леднева, - кивнул Олег и кинул на стол несколько газет с моей фотографией на первой полосе.
У меня аж захолонуло на сердце. «Греки, - моментально догадалась я. – Не струсили все-таки, ринулись на мою защиту».
- Да, да, ты не ошиблась, пидоры твои, они самые, - холодно кивнул Олег. – Они первыми шумиху подняли, ну а потом и «Ангел», и «Фонд против торговли женщинами» подключились. Так что же нам с тобой делать, Аннушка? Какая-никакая, моделька все-таки, никак они, сволочи-журналюги эти проклятые, разнесчастную Свету Котову не могут забыть. Но если бы только моделька… мы бы не посмотрели. Однако, невероятный в нашей практике случай, надавили на нас какие-то люди из Москвы, терки начались непонятные. И из-за кого, собственно? Из-за дешевой проституточки! Не было у нас такого, мамой клянусь, никогда не было! Слушай, предлагаю нам сэкономить время друг другу, оно, как известно, дорого. Кого знаешь, конкретно? Так, пару-троечку имен навскидку.
- Нет ничего проще, - спокойно ответила я. – Мистер, Короткий, Люпен. Достаточно будет?
Олег, при всем его умении владеть собой, не выдержал, вздрогнул. Я поняла, что стрельнув вот так, наугад, пробила основательную брешь в его обороне. Это было все равно, как выиграть джек-пот, совершенно невероятный вариант.
- Люпен? Ты знаешь Люпена? Как он выглядит?
- О «людях» не говорят, - ответила я коронной фразой, которая не раз меня выручала. И застыла, как изваяние. Соответственно, как ни пытался дальше Олег проникнуть сквозь эту глухую защиту, ничего у него получалось.
«Людьми» называют только авторитетов, о них не принято особо распространяться всяческой, вроде меня, мелкоте, достаточно лишь один раз назвать кличку. Конечно, если уличат, что блефуешь, по крупному придется потом за «базар» отвечать. Но в моем положении выбирать не приходилось. Я рискнула, как рисковала всегда, хоть и не всегда выигрывала.
Олег на какое-то время задумался. По тому, как неожиданно, стремительно (с места в карьер) начал развиваться наш разговор, я поняла, что вопрос обо мне и моей дальнейшей судьбе уже обсуждался, может быть, даже не один раз, однако информация, «херувимчиком» сейчас полученная, многое могла изменить в, казалось, принятых уже решениях.
- Ладно, - Олег поморщился, что ему явно не шло при его смазливом личике, - посиди здесь, я мигом обернусь.
Ясно, пошел к начальству. Позвонить или переговорить? Лучше бы, сначала пошептаться, а затем наверх доложить. Я сидела спокойно, и ничего не загадывала: в моем положении терять было особенно нечего. Ну как тому «пролетариату» с его «цепями». «А обрести он может весь мир». Мне столько не надо было, вполне хватило бы и маленького кусочка, буквально, крошки с барского стола.
Херувимчик пришел лишь через час, и сразу объявил мне решение:
- Ладно, «там», наверху, - он указал пальцем в потолок, - решили тебя отпустить. Но правила знаешь: рот на замке о том, что видела; сведешь к минимуму контакты с прессой; греков успокоишь, домой отправишь, ну и сама сразу потом обратно в Москву. В Европе чтобы больше не появлялась, предупреждать не станем, сразу албанцам продадим. Кстати, ты оказалась права насчет своего отмороженного майора, этот придурок не придумал ничего лучшего, как завиться к боснийцам, перестрелять всю охрану борделя, в котором его дочь находилась, и преспокойненько увезти ее домой. Вот только он еще пожалеет о том, что так сделал, боснийцы подобных «шуток» не понимают, они его и в Москве найдут.
Я равнодушно пожала плечами: зачем, мол, мне бесполезная информация, раньше надо было думать. И предпочла вернуться к прерванной линии разговора.
- Невыездная моделька, очень оригинально! – весь показной лоск тут же слетел с меня, как «с яблонь белый пух». Олеженька, золотко, о чем ты? Люпену такие фокусы не понравятся, у меня здесь своя «сверхзадача». Да и «люди» подобным образом вопрос решить не могли. Так что, боюсь, тут чисто твоя, шавочная, самодеятельность.
«Олеженьку» чуть удар не хватил. Он встал, уперся кулаками в стол, ну прямо, как секретарь парткома в одном старом фильме, и злобно прошипел:
- Ладно, поступай, как хочешь, но помни, я тебя предупредил!
Я тут же вскочила, полностью скопировала его позу, да еще изогнула спину, как дикая кошка:
- Я тебя тоже!
На том мы и расстались, как нельзя более довольные знакомством друг с другом.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 03.06.2014 16:49
Сообщение №: 39581 Оффлайн
Я стояла на крохотной площади небольшого старинного городка (не буду раскрывать его название), и никак не могла поверить в свое освобождение. К своему удивлению, я оказалась не в Германии, и не в Швейцарии, как предполагала, а в Нормандии. Мне вернули все вещи, в том числе и смартфон, я тут же набрала номер Олкимоса. Ждать долго не пришлось.
- Анюта, где ты? – послышался тревожный, взволнованный голос.
- Во Франции, - ответила я, - недалеко от Дьепа.
- Здорово! Значит, тебе удалось бежать? – Ликованию Поцелуйчика не было предела. По всему чувствовалось, что наша славная четверка «мушкетеров» была в полном сборе, каждый рвался со мной поговорить.
- Слушай, мы как раз в Париже, решили полюбоваться местными достопримечательностями перед отъездом, - сказал Олкимос после того, как телефон вновь очутился в его руках. – Говори, где тебя ждать? Тут ведь совсем недалеко, как я понимаю?
Что ж, Париж так Париж. Ничего мне так не хотелось в тот момент, как убраться как можно дальше и поскорее от тех мест, где я недавно обреталась.
Уже через час я была в Руане, жаль, что у меня совсем не было времени на то, чтобы побродить по этому чудесному городу. Достопримечательностей здесь было столько, что и за день не осмотреть, но, как я ни спешила, от того, чтобы не посетить знаменитый кафедральный собор Нотр-Дам, я все-таки не удержалась. Потом села в поезд, и уже через полтора часа мои друзья встречали меня на вокзале Сен-Лазар.
Это была встреча века, давно я не тонула, буквально, в такой искренности и сердечности в отношениях между людьми. Мы оживленно болтали в кафе, больше всего я боялась, что меня узнает кто-нибудь из журналистской братии, к встрече с которой я пока была совершенно не готова. Потом мы поехали в небольшой мотель, в котором ребята поселились.
Я коротко поведала свою одиссею, не вдаваясь в излишние подробности. Главное, в чем я уверила новых друзей, что никто не собирается им мстить, и никакая опасность им больше не угрожает. Но от своего недавнего «маленького бизнеса» мы, безусловно, навсегда должны отказаться.
Поцелуйчик рассказал мне, что сразу после скандала, Бекешин решил свернуться и уехать в Россию, так что ребята остались на произвол судьбы. Давно бы разбежались, у всех дела дома, он с большим трудом удержал их. Ясно было, что пресса без внимания меня не оставит, а даже одна, пусть небольшая, засветка на телевидении, в газетах, могла бы послужить новым стартом, а значит, вполне стоила того, чтобы не зря потерять из-за нее несколько дней.
Было решено, что утром, сразу же после интервью, мы все пятеро отправимся в Руасси - аэропорт Шарля де Голля.
- Спасибо тебе, если бы не твои звонки, шумиха, которую ты поднял, вряд ли я сейчас с тобой беседовала бы, - в первую очередь поблагодарила я Олки, когда мы остались наедине.
- Ты сомневалась, что я поступлю иначе? – усмехнулся мой сердечный дружочек.
- Да, боялась, что струсишь. Было от чего, - вздохнула я. - Куда ты теперь? Что собираешься делать?
- Не знаю пока, - пожал плечами Поцелуйчик. – Разбилась моя мечта: я уже давно собираю деньги на то, чтобы открыть собственное модельное агентство, но опять, в который уже раз, не срослось.
- А как же кино? – удивилась я. – В прошлый раз, помнится, ты говорил совершенно другое.
- Врал, конечно. Просто тогда мы еще не были достаточно хорошо знакомы для того, чтобы я мог открыть тебе свое сердце, – хитро рассмеялся Олки. - Ну а ты? Ты сама что планируешь?
- Тоже еще не решила, - со вздохом ответила я. – Меня отпустили с условием, что я никогда больше не появлюсь в Европе. Иначе убьют. Все реально. Ребята серьезные, из тех, что слов на ветер не бросают. Так что насчет того, чтобы напоследок нам, всем пятерым, засветиться вместе, я ничего не имею против, но на успех, или повышенный интерес к нам, особенно не надейся, ты же сам понимаешь, стоит мне только хоть чуть-чуть переборщить с описаниями, меня просто прирежут. Да и полиция замучает. Все ведь ждут рейда, каких-нибудь масок-шоу, а дело во всех случаях закончится пшиком.
Олки со вздохом кивнул:
- Да я понимаю. Какие уж тут загадки! Кстати, тебе лучше всего было бы сейчас как следует отдохнуть. Выглядишь ты, прямо сказать, неважнецки.
- Что ж, ты всегда был мастером по части комплиментов, - с досадой согласилась я. - Надо бы билет заказать на завтра. Подсуетишься?
- Нет проблем, мы с ребятами практически в одно время с тобой улетаем в Афины.
Я наконец-то оказалась одна, и только сейчас обнаружила, насколько я устала. «В Москву! В Москву!» - откуда это? Кажется, Антон Павлович Чехов, «Три сестры».
Я провалилась в сон, но уже через час он куда-то улетучился, и ко мне внезапно вернулась ясность мысли. Да, в разговоре с Олегом я блефовала, конечно, но как, в свете этого, выглядело сейчас мое бегство? И куда я могла убежать? Кто меня ждал в Москве, что меня вообще там ожидало? В принципе, работа, конечно, уговор был, и совсем недавно, однако пассивность Генерала и, в первую очередь, Иннуси, в отношении моего печально знаменитого «бельгийского вояжа», не давали мне поводов для оптимизма. Если бы не мой самостоятельный трюк с «Люпеном», где бы я сейчас находилась? Гремела по этапу?
Я ощутила холодные капли пота на спине.
Что еще? Остаться в Париже? Но с какой стати? Кому я нужна в этом, весьма неприветливом для таких, как я, букашек, городе?
Между тем, промедление было смерти подобно. Можно было и к гадалке не ходить: через пару дней, не больше, меня встретят у порога моего номера и вновь запихнут в фургон. Я стремительно, буквально, с каждым часом, теряла столь драгоценный для меня статус модели, мое дальнейшее пребывание вдали от Родины становилось не просто неинтересным для широкого круга, читателей, зрителей, но даже подозрительным. Да и вообще, у меня не было никаких иллюзий насчет моего волшебного освобождения. Даже реакция Олега относительно Люпена вполне могла оказаться лишь блестяще разыгранной злой шуткой. Меня просто вывели на удобную позицию, словно шар на бильярдном столе, с которой, хоть здесь, хоть в России, отправить меня можно было куда угодно.
- Привет, - зашел Олки с планшетником, - третий раз тебя тормошу, а ты спишь без задних ног, даже храпела.
- Идиот! – не смогла я удержаться от ярости. – Где ты видел храпящие модели?
- Ну, наверное, здесь стены такие, - довольный, что все-таки удачно подколол меня, ухмыльнулся Поцелуйчик. – Беру тогда свои слова обратно. Значит, храпела не ты, а какая-нибудь толстуха в соседнем номере. Надо бы посмотреть, я даже не знаю, кто там остановился. Ладно, билет я тебе заказал. Кстати, ты продумала свое бегство «В Россию с любовью»?
- Нет проблем, - широко, даже не прикрыв рот ладошкой, зевнула я. – Вот только мыслишка с твоим агентством никак не идет из головы. Кстати, ты еще не придумал название для него? Нет? Как тебе, скажем, такое: «La Jolie Jeunesse». И общий слоган: «Спасите молодость и красоту, и они спасут мир!»
Поцелуйчик постучал костяшками пальцев себя по лбу:
- Совершенно бредовая идея! Она, случайно, не из той психиатрички, о которой ты нам в прошлый раз рассказывала? Очнись, Анюта! Я же тебе сказал: денег собрать так и не удалось. А уж название ты предлагаешь совсем кретинское. Это все равно, что «сырный сыр» или «масляное масло». Не поделишься секретом, какими таблетками тебя там, в твоей российской «дурке», потчевали? Я бы тоже не отказался.
- «Бредовая идея»! Название тебе не нравится! Денег тебе не удалось набрать! – Все-таки этот «грека» («ехал грека через реку», стишок есть такой) меня достал, я разозлилась не на шутку: - Бедненький мальчик! А о друзьях своих ты подумал? Ну так, чтобы взять их в долю? Все равно «евриков» не хватит? Ничего, побираться пойдем. Да, да, я в буквальном смысле, пройдемся с шапкой по кругу. Что до идеи моей, то она совсем не бредовая, а донельзя простая. Спасите молодость и красоту! Мы не хотим митинговать, протестовать, мы хотим работать: спасать молодых девчонок из самых разных стран от сексуального рабства; внести свой, посильный, вклад в то, чтобы вытащить «просевшие» страны из кризиса, которому до сих пор конца-края не видать, и для этой благородной цели любой, уважающий себя, гражданин должен, нет, просто обязан, хоть на миллиметр приоткрыть свой кошелек.
Поцелуйчик задумался, он уже не издевался надо мною.
- Ладно, - сказал он после долгого молчания, - можно, я ребят позову? Я что-то сам плохо соображаю. От твоих наполеоновских планов крыша едет.
- Да, вот теперь можно, - кивнула я. – Вы что же думали: я окажусь неблагодарной тварью? После того, как вы меня от верной смерти спасли, брошу вас и сбегу в родные пенаты, поджавши хвост? Нет, я предлагаю дать бой. И если уж не победить, то, по крайней мере, повеселиться на полную катушку. Но у меня есть два непременных условия.
- И какие? – тут же насторожился новоявленный хитроумный, но почему-то с дырявой крышей (в смысле, башкой), «Одиссей». Хотя, конечно, его легко было понять: он везде и во всем сейчас ожидал подвоха.
- Первое: ты на «языке», я на «заднике».
Олки, несмотря на свою природную сметливость, был ошарашен.
- Ну, про язык все понятно, а причем тут задница? – попытался он обратить свою тупость в шутку.
- Долго объяснять, но если ты такой тормоз, изволь. Все дело в том, что я русская, а речь идет о Европе. Да, о молодежи, но именно европейской, и никакой другой. Ну так что, мы договорились с тобой? Я вроде как серая кардинальша, а ты – король. Причем не просто лидер, а деспот.
- Ладно, понял, не считай меня уж совсем идиотом. Так, и что же на второе? Какой-нибудь салат a la russe?
Я немного успокоилась, кажется, до этого тугодума что-то начало доходить.
- Был один такой философ, Фридрих Ницше. Кстати, под конец жизни тоже не вылезал из психушки. Так вот, он как-то выдал «на-гора» замечательную фразу: «Иной и не ведает, как он богат, покуда не узнает, какие богатые люди все еще обворовывают его». Мораль: богатые совершенно не заинтересованы ни сейчас, ни во веки веков, в том, чтобы бедные богатели. А рыбку всегда лучше ловить в мутной воде. Так что, кому кризис, а кому – отец родной. Поэтому никаких «наполеоновских планов», в которых ты меня упрекал, все как раз наоборот: никакой рекламы, раскрутки, делаем свою маленькую денежку втихаря. Стоит только нам расшифроваться, сразу пойдет мощная обратная волна.
Олки вздохнул:
- Ладно, вот этот момент я так и не уяснил себе, но поверю тебе на слово. Пошел все-таки ребят собирать.
- Вот и чуденько, - кивнула я.
ГЛАВА 2
Мы перебрали много вариантов: «бесконечный рэп», «рэп без остановки», «рэп навсегда», но остановились все-таки на «rap sans fin» - «рэп без конца». Такая вот незамысловатая история (не знаю, покажется ли она вам интересной) о том, как однажды в зачуханном мотеле под Парижем четверо ребят и одна девчонка, у которых практически не было денег, и еще меньше надежд на лучшее будущее впереди, решили попробовать за это будущее побороться. Я смотрела тогда на своих друзей, которые только что все как один встали на мою защиту, и вытащили меня из глубокой, зловонной ямы, в которую легко попасть, но практически невозможно выкарабкаться, и не понимала, как такое могло случиться: что мы столько времени провели вместе, были единой командой, но я никого из них, кроме Олкимоса, толком не знала. Теперь слишком многое зависело от каждого из нас, а еще больше от нашей спайки, чтобы я и дальше продолжала так мало обращать на них внимания.
Олкимос. Думаю, представлять не надо.
- Ребята, мы тут поговорили с Анютой, и решили без вас не продолжать начатый разговор. Слишком он показался нам интересным. Суть донельзя проста: вот мы объехали вместе половину Европы, не просто сдружились за это время, но научились понимать друг друга с полуслова, и что дальше? Располземся обратно по своим норам? Будем и дальше болтаться по бесконечным кастингам, лебезить перед модельерами, со страхом смотреть каждый раз на себя в зеркало - ничего удивительного, век модели недолог?
Кто еще?
Филоменес - сильный любовью. Настоящие были имена у моих друзей или псевдонимы, над этим я не имела никакого желания задумываться. Собственно, какое мне дело? Филоменес, так Филоменес, сильный, так сильный.
- Ясно. И что ты предлагаешь? Я считаю, пока все и так в полном шоколаде: мы заработали немного денег, можем расплатиться с кое-какими долгами. Ну а дальше… Что поделаешь, кризис, нет другого выхода, как только это время как-то пережить.
- Что пережить? Молодость? - уточнила я. - Она, как известно, проходит бесследно. И очень быстро.
Дорос - подарок. Немного не дотягивал ростом до оптимальных для модели 180 см, похоже, был самым младшим в семье или, наоборот, единственным - после долгих надежд неожиданным утешением. Задиристый, крепкий, подвижный, вспыльчивый. Его никогда нельзя было оставлять без присмотра, обязательно во что-то ввяжется.
- Да, молодость, зачем обольщаться? - с горечью произнес он. - Нам уже подобрали название – «потерянное поколение». Но что делать? Такое клеймо не смоешь. Ты правильно сказала, Аня - каждый второй из нас, молодых, безработный. Причем не только в Греции. В Испании, в Португалии, в других странах, вам этого мало?
Хризантос - золотой цветок. Самый красивый парень в четверке. Жаль, что гей, девчонки по нему с ума сходили.
- Нет, я, конечно, поборолся бы. Но как? И с кем, опять же? С Ангелой Меркель? Уж больно разные у нас весовые категории.
- Хорошо, - кивнул Поцелуйчик. - Оставим политику. Как вы знаете, я всегда, сколько себя помню, мечтал открыть собственное модельное агентство…
- И что? Ты, наконец, поднакопил деньжат? - насмешливо прервал его Дорос. - Или предлагаешь нам всем четверым сложить в один котел наши жалкие сбережения, а еще того хлеще – обвешаться банковскими кредитами?
- Пятерым. Или двоим, или троим, или четверым, - спокойно ответил Олки. - Аня в доле, мы с ней уже сдали обратно билеты на самолет, остаемся в Париже. Как поступите вы, каждому из вас решать.
- На меня можете не рассчитывать, я точно не сумасшедший, - усмехнулся Фил, - но время есть, останусь, послушаю, если можно. Просто хочу уточнить, что, как бы мы ни изощрялись, всех наших денег хватит в лучшем случае лишь на аренду офиса.
- Это будет не совсем агентство, точнее даже, вообще не агентство. Ассоциация, - вновь вступила в разговор я, - с самыми разнообразными функциями. Мы не будем чураться никакой работы. Даже побираться для начала. Идея простая: все молодежное мы, молодежь, должны взять в свои руки. Молодежная мода, неужели мы не сможем отыскать среди ребят и девчонок нашего возраста талантливых модельеров, дизайнеров? Если их нет в Греции, есть и другие страны. Откроем свой сайт в Интернете, что, тоже не по карману? Реклама, блоги на самые разные темы. Будем искать спонсоров, да и миллиарды евриков, которые та же Ангела пообещала на решение проблем молодых, куда-то они должны подеваться? Почему бы хоть что-нибудь из них вам не перехватить, когда они будут проплывать перед самым вашим носом?
Да, зря, пожалуй, я столь красочно рассказала в свое время ребятам о своем пребывании в «дурке», хотелось их повеселить. Как результат, они меня с тех пор всерьез не воспринимали. Сейчас тем более. Пришлось снова вмешаться Поцелуйчику.
- У нас всего один день - завтра. Рано утром соберемся, из тех, кто останется, разумеется, и будем решать, предлагать, прикидывать, обсчитывать, спорить до хрипоты. Послезавтра мы выступаем, даем первый бой, впервые заявляем о себе. И отсидеться в стороне никому уже не удастся, потому что в осадок выпадут только несколько сумасшедших, которые поставили на мечту.
Филоменес пропустил мимо ушей язвительный намек в свой адрес и произнес волшебное слово, которое во многом впоследствии определило успех нашего дела:
- Рэп.
Фил знал, что говорил. Он был известным ди-джеем, и моделью раньше лишь подрабатывал, когда случались простои в основной работе. Но кризис подкосил и его.
- Голосуем? - предложила я.
Не лес, конечно, но пять рук поднялись без колебаний.
- Флешмоб, - внес свою лепту Дорос.
Возражений тоже не нашлось.
Вскоре возникла, наоборот, другая проблема: никто не хотел утихомириться. Лишь ближе к ночи нам удалось расцепиться. Номер был один, спали все вповалку, как убитые.
Конечно, никто из моих «ребяток» не улетел в Афины. Все получилось так, как мы задумывали. Для начала мы ухитрились продать новость о моем освобождении дважды: в прессу и на телевидение. Это были первые, заработанные нами, деньги. Поскольку никаких сенсаций преподносить я не собиралась, основное внимание мы сосредоточили на внешнем оформлении репортажа о нас: символы единой Европы, нарисованные на наших лицах, наш собственный знак: JJ, «LA JOLIE JEUNESSE», что перевести было довольно сложно: «Молодые и красивые», ну не «Красивая» же «молодость»? Уж лучше тогда – «Молодые очаровашки». Еще мы придумали два прекрасных слогана вдобавок к тому, который уже был у нас – ну тот, что про красоту: «Не можете сами? Дайте шанс молодости прогнать нищету и тьму!», «Потерянное поколение»? Найдите нас!»
Филоменес написал мелодию для «Рэп сан фэн», и полночи ребята репетировали, рассказывая речитативом захватывающую историю моего похищения и освобождения.
Особенного впечатления мы не произвели, конечно, но своим сюжетом, промелькнувшим в новостном блоке, немного развеселили зрителей. Дальше уже все было на скорости: мы старались не терять ни минуты даром: собирали пожертвования, гремели без передыху эмалированными кружками, выпрашивая милостыню. Вопрос, где открывать основное представительство нашей ассоциации, был решен без колебаний: только Афины. Теперь нужно было ее как можно скорее зарегистрировать. А заодно, все знаки, устав, бизнес-проект для франчайзинга и многое другое. Первую франшизу мы решили открыть в Париже. Чисто формально - не надеясь, при непомерно высоких французских налогах, хоть на какую-нибудь прибыль.
Дальше предстоял долгий путь: нескончаемый рэп с текстами в защиту молодежи, ее права реализовать себя; протеста против безработицы; слишком разительного контраста между положением богатых и бедных; полового неравенства; сексуального рабства; несколько сайтов в Интернете, посещаемость которых медленно, но неуклонно, росла. Уже в том, памятном, коротком сюжете о моем освобождении, на телевидении, кто-то обронил эти, как будто прилипшие потом ко мне навеки, два слова: «русская Анжелика». «Греческий» вариант к тому времени был исчерпан, мы давно уже вышли на общеевропейский уровень, поэтому Олкимос предложил незамедлительно воспользоваться этим обстоятельством, и организовать для меня встречу с Надин Голубинофф, дочерью Анн и Сержа Голон, но у меня попросту духу не хватило. Кто я? Никто. На своих страницах я уже неоднократно распространялась на эту тему. Но именно тогда у меня зародилась мысль рассказать о себе правду широкому кругу читателей. Жизнь показала, насколько подобное решение оказалось обоснованным. Вокруг моего имени было и остается до сих пор столько клеветы и лжи, что я просто обязана восстановить истину. Ниточка, которая завязалась вокруг девушки Тимьян, героини романа Маргариты Беме, каким-то непонятным, загадочным образом протянулась в моем воображении через все 13 томов увлекательнейшего повествования о жизни и приключениях легендарной Анжелики Сансе де Монтелу, и замкнулась вдруг на мне, серой русской мышке. Какие же мы трое были разные! Но как много общего было у нас внутри! И как несправедлив был и остается к нам до сих пор окружающий мир! Скоро четыреста лет этой эпопее, однако положение женщины за последние четыре века не только не изменилось в лучшую сторону, но даже наоборот, переместилось на грань геноцида. Могла ли понять такие мои мысли Надин Голубинофф?
«Поток» (даже не серия!) книг об Анжелике был любимым чтением моей матери, от меня он прятался, держался под замком долгое время, но, как известно, запретный плод сладок, и со временем я все-таки его прочитала. Особенно меня потрясло то, с каким упорством Анн Голон (кстати, меня и назвали в честь нее, Анжелик тогда было слишком много) и ее дочь Надин добивались возвращения авторских прав на изуродованные редакторским произволом произведения о легендарном символе Франции, и как потом они бережно восстанавливали вместе подлинные тексты. А сама романтическая встреча на краю света – в Африке (Конго), русского геолога Всеволода Сергеевича Голубинова и малоизвестной французской журналистки и писательницы Симоны Шанжё? Никто тогда и предположить не мог, во что она выльется. В 2008 году нам с мамой удалось попасть на встречу в Доме книги с Анн и Надин, когда они приезжали в Москву. Я помню до мельчайших деталей ту презентацию. Однако пока у меня не было ни малейшего желания рассказывать кому-нибудь о ней.
- Читали ли вы хотя бы одну книгу об Анжелике? - пытали меня иногда досужливые журналисты. Господи, до чего глупый вопрос для русской девчонки, даже моего возраста! И хоть Анн и Надин не признают экранные варианты, иной, чем в образе Мишель Мерсье, Анжелику я себе не представляла.
Однако я отвлеклась немного в сторону. Дела у нас сразу пошли хорошо, во многом благодаря тому, что нам удалось найти талантливых ребят-модельеров. Одна девчонка, Татьяна, русская по происхождению, даже прилетела к нам из Квебека. Показы новинок мы устраивали где угодно: в кафе, на улицах, на различных мероприятиях – использовали любую возможность. Особенно нам понравился флешмоб. Вдруг, ни с того, ни с сего, на несколько секунд, буквально, мы застывали на ходу, или наоборот, начинали танцевать, бормотать под нос рэп, даже чихать, привлекали к себе внимание, затем вновь сливались с толпой. И так без конца.
Еще мы принимали заказы на эскорт, обслуживание свадеб, оформление банкетов, дней рождения. Организовывали курсы для изучения французского, английского, испанского, немецкого языков. Коллектив наш все больше разрастался, большинство работало на подхвате, но с некоторыми заключались и постоянные договора. Первыми франшизу (бизнес-клон) приобрели у нас испанцы, за ними последовали португальцы.
Мы планировали приобрести пошивочные мастерские вместо размещения заказов на них, магазинчики для продажи своей продукции, за короткий срок наши знаки и слоганы сделались популярны среди деловых людей, нам охотно давали деньги в кредит, но не менее охотно в нас и сами вкладывались. Я поражалась организаторским талантам Поцелуйчика, он наступал мне на пятки по всем направлениям. Ну и ревновал, конечно. Ему так хотелось заграбастать в свои руки полностью наше общее дитятко. Но я, собственно, и не возражала.
К сожалению, автор лишен возможности выложить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада http://epressario.com/
Оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).
Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 04.06.2014 15:12
Сообщение №: 39774 Оффлайн
Вадим тупо смотрел на женщину, сидевшую напротив, не в силах сосредоточиться, оправиться от шока, вызванного ее появлением. Ясно было одно – необходимо сделать все, чтобы как можно скорее выпроводить эту настырную особу из офиса. Однако как именно? Наверное, он просто ее недооценил. Уж лучше бы переоценил.
- Ирина Алексеевна! – «Особе» надоело ждать, и она протянула Вадиму через стол маленькую суховатую ладошку, предварительно что-то невнятно пробормотав про барана и новые ворота. - Я вам представлялась по телефону, но, может, вы забыли мое имя?
- Нет, не забыл. - Упоминание о баране подействовало, Скорочкин, наконец, вышел из ступора и осторожно огляделся по сторонам. Несколько слишком любопытных взглядов не в счет. Марины Гордеевой, его единственного явного врага (тайных не перечесть), стервы из стерв, нигде видно не было, так что в целом процесс носил пока вполне управляемый характер. – Я в том смысле, что вы слишком часто и упорно звонили мне, чтобы я мог вас забыть.
«Ирина Алексеевна» пожала плечами:
- Что делать? Я просила о встрече…
- Хорошо, - без тени эмоций на лице признал свое поражение Вадим, он пока еще в силах был сдерживаться, - будем считать, что вы добились своего. Но я не могу разговаривать с вами здесь, на работе. У нас не принято отвлекаться на что-то постороннее, за этим строго следят.
Однако «особу» трудно было чем-либо смутить.
- Нет проблем. Можно встретиться после окончания рабочего дня. Скажите только где, и я тут же исчезну.
Просто образец выдержки: ни злорадства, ни даже малейших следов ехидства в глазах. По телефону она вела себя совсем по-другому, но, может, он сам спровоцировал ее?
- На стоянке у универсама, я буду ждать вас в машине.
- Универсам – тот, что напротив? - уточнила Ирина.
- Вообще-то у нас поблизости только один универсам, - не удержался от некоторой доли сарказма в голосе Скорочкин.
- Я в том смысле, что там написано: «гипермаркет».
Хорошая шпилька, да и вообще достойный ответ. На его маленькую провокацию. Что ж, поделом, действительно сам напросился.
- Какая разница! – Ну, это уже грубость. Вадим неожиданно почувствовал, что он на пределе. Что еще оставалось? Брызгать слюной и топать ногами?
