Цитата от Рябина (13-02-2014 23:28):

Цитата от Рябина (13-02-2014 23:40):

МАРИЯ
Твоё изображение в веках -
Не гордо восседающей на троне,
Не в царской бриллиантовой короне,
А босиком, с ребёнком на руках,
С тревогой Материнскою в глазах -
Всё Человечество в Твоих ладонях...

Как поздно я прозрел, как поздно понял -
Кто предо мной с Младенцем на руках!

Я жил неправедно, блуждал впотьмах
И храм сторонкой обходил обычно.
Не потому ль стоять мне непривычно
Пред Той, что с Иисусом на руках?

Раскаявшись во всех своих грехах
И вспомнив о родном, далёком доме,
Вернулся. Предо мной в дверном проёме,
Как на старинной фреске иль иконе,
Стоишь ты с нашим сыном на руках.

                                                                                                            ТАТЬЯНА АЛЕКСЕЕВА                           

                                          ГРАММОФОН

     Пост в нашей семье никогда не соблюдался: это повелось ещё со времён моих прадеда и прабабушки. Отроками они остались круглыми сиротами и жили в услужении у попа. Насмотревшись на поповскую «праведную» жизнь, перестали верить в Бога. Впрочем, вера, как таковая, жила в их сердцах, а вот церковных канонов они не придерживались. Но к Пасхе, к Христову дню, изба всегда была особенно чисто прибрана, а стол ломился от яств!

    Была в их доме редкостная диковина – граммофон! Мой прадед, Алексей Евдокимович,  выписал его из Санкт-Петербурга. Такой диковинки не было даже у местного батюшки! В Пасху, ожидая прихода святого отца, прадед, конечно, заводил свою «музыку». Церкви в деревне не было, а потому отец Евлампий ходил из избы в избу, поздравляя всех со Светлым Воскресением Христовым. По русскому обычаю прикладывался, конечно, к рюмочке, угощался-разговлялся и благословлял дом и семью на доброе и хорошее житьё. Двери в каждой избе, в ожидании его появления, держали открытыми настежь. А надо заметить, что весна в Вятских краях бывает отнюдь не тёплая, поэтому печки с утра топили жарко, чтобы не выстыло к ночи.

     А батюшка, дойдя до дома моего прадеда, не торопился идти в следующую избу, надолго задерживаясь в доме Бояринцевых, слушая граммофон и поглаживая пузцо,  отяжелевшее  от многочисленных возлияний и яств…

     Тем временем бабы, в чьих домах он ещё не побывал, на чём свет стоит, костерили моего прадеда (да и попа заодно!) – избы-то выстывают:

     – Опять Олексей свою «музыку» завёл, теперь и батюшку не дождёсси! –

    И это в Пасху-то!

ТАТЬЯНА АЛЕКСЕЕВА                                                                                     

                                             Поминки

      Новая семья, в которую после замужества вошла Антонина,  была большая. Родители мужа занимали целиком  второй, деревянный,  этаж дома в Вятке. Свёкор служил машинистом паровоза, свекровь растила и воспитывала детей, нигде не работая. Железнодорожники среди гражданского населения всегда были на особом положении,  работать в любом подразделении железнодорожного транспорта было почётно, престижно и денежно, особенно это касалось машинистов, их помощников и поездных – тех, чья служба была связана с разъездами. Жёны машинистов, или как их ещё звали – машинистихи,  могли позволить себе сидеть на мужниной шее, потому что другими  жёнами даже осуждалось, если  кто-то из них устраивался на работу. Но, к слову сказать, Тониной свекрови и некогда было бы работать. Сын Вениамин с женой жили тут же, в родовом гнезде, Костя только что привёл в дом молодую жену – Тоню; дочки

– Марфа и Вера – были  ещё незамужние,  Лиза – гимназистка.  За таким большим семейством нужен  глаз да глаз!

      Свёкор Пётр слыл весьма уважаемым человеком, справедливым,  честным, очень спокойным и сдержанным. Никогда не сквернословил, с начальством держался без подобострастия, со своей бригадой – без зазнайства. Во время кратких отдыхов, положенных ему на конечных пунктах перегонов, умел расположить к себе всех, кому случалось находиться  вместе с ним  в комнате отдыха для поездных бригад…

    Тоня тоже очень уважала и  любила его…

    Только однажды случилось непоправимое – свёкра не стало. Жизнь семьи изменилась в одночасье, суля много неразрешимых задач. Но это будет потом, когда произойдёт осознание утраты, а пока все домочадцы были заняты приготовлениями к похоронам и поминкам. Ожидалось много друзей и сослуживцев, которые  изъявили желание помянуть Петра. В конце двадцатых годов прошлого столетия не было, конечно, ни погребальных служб, ни столовых и кафе, где можно было бы заказать поминальный обед, – всё готовили сами.

      В зале – самой дальней комнате – был  накрыт один длинный, большой, составленный из нескольких, стол. Но всё равно мест не хватало, чтобы сразу разместить всех, поэтому пришедшие   садились помянуть усопшего  по очереди: стол накрывали трижды.

