Народа почитание - та сила,
Которой царь противиться не смел,
И в день Архистратига Михаила
Филиппу он возглавить повелел
Богослуженье, как митрополиту.
Царь уважал в Филиппе прямоту
И твёрдость. Что душа того открыта...

"Спокойствия жаль с ним не обрету.
Да, решено, проститься он с народом,
Воздав хвалу защитнику Руси.
Обяжет он меня своим уходом,
А у царя ещё достанет сил".
*
Воистину сей огнезрачный воин,
Что воинством своим руководит,
Защитником Руси быть удостоен
И нашу землю от врагов хранит.
Так Бог велел! Блюстись церковной ниве
Сим стражником. Архангел Михаил
Нас делает сильней и терпеливей,
Соратник церкви против тёмных сил.

Стать язвами в душе успели раны.
Их лишь Филипп пытался врачевать,
Но... Тут явился Алексей Басманов
И сразу стал царя увещевать:

- Филипп твоей пренебрегает волей,
Доколе будет он мутить народ?
Ты, государь, ему же всё мирволишь,
Когда пора бы сделать окорот.
По что на службу допустил в соборе?

Воззрился, сдвинув брови, царь в ответ
Тому в лицо:
- Филипп хоть не покорен,
Митрополита днесь другого нет.
По что встреваешь? Без тебя, сам знаю,
Как мне с митрополитом поступить.
Филипп пока народом почитаем,
Я не могу врагом его явить.
Вот грамота церковного собора,
Филиппу после службы и зачтёшь.
В народе чтобы не было раздора,
Его лишь опосля ты заберёшь.

Басманов, пятясь, вышел из палаты,
В руке сжимая грамоту:
- Грядёт
И для Филиппа час его расплаты.
Услышать должен приговор народ.
Народ... Людишки! Своё место знают.
Нет выше государевых людей! 
Да я и сам ужо хожу по краю -
Мне б не лишиться головы своей, -
Боярин оглянулся воровато:
- Пока здесь Пимен, встретиться бы с ним,
Поелику пустеет свято место,
Вдруг Пимена царь предпочтёт другим.
*
Но мысль царя уже предвосхитила
Мечтания любимца своего -
Митрополитом выбрал он Кирилла:

"Заглядывать не надо далеко.
Увещевать не нужно было старца -
Был Троицкий архимандрит в летах, -
Воспримет государя аки агнца,
Покуда в нём преобладает страх.
Он не захочет участи Филиппа.
В архимандрите того стержня нет,
Податлив он, да и душою хлипок,
С меня не будет требовать ответ.
Послушным быть епархам и вельможам?
Где Византия? Где её цари?
Погибнуть так же, став на них похожим?
Чтоб нами завладели дикари?
И в том ли благочестие, кто скажет,
Злодеев чтобы не держать в узде?
Бог мой судья! И Он меня накажет,
Когда на Страшном встану я суде.
Несу свой крест. Москва, став Третьим Римом,
С предтечами антихриста окрест,
Предательством, изменой слишком зримо
На будущем поставить может крест.
ФИЛИПП был прав? Нет! Только аз! Едино!
Поставлен Богом! Мне держать ответ! 
Под груз грехов свою подставлю спину.
Кому мне верить, коли веры нет?
Басманов, пусть и знатный воевода,
Последне время что-то стал мутить.
Как в шахматах, знать наперёд два хода,
А лучше боле, дабы победить".
*
Собор Успенский полон был народа.
Главенствовал Архангел Михаил,
Явившийся земель своих с обхода,
И службу в честь себя сей час он зрил.
Филипп, пока митрополит московский,
Всея Русии, службу отправлял.
Народ на главной площади кремлёвской
Перед собором тоже шапки мял.
Как в душу, настежь, у него открыты
Ворота, и он делится душой -
Течёт наружу глас митрополита,
Неся народу радость и покой...