Когда нежданная визитерша ушла, Скорочкин вздохнул с облегчением, хотя по всему было видно, что его неприятности только начинались. Да и облегчение носило временный характер, он до конца дня так и не смог сосредоточиться на текущих делах, все свои усилия сконцентрировав лишь на том, чтобы его раздрай не был слишком заметен для окружающих.
Темный, в светлую полоску костюм, черные колготки и туфли на высоком каблуке. Кем она могла быть по профессии, учитывая то, как она представилась (официально, по имени-отчеству!) и то, как была одета? Чиновница? Учительница?
Представилась…
- Алло! Простите, с кем я говорю?
- А с кем бы вы хотели поговорить?
- Мне нужен Вадим Геннадьевич.
- Я у телефона.
- Очень хорошо. Здравствуйте, Вадим Геннадьевич! Это Ирина Алексеевна.
- Не понимаю. Какая Ирина Алексеевна? Может, вы ошиблись номером и вам нужен другой Вадим? Точнее, Вадим Геннадьевич.
- Нет, не думаю. Вадим – не настолько распространенное имя. Во всяком случае, не так, как Ирина. Тем более, я знаю вашу фамилию – Скорочкин. Моя фамилия – Кулемзина. Да, да, я фамилию не меняла. Считаю, так удобнее. Уже горячее? Самое главное – не вешайте трубку, мне нужно сосредоточиться. Не знаю, как бы вам получше объяснить… Если вы, конечно, еще сами не поняли. Скажем, я бывшая жена вашей жены. Устроит вас такой вариант?
Да, ничего не скажешь, на редкость остроумный ответ! Вадим и тогда сдался уже в начале разговора: помолчал некоторое время в поисках чего-нибудь удачного, достойного или хотя бы затасканно язвительного, затем нажал на кнопку «отбой».
Он делал это постоянно несколько дней подряд, но вышло только хуже. Конечно, в итоге «таинственная незнакомка» нарвалась в своих бесконечных перезвонах на все ту же вездесущую Гордееву. Из всех мыслимых вариантов этот был самый, что ни на есть, нежелательный, но кого ему кроме самого себя было винить? Просто надо знать Марину: она поймала его в кабинете у шефа, просунула свою мышиную мордочку в приоткрытую дверь и крикнула так, чтобы на весь офис было слышно:
- Вадим Геннадьевич! Вас к телефону! - Не забыв расшифровать при этом самое, по ее мнению, главное. - Женский голос! Но не жена.
Однако он еще долго продолжал сопротивляться…
- Встреча? Какая встреча? У меня нет никакого желания встречаться с вами, нам не о чем говорить.
- Ну почему же? Как раз наоборот. Думаю, у нас столько неотложнейших, буквально огнедышащих, тем! Ведь теперь вы, надеюсь, убедились: вы - тот Вадим, а я, стало быть, та Ирина?
- Ну и что же вы хотите, «та» Ирина? Чтобы я вернул вам вашего бывшего мужа? Сколько вы уже в разводе? Три, а может, четыре года? Спешу вас заверить, разлучником меня никак нельзя назвать: мы познакомились, когда ваш ненаглядный был уже свободен, как ветер. То есть, я его у вас не отбивал.
- Я знаю. У меня и в мыслях не было в чем-то вас обвинять. Но все равно мы должны встретиться.
- Я так не считаю.
Но она звонила и звонила. Теперь вот явилась. Что ему оставалось? Только пожинать плоды своего ослиного упрямства.
«Ирина Алексеевна» не смогла удержаться от скептической гримаски, увидев «Жигули пятерку» Вадима, но потом, уже без комплексов, уселась рядом на переднее сиденье, пристегнулась ремнем безопасности.
«Интересно, что у нее самой за машина? – с некоторой обидой, вызванной пренебрежением к его «железному коню», подумал Вадим. - Какой-нибудь навороченный «джип»?»
- Куда поедем? - спросила Ирина. – Может, поужинаем где-нибудь? Я знаю одно очаровательное местечко.
Вадим скривился.
- Ничего не скажешь, заманчивое предложение, давненько ничего подобного не слышал в свой адрес. И тем не менее, вынужден отказаться. Вы должны понять меня правильно. У Саши слишком большой круг знакомых «доброжелателей», мне бы не хотелось, чтобы каким-то образом ей стало известно о нашей встрече. Тем паче, как я понимаю, это наш первый и последний разговор.
Ирина пожала плечами, но не стала возражать. Вадим припарковался в одном из бесчисленных московских двориков, дальше они некоторое время молчали. Видимо, Ирине никак не удавалось перестроиться: она представляла себе их «задушевную» беседу совсем в другом интерьере. Наконец, Скорочкин не выдержал:
- Вы так долго добивались встречи со мной. Не кажется ли вам, что мы попусту теряем драгоценное время? Может, все-таки начнем? Наш великосветский разговор.
Ирина снова наморщила носик.
- Я думала, что вы главный или хотя бы заместитель главного, а вы просто бухгалтер?
- Да, просто бухгалтер, даже не старший, самый что ни на есть рядовой, - спокойно ответил Скорочкин. – Очень рад, если разочаровал вас. Не понимаю только, какое это в данном случае имеет значение?
- Ну как, - Ирина все-таки опять не удержалась от ехидцы. – Машина паршивенькая, зарплата не ахти, а работы столько, что приходится часть брать на дом, в основное время наверняка не справляетесь…
- Бывает. Бывает, и не укладываюсь к сроку, - как можно миролюбивей согласился Вадим. – Но что делать? Вы даже представить себе не можете, сколько существует на свете людей, которые не ценят чужое время. Отвлекают… Вот вы, к примеру, так и не объяснили, в чем суть ваших инициатив? Выходит, я вас правильно в прошлый раз понял - имеете претензии ко мне на сбежавшего мужа?
- Ага, боитесь! – радостно сверкнула глазами Ирина, но тут же отвела взгляд в сторону, хотя наверняка ей интересно было как можно подробнее развить столь кстати обнажившуюся и весьма интриговавшую ее тему. – Успокойтесь, у меня и в мыслях никогда ничего подобного не было. Во-первых, этот сукин сын ухитрился так когти урвать, что вернуть его при всем желании невозможно. Просто не достать. А во-вторых, есть у меня в характере такой штришок: предателей не прощаю. Причина, почему я решила встретиться с вами? Хочу понять. И… помочь, если удастся.
- Как? Материально? – в свою очередь опять не удержался от сарказма Вадим.
- Могу и материально, - пожала плечами Ирина. – Как-никак, я все-таки «лицо фирмы». Но вы не спешите, не ощетинивайтесь, как дикобраз. Саше и в самом деле нужна помощь.
- Мы ни в чем не нуждаемся, - сухо ответил Вадим. Как можно было не ощетиниться? Он почувствовал, как в нем вновь начинает закипать столь долго сдерживаемая ярость. – Вам не кажется, что вы себя переоцениваете?
Ирина вздохнула, повела вокруг взглядом.
- Ох уж этот антураж! Я понимаю, ваша зарплата… но неужели вы такой жмот, что не в состоянии пригласить даму в какую-нибудь кафешку? В конце концов, я могла бы и сама заплатить. «Бухгалтер, милый мой бухгалтер, такой простой…». Можно поехать ко мне домой, например. У сына своя комната, нам никто не будет мешать.
«Ох, до чего мне надоела эта сука! – Мысли Вадима вот-вот готовы были прорваться наружу. - К счастью, она здесь ненадолго, терпи, Вадик, терпи».
Он с трудом погасил в зародыше взрыв эмоций и ответил, стараясь казаться совершенно безразличным:
- Я уже говорил на эту тему, но, как видно, придется напомнить: жаль, что мы продолжаем попусту терять время. Сомневаюсь, что и у вас оно в преизбытке. Кстати, у меня вполне приличная зарплата. У нас достаточно солидная и удачливая фирма.
Ирина помрачнела.
«Слава богу, - удовлетворенно подумал он, - наконец-то удалось пробить это пошлое, наигранное ерничанье, будем надеяться, что эта кобра теперь настроится на серьезный лад!»
- Хорошо, пусть будет по-вашему, время так время, - действительно прогнала ухмылку с лица Ирина. - Начнем с того, что мне совершенно наплевать как на вас, так и на ваши отношения с Сашей. Но я как-то должна объяснить сыну, когда придет время, да неплохо бы и сейчас, пусть даже в меру его небольшого пока еще жизненного опыта, кто его отец, почему мы развелись, где и, главное, с кем он с тех пор обитает. Проблема? Да, проблема! Он ничего не говорил вам о нашем ребенке?
- Нет, - неохотно признался Вадим. – Я ничего не знаю о Сашиной прежней жизни. Да и не имею никакого желания знать. Кстати, мы тоже планируем завести ребенка. Не из детдома, суррогатная мать.
Он спохватился. Не мог понять, зачем он пошел на такое признание. «Бывшая жена жены» – последний человек, который о подобных секретах должен знать.
Однако Ирину его информация нисколько не удивила.
- Тем более, - сказала она. - Значит, вам тоже понадобятся объяснения. Что касается меня, то, в отличие от вас, я не имею привычки зарывать, как страус, голову в песок – наоборот, очень сожалею, что знаю о новой жизни Саши так мало. Есть моменты, по которым информации для размышлений мне явно не хватает. А вот вас в данном случае я совсем не понимаю: мне почему-то кажется, что если вам не интересно Сашино прошлое, то вы совершенно не в состоянии его, самого близкого для вас, по вашим уверениям, человека, понять в настоящем. А это понимание необходимо. Боюсь, что Саша сейчас совсем запутался. И вывести его из этого - не тупика, нет, нет, пока еще лабиринта - только вы, вы один, в состоянии. Вот только возможно ли вам здесь обойтись без моей помощи? Совершенно нереально. Для любого конструктивного анализа нужны в достаточной степени достоверные исходные данные, а у вас их нет. Причем вы даже кичитесь тем, что ими не обладаете.
Вадим покраснел, уже не в первый раз, но только сейчас Ирина заострила на этом внимание.
- Боже, какой румянец! - восхитилась она. – Ну, просто кисейная барышня! Интересно, кто у вас кто в семье? Вы постоянно употребляете слово «она» в отношении моего бывшего мужа, но на «главу» вы точно не похожи. Такой застенчивый, мягкий. Получается… две жены?
Вадим снял массивные очки с толстыми стеклами, тщательно протер их специальной тряпочкой с антистатиком, обнаружив действительно не по-мужски красивые глаза с густыми длинными ресницами и беспомощным, в силу большой близорукости, взглядом.
«Вот это реснички! Мне бы такие!» – мысленно восхитилась Ирина.
- Я не краснею, - как можно сдержаннее попытался объяснить Скорочкин. Такие насмешки, по всей видимости, ему были не внове. - Врач сказал, что у меня просто кожа очень тонкая на лице.
- Ах, вы даже к врачу по этому поводу обращались!
Он вдруг догадался, осознал ее линию поведения, и сразу успокоился.
- Провоцируете меня? Зачем? Хотите унизить? Или разозлить?
Ирина развела руками.
- Ну, я думала, что у нас будет все, как у людей, то есть, как в таких случаях принято: сцепимся, пособачимся, за волосы друг друга потаскаем, а потом, глядишь, и лучшими подругами станем. С вами почему-то так не получается. Кстати, и давно вы?..
- Что именно? – не понял Вадим.
- Ну… мужчин предпочитаете?
- Вы ошиблись, - холодно ответил Вадим, - я убежденный гетеросексуал.
- Как это? – удивилась Ирина, но видя, что зашла слишком далеко в своих шуточках, пошла на абордаж - чисто по-женски поспешила обвинить собеседника в своих же собственных грехах. – Кстати, провокатор не я, а вы. Да еще какой! Все терпите, все прощаете, хочется пробить вашу толстую, буквально носорожью, кожу – врач вам соврал, - ну и проваливаешься, теряешь чувство меры. Тем более что вы, как и ваш доктор (повторюсь) – отъявленный лгун. А я терпеть не могу, когда мне вот так, как говорит в подобных случаях мой сынуля, «вешают на уши лапшу».
- Вы опять ошибаетесь, - терпеливо восстановил скомканную, запутанную «бывшей женой жены» нить разговора Вадим. – Я не лгун. И вообще, повторяю, вы зря пытаетесь спровоцировать меня. Ничего не выйдет, я все ваши женские штучки назубок знаю.
- Ага, суду все ясно. Так сразу бы и сказали, - с некоторым даже разочарованием протянула Ирина. – Если вместо того, чтобы выругаться, воспользоваться, наоборот, высокопарным слогом, «печальный опыт неудавшегося супружества» вас стороной не обошел?
- А что, у вас с Сашей по-другому было? – попытался вопросом на вопрос ответить Вадим.
- Вам не понять, - тихо ответила Ирина. Чувствовалось, что она тоже вот-вот готова взорваться.
- Да куда уж нам! – безжалостно усмехнулся Вадим, торжествуя хоть временную и небольшую, но все-таки победу. – Как говорится, где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь. Кстати, вы обозвали меня лгуном, это серьезное обвинение. Нельзя ли расшифровать его конкретнее?
- Ради бога! Вы, в самом деле, не знали, что у Саши есть сын? Ни за что не поверю. А как же знакомые «доброжелатели»? Что, сорока на хвосте не принесла, по пути где-нибудь обронила?
Вадим смутился, опять зарделся.
- Я не в том смысле. Просто Саша не любит распространяться на эту тему. При ее любви к детям… Может, ваш ребенок… вовсе не от нее?
Ирину передернуло.
- Я что, по-вашему, похожа на шлюху?
- Нет, я не в том смысле, - поспешил оправдаться Вадим, - а в том, что, может, это не первый ваш брак?
Ирина вздохнула.
- Вот и второе «Уличение во лжи» – картина для какого-нибудь художника, специалиста по бытовым сценам. «При ее любви к детям»! Так и быть, раскрою вам глаза: у Саши напрочь отсутствует чувство отцовства (не знаю, как с материнством). Он (или, если вам так удобнее, «она») совершенно равнодушен (равнодушна) к «цветам жизни» - своим ли, чужим. «Суррогатная мать»! Насмешили! Господи, надо же придумать такое! Хотите знать, чем в результате ваши поползновения на этом направлении закончатся? Вы сами, вроде меня, только наоборот, так и останетесь потом «суррогатным отцом», а дитятко ваше – в лучшем случае с мачехой. И дай бог, чтобы она потом, как почти во всех детских сказках, не оказалась злыдней. Кстати, как, интересно, вы это намерены осуществить?
Вадим пожал плечами.
- Ну, сейчас многие так делают. Можно, конечно, взять ребенка в детдоме, зачатого какими-нибудь алкашами или наркоманами, с кучей проблем и букетом болезней на генетическом уровне, которые проявятся или не проявятся в будущем – наша любимая «русская рулетка», а можно завести себе девчонку или пацана, которые один к одному ваши и ничьи больше. И не нужно быть Иоганном Генрихом Песталоцци – гениальным швейцарским педагогом, чтобы из них потом нормальных людей вырастить.
Ирина перебила его:
- Простите, но я не о том вас спрашивала. Мне интересует чисто техническая сторона вопроса.
Вадим нахмурился, поскучнел.
- Ах, это, ну тут как раз все предельно просто. Спрос, как известно, не может не родить предложение - тут бесплодия не бывает, так что этот процесс давно уже поставлен на поток. Достаточно обратиться в соответствующую юридическую фирму, там вам и кандидатку здоровую, не дебилку, подберут, и договор грамотный составят, и за медицинским обслуживанием будущей мамаши проследят. Кстати, претенденток, как ни странно, вагон и маленькая тележка, конкурс, как на космонавтку. Дело только за деньгами осталось, немного не хватает. Ну а девушке эти деньги помогут получить потом хорошее образование, мы уже обо всем договорились. Главное, что тут никто не проигрывает. А если выгода обоюдная, проблем обычно не бывает.
Ирина скептически поджала губы.
- А вы уверены, что она не откажется: не оставит потом ребенка себе, а вас с носом?
- Ну, так если только в кино случается, - рассмеялся Вадим. – Вы что, любительница сериалов?
- Нет, - покачала головой Ирина. – Просто я представляю, как я сама поступила бы на ее месте. Оставила бы себе ребенка, а вам припаяла алименты, вы ведь сами только что хвастались, что неплохо зарабатываете. Конкретную сумму своей зарплаты вы не назвали, но, думаю, знаменитых двадцати пяти процентов в данном случае, если еще к тому же ребенка сплавить бабушке с дедушкой, на институт вполне должно было бы хватить.
Вадим развел руками.
- Господи, какое счастье, что не все женщины в России такие подкованные да продвинутые. Но в данном случае должен вас разочаровать, ваши представления о современном, «стремительно меняющемся», мире безнадежно устарели. Я же сказал вам: под договор, даже полового контакта не требуется - все врачи делают. Причем на высшем, европейском, уровне.
Ирина больше не стала упоминать о румянце, она понемногу привыкала к странной особенности своего собеседника, но от любопытства все-таки не удержалась.
- Кстати, насчет России. Мы уже настолько цивилизованная страна, что у нас разрешены подобные браки? Ну как у вас с Сашей?
Вадим кивнул.
- Да, уже. Но мы пока не спешим. Брак без детей, знаете ли… Хотим, чтобы семья была полноценной.
- С ума сойти! - Ирина надолго замолчала, ожидая хоть какой-то реакции со стороны своего собеседника, который неожиданно полностью потерял к их разговору всякий интерес и ушел в глухую защиту. Наконец она не выдержала, все-таки озвучила мысль, которая ее уже несколько минут мучила:
- Боже, вот это реснички! И зачем вы их за какими-то стариковскими окулярами прячете? Есть ведь контактные линзы, да и оправу можно было бы подобрать фирменную. Опять сквалыжничаете? Жаль!
Однако ей так и не удалось расшевелить его. В конце концов, Ирина сдалась, проговорила со вздохом:
- Ладно, я чувствую в вас непонятное, но очень сильное предубеждение против меня, буквально реакцию отторжения, многоуважаемый Вадим Геннадьевич, и понимаю: наш дальнейший разговор, как он и раньше проходил, совершенно бесполезен. Но вы зря считаете меня какой-то невротичкой-истеричкой. Да, действительно, я, быть может, слишком настойчиво добивалась встречи с вами. Но как бы то ни было, она состоялась, и теперь ваше право решать, объединим ли мы свои усилия в деле спасения Саши (да, да, именно спасения, я не оговорилась) или нет. Потому что речь в данном случае идет не только о праве, но и об ответственности тоже. Ответственности, которая ляжет потом только на вас. Повторяю: к сожалению, я лишена возможности помочь Саше напрямую, на это есть ряд причин, о которых говорить вам сейчас с моей стороны было бы преждевременно. Во всех случаях, обещаю, что больше не буду досаждать вам своими звонками. Однако была бы очень рада услышать подобный звонок от вас. На тот случай, если вы уже успели стереть мой номер в определителе, а вы наверняка это сделали, вот вам моя визитка. И еще… - Она достала из сумочки файл, начиненный какими-то, скопированными на ксероксе, листами и протянула его Вадиму. - Вот вам материал для размышлений. Собственно, лишь малая его толика. Возвращать не обязательно. Главное, чтобы он ни при каких обстоятельствах не попался Саше на глаза. Ну а уж совсем напоследок… «а напоследок вам скажу», хочу предупредить - вы не оставляете мне выбора. Не спорю, конечно, без вас мне будет гораздо труднее в сложившейся ситуации разобраться, но видеть, что человек в двух шагах от гибели и отступиться от него – такое не в моих правилах. Теперь я во всем буду действовать без согласования с вами, сама.
Она посидела еще некоторое время, так и не дождавшись ответа от своего «собеседника», затем уточнила. Именно уточнила, чисто информативно, даже оттенка просьбы не было в ее голосе:
- Довезете меня до ближайшего метро? Или мне такси поймать, либо вообще на своих двоих добираться?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 06.06.2014 17:38
Сообщение №: 40150 Оффлайн
Оставшись один, Вадим вздохнул с облегчением. «Змея! Настоящая змея!» Хотя, признаться, он ожидал худшего. Нет, нет, конечно, он ни в малой мере не обольщался данными его «соперницей» обещаниями, что она больше никогда ему не позвонит, что она предоставляет право ему самому решать, продолжится ли их контакт или нет. Женщины вообще очень легко дают обещания, которые совсем не собираются впоследствии выполнять, а уж по этой стервозине было видно невооруженным взглядом, что она, как дятел, будет бить и бить в одну точку, пока не добьется своего. Просто разговор проходил достаточно сдержанно, корректно, и на том спасибо.
Скорочкин повертел в руках визитку. Не угадал: ни учительница, ни чиновница, типичная бизнес-леди. Топ-менеджер и даже, действительно, «лицо» какой-то фирмы по производству и установке пластиковых окон.
Раздражение продолжало бушевать в нем. «Была бы рада услышать звонок от вас». Ага! Держи карман шире! Нашла идиота! Знаем мы вас! Стоит только пойти на поводу у такой крокодилицы, и она вмиг сожрет с потрохами не только его самого, но и с таким трудом выстроенное им счастье. «Нет, не дождешься, с чем пришла, с тем и уберешься из моей жизни». Чем-то эта «Ирина Алексеевна» напоминала Вадиму его бывшую жену. Такая же железная хватка и омерзительнейший эгоизм.
Он посмотрел на файл с компьютерной распечаткой, переснятой на ксероксе. «Информация к размышлению!» Если разорвать ее сейчас и развеять клочки по ветру, уничтожит ли он проблему в зародыше или, наоборот, доведет до того, что она разрастется до немыслимых размеров и станет в какой-то определенный момент совершенно неразрешимой? Господи, до чего же он все-таки слабохарактерный человек! И как она быстро раскусила его, эта змея-искусительница, ядовитейшая змея!
Прошлое, перед ним лежало сейчас прошлое. Которого он так боялся, которое так старательно от себя отодвигал. Но оно все равно его настигло, и, быть может, настал момент не убегать от него без оглядки, а остановиться, повернуться к нему лицом? Прошлое… Настолько ли сильны его чувства, чтобы противостоять тому, чтобы оно могло повлиять на его настоящее и даже разрушить будущее?
«Ладно, не будем принимать скоропалительных решений».
Сначала Вадим хотел засунуть файл в бардачок, затем, вспомнив предостережение Ирины, свернул его в трубочку и отправил во внутренний карман пиджака. В конце концов, остановился на папке со служебными документами. Уж там-то точно на него никто не наткнется.
Он долго бесцельно гонял по городу, попусту сжигая бензин, но «дом, милый дом», куда от него было деться?
Его терпеливо ждали с ужином. Было уютно, размеренно, все, как обычно.
- Ты извини, я немного задержался.
Короткий, но не формальный, а наполненный чувством, поцелуй в губы. И плевать – есть ли кто-нибудь рядом или они наедине. Традиция.
- Да ничего, просто я уже опаздываю на работу. Сегодня надо быть пораньше. Не мешало бы кое-что дополнительно отшлифовать. Кстати, ты что, не поедешь со мной? Или, может, ты забыл? Мы же столько времени этого ждали! У нас сегодня тракт - последний прогон.
Вадим смутился.
- Нет-нет, я помню, конечно. Наша мечта, давно жду, с нетерпением. Но потерплю до пятницы, до премьеры. Иначе будет не так интересно, да и все может растянуться надолго, а мне, как ты знаешь, утром рано вставать. Если опоздаю, эта стерва Гордеева сразу меня продаст.
- Слушай, а чего она, собственно, к тебе прицепилась? Мымра из мымр. Может, не ровно дышит?
- Ровно, не ровно – мне от этого не легче.
В другое время этот бесхитростный разговор доставил бы Скорочкину истинное наслаждение – все дело было как раз не в содержании, а в полутонах, но сейчас он никак не мог сконцентрироваться. Впервые он оказался перед необходимостью что-то скрывать, даже лгать любимому, очень дорогому ему, человеку. Ну что ж, Марина так Марина, главное – не молчать.
- Конечно, не ровно. Причем, что интересно, эта дура до наших с тобой отношений на меня и внимания не обращала, наверное, привыкла достаточно самокритично относиться к своей внешности, а тут как с цепи сорвалась. Видимо, по ее мнению, с некоторых пор я тоже не бог весть какой товар, как раз ее ценовой категории. Вот тут и началась вакханалия. Причем, не исключено, что она и в самом деле искренне влюблена в меня, желает добра. А на деле такой дурдом получается! Сам знаешь, я ведь и без того на фирме на волоске вишу. Дружба дружбой, а ведь и Неволин в любой момент может презреть память о школьных годах, и тогда работе – каюк.
Александра помолчала немного, нервно кусая губы, затем пробормотала со вздохом:
- Прости, Вадим, но тебе не кажется, что мы выбрали не самый подходящий момент, чтобы говорить о какой-то чепухе? Зачем мы делаем это? Опять пытаемся уйти от неожиданно возникшей между нами скользкой темы? Мы с тобой уже столько времени вместе, и впервые я вижу, что ты не веришь в… не мой, а именно наш успех. Может, ты вообще разуверился в моих способностях? Или тоже считаешь, как тут поговаривают некоторые, что мы «слишком высоко замахнулись»?
Ну вот, прорвался нарыв, а он совершенно не в форме, выбит из колеи. Вадим не знал, что ответить на неожиданный крик души любимого человека. Одно дело – любовь, и другое – мечта, на которую они все, что у них было за душой, поставили. Нужные слова уже две недели как не находились, откуда им вдруг сейчас, в две минуты, прийти?
- Саша, ты, конечно, можешь сколько и как угодно оскорблять меня в столь ответственный для наших отношений момент, я все равно не обижусь. Беда только в том, что ситуация от этого не изменится ни на грош. Разговор, на который ты столь настойчиво пытаешься меня сейчас вызвать, явно не ко времени, а оттого совершенно бессмысленный. Тем более что твои упреки абсолютно беспочвенны. Я ни в чем не разуверился: ни в тебе, ни в нашей мечте, ни, уж тем более, в нашем успехе. Вот только путь здесь не столь короток и прост, как тебе хотелось бы его видеть, и мы лишь в самом его начале. Мы ведь уже говорили с тобой на эту тему: ты сейчас в ослеплении, но после премьеры сама все поймешь. Ладно, тебе действительно пора. И ждать я тебя сегодня не буду, хотя уверен, что после тракта появится много моментов, которые нам совсем не лишне было бы обсудить, но давай начистоту, ты ведь не станешь отрицать - когда ты вернешься домой, я уже давно буду на работе.
Лишь оставшись один, Вадим смог расслабиться и не спеша переварить недавно полученную информацию.
С чего начать? С того, что его совесть чиста, он противился до последнего встрече с «прекрасной незнакомкой».
Кстати, ничего в ней нет прекрасного, и что только Сашу в свое время в ней привлекло? Ведь не могли же они просто так соединиться, должно было, по крайней мере, хотя бы поначалу, присутствовать какое-то чувство?
Неистощимая стервозность, мужское начало во всем: от манеры одеваться до стремления все на свете подмять под свой каблук. И еще самовлюбленность, уверенность в своей правоте, доходящая порой до патологии.
«Боже, вот это реснички!» Одними ресничками здесь не обойтись. «Лицо фирмы!» Господи! Какое «лицо»? Разница между тем, что было изображено на визитке, и тем, чем он только что своими глазами имел честь «любоваться», была слишком велика. Просто компьютерщики высококлассные попались, а так… «оконная харя», иначе и не назовешь! Не нос, а рубильник, волосы жесткие, прямые, такие не просто в порядок привести. Да и вообще все не в меру: слишком тонкие губы, выдающиеся скулы, непропорционально маленький подбородок, не ушки, а уш-ши, да еще оттопыренные. Остается еще добавить сюда безвкусно наложенный макияж.
Если спуститься ниже: короткая шея, грудей вообще нет – в принципе, очень удобно, можно даже не пользоваться лифчиком; никакой классической «гитары» в фигуре, да еще явно обозначившийся животик, в таком-то возрасте!
А эта манера общения? Да ну ее к черту, сколько можно еще о ней говорить? Что называется, ни кожи ни рожи. Кстати, кожа, отдельная тема - совсем неухоженная. Кожа-беспризорница, кожа-гаврош. Наверное, всю жизнь водой из-под крана умывается, верит россказням о безвредности хлора.
Не говоря уже о характере – вообще полный улет! Что называется, боже упаси! Саше памятник за ее долготерпение нужно поставить. Столько издевки, язвительности ухитриться запихнуть в крошечный в общем-то по времени разговор с абсолютно незнакомым до того человеком – талант надо иметь, да еще какой!
«Самой понять», «сыну объяснить». Самой не понять, для этого нужно взглянуть на себя объективно, как бы со стороны, а сыну объяснять бесполезно: после такой мамаши он от женщин за версту всю жизнь потом будет шарахаться.
«Предпочитаете мужчин», та же напраслина – все из той же оперы.
«Печальный опыт неудавшегося супружества». В прошлом, в прошлом «печальный опыт», вот только никак Вадим не мог вообразить себе раньше - сколько в мире завистников, с какой ненавистью люди воспринимают чужое счастье, сколько усилий готовы приложить, чтобы не просто его разрушить, а растоптать, обгадить, в клочья разнести.
Марина Гордеева, никто ведь на работе не знал о его необычном браке, именно она и только она все раскопала и тут же растрезвонила. Теперь добавилась еще вот эта стерва! Впрочем, если бы добавилась… Фактор здесь не количественный, а именно качественный, с появлением «топ-менеджерши», и в самом деле, все усложнялось в разы. Марина! Эх, если бы только Марина! Марина – котенок в сравнении с ней! Тут враг пострашнее: он уже не снаружи, а внутри. Преодолел все препятствия: рвы, стены. И готов теперь крушить все подряд, до основания.
Да и вообще, как его быстро распотрошили! Неужели он и в самом деле так выглядит со стороны: сквалыгой, бездарью, жалким безликим типом… мягким, аморфным, не умеющим за себя постоять? То есть, полным ничтожеством. Однако, опять же, не в этом было самое страшное, а в том, что на какой-то момент он поддался, сам в ответ стал насмехаться, язвить. Некрасиво. И совершенно на него не похоже.
Вадим попытался отвлечься, включил телевизор, но в голову ничего не лезло, пролетало мимо ушей. Ладно, надо признать - он сдался, его размазали по стене. Что там еще было?
Слава богу, присутствовали и положительные моменты. Например, предостережения насчет суррогатной матери. Надо бы потщательнее продумать этот вопрос.
