Форум

ПИШИ

А стоит ли печалиться

Известных ради дат? –

Не смог ты напечататься

На то есть  самиздат.

Сиди себе пошкрябывай,

А то лежи пластом,

Спокойненько укладывай

Написанное в стол.

Умрёшь, сие останется

До крошечки листа.

История-пиявица –

Расставит по местам.

А не оставит – горе ли? –

Пусть трудится рука,

Пустое  многоборье –

Остаться на века…

Вот Клавдий -  Рима старого –

Творений личных сад,

Его судьба заставила

Писать, писать, писать.

Увлёкся он наукою,

Историей зело:

Чуть что в мозгах затюкает,

Он сразу за перо.

Писал он необузданно,

Размашисто, сплеча.

И всё-то было издано,

Он император,  чай.

Разбросаны, рассеяны

Сокровища годов?

И крошечного семени        

Не видно от трудов.

Так стоит ли печалиться,

Приятель дорогой,

Ну, к славе не причалился,

Но ты ещё живой.

Авто нет, можно пехом,

Нет тысяч – на гроши.

На все «клади»  успехи,

Бери перо, пиши.

* * *

 Да будь ты хоть в пустыне Гоби,

 Или в иной там — «дрице-ца», —

 Себя из-за краюхи гробишь,

 И так — до самого конца.

 А если честен ты, к тому же,

 С работы не сопрёшь гвоздя,       

 Обязан знать, что деньги — лужи

 ПослЯ обильного дождя, —

 Мантуль пока не очумеешь,

 Припоминая в мате мать.

 Коль гробить, грабить не умеешь,

 Изволь тогда свой горб ломать.

* * *

 Пожалейте Ленинида,

 Для души, хотя б для вида.

 Дайте крохотный уют.

 То ведь вовсе заклюют.

 Иль отправят в Гадский суд,

 Где и вовсе разнесут.

* * *

В бочке тухлая вода,

И кого там только нет.

Полюбуйтесь, господа, -

Полный цирк, кордебалет:

Разные вертячки

Пляшут до ус...

С усиками штучки,  

Словно в день получки.

Ушлые микробы,

Серые от злобы.

Палочки халерные,

С хвостиками точки.

Влага жутко скверная…

Если б только в бочке.

* * *

К копеечке копейка;

Ну, вот и сто рублей.

Отличная затейка –

Достаток – овном блей.

А деньги в куче – смело

Ты  начинай свой рай –

Мастачь любое дело –

Рабсилу набирай.   

Рабсиле – полкопейки,

Себе бери рубли.

А если кто затенькал:

«Скажи: Отсель греби!

Греби полями, бором

Тихонечко, а то….

Полно вас за забором –

Работу ищет кто!»

ЗАВИДУЮТ

Конечно, Запад нам завидует,

Мы – богатейшая страна, -

Глядит со злобой и обидою,

А нам их злость, взгляды на…

У них там есть газ, но в кишечнике,

Нефть тыща евро за бутыль.

Пускай хоть с сатаною шепчутся,

Мы все их домыслы в утиль.

Мы, как обычно, возрождаемся,

И населения прирост.         

Они с метисами бодаются,

Метисы им мочалят хвост.

Машины палят эмигрантики,

Светлей повсюду яко бы.

Признаться – это только фантики,

Конфеты будут впереди.

Они там сербов задолбосили,

Найдя причины для вины.

И мы стеной стоим за Косово

Не выезжая из страны.

Куда Европе с мордой ржавою,

Где высший идеал – пивцо.

Мы станем мировой державою –

Все предпосылки на лицо.

ВИТЬКА  ГИТАРИСТ

Вечером с детской площадки

Струнный доносится звон:

Это Витька Присядкин,

Крепко старается он.

Витька фальшивит под Цоя,

Ясно, что он ерундит.

Хрупкая девушка Оля

Часто на Витьку глядит.

Парня - кольцом ребята,      

Понабежали трусцой.

Витька  в футболке мятой,

А на футболке сам Цой.

Витькин последний вечер,

Жизни овраг крут, -

Военкоматом отмечен -

В армию заберут.

Фифа у Витьки другая,

К ней воздыхателей рать.

