Из телеграфа Любаша вышла взволнованной. 
         -Как же так? – размышляла она, - только снова обрела сестренку, думала, что вот теперь они все вместе дружно заживут, можно сказать, одной семьей, а здесь получается совсем ни так, как она мечтала. Надюшка  ей сейчас нужна, как никогда. С такими мыслями Любаша даже не заметила, как подошла к храму.

 Женщина перекрестилась, зашла в церковь. Купив свечи, она подошла к иконе Пресвятой Богородицы, именуемая,, Утоли моя печали” и стала со слезами молиться. Чем больше Любаша молилась, тем тяжелее становилось у нее на душе.

 Бедная женщина разрыдалась. Здесь к ней подошел отец Иаков и подал стакан со святой водой.
-Возьми, Любаша, попей, легче станет. Расскажи, что произошло?
Женщина перекрестившись, отпила немного воды и продолжая всхлипывать, стала говорить:

-Батюшка, да я даже сама не знаю, что и говорить. Понимаете, я чувствую, что над нашей семьей нависло что-то тяжелое и страшное, чувствую и сделать ничего не могу. 

Дома меня, мои домашние, перестали замечать. 
Раньше Сашенька без моей сказки спать не ложилась, а теперь на ночь сказки ей читает папа.

 Я так ждала сестренку, чтобы с ней поговорить, посоветоваться, а им предложили там работу и дали хороший дом. Свой дом Василий переписал мне, только зачем он мне? Я в своем – то доме, в последнее время, забьюсь как кошка в угол, чтобы ни кому не мешать и сижу.

Батюшка, покачав головой, спросил:
-Давно это у вас такое происходит?
-Вторую неделю. Может быть у Антоши другая женщина появилась? За что он со мной так? Может его лучше расспросить обо всем?

-Не спеши, посмотри еще дня два, три. Вдруг, тебе это только показалось? Но дочку без материнского присмотра не оставляй. Молись. И я молиться о вас буду. Господь все расставит на свои места. Ступай  с  Богом.
Батюшка, благословил Любашу и она успокоенная, пошла домой.

 А дома ее встретили как – то через, чур, суетно. От нее не ускользнул испуганный взгляд Сашеньки. И чрезмерная радость мужа.
-Что случилось, у вас все в порядке?
-Да, конечно, а почему ты спрашиваешь?

-Потому-что, мне кажется,  здесь что-то произошло!
-Абсолютно ничего, родная, успокойся. Да, доченька?
Девочка при этом молча опустила голову.

-Просто наш кот потерял свою подушечку и задал нам такого реву, что пришлось для него искать его пропажу. Ну, а у тебя как дела? Зачем Надюшка с Василием тебя вызывали на переговоры? Как они там отдыхают, когда домой приедут?
- Никогда.
-В смысле, это почему?

- Потому-что они остаются там жить, им предложили  работу и дали хороший дом с видом на море. А свой дом Василий отписал мне.
-Везет же им, да и нам тоже крупно повезло, такой домино отхватили! Просто замечательно!

Антон, как-то по  барски откинулся в кресле и загоготал. Раньше Любаша за ним таких неприятных манер не замечала. А может быть просто не хотела замечать? Ведь она его так любила. Странно, почему любила? 

А сейчас, что уже не любит? Ерунда какая – то, просто я очень устала и мне нужно отдохнуть. С такими мыслями Любаша машинально накрыла на стол. Позвала всех кушать. Но кроме кота опять никто не отозвался. Очередной раз она села за стол одна. Кушать ей расхотелось. 

Женщина резко встала и направилась в комнату дочери, и только она подошла к двери, как дверь распахнулась и из комнаты, на цыпочках вышел Антон. 
-Уснула, - тихо сказал он.

-Что же ты голодного ребенка уложил спать?
-Почему голодного? Мы чай с пирожками пили. Кушать она отказалась. Ты лучше расскажи, что тебе наши еще говорили?

-Да, в общем-то и все, связь была очень плохой. Я поняла, что документы на дом они уже выслали. Но я вот думаю, нужен ли нам этот дом, он такой большой?
-Глупенькая, вот именно большой! Нужен, еще как нужен! Ты, что, мать? У нас ребенок подрастает.
-Не знаю, все-таки это не наше, и мебель, и вещи.

-Да ты что? Это же мебель ручной работы! Это не мебель, это раритет! Ее лучшие краснодеревщики того времени делали! 
-Ну, и что?
-Ну, ты даешь, жена, с луны свалилась? Ты знаешь, сколько эта мебель стоит? Нам с тобой на такую мебель за всю жизнь не заработать! Теперь мы с тобой заживем. ..

Любаша осторожно посмотрела на мужа и с удивлением поняла, что перед ней сидит не ее Антоша, а какой - то чужой, совсем не знакомый ей  человек. Она будто стала прозревать и то, что она увидела, ей совсем не понравилось. Она отвернулась и посмотрела в окно, от неожиданности женщина вскрикнула.

 Любаша увидела краешек неба, которое, как ей показалось, хотел пожрать огонь. Небо светилось всполохами огня, переливаясь от желто-розового до ярко красного. Муж удивленно посмотрел на жену, подошел и увидел красивое зарево. Такую красоту ему еще не приходилось видеть, если не считать, конечно полярное сияние, ну с той волшебной красотой вообще ни что не сравнится. Немного полюбовавшись увиднной картиной, Антон с восхищением сказал:
-А зарево сегодня великолепно, жаль, что я не художник... 

 Всю ночь Любаша не спала, все думала о Сашеньке, о муже, о Надюшке с Василием. И чем больше она думала, тем больше, ей не хотелось, переезжать в новый дом. На молитву она встала, еще и пяти часов утра не было. Долго женщина стояла и  всматривалась в святой образ в терновом венце.

 Ей показалось, будто лик Господа изменился. Взгляд стал более мягким и нежным. У Любаши в сердце что-то щелкнуло, как замочек в дверце и дверца ее сердца распахнулась, и по всему телу мягкими волнами стало расходиться тепло. Тепло любви. Любаша поняла, что Господь хочет ее в чем – то  поддержать, в чем – то очень страшном.

 Еще немного постояв, она перекрестилась и сказала:
-Господи, я поняла, только дай мне сил все перенести. Дай, Господи, все выдержать!

                         продолжение следует

 

                                                
  

Любаша включила электроплиту, поставила чайник и побежала кормить Степку. Собака лежала возле будки и понуро посмотрела на женщину. Которая, ободряюще потрепала пса за ухом и сказала:
-Что, Степушка, по хозяивам своим соскучился? Все брат, привыкай, ты теперь наш. Завтра с тобой пойдем гулять. 

И погладив собаку, вся продрогшая,  вбежала в дом. Поежившись, быстро подошла к горячему чайнику, немного погрев об  него руки, налила в рукомойник горячей воды. Умываясь, она тщательно, размеренно, как краснокожий наносит себе боевой окрас, так и Любаша старалась мыльной пеной смыть с себя какую-то невидимую грязь.

 Но у нее ничего не получалось. Ей казалось, что эта грязь просто вросла в кожу. Тогда она взяла ведро с холодной водой, вышла на улицу и опрокинула его себе на голову. Степка, отскочив от хозяйки, удивленно посмотрел и впервые, в знак поддержки вильнул своим пушистым хвостом. 

-Ничего,- мол, - хозяюшка, прорвемся, где наша не пропадала?
Женщина улыбнулась и вошла в дом. Она взяла большое полотенце и стала усиленно массировать тело. Да, именно этого эффекта и хотела она добиться. Уже давно чужое и бесчувственное тело, вновь ожило, задышало и обрело своего старого хозяина.

 Любаша обнаженная упав на кровать,  наслаждалась, чувствуя, как каждая ее клеточка обретала новых сил и стекаясь в одно русло, несли ей покой и умиротворение. Уже минут семь, она лежала распластанной поперек кровати, и ей так не хотелось  о чем – то думать, куда – то идти и что – то делать.

 Но нужно готовить завтрак, собирать Сашеньку в садик и самой собираться на работу. С большой неохотой она поднялась и только накинула на себя халатик, как в комнату вошел муж.

-Любаша, мы кажется, сегодня проспали. Пожарь нам яичницу с колбасой, рассольник, что – то не хочется.
-Хорошо. Ты Сашеньку уже разбудил?
- Да,  но она попросилась еще немного полежать, говорит, что у нее болит головка.

Любаша направилась в комнату дочери, которая с закрытыми глазами лежала, отвернувшись к стенке. Мать наклонилась к ребенку, потрогала лобик, температуры, явно не чувствовалось. Но смена настроения дочери в последнее время ее пугало.

-Нужно будет завтра отвезти ее в поликлинику на обследование, - думала Любаша, глядя на Сашеньку. 

Сзади незаметно подошел Антон, обняв за плечи жену, он тихо сказал:
-Что-то она последнее время постоянно жалуется на головку, может быть ее врачу показать? У тебя на работе когда отчет, сегодня?
-Да, а что?
-Давай, я сегодня посижу, дома с Сашенькой, а завтра ты сводишь ее в поликлинику, хорошо?
Любаша посмотрела на мужа, улыбнулась и радостно сказала:
-Ой, Антоша, какой ты все-таки у меня умничка, а то я уже не знала, что и делать. Чмокнув мужа, она побежала на кухню.
 
-Но ты только не забудь позвонить мне на работу, предупреди там наших, чтобы меня сегодня не ждали. А я потихоньку буду складывать вещи для переезда. Хорошо?
-Хорошо, хорошо, мой, родной, - крикнула женщина, готовив завтрак. 

Пожарив яичницу с колбасой, Любаша позвала мужа кушать. А сама, взяв небольшой бутербродик со стола, откусила и побежала одеваться на работу. Завтракать у нее уже времени не было. Быстро одевшись, заскочила на кухню, взяла свой бутерброд и уже выбегая, она крикнула своим: ,, Я ушла’’, вылетела на крыльцо, закрыв за собой дверь.

 Сегодня она точно опоздает, чего раньше с ней никогда не было. Любаша очень спешила и  поэтому не сразу заметила, что у нее появилась одышка. И только когда огромный комок подкрался к горлу, перекрыв воздух,  и зазвенело в ушах, женщина поняла, что до работы ей сегодня уже не дойти. Она остановилась, расстегнула верхнюю пуговицу своего пальто, стала развязывать пуховый платок и вдруг, деревья закружились в хороводе, дорога поплыла и она куда-то провалилась.

 Любаша летела с обрыва куда-то вниз с такой скоростью, что захватывало дух. Дышать становилось все труднее и труднее, она понимала, что умирает. Но здесь женщина услышала мужской голос, такой родной и до боли знакомый голос… 
-Папа, папа! – закричала она.
-Да, солнышко, это я,- сказал отец, - очнись и открой глаза, тебе еще рано к нам с мамой, ты нужна Сашеньке. Крепись, родная моя, для тебя грядет тяжелое время. Знай, что мы с мамой всегда молимся о вас…

Только в палате Любаша пришла в сознание и увидев возле себя врача, поняла, что находится в больнице. Получив приличную дозу инъекций и еще немного полежав, она поднялась и стала собираться домой.

 Анатолий Владимирович, как только услышал, что Любаша опять в больнице, пошел ее навестить и столкнулся с ней уже в дверях.
-Ты куда? С ума сошла? – накинулся врач на свою бывшую пациентку.
-Анатолий Владимирович, миленький, мне домой нужно, у нас Сашенька заболела. Я дома отлежусь. Антоша сегодня взял отгул, вот он за нами и присмотрит. Вы ведь знаете, он справится. Поверьте, дома болеть легче. Вы только справку выпишите на работу, что я сегодня была в больнице, хорошо?

-Ну, что ты творишь, что творишь, а? Ладно, иди. Я поговорю с твоим лечащим врачом. Подожди, такси тебе вызову. Ох, Любаша, Любаша, бить тебя не кому и мне некогда.
-Спасибо огромное.
Женщина заулыбалась. Она знала, что если Анатолий Владимирович пообещал, значит, все сделает.

Любаша тихонько зашла домой, присела на стул. Немного отдохнув, она решила посмотреть как там Сашенька.

-Что-то тихо, наверно спят, - подумала мать и открыла дверь в детскую комнату. Женщина вскрикнула и как тигрица, защищая своего малыша, набросилась с кулаками на Антона.

 Любаша что-то кричала, била его и рвала на нем одежду. А он, пыхтя, только успевал одной рукой прикрывать свое лицо, а другой придерживать штаны. На шум и крик прибежали соседи. Перед их взором открылась жуткая картина. 

На детской кроватке, в лужице крови лежала голенькая Сашенька, и было непонятно, жива она или нет. А рядом, на коленях, со спущенными штанами, весь оборванный и окровавленный стоял Антон. Обезумленная мать, из последних сил, наносила удары своему мужу. Сосед, отодвинув одной рукой Любашу, сказал:
- А ну ка соседушка, дай я эту мразь поучу, - и схватив Антона за шиворот, стал наносить серию ударов, при этом приговаривая:
-Ах ты тварь, ты же посягнул на самое святое – на ребенка! На ангела!

Когда приехала милиция, Антон уже не мог стоять на ногах, его подхватили под руки и потащили к машине и только здесь он будто понял, что никогда больше не увидит свою семью, пробормотал:
-Девочки мои, Любаша, простите меня, я не хотел, я не думал, вы же знаете, как я вас люблю…                  продолжение следует

 

                                                 

          Трое суток врачи боролись за жизнь маленькой девочки. На четвертый день они могли с уверенностью сказать, что ей ни что не угрожает.  Слава Богу! 
  Весь район просто гудел, как улей, по поводу происшедшей трагедии. Все переживали за Сашеньку с ее мамой.

 Постоянно звонили в больницу и спрашивали, нужна ли помощь? Кровь или деньги на лечение? А Любаша только через неделю стала приходить в себя. Женщина не могла понять, где она и что с ней произошло. Но когда мать подумала о ребенке, сразу все вспомнила. 

-  Сашенька! Сашенька! Сашенька! – заметалась на постели бедная мать.
Вовремя подошедшая сестричка, стала ее успокаивать, нажав при этом на звонок, вызывающий врача. Войдя в палату, доктор тихо что-то сказал медсестре, которая сразу куда-то убежала, а сам спокойно подошел к Любаше:

-Тише, тише, успокойтесь. Мы так долго боролись за ваши жизни, а вы одной истерикой хотите весь наш труд пустить под откос. 
-За чьи жизни? Где моя дочь? Что с ней?
-Ну, вы даете, как это за чьи жизни? Конечно за вашу и вашей дочери. Она лежит в соседней палате и уже идет на поправку, а вот вы поправляться не желаете, и увидеться с дочкой, наверно, тоже.

Доктор говорил, говорил и говорил, а сам в это время вводил какие-то инъекции, которые принесла сестричка. Любаша же узнав, что Сашенька жива, а это главное, притихла и уснула. Во сне ее мучали кошмары. Тьма покрыла все вокруг и откуда-то издалека стало появляться то 
 зарево, которое она видела на небе перед трагедией. Оно своими огненными языками так и рвалось к Любаше с Сашенькой. Она уже чувствовала, обжигающий жар пламени, чувствовала, как накалился воздух и дышать становилось все труднее.
 
Прижимая к себе дочь, мать пыталась кричать, звать на помощь, но своего голоса не услышала. И тогда, перекрестившись, она стала читать молитву,, Да воскреснет Бог” и только Любаша о ней подумала, как пламя, резко стало спадать и пошел веселый дождик.

 Темнота стала рассеиваться и вдруг, сквозь эту тьму, она услышала звон колоколов. Любаша остановилась, стала прислушиваться и вглядываться. Наконец, сквозь тьму она разглядела свет, вернее лучик света и взяв дочурку за ручку, твердо пошла в его направлении. А веселый дождик все шел и шел,
 неся с собой приятную прохладу и красивую яркую радугу. Она повисла прям над Любашей с Сашенькой. Как – будто Сама Пресвятая Богородица хотела  защитить и покрыть их Своим Честным Омофором. Выйдя на свет, мать с дочерью оказались около большого храма. Там было много монахов, которые встречая, улыбались и говорили, что они давно уже их ждут…

Проснувшись, Любаша молча обдумывала этот сон. И когда в палату вошел врач, то она попросила, чтобы в больницу разрешили прийти отцу Иакову. Она хочет исповедоваться и причаститься.

-Пожалуйста, разрешите, для нас, верующих, это главное лечение.
- Ну, что с Вами поделаешь? Хорошо. Только кадить здесь нельзя, все-таки это больница. Тем более, что он сам давно ждет вас, когда вы проснетесь. Он сейчас у Сашеньки.

Батюшка, как услышал, что Любаша уже проснулась и зовет его к себе, поцеловав Сашеньку в маковку и перекрестив девочку, вышел. Зайдя в палату, и взглянув на женщину, лежащую на кровати, батюшка растерялся. Он не сразу узнал Любашу. Перед ним лежал совсем другой человек. На него смотрела обессиленная, сильно похудевшая с потухшими глазами женщина, она смотрела и молчала. Молчал и батюшка. 

Он понимал, что так долго продолжаться не может, но не мог найти нужных слов, чтобы прервать эту затянувшуюся паузу. Первая взяла себя в руки Любаша и спасла положение. Они поговорили немного о мелочах, внутренне собираясь к долгому и тяжелому разговору. Потом батюшка пошарил у себя в кармане и протянул листок бумаги.

- Вот, Любаша, возьми, это тебе Сашенька передала.
-От Сашеньки? – мать дрожащими руками взяла листочек бумаги и со слезами на глазах спросила,
-что это?
-Это она написала тебе свое первое стихотворение.
-Стихотворение? Ой, да как же это? 
И развернув листок, увидела, где детским почерком было написано стихотворение, а внизу был рисунок.                
                                                              АНГЕЛ

                                                  Солнце красное проснулось,
                                                 Всему миру улыбнулось,
                                                  Посмотрело солнце вниз
                                                  И услышало там писк.
                                                  Птички по небу  летают.
                                                  Ангел там их забавляет.
                                                  Он кружит среди пернатых
                                                  И гоняет мух лохматых.
                                                  
                                                   Эта муха соловью, 
                                                    Эта муха воробью,
                                                    Эта муха старой крякве, 
                                                    Эта муха дяде дятлу.
                                                    Налетай народ крылатый!
                                                    В поднебесной пир богатый!
                                                    Раскричались воробьи:
                                                    Чив-чирик, чирик, чив-чив!
                                                     Солнце весело смеется,
                                                     Звонкий смех по небу льется.
 Мать, прочитав стихотворение дочурки, заплакала и поцеловала листочек, где детской ручонкой старательно были выведены буковки. А на рисунке была нарисована церковь, ангел и улыбающееся  солнышко. Любаша прижала к груди подарок и сказала:
-Все, батюшка, я готова.
После причастия, отец Иаков еще немного посидел с Любашей и хотел уже уходить, как в палату вошел Василий.
                                     Продолжение следует

 

                                               

Василий, улыбаясь зашел палату,  горячо поздоровался с батюшкой и подойдя к Любаше, наклонился и поцеловал в щеку.
-Здравствуй, родная, это тебе наши шлют свой поцелуй. Как ты? 
-C Божьей помощью. Хорошо, что ты приехал, а то я переживала за Степку. Даже представления не имею как он.

-Не переживай, все теперь будет хорошо, я для этого и приехал. Но это все потом, а сейчас скажи, что тебе нужно принести?
-Спасибо большое, но пока вроде бы у меня все есть. По Сашеньке очень соскучилась. Ты ее видел? Как она тебя встретила? Обрадовалась?

-Да, конечно, у нее все нормально, не волнуйся. Ну, мы пойдем, ты извини, меня к тебе впустили всего на минутку, я обещал. Выздоравливай.
-Спасибо тебе, большое, - сказала Любаша и, махнув им на прощание рукой, отвернулась, глотая слезы.

Василий с батюшкой направились к дому Любаши, нужно было накормить Степку, кота, да и вообще, посмотреть, что и как. Подходя к дому, Василий увидел собаку, которая лежала возле будки, и учуяв хозяина, пес встал на лапы, и пошатываясь, пошел навстречу. Целую неделю соседи пытались его кормить, даже кот ловил крыс и приносил своему другу  и складывал всех возле морды пса, но тот ни к чему не притрагивался, только изредка пил воду.

 Пес уткнулся хозяину в колени и заплакал. Никогда раньше Василий не видел, как плачут животные и осипшим, от волнения, голосом, сказал:
-Степка, родной, прости, брат, ни кому больше я тебя не отдам, с собой заберу. Прости.

И взяв собаку на руки, понес в дом. Батюшка, покачав головой, обогнал и открыл им дверь. Уложив собаку на старое одеяло возле печки, Василий и отец Иаков начали хозяйничать по дому. Каждый нашел себе дело. Кто кушать готовить, кто печь топить.

 Лето было дождливым, поэтому в доме было сыро и неуютно. Но уже через час мужчины сидели за столом и молча ели. Каждый думал о своем. В печи мирно потрескивали дрова. Степка немного поел, развалился на полу и закрыв глаза, слушал, как залетевшая муха, жужжа, билась о стекло. 

Она явно ему мешала заснуть. Он, несколько раз открывал один глаз, недовольно ворчал и отворачивался. А у Василия с отцом Иаковом только за чашкой чая слово за словом, как река начинает свое начало – с ручейка, так и здесь, серьезный долгий разговор начал свой разбег. До глубокой ночи в этом доме горел свет.

 Василий уснул к утру, а батюшка вообще не ложился. После тяжелого разговора он встал на молитву, да так до утра и простоял у икон. А утром, умывшись, и выпив холодного чая, побежал в церковь. 

А Василий, проснувшись в девятом часу, лежал и смотрел, как солнечный луч, сквозь маленькую дырочку в шторе, пробился в комнату и под легким дуновением ветерка, сантиметр за сантиметром обследовал спальню. Сначала он поиграл с нежно розовыми лепестками герани, потом опустившись на бархатный зеленый листочек,  легко вспорхнул и зацепился за плафон красивой люстры.

 И немного покачавшись на цепочке от плафона, засверкал всеми цветами радуги, отражаясь в стекле плафона. Комната вмиг ожила и заиграла, было такое ощущение, будто сама Госпожа Радуга навестила этот несчастный, одинокий дом.

 Было тихо, только вчерашняя залетевшая муха, так и билась, бедняжка о стекло. У соседей в курятнике закудахтали куры. Глядя на все это, Василий, тяжело вздохнув и ругнувшись крепко по – мужски, с болью в голосе сказал:
 
- Что же ты Антоха натворил, что натворил! Как же я тебя не разглядел? Такую семью разрушил! Таких девчонок загубил! – потом еще раз припечатал крепким словом и поднялся с кровати, - но сколько не лежи, пора тебе друг, вставать. Дел много. 
Василий встал, оделся, подошел к Степке.

 Собака, вильнув хвостом, попыталась подняться, но Василий взял его на руки и вынес на улицу.  Опустив любимца на землю, мужчина посмотрел, как пес пошатываясь пошел за угол дома. Василий, оглядев двор, и увидев крыс, вспомнил про кота. Позвал его. 

Пират не дал долго себя уговаривать, откуда то выскочил из-за кустов, возмущаясь подбежал к Василию и стал тереться о его ноги.
-Что, и тебе досталось? Бедолага, а где твоя подушечка? Ладно, пойдем, я тебя быстро покормлю, да мне бежать надо. 

Как раз в это время к Василию подошел Степка и, как будто поняв хозяина, поковылял в дом. А кот важно, не торопясь, пошел за другом.
В больнице Василия уже ждал врач. Он дал список лекарств, которые были нужны для Любаши с Сашенькой. С их депрессией нужно было что-то делать. Хороших психологов в больнице не было, поэтому Анатолий Владимирович попросил отца Иакова приходить к ,, девочкам”.

 Вот и сейчас, оказывается, священник уже был в больнице. Василий сразу пошел к Любаше в палату. 
И застал их за серьезным разговором. 

-Ты наверно права Любовь Александровна, - махнув головой, в знак приветствия, священник, продолжил разговор, - я попробую вам помочь. Я знаю такого монаха из одного монастыря, который находится в центре страны. Сегодня же напишу ему письмо. А что с домом будет?

-Какая теперь разница, жить там мы все равно больше не сможем. Да и в монастырь, батюшка мы поедим не за пряниками. Это наш с Сашенькой путь и только им мы, и пойдем. 

Василий понял, что надумала Любаша, и сразу все принял в штыки:
-Вы, что товарищи, какой монастырь? Любаша, я ж за вами приехал, у нас будете жить, всем места хватит. Вы, что? Меня же Надюшка домой не пустит! Да и у нас море, яблоки, орехи!


-Нет, Василий, - твердо сказала Любаша, - я так решила. И это больше не обсуждается. Все. А свой дом, если не жалко, отдай под воскресную школу. А то ребятишки ютятся там, в стареньком домишке. Да и холодно, дети постоянно простывают.

-Хорошо, это я сегодня же сделаю. Отец Иаков, ну хоть Вы ей скажите, что у моря им с Сашенькой будет лучше. Им лечиться надо. У нас сам воздух уже лечебный и санаторий хороший. А она в монастырь!

-Так-то оно так, Василий, но Любаше виднее, что для них с Сашенькой нужнее. Пойдем, родной, ей уже нужно отдыхать. А мы с тобой побеседуем в другом месте. 
Навестив Сашеньку, они опять направились к дому Любаши. 

-Понимаешь, Василий, я считаю, что это единственно правильное решение. После всего, что с ними произошло, они обе еще долго не смогут жить в миру. Пусть пока поживут в монастыре. А там дальше, как Бог даст. Все, что от меня зависит, я все сделаю.
Василий всю дорогу молчал и обдумывал слова батюшки. И только сев за стол,  и тяжело вздохнув, сказал:
-Да, наверно, батюшка, Вы здесь правы. Пусть будет так.

 

                                                       

Странно устроен человек, тело можно вылечить за месяц, два, а вот душу приходится лечить годами. Василий с отцом Иаковом, сменяя друг друга, приходили в больницу и как могли, отвлекали Любашу с Сашенькой от тяжких мыслей. Но, как они не старались, мать с дочкой на полный контакт с ними не шли. 

За все это время Сашенька еще ни разу не улыбнулась, не говоря уже о ее смехе. Девочку перевели в одну палату с Любашей, потому - что она постоянно плакала и просилась к маме.
Пошел второй месяц, как они попали в больницу. По физическому состоянию их можно было уже выписывать, а вот с психикой… 

Сегодня батюшка в больницу пришел счастливым, он принес ответное письмо от своего друга из монастыря. Любашу с Сашенькой с радостью примут и во всем помогут. Поэтому можно было уже собираться в дорогу. В этот же день их выписали из больницы.

 Василий привез их домой к батюшке, потому – что в его доме вовсю шел ремонт. Дом готовили под воскресную школу. Женщина из всех своих вещей,которые привез Василий, выбрала самое необходимое и сложила в один чемодан.

 Остальное попросила раздать. Теперь ей с дочкой это уже не пригодится. У них скоро начнется новая жизнь. Перед  дорогой  она подошла к иконам и стала молиться:
-Господи, какой же тяжелый крест. Помоги мне его донести достойно, до конца. Управь наши дела, на Тя Господи уповаю, - Любаша, перекрестившись и получив от отца Иакова благословение в дорогу, села с Сашенькой в машину, где их уже ждали Василий со Степкой. 

Батюшка перекрестил всех и долго смотрел уходящей машине вслед. Машины давно уже не было видно, а он все стоял и стоял.
Целую неделю Василий, Любаша с Сашенькой  добирались до монастыря. За всю дорогу ими было сказано не более двадцати слов. Девочку даже Степка не радовал. Но нужно сказать, что дорогу перенесли все хорошо.

В монастыре Любашу с Сашенькой куда – то увели и больше их Василий не видел. Настоятельница монастыря сказала, что они ни с кем не желают больше общаться и передала от Любаши письмо, в котором она просила у всех прощения и благодарила зятя за помощь.

 Домой Василий возвращался с тяжелым сердцем. Что он скажет жене? Единственной отрадой в дороге был Степка. Он уже поправился и ни на шаг не отходил от хозяина. И постоянно своим мокрым, холодным носом тыкался в ладони Василия. 
И как в старые добрые времена, пса трепали за загривок, и чесали за ухом. Кота пришлось оставить отцу Иакову. Василий нашел коту его любимую подушечку, постирал и вручил, кот, взяв ее, положил поближе к печке и развалившись на ней, запел песенку. Батюшка долго смеялся над хитрым котом.
-Ну вот, теперь и у меня хозяйство появилось. Слава Богу.

Василий со Степкой подходил уже к дому, а все еще не знал, как сказать жене, о произошедшей трагедии.  А Надюшка, увидев мужа из окна, выбежала ему навстречу, забыв положить тряпку, которой вытирала пыль на веранде. Степка, узнав свою хозяйку, бросился к ней и, выхватив тряпку из рук, подпрыгивая,  стал во все стороны ее трепать. Сколько радости выражало, это бедное животное. Да и Надюшка сильно обрадовалась, увидев собаку.

-Ай-я-яй! Степка, вот, озорник!- смеясь, воскликнула она.
-Ты, только посмотри, как он рад, что мы снова вместе. Здравствуй, родная, - сказал Василий и обняв жену, поцеловал.
-Здравствуй, любимый. А где Любаша с Сашенькой? Почему они не приехали, что случилось?

-Давай потом об этом поговорим. Здесь двумя словами все не расскажешь. 
Василий грустно посмотрел на Надюшку, нежно ее обнял одной рукой и поцеловал в висок.
Долгим и очень тяжелым был разговор у Василия с женой. Узнав, что произошло, она расплакалась и сказала, что во всем виновата только она. Впервые женщина  рассказала мужу , что с ней случилось несколько лет тому назад.

 И теперь в случившемся она винит только себя. Надежда рыдала и долго не могла успокоиться. На следующий день, проснувшись рано утром, она твердо решила ехать в монастырь, ей срочно нужно было поговорить с сестрой. Никакие аргументы не могли ее остановить. На работе дали на одну неделю отпуск и она в этот же день уехала.
Приехав в монастырь, Надюшка несколько раз пыталась встретиться с сестрой и племянницей, но у нее ничего не получилось. Ей постоянно говорили одно и то же:

-Ваша сестра, сама ни с кем не желает встречаться. И дочку не пускает. Да и вообще, ее душе нужно обрести покой, не тревожьте ее, пожалуйста.
Так Надежда и уехала, с ними не встретившись. Потом, раз в год,  она постоянно приезжала в монастырь, надеясь на встречу с родными и горячо любимыми ею Любашей и Сашенькой. Но встреч не было.

Прошло десять долгих лет, как матушка Серафима, впервые переступила порог монастыря. Первые годы в монастыре были для нее самыми тяжелыми.
 В то время большиство монастырей и храмов были разрушены, нужно было все восстанавливать, а денег на это не было. Не было денег не только на ремонт, не хватало денег даже на продукты. И что бы хоть как – то заработать их, после тяжелого рабочего дня и вечерней службы монашки садились за рукоделие, кто шил, кто вязал, кто – то плел макраме.

 А потом все это везли на рынок продавать. Деньги были небольшие. Но все- таки, хоть что – то. Какие – то копейки, да получали. Тогда всем было тяжело и в монастыре, и в миру. В стране был полнейший разгром, хаос.
 Каждый выживал, как мог, как подсказывала на то его совесть. Появились первые беспризорные, ни кому не нужные дети. Именно тогда и решили построить в монастыре для детей приют. Открыли трапезную для всех обездоленных и нуждающихся.

 Тот год был самым тяжелым. Лето было жаркое и засушливое. На полях, все горело. Земля от засухи трескалась. В расщелину спокойно входила ладонь. А на картошку, которая из-за такой  жары росла хилой, напал колорадский жук. Два раза в день выходили монашки на поля собирать жуков. Но их, казалось, становилось еще больше. Однажды, собирая их, кто – то с грустью в голосе пошутил:
-Как было бы хорошо, если бы и картошки было столько, сколько этих жуков, надо же, с каждого куста по пять, шесть пар снимаем, а их меньше не становится.