Что еще? Упреки в том, что он не знает и не желает знать Сашино прошлое? Пожалуй, здесь самое важное. Действительно, не знает. Вот только с «не желает», пожалуй, следует распрощаться.
Как он прежде считал (и, казалось, навсегда твердо усвоил себе)? Это прошлое (в любом его варианте) чрезвычайно опасно, оно может не только разрушить в их, и так весьма непростых, отношениях настоящее, но даже и лишить их будущего. Так что лучше всего ничего не знать о нем. Хорошая формула, но в какой-то момент она перестала действовать. Почему сегодня он не рассказал Саше о своей встрече с ее «бывшей женой»? Почему не вынес на обсуждение содержание их разговора? Почему, в конце концов, не показал файл, которые ему так любезно «подарила» Ирина? Господи, да все очень просто: было бы некрасиво, глупо, бестактно портить человеку настроение перед выступлением. Да еще в такой ответственный вечер.
Ой ли? Расскажет ли он обо всем этом завтра? Вряд ли. Червь сомнения. Вадим боялся признаться себе, но в чем-то он даже обрадовался появлению Ирины. Перст судьбы. Она не могла появиться сама по себе.
Почему так получается в жизни, в любви, что столько, даже чересчур, много в ней хрупкого, ненадежного?
Почему так быстро миновал безоблачный период в их отношениях с Сашей?
Почему любимый человек в последнее время стал вдруг так часто замыкаться в себе, все больше отдаляться от него? Причем именно сейчас, когда в их совместной жизни наконец-то постепенно стало все нормализоваться? Сколько им пришлось вместе вытерпеть насмешек, осуждения, неприятия! С каким трудом он удержался тогда на работе!
И мечта о ребенке, самая невероятная их мечта, как никогда близкая сейчас к осуществлению.
Почему бы им наконец-то не выбрать время и спокойно на эту тему не поговорить? Время догадок прошло, материала теперь имеется более чем достаточно.
Если только… проблемы действительно пришли из прошлого. Хуже, если из настоящего. Другой мужчина, например. Что может быть хуже? Особенно, если учесть тот нелицеприятный разбор его личности, который учинила ему сегодня Ирина.
Вадим со вздохом достал из кейса файл со злополучными ксерокопиями, примостился на диване с ногами, как он любил, и углубился в чтение.
«Любовь…
Откуда она приходит к человеку? Из книг, фильмов, сериалов глупеньких?
Ты слышишь это слово буквально с первых минут, как только начинаешь входить в разум: какая-то песенка застревает в детском сознании и почему-то нравится; родители о чем-то тихо и нежно шепчутся между собой, склонив головы друг к другу; парень с девушкой идут вместе, держась за руки, и как бы светятся изнутри…
Что ты ощущаешь поначалу, пропуская безотчетно в свое сознание подобные наблюдения?
Иногда интерес, иногда раздражение, чаще всего равнодушие. Практически ничего.
Потому что первое твое впечатление о любви – восприятие ее в широком смысле слова.
Как великое таинство. Как нечто, что все вокруг объемлет или наоборот – скрепляет, поддерживает собой изнутри весь мир. А может, и то и другое вместе.
Мать, которая тебя обожает, холит, выхаживает, даже бранит и то нежно…
Кошка, тыкающаяся мокрым носом в твою щеку и слегка пробующая на тебе свои коготки.
Когда все меняется? Точнее, добавляется.
Потому что великое великим так и остается, оно неизменно, ты всего только начинаешь глубже проникать в него.
И все-таки, когда именно?
Когда гормоны в тебе созревают и требуют выхода?
Процесс этот не может не сопровождаться у нормального человека природным чувством стыдливости.
У тебя ведь не должно быть, как у животных, все должно освящаться чувством.
И однажды оно вдруг возникает, это чувство.
Казалось бы, ни с того ни с сего, поглощая тебя целиком, причиняя тебе невероятную боль или, наоборот, одаряя неслыханным счастьем, в зависимости от обстоятельств. А чаще: сочетая в себе и то и другое – неразделимый коктейль.
Первое чувство… оно почти всегда наполовину чужое, а может, и вообще целиком привнесенное, навеянное книгами, фильмами, все теми же песенками.
Как бы то ни было, ты слишком захвачен им, чуть ли не парализован и поневоле начинаешь анализировать, что же все-таки с тобой происходит, пока с удивлением не обнаруживаешь, что разум твой бессилен постигнуть подобную загадку, потому что любовь появляется из сердца, а не из головы.
Нельзя приказать себе: этого человека я люблю, а этого – никогда и ни за что любить не буду. Есть что-то вне твоего разумения, бросающее тебя в беспросветность, в бездонную пучину, и ты бессилен противиться этому.
Через какое-то время туман рассеивается, и ты с ужасом и сожалением пытаешься осознать, что же ты успел за период своего ослепления натворить, обнаруживая повсюду вокруг себя лишь обломки того, что некогда составляло собой казавшееся неразделимым целое.
Потом потихоньку зализываешь раны и начинаешь выстраивать все заново.
Однако гораздо хуже бывает, когда отрезвления подобного не происходит, ты с трудом, но все-таки выплываешь на поверхность, однако болтаешься потом, как щепка по волнам, иногда всю оставшуюся твою жизнь.
Так что же такое любовь?
Великое оправдание похоти?
Властная жажда собственности, чтобы всегда, при любых обстоятельствах иметь право сказать: «мое»?
Лучшее из того, что тебе доступно, что украшает твою жизнь?
Когда долго блуждаешь в потемках, неизбежно возникает желание разобраться.
Любовь…
Ты не скот, и не животное, ты хочешь, чтобы сердце твое было во всем согласно с твоим разумом.
Ты не желаешь быть во власти похоти, ты хочешь большего, не ведая изначально, но подсознательно все больше понимая, что, не обремененная мыслями, чувствами, похоть убивает.
И все-таки, что же такое любовь?»
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 07.06.2014 17:01
Сообщение №: 40358 Оффлайн
- Уроки сделал? – Ирина пытливо заглянула в глаза сыну.
- Бабушка помогла, - важно проговорил тот. Для своих семи лет Павел был на редкость рассудителен, оттого большинство родных и знакомых преимущественно называли его полным именем.
- Ладно, сейчас ванну приму и сварганю что-нибудь поужинать.
- Можешь не торопиться, - все так же степенно ответствовал Павел. – Бабушка уже приготовила все, что нужно.
- И что конкретно? – не удержалась от любопытства Ирина.
- Макароны по-флотски – я попросил. И кисель клубничный. Уж не обессудь.
- Годится, - обрадованно кивнула Ирина. – Годится: макароны по-флотски и кисель. Я думала, запеканкой придется ограничиться.
- Не придется, - по-прежнему без тени эмоций констатировал Павел. – Запеканку я уже доел. Я на компьютере поиграю еще немного, можно?
- Поиграешь, - согласилась Ирина. – Тетради только положи на стол. Проверять буду.
Павел пожал плечами, затем поплелся в свою комнату за ранцем.
Ирина залезла в ванну и только там успокоилась. Хотелось отмыться от всей этой грязи. Застенчивый гомик – «муж» ее бывшего мужа; настойчивость, с которой она встречи с ним добивалась – совершенно, кстати, ей не присуще; унижение, испытанное при разговоре с этим кафкианским насекомым. А еще… суррогатные матери; дети, которых заранее, еще не родившихся, продают, как на базаре.
Господи, зачем она вообще ввязалась в эту историю? Какое ей дело до тихого счастья двух «голубых»? Понять? Что тут понимать, собственно? Помочь? Чем здесь можно помочь? Скажем так, на нее нашло какое-то временное умопомрачение. И ладушки! Бог с ними, с этими придурочными педрилами!
Выбравшись из ванны, она позвонила матери.
- Привет, мамуля! Спасибо за помощь. Я уже с полчаса как на месте, даже ванну успела принять.
- Привет, доча! Как там клиент, уговорила?
- Клиент, как клиент, - немного смущенно пробормотала Ирина. - Деньги даром не даются.
Мать усмехнулась.
- Я в том смысле, что, может, нам Пашутку на дачу взять в выходные?
Ирина вздохнула:
- А меня ты уже не приглашаешь?
- Да какие для дочери нужны приглашения?
- Вот и жди, вместе приедем.
Ирина взялась было за проверку тетрадей сына, потом голод пересилил, и она принялась разогревать макароны.
Уложив Павла, «счастливая и сытая мама» долго тупо сидела перед телевизором и, наконец, решила: все, осада закончена, первой она, действительно, ни за какие коврижки больше этому жуку навозному не позвонит.
Да и нужно ли? Сегодня она получила столько материала для размышлений, надолго должно хватить.
Ирина поняла уже, что заснуть ей сегодня не скоро удастся – она была слишком взбудоражена, так чего же время даром терять?
Тайник в ящике письменного стола был защищен лишь простым стандартным внутренним замком, подобрать ключ к которому, даже для Павла в его возрасте, не составило бы особого труда. Но Ирина хорошо знала характер своего сына – пока для него было достаточно такой, чисто условной, преграды, чтобы не любопытствовать. Пока. Когда придет время, полетят все преграды, просто бесполезно будет их ставить. Но она успеет. «Не торопись, Пашук, дай мне сначала самой разобраться, я от тебя не утаю ни граммулечки правды, все по полочкам разложу».
С чего начать? Конечно, с тех злополучных писем, иначе мозаика никак не сложится.
Ирина вздохнула, вынула диск из ноутбука и убрала его на прежнее место. Ничего не получилось. Она слишком хорошо все помнила. Да и чего она ожидала? Вновь испытать тот шок, в который ее повергло известие, что она не любима?
И никогда не была любима?
И что с этим человеком, которому она всегда безоговорочно верила, не будет любимой, счастливой никогда?
Пусть это станет шоком для Вадима, за четыре года она уже успела примириться со многим. Хотя, видит бог, тогда ей было очень нелегко.
Спать по-прежнему не хотелось. Ирина вставила другой диск, надела наушники…
Консультация была бесплатной, поэтому Ирина мало надеялась тогда на то, что «психолог по вопросам брака и семьи» станет слишком глубоко вникать в ее проблемы, но, тем не менее, решила записать их разговор на диктофон.
Начать с того, что письма, принесенные ей, как таковые консультанта не заинтересовали. Для него важен был сам факт.
- Как я понял, вы пришли ко мне посоветоваться по поводу неверности вашего мужа?
Ирина кивнула. Врач сделал пометку в специальной анкетке, куда он предварительно занес биографические данные пациентки.
- Вы уверены, что эти письма были написаны после заключения вашего брака?
- Да, уверена. До и после.
Консультант задумался, помусолил во рту дужку очков.
- Но здесь ничего не говорится об измене? У вас есть другие… материалы?
- Есть. Но разве это не измена?
- Как вам сказать? Сложный вопрос. Мне нужно знать причину, по которой вы пришли ко мне. Вы хотите просто поговорить или сохранить семью?
- Конечно, сохранить семью. У нас ведь ребенок.
- Тогда я посоветовал бы вам забыть обо всем этом. Да, конечно, факт любви к другой женщине бесспорен, его уже в памяти не сотрешь. Но что можно в такой ситуации сделать? Попробовать объясниться с мужем? Это очень рискованный шаг. Он может спровоцировать вашего супруга на решительные действия, на которые он, судя по всему, пока не настроен. Что еще? Время. Лучший доктор. Я понимаю, у вас такой характер: вам во всем нужна ясность, точнее даже – определенность. Устранить все препятствия, дойти во всем до конца. Сейчас такое невозможно, но рано или поздно время придет. Тогда можете попробовать. Пока же – наберитесь терпения. Терпение вообще, как вы знаете, основа житейской мудрости. А здесь только в ней одной дело, стоит лишь эмоциям перехлестнуть через край, они моментально все разметут.
- Но это же пытка! Причем невыносимая. Сколько это может продлиться?
Психолог вновь задумался. Но так и не пришел в мыслях к чему-то определенному.
- Ну, здесь вопрос проще, хотя запутан не менее. Если исходить из тех текстов, что вы мне показали, там нет и речи о каком-либо подобии взаимности. А значит, теоретически, это может длиться вечно, но в такой – вяло текущей, форме. Если исходить из практики - мужская гордость, необходимость четких жизненных целей, вообще смысла жизни, в течение двух-трех лет должны мобилизоваться и устранить эту преграду. Однако все очень индивидуально. Иному и полгода будет достаточно, чтобы понять всю глупость, несостоятельность своего упрямства. Другому – гораздо больший срок. Пожалуй, это все, что я могу сказать на сегодня. Если вы мне предоставите какие-нибудь другие исходные данные, можно будет порассуждать дальше, уже более конкретно.
- Как бы вы сами поступили на моем месте? Последний вопрос.
Врач усмехнулся:
- Мой вариант на путь истинный вас не наставит. Говорите точнее - как бы я поступил, если бы был вами? Поймите меня правильно: моя работа здесь состоит не в том, чтобы помогать людям решать их духовные, или, если точнее выразиться – душевные, проблемы, это епархия психотерапевта, консультация которого, кстати, вам жизненно необходима. Мне платят тут за то, чтобы я любой ценой сохранял находящиеся на грани распада семьи. Что я и стараюсь, по мере своих сил и возможностей, делать.
Долгое молчание. Ирина была в растерянности, она понимала, что находится буквально в двух шагах от крайне важного для нее и, пусть не абсолютно, но достаточно точного ответа. Но как его из сидящего напротив человека выцарапать? Деньги? Нет. Она только все испортит таким решением. Что еще? Женские чары? Он и так в них купается. А значит, только одно – тщеславие. Возможность продемонстрировать свой талант, знания. Она потупила взгляд и пробормотала умоляюще:
- Помогите мне! Я вас очень прошу. Обещаю: я сохраню в тайне то, что вы мне сейчас скажете, и никогда вас больше не побеспокою. От вас, и только от вас, зависит сейчас вся моя дальнейшая жизнь. Я и так достаточно настрадалась, а теперь вообще могу уйти в неверном направлении. Умоляю!
Психолог помолчал какое-то время, затем все-таки решил пойти Ирине навстречу.
- Хорошо. Я попробую. Но давайте условимся - мои слова не панацея. Так вот: отбросим в сторону те дополнительные материалы, которые наверняка есть у вас (уж кого-кого, а меня в таких вопросах не провести), но вы их почему-то мне не предоставляете. Не станем также углубляться в личность вашего мужа, что было бы очень желательно, но опять же спотыкается о ваше нежелание касаться больной темы. Отбросим вообще в сторону всю специфику той ситуации, в которой вы очутились: случайна ли она или неизбежна, разрешима или, наоборот, сакральна. Будем исходить только из вашей личности, которую вы ломать, как я понимаю, ни в коем случае не собираетесь. И стало быть, ответ напрашивается сам собой: при вашем характере только одно решение возможно – разрушить то, что у вас на данный момент имеется и попытаться выстроить заново свою жизнь. Есть ли у вас шансы на успех? Безусловно. Начнем с того, что у вас появился опыт, которого раньше не было. Кроме того - вы достойны любви, в которой, давая согласие на брак, не сомневались, однако были жестоко обмануты. Тоже большой стимул. Ну и главное, как итог: вы никогда, ни при каких условиях не сможете полюбить человека, который не любит вас.
- И значит?..
- Значит… «развод и девичья фамилия», хотя фамилию менять я вам не советовал бы. По практике гораздо лучше, когда у мамы и ее ребенка одинаковые фамилии, но дело не только в этом: я уверен – одиночество ваше долго не продлится. Найдется человек, который полюбит вас, и которого полюбите вы. Тогда и возьмете его фамилию. А может, он и паренька вашего усыновит.
- Что-то не верится. Такое возможно? Или один случай на миллион?
- Ну, если вы имеете в виду статистику, то не просто возможно, а более чем вероятно. Поймите, с возрастом психология, мировоззрение, как у женщин, так и у мужчин, меняются. Ну, давайте поразмышляем, какие могут быть варианты у потенциального жениха, скажем, лет тридцати? Взять совсем молодую, сопливую девчонку? Очень натужно. Старую деву - извините за выражение, залежавшийся, непременно с какой-нибудь гнильцой, товар? Вот женщина с ребенком – другое дело. Если у него уже тоже есть ребенок, то кто еще может так войти в его положение: и необходимость платить алименты, и вполне естественное желание хоть иногда видеться со своим чадом? Я уже не говорю о каком-никаком, но все-таки опыте воспитания, сознании ответственности не только за жену, но и того, кто с ней неразделим. Ну а если ребенка своего нет, то о чем еще можно мечтать? Тут он вообще приходит на готовенькое. Ни пеленочек-распашоночек-памперсов, ни бессонных ночей с только что явившимся на свет божий горлодериком. Ну а дальше все зависит от вас: способны ли вы такого мужчину разглядеть, понять, оценить? Ему ведь тоже хочется счастья, а не просто чужую, за какого-то там «быка-производителя», лямку тянуть. Вот только не увлекитесь: с двумя детьми замуж выйти уже очень сложно, практически невозможно – придется такие скидки делать будущему «женишку», что небо с овчинку может потом показаться.
Опять молчание, и в этот раз с ее стороны.
Ирина откинулась на спинку кресла. Можно было остановить диск, она и так хорошо помнила, как, затаив дыхание, робко, буквально трепетно, спросила:
- Ясно. Речь идет о Принце. Что ж, я понимаю, конечно - мое нахальство достигло предела. Я нарушаю все обещания, которые вам только что давала. Но что я могу? Никто и никогда не говорил со мной так откровенно. Я буквально умираю от любопытства. Вам не нужна рабыня? Но только на неделю, максимум. Все ваши желания…. Все только за то, чтобы вы сказали мне два-три слова конкретнее о человеке, с которым я могла бы быть счастлива. Как я поняла, он не где-то там, вдалеке, за семью морями, а совсем рядом? Как бы мне его не пропустить? Иначе мне не жить. Вы же сами укоряли меня за мой реактивный характер!
Психолог рассмеялся.
- Заманчивое предложение, но, к сожалению, лично я вынужден от него отказаться. Ситуация проще некуда: когда уже есть все, что нужно, зачем желать еще большего? Непонятно? Ну, знаете, наверное, как в таких случаях о деньгах говорят: очень трудно их накопить, но куда сложнее – сохранить. Так и во всем. Тем более что я не скажу вам ничего необыкновенного: только два критерия – этот человек не должен подавлять вас собой, ни при каких обстоятельствах, и в то же время быть личностью, до которой вам нужно будет тянуться и тянуться практически всю вашу жизнь.
Ирина нажала на кнопку «стоп» и долго сидела в неподвижности, укрыв ноги пледом. Что она узнала тогда нового? Что не все врачи бездари, а мужики – сволочи? Что добавила в то, что она с такой тщательностью сейчас оживляла в памяти, встреча с Вадимом, которой она так долго и настойчиво добивалась? Ожидая в ней, по меньшей мере, каких-то новых речений-логий Иисуса Христа. Ничего. Что она вообще вынесла из разговора с этим слизняком-очкариком? Только омерзение. Тут ее мнение, сколько ни размышляй, нисколько не переменилось.
Так, ну и что дальше? Да бросить все к черту! Понять, помочь… Что у нее, своих проблем мало?
Нет, не получится. Неверное решение. Дурацкие привычки, от них так просто не избавишься. Одна из них - пожалуй, самая ненавистная: во всем доходить до конца. Господи, ну почему нельзя хотя бы раз на полпути остановиться? Видно ведь невооруженным взглядом, что впереди тупик, нет там, и ничего не может быть другого. Как же, обязательно нужно упереться лбом в какую-нибудь обшарпанную стену. Такой уж родилась, точнее: уродилась, уро-ди-на несчастная.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 09.06.2014 15:03
Сообщение №: 40684 Оффлайн
«Хорошо. Опять Ваша взяла. Я согласен на встречу. Когда угодно и где угодно. Только сейчас немедленно уйдите. Очень Вас прошу. Вадим».
Ирина с досадой огляделась по сторонам. Так и есть: здесь он, голубчик! Где же ему еще быть?
«Господи, неужели он, в самом деле, думает, что я из-за него сюда притащилась?»
SMS-ка была неожиданной, явно не ко времени, но Ирина все-таки сдержала себя, ответила, насколько смогла, вежливо.
«Вы переоцениваете себя, мне совершенно ни к чему Ваш разговор. Да и вообще, беседы закончились. Очень прошу, не мешайте! Вы здесьза здоровоживешь, а я за бешеные деньги!», - наспех набрала она текст.
Ирина с неприязнью еще раз взглянула на Вадима. В своих нелепых очках… ну полная жаба. Да ко всему прочему, оказывается, если как следует присмотреться, еще и лысоват.
Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, затем, стараясь делать это как можно медленнее, выдохнула распиравший легкие воздух. Релаксация.
«Ну что, расслабилась? – спросила она себя, наконец. – Теперь, золотко, смирись и получай удовольствие».
А удовольствие действительно стоило того. Увидеть своего бывшего мужа раскрашенного, напомаженного, в женском платье. В черных колготках, туфлях на высоком каблуке. Господи, до чего может дойти человек! Нет, не зря она добивалась встречи с тем плюгавеньким, не зря сюда явилась, нужно сделать все возможное, чтобы Павел никогда, ни при каких обстоятельствах, подобную гадость не увидел. Расстреливать нужно таких подонков, уродов! Топить в реке сразу при рождении, как котят.
«Я заплачу Вам вдвое, вдесятеро, только пересядьте хотя бы. Вы что, думаете, если Саша узнает, что Вы здесь, ему приятно будет Вас лицезреть? Он и так на пределе. Это ведь работа, поймите».
Ну что еще можно сказать этому плешивенькому? «И так на пределе»,"работа", "поймите"… Да плевать я хотела на вас обоих. Дойти до такого! Ирина отключила мобильник и убрала его вглубь сумочки. «Ну, действительно, слизняк слизняком. Я что, должна еще перед ним оправдываться?»
- Муж? Жених? – насмешливо спросила соседка по столику, совсем молодая девица невзрачной наружности с конопушками по всему лицу. – Ревнует, наверное? Знал бы он на самом деле, где вы сейчас находитесь - ей-богу, задушил бы, как Отелло. Вы уж извините меня, я специально к вам подсела. Вы одна, а сюда обычно компаниями ходят.
- Ну а вас-то как сюда занесло? – удивилась Ирина так, как будто с ней заговорило, по меньшей мере, соломенное чучело, а про себя подумала: «И, что самое интересное, где деньги взяла?»
- Я? Я здесь не одна. Просто мой парень не хочет афишировать наши отношения. Он классный! Я бы вам показала его, но не могу.
«Да, мир тесен! – ошеломленно подумала Ирина. – «Хотя быпересядьте»… Поздно, Вадим Геннадьевич! Судьба-индейка! Крепко же я вас держу теперь за одно, весьма, просто на редкость, чувствительное место. Как бы мне такую удачу не упустить, раскрутить?»
- Ну и как вам представление, нравится? – продолжила, между тем, поддерживать разговор девица. – Кстати, меня Женей зовут. Я из Озер. Не слыхали про нас? Город невест, только совсем маленький. Не такой, как, к примеру, Иваново. Приехала в театральный институт поступать, в трех местах провалилась: Щука, ГИТИС и ВГИК. Говорят, таланта ни на грош. Наверное, они правы. Я бы сейчас на любой ВУЗ согласилась, но год надо где-то переждать. Домой ехать – перед подругами позориться. Да и родители будут нудить. Оно мне надо? Вот и перебиваюсь кое-как да как-нибудь. Сюда, между прочим, уже в третий раз прихожу. У моего парня друг здесь в шоу выступает. Тут вообще все суперски здоровско! Народ ломится! Сегодня особенно трудно было попасть, я уж и не надеялась: у них премьера, новая программа.
Ирина хотела было вызвать девушку на откровенность, затем передумала. Ясно и так, что перед ней будущая суррогатная мать. Вадим - честный человек, надо отдать ему должное, предпочел ничего не замалчивать, больше того - показать будущей «родственнице» с изнанки их весьма и весьма необычную семейку.
- А вы, как я вижу, здесь в первый раз? – не сдавалась, все еще пыталась раскрутить соседку на разговор Женя.
- И в последний! – со вздохом ответила Ирина.
Навязалась тоже еще одна малахольная на ее голову! Откуда хоть такие берутся. Ах да, из Озер! Выныривают. Кстати, где это?
- Странный клуб какой-то, - пробормотала она. – На сцене женщины, в зале тоже, за, опять же, весьма редким исключением, представительницы нашего, слабого, пола. Лесбийский притон, что ли?
- Нет, вы не правы. Как раз, наоборот, здесь больше мужчин. На сцене вообще сплошь, ну и в зале половина, не меньше. Весь фокус в том, как они одеты. Иностранцев много. Кстати, вы не обижаетесь на меня за настырность? Просто здесь можно завязать какие-нибудь полезные связи, в моем положении это очень важно. Я вам свой номер мобильного телефона могу дать. Вдруг найдется для меня какая-нибудь работенка – с ребенком посидеть, собаку выгулять, квартиру убрать.
Ирина нехотя взяла листок бумаги с нацарапанными на нем каракулями, затем решила пойти ва-банк:
- Кстати, вашего парня, случайно, не Вадимом зовут?
Женя насторожилась, при всей ее простоватости житейская жилка в ней определенно присутствовала.
- Предположим, а что, вы его знаете?
- Да кто ж его не знает, - со вздохом ответила Ирина. – Ну и как он в постели?
Женя понимала, что ей пора уйти, но что-то ее удерживало.
- Понятия не имею. У нас с ним чисто дружеские отношения, других просто не может быть, по определению. Когда я говорила о его «друге», я имела в виду его жену, Багиру. У них любовь. Вадим с нее буквально пылинки сдувает. Вон там, на сцене, в самом центре, вся в черном, с кошачьими повадками, видите? Она здесь, пантерва эта, суперзвезда. Многие только из-за нее сюда и ходят.
- Понятно, тогда вы, значит, будущая «сурмама»? - неожиданно перевела разговор в совсем иную плоскость Ирина.
Женя поняла, что сама того не желая, угодила в ловушку, поднялась со стула и стала неуклюже прощаться.
- Вы ошиблись. Но все равно с вами было очень интересно. Пожалуй, мне пора исчезнуть, как какому-то там, не помню уж в точности имени, привидению.
Ирина удержала девушку за рукав.
- Кентервильскому.
- Что, что, простите?
- Кентервильскому привидению. Вы его имели в виду? Ладно, не торопитесь. Я вас не укушу. Просто вы вляпались, сами того не желая. «Багира» – мой бывший муж. Так что мне можно доверять, я в курсе. А помочь вам я действительно вполне в состоянии. К примеру, с работой. Так что, поговорим?
Женя поколебалось какое-то время, затем все-таки решила рискнуть, кивнула:
- Ну, собственно, а зачем я иначе сюда хожу? Не извращенцами же всякими любоваться. С жиру бесятся, коты зажравшиеся, мне бы их заботы!
Ирина рассеянно кивнула.
- Начнем с названия – «Красная косынка». В принципе, тут все ясно – стилизация под русскую культуру первых десятилетий XX века: супрематизм, футуризм, авангардизм, всяческие объединения типа «Бубновый валет», «Ослиный хвост», вот только все переиначено под определенным, довольно явственно обозначенным, углом. Малиновый квадрат вместо черного, как у Казимира Малевича, «ТрансВолга» вместо «Девушек на Волге» Кузьмы Петрова-Водкина. Еще стилизации под Павла Филонова, Наталью Гончарову, этот ее знаменитый «Автопортрет с тигровыми лилиями» так преподнесен, что только руками можно развести. Ясно ведь, что переодетый мужик, и в то же время завораживает. Александр Блок, Маяковский, даже Сережа Есенин, все почему-то в женских тряпках, эти уже вживую, читающие свои, тоже изрядно переиначенные, стихи.
Женя удрученно покачала головой.
- Простите, я даже до сих пор не знаю вашего имени. Меня зовут Женя, вы не забыли?
- Нет, не забыла, хотя забыла представиться, точно. Досадное упущение, обычно я более внимательна. Я Ирина, Ирина Алексеевна. Кстати, вот вам моя визитная карточка, там все мои координаты.
Девушка даже не стала рассматривать неожиданный подарок, поспешила убрать подальше крохотный кусочек картона, чтобы не отняли. Затем вздохнула смущенно:
- Ей-богу, я очень рада, что вы так сходу мое имя запомнили…
Ирина небрежно махнула рукой:
- Тут нет ничего удивительного, профессиональная привычка.
Женя опять смущенно продолжила:
- И вы не забыли, что я из Озер?
- Нет, конечно. Вот только один неясный момент: у вас там так можно нырнуть, чтобы сразу в Москве всплыть?
- Да нет, нырять совсем не обязательно. Хотя, в принципе, и по воде можно добраться. Но только долго. Проще на автобусе или, если с пересадкой, на электричке. Больше четырех часов поездочка не займет. Но я все равно уже с полгода как туда не езжу. Только звоню регулярно, ну… я вам объясняла. Про свой город я к тому напоминаю, что не могли бы вы со мной говорить по-русски, я в китайском языке совсем ни бум-бум.
Ирина сначала нахмурилась, затем расхохоталась.
- Да, точно, опростоволосилась я. Причем второй раз уже. А еще хвасталась своими профессиональными способностями. Однако мы можем взаимно обогатить друг друга. Я не имею в виду китайский язык, я в нем тоже ни в зуб коленом, но что означает, к примеру, название «Пасс» под той картиной, где женщина просто прогуливается, как чеховская «Дама с собачкой»?
Женя вздохнула с облегчением:
- А, ну здесь я как раз в курсе. Пасс – это то, о чем мечтает каждый кроссдрессер.
- Кто-кто? – недоуменно переспросила Ирина. – А еще уверяли, что не говорите по-китайски.
- Ну, кроссдрессер, - уныло поморщилась Женя, всем своим видом выражая полное недоумение: вроде как – умная женщина, а туда же - совсем тундра, - человек, которому нравится переодеваться в одежду противоположного пола. Помните, наверное: «Тутси», «В джазе только девушки»… Кстати, все это культовые фильмы, «наши», я имею в виду мои новые знакомые, их пересматривают по многу раз. Примочки, словечки из них постоянно употребляют в разговоре. Так вот, первое испытание, которое должен пройти каждый уважающий себя кроссдрессер – пройтись в женском наряде по улице. Есть люди, которые ни разу в жизни так и не смогли решиться на подобный поступок.
- А, ну понятно, - со скукой протянула Ирина, внезапно потеряв к их разговору всякий интерес.