Оля про это знает,

Но всё равно будет ждать.

* * *

Ночью подошла баржонка

Наливная – слить соляр.

Шкипер в ней, худая жёнка –

Укуси её комар.

Рулевой спит у штурвала,

Моторист – ему под стать.

В берег носом судно встало.

Ночь. А ночью как не спать?

Капитана дрых не сушит –

«Трубы у него горят».

Он встречать баржонку вышел,

Знает он речной обряд.     

Шлангу вставили как и надо,

Ну, насос, давай качай,

И в каюту без доклада

К шкиперу на поздний чай.

Глушат «чай». Насос качает.

Вот из баков перелив, -

В реку весь излишек чалит…

Шкипер, кеп спит – «чай» бодлив.

Километров может двадцать

По реке солярки хвост.

Сразу и не разобраться –

Виноват какой прохвост.

Моторист под утро всё же

Прекратил горючки течь.

Вахту сдал. Поел, похоже,

И опять мослы на печь.

* * *

Мы ребята городские,

Наглости большой запас,   

Не церковно-приходские,

Не задумываясь – в глаз.

Всяк из нас чего-то кончил,

С образованностью слит.

А за дозу, за укольчик

Можем стену завалить.

Вот идём – дороги мало,

Уступает нам народ.

Всех сметаем с тротуара,

Кто навстречу нам идёт.    

Отворачивают «Жучки» -

Не скрестились чтоб пути,

Не уйти и им от взбучки –

С нами встречу оплати.

Ну, побьём того, другого,

Отберём мобильник враз,

Всё нормально, что такого –

Хамство, наглость – это класс!

Мы ребята городские,

Вечерами скучно нам.

Мы потребности людские

Очень даже понимам.

* * *

 Креозотом пахнут шпалы,

 Ароматом дальних зон;

 Я ошкурен, я ошпарен,

 Замурован, обожжён.

 Я таскаю шпалы эти,

 Не французские духи;

 Это то же, что поэтить,

 То бишь сочинять стихи.

 И от этого надела

 На душе и степ и стяп.

 Скоро стану я Манделлой,

 Зубы только не блестят.

 Вот приду, отмою “репу”

 Как Гомер или Эзоп…

 Разве плохо быть поэтом,

Пишущим про креозот?

ГАЛЕОНЫ

Золоту даря поклоны,

 Медью пушечной блестя,

 Уходили галеоны

 По колумбовым местам.

 От напора гнулись мачты,

 Небо чёрное зело.

 Был разгром индейцев начат,

 Разграбление цвело.

 Отбивались от пиратов,

 Ядер дикий вой и шип,

 Дыры на солдатских латах

 Не заделать, не зашить.

 Золота — на миллионы.

 Штормом выбило штурвал;

 Уходили галеоны

 С грузом под девятый вал.

 Тонут кнехты, тонут кранцы.

Гибнущим не светит рай.

 Португальцы ли, испанцы,

 Всем наживу подавай…

 В напряжении миллионы,

 Мир гуманнее не стал.

 Всюду рыщут галеоны,

 Гибнут люди за металл.

* * *

 Значит, Есенин в тридцать,

 Пушкин, тот в тридцать шесть.

 Это что за традиция?

 Или великая честь?

 Были гонений мили,

 Били — больнее где,

 Если не застрелили,

 То утопили в воде.

 Редким дано состариться,

 Этот покинуть зал…

 Ты до хромал до старости,

 Значит, не всё сказал.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!

 А ну, гвардейцы, шире шаг,

 Коль каши напоролись…

 Король не смыслит ни шиша,

 Но всё же он король наш!

 Все двести двадцать докторов

 Над ним весь день хлопочут,

 А он и так как слон здоров,

 Быка плевком замочит.

 Все двести двадцать поварят

 Ему готовят ужин,

 Но только, честно говоря,

 Один лишь повар нужен.

 Слуг больше чем в лугах травы,

 Шарахнешься невольно.

 Ну да, вы всё-таки правы,

 Он как ни как король наш!

 Мы работяги, чья-то сыть,

 Нас можно и ухватом;

 Оберегать нас и хранить —

Хранительства не хватит.             