      Уже чинно и достойно посидели и сказали много добрых слов близкие друзья, начальники и поездная бригада почившего, уступив место следующей партии: сослуживцам,  приехавшим  с дальних станций и разъездов – со   всего перегона, по которому водил свой паровоз Пётр Хлебников. На смену им сели члены семьи и большая родня – близкая и дальняя. И, после того, как была отдана дань памяти усопшему, за столом, как бывает всегда в таких случаях, завязался тихий и неспешный разговор: как жить теперь семье, как старшим дочкам справить приданое, как младшую выучить и вывести в люди… Рыдания и причитания на каком-то этапе стихают, уступая место безысходной горечи утраты. И вот как раз в это время тихой скорби и растерянности  в передней открылась дверь и в квартиру не вошла, а буквально ввалилась запыхавшаяся женщина.

     Это была жена одного из поездных с дальнего разъезда. Муж её, находившийся в поездке на момент похорон Хлебникова, наказал ей непременно съездить в Вятку и отдать последний долг любимому всеми Петру…

     В Вятку! Такая большая удача для бедной бабы, которая и на близлежащую-то станцию выбиралась крайне редко! Конечно, прежде чем прийти по нужному адресу, она побегала по кондитерским лавкам, накупив детям баранок и пряников, зашла и в самый большой магазин Кордакова* – прикупить мануфактуры. И вот теперь, довольная собой и покупками, уставшая и голодная, пришла в дом Хлебникова. Сбросив в передней на пол набитые до отказа торбы, сняв с шеи длиннющую связку баранок, она торопливо, наощупь – зеркала-то закрыты – приводила себя в порядок, причёсывая гребёнкой взмокшие под полушалком волосы,  не забывая в то же время заглядывать через анфиладу комнат туда, где были накрыты столы.

     Опоздавшую вежливо проводили, усадили за стол, заботливо придвинув поминальную стопочку и обильное угощение. Забыв, для чего она здесь находится, женщина, не помянув по традиции добрым словом покойного, лихо опрокинула стопку и навалилась на закуску. За столом смолкли разговоры: все наблюдали за странной бабой. А она, ничего и никого не замечая вокруг, продолжала уписывать за обе щёки. Изумление присутствующих сменилось   любопытством. Наконец, насытившись, раскрасневшаяся женщина откинулась на спинку стула, разгладила на груди свисающие концы тонкого головного платка, мимоходом огладив сытый живот, и, полностью довольная собой и жизнью, изрекла:

    – Уф-ф,  почашше бы экие похороны-то!

   …Вдова чуть не отправилась следом за покойным.                                                         -------------------------------------------------------------

*В советские времена магазин назывался «Маяк», но по традиции его называли «Кордаковский». В наши дни это название узаконили.

Цитата от Рябина (16-02-2014 15:49):

       Было в нашем небольшом городке всего четыре детских сада. Естественно, что заведующие дружили между собой, но не семьями, как это обычно бывает, а только женщины. И задумали они как-то раз, после очередной проверки из ГорОНО, отметить это дело, тем более  что проверка дала хорошие результаты. Собрались они в самом стареньком детском саду, находящемся почти на окраине города. Не всех, конечно, устраивало месторасположение, но зато там не было ночной группы, а значит, и ненужных свидетелей тоже.

        Сколько было выпито – история умалчивает, только разошлись дамы далеко за полночь. Пока сидели да обсуждали результаты проверки, пока рассказывали полу-анекдотичные случаи из серии «говорят дети» - не заметили, как и время пролетело. Спохватились: а что мы дома-то мужьям скажем? Хозяйка того сада, где они устроили своеобразные «посиделки», была в разводе с мужем, да и дом почти рядом, а вот у оставшихся троих вопрос возвращения домой без моральных потерь стоял очень остро! Но идти надо.  Поохав, бабы разошлись…

       На следующий день встречаются и с хохотом рассказывают о своих приключениях.  Легче всех  отделалась Ираида: её спокойный муж верил даже самой нелепой истории, услышанной из уст жены. К тому же, ко времени её возвращения он успел уже крепко уснуть, приход жены по часам не зафиксировал, поэтому всё обошлось тихо и мирно.

       Властная Мария на сей раз вела себя, как провинившаяся кошка: тихонько сняла в прихожей ботики и пальто, так же тихонько юркнула в нагретую постель и сразу повернулась спиной к мужу, чтобы он не учуял запаха спиртного. Муж пробормотал спросонья что-то вроде того, почему она такая холодная, но Мария успокоила его – в туалет, мол, ходила.

      Но самое интересное было в третьей семье, у Маргариты. Подходя к дому, она увидела свет в окне – муж не спал! Недолго думая, она залезла в глубокий сугроб, начерпав полные боты снега, изрядно припорошила снегом пальто, растрепала волосы под каракулевой шляпкой, сдвинув её набекрень, и, взойдя на крылечко, что есть силы затарабанила в дверь! На крыльцо выскочил перепуганный муж и, увидев жену в таком «плачевном» виде, бросился к ней с расспросами. Она, оттолкнув его от себя подальше (чтобы он не догадался, что жена изрядно выпила), налетела на бедного мужика с упрёками:

     - Да, ты вот дома сидишь, в тепле, а нет, чтобы жену встретить! Ты что, разве не знал, что у нас проверка была?! Другие-то мужья заботливые своих жён встретили! А на меня, посмотри, хулиганьё какое-то напало! Едва ноги унесла от них. Страху натерпелась!  Всё, и не подходи ко мне, а спать убирайся на диван!

      Вот так, милые дамы, мотайте на ус!

Цитата от Рябина (13-02-2014 23:40):

Татьяна, чудесная пейзажная лирика!!