Женя мгновенно уловила эту перемену и с надеждой в голосе спросила:
- Так мне можно будет вам о себе напомнить?
- Разумеется, - пожала плечами Ирина. – Да я и сама могу вам позвонить, как только что-нибудь для вас подвернется. У вас есть мобильный?
- Конечно, я ведь только что давала вам свои координаты, - с некоторым даже испугом вытащила из сумочки допотопный сотовый телефон «озерная» девушка, почти русалка. – Как можно вообще жить в Москве без мобильника? Знаете, а вдруг вы ту мою бумажку уже потеряли или еще потеряете? Зачем рисковать? Может, лучше я сейчас вам свой номер наберу, а вы его закрепите и мое имя поставите. Годится?
- Годится. Только мне надо телефон включить – ваш друг был слишком настойчив. Догадались теперь, кто мне SMS-ки скидывал? Кстати, большие деньги предлагал, чтобы я как можно скорее отсюда умотала.
Женя трясущимися руками торопливо набрала цифры с визитки и облегченно вздохнула, услышав звонок в руке Ирины. Та не удержалась от усмешки: «Эх, бедная девочка, сколько же раз тебя обманывали! И визитки не свои, чужие, небрежно в руку совали, да и позвонить забывали. Что же ты хотела? Москва есть Москва, не каждому здесь фортуна личико свое показывает, все больше задом повернуться норовит».
- Крутая мобила! – восхищенно сказала Женя, когда Ирина поиграла кнопками, чтобы вставить в меню ее номер. – Может, у вас и тачка под стать?
- А как же! - Ирина зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой. – При моей работе да без крутой тачки! Кто ж со мной после этого дело будет иметь? Кстати, мне здесь все уже осточертело, пора, как говорится, и честь знать, так что могу подвезти, если вы не слишком далеко обитаете.
У Жени даже глаза округлились от ужаса.
- Нет, не могу. Я же говорила – сегодня премьера. Пропустить такое – я потом себе до конца дней своих не прощу. Смотрите, кстати, они уже начинают.
Ирина взглянула на Евгению с кислой миной, затем решилась:
- Ладно, пусть будет по-вашему. Премьера так премьера. Но предупреждаю: если станет скучно, я тут же уйду. Не демонстративно, но все равно весьма наглядно может получиться. Объясняйтесь сами потом за меня со своим Вадимом.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 10.06.2014 15:58
Сообщение №: 40992 Оффлайн
- Вы были настолько уверены, что я вам позвоню? – насмешливо поинтересовался Скорочкин.
Ирина на этот раз была одета совсем по-другому, она позволила себе немного расслабиться: джинсы, кораллового цвета кофточка с кружевами, да и косметики было гораздо больше на лице. Вадиму никак нельзя было терять контроль над собой, с сомнениями было покончено, он тщательно все продумал: уже с первых минут их прошлой встречи он твердо знал, что перед ним враг, который хочет разрушить его счастье, и лучшее, что он может сделать – сократить, если уж совсем нельзя избежать, их общение до минимума. Именно исходя из этого, он и предположил, причем вслух, что в первый раз Ирина была одета так официально только для того, чтобы его не спугнуть.
- Да, конечно, иначе бы я не сделала столь длинным поводок. Сами посудите: столько сил было потрачено на то, чтобы добиться встречи с вами, чтобы заинтересовать вас, расположить к себе, а потом, в результате – бац! - вдруг столь бездарно расстаться, - весело рассмеялась Ирина. - Вы параноик, ей-богу! Вам никто этого не говорил? Да я о вас забыла уже! Кто вы такой, собственно, чтобы вами заморачиваться? Что, приехали сегодня мне нотации читать? Если так, то только один вопрос осталось разрешить: кто из нас оплачивает счет? Думаю я, поскольку перспектива остаться без обеда меня совершенно не прельщает. Так что привет психиатричке! Пока!
Вадим пропустил мимо ушей оскорбление. Он медленно проговорил, как бы размышляя вслух:
- Мне только одно в вас нравится – вы со мной предельно откровенны. Конечно, играете, как всякая женщина, но играете в открытую. Или это просто такой стиль игры? Маскирующий, наоборот, редкостную кровожадность?
- Кровожадность? Нет, просто я пытаюсь говорить с вами по-мужски, профессия такая – без знания людской, и в частности, мужской, психологии я и неделю не продержалась бы на своей работе. Во всех случаях можете быть спокойны: вы, как человек, а уж тем более, как потенциальный клиент, я не говорю уже - как мужчина, совершенно меня не интересуете. Вам ведь не нужны пластиковые окна, верно? Думаю, они уже давно у вас есть. По виду вы человек хозяйственный, предусмотрительный, не могли же вы такое упустить? Что еще? Вы подозреваете, что я сплю и вижу скушать вас с потрохами? Но зачем? Мы ведь уже все выяснили: Саша не уходил от меня к вам, он ушел в неизвестность. Однако, опять же, не в этом главное. Главное в том, что того человека, с которым я прожила и была счастлива шесть лет, и от которого родила очаровательного сынулю – его давно уже нет. Да и был ли он вообще когда-нибудь? Поэтому ни о какой жажде мести, даже просто неприязни, речь не идет. Скажем так, я уже этим переболела. Хотя было. Конечно, было, не спорю. Но я быстро во всем разобралась. Сейчас меня по большому счету бесит только одно: почему такое произошло именно со мной? Я ведь никогда не была неудачницей, с самого далекого детства, сколько себя помню, пыталась сама вершить свою судьбу. И вдруг на тебе! Шесть лет, вычеркнутых из жизни! За что такая кара? Причем самое главное – это ведь может повториться. В какой-нибудь другой, менее или, наоборот, даже более, извращенной форме. Скажите, когда вы читали эти блоги, у вас не возникало ощущение, что они написаны мне?
Вадим кивнул.
- Да, был такой момент, но потом я понял…
- Что? Я не та женщина, которая может вызвать к себе подобные чувства?
Он замялся, вновь, в который раз уже, принялся протирать тряпочкой свои очки. Посмотрел в ее сторону, видя, по всей вероятности, лишь расплывчатый силуэт.
- Просто это не ваш портрет.
- Понятно, во мне слишком мало женственности, я слишком логично мыслю, слишком решительно действую, а не пора ли вам, мадам, в активные лесбиянки?
Он холодно поинтересовался.
- У вас есть знакомые лесбиянки?
Она вздохнула.
- Нет, конечно. Откуда? Я вполне нормальная баба. Без отклонений.
Он кивнул.
- Вот именно. Поверьте, в вас нет ничего мужского. Просто женщина с сильным характером. Активная? Да. Может быть, даже реактивная. Но кто сказал, что это недостаток? Просто индивидуальные особенности. Собственно, то, чем один человек отличается от другого, в данном случае одна женщина от другой.
- И вы могли бы в меня влюбиться?
- Нет. Исключено. Совершенно.
Ирина всплеснула руками:
- Господи, но вы же сами сейчас себе противоречите.
- Нисколько. Я мог бы влюбиться в такую женщину. Во всяком случае, меня бы это в ней не оттолкнуло, но есть много других факторов. Любовь – сложное чувство. Мне повезло, я такого, своего любимого, человечка уже встретил. Думаю, и вам повезет.
Ирина помрачнела.
- И вас не смущает даже то, что ваша любовь не взаимна? – осторожно спросила она.
Вадим поджал губы, углубился в изучение меню. Затем махнул рукой, видимо, он все-таки был выбит из колеи.
- Я здесь впервые, закажите сами что-нибудь, на свой вкус. Будет даже интересно, угадаете ли вы, что мне нравится из съестного? Что касается писем…
- Ну, это не письма. Скорее, блоги. «Невыложенные блоги». Весь Интернет забит подобными вещами. Скажите, если бы вы увидели их выложенными, то есть, наткнулись на них в Сети, вы обратили бы на них внимание?
- Да, безусловно. Чувства выражены слишком сильно, чтобы мимо них равнодушно пройти.
- Я не зря вас перебила. Вы опять хотели сказать, что вас не интересует прошлое – то, что было до вас. Но это не прошлое, в этом как раз все дело, в этом как раз наша с вами беда.
Вадим опять вспыхнул.
- Здорово! – в который раз не удержалась Ирина. – Красивое зрелище! Скажите, в вашей жизни были женщины, которых это возбуждало? Или… я первая? Молчите? Ладно, вы уже мне отлуп дали. Но, может, у вас есть брат или друг, который вот так же, как вы, краснеет и не чурается решительных, сильных женщин? Нет? Жаль! Но, по крайней мере, благодаря вам, я знаю теперь, что мне нужно. Так вот, если отбросить в сторону лирические отступления и вернуться к основной, крайне важной для нас с вами, теме: то, что вы прочитали, это не только прошлое, это – настоящее, и даже будущее. Это навсегда!
Вадим сжал зубы, поиграл желваками на скулах.
- А вы знаете, я, наконец, понял сейчас вашу сущность. Кто вы по жизни. Тореадор, точнее, тореадорша. Долго наблюдать, дразнить, выбирать момент, а потом – один удар, и все кончено. Пока, господа зрители, можете расходиться!
Ирина горько усмехнулась.
- Если бы! Если бы я была тореадоршей! Но, к сожалению, не могу похвастать этим. Я – не тореадорша, как раз наоборот – вечная жертва. В отличие от вас, когда я случайно наткнулась в ноутбуке мужа…
- Ну, предположим, не случайно…
- Да, не случайно. Еще скажите, что все мы, женщины, одинаковы. Так вот, я была такая дура, что до последнего думала, что это обо мне, для меня. А потом как раз и последовал тот удар. Решающий момент – так, кажется, это у них, у матадоров, называется? Кстати, может, вы просветите меня: тореадор и матадор – это ведь не одно и то же?
- Признаться, я не очень в этом разбираюсь. Но если следовать логике, то вроде как тореадор просто участвует в корриде, а матадор убивает.
- Ясно. По крайней мере, вы не назвали меня убийцей. Что ж, и на том спасибо. Да, и еще одно: интересно, это из-за вас меня не пустили во второй раз в «Красную косынку?»
- Я-то тут при чем? Я ведь не хозяин этого заведения, - недоуменно фыркнул Вадим.
Ирина вспылила.
- Ага! Вот и пойми вас: когда врете, не краснеете, когда правду говорите – пунцовеете, как маков цвет. А вот Женя мне совсем другое сказала, точнее, высказала предположение: что вы меня «сфоткали на мобильник», как она выразилась, а потом охране передали мою «физию» на фейс-контроль. Ну а там, вроде как, по большей части, бывшие менты, память у них о-е-ей какая: комар не проскочит.
Вадим лишь холодно пожал плечами:
- Думайте что угодно, мне без разницы, я уже привык к оскорблениям с вашей стороны. Но я вас очень прошу: отстаньте, пожалуйста, от Жени. Совсем не обязательно вмешивать наивную, неиспорченную девчонку в ваши грязные игры.
Ирина взъярилась.
- Не дождетесь! И вообще, я тоже вас, и тоже очень, прошу, остерегайтесь на будущее давать мне какие-либо «мудрые» советы. Я такого с собой не терплю. Я вам уже говорила, но вы не поняли, попробую еще раз, только обойдусь теперь без эвфемизмов: я держала, и буду держать вас за яйца столько, сколько мне понадобится. Я вас вижу насквозь и в состоянии просчитать заранее любой ваш шаг. Так что со мной вам лучше не ссориться.
Официантка совсем уже было подошла к их столику, но, услышав крепкое словцо, остановилась в нерешительности. Так что Ирине пришлось сделать властный приглашающий жест рукой. Сделав заказ, обстоятельно, уточнив все подробности, она продолжила сразу, не дожидаясь, когда официантка отойдет.
- Я не злая. Если меня не злить. А у вас, почему-то, это на редкость хорошо получается. В грязные игры не я, а вы с Женей играете. Насчет наивной, неиспорченной - нисколько не спорю. Вы ведь настолько дотошны, что ухитрились подыскать на столь неблаговидную роль девственницу. И до того жадны, что даже не сняли ей самую убогую комнатенку или угол у какой-нибудь старушенции - девчонка скитается по общежитиям.
- Мы ей предлагали жить у нас, - попытался оправдаться Вадим. – Но она не согласилась.
- Конечно, а кто бы согласился? Наблюдать каждодневно ваш гнусный разврат?
- Это не разврат. Вы просто ничего в подобных отношениях не понимаете. – Губы Вадима тряслись от ярости, он вскочил со стула, собираясь уйти.
Но Ирину было не угомонить.
- Уходите? Ах, что же вы? Здесь так вкусно кормят! Это несправедливо. К хозяину заведения, к поварам. Учтите, я ведь обещала, что буду бить теперь по всем вашим слабым местам. Так вот, я передумала. Извольте расплатиться. Пригласили даму, доставайте кошелек. Я сначала хотела предложить складчину, вроде как деловой разговор у нас, но коли такого разговора не получилось, так уматывайте, исполнив предварительно свой мужской долг. Только зарубите себе на носу, что впредь с вами встречаться я больше не собираюсь. Мое время дорого стоит, и я не считаю себя вправе тратить его столь бездарно. Не договорились высокие стороны, значит, не договорились. Война? Ну что ж, стало быть, война!
Вадим вздохнул, отодвинул в сторону стул.
- Если не возражаете, я отлучусь на минуточку. «Носик припудрить».
- Понятно, - пробормотала Ирина. – Хотите взять тайм-аут? Нет проблем!
Вернулся Вадим совершенно другим человеком.
- Я поразмышлял немного насчет войны… - задумчиво проговорил он, покончив с первым и начав заниматься эскалопом.- Кстати, неплохая хрюшка когда-то бегала, со знанием дела выращивали. И вы точно теперь знаете, что я не мусульманин. Одним словом, я предлагаю мир. Не так, чтобы во всем мире, а исключительно между нами. То есть, если говорить конкретно, предлагаю начать все сызнова. Признаюсь, я погорячился, понервничал, прошу принять мои извинения. Мы враги, тут не может быть никаких сомнений, и это навсегда, естественно, но как раз врагам проще – при желании они могут легко обо всем договориться. Я всегда был такого мнения, что хороший враг лучше плохого друга.
- Разумеется, - процедила сквозь зубы Ирина. – Так же, как хороший враг лучше плохого врага. Так будем же хорошими врагами. Вы это имели в виду?
- Не имеет значения, - небрежно отмахнулся Вадим. – Лишь бы прийти к каким-то определенным соглашениям и впредь неукоснительно их соблюдать. Так как, вы согласны?
- Безусловно, - кивнула Ирина.
- Прекрасно, - обрадовался столь успешному началу переговоров Вадим. – Начнем тогда с самого главного: теперь, когда вы знаете о нас с Сашей пусть не все, но более чем достаточно, чего же вы хотите?
Ирина пожала плечами.
- Вы зря надеетесь услышать от меня что-то новое. Я же с самого начала сказала: понять.
Вадим помолчал некоторое время, собираясь с мыслями. Орешек был ему явно не по зубам.
- Ладно, - кивнул он, наконец. – Ничего, если я начну издалека, да и вообще буду непоследователен в своих объяснениях? У вас достаточно времени?
- Не горит, совершенно, - спокойно парировала его сарказм Ирина. - День, неделю, месяц – сколько понадобится. Как говорится, важнее всего результат.
Вадим поковырялся еще с эскалопом, затем, вроде как в изнеможении, откинулся на спинку стула.
- Вкусно. На редкость вкусно. Есть такая басня: «Кот и повар». Здесь сказка другая – повар и свинья. Но повар тут явно не свинья, он знает толк в апельсинах. Прекрасная кухня, надо бы непременно побывать здесь еще раз.
- И даже не один, - в тон ему отозвалась Ирина. – Хотя, в принципе, я знаю кухни и получше. Только там дороже. Я имею в виду еще дороже.
- Не любите готовить? – поинтересовался Вадим, решив вновь вернуться к эскалопу.
- Ну почему же? – легко отразила и этот пинг-понговский мячик Ирина. – Люблю, но только времени нет вникать - так что не умею. Ну а насчет ресторана или кафе… Просто работа такая. Клиента же домой не пригласишь. А расположить человека надо. Ну, помните, наверное, ту затасканную фразу насчет мужчины и его желудка?
- А что, клиенты у вас все - мужчины? – глубокомысленно поддержал разговор Вадим, хотя его такие подробности совершенно не интересовали.
- Преимущественно, - вежливо ответила Ирина, жеманно орудуя ножом и вилкой. – Женщин я вожу по бутикам. Если заказ большой, частенько приходится раскошеливаться на какой-нибудь подарок. И, козе понятно, так дешево уже не отделаешься.
- Вы не угадали, - неожиданно переменил тему, задумчиво глядя куда-то в пустоту, Вадим.
- В смысле? – всполошилась, пропустив удар Ирина.
- Я имею в виду, со свининой, - ответил Вадим, довольный своим маленьким успехом. – Мы с Сашей – сторонники здорового образа жизни и, в частности, диетического питания. Из мяса только курицу и то, лишь в малых дозах употребляем.
Ирину их пустопорожний разговор уже начал раздражать.
- А, ну такие рестораны, со всяческими там гастрономическими, экологическими изысками, нам точно не по карману, - ядовито ухмыльнулась она. – Но предложение посетить мою обитель по-прежнему остается в силе. Обещаю, что там будет все в точности так, как вы желаете. Однако хочу вам сделать маленький «комплимент» – клиент вы на редкость привередливый. Обычно все берут, что дают. Особенно, если это «на дармовщинку». Ну, так что, приступим? Я имею в виду – к переговорам. Я не имею в виду прелюдию, она уже сыграна, а к тем, что на высшем уровне. То есть, почти в раю.
- Хорошо, я готов, - кивнул Вадим, стараясь выглядеть запредельным симпатягой и скромнягой. – Если разрешите, я первым начну.
- О, ради бога! – сморщила носик Ирина, констатировав, что она проиграла еще одно очко. А проигрывать, даже в мелочах, она очень не любила.
Однако следующую подачу она тоже пропустила.
- Не сердитесь на Женю, что она в прошлый раз не смогла удовлетворить ваше любопытство. Девочка из провинции, институтов не кончала, да и житейский опыт небольшой. Постараюсь, как могу, восполнить за нее образовавшийся пробел. Больше всего вас в прошлый раз поразили цены, я правильно понял?
- Да уж, - постаралась как можно скорее переключиться на другую, предложенную ей, тему Ирина. - Я, конечно, не специалист по ночным клубам, но ваша «Косыночка», на мой взгляд, просто обнаглела. Может оставить без последних штанов.
- Цены вполне реальные, - постарался придать своему голосу Вадим побольше убедительности. – Просто политика такая. Там не делается ставки на постоянных клиентов, как это обычно бывает в других заведениях. Наоборот, завсегдатаи, по возможности, отсекаются. Я вас не «фоткал» и не скидывал вашу «физию» на фейс-контроль. Просто, как говорят в таких случаях: «хорошего – понемножку», сподобились один раз, и хватит. В подобных заведениях программа обновляется не столь часто, как хотелось бы. Это дорогое удовольствие. Поэтому наши владельцы-«косыночники» нацелены преимущественно на иностранцев, либо на так называемых «гостей столицы». Во всех случаях у нас определенно не клуб. Те завсегдатаи, которые все-таки имеются (а как без них? при всем желании не получится) – это совсем сдвинутые фанаты, и к нашим ценам они относятся с пониманием – им тоже надо чем-то отгородиться от гумуса, плебса. Да, верно, из тех картин, что вы видели, ни одну за бешеные деньги на аукционах Сотбис не продашь. Но там нет и ни одной копии. Только работы, написанные исключительно на заказ прекрасными русскими художниками, которых хорошо знают в Париже, в Нью-Йорке, Берлине, но в России они известны не многим: знатокам, специалистам. Вот скажем, у всех на слуху имена Юдашкина, Зайцева, однако фамилия Владимира Середина наверняка вам ни о чем не говорит, а ведь он не просто известен, а даже знаменит, возглавляет Дом моды во Франции (Дом Seredin Paris). И у нас все травести-шоу исключительно в его костюмах, которые ко всему прочему постоянно обновляются. Я не говорю уже о Багире, вашем бывшем муже, если вы посетите другие подобные представления – вы найдете полный примитив. На пластику нигде упор не делается, главное – переодевание. Да и зачем хорошему танцовщику выступать у нас? Он может найти местечко и получше. Однако ваш бывший – особый случай, другие места для Саши заказаны. Поэтому под нее волей-неволей приходится формировать профессиональный, причем не просто профессиональный, а еще и с нетрадиционной - нет-нет, не ориентацией, а именно с нетрадиционной психологической гендерностью, кордебалет. А это, поверьте, весьма не дешевое удовольствие. Я вам не наскучил?
- Нисколько, прекрасная лекция. Вот только не слишком ли мы далеко в сторону от основного вопроса отвлеклись? – Ирина сникла, никак ей не зацепиться, ничего не оставалось, как записать на свой счет еще одно, очередное, потерянное очко.
- Как скажете, - кивнул Вадим. - Но этот разговор крайне важен, и рано или поздно нам все равно придется к нему вернуться. Тем не менее, будем считать, что первый раунд завершен, и теперь ваша очередь высказаться в наших переговорах.
- Что ж, вы правы, - вздохнула Ирина, - действительно пора. Вы меня так доблестно атаковали, что я не могла даже слова вставить. Однако теперь и в самом деле моя очередь. И переговариваться, то бишь, сражаться, мы будем уже на моем поле.
Она помолчала некоторое время, но вовсе не для того, чтобы сделать эффектную паузу, а просто, чтобы собраться с мыслями. Затем достала из небольшого кейса еще несколько файлов.
- Да, кстати, как вам первый блок? Вы все-таки его прочитали?
Скорочкин пожал плечами:
- Разумеется. И очень вам благодарен, что вы буквально заставили меня с ним ознакомиться. Человек решил разобраться, что за чувство - любовь, вполне естественное желание, во всяком случае, явно не преступление. И, что потрясает, многого достиг. Начнем с цитат, они просто великолепны. Взять хотя бы вот эти:
«Любовь – проклятая Богом страна, где ни один поезд не приходит по расписанию и начальники станций в красных шапках – все сумасшедшие или идиоты. Но здесь и сторожа сошли с ума от крушений! Опаздывают все признания и поцелуи, всегда слишком ранние для одного и слишком поздние для другого, лгут все часы и встречи, и, как хоровод пьяных призраков, одни бегут по кругу, другие догоняют, хватая воздух протянутыми руками. Все в мире приходит слишком поздно, но только любовь умеет минуту запоздания превратить в бездонную вечность вечной разлуки!» Леонид Андреев.
«Любовь! В ней все тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает. То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в душе, когда уже все разрушено; то вползает она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него вон…» Иван Тургенев.
«Любовь – это клей, которым природа склеивает все, что, по ее мнению, слишком слабо, чтобы жить в этом мире в одиночку». Вильгельм Швебель.
Я привык считать себя достаточно образованным, начитанным человеком, но, к стыду своему, должен признаться, что ни один из этих афоризмов мне не знаком. Далее следуют уже собственные Сашины мысли.
«Самое главное в этом мире – чувство, из всех чувств важнейшее – любовь. Нет любви в человеке – ничто не привязывает его к жизни, она теряет для него всякий смысл. Из любви к Богу, любви к Жизни рождается и любовь к женщине, семье, детям, а тогда мужчина горы может свернуть. Любовь – чувство, от которого пылают сразу душа, сердце и тело. Без него недоступно для человека счастье».
«Слово «любовь» недаром женского рода, мужчина в любви всегда только гость».
Ну и, конечно, самое, на мой взгляд, потрясающее:
«Если принять официальную трактовку Христа не как человека, а как богочеловека, то мы должны найти в себе мужество признать, что женскую часть его сущности с креста до сих пор никто не удосужился снять. Так она и висит там распятой».
Однако это была лишь подготовка, дальше идет чистейшей воды беллетристика. То, что вы назвали «блогами» на самом деле даже к эссе не имеет никакого отношения. Просто жанр есть такой, довольно редкий – стихотворение в прозе. Написано, кстати, вполне на уровне Ивана Тургенева и его знаменитого сборника «Senilia». Ну, помните, наверное, из школьной программы: «Как хороши, как свежи были розы!» Такие строки не забываются. Одним словом, если все это, и в первую очередь «Любовь», действительно, Саша написала, то я глубоко потрясен. Никогда не предполагал в ней подобных талантов.
Ирина вздохнула:
- Вадим Геннадьевич, мне жаль вас прерывать, но, надо признать, что мы слишком далеко в сторону отвлеклись от нашего разговора. Так что не стану тянуть кота за хвост, зачем мне вас мучить? Раскрою лучше все карты сразу. Иван Сергеевич Тургенев тут совершенно ни при чем. Здесь, как вы догадываетесь уже, наверное, новые блоги. Или письма, назовите их, как хотите. Любовные. Достаточно красноречивые. Саши к его сестре. Ее, кстати, тоже звали Александрой. Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества. А эти, уже точно, а не, наверное, после ее гибели в автокатастрофе.
Вадим сидел бледный, сраженный тем, что на него вдруг навалилось. Он долго молчал, затем тихо проговорил:
- Я не возьму эту пакость. Меня она совершенно не интересует.
Ирина кивнула, только сейчас она поняла, насколько изощренна была ее тактика: отступать, проигрывать, отвлекая, завлекая противника, затем вдруг бац! – контратака и… решающий удар.
- Хорошо, я объясню вам в двух словах. И поведенческая линия страуса, при малейшей жизненной каверзе зарывающего голову в песок, а голый зад всегда почему-то оставляющего при этом вызывающе открытым, тут не пройдет. Извините, что повторяюсь.
Ирина сделала паузу, как бы собираясь с духом, чтобы нырнуть очередной раз в ненавистный, но ставший для нее уже столь хорошо обжитым, омут, затем нехотя продолжила:
- Так вот, если интересно, слушайте. Они были дети. И детской была их любовь. Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет. В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор. Была ли смерть сестры несчастным случаем или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда. Здесь, - Ирина указала на письма, - размышлений на эту тему великое множество. «Зачем ты ушла?», «Мир померк без тебя». Как я поняла своим скудным умишком, именно в неизвестности вся трагедия. Точнее, безысходность. Что еще? По всем канонам эта безысходность должна была закончиться самоубийством Саши, вашей дражайшей супруги, моего бывшего мужа. Что сейчас с ним происходит, я осознать не в силах. Так же, как и весь ваш мир, он слишком загадочен для меня. Что мне нужно? Продолжение вот этих блогов. Вы найдете их в Сашином ноутбуке. После того, как я их получу, обещаю, я исчезну навсегда из вашего поля зрения. Но, на мой взгляд, если вы любите Сашу и хотите добиться взаимности в своей любви, без меня и без опытного психиатра, именно психиатра из самой настоящей психлечебницы, я не оговорилась, вам не обойтись. Вроде бы я все сказала, что теперь скажете вы мне в ответ?
- Нет, - тихо, но твердо ответил Вадим. - По всем пунктам: нет. Нужно комментировать?
Ирина покачала головой.
- Нет. Тоже нет. Совершенно не обязательно. Мне просто интересно, как вы будете потом жить. То, что будете жить, я не сомневаюсь. Как-нибудь свою совесть заморочите, свалите вину на меня. Придумаете что-нибудь, вы неглупый человек. У меня так не получится при всем желании, так что я буду продолжать борьбу. Если вы, конечно, не передумаете, и не согласитесь на мои условия. И еще одно: при всех вариантах забудьте о Жене, подберите себе другую жертву, другую дурочку: просто Женя мне доверилась, она мне понравилась, и я теперь ее в обиду не дам.
Вадим кивнул.
- Ну, это мы еще посмотрим. Файлы свои заберите.
Ирина вынула из сумочки деньги, положила их на стол, чуть прижала тарелкой. Затем встала.
- Расплачиваемся вскладчину, думаю, это оптимальный вариант. Что касается файлов, то сами решайте их судьбу, можете оставить их на столе, хорошенькое будет для местной обслуги развлечение.
Она вскинула сумочку на плечо и, не оборачиваясь, вышла из кафе. Еле удерживаясь от того, чтобы не разреветься. Она победила, однако, по сути, была не просто повержена, но даже разбита в пух и прах.
Ей удалось проехать не больше ста метров, Ирина свернула к обочине, заглушила мотор и тут уже, не таясь, в полную силу разрыдалась. «Победа, какая уж там победа? Разве такого носорога проклятого можно победить?»
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 11.06.2014 15:44
Сообщение №: 41207 Оффлайн
Ирина оглянулась, остановилась, дождалась, когда Женя приблизилась к ней.
- Здравствуйте, Женечка! Зачем же так кричать? Здесь слишком много людей знает меня. И вообще, с чего вы вдруг взяли, что со мной что-то не в порядке?
Женя перешла на шепот.
- Ирина Алексеевна, вы ужасно выглядите, на вас совершенно не похоже.
Ирина помялась в нерешительности, затем спросила, все еще с сомнением в голосе:
- И что, это действительно так заметно?
- Просто кошмар!! – все так же шепотом подтвердила Женя.
Ирина тут же сориентировалась и аршинными шагами направилась к женскому туалету. Женя бежала за ней чуть ли не вприпрыжку.
- Ирина Алексеевна, я все не решалась вам позвонить, но я вам так благодарна. Такая работа, просто супер! Со мной тут даже мальчики заигрывают, в кино приглашают. А вообще делать совершенно нечего: разноси почту по этажам. Зарплата нормальная. А меня не обманут с ней? А то пробегаю целый месяц и останусь в итоге с носом. Чай, кофе бесплатно. Если с собой батон прихватить, можно наесться и напиться до отвала. Мне пропуск дали, я теперь мимо охранника важной персоной прохожу. И вообще они все удивились тут: я всего лишь два дня стажировалась, и сразу во всем разобралась. А большинство, что до меня были, постоянно все путали. А я ни разу не перепутала. Мне даже обещали подработку дать: после работы грузы на вокзал отвозить, с проводниками договариваться. И получать тоже. Да и вообще, вариантов море.
Ирина добралась, наконец, до зеркала в туалете и действительно пришла в ужас. Особой красотой она вообще никогда не блистала, а тут – просто пугало огородное. Слава богу, проблемы только с лицом. Припухшие веки, порушенный макияж, бледная, как поганка. Взгляд, как после культпохода на фильм про вампиров или оживших мертвецов. Главное ведь, прежде чем выйти из машины, смотрелась на себя в зеркальце, приводила «фейс» в порядок. Куда глядела, что видела?