АРРИА

Беда нашла Цицину Пета,

Он в заговоре уличён.

Как говорится, песня спета,

Знакомься голова с мечом.

Однако  есть альтернатива –

Себя пронзить перед лицом

Прославленного коллектива.

Пронзить, и все дела с концом.

Вот только медлит Пета этот,

Он малодушием сражён –

Подобный неприемлем метод

Не только для мужчин, и – жён.

Не такова его супруга

АрриА (устыдись пенёк),

Вонзает в грудь свою упруго

Она отточенный клинок.

Вонзает и спокойным голосом

Цицине Пету говорит:

«Вонзить кинжал – не больно вовсе,

Страх он куда больней болит».

Здесь на земле случалось многое,

И в наше время, и до нас;

Порою и четвероногое

Свой презирало смертный час.

Дни  рано или поздно выльются

Твои, покинешь бытиё.

Со смертью, коль  нельзя разминуться –

С достоинством прими её.

ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ

Не надо мрачным быть поэтом

И лишь трагедии писать,

Все помнить мы должны об этом,

Потом чтоб локти не кусать.

Нам Еврипид примером станет,

Из мрачных выпутает пут,

До глубины души достанет

Его печальный жизни путь.

Конец его ещё печальней,

О! Вечной горечи вассал!

Он с ранних дней, дней изначальных

Одни трагедии писал.

Вот как-то шёл он в полумраке,

А был десятый час всего,

Понабежали вдруг собаки

Изгрызли начисто всего.    

Вот так не стало Еврипида

(Видать и раньше был бардак).

Злость не проходит и обида

На этих бешеных собак.

Мэр тех годов не цвет был маков,

Хозяйство не держал ладом.

Но речь сейчас не о собаках,

А совершенно о другом.

Мой стих не очень-то искусный,

Но вывод лучше не сыскать:

Не надо думать лишь о грустном,

Чтоб жертвой грустного не стать.

СИНИЙ  КРОКОДИЛ

Жил на свете синий крокодил,

Мимикрия редкостная что-то,

От безделья он скучал, ходил

(и такая тоже есть работа).

Крокодил прохожих не глотал,

Был лишён зубов, как кто-то выбрил,

Быть полезным сильно он мечтал

(Ах, мечты-мечты, вы как колибри!)

И решил тогда учёный свет

Крокодила сохранить потомству:

Как-никак, а редкостный объект

Может стать добычей вероломства.

Совещаний сорок провели

(Может быть и сто), но не решили

Как его сберечь. Года прошли.

И забыли все о крокодиле.

Подведём итог балладе сей:

Велика забывчивости сила...

Видел на толкучке я портфель

Синий, может быть из крокодила.

ПРИМЕР  АРИСТОТЕЛЯ

Аристотель – огромное имя,

Хоть давно отлетела душа.

И сейчас он словами своими

Так и хлещет по нашим ушам.

До сих пор на него ссылаются

И кто смел, и не очень смел.

Ну, попал человек в небо пал,

Наворочать он много успел.

Прочитай его – не покалечишься,

И в сугроб не залезешь в метель.

Достояние человечества,

Этот самый АристотЕль.

Это нынче он уважаем,

Аж с затылка рекою елей;

И с огромным  плывёт урожаем

Сверхвнимания к персоне своей.

А когда-то всё было иначе,

Всё иначе было при нём;

И не только старухи судачили

Про него, поливали дерьмом.

Не любили его открыто,

Не любили его все подряд –

За язык его ядовитый,

За презрительный к обществу взгляд.

Человек – не машина из стали.

А когда  он ушёл в мир иной,

Очень долго ещё презирали,

Называли паршивой свиньёй.

Если вас откровенно не любят

И доходит до кулаков,

То учтите: прощают люди

По прошествии многих веков.

ПЬЯНЫЙ  КОМАР

Летал по комнате скотина,

Жужжал как дикий вертолёт,

И от него несло «Мартини»,

И водкой, — все смешал урод.

Шкаф сдвинул, лампу укокошил,  

Рассыпал весь «педигрипал»,

У мухи отобрал колоши,

Всю рожу ей расколупал,

О стекла бился и о раму,

Чтоб во дворе вершить дела;

Не вписывался в диораму,

Так комната была мала,

Орал: «Правительство на мыло!»

И прочее — мать перемать...

Сам виноват, не надо было

Ему мою кровищу жрать.

ШОФЁР  ВОЖДЯ

Проверенный водитель,

Водитель просто класс.

Водитель не вредитель.

Вредителей мы – враз.

Вредители - в ГУЛАГе,

Вредители – в земле,

Вредителей на флаги

Порвём – что б на нуле.

Стране строитель нужен,

Не мразь-интеллигент…

Водитель, видишь лужу? –

А то в УСЛОН, в момент…

Всех Мандельштамов этих,

Без всяких там напряг,

Мы мигом заприметим,

И отошлём в ГУЛАГ.

Поэты – это сволочь,

Поэты – это гниль,

Мы им отыщим волость,

Где превращают в пыль…

Водитель, видишь ямку?

Куда ты прёшь, мурло?..

На даче будет пьянка,

Там всё политбюро.

Мы – дети революции,

А значит потому,

По нашей конституции –

За колосок в тюрьму.          

Бухариных и Троцких

Пустили мы в расход,

От их идей уродских…

Короче, пулю в лоб.

И Рыков – сволочь мути,

И Пятаков – дерьмо…

Чего башкою крутишь? -

Всё так и есть оно.

Куда же ты мастачишь!?

Левее, хренов грош!

Ты не дрова на дачу,

Вождя,  поди,  везёшь!

* * *

 Дверь стальная, замок надёжный,

 И задвижка дверей ой-ёё!

 Да, вломиться почти невозможно,

 Разве что динамитом её.

 За дверями жилец притаился,

 В неприступности веря причал…

 За сто лет никто не вломился,

 Даже шёпотом не постучал.

ПРО  АПУЛЕЯ

Не ругайте Апулея

Сбоку и со всех сторон, -

Тратил деньги не жалея

Не для пуза щедро он.

Не страдал он и распутством,

Соблазняя нервных дам.

Он гулял довольно густо…

По различным городам.

Путешествовать любил он,

Дней разматывая нить;

Непоседливости был он

Сын родной, что говорить.

Промотал он состояние,

Знать таков его удел,

Но какие расстояния

Покорил, преодолел!

По различным странам вошкал,

Что поделать – жизни стиль.

Неужели у окошка

Жизнь приятней провести?

Неужели пыль квартиры

Лучше нежель пыль дорог?

Кто спокойствие затырил,

Пусть целуеть свой порог.

Не ругайте Апулея,

Пусть он даже из проныр.

Апулея не мелеет

Имя. Помнит дядю мир.

НА  РИНГЕ

Он на цыпочках, он как бабочка,

Он культурно мне тычет в рожу.

По перчаткам его я бахаю,

Он увёртывается — осторожен.

Он не лезет в обмен ударами,

Соблюдает все время дистанцию,

Воздух я молочу даром,     

А как хочется достать поганца.

Во втором я уже в гематомах,

Злость моя не имеет предела,

За меня же болеет Тома,   

Там, на первом ряду, вот в чем дело.

Упираюсь ногами твёрдо я,

И желаю одним ударом.

Он увёртывается прыщавая морда,

Воздух я прошиваю даром.

Вот и раунд последний. Со стула

Я срываюсь, как с электрического...

Проиграл по очкам я вчистую,

А его поцелуями напичкивают.

АРИСТОФАН

Были времена грубы –

Чем-то схожи с нашими:

В Древней Греции жил был

Человек бесстрашный;

Смел, необычайно прям,

Не любил обходов…

Эх, таких сюда бы к нам –

Исправлять уродов.

А ему мешали жить

Сидоры и Дуни –

Думали, что задрожит,

Если сильно дунуть.

Да, сатира – острый жанр,

Едкий до отрыжки, -

Колет подколодных жаб

За дурман-делишки;

Забивает болтунов,

Тех, что с маслом схожи…

Метод у неё не нов –

Тряпкой да по роже.

Это был Аристофан,

Не был он овечкой,

Бить по роже не профан

Словом и словечком…

Пусть скудеет грязи слой

В жизненной квартире,

Пусть у правды будет свой

Адвокат-сатирик.