Если лето в тот год было засушливым, то осень наоборот. Всю осень шли проливные дожди. Ни одного дня не было, что бы хоть часа на три он остановился. Делать было нечего, пришлось под  дождем копать картошку. 
Трактора на поля выехать не могли, поэтому выкапывали ее лопатами. Стоя в вязкой, по щиколотку, грязи, искали, в буквальном смысле горох. Потому – что самая крупная картошка была с куриное яйцо.

 Любаша из последних сил держалась, ее всю трясло, она понимала, что этот день просто так для нее не пройдет, да и многим другим тоже. Но как она ни старалась держаться, дойти до конца поля ей так и не удалось. Пришлось вызывать скорую помощь прямо на поле, но машина остановилась на дороге, напротив поля и дальше уже на носилках Любашу донесли до машины и увезли в больницу. После того дня многие из монастыря попали в больницу.  Тяжелое было время…

Но вера и любовь к Богу, а также огромный труд, принесли свои плоды. Прожив два года в монастыре, Любаша приняла монашеский постриг. И нарекли ее, в честь Серафима Саровского, Серафимой.
 А через восемь лет жизни в монастыре,  матушку Серафиму назначили игуменьей этого монастыря. За эти годы монастырь расстроился. Он имел три здания в два этажа, храм и приусадебные хозяйственные пристройки.

 В одном здании были кельи для монашек и послушниц. Другое здание  делилось на два крыла, в одном крыле  находилась трапезная с кухней и комнатами для паломников. В другом крыле был приют для детей.
 А в третьем здании были мастерские. На территории монастыря был хороший сад. И сейчас, весной, так красиво смотрится монастырь. Среди цветущих деревьев возвышаются золоченые купола церкви. Кругом посажаны цветы, которые с ранней весны до поздней осени радуют глаз.

 Скоро лето и матушке Серафиме нужно ехать выбивать для детей путевки в лагеря. Она дала различные указания матушке Михаиле и только собиралась выйти из своего кабинета, как в дверь постучали.
-Кто-то чужой, - подумала она и открыла дверь.
Перед ней стояла Надюшка.
-Ты?
-Я. Прости, специально не стала сообщать о своем приезде, побоялась, что опять откажешь в свидании.
-Я не могла с тобой встречаться, у меня был обет.
-Да, знаю . Любаша, мне нужно с тобой поговорить.
-Запомни сестренка, здесь Любаши нет, она давно умерла.
 
-Хорошо матушка, но мне на самом деле нужно с тобой поговорить, простите, с вами.
-У меня сейчас нет времени. Пойдем, я провожу тебя в трапезную, там тебя накормят. Сейчас там должна быть Александра, вот и будешь на ее попечении.

Сашенька очень обрадовалась, увидев свою крестную. Она стала высокой, стройной девушкой. Длинная коса была спрятана под платком, и какого цвета волосы совсем не было видно. Зато огромные синие глаза, обрамленные лохматыми ресницами, никуда не спрячешь. 
Сашенька была просто красавицей. И если бы не монашеская одежда, Надежда никогда бы не подумала, что перед ней стоит девушка, которая большую часть своей жизни прожила в монастыре.

 Сашенька была живой и веселой. Она не смеялась, нет, она шутила и застенчиво улыбалась. А движения у нее были, как у лебедушки. Когда девушка ходила, то казалось, будто  она и земли то не касалась, просто плыла.

-Боже, - подумала Надежда, - неужели такая красота будет чахнуть в монастыре?
-Крестная, милая, да вы меня не слушаете. Совсем я вас притомила.  Пойдемте, я отведу вас в комнату, отдохнете. Вы же с дороги.
Сашенька взяла сумку и отвела тетю в комнату для паломников. Проснулась Надежда от колокольного звона. Женщина проспала три часа. Она встала, умылась и расчесав волосы, пошла в храм, на ходу повязывая платок. В храме были монашки, паломники и местные прихожане, которые недалеко жили от монастыря. 

Службу вел молодой священник с очень красивым низким голосом. И на клиросе так пели, что Надежда полностью растворилась и улетела куда-то далеко-далеко, высоко- высоко. Каждое слово у нее откладывалось на сердце. Никогда ей еще не приходилось слышать такой красивой службы.

 И эти два часа службы пролетели незаметно. После общения с монашками, детьми из приюта и такими же паломниками, как она сама, Надежда поняла, насколько она ошибалась по поводу того, что Сашенька здесь зачахнет. Здесь жизнь бурлит, как горный ручей. Бурлит и течет своим руслом. Два дня она прожила в монастыре, два дня полной монастырской жизни.

 Надежда даже не заметила, что пришло время собираться в дорогу. С матушкой Серафимой ей толком так поговорить и не удалось. Зато все эти два дня Сашенька была закреплена за крестной. 
И девушка все рассказала, как они прожили все эти десять лет. И ни разу она не проронила, ни слова об отце, будто его, и не было в их жизни. Только перед самым отъездом Надежды, в комнату вошла матушка Серафима, со всеми поздоровалась, молча взяла сестру за руку, как в детстве, и вывела во двор. Там они также молча пошли в сад. Сели на скамейку под куст сирени и не знали с чего начать разговор. Обеим сестрам было очень тяжело.
-Скажи мне, Ванечка, сын Антона?
-Да…
-Ты его любила?
-Нет, что ты! Нет! Это произошло…
И Надежда рассказала, как все случилось.
И то, почему она не рассказала обо всем Любаше, потому – что видела, как сестра любила своего мужа. Она не хотела разбивать их семью. И если бы Надюшка знала, во что может вылиться ее молчание, то она не раздумывая, посадила Антона. Ведь ей тогда не было еще и восемнадцати лет.

-Любаша, сестренка, прости, меня!
-Да, что теперь говорить. Мы обе виноваты. Я из-за своей слепой к нему любви ничего вокруг не видела, а может быть не хотела видеть.
 Я ведь не сразу поняла, что происходит. А когда стала догадываться, испугалась и говорила, что не может этого быть, старалась гнать от себя эти мысли подальше.

 Как страус, думая, что спрятав голову в песок, защитишь себя от беды. И в отношении тебя так было, и в отношении Сашеньки. Не хотелось верить, что человек, которого ты любишь, негодяй. 
Здесь, матушка Серафима, немного помолчав, смахнув выкатившую слезу и проглотив комок в горле, хриплым, от волнения, голосом  сказала:
-Все, хватит об этом. Как Ванечка? Василий?
-Мы с Васяткой работаем там же, в санатории. Я иногда езжу по области с сольными концертами.
-Концертами? 
-Да, я стала петь.
-А-а-а, - улыбаясь, чему-то, сказала матушка, когда ты была маленькой, ты всегда что-то мурлыкала себе под нос. Помнишь, тебя еще дядь Володя как-то назвал мурлыкой?
-Помню, - теперь улыбнулась Надежда. Ты знаешь, они такой дом отстроили, на месте бабы Шуриного дома, в три этажа. После смерти тети Нины, дядя Володя со своим старшеньким, Юркой, переехали из города в наш дом… Интересно, в наш… может этот дом и на самом деле нам стал отчий, потому что мы в нем выросли, а? Ведь другого дома я не помню. И баба Шура была нам вместо матери.

-Не знаю. Ведь я хорошо помню, как мы жили нашей семьей - с папой и мамой.И я их очень люблю. Конечно, я и бабу Шуру люблю, часто вспоминаю их всех. Царствие им Небесное. Ну, а Ванечка как? Ты о нем так ничего еще и не рассказала? 
-Заканчивает одиннадцатый класс. Собирается поступать в мореходку.
-Молодец. Он всегда был смышленым. Пойдем, сестренка, на чайку попьем.
-Да, мне пора уже собираться. Я сегодня уезжаю.

-Знаю. Успеешь. Тебя отвезет наша машина. Я уже распорядилась, - сказала матушка и посмотрев на часы, добавила, -  у тебя до поезда еще два часа.
Две сестры зашли в трапезную, а там, у стола хлопотала Сашенька. Она быстро подбежала к матушке  и получив благословение, подскочила к крестной и чмокнула ее в щечку.
 У Надежды набежали слезы. Когда они теперь опять увидятся? Помолившись, они сели за стол. Молча попили чай с яблочным пирогом. После трапезы пошли к машине и только здесь, у машины, матушка Серафима обняла свою младшую сестренку и со слезами на глазах, перекрестила ее в дальнюю дорогу:

-Да, благословит вас Господь, родные мои, да благословит вас Господь.


                                                     2011/март/

                                         
                     КАРТИНКА ВЗЯТА ИЗ ИНТЕРНЕТА


  Этот рассказ был издан в газете ,,Золотые купола" областной газеты ,,Кузбасс".
помощью. Ее подс
                                             1 ГЛАВА

 Весна в этот год была ранняя. Начало марта, а снега уже не было. Дни стояли замечательные. Солнце старалось быстрее обогреть землю и все живое стало оживать: зазеленела трава, зацвели цветы, птицы весело защебетали и стали резвиться в небе, гоняясь за мухами. Куры купались в золе, очищая свои перья от паразитов. На крыльцо дома вышла молодая женщина. Прищурившись, она посмотрела на солнышко и улыбнувшись, сладко потянулась. 

 Рассмевшись и поправив шаль на плечах, вошла в дом. Зойка, так звали
женщину, зашла в детскую, посмотрела на спящего сынишку и поправив одеяльце, тихонько вышла. Костику было три годика. У малыша было тяжелое заболевание -ДЦП. По характеру мальчик был веселым и добрым. Всегда улыбался и очень любил животных. 

 Мать выносила сынишку во двор, садила в коляску и закутывая ребенка в одеяльце, отдавала на попечение старой дворняге. Маня, так звали собаку, как за своим щенком, смотрела за мальчиком. Они часто играли в мяч. Собака аккуратно подавала мячик,
а малыш его кидал и она, подпрыгивая, неслась за мячом.
 Костик смеялся. А если вдруг с Костика упадет одеяльце, бежала на крыльцо и громко лаяла, вызывая хозяйку на помощь. Это вся была Зойкина семья….

 А раньше у нее были бабушка с мамой. Окончив школу, девушка поступила в институт и редко ездила домой. Сначала она очень скучала по дому, а потом привыкла к городу, да на третьем курсе еще влюбилась и ее закружило.
На четвертом курсе забеременела, а когда родился Костик и отец узнав, что ребенок родился больным, в роддом ни разу не пришел.  

 Молодой мамочке пришлось бросить институт. К этому времени она уже осталась одна. Как-то так получилось, что бабушка с мамой ушли почти в одно время. Тяжело было ей, но она никогда не унывала и ни кто не слышал, чтобы Зойка на что-то жаловалась. У Костика была небольшая пенсия. Да, слава Богу, был маленький огородик. 

 Денег не хватало и она открыла свой ,, кооператив,, - гадание на картах. 
Девушка очень хорошо гадала на картах, за что раньше бабушка всегда ругала внучку, приговаривая:,, Ох, и отольются тебе эти карты слезами..."  Но  Зойка в этом ничего плохого не видела. За гадание расплачивались в основном продуктами, иногда приносили одежду для сынишки. Так она и жила.

 Умывшись, Зойка подошла к зеркалу, чтобы расчесать свои белокурые волосы. Густые, вьющиеся локоны ложились на плечи, а там по спине, спадали до самой талии. Посмотрев на свое отражение, женщина вздохнула и скрутив волосы в” бабушкин узел” заколола их шпильками.

 Потом пошла на кухню, готовить завтрак. На запах жареных котлет проснулся Костик. Он очень любил котлеты из геркулеса с морковью, и запивать их киселем из брусники.  

-Костик, солнышко, у нас сегодня праздник живота. Давай, ягодка моя, быстренько умоемся, оденемся и сядем кушать.
Малыш улыбаясь, махал маме ручками. Он попытался сам приподняться, но у него ничего не получилось. 

- Ничего родной, не волнуйся, все у нас с тобой будет хорошо. Вот увидишь, ты еще ножками своими бегать будешь.

 Костик с большим удовольствием скушал две котлетки, запил их кисельком и причмокнув язычком, заулыбался. Таким образом, он благодарил маму за завтрак.

- Пожалуйста, родной мой, пожалуйста. Ну, а теперь, пойдем кормить нашу Маню с курочками. А то бедная собачка давно уже сидит на крыльце и ждет нас.

 Женщина навела еду в чашке, взяла на руки сынишку и вышла на крыльцо. Маня, виляя хвостом, с радостью встретила хозяйку. Накормив свое хозяйство, Зойка посадила малыша в коляску  и оставив его, как всегда на Маню, пошла копать огород. Земля уже подсохла и была мягкая как пух. 

 Сделав две грядки, она услышала во дворе какой-то шум. Все бросив, со всех ног побежала к сыну и увидела такую картину: прижавшись спиной к стене дома, с поднятыми руками, стояла соседка и кричала на Маню. А собака, встав на задние лапы, передние положила незваной гости на плечи  и дышала, открыв свою пасть прямо в лицо незванной госте. Та от страха, закрыв глаза, вопила.

 Мальчик тоже был возбужден. Он раскачивался в коляске и мычал. Зойка освободила соседку от Мани и та побежав домой, стала проклинать мать с сыном, собаку и даже курам досталось. Зойка растерянно смотрела в след убегающей и орущей проклятия, женщине. 

 Что произошло и зачем соседка заходила, она не знала. На следующий день ее вызвали к председателю колхоза и заявили, что если Зойка сама не усыпит бешеную собаку, которая бросается на людей, то через десять дней, к ним придут охотники и застрелят животное. 

 Ни каких оправданий, ни кто слушать не хотел. Вся в слезах, не зная что делать, она вышла из сельсовета. Ведь Маня такой же член семьи. Хоть из дома съезжай. С тяжелыми мыслями Зойка вернулась домой. Костик еще спал, а Маня сторожила сон мальчика. Увидев заплаканную хозяйку, собака осторожно подошла и заскулив, стала, лизать ей руки. От преданности своей помощницы, Зойка разрыдалась. 

 Это была последняя капля в ее чаше терпения. Она не плакала, когда родился Костик больной, не плакала, когда ее бросил Борис и даже когда умерли мама с бабушкой. За многие годы это были первые ее слезы. Они водопадом текли с ее глаз. Мать плакала, а сынишка мирно спал, подложив ручку под щечку. 

 В дверь постучали. Размазав слезы рукой, прикрыла детскую и вышла на крыльцо. На крыльце стоял взволнованный Петр, местный егерь.
- Привет, -  сказал он.
Увидев заплаканную Зою, он произнес:
-Значит правда! 
-Ага…
И женщина опять заплакала.

 -Сколько раз тебе говорил, выходи за меня замуж. Костика как родного любить буду, да я его и так люблю.
-Петь, но какой замуж? Ты же видишь, Костик всего боится. Да и как мы в лесхозе будем жить? Тебе помощница нужна, а не обуза.
-Да вам Федорыч житья не даст, он давно на вас зуб точит. Еще тетя Маша с бабушкой живы были.
-Да знаю. Петь, возьми пока к себе Маню, а то и правда, убьют.
-А вы как без нее?
-Не рви мне сердце. Бери и уходи. Маня, иди девочка моя, иди ко мне.

 Собака подошла и мордой уткнулась в ладони хозяйки. Та потрепала любимицу за ухом, поцеловала в нос и приказала ей сесть в кабину машины. Запрыгнув в салон и посмотрев на Зойку, она заскулила.
-Петь, уезжай. Не могу, потом поговорим, все потом. Уезжай.
 Петр, махнув  рукой, сел в машину и уехал. Зойка  не оглядываясь, побежала домой. 



                                                2 ГЛАВА



 
  - Что делать, что делать ? - подумала Зойка и открыв сервант, взяла карты. Женщина нервно их перетусовала и разложив, увидела, что ничего хорошего ее в скором будущем не ждет. Вздохнула, собрала и положила их на место.              

-Наверное, на самом  деле придется уезжать, вот только куда?  - подумала Зойка и услышала, что в детской проснулся Костик. Она попыталась взять себя в руки, открыла дверь и улыбаясь, вошла в комнату. Сынишка лежал и смотрел на муху, которая жужжа, летала вокруг лампочки .
 -Ох, эта муха нехорошая, разбудила моего сыночка, ух, - шутливо сказала она.  А мальчик, увидев свою маму, заулыбался. Зойка взяла его на руки и крепко обняв, поцеловала.
- Пойдем сынок, погуляем.
 
 Положив ребенка в коляску, укрыла ножки пледом и выкатила ее на улицу. Чтобы ни с кем не встречаться, она свернула на тропку, которая вела к реке. Природа в этих краях была красивая. Здесь росли березы, дубы, сосны, разная ягода, а воздух был просто чудесным! Вот и сейчас пахло набухшими почками вперемежку с распустившимися цветами. 
Солнце и пение птиц немного успокоили Зойку. Она вышла на берег реки и тихо запела. Голос у нее был звонкий и чистый, как течение родниковой воды. Навстречу по воде, держа в руках босаножки, шла молодая девушка.

-Привет! Что  погулять вышли? Я тоже решила немного пройтись. Слушай, Зой, ты сегодня свободна? 
 - Да, а что? 
-Можно к тебе вечером зайти? 
-Заходи. Только после девяти часов, когда я Костика уложу спать.
-Ну, тогда до вечера? 
-До вечера.

 Варвара погладив малыша по головке, развернулась и пошла, что-то себе напевая. А Зойка еще минут пятнадцать постояла у воды и окончательно успокоившись, направилась домой. Но вначале она решила зайти в магазин, чтобы купить хлеб и молоко. В магазине к ней подошли Светка с Ольгой и тоже стали напрашиваться в гости. 

 -Хорошо приходите, возьмите что-нибудь, посидим и Варвара обещала придти. 
-Ой, девочки, - обрадовалась Светка, - а что, на самом деле, давайте посидим? 
-Ну, значит, до вечера. 
Накормив Костика ужином, мать пораньше положила его спать, но без сказки ребенок засыпать не хотел и ей пришлось, как всегда, рассказывать сказку про колобка.

 И только малыш уснул, как в дверь постучали и в дом вошли девчонки. Они, потихоньку, прошли на кухню. Девушки быстро накрыли на стол и расселись. Зойка достала из буфета стопки и налив в них самогон, сказала: 
-Ну что, девочки, за удачу? Она нам сейчас всем нужна.
-А за женихов?
-Кого?
-За женихов! Я замуж девочки хочу …
Девушки рассмеялись.
-Да Светка, ты не исправима.
- А что, годы то летят!  - не унималась та.
- Нет, давайте все – таки выпьем за удачу, а на женихов лучше погадаем!
-Конечно, а то для чего тогда все мы здесь собрались? - сказала Варя и потянулась за рюмкой.
-Ну, Зойка у тебя и самогон, огонь!
-Первачок.

- Да, зверь, дайте скорее закусить!
- На, груздок, сама солила, - Ольга протянула Светке вилочку с белым груздем.
- Ммм,  какая прелесть…
-То-то!
-Cлушай, Зой, а что твоей соседке от тебя нужно? Чего она на тебя взъелась?
- Землю.
- Какую?
- Мой огород.
- Это как?
-Вот так.
- Вот стерва, - возмутилась Варя .
-Да ладно. Дело не в ней, а в Федорыче. Он на меня взъелся, вот здесь уже серьезней будет. Ладно, девочки, прорвемся. Давайте лучше выпьем.

 Девушки еще раз выпили, хорошо закусили и сели гадать. Светка от нетерпения даже руки потерла  и сказала :
- Давай Зой, не томи, раскладывай.
- Кому первому?
- Ольге, у нее серьезные проблемы.

- Хорошо. Тридцать шесть картей, четырех мастей, скажите всю правду, всю истину, что ожидает червовую даму Ольгу в скором будущем в отношении крестового короля …..

Всю ночь девушки просидели у Зойки. 
- Ой, смотрите, уже светает!
- Ничего себе. А когда же спать, утром же на работу идти?
Девушки быстро собрались и вышли на улицу. Там их встретила Маня.

- Зой, смотри, Маня, ты же говорила, что ее Петро забрал?
- Маня, ты, что здесь делаешь?
Виляя хвостом, cобака радостно прыгала вокруг своей хозяйки.
- Зачем ты вернулась, солнце мое? Эх ты…

 Девушки потрепали Маню за ухом и помахав подруге рукой на прощание, разошлись. Зойка подошла к калитке, закрыла ее и посмотрела на небо. На небе кое-где еще виднелись звезды и висела огромная – огромная  луна, размером со школьный глобус.
 А на востоке слегка брезжил рассвет. Девушка постояла у калитки, полюбовалась рассветом, а потом, позвав Маню, вошла в дом. Убрав со стола, перед тем как лечь спать, мать зашла к сыну в комнату. Малыш спал, но дышал как-то тяжело.

 Зойка потрогала лоб ребенка и ахнула, сынишка просто горел. Она быстро побежала  на кухню, навела теплой воды с уксусом и раздев малыша, стала его обтирать.
- Это все наша с тобой прогулка по берегу реки, но я же тебя, кажется, тепло одела. Вот с чего ты у меня заболел, а? 
Костик проснулся и потянулся к маме. Взяв сынишку на руки, обняла его и стала качать. 
 -Ничего родной, сейчас температуру собьем и тебе будет легче. А потом сходим к врачу.Cпи. Мама с тобой. Смотри, Маня к тебе пришла.
Когда малыш услышал о своей любимице, улыбнулся и закрыл глазки. Весь день температура у ребенка не падала. Зойка ни на минуту не оставляла Костика одного. Ему становилось хуже. Бедная мать выскочила на улицу и увидев соседского мальчишку, попросила его вызвать сельского фельдшера, а сама побежала к сыну.
-Ну, хоть кто-нибудь пришел бы! 

Здесь в дверь постучали.
-Да, - крикнула Зойка, - входите! Ой, Петя, как ты во время пришел.
-А что случилось?
- Костик заболел, а дома, как назло, лекарства закончились. 
- Врача, вызвала?
- Да.
-Какие лекарства нужны? И ты сегодня кушала?
-Когда? А список лекарств лежит в спальне на комоде.

 Петр быстро вернулся. Он привез сетку продуктов, лекарство, а главное, он привез фельдшера, Ксению Алексеевну. Она тщательно осмотрела ребенка, покачала головой и сказала:
-Нужно срочно в больницу. У мальчика двухсторонняя пневмония.
- Как же так? Может дома можно остаться? А?
-Нет,- решительно сказала Ксения Алексеевна, потом взглянув на расстроенную Зойку, уже мягче добавила, - здесь мы не справимся. Сама же видишь, тяжеленький он, собирайся.

 Женщина с заплаканными глазами побежала собирать вещи, а Петр стал одевать Костика и одев малыша, вышел с ним на улицу. Виляя хвостом, к ним подбежала Маня.
- Маня, дружище, что же ты сбежала? Ладно, прости, некогда нам, вернусь с больницы, потом тобой займусь, вон и хозяйка уже идет.

- Ой, я совсем про Маню забыла, Петь…
- Я все сделаю, не переживай. Садись в машину, продукты взяла?
- Да.
До города нужно было ехать два часа и за эти два часа Костику дважды приходилось делать инъекции. В больнице их сразу положили в интенсивную палату.

                                                                                                               3 ГЛАВА                                        


 После больницы Петр поехал к Зойке домой. Он решил кур и Маню взять к себе. Сейчас весна и работы у Петра было много. Нужно было высаживать молодняк. Обойти всю территорию, пересчитать, как говорится, зверье свое.

 А еще к хутору пришла беременная лосиха. Она пришла за трелили браконьеры, пуля прошла на вылет, рана уже стала затягиваться, но крови, бедное животное, потеряло много и если ей сейчас не помочь, погибнет. В воскресение нужно поехать в больницу, навестить Зою с Костиком.

 Подъехав к Зойкиному дому, Петр услышал раздирающий лай Мани, которая, как на амбразуру, бросалась на дверь курятника.
-Маня, что случилось? Фу, девочка, фу! Cтранно, я никогда тебя раньше не видел такой агрессивной.
Петр взял собаку за ошейник и распахнул дверь курятника.
-Здра-авствуйте-е, я думал, что лиса забралась, а здесь Галина Семеновна, соседка наша любимая. И что вы здесь делаете, в отсутствии хозяйки дома?

 Перепуганная женщина, съежившись, забилась в угол и готова была уже разреветься, но 
взяв себя в руки, сказала;
-Ничего, хотела узнать про мальчика, как он, а здесь эта псина загнала меня в курятник.


 Мужчина огляделся и увидел десять убитых кур.
-Ммм и поэтому вы решили свернуть шеи этим бедолагам? Гуманное решение.
-О чем вы говорите? Я что-то не пойму.

-Любезная Галина Семеновна, вы не правильно выбрали тактику. Я ведь не Зоя. Сейчас же соберу всех людей, участкового вызову. И тогда все сразу поймем, о чем это я говорю. И я сомневаюсь, что односельчане после всего увиденного, дадут вам здесь жить.

-Петр, подождите, может - быть  мирным путем это все решим? Ущерб я возмещу.
-Конечно, возместите об этом речь уже не идет. Я другое хочу знать, почему вы все это делаете?

-Мне нужна земля, я ходила к председателю просить участок, а он сказал, что даст землю, только если помогу ему выжить из поселка свою соседку. Я не знаю, почему он к ней так настроен.

-Ничего, зато я знаю. Ладно, идите.
Соседка сорвалась с места и со всех ног хотела уже бежать домой, но строгий оклик Петра ее остановил.
-Галина Семеновна, а куры? Они ведь теперь ваши.

-Ага, я за мешком.
-Да зачем куда-то бежать, сейчас я вам помогу. Сторожить, Маня.
Петр пошел к машине за мешком и потом помог соседке собрать кур. После чего она, под тяжестью мешка, поковыляла домой.

 А молодой человек, окликнув собаку, направился к машине. Маня послушно пошла за ним и села в кабину. Видно поняла, что хозяйке сейчас не до нее.
Петр поехал домой, на хутор. 

 Этот хутор построил еще прадед и в тысяча девятьсот двадцать шестом году, хутор отошел государству. А отец Петра, Василий, будучи еще молодым, стал работать егерем. Мать болела и поэтому не могла рожать детей. Но жить без деток было еще тяжелее и поэтому, уже в зрелом возрасте, они все-таки решились родить хоть одного ребенка.

 Родители маленького Петеньки были добрыми и свое единственное чадо они учили добру и любви. Любви ко всему - к людям, животным и птицам, к работе и учебе. Мальчик был золотым ребенком. Он и внешне был золотым. Густые, курчавые ярко рыжие, с красным оттенком волосы, спадали малышу на плечи. Любая девочка желала бы иметь такие красивые волосы. 

 Петеньку же красивым не назовешь, но зато он был очень обаятельным мальчуганом. C детства к нему тянулись ребятишки. Он никогда никого не обижал, слабых защищал, а старикам помогал. 

 Все было хорошо у Петра и любимая работа, и здоровьем, слава Богу, Господь не обидел. Вот только не было у него семьи. C детских лет он любил одну девочку, потом девушку и теперь молодую женщину-Зою. 

 Вот только она всегда относилась к нему как к другу. А другой женщины Петр рядом с собой не видел. И по окончании университета ушел парень с головой в работу. В городе Петр жить не смог, для него лес-это дом, это его жизнь. Все у него складывалось хорошо, вот только как убедить Зою, что они созданы друг для друга? Почти уже десять лет он ждет ее и еще подождет.

 -Ох Зоя, Зоя, не видишь ты своего счастья, правда, Маня?
Собака услышала, что ее зовут, тявкнула и вильнула хвостом.
-Вот видишь, даже ты это понимаешь, а твоя хозяйка никак не может этого понять. Ты бы  взяла и вразумила ее, а? Так бы и сказала, что я просто на руках их носить буду. Эх ты…                                          


                             4 ГЛАВА

                                          
  Зойка с Костиком уже пятые сутки лежали в больнице, а диагноз до сих пор не был установлен. Температура не падала. Мать места себе не находила. За это время она почти не спала. И сейчас, пока сынишке стало немного легче, Зойка села на стул, прислонилась к стене и заснула.

 Во сне она увидела, как  они с Костиком стояли в большом фойе с колонами и кого-то ждали. Вдруг опустился лифт, из которого вышла молодая женщина, повязанная белым платочком. Она была одета в скромное длинное платье. 

 Нежно посмотрев на мать с сыном, улыбнувшись, попросила мальчика подойти к ней. Только Зойка хотела сказать, что он не умеет ходить, как малыш, освободившись от  материнских рук, неуверенными мелкими шажками пошел к незнакомке. Женщина нагнулась, погладила ребенка по головке и сказала:
-Вы не волнуйтесь, мы его вылечим.

 И забрав Костика, поднялась на лифте. Мать не испугалась за своего сынишку, она во сне поняла, что ее ребенка взяли на небеса, чтобы вылечить. И Зойка твердо знала, раз его взяли к себе святые, значит, все с Костиком  будет хорошо, его вылечат! И только она об этом подумала, как к ней подошла ее бабушка и качая головой, сказала:
-Зойка, Зойка, я же тебя просила, брось гадать! Перестань вести разгульный образ жизни!
Иди в церковь, к батюшке нашему, покайся! Здоровье твоего сына зависит только от тебя! Запомни это, только от тебя!

Cказав это, бабушка исчезла и Зойка проснулась вся в слезах. Она проснулась и продолжала плакать.
-Бабушка, прости меня! Господи, прости!

 Зойка подошла к сыну, поцеловала, поправила простынку и вышла из палаты. Она твердым шагом прошла через весь коридор и постучав в ординаторскую, открыла дверь.
-Валентина Ивановна, можно, Вас? 
-Подождите минутку...
 Отпросившись у врача, уйти на два часа из больницы, пошла в церковь.
Всю дорогу Зойка просила прощение у Бога и бабушки. Как дошла до храма, даже не заметила. В церкви последний раз она была еще с бабушкой, в детстве. Однажды, старушка взяла с собой внучку и пожалела. 

 А дело было так: Зойка, в храме, с бабушкой стояли в длиной очереди. Девочке надоело спокойно стоять и она стала крутиться. Как же она удивилась, когда увидела, что все стоят в очереди не за конфетами и даже не за хлебом, а стоят чтобы поцеловать какую-то картинку, лежащую на тумбочке, в чем сильно разочаровалась. 

 И когда бабушка взяла внучку на руки и сказала чтобы та приложилась к иконке, то девочка наотрез отказалась это делать. Тогда старушка одной рукой подхватила внучку, а другой стала силой наклонять ее голову, но та двумя руками уперлась о тумбочку и молча замотала головой.

 Потом  всех ребятишек поставили в одну шеренгу и священник с ложечки что-то давал каждому ребенку. Зойке содержимое понравилось, но показалось мало. И когда ложечку протянули следующему малышу, она быстро оттолкнула мальчика и встав на его место, широко открыла рот.

 Все взрослые почему-то рассмеялись, кроме бабушки, и детей отвели в другую комнату, где дали маленькую кружечку сладкой водички. Сладкая водичка тоже оказалась вкусной. Несколько дней бабушка не могла забыть выходку своей внучки в церкви и постоянно ворчала. Больше Зойку в церковь не брали. 

 Войдя в храм, женщина растерялась. Она не ожидала услышать там благодатную тишину. Именно благодатную, а не гробовую. Потому-что внутри у Зойки что-то затрепетало. Немного постояв, у нее потекли слезы. Ей было неудобно за эти слезы, но она ничего не могла с собой сделать.

 Они все текли и текли. Увидев растерянную, плачущую женщину, батюшка тихонько подошел и спросил, не нужна ли ей помощь?
-Не знаю. Я пришла впервые, если правда не считать одного раза, да и то это было в раннем детстве.
-Ясно. Пойдемте, поговорим. Что вас привело сюда?

 И Зойка все подробно рассказала, ничего не утаила. Батюшка слушал спокойно и внимательно. Иногда он закрывал глаза и беззвучно шевелил губами. И чем больше Зойка говорила, тем сильнее текли слезы. А на душе у нее становилось легче. Такого облегчения женщина не испытывала с детства.

 О своем ощущении она рассказала батюшке. Он перекрестился и сказав :,,Слава Богу”, заговорил:
-Понимаете, душа у человека как сосуд. Заглянув в внутрь нового сосуда, что вы там увидите?
-Блеск и чистоту, - неуверенно сказала Зойка.

-Правильно. Вот и здесь так же. Чем больше мы живем, тем больше наполняем этот ,,сосуд” своими   поступками. Какими бы они не были, хорошими, плохими, все оставляют свой след в душе. 

 Грешим мы больше, чем делаем добро и поэтому грязи накапливается  из года в год так много, что иной человек просто смердит зловоньем. Т.е. он становится злым,  завистливым, черствым и еще много страстей его одолевают. И это зловонье так далеко разносится, что его слышат даже на небесах. 

 Там о вас молятся ваши родные, чтобы Бог привел вас к вере. Поверьте, Он не однажды старался вас привести в церковь. Но вы всячески упирались, как слепой котенок. Только через болезнь сына, вы наконец, услышали Господа и пришли в храм. И через ваши слезы, покаянные слезы, Господь уже услышал вас, услышал и простил.

 Поэтому благодарите Его и просите помощи, чтобы Он подсказал вам, что делать и как поступать в вашей жизни. И поверьте, что подсказка будет дана так скоро, что вы сами того не будете ожидать. Ну а сейчас, пойдемте со мной.

 Зойка смиренно пошла за священником. Он завел ее в какую-то комнату, одел на себя что-то, под вид фартука, или как правильно говорят,облачился и подвел ее к тумбочке, на которой лежали крест и Евангелие.

-Встаньте на колени. Просите у Господа с троекратным земным поклоном  прощение.
Зойка встала на колени и сказала:
-Господи, прости!- и поклонилась до пола. В горле что-то запершило, и нахлынули опять слезы. 

 Поднявшись, она глянула на образ Иисуса Христа в терновом венце, и ей показалось, что Господь посмотрел на нее очень строго. Женщина перекрестилась и упав на колени,  чуть не закричала:
-Господи, прости! 
И сделала земной поклон. Слезы градом текли из глаз, образ Господа она рассмотреть уже не могла. И снова перекрестившись, произнесла уже потише:
-Господи, прости меня непутевую. Прости меня грешную!

 И сделала очередной поклон. Ей было тяжело вставать с колен, как будто целую версту она проползла на них.
-Целуй крест и Евангелие.
Перекрестившись, Зойка впервые приложилась к кресту с Евангелием. Батюшка накрыл ее голову своим ,,фартуком" и прочитал молитву.

 Возвращаясь из храма, женщина не чувствовала земли под ногами. Такое было ощущение, будто она порхала. А на душе было так покойно и легко, даже казалось, что внутри ее, играет музыка, за многие годы она впервые увидела солнце не горящим, а светящимся. И чувствовала, что солнце ей улыбается, слышала, как птицы ей поют песни. 

 Забежав в палату, от неожиданности она остановилась, там стоял Петр и на руках держал улыбающегося Костика.
-А вот и наша мама пришла. Зой, я вчера звонил своему другу в Ялту, мы учились с ним в университете в одной группе. Он работает в дельфинарии. Они сейчас разрабатывают программу о дельфинах и детей больных ДЦП. Я говорил с ним о Костике и как только вас выпишут из больницы, нужно туда ехать. Вас уже там ждут.
Зойка, слушала Петра и поняла, это был ответ от Господа. 

 Через месяц, Петр с семьей ехали на юг, в Ялту.

 

       Литературная обработка всего текста - Тихоновой Людмилы

ВСЕ КАРТИНКИ И ФОТОГРАФИИ В ЭТОЙ КНИГЕ ВЗЯТЫ ИЗ ИНТЕРНЕТА                                      
     Вот уже два месяца, как не было дождя. Солнце безжалостно палило. Все горело и сохло. Засохшая трава, покрытая толстым слоем пыли, желтыми колючими былинами торчала из земли. Даже деревья стояли понуро, слегка шелестя своими сухими листьями. А по дороге, придерживая подол длинной, до земли, юбки, спотыкаясь и не обращая внимания на изнуряющую жару,  семенила старушка.

  -Ай, мамоньки, ай, чо удумала -то, - бормотала встревожено она, - упрячут, как есть упрячут, как деда мово упрячут. Ну, погодь,  девка, я те покажу, шоб не повадно-то было, только успеть  бы   - и,   сломав жиденький ивовый прут, поспешила дальше   по пыльной, глиняной дороге. 
 
  Накануне    председатель колхоза  объявил,   что завтра   все, от мала до велика, должны собраться  в конце поселка  и  пойти в лес жать траву, где ее немного еще осталось.   Иначе колхозный скот зимой будет нечем кормить.

  Дочка старухи была на дойке, а внучка, взяв кусок хлеба с одной картошкой, налив в бутыль воды, отправилась к развилке. Ганна всегда за нее боялась, уж очень она была горячая и справедливая.  Хоть совсем еще молода, а ложь терпеть не могла, если что  -   не промолчит,  у нее не задержится, все выскажет.
 Сколько ни учили девку держать язык за зубами, нет, затеяла драку, да с кем, с сыном председателя! Председатель-то злой, как черт злой. Вон, давеча, из-за потерявшегося  телка, что сотворил с Антошкой сиротой, покалечил до полусмерти, а потом еще и милицию позвал. Телок-то нашелся, а где сиротка, никто не знает. 

  -Ай, мамоньки, ай, бяда, опять она, проклятущая, пришла в нашу хату. 
Так, причитая всю дорогу, старушка ковыляла в лес.
А в лесу на поляне, нанося друг другу побои, каталась по траве парочка подростков. Девчонки и мальчишки, поддерживая сторону Нюрки, подбадривая, галдели изо всех сил. Только девчушке удалось верхом сесть на обидчика, как вдруг, ее спину обожгло от боли. Оглянувшись, она увидела грозное лицо своей бабуськи, которая очередной раз намеревалась полоснуть прутом.

  -Бабуська, вы что? – вскрикнула она, больше от обиды, чем от боли.
-Я те щас   покажу чо, ишь  чо творит,а? – отчитывала старушка внучку и очередной раз хлестнула со всех сил. Ребятня вмиг разбежалась в разные стороны, только сын председателя остался стоять и вытирая рукавом, бежавшую из носа кровь, молча смотрел  на свою заступницу.

  -Бабуська, да вы знаете, что он трепал своим поганым языком? Будто моя мамка меня в подоле принесла!
Старушка быстро взглянула на мальчугана, который от ее колючего взгляда съежился и стал оправдываться:

  -Да,   я разговор папки с мамкой на кухне слышал.
-Бабуська, скажите ему, - кричала Нюрка, - что это неправда, что мой отец боец Красной Армии и погиб на границе в первые дни войны!
Бабуська, молча, крепко взяла внучку за руку и повела прочь, подальше от беды. 
-Ну, скажите, скажите, - не унималась Нюрка.
-Чево те говорить-то?

  -Как что? Бабуська, как что? Скажите, что все, что говорил Колька, это неправда!
 -Ох, матки, Лександровна, ты луче зараз кажи, почему  ты у нас така толстоголова, а? Ты че делашь, а? Че тепереча ждать от нашего председателя? Мало нам было слез, да? Чево ты лезешь со своей правдой? Мала ещо. Да и кому она нужна, правда-то твоя?  От этой правды токмо  одне слезы. Вон, дед твой, тоже все правду искал и где он тепереча, а? Ужё наверно и косточек-то от него не  осталось, - всхлипывая, до самого дома отчитывала внучку старушка.

  -А чего он, - уже потише, сказала Нюрка, - треплет  непонятно что. Ненавижу его, так бы и разорвала!
 -Знамо дело…   Эх, Лесурка ты моя, глупа. Кака разница, как ты появилась, главно, кем ты сташь, - обнимая внучку и гладя по голове, успокаивала бабуська.
 Девочка прильнула к старушке и никак не могла понять, как это можно принести ребенка в подоле? 

  -Ну, чо, чай успокоилась? Пойдем похлебку похлебаем, да збирайся идтить назад, в лес, а то наш преседатель, если норму не дашь, ещё   во вредители тя запишет.
 
  Тяжело поднявшись с лавки, Ганна  пошла  накрывать на стол, а Нюрка, взяв кошку на руки, стала ей рассказывать, что произошло в лесу. Кошка Машка была единственной, кому девочка могла доверить свои секреты. Вот и сейчас   Машка, жмурясь, внимательно слушала, а потом, спрыгнув с колен, стала мурлыкать, будто объясняя хозяйке, как нужно поступить в этой ситуации.

  -Лександровна, ну, где же ты, пошто не идешь?
-Иду я, бабуська, иду.
Старушка достала чугунок из русской печи, поставила его на сбитый из необтесанных досок стол и стала по чашкам разливать щи. Девочка, положив руки на колени, терпеливо ждала, когда бабуська перекрестится, сядет и первой со стола возьмет кусок хлеба.

  -Пори, чево не порешь?
  -Вас жду.
  -Пори, тебе же бежать надобно.
 Девочка  быстро начала есть, а бабуська, поглядев, как жадно внучка ест, отломила кусочек хлеба от своего куска и подложила его ей поближе. Нюрка немного помешкав и посмотрев на старушку, с благодарностью взяла кусочек. После страшной войны прошло пять лет, но люди до сих пор жили тяжело, впроголодь. Все понимали, нужно поднимать страну из руин, поэтому терпели.
   
  Особенно трудно жилось в колхозах. Целыми днями колхозники работали за трудодни, получая крохи за свою работу. Денег ни на что не хватало, ни на одежду, ни на еду, а если у кого заводилась какая живность, то нужно было государству сдавать пошлину, и семье, от их хозяйства, оставалась совсем  малость.   Но они и этому были рады.
 
  Тяжелая жизнь была, но люди не озлобились, в трудную минуту приходили  друг другу на помощь. Как-то однажды, у Таисии серьезно заболела дочурка. Долго тогда девочка болела, почти всю весну. Болезнь, из-за ослабленного организма, не хотела ее покидать. 
   
  И больного ребенка решили поднимать всем селом. Кто кружку молока принесет, кто яичко, кто сушеной ягоды или рыбы, а однажды фельдшер, Петр Иванович, принес  лимон, так всем миром и подняли малышку, никто не остался равнодушным. Когда Таисия, поддерживая дочь под руки, первый раз вывела на улицу, все радовались. Подходили и от всей души желали ей быстрейшего выздоровления. Колька, сын председателя, нарвав в поле букетик васильков, краснея, подарил Нюрке. 
Гана подшучивала над внучкой: 
-Ой, матки, жаних, как есть жаних, ейный буде. 

  С тех пор прошло два года, а ребятишки с каждым днем, все больше становились врагами, а сегодня дело дошло уже и до драки. Только одному Богу известно, чем бы это закончилось, не подоспей  во время бабуська. Хорошо, Маруська, соседская девчонка прибежала и все рассказала.

  - Така ж пустоголова, как и наша, ан нет, смекнула, чем это дело пахнет. Конешно, она то знат, чо приключилось с ейным дедом, когда тот пошел супротив власти,- насрал полну холщову сумку и забрамшись на памятник Ленина, повесил ее со словами на протянутую руку:
-На, вот, возьми, вы забыли еще это у меня отнять, так я сам вам его принес. Больше у меня ничего нет.
Так, с памятника, его и сняли….

 

   
 А каким Маруськин дед был в молодости, просто заглядение! Рост под два метра, широкоплечий, чернявые, вьющиеся волосы и темно-синие глаза, обрамленные лохматыми черными  ресницами. Все девки по нему сохли, но он выбрал маленькую, щуплую и неказистую Устьку. Правда  с  характером она была  -  десятерых мальчишек стоила.
 
  Как-то, поздним вечером, возвращался Михаил с поля домой, слышит, во дворе, в зарослях какой-то шорох и кряхтение, подошел поближе, глядь, а там Устька на заборе повисла вниз головой, сверкая голым задом. Увидела она своего соседа и притихла, аж глаза зажмурила. Михаил, молча, посмотрел на нее, подошел, похлопал  своей ладошкой–лопатой по ягодице и  сказал:

  -Да, девонька и что же ты  такой товар прячешь? Погодь, я тебе подсоблю. 
И отцепив  платье от жердины, подхватил ее на руки. Подержал, посмотрел, молча в темные, как угли глаза и добавил:
-Жди завтра к вечеру сватов.
И опустил на землю соседского двора. Устька ни жива, ни мертва, пустилась наутек.

  Вечером следующего дня пришли сваты. Отец, как мог, защищал свою единственную дочь, не хотелось ему с ней расставаться, маленькой еще считал, ей ведь всего-то четырнадцать годков, она вон, до сих пор с мальчишатами по огородам лазает.

  Устька забилась на печь, сидит и дышать боится. Вдруг, поднялся Михаил и пробасил:
-Я понимаю, что она еще ребенок и ей нужно расти, вот пусть и растет у меня, обещаю, что до семнадцати годков ее и пальцем не трону. Но я с места не сойду, пока не получу согласия.
 
  Прохор понимал, что о таком зяте только мечтать можно. Работящий, богатый, у него свой дом, корова с бычком, свиней пять штук, две лошади и земли целых десять гектаров! Подумал, подумал и согласился, тем более, что дочь по соседству жить будет. 
 
  Да и чувствовал Прохор, что недолго ему осталось мир коптить, скоро к своей Грушеньке отправится. А Михаил мужик что надо, если что, позаботится о его дочке. Через неделю сыграли свадьбу, правда  поп венчать отказался наотрез, не раньше, как невесте исполнится семнадцать годков. Поплакала девка несколько дней и перешла жить к соседу. Так Устька, самая озорная, за неделю, стала мужниной женой.
 
  Ее сразу, будто подменили, стала степенной, одевалась по взрослому, вечно растрепанные волосы, теперь короной возвышались над головой и без платка больше не ходила. Свой мятый, в нескольких местах рваный сарафан, она сменила на длинную атласную юбку и светлую, в мелкий цветочек блузу. Михаил купил ей новые наряды, ботинки и подавая красивые, с кружавчиками, женские штаны, сказал:

  -Вот, держи, носи, чтобы никто больше не смог увидеть, что у тебя там под юбками.
Дал и вышел. Устья взяла панталоны и стала их рассматривать, приглаживая кружавчики и рюшечки. У нее никогда не было нижнего белья, о такой роскоши, она даже не могла и мечтать. Сначала девушка боялась мужа, но потом, присматриваясь к нему, стала замечать, что Михась, как она его называла, не только красивый и сильный, но еще очень добрый и внимательный, только под вечно угрюмым видом, эта черта его тщательно скрывалась.
 
  Постепенно жена стала привыкать к мужу и даже, когда он уезжал в город на ярмарку, скучала по нему. Однажды, из-за поломки колеса Михась задержался в городе. Устья же, как тигрица в клетке, металась по  комнате  и наконец, увидев мужа, бросилась ему навстречу. Повиснув на шее, разрыдалась. Он приподнял жену, обнял и смущенно пробасил:

  -Ну, ладно, ладно тебе, просто колесо в дороге сломалось.
-Не пущу больше одного, не пущу! Вместе будем ездить, слышишь? – рыдая, говорила Устья.     
-Слышу, слышу.
 
  С этого дня, девушка поняла, как сильно любит Михася, своего мужа, которого до сих пор не знала,   как мужчину, который держал слово, данное ее отцу, и ни разу не заходил в ее комнату. Через год ей будет семнадцать, только через год… 
 
 Этот год прошел тяжело, не считая томительных, долгих темных ночей. Кто–то поджег поле с овсом, корова отелилась мертвым теленком, а самое страшное  -  ушел из жизни Прохор. Сильно горевала Устинья по своему отцу. Сколько себя помнит, всегда они жили вдвоем. Мать умерла после тяжелых родов. Отец больше не женился, сам воспитывал дочь.
 
  Михаил, последнее время, часто видел жену со слезами на глазах, поэтому старался отвлечь ее от тяжелых мыслей. Так все радости и тяжбы они делили вместе. Сегодня Покрова, большой христианский  праздник и ее день рождение. Открыв глаза, еще до восхода солнца, Устинья сладко потянулась и вдруг, в темноте, посреди комнаты, увидела тень. От неожиданности  вскрикнув, быстро соскочила с кровати, зажгла свечу и услышала взволнованный голос Михася:

  -Прости, что тебя напугал, поверь, я этого не хотел. Просто зашел посмотреть, как ты спишь.
Говоря это, он медленно подошел к жене, взглянул в ее бездонные черные глаза, погладил рукой по распущенным густым волосам, приподняв, поцеловал и чем крепче он целовал, тем сильнее у Устиньи кружилась голова, она уже не понимала, где пол, где потолок  и где она сама. На всякий случай, девушка крепко обвила шею мужа руками и от огромного счастья улетела далеко-далеко…

  Став настоящей женой, Устинья обрела еще большее счастье, чем было раньше, ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Видя новое состояние своей жены, Михась проводил с ней больше времени. Он видел, как его маленький воробушек превращался в красивого лебедя.

  От их большой любви, как на подбор, родились пятеро сыновей, все высокие, красивые и сильные и одна дочь, самая младшенькая. Ох, и тяжело она далась Устинье, кое-как  мать родила малышку. Зато потом, радости и счастья не было конца, наконец – то родилась долгожданная девочка, которую назвали Мартой, в честь месяца марта, в который она появилась на свет.
 
  Характером она была в свою мать, а вот ростом пошла в отца – стройная, высокая, с темными густыми, волнистыми волосами и синими глазами. Приехал к ним, как-то, в село парень из города и влюбилась в него Марта, совсем девка пропала, высохла вся. Как только родители ее ни   отговаривали, но дочь одно твердила, что сильно его любит и жить без него не может.

   Михась думал:
 -Кажется,   вроде бы умный, книги какие-то читает, красивый, но не внушает он доверия и все.
 Однажды, ложась спать, он сросил   жену:
-Ну, что мать, делать–то  будем, с нашим неслухом?
-Не знаю, отец, ты у нас мудрый, всегда поступал правильно и по совести, поэтому я приму любое твое решение.

 - Ну, не запирать же ее? А вдруг, она завтра придет за благословением? Говорит, что любит, если благословение не дадим, как она будет жить? Я вон, в твои глаза, в первый вечер взглянул и как в омут с головой, кое–как   утра дождался, боялся тебя потерять. Поэтому и решил, лучше женюсь на ребенке, выращу, зато всегда буду рядом с тобой, со своей лебедушкой. Может быть и у нее такая любовь, а мать?

  -Не знаю. Может Бог пронесет  нас?
-Дай то Бог, дай то Бог. Ладно, давай спать, завтра у нас тяжелый будет день.
А на следующий день, поднявшись, как всегда    до восхода солнца, Михась со своей семьей управлялся по хозяйству. Управив скотину, напоив, накормив ее, подоив всех коров, зашли в дом, завтракать. И только сели за стол,  запыхавшись, вбежала соседка Ганна, бывшая подруга Устиньи и с порога заголосила:

  -Ай, мамоньки, ай, матка   Божья, погибли мы, все погибли!
-Ганна, ты толком-то скажи, в чем дело?  - спросил Михась.
-Так че, вы еще ничёго не знаете?
-Ничёго.
-Батьку, царя нашего, скинули! Ай, мамоньки и чё с нами то таперича   будет? – причитала Ганна.
-Как скинули?  - сразу  шесть мужских голосов эхом разнеслись по комнате.
-Не знаю, она вон, знат, - показывая  рукой на Марту, сказала соседка.

  Все удивленно посмотрели на Марту. Девушка сидела и больше всего на свете сейчас хотела стать невидимой. Даже с опущенным взором, не смотря ни на кого, чувствовала взгляды, обжигающие ее с ног до головы.
-Я-а, - заикаясь, сказала Марта, - ничего не знаю.
-Как не знашь? - удивленно спросила Ганна, - твой же   гордской хахаль   нам  привез эту погану весть.

  -Ну-у, дочь, - строго, как никогда, спросил Михась, - мы тебя слушаем.
-Но, я на самом деле, - пытаясь в голосе скрыть дрожь, отвечала девушка, - ничего не знаю. Максим мне что-то говорил, но я не поверила, что такое возможно... и все.

  -Та-ак, - в гневе, закричал отец, - чтобы в нашей хате его больше не было и чтобы о нем, я никогда больше не слышал! Ясно? А увижу тебя с ним, или услышу, что ты с ним была, поймаю и ноги вырву! 

  Девушка, закрыв лицо руками, выскочила из-за стола и побежала в свою комнату. Увидев разгневанного соседа, Ганна сославшись, что еще не доила корову, на всякий случай, быстро выскользнула за дверь. С этого дня безмятежное счастье в этой крепкой, дружной семье развалилось.

   Марта перестала слушать родителей и постоянно сбегала на свидание к своему Максимушке. Как только отец с братьями уйдут в поле, она косынку на плечи накинет и быстро, через огороды, бежит к утесу, а там, под плакучей ивой, всегда уже ждал он - любовь всей ее жизни. 

 -Голубка моя, - обняв Марту, нежно говорил  Максим, - вот, как только я все сделаю, ради чего сюда приехал, увезу тебя далеко–далеко. В самый большой и красивый город, где мощенные широкие дороги, много высоких домов. Вода струей бьет из трубочек, фонтанами называются.
-И ты все это видел?

 -Конечно, и ты увидишь. Со своей мамой познакомлю. Она у меня хорошая, добрая.  Ты ей понравишься. Я знаю. Устрою тебя к нам на завод. Вместе работать будем. 
-Ох, Максимушка, что-то боязно мне. Ведь я никуда еще не ездила, нигде не была, ничего не видела. Я даже в школу не ходила. Грамоте меня тятя учил. Мамка то у нас только читать умеет, а мы и арифметику знаем и писать умеем. У меня память хорошая, все удивляются. Я псалмы наизусть пою.

  -Вот и чудесно. Значит, тебе легче будет в городе.
Немного еще посидев с любимым, Марта вскочила  -
-Мне пора, а то мамка спохватится, что меня дома нет.
-Посиди еще, - стараясь прижать к себе любимую  попросил   Максим.
-Не могу я, если узнают, тятя грозился отправить меня в город, в школу для девиц, тогда любовь моя, нам уже не удастся больше увидеться.  - и поправив на плечах косынку, девушка быстро скрылась в зарослях орешника.

  С войны стали возвращаться односельчане и подтверждая страшные слова Ганны, бередили и так уже, растревоженные души. В селе появились новые люди, которые, разжигая страсти, раскололи сельчан на два лагеря – бедных и богатых. Вся жизнь перевернулась с ног на голову. Крестьяне не могли понять, как им дальше жить. Раньше они знали точно, что если не будут работать в поле, сеять хлеб, то им нечего будет есть. 
 
  Сейчас же, Максим и другие чужаки, которые называли себя красными комиссарами, каждый день зазывали всех на митинги, где говорили, какая прекрасная теперь у них будет жизнь. Заберут у кулаков земли и раздадут настоящим хозяевам – беднякам.

 -Это что, я не понял , - радостно воскликнул Степан, - у Михася землю отберут и мне отдадут? 
-Конечно, - сразу ответил Максим, - вы же, Степан Николаевич, на сколько   мне известно, к кулакам не относитесь, детей у вас трое, а земельный участок небольшой. И какой участок вам понравится, такой и возьмете.

  От  удовольствия, первый лентяй и дебошира на селе, с ухмылкой потер руки и казалось, что он больше уже ничего не слышал, перед его глазами проплывали поля с черной, жирной, как масло, землей. Где нет ни пенечка, ни овражка, ровные поля, с уже колосившимися колосьями. Вдруг, сквозь пелену, он услышал, новое для себя имя, Ленин. Степан прислушался.

  -…Владимир Ильич Ленин, обратился к нам, Петроградским рабочим, с призывом, что жизнь революции в наших руках. Спасти ее больше некому.
 Кулаки с буржуями захватили все богатство страны и если мы у них не отберем земли, которые кормят народ, не заберем заводы, то мы все погибнем. И вот товарищи, мы здесь, призываем вас  -  встать на борьбу с классовым врагом! А для этого нам с вами нужно сделать сейчас первый шаг и выбрать надежных людей в комитет по борьбе с буржуазией!

  Люди загудели, как пчелы в улье, таких речей им никогда не приходилось слышать. Немного погодя, вперед вышел Степан, поднял руку. Максим, сидя за столом, покрытый красным кумачом, позвонил в колокольчик. Степан, стараясь перекричать гомон, крикнул:
-Меня записывай! 

  В зале, вмиг, наступила тишина. Посмотрев по сторонам, ухмыльнувшись, с злорадством добавил:
-Давно пора пощипать это кулацкое отродье. 
-Молодец, Степан Николаевич,  - радостно воскликнул Максим и обратившись к одному из чужаков, весело сказал, - пиши, Игнат, Сатанкин Степан Николаевич. 
 Товарищи, кто еще хочет записаться?

  -Фрол, а ты чего, о чем думаешь, забился в угол и молчишь, иль ты доволен своей жизнью и у тебя семеро по лавкам не сидят и жрать не просят? – возмущено крикнул Степан.
Фрол, покраснев и теребя край кафтана, заикаясь, сказал:

  -А шо, я? Сам все знаш, токмо не моё   эт дело, я так кумекаю.
-Плохо, кумекаешь, - не сдавался Степан, - пиши его Максим Иванович, - и показывая кулак в сторону Фрола, продолжил, - я с ним после побалакаю. 
На том собрании в комитет выбрали пятерых бедняков.  Затем, всех распустив, Максим попросил новоиспеченный    комитет  остаться, чтобы решить еще несколько неотложных вопросов. 

 Когда все разошлись и в комнате осталось восемь человек комитетчиков, Максим поднялся и пожимая  руки новым товарищам, произнес:
-Товарищи, поздравляю вас с вступлением в рабоче-крестьянские ряды! И на первом    у нас с вами  собрании такой вопрос. Церковь.
Все переглянулись, пока ничего не понимая.

  -Валентин Пантелеевич, прошу вас, - обратился Максим   к мужчине,  до этой минуты тихо сидевшему за столом. Поправив очки и кашлянув в кулак, Валентин Пантелеевич с нескрываемым волнением, встал и неуверенно начал говорить:
-Товарищи, нам пришло распоряжение, за короткий срок собрать сорок килограммов золота, триста килограммов серебра и любые другие драгоценности.

  Кто-то присвистнул.
-А где ж такое богатство взять то? – удивленно спросил Фрол.
-Где, где, - быстро сообразил Степан, - пуста башка, тебе ж говорят – в церкви.
-Да, як же енто, побойтесь Бога, - испугано возмутился Фрол, которого подхватили и другие новоиспеченные комитетчики.

  - Товарищи, - воскликнул Максим, - никакого Бога нет! Если б Он был, разве бы Он допустил такой несправедливости, чтобы одни с жиру бесились, а другие щи лаптем хлебали? Бога выдумали буржуи для своей пользы, чтобы вас, темных и неграмотных, можно было легче обмануть и забрать народные богатства.
-Нет, вы, как хотьте, а я грабить церкву не пийду, - уже твердо сказал Фрол. 

  -Да, не тарахти ты, балаболка, - с ехидцей, остановил его Степан, - кто тебе сказал,  что будут грабить церковь, тебе же сказали, что нужно взять свое, народное. Правильно я понял, товарищ  э-э, простите, запамятовал, как вас звать величать.

  - Валентин Пантелеевич. Да, правильно, - стараясь ни на кого не смотреть, сказал мужчина в очках, - понимаете, чтобы победить буржуазию и построить новую жизнь, нужны деньги. Много денег, на оружие, на хлеб, а их в молодом нашем государстве нет. И наша с вами задача, их найти или, если будет нужно, отобрать. Если бы вы знали, какое богатство в наших церквях, поэтому с них и начнем. Правда нас здесь в данный момент мало, придется подождать помощи, а пока, за это время нужно выбрать председателя и подготовить место для хранения золота.

  - Товарищи,  у меня предложение, - оглядывая всех пронзительным взглядом, сказал Максим, - председателем выбрать глубокоуважаемого нашего Степана Николаевича. Кто за это предложение, прошу поднять руку. 
Немного поерзав на стульях, все молча, подняли руки.

  - Вот и отлично! Степан Николаевич, проходите к нам, садитесь.
Степан, крякнув от удовольствия и разглаживая усы, подошел к столу, и обратившись ко всем, не скрывая своей радости, гордо сказал:
- Не ожидал, спасибо за доверие. Обесчаю, не подведу, глотки грысти буду всем врагам народа, - и сел за стол.


  Совещание продолжалось до глубокой ночи. Выйдя на улицу, Фрол негромко сказав  что-то Ефрему, быстро зашагал в противоположную сторону своего дома.
-Эй, Фрол, ты эт куда, никак заблудился? Хата то твоя враз по другу сторону будет, - весело крикнул Степан.
-Да, я за жинкой пишев. Она мэнэ у мамки ждэ.
-А-а, а то я уж подумал, что ты до крали какой пошел, - сказал председатель и загоготал над своей шуткой.

  А Фрол, махнув рукой, быстро растворился в ночной темноте. На всякий случай, прошел мимо хаты своей тещи, потом резко свернул на другую улицу и огородами направился к дому священника. Батюшка, надев рясу, подошел к иконам, висевшим в красном углу, перекрестился и подлив в лампаду масла, начал читать вечернее правило. Вдруг, ему показалось, что в окно, со стороны огорода, кто-то тихонько постучал. Посмотрев в окно, он увидел своего крестника, который, оглядываясь по сторонам, знаками показывал открыть дверь. 

  -Что случилось, сынок, на тебе лица нет? - взволновано спросил священник.
-Отче, бяда случилась. Нужно срочно бегить в церкву, там нас уже будэ ждать Ефрем, - с порога сказал Фрол и потом быстро, вкратце, изложил всю ситуацию.
Через пять минут, под светящими звездами в ночной тиши, торопливо шли два человека. Подойдя к церкви, из густых зарослей, им навстречу вышел человек с лопатой в руках.

   Батюшка, быстро благословив Ефрема, первый направился к храму, за ним пошли Фрол с другом. При храме жил старый дьякон, который и открыл дверь. Благоговейно перекрестившись, поклонились и вошли. Пройдя в алтарь, батюшка достал из тумбочки журнал с описью церковного имущества. Сделав пометки возле самых дорогих вещей, икон и другой утвари, перекрестившись, сказал:

 -C Богом. Господь поможет. Фрол, Ефрем, переставьте престол, на другое место. Когда я был еще совсем молодым, то под престолом, случайно, обнаружил  тайник, тогда я этому удивился, а теперь понимаю, какие умные люди были, кто строил нашу церковь. Ты, Божий человек, - обращаясь к дьякону, - будь добр, завесь окна от лишних глаз. Ну, а я пойду собирать, что нужно будет спрятать. 

  Выйдя в притвор, батюшка вытащил  рулон дорогой ткани из парчи, которую специально покупал, чтобы сшить новую фелонь, потом достал рулон белого ситца и все это отнес в алтарь, так батюшка ходил по храму, шепча  про себя молитвы и собирая иконы в дорогих киотах. А Фрол с Ефремом, молча,  заворачивали все в чистую ткань и аккуратно опускали в тайник. Дьякон, отец Неофид, помогал батюшке.

  Все торопились, скоро будет рассвет. Вот, наконец, последнее, самое большое распятие из золота. Дорог был этот крест священнику, не из-за того, что он был сделан искусным умельцем, и не из-за множества дорогих камней, которыми было обрамлено это распятие, а из-за того, что к этому кресту прикладывался сам князь Потемкин. 

  Упав на колени, отец Иона, перекрестился, поклонился до земли и последний раз, с трепетом и со слезами на глазах, приложился к распятию. Остальные сделали то  же  самое, потом батюшка всех этим крестом благословил, после чего, осторожно замотав его тканью, сам опустил в тайник.

  - Слава Богу, успели, - поставив престол на место, сказал облегчено, Фрол.
- Да-да, - рассеянно промолвил батюшка и с болью посмотрел на крестника, - вам идти пора, а то скоро уже коров погонят на пастбище. Идите с Богом, да хранит вас, Господь.

  Фрол с Ефремом, молча, вышли из храма и быстро разошлись в разные стороны. На востоке брезжил рассвет. Солнце, слегка окрасив горизонт, из под пушистого и легкого облачка, лениво выпускало, свои золотые нити - лучи.
 
  Вдруг, поднялся ветер и с силой стал срывать с деревьев листья, оголяя ветки и пригибая их к земле, заглушая тяжелые шаги молодого человека, шагавшего по пустынной улице. Протяжно и жалобно завыла чья - то собака. На окраине села, у бабки Аплесничихи, встречая новый день, пропел первый петух, за ним, подхватив эстафету, с разных сторон, отозвались остальные. Фрол, войдя в дом, увидел жену, которая, уже подоив корову, цедила молоко. 

 -И где ж тебя всю ноченьку носило?- возмущенно воскликнула Санька.
-Тише, не шуми, - тихо сказал Фрол, - дай лучше поесть. Голодный, як вовк.
Санька, всхлипывая  и смахнув слезу, налила крынку молока, и поставила ее перед мужем.

 -Погодь, носом то хлюпать, слухай, шо я тоби кажу. Я був на собрани. Степана в преседатели выбрали. Потом много об чем еще гутарили, про жизню, про комунизьм, об ентом, как его, а-а, Ленине, - в это время на улице послышался звонкий голосок рожка, - о-о, слышь, хвистулька ужо заиграла, пора Зорьку в поле гнать. 
-Знамо дело, - обиженно пробурчала жена, - ещё   ничёго не рассказав, уже меня гонит.

 -Иди, иди, а то опоздашь, - сказал Фрол и отрезав краюху хлеба, стал есть.
Санька, повязав платок, недовольная вышла во двор. Раскрыв калитку и выпустив корову,  увидела соседку.
-Дарья, погодь, чёго я тоби скажу, - весело крикнула Санька.

  Молодая женщина, одетая в темно-серую длинную, почти до земли юбку и в темно-синюю в мелкий серый горошек, блузу, оглянулась и улыбнувшись, остановилась. Густые, непослушные ее волосы, выглядывали из-под платка   и от дуновения  развевались на ветру.  Дарья знала, что Санька, хоть и хорошей была бабенкой, только как сорока, любила чесать языком и первой приносить новости, вот, видно и сегодня ей не терпится что-то рассказать.
-Ну, говорь, чово у тоби приключилось? 
     
  Пока жена отгоняла корову на пастбище, Фрол поел и поверх покрывала, не раздеваясь, прилег на кровать и сразу   же уснул. Сон был глубокий и тревожный. Он видел отца Иона, семенящего по узкой тропе, вдоль которой ползало много змей, пытающихся прыгнуть и укусить батюшку, но священник, прижимая к груди распятие Иисуса Христа и не обращая внимания на гадов,   куда-то спешил.

  Вдруг, вокруг стало темно, как поздним вечером, посмотрев на небо, молодой человек  увидел, что вместо облаков, застилая солнце, медленно ползли огромные каменные валуны. Накрыв все село, они стали падать вниз, подминая под себя множество людей. Видя, что самый большой камень падает на батюшку, Фрол закричал и бросился к нему,   но не успев добежать до крестного отца, споткнулся и упал.

  Открыв глаза,   он чувствовал, как холодок пробежал по спине.      Он молча лежа,   тяжело дыша, не осознавая где находится. В это время в дом вошла жена и с порога закричала:
-Фрол, слухай, чо я тоби кажу! Я Степку зараз видела, даже не признала, разодевся, хромовы сапоги обув, ремень и хвурашка до глаз. А главно ещё   трезвый.

-А я тоби об чем говорю, одним словом – преседатель! Вишь, как должность менят человека. Погодь, он   себя покажет, не будем знать куда бегти, как его жинка. Ладно, пора в поле идтить. Сбирайся.
-Да у мэнэ уже все готово, вон и туесок на лавке стоит. Сталось  токмо  помолиться.

  Встав под образами, перекрестившись, Фрол начал читать:
-Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да прийдет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный, даш нам днесь и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, - перекрестившись и сделав земной поклон, продолжил, - отрицаемся тебе сатане гордыне твоей и служению твоему отрицаемся, и сочетаемся с Тобою, Господом нашим Иисусом Христом во веки веков. Аминь.
Перекрестившись,   супружеская пара вышла из хаты.

С тех пор прошло три дня. Было воскресное утро, семья Фрола собиралась идти в храм на воскресную службу, но в дверь постучали и вошел Степан.
-Мир вашему дому.
-С миром принимаем, - насторожено ответил хозяин дома гостю.
-На службу собираетесь?
-Ну, да.
-Сегодня служба отменяется, пойдем   выйдем, побалакать надобно, - махнув головой на дверь, сказал Степан.

  Выйдя на улицу, Степан сел на завалинку и, достав из кармана махорку, стал крутить козью ножку. 
-Погода сегодня хорошая, солнечная, - окинув взглядом небо, сказал председатель.
-Хорошая. 
-Ты слышь, подмога ночью приехала, сегодня пойдем в церковь, так что велено всем собраться у Семки.
-Много их? 

 -Не знаю еще, не видел, сразу пошел к тебе, а то думаю, убежишь.
-Ну, и зря пишов, я ж гутарив, шо не пийду грабить церкву.
-Как это ты не пийдешь? – изменившись в лице, грозно спросил Степан, - тебя же в комитет выбрали, ты же в списке, считай, моя правая рука.
-Ну, если дело тильки в ентом списке, то вычеркни меня и выбери себе другую руку.

  Председатель вскочив, схватил Фрола за грудки и с яростью зашипел:
-Я те вычеркну, хохол проклятый, не я один тебя выбирал, все село тебе доверило строить новую жизнь, а ты струсил? Да тебя к стенке нужно, чтобы другим не повадно было!

  -Уйди, Степан, - сбросив с себя руки председателя, твердо сказал Фрол, - Богом прошу, не бери грех на душу. 
-Ла-адно, - прошипел Степан, - мы с тобой еще поговорим. Ты еще об этом пожалеешь.
Фрол посмотрел вслед удаляющемуся председателю, глубоко вздохнув, перекрестился и вошел в дом.

  -Зачем Степка - то приходив? - спросила Санька мужа.
-Енто наши з ним дела. Собрались? Все, пойдемте, а то на службу опоздам.

  Звон колоколов весело всех зазывал на службу. Красиво одетые сельчане, здороваясь, с необъяснимым трепетом шли в храм. Ребятишки,   обгоняя друг друга бежали к колокольне, чтобы попросить отца Неофида дать позвонить в колокол. Батюшка, отец Иона, улыбаясь, благословлял своих прихожан, которых уже давно всех знал и любил. Каждому скажет доброе слово, никого не забудет. 
-Всех благословил? – весело спросил батюшка, - Вот и слава Богу, пора начинать службу.

  Впервые Фрол не слушал церковное пение,   никак не мог сосредоточиться, всю службу он оглядывался на входную дверь, боясь увидеть там чужаков. Но вот поют уже Херувимскую и никого еще  нет.
- Может,   сегодня   пронесет и никто не придет? – думал Фрол и здесь в храм вошли несколько человек. Потоптавшись немного у порога, один прошел в Алтарь к батюшке, что там   было   -  никто не может сказать, но служба не прекращалась. В конце службы на амвон   вышел  отец Иона и,   низко поклонившись прихожанам, сказал:
 
  - Братья и сестры, за долгие годы моей службы в этом храме, много было хорошего у нас с вами, но если кого обидел, простите меня Христа ради, Бог свидетель, это было ненароком.

  Все стояли и непонимающе слушали своего священника. Кто-то из зала крикнул:
- Бог простит, батюшка, а мы тем более прощаем.
- Чтобы у вас в жизни не случилось, не забывайте благодарить Господа, за все – за радость, или горе, посланное Богом. Помните, что все посылается нам для укрепления духа. Имейте в сердце своем любовь к Богу и друг другу. Не забывайте молиться…

  - Хватит, болтать, святой отец, - грубо прервал один из чужаков. 
Все оглянулись. Расталкивая локтями, к батюшке направилось трое незнакомцев.
 - Товарищи, прошу покинуть храм,- крикнул Максим, - служба закончилась.
Люди стали возмущаться, тогда Максим достал из кобуры пистолет и выстрелил вверх. Все, с криками и плачем бросились к дверям. Фрол   молча  смотрел. А отец Иона,  вслед, в  последний раз, благословлял своих прихожан.

  -Ну, что отец, сами отдадите золото? – спросил Максим.
- Какое золото? Господь с вами, это храм, а не ювелирная  лавка. 
- Значит,   добровольно отказываетесь помогать революции? Что ж хорошо, начинайте! 
Красноармейцы стали все крушить: срывали иконы со стен и бросали их на середину зала. Отец Неофид, подбежал к иконам, и в сердцах сказал:
-Что же вы делаете, изуверы! Креста на вас нет! Побойтесь Бога! Это же иконы! Святыня!

  - Уйди дед, не мешай, если тебе жалко эти деревяшки, то скажи, где драгоценности?
В это время из алтаря выбежал Степан и резко направился к отцу Иону:
- Где крест? Где библия, в золотой оправе? Где золотой семисвечник? – зло кричал Степан, 
- Где все? 
- Что ты, о чем говоришь, Степан?
- Сейчас поймешь, - прошипел председатель и со всех сил ударил священника. 
Батюшка не удержался на ногах и упал. К нему подбежал Фрол и помогая подняться, грозно сказал :

  - Ты, Степан, орать ори, но волю рукам не давай!
- А-а, сволочь, поповский выкормыш, это ты предупредил попа? - закричал Степан и выхватив у солдата ружье, выстрелил в Фрола. Молодой человек,   схватившись за грудь, упал и только смог удивленно прохрипеть:
- Зачем же в храме? – и умер. 

  А председателя было уже не остановить, перезарядив ружье, он со злости выстрелил в большое деревянное распятие, висевшее на стене правее от него, попав в ноги Христа, он не остановился и если бы у него не отобрали ружье, много еще бед натворил бы он. 
-Угомонись, Степан! – окликнул Максим, - предатель уже свое получил, а с этими  -     махнув головой в сторону священника с дьяконом    - у революции разговор один, к стенке.

  - Встать  - вскричал молодой красноармеец и подтолкнул прикладом батюшку в спину. Отец Иона, перекрестив тело своего крестника, поднялся на ноги и,   молча направился к выходу. Вслед за батюшкой пошел отец Неофид. Выйдя на улицу, они посмотрели на солнышко, которое нежно ласкало их лица и перекрестившись, с болью в голосе, батюшка промолвил:
-Господи, прости их, ибо сами не ведают, что творят.

  В это время к храму подходила Антонина, вдова не   вернувшегося    с войны Антипы. Увидев батюшку с отцом Неофидом, взятых под ружья, она заголосила:
- Ой, люди добрые, да что же это делается, нашего батюшку убивают! – и,   бросившись к священнику в ноги, стала целовать его рясу.

  Красноармейцы пытались оттянуть ее от священника, но женщина продолжая голосить,  всякий раз цеплялась за руки и за ноги отца, лобызая их. Тогда, Степан, с красными, от гнева глазами, схватил винтовку и в спину вонзил штык своей землячки. Антонина медленно стала сползать вниз, поддерживаемая отцами Ионой и Неофидом. Председатель,   злобно усмехнувшись, сплюнул и выстрелил в дьякона.
  Следом раздался второй выстрел и батюшка, слегка пошатнувшись, упал на тело отца Неофида. Сельчане, услышав выстрелы, схватив ребятишек, разбежались по домам. На улице было пустынно и тихо, даже собаки не лаяли, спрятавшись в свои будки. Только голуби кружили высоко в небе, будто прощались с убиенными.

  -Чего, стоите? - закричал Степан, - нужно искать драгоценности, я чувствую, они где-то совсем рядом! Искать   нужно,   искать! – и быстро зашел в храм.
За ним направились остальные. Грубо снимая серебряные киоты с икон, они бросали их в кучу, а иконы выносили на середину двора и пытались сжечь, но что только с ними не делали, полностью, сжечь деревянные иконы не смогли. Дерево по краям обуглилось, а святые лики были не тронутыми.

   Так и   остались  иконы ,    лежать под открытым небом. На следующее утро, зайдя во двор храма, Максим обратил внимания, что куча с иконами со двора исчезла, а зайдя внутрь церкви,   увидел,  что  на месте не было распятия, висевшего раннее на стене. Тела расстрелянных тоже пропали. 

  -Вот   черт, - огрызнулся Максим,   -  нужно было оставить здесь кого–нибудь, но кто мог подумать, что кто-то осмелиться после вчерашнего сюда войти. Да, промашка вышла, ну ничего, нужно по домам пройтись, все перевернуть. 

 Но найти эти проклятые иконы с распятием не удалось.
Максим со Степаном кипели от злости, но кроме двадцати серебряных киотов, серебряных столовых приборов, взятых в доме у священника и четырех чугунных колоколов, предъявить властям им было нечего. 
Свирепствовал Степан, всю свою злость вымещал на своей семье и односельчанах.   Для всех наступили  тяжелые  времена.
 
                               
 

 

 ФОТО ВЗЯТО ИЗ ИНТЕРНЕТА

В двадцатых годах появились  Комбедовцы,  у которых  слюни текли и поволокой глаза застилало, глядя на чужое добро. Однажды, проходя мимо дома своей подруги, Ганна во дворе увидела Устинью.
-Привет, подруга, - громко закричала она, - Бог в помощь.

 -Спасибо.
-А ваши, чо, ужё убегли на собране?
-Некогда нам по собраниям шастать. Дел еще сколько, зима на носу, а стога еще вон, в лесу стоят.
-Да, вы шо, сказились, каки таки стога, когда Степка председатель сказал, шоб все были, иначе хуже будет? Ты ж знаш, каков он бешанный.
- Ладно Ганна, ты иди куда шла, мне нужно бежать, своим помогать.
 -Ну, смотри, как бы тот бес на вас не взъелся. Я побёгла, а то ще зопоздаю.

  Говорят, если беда пришла, открывай шире ворота. Так и у Михася с Устиньей. Сначала Марта выбилась из рук, а потом  у них отобрали дом, землю, увели скотину, вывезли из амбаров весь хлеб, из погреба вытащили  бочки с рыбой, медом, топленым жиром, подсолнечным маслом и много чего еще вывезли за три дня. 
 
 Но властям, казалось, мало они наказали это кулацкое отродье, которое нужно было вырубать под самый корень и приехали за старшеньким – Гриней. Ох и убивалась за ним Устинья, криком кричала, слезами умываясь. Михась, как мог, успокаивал свою лебедушку, веря, что завтра разберутся и отпустят, не может же такого быть, чтобы ни за что людей сажали, но он глубоко ошибался. Ни завтра, ни после завтра, ни через год, сына не выпустили и вообще больше о нем никто ничего не слышал, будто и не было человека. А здесь еще Марта замуж собралась. 

-Не пущу! За убийцу замуж? Нет тебе родительского благословения! – кричал отец.
- Он не убийца! Не дадите согласия, тогда я и без него пойду замуж! А закроете, сбегу! – в ответ бросила дочь и вышла из землянки, в которой теперь они жили.

  Отец посмотрел на закрывшую дверь и с болью в голосе спросил:
- Мать, что же это такое мы с тобой вырастили, а? 
Устинья сидела на лавке и молча, плакала. А Марта бежала навстречу своей судьбе, своей новой жизни….
 
  После этого прошли три года. Не высохли у матери еще слезы по старшему сыну, как приехали забирать среднего, Степушку, самого смиренного и спокойного. Во дворе поднялся вой и крик Устиньи, остальные сыновья бросились в защиту своего брата. Завязалась нешуточная драка.
 
 Красноармейцы, понимая, что без оружия им, с этой кулачьей сволочью, не справиться, стали стрелять. Степушка с Митенькой, сраженные пулями, сразу упали замертво, а двух других братьев, избитых до полусмерти, как дрова покидали в телегу и увезли, не забыв, плеткой исхлестать их мать.

 Михась, в это время, был в городе, ездил на рынок, хотел сделать своей лебедушке подарок, купил отрез  на платье и красивый полушалок. Казалось бы, нужно радоваться, все взял, что хотел, так нет, засела в сердце какая-то зараза и грызет, сосет изнутри. Ну, прям, мочи нет.

  -Ох, не спроста это, что-то с Устьюшкой моей неладно, - встревожено подумал он и поторопился домой. Подъезжая, Михась заметил, испуганные взгляды односельчан, брошенные в его сторону и понял, что дома что-то случилось. Издали он увидел раскрытые ворота и то, что он увидел, превзошли все его опасения….
 
 На следующий день, похоронив сыновей и украдкой вытирая слезы, он как мог, ухаживал за парализованной женой. Он рассказывал ей, какой сухой и хороший последний дом выкопал для их сыночков, что положил их рядышком, чтобы не скучали и их поджидали. 

  Устинья лежала молча, глядя в потолок и плакала. Через два дня ее не стало, она тихо ушла, оставив на этом свете своего Михася одного.
 Похоронив лебедушку, он долго сидел возле двух свежих могил, плакал и разговаривал с женой и детьми, как с живыми, а потом взял холщовую сумку и уехал в город. Больше в деревне его никто не видел. Весть о происшедшей у памятника трагедии, привезли соседи Ганны, которые в тот день ездили по делам в город. Сельчане боялись даже вспоминать несчастную семью Михася с Устиньей. В душе все их жалели, но ни один человек за них не заступился, никто им не протянул руки помощи, все боялись попасть в немилость председателю.

 Через тринадцать лет, на руках с ребенком, Марта вернулась домой, а в их землянке, только крысы с ветром играли в догонялки…. Поплакав на кладбище, она осталась жить дома, растить свою Маруську.  

  Вся эта трагедия, волной воспоминаний нахлынула на Ганну, она, всхлипывая, сидя на лавке и вытирая слезы уголком платка, думала:
-Ох, Матки Божья, что же енто за жизнь така, при царе жили, боялись, при Союзе живем, еще пуще бояться приходится, когда же ентот комунизьм- то ихней настанет? Хоть краешком глаза глянуть на него, ведь не зря же столько людей померло, таку войну пережили. Ну, ладно, если я   не доживу, так хоть бы Таська с  Нюркой дожили до славных времен. Товарищ Сталин обещал, вот только после войны на ноги нужно встать.

  Так и жила Ганна, как весь народ   ее большой страны, веря, что если им не придется увидеть комунизьм, так хоть внуки его увидят и поживут в достатке и радости….
 - Мама, ты что плачешь, случилось, что? – встревоженно спросила Таисия.
 - Не, доча, - вытирая слезы, сказала, Ганна, - так, про жизню думкаю. 

 - А-а, а то я уже напугалась, думала,   заболела. Нам сейчас никак болеть нельзя, так что   ты ,пожалуйста,   крепись, если что, иди лучше к бабке Насте, она тебя подлечит.
 - Да поть ты, интюлюлюй из под дубинки! Ох, батюшки, сказано тебе, что все нормально! – в сердцах сказала мать, - ты лучше кажи, где такмо задержамшись?
 - Да, где, в конюшне, конечно. Семен привез корм скотине, вот, разгружали. Спина от тяжести аж не гнется. Ноги до сих пор трясутся.
- Ты гляди, девка, меня не позорь, а то слухи поперед тебя шагают, - в гневе пробурчала Ганна.

 - Какие слухи? – насторожено спросила дочь.
 -Сама знаш, каки таки слухи! Да неужель, тебе ещё  не надоел ентот кобель-то, а? Ох, Таська, Таська, скрутит он тебе бошку то и кажет, чо так и было! На улицу ужо срам выйтить, в спину шепчут, косточки перемывают.
 -А вы их мама не слушайте, да и что вам по поселку ходить, сидите дома, чулки вон вяжите, - угрюмо сказала дочь, - косточки они перемывают, а чуть что, сразу ко мне бегут, выручай! Думаете,   мне не противно? - разрыдавшись, сказала Таисия, - да у меня уже сил нет на его рожу поганую смотреть, просто боюсь я, что не справлюсь с ним и он живой останется, меня в тюрьму, а вас сгноят, как других сгноили. Не могу я пока ничего сделать, по рукам и ногам связана. Да и тяжелая, мама, я.  

  -Ох, Матки Божья, - вскрикнула Ганна, схватившись  за горло руками, будто ей не хватало воздуха,- Добегалась, докувыркалась, окаянная! Цыть! – прикрикнула мать, видя, что дочь что-то хочет сказать в свое оправдание, - я и такмо долго молчала, глядя на твои выкрутасы! Отца на тебя нет, он бы показал тебе, что такое девичья честь и гордость! Одну принесла незнамо от кого, а тепереча   сызнова подол раскинула? Все повторяца, да? Думаш, батьки нет, чо хош можно делать? Погодь, я щас,   токмо хворостину возьму, тя по спиняки поучу! Бушь знать, как по кустам шастать!

 - Мама, мама, вы не знаете от кого Нюрка? Так знайте – от него, от лешего этого поганого! Всю жизнь он мне сломал, с тринадцати лет измывается.  Помните, я в лес с девчонками пошла, да в болото попала, чуть не утонула? Меня еще дядь Захар случайно увидел, вытащил еле живую, домой на руках принес?

 Так вот, я тогда вам не всю правду сказала. Заблудилась я, часа три блуждала по лесу, увидев его, обрадовалась, думала спасена. И он обрадовался, обнимает, целует, говорит, что тоже испугался, заблудился и давай одежду с меня срывать. Он тогда не только одежду на мне изорвал, он тогда душу мою на клочки порвал, искалечил.

 Не знаю, что со мной было, как в черной бездне я побывала, только когда очнулась, открыла глаза и жить мне не хотелось. Как раз на болото набрела, надумала в нем остаться, да не судьба, дядь Захара Бог послал, спас меня. Видит, что на мне одежда изорвана вся, снял с себя кафтан, одел на меня, потом взял на руки и отнес домой. 

 - Почто ты глупа, девка, сразу ничёго не сказала? Отец бы с нём зараз поговорил? – держась за сердце, глотая воздух, спросила мать.
 - Если б вы мама, видели, какой он в ярости страшен, просто бес в него вселяется. Побоялась я, глупая была, стыдно было. Да и отца он обещал прирезать, если только рот открою. Вот поэтому столько лет и терпела.

 Ганна ойкнув, стала медленно сползать вниз. Таисия,  подбежала  к матери, развязывая платок и расстегивая пуговицу на блузе, крикнула:
 - Нюрка, неси быстрей воды, бабушке нашей плохо.
Девчушка вбежала в комнату с полным ковшиком. Мать,   зачерпнув горсть воды, стала брызгать на лицо и волосы старушки.
 - Мама, что с бабуськой?
 - Cердце,   наверно, не знаю.

 Немного погодя, ресницы дрогнули и открыв глаза, Ганна,   посмотрев на дочь, тихо сказала:
-Лесурка моя   бедна, не вздумай ещё   чо попало – то сделать, а то на кого нас с Нюркой оставишь? Кому мы будем нужны? – всхлипывая, напугано причитала мать.
 - Дочка, принеси еще воды, а то теперь у меня что-то в горле пересохло, - сказала Таисия, чтобы выпроводить дочь из комнаты, - не хочу от этого гада рожать, да и не прокормиться нам, если я рожу. Ведь живем то мы только,   благодаря конюшне. Вон сегодня опять в лифчике принесла немного гороха. Только жить-то как дальше, мама? Живот вот-вот, скоро уже на нос полезет, хоть в петлю.

 - Не смей, слыш, не смей даже думать об ентом! Ничёго, родна моя   девонька, живы будем, не помрем, Бог не допустит ентого, раз Он тебе ребеночка дал. Люди помогуть. Токмо боюсь я за тебя.
- Не бойся, мне этот ничего не сделает. Когда узнал, что беременная, на руки пытался подхватить, да где ему, старый   хрыч колченогий, - с брезгливостью, сказала Таисия.
В комнату вошла Нюрка с полным ковшом и спросила:

 - Бабуська, Вы как? Вам лучше?
Старушка, вытирая слезы, быстро сказала:
 -Ничёго, пшеничинка  моя. Просто я напугала твою мамку, а потом и сама напугамшись.
 - Это как? – удивленно спросила внучка. 
 -Да, стара ужо стала, голова моя   и закружилась. Все хорошо, не боись.

 - Бабусенька, - обнимая старушку, сказала внучка, - вам еще рано болеть, вы нам сильно-сильно нужны и мы вас, с мамой очень любим,- и поцеловав в щеку, прижалась к бабушке.
 - Ай, батюшки, птичка моя   золота, ягодка моя   сладка и что бы мы без тебя делали? - улыбаясь и поглаживая девчушку по голове, говорила старушка, - вся и радость у нас в детках.

 Таисия с болью смотрела на мать с дочкой, размазывая текшие слезы по щекам. Вдруг Ганна встрепенулась и с улыбкой сказала:
- Погодьте, гляньте, чо же я вам тут смастерила.
И поднявшись с помощью дочери с внучкой, поковыляла на улицу. Буквально через несколько минут она вернулась с парой крашеных лаптей. 
-Вот, ни у кого таких нет.

 -Ой, бабуська,- весело воскликнула Нюрка, - чем это вы их покрасили? Какие они красивые! А веревочки какие! Ни у кого таких лаптей не будет! Тонька от зависти, просто, лопнет!
- Понравились? – улыбаясь, спросила старушка.
- Еще как понравились! Можно я их завтра надену? 
- Можно, можно, а теперь к столу, похлебку исть.

 Накормила, напоила Ганна своих, спать уложила, а сама, зажгла лучину, чтобы керосин не жечь, из сундука достала лампадку, аккуратно завернутую в тряпку, иконку, лежащую на самом дне сундука, перекрестившись, осторожно все развернула и поставила на стол. Налив в лампадку масла, опустилась на колени и с горечью в голосе, зашептала: 

 - Господи, наш Батюшка, прости нас грешных, чо приходится прятать Тя, прости нас за боязнь нашу. Оставили мы Тя, но не оставь Ты нас, защити нас неразумных...
Долго молилась Ганна Богу, а потом, перекрестившись, слила оставшееся масло из лампадки, протерла ее и обвернув все в тряпицы, осторожно положила свертки обратно в сундук. Потом села прясть собачью шерсть. Пряла она шерсть и не замечая  слез, стала опять вспоминать свою жизнь….

 

 

                                                         
  Как сейчас, Ганна помнит, только успела она уложить спать своих деток – Хвилю с Тасюшкой, как откуда-то прибежал запыхавшийся муж, Ефрем.
-Дети уже спят? – шепотом спросил он.
-Уснули, а тебя где леший таскал?
-Погодь, кричать-то, лучше сбирайся и пойдем тихонько, батюшку по – людски cхороним.

 -Ай, мамоньки, ты чо, сказился? Совсем бошка пуста, да? А как и в нас пулять начнут, на кого деток оставим? Хошь, чоб и мы там же рядком полёгли, как Тонька?
 -Да, не трохти ты! Болоболка, – c укоризной возмутился Ефрем, - накаркаешь! 
 -А мне и каркать не надобноть, сама не пойду и тебя не пущу!

  -Э-э, ты себя то слышь, а? Там же батюшка лежит с нашими сельчанами, вспомни, сколько они нам добра сделали, а мы их, как скотину, под забором бросим? Да и иконы тоже собрать надобно, большой грех это, когда святыни на земле валяются. Не бойся, я уже сбегал, посмотрел, где эти изуверы. У Семки пьют с горя, что не удалось церкву нашу им обобрать. Бери мешки, а я возьму лопату с носилками, нас там уже Николка ждет. 

  -Ай, мамоньки, пострелят нас, как есть пострелят, - причитала Ганна и выбежала в сенцы за мешками. 
Подходя к храму, Ганна от страха чуть не закричала, когда увидела красноармейца с Николкой.
  -Это кто еще с тобой? – спросил Николку Ефрем. 
 -Это двоюродный брат, Федор, в городе живет. Вы его не бойтесь, он нам предложил помощь. Да и одним нам не справиться. Вот жизнь пошла, своих уже боимся. 
 -Ладно, давайте быстро ложим на носилки, - прервал Николку Ефрем, - и несем на утес, лучшего места нам не найти. Пусть лежат и любуются красотой нашего края. 
-Да, но там, возле Антонины, ейный пес лежит и никого к ней подпускат.
-Откуда он взялся? – удивленно спросил Ефрем.
-Оторвался, так с цепью и прибег.
  -Это наверно он, какие сутки завывал, предчувствовал беду. Жалко пса, ну, ничего, я его к себе заберу. Погодь, токмо з ним малец побалакаю.

  Ефрем подошел к собаке, которая слегка поскуливая лежала возле хозяйки и лизала ей руки. Увидев собачью преданность, к горлу подкатил комок.
-Хоро-оший, - начал говорить он, но чувствуя, что от спазма в горле, ничего не может больше сказать, присел, слегка почесал у пса за ухом и наконец проглотив комок, сказал:

  -Ты же понимаешь, что нам нужно ее унести, схоронить, разреши это сделать.  Я обещаю, мы с тобой часто будем к ней приходить. А сейчас нам нужно торопиться. Ну, что скажешь?
 
  Пес не моргая, слушал Ефрема, потом тяжело приподнялся, сел и задрав голову, завыл так, что мурашки у всех пробежали по спине. Потом немного отошел и стал внимательно наблюдать. Николка с братом быстро положили Антонину на носилки и скрылись в ночной мгле. Собака побежала за ними.

  -Ганна, ты что там возишься? 
 -Да, как же енто, - всхлипывая, отозвалась жена, - как же так можно, - аккуратно обтирая икону от грязи и копати, возмущалась она, - псина и та плачет, а им горя мало, как их ще земля носит?
-У нас нет времени на слезы, нужно быстрей все собрать и унести подальше от глаз. Торопись.

  -А куда?
  -Я знаю одно место, мы там с Фролом в детстве прятались. Пойдем, - и взвалив мешок с иконами, исчез в темноте.

  Женщина быстро сложив в мешок последние три иконы, спрятала его в кустах с остальными мешками и пошла вслед за мужем, неся тяжелое распятие. Подойдя к крутому берегу реки, Ефрем опустил ношу на землю,  достал откуда – то веревку и стал по ней спускаться вниз. Через 10 метров он твердо встал на выступ горы и дернув веревку, сказал жене:

  -Привяжи мешок и тихонько спускай его мне. 
Ганна молча обмотала мешок веревкой и подтащив его к обрыву, стала опускать вниз. Приняв груз, Ефрем его развязал и отнес в пещеру, размером с небольшую комнату. Туда же поместили распятие и все остальные мешки, которые были спрятаны в кустах возле храма. 

  Потом они пошли к утесу, чтобы помочь похоронить земляков. Могила была уже выкопана и положив на дно доски, стали укладывать на них тела. 
 -Подождите, - зашептала Ганна, - как же энто, их ведь нужно чем то сверху накрыть, я сичаз, - сказав это, бросилась бежать. Минут через тридцать, запыхавшись, она принесла материал, который предназначался для  шитья задергушек.

  -Вот, держите, - сказала она, - пусть они нас за все простят. 
 Николка перекрестился и покрыв всех одним саваном, вылез наверх. 
 -Спите спокойно, - сказал Ефрем и поклонившись до земли, добавил, - Господи, прими убиенных раб своих в Царство Свое, прости им все прегрешения и пусть земля им будет пухом. 

  И трижды кинул по горсти земли, все остальные молча подошли к могиле, перекрестившись, кинули землю. Пока мужчины закапывали яму, Ганна собрала небольшой букетик полевых цветов, чтобы потом их возложить. 

  -Идем все к нам, - сказал Ефрем, - нельзя вам возвращаться в окровавленной одежде, у нас переоденетесь, а вашу одежду жена постирает, потом заберете.
 -Спасибо, - поблагодарил Федор, - если честно сказать, я уже хотел брату нос расквасить, чтобы подумали, что эта кровь, после драки.
 Ефрем позвал пса, но он даже ухом не повел. Положил голову на холмик и не шевелился. 
 -Ладно, пусть попрощается, потом его заберем.
   Чтобы ни с кем не встретиться, прошли огородами и пока хозяйка доставала чистую одежду и разжигала самовар, Ефрем отмыл от крови носилки и на всякий случай, сверху накидал навоз. Потом, умывшись, все сели за стол.
-Ну, давайте помянем батюшку нашего с братьями. Земля им пухом, - и опрокинул стакан в рот.
 -Хорошие были люди и Тонька ж, не испугалась, бросилась им на подмогу, дурында, одна против стольких разъяренных солдат.
 -Что уж теперь говорить, поторопилась к своему Антипушке, - горестно сказала Ганна.
  Долго засиживаться ночные гости не стали, немного еще закусив, стали торопиться уходить, чтобы еще до рассвета, попасть домой.
 -Да-а, страшный вчера был день, тяжелая ночь, а что сулит сегодня утро? – лежа в постели, думал Ефрем, - никто не сможет на это ответить, так как отвернулся от нас Господь,видно шибко мы его обидели, раз Он позволил бразды правления взять сатане, теперь он властвует над нами, а от него ничего хорошего ждать нечего. Кабы еще хуже не было.

  Тяжелые мысли были у него, рядом лежала и сладко посапывала жена, а он так и не смог даже на минуту сомкнуть глаза, пролежав до утра, пока кто-то не поскребся в дверь. Ефрем, только успел снять крючок, как в дом ввалилась обессиленная Санька. За одну ночь она сильно осунулась и вся почернела.

  -Ефремушка, - с болью прохрипела она, - мово Фролку кто-то украв, даже захоронить не можно, как же енто, чо тепереча делать – то? 
Слезы градом катились по щекам женщины. Она сидела и тихонько раскачивалась из стороны в сторону, казалось, никого перед собой не видела.

   -Я хотела сразу его с батюшкой забрать, но мне не дали, казали потом отдадуть и выгнали, даже попрощаться не пустили. Пошла седня с утреца к храму, глядь, а там никого нет. Как же мне теперече жить то? Ефремушка, помоги, ради памяти Фрола мово, подскажи, куда идтить? Чо делать?

  Ефрем молча слушал жену друга и не знал, как ему поступить, рассказать ей о ночной их вылазке, или промолчать? Ведь давно известно, что если хочешь, чтобы все что-то узнали, скажи об этом по большому секрету этой балаболке, завтра же будет знать все село. Жалко и горько было глядеть, как горем убитая женщина, c большой надеждой смотрела на него, ожидая ответа. Здесь с постели поднялась Ганна, молча села на лавку и обняв подругу, тихо сказала:

  -Успокойся, родная, при мести  твой Фрол и вси ужо при мести лягли. На утесе. Только не ходи туда пока, не гневи нову власть. Завтра, я кумекаю, чо завтра будет ужо можно.
Услышав такую весть, вдова упала на грудь своей подруге и разрыдалась. 
-Ну-ну, успокойся, мы тебя не оставим, помогать будем, выживем, не правда, Бог нам в этом поможет. 

  Ефрем смотрел на жену и впервые увидел, какая она сильная духом. Последнее время он боялся за свою семью, думал, что если вдруг, с ним что-то случится, как они, родные его будут жить? А теперь, увидев стойкий и твердый дух своей Ганнушки, он понял, никакие ветры судьбы не смогут сломить его тростинушку.
Немного успокоившись, Александра встала и поклонившись, с благодарностью, в пояс, слегка покачиваясь, вышла. А хозяева, обнявшись,  молча сидели на лавке. Потом, будто пробудившись от долгого тяжелого сна, Ганна сказала:

  -Все и мне пора бегить, у нас есчо Ночка с полным выменем стоит и белье замочено лежит.
 -Ты иди стирай, а я пойду доить корову. Нужно чтобы к десяти часам  уже все висело на веревке.
 Пока жена стирала, муж управлялся по хозяйству. Корову подоил, кур покормил, самовар разжег и печь затопил. На улице весело светило солнышко, летали, чирикая воробьи. Было тихо и спокойно. Но не успели они сесть за стол завтракать, как на другом конце села залаяли собаки, загоготали гуси, раздались одиночные выстрелы.

 -Господи, помилуй, - перекрестившись, испугано сказала Ганна, - дети, ешьте, ешьте быстрее, супец жирнен, скусный, - и задернула на окне задергушку.
-Успокойся, жена, тебе нужно самой поисти.

  Кое-как перекусив, мать спрятала детей на печи, убрала со стола посуду и чтобы хоть немного скрыть дрожь, взяла вязку и стала вязать мужу рукавицу. Уже после обеда, без стука, нагло, в дом вошли председатель с красноармейцами. Степан прошел к столу, взял табурет, сел и обращаясь к солдатам, сказал:
-Начинайте.

  Красноармейцы во все углы бросились, круша все на свете, перепугав малышей.
-Ганна, заткни своих ублюдков, а то я щаз их сам заткну.
 Мать бросилась к ребятишкам и схватив их на руки, вынесла на улицу. 
-Тише, касатки мои, тише, а то дядя сильно рассердится на нас, - качая детей на коленях, успокаивала мать. Вслед за женой, вышел Ефрем.

  -Ты что иродов оставил однех? – возмутилась Ганна, - есчо поворуют чо!
 -А что им воровать, - нервно усмехнувшись, сказал хозяин, - оне и так берут, что им приглянулось, а что не нужно, бьют иль бросают.
 -Ай, мамоньки, ай, Матка Божья, спаси нас, горемышных, защити от ентых иродов, - причитала она.

  На крыльцо вышел председатель со своим ополчением:
-Чтот совсем бедно живете, даже взять не чего, мелочь всяка, - сплюнув, сказал он.
-А нам и ента мелочь даром не далась  и ты не чёго не дарив, - огрызнулась хозяйка. 
-М-м, кусатся, - усмехнувшись, сказал Степан, - слышь, Ефрем, ты своей то язык укороти, а то мы зараз, укоротим, вместе с бошкой – то. 

  -Что, Степан, зверь человечины опробывал, требует есчо? Знамо дело, теперь он ни перед чем не остановится. Лишь бы следующую жертву в капкан заманить. 
 -Хм, зверь говоришь, - хмыкнув, сказал председатель, - а чо, зверь то оно есчо и лучше, а то все пьянь, да пьянь. Вот вы меня не оценили, а нова власть оценила и теперь вы все у меня вот, где сидеть будете! – и выкинув вперед сжатый кулак, от удовольствия загоготал.

 -Проверьте в яслях, под сеном, знаю я их, это они только с виду такие тихенькие, а копни, не остановишь. А что это у вас на веревках Николкина рубаха болтается? Я ее зараз вчера на нем видел. 
-С чёго енто Николкина, когда я сама свому сшила, у нее даже метка есть, могит показать?

  -Ладно, верю, но вчера на Николке точно така ж рубаха была. Чо, ничёго не нашли? – обращаясь к подошедшим красноармейцам, спросил председатель, - ясный перец, идем дальше, - и поднявшись с бревна, ни на кого не глядя, пошел к выходу. Хозяева молча посмотрели уходившим вслед и тяжело вздохнув, взяв ребятишек на руки, вошли в избу.

  -Ой, батюшки, - увидев разбросанные вещи и побитые горшки, по привычке заголосила Ганна. 
-Цыть, баба, - тихо сказал Ефрем, - радуйся, что живы остались, а это все наживное. Приберись ка лучше быстрей, а мне бегить надобно к Николке, вещи отдать. Ведь если эти изверги не обнаружат там рубахи, всем худо будет.

  -Да, беги, беги скорей, а то опоздать можешь, - быстро представив, что их может скоро ожидать, согласилась жена и поспешно выскочила на улицу снимать с веревки белье.

  Только Ефрем, отдав вещи, скрылся у Николки в зарослях сада, как нагрянули с обыском.
 -Ищите везде, - закричал Степан, - а ты покажи мне рубаху, в которой вчера был, - ткнув парня в плечо плеткой, пробасил председатель.
 Николка молча вынес рубаху и отдал << гостю>>.
-А метка кака на ней есть?
-Нет.

-Ладно, на, - недовольно пробурчал Степан. 
В это время к нему подошел один красноармеец и что-то шепнул на ухо.
-Где? – взревел председатель, - за мно-ой!- закричал он и выбежал на улицу.
Лихо поднявшись на утес, под плакучей красавицей, ивой, Степан увидел свежий холмик, поверх которого лежал маленький букетик полевых цветов и оскалившегося пса. Потоптавшись, соображая, что делать дальше, пробубнил:
-Ну, чего стоите, копайте, туда что угодно можно схоронить….

  Трое молодых людей, одетые в военную форму, взяли лопаты и только поближе подошли к могиле, как с грозным рычанием, набросившись на одного из них, собака схватила мертвой хваткой. Раздался дикий вопль. Председатель заматерился и выхватив лопату у растерявшегося парня, со всех сил ударил пса ребром по голове.  От большого потрясения и увиденной, на двое, расколотой головы, солдата вырвало.

  -Да, …мать, набрали в армию красных девиц и еще с ними хотят новую жизнь строить! Тьфу, - c брезгливостью сплюнул Степан, - оттащите его от греха подальше, чтоб мои глаза его не видели! - и со злости пнул комок земли.

  -Копайте, чего рты разинули? Я что ли за вас копать буду?
Солдатики бросились копать, но и в раскопанной могиле, кроме четырех убиенных, они ничего не нашли.
-Пошли.
-А закопать?
-Кому это надоть, тот пускай и закапывает, а у нас с вами нет на это время. Скоро темнять будет, а нам есчо на колокольню нужно, а то и оне пропадуть, - зло сказал председатель. И взмахнув плеткой, стал спускаться с утеса.

  Сельские мальчишки бежали по дороге и заглядывая во дворы, кричали:
-Cейчас колокола будут сбрасывать!
Кидая работу, все спешили к храму. А на колокольне уже стояли красноармейцы и готовились к сбросу самого большого колокола, который более века, верно служил людям, на несколько верст, оповещая о горе или радости. Задрав головы, они молча смотрели вверх. И вот, в свободном полете, язык ударяется о стенку колокола и на большое расстояние раздается прощальный его звон.

 Вздрогнув, будто пробудившись от спячки, все заплакали.Вслед за большим братом полетели меньшие, четыре колокола. Вдруг, откуда ни возьмись, набежали большие темные тучи и покрыли все небо, вокруг посерело и на землю стали капать крупные капли. Казалось, плакало само небо. Евдокия, жена Семена, не скрывая рыданий, смотрела на колокола, в которые еще в детстве, с разрешения отца Неофида, звонила, зазывая земляков на службу. 
Долго стояли сельчане, глядя на валявшиеся разбитые колокола, прощаясь с ними и вспоминая свою жизнь. …

                 

 

                                                6 глава
  Ганна сидела за куделей и пряла пряжу.
 -Бабуська, - позвала старушку, вбежавшая в избу, внучка, - бабуська, дайте мне фартук с большими карманами!
 -Зачем енто тебе?
 -Надо.
 -Нюрка, ты мне брось, надо! Кажи зачем тебе хфартук? Небось опять в конюшню за горохом? Не смей, слышь меня? А то есчо ентот черт колченогий поймат вас. 
 -Бабуська, да с нами же пойдет его Николка. Мы же деду Семену помогаем. А потом, можно мне с ними пойти в ночное? Кто пойдет в ночное, дедушка разрешил взять себе по два кармана гороха. Ну, бабуська, пустите меня, а?

 -В ночное пущу, а горох, от греха подальше,  не смей брать, слышь?
 -Слышу, - сказала девчушка и поджав губы, хотела уже выйти из комнаты.
 -Краюшку хлеба-то возьми, а то кто на пустой живот в ночное идет? – вслед, крикнула старушка.
Нюрка, отрезав кусок ржанного хлеба и посыпав его сверху солью, завернула в чистую тряпицу, вышла на улицу, где ее ждали подружки.

 -А фартук? – удивленно спросила ее Маруська.
 -Бабуська не дала и горох не разрешила брать, - чуть не плача, сказала Нюрка.
 -Ладно, не реви, у меня есть фартук, смотри, с какими карманами, туда даже твоя голова влезет, - успокаивая подругу, сказала Маруська, - да и у Панки на платье есть карманы! 
В это время к ним подбежали Николка с Пашкой и все, направляясь к конюшне, быстро скрылись в облаке пыли. 

 Дед Семен, ожидая помощников, наметил уже им фронт работы и довольный собой, покряхтывая, сел на бревно и достав кисет с табаком, и обрывком старой газеты, стал крутить козью ножку. 
 -Ох, и хорошо, - думал он, - пусть ребятки поработают, им в радость, и мне польза.

 Вытянув свои больные ноги, обутые в валенки со старыми калошами, затянулся и пуская кольца  через нос, блаженствовал, сидя на солнышке. Которое ласково грело его ноющие раны, полученные во время трех войн. Только бывший солдат задремал, как сквозь дрему услышал шепот ребят, старик улыбнулся и поглубже натянув на глаза ушанку,  продолжил свой сон.
  А саранча, быстро прошмыгнув  мимо сторожа, направилась в амбар, где в мешках хранился корм для лошадей. Колька, со знанием дела, общупал все мешки и найдя  мешок с горохом, подал знак. Пашка, взяв у девочек фартуки и быстро наполнив их горохом, стал насыпать в карманы своих штанов и здесь увидел, что Колька, сняв фуражку, до верху наполнил ее горохом.

 -Ты, что? – испугано спросил Пашка, - как ты мимо дедули пройдешь?
 -А Нюрку, оставим голодной?  Мне ж ничего не будет, ну, подерет батя ремнем, так мне не привыкать. Знаешь какая у меня шкура толстая, во,  - показывая с палец, толщину своей кожи.
 -Да, ты брешешь, - ухмыляясь, воскликнул Пашка.
 -Я брешу? – возмущенно, воскликнул Колька, - на смотри, - и в доказательство, снял штаны, оголяя свой зад. 

Пашка ахнул, увидев огромный, на всю ягодицу, грубый, рваный, затягивающийся синюшний шрам.
-Это  кто тебя так?  Отец, что-ли?
-Ага! – гордо сказал мальчуган,  - но я все равно ему не поддался. Мать, вот, только жалко. Она сильней меня причитала и до сих пор плачет, накладывая вечерами бабки Наськину мазику.

  Пашка, поглядывая на рану, поежился. Колька быстро натянул штаны и ухмыльнувшись, сказал:
 -Да, не боись, уже почти не больно, разве только немножечко, когда кровь просачивается и засыхает.
В этот момент, от нетерпения, в амбар вбежали девчонки.
 -Ну, что вы здесь застряли? Мы ведь не успеем поесть. Скоро дед Семен проснется. Пошли. Где горох? 
 -Вот, - сказал Пашка, протягивая фартуки. 

 -Нюрка, а это я тебе набрал, возьми, - протянув фуражку, краснея, сказал, Колька.
 -Да, ты что, за это ж посадить могут! – испугалась девочка.
 -Не бойся, если что, буду отвечать я , я же насыпал, бери.
 -Нет, столько не возьму, давай половину отсыпим назад.
 -Ну, если хочешь, - глядя на Нюрку, сказал мальчуган, - во-он в тот мешок, высыпай.

  Девочка отсыпала горох и только ребятишки выбежали из амбара и скрылись за углом, как во двор конюшни, въехала бричка председателя. Сторож, сквозь сон услышал приближающего председателя, вмиг проснулся, дернул себя за ус, для того, чтобы с лица сбросить сонный вид и взяв трость, направился на встречу Степану Николаевичу.

  -Ты что, опять дрыхнешь, твою мать, - еще из дали, закричал председатель.
 -Никак нет, - стараясь вытянуться в струнку, воскликнул сторож.
 -Где эта шантрапа?
 -Какая? – делая удивленный вид, зная, что ребятишки давно уже, через задний двор, убежали в лес, спросил сторож.
Председатель, не дослушав Семена, быстро направился в амбар и проверив мешки, заорал:

  -А где горох? Мы его тебе только вчерась привезли!
 -Так я его в муку смолотил и лошадкам нашим в корм добавил. М-м-м, Степан Николаевич, если б вы только видели, как оне его жрали, аж мне радостно стало.
Кони действительно, как только Семена поставили на конюшне сторожем и конюхом,  сразу прибавили в весе, стали ухоженными, гривы переливали  шелком. В конюшне всегда была чистота, окна застеклили.
  А буквально три года назад, сюда было страшно зайти. Грязь, вонь, проемы окон, зияли черными пустыми глазницами. Бедные лошади, сильно истощенные, еле держались на ногах. Придраться сейчас к конюху, было не за что. Но председатель, схватив бывшего друга за грудки, прошипел:
 -Только узнаю, что ты подкармливаешь этих голодранцев, собственноручно, подведу тебя к трибуналу, ты меня знаешь.
Семен посмотрел председателю в глаза, потом смахнув с себя его руки, тихо ответил:
 -Знаю, все про тебя знаю и ты знаешь, что именно я знаю. Да и бояться мне нечего, хозяйки моей уже нет, помнишь, как получила шесть похоронок на деток, быстро управилась к ним. Я один остался и чем скорей ты меня отправишь к ним, тем лучше будет. Так что ты меня не пугай. Сам могу кого хошь напугать.

  Давно Степан Николаевич не слышал в свой адрес такой речи и сжимая кулаки, сдерживая себя, сквозь зубы процедил:
 -Вообщем , я тебя предупредил. Смотри.
-Смотрю, председатель, я смотрю, - спокойно ответил сторож.
Председатель, замахнувшись плеткой, звонко хлестнул по земле и с трудом сев в бричку, дернул удила. Конь заржав, рванул так, что у седока с головы слетела кепка.
-Ну, ну, - глядя вслед бывшему другу, сказал дед Семен и медленно побрел на свою завалинку, ждать своих помощников.

  А ребятишки были на своем излюбленном месте – в лесу на поляне, где притащив поваленное дерево, смастерили друг против друга, две скамейки. Возле скамеек, весело журчал небольшой родничок. Вода в нем была необыкновенно вкусной, подростки мочили свои кусочки хлеба, взятые из дома и слегка посыпав солью, с наслаждением ели, припевая водой.
 Во время еды стояла мертвая тишина, все старались,как можно дольше растянуть удовольствие, слегка  замаривая червячка.

  Зато потом, было море шуток и веселья. Вот и сейчас, наевшись гороха, они весело фантазировали, что могут сделать с помощью тех выстрелов, которые происходят, кто поест гороховый суп, или кашу. 
 -Не-е, я не верю, - закатываясь от смеха, сказала Нюрка Кольке, - что ты способен своим выстрелом сбить со стены висевшую сковородку!
 - Как это не веришь, когда такое было на самом деле? Ты знаешь, какая у меня бывает канонада, аж наш Васька уши пригибает и начинает чихать от ентых газов, - смеясь над собой, ответил мальчуган.

  Было весело, но они понимали, пора идти и отрабатывать свой обед. Еще немного посидев, попили водицы и побежали к деду Семену, который, как похоронив жену, перебрался жить в конюшню, а свой дом отдал Марте, дочери Михася с Устиньей.
 -Что, прибежали, пострельцы?
 -Ага, дед Семен, что будем сегодня делать?

 -Так, девочкам нужно побелить забор, а вам, ребятки, сена в ясли натаскать побольше.            Зараз, к вечеру управитесь. В ночное – то всех отпустили?
-Да-а! – хором загалдела ребятня.
-Вот и хорошо. Не забудьте картошки накопать. 
-Сколько кустов выкопать? – спросил Павел.
-Три, я думкаю, хватит. Идите работайте, а я пойду по своим делам, вот только перекурю.

 Дети разбежались, а дед Семен сел на заваленку, скрутил козью ножку и затягиваясь, смотрел вдаль, вспоминая своих родных. Докурив и тяжело вздохнув, он поднялся и поковылял к домику. Там, взяв чистый лист бумаги, химический карандаш и наслюнив, стал писать в Москву, в кремль письмо.
 
  Дед Семен, верил, что как только в кремле прочтут его, в их поселке сразу наведут порядок, а председатель, наконец, ответит за свои злодеяния. Выводя буквы, пыхтел дед, пересматривал каждую написанную им закорючку. 
Трудно давалась ему писанина, еще не написано и двух предложений, а он уже устал, будто в конюшне зараз весь навоз один вывез. Вытерев пот со лба, посидел немного, отдохнул и только хотел взяться за работу, как в домик вбежала Маруська и весело сообщила, что они уже все сделали. 

  Сторож аккуратно сложил лист бумаги, вложив его в небольшую книгу, карандаш воткнул в самодельную подставку, выструганную им из дерева и улыбнувшись, сказал:
 -Ну, раз вы все сделали, значит сейчас будем уже выходить. 
Выгнав лошадей, ребятишки сели на них верхом и обходя село стороной, обгоняя друг друга, помчались на пастбище, которое находилось недалеко от реки. Нюрка, держась за гриву своей любимицы, неслась на встречу ветра, чувствуя, как его порывы расплели косу и волосы  длинным шлейфом развивались на ветру.

 Оглянувшись, она увидела, как раскрасневшийся Колька,  обнимая шею своего Гнедка, пытался ее догнать. Девчушка рассмеялась и слегка придавив пятками бока Звездочки, прибавила ход. Ох и лихо же Нюрка держалась на лошади, любому мальчишке нос утрет, что за характер,везде и всегда быть впереди. Прискакав на пастбище, она спрыгнула на землю и поцеловав любимицу в морду, дала кусочек хлебца.
 -Ты моя красавица, умница.
Николка пришел, как всегда вторым, ласково потрепал своего Гнедка за гриву, спрыгнув вниз, весело сказал:
-Да, нечего сказать, молодцы! Здорово у вас получается. 

  Нюрка, улыбаясь, молча смотрела на мальчонку и слегка запрокинув голову, стала заплетать косу. В это время подъехали остальные, вокруг сразу стало шумно. Кто-то смеялся, кто-то пытался всех перекричать, что-то доказывая, а дед Семен, покряхтывая, слез с коня, снял уздечку и похлопав по крупу, сказал:
 -Все, Васько, прибыли, забирай своих и веди к траве, а мы пока костер разложим. 

  Конь мордой ткнулся конюху в ладошку, выпрашивая кусок хлеба.
 -Вот попрошайка, - добродушно усмехнулся сторож, - ладно, на-а.
Васько аккуратно, своими мягкими пухлыми губами взял с ладони хлеб и положил голову старику на плечо.  Конь плакал. 
 -Ну, ну, что это у тебя сегодня за нежности такие, - удивился дед Семен, - никогда такого за тобой не замечал. Совсем старые мы с тобой, видно, стали, сколько лет уж вместе, спасибо тебе, за верность твою. Ладно, иди, - поглаживая коня по гриве, говорил конюх, - веди всех на старое место, а мы вскоре к вам подойдем.

  Васько отошел от старика и гордо подняв голову, направился к зеленой сочной траве. Пашка собрав табун, похлопывая некоторых по крупу, направил их в сторону старого коня. Кони, помахивая хвостами, пошли за вожаком. 
Ребята собрали хворост, сбегали к реке, принесли воды и разложили костер. А пока вода в ведре закипала, все сели вокруг него и стали ждать, новый рассказ старого конюха. В этот момент Николка потянулся за хворостом и не обращая внимания, громко <<выпустил голубя>>.

 -О-о, Николка, ты с этим у огня будь осторожней, - с серьезным видом сказал дед Семен.
-А что? – удивленно спросил пацан.
-Как что? Сам взорвешься и нас покалечишь, - прищурив один глаз, улыбаясь, сказал старик. 
Все рассмеялись. 
-Дедушка, расскажите нам что-нибудь, - не удержалась Панка.
-Что же вам рассказать? –призадумываясь, спросил конюх, - и посмотрев на небо, увидел одинокую яркую большую звезду, немного помолчав, сказал, - ладно, слушайте.

  Было это давным - давно, в одной южной стране, в городе Назарет,  и жила в этом городе одна девица. Она была на столько красива и чиста душой, что Бог, через нее, решил спасти погибающий мир. Однажды сидела девица у окна и читала святое писание, вдруг в комнате появился молодой человек в странной одежде, сияющей необыкновенной белизной. Светлые, длинные вьющиеся волосы, локонами спадали ему на плечи. Глаза были такие яркие и светились такой любовью, что у девушки заволновалось сердце от необъяснимой радости. Он преподнес ей красивый цветок, поклонился до земли и она за его спиной увидела большие белые крылья. 

 -Радуйся, Благодатная! Господь с тобою; благословенна Ты в женах!
Мария, так звали девицу, смутилась, не понимая, чтобы это все значило.
А  Ангел сказал:
-Меня к тебе послал Сам Господь Бог. Ты от Него обретешь благодать и родится у тебя Сын, назови Его Иисус. Он будет Великим Царем всей Земли и Небес, Царству Его не будет конца. 
 -Как это? - спросила она.
 -Дух Святой снизойдет на тебя. Поэтому и родишь ты Святое Дитя, и будет Он Сыном Божьим….

  В это время на огне вскипела в ведре вода и стала выплескиваться, попадая на горящий хворост, она грозно и недовольно шипела, будто старалась затушить веселые языки пламени. 
-Так, - громко сказал дед Семен, - чай уже вскипел, а нам пора браться за работу. Ребятишки загалдели, упрашивая старика рассказать хоть еще немного, но он был не умолим.
Вздохнув, Нюрка взяла у Конюха сумку с горохом и пошла его варить. А все остальные направились к лошадям, чтобы до полной темноты успеть их помыть и расчесать гривы с хвостами. 

  Помощники, озорничая, весело плескались в воде, не забывая и про своих любимцев, которые, тоже наслаждались вечерней прохладой и теплой, как парное молоко, водой.
-Пр-р, стой, - смеясь, воскликнула Маруська, своей Белухе, которая от удовольствия била по воде копытом, вымочив, девочку с ног до головы, - вот, окаянная, стой, тебе говорю.
-Маруська, а ты ей под хвостом щеткой почисть, вмиг успокоится, - шутливо предложил Пашка.

  Дед Семен, сидя на берегу, наблюдал за возней саранчи, как он частенько называл ребят и думал о недописанном письме, которое лежало в книге. Старик понимал, что он малограмотный и поэтому переживал, сможет ли описать все те злодеяния, которые с первых дней своего правления, творил их председатель. 

Но кого-то просить написать, это значит этого человека подвергать к большим неприятностям. Дед Семен этого не хотел, поэтому решил письмо писать сам. В это время из-за тучи выглянула огромная луна и ее луч весело побежал по воде,  оставляя за собой голубую, сверкающую дорожку. При лунном свете можно было увидеть летучих мышей, стрелой проносящихся над головами, рассмотреть жужжащих комаров и других ночных любителей летать. 

  -Хорошо как, - думал старик, слушая детский смех и пение сверчков с кузнечиками. Где-то подальше, затянули свою песню лягушки. 
Вдоволь наплескавшись, ребятня подбежала к конюху.
 -Дед Семен, мы уже накупались, - стуча зубами, сказал Николка.
 -Ну, тогда, как всегда, быстро к костру, сушиться, - скомандовал старик, поднявшись с большого камня.
  У костра, над котелком, колдовала дежурная Нюрка, помешивая гороховую кашу деревянной ложкой.

  -Ну, как хозяюшка, дела? Каша уже готова?
-Готова, дедусь! 
-Вот и хорошо, скидавайте свои одежды, вешайте их сушиться и садитесь поближе к огню, - командовал старый конюх, - пока не заболели, а то ваши мамки мне за вас шею намылят.
Помощники быстро сняв с себя одежду, закутались в два дедовских тулупа и подсели к огню. Нюрка развесила мокрую одежду и в заранее приготовленные двойные листья лопуха, свернув их воронкой, стала накладывать горячую кашу.

 От нее приятно тянуло дымком, обжигаясь, ребята весело принялись за еду и стали просить старика, рассказать продолжение о красавице Марии, но конюх наотрез отказался :
 -Нет, у нас с вами еще вся ночь впереди, так –что успеете дослушать. А сейчас давайте ешьте, а то кишки уже так тарахтят, что весь табун перепугают. Да и сытое брюхо –то спит, а голодное, на слуху сидит.

  Ребятишки замолчали и спорить с ним не стали. На природе всегда хочется есть, поэтому все быстро достали свои запасы, разложили и налив в кружки ароматный травяной чай, с большим удовольствием стали чаевничать. Во время еды, как полагается, была тишина. Не зря же есть такая поговорка:<< Когда я ем, я глух и нем>>.  Хоть они и были в ночном, но за разговоры во время еды можно было легко получить от деда Семена деревянной ложкой по лбу, оно конечно было не больно, но впросак никому не хотелось попасть. 

  -Наелись? –  спросил конюх,- ну, слухайте.
 
  Как только Ангел сообщил юной красавице, о причине своего визита, как на нее снизошел Святой Дух и девица понесла. В это время, царь тех мест, дал указ сделать перепись всех жителей его страны. Каждый человек должен был отметиться в той местности, где родился. И пришлось Марии с ее мужем идти из Назарета в город Вифлеем. Долго они шли или коротко, не могу сказать, только одно вам скажу, что пришли туда уже поздно, все гостиные дома были заняты, ни одного не нашлось свободного места и куда бы они ни обращались, везде им в ночлеге отказывали, только один хозяин, сжалился над беременной молодой женщиной и предложил им устроиться в одном сарае, который находился во дворе.


  Мария очень устала и плохо себя чувствовала, поэтому они  согласились остановиться в хлеву, где находились домашние животные. Вскоре пришло время ей рожать и пока муж бегал за помощью, Она уже родила и спеленав Младенца , положила в ясли. Недалеко от этого места пастухи пасли скот и вдруг, им явился Ангел и весело сказал:
-Не бойтесь! Ибо я пришел к вам с радостной вестью, сообщить, что родился Царь Всея Земли, и найти вы его сможете, лежащего в яслях, завернутого в пелена. Путь вам покажет эта звезда. И только он это сказал, как откуда не возьмись, появилась целая армия, играющая на гуслях и других инструментах. 

  Пастухи изумились такому известию и решили поклониться новому, только что родившемуся на свет Царю. Посмотрев на самую большую, яркую звезду, они пошли по направлению, куда она указывала и вскоре пришли к тому сараю, на который, своим сиянием, указало небесное светило и остановилось. Внутри они обнаружили молодую улыбающуюся женщину, с любовью смотревшую на младенца, лежащего в яслях. 

  Поклонившись до земли, младенцу с матерью, рассказали Марии, откуда узнали о рождении малыша.  Постояв еще немного, полюбовавшись необычайной божественной красотой младенца и еще раз на прощание поклонившись,  вернулись на пастбище.  Они верили, что перед ними лежал Великий Человек.

  Вскоре после этого, хлев посетили торговцы, проезжающие мимо этого города. И рассказали, что им так же явился Ангел с необычной армией музыкантов и оповестили их, что родился Царь, который будет властвовать над всем миром. Поэтому они пришли поклониться и преподнести подарок: золото, ладан и смирну. 
Мария приняла дар от волхвов и все запомнила, что они сказали. Поклонившись, торговцы ушли. Так, в человеческом образе, родился на свет Сам Господь Бог – Иисус Христос.    Который пришел в мир, чтобы спасти его.

  Дети сидели слушали рассказ конюха, затаив дыхание.
-И чтобы вам, детки, - продолжил дед Семен, - не говорили, что Бога нет, не верьте, а то придет ваше время с ним встретиться, а Он не признает вас, отвернется от вас, как вы однажды отвернулись от него……

 

                           
Рассвет. Солнце, просыпаясь, выпустило свои золотистые лучи из под пушистого мягкого облака, окрасив небо в нежно пурпурный цвет. Все живое стало оживать. Цветы, слегка вздрогнув своими головками, стали расправлять и раскрывать лепестки. Только они успели нарядиться, как уже прилетела  первая труженица пчела, собирать нектар. 
Птицы, радуясь новому утру, запели свои песни. Капельки росы, висевшие на кончиках лепестков и листочках, переливаясь на солнце, весело отражали окружающий их мир. Деревья зашелестели листьями и как маленькими развивающимися флажками, встречали теплое утро. Семен с детства любил эти минуты. Слушая лесной утренний гимн, он сидел и вдыхал аромат нового дня. 

  Слышно было, как проснулся Васько. Негромким храпом, своим сородичам он дал знак, что пора подниматься. Старый конюх подошел к коню, потрепал слегка за гриву, говоря добрые слова и повел лошадей к реке. Напоив  их водой и потом разбудив своих помощников,  поехали в поселок. Еще толком не проснувшиеся ребятишки, молча сидели на своих любимцах, держась за их гривы. Подъезжая к конюшне, вдруг они услышали ржание лошади. Дед Семен приструнил Васька и повернувшись, быстро заговорил:
  
  -А ну ка, детки, бегите - ка все по домам, к нам  видно уже председатель пожаловал, а то он еще узрит, содержимое в ваших карманах. Бегите, бегите, после повстречаемся.
Ребята соскочили с лошадей и быстро исчезли в зарослях боярышника. Въехав во двор, конюх увидел разъяренного бывшего своего друга.
 -Где твои голодранцы? – не здороваясь, закричал председатель, - я их два дня не могу поймать.
 -И я тебя рад видеть, Степан Николаевич, - не обратив внимания на вопрос, сказал Семен.
 -Я тебя спрашиваю, где они?

  -А я почто знаю, наверно уже дома спят, а может убежали куда, я ведь их, Степан Николаевич –то не пасу, мое дело лошадки.
 -Что это с твоими губами?
 -А что с ними? – удивляясь, спросил конюх.
 -Почему они у тебя синие?
 -А-а  енто меня детишки вчерась ежевикой угостили.
 -М-м, ежевикой говоришь, ладно, - сказал председатель и сев в свою бричку, дернул удила.
-А что ты хотел от пацанов то? 
-Не твоего ума дело, - зло сказал Степан Николаевич и рванул с места, оставляя за собой клубок пыли.

  Три дня конюх писал письмо в кремль. Выводя буквы, он тщательно слюнявил химический карандаш, из-за чего язык, губы и руки у него стали фиолетовыми. Председатель, однажды заехав на конюшню, увидел еще более посиневшие губы и пальцы сторожа. Подозрительно посмотрев, ничего спрашивать не стал, а вечером внезапно нагрянул на конюшню. Открыв резко дверь, он врасплох застал Семена сидящего за столом, писавшего окончание письма.
-Я смотрю, ты грамотеем стал, письмена пишешь, - пройдя в дом, ехидно сказал Степан Николаевич и взяв листок со стола, прочел первые строки, - ежевика говоришь, - налившись злостью, процедил председатель, - донос на меня строчишь, сволочь! – и со всех сил ударил в висок сидевшего растерянного конюха. Старик молча повалился на бок и упал на земляной пол. 

  Председатель подскочил к лежащему другу и держась за стол, стал пинать его ногой.  Выпустив весь пыл, устало сел на скамейку и глядя на окровавленное безжизненное тело, соображал, что ему теперь делать. Увидев керосиновую лампу, взял ее, снял колбу и вылил всю жидкость на конюха. Пошарив у себя в карманах и нашел спички, поджег письмо, бросил на старика. Огонь моментально обхватив синим пламенем тело, пополз дальше к столу.
-Вот тебе, сволочь, будешь знать, как писать на меня доносы, - последний раз посмотрев на бывшего друга, председатель вышел на улицу.
Кони тревожно ржали, стуча копытами. Степан Николаевич открыл дверь и выпустив лошадей, скрылся в ночной мгле.

 

  Вой собак и кудахтанье кур разбудило все село. Заспанные, ничего еще не понимая, сельчане высыпали на улицу, многие в страхе крестились, но увидев, в стороне конюшни столб дыма и огненное зарево, хватали ведра, топоры, багры и бежали тушить огонь. Конюшня находилась недалеко от леса и если он загорится, то будет большая беда, сгорит все село.
 
  -Лошадей, лошадей спасайте, а где дед Семен? - кричала Таисия, почти первой прибежавшей на пожар и увидев горевший домик конюха, бросилась туда.
 -Куда, дура? – крикнул ей вслед подбежавший Филька, сын Фрола, - если дед там, его уже не спасти!

  Но молодая женщина, уже рванула дверь на себя и огромное пламя, обдав жаром, обожгло ей лицо. Кожа, вмиг, как сало на сковороде, зашкворчала и вздулась огромными пузырями. Мужчина оттолкнул Таисию и увидев, что на ней загорелась одежда, облил водой.

  -Вот дурында, куда суешься? - возмущался он, - я ж сказал, что поздно и деда не спасла, и себя покалечила. К бабке Наське тебе нужно. Стешка, отведи ее, - быстро распорядился молодой человек и направился к мужикам.
 На пожар сбежалась вся деревня, встав в длинную цепочку, бабы быстро ведрами передавали воду, взятую из колодца, а мужики оттаскивали горевшие бревна подальше от леса. В это время во двор конюшни въехала председательская бричка.

  -Где конюх? Мать его через коромысло! Где лошади? – кричал он.
 -Не знаем, лошадей кто-то уже выпустил, а вот деда Семена не видно, сгорел наверно. 
 -Холера его б взяла, сколько раз говорил ему, чтобы не курил в постели!  -  распылялся Степан Николаевич, - да куда, куда ты гребешь? – увидев, что Филька старается разгрести горящие угли.
 -Да я хочу найти деда.
 -Да, ты олух окаянный, сейчас нас всех спалишь!
 -Не спалю, слава Богу, ветра нет, да и травы тоже. Дед Степан хороший хозяин был. Вон, весь двор песком обсыпал.

  -Хоро- оший, алкаш твой дед был, поджигатель, мать его! – с злостью сплюнул председатель.
-Не надо напраслину нести на старика, товарищ председатель, не был он пьяницей, курил много, здесь ничего не могу сказать. 
Степану Николаевичу надоел пустой разговор, развернулся и направился к своей бричке. 
- Поеду, в Райком позвоню, пусть разбираются.

  До самого утра, люди не отходили от сгоревшей избы конюха. А председатель  в это время спокойно спал в своей теплой постели.
В обед приехал следователь и заглянув на минуту в сельсовет, направился на пепелище. В конюшне его встретил новый конюх – Филька. Следователь с конюхом были одного возраста, поэтому быстро нашли общий язык. Филипп все показал и оставил гостя одного, чтобы он сам смог все хорошо рассмотреть. Борис Иванович, так звали следователя, тщательно обследуя местность, делал у себя в блокноте какие-то записи, выделяя некоторые места. 

  -Филипп, скажи, а кто у вас хромает?
 -Хромает? - удивляясь, спросил конюх, - так трое у нас с войны пришли покалеченные.
 -Кто? Назови их, - делая пометки, попросил следователь.
 -Ну, это наш председатель, потом Пашка Шальнов и Серега Белобородько. А что?
 -Да, понимаешь в чем дело, следы есть одни очень странные. Правда они на пепелище затоптаны, ну это понятно, но несколько интересных следов все-таки осталось. По ним кое-что можно определить. Ну, ладно, спасибо тебе, пошел я, - и пожав конюху руку, следователь направился в сельсовет, где его с нетерпением ждал председатель.

  -Как дела, нашли что – нибудь интересное? 
 -Как вам, Степан Николаевич, сказать, вообщем еще рано что-то говорить, с людьми нужно пообщаться, встретиться с некоторыми товарищами. Вот c ними побеседую, а завтра уж к вам, не обессудьте. А теперь, можно узнать, у кого мне можно остановиться?
 
  -Да уже все готово, я распорядился. Нинка, - обращаясь к молодой женщине, печатавшей какие-то бумаги, - отведи товарища следователя до бабы Насти, - и криво улыбнувшись, уже добавил для гостя,- там вас и накормят, и напоят, и обстирают, если надо будет.
 -Спасибо.

  И только следователь с Нинкой скрылись за дверью, улыбка с лица председателя вмиг сползла и ее заменила злая гримаса. Сверкая глазами, Сатанкин, хорошо приложил кулаком по столу. Он понимал, что ему никак нельзя было выпускать из вида это дело.
 -Молодой, а шустрый, ничего не сказал, что думает по этому случаю. Ладно, живы будем, не помрем, не я буду, если не поверну это так, как мне угодно. Прорвемся, не впервой.

  Пока председатель думал, как ему выйти сухим из воды, следователь познакомился с хозяйкой, которая уже потчевала щами и пирогами своего квартиранта.
 -А ты мил человек, издалека будешь, иль местных краев?
 -Да, из местных я бабушка, с района.
 -А чей будешь?
 -Свиягин я.
 -Мх, - хмыкнула старушка, - а Марфа Свиягина тебе кем доводися? – не унималась она.
 -Так бабкой моей. Она мать моего бати. А вы ее знали?
 -Знавала, - оживилась баба Настя, - мы вместе в продгруппе были, кулаков раскулачивали. А что она ужо померла?
 -Да, лес в войну осенью по реке сплавляла, упала в воду, простыла сильно. Покашляла три месяца и померла.
 -Царствие ей Небесное, - перекрестившись, сказала старушка, - отважной она девкой была и озорной, веселая значит. Ой, а песенница, как запоет, все заслушивались.

  -Да, пела она хорошо, только когда получила похоронки на трех своих деток, да известие, что дед без вести пропал, не до песен ей стало, не пела больше. Все твердила, что это за грехи свои она расплачивается. Какие такие грехи, не знаю, не сказала. Баба Настя, скажите, что за человек был этот конюх?

  -Семен? Хорош был человек, по молодости, правда, покуралесил, а кто ентим делом в молодости не баловался? Но придя с фронта, переменился, совсем другим стал. Конюшню то он на ноги поставил. Раньше туда было страшно зайтить, а щаз сам видел, кругом порядок и кони ухоженные. Вот. Хороший мужик.

  -А что вы можете сказать про Павла Шальнова и Сергея Белобородько? 
 -А что я могу про нех сказать? – удивилась старушка, - парни молодые, молоко есчо на губах не обсохло, а ужо полна грудь орденов у обех. Война покалечила. Каждый пришел без ноги. Но девки и ентому рады были, быстро их расхватали. Оне даже избаловаться не успели, как пришли с госпиталю, так зараз и женились. А пошто ты меня про нех спрашиваш? 
 -Ну, мне же нужно обрисовать себе картину. Вот хочу знать, кто чего стоит.
 -А-а, так я тебе зараз скажу, оне дорогого стоят, енто наши герои! Ясно тебе?

 -Ясно, - коротко ответил квартирант, - ну, спасибо вам, за обед, побежал я дальше.
Здесь проснулась Таисия, лежавшая все это время на печи. Старушка, услышав за занавеской шорох, махнула следователю рукой и засеменила к печке.

 -Проснулась ужо, золотце мое? – ласково заговорила старушка.
Оттуда послышался стон. 
 -Кто у вас там? – удивляясь, спросил квартирант.
 -Иди мил человек, иди, я потом тебе скажу кто там. А то мне еще свежую мазюку готовить нужно и повязки менять. Не мешай.
Следователь послушно вышел на улицу и прямым ходом направился к Сергею Белобородько, который жил на другом конце поселка.

  Сейчас было золотое время осени. Было тепло. Солнце, прищурив один глаз, весело еще смотрело на землю, обогревая ее. Все торопились заготовить на зиму продукты. Белки в лесу прятали в дупла сухие грибы с орехами. Волк закопал, на всякий случай, косточку, а  люди копошились в земле, выкапывая выросший за лето урожай. Вот за этим делом и застал следователь молодого хозяина. Сергей был высокого роста, красивый и веселый парень. Он добродушно пригласил гостя в избу.

  -Клав, собери нам там что-нибудь по – быстрому.
Клавдия, молодая женщина, скоро собрала на стол и в центр поставив бутылочку самогона, вышла из комнаты. 
 -Нет – нет, я не буду. Я при исполнении.
 -Как так? Ты у меня сейчас в гостях, – удивился хозяин, - за знакомство надо выпить и помянуть прекрасного человека – деда Семена. Царствие ему Небесное.
 -Ну, хорошо, только немного.
 -Конечно, - соглашается Сергей, налив полный стакан мутной жидкости, - вот, держи, а вот соленые огурчики, капустка. Картошки горяченькой подкладывай. Она у нас вкусная, рассыпчатая. Давай сначала помянем деда Семена и всех наших братьев и сестер падших от рук врага.
 - Постой, а почему ты считаешь, что старик погиб, а не несчастный случай?

  -К бабкам не ходи, не похоже это на несчастный случай. Вот смотри. Последнее время все заметили, что дед что-то задумал,  посмеивались между собой, не невесту ль себе ищет? Я его однажды так и спросил, так он даже обиделся и засеменил к своим лошадкам. Нет, какая – то у него была задумка, но какая вот, не знаю. Да и аккуратный он был, не мог он курить в постели, не верю, не такой он человек. Дисциплину любил. Ты походи, присмотрись. Ну, поехали…
Выпив, они крякнули от удовольствия и занюхав черным хлебом, закусили соленым огурцом.

  -Да уж, хорош, нечего сказать, - сказал следователь.
 -А то, сам ставил. Ну, а теперь давай за знакомство, а тебя как звать – то? 
 -Борис. Ты на каком фронте воевал? В каких войсках?
-Пехота. Второй Украинский. Под командованием генерала Конева. Мы вместе с Пашкой Шальным воевали, ну, Шальновым. Учились в одном классе и сразу после школы, записались добровольцами на фронт. Почти всю войну прошли без ранений, а 5 января в 44, под Кировоградом началось наступление. Наши тогда немцев далеко отбросили, почти на пятьдесят километров.
 
  Но это было уже без нас. Бежим мы с Пашкой по полю бою, орем – за Родину, за Сталина, ура и вдруг, свистит эта дура, мне показалось целая вечность прошла, остановился я, а Пашка на меня прыгнул и собой загородил. Вот так и получилось, что у нас у обоих оторвало по одной и той же ноге, только у него выше, а у меня до колена. Жизнью я ему обязан. Никогда об этом не забуду. А ты на каком фронте воевал?

  -В разведке.
-М-м, слушай, давай еще выпьем, а то кошки прям скребут.
-Давай. Я тоже много чего видел, как вспомнишь, выть хочется.
-Представляю. 

  -Как-то послали нас за языком в тыл, набрели мы на хутор, от которого только обгоревшие трубы остались. Никого нет. Глядим, девчушка к нам бежит, с двумя косичками, в красном, в мелкий горошек платьице, и в тоже время не бежит. Подходим к ней, видим в ее глазах ужас. Спрашиваем, молчит, тронул я ее за плечо, а она рассыпалась. До сих пор это вижу во сне.

  -Не понял…как это рассыпалась?
-Немцы огнеметом ее сожгли, от высокой температуры все осталось как бы не тронутым, но при малейшем соприкосновении с ней, она превратилась в пепел. Я конечно не физик, поэтому более точно и правильно тебе не скажу, но наш капитан, нам тогда это так объяснил.
-Ничего себе. После такого и заикой остаться можно.
-Заикаться не заикаюсь, но по ночам кричу часто… .

  Так и просидели два солдата до утра, вспоминая войну, детство и юность. Перед тем, как деревенским петухам пропеть солнцу утренний гимн, друзья легли спать.

 

                                    
  Проснулась Ганна затемно, еще звезды на небе хоровод водили. Месяц тускло светил, лениво заглядывая в окно. Кошка Машка под боком сопела. Лежала старушка на печи, прислушиваясь к последним ночным аккордам и думала: 

 - Ох, Матки Божья и как енто тепереча мы жить то будем? Таська покалечана, есчо пузо ейно скоро на нос полезет. Нюрка ужо почти девка, как Лесурке моей здесь жить при такой мамке? Заплюют не за чо, не про чо. Ехать ей надобно ть отсель, пока дукументов не просють, а здеся ужо ей жизне не будет. Куда токмо? К Ваське разве ж? Далеко правда, а могет енто и лучше, меньше знат будуть?
 
  Решив внучке судьбу, старуха успокоилась, повернулась на другой бок и уснула. А во сне она видела себя молодой, красивой такой и дельной. Все куда-то спешила, все торопилась. Вот муж с поля пришел с сыночком ихнем - Хфилей, нужно их накормить, а она, махнув рукой на горшок в печи, побежала на улицу. Только и услышала в спину голос Ефрема:

  -Жена, ты горячку то не пори, а то дров наломаш.
 -Дров наломаш, - прошептав последние слова мужа, проснулась Ганна.
Долго она лежала и думала, чтобы это все значило? Уже Нюрка встала, на двор побежала, а Ганна все лежала.
 -Бабуська, вам что, опять плохо? – обеспокоенно спросила внучка, поеживаясь после улицы.
 -А? – растерянно ответила она, - нет, не боись, деда свово с Хфилюшкой видела.
 -И что?
 -Переживат оне там за нас,  вот чо, - задумчиво сказала старушка.

  Рано утром постоялец пришел к бабке Насте, которая в сенцах встретила его суровым взглядом.
 -Что, не успел оторваться от мамкиной сиськи, сразу за мутненькой потянулся? - в сердцах сказала она, - а я то думала, что ты серьезный буш.
 -Мать, прости, - извинялся квартирант, - два солдата встретились.
 -И чо, тепереча их в каждом дворе, почитай живет, и со всеми пить буш?
 -Нет, - твердо сказал Свиягин, не понимая почему он, следователь,  перед малознакомой старухой оправдывается как школьник, - это для дела нужно было.
 -А-а, маневр, значица такой?  Ладно, пороть буш?
 -Чего?
 -Щи,  спрашиваю, есть буш?
 -Да, - встрепенулся, постоялец, - если можно, горяченькие.
 -А почто им холодными быть? Чай в печи стоят, - удивляясь, спросила хозяйка, - пошли, накормлю, да мне за травами идтить надобноть.

  Бабка быстро собрала на стол, подала деревянную ложку. Постоялец, улыбнувшись, с аппетитом стал есть. Старуха села напротив него на лавку и подперев рукой голову, с жалостью смотрела на внука своей подруги, которую не видела уже лет тридцать. 

  Вспомнила, как всем сердцем, они, молодые девчонки, верившие Советской власти, изо всех сил старались помогать ей строить новую жизнь. Спать было некогда, все ездили по селам – митинговали, детей у раскулаченных помещиков отбирали и в приюты оформляли. Беспризорников ловили. Интересно, знает ентот следователь, что бабка то ему не родна?

 Сжалилась, однажды подруга над десятилетним сиротой, обмыла его, одела, накормила и оставила у себя. Да кака тепереча разница, знат он, или нет?
 -Чо уже поел? – удивленно спросила хозяйка, увидев, что постоялец скромно сидит подле пустой чашки и молча смотрит на нее.
 -Ага, поел. Вкусные у вас, бабушка щи, просто чудо! 
 -Енто есчо мамка моя их научила меня готовить. Заправешной кухаркой она слыла на всю округу. Вот кое чему и меня успела научить. Жаль, рано померла, от тифу. Молода есчо была, а померла, в старуху превратилась. Не признать прям. Чо енто я вдруг, раскудахталась. Баснями то не кормят. На вот тебе пироги, сама пекла, с хфасолью. Ешь. А енто взвар тебе, яблочный.

  -М-м, вкусные какие, как у моей бабки Марфы.
 -Так, а кто ж твою бабку учил то их печь? – ухмыляясь, спросила старушка, - давно енто было. Голод тогда был, много людей померло в то время. А нам паек дали, премию, кило муки, одно яйцо на двоих и стакан подсолнечного масла. Посмотрела я на это богатство и так мне захотелось мамкиных пирогов с хфасоли, хоть вой. В то время мы часто были в продскладах, вот и украла я там горсть ентой хфасоли.
 
  От страха тряслась, чо получше будет, чем хвост трясогузки. Прибежала домой, закрылась на засов и высыпала ее на стол. Бабка твоя чуть в обморок не шарахнулась. Знамо дело, под требунал то идтить из-за горстки хфасоли не хотелось, а жрать хотелось пуще будет ентого страха. Отворили ее, я быстро замесила тесто и в печь. Ох потом и болели мы, думали разорвет нас, помрем. Но нет, сжалился над нами Господь, оставил есчо небо коптить.

  -А она мне ничего об этом не рассказывала. Бабуля вообще, о себе ничего не рассказывала. Только когда похоронки получила, плакала и твердила, что это все за ее грехи. 
 -Погодь, а она чо, замужем была?  - спросила бабка Настя.
 -Да. Они с дедом прожили двадцать лет. Отец мой им был не родной, приемный. У них двойняшки родились, два сына. После войны мы втроем остались, я мамка и баб Марфа. Сейчас у мамки новая семья, я там почти не бываю. Живу в бабкином доме один.
-Тяжело одному, - со страданием, сказала старуха.
-Поначалу было очень, не привычно, потом привык. Да меня дома то почти не бывает. Ну, спасибо вам, за пироги, - поднимаясь из-за стола, сказал постоялец, - мне пора идти.
-Когда тебя ждать то?
-Вечером, не раньше.
Ну, ладноть, буду знать.

  Свиягин сразу направился в конюшню, чтобы повторно обследовать местность, убедиться, что ничего не пропустил. Подходя, он еще из дали услышал рычащий, переходящий на визг, крик председателя. Побагровев, Сатанкин на чем свет ругал нового конюха, который разрешил ребятишкам чистить в загоне у лошадей. 
 -Мне хватило одного дармоеда, который кормился здесь! Чтобы ентих голодранцев я в конюшне даже близко не видел! Ясно? Увижу, сгною, как прошлогоднюю картошку!

Увидев следователя, председатель замолчал.

 -Доброе утро, - протягивая руку, поздоровался опер уполномоченный.
 -Да, какое там, - протягивая руку, сказал Степан Николаевич.
 -Что, что-то случилось?
 -Нет, пока ничего, сами разберемся. А вы зачем снова здесь?
 -Да хочу еще раз более тщательно здесь осмотреться. Не буду вам мешать, пойду.
 
-Ну, ну, - пробасил Степан Николаевич, - а то может помощь кака нужна, так вы скажите!
 -Ничего не нужно, - уже на ходу сказал следователь, - спасибо.
 Председатель колко посмотрел вслед следователю и сплюнув, гаркнул на Сергея Белобородько:
 -Что рот разинул? Показывай мешки, сколько отсыпал этой шпане?
 -Да ничего я не отсыпал, - оправдывался конюх, - ребятишки привыкли сюда бегать помогать деду Семену, вот и сегодня прибежали. Что здесь такого?

  Председатель делая вид, будто он осматривал мешки, а сам то и дело бросал косые взгляды в сторону сгоревшей сторожки.
 Свиягин, всматриваясь в заинтересовавший его след, еще в первый день заметил, что он, полностью был засыпан сажей, и из этого следовало, что след был оставлен явно перед самым пожаром и вел в лес. Осматривая вокруг траву, невдалеке заметил смятую, не докуренную дорогую папиросу. 

  -Интересно, - удивился он, - очень интересно. Кто же может позволить себе, из деревенских, курить << Казбек >>?
 Чуть дальше была сломана веточка, примята трава, будто здесь чистили о нее подошву кирзовых сапог, пробитую мелкими гвоздями и явно хозяин этих сапог был хромым. Даже здесь, счищая грязь, один след уходил в землю глубже, чем второй. Второй след будто гладил траву, слегка ее приминая. След вывел следователя на дорогу, где потом и затерялся.

  Бродив по селу, Свиягин заметил, что многие старики и дети в основном ходили в лаптях. Бабы с мужиками в глубоких калошах, но ни на одном не заметил кирзовых сапог. Странно, а у нас в городе все в основном ходят в кирзовых сапогах, оставшиеся после войны. Подойдя к дому Павла Шальнова, следователь остановился и увидев во дворе ребятишек, спросил:
 
 -Папка дома?
 -Неа, - быстро ответил мальчонка лет пяти, - оне с мамкой в поле, картошку копают.
 -А это поле далеко? Показать сможешь?
 -Смогу, - а чо не показать? – по деловому ответил пацан.
 -Ну, показывай, - ухмыльнувшись, сказал Свиягин, - тебя как звать – то?
 -Михаил. Батя с мамкой Мишкой кличут, будто я медведь какой, - надув губки, сказал     малчонка.

  -Да, и правда, какой ты Мишка? Михаил, как есть Михаил Павлович, – улыбаясь, сказал следователь.
 Михаил Павлович важно подняв головку, серьезно спросил:
 -А тебя, как кличут?
 -Борис Иванович, можно дядя Боря. Только что же ты, уважаемый Михаил Павлович, такую пыль поднял? – глядя, как малыш, цеплял носком лаптя ком земли и подкидывал его вверх, - она так хорошо была дождем прибита, а ты распылился.
 -Я не пылю, а апсалюты пускаю, виш, как красиво!
 -Что ты пускаешь?
 -Апсалюты.
 -А что это такое, не подскажешь?
 -Э-э, как же ты енто не знаш? – удивился мальчонка, - есчо солдатом был. Ведь     ентот апсалют с винтовки стрелял даже мой папка, когда немцев побили.
 -А-а, салют?
 -Ну, да, я и говорю, апсолют. А вон и папка с мамкой, - сказал Михаил Павлович, показывая пальцем в сторону, где у самой кромке леса, на небольшом клочке земли, копошились родители. 

  Свиягин посмотрел туда, куда указывал его проводник и увидел маленькую, уставшую женщину  и высокого роста,  сажень в плечах, мужчину, у которого вместо одной ноги был деревянный протез. Немного с ними поговорив, следователь попрощался и пошел в контору, к председателю колхоза.

  -Ниночка, здравствуйте, - улыбаясь, поздоровался с секретаршей Свиягин.
 -Здравствуйте, Борис Иванович.
 -А Степан Николаевич, у себя?
 -Нет, он еще до обеда уехал в район. Cказал, что сегодня его уже не будет.
 -Ясно. Ниночка, расскажите мне пожалуйста, что представляет из себя Степан Николаевич?

  Девушка немного съежилась, как от зубной боли, а потом шепотом сказала:
-О-о, он у нас строгий, если что не по него, может и в зубы дать, - испугано посмотрев на дверь, передернулась и добавила, - ну, очень строгий.
 -Что строгий, я это уже заметил, а что еще вы можете сказать?
 Ниночка, как бы сжавшись в стул и втянув в себя шею, опустив глаза, быстро замотала головой:
 -Больше ничего.
 
  -Хорошо, скажите, какие папиросы он курит?
 -Так эти, как их << Казбек >>.
 -А не знаете, у вас в колхозе еще кто-нибудь такие папиросы курит?
 -Да вы что? Никто, они ж дорогущие. У нас в основном самокрутки смолят, только дым коромыслом стоит. 
 -А что у вашего председателя с ногой? 
 -Ранение. От него нога сохнет и стала короче другой. Говорят это ему Божье наказание.
 -Наказание, за что?

  Но девушка, будто спохватившись, что и так лишнее сказала, покраснела и вжавшись еще более в стул, добавила:
 -Не знаю, ничего не знаю. Спросите у кого – нибудь другого. Вон, хоть у Таськи.    Она с ним давно таскается. Она наверно знает. А я ничего не знаю, - быстро заговорила испуганная девушка.
 -А как мне найти эту Таську?
 -А что ее искать? – удивилась секретарша, - она же сейчас у бабы Насти лежит, после пожара лечится. Ох, говорят, все лицо себе сожгла. Жалко ее, хорошая баба была, хоть и гулящая.
-У бабы Насти говоришь? Ну, ладно, пошел я, спасибо за информацию.

  Свиягин вспомнил стоны доносящиеся за занавеской и быстро направился домой.
Старушка уже пришла из леса и под навесом раскладывала для сушки собранную траву.
 -Добрый вечер.
 -Уже пришел? А я тебя так рано не ждала, еще еду не готовила. Ну, сейчас, что-нибудь придумаем.
 -Погоди, баба Настя. Ты мне скажи, кого ты прячешь у себя на печи? Я, значит, как Бобик бегаю по деревни, вынюхиваю, так сказать, каждый след, а что под боком творится, не ведаю. 

 -А что ты не ведаешь? – удивилась старушка.
 -Как что? Ты прячешь у себя свидетеля, а может быть даже и пособника преступнику, а я узнаю об этом только сейчас.
 -А-а, вон ты про что? Да какая она тебе пособница, просто бедная баба на сносях. А тепереча вон, еще будет с изуродованным лицом.
 -А личико то она где себе так изуродовала? Случайно не на том пожаре, в котором ваш конюх погиб?
 
  -О-о, распетушился, - с иронией сказала старушка, - остынь. Да она Семена хотела из горящей избы вынести. Да, только дверь открыла, ее огнем здесь сразу и обдало. Хорошо, что вода рядом была, загоревшую одежку на ней туточки и потушили. Огонь потушили, а вот от ожогов уберечь не смогли, ожоги она сильные получила, очень глубокие. Чтобы ей хоть как – то боль снять, маком ее пою, чтобы спала, да мазюки разные готовлю, прикладываю ей. Хорошая она бабенка, да не везучая. Кто не посмотрит на ее ожоги, женится, самым счастливым будет. Свою невостребаванную любовь всю мужу отдаст.

  -Как же это не востребованную? - ухмыляясь, спросил постоялец, - а я слышал обратное, даже очень востребованную.
 -Э-э, - с презрением возмутилась старушка, - ты следователь, или кака баба, собирающая сплетни по дворам? Тьфу, срам смотреть. Может она и дурочка маленькая, да ты мне скажи, кто из наших деревенских баб только не побывал под энтим иродом? 

  Он же здесь, как пятух в курятнике, на каку бабу покажет, та и должна молча подол задрать. И жаловаться никак. Пытались наши мужики, поехали в город, да так больше и не вернулись оттель. Никто не знат, куда оне подевались. Одно могу сказать, что после ентого, наш председатель пуще прежнего стал лютовать. Продыху от него нет никому, ни мужикам нашим, ни бабам.

  -Да вы что? – от услышанного округлив глаза, спрашивал Свиягин, - вы где живете? Вы же в Советской стране живете! Вы же советские люди! Если это правда, то как можно такое терпеть?
  -Э-э, мил человек, сказанул, живем то мы наверно и в советской стране, да советская власть от нас далёко, через лес до нее нужно на бричках добираться, а лесу всякой твари по паре бегат. Всяко может и случиться. Никто ответ держать не буд.

  -Нет, так нельзя, чтобы мне этого не стоило, я положу вашим бедам конец.
 -Ну-ну, только смотри, шею не сломай. А то у нас двоих правдолюбцев нашли с переломанными шеями.
 -И что?
 -Ничего, сказали, пьяными оне были, друг другу шеи и свернули. У него ведь вся милиция друзья. Непонятно еще, как тебя сюда пустили. 
 -Да это у меня первое дело, я недавно в милиции работаю.
 -Понятно, еще не успели тебя раскусить, что ты за хфрукт такой, вот и послали. Тяжко тебе будет это дело доказать. Можешь еще сам загреметь туда, где Макар гусят не пас. Остерегайся. У нашего председателя везде свои люди.
 -Поглядим, я то наверно тоже не лаптем деланный, тоже кое-кого знаю, если что, попрошу помощи. 

  В это время на печи проснулась Таисия и застонав, попросила пить. 
-Баба Настя, можно я подам?
-На вот, отварчик дай. Он как раз еще теплый.
Постоялец взял отвар и отодвинув занавеску, увидел огромные воспаленные синие глаза и уродливые сочившиеся бурые рубцы. Опухшие губы сравнялись с одутловатым потрескавшемся носом. На голове клочками был выстрижен волос. Свиягин осторожно приподняв Таисию за голову попытался ее напоить, но она не могла толком раскрыть рот и почти весь отвар вылился на простыню, которой она была прикрыта.

-Подожди, я сейчас, - быстро сказал молодой человек и осторожно положив голову на подушку, выбежал на улицу. 
Вскоре он вернулся с соломинкой в руке и поставив ее в кружку, стал опять поить Таисию отваром. Баба Настя молча наблюдала за квартирантом, как он заботливо ухаживал за больной. 

 -Ты не туда пошел, тебе во врачи нужно было идти учиться, - заметила она, когда к ней подошел Борис.
 -Не успел. Война. Я ведь только и успел закончить десять классов и сразу записался добровольцем. Для меня война недавно только и закончилась. Поступать в институт вроде бы уже поздно. Вот и пошел туда, чему научился за это время.
 
  -Дурной ты, хоть и следователь, - накрывая на стол, с укоризной сказала хозяйка, - запомни, учиться никогда не поздно. Бросай это свое дело и учись. Я так тебе скажу, хороший из тебя врач получится. Послушай старуху. Ну, давай, пори. И подумай над моими словами.
-Спасибо, я подумаю.
-Во-во, подумай.