Нет, одним только макияжем тут не спасешься, нужно отвлечься, постепенно прийти в себя. О чем эта балаболка ей говорила? Что называется, семь верст до небес и все лесом. Надо вспомнить. Память у нее не просто профессиональная - тренированная. Самый момент это показать.
- Ну что ж, я рада, Женечка, что работа вам нравится. Хотя нагрузка при таких грошах лошадиная. Вы как потом дома, сразу в постель, наверное, валитесь?
- Да нет, я и не устаю совсем, - недоуменно пробормотала Женя. – От чего тут уставать? С подругами общаюсь, хотя и не подруги они мне – так, просто знакомые. Вот они устают: кто на стройке, кто за швейной машинкой, кто с метлой неразлучной в дворничихах. А тут – интеллигентные люди.
- Ладно, это хорошо, что вы справляетесь, - вздохнула Ирина. – Несколько советов, которым можно следовать, а можно сразу забыть. Так, информация к размышлению, если есть чем размышлять. Во-первых, мальчики. Они «кадрят» тут всех подряд, какая-нибудь дура да и заглотнет крючок. У них просто спорт такой, они делают это годами. Отсюда уходят - в метро та же канитель продолжается, и на улице, соответственно, как иначе? Еще по мобильнику постоянно прикалываются. Это нормально. Девчонки тоже свое дело знают: зацепить какого-нибудь «карася», «толстенный кошелек», ну и раскрутить мужичка, чтобы хорошенько выставился. А там, глядишь, кто-нибудь поведется на пустышку, даст бог, и серьезные отношения вдруг завяжутся. На чай, кофе, вообще на всякую «халяву», не покупайтесь, помните твердо старую как мир истину насчет бесплатного сыра и мышеловки. Благодаря этим чаю да кофе из вас выкачивают энергию по максимуму, сами не замечаете как. Не говоря уже о каких-либо свиданьицах, приглашениях. Заканчиваются все они одним и тем же: ребеночком в подоле, которого вы потом из Москвы домой в итоге повезете. И уж тогда никаких суррогатов, все по полной программе: ноль прибытков, уйма убытков, да еще слава шлюшная в родном городе. Вся жизнь потом наперекос пойдет.
- Что-то вы не в духе сегодня, - пробормотала Женя, ничуть не обескураженная прочитанной ей лекцией. – Мне нравится, когда вы добрая, веселая. И не считаете других круглыми дурами или дураками. Может, я с виду такая - страшненькая да убогонькая, но я свое личное счастье устрою, об этом можете не беспокоиться. Я ведь в барыни не рвусь, можно и без бриллиантов прожить, зато в любви да согласии.
Как ни странно, глупый треп пошел Ирине на пользу. Она довольно быстро привела себя в порядок, глянула на часы и ахнула: время обеда, полдня как корова языком слизнула.
- Ладно, пойду в кафешку, до работы я так и не добралась. Потом наверстаю. Приглашаю, плачу, как вы на это смотрите?
- Ну, положительно, конечно. Если следовать вашим советам, то с вами можно, от вас-то я никак не «залечу».
Обе дружно расхохотались.
- Вот только… - Женя показала на папку, которую она все время разговора прижимала к груди.
- После обеда разнесете, - махнула рукой Ирина. – В такое время лучше людей не беспокоить, даже если они и на месте. Что, кстати, под большим вопросом. Прогуляетесь зря, а нужно беречь копытца-то. Ну а расплата – попробуете ответить на один вопрос: почему мне не везет в жизни, и как с этим можно побороться? Я бы тоже, как вы, хотела: «без бриллиантов, но зато в согласии и любви». Скоро Пашка вопросики начнет всякие каверзные задавать насчет секса, страсти нежной и прочих вкусностях, а мужика в семье, чтобы на них отвечать, даже на горизонте не просматривается.
- Годится, - с радостной улыбкой ответила Женя. – А Пашка – кто? Сын? Сын Багиры?
Ирина помрачнела.
- А вот о таких вещах – молчок. Иначе нашей дружбе конец. Навечно. Трепачей не люблю.
- Да кто ж их любит? – фыркнула «озерная» девушка. – А что, у нас, в самом деле, дружба?
- Это от вас зависит, - весело прощебетала Ирина, посмотревшись еще раз в зеркало и ощутив себя помолодевшей, по меньшей мере, на десять лет. – Я дружить умею.
Женя в ответ хитро улыбнулась.
- Понятно. И много у вас подруг?
За обедом Ирина полностью пришла в себя. Конечно, за талией нужно следить, однако в такие экстремальные дни можно что-то себе и позволить. Ведь говорят же: лучшее средство против стресса – что-нибудь сладенькое съесть. Настроение, действительно, стремительно взмыло вверх. Собственно, с чего бы она вдруг так раскисла? Когда-то все, связанное с ее ненаглядным, обожаемым мужем, и в самом деле было сюрпризом, стрессом, а сейчас давно в прошлом, просто неприятные воспоминания, не более того.
Ирина задумалась. А может, не прошлое? И во всем виноват ее проклятый максимализм? Ну, то, что она не умеет что-то долго таить в себе, обязательно нужно выплеснуть наружу, еще полбеды. Ведь когда она завела в тот день разговор о письмах, была бурная сцена, однако, в конце-то концов, они помирились с Александром, и даже вернулись к прежним отношениям. Действительно, к чему было ревновать? К прошлому? К кому конкретно? К покойнице? И главное – измены-то, собственно, не было (как уверял Александр), чисто платонические ахи-вздохи. Муж изменял ей сердцем? Разумеется, для нее это было куда важнее, но со стороны ведь никто не поймет, хотя, опять же, никому и не доверишься.
Но то, что она увидела месяцем позже, она уже не смогла перенести, просто не захотела вникать в подробности. Нечто похожее на анекдот из серии «Жена неожиданно вернулась пораньше домой с работы». Вот только там героини обычно застают мужа с любовницей, а здесь, опять же, никакой любовницы не было, всего только ее Саша, один, но почему-то в женском платье, сосредоточенно подмалевывавший перед зеркалом в ванной губы помадой…
А ведь, по сути, и это можно было простить. По крайней мере, если бы он попросил прощения. Но он не попросил. Да и не простила бы она его. Даже сейчас, после всех этих разговоров с Вадимом, с Женей не простила бы. Нет, такое лучше не вспоминать, иначе она так разревется, что уже никакими средствами макияж в порядок не приведешь.
Ирина предпочла переключиться на свою новую знакомую.
- Ну, слава богу! – с облегчением вздохнула Женя. – Все-таки спустились с небес на грешную землю. А я уж думала, вы так навсегда там и останетесь. Вообще-то я тут чуть со скуки не умерла, едва удерживалась, чтобы вам не помешать в ваших высоких думах.
- Знаешь что, - сказала вдруг Ирина, - давай на «ты», иначе какие мы подруги? Но только наедине, в неофициальной обстановке. На людях, на работе прежний официоз. Как тебе такое предложение? Катит?
- Катит-то, катит, да еще как, - смущенно промямлила Евгения. – Вот только не знаю, смогу ли я? Слишком большая разница: в возрасте, в положении.
Ирина слушала Женин скулеж вполуха. Она вдруг сосредоточила свое внимание на том, как Женя ест: совсем не так, как в прошлый раз в ночном клубе – изредка поклевывая то, что наверняка хотелось умять одним махом. Здесь Женя не стеснялась, но и не демонстрировала обжорство, а смаковала простейшие блюда с таким наслаждением, с каким может делать это только никогда не наедающийся досыта человек. Да и то не всякий.
- Слушай, а у тебя есть будущее, - вырвалась у Ирины неожиданно пришедшая ей на ум мысль.
- С какой это стати вы вдруг так решили? – спросила Евгения с застывшей вилкой у рта. – Вы что, гадалка? Ну, в смысле, ты?
- Нет, просто наблюдательность. - Ирина вдруг весело рассмеялась. – Привычка, которая стала второй натурой. Слушай, а давай ты будешь моей племянницей? Ну, из Озер. Надо тебе где-то пристраиваться - учиться, например, вот ты и вынырнула. Иначе мы так и будем странно смотреться со стороны. Как сейчас, например. Не пара, ты права, точно не пара. Еще запишут, не дай Бог, в лесбиянки. Как, ты не против?
Женя картинно потупила взгляд, изображая из себя простушку-пастушку.
- В смысле лесбийской любви?
Они посмотрели друг на друга и зашлись от сдавленного хохота. Минут пять потом то и дело срывались, никак не могли остановиться. Наконец Ирина отряхнула слезы и осторожно огляделась по сторонам.
- Да, теперь мне точно хана. Придется принять твое предложение. Все равно никто не поверит, что у нас просто дружба. Кстати, ты теперь у нас специалист: как ты считаешь - чужая душа потемки - между подругами закадычными, наверное, не редкость подобные вещи?
Женя поморщилась, покачала головой.
- На мой взгляд, дружба и любовь – вещи совершенно несовместимые. У женщин, во всяком случае. Таких ровных, доверительных отношений уже не может быть, а без них какая дружба? Баловство – другое дело, такое бывает, наверное, но женщины обычно сдвинуты на любви, так что выбор, в конце концов, сам собой возникнет: или-или.
- Ладно, не бойся, - великодушно махнула ладошкой, как кошка лапкой, Ирина. – Что-либо подобное тебе со мной не грозит, я убежденная гетеросексуалка, вот только с мужиками что-то не везет, не западают они на меня почему-то. Ну а ты как относишься к подобным вещам?
Женя пожала плечами равнодушно.
- Мне это вообще до Луны, но, если честно, чтобы уж навсегда закрыть подобную, неожиданно возникшую, тему, вам бы, то есть, в смысле тебе, я бы не смогла отказать. Конечно, если бы вопрос встал ребром, то есть либо дружим с этим, либо не дружим совсем.
Ирина посерьезнела.
- Ты знаешь, я тебя правильно поняла. То, что ты на самом деле хотела сказать. Такое признание дорогого стоит.
Женя притворно пригорюнилась.
- Кстати, а чего уж там – племянница, почему бы вам меня не удочерить?
Ирина сделала вид, что производит в уме какие-то сложные вычисления, затем отрицательно покачала головой:
- Нет, не вытанцовывается. Что ж, получается - я тебя в десять лет должна была зачать? В комиссиях по удочерениям тоже не дуры сидят, сразу нас расшифруют. И вообще, есть такая игра, - тут она сложила ладони горсткой, - называется: «Сунь пальчик, там зайчик!» Так вот со мной такой фокус не пройдет, но ты не переживай: людей разных полно, глядишь, с кем-нибудь да обломится. Что до меня, то жаль, конечно, но даже уплемянничать тебя я не смогу, такой услуги в нашем законодательстве пока еще не предусмотрено.
- Ладно, - вроде как донельзя расстроенная шмыгнула носом Евгения. – Но попытка не пытка. А вдруг повезло бы? Кстати, тебе не кажется, что мы слишком далеко от еще одной, столь заинтересовавшей меня, темы ушли! Нельзя ли конкретнее: как там все-таки насчет моего будущего?
Разговор действительно ушел настолько далеко, что Ирина лишь с большим трудом смогла восстановить его прерванную нить.
- Ах да, моя наблюдательность! Вообще-то я не люблю свои секреты раскрывать. Неблагодарное это занятие. Конечный вывод ошеломляет, а если по полочкам разложить, вроде и ничего удивительного нет совсем. Это как фокус объяснять. Но тебе, как подруге, не могу не рассказать. Иначе к чему дружба? Дружить надо душами, и чтобы они непременно были нараспашку. Так вот, я просто наблюдала за тобой. Как ты говоришь (практически без сленга, хоть и из провинции). Как ешь. Как держишь себя в общении. Откуда это? Речь не идет о воспитанности, откуда там, в Озерах, в рабочей семье, ей было взяться? Наверняка мат-перемат с утра до вечера. Я бы назвала это мимикрией, ну, если с английского перевести – подражательностью. То есть, все, о чем я только что говорила, все комплименты, которые тебе делала – не к приобретенному, а к врожденному относится, то бишь, к умению приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам. Попала бы в тюрьму – и там бы не пропала. Но вот попала в Москву – и здесь тоже не пропадешь.
- В тюрьму бы я не попала, - сухо уточнила Женя.
- Конечно, не попала бы, - охотно согласилась Ирина. – А почему? В тебе стержень есть. По статистике большинство девчонок трахаются с ребятами с одиннадцати-тринадцати лет, а вот ты – девственница. А ведь наверняка влюблялась, да и интерес был.
- Почему же был? – усмехнулась Евгения. – Я думаю, в моем возрасте рано еще говорить вообще о чем бы то ни было в прошедшем времени.
Ирина вздохнула.
- Ладно, главное, что ты меня поняла. Особенно хочу отметить, как быстро ты освоилась в своем «розово-голубом» мире. Вот я в нем до сих пор ничего не понимаю. На мой взгляд, это просто раковая опухоль, которую нужно безжалостно удалить. Но нам с тобой давно пора на работу, мы и так заболтались. У меня к тебе предложение: черт с ней, с этой «Косынкой», а нельзя нам куда-нибудь еще завалиться? Вдвоем. Ты будешь при мне как гид, экскурсовод. А то я там еще, по своей всегдашней привычке, вляпаюсь во что-нибудь, или увяжется за мной какой-нибудь грязный типчик, неправильно поймет.
- Не вопрос, - без колебаний согласилась Евгения. – Хоть сегодня. Самые удачные дни в таких заведениях – пятница и суббота, но зато гораздо сложнее туда попасть.
Ирина оживилась.
- Вот сегодня как раз самый подходящий вечер. Я свободна. Ну просто как птица. Ворона, конечно, больше не с кем сравнить. Надеюсь, ты ничего не имеешь против ворон?
- Абсолютно, - с готовностью подхватила подачу Женя. – Я и сама не голубица. Главное – не быть белой вороной, а когда ты в стае – все в полном ажуре.
- Хороший ответ, - одобрительно покачала головой Ирина. – Не устаю делать тебе комплименты. Ну, так как все-таки насчет сегодня?
- Без проблем, - Евгения была на седьмом небе от счастья, что так высоко оценили ее таланты. – Сразу, как только вернемся в офис, позвоню в пару-троечку мест, кое-какие знакомства подключу. Думаю, дело выгорит.
- Ну и ладушки, - обрадовалась Ирина. – Естественно, я тебя приглашаю. Естественно, постараюсь тебя приодеть, у нас ведь с тобой фигуры похожие, ты только чуть-чуть пополней. Давай сразу после работы и встретимся. Найдешь мою машину на стоянке, если я тебе на салфетке номер сейчас черкну? Заедем куда-нибудь в универсам, потом ко мне домой, там разберемся. Ну как, годится такой вариант?
- Супер! – с готовностью отозвалась Женя. – О чем еще накануне уик-энда можно мечтать!
«- Вадим Геннадьевич, мне жаль вас прерывать, но, надо признать, что мы слишком далеко в сторону отвлеклись от нашего разговора. Так что не стану тянуть кота за хвост, зачем мне вас мучить? Раскрою лучше все карты сразу. Иван Сергеевич Тургенев тут совершенно ни при чем. Здесь, как вы догадываетесь уже, наверное, новые блоги. Или письма, назовите их, как хотите. Любовные. Достаточно красноречивые. Саши к его сестре. Ее, кстати, тоже звали Александрой. Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества. А эти, уже точно, а не, наверное, после ее гибели в автокатастрофе».
Вадим до бесконечности прокручивал в голове этот монолог, но смысл его так и не мог дойти до него. Тем более не было никакой возможности постигнуть смысл другой, еще более бескомпромиссной констатации, здесь вообще было не дотянуться.
«Так вот, если интересно, слушайте. Они были дети. И детской была их любовь. Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет. В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор. Была ли смерть сестры несчастным случаем или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда».
Лишь через несколько часов бессмысленной гонки на своих «Жигулях» по Москве, Скорочкин вдруг понял, что для начала, для того, чтобы войти в лабиринт, надо просто поменять эти две фразы местами.
«Они были дети. И детской была их любовь». Что ж такое можно понять, можно простить. Хотя кто его просит о прощении? Они родились с этим, эти двое. Они были постоянно вместе волею судьбы. Знали друг о друге все. Собственно, что тут вообще странного? Так часто бывает, точнее, должно быть. На практике же, сплошь и рядом нет больших врагов, чем близкие родственники. Кстати, почему так происходит? Быть может, им есть что делить? А при дележке - закон джунглей - все отбрасывается в сторону: стыд, доброта, даже элементарный здравый смысл? Тем более, когда досконально знаешь самые потаенные, слабые стороны друг друга… Бывает очень больно, невыносимо больно. Сначала это борьба за внимание родителей, их любовь, затем какие-нибудь денежные, имущественные споры.
Эти двое просто заигрались. По своим качествам, скорее всего, они превосходили своих сверстников, а значит, поневоле тянулись друг к другу, потому что вдвоем, вместе им было куда интереснее, чем с кем бы то ни было врозь.
«В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор». «Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет».
Они не переступили эту черту, да если бы и переступили? Наверное, это лучше было бы, чем уходить в безысходность? Чем уходить из жизни вообще. Все ли тайное становится явным? Быть может, это не такой уж редкий случай, однако люди выходят, в конце концов, из большинства патовых ситуаций. Но эти двое, ко всему прочему, были еще и бунтарями.
«Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества». Нет, это не его, Вадима, трагедия. Это трагедия Ирины. Александр дрался до последнего и сделал все, что мог. Кто знает, может быть, мир так ничего бы и не узнал об этой истории, но сестра погибла.
«Была ли смерть сестры несчастным случаем, или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда».
«Брат остается верным этой любви до сих пор».
Вот здесь как раз не вход, а выход. Да, трагедия, несомненно. И новая попытка. Но что это означает в реалии? То, что у него, Вадима, нет, и никогда не было соперницы. Он пришел, когда ее уже не было. И что лучший доктор все-таки время. Придет час, и затянется эта рана, лишь бы никто ее не бередил.
Вадим убрал новые файлы все в тот же кейс и решил, что знакомиться ему с ними еще не пришло время. Пока выход найден, не нужно даже объяснения с Сашей, для этого тоже нужен свой час. Лишь бы только никто не вмешался в их и без того сложные отношения и не стал вести себя, как слон в посудной лавке.
Скорочкин не жалел о том, что он узнал в последнее время, однако Ирину ненавидел всеми фибрами своей души. Пока что, при всем желании, ей так и не удалось разрушить его счастье, будем надеяться, что и дальше ему повезет. Одного ей не удастся, этой стерве, он никогда не будет копаться в Сашином ноутбуке, а уж тем более за его спиной передавать ей распечатки его «блогов».
Вадим вдруг принял неожиданное решение и, поискав в ближайших дворах мусорный контейнер, тщательно сжег возле него все бумаги, которые он получил от Ирины. Однако проблем от этого меньше не стало. Он не мог, просто не мог сейчас вернуться домой. Надо обязательно дождаться, пока Саша уедет на работу.
Кому из них двоих первому пришла в голову эта губительная мысль? Саше, наверное, когда он нежданно-негаданно вдруг увлекся этим новым, необычайно привлекательным для него жанром - мюзиклом, по многу раз пересматривая все диски, которые только мог достать. Но оформилась, сорвалась с языка, отвоевав себе, таким образом, неотъемлемое право на жизнь…
- Господи, открой тайну, скажи: в чем так провинились перед тобой мои родители? И в чем я сам виноват, что ты пустил меня на свет таким идиотом?
Как Вадим ни прокручивал тот памятный вечер в голове, не было ни одного человека на всем белом свете, с которым он мог бы своими размышлениями поделиться. Кроме, разве что, этой уродливой назойливой сучки. Но с ней… Нет, только не с ней. Ни за что!
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 13.06.2014 17:33
Сообщение №: 41795 Оффлайн
Ирина придирчиво оглядела Женю, когда они вышли из машины, и показала ей большой палец: «Отлично!» Они легко прошли сквозь охранный кордон - Женя сдержала свое слово, хотя очередь перед входом была немаленькая. Однако войдя внутрь, Ирина не удержалась от того, чтобы не высказать свое разочарование.
- Да это же просто дыра. Никакого сравнения с тем, что было в прошлый раз. Зачем ты меня сюда притащила?
- Ну, во-первых, не надо строить из себя миллионершу, - спокойно возразила Евгения, - цены – тоже немаловажный фактор, а они здесь вполне приемлемые. Во-вторых, «Косынка» – не показатель, она для элиты. Так что если ты настроена просто отдохнуть без всякого выпендрежа, лучше места нам сегодня не найти.
Ирина поколебалась некоторое время, затем махнула рукой, достала кошелек из сумочки и вручила его своей новой подруге.
- Ладно, - проговорила она с тоской в голосе. – Командуй. Так и быть, посидим здесь с полчасика. Но, как я уже чувствую, наш сегодняшний вечер безнадежно испорчен.
Женя между тем уверенным шагом подошла к метрдотелю, тот подвел их к вполне сносно расположенному столику и снял табличку «Зарезервировано». Ирина взяла в руки меню. Кухня была не ахти, если судить по названиям, а напитки можно оценить только, когда их попробуешь. Именно попробуешь, а не распробуешь, потому что тогда уже претензии можно предъявлять только к самой себе, но не к бармену. Причем напитки нужно было брать самим, у стойки, что Ирина и не преминула сделать.
- Господи, и зачем столько цветов? – Ирина, сколько ни пыталась, так и не смогла сменить гнев на милость, все вокруг ее раздражало.
- Ну, у каждого подобного заведения должно быть свое лицо, - терпеливо начала объяснять Женя, - а чтобы оно было, нужна какая-нибудь фишка. Ты же видела при входе название: «Флора и фауна». Простейшее, но на редкость удачное, решение – пригласили очень дорогого, известного флориста, и вот результат – мы сидим здесь, как в ботаническом саду. А может, рай так выглядит, не знаю, я туда не спешу.
- Понятно, - не переставала ворчать Ирина. – Ну, флору я вижу, а где же фауна? Что, все впереди? Могло быть в меню, но меню здесь совершенно дохлое. Что еще можно предположить? В какой-то момент, как гвоздь программы, пробежится по залу весь Птичий рынок?
Женю непонятливость Ирины, казалось, должна была бы раздражать, но, как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку, поэтому она была само терпение.
- Конечно, если через полчаса уйти, мы и в самом деле так ничего интересного и не увидим. Фауна ближе к вечеру появится. Особенно много будет кабанов и свиней. Может, тебе это покажется циничным, но под фауной здесь подразумеваются сами посетители. Как мне объясняли, вся соль в том, что людям здесь разрешено вести себя… несколько более раскованно, чем это дозволяется обычно в других заведениях. Ну, проще говоря, иногда и по-скотски. А еще здесь самая разнообразная публика. Любой может зайти. Здесь и гетеросексуалы, и свингеры, гомосексуалисты, лесбиянки, трансвеститы, транссексуалы. Даже «джи-джи» вроде нас с тобой. То есть, тут людей не разделяют по ориентации. Просто флора и… фауна. Причем, если ты хороший человек, но тебе вдруг захотелось покуролесить, ради бога, никаких проблем. Разумеется, если чувство меры вдруг тебе изменило, вмешивается охрана, но услугами милиции обычно не пользуются, просто выставляют тебя вон. Причем, если придешь в себя, посмирнеешь, можешь даже вернуться обратно. Никаких претензий. Ну а если претензии все-таки есть, их всегда можно решить за деньги.
- Извините, что вклиниваюсь в вашу милую беседу, девушки! – обратился к ним неожиданно метрдотель. – Вы не будете возражать, если я немного разобью вашу компанию? Пятница, все забито, а один очень хороший человек просится. Или, может, у вас какой-нибудь чрезвычайно важный разговор?
- Будем, будем возражать, - хмуро ответила Женя. – Мы всю неделю мечтали о том, чтобы побыть где-нибудь наедине, вместе.
- Стоп! – оборвала ее Ирина. Она неожиданно быстро захмелела, не от напитков даже, а от той развинченной атмосферы, которая царила вокруг. – Хороший человек… он мужчина? В смысле - нормальный, без отклонений?
Метрдотель немного смутился.
- Ну как такое можно утверждать? У нас здесь свой контингент, весьма специфический, тут трудно за кого-то на сто процентов поручиться. Но на вид вполне приличный, иначе бы я за него не попросил.
- Что, и одет не в платье? В пиджаке, в брюках?
Метр кивнул, хотя и немного поморщился.
- Одет нормально. Но это еще не значит, что он не транс.
- Годится! – махнула рукой Ирина. – Годится приличный мужчина. В пиджаке и в брюках.
Женя буквально взвилась от возмущения. Она с трудом дождалась, когда метрдотель удалился.
- Ты что, не понимаешь, - шепотом прошипела она. – Нас приняли за проституток. Просто так в подобных местах никого не подсаживают.
- Да? - сделала вид, что испугалась, Ирина. – А почему же он один? Он что, нас двоих сразу будет… обслуживать? Точнее, мы его.
- Кто их знает, здесь сплошь извращенцы, - Женя была явно не в духе. Она пыталась взять себя в руки, даже отвернулась к оркестру. Но у нее так и не получилось, как совсем недавно у Ирины, успокоиться.
Ирина между тем, наоборот, уже вполне освоилась на новом месте и бросилась в другую крайность: никак не могла остановиться, намеренно продолжала ерничать.
- Ну вот, здрасьте! И зачем же ты, спрашивается, тогда меня сюда привела?
Мужчина действительно оказался вполне приличным, не респектабельным, но вполне соответствующим подобному заведению. Хотя что-то женоподобное в нем все-таки присутствовало. В жестах, походке, манере говорить.
- Девчата, нет слов. Думал, так и придется домой вернуться, после напряженной трудовой недели весь вечер перед телевизором куковать. Хоть вы выручили. Не беспокойтесь, вообще даже не обращайте на меня никакого внимания, я вас не стесню. Только один вопрос, точнее, даже консультация: о кухне не спрашиваю, легко можно догадаться, а как здесь с напитками?
- Напитков море! – сокрушенно покачала головой Ирина. – Но очень коварные. Что уж они туда подмешивают, не знаю, но крыша периодически отъезжает. Хорошо хоть осадков не передавали. Я в смысле крыши. Пришлось бы спать под дождем. Если вас не пугает подобная перспектива, милости просим к нашему шалашу. Я, к примеру, уже изрядно наклюкалась. И вообще, мне здесь все больше начинает нравиться. «Флора и фауна», вы, кстати, осведомлены про название?
- Да, разумеется, - охотно ответил Улыбчивый, как мысленно его уже успела окрестить Ирина. – Я давно мечтал сюда попасть, но как-то не получалось. Кстати, не хотите потанцевать?
- Почему бы и нет? – Ирина и не думала возражать. Флора так флора, фауна так фауна.
На танцполе уже царили и оживленность, и непринужденность, но по всему чувствовалось, что это только начало, предварительный разогрев.
- А что ваша подруга? У нее такой мрачный вид! У вас, быть может, особые отношения? Может, она ревнует вас ко мне? И, получается, я зря пригласил вас на танец? – поинтересовался Улыбчивый.
Ирина расхохоталась. Может быть, даже несколько громче, чем положено. Но никто за шумом не обратил на это внимание.
- Вы подумали, что я лесбиянка? А Женя вроде как мой кавалер, то есть «активная»? Нет, я упертая консерваторка. Тьфу, в смысле консерваторша. Евгения употребила о нас обеих такое слово: «джи-джи», не знаю, правда, что оно означает, но, может, подходит? Вы, кстати, не ориентируетесь в подобных заведениях? А то тут сплошь и рядом можно попасть впросак с непривычки.
Мужчина рассмеялся.
- Ну, мои познания не столь уж и глубоки, но такие элементарные вещи мне, разумеется, ведомы. «Джи-джи» означает всего только genеticgirl – то есть, нормальную, традиционно ориентированную, девушку, женщину. Ну, как все, без отклонений. Таких здесь немного, но они есть. Кто-то забежал просто ради интереса, экзотики, кто-то присматривается, не примерить ли на себя какой-нибудь новый стандарт. Ведь для того, чтобы знать, что вас что-то действительно совершенно не привлекает, надо сначала это попробовать, вы так не считаете?
Ирина брезгливо поморщилась. Она передернула головой, пытаясь хоть немного вытряхнуть хмель из нее.
- Лукавое утверждение. И слишком примитивное. Таким можно соблазнить только разве что какую-нибудь наивную малолетку. Или совсем уж круглую дуру. Что до меня, то я вам сразу скажу - я не люблю экспериментов. Тем более в такой тонкой, деликатной области, как интим. В частности, случайных связей вообще не признаю. Как можно заниматься подобными вещами с совершенно незнакомым или мало знакомым человеком? Тут ведь типичная «тарзанка», хотя какая «тарзанка», скорее уж – «русская рулетка». Столько грязи вокруг, неизлечимых болезней. Как они-то хоть не боятся? Трахаются с кем ни попадя. Я даже по своим коллегам сужу на работе. Вроде нормальные люди, не алкаши и не наркоманы, вполне способны контролировать свое поведение, но как праздник какой, или корпоративная вечеринка, просто ужас что творится. Вы, я вижу, надо мной посмеиваетесь. Наверное, я кажусь вам ужасно старомодной? Что ж, может, я и в самом деле безнадежно отстала. Кстати, вы-то хоть нормальный? Как это говорится о мужчинах? Если женщина, то «джи-джи», а если мужчина, то «джи-мен»?
- Нет-нет, - расхохотался Улыбчивый. – Тут вас совершенно в другую сторону занесло. Никогда не суйтесь в воду, не зная брода. Я не слишком силен в английском, но это выражение мне знакомо. «Джи-мен» в переводе означает агента ФБР, буквально government men - человек, работающий на правительство. Как вы сами понимаете, на правительство американское. Я что, похож на шпиона? Откуда мне известны такие подробности? Ну, есть такой старый-престарый фильм, «G» men», с Джеймсом Кэгни в главной роли. А он начинал, в частности, с того, что играл женские роли в музыкальных постановках. Значит, наш человек, и фильмы с ним занимают почетное место в моей коллекции.
- Ну, такие тонкости в английском мне действительно неведомы, - смущенно ответила Ирина. – А мои пластиковые окна вряд ли когда-нибудь в обозримом будущем заинтересуют ЦРУ или ФБР. Да и вообще, на шпиона вы никак не смахиваете, хотя зубы заговаривать большой мастер. На мой вопрос вы ведь так и не ответили.
