Форум

БАЛЛАДА О СКИТАХ

За бурелом – от власти, в чаще леса,

Где обитают только муравьи,

Селили души, испугавшись беса,

Когда-то прародители мои.

Ни татарва, монголы иль поляки -

Никто не смог дойти до этих мест!¹

А троеперстье в греческой чувяке

Народ сажало и сажало в лес, -

За частокол, с заветною иконой

(Где Иисус двуперстье сотворил!),

В скиты, укрытые святой попоной,

Сотканной из молитв, что день творил.

От Никона с т р о к а²  летела в души!

Но Протопоп целил скиты крестом,

Сплавляя веру в камень благодушно

Вокруг монастырей (двойным перстом!).

Искали тропы воровские люди

По знаку государевых людей.

Несли сюда антихриста пилюли:

Стрелу и трут! Жгли женщин и детей!

И складывались в головёшках избы,

В молельнях закипал в огне елей.

Царили вкруг царёвые капризы,

Живьём сгорел благой протоирей!³

Но уходили снова частоколы, -

Подале от российского венца,

Где кровью одымлялись протоколы

В Синоде у кадила-бубенца.

Но втайне Русь поила и кормила

Ревнителей духовной чистоты,

Хранила книги – древние светила –

«Д р е в л `е г о  б л а г о ч е с т и я» цветы.

Кому же удалось скиты  п о б ы в ш и т ь⁴

И  с т а р о л ю б ц е в⁵  их загнать в костёр⁶,

Того Господь оставил не укрывшим

И даже разум напоследок стёр!⁷

       ¹ Это скиты в лесах Заволжья Нижегородской области (откуда происходит мой род), а также – глухая сибирская тайга.

      ² Строка – крупное кровососущее насекомое, род слепня (oestris).

       ³ Протопоп (старое название протоирея) Аввакум.

      ⁴ Побывшить – убить (местное, в языке старообрядцев).

        ⁵ Старолюбец – так называли насельники скитов друг друга.

       ⁶ В знак протеста против царского произвола в жестоком гонении на древнюю веру приверженцы «древлего благочестия» по благословению своего духовного лидера протопопа (протоирея) Аввакума сжигали себя на костре.

       ⁷ Инициатора гонений на старообрядцев Патриарха России Никона под конец его жизни лишили сана, подвергли преследованиям и заточению, и в конце жизни Никон ослабел умом.

        На снимке: Г. Мясоедов. Сожжение протопопа Аввакума.

РАСПЯЛИ РУССКИХ на «Кресте Виктории»

                                             Сырьём для «Креста Виктории» -  высшей награды    Великобритании за отвагу – послужила бронза русских пушек, захваченных англичанами вовремя Крымской войны 1853-1856 гг.

Святые дни былых утрат –

Как швы от ран на русском теле,

Которое, глумясь, раздели

У вражеских победных врат.

Вот давний глас: где тыщи душ,

Сомкнув ряды за Гроб Господень*,

При севастопольском народе

Тянули свой смертельный гуж.

Числом четырежды отстав,

В огне  у   т м ы   английских ядер

Сгорали копны русых прядей

За Русь, как говорил устав.

Вскипала в пуговицах медь

От жара в каждом бастионе!

И восседала, как на троне,

С католиками в дружбе смерть.

Сбирая целый год** покос

На православной ниве Крыма,

Она не знала, что крушима

Лишь бронза пушек. Но не Рос!

… Флот к затоплению готов…

Финал… Страданья не измерить!

И – Д а ш а, этот белый лебедь

На фоне кровяных бинтов.

Из бастионов на скрижаль

Сходили  К о ш к а   и   Т о т л е б е н,

К о р н и л о в***… (Нам творить молебен

Под ненависть иных держав).

Уж нет следов тех похорон,

У душ прощённых – Рая зори.

Но мажет Русь «Крестом Викторьи»

Высокомерный Альбион.

Да будь бы русский скорби рад,

И святотатство будь бы в силе, -

Не  т м у,  а   л е г и о н  отлили

Медалей и других наград!

И тож, как Англия:  сейчас, -

Из многих сотен пушек, танков

(Деникину**** - дар англобанков

В оплату за России часть!).

……………………..

Гнобят нацгордость племена!

Но есть протест небесной силы:

«Переплавляют в ордена

Боль русских душ и честь России!».

   2011 г.

    *За Гроб Господень (в Иерусалиме) – одна из причин Крымской войны (1853-1856).

    ** Время обороны Севастополя.

    *** Сестра милосердия Даша Севастопольская, матрос Кошка, инженер-генерал Тотлебен, вице-адмирал Владимир Корнилов  – участники обороны Севастополя.

    **** Антон Деникин (по матери поляк), в 1919 г. командующий белыми вооружёнными силами Юга России. При перезахоронении в Донском монастыре Владимир Путин установил ему памятник.

Атаманша МАРУСЯ

 Галифе на женских бёдрах,

     Тонкий хлыст.

 Отступают тучи, - вёдро.

     Слышен свист.

 Значит, «белая опасность»?

     И – в седло.

 Но тревожились напрасно, -

     повезло!

 Шайка вся в зубовном хрусте,

     (Флаг – в костях).

 Скомисcарили Марусе

     алый стяг.

 Твоя, дескать, шайка, Маня,

     тень кладёт,

 Революцию дурманит, -

     кровь идёт!

 «Степь копытили напрасно!

     Уж давно

 В Гуляй-Поле флаг ваш красный

     у Махно.

 Я хозяйка резвой воли

     и степей.

 И дружина ищет доли,

     где вольней!».

 Комиссарам эти речи –

     будто хлыст.

 (У дружины вид  а б р е ч н ы й

     и цветист).

 Загудела вся ватага –

     слышит зов:

 «Все – по коням!». Дали тягу

    на Азов.

 Хлещут травы по копытам

     лошадей,

 Все забрызганы, умыты

      до бровей.

 Лихо - в сердце бьёт дворянке,

      просит драк.

 Треплет ветер на тачанке

     чёрный флаг.

 Вьются возле тела Марьи

     мужики

 (Чтоб историки ломали

     языки?).

  У неё мечта уходит  

     в облака,

 Нежно тайна в сердце бродит…

     А пока -

 Приседают в шумном страхе

      города,

 Никнут в сабельном отмахе

     господа.

 Очень быстры анархисты,

     вот сюжет:

 Прискакали большевисты, -

     их уж нет!

 Грех? Марусе все едино, -

     Поздно уж!

 Тут и встрял в её судьбину

     милый муж…

Я не стал «гнилым интеллигентом»

Оранжевую пачечку «Дуката»,

В которой было десять сигарет,

Курили мы с мальчишками когда-то

С копеек, данных в школу на обед.

Но таяли отцовские получки,

И говорила бабушка, кряхтя:

«Ты шёл бы в ФЗО*, - едят получше,

А то уж кожа виснет на костях!».

И мать недолго тоже причитала,

Коль среди братьев старший – это я.

Лихой волной с семейного причала

Подростка смыло в море бытия.

И тёрло это море, словно гальку,

Рабочего простого пацана.

Но восемь специальностей вповалку -

За выход в жизнь – достойная цена.

И мыслю я, что с нынешним дипломом,

Не будь мозолей тех рабочих лет,

Среди мильонов был бы жалким клоном

С названием «гнилой интеллигент!».

     *ФЗО – школы Фабрично-Заводского Обучения в послевоенные времена, по нынешней аналогии - ПТУ.

КУРОРТНЫЙ ТРАМВАЙ

    Вот курортный трамвай, -

    Тяги на два вагона.

    Кляпы в уши вставляй, -

    Разнородщины говор.

    Будто в термах, течёт

    На пол пот с огол –

    телых.

    У курортных расчёт:

    Показать своё тело.

    Бритый пах и сосок, -

    Неглиже - очень смело.

    Пьют – кто пиво, кто сок, -

    Всё на солнце упрело!

    В креслах ржут бугаи,

    Что-то пишут на спинках,

    Подгорланили им

    Девки в плавках-резинках.

    Мамы клушей стоят, -

    В стулья всажены детки.

    Вот шельмец: всем подряд

    Лепит к людям конфетки.

    С крыши катится зной.

    Виснет в поручне старец,

    А старуха с клюкой:

    «Постоим, мы не баре!»

    Всем мозги набекрень

    Жаром солнце свалило!

    Каждый зол, как слепень,

    (Не дай, Бог, в руки вилы!)

    Нынче к югу рулит

    Всё деньгА  удалая!

    Скрип колёс души злит

    В поворотах трамвая.

      2013 г.

«На сосне красноголовый дятел…»

 +++

На сосне красноголовый дятел

У зари расклювил тишину.

Солнце набросало алых пятен.

В чаще филин ухнул. И уснул.

Лес спросонья шорохи рассыпал,

Воздухом душистым напоил.

С каждой ветки водяное сито

Сыплет на меня, что было сил!

Мох плетёт зелёные оконца,

Тонет в них нога под хруст сучка.

А росинки с отраженьем солнца

Моют сеть лесного паучка.

И по центру лиственной оправы

К свету рвётся из земли оков

Целая ватага златоглавых –

Вся моя мечта-

                        боровиков!

Тенькнула на лучике синичка –

Яркий лучик выпал в полумрак.