 

                           10 глава

  Весь день Ганна ходила, как не своя, постоянно у нее все валилось из рук, бормотала про себя что-то не внятное, не впопад отвечала на вопросы, внучка внимательно с тревогой наблюдала за бабуськой, боясь за ее здоровье. Вечером Нюрка не выдержала, расплакалась.
 -Лесурка, ты чаво енто, а ?
 - Что с вами? - всхлипывая, говорила девчушка, - думаете я маленькая, ничего не вижу, ничего не знаю и ничего не понимаю? Да? Что маме совсем плохо? Почему меня бабка Настя к ней не пускает?

  -Нет, Господь с тобой, слава Богу, она поправляется, а не пускат тебя туда, чтобы микройбы ты ей каки заразны не занесла. Тебе ж было сказано, чо раны ейны открыты и можно занести всяку дрянь. Так чо сиди дома, не бегай туда, не тревож матери душу, да и спит она постоянно. Настя ейным зельем мамку нашу поить, чоб спала. 
-А тогда почему вы, бабуська, ну, прям не своя ходите? Вон, чашку разбили. Меня не слышите?
-Да, енто просто голова болит, - попробовала оправдаться старушка.

  -Знаю я, тогда вашу головную боль, - хмуро сказала Нюрка, - маленький у нас скоро будет.
 -Ох, Матки Божья и откель енто ты тако взяла, а? – охнула Ганна.
 -Да, слышала, о чем вы с мамкой здесь шептались, - тихо сказала девочка, - бабуська, вы не переживайте, знаете как я буду малыша этого любить! И помогать вам буду. Работать пойду, прокормимся. Зато у меня будет братишка или сестренка!

  Старушка глядела на внучку и вдруг поняла, что хотел сказать ей Ефрем, она и не заметила, как внучка уже подросла и все понимала, а главное она выросла умным и добрым человечком и без нее, своей помощницы, им вдвоем с дочкой не справиться с той бядой, в которую оне попали. Вытирая, вдруг набежавшие слезы, всхлипывая, она произнесла:

  -Ох, Лександровна и когда ты у нас успела подрасти то?
Девочка подошла к бабуське, обняла ее и сказала:
-Да, я давно уже выросла, только вы это не хотите упорно замечать.
 
   Степан Николаевич, как черт злой, возвращался из района. Всю дорогу он ругал председателя райкома, от которого надеялся получить защиту, а получилось наоборот, попал в его немилость. Только нажил еще одного серьезного врага. Разъяренный, ни с чем, он возвращался домой. По темному лесу, лошадь устало тащила повозку с Сатанкиным, который обдумывал ситуацию, в которую попал. Дело принимало непривычный, для него, оборот. 

  Он не привык, чтобы ему так открыто угрожали. Твердолоб, председатель райкома, кинул в лицо, что по нему, первому председателю колхоза их района, трибунал плачет! Намекнув, про его ордена, которые Сатанкин снимал с убитых и тяжело раненных солдат, присваивая их себе, смело цепляя на свою гимнастерку. Кому, думал он, придет в голову, сверять номера наград у участника войны? 

  Cвела же нечистая, вместе воевать с этим Твердолобом, который знал и про ,,боевое" ранение в ногу, полученное во время мародерства и про то, как он, снабженец, обирал солдат, вместо нового  обмундирования давал старые, прострелянные пулями, рваные шинели, снятые с убитых. Кирзовые сапоги, в основном были замотаны бечевкой, чтобы не высовывались пальцы наружу. 

  Повезло солдатам, не ,,довоевал" их боевой товарищ до зимы, осенью получил ранение и попал в госпиталь, а то многие бы из них отморозили ноги. Или, как французы, в далеком 1812 году, остались бы лежать замерзшие на поле боя. Глубоко погрузившись в тяжелые размышления, Сатанкин не услышал, как конь захрапев, передернул крупом и вдруг, чего-то напугавшись, встал на дыбы и дернув бричку, свалил седока на землю.
 
  Вскочив на ноги, председатель заматерился и хлестнув плеткой Буяна, огляделся по сторонам. Только сейчас он узнал это место. Перед самой войной, ему доложили, что Ефрем с Игнатом собираются ехать в область искать правды и защиты от их председателя. Тогда Сатанкин быстро собрал надежных ему людей и поджидая земляков на этом самом месте, их встретили и убили, а потом закопали в ста метрах от дороги.
 
Вспомнив все это, жутко стало Степану Николаевичу, как можно быстрее, залез он на бричку, дернул удила и понесся прочь от мыслей, от воспоминаний, нагонявшие только жуть, от Ефрема с Игнатом, которые,как показалось председателю, гонятся за ним. И только когда Сатанкин увидел первые избы своего села, успокоился и слегка потянув удила на себя, замедлил ход.

  
 Вдали, в зареве заходящего солнца, возвышалась колокольня, бывшей церкви. Сколько сил и времени потратил он за эти годы в поисках церковной утвари. Сколько лет прошло, а ему покоя не давало, что лежит где-то несчетное богатство, полеживает, а он со своей оравой, можно сказать, щи лаптем хлебает. С досады плюнул председатель и хлестнув коня плеткой, въехал в село.

  Проезжая мимо бывшей избы Семена, заметил в окне свет. Остановив лошадь, председатель слез с брички и направился к дому, в котором теперь жила Марта со своей Маруськой. Толкнув дверь, она легко распахнулась и он увидел мать с дочкой, сидевших за столом. 

 -Что рты разинули? - с порога начал Сатанкин, - иж вылупились оне, зеньки свои пялят, - и одним взмахом руки смахнул скатерть со стола. С шумом на пол упала посуда.
 -Что вам надо в нашем доме? – вскочив, спросила Марта.
 -Что мне надо, говоришь, - цедя сквозь зубы, прошипел председатель, - а сейчас увидишь и схватив стул за спинку, бросил в женщину.

  Марта, не ожидавшая удара, не успела увернуться, упала. В старое тело Сатанкина будто легион бесов вселились, он лихо бросился на нее и с силой стал рвать на ней одежду. Маруська кинулась защищать мать, но председатель, так пнул девочку в живот, что она охнув, потеряла сознание. Озверевший, он заломил жертве руку, она хрустнула и повисла. Марта пыталась отбиваться, но изверг уже не владея собой, зубами рвал грудь и зло смеясь, языком слизывал текшую кровь. 

  -Я всю жизнь мечтал о твоей мамке, всю жизнь видел как мы с ней любуемся в кровати, но нет, эта скотина, Михась, украл ее у меня. Но о таком подарке я даже и мечтать не мог…

  В этот момент он вдруг обмяк и повалился на Марту. Перед собой женщина увидела свою дочь, державшую в руках табурет.
 -Зови людей, - только и смогла промолвить мать. 

  Через считанные минуты сбежалось почти все село. Мужики накинулись на председателя и вытащив на улицу, стали яростно его пинать.
 -Это тебе за Устинью и всю их семью, это тебе за нашего батюшку с Фролом, за Ефрема с Игнатом, а так же за деда Семена! А это тебе за наших баб, терзаемых тобой! За Полину, жену Антипа, за все! 

  Не было ни одного человека в деревне, чтобы не отомстил председателю за все то зло, что он им причинил. Когда следователь узнал о случившемся, бросился на помощь Сатанкину, понимая, что земляки его в живых не оставят. Но он опоздал. Сельчане, уже мертвому телу, наносили сильнейшие удары. С большим трудом удалось успокоить разъяренных людей, которые только уже глубоко за полночь, стали расходиться по домам. К растерзанному мертвому председателю никто не хотел прикасаться.
  -Собаке, собачья смерть, чтоб горел ты в аду! – глядя на мужа, прошептала его жена.

  Николка, поддерживая мать, повел ее подальше от того зверя, который издевался над ними всю жизнь. Увидев тетку Саньку, мальчонка попросил, чтобы она помогла матери дойти домой, а сам остался подле отца. Ни одного человека не нашлось, кто бы согласился помочь убрать тело. Тогда следователь, вместе с Николкой, положили его в бричку председателя и повезли далеко в поле, к обрыву, где и закопали, как раз над той самой пещерой, в которой было спрятано церковное имущество. И по воле судьбы, тот, кто столько лет искал его, стал его хранителем. Потом, сев у холмика и глядя на огромную луну, слушая песнь сверчков, заливавшихся трелью, Свиягин думал:

  -Как мы, люди, иногда забываем, что тот бумеранг, который мы запускаем по жизненным тропам, возвращается к нам с троицей? Сколько ты сделал добра, сколько принес света в этот мир, все это умножится и станет больше, чем ты дал людям, своей семье. И тем, кто кроме зла, ничего не дал миру, не позавидуешь, за все свои злодеяния, рано или поздно, получит, как Сатанкин – сполна.
  В небе слегка уже начал брезжить рассвет, окрасив горизонт в яркие краски. В деревне запели петухи, замычали коровы, приглашая своих хозяек к дойке. Жизнь в колхозе продолжается, с новым днем, новая жизнь и Свиягин верил, что теперь она у жителей этой деревни, будет лучше, счастливей и радостней. Следователь поднялся, отряхнул брюки от пыли. 

  -Пойдем, - тихо сказал он и обняв Николку за плечо, направился к Буяну, который мирно пасся, недалеко от могилы своего хозяина. 

 

                                         
   Домой Николке идти не хотелось, попрощавшись со следователем на краю поселка, вздохнул и направился к реке. Он шел по выжженной, солнцем, траве и пиная, попавшие под ногу комья глины, думал, как теперь они будут жить. Старший брат, Толик, погиб на фронте, а Сергей, вернувшийся инвалидом с войны, погостил несколько дней в родном доме, потом поцеловал мать с младшими братьями и сестрами, и уехал в город. 
  
  Уезжая, он обещал, что как устроится, от этого изверга заберет к себе мать с ребятишками. Но вот прошло уже пять лет, а от него нет ни одного известия, словно пропал. Мать все слезы уже проплакала по сыну, не зная, что и думать. Сколько раз она просила мужа разыскать его, на коленях просила, но он отмахивался от нее, как от назойливой мухи, мол тот уже не маленький, что может с ним случиться?
    
  -Нужно будет следователя попросить, чтобы он помог найти нам Серегу, - подходя к берегу реки, вслух сказал мальчонка. Сняв с себя одежду и бросив ее на ближайший куст таволги, с разбега нырнул в воду. Прохладная вода приятно охлаждала тело. Немного поплавав, парнишка вышел на берег и взяв горсть мокрого песка, стал с себя счищать невидимую грязь, которая, как ему казалось, обволокла его всего. Сначала он тер осторожно, чтобы не поцарапаться, но с каждым разом тер все сильней и сильней, уже выступила кровь, а ему все казалось, что засохшую отцовскую кровь и ее запах теперь никогда не смыть. 
   
  -Николка, ты что делаешь? – вдруг, услышал он голос за спиной.
Оглянувшись,  увидел перед собой стоявшего пастуха, заменившего деда Семена.
-Да-а, моюсь, - растеряно промолвил мальчонка.
-Да, кто ж так моется? – возмутился конюх, - ты глянь, как кровь бежит. Иди смой ее в реке и привяжи подорожник. Иж, чо удумал, а? Вроде и хлопец ты не дурной, а чо сотворил. Вот балда, - не унимался тот.

  Парнишка послушно вошел в воду и смывая кровь, вдруг, разрыдался.  Конюх молча наблюдал за мальчонкой, давая ему выплакаться. Наконец Николка успокоился, ополоснул лицо речной водой, вышел на берег и встретившись с взглядом Филиппа, опустил голову, пряча заплаканные глаза. 

  -Ты, енто, - сказал мужчина, - слез не стыдись, в жизни так бывает, что и мужчины плачут и не бойся, мы вас однех не оставим, всем селом вам помогать будем.
Николка смохнув набежавшие слезы, тихо сказал:
-Спасибо, - и взяв одежду, стал одеваться.

  Свиягин, придя домой, быстро перекусил и стал собираться в город.
-Чо, начальству докладаться побег? – спросила баба Настя.
-Да, сами прекрасно понимаете,  в рапорте нужно все ясно изложить, что и как случилось. 

  -Понимать то я понимаю, да только что-то в толк не в возьму, за кого ты соколик? Как говорится, за белых ты или за красных?
-Не понял? - удивленно спросил постоялец, посмотрев на хозяйку, - что вы имеете ввиду?

 -Как это ты не поймешь? – возмутилась женщина, - сейчас только от тебя зависит, от твоего доклада, как обернется жизнь и спокойствие всей деревни. 
-Я все понимаю, но что я могу сделать? Ведь в убийстве председателя принимало участие почти все село и молчать я не имею право. Виновных нужно наказать.

  -А ты видел, кто именно принимал енто участие? – спросила старушка.
-Нет.
-Вот именно, не видел. А может его медведь в лесу помял, а ты на людей наговариваешь, - посмотрев исподлобья, не унималась хозяйка.
-Как это медведь? Мы же все прекрасно знаем, что это было не так.
-Мы? – сделав удивленное лицо, спросила старуха, - я ничего не видела и ничего не знаю. А то что конь в село привез растерзанное тело председателя, это тебе всяк скажет. Вот так, соколик.

  Следователь смотрел на бабу Настю, которая сидела за столом и с виду, спокойно перебирала фасоль, и удивлялся, как тонко она подвела его к черте, как ему казалось, перешагнув ее, он изменит своим честным принципам и встанет по одну сторону с Сатанкиным. Не попрощавшись, Свиягин толкнул дверь и быстро вышел на улицу. 

  -Вот, язва, - ругнулся следователь, быстрым шагом направляясь в сельсовет.
По дороге ему встретилась тетка Санька, которая искоса глянув на него и буркнув приветствие себе под нос, быстро засеменила от него подальше по пыльной дороге. Другие, хозяйничая у себя во дворе, только завидев городского, сразу исчезали в глубине двора. Он заметил, что люди, которые еще вчера легко шедшие с ним на разговоры, сегодня его сторонились. 

  -И что за напасть, будто в их бедах я во всем виноват, - думал Свиягин.
У крыльца сельсовета стоял конь председателя, запряженный в бричку. Похлопав Буяна по шее, следователь быстро взбежал на крыльцо и открыл дверь. 

  Секретарь, как всегда что-то быстро строчила на машинке. Увидев следователя, она улыбнулась.
-Здравствуйте. А я Вас с самого утра жду. Буяна Николка пригнал, сейчас документ допечатаю и можете ехать в город. 
-Не понял. Какой документ вы допечатаете и почему вы решили, что я уже уезжаю?

  -А разве не уезжаете? – перестав печатать, спросила девушка, у которой в глазах показался страх, - ведь вы приезжали по поводу смерти деда Семена. Кто это сделал всем сразу было понятно. Виновника уже тоже нет в живых, а значит, я думала, что и дело закрыто.

  -Это вы так думаете, - вдруг закричал Свиягин, в конец разозлившись, - а я думаю иначе! Что за документ вы печатаете?
-Рапорт по уборке картофеля, Степан Николаевич еще говорил, чтобы я сегодня его подготовила. А почему вы на меня кричите? – надув губки, спросила девушка.
-Простите, меня Нина, просто мне кажется, что слишком многие в последнее время стали думать вместо меня. Напечатали свой рапорт? Давайте. Кому его нужно отдать?

  -В райком, товарищу Перепелкину.
-А-а, знаю. Мы с ним вместе по комсомольской линии, еще до войны ездили с агитбригадой. Хорошо, передам. 
Девушка отдала документ и сделала вид, что очень занята. Свиягин посмотрел на нее и молча вышел. Буян спокойно стоял у крыльца и мирно щипал траву. 
-Ладно, поехали, - вздохнул следователь и залез в телегу, - но!

  Сельчане, глядя в след Свиягину, молча крестились, прося помощи и защиты у Господа. Только к вечеру он добрался до города и сразу направился в райком, к Твердолобу, которого знал еще с раннего детства. Секретарь райкома Твердолоб, увидев внука своей давней боевой подруги, улыбнувшись, сказал:
  
-А-а, проходи, проходи! Давно не виделись. Садись. Ты по делу, или так зашел? Рассказывай.
Свиягин все рассказал, что случилось в селе и рассказал, как бесчинствовал в своем колхозе председатель колхоза, за что и поплатился жизнью.

  -Да-а, - задумавшись, протянул Твердолоб, - дела-а. Я давно знал, что он сволоч, но такое… Что собираешься делать? Как докладывать?
-Не знаю, - честно признался следователь, - вот, пришел спросить Вашего совета, как у отца, можно сказать и старого коммуниста. Ведь, если честно сказать, то Сатанкин сам спровоцировал гнев односельчан. Сколько можно было терпеть его издевательства над собой, над детьми и бабами. Мужиков то в селе не осталось. А кто вернулся с войны, в основном стали инвалидами. 

-Да, знаю я, - горестно протянул секркетарь райкома, - а что, если на самом деле, списать смерть Сатанкина на медведя. Настя то права, натерпелся народ страху. Умная баба. Я ее знаю еще с семныдцатых годков. Боевая была. Значит так и рапортуй, что возвращаясь с города на председателя колхоза << Красный луч >>, напал медведь. От нанесенных медеведем ран, Сатанкин скончался не приходя в сознание. Таким твоим рапортом мы двух зайцев убьем – и колхозникам поможем, да и нам самим такая слава не к чему. Ясно?
 
  -Так точно.
-Вот и хорошо. У тебя все?
-Да. 
-Тогда иди. Мне одному нужно побыть, - сказал Твердолоб.
Попрощавшись, молодой человек вышел из райкома и уверено направился в отдел милиции. 

  На следующий день, в кабинет Свиягина позвонили из обкома партии и просили туда немедленно явиться.Машина за ним была уже послана. Найдя нужный кабинет, Борис постучался и вошел.                                                                      

– А вот и наш герой дня, - шутливо встретили его там, - проходите, присаживайтесь. 
-Спасибо, - поблагодарил следователь и быстрым, незаметным взором осмотрел кабинет, прикидывая обстановку. 

  -Наслышан я, наслышан, - говорил зам секретаря обкома, - большое несчастье постигло колхоз << Красный луч >>, такого руководителя потеряли. Не буду ходить вокруг и около, сразу скажу, зачем мы вас пригласили. Дело в том, что сегодня с утра было созвано экстренное совещание по поводу выбора и назначения председателя колхоза << Красный луч >>. Сами, дорогой понимаете, страда началась, медлить некогда. 

  Нам вас порекомендовал секретарь райкома товарищ Твердолоб. Очень хорошо о вас отзывался. Мы позвонили к вам на работу, чтобы лучше вас узнать и решили, что вы отлично подходите на должность председателя колхоза. Бывший фронтовик, коммунист, молодой, энергичный.

 -Да, но у меня нет никакого образования. Я хотел на следующий год поступать на юридический, - пытался возразить Свиягин.
-Нет образования? Ая-яй, это конечно не хорошо, учиться нужно, но не на юридическом, а сельскохозяйственном факультете. А пока прислушивайся агронома Петряхина. Замечательный специалист. Вообще, нужно отдать должное Сатанкину, хороших специалистов он себе подобрал. 

Взять хоть агронома, хоть зоотехника или ветеринара. Вот и прислушивайся к ним, советуйся. Они помогут. На работе мы уже с твоим начальством все обговорили, сдавай все дела и принимай колхоз. Повторяю, тянуть лямку некогда, хлеб нужно убирать. Поздравляю, желаю вам удачи, - и пожав руку, грузный и седовласый зам председателя обкома, тяжело сел в кресло, давая этим понять, что разговор окончен.
-Спасибо. До свидания.
-До свидания, дорогой, до свидания.


Через три дня, сдав свои дела, бывший следователь Свиягин возвращался в колхоз << Красный луч >> председателем колхоза.

 

                                                                         

  Приняв колхоз, новый председатель видел, что люди приняли его насторожено. В сельсовет старались по возможности не заходить, а если, что им было нужно, то спрашивали все у агронома или парторга. Свиягин понимал, что дальше так продолжаться не может и назначил колхозное собрание. Так как шла страда, то и людей он собрал в поле, которое находилось сразу за поселком. 
Пришли все, взрослые явились, побоялись ослушаться, а ребятишки прибежали из любопытства.

   К этому времени, кухарка Глаша, с помощницей, вскипятили бак кипятка и заварили чабрец с мелисой. А мужики, быстро сбив столы, расставили их под навесом. Баба Настя напекла своих знаменитых пирогов с фасолью и морковью. Пока народ собирался, столы были уже накрыты. 

  -Марфа, - крикнула тетка Санька, увидев свою подругу, - иди к нам, что ты на косогорке  притулилась? У нас туточки тенек, да и травка мягка.
Худощавая Марфа, подцепив подол длиной юбки, не смотря на приличный свой возраст, быстро поднялась и трусцой пробежалась через весь двор полевого стана. 

  -А я вас и не приметила, - подходя затараторила она, - иж как удобно примостились и солнце вас не достае.
-Сядай, - улыбаясь, сказала Ганна, - у в нас покиль старость уважають. Иж, все стоять, а нас в тенечке рассадили. Столы готовят, видано ли дело, чоб в страду гулянка била? Чудно прям.

  -А знаете зачем нас здесь всих сбирають? – поинтересовалась Санька.
-Ни, - в голос и замотав головами, ответили подруги.
-О-о, преседатель приихав, - толкнув локтем Марфу,  зашептала Ганна.
 Свиягин, громко со всеми поздоровавшись, быстро зашел под навес и попросил всех рассаживаться за столы. Когда сельчане расселись, оглядев всех и кашлянув в кулак, взволнованно заговорил:

  -Товарищи, я вас всех здесь собрал для того, чтобы лучше познакомиться. Простите, в другом месте собраться не смогли, сами понимаете, каждый час дорог. Все вы конечно слышали, что несколько дней назад, обком партии в ваш колхоз назначил меня председателем вместо Сатанкина Степана Николаевича. 

  Если кто еще не знает, меня зовут – Свиягин Борис Иванович. Родом я из ваших мест, с районного центра. Там родился, перед самой войной закончил школу. На фронт ушел добровольцем. Остальной грамоте и жизненного опыта я набирался на фронте.
 
  Сразу признаюсь, что в колхозном деле, я ничего не знаю, поэтому прошу у всех помощи. Прошу вас, не подведите меня, вот как вы ответственно относились к работе при старом начальстве, так же отнеситесь и сейчас. Главная, сейчас у нас с вами задача, выполнить план сдачи зерна государству! Собрать все, до единого колоска! Район так же обещал помочь нам с техникой и уже завтра к обеду придет новый трактор и один комбайн.

  За столом обрадовано загудели. Ведь в колхозе было всего три трактора, да и те уже работали на износ. 
 -Да, что говорить, - поднялся Филипп, сын Фрола с Санькой, - конечно поможем! Да, товарищи?
 -Конечно! – послышалось с разных мест.
 -И еще товарищи, я пока не знаю и хочу у вас спросить, как вы считаете, бывшее правление справляется с работой, или его состав нам лучше обновить? 

  Настала тишина, все сразу затихли, было даже слышно, как прилетевшая пчела собирала нектар с цветка. Потом встал Сергей Белобородько и сказал:
-Мне туточки кажется, что некоторых нужно убрать и на их место поставить тех, кого выберет собрание.
-А кого заменить? 
Сергей помолчал, а потом сказал:
 -Пашку Авдотьева и Терентия Плошкина. А вместо их поставить Филиппа и Андрея Зубарева.
 -Правильно! – крикнул  Пашка Шальнов  и все сразу подхватили.
 -Вот и замечательно, - сказал Свиягин и озорно посмотрев, воскликнул, - 
ну, а теперь милости просим, за угощение! За знаменитые пироги бабы Насти!

  Сельчане потянулись за пирогами, которые аппетитно пахли, давно уже всех дразня. За столом время пролетело весело и быстро. Довольные вниманием колхозники, расходились каждый по своим делам. Кого в поле ждали трактора, кого коровы с полным выменем. Кого ждали лошади, которых пора было гнать в ночное. А старики шли домой, управляться по хозяйству. 

 -Ох, и хитер оказался наш новый преседатель, - улыбаясь, сказала Ганна подругам, и пирогами накормил, и сразу все свои проблемы решил. Теперь за ним весь колхоз пойдет, хоть в огонь, хоть в воду.
 -Не, он не хитрый, он умный, - поправляя подругу, возразила Марфа, - однем словом – голова!

  А Свиягин уже с агрономом мчался в поле, чтобы самому посмотреть, что такое уборочная. В первую очередь они заехали на МТС, узнать и проверить, как идет работа по ремонту техники. Заехав во двор, председатель удивился, когда узнал, что раньше здесь был храм. Войдя во внутрь бывшей церкви, он увидел расписаные стены. И куда бы не направился, везде его сопровождали, как ему казалось, осуждающие взгляды святых. 

  -Владимир Григорьевич, - обратился он к агроному, - кто додумался в храме сделать мастерскую?
 -Так, Степан Николаевич. Давно уже, меня еще здесь и не было. Слышал я, будто до войны, во-он, с той иконы, - повернувшись и показывая на Богородицу с младенцем на руках, сказал он, -  большими каплями текли слезы. В это время в помещении аромат, говорят, разносился, заглушая запах солярки и бензина.  Кто-то тогда высказался, что это к войне. Степан Николаевич, как услышал об этом, приказал забелить образ извеской. Мужики на несколько раз белили, а лик все проступал сквозь побелку издавая аромат.
 Под взглядами святых, Свиягину стало не по себе, передернув плечом, вышел на улицу.

  -Поехали на ток, - обращаясь к агроному, сказал он, - а потом на дальнюю делянку, покажите мне, как у вас там идут дела.
 Домой председатель вернулся уже за полночь. Набрав в колодце ведро холодной воды, разделся и опрокинул его на себя. 
Крякнув от удовольствия, зашел в сенцы, снял полотенце, висевшее на гвозде и стал растирать тело, которое ныло от усталости. После чего, тихо вошел в дом и взяв на столе крынку молока с тарелкой пирогов, накрытые салфеткой, направился в свою комнату. 

  Прошедшим днем Свиягин был доволен. Он видел повеселевшие глаза колхозников, которые потеснились и приняли его в свои ряды.
На следующий день, рано утром председатель уже был в своем кабинете и смотрел сводку, переданную с полевого стана. По сбору хлеба колхоз идет хорошо, план выполняет, а вот по сбору овощей отстает. 

 ,, Нужно будет поговорить с директором школы, чтобы ребят отпустили с уроков на уборку капусты с морковью”, - подумал он и записал себе в блокнот.
В это время в контуру пришла Нина и увидев председателя, удивилась. 
 -Здравствуйте. Вы уже здесь, так рано? 
 -Здравствуйте, Ниночка. Нет времени прохлаждаться. Первая моя страда. Ну, а пока давайте мы с вами быстро напишем приказ о назначении….

 

                                                                      13 глава
  Колхозники свое слово сдержали. Работали все на совесть, никого не нужно было подгонять. Наоборот, комсомольские четыре бригады устроили между собой соревнования и каждый день, вечером, собираясь на полевом стане, отчитывались о проделанной работе. Бригаде, показавшей лучший результат, выдавался переходной вымпел. Чаще всего его получала бригада Андрея Половинко. 
  

  Школьники тоже не отставали от своих старших товарищей. Звено Николки Сатанкина старалось изо всех сил и поэтому звездочку, вырезанную из фанеры, они еще ни раз не упускали. Казалось, что их никакая усталость не брала. Ребята работали наравне со взрослыми и по окончании рабочего дня, задорными  возвращались на полевой стан. После ужина, все собирались под раскидистым деревом, рассаживались на зеленой траве и пели песни. У многих были замечательные голоса, но лучше всех пела Нюрка. Каждую песню она проносила через свое сердце и душу, будто проживала ее.  

  -Нюр, начинай, - и девчушка, без жеманства, с легкостью брала первые ноты. Ее чистый голос, словно родниковая вода, бежал по стану и сливался с журчанием ручейка, с дуновением ветерка и шепотом листьев. 
 - Да-а, Нюра, тебе бы в город, дальше пойти учиться. Здорово у тебя получается, - как-то заметил председатель, - вот окончишь школу, я похлопочу об этом. У меня бабка с матерью хорошо пели. Мама еще играла на фортепиано, меня учила. Оно до сих пор дома стоит. Нужно подумать, как его сюда привезти, все равно стоит и пылится. 

  Девушка опустила глаза и скромно сказала:
 -Спасибо большое, только я никуда не поеду и в школу больше не пойду. 
Все удивленно посмотрели на нее.
 -Как это в школу не пойдешь? – ничего не понимая, спросил председатель, - а чем ты будешь заниматься? Что будешь делать?
 -Работать пойду, вместо мамки.
Все переглянулись.

 -Нет, так дело не пойдет, тебе нужно учиться, а за свою мамку не волнуйся, все у вас будет хорошо. Вот увидишь, ты еще нам такие концерты давать будешь, после которых тебя будут закидывать цветами.
 -Лишь бы не помидорами, - хихикнул Темка, вечно дразнивший Нюрку. Его мать сидевшая рядом, здесь же дала сыну подзатыльник. Пацан покраснел и убежал. 
 -Борис Иванович, а зачем нам пианино, если у нас даже и клуба то нет? – спросил Сергей Белобородько. 

 -Да, это верно. Я удивляюсь, как вы здесь живете. Клуба нет, детского сада нет, школа, да и та занимает только половину жилого дома. Вокруг столько леса, неужели вам не хотелось построить это своими руками?
-Как не хотелось? Хотелось! Только Степан Николаевич говорил, что советскому народу удобства и роскошь не к чему, не баре. 
-Понятно. Я вам обещаю, что летом будем строить в первую очередь школу и детский сад, а там и за клуб возьмемся. 

 Все оживились и на перебой стали мечтать и высказывать свои желания вслух. Никогда еще не было у них такого теплого и душевного разговора с председателем колхоза. В этот вечер они немного дольше засиделись у костра и не заметили, что на небе давно уже светили звезды и луна, полновластная хозяйка ночного небесного простора, смотрела на них, освещая легким холодным светом. Теплый ветер приятно обдувал и нес с собой свежесть.  Никому не хотелось расходиться, но все понимали, что завтра нужно рано вставать. 
 Утром, когда солнце только слегка окрасило горизонт и еще все спали, Темка подкрался к женской комнате и найдя Нюркину кровать, взял высунувшуюся из под одеяла косу и хотел уже ее отрезать, но в этот момент проснулась Маруська и закричала:
 -Ты что делаешь? – и бросилась к нему в ночной рубахе, продолжая орать, - Нюрка, девчонки, бабоньки вставайте!
От крика проснулись не только в этой комнате, но и из других комнат все сбежались на шум. Забежав в комнату, они увидели, что Нюрка сжавшись и прикрываясь одеялом, сидела на кровати, а рядом, с ножницами в одной руке, стоял Темка, отбиваясь другой от тумаков Маруськи. Бабоньки на смех подняли незадачливого паренька и выталкали за дверь. 

 Уже после обеда, Нюрка выполнив план и закончив собирать морковь, пошла помогать подруге на другую делянку.  У бочки с водой стояли женщины и о чем-то оживленно разговаривали. Марфа, увидев Нюрку,  замолчала и отвернувшись, стала поправлять платок на голове. Другие сразу замолчали. Девушка почувствовала напряженность и быстро напившись,  скрылась за бочкой. Все посмотрели ей в след, а мать Темки с упреком заметила:

 - Иж, скромницу из себя ставит, а сама не хуже своей матери хвостом крутит. Такой же гулящей будет. Не зря она с детства с одними мальчишатами играт, - и отпив студеной воды, легкой походкой пошла, напевая песню. Женщины, соглашаясь, поплелись за подругой, смакуя тему злобы дня.  Только одна из подруг, возмутилась, догоняя ее:
- Марфа, ты что, акстись! Ты что болташь, ботало! Ты ж знашь, чо это не так! За чо девчонку обижашь?

  Нюрка, услышав слова тетки Марфы,  споткнулась и схватившись одной рукой за колесо бочки, медлено стала сползать на землю. Платок резко впился в горло и стал давить, мешая ей дышать. Обливаясь слезами, она сорвала его и согнув колени, тихо заскулила. Заскулила, как маленький щенок подранок, у которого не было сил отбиться от обидчика. В этот момент подошел Николка и увидев Нюрку в слезах, стал спрашивать, в чем дело. Но  она еще больше стала рыдать. 
 - У тебя, что кто-то умер? - осторожно спросил он.