- Я, правда, не знаю. Наверное, просто гетеросексуал или, как я назвал бы его: «примерный мальчик». Goodboy или geneticboy – «джи-би». Кстати, «консерваторка» – тоже слово из лексикона трансов, так, если вы помните, дразнили двух главных героинь их коллеги-девчонки в фильме «Некоторые любят погорячее».
- Не знаю, не смотрела.
- Простите, виноват, в нашем прокате он назывался «В джазе только девушки». Удивите меня, я еще не встречал ни одного человека, который бы этот фильм не видел.
- О, этот я помню, конечно. Даже заключительный диалог: «Но я же мужчина, в конце концов!» «Ничего, у каждого свои недостатки». Или что-то в этом роде. Это что, один из самых культовых фильмов у здешней публики?
- Да, тут вы угадали. Кстати, еще раз попытаюсь вас удивить – это ремейк, хоть и очень удачный. Мне лично ничуть не меньше нравится его прототип: немецкий фильм Курта Гофмана «Фанфары любви», только его почему-то мало кто знает.
Улыбчивый вдруг спохватился:
- Послушайте, мы с вами за разговорами не заметили, как протанцевали три танца подряд, ваша подруга уже на сносях: просто рвет и мечет. У меня предложение – хотите, я пройду на минутку к выходу и посмотрю, нет ли там, в очереди, кого-нибудь из моих знакомых, или просто хорошего парня можно ей пригласить. Могла бы составиться неплохая компания на один вечер, вы обе потом в любое время можете уйти, наше случайное знакомство вас ни к чему не обязывает.
Ирина на какой-то момент вдруг почувствовала себя перегруженной информацией и попыталась вернуть себе, хоть и затуманенную алкоголем, но столь присущую ей, способность логически рассуждать.
- Стоп! Давайте по порядку. Разложим по полочкам. Как я привыкла. Во-первых, такой вариант, к сожалению, совершенно исключен. Женя девственница и не свободна. Она просто любезно вызвалась меня сопровождать.
- Ага! – ничуть не расстроился Улыбчивый. – И ладушки! Мне вообще-то начхать на Женю, и ее девственность, соответственно. Я просто хотел ей немного помочь. Но я выяснил главное: вы – не девственница, и вы – свободны.
Ирина смутилась столь стремительному наскоку, но тут же нашла в нем лазейку, чтобы выкрутиться.
- В принципе, угадали: раз у меня ребенок, значит, я точно не Дева Мария, ну а муж… бросил, что о нем говорить? Однако я человек последовательный, так что давайте лучше вернемся обратно к нашему разговору. Вы ловко вывернулись, точнее, попытались, однако со мной такие фокусы не проходят. Итак, во-вторых: вы не ответили на мой вопрос.
Мужчина поскучнел.
- Знаете, в двух словах на такой вопрос не ответишь. Вы вряд ли в состоянии что-либо подобное понять.
Ирина решительно кивнула.
- Не беда, я готова слушать вас сколько угодно. Хотя, думаю, еще пару танцев вам вполне хватит, я ведь не совсем дура. Заранее предупреждаю два ваших недоумения: во-первых, я оплачиваю наше сегодняшнее развлечение, так что Евгения будет ждать нас столько, сколько нужно, на ее суждения и осуждения в мой адрес мне, как вы выразились, абсолютно начхать. Еще, во-вторых уже: вас, несомненно, озадачивает - с какой стати с подобными моими замшелыми взглядами и, можно даже сказать, агрессивной нравственностью я здесь очутилась? Вы пока еще не спросили, но спросите обязательно. Прямо или в завуалированной форме. Хочу сразу облегчить вам задачу: я здесь как раз для того, чтобы понять. Зачем мне это нужно? Вот это вам знать совершенно не обязательно. Договорились? Устраивают вас такие условия?
- Вполне, - кивнул Улыбчивый. – Кстати, нам давно пора познакомиться. Меня Герой зовут. В том смысле, что не герой, а просто Герман. Ну, тот, что «три карты, три карты, три карты». Хотя в картишках я определенно не спец и уж тем более - не пою в Большом театре. А как ваше имя?
- Ирина Алексеевна, - церемонно протянула ладошку Ирина. – Надеюсь, выгляжу я не в пример моложе Старухи из «Пиковой дамы», ну а в карты я играю только в «подкидного дурачка».
- И как, часто выигрываете? – попытался снова выбить ее из колеи «Гера-Герой».
- Нет, - ответила Ира. – Если уж я играю, то только с сыном, а он у меня в этом деле, как и во всем другом, вундеркинд.
- А вы, стало быть, вундермать, точнее – вундермутер, - иронически уточнил Герман. – Что ж, я потрясен такой встречей, снимаю шляпу.
Ирина скривила губки, нарочито глубоко вздохнула.
- Увы, придется снять что-нибудь другое, шляпы-то у вас нет.
Герман поднял вверх руки, как бы или на самом деле, признавая свое полное поражение.
- Что ж, сдаюсь на милость победительницы, надо отдать вам должное, за словом в карман вы не лезете, вас не переговорить.
Ирина холодно кивнула.
- Так что: «последнее слово партизана» или и дальше будем друг другу пудрить мозги?
- Фу! Боже, где вы учили немецкий язык? «Да, милостивая госпожа! Я не есть партизан! Я не есть партизан!» Я бы тоже так хотела. К примеру, как вам мой вариант: «ми есть здесь все гроссе швайне»? Ну, или, по крайней мере, станем, многоуважаемый герр Герман, пребольшущими свиньями-швайнами через часок-другой.
- Хотелось бы посмотреть! – умильно захлопал глазками Улыбчивый. – Но почему так официально - Ирина Алексеевна?
- Работа такая, - Ирина приблизила свое лицо к лицу «гер-геристого» кавалера. – Долго еще мы будем вокруг да около ходить? Вы не забыли? У вас есть соперник. Меня ждет не дождется моя лучшая, даже единственная, подруга.
- «Нихьт шиссен, нихьт шиссен!» Не стреляйте! Просто трудно ответить на ваш вопрос, фрау Ирина Алексеевна, даже герру Герману (нихьт Геринг!). Я действительно вполне нормальный, и в то же время… транс. Такое уж заведение вы сподобились посетить. Говоря названиями фильмов: «Чужие здесь не ходят». Ладно, не буду вас дольше мучить. Я не «голубой», не шимейл, не транссексуал, а обыкновенный трансвестит, то есть мужчина, которому нравится переодеваться, нет, скорее даже, перевоплощаться, в женщину. И возбуждают меня только женщины. Причем настоящие, не мужеподобные, представительницы вашего, слабого, пола. Я бизнесмен, у меня двое детей, которые знают обо мне все и принимают меня таким, как я есть, ну а еще - бывшая жена, которая, в противоположность детям, считает меня почему-то, наоборот, выродком, гнездилищем всех земных пороков.
- Понятно, - вздохнула Ирина.
- Понятно? Что вам понятно? – неожиданно вспылил Герман, затем вдруг осекся: - Ага, начинаю догадываться: вы «в теме», как говорят блатные. И ваш муж…
Ирина пробормотала смущенно:
- Не знаю, что вам и ответить. Я просто застала его однажды в женском платье у зеркала в ванной, с губной помадой в руке. Наверное, сейчас я прореагировала бы по-другому…
Герман помолчал немного.
- И сколько, интересно, с тех пор прошло времени?
- Четыре года.
- Четыре года! Странно, и вы только сейчас спохватились? В смысле, надумали что-то понять? Не поздновато ли? Наверняка его уже подцепила другая, куда менее требовательная и щепетильная женщина.
Ирина, как бы не слыша вопрос Улыбчивого, медленно проговорила:
- Что меня больше всего потрясло тогда – ничего из того, что он использовал в своих… играх, не было моим, включая помаду. Все было куплено специально. Причем, каждая вещица отобрана, продумана. Наверное, не один месяц деньги заначивал, копил. Честно говоря, если бы не этот наш сегодняшний разговор, я бы так и считала, что все вы не просто извращенцы, но обязательно «голубые». А, видит бог, я бы и с женщиной никогда бы не согласилась мужа делить, а уж с мужчиной!
- Мне искренне жаль! – только и нашел, что ответить Герман.
Танцевать дальше ни у него, ни у нее уже не было желания, и они вернулись за столик. Слава богу, Женя к тому времени уже немного перегорела, но накал еще был достаточно велик. Ирину не надо было учить «тактике ближнего боя», она давно прочно усвоила: лучшая защита – это нападение.
- О, Господи! – возмутилась она.- Какая же из тебя русалка, Женя? У вас там, в озере, точнее, Озерах, что, все такие? Трезвая, как стеклышко, ни с кем не танцевала, хотя и приглашали не раз – да, да, я все видела. Откуда такой невероятный «облико морале»? Или, может, «облако морали». Ангел мой! Извини! У меня не только в животе, но и в голове сплошной «ерш». Я ничегошеньки не соображаю. Ну, ни на грош. Зато я разгадала, в чем секрет их умопомрачительных коктейлей. А просто никаких коктейлей нет и в помине, мешают все подряд. Впрочем, не все, к каждому клиенту свой, сугубо индивидуальный, подход. Поэтому и отпускают напитки только в баре. Такие там два простецких на вид, но о-о-чень хитромудрых мальчиша-плохиша вдоль стойки шастают, и у того, и у другого «глазки, как алмазки», просвечивают твою черепушку будто рентгеном.
- Ты с ума сошла! – Женя была совершенно ошеломлена словами Ирины, когда они выходили из туалетной комнаты, где «приводили свои личики в порядок». – Кто он такой, этот Герман? Тебе же о нем совершенно ничего не известно. Подожди хотя бы день, я справки наведу, все трансы знают друг друга, а уж с таким редким именем и подавно не скрыться в тени. Тогда уж и сумасбродствуй. Кстати, куда ты едешь сейчас? Он что, тебя к себе домой пригласил.
Ирина шутливо пошевелила пальчиком.
- Нет, не угадала, это я его пригласила. Просто не хотела рисковать, вдруг он постесняется сделать мне «неприличное предложение».
Женя была еще больше ошеломлена.
- Час от часу не легче! – сказала она. – А как же Павел?
Ирина едва держалась на ногах, но продолжала куражиться.
- Ну, как раз с этим все в порядке – Павел на даче у родителей. Ты не представляешь, какой это подарок для бабушки и дедушки. Да он и сам в них души не чает.
Евгения все еще надеялась Ирину отговорить.
- И все-таки, подожди, Ира! Можешь ты подождать? В этом мире столько мошенников, проходимцев вертится. Обчистят квартиру, могут даже убить.
- Ладно, проехали! – уже сердито ответила Ирина. – Я же тебе говорила, в людях я достаточно разбираюсь, такая у меня работа. Тебе просто не понять, а я даже не помню, когда я была с мужчиной. Так нельзя. Можно и умом тронуться, или опухоль какую-нибудь заработать в одном интересном месте, не при таких солидных людях будет сказано. Сексом нужно заниматься регулярно, я же не старая дева. Ну, внешность моя никого не привлекает, знаю, так зачем же мне упускать подобный счастливый шанс?
Женя взорвалась.
- Да не чисто тут, все не чисто. Все неспроста. И подсел он к нам не случайно, какую-то выгоду ищет или мыслишку грязную затаил. Одумайся, Ирунчик, прошу тебя. Добром это во всех случаях не кончится.
Ирина отмахнулась от Жени, как от назойливой мухи.
- Цыц, Евгеша, отстань! Я уже все решила, меня не переубедить. Вот только машина, не знаю, как с ней поступить. Может, так сделаем – я тебе денег дам, а ты найдешь человека, который согласится перегнать ее к моему дому? Может, охраннику какому-нибудь будет по пути, или, знаешь, вспомнила, есть такая услуга в такси по вызову.
- Не надо, - холодно ответила Евгения. – У меня есть права, машину я сама перегоню.
Ирина остолбенела от удивления, затем глупо хихикнула.
- У тебя есть права? Женя! Зачем они тебе?
Евгения пожала плечами.
- Так, на всякий случай. Как видишь, вполне к месту пришлись.
- Ну ладно! Так я пошла? – смиренно проговорила Ирина. – Надеюсь, ты не очень сердишься на бедную изголодавшуюся девочку? Ик!
- Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь! – мрачно вздохнула Евгения и не удержалась все-таки от того, чтобы напоследок не съязвить: поклонилась подруге чуть ли не в пояс, как госпоже: – Приятного времяпровождения вам, Ирина свет Алексеевна, барыня вы моя ненаглядная! И аппетита, как же без него?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 15.06.2014 15:55
Сообщение №: 42312 Оффлайн
Ирина с трудом подняла голову от подушки и долгое время не могла понять, куда бежать, откуда звонок. Затем, наконец, сообразила: домофон.
- Это я, Женя. Я на минутку, платье принесла.
- Да, да, понятно, - сонно пробормотала Ирина, нажала кнопку над рисунком, изображавшим ключ, повесила трубку и только потом от души выругалась.
- Господи, бывают же такие идиотки! И чего только им в выходные-то не спится? – наконец смогла она уже на литературном русском выразить свою мысль.
Еще несколько секунд подремать, прислоняясь к стене, ожидая, когда эта дура поднимется на лифте. Открыть ей дверь. А потом с облегчением опять бегом к сладкой постельке и накрыться с головой одеялом.
Вроде как еще на полминутки, чтобы прийти в себя и не обрушить свой гнев на незваную гостью, а на самом деле вырубилась еще почти на час.
Евгения не стала будить «прожигательницу жизни» и, чтобы не терять времени даром, убралась быстренько в квартире, приготовила завтрак. Только после этого тронула Ирину за плечо.
- Завтрак в постель, мадам! Как вам это понравится?
- Совсем не нравится, - лицо Ирины передернула гримаса отвращения. – Не хочу ничего. И вообще, утро еще, чего так рано-то? Платье! Да мало что ли у меня этих платьев? Зачем такая срочность? Могла бы и на работу принести.
- «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!» – бодро процитировала Женя мультяшку про Винни-пуха. – Ну а платье… платьев много не бывает. Кто знает, может, как раз вот одно это и нужно будет, когда приспичит вновь куда-нибудь отправиться. И кто знает, когда именно припрет? Может быть, сегодня же вечером. А то и днем. Такая у нас, женщин, логика. А что касается утра, то давно ли моя госпожа на часы глядела? Я не знаю, как там, в Париже сейчас или в Лос-Анджелесе, ну а в Москве уже далеко за полдень. Порядочные люди обедают, а вот которые в другом смысле голодные, еще и не завтракали.
Ирина вдруг осмыслила давно уже распространявшиеся по квартире запахи и сглотнула слюну.
- Ой, оладушки! Да еще со сметаной! Куда вам до меня, господа волки! Вам бы мой аппетит!
Женя усмехнулась.
- Ну, при твоей «любви» к готовке, подруга, аппетит у тебя не волчий предполагается, а даже крокодильский. Ладно, рассказывай, солнышко. Колись, как ночку провела?
Ирина, пройдя на кухню, от одного только аромата кофе потихоньку начала приходить в себя.
- Хочу в Париж, если там еще только утро, - тем не менее, капризно захныкала она, делая вид, что никак не может удержаться на стуле, вот-вот сползет вниз.
- А если вечер? Мы с тобой совсем ничего не знаем о Париже. Ну ладно, я, тундра, а вот тебе непростительно.
- Матери-одиночке, - махнула рукой Ирина, - простительно все. Если там вечер, то пусть это будет вечер вчерашнего дня.
- Мать-одиночка – женщина, которая нагуляла ребенка без мужа, - уточнила Евгения.
- Вот-вот, - продолжила дурачиться Ирина, уплетая за обе щеки «оладушки». – Это про меня. Мой муж оказывается, совсем и не муж, он пантера. Ну, или пантер, если мужского рода. В остальном, зря ты пришла, Евгеша, радость моя, подробностей не услышишь. Совращение девственниц – это, наверное, даже больший грех, чем совращение малолетних. Боженька не простит. Одно только слово, так и быть, считай, ты его из меня выбила - «последнее слово партизана»: «Во-схи-ти-тель-но! Было восхитительно!» Бывают же мужики! Раньше я не верила, теперь точно знаю: бы-ва-ют.
- Да, - пробормотала Евгения, - с первым встречным поперечным. И никакого раскаяния! Может, ты прикидывалась только - невинной овечкой-то, Ируля?
Ирину внезапно охватил гнев. Что она себе позволяет, эта пигалица? Но настроение себе с утра портить не хотелось.
- Цыц, мелкота! Яйца курицу не учат! Господи, о чем это я? – глупо захихикала она.
- Про то, что учат, да еще как учат, - продолжила дерзить Женя. – Чем еще курицу учить.
Ирина и тут сдержалась.
- Завидно! Некоторым просто завидно, - расхохоталась она. – Больше ни слова не скажу. Ты, наверное, только за этими подробностями и приперлась сюда ко мне через всю Москву.
Евгения помрачнела.
- Да нет, просто кто-то вчера меня на дачу приглашал, с сыном обещал познакомить. Ну а еще: вот ключи от машины. Я не знала, куда ты ее ставишь: на платную стоянку или в гараж, поэтому поставила ее у твоего подъезда, в ней и ночевала. Только заскочила к себе в общагу взять, во что переодеться, заодно и платье твое в прачечной самообслуживания постирала и погладила. Так что оно как новенькое, госпожа, не извольте беспокоиться.
Ирина, наконец, оставила легкомысленный тон.
- Эх, а еще подруга, называется, поделом мне, - покаянно проговорила она. – И все равно, умеешь же ты испортить настроение человеку! Так сколько ты говоришь сейчас времени?
- Половина второго. В Москве. Ну а на даче, на даче не знаю, может, она где-нибудь в Майями находится?
- Да, - вздохнула Ирина. Настроение у нее все-таки не удержалось, стремительно поползло вниз. – Ты права. Драть нужно такую мать. Как сидорову козу.
- Так уже драли, - не унималась, гнула свое Женя.
- Ладно, ты перегнула палку, вот только не надо, не надо и это слово обыгрывать, - все еще пыталась хоть чуть-чуть удержать что-нибудь от вчерашнего в памяти, Ирина. – Я слово держу. Полет в Майями действительно состоится, вот только переносится… на завтра. В смысле, я сегодня поеду, почву подготовлю, ну, там – площадку для гольфа, или во что ты играешь, в лапту? Так что придется тебе с утречка да на электричке. К платформе я уже на машине подъеду, тебя встречу. Надо только расписание посмотреть, согласовать. А сейчас – с глаз долой, из сердца вон. Достала ты меня уже своим «облаком морали». Просто знай: нравится тебе или не нравится это, но я ни о чем из вчерашнего не сожалею, и обязательно, при первой же возможности, все, что мне особенно, ну просто до дрожи в коленях, до холодка по позвоночнику, понравилось, повторю.
После ухода «подруги» Ирина хотела еще немного поваляться в постели, но настроение было явно испорчено, отдых кончился, пора было возвращаться к повседневной обыденности. Она приняла душ, оделась, косметикой особо не стала увлекаться – родным это ни к чему, а больше кто ее увидит, кроме мужиков-автомобилистов? Ну а тем и вовсе подобные тонкости ни к чему, пусть больше на дорогу смотрят.
Она уже взяла в руки мобильный, чтобы позвонить матери и спросить, что в первую очередь прихватить по дороге в универсаме, где она обычно запасалась продуктами, но телефон неожиданно зазвонил сам. Ничего себе! Да еще незнакомый номер. Логичнее всего, конечно, на незнакомые номера не отвечать, но зачем тогда направо и налево раздавать свои визитки? Работа есть работа. Вдруг клиент?
- Ирина Алексеевна? – послышался в трубке женский голос.
Так и есть, клиентка, упало у Ирины сердце. Пропал выходной.
- Да, это я. Слушаю вас, - отозвалась она, стараясь казаться как можно любезнее.
- Начну с того, что вы меня не знаете, так что очень прошу извинить за столь неожиданный звонок. Это Марина Гордеева, сотрудница Вадима Геннадьевича, вашего нового знакомого. Я как-то случайно слышала, как вы звонили ему по телефону, потом видела вас, когда вы приходили к нам на работу, а тут была в «Красной косынке», затащили подруги, и там вновь вы. С удивлением узнала, что вы, оказывается, знаменитость - бывшая жена Багиры. И мне очень захотелось с вами встретиться. Не поймите превратно, но у нас с Вадимом завязывались серьезные отношения, и вдруг одна огромная черная кошка перебежала нам дорогу. Вы уже догадались, кого я имею в виду? И я до сих пор не могу прийти в себя от шока, хотя уже довольно прилично с тех пор времени прошло. Вы не хотели бы встретиться, поговорить со мной на эту тему?
« - Нет, конечно, за каким, собственно, богом? Или чертом. Дался мне ваш Вадим! А особенно его огромная черная кошка! Да и вообще весь ваш «косыночный» зоопарк», - судорожно подбирала Ирина варианты ответа, но нашла единственное:
- Разумеется, почему бы и нет?
Ясно ведь, все равно не отстанет. Зачем тогда наживать лишнего врага? И потом, разве не этого она хотела – информации, самого важного в ее положении? Что еще? Женская солидарность? Еще один человек, который хочет понять, почему от него шарахаются, отказываются с ним встретиться, она же сама совсем недавно отстаивала для себя это право? Да, все верно. Ну а еще - обыкновенное женское любопытство. Увидеть невесту Вадима, оценить в ней соперницу, узнать что-то дополнительно о нем самом.
Ирина продолжала перебирать в голове причины, по которым она так легко согласилась на предложение о встрече с совершенно незнакомым ей человеком. А вдруг таинственной незнакомке нужно застеклить или переостеклить лоджию или балкон? Просто окна в квартире? Или кто-то из знакомых, родных, подруг жаждут это сделать?
- Я на машине. Могу хоть сейчас подъехать, скажите только куда. Разговор ведь на пять минут, не больше. Ручаюсь, он вас не затруднит.
«Все равно не отстанет». «Зачем наживать лишнего врага?». Ну и так далее, то же самое, не обязательно строго по порядку. Собственно, чего тянуть? «Пять минут, пять минут» – песенка когда-то в моде была такая, которую, особенно под Новый год, любила мурлыкать себе под нос ее мама.
- Да, конечно. Я, правда, на дачу к родителям собралась, но пока дома. Записывайте адрес. Если это далековато, встретимся в другой раз. Но обязательно встретимся. Огромная черная кошка, буквально пантера, или пантер, не знаю уж как точнее, это действительно мой бывший муж.
Ладно, если уж пошло что-то кувырком, то это надолго. Тем более что неплохо бы загодя что-то приготовить себе и Павлу, уж если не на вечер в воскресенье, то, по крайней мере, на понедельник. Конечно, можно было бы что-то и готовым перехватить у матери, но как ей объяснить, что за столько времени она ничего не успела сделать сама? Столько клиентов, да еще в выходные? Такое только если на Тверской бывает.
Однако едва Ирина разложилась с кастрюлями, послышался звонок домофона. Быстро, настолько быстро, что у Ирины где-то в глубине зародилось подозрение, что нежданная гостья звонила совсем рядом от ее дома. Что ж, стоит ли удивляться? Сейчас нетрудно вычислить адрес по номеру мобильного телефона, достаточно только вставить в компьютер какой-нибудь диск с пиратскими базами данных. Все-таки, двадцать первый век на дворе.
Сотрудница Вадима оказалась безнадежной дурнушкой, довольно безвкусно одетой, да еще росточком не вышла, так что «гордиться» ей особо было нечем, говорящей фамилии не получилось. В остальном простая русская баба. Что дальше?
Ирина любезно предложила гостье остатки кофе, сваренного Евгенией, быстро соорудила несколько бутербродов к нему. Марина, видимо, успела не только позавтракать, но даже и пообедать, не то, что некоторые, но сочла разговор на кухне более приватным, подходящим к той теме, которую она намеревалась обсудить, поэтому от угощения не отказалась.
«Нет, тут пятью минутами не обойдешься», - думала Ирина, с тоской слушая исповедь «старой девушки», которая училась-училась, да и выучилась, вот только кроме работы и диплома больше ничего не получила за свое рвение. А тут человек интересный на работе (Вадим), и, слово за слово, вдруг отношения между ними какие-то стали складываться (скорее всего, в воображении «девушки», а может, и просто чистое, намеренное вранье). И вдруг эта огромная черная кошка, «пантер» проклятый.
- Я понимаю, я, конечно, сама виновата, - на полном серьезе рассуждала «старушка», что-то надкусив, что-то пригубив и в сторону отставив – таких людей Ирина больше всего не любила. Не хочешь, не ешь, никто ведь не заставляет, зачем переводить добро? – Но, знаете, девушка, стыдливость естественная, не шлюха же какая-нибудь, чтобы на мужика сразу набрасываться, брать на абордаж. Обычно мужчина должен сам проявить инициативу, да только мужики сейчас пошли – сплошь мямли да рохли.
Ирина понимала, что в этом месте она должна хотя бы поддакнуть, ну, к примеру, о мужиках она и сама была не лучшего мнения, но при всем желании она так и не смогла ничего выдавить из себя, только ограничилась сочувственным кивком.
Но Марине и этого было достаточно, такая мелочь буквально окрылила ее.
- И вдруг я узнаю, что он женился. Что мне оставалось делать? Только руками развести. Какая-то сучка, пока я круги вокруг своего ненаглядного нарезала, сразу его мертвой хваткой взяла. Ну, знаете, из тех, что готовы на все в первый же вечер, просто нечего терять. И только потом, когда я уже успокоилась – упустила, так упустила, не разбивать же семью, это святое, вдруг узнала, что это, оказывается, за «семья». Вы-то отчего развелись? Не верю, чтобы тут была ваша инициатива.
Ирина пожала плечами.
- Ну, мужики не только рохли да мямли, они ухитряются столько негативных качеств, самых разных, каким-то образом в себе сочетать, что порой диву даешься. Просто увидела своего ненаглядного вдруг в женском платье… Наверное, не надо было так рубить с плеча, я ждала, что он устыдится, покается, хотя бы в шутку попытается все обратить, а он, как видно, только и ждал удобного повода. Может, и любовничек уже какой-нибудь был или потом дорвался, от души порезвился. С Вадимом они ведь не сразу друг друга нашли.
Марина покачала головой.
- Вадим никогда не был «голубым». Не знаю даже, что на него нашло. Женщин у него всегда полно было. Они от его глаз буквально с ума сходили, да и до сих пор так. Как я понимаю, это у него приемчик такой излюбленный: снимет вдруг свои стариковские окуляры, тряпочкой их начнет протирать, и вдруг так на вас глянет, не знаю ни одну бабу, которая могла бы против такого устоять. Ресницы эти его, беспомощность, как у ребенка, и будто душа открывается, такая необыкновенная, ну просто цветок кактуса. Я вообще-то долго его кобелем считала, презирала, соответственно, а потом вдруг меня осенило: дело в другом вовсе, человек просто ищет, поставил на мечту, и сам не рад. Ну, совсем как я, вот только я, дура, не ищу, а жду. С этого момента я поняла: чудо свершилось, и Господь послал мне моего долгожданного принца. А потом… эту сказку в мгновение ока скомкал, растоптал какой-то, (Господи, прости!), педрила. И тогда я решила: надо человека спасать. Это он от отчаяния, точно. Если бы я вовремя решилась, с ним поговорила, открылась ему в своих чувствах, все сейчас по-другому было бы. Хотела сотрудников подключить для острастки, но начальник наш его друг, и не просто друг, друг детства, вместе за одной партой в школе сидели. Он, как узнал, так сразу наложил на эту тему табу. Ну, я и заткнулась, так ведь и работу потерять недолго. А тут вдруг увидела их, любовничков, вместе в машине, счастливых, улыбающихся, довольных друг другом, и решила сходить в тот ночной клуб, где ваш муж выступает. У подруги одной девичник был перед свадьбой, ну я и сподобилась разок изменить своим принципам. Конечно, цены безумные там, да и стыдоба страшная, но потом я поняла, что не зря туда ходила, что намерения мои не фантазерские, а вполне осуществимые, вот только зайти надо с другого конца.
Ирина при всем желании не могла ни слова вставить в неожиданную исповедь, просто какой-то «поток сознания», своей новой знакомой, а когда вдруг такая возможность появилась, на некоторое время замерла в нерешительности.
- Так, и что же от меня-то требуется, помощь какая-нибудь? – наконец спросила она.
Марина решительно тряхнула бигудевыми кудряшками.
- Я считаю, нам имеет полный смысл объединиться.
- Объединиться? Для чего? – попыталась прикинуться дурочкой Ирина. Однако Марина даже не заметила иронии в ее голосе.
- Все для того же, о чем я говорила: понять, спасти. Разве с вашим мужем по-другому? Кстати, вы простили бы его, если бы он вдруг раскаялся и решил вернуться в лоно семьи?
- Нет, - решительно отмела в сторону подобное предположение Ирина. – Предателей не прощаю. Считайте это моим самым большим недостатком.
- Эх, мне бы так, - вздохнула Марина, - но я свою фамилию не оправдываю. Я бы не просто простила, никогда бы в жизни потом ни единым словом не попрекнула. Просто похоронила бы в памяти все, что до меня было. Вот если бы потом, со мной уже, он попробовал что-либо подобное выкинуть, тогда другое дело.
«Понять», «спасти», не о том же ли самом еще недавно Ирина с Вадимом говорила? Ее позиция. Так почему бы и в самом деле не объединиться? Казалось бы, сам Бог повелел.
- Не знаю, не знаю. «Понять», «спасти» – вы, словно, прочитали мои мысли, но как, интересно, вы себе это конкретно представляете?
Марина пожала плечами.
- Ну, вникнуть, узнать больше. Согласитесь, что мы, собственно, пока что ни уха ни рыла не смыслим в тех вещах, которые сейчас столь решительно осуждаем. Да, разврат, да, гнусь, но ведь они, наши любимые, уже там. Поневоле придется, если мы хотим им помочь, за ними в это дерьмо окунуться. Так как, мое предложение вас не заинтересовало?
Ирина чуть было не съязвила: «Насчет дерьма?», но вовремя удержалась от своего излюбленного черного юмора.
- Я думаю, идея неплохая, но вы все же конкретно так и не сказали, как вы ее собираетесь осуществить? Как я сама думаю? Начать, естественно, нужно с первой части: «понять». Я как раз усиленно сейчас этим занимаюсь. Но вместе нам пока нет смысла куда-то нырять, тем более туда, куда вы только что меня пригласили. Мое предложение: действовать сначала поодиночке, а потом встретиться и поделиться друг с другом тем, что удалось накопать. А там уже будем смотреть по обстановке. Как вам это?
Марина обрадовалась.