(продолжение следует ) 

Собор Успенский полон был народа.
Главенствовал Архангел Михаил,
Явившийся земель своих с обхода,
И службу в честь себя сей час он зрил.
Филипп, пока митрополит московский,
Всея Русии, службу отправлял.
Народ на главной площади кремлёвской
Перед собором тоже шапки мял.
Как в душу, настежь, у него открыты
Ворота, и он делится душой -
Течёт наружу глас митрополита,
Неся народу радость и покой.
Но... раздаётся лошадиный цокот
И чёрных государевых людей
Людской встречает недовольный ропот,
А те уже покинули коней.

Басманов с сыном, со своею стаей
В собор заходит, потеснив народ.
Его приезд, конечно, не случаен
И что-то нехорошее всех ждёт.

"Пади! " - и дровни подъезжают к храму
И перед ними двое верховых.
Пополз тут ропот семо и овамо,
Вопрос застыл немой в глазах людских.

Вошед, боярин Алексей Басманов
Приблизился к Филиппу, рядом встал.

- По что так непочтителен ты к сану?
По что священнодействие прервал?

Боярин, ухмыльнулся, брови сдвинул,
Вплотную подошёл к тому почти:

- Собор церковный не тебя ль низринул?
А ну-ка, Фёдор, грамоту зачти.

И свиток он поднял над головою,
Его чтоб видно было в храме всем
И прошептал:
- Не по дороге нам с тобою,
Филипп, - сквозь зубы завершив, - совсем.

Басманов Фёдор, развернувший свиток,
Встал в позу, ногу выставив вперёд,
Слова как будто сеял через сито,
Бросая взгляд порой - внимай народ! 
Соборный приговор о низложении
Митрополита без запинки чёл.
Святительское сняли облачение
С Филиппа, бросив перед ним на пол
Потёртую, разодранную рясу:
"Давай, Владыко," - помогли надеть.

Терялось эхо - нет Филиппа гласа,
А так ему хотелось порадеть.

Филипп молчал - свою другую щёку
Он подставлял царю: "Готов - ударь!
Душа твоя подвержена пороку".

Но этого не ожидал и царь:
Басманов, обещание нарушив,
Филиппа у народа на глазах
Бесчестил... и царю он плюнул в душу,
Забыв, быть может, что такое страх.
*
Царь снял с доски лодейную фигуру:
- Ты кем себя, боярин, возомнил?
Пришла пора и снял овечью шкуру?
Давно уже ты так меня не злил.

Но дёрнулась рука:
- Покамест рано.
Не он Филиппа - я приговорил.
Живи покуда Алексей Басманов.
Пора пришла, митрополит Кирилл.
*
Надевши рясу, гнали как злодея
Филиппа прочь из храма, а народ
Смотрел на это, заступить не смея,
И провожал Филиппа до ворот.
На площадь выйдя, тот увидел дровни
И в них под ругань был посажен он.

"Жаль только, не хватает в них жаровни,
Колдун бо будет всё одно сожжён".
"Царь приказал?"
"Да слышно, будто хочет.
Собор признал Филиппа колдуном.
Игуменом быв Соловецким, точно
Слыхал не раз я, колдовал он в нём".

Пред дровнями, дорогу расчищая, -
Народу доставалось и плетьми -
Ругательства Филиппу изрыгая,
Переставала стража быть людьми.
Ругмя ругать поносными словами
Вельми у государевых людей
Филиппа получалось, даже сами
Дивились те - язык-от без костей.
И с мётлами они бежали сзади:
"Нечистый, сгинь!" - и заметали след.
Веселия ли своего лишь ради?
Но замели попутно и ответ.
 
Не кончено судилище дотоле -
Вину Филиппа царь определит.
Собор церковный? Всё лишь в царской воле,
Всё будет так, как государь решит.

Филиппа заключению быть вечным -
Был вынесен Собором приговор.

"Ты прав, Филипп, но не могу беспечно
Смотреть, как правдой ты несешь раздор.
Опричнина нужна мне, аки сила
Способная бояр держать в узде.
Не могут быть на небе два светила.
Прости, Филипп, иначе быть беде".

И ноги в деревянные колодки
Забиты у Филиппа, в кандалах
Железных руки - разговор короткий.
Сколь сгинуло уже в монастырях?

Никола Старый**, выбранный вначале
Филиппу, диво свету смог явить -
Чудесным образом с того оковы спали,
О чём и поспешили доложить
Царю, который только усмехнулся:
"Я так и знал, что правда за тобой.
А я хорош, на правду замахнулся!
Но мне ужо не ведом страх земной".

Боярам вслух сказал совсем другое:
- Се чары сотворил изменник мой.
Забыть о нём! Оставить ли в покое?
Везут пусть в Отрочь монастырь Тверской.
Так зримо здесь сочувствие народа,
А град Москов так любит бунтовать.
Бунт и... покорность - вот людей природа.
Но есть и те, кто может со... страдать.

***

Там, за окном, вновь ожила ворона...
А может, ворон? Что скорей всего.
"Карр," - выплюнул за рамою оконной.
Рвёт клювом душу где-то глубоко.
"Карр" это снова раздаётся хрипло -
И вырван из души ещё кусок.

"Куски души моей он отнесёт Филиппу?" -
И эта мысль ударила в висок.

"Тем и живёт. Ждёт токмо покаянья,
Когда он завладеет всей душой.
А мне в остатней жизни лишь терзанья.
В живых оставить?.. Душу упокой...
Нет, не могу..."

"Карр" - и ещё кусочек.
Царь ворона не хочет прогонять.
В глазах темно и... души в виде точек,
Как звёзды, тех, кого уж не поднять.

"Забыть о нём? Или в живых оставить?
Я целый год не поминал о нём.
Его преемник не мешает править.
Но чую - не по-Божески живём.
А и'наче ужо и не умеем,
Бо пожинаем с вами то, что сеем...".

===
*Помале (устар.) - немного спустя, в скором времени. 
**Никола Старый - Николо-Греческий монастырь (иначе Никольский монастырь) в районе Китай-города в Москве.

ГОЙДА! 

5. МЕСТЬ ЗА ИСТИНУ БЕРЯ, или
ХОД КОНЁМ.

Изношена душа, её обноски
Молитвою пытаясь укрепить,
Поклоны клал до шишек царь московский.
Неистов был - лишь так умел он жить.

Неистов был во всём - в делах греховных,
В служении Богу - отмолить грехи.
Любви жены, Марии Темрюковны,
Лишь не желал - другие петухи
И петушки её топтать готовы, -
Он к ней остыл, уж больно горяча.
Не евнух сам, но под ночным покровом
Была она, как остриё меча.
Душой не отдыхает - обессилен -
С Марией царь... А не она ли зло?
И вспоминает он Анастасию
Всё чаще... От души не отлегло.

Царицы страсть - безудержность потопа.
Не будешь ли сей страстью ты убит?
Собачья преданность и волчья злоба -
Напиток сей не крепок - ядовит!
Царь ведал про конюшего с царицей,
Черкешенку который приручил
И дикой страстью что сумел напиться,
А не упиться - доставало сил.

Молился царь, округу тешил звоном
Он, у колоколов рвя языки,
Клал Богу до заноз во лбу поклоны,
Неистово замаливал грехи.
Замаливал, но не хотел отмыться -
В реке кровавой крови не отмыть...
Она была... Была! Одна царица,
Которая могла гнев остудить
Своею кротостью, своим смиреньем
Неистовства была его сильней.
Негромким словом, а не повеленьем
Остановить гнев удавалось ей.
Анастасия! Чья покорность - сила,
Которая ломала царский кнут
Немилости о ласку - так любила.
Любовь такую помнят, берегут.
Сошли с душевных ран его пусть струпья,
Но иногда заноют вдруг рубцы,
Вдох невозможно сделать полной грудью -
Впиваясь в сердце, рвут куски щипцы.
Судьбы подарок, аще не от Бога,
Была Анастасия для него.
Была! Любила! Значила так много...
Убили же!.. Оставив одного.
Наследниками всё же одарила:
Ванюша, Федя! Нет, он не один.
Боярская измена погубила
Её... Бояре... Клином выбив клин,
Приходится захлёбываться кровью -
Никак не успокоитесь до сих...
Привержен стал дворянскому сословью,
Себе готовя верных псов цепных.
А коли что не так, то и не жалко,
Лишь поскрести по весям, городам,
Порою пусть перегибая палку,
Зато даря надежду молодцам.
Верна царю опричная дружина -
В огонь и в воду ради, для царя.
Он восхотел перешибить хребтину
Боярам, месть за истину беря.

А Темрюковна - воплощенье страсти.
Да пусть бы так, когда бы было так.
Черкешенка же возжелала власти!
И Фёдоров*, тот тоже не дурак -
На трон воссесть! Когда бы не Малюта -
Глаза и уши у того везде, -
То свечка эта не была б задута
И быть бы неминуемой беде.

Иван Васильич помнил эту встречу,
Приехал как из слободы к жене,
Большим поклоном не был той привечен,
Когда уже поднялся в терем к ней.

- Мария, здравствуй, что не привечаешь?
Аль я тебе уже не господин?

Согнулась та.

- Как, без меня скучаешь?
А может быть, для скуки нет причин?

Тоска! Тоска душила  государя -
Её он видел чёрные глаза,
Такая и отравою одарит
И... выпьешь же, не сможешь отказать.
По-доброму царица разбабела,
Но это не испортило ничуть
Её - красивым, ярким стало тело,
Да красотой царя не обмануть -
Не видит в нём Мария господина,
А только ждёт, нутром вся трепеща,
Когда псари на шею вервь накинут
Царю и, ну тянуть, зубами скрежеща.

- Как, государыня, спалось? Сказали,
Бессонницей ты будто извелась, -
Слова елеем у него стекали:
- Ты лучше б о о здоровьице пеклась.
Я слышал, из тебя хворь выводили
Седьмицу как тому?

- Прав, государь.
Болезнь случилась, знахарки тут были...

- Надеюсь, что не оскудел твой ларь?

Что за болезнь, Иван Васильич ведал -
Травила баба у себя дитя,
Которого им с нею Бог-от не дал,
Конюший же, пожалуйте, шутя.
Завидовал царь своему холопу.
Царице ласково, с ехидцей, не грубя,
Бо не было в нём почему-то злобы:

- Тогда с выздоровлением тебя.

А взгляд скользил, ощупывал фигуру.
Пусть признавался он себе не раз,
Что жаждет он кипящую натуру
Черкешенки, её горячих ласк,
Но не огнём, скорее теплотою
Ему хотелось тело остудить,
Распаренное жизнью и покою
Отдаться, в нём печали утолить.

- Спасибо, государь, на добром слове, -
Царица, пряча взгляд, отозвалась.

Желание же родником буровит
Внутри, там где-то, даже не спросясь.

Сумел перебороть в себе царь чувство:
На Божью Матерь перевёл глаза
И умерло желанье, стало пусто:

- Я вот, царица, что хотел сказать:
Пришёл к тебе, Мария, за советом.

Та брови подняла свои:
- Вот как? 

Бывал, но редко мягкотел царь где-то,
Сейчас же так и вовсе волколак**.
Тут за советом - к ней, а не к кому-то!
Такого не припомнит отродясь.

- Тут супротив меня родилась смута.
Не ведаешь ли ты о том, царица?.. Ась?

