Форум

Размышления по-взрослому…

Меня, наверно, аист не донёс.

На полпути не выдержали лапки.

Но повезло – расквасился лишь нос

и подхватили мамины охапки.

Поставили на ноги, ну и что?

То камень злополучный, то канава,

то вдруг соседский Шарик из кустов

или доска, а в ней гвоздище ржавый.

Что говорить, никак мне не везёт.

Не заживает нос уже три года:

то с ног сшибает злюка-гололёд,

то в плен берёт злой насморк непогоды.

- Ленивый аист в бедах виноват, -

мне заявляет рыженькая Светка

(её нашли в капусте, говорят).

- Я спотыкаюсь очень даже редко.

А потому, что медленно хожу

и не бегу из дома до колодца.

А если что, известно и ежу –

кто поспешит, тот носом и уткнётся.

Что возражать, ей скоро будет пять.

К тому ж в капусте мама отыскала.

А мне придётся падать и вставать

до выпускного ясельного бала…

***

Вернуться бы…

Когда-нибудь опять приду

в тот уголок волшебный сада,

где двое могут до упада

любить у мира на виду

без лишних слов и глупых клятв,

до помутнения рассудка,

пока к осенней незабудке

листы под ноги не слетят.

Спустя полжизни, но приду

туда, где время не торопит,

и все нехоженые тропы

обходят чёрную беду;

где ежедневно в первый раз

прикосновенья и разлуки,

и жало мерзкое гадюки,

и убивающий отказ.

Завесу дней приподниму

и возвращусь… Но вот досада -

уйдя вдвоём из сказки сада,

вернуться трудно одному.

***

Вчерашний сон

Годы в ночь спрессует память,

зашумит забытый клён.

День на башню, и потянет

в прошлый век вчерашний сон.

На минуту, но вернётся

белоснежность январей,

не целованное солнце

у заснеженных дверей.

И в пространстве заоконном

померещатся огни,

а под ними след вороны

на снегу, где мы одни.

Время зимних сновидений

убегает, боль в груди -

снега много, но весенний

кто-то должен в сон войти.

Ночь пройдёт, со старой башни

день сорвётся, бросит в дрожь…

И тогда в мой сон вчерашний,

наконец, и ты войдёшь.

***

Взрослым…

Меня не заметите вы, не поймёте.

Всего три вершка у плаксивой натуры.

Но я вас увижу – и тех, кто на взлёте,

и тех, кто для важности брови нахмурил.

Мне снизу виднее заносчивость взгляда,

и слышен отчётливо голос надменный.

Вы можете всё, только я с вами рядом -

невольный участник той уличной сцены.

Мотаю на ус и пытаюсь освоить

науку по-взрослому жить и общаться;

понять, почему увеличены вдвое

расценки у них на обычное счастье.

Пока не понятно, где можно ответы

найти на вопросы, щемящие душу;

понять, почему солнце майское светит

и тем, кто пытается детство разрушить.

Взрослеть не хочу, и желанное завтра

надеюсь увидеть наивным ребёнком,

где манную кашу подносят на завтрак

и мама тебя доверяет пелёнкам.

Где некому лгать и не надо прощаться,

не надо спешить к убегающим веснам,

где вдоволь бесплатного личного счастья

и рано мечтать о всезнающем взрослом.

***

Из-под фаты…

Сегодня всё слегка возвышенно,

непредсказуемо-реальное:

молитва девичья услышана -

по ножке туфелька хрустальная.

Из-под фаты глаза раскосые,

цветы в перчатках белоснежные.

Не время мучиться вопросами -

где притаилось неизбежное?

Ещё дорога счастьем стелется,

ещё на встречу мир улыбчивый,

и тучи хмурые – безделицей,

и мысли к думам не привинчены.

Ещё до ревности три месяца,

до первых слёз – полгода минимум,

пока желания не взбесятся

и не затмят глаза любимому.