- Идет!
И тут же откланялась, боясь спугнуть неожиданно образовавшееся партнерство.
Ирина почему-то никакой радости ни от этой неожиданной встречи, ни от того, что она, наконец, завершилась, так и не испытала. Наоборот, настроение ее, уже изрядно подгаженное Евгенией, теперь испортилось окончательно. Она позвонила матери и спросила: ничего, если она приедет завтра утром, сегодня она совсем без сил. Быть может, у матери и возникли какие-то подозрения насчет какого-нибудь кавалера на горизонте, но она была бы только рада такому варианту. Дочь она хорошо понимала и ревности из-за внука никакой не испытывала, просто желала ей счастья, хотя давно уже отчаялась, хорошо понимая причины: невзрачная внешность, неласковость, отвратительный характер ее возлюбленного чада.
Ирина вздохнула. К счастью, родители ничего не знали о загадочных переменах, происшедших в их зяте, и дочь за их развод втихомолку, а порой и открыто, осуждали. Да и, слава богу, зачем им вся эта грязь? Сами они поженились еще в институте и прожили душа в душу почти сорок лет. Бывает же такое!
Что еще? Пожалуй, надо «русалке» позвонить. Хоть и стерва она, крови ей сегодня утром попила изрядно, но зачем заставлять человека зря на электричке трястись. Пусть приедет утром, вместе на машине и отправятся.
Впрочем, остался еще один момент, застрявший в ее памяти: «Senilia» («Старческое»). «Понять», «спасти», что-то она в этом намерении своем определенно упустила.
Ирина взяла с полки 10-ый том собрания сочинений Ивана Тургенева. Большинство книг из их с Александром обширной библиотеки она на дачу отвезла, однако все, что могло хоть как-то касаться школьной программы, хранила в квартире свято, для Павла.
Обращение «К ЧИТАТЕЛЮ» в самом начале сборника: (Добрый мой читатель, не пробегай этих стихотворений сподряд: тебе, вероятно, скучно станет – и книга вывалится у тебя из рук. Но читай их враздробь: сегодня одно, завтра другое, - и которое-нибудь из них, может быть, заронит тебе что-нибудь в душу), Ирина, конечно, пробежала глазами, однако последовать ему не смогла: тут же проглотила все сразу. Уже после непродолжительного размышления ей ничего не оставалось, как только признать, что первый блок «невыложенных блогов», особенно, эссе о любви, был и в самом деле чистейшей воды беллетристикой. Хотя Саша ни в чем не повторил своего великого предшественника, был даже ближе к Шарлю Бодлеру.
Но Иван Сергеевич… ах, Иван Сергеевич! Ирину особенно поразили три вещи:
ПУТЬ К ЛЮБВИ
Все чувства могут привести к любви, к страсти, все: ненависть, сожаление, равнодушие, благоговение, дружба, страх, - даже презрение.
Да, все чувства… исключая одного: благодарности.
Благодарность – долг; всякий честный человек плотит свои долги… но любовь – не деньги.
«Любовь – не деньги», «благодарность не может привести к любви»…
Что дальше?
ЛЮБОВЬ
Все говорят: любовь – самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое; ты расширен – и ты нарушен; ты только теперь зажил (?) и твое я умерщвлено. Но человека с плотью и кровью возмущает даже такая смерть… Воскресают одни бессмертные боги…
И тут есть над чем поразмышлять… «Узнать». Вот первое открытие. Очень неожиданное. Как мало, оказывается, знала она, Ирина, о своем бывшем муже. В их параллельном существовании она жила одними чувствами, а он другими, и кто в этом виноват? Чья вина?
ЧЬЯ ВИНА?
Она протянула мне свою нежную, бледную руку… а я с суровой грубостью оттолкнул ее.
Недоумение выразилось на молодом, милом лице; молодые добрые глаза глядят на меня с укором; не понимает меня молодая, чистая душа.
- Какая моя вина? – шепчут ее губы.
- Твоя вина? Самый светлый ангел в самой лучезарной глубине небес скорее может провиниться, нежели ты.
И все-таки велика твоя вина передо мною.
Хочешь ты ее узнать, эту тяжкую вину, которую ты не можешь понять, которую я растолковать тебе не в силах?
Вот она: ты – молодость; я – старость.
Ирина задумалась. Казалось бы, что тут общего? Они с Сашей были практически одногодками, но вот беда: их представления о любви, семье находились на совершенно разных уровнях. Саша был лишь в самом начале пути, и того, что она вправе была желать от него, как от мужчины – чтобы он был более зрел, опытен, и ее по жизни вел, не было и в помине. «Эта тяжкая вина» была не его, а ее, надо было всего только взять Сашу за руку, и к себе самой привести…
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 17.06.2014 18:23
Сообщение №: 43095 Оффлайн
- Господи, черт, пробки еще эти дурацкие, - в отчаянии тряхнула головой Ирина. – Я сейчас точно засну. Причем навеки. Зря ты согласилась ехать со мной.
Евгения больше не язвила, как вчера, понимая, что негаданная дружба может разрушиться, ввиду своей недолговечности, в один момент.
- Ты уж кого-нибудь одного бы упоминала, - все-таки проворчала она. – Нельзя же так сразу: и бога и черта вместе. Тебе не кажется, что это перебор? Как я понимаю, вчера был очередной загул?
- Да, - неохотно призналась Ирина. – В гости ходила. День такой был неудачный, совсем не-дачный. Это Павел, сынуля мой, так острит. Для него любой выходной, проведенный не на даче, не дачный, а значит, не-у-дачный, день. В принципе, понять его можно: там бабушка, дедушка, восхищаются каждым его словом, души в нем не чают. Ну а мама кто? Жандарм в юбке.
- В гости к кому, - больше из вежливости спросила Ирина, хотя и так было ясно. – К Герману, что ли?
- К кому же еще? Не к Старухе же из «Пиковой дамы»? Просто такая тоска навалилась, когда я поняла, что в субботний вечер буду дома одна куковать, хотела уже тебе опять позвонить, и вдруг объявился наш вчерашний знакомый. Знаешь, он так готовит! Никакой ресторан не сравнится. И рецепты просто необыкновенные: можно съесть сколько угодно, ни капли веса лишнего не наберешь. Кстати, мы все там взяли по списку в супермаркете или еще осталось что-нибудь?
- Все, я проверяла, - со вздохом ответила Женя. – Ладно, хочешь, я за руль сяду, а ты поспишь хоть чуть-чуть. Конечно, когда с Кольцевой съедем. Как там с ГИБДДэшниками, поменьше, чем в Москве?
- О, эти ребята везде успевают. Буквально из-под асфальта вырастают в самый неподходящий момент, – мрачно проговорила Ирина, медленно соображая, принять ей или не принять предложение подруги. – Вообще-то, раз уж нам так повезло, и у тебя есть права (почти, как в американских фильмах, можно с гордостью заявить: «У меня есть права». А у нас, в России, пока только одни права – автомобильные, да и то далеко не у каждого, особенно у женщин), надо доверенность на тебя оформить, тогда можно никаких инспекторов не бояться. Но это только в понедельник, то есть завтра, а сегодня что делать? Рискнем?
И сама же себе ответила:
- Рискнем! А ты водить-то хоть хорошо умеешь?
- А чего тут уметь? – ухмыльнулась «Евгеша». - Рули себе да рули. У меня брат шофер, да и батя, дай бог каждому, на своей инвалидке закручивает. А раньше вообще, «Жигуленок» практически мой был. Старенький, правда.
- Понятно, - зевнула Ирина. – И права здесь, в сумочке, дома не забыла?
- Ну а где же им еще быть? – удивилась Евгения. – Паспорт, аттестат – все мое таскаю с собой, не в общаге же оставлять?
Ирина тут же свернула к обочине.
- Черт, а вдруг все-таки патруль привяжется? – с сомнением пробормотала она.
- Думай, тебе решать, - спокойно ответила Женя.
- Ладно, рискну, - махнула Ирина рукой. - Но ведь иномарка – Фольксваген, это тебе не «Жигули», точно справишься?
- Да мне без разницы, хоть коляска детская.
Когда они свернули с МКАД, Ирина свернулась калачиком на заднем сиденье, и с наслаждением приготовилась отдаться в объятия Морфея. Однако не тут-то было, сон совершенно ушел.
- Слушай, ты не расскажешь, что там в этой дурацкой «Флоре» перед нашим уходом было? Как я себя вела? Надеюсь, удалось остаться в рамках приличия?
- Да, конечно, - хладнокровно ответила Женя. – Ну, напилась в стельку, но там таких «веселеньких» больше половины зала было. Еще обычно полно разных конкурсов, аттракционов бывает, принцип такой: посетители сами себя развлекают, а профессионалы только им подыгрывают, направляют. Тебе из них почему-то больше всего тот, что на фирменный календарь клуба понравился. Причем из всех зверушек ты выбрала змею. Соответственно, стриптиз, сначала с шестом, потом без, имела бешеный успех.
- Разделась догола? - сглотнув слюну, действительно, как змея подняла голову над передним сиденьем Ирина («поза кобры»).
Женя с любопытством посмотрела на нее в зеркало.
- Нет, не успела, - поспешила она успокоить подругу.
- Слава богу, - плюхнулась обратно на место Ирина.
- Осталась только татуировка по всему телу, изображавшая змеиную кожу. Очень красиво, кстати, тебя расписали.
Ирина с ужасом оттянула край блузки и взглянула на свою грудь, затем вздохнула с облегчением:
- Шутишь? Куда же она тогда подевалась?
- Я думаю, смылась в душе. Она ведь рисованной была, на настоящую просто времени бы не хватило.
- Понятно, - Ирину разобрала злость. – Так ведь недолго и инфаркт получить, от такого юмора. Слушай, а почему я змею-то выбрала, не знаешь, я ведь крыса по календарю? Господи, змея в трусах, лифчике! Умора!
Женя меланхолично включила негромко музыку.
- Так ведь следующий год – год белой водяной Змеи. А тебя второстепенная роль, как я уже поняла, ни в чем и никогда не устраивает, только главную подавай. Так что можешь успокоиться, я же тебе сказала: никаких трусов, лифчиков, только татуировка, да и то не настоящая. Да и не одна ты там змеей решила нарядиться, таких много было. Ну а вообще-то: календари, гороскопы, я не очень в этом разбираюсь. На мой взгляд, чушь это все, ловушка для дураков, а значит, и неиссякаемая золотая жила для мошенников. Ты что, на самом деле, веришь в такие вещи? Вот уж не ожидала от тебя, вроде бы неглупая женщина.
- Приходится верить, - без тени обиды ответила Ирина. – Такая у меня профессия. Иногда надо человека уболтать, причем любой ценой. А подобные вещи здесь как раз очень подходят. По опыту скажу: вообще, в массе своей большинство людей очень суеверны. Особенно, когда речь идет о таких важных, даже важнейших вещах, как офис или жилище (я ведь начинала риэлторшой, на окна потом переключилась). Если потенциальный покупатель не знает ничего по этой теме, не исключено, что он с удовольствием выслушает человека, который в подобных вопросах разбирается, хотя бы для эрудиции. Ну а если разбирается, то встретить знатока для него хороший подарок, бонус. Кстати, знаешь, чем ты успокоила меня? Ни за что не догадаешься.
- Ну и чем же? – недоверчиво поинтересовалась Евгения.
- Если там было много змей, значит, мне уж точно королевой конкурса стать не грозит. Женщины-Змеи обычно очень красивы, ну а я, как была, так на всю жизнь и останусь неприметной крыской-мышкой. Нам ничего не падает с неба, все достается упорным трудом. Но если уж мы выбираем какое-нибудь дело, то до конца дней своих, и вгрызаемся в него до потрохов.
Евгении по всем приметам их разговор был скучен до боли в скулах от зевоты, но надо было как-то его поддерживать, и она чисто формально поинтересовалась:
- Может, мне тоже риэлтором стать? Как ты считаешь, есть у меня способности?
- Нет, у тебя не получится. И не вздумай ослушаться моего совета. Очень многие думают, что тут плевое дело, а бабки бешеные можно, причем за короткий срок, «нарубить». Вот и сворачивают в итоге такие «рубщики» на криминал или полукриминал, а значит, рано или поздно либо теряют все, с таким трудом заработанное, да еще свои кровные приплачивают, либо отправляются в «места не столь отдаленные».
Евгения оживилась. Она, как бывалый водитель, так ни разу и не оглянулась назад, на Ирину, предпочитала периодически посматривать на нее в зеркало.
- Может, ты и меня угадаешь по этому своему календарю?
- Да, конечно, - Ирина откровенно зевнула, даже не стала прикрывать рот ладошкой. – Хотя с тобой все не просто. На вид ты совсем девчушка, чуть ли не малолетка. А на самом деле, если учесть, что ты типичная Змея, то даже немного перезрела. И тут сразу возникает масса вопросов. К примеру, почему ты так поздно, в двадцать три года, отправилась завоевывать Москву? Логичнее было бы лет пять назад на такое решиться?
Женя почувствовала, что ее застали врасплох, поэтому предпочла отделаться стандартным:
- Так получилось. Ну и что, Змеи? Что там о них говориться в вашей восточной муре?
- О, очень много. Во-первых, интересно, как вообще возник этот календарь. Есть много легенд, я не буду тебе все их пересказывать, но суть похожа: однажды Будда (перед тем, как ему пришло время покинуть Землю; в минуту хорошего расположения духа, когда ему не хотелось одному праздновать Новый год; когда на него вдруг напал крокодил, и он нуждался в помощи, чтобы отбиться – выбирай, что хочешь) позвал всех зверей к себе (соответственно, чтобы попрощаться, или развлечься, или на помощь). Так вот, из шестидесяти животных, которых он призывал, прибежали только двенадцать. Крыска-мышка, естественно, была первой, кто явился, ну а змея не спешила, она оказалась шестой, то есть, выбрала золотую середину. Не порола горячку, убедилась сначала, что дело стоит того. Ну а по характеру… перевернет все, чтобы достичь намеченной цели. Что еще: мудра, прозорлива, но очень эгоистична. О красоте я уже говорила тебе, но, что куда важнее, вдобавок к ней обладает бездной вкуса во всем: в одежде, аксессуарах, оформлении жилища. Убедилась теперь, что риэлторский бизнес – не твоя стезя?
- Да, пожалуй, - Евгения была окончательно прижата к стене. – Читаете людей, как открытые книги? И много у вас таких фишек в запасе?
- О, миллион, - с беспечным видом отмахнулась Ирина. – Есть еще гороскопы, астрология, магии разные, ну там вообще бездна. Я уже не говорю об элементарной психологии. Вот, к примеру, на тебе красная блузка, знаешь ли ты о том, что красный цвет обычно предпочитают люди, которые хотят взять от жизни все?
- Ну и что в этом плохого? – фыркнула Женя. – Разве это порок?
Ирина залилась веселым смехом.
- Конечно, не порок, но ты сейчас блестяще выдала себя и выдаешь всякий раз, когда эту блузку надеваешь. Желтый цвет означает, что мужчина или женщина в поиске, ищут секса, любовных отношений. Ну и множество других подсказок, чтобы сразу составить себе представление о человеке. Ну а если уж он (или она) откроет рот, дальше его можно наизнанку вывернуть, узнать о нем вообще все, что угодно…
Женя кисло улыбнулась, хотя была, по меньшей мере, удивлена познаниями своей новоявленной подруги.
- Ну, если по твоему рассуждать, ничего не остается, как вообще голой ходить, - пробормотала она, с некоторой досадой, себе под нос. - Может, ты все-таки поспишь или вот: давай лучше сменим тему? К примеру, мне до сих пор непонятно, с чего это ты вдруг так в Германа вцепилась? Видела бы ты его улыбку, хищную, похотливую, когда он смотрел, как ты на сцене змеей извивалась. Я тебя буквально вырвала из его когтей тогда, сказала, что устрою грандиозный скандал, если он не перестанет тебя провоцировать.
Ирина небрежно махнула ладошкой в ответ.
- А почему ты думаешь, что он провоцировал меня? Может он, наоборот, мной любовался! Знаешь, у нас, крысок, есть одна очень неудачная черта: знакомых много, а довериться некому – настоящих друзей, подруг практически не водится. Так что у меня проблема: не с кем на одну, очень важную для меня, тему поговорить. С тобой бесполезно, ты в подобных вопросах совсем не петришь. А я открыла для себя целый мир и готова на всех перекрестках кричать об этом. Еще пару дней назад я была в вопросах секса, эротики такой же тундрой, как ты (хотя тебе простительно), а сейчас буквально млею от восторга. В первый вечер было немного не то: я была пьяна, а когда приходила в себя, всего стеснялась. А вчера я даже сама себе удивилась: очень часто не просто подчинялась, а даже брала инициативу на себя, и рвалось из меня такое, что краснею всякий раз, когда какие-то детали, быть может, слишком необычные, даже шокирующие, вспоминаю. Но тогда мной владело целиком только одно чувство: вернуть человеку хотя бы частицу того наслаждения, счастья, которое он сам мне доставлял. Ладно, и эта тема не катит. Чувствую уже. Как тебе тогда такой случай? Ты, случайно, ничего не знаешь об одной очень своеобразной девушке, Марине Гордеевой? Она представилась мне сотрудницей Вадима.
Евгению буквально передернуло.
- Еще бы не знать, - враждебно ответила она. – Это имя слишком часто всплывает в разговорах двух моих «суррогатных друзей».
Ирина насторожилась.
- И что конкретно они о ней говорят обычно?
- Иначе, как сукой не называют. Насколько я поняла, одной «старой деве» или «девушке», понимай на свой вкус, как хочешь, пришла в голову совершенно бредовая мысль женить на себе Вадима. И она до сих пор не в силах примириться с тем, что он ее упорно отвергает, готова растереть его в порошок, лишь бы он не достался никому другому. Надеюсь, ты не особо откровенничала с ней? Я ее как-то видела – умеет бабешка прикинуться невинной овечкой, ничего не скажешь. Впрочем, при твоем знании человеческих душ оплошать здесь ты никак не могла.
Теперь настала очередь Ирине войти в ступор.
- Да, конечно, - соврала она, наконец, после небольшой заминки, - она ведь даже и не маскируется, эта «старушка», но я завела о ней речь совершенно с другой целью. К сожалению, Вадим предубежден против меня, и не станет к моим словам прислушиваться. Так вот, у меня к тебе большая просьба: предупреди его, расскажи, что эта особа приходила ко мне, предлагала объединиться, обещала доставить ему массу неприятностей. К примеру, очернить его перед шефом, добиться даже, чтобы он потерял работу. И настроена она весьма решительно. У меня создалось впечатление, что если ее вовремя не остановить, она непременно добьется своего.
Женя вздрогнула.
- Не вопрос. Конечно, предупрежу. А ты, если что новое узнаешь, непременно сообщи мне.
- Ладно, - кивнула Ирина, - могу предупредить тебя сразу и еще об одном. Было бы подло умолчать об этом, мы ведь подруги. Герман в разговоре случайно обмолвился, что у твоих неудавшихся «работодателей» сейчас не только нет денег, но еще и куча совершенно неподъемных долгов. Так что, увы, должна разочаровать тебя, затея с суррогатным материнством на неопределенное время откладывается. Это из-за их музыкальных планов, надеюсь, ты поняла уже? Не сердись на них, они действительно могли здорово заработать, но, как говорится, человек предполагает, а жизнь располагает. Вадим еще не сказал тебе?
Евгения впервые за всю поездку повернула к Ирине побелевшее от неожиданного известия лицо.
- Думаю, скажет. Причем в самое ближайшее время. Вадим честный человек, он не станет долго водить меня за нос. Но все равно, за информацию большое спасибо.
Они уже приехали, так что поспать Ирине в тот день так и не довелось.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 18.06.2014 15:25
Сообщение №: 43316 Оффлайн
- Простите, это опять я, Скорочкин Вадим. Хоть я и зарекался дальше общаться с вами, но наш разговор как-то сразу не в ту сторону свернул, и я не разрешил вопрос, который был для меня самым важным.
- Да, слушаю вас.
- У вас есть время поговорить? Не хотелось бы, чтобы нас прервали на полуслове. Желательно было бы хоть в чем-то дойти до конца.
- Похвальное намерение. Насчет времени… Время пока есть, но как я могу гарантировать? Я еще на работе. Было бы проще, если бы вы позвонили мне вечером домой.
- Что, дома клиенты вас не беспокоят?
- Беспокоят, конечно. Я только сказала: было бы проще. Но не просто совсем. Я во всем люблю точность, вы, наверное, помните? Так в чем проблема?
- Проблема… (молчание, тяжелый вздох). Я видел вас в прошлый раз у нас в клубе…
- Да, помню. И замучили SMS-ками. Испортили все удовольствие, или, как говорит молодежь в таких случаях – обломали кайф. С вас причитается. Я бы с удовольствием посмотрела то, что видела, еще раз. Вещичка сложная, я к ней оказалась совершенно неподготовленной, к сожалению, слишком многое в ней для меня осталось за кадром.
- К сожалению, это невозможно. «Вещичка» не прошла…
- Что это было? Мюзикл?
- Не могу вам точно ответить. Если честно, в запарке мы и сами не поняли, что у нас получилось…
- …шедевр. У вас получился шедевр. Точнее, мог бы получиться, должен был.
- (После долгого молчания). Вы, действительно… в самом деле, так считаете?
- А что, я и на сей раз в гордом одиночестве? Со мной так часто бывает, но здесь беспроигрышно. Так что с «вещичкой»? Почему невозможно?
- Снова вы ерничаете. Возвращаетесь к привычной манере? Только что ведь говорили по-человечески…
- Ну а что сейчас? Лаю по-собачьи? У вас как, совсем чувства юмора нет?
- Это не юмор.
- Нет, это юмор. И это шедевр. Но вы мне так и не ответили на мой вопрос. Третий раз повторяю.
- Но вы же сами видели – был полный провал.
- Ничего я не видела. Народу много ушло, конечно, но те, что остались, все ладоши себе отбили в аплодисментах. Я в том числе. Знаете, когда я увидела мужа в столь неприглядном виде, напомаженного, в женских колготках, я в ужас пришла, но потом была совершенно потрясена. Столько лет мы прожили вместе, но ни я, ни мои родители, ни тем более Павел (его сын, если вы не забыли), даже не подозревали о чем-то подобном. То, что называется, «получи, фашист, гранату!» Извините, конечно, за подобное сравнение. Так на фронте, говорят, бывало. Самые неприметные люди становились вдруг настоящими героями. А когда Саша запел, я уже не могла сдерживаться, так и проплакала до самого финала. Весь макияж псу под хвост, хорошо хоть на машине была, некому было на меня особо пялиться. Что еще? Неплохой сюжет, для начала. Но вот слова, музыка совсем ни к черту - никуда не годятся. Еще – аудитория. Эта вещь только для вас, трансов, вы должны понимать это, широкого признания она никогда не найдет.
- Я не транс.
- Я тоже. Но, благодаря этой «вещице» наконец-то что-то начала в вашем мире понимать. Считайте меня отныне «сочувствующей». Вы себя таковым не считаете?
- Нет.
- Ну да, конечно, вы «в теме». У вас ведь любовь.
- Вы опять вы за свое?
- Опять. Я неисправима. Что с меня взять? Глупая, смешливая, вздорная бабенка. Но я уже разгадала ситуацию. И обсчитала. Дело стоящее, можно стать миллионерами, в рублях, конечно. Ну а проблемы… они просто мусор, не стоят выеденного яйца.
- Что вы в этом понимаете!
- В шоу-бизнесе? Ни черта, абсолютно! Тут вы совершенно правы. Но я умею продавать, хотя никогда раньше не подозревала, что я прирожденный менеджер. А для такого человека все равно, что двигать. Точнее, по-нашему - продвигать: мюзиклы, политиков, пластиковые окна. Ладно, если говорить конкретно, то у меня скопились за три года каторжного труда кое-какие деньжата. Конечно, они не лежат без дела: все вложены, крутятся, работают, но я готова рискнуть. Вы ведь не просто сидите без копейки, но, как я поняла уже, еще и в долгах, как в шелках?
- (Снова продолжительное молчание, затем осторожный вздох) Может быть.
- Может быть! Господи, а еще притворялись, что у вас нет чувства юмора! Долги или есть, или их нет. Что еще за «может быть»? Это все равно, как если мне или какой другой женщине сказать: «Я немножко беременна!»
- А вы беременны?
- Да, от вас. На меня так действует ваш румянчик, что когда я его вижу, то у меня руки сами так и тянутся вас раздеть. Однажды я не удержалась, вы помните?
- Конечно. Вот только не помню, в какой жизни. Может, когда я был собакой? Но при чем тут тогда одежда? У собак нет одежды, да и стыда тоже, подобные дела они делают по-быстрому, никого не стесняясь, у всех на виду. Как бы то ни было, мы немного свернули в сторону. Кажется, вы что-то говорили о деньгах.
- Ну, не о таких деньгах, которые могут нам понадобиться. Но вполне достаточных для того, чтобы довести ваш продукт, точнее, идею, до кондиции и выставить его на продажу.
- Продукт! А что, об искусстве совсем не идет речь?
- Умение продавать – тоже искусство, да и вообще, «все, что имеет цену – уже товар». Такой афоризм не слышали?
- А что бесценно…
- …то никому не нужно. Что это за идиоты, кстати, которым вы доверили сочинить музыку, либретто?
- Молодые, очень талантливые ребята. Как раз на них практически ушли все наши деньги. Но зато у нас договор, права на три года.
- Выгоните их, немедленно. И никаких пособий, вы с ними достаточно уже расплатились.
- Это невозможно.
- Нет, по-другому невозможно. Мы начнем все заново. Там была одна замечательная вещица. Не помню только, как она называется. Что-то про «морковь».
- «Однажды я встречу любовь»…
- Да, да, странное название, но вещь совершенно сумасшедшая. Я до сих пор иногда ее себе под нос намурлыкиваю. Кто ее написал? Она выглядела на общем фоне совершенно инородно.
- Ваш бывший муж.
- Замечательно, значит, он напишет и все остальное. Просто надо ему помочь. Нанять кучу специалистов: поэтов, мелодистов, аранжировщиков. Не знаю, кого еще, я ничего не понимаю в подобных вещах. Но это и не обязательно. Разумеется, начнем с того, кто съел собаку.
- Какой-нибудь кореец?
- Без разницы, лишь бы он в своем деле был царь и бог. Но дешевый царь, никому не известный бог.
- Таких не бывает.
- Ну почему же? Я ведь тоже не со звездой во лбу родилась. Меня разглядели. Так что, по рукам, или будем и дальше воду в ступе толочь? Но сразу предупреждаю: у меня все то же непременное условие – блоги.
- Нет, это исключено, совершенно.
- Жаль. Значит, мы не договорились.
Молчание. Тяжелый вздох.
- Да. Но, по крайней мере, поговорили.
- Ну, если вам так нравится пустой треп…
- Я своих решений не меняю.
- А их и не надо менять. Просто сейчас другая ситуация. Саша может раскрыться полностью лишь в том случае, если он будет писать о себе: своей любви, своей жизни. То есть, писать сердцем. Иначе никаких шедевров не получится. Но мы должны знать наверняка, что он не струсит, и дело будет обстоять именно так.
- Хороший аргумент. Убедительный, обоснованный. Но зря стараетесь. Вам не провести меня.
- И-ди-от. Клинический. А значит, иди-те-ка вы от меня. Куда-нибудь подальше, может быть, даже поглубже. И вообще, считайте, что этого нашего разговора не было. Ну, вроде как приснился он вам, и мы были в нем не враги. А в реальной жизни будем и дальше собачиться.
- Что ж, что-то подобное и я вам хотел предложить, вот только вы меня опередили. Куда мне! С такой реакцией, как у вас, только в теннис играть. Или, по меньшей мере, в пинг-понг. Надеюсь, вы проявите великодушие и не рассердитесь на меня за минутную слабость? С кем не бывает, я давно уже о ней пожалел.
- Ладно, во всех случаях огромное спасибо вам за Тургенева. Наверное, все мы в свое время переболели «Асей», «Первой любовью», но этот пласт, его «Senilia», я открыла для себя впервые. И многое узнала из того, что хотела узнать. В частности то, что у Саши несомненный талант, во всяком случае, вполне достаточный для того, чтобы вложить в него любые деньги.
Минутная слабость. Вадим никак не мог понять, что на него нашло, почему он так разоткровенничался, тем более с врагом, и таким опасным врагом, однако когда он вошел в квартиру, все изменилось. Он неожиданно обнаружил, что теперь ему есть о чем с Александрой поговорить и, значит, не зря он, бог знает, в который раз уже, попусту жег бензин, бесцельно гоняя по городу, не зря столько денег ухлопал на пустопорожний, вроде бы, телефонный разговор.
- Как дела? – весело спросил он будущую Александру Ллойд Веббер. – Что у нас на ужин? Извини, я опять задержался.
Однако Александру было не расшевелить. Она не просто замкнулась, а ушла в глухую защиту, совершенно непробиваемую. Ничего подобного раньше в их отношениях не наблюдалось.
Вадим поспешил сделать вид, что ничего не замечает, он был весел, оживлен. Что-то даже мурлыкал себе под нос, моя руки над раковиной. Наконец уселся за кухонный стол.
- Извини, я как всегда бестактен. Так сразу: три вопроса подряд… Давай по порядку. Начнем с главного: как дела в клубе?
- В клубе? А что там может быть? – меланхолично пожала плечами Александра, сервируя ужин. - В лучшем случае задвинут теперь в подтанцовку, в худшем вообще дадут пинка под зад. И что можно в ответ возразить? Ты же сам видел, какой был провал.
- Не видел, - с самым простецким видом ответил Вадим. – Не видел провала. Ты что-то путаешь. Я только что разговаривал с одним человеком, ну из тех, что «едят собак»…
- Кореец, что ли?
- Нет, чистый русак, просто специалист в шоу-бизе. Так вот он сказал мне, что видел шедевр, точнее то, что могло бы стать шедевром. Передаю слово в слово наш разговор. Что еще? Предложил помощь, деньги, пообещал оплатить наши долги, нанять профессионалов, с которыми мы смогли бы довести дело, начатое нами, до конца.
Александра впервые за вечер прямо посмотрела Вадиму в глаза.