И в этом "ась" - ответа, мол, не слышу -
Угроза для неё заключена.
Как ей не ведать, коль сама и пишет
О том, что с мужем близится война
И ей нужна князей земских поддержка.
Уж сколько согласилось с ней князей,
Но это для неё всего лишь пешки,
А Фёдоров... Вот главный из ферзей.
Князьям довольно будет места в Думе,
Челяднину же уготован трон.
И сей боярин вовсе не безумен -
Таких ведь любит, как царица он,
Чтоб поострей была, да поперчёней,
К тому ж конюший - главное лицо
Вслед за царём и здесь не посторонний.
Сияет, как пасхальное яйцо.

- С изменщиками делать что, царица?
Совет я твой желаю получить.

Личины друг на друга, а не лица
Смотрели.
Улыбнулась та:
- Казнить!

Конюшего судьбу решив тем самым,
Сама ещё не ведая о том,
Ещё не понимая сути драмы...

Иван Васильич сделал ход конём!    
===
*Фёдоров - Иван Петрович Фёдоров-Челяднин -
боярин, конюший, воевода у царя Ивана IV.
**Волколак - оборотень.

ГОЙДА! 

6. ДО ВРЕМЕНИ БЫВАЮТ ЯЗВЫ СКРЫТЫ...

Царь промолчал, лишь скрежетнул зубами
И посох сжал до белизны в руке -
Пришёл к нему с плохими новостями
Скуратов. Словно грязь на сапоге
Разглядывал, в глаза царю не смея
Взглянуть..., но всё же голову поднял.

- Опять Владимир? Так я разумею? -
На букве "е" царь показал оскал:
- И будет говорить, что мне он верен?
Вот! - царь как будто только ждал того,
Вокруг себя оглядываясь зверем,
Но как слепой, не видя никого.

- Вот! - повторил, в Скуратова ткнув пальцем:
- Скажи-ка, что волынец там наплёл!
А то мне говорят: "Царь, не печалься".
Да за такие новости на кол!
Не про тебя, Григорий, я толкую, -
Малюту успокоить поспешил:
- О, Господи! Будь не помянут всуе.
Судьбу Филиппа Пимен же решил.

- Он, государь. И стать митрополитом
Желал посля, да выбран был Кирилл.

- До времени бывают язвы скрыты.
Их вывести - опять же сколько сил.
А братец жидок. Это всё бояре,
Да мать его, пусть и в монастыре
Сидит она, но в спину, жди, ударит.
Не знаю сам, в какой ещё дыре
И схоронить её. Был добр и допреже -
Сколь раз прощал и брата я, и мать.
Они же внове. Блюдо мести свежим
И не остывшим нужно подавать.
Ему опять же воинство доверил
И в Астрахань отправил. Петухом
Сел на насест и распушил он перья.

Малюту подозвал к себе кивком:
- В Коломну поспешай-ка ты, Григорий.
Хотя... Пока гонцов к нему пошли, -
И тут блеснула искра в царском взоре,
Как будто кто-то в нём раздул угли:
- Бо государю нужен неотложно,
Одной Коломны хватит для него.
Ай-яй, Владимир, как неосторожно.
Зарвался, брат, не видишь берегов.
А ты, Григорий, с молодцами вкупе,
Ему устрой приём до слободы.
Людишек поспрашай. Те, что уступят,
Из царских рук получат за труды.

Скуратов понимал с полунамёка:
- Исполню, государь, всё, как велишь.
   
"Пока жив братец, будет с ним морока.
Не всякий раз за ним и уследишь.
Иван Васильич, наконец, решился
Сам извести змеиное гнездо", -
В душе Скуратов-Бельский веселился:
"А то прощал, не доводил всё до...".

- Дозволь напомнить, государь, о Петьке.

Царь разрешил Скуратову кивком:
- Си чернецы мне хуже горькой редьки:
Один учил, другой - измену в дом.
Ты не молчи, ты говори, Григорий,
Что Пимен там содеять восхотел.
Покладист больно был и мне покорен,
А сам себя всё для чернец радел.

(продолжение следует ) 

Взмыть к небесам - уже привычен путь.
Но снова что-то там пошло не так...
Сердец нестройный участился такт -
Мы у земли и... пламенная жуть!

И чёрный дым затмил небес простор,
И выло пламя, но брандспойт молчал...
Нам воздуха! Воды!..
Горит свеча -
Частица их - взошедших на костёр...

МЫ ДОШЛИ ДО МАЯ! 

Я дошёл до Берлина,
Пропахал пол-Европы,
Подрывался на минах,
Загнивал я в окопах.

Начинал на границе,
Начинал отступая.
Но не мог я смириться –
И дошёл я до мая.

И за все эти годы
У земли брали силы.
Звёзды шли на погоны,
Звёзды шли на могилы.

Нас живых хоронили,
Рваных нас зашивали –
Мы ещё злее были,
Злее мы воевали.

И железо горело,
И земля оплавлялась.
Но солдатское тело
Здесь, как сталь закалялось.

Жернова Сталинграда
Наши жизни мололи;
Из кромешного ада
Шли на минное поле.

Пёхом мы прошагали
Тысячи километров,
Занесённых снегами,
Продуваемых ветром.

Не было середины,
Ни конца и ни края,
Но дошли до Берлина
И дошли мы до мая!
******

- О Пимене волынец пишет прямо,
Что хочет тот предаться королю -
Псков, Новгород. Они пусть и упрямы,
Но чтоб свободу продавать свою.
Там есть, кто хочет с ляхами стакну'ться,
И Пимен их на то благословил.
О государе стоит заикнуться,
Так Володимир ему боле мил.
Тому Коломна и была примером, -

Взглянул он на реакцию царя -  
Тот губы сжал, лицо же стало серым.

Сквозь зубы:
- Так меня благодарят?
Ступай, холоп, и делай, как решили.
С Владимиром тебя жду в слободе.

Откинулся на троне: "Изменили.
Опять. Опять быть на Руси беде", -
Прикрыл глаза: "Опять мелькают души,
Как точки. Светят. Сколько их уже?
И вопиют... Закладывает уши.
И сколько можно думать о душе?"

- Уйдите все! - крик выгнал всех за двери.
- Вы тоже, - к рындам повернулся, - прочь!

"Кому? Кому мне остаётся верить?
Глаза закрыть... Хочу увидеть ночь.
Беззвёздную. Господь, дай мне терпенья!
Не отмолить при жизни мне грехи.
Но в душу всё летят, летят поленья -
В ней пламени играют петухи.
Душа горит... Нет, не горит - пылает.
Покаяться? Ещё придёт пора.
Московский царь не грозным не бывает -
Народ не ищет от добра добра.
И промыслом лишь Божиим осмыслить
Могу всё то, что я сумел свершить,
Бо Богу видно всё с небесной выси,
А мне... Мне остаётся здесь грешить.
Простить могу ли - мать, Анастасию?
Но продираюсь аки через лес.
Не должен я потворствовать бессилью
Души своей, бо я богат, как Крез.
Ужели нет подстать Анастасии
Красавиц и... с такою же душой?
Клич стоит только бросить по Руси и...
Вдовцом пока побуду год-другой," -
 Царь бороду огладил, ухмыльнувшись,
Себя представив в образе вдовца.
Закашлялся, вдруг с памятью стакнувшись:

"У грешных дев воды не пить с лица.
Обзавестись успею я царицей,
Пока же я душ девичьих лишь жнец...
Всё боле, окаянному, мне мнится,
Что я наполовину уж чернец.

(продолжение следует ) 

ГОЙДА! 

ПЕСНЯ-ПЛАЧ ДУШИ ИОАННА ВАСИЛЬЕВИЧА. 

Не для тебя луга в лучах рассветов
Алмазным крошевом полны.
Венки любви из собранных букетов
Не для тебя же сплетены.
Не для тебя теперь мои подарки,
Мои желанья, мой покой,
Душевный трепет мой в объятьях жарких
Не для тебя, а для другой.

Не слышу я уже в лесу кукушки -
Она убита злой рукой.
Года застыли на лесной опушке,
Где ты не встретишься с зарёй.

Не для тебя в саду кусты сирени
Свой разливают аромат.
И я, крестясь, молюсь, встав на колени,
Не для тебя, а был бы рад.
Не для тебя столы мои накрыты,
Вином и яствами полны,
В карету кони те, что бьют копытом,
Не для тебя запряжены.

Прости меня, прости, Анастасия,
Что я не смог тебя сберечь.
Перед судьбою злою я бессилен,
Не защитил тебя мой меч.

Не для тебя месть, ты бы всех простила,
О кротость разбивая гнев.
Твоей души коснулась Божья сила -
Не для тебя гореть в огне.

А для тебя - от Бога благодати,
Святого Духа драгоценный дар.
И в этом милосердие снискати
Лишь для тебя... Тебя, но не бояр...

Срывает время-ветер листья лет
С твоей, всё оголяющейся, кроны.
Всё меньше их, встречающих рассвет -
Сурова жизнь, а у неё законы.

Рисунок детства: дерево судьбы,
Насажена на ствол где шапка кроны -
Тобой трон жизни занят без борьбы,
Горит на небе золото короны.

И как богато дерево листвой,
Проклюнувшейся из набухших почек.
Когда нибудь очиститься душой
Поможет сила изумрудных точек.

Минует год и будет сорван лист,
Как в омуте он, затерявшись в прошлом.
А время-ветер, признанный стилист,
Разгладит крону, лишь слегка тревожа.

А может и сорваться, как с цепи,
К земле клоня, пытаясь вырвать с корнем.
В себе надежду с верой укрепи,
Платя годами, но не став покорней. 
******

Звон...

Ты продолжаешь быть!

К***

Молитва...

О, Господи, надеюсь, что услышишь!
Осознанно взываю, а не вдруг.
Та радость, что ниспослана нам свыше,
Собой украсит душу, милый друг!

Мы женщинам преподносить букеты
Привыкли с незапамятных времён,
Но как-то ближе и желанней где-то
Для них нераспустившийся бутон...
Который ждёт назначенного часа,
Что будет знать тепло лишь этих рук,
И, распустившись, жизнь собой украсит,
И сделает прекрасней мир вокруг.
Господь, дозволь бутону распуститься!
Рукой своей напасти все отринь!
Цветок, который радостью случится,
Одарит счастьем женщину!
                                                       Аминь!

С тобой мы не сгорали в жаркой страсти,
В единое мы так и не слились.
Разбитые сердца..., но это к счастью,
Которым нас и наградила жизнь.

Два наших сердца - для любви сосуды,
Что были до краёв уже полны, -
Разбили, как обычную посуду
Мы, за собой не чувствуя вины.

Так было предначертано судьбою -
Лишь встреча, но не более того...
Но это  омут - небо голубое...
И места мало в нём для одного.

Глаза боятся и слабеют ноги
От этой бесконечной глубины,
Что стала недоступною для многих...
Мы за собой не чувствуем вины.

Бывает взгляда одного довольно,
Что опрокинет голубую высь,
И этот омут поглотит невольно,
Разбив твою на до и после жизнь.

А две души, две равных половины
В единую при встрече сведены
Любовь встречаем, ставшую причиной
Для зависти, не чувствуя вины...

Завидуют обычно от бессилья,
Когда душа закрыта и черства...
А Ангел только расправляет крылья
И шепчет нам заветные слова.

И в небо взмыли две счастливых пары -
В удел им были небеса даны.
Поднимем же наполненные чары
Мы за любовь..., не чувствуя вины...