Из-под фаты не видно серого,

ни каждодневно-заурядного,

ни запрессовано-фанерного

и неизбежно-беспощадного.

Безгрешной кажется Вселенная,

жизнь предстоящая – невинная,

где даже лунное затмение

ничто для счастья голубиного.

***

Знаки препинания

Чтобы значило бы звание

у вельможи и сиятельства,

если б знаки препинания

не вмешались в обстоятельства.

Если б льстиво не воскликнули,

не разлились многоточием,

кто узнал бы, что на пикули

огурцы уполномочены.

Точки злые озабочены

разорвать концы на всячине,

но мирить двух несговорчивых

запятые предназначены.

Обручиться бы с царевною

и зажить с ней под смоковницей…

Но вопросы ежедневные

не позволят успокоиться.

Так и жди, что где-то выскочит

знак вопроса с восклицательным,

или строчки между выточек

разойдутся бессознательно.

Избегали бы заранее

обольстительно-заразного,

если б знаки препинания

жизнь умели бы предсказывать.

***

****

Уходить, возвращаясь - таков наш удел.

Кто уходит на час, кто на день или годы.

Остаются лишь те, кто уйти не сумел,

но готов ожидать уходящих у входа.

Уходить каждым утром, но если не ждут,

не резон от себя нежеланного мчаться;

возвращаться обратно из мутных Бермуд,

чтобы стены считали тебя домочадцем.

Если некому ждать, то зачем уходить?

Это тех, кто уйдёт половинкой в дорогу,

обязательно свяжет волшебная нить

с половинкой второй у родного порога.

Измельчают дороги, закончится путь.

Впереди тупики или злобные стаи.

Только любящий вовремя сможет свернуть

и вернуться туда, где его ожидают.

За собой не спешите захлопывать дверь.

Может, всё же придётся в родные пенаты

возвращаться из дебрей разлук и потерь

с покаянной душой за прощеньем расплаты.

***

****

Повозиться придётся, помучиться

с нудной скукой ─ за час не отделаться

от навязчиво-серой попутчицы,

да к тому ж абсолютной бездельницы.

Самому от неё не избавиться.

Не хватает ни сил, ни желания.

Незаметно прилипла пиявица

и сосёт из души оправдания.

Только те, кто находят красивое

и в промокшем, и в серо-изношенном,

могут ржавую скуку под ивами

превращать в золотые горошины;

перекрашивать серое в красное,

безнадёжное делать удачливым,

в жемчуга одевать несуразное,

а осеннее ─ в летне-прозрачное.

Научусь избавляться от нудного,

перестану искать оправдания

и ещё раз у ветра попутного

одолжу молодое желание.

***

Вместе…

Мы ежедневно собирались вместе

три раза в день за маминым столом.

Под вечер младшим доставались песни,

а кто постарше, убегал тайком.

И умещались под единой крышей

десятки «Где?», «Зачем?» и «Почему?»,

два молчуна, красавица и рыжий,

что не давал покоя никому.

Мели снега и вырастало время

из распашонок, ссадин и обид.

Пришла пора менять юлу на стремя.

И вот по полю молодость летит

на край земли за счастьем и удачей,

за горизонт от общего стола…

И невдомёк, что больше не заплачет

та, что их вместе удержать могла.

Теперь в едино собирает радость

но чаще горе, чтобы помолчать

и ощутить, как забирает сладость

былых времён ещё одна печать.

***

Тихий Дон

Захотелось в чисто поле

на мураву-лебеду…

Что мне город? Из неволи

лучше к берегу уйду

нестареющего Дона,

к голубой его волне,

и останусь у затона

с тишиной наедине.

Или выклянчу у деда

лодку старую с веслом

и займёмся до обеда

с ней рыбацким ремеслом.

А потом с любимым дедом

мы наварим чан ухи,

чтобы каждый смог отведать

и простить друзьям грехи.

Ах, какое это чудо

наш родимый Тихий Дон!

Кто приедет, тот полюбит,

а кто видел, тот влюблён.

***

Импортное и родное

Довелось вчера подслушать

от почти большой сестры,

как она хвалила «суши»

и «кебаб» из Анкары.

Долго думал, кто такие

эти двое? Почему

имена их не донские?

В чем секрет здесь, не пойму?

Наконец, иду с вопросом

к расфуфыренной сестре,

а она мне преподносит,

что секрет, мол, в осетре.

Оказались «суши» рыбой,

а «кебаб» – мясных сто грамм.

Вот какие перегибы

изменяют пирогам.

– Не нужны чужие «суши», –

отвечаю. – Мне б, сестра,

борщ наваристый покушать…

Пусть «кебаб» ест Анкара.

***

Девичьи хлопоты

Тяжело, признаюсь, братцы,

утром в садик собираться:

платье мамино по моде

мне по росту не подходит;

туфли есть, но мама в них -

каблуки не для двоих.

Юбка мамина с оборкой

не к моей фигурке тонкой.

Вот бы модную панаму,

но её не носит мама,

а у дедушки и папы

лишь соломенные шляпы.

Ничего не подойдёт

из родительских красот,

и проблема, что вчера –

не в чем выйти со двора.

Вновь приходится одеть

детский розовый берет,

юбку серую в полоску

и жакетик мой неброский.

Так что, в садик собираться

не простое дело, братцы.

***

****

Кто вам доказывал, что можно

жить без вопросов и ответов,

мириться с пылью придорожной,

свободы истинной изведав,

тот или лгал, или вслепую

прожил полжизни и при этом

топтал бесцельно мостовую

зимою, осенью и летом.

Легко учить, трудней учиться.

Легко рассказывать, как надо

ловить заоблачную птицу

и не бояться снегопада.

Но разве можно по рецепту

влюбляться в рыженькие косы,

дарить блаженство или лепту

вносить тому, кто и не просит;

не путать сумерки с рассветом,

мириться с вымышленной ложью?

Жить без вопросов и ответов,

ну, согласитесь, разве можно?

***

Первым или вторым?

Кому-то первым повезло

в извечной гонке за везеньем

достать счастливое число

назло завистникам надменным.

Кто первый, тот неповторим

и необуздан, как цунами…

Но что плохого стать вторым

и не расталкивать локтями,

не лезть безумно на рожон,

не ждать всемирного признанья,

а просто знать, что обручён

с достойным почести призваньем.

Достался жребий стать вторым.

Но это, в принципе, неважно.

Остаться б в памяти живым,

а не подстрочником бумажным.

И в предначертанных годах,

в потоке минусов и плюсов

не отравиться б впопыхах

злодейски-язвенным укусом.

***

Время собирать камни…

Собираю чьи-то камни на пути.

Не стесняюсь нагибаться на ходу.

Невозможно чистой совести пройти

мимо глупости, разброшенной в бреду.

Пусть пугают равнодушьем валуны,

обещают ночь грядущую черней,

чтобы юные поклонники луны

не заметили разброшенных камней.

Не боюсь, хотя и знаю – за спиной

камень зависти прицелился в меня.

Чувство совести не может стороной

проходить, не замечая воронья.

Собирать чужие камни нелегко,

да и те, что сам разбрасывал вчера.

Но приходит время чистых родников.

и кому-то их поддерживать пора.

Кто-то должен восстанавливать мосты,

кушаками перевязывать сердца,

чистой совестью лечить от слепоты

равнодушную душонку подлеца.

***

****

От бессонницы и скуки – за порог.

Через улицу и в поле, на восток,

где кузнечик малахитовый продрог

и за солнышком соскучился листок.

В чистом поле неуютно и темно.

Ночь проходит, но замешкался рассвет

золотое раскрутить веретено,

а помощников достойных-то и нет.