- Вадик, ну зачем ты врешь, успокаиваешь меня? У лжи короткие ноги, ты ведь знаешь. Пойми, даже если владельцы оставят все как есть, я не смогу больше выходить на сцену так, как когда-то. Этот провал, и он ко времени – помимо всего прочего, он дал мне понять: все - тут предел, вершина моих возможностей. И расти, совершенствоваться дальше уже некуда. Зачем тогда продолжать? Только из-за денег? Но ты знаешь, деньги никогда для меня главным в жизни не были. Я понимаю, конечно, у нас долговая кабала, но как только мы из нее выкарабкаемся, я уйду вообще из шоу-бизнеса. Лучше газетами буду торговать. Так честнее, по крайней мере.
Вадим вздохнул, посерьезнел.
- Саша, вспомни, я когда-нибудь врал тебе? Не собираюсь я и сейчас тебя утешать, успокаивать. Просто нам сделали предложение, и я не мог не обсудить его с тобой.
Господи, какие предложения? Какую чушь он несет? У лжи действительно короткие ноги, обман раскроется мгновенно, и что тогда? Полный разрыв? Но Вадим уже не мог остановиться.
- Одно условие: музыку пишешь ты сама. Именно это я имел в виду, когда говорил о «корейцах»-наемниках, еще их зовут «неграми». Они нам помогут с текстами песен, либретто. В состоянии ты выполнить такую работу? Десять раз подумай, прежде чем ответить «да». То, что мы должны людям сегодня, мы еще в состоянии погасить, хотя в полном смысле окажемся в итоге на улице. Но за новые долги нас просто убьют, размажут по стенке. Мне бы не хотелось умирать, Саша. И это не шутка. В моем-то цветущем возрасте. – Он вздохнул, поковырялся уже без всякого аппетита в тарелке. - Молчишь, ладно, есть промежуточный вариант. Не исключено, что с мюзиклом мы и в самом деле замахнулись слишком высоко. Зайдем с другого края: на «Косынке» во всех случаях свет клином не сошелся, перейдешь в клуб попроще, опустишься на ступеньку ниже, и сразу начнем отыгрываться. Пара песен у нас уже есть, будешь дальше кропать потихонечку. Сначала программа, затем альбом. Что потом? Тебе не кажется, что ты вполне могла бы повторить успех, скажем, той же Даны Интернешнл. И даже превзойти ее. Что тебе мешает?
Вадим еще раз поблагодарил судьбу за свое решение позвонить Ирине. Без разговора с ней он ни за что бы не выкарабкался из сложившейся ситуации. А теперь: струсила - сама виновата. Нет таланта? Так зачем лезешь на сцену? В конце концов, сейчас у них положение совсем не то, каким оно было три года назад. Связи, просто знакомства - можно заняться любым бизнесом, не такие уж они бездари, в конце концов. Главное – сегодняшний момент, пик отчаяния, пережить. Надо понимать, что провал для творческого человека – слишком большой стресс, который может привести к самым непредсказуемым последствиям.
- Хорошо, я подумаю.
О, боже, наконец-то проснулась, точнее, очнулась, вышла из ступора. И даже заговорила.
- Ты прости меня, Вадик. Можешь простить? Я действительно проявила ужасное малодушие. Но впереди действительно был тупик. Я не видела выхода. Меня можно понять. То, что ты рассказал сейчас – просто фантастика. Я совсем забыла о своих «фанах», а ведь они у меня есть. Я решилась, сразу решилась, вот только какой именно из двух путей выбрать, я должна дополнительно обмозговать, прежде чем дать ответ. Это очень ответственно.
- Нет, так не пойдет, - покачал головой Вадим. – Сначала консультация, сначала все-таки «кореец». И только потом решение. Хорошо?
- Да, конечно. Как скажешь. Я теперь во всем полагаюсь на тебя.
Александру было не узнать, она буквально светилась воодушевлением. «Господи, и что творческому человеку надо? - подумал Вадим. - Чтобы в него поверили. Остальное приложится. Как она там, Ирина, уродина эта чертова, выразилась: «получи, фашист, гранату!» Это всегда, пожалуйста. Всегда запросто».
- Кстати, - сказал он уже вслух, - тебе не кажется, что нас подставили? Ведь видно было невооруженным взглядом, что вещь сырая, слабая, что она обречена на провал, почему же тебе все-таки дали выступить с ней?
- Обыкновенные интриги, - безмятежно махнула рукой Александра, она уже была вся в плену новой идеи, - без них нигде не обходится, а уж наш шоу-биз, как тебе прекрасно известно – редкостный гадюшник.
- Ладно, я разберусь в этом, - задумчиво проговорил Вадим, еще не веря себе, что все утряслось, - таких врагов за спиной нельзя оставлять. Слишком опасно. В следующий раз можем и не выкарабкаться.
К сожалению, автор лишён возможности разместить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада, которому принадлежат все права на все произведения писателя Николая Бредихина. http://epressario.com/
Оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).
Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 19.06.2014 16:34
Сообщение №: 43632 Оффлайн
Их было четверо. Сначала меня поразил именно этот факт. Не слишком ли много для меня одного? И что это за работа такая, если она требует столь тщательной проверки?
Впрочем, меня ничем нельзя было смутить. Я уже привык к отказам, воспринимал их как должное, хотя и вцеплялся в любую, даже самую ничтожную, призрачную, возможность бульдожьей хваткой.
Хотя, признаться, вцепляться было особо не во что. Мне редко удавалось проникнуть дальше секретарш – эдакого универсального монстра, который мог иметь любое обличье: от куколки Барби до благодушной мисс Марпл с проседью в волосах, но которого ничем нельзя было разжалобить, преодолеть, обойти.
Иногда мне отдавали на растерзание какого-нибудь молодого парнишку, у которого было только одно задание: сказать мне «нет» в предельно вежливой и удобоваримой форме. Тут-то и начинался спектакль. Практически всех подобных сосунков подводило одно: ирония. Ну как не поиздеваться над старичком, попавшим в беду? Сам Бог повелел. Однако во мне они находили достойного противника. Я парировал каждый их довод, либо словом, либо какой-нибудь затейливой бумаженцией из великого множества всяческого информационного барахла, припасенного мною на все случаи жизни и хранившегося в кожаной, с золотым тиснением, папке, с которой я никогда в своих поисках не расставался.
В конце концов, им ничего не оставалось, как честно признаться: ваш возраст. Что ж, с этого надо было и начинать. Потому что больше привязаться было не к чему, да и прежнюю свою работу, я, в принципе, именно по этой причине потерял.
А тут целый консилиум!
«Что ж, ребята, - злорадно подумал я, - если вам хочется посмеяться надо мной, удовольствие я вам сегодня гарантирую. Не так уж много в последнее время Бог посылает мне возможностей для развлечений».
– Я полагаю, все готово, и ничто не мешает нам начать, – обвел своих коллег взглядом худосочный брюнет с крючковатым носом и обратился уже непосредственно ко мне: – Вам хватило времени, чтобы ознакомиться с теми материалами, что мы вам дали? Если нет, мы можем подождать еще, столько, сколько вам нужно. Очень прошу, не торопитесь, нам не нужны скороспелые выводы.
Я кинул взгляд на лежавшую передо мной потертую картонную папку, завязывавшуюся тесемками. Сколько ей лет? Двадцать? Тридцать? Давно уже такие не выпускают. В ней три ученические тетради, испещренные мелким, корявым почерком. Половину записей я так и не разобрал.
– Да, я уже вник в существо вопроса – богословие, – кивнул я.
Хороший ответ. Лаконичный ответ. Неполный ответ, требующий дополнительных вопросов. И дающий небольшой выигрыш во времени, чтобы сориентироваться, перегруппироваться. Если понадобится.
– Как давно вы ищете работу? – спросил другой клерк, сидевший справа. Тоже брюнет, только смуглолицый. Меня поразили его руки: холеные, с длинными пальцами, как у пианиста.
Сложно, когда тебя опрашивают сразу несколько человек, реагировать нужно молниеносно, а у меня такой реакции отроду не было: я слишком углубляюсь в существо вопроса и слишком медленно из него выхожу. К счастью, вопрос был пустяковый, из тех, что мне задавали практически на каждом собеседовании.
– Полгода, – осторожно ответил я, судорожно соображая, где здесь может таиться подвох. От этого «пианиста», как я уже понял, можно было ожидать чего угодно.
– Причина? – вступил в разговор третий - патлатый улыбчивый парень с серебряной серьгой в ухе.
Пока ничего особенного, вопросы серее некуда. Наверное, для того, чтобы притупить мою бдительность.
– Возраст, – пожал плечами я. – За пятьдесят карьеру уже не делают.
– Резонный ответ. Однако вернемся все же к тем рукописям, о которых мы только что говорили. Вы сказали – богословие. Для нас это слишком расплывчато, коротко. Не могли бы вы поподробнее расшифровать нам то, что вы имели в виду? – Вот он, настоящий вопрос. Этот клерк, в отличие от трех других, говорил без малейшего акцента. Видимо, русский.
Я немного поколебался с ответом. Однако медлить долго нельзя было.
– Какая-то ересь. Не относится ни к одной из признанных, мировых, религий.
– Не знаете, потому что недостаточно компетентны в данном вопросе? – воодушевился, обрадовался возможности зацепить меня крючконосый.
Я вспылил, но сумел сдержать себя.
– Трудно уследить. Сейчас развелось столько тоталитарных сект, новомодных течений. Я не специалист.
«Пианист» усмехнулся и положил передо мной несколько пожелтевших от времени номеров так и не пробившейся в «высший свет» ничем не примечательной региональной газетенки (бумага ни к черту, лучше в то время было не достать, «издание» только начало выходить и редактор ухитрился аж на девять номеров растянуть мой двадцатистраничный опус). Ну и, разумеется, тот злополучный номер «Науки и религии», достаточно известного в свое время, солидного, журнала – мое наивысшее достижение. Без него никак не могло обойтись.
– Понятно, Святая инквизиция, – пробормотал я. – Долго же вы до меня добирались.
– Нет, мы не из прошлого, скорее из будущего, – ехидно улыбнулся Пианист и присовокупил к тому, что уже лежало на столе пачку писем. Я без труда узнал свой почерк.
– Все ясно – «Контора», так бы сразу и сказали, – уныло, на сей раз с оттенком безнадежности, протянул я.
Господи, до чего же, оказывается все просто. «Любознательный читатель», заинтересовавшийся вашей статьей, затевает с вами переписку, задает, изображая из себя полную наивность, самые разные вопросы, и вы, окрыленный, преисполненный доброжелательности, строчите на самого себя донос. Таких «читателей-почитателей» у меня в то время было трое: один мужчина из Нижнего Новгорода и две женщины из Москвы, одна из Богородичного центра, другая из неовениаминников. Я никогда не видел их, общался с ними только по переписке. Теперь вот, таким своеобразным образом, мне откликнулось то, что тогда аукалось.
– Вы неверно думаете, «там» их больше нет. В смысле - в «Конторе», если пользоваться вашими терминами, – усмехнулся мой «соотечественник». – Даже копий. А это, как вы уже поняли, оригиналы.
Я угрюмо промолчал. Было такое время, когда можно было напечатать, издать что угодно. Но мне и тут не подфартило. Так что когда они бросили на стол рукописи трех моих книжонок по некоторым, на мой взгляд, весьма небезынтересным вопросам религиоведения, в свое время пошлявшихся по журналам и издательствам, но так и не нашедших спрос (Россия – не Запад, подобные вещи здесь до сих пор не в чести), я ничуть не удивился.
Но настал черед другому удивлению. Из четверых клерков трое были иностранцы, и только один русский. Это было видно невооруженным взглядом. Сначала я просто подумал: какое-нибудь совместное предприятие, сейчас до меня дошло – настолько совместных предприятий не бывает. Разве что какой-нибудь нефтяной консорциум.
Я хотел было уже встать и уйти, как парень с серьгой в ухе подвел итог нашему задушевному разговору:
– Так вы точно не специалист?
– Ну, может быть, отчасти, – сухо проронил я. – Но когда это было? Таких, как я, сейчас пруд пруди.
– Не скажите! – помотал головой носатый брюнет.
– Ладно, – я все-таки встал, чтобы откланяться. – Спасибо за содержательную беседу.
– Так что, вам уже не нужна работа? – усмехнулся Пианист. – Жаль. Пока что вы на нас произвели неплохое впечатление.
Он пододвинул ближе ко мне лежавший на столе кейс черного цвета.
– Откройте!
Я тут же сел обратно и последовал его совету. Не пытайтесь уверить меня, что вам никогда в мечтах или снах не являлся этот маленький волшебный чемоданчик. Козырная карта каждого десятого кинодетектива. Навязший на зубах штамп. Великий Разрешитель Всех Жизненных Проблем.
Что там было? А как вы думаете? Ничего особенного: десять пачек купюр по сто евро, разной степени сохранности, аккуратно перетянутых резинкой.
Я ущипнул себя за бедро. Боль была вполне натуральной.
– Понятно, – сказал я. – Что нужно делать? Торговля оружием? Наркотики? Бизнес на человеческих органах? Я на все готов!
Тут я на редкость быстро сообразил. Тысяча долларов в месяц – максимум, на который я мог, как «специалист широкого профиля», рассчитывать. Двенадцать лет за решеткой – та же работа, так в тюрьме меня еще будут кормить. Но моя семья эти двенадцать лет ни в чем не будет нуждаться. Если все это, конечно, не «подстава».
– Вы ошиблись, мы не преступники, – укоризненно покачал головой парень с серьгой в ухе. – Хотя наш разговор и ваша работа, безусловно, должны оставаться в тайне. Здесь как раз и заключается для вас главное неудобство, а может быть, и неодолимое препятствие. Вашей жизни постоянно будет угрожать опасность. Серьезная опасность. Поэтому вам необходимо будет исчезнуть. Навсегда. Мы понимаем, вам нужно время, чтобы подумать. И охотно предоставим вам его. Как уже сказал мой коллега, – он кивнул в сторону крючконосого, – столько, сколько вам понадобится. Единственное условие – не покидать этого офиса, кроме того мы отберем у вас сотовый телефон.
– Подумать? Почему бы и нет? Но вы не сказали самого главного, – сурово напомнил я, – в чем будет заключаться моя работа?
– О, для вас это не составит большого труда, – рассмеялся Пианист. – Привести в порядок записи этого человека, – он кивнул на папку. – Буквально сделать на основе их книгу. Ну а еще ваши комментарии, мысли. Раз в год вы будете сдавать нам накопленную информацию и забирать в банках, которые мы вам укажем (всякий раз они будут разные), такую же сумму, какую вы только что имели удовольствие лицезреть. Если информация не будет удовлетворять нас, считайте, что год вы проработали бесплатно. Первый ключ лежит в кейсе, с содержимым которого вы только что ознакомились. Хоть вы и никогда не бывали во Франции, полагаю, что здание банка Сосьете Женераль в Париже вы как-нибудь сумеете отыскать. Контракт – на десять лет. По истечении он может быть продолжен. Но так или иначе, вы на всю жизнь остаетесь в нашем распоряжении: закончится эта работа, найдется другая. Без работы - я знаю, это ваше самое больное место, вы уже никогда больше не останетесь. Забудьте о своем возрасте, вы в любом возрасте будете для нас интересны, лишь бы не закисли ваши мозги. Итак, сколько времени вам нужно на раздумье?
– Три часа, – ответил я. – При условии, что вы угостите меня обедом.
– Какие проблемы? – фыркнул парень с серьгой в ухе. – Попотчуем по-королевски. Это все, – он окинул взглядом то, что лежало на столе, – мы вам оставляем. Ваше решение должно быть окончательным, пути назад уже не может быть. Вы поняли, что я имею в виду?
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 22.06.2014 16:45
Сообщение №: 44346 Оффлайн
Оставшись один, я минут десять сидел, бездумно уставившись остекленевшим взглядом в противоположную стену. До тех пор, пока в комнату не вплыл крючконосый, катя перед собой ресторанный столик-поднос.
– Черепаховый суп, икра черная, икра красная… – терпеливо разъяснял он, для наглядности открывая крышки и показывая, что там внутри.
Понятно, выпускать меня отсюда никто не собирался. Обедом меня во всех случаях должны были накормить. Все было готово заранее. Никаких монстров-секретарш, офис унылый, запущенный – по всей видимости, снят на сутки, якобы для ознакомления. Я так рассудил: час на обед, час на переваривание пищи и тщательный анализ всех, разложенных передо мной на столе документов, ну и еще час – на принятие решения.
Обед был великолепен во всех отношениях, хотя почему-то напоминал мне последнюю волю приговоренного к смерти. Кто бы ни были эти люди, они играли по крупному и рисковать никак не могли. Какие бы обещания я ни дал им держать язык за зубами, отказ мой мог означать только одно – мою смерть. Странное дело: совсем недавно мне было все равно – жить или умереть, до такого я дошел отчаяния, сейчас я был исполнен решимости бороться за свою жизнь до конца.
Я придвинул поближе к себе лежавшие на столе бумаги.
Мое резюме, которое я составил аж на четырех страницах.
Мое объявление в журнале «Работа для вас» с моей фотографией и неплохо (!) составленным текстом. Пришлось изрядно потрудиться и потратиться. Результат, как и во всех предыдущих случаях – ноль.
Да, конечно, если умерить амбиции, что-нибудь завалящее я давно уже мог бы подыскать. Но как прожить вчетвером на какие-нибудь жалкие гроши? Дать образование детям, хоть немного отложить на старость. Для этого нужна была та злополучная тысяча долларов в месяц, и я хорошо знал, что стою этих денег, но работодатели думали иначе, мне никто не давал и половины.
Я снова открыл кейс и уже не закрывал его. Деньги, лежавшие там, ничем не пахли: ни потом, ни кровью, но от них исходило удивительное тепло. Как я уже сказал, мой двенадцатилетний заработок, возможно, с такого же срока отсидкой. Опять же, если повезет.
Наконец, в последнюю очередь, я открыл картонную папку с тесемками, но голова уже плохо соображала, и я так до конца и не разобрался, о чем в тех записях шла речь.
Выбора у меня не было. Я не знал, какие «размышления» имели в виду мои потенциальные работодатели, но знал точно, что размышлять было не о чем. Я должен был исчезнуть. С одной только разницей: либо улететь сразу на небеса, либо потоптать еще определенное количество лет нашу грешную землю. То есть, в принципе, я недостаточно точно выразился: какое-то подобие выбора у меня все-таки было.
Я задумался. Мне всегда казалось, что Бог любит меня. Ну зачем ему обижать кроткого, когда вокруг столько злых, хищных, бесстыжих и бессовестных людей? И Он действительно в трудную минуту всегда выручал меня, приходил на помощь. Устроилось бы дело и на сей раз, наверняка. Подвернулось бы в итоге что-нибудь стоящее. Так в жизни постоянно бывает.
Да можно было, в конце концов, и пересилить себя, попроситься опять на старое место. На правах старого друга, зная прекрасно, что я уже в черном списке из-за седины в волосах, что-то ляпнул своему начальнику, такой уж у меня характер, почему бы не поползать у него сейчас в ногах, покаяться? Можно было бы даже согласиться где-нибудь и на нижеоплачиваемую должность, а затем обвешаться всякого рода подработками. Тоже выход. А тут сразу – небеса.
Я даже успел немного вздремнуть прямо на кейсе, когда они явились вновь. Молодые, энергичные, исполненные рвения, и какой-то типчик напротив, с помятым лицом и осовелыми глазками, еле удерживавшийся от того, чтобы не рыгнуть.
– Вопросы, задавайте вопросы, – кивнул крючконосый в ответ на мое безрадостное: «согласен». – Теперь мы можем быть с вами предельно откровенны, так как с этой минуты, по сути, вы один из нас.
– Кто вы? – все так же лениво спросил я. – Довольно интернациональное общество.
Пианист рассмеялся.
– Да уж, согласен! Вы – важная птица, коли ради вас собрались вместе католик, православный, мусульманин и иудей. Что ж, попытаюсь, как смогу, удовлетворить ваше любопытство. Хотя это будет нелегко. Если по положению: мы – клерки, простые исполнители. Те люди, что доверили нам это поручение, находятся так высоко, что до них не докричаться и не дотянуться. Ну а в общем-то, мы – гелекси, галактические люди, слыхали что-нибудь о таких?
Я отрицательно покачал головой.
– Надеюсь, не инопланетяне?
– Нет-нет, – поспешил успокоить меня мой «соотечественник». – Просто эту тетрадь, четвертую, учение о нас, мы изъяли отсюда. Вообще-то мы вполне бы удовлетворились ею (соответственно, великолепно обойдясь без вас), но беда в том, что без первых трех она мало чего стоит. Речь идет о новой религии, как вы, наверное, уже догадались. Для того, чтобы быть гелекси, совершенно не обязательно ее исповедовать, вполне можно оставаться и в своей вере. Но ее обязательно нужно знать. «Комментарии, мысли» – слишком размытое понятие. Расшифрую подробнее: от вас требуется то, что по-русски называется - толкование. То есть, разъяснение. И чем оно будет глубже, достовернее, тем действеннее от него предполагается эффект. В том числе, и материальный.
Он замолчал, видя, что я из его слов ничего не понимаю. В дело вступил мусульманин-«пианист».
– Может, вам что-нибудь прояснит мой пример. Я хочу умереть в своей вере, вере моих предков, вере моих многочисленных родных и близких. Но моя жизнь там, наверху, по моей религии, во многом зависит от того, как я жил здесь, на Земле. Не совсем так, как у вас. Я имею в виду верблюда и угольное ушко. Чем я буду богаче, тем больше страждущих я смогу пусть небольшим воздаянием, но одарить, тем будет богаче мой род, тем больше людей будут за меня молиться, тем скорее я вознесусь на небо, а не буду дожидаться своей участи, кормя червей в земле и ожидая, когда Аллах призовет меня. Положение гелекси открывает для меня колоссальные возможности достигнуть больших высот здесь, на Земле, и уже с гораздо большим, как материальным, так и духовным, багажом предстать перед Всевышним, когда придет тому время. Не говоря уже о ключевой позиции, которую мне сейчас с тремя моими товарищами повезло занять. Опять непонятно?
– Да нет, почему же? – уклончиво пробормотал я. – Об этом как-то не принято распространяться, но и у христиан в раю тоже разные небеса. Слуге, рабу и там не стать хозяином. Что до верблюда и игольного ушка, то большинство исследователей склоняется к тому, что «Игольное ушко» – это просто ворота в Иерусалиме (ну, знаете, наверное, даже если там не были), и для верблюда с трудом, конечно, но вполне возможно, при большом желании, в них протиснуться, вот только без поклажи и излишнего жирка.
Я вдруг понял, что если я решил бороться, мне дорога сейчас каждая секунда.
Потому что этих ребят, скорее всего, я вижу первый и последний раз.
Потому что, хоть они и мелкие сошки, но только от них отныне будет зависеть вся моя жизнь.
И я должен хорошо изучить эту четверку, чтобы потом, в будущем, уметь предвидеть реакцию каждого из них на те, или иные свои поступки, ну а в особенности то, мнение кого конкретно из них окажется в той или иной ситуации решающим.
Любой из них, если понадобится, не колеблясь, прихлопнет меня как муху. Они уже сейчас, рассматривая меня как под микроскопом, без сомнения удивлялись, зачем это их заставляют так распластываться перед каким-то жалким старикашкой. Они не верили мне, не верили в меня. Ни на грош. Но им хорошо платили. Да еще сулили блестящую перспективу. Достаточный повод для того, чтобы поковыряться в любом дерьме.
Разумеется, я знал, что их смущало больше всего – мой характер. Да, действительно, так всегда бывало: в какой-то момент терпение мое лопалось, и я мог выкинуть любой фортель. Я так устроен: просто не способен долго терпеть унижение над своей личностью. А эти ребята сразу настроили меня против себя своей спесивостью. Да кто они есть? Молокососы! Ни жизненного опыта, ни знаний, один только цинизм в голове. Достаточно для того, чтобы заработать кучу денег, но маловато, чтобы закабалить свободного человека.
Они что-то чувствовали, естественно. И вели себя в достаточной степени настороженно. Но в их руках были жизни моей жены и моих детей, и это их в какой-то мере расслабляло. Мне же не оставалось ничего другого, как только им подыгрывать, и я терпеливо, старательно прикидываясь дурачком, задавал и задавал свои вопросы.
- Кто он, этот человек, рукописям которого вы придаете столь большое значение?
- Пока мы называем его так, как он назвал себя сам - Ведомым Влекущим (вы же видели заголовок: Ведомый Влекущий «Книга Вечной Жизни»), но, если понадобится, подберем другое имя.
- Мы не знаем, кто он, этот человек, и не можем сказать, чтобы нас это слишком интересовало.
- Он жив? Где он находится сейчас?
- Он умер. Каков бы ни был интерес к нему самому, мы в состоянии явить миру только его мысли.
- Он русский?
- Конечно, иначе, зачем бы мы приехали в Россию? Перед вами первоисточники, на каком языке они написаны? Но кем Он будет окончательно явлен миру, мы не знаем, это не наша прерогатива. Быть может, итальянцем, в Италии всегда были достаточно богатые религиозные традиции.
Наконец моя фантазия стала иссякать, хотя, надо признать, они были со мной на редкость терпеливы.
– Хорошо. Как говорят у вас, русских: делу – время, потехе – час, – сурово кивнул, наконец, Пианист, как будто до этого я нес полную околесицу. – Мы возвращаем вам мобильный телефон, вы будете ждать нашего звонка и должны быть готовы явиться в назначенное место по первому зову. Там вам выдадут диски с копиями рукописей и других, необходимых вам, материалов; новые документы; вам сделают также операцию по изменению лица. Одно из основных условий: вы никогда больше, до конца дней своих, не должны появляться в России. Эта страна навсегда закрыта для вас. Единственное, что мы оставляем вам сейчас: деньги. Я так понимаю, что у вас должна быть хоть какая-то гарантия, что с вами действительно заключен контракт. Нам не нужно вашей подписи, достаточно того, что мы обговорили все, до мельчайших деталей, на словах. Это для того, чтобы лишить вас даже видимости иллюзии: у вас никогда, ни при каких обстоятельствах, не будет возможности этот договор расторгнуть либо оспорить. Куда бы вы ни обратились, вам нечего будет предъявить. У вас есть еще какие-нибудь к нам вопросы?
– Нет, – покачал головой я, хотя вопросов у меня было великое множество.
Поразмыслив, я решил не все деньги оставлять в кейсе: часть их рассовал по карманам.
ГЛАВА 3
Тот, кто не знает, что есть мир, не знает и места
своего пребывания. Не знающий же назначения мира,
не знает ни того, кто он сам, ни того, что есть мир.
Тот же, кто остается в неведении относительно
какого-нибудь из этих вопросов, не мог бы ничего
сказать и о своем собственном назначении. Кем же
кажется тебе тот, кто стремится избежать порицания
или удостоиться рукоплесканий и похвалы со
стороны людей, не знающих ни где они, ни кто они?
Марк Аврелий
Я не удержался от того, чтобы по пути домой не накупить всяческой снеди. Жене я сказал, что злоключения мои закончились: я принят на новую службу, даже получил небольшой аванс. Только сейчас я понял, как мои домочадцы за меня переживали. У всех буквально камень свалился с души. Только у меня он остался. Я смотрел на сына, дочь, бродил бесцельно по дому, не в силах осознать, что действие происходит в реалии, и некие злые силы, бесцеремонно вторгшись в мою жизнь, лишали меня сейчас моей любимой троицы. Я не представлял себе, как я буду отныне без них обходиться.
Поразмыслив, я решил оставить восемьдесят тысяч евро в ящике своего письменного стола. Моя жена была весьма наивной женщиной, но, тем не менее, я был уверен, что у нее хватит ума не отнести эти деньги в полицию, а также тратить их потом с достаточной бережливостью и осторожностью. Ребята подскажут, если она сама не сообразит.
Не знаю, какие у них возникнут предположения, но как бы они ни ломали себе голову, ответ будет один: я пожертвовал собой ради них. Как, собственно, и было на самом деле. Я надеялся, что они поймут меня правильно.
Ну а пока все обстояло как обычно. Никто из них троих, в принципе, и не сомневался, что я найду какой-нибудь выход. Они верили в меня безоговорочно, привыкли к тому, что я всегда всплываю на поверхность, вот только в этот раз им непривычно долго пришлось поволноваться.
Дни тянулись за днями, складывались в недели, недели – в месяцы. По утрам я собирался и уходил будто бы на работу. На самом же деле просто бесцельно бродил по городу, каждый раз вздрагивая, когда жена звонила мне на мобильный. Но работа на самом деле уже началась, работа мысли.
Кто эти люди? Террористы? Естественно, это было первое, что приходило в голову. Быть может, меня наняли писать сценарий какого-нибудь очередного, глобального значения, теракта? А все разговоры вокруг какого-то Ведомого Влекущего – лишь видимость, чтобы запудрить мне мозги? Или речь идет о чем-то принципиально новом: терроризме духовном, гораздо более действенном? Тогда действительно они не случайно меня выбрали.
Но что конкретно? И почему они представляли собой четыре разных вероисповедания? Ведь религиозная нетерпимость внезапно сделалась вопросом номер один в мире. И речь шла уже не об отдельных фанатиках, а о целых странах, даже регионах. Неизбежно противостояние подобное должно было закончиться большой мировой стычкой. Причем позиции христиан подтачивались с каждым годом.
Так что же, и в самом деле религиозная диверсия? Глобальная, ошеломляющая масштабами своей разрушительной силы? Кого она могла поразить, ослабить? Только христиан. Но почему же четыре верования вдруг, пусть на небольшой отрезок времени, объединились? Ведь за молокососами-клерками просматривались колоссальные материальные средства, значительнейшие личности. Они хотели спасти мир от грядущей катастрофы? Не смешите меня! Большие деньги никогда не делаются на созидании, только на разрушении.
Может быть, задача поставлена в том, чтобы породить новых рабов? Совершив скачок от тоталитарных сект к мощнейшей тоталитарной религии? Но все религии тоталитарны. Так как все они, так или иначе, призваны закрепить существующие в мире неравенство и несправедливость. Узаконить нищету одних и роскошь других. Дать возможность миллионам дармоедов, ничего не делая, процветать.
Как бы то ни было, сколько я ни ломал себе голову, мне так и не удалось прийти к какому-то определенному выводу. Что-либо узнать, понять можно было лишь в действии, принимая самое активное участие в каких-то, пока еще очень глубинных, процессах. То есть именно там, куда судьба, помимо моей воли, сейчас неудержимо засасывала меня.
Поэт
Автор: Бредихин
Дата: 24.06.2014 16:16
Сообщение №: 44658 Оффлайн
Мы в соцсетях: