Форум

( поэтические размышления на тему калорийности, витаминизированности и разумной жирности. Исполняются с иронией. Сопровождаются элегантным зеванием и ароматическим рыганием)

Посвящаю моему лучшему другу и другу всех несчастных детей, парикмахеру-диетологу Гарьке Сэ Вездесущему

Эпиграф:

- Это время гудит – БАМ-М-М-М-М-М-М-М!

НА просторах крутых – БАМ-М-М-М-М-М-М-М!

И планета Земля повертается к нам-м-м-м-м-м! –

( песня по железную дорогу и таких же железных дорожников)

Обожаю я кушать коклеты,

А ещё я люблю холодец.

Чтоб обмазав его тёртым хреном,

Заглотить целиком и вконец.

И неплохо затем выпить водки,

Чтобы сразу воспряла душа.

Закусить водку можно селёдкой,

Только с водкой селёдк хорошА!

Очень важно умело питаться,

Пить кефир по утрам и на сон.

И рыгать чтоб при этом поменьше,

Неприличен рыгания стон.

Ты не думай, что если на морде

Три подбрудка жирнющих висят,

Этот факт говорит о здоровье,

Как сказал мине дед Ениват.

А ещё он, собака, поведал,

Что варёны бычачьи хвосты

Повышают мужчинскую силу

И вообще придают красоты.

Может, врал. У него не заржАвит

Чтобы запросто что-то соврать.

С детства он балагур-пересмешник.

И некой родила его мать!

Птички в небе, кружася, летают.

Я сижу за столом, не спеша.

Пожираю коклет с сковородки,

И светлеет от счастья душа!

(поэтическое посвящение. Исполняется глумливо-торжественно. Сопровождается только что куплеТой гармошкой, взамен той, которую разорвали на тёщином дне рождения)

Посвящаю, конечно, ему, моему самом лучшему другу. А кому же ещё! Больше некому! Только он один и достоин нашего всеобщего уважения, внимания, пронзения, сожаления и презрения!

Эпиграф:

- Птица счастья завтрашнего дня!

Прилетела, крыльями звеня!

Выбери меня, выбери меня,

Птица счастья завтрашнего дня!

( Коля Гынатюк. Песня о птичке)

Гарька, пыльная собака,

Колбасу на кухне жрёт.

У него довольна морда

И измазан жиром рот.

Глазки скользкие сощурив

И мурлыкая, как кот,

ЗапихАет в свой едальник

Тридцать пятый бутерброд!

Понимаете в натуре?

Где же сытости предел?

Или этот жрун колбасный

В самом деле охренел?

Объяснение простое:

Колбаса ему мила

Потому что наворован

Сей продукт со склада на.

Стощен ночию глухою,

Под покровом темноты,

Через свалку у аптеки,

Где заросшие кусты.

Склад тот – мясокомбината,

Знает Гарька тайный ход.

По нему он регулярно

Колбасу до дома прёт.

И никто его не ловит!

Да попробь его поймай!

Он же скользкий, словно угорь,

Этот славный раздолбай!

(элегический экзерсис. Исполняется воодушевлённо. Сопровождается яростной игрой на мандолине)

Посвящаю моему лучшему другу Гарьке Сэ, этому трогательному покровителю животных, астрономов, парикмахеров и злостных алкоголиков

Пробежал в подъезд бульдог,

Слюни с морды виснут.

Ты его не вздумай пнуть

Или в ухо свиснуть!

Он, не гавкая, тебе

В игодиц вцепИтся.

 Хрен его ты отрвёшь

С мяса игодицы!

Очень грозен этот зверь!

Страшная порода!

Беспощаден, словно лев,

Храбр как три урода.

Лучше кошку заведу,

Милое созданье.

Иль не кошку, а кота,

Нет, не в наказанье!

Буду шерсть ему чесать

И по морде гладить.

Он ж, мурлыкая, начнёт

Под комодом гадить.

И в  помойках чтоб не жрал

От колбаски шкурки.

Вот уж будет красота!

Хотя кругом окурки….

(элегическая поэма номер восемь. Исполняется задушевно. Спровождается тоже задушевно и даже с ностальгическим трудовым надрывом)

Посвящаю всем любителям нашей трогательно-трепетнОй и совершенно беззащитной природы, в первую очередь, конечно, несравненному и благородному Гарьке Сэ, любителю режима

Посажу я у дома берёзку,

Стану нежно её поливать.

Привяжу я к берёзке Трезора,

Никакая чтоб мерзкая .лядь

Не смогла её ствол опохабить

Свой гнустною .лядской мочой,

Иль берёзку мою заломати

Под покровом ночИ темнотнОй.

Пусть там лучше Трезорка резвится!

Сцыт и серит, схраняя покой.

Он же друг мне, любимый животный!

За берёзку Трезорка горой!

В следущ.год у берёзку вкопаю

Две скамейки и стол на столбе.

Будет где нам с Гарюхой присесться

После дня трудового в ходьбе.

На столе мы разложим закуски,

И бутылки поставим всерёд.

Прошуми нам лисьЯми, берёзка!

Мы же с Гарькой трудящий народ!

На заводе мы пашем, как слОны,

На своих карусельных станках.

Ж.пы в мыле, вспотевшие шеи,

И коляется что-то в пахАх.

После смен трудовых под берёзкой

Восстановим упадок души.

Хороша ты, родная берёзка!

Ты и дальше над нами маши!

Пусть растёт, колосится берёзка!

Наливаются силой сокА!

В небе птички над ею летают,

И до смерти четыре шага!

(ностальгически-восторженная поэма во славу жизни и торжества нонешней политики цэка капээсэс. Исполняется с никому не понятным триумфом и восторженным ужасом. Сопровождается военным оркестром и курсантским хором с раками и сраками)

Что за давка в магазине?

Может, там кого-то бьют?

Не, не лупят: по дешёвке

Ливерушку продают!

Хороша она, осклизла,

Из бычачьей требухи.

Про неё поэт кудрявый

Сочинять готов стихи.

Вот стоит он, чёрт гивастый,

И похож на Бармалей.

Ливершука стоит нонче

Двести трицать пять рублей!

А народ вопит от счастья!

Радость! Жизнь благодать!

Неужели ливерушка

Стоит двести трицать пять?

Нет, такого быть не может!

Не толкайся, не спеши!

Неужели только снится

Это пиршество души?

Закуплю щас три котелки,

Побегу быстрей домой.

То-то нонче засандалю

Праздник в жизни трудовой!

(Жалко, хрен не дешевеет

И батон укупишь хер.

Всё равно я их не брошу,

Потому что пионер).

(игровой экзерсис на совершенно вольную тему. Исполняется непонятным голосом. Сопровождается яростным сморканием в только что постиранную штору на окне)

На суку сидит ворона,

У вороны нос крючком.

Почему трусы сегодня стоят

Тысячу рублей?

Бабка глупая Прасковья

Спьяну пляшет на столе.

А чего же не плясать-то,

Если выпить есть исчо?

Злой барсук бежит из чащи,

А за ним – колючий ёж.

Я попил сегодня водки.

С нефти гонют, что ль, её?

Електрички отменили

И сломали паровоз.

Ну, и хер бы с ым, с движеньем!

У меня коклета есть!

На помойке злые кошки

Подрались из-за кота.

Почему сосед Егорка

Невозможна сволота?

Гарька в лес пошёл под утро,

Не вернулся до сих пор.

Может, встретил там кого-то?

Может, даже медведЯ?

В колбасе нашёл я гайку,

А в батоне – ржавый гвоздь.

Интересный получИться

Должен мой наутро кал!

(патетическое. Исполняется  предельно мужственным голосом. Сопровождается отнятой у тёщи балалайкой)

Кто не пьёт с утра кефирий,

Тот чудак и лоботряс.

Не добьётся он успеха,

Потомушт кладёт на нас!

Маму тоже он не любит

И не любит он жену.

И детишки горько плачут

Что, зачем и почему.

И вообще, он очень черствый,

Пребездушнейший подлец!

Жрёт лапшу, свинячью ногу,

Борш, сметану, холодец.

Нам с таким не по дороге!

Мы кефирий пьём с утра!

Потому и ждёт нас счастье,

А не эта сволота!

(элегически-истерическое. Исполняется решительно и безвозвратно. Сопровождается демонстративным уличным распитием прямо на глазах у участкового)

Эпиграф:

- А я снимусь сам и приведу сниматься маму!

( герой Георгия Буркова в фильме Эльдара Рязанова «Зигзаг удачи»)

На помойке грызутся собаки,

В джунглях диких ревёт носорог.

Гарька Сэ, мой товарищ  несчастный,

Как ТАКОЕ придумать ты мог?

Как же ты на ТАКОЕ решился?

Кто мозги тебе сбил набекрень?

Нет, не верю, что сам учидился

На такую, грыбёнть, хренотень!

Ты одумайся, Гарька! Послушай!

Стань как прежде! Тебя позовут!

На помойке грызутся собаки,

И издох в зоопарке верблюд.

(элегантно-задорные четверостишья. Исполняются испуганным меццо-сопрано с добавлением слова «ух!». Сопровождаются оскорбительными высказываниями, которые  в относительно культурном обществе стыдно произносить)

Посвящаю одному моему верному товарищу. Его зовут, конечно же, Гарька Сэ! Он такой кудрявый, просто страсть! А как его девки любют! Прям натурально хватают, собаки, за все интимные места! Он уже из-за этого и трусы перестал носить! Всё равно же рвутся каждый день!

Колбаса была зелёной,

Был зелёным помадор.

Как ещё живу на свете –

Удивляюсь до сих пор!

В переполненном трамвае

Кто-то плюнул в ухо мне.

Нахира такая радость!

Лучше буд пешком ходить!

В нашем славном магазине

Сахер стоит сто рублей.

Отхлебались сладко чаю.

Переходим на кефир!

В дома семь соседка Глашка

Бойко гонит самогон.

Вот собака! Взятку, что ли,

Участковому даёт!

У соседа Енивата

Есть в роду четыре брата,

И четыре есть снохи.

Морды словно утюги!

Гарька Сэ – подлёдный ловщик,

Рыбу ловит в эр Ока.

Там, на лёде, литру мало

Для согрева рыбака!

(поэтический экзерсис. Исполняется, мило улыбаясь и тихо восхищаясь. Сопровождается тёщиной балалайкой)

Посвящаю моему лучшему другу Гарьке Сэ. Он так любит природу, как никто не может ничего полюбить! Если только алкоголь во всём его восхитительном многообразии!

Эпиграф:

- Какая гадость эта ваша заливная рыба!

( из кинофильма)

В пароходе для экскурсий

Мы плывём по эр Ока.

Берег справа, берег слева.

Два мордатых мужика

Ловят рыбу. Вот собаки!

Любят, что ли, рыбов жрать?

Если нечего им делать,

Шли бы в поле погулять!

Там понюхали б цветочки.

(А в саду нюхнУт сирень!)

Только нет! Они, собаки,

Ловят рыбу целый день!

И несчастной .этой рыбе

Я никак не помоги!

Ведь её, поймав, нажарят

Иль наварят с ей ухи.

Вот же варварство какое!

Я дрожу как стрекоза!

Выпить, что ль, скорее водки,

Чтоб не видели глаза

Это дикое бесстыдство,

Погубление природ!

Вот стакан, а вот – бутылка.

Где же этот бутерброд?

Вот он, с сыром, с колбасою,

Но не лезет писча в рот.

За каким я ток садился

В этот драный пароход!

(поэма. Исполняется смачно, возможно, даже с рёберным хрустом. Сопровождается духовым оркестром и свежим пивом со свежими со сраками)

Посвящаю ему (а кому же ещё!), этому великолепнейшему человеку, скромняге и труженику, астроному и парикмахеру, агроному и подлёдоловщику, гастроному и любителю ливерной колбасы, и вообще – другу, соратнику и почти что брату. Жив в веках, дружище Гарриман! Мы помним тебя всегда, везде, накой и за каким!

Кто идёт широким шагом,

Свой щербатый щеря рот?

Это Гарька возвращаетц

Из удачного поход!

В магазин ходил, в «тридцатый»,

Ливерушки там купил.

И теперь шагает гордо,

Преисполнен  чувств и сил.

Закричал, меня увидя:

« Ливерушку будешь жрать?

Ты тогда беги быстрее

На квартиру номер пять!

К Дуське, грёбаной торговке!

Самогон вчера гнала!

Литр бери, никак не меньше

На серьёзные дела!

От неё - к минЕ вприпрыжку,

Аппетит на растеряй!»

И заржал удачной шутке

Этот славный раздолбай!

Два разА просить не надо.

Я стремительн, как олень!

Суну ноги я в галоши,

Сдвину шапку набекрень

И помчусь быстрее ветра,

Потому что я такой!

Поддержу Гарюху-друга,

Если хочет пир горой!

Не нужны нам с им коклеты

Или фрукты ананас.

Ливерушка – вот закуска!

Нету слаще ей для нас!

Окуни её в горчицу,

Положи неспешно в рот

И почувствуй наслажденье!

Или сделай бутерброд

С чёрным хлебом благородным…

Что задумался, шельмец?

Где ты, Дуська с самогонкой?

Дверь открой мне, наконец!

Может, Генка к нам зайдётся,

Может, Боцман вместе с ним.

А за ними вслед припрётся

Алкоголик Никодим.

Сядем рядом, выпьем дружно,

Ливерушку станем жрать.

Хорошо сидеть с друзьями!

Даж не хочется гулять!

(элегантный поэтический экспромт при открытой форточке.Исполняется решительно. Сопровождается игрой на бубне)

Посвящаю моему самому лучшему другу. Он знает ВСЁ!

Кто так зверски матерится?

Кто орёт на всех подряд?

Это Гарька, парень славный.

Он ни в чём не виноват!

« Всех убью и всех зарежу!

Тварям всем устрою мрак!».

Как убьёт, кого зарежет?

Ведь по нраву он – добряк!

Премилейший алкоголик!

Астроном и друг детей!

И к тому ж эстет с младенства,

ФилосОф и брадобрей!

Просто голос очень громкий

У Гарюхи-добряка.

Уж простите за такое

Брадобрея-чудака!

Он проспится, снова станет

Тихим, мирным и скромнЫм.

Свой железный ножик спрячет

В назиданье молодым.

Ну, а если всё ж в запале

Он пырнёт кого-то вдруг,

Всё равно не обижайтесь:

Людям он – первейший друг!

С кем по пьянке не бывает!

Ошибается любой!

Так чт не очень возникайте

Вы с претензией своЁй!

( энергичная песнь любви и гнева. Исполняется стоя или сидя, но пока ещё не лёжа. Сопровождается стонами и раками)

Посвящаю одному моему лучшему другу, астроному-рукодельщику,  поклоннику творчества Епифана Пикассо

Эпиграф:

- Радостный строй гитар,
Яростный стройотряд.
Словно степной пожар,
Песен костры горят. –

( Николай Гынатюк. Песня про яростный)

Я нажрался сегодня селёдки,

Пива свежего много попил,

И от этой питательной писчи

Ощутил приливание сил.

Это вам не кефиром упиться,

Заедая куском колбасы,

Чтобы дальше в толчке туалэтном

Заседать, не надемши трусы.

А с селёдка лишь силы приходят,

С пива радость грудЯ разопрёт.

И томленье душевное бродит,

Благодарно глядишь на народ,

Что вчера вызывал раздраженье

И хотелося грубо послать,

Или даже по морде заехать

И кому-то нагадить в кровать.

Я сейчас блинов нажруся

И нажруся колбасы,

А потом надену гордо

Ненадёваны трусы.

Белоснежную рубашку,

Галстук модный, в цвет волны.

Нонче праздник превеликий!

Все довольны и милы.

Масленница, Масленница!

Праздник хоть куда!

Веселитесь, граждане,

В юные года!

В парк пройду. Народ гуляет.

Морды красные вокруг.

Все прекрасно понимают

Величавости досуг!

Каруселии кружАтся,

У пивной толпится люд.

С зоопарка ходит гордо

Двухгорбатовый верблюд.

Масленница, Масленница!

Праздник, блин, труда!

Веселитесь, граждане!

Пейте лимонА!

А домою возвратившись,

Я доем последний блин

И улягусь на диване.

В телевизоре грузин

Мне споёт про горн. вершины,

Про орлов и «Мимино».

Оч. хорош сегодня праздник!

Натуральное кино!

Масленница, Масленница!

Будь со мной всегда!

Мне с блинами – радости!

Без блинов - беда!

Скакал олень по кукурузе,

Рога ходили ходуном.

А в это время  Гарьк весёлый

Махал, потея, топором.

Он нарубил уже вязанку,

Исчо нарубит целый воз.

Ну, как ж таким вот не гордиться

Его родимому колхоз!

Олень скакает, Гарька колет.

Пожрать бы щас мясных коклет.

Потом помыть с шампУнем уши,

Пойтить пройтитсыть в сельсовет.

Узнать про пенЗию какуя,

Прибавка будет ли порой.

На речке рыба нерестится,

Олень скакает под горой.

Чего ему? Ведь он с рогами!

В ём весу, может, сто кило!

А Гарька так же всё махает…

Ему, Гарюхе, веселО!

Нарубит, сложит, водки выпьет,

ГрудЯ могуче распахнёт.

Народ пойдёт с покоса, скажет:

«Красив же Гарька, сучий кот!»

 Посвящаю Вове. А ещё – моему лучшему другу Гарриману Сэ. Он тоже любит!

Написал я Гадюкину Вове

Три письма и послал бандероль.

В бандероли той много моркови,

Хрен с блинами, в сметане фасоль.

Кушай, Вова! Блином насыщайся!

Этот праздник, всегда он в веках!

И народ наш задорно смеётся,

Все с блинами, и весь он в блинах!

Можешь даже и румку в заглоте

Пропустить в пищевод поутру.

Не смущайся, Вован, аппетитом!

Я и сам поклоняюсь блинУ!

Кушай сытно! Питайся блинами,

Их в сметану радушно куная!

Будет морда твоя расширяться,

Как у деда тваво Ермолая!

Меня в конце сентября призвали, сорок первого года.  Сначала не призывали, потому что я с рождения глуховат и вижу не очень, но как немец начал к Москве подходить, тут уж  не до выбора было, вот и взяли.

         Да… Определили в пехоту. Отвезли нас к каналу Волга-Москва, сказали: окопы копайте. Выкопали, а нам говорят: вот здесь, на этих славных рубежах, значит, и держитесь. Ну, чего ж? Надо так надо. Стали держаться. И всё ничего было, когда немцы просто так наступали, без танков. А вот когда в самом конце ноября их танки попёрли, то тут худо стало. Мне-то ещё повезло: на второй день, как эти танки появились, осколком два пальца на правой руке перебило и контузило, да так сильно, что я сначала даже сознание потерял. 

         Из госпиталя в начале января выписали, уже сорок второго – и в обоз. Продукты  возить, снаряды, патроны… Нет, ничего, жить можно, хотя обозников, бывало, тоже убивали, особенно если под самолёты попадёшь.

         Да только меня Бог и здесь миловал. Уцелел я, хоть и тоже иной раз в такую кашу попадал, что думаешь: ну, всё. Откатался-отвоевался. Сейчас он из тебя сито делать будет. А вот видишь ты – выжил! Судьба. Да…

         И кобыла у меня была, Пачкой звали.  Смирная такая, но бестолковая. Её из какого-то колхоза к нам пригнали, она же к мирной работе привыкшая - а тут совсем другая обстановка. Тут что человек, что животное, всем соображать надо! А она не соображала. Бывало, головушку свою опустит и идёт себе и идёт. А куда идёт – ей без разницы. Два раза меня на нейтралку вывозила, хотя, чего уж греха таить, сам был виноват, задрёмывал на телеге.  Уж и к командиру нашему ходил, товарищу лейтенанту Ениватову. Заберите, говорю, меня от этой Пачки. Увезёт к немцам! А он хоть и молодой был, а крикливый – страсть! Как начал меня матом полоскать! Ты, орёт, спи поменьше, а на лошадь нечего сваливать! А ещё раз завезёт, я тебя под трибунал отдам, что ты хотел нарочно к немцам сдаться, да ещё с полковым имуществом в виде лошади и телеги! Да…Комсомолец был, молоденький. На щёках ещё пушок детский пробивался… Убили под Брянском, в начале сорок третьего… Там, горюна бедного, и похоронили…

         А меня в конце сорок третьего на Белорусский фронт, в трофейщики определили. Тоже неплохая работа, тоже не на передовой, хотя и недалеко. Я и там тоже чуть под  трибунал не попал. Везло мне на эти трибунальские дела!

         А случилось вот чего. Было это уже под городом Рогачёв, считай, в Белоруссии. Наши Днепр форсировали, бои были тяжёлые, а мы трофеи собирали, их там навалом оставалось, после боёв-то. И у одного немца (то есть, не у живого, а, конечно, трупа) мне часики приглянулись. Хорошие часики, луковкой, на железной цепочке! Очень солидные, прям хоть сейчас в кино! Ну, я их за пазуху-то сунул, думал: война кончится, домой в деревню вернусь, вот уж тогда перед девками похвастаюсь! А  командир команды нашей, тоже лейтенант, такой же, как и покойный Ениватов,  молоденький и крикливый, увидел. Как трофей собирать закончили, подзывает меня и говорит: ну, чего, сукин кот? Мародёрничаешь? А какое ж это мародёрство, если немцу тому часы уже без всякой надобности? А он в ответ аж затрясся! Вы, говорит, рядовой Протопопов, ещё и возражать пытаетесь? И сержанту нашему, Завальнюку: срочно часы у Протопопова, меня, то есть, изъять, составить акт, что хотел прикарманить, а не сдать, как положено, под общий список для нужд Красной Армии. И эту составленную бумагу сей же момент отправить в трибунал. Вот ведь чёрт глазастый! Как будто нарочно за мной подглядывал!

         Но только опять судьба ко мне не боком повернулась: рано утром через деревню, где наша команда остановилась, немцы шли. Я уже потом, в госпитале узнал: диверсанты, хотели мост железнодорожный взорвать. Местные, деревенские, нас в избы в ту ночь не пустили, так что в церкви пришлось заночевать. Вот как раз на эту церквушку фашисты прямиком и выскочили, а командир наш, который мне трибуналом грозился (он очень любознательный был, из московских студентов)  в это время как раз на колокольню полез. Вот, значит, и вылез, как раз под ихнего снайпера. Мы внизу только слабый такой хлопок услышали, и почти тут же – бац! Лейтенант наш сверху летит, с  аккуратной такой дыркой во лбу. Целкий тот немец оказался! С одного выстрела начисто положил – а там всё-таки расстояние…

         Нет, мы хорошо отстреливались! Их-то хоть и человек двадцать было, а нас всего пятеро (то есть, уже четверо), но они-то на улице, а мы – за церковными стенами, да трофейного оружия у нас целая подвода. А стенки раньше в церквах, знаешь, какие были?  В четыре кирпича, а то и в целых пять! Правда, когда они уже под окна подобрались, и гранаты в них кидать начали, тогда да, тогда скучно стало. Я уж опять подумал: всё, теперь уже точно отвоевался. Хоть в  церкви помру, и то благостно, что не в чистом поле.

         Да видать, Господь меня крепко на примете держал. Опять не дал сгинуть: часть шла на передовую, по большаку. Услышали выстрелы и к нам свернули. Так что я и товарищ мой, Коля Карнаухов (видишь, сколько лет прошло, а фамилию помню!), живыми остались. А ещё двоих наших, Вовку-моряка из Одессы и Завальнюка, сержанта, немцы успели побить.

         Вот так вот и провоевал. Ничего геройского. Домой вернулся с одной только медалью «За оборону Москвы». Да мне и хватит! Чего я, за что награждать? Всю войну по обозам да трофеям… Не война –малина…