  Девчушка отрицательно покачала головой.
 - А ревешь, как о покойнике! – не унимался парнишка.
 - Почему, почему нас так не любят? – рыдая, причитала Нюрка.

 -Кто не любит? – удивленно спросил Николка.
 - Все! Что мы им сделали, что они на нас так?
Мальчонка понял, что она имела ввиду.
- Да, ты это, не обращай ни на кого внимания! Ты что наших баб не знаешь? 
- Тебе хорошо говорить, а мне стыдно пройти, за спиной шепчутся! Еще этот    Темка! – сказала с болью в голосе девчушка и опять расплакалась.
Не зная как успокоить подругу, он вдруг разгорячено воскликнул:

 - Знаешь, что?  А давай убежим!
- Как это убежим? – продолжая еще всхлипывать, удивленно спросила она, - куда?
- Далеко я уйти не могу, мать одну с малышней не оставишь, да и твоя болеет. Куда пойти, нужно будет подумать. Вставай. С ребятами это дело вечером обговорим. А пока иди, работай. 
Нюрка, шмыгая носом, поплелась на подмогу Маруське, размышляя о словах Николки. 

 Вечером, после ужина, звено Николая Сатанкина собралось подальше от полевого стана и на повестке их тайного собрания было поставлено два вопроса: первый вопрос заключал в себе, как им казалось, самое главное – куда бежать Николке с Нюркой. А во втором, стоял вопрос о продовольствии и кто будет его приносить. Ребята ничего не понимали, почему вдруг, их товарищи решили сбежать из  села, но готовы были им во всем помочь. Если честно сказать, то некоторые даже позавидовали своему звеньевому с Нюркой. 

 - Ребята, знаете, что? – вдруг, воскликнула Маруська, - а давайте, чтобы нас никто не понял, о чем мы говорим, к каждому слогу будем прибавлять какие-нибудь буквы, или слога. Например: ты куда пошла?  – киты кику-кида кипош-кила?
-Точно, Маруська! – оживились ребята, - здорово придумала! Только нам нужно теперь самим как-то это понимать, а то запутаемся!

 -А давайте, сейчас придем, на листке напишем основные слова и выучим их, - предложил Николка.
Подростки сорвались с места и побежали в стан, перебивая друг друга в находке новых слов. Взяв  тетрадку с карандашом, они сели поближе к костру и стали писать. Взрослые глядя на возбужденных детей невольно улыбались, понимая, что они что-то затевают. Но никто мешать им не стал. А Сергей Белобородько, ухмыляясь, заметил:

 - Ну – ну, озорники, развлекайтесь, да смотрите, чтобы от ваших шуток плакать не пришлось. 
Ребята только загадочно в ответ заулыбались. А на следующий день, с самого утра, все услышали странную речь. 

 - Нюрка, кипо-кибе-кижа-кили   кику-кипать-кися!
 - Кииду! – последовал ответ.
 -Что это с ними?, - удивленно спросила повориха тетка Лукерья.
 - А бес его знает! Оне исчо вчерась чудили.
 - Клоуны, - с заметной в голосе завистью, сказал Темка.
 -Ой, и не говори сынок. Балбесы, оне и есть балбесы.

  Такой теплой осени давно уже не было. Вода в реке была словно парное молоко – теплая и спокойная. Накупавшись, Нюрка с Маруськой вышли на берег и разлеглись на камнях, чтобы немного обсохнуть.
- Слушай Марусь, скажи, ты когда вырастишь, кем хочешь стать?
- Не знаю. Я бы хотела отсюда уехать, на какую-нибудь комсомольскую стройку. 
- А учиться? Ты ж в математике волокешь, получше любого мальчишки.
- Ну и что? Подумаешь математика! Сама вот представь: новые заводы, гидростанции, дороги и мосты,  во всем этом будет и твой труд. 

 Стоишь ты на построенном тобою мосту, внизу бурлит и стонет река, твои волосы развиваются на ветру, а в небе летают птицы. Солнце ласково гладит тебя по лицу своими золотистыми теплыми лучами. Ты стоишь, смотришь на все это и чувствуешь себя самой счастливой! Романтика! А ты говоришь, математика.
 
 - А я даже об этом и не думала. Знаешь, мне порой кажется, что я никогда отсюда не уеду. Я ведь дальше нашей деревни никуда еще не ездила, а так хочется повидать мир. Какой он?
 -Вот поэтому я и хочу быть строителем, для того, чтобы уехать. Строители везде нужны, хоть куда можно поехать и устроиться на работу. 
 - Ну, что пойдем? А то нам от Николки попадет. 
 - Может еще полежим? 
 - Ты что, хочешь все звено подвезти?  
- Нет, не хочу, - быстро поднимаясь и отряхивая с себя соринки, сказала Маруська, - а то меня потом Николка со всеми потрахами съест.
- Это уж точно, - смеясь, сказала Нюрка.
Подруги быстро оделись и стали подниматься по крутому склону наверх, цепляясь за высокую траву. Недалеко от стана, они заметили дерущихся двух пацанов. 

 - Это же Николка с Темкой! 
В этот момент со стороны стана, заголосила тетка Марфа:
-Ой, люди добрые, помогите! Сыночка маво убивают!
На крик все сбежались и разняли дерущихся.
- Так, товарищ звеньевой, - отчитывал Николку бригадир и комсорг одновременно, - за эту драку у вас забирается звезда! Товарищи, комсомольцы и пионеры, сегодня вечером будет собрание, не опаздывать!

  А Марфа все голосила:
-Люди добрые! Да чо енто творится? Евошний папка над нами измывался, а тепереча и сынок его?
-Ладно, Марфа, перестань голосить! Подумашь, мальчишата меж собой подрались! В их возрасте все кулаки свои чесали, - невозмутимо заметил отец Темки.

 Жена в ответ хотела что-то сказать, но муж, бросив сердитый взгляд, прикрикнул:
-Цыть, баба, я сказал! Я с вами есчо дома покалякаю.
Марфа, обижено надув губы, молча стала отряхивать одежду сына.
-Ма, не надо, я сам, - недовольно пробурчал Темка, отстраняясь от матери, - что ты со мной, как с мальцом? Засмеют же, право!
-Во-во, хоть у сына есчо соображалка работат, - сказал отец, - знат мозги есчо не вышибли.

 -Да, идите вы! – огрызнулась Марфа и быстрым шагом направилась к бараку.
Вечером, собрав всех комсомольцев и два детских звена, комсорг -  Андрей Половинко, сначала объявил результаты рабочего дня, а потом вызвав на середину Николку, сердито заявил:
-Товарищи! Все вы знаете, какой недопустимый проступок совершил сегодня Николай Сатанкин. Это возмутительно! Бить своего товарища, да еще который физически гораздо слабее тебя! Еще пионером называешься! Стыд и позор!
Николка невозмутимо спокойно стоял и смотрел на комсорга. Все сидели и слушали, затаив дыхание.

 - Вот, что ты на меня так смотришь, будто не ты побил своего друга, а я? – не унимался бригадир, - что ты можешь сказать в свое оправдание?
-Он мне не друг и другом никогда не был, - ответил мальчонка.
-Так ты еще считаешь свое поведение правильным? – возмутился Половинко и оглядев окружающих, пожав плечами, сказал, - ну, я от тебя, Николай такого не ожидал! Видно и прямь, из-за тебя придется наказывать все звено.

 Товарищи, кто за то, чтобы за недопустимое поведение звеньевого Сатанкина Николая, наказать все звено и забрать звезду? А звено распустить и отправить обратно в село?
Николка вздрогнул, когда услышал, что их звено распускают по домам. Ведь у всех была большая надежда, заработать и принести домой свои заработанные трудодни, которые так нужны были в каждой семье. На эти трудодни можно было получить в колхозе лишние пол мешка пшеницы или пять литра подсолнечного масла. А теперь этой возможности не будет. Звеньевой оглядев товарищей, которые, пряча глаза, медленно поднимали руки. Только здесь звеньевой, покраснев и удивленно спросил:

 -А звено за что? Ребята здесь причем?
 -Да за то, что все вы одним миром мазаны! – выкрикнул Темка, - все мы слышали, как вы об этом вчера весь вечер курлыкали!  
 -А ты вообще молчи! А то я тебе еще не это сделаю!
 -Нет, ребята, вы послушайте его, - воскликнул пацан, - он мне еще и угрожает! Товарищ комсорг, да что это творится?
 -Сатанкин! – прервал Темку комсорг, - прекрати! А то я еще о твоем поведении школу поставлю в известность!
Николка ни на кого не взглянув, повернулся и убежал, не обращая внимания на окрики комсорга. После чего, комсомольцы  долго еще обсуждали недопустимое поведение пионера. 

 На следующий день звено Николая Сатанкина было отправлено по домам. Нюрка тихо вошла в дом. Бабуська сидела за куделей и пела песню, кошка Муська щурясь, лежала рядом. Старушка увидев внучку, сначала обрадовалась, но заметив заплаканные ее глаза, спросила:

 -Лександровна, чо с тобой? Чо случилось – то?
 -Бабусь, Вы только сильно не расстраивайтесь, наше звено домой отпустили.
-Вот и ладно, - радостно воскликнула старушка, - а то нам с Муськой, ой, как плохо однем! Погодь, а чо так рано то вас отпустили? Неужели уже все поля убрали?
Нюрка, поджав губы, молча покачала головой.

 -А чо тода?
-Наше звено наказали и отправили по домам.
-Фи-и и усе? – облегченно вздохнув, обрадовано воскликнула Ганна, - а я ужо думкала, чо чето случилось.
-Бабуська, а разве не случилось? – всхлипывая, спросила внучка, - ведь нам не поставят трудодни.

 -Жалко, конечно, лучик ты мой золотой, но тока твое здоровье нам дороже. Я уж испугамшись, всяка дрянь в голову полезла. Ничёго внученька, переживем, - гладя внучку по голове, говорила бабуська, - завтра ужо мамка наша домой придет. 
-Завтра? – радостно воскликнула девчушка.
-Ага, я до нех седня ужо сбёгла, попроведала. Только ты того, Лесурка мова, не выказывай мамке, как она выглядит, а то не нароком час, есчо чо с собой сотворит.

  -Не-е, бабуська, не выкажу.
В этот момент в избу вбежала запыхавшаяся Маруська и затараторила:
-Нюрка, кипо-кибе-кижа-кили  кина кина-кишу  кипо-киля-кину! Китам кинас киждут кималь-кичиш-кики!
-Э, девка, - удивлено спросила Маруську Ганна, - ты енто часом не заболела? Энто че щас было?
-Кичто кислу-кичи-килось? 
Маруська в ответ только плечом пожала.

 -Бабуська, не волнуйся, - улыбаясь, воскликнула Нюрка, - все нормально - и поцеловав старушку в щеку, выскочила вслед за подругой на улицу.
 -Ну, что случилось? – переспросила она подругу уже на улице.
 -Николка домой не пошел. Говорит, что матери не может в глаза посмотреть.
 -И что теперь делать?
 -Просил собраться на нашей поляне.
 -Так бежим, что же мы стоим? 

  Девчушки побежали в сторону леса. На поляне, у ручья, сидели мальчишки и что-то чертили на мокрой земле.
 -Принесла? – спросил Николка Маруську.
 -Ага, вот, - сказала она и подала большой нож, спрятанный в рукаве, - что мы будем сейчас делать?
 -Место искать под землянку, - ответил Пашка, - пойдемте, мы с Николкой уже что-то вроде бы придумали.
 -А где будем искать? – не унималась Маруська.
 -Нужно найти такое место, чтобы оно было в лесу, но недалеко от дороги, а то зимой, как туда будем пробираться?

  Подойдя к дороге, ведущей в район, ребятишки немного покрутились, выбирая направление и решили идти на восток, где недалеко от дороги был овраг, а значит и землянку будет там легче выкопать - меньше будет корней от деревьев, чем в лесу. 

 Мальчики принялись копать, а девочки резать траву, чтобы потом можно было застлать ей пол.
 Работали все молча, только незнакомая серая птичка с длинным клювом, быстро перепрыгивая с ветки на ветку, весело что-то громко щебетала. Вдруг, из выкопанной ямы раздался испуганный крик. В то время Николка вылез, чтобы нарезать толстые ветки и Пашка один продолжал копать. Прибежав на крик, ребятишки увидели бледного друга, который молча показывал в угол ямы. Где из земли высовывалась человеческая кисть руки. 
 
 Вытащив Пашку, они бросились бежать в сельсовет. Уже через час, собрав людей, председатель с колхозниками стояли у ямы и пытались осторожно выкопать останки. Продолжая копать, они обнаружили, что там лежали еще чьи-то кости. Вытаскивая их, нашли маленький крестик. Увидев этот крестик, Ганна заголосила:

 -Ой, мамоньки! Ой, Матки Божья! Это ж маво Ефремушки крестик! Провожая сваво соколика, я ему с внутренней стороны майки на булавку пристегнула его! Вот где ты встретил свою смертушку! Ой, мамоньки! Ой, Матка Божья! А я все надеялась, что увижу тебя!

 Нюрка, обняв бабуську, как могла успокаивала ее, но горем убитая старушка, будто и не слышала внучку. Всю ночь Ганна не спала, вытирая слезы, вытащив из ящика иконки с лампадкой, молилась за упокой умерших Ефрема с Игнатом.
На следующий день в колхозе хоронили односельчан, которые пытались найти правду и попросить защиту от их председателя, но нашли свою погибель. Ганна, поддерживаемая под руки дочкой и внучкой, что-то тихо бормотала. Нюрка прислушалась.
-Ну, вот Ефремушка, теперь наш Хфилюшка и дождался тебя. Ты уж смотри за нем там, совсем малой же он есчо. Спите мои родненькие, спите спокойно.

 

  Два года для Свиягина пролетели очень быстро. Дел в колхозе было много: то посевная идет, то сенокос, а там уже до сбора урожая недалеко, а помимо этого нужно строить КРС. Детский сад и школа были уже построены. Уходил он на работу с петухами и приходил, когда вечерняя звезда,светившись холодным голубым светом, выплывала на небосвод. Баба Настя, встречая председателя, всегда ему выговаривала, что так работать нельзя, нужно и о себе подумать. Вот и сегодня,  накрывая на стол, она затеяла разговор:

  - Ну, как предсадатель, все свои дела управил?
 - На сегодня, - улыбаясь, не чувствуя еще подвоха, ответил он, - все что было запланировано, все сделали, даже больше.
 - Да? И что же вы перевыполнили?
 - Крышу покрыли. Теперь осталось дело за зоотехником.
 - Молодец! А невесту куда поведешь, в новый коровник?

 - Какую невесту? – поперхнувшись, спросил пердседатель.
 - Ладно уж, Бориска, ты забыл, чо чай в деревне живешь, не в городе. Все про всё знают, даже, прости, пукнуть не успеешь, а все уже будут говорить, что, - здесь старушка, прищурилась и ухмыльнувшись, продолжила, - вообщем сам знаешь, что будут говорить. 

  - Да, уж знаю, - улыбаясь, сказал квартирант, - если серьезно, то мы еще не разговаривали на эту тему. Все как-то времени не было. 
 - Мил ты, соколик! А у кого оно есть? Ты думашь почему я одна? Да все так же времени для себя не было. Считала, что жизнь длинна, успею еще, а не успела и глазом моргнуть, как бабой Настей стала. Так что не затягивай с энтим делом. Деток нужно еще своих нарожать и ума им успеть дать. Поспешайте.

  Свиягин подошел к старушке и приобняв ее, сказал:
 - Спасибо Вам, баба Настя. Вы за это время для меня столько сделали и стали такой родной и близкой.
 - Так оно и есть, мы родные! А как же, я ведь твоего папку знала еще он мальцом был. Поэтому послушай меня старую, плохого не посоветую. Хорошую невесту ты себе выбрал, молодец! Я рада за вас, но не затягивайте это дело. Поверь, потом благодарить меня еще будешь. 

  Пока квартирант ел, Аплесничиха все ему выговаривала, будто боялась, что не успеет что-то еще сказать. Поужинав и поблагодарив старушку за еду, председатель вошел в свою комнату, разделся, лег на кровать и от усталости сразу уснул.
 Сон был легкий, красивый, где он со своей Таисьюшкой был в поле засеянным пшеницей, а сквозь еще небольшие ростки яровой краснели маки. В небе летали и пели свои звонкие песни жаворонки. Солнце светило ласково, ветерок обдувал прохладой. А они налюбоваться не могли друг другом. За ними следом шли их пятеро ребятишек. Нюра была уже взрослая и за ручки вела малышей.

  Свиягин спал и понимал, что это был лишь сон, но ему было так хорошо, что совсем не хотелось просыпаться. Но здесь он почувствовал, что его кто-то тронул за плечо и сразу услышал голос хозяйки:
 - Слышь, Борис Иванович, однако пора вставать. Пятух то давно ужо пропел, а ты все спишь.
 - Встаю, спасибо, что разбудили.

  Весь день председатель вспоминал, как впервые увидел Таисию. Сначала он ухаживал за ней из жалости, а потом понял, что его к ней тянет все больше и больше. Что ее изуродованного лица, ее шрамы он не замечает и ему кажется, что красивее его Таисьюшки никого нет. Недавно она родила мальчонку. Малыш один в один похож на мать. Вчера он впервые самостоятельно сошел по ступеням крыльца во двор. 
Свиягин всем сердцем привязался к семье своей любимой, но не знал как признаться ей в этом и сделать предложение. Поэтому он весь день думал над словами бабы Насти, да и сон не выходил из головы. 

  После работы он направился к дому Таисии. По дороге зашел в сельмаг.
 - Здравствуй, Миланья Семеновна.
 - Здравствуйте Борис Иванович. Вас, что Баба Настя отказалась кормить? – улыбаясь, спросила она.
 - С чего это ты взяла? 
 - Так за сколько времени вы впервые в магазин зашли.
 - Зашел, значит надо. Ты лучше взвесь конфет побольше. Рафинад дай. Грамм триста кильки и бутылочку водки не забудь. Да, еще две бутылки лимонада. Что-то Семеновна у тебя в магазине совсем пустые  полки. Что еще можешь мне предложить?
 - Ливерную колбасу сегодня хорошую завезли. Взвесить?
 - Давай! Это хорошо, я пирожки с ливером люблю. Взвесь, Миланья Семеновна, мне килограмм пять. 

  Женщина удивленно посмотрела на председателя и немного смутившись, сказала:
 - Борис Иванович, но мы на руки даем только по два килограмма, чтобы всем хватило. Вы уж простите.
 - Да? А я и не знал. Ну, два, так два, что ж теперь делать.
Взяв авоську с продуктами, Свиягин направился к дому Таисии.
  Шли последние февральские деньки 1953 года. На улице было холодно и сыро. Пронзительный ветер, кинув ему в лицо колючую снежную стружку и залетев в один рукав пальто, холодом прошелся по телу и вылетев из другого рукава, завывая, понесся по улице.  Потом поднялся к небесам и зацепив тяжелую темную тучу, которая вот – вот разродится снежным водопадом, понес ее на окраину поселка. Поправив шарф и опустив воротник, председатель смело вошел во двор Ганны. Пес лениво посмотрел на гостя, зевнул и глубже забрался в будку, где свернулся и здесь же уснул. 
Таисия хлопотала у плиты. Ганна, как всегда сидела за куделей и пряла пряжу, Нюрка водилась с малышом, за которым нужен был глаз, да глаз. 

 - Здравствуйте, - громко поздоровался председатель.
 - Здравствуйте, - весело поздоровались с ним в три голоса, даже маленький Мишутка и тот, улыбаясь, что-то сказал на своем тарабарском языке. 

 Вдруг, Борис Иванович смутился и кашлянув в кулак, так у порога и остановился. 
 - Ну, чаво встал? Проходи, иль ругаться пришел? – спросила его Ганна.
 - Нет, что Вы, Анна Матвеевна, я это, - все еще не находя слов, из-за чего он начинал на себя уже злиться и потом набрав в легкие побольше воздуха, сказал, - я Анна Матвеевна пришел просить руки Вашей дочери. Вот.

 - Да-а? – сделав удивленное лицо, протянула мать, - а я думкала чо ты пресадатель, ходишь к ней токмо для своего удовольствия. Наиграшься и бросишь, как надоевшу игрушку. Ты ж вишь, како у ней лицо, а если повстречашь каку кралю с лица пригожу и молодуху, тогда чо? Ведь она, мил человек, больше позора не переживет!
 - Что вы такое говорите? – возмутился Свиягин, - я ее больше жизни люблю. А шрамы, что шрамы, я их и не вижу совсем! Поверьте, я ее не обижу, заботиться о ней и ребятишках буду. На свою фамилию их перепишу, родными мне станут. 
 - Таськ, а Таськ, чо молчишь, как в рот воды набрала?
 - Я мама не молчу, - повернувшись от плиты, краснея сказала Таисия, - я слушаю. 
 - Так чо ты скажешь, мова девонька? Мужик то он не плохой, надежный, а любишь ли ты его?
 - Да, - тихо произнесла дочь и с нежностью посмотрела на гостя.
 - Ну, чо я вам скажу, - детей не обижайте, да живите тоды дружно меж собой, - сказала Ганна и вытерев, вдруг, набежавшие слезы, обняла сначала дочку, а потом и жениха.

 - Нюрка, - позвала старушка внучку, - иди, поздравь молодых.
Девушка вышла с братом на руках и улыбаясь, сказала:
-Наконец – то, а то я думала, что вы и не осмелитесь, так и будете друг на друга со стороны поглядывать. Поздравляю вас!

  Подошла, поцеловала счастливую мать и пожала руку Свиягину. Затем прищурив один глаз, хитро спросила:
 - А свадьба когда же?
 - Нюра! – покраснев, воскликнула Таисия.
 Но Борис Иванович, подошел, нежно обнял мать с дочкой и сказал:
-Да хоть завтра! В долгий ящик откладывать это событие не будем. Седьмого марта и сыграем свадьбу. 
 - Как седьмого? – испугано воскликнула Таисия, - я же не успею платье сшить.
 - Ничего страшного, мы в районе готовое возьмем.
 - Нет, это будет слишком дорого, - не сдавалась она.
 - Ну, я думаю, не дороже денег, так что нам на платье как раз хватит, - улыбаясь, сказал председатель.

   Март тысяча девятьсот пятьдесят третьего года выдался, как никогда, холодный.  Из-за каждодневных дождей дорогу размыло и в район было не проехать. Свиягин поверх полупальто накинул плащпалатку, обул кирзовые сапоги, взял портфель с документами и сказав бабе Насте, чтоб к вечеру его не ждала, вышел на улицу.
 
   Его здесь же обдало холодными большими дождевыми каплями. Ветер безжалостно трепал полы плаща, стараясь пробраться поглубже.  Председатель шел по раскисшей дороге, проваливаясь по щиколотку в грязь. Дойдя до леса идти стало легче. Ветер здесь был тише и дорога немного тверже.

   Все это время Борис Иванович размышлял, зачем его вызвали в райком и что такое могло случиться, что об этом нельзя было говорить по телефону. Обо всем передумал: первым делом почему-то ему подумалось, что американцы объявили войну. Потом поразмыслив, решил, что это маловероятно.  
 - Тогда что могло произойти? В районе нет посевного зерна? Но что здесь гадать, - разозлившись вдруг, на себя, возмутился он, - ну прям как бабка на кофейной гуще, вот приду и узнаю причину срочного вызова в райком партии. 

  Перед тем, как войти в город, Свиягин увидел большую лужу. Подобрав палку, сначала счистил грязь с сапог, а потом  их помыл.
  На улице было тихо. Город готовился ко сну. Только изредка где-то вдалеке раздавался лай собак. Подходя к площади, председатель увидел, что в райкоме везде горел свет. Поднявшись по ступеням высокого крыльца райкома партии, Свиягин подумал: << Что принесет сделанный шаг за этот порог?>> И открыл дверь.

  Внутри оказалось много народа. Там были председатели колхозов района, директора завода и  школы, швейной и обувной фабрик, а также главврач районной больницы. Были парторги организаций. Все понимали, что что-то случилось, раз вызвали весь районный коммунистический состав. Наконец вышла Олечка, секретарь председателя райкома партии и пригласила в зал заседаний. Когда все расселись, к трибуне вышел товарищ Твердолоб осмотрев зал и каким – то незнакомым голосом произнес:

   - Товарищи, - поперхнувшись и дрогнувшим голосом продолжил, - товарищи, сегодня страшная новость постигла нас,  отец нашей коммунистической партии, горячо любимый Иосиф Виссарионович Сталин находится в очень тяжелом  состоянии. 
Все ахнули и зал замер. Наступила давящая тишина и только через какое-то время началось движение, послышались сначала еле сдерживаемые всхлипы. Через какое-то время, вытирая платком слезы, оратор продолжил:

  -Я думаю, никого не надо предупреждать, что рассказывать об этом, до особых распоряжений из Москвы, никому не следует. Будьте бдительны и внимательны.  Любые подозрительные высказывания пресекайте и вызывайте милицейский наряд. Что дальше с ними делать, в милиции разберутся. На своих рабочих местах нужно объявить субботник.  Деньги, заработанные за этот день, скажите, пойдут в красный крест.

   Всю ночь шло совещание, только под утро стали расходиться.
 - Борис Иванович, - окликнул председателя Твердолоб, - Слушай, ты на чем добирался до района?
 - Пешком. 
 - Я так и думал, подожди минутку, в вашу сторону Перепелкин едет, хоть до развилки подбросит. Все тебе ближе будет. 
-Товарищ Твердолоб, - тихо спросил Свиягин, - если что случится, что с нами будет, со страной?
 - Что будет?  - взглянув как бы в даль, ответил председатель райкома, - я думаю, что партия нас не оставит. А значит все будет хорошо, только нужно быть более внимательными, чтобы не пропустить врага. Запад сразу зашевелится и постарается закинуть к нам свои длинные щупальца. Поэтому раскисать нельзя. Сам понимаешь. Все, иди. 

  Попрощавшись  Свиягин вышел на улицу, где у крыльца стоял черный автомобиль.
За всю дорогу Перепелкин со своим пассажиром не обмолвился и словом. Он нервно вел машину, постоянно грубо дергая рычаг скоростей. На развилке ее резко развернуло и бросило в кувет. 
 - Да твою мать через коромысло! – заругался Перепелкин, - еще этого мне не хватало! Как теперь ее вытаскивать?

  Глянув на машину, Свиягин сказал:
 - Еще хорошо отделались, жди, пришлю трактор. 

  Добравшись до сельсовета, председатель сразу позвонил в МТС, чтобы отправили трактор на подмогу горе-водителю.  Потом сел на стул, взял со стола графин с водой и налив полный стакан, залпом выпил. Идти к Аплесничихе он не захотел и расставив стулья, прилег. Только здесь, Свиягин почувствовал, как устал, закрыл глаза, но сна не была.
  Он понимал, что люди все смертны, но к Нему это относиться никак не могло. С самого раннего детства Борис считал Его богом, поэтому известие даже о болезни Сталина повергла его в шок. И теперь только одна мысль так и свербила мозг:<< Кто придет на Его место?>> Пролежав до утра, так и не сомкнув глаз, председатель встал, умылся и сев за стол, начал просматривать бумаги, подготовленные с вечера его секретаршей, - Ниной. День прошел как во сне. Поздно вечером зазвонил телефон. 
  - Здравствуй, - услышал он голос первого секретаря райкома, - я знал, что ты останешься на работе, поэтому и звоню. Собери завтра людей на площади и включите погромче динамик, будет оповещение.
  - Хорошо. Как у вас там? 
 - Да, как? Пока спокойно, а вот что будет завтра, только Богу известно. Еще вот что, жди гостей. Сам понимаешь откуда. Подготовь жилье.
 - Будет сделано. 
 - Ладно, давай прощаться. Завтра будет трудный день.
 - До свидания, - сказал Свиягин и повесил трубку.

   На следующий день председатель, в указанное время, на площади собрал односельчан и начал митинг:
 - Товарищи, сегодня я созвал вас всех, чтобы объявить, что через минуту из Москвы будет важное сообщение. Леня, включай! – крикнул председатель парнишке, висевшему около динамика на столбе.
  В это время внутри динамика что-то заскрежетало, зашипело и все услышали:
 - Говорит Москва! …
  Председатель смотрел на лица односельчан и видел в их глазах боль и страх. Люди, не обращая внимания на моросящий дождь, смотрели на рупор и боясь пропустить хоть слово, слушали, затаив дыхание. Многие плакали. Неподдельная скорбь выражалась на их лицах. 
  Два дня слушали радио и читали газеты, где сообщалось о состоянии здоровья вождя. Никто ничего не понимал, что говорилось о болезни, но зато у каждого таилась надежда, что произойдет чудо и Он поправится. Но чуда не произошло и шестого марта, уже все знали, что пятого марта, в двадцать один час, сорок минут, после тяжелой болезни скончался Иосиф Виссарионович Сталин. В стране был траур. Горе было без границ. В каждой семье не скрывая слез, рыдали взрослые и дети. Вытирая слезы краем платка, сидя на лавке, голосила Ганна:
 - Ох, Матки Божья, да как же мы тепереча будем? Осиротели мы, все, Нюрка, осиротели! Налетит тапереча на нас воронье энто поганно из ихней имперальтической державы и заклюют всех. Ох, как же мы без Батьки нашего будем?

  Нюрка шмыгая носом, молча сидела подле бабуськи и гладила ее по плечу. Мальчонка, напугавшись причитаний старушки, тихо сидел рядышком. Таисия придя с работы, увидела мать всю в слезах, вздохнула и взяв сына на руки, сказала:
 - Не надо мама, так убиваться, Вам нельзя. Все мы смертны. 
 - Да, чо ты доча тако говоришь, а? Мы эт одно, а Он, энто, однем словом – Он! И разве ж я думала, чо его переживу?

  Дочь посмотрела на горем убитую мать, покачала головой и пошла в другую комнату, а Ганна долго еще причитая и всхлипывая, сидела на лавке, боясь даже думать о будущем.
Прошли три недели. Свиягин с Таисией, из-за  смерти Сталина и Аплесничихи, свадьбу играть не стали. Тихо в сельсовете зарегистрировались и стали жить в просторном доме бабы Насти, которая всего на два дня пережила Вождя коммунистической  партии.

  Последнее время старушка болела и наверно чувствовала, что время ее подходит. Позвала она как-то молодых и сказала, что дом сей она завещает им, чтобы жили они в нем счастливо и может добрым словом когда-нибудь ее вспомнят. Сказала, улыбнулась и полезла на печку греться, а с нее уже и не слезла. Обнаружила старушку Таисия утром, когда принесла ей парного, еще теплого молока. Нюра осталась жить с Ганной в старом отчем доме. Мать наотрез отказалась уходить:
 - Я отсель токмо вперед ногами выйду, - возмущалась она, - энто чо значица? Свое все бросить и идтить не знамо куда? Нет! Туточки я родилась, туточки и помру!

  Видя, как мать расстроилась, Таисия не стала сильно настаивать. Поговорила с мужем, с дочкой и все решили, что Нюра останется с бабушкой, чему та только обрадовалась. Девушке не хотелось оставлять бабуську, тем более, что на следующий год и так ей придется ехать поступать учиться. А пока она усердно занималась дома игре на фортепиано. За столь короткое время, как отчим привез его, Нюра многому научилась. Как-то занимаясь, к ней прибежала Маруська и еще с порога, крикнула:
 - Нюрка, Берию скинули!
 - Ты что такое говоришь? – удивилась подруга.
 - Только что по радио передали! Побежали на площадь, там сейчас митинг будет!

  На площади было уже много народа, почти все село пришло, послушать новости. Кто-то молча стоял и задрав голову вверх, глядел на динамик. Кто-то тихо перешептываясь, еще боясь высказываться вслух, ждал, что же скажут по радио еще. Здесь же сновали ребятишки, катая диски от велосипедов. А уже вечером, гармонист, в сопровождении молодых девушек, растягивая меха, горланил частушки:

                    …Как товарищ Берия, лишился он доверия, 
                     А товарищ Маленков надавал ему пинков!
 
 Жизнь круто стала набирать обороты и настроение людей стало меняться к лучшему.