Века пролиты мной на полотно.
Они ли будут взяты за основу?
Писать легко порой бывает, но...
Всё соскребаешь, начиная снова...
Подскажешь ли очередной сюжет,
Устами, мне представшей незнакомки,
Что вновь проснулась через сотни лет,
В сознание входя виденьем ломким,
Что бросила под ноги мне канву,
Клубок вложила путеводной нити:

- Входи, не бойся, в первую главу,
Героем стань предложенных событий!

Века... Века остались за спиной,
Сомкнулись их тяжёлые гардины...
И я уже сам становлюсь - герой,
Собою же написанной картины.
Скребком мне не коснуться полотна -
Всё началось! И резать по живому,
Когда канва сюжетная видна?
Всё началось, не будет по-другому.

Я помню свой старинный гобелен -
Дань временам, - расписанный дворцами,
Гром битв, побед... или почётный плен,
Интриги мир, сокрытый за стенами.

Старинный замок, тень былых веков,
На полотне моём встал обновленный,
Ордой не взятый вражеских полков
Дом рыцаря, дом мужа вожделенный.
Над рвом разлуки был опущен мост
И по нему уже стучат копыта.
Тебе одна из мириада звёзд
Сиянием души своей открыта.
И крылья вырастают за спиной,
Блеск глаз твоих расцвечивает вечер.
В который раз, прощаясь со стеной,
Летишь ты благоверному навстречу.
Но сдерживаешь всё-таки порыв -
Должна при слугах быть ты госпожою.
Душой ликуя: "Слава Богу, жив!
И в этот раз прошла смерть стороною".

Шаги слышны, позвякиванье  шпор,
И шелест платья - твой порыв навстречу,
Распахнутый и вожделенный взор,
Платок слетевший, оголивший плечи.
Вернувшийся супруг, участник битв,
Стяжавший в них себе успех и славу,
Услышавший слова твоих молитв...
Вернувшийся... Вернувшийся по праву!
Закончивший очередной поход,
Стряхнувший пыль земли обетованной,
Обретший вновь небес родимых свод,
Знакомый запах родины туманной.

Как часто ты стояла на стене,
Пытаясь вдаль, за горизонт, проникнуть...
Года разлук... Не по твоей вине.
Но к ним ты так и не смогла привыкнуть.
Глаза цеплялись за любую тень,
Которую сопровождал шлейф пыли,
Но... пройдена ещё одна ступень -
В года дни месяцами уходили... 

Не смогли мы встретиться весною...
Слишком коротки у лета ночи -
Пролетели над тобой и мною...
Осень только нам открыла очи...

Полюби! Полюби меня осенью!
Отогрей мою душу ласками!
Тёплых слов для меня ты стань россыпью!
Мир укрась мой  волшебными красками...

Не смогла весной ты стать моею,
Не смогла ты воплотиться в лето...
Осенью твоей я заболею,
Выбежав навстречу неодетым...

Полюби! Полюби меня осенью!
Отогрей мою душу ласками!
Тёплых слов для меня ты стань россыпью!
Мир укрась мой  волшебными красками...

Ты меня своей цветастой шалью
Из листвы, прижав к себе, укроешь...
За спиной оставив грусть с печалью,
Дождевой водой меня умоешь...

Полюби! Полюби меня осенью!
Отогрей мою душу ласками!
Тёплых слов для меня ты стань россыпью!
Мир укрась мой  волшебными красками...
******

Оживает душа, сердце бьется,
Чувствам сразу так тесно в груди.
И мелодия тёплая льется:
"Оставайся и не уходи...".

И с тобой мы пройдёмся по лужам,
Взявшись за руки, пусть даже дождь...
Зная то, что кому-то ты нужен...
Зная то, что кого-то ты ждёшь...

Оживает душа, куролесит,
Хочет глупости делать порой,
Только шторами окна завесит,
Ожидая вновь встречи с тобой...
******