Грибники вдали друг друга кличут.

Новый день распаковал рюкзак.

МАРЬИНА РОЩА.1947

Глухая ночь, - трясутся все поджилки.

Иду домой. Сидели дотемна

Мы в коммуналке с другом у бутылки,

И вдруг в затылок – дуло. Вот те на!

    Но с этим подальше иди ты:

    Что Марьину Рощу бандиты 

    Седлают повсюду своим большинством.

    Здесь больше рабочего люда, -

    Заводы* гудят, и оттуда -

    Вся Роща почти, с трудовым огоньком!

Но – слава Богу! Бандюки ошиблись!

Сказали: «Роще-марьинский – как свой!».

Да что - с меня? Пиджак сатин-пошива,

В котором плавал ещё старый Ной?!

Исчезли злыдни. Тараторит сердце.

Точильщик жук в стене у дома стих.

В такую ночь распахнуты все дверцы

Для тех, кто путь до лагеря мостит.

Легенду чтут об атаманше Марье,

Сверкают «финки» в раже воровском.

Ничто - бродягам с капиталом Шмаги**,

Молись, залётный с толстым кошельком!

Пока Цируль, Витюшка и Савоська ***

Карманы срезав, морфят до утра,

У морга начинается подвозка, -

Осатанели даже фраера!

Мосторг, сберкассы, - всюду след кровавый,

Под страхом смерти жертва не кричит.

Но только свистнет кто: «Атас, - легавый!», -

И банда растворяется в ночи!

Москва назавтра – снова: дескать, Роща

Взяла в колхозе Сталина**** амбар.

А в ресторанах языки полощут:

«Главарь богаче, чем Али-Баба!».

Сквозь пальцы смотрит новый участковый, -

Зачем с харчей стремиться на погост?

Зато в лихих облавах МУР толковый

Пытается прижать бандитам хвост.

    И с этим подальше иди ты:

    Что Марьину Рощу бандиты 

    Седлают повсюду своим большинством.

    Здесь больше рабочего люда,

    Заводы гудят, и оттуда -

    Вся Роща почти, с трудовым огоньком!

       *Заводы «Калибр», «Борец», «Станколит» и др.

**Герой пьесы Александра Островского.

***Известные воры-карманники той поры.

    ****Колхоз им. Сталина, примыкавший к Марьиной Роще.

Монолог бывшего любовника

Не стукнет ставень в доме на кордоне,

Не заскрипит колодца журавель.

Твоя пластинка встала в патефоне,

Засохли у калитки клён и ель –

          свидетели нечаянных страстей.

Ты с пикника огонь переносила

сюда, в мой дом, чтобы меня зажечь.

И если и была у леса сила, -

Я тратил всю её в азарте встреч,

          не видя в страсти всех твоих затей.

Но тут охолонила сердце стужа:

По Куприну решила ты вертеть,

как та, коварная, что ради мужа

любовника пославшая на смерть,

          чтобы купаться в неге при свечах*.

Теперь пылится прошлое в том доме,

Застыла - недописанной – строфа.

Ваш бизнес, с мужем, на кордоне ломит

живое всё – коттеджами! Пропал,

          весь лес под кипой у дельцов зачах.

Подвесили меня как на кукане!

(Застрял карась в супружеских сетях:

Я ставил подпись под её дыханье

на документ - у Бахуса впотьмах,

          где мыслей нет, а шёпот был горяч).

…………………………….

Когда в сердцах и душах окаянство,

то что там лес, и что там клён и ель!

И если даже вспомнить вольтерьянство, -

Получится плохая параллель.

          (И мне судьба подсунет жалкий плач!)

В пожарах корчатся российские деревни

В пожарах корчатся

российские деревни...

Слезами бедных

пламя не залить!

Сто тысяч свеч

у траурной обедни –

За тех, кому

на пепелищах жить!

Пруды, леса

отдали олигархам.

Деревни среди них -

как острова.

Но олигархам

за "бугром" не жарко,

Когда в России

огненный провал.

Леса из труб -

всё бывшие деревни!

И дым -

как будто Гитлер под Москвой!

Тайга теперь –

всё бывшие деревья…

И тлеет вера

к власти роковой!

«Холодный жар зелёного ликёра…»

Холодный жар зелёного ликёра

Вдруг дёрнул шпильку, и волна волос

Скатилась в тень вечернего декора,

Ликёр стремился хмеля наволочь.

Ночь рисовала огненные тени

То ли в глазах, то ли на потолке.

Сердца как на качелях вверх летели,

С одеждой вместе падали в пике.

И запускались токи кровотоков

Мажором звона «Ле Руа Пари»*.

Ночь бережёт от едких кривотолков,

Дурной молвой сердца не опалит.

И высота мажорного напоя

В любовный прорастала монумент…

А на столе лежал билет на поезд -

Командировки срочной документ.

     *Распространённые в России (и в настоящее время тоже) настенные часы XIX века.

«Стояли у икон коленопреклонённо…»

+++

Стояли у икон

коленопреклонённо

Все наши предки

в прошлые века.

И теплились светло

в молитвах доски клёна, -

Слетались

души к ним издалека.

Святые образа

и знали и хранили

Любовь и скорбь,

копили благодать,

И благодатью той

до нас века прошили

И донесли

молитвенную рать.

И ныне с тех икон

снимаем мы ожоги,

С горячих губ

сошедшие на них.

Но кто спустил сейчас

мамоне в топку жора

За серебро –

намОленных  святых?

И знает ли о том

кто в куполах вещает,

Что слышит бархат

Серафима крыл?

…………….

Но вдруг и купола

сегодня освящает

Мамона тот

с бесовским стадом рыл?!

    На снимке: такие ярлыки вешают торговцы на  русские с т а р и н н ы е (!)  намоленные православные иконы в интернет-магазинах.

Когда женщина плачет…

Тёплый дождик веселится,

Выбивая в лужах дробь.

Под зонтами спрятав лица,

Дождик гнёт из тучи бровь,

Дождик гнёт из тучи бровь.

А зонты вовсю танцуют,

Хоть прогноз не прочил дождь.

Лужи девушек разуют,

А иначе не пройдёшь,

А иначе не пройдёшь!

Как бы дождик ни старался,

Не залезть ему под зонт.

Только при мужчинском галсе

Зонт у женщин руку жжёт,

Зонт у женщин руку жжёт.

Лишь одна не отнимает

Зонт от мокрого лица.

На щеках слезинки тают,

На щеках слезинки тают, -

След какого-то конца.

След печального конца

Женской призрачной надежды,

Что качалась долго между,

Но не сопрягла сердца,

Но не сопрягла сердца.

И вода, и чьи-то слёзы

В стоках водосточных труб.

Не сбываются прогнозы,

Не сбываются прогнозы.

И прогноз бывает груб.

Гвоздём бы стал я на подкове…

Лягвой скачет по стране мамона,

Задевая звёзды и кресты

На болоте нравственного мора.

Бог поможет, - возродишься ты,

Будешь, Русь, на православном коде

Тройкой мчаться (жаль, что без меня).

Но хотел бы я на той подкове

Быть гвоздём - у русского коня.

4 ноября – «День народного единства»

Странный День

Странный «День народного единства»:

Выдернут гулять меня и вас.

Сядут рядом, чтоб объединиться,

Бабка с мусорки, капиталист Чубайс.

ПОЭТАМ

Поэты не спят по ночам:

Назойливо Муза их будит.

И бьются о лунный причал их строки
как рыба в запруде.

Грешники на склоне лет

Лишь грешнику со светлой головой

Страдать:

         носить дряхлеющее тело,

Жалеть о том, что он ещё живой,

И что душа ещё не отлетела…

МАЛЬЧИШКИ-1946

Распевали псалмы старухи

В изнуряемый засухой день.

Со слезами сурово и сухо

Отпевали голодную тень.

Все поля извело бездождевье,

Колос в поле в Заволжье был сух,

И деревня в дырявой одежде

Всю усталость надела на сук.

Те старухи у нас в деревне

Отвечали начальникам так:

«Это русский обычай древний –

Отпевать, если есть Божий знак».

То не божий был знак – военный…

От разрухи и голода крут,

Этот год с рахитичной рожей

Надевал на мальчишек хомут.

Мы в семь лет не боялись Бога,

Плуг на пашне могли – вразворот!

Не робели с большого долга,

Достигая отцовских высот.

Тех высот, где в руках всё кипело, -

Будь коса, молоток или цеп.

Но на фронте у смертного дела

Наши папы попали в прицел.

И когда мы с полей приходили

Суп хлебать с лебедой (без муки),

Наши мамы, гордясь, говорили:

«Есть кормильцы у нас – мужики!».

Элегия былой любви

Душа дышала сентябрём,

душа дышала.

А ты была звездою в нём

ночного шарма.

Шуршали листья за окном,

шуршало платье.

Звезда упала. А потом

упало платье.

Блик из-за шторы обласкал

ресниц касанье, -

Как будто крылья мотылька

у глаз плясали.

Но тленье рук и губ моих

тебя пугало.

Непонимание двоих

вонзало жало.

И мысль своею простотой

меня  достала:

Что вместе с павшею листвой

душа завяла.

………….

Давай считать, что неудачна проба

былой любви. И улыбнёмся оба.