Помогу ему, ну, как же не помочь,

если скрипку под заплаканным листком

заморозила бесчувственная ночь,

насмехаясь над кузнечиком тайком.

Если песни соловьиные в плену

и не слышно песнопенья меж ветвей,

с удовольствием за лучик потяну,

чтобы в небо возвратился соловей.

Раскручу веретено и по земле

разбегутся золотые ручейки…

Лучше к утренней прохладе, чем в тепле

до утра сверлить глазами потолки.

***

****

Видать, посчастливилось ветру

меня разбудить, и по-новой

исхоженные километры

готов перемерить подковой.

Никто не приказывал – надо

критично взглянуть на былое.

Кто знает, возможно, награды

давно заросли беленою;

дождями размыты заслуги,

и ветром вчерашним простужен,

к тому же – хозяин лачуги

навряд ли сегодняшним нужен.

Да если и так – не исправить.

Прошедшим себя не утешишь.

И нечего киснуть в канаве,

пока не лежащий, а пеший.

Досталось идти, так немедля

отправлюсь в дорогу за ветром,

пока не запутались в петли

не пройденные километры.

***

Кровавое сафари

В саванне жизнь ничто не стоит –

за шкуру больше отдают…

А как хотелось бы покоя

гривастым львам в своём краю.

Идёт охота на пернатых,

перо сегодня – капитал…

А страус помнит, он когда-то

на чай подружек приглашал.

Последним зебрам нет покоя.

Не углядишь – и их убьют.

В саванне плач звериным воем

и не найти птенцам приют.

Слоны на грани вымиранья,

а сколько у жирафа бед…

Решатся как-нибудь пираньи

пустить злодеев на обед.

И вряд ли стоит удивляться,

что браконьер и есть злодей…

На всей земле возьмёмся, братцы,

за руки, чтоб спасти зверей.

***

****

Надо вспомнить – был собою

в этой жизни неуёмной?

Был и пулей перед боем,

и осиновым в приёмной;

занесённым снегопадом

и трепещущим бутоном,

беспричинно виноватым

и униженным поклоном;

непричёсанно-бездомным

и блестящею обновой…

Но самим себя – не помню

в ежедневности суровой.

Если не был, кто виновен?

Как и все, иду по краю.

Быть бревном в шеренге брёвен,

что поделать - привыкаю.

А хотелось бы в дороге

хоть бы раз в году – весною,

побывать, как перед Богом,

без ролей – самим собою.

***

Вечер детства

Обычный вечер, как вчерашний.

По расписанию, привычно,

садилось солнце возле пашни,

и пел кузнечик мелодично.

Темнел окрас на небосводе.

Ленивый кот спешил погреться.

Петух у дома верховодил…

Но учащённо билось сердце.

Оно боялось, что на завтра

изменит кто-то расписанье,

и утро, по условьям жанра,

не встретит птичье щебетанье.

Боялось сердце, что оладьи

к столу с утра не подоспеют,

а ночью бабушкино платье

из дома вынесут злодеи…

Боялось сердце… Ох, боялось

вдруг повзрослеть. И не хотелось

встречать степенную усталость

и недоверчивую зрелость.

***

Поминки по сединкам

На три стороны тропинки

разбежались, и один

загрустил я на поминках

первых собственных седин.

В пору слёзы лить, не льются.

Что оплакивать – года?

Разобьётся день, как блюдце,

и по новой чехарда.

Кто-то снова будет мчаться

по тропинкам, у меня ж

в доме ласковое счастье

и хоть скудный, но багаж.

Что жалеть? Назло сединам

за вчерашний день налью,

выпью рюмочку и чинно

поклонюсь календарю.

На три стороны тропинки

пусть бегут – чего жалеть?

Счастье личное в косынке

не позволит мне стареть.

Никуда бежать не надо,

Пусть года сквозь решето…

Нам бы в доме нашем ладно

продержаться лет бы сто.

***

****

Нелегко обойтись тем, что есть…

Почему-то всегда не хватает -

то под солнцем не проданных мест,

то весны улетающей стае.

В холодильнике полном – саке,

за вечерним столом – генерала,

«краснюка» в пересохшей реке,

и в желудок вмещается мало.

Не хватает дождей январю,

октябрю – расцветающей вишни,

прихожан городских - звонарю,

да и он в мегаполисе лишний.

Что имеем, не можем ценить.

Нам бы то, что блестит у соседа,

да к тому же сосед – знаменит,

а тебя не уважит победа…

Зависть с жадностью вечно вдвоём.

Им простора всеобщего мало -

рай блаженный бы слопать живьем,

только жаль, что не выросло жало…

Обойтись тем, что Богом дано,

так легко, лишь в отеческом крае

был бы мир. Почему всё равно

каждый день ерунды не хватает?

***

Неповторимое мгновение

Между прочим, смотреть интересно на то,

что до этой минуты не видел никто –

на вечерний закат. И не верь, что вчера

точно так он спешил убежать со двора.

То вчерашний, а нынче немного другой…

И багрянца в нём больше, и тучи дугой,

и летят в поднебесье не те журавли,

и другая надежда стоит у скамьи.

Через час потускнеет вечерний закат.

Если время упустишь, то сам виноват.

Не вернётся минута, а тучи дугой

акварелью напишет под вечер другой.

Он успеет оставить загадочный миг

навсегда на волшебном холсте для других.

Ну, а ты – не успел, не заметил, прошёл,

не увидел закатом окутанный дол,

не услышал прощальную песнь журавлей

и не стало на сердце немного теплей,

потому что, увы, не заметилось то,

что до этой минуты не видел никто.

***

****

Неравнодушие невольно

мир делит в мыслях на двоих,

на невезучих и довольных,

на безразличных и родных;

на тех, с кем хочется делиться,

и тех, кто смотрит свысока

на увядающие лица

и слёзы грусти старика.

Мир балансирует на грани

мечты наивной и беды,

между рассветностью багряной

и утром новой суеты.

Пробел, и он же - середина.

Но как найти её, и кто

сведёт двоякое в едино,

сплетя святое полотно?

А как хотелось, чтоб двоякость

не посягала на пробел,

не подавая повод плакать

тем, кто невольно поседел.

***

Почти сказочное

Болото уже высохло, но верю,

что забредёт кудрявый удалец.

Последний, кто остался по поверью

поклонником страдающих сердец.

Что квакнуть заплутавшему при встрече?

Чем удивить – болотом иль собой?

Как убедить, что брошена на плечи

гнилая шкура проклятой судьбой?

А молча ждать – останешься в девицах.

То сказки обещали – подберёт.

Коль рожа не подходит для царицы,

боюсь, что выйдет всё наоборот.

Надеюсь, что читал когда-то сказки

и знает, что завистливый злодей

запрятал на болоте синеглазку

от ярких и богатеньких людей.

Поверю сказке и влюблюсь в рассрочку

последний раз, и не жалея сил,

взберусь на распрекраснейшую кочку,

да квакну так, чтоб сразу полюбил…

***

****

Надоел потолок. Может, бросить его и уехать

в комариную даль, где часы никуда не спешат,

где ночует в дупле добродушное старое эхо

и мешает заснуть голосистый квартет лягушат.

На три ночи сбежать от изнеженной скуки диванной,

от оконных распятий уехать на парочку дней

к заповедным ручьям и траве золотисто-шафранной,

что душе почему-то тюльпанов садовых милей.

Может, птицей крылатой умчаться от едкого шума,

городской кутерьмы и завистливых злых языков,

чтобы сутки хотя бы о вечных проблемах не думать

в заповедном краю не рождённых ещё мотыльков.

Так и быть – убегу. Послезавтра, а может быть позже

от наваристых щей и душистого кофе сбегу.

Если сердце в плену, то душа, несомненно, поможет

встретить новый рассвет на пришедшем из детства лугу.

Из берлоги обойной на запад, восток или север.

Хоть куда - на часок, лишь бы там не спешили часы,

а причудилась юность в смешном лягушачьем напеве

и сверчки, как вчера, повторяли друг другу «merci».

***

Победим короназмея!

Из гвоздей или из стали,

Бог нас ведает – живём.

Да и верить не устали,

что нам вирус нипочём.

Не нытьём, а добрым словом,

общим «лайком» под строкой

мы поддержим тех, кто скован

угнетающей тоской.

И не важно, что словами -

если искренность в них есть,

электронно, между нами

зазвучит благая весть.

Переборем, одолеем!

Вместе, дружно, без нытья

победим короназмея

и услышим соловья!

***

Чудо-страна

Ах, эта чудная страна -

в ней всё до края.

Здесь даже истина верна,

и пахнет раем.

Волкам хватает (повезло),

и овцы сыты.

Приносит счастье ремесло,

а не корыто.

Емеля трудится в поту

(забыта печка),

сплавляя чудо-красоту

по горной речке.

Здесь даже Леший не в пруду,

а на балконе,

и Кот учёный ерунду

не пустозвонит.

В стране той каждому нальют,

кто не попросит;

бесплатно выдадут приют,

коль свалит осень.

Под чистым небом все равны -

не до печали.

И нет названья у страны…

Чтоб не мешали.

***

****

И перечить им не хочется –

толку мало в болтовне,

но безликие пророчества

на столетья – не по мне.

Не по мне и предсказания

от бабулек-повитух.

Мудрость истины в Писании

изложил святейший Дух.

В нём давно уже изложены

и маршруты, и пути

по пустыне обезвоженной,

чтобы к истине дойти.

Только веровать, что сбудется;

не грешить, творя добро,

по весне и по распутице,

и под снежное крыло.

А гадать на предстоящее

толку мало, видит Бог…

Пережить бы настоящее,

чтобы с честью за порог.

***

Старому другу

Не хнычь, мой старый друг, держись.

Мы невезучие, но всё же…

До горизонта длится жизнь

и путь к нему наш не проложен.

Назло предчувствию – дойдём.

Пусть этот путь уже не длинный,

его протопаем вдвоём

по буеракам и долинам,

по ржавым лезвиям ножей,

по перевязанным канатам,

где дружба всё-таки важней,

чем золотые займы свата.

Пройдём достойно по кривой.

До горизонта путь недолог.

Пока всевышнею рукой

нас не запрятали под полог,

не напрямик, а через боль,

через разлуки и потери…

Прошу, мой старый друг, изволь

не закрывать от мира двери.

***

****

Вот оседлать бы Малую Медведицу,

сбежав тайком из сонного гнезда,

и гарцевать, пока не обесцветится

в лучах зари Полярная звезда.

Прильнуть щекой к пушистому созвездию,

помолодеть на прожитую жизнь

и, не боясь рассветного возмездия,

умчаться на ночь в сказочную высь.

Преодолеть и звёздную распутицу,

и неприступность Млечного Пути -

пока бутон рассвета не распустится,

успеть ещё раз юность обрести.

Пускай во сне, пускай на пару часиков,

зато опять - в наивную весну,

где междустрочье признанного классика

не позволяет во время заснуть.

Где ворожит над юностью Медведица,

где улетает сердце в никуда,

и до сих пор влюбляющимся верится,

что лишь для них Полярная звезда.

***

****

Сравнивать не с чем - меняется время.

Вещи стареют, а взгляды тем паче.

Не пригодится забрало для шлема,

и ничего оно нынче не значит.

Суть уходящего душу волнует.

Шпаги забыты, мечи заржавели.

Падают цены ночных поцелуев,

но дорожает цена колыбели.

Крика не меньше – не видно итогов.

Радуга та же - другая прохлада.

Слёз безнадёги по-прежнему много,

только, как в прошлом – кому это надо?

Жизнь по спирали, но те же проблемы.

Те же дороги, и сравнивать не с чем.

Новому легче по старенькой схеме,

только душевному в схеме не легче.

Пусть тяжело, но привыкли бороться.

С опытом прошлого в будущем проще:

Бог даст - увидим, как мудрое солнце

ночь уходящую в речке полощет.

***

Ультиматум желаниям…

Который день твержу желаниям:

«Последний раз по вашей прихоти».

Но утром вместо покаяния

сверлят головушку на выходе.

Не переделать,

                         не избавиться.

За прошлый день руками держатся.

Но все крылатые – лукавицы,

а что бескрылые, те беженцы.

Не обращать на них внимание?

Но что за жизнь без удивления,

без майской ночи ожидания

и вездесущего сомнения?

Пока живёшь, чего-то хочется.

На новый день душа надеется.

Желанье в доме - полуночница,

а за порогом – чья-то крестница.

Растёт с годами сострадание,

заносит прихоти метелица…

Но ультиматуму желаниям

и самому уже не верится.

***

Ангелам-хранителям

Ангелы, жизни хранители,

вымерив на день маршрут,

снова пройти не хотите ли

с теми, кто еле идут?

Вы охраняли от страшного

в прошлом их, в этом году

под впечатленьем вчерашнего

строем они не пройдут.

Силы не те и возможности…

Душу съедает намёк:

срок человеческой годности

в мире живущих – истёк.

Крылья бы им довоенные,

молодость прежнюю, чтоб

не зарастал от забвения

их перемёрзший окоп.

Чтобы увидела улица

тех, кто умеет в строю

молча идти и не хмуриться

на неудачу свою.

Тех, кто с военными рангами

к павшим, на пару минут…

Помните, милые ангелы,

люди недолго живут.

***

****

Раздавали, но не нам.

Обещали - для кого-то.

Мы же рвались к облакам,

обливаясь жарким потом.

И хотелось нам успеть,

не отстать от знаменитых,

но сверкающая медь

поднималась выше свиты.

Рвали крылья и пешком.

А куда – не понимали,

пробивая кулаком

стены выцветшей морали.

Разбросали, разнесли,

распороли, но не сшили.

Появились короли

без особенных усилий.

Кто хитрее, тот успел.

Кто наглее, тот устроил

в новом царстве беспредел

разукрашенных «героев».

А за ними - я и ты,

кто по-прежнему мечтает

из банальной суеты

в поднебесье с птичьей стаей.

Кто не ноет, а идёт,

кто привык за жизнь бороться,

не стесняясь взять в полёт

увядающее солнце.

***

****

Отечество… Родное? Не совсем…

Ни те уже просторы и границы,

опасный дождь из чёрных туч струится,

и масса необузданных проблем

гуляет в доме.

                     Чем их усмирить?

Как возвратить зелёные поляны,

и дождь грибной под радугой румяной,

и ту одну связующую нить?

Из прошлого остались города.

Но окна в них нацелены на запад,

а хамству на вчерашнем нацарапать

любую скверну - просто ерунда.

Так, где моё Отечество, и чем

оно меня сегодня укрывает?

И смогут ли спешащие трамваи

спасти от необузданных проблем?

На все вопросы мне же отвечать,

дожди грибные возвращать дубравам,

закручивать разболтанные нравы

и вдохновлять молоденьких девчат.

А как иначе? Это же мой дом.

Отечество. Конечно же, родное.

Идёт оно по терниям со мною,

и только с ним осилю я подъём.

***

****

Обещают снова лето

без дождей и гроз,

комариное либретто

и ночной невроз.

Вечерами не прохладу,

а разгул жары,

вместо выстиранных радуг

танцы мошкары.

Обещают?

                Ну и что же?

Август впереди.

Маем рано бы итожить

летние дожди.

Доживём, а там увидим.

Может быть, ветра,

дабы август не обидеть,

дождь пришлют с утра,

а вечернюю прохладу

принесут стрижи…

Ждать грядущего не надо -

лучше бы дожить…

***

Мне закат бы…

Если дурно душе, и когти

запускают в неё драконы,

не трави своё тело дёгтем,

провожая закат оконный.

Лучше из дому, в чисто поле,

в ночь кромешную, вне сомнений,

от жестоких когтей неволи

на душистый простор весенний;

к мотылькам золотым и вязам,

где всю ночь на зелёном ложе

ты с драконом не будешь связан -

он луною давно низложен.

Не люблю я закат оконный…

Мне бы тот, что рождает крылья

и несёт, вопреки законам,

над родимой землёй ковыльной;

окунает в мечты и лечит

от недугов и безнадёги…

Мне закат бы, с которым легче

уходить по земной дороге.

***

Безумные семнадцать

Простите за безумные семнадцать,

за локоны, сводящие с ума

ту, кто ещё не может целоваться

и верит многоточиям письма.

За молодость, прошу вас, не судите.

Промчится – не заметишь,

                                    а пока

летит она по собственной орбите,

сшибая по дороге облака.

Не слушает, не верит и не видит.

Не разум побеждает, а весна.

Но ветреность – попутчица обиды,

пока в неё наивность влюблена.

Увидит и научится, но позже.

Сегодня же играется с огнём

тот, кто и мыслить правильно не может

ни вечером, ни в полночь и ни днём.

Когда-нибудь он спустится с орбиты

и сможет совершенство обрести.

Ну, а пока… семнадцать не судите,

а пожелайте доброго пути.

***

****

А жизнь проходит, остаются

её поступки и дела:

осколки брошенного блюдца,

перо пробитого крыла,

вокал безумца, пантомима,

круги на пагубной воде,

и что прошло однажды мимо

в твоей измученной судьбе.

И понимаешь слишком поздно,

что не уйдут, как не верти

ни поцелуй зимы морозной,

ни боль обиженной груди;

не перемерить путь сначала,

не пережить судьбу с нуля…

Недаром юность умолчала,

что слишком круглая земля.

А в ней цветы и увяданье,

перо пробитого крыла,

твои надежды и желанья.

Но жизнь проходит… И ушла.

***

****

Живу тобой и этим днём.

Мир остальной плетётся рядом.

А мы не первый год вдвоём

плетём из нитей звездопада

судьбу свою,

                         и на двоих

хватает нам тепла и света,

соседей добрых и плохих,

прохлады жареного лета,

опавших дней календаря,

друзей у тёплого камина…

И счастлив,

                    честно говоря,

что в этой жизни мы едины,

что лишь тобою довелось

болеть в простуженные зимы,

что никогда не ждали слёз,

а потому – неуязвимы;

что не бежали за толпой,

а шли по хлопьям снегопада…

Что жизнь свою прожил тобой,

пока мир плёлся где-то рядом.

***

****

Что было - когда-нибудь вновь повторится.

В другом измерении, в дне приходящем.

Появится новой строкой на странице,

а может быть, почкой в стареющей чаще.

Вернётся к другим соблазнительный вечер

и влюбчивый месяц вчерашней эпохи

обнимет крылами дрожащие плечи,

чтоб снова услышать знакомые вздохи.

Что было когда-то –

                            дождём возвратится,

опустится пухом рождественской ночи,

а месяцем позже – растрёпанной птицей

назло тем, кто холод всемирный пророчил.

И лето сто раз повторится,

                                            и осень.

И будет апрель сотни раз наряжаться,

во сне возвращаться из прожитых вёсен

летящие в юность твои восемнадцать.

Приходится жить и под солнцем палящим,

и в снежных пустынях, где царствует вялость,

но вовсе не страшно, что в дне приходящем

проявится то,

                   что когда-то случалось.

***