Форум

     ГЕНЕТИКА  РОДИНЫ

     -Дин, ну, что ж они сделали-то, а? Зачем? Зачем? Разве ж можно так - все обрезать?..

     Голос Семена звучал тоскливо, глухо и монотонно.

     Сам он сидел за столом и медленно, но уверенно напивался.

     Жена собирала грязную посуду после ухода друзей.

     -Тебе курицу оставить? И салат?..- спросила мужа. Тот кивнул. – Ой, смотри, тяжко завтра будет…

     -Ничего,- на удивление трезво ответил он, снова поднял рюмку. – Не каждый день лучшие друзья уезжают.

     Жена пожала плечами, начала счищать с тарелок в мусорное ведро.

     Футбольный комментатор что-то увлеченно частил с экрана.

     Зашел кот Василий, потерся, выгнув хвост, о ноги и запрыгнул на диван к Семену: досыпать.

     -Я, когда первые, в восьмидесятых, уезжать стали, все, кажется, понять мог… Столько лет в клетке жили - и нА тебе, свобода!..

     -Все так жили,- сказала жена, но он ее не услышал.

     -Но старики-то, старики!.. Они же добровольцами на фронт шли! Они же ЭТУ родину защищали! А теперь, оказалось - не та родина… Или вообще не родина… Как вот так, а?.. Объясни мне!..-  Он бездумно пялился в телевизор и говорил, будто  в никуда, в пустоту. –Ну, немцам тогда границу открыли- это  понятно, пленных тьма- тьмущая была, прижиться корнями не успели… Но эти-то, Зурочки-то?! Хвастали: прадед в газетах 19-го века засветился, а сами смотались… И ведь ни слова на  идиш не знают!

     -Там на иврите говорят…

     -Пусть на иврите!.. Но ведь они и его ни бельмеса не знают!  Особенно Руслан!.. Еврей, тоже мне… Ортодокс… Его, где не поскреби, одних татар увидишь… Да русских, может… Да хохлов… Ему-то что делать в этой земле обетованной?.. У Евки-то, я понимаю, ни русского, ни татарского замеса нет, это у них строго  до Адама прослежено, но этот-то лопух куда в их муравейник?.. Хотя… трое детей… Да и родители ее уже там…

     -Помоги мне.- Жена принялась мыть посуду.

     Семен сбросил кота с колен, допил из рюмки, подошел.

     -Куда, вот, они поперлись? И зачем?..- Он тщательно протирал чистым полотенцем тарелки и аккуратно составлял их на полку. – Зачем?!

     -За деньгами, Сёма,- устало ответила жена, локтем убрала прядку со лба.

     -Какие, к черту, деньги?!- возмутился тот. – Руслан у тебя замом работал, а получал раза в два больше со своими публикациями! Да Евка дизайнером не хило зарабатывала! «За деньгами»… Скажешь тоже… Условия лучше, это я понимаю… Быт… Возможностей больше…

     -За деньгами!- упрямо повторила жена.

     Семен в сердцах  бросил полотенце на стол.

     -Вот заладила! От безысходности, может, укатили! От таких вот, как ты!

     -От безысходности в восьмидесятых катили,- та продолжала мыть посуду. - И катили евреи. А сейчас жиды бегут… За деньгами… Все им мало…

     -Да с чего ты...

     -Подожди! Тихо! У тебя телефон где-то звенит! Сашка, может?..- прервала она его, оглянулась тревожно. – Да не стой ты! Ищи телефон!

     -«Ищи, ищи»… Спорит еще со мной!  Нужны там ребятам башли, надо же… Здесь, можно подумать, мало зарабатывали…- бурчал Семен, держа курс на телефонный звонок. Мобильник отыскался почему-то в прихожей, в кармане куртки. – Да! Да, сына, слышу тебя!- Вернулся на кухню. Жена  вопросительно, с затаенной надеждой и болью, посмотрела на него. – Нет, улетели уже ребята! Ну, наверное, отключили уже, в самолетах нельзя… Нет, нормально все… Ага… Ага… А ты когда… Ага, понял… Мать, вон, тебя целует… Ага… Ну, удачи…

     Отключился.

     -Сашка?

     -Сашка, Сашка,- успокоил он ее. – Да выключи ты воду, не доорёшься до тебя! Разговаривать нормально невозможно!

     -Как он там? Скоро приедет?

      -Нормально он там!-  Муж уселся на диван, вновь налил себе водки. - Через две недели прикатит: роту из Перми на смену присылают. Вот тоже, профессию выбрал!.. «Родину защищать»… Защитничек. А здесь сиди весь на нервах, гадай: пронесет  - не пронесет…

     -Помолчи,- жена устало присела рядом.

     -А что, я не прав? До генерала-то еще дослужиться надо, чтоб по «точкам» не посылали. Такой же упертый, как ты… Ну, в кого вы такие у меня? Все не по-людски! Ребята, вон, съехали, а ты все «жиды, жиды»!..

     Она подняла на него черные, оливковые глаза. Улыбнулась уголком рта, притянула ладошкой его лохматую курчавую с залысинами  голову к себе и поцеловала в затылок. Он замер, и головы от ее плеча не отнял. Лишь рука с полной рюмкой несуразно оттопырилась в сторону.

     -А у нашей семьи, Сёма, наверное, сбой в генной системе… Как у Екатерины Второй…  Здесь мы будем жить, Сём… Здесь… На родине,- тихо и ласково сказала  ему жена, Дина Абрамовна Роземблюм, урожденная  Фельгенгауэр.

Цитата от сказочник (07-09-2014 14:04):

      ЭХО  ЖИЗНИ

      Тревога - неясная, далекая - охватила его.

      -С чего вдруг?.. Не может быть! Столько лет прошло! Померещилось…

      Но тревога не уходила.

      -Кому я понадобился? Ведь никого уже в живых не осталось! Никого!

  Не верилось! Ни на мгновения не верилось! Не сотворил он ничего вечного!

      Вспомнился тост друга на похоронах:

      «Пока помним - он с нами…»  Помним… Кому помнить-то?.. Эх… «Помним»…

      И жил  погано. И творил погано. Второпях всё, лишь бы, лишь бы… Лишь бы деньги были. Да читатели на полгода… Разовые все…  Хоть бы кто перечитал повторно! А хвалили- то как, что ты!.. Не вечное у тебя выходило… на потребу…  Гениальность - это когда тебя ПЕРЕЧИТЫВАТЬ  хочется, а не листы из твоей книги в сортире выдирать. А ты: слава, почет… Тлен всё это…

      -И всё же, кому я понадобился?

      Он, волнуясь, осторожно посмотрел.

      Девчушка лет пятнадцати сидела с ногами на диване и с упоением читала его первую,  написанную  в двадцать пять лет книгу. Единственную книгу, за которую ему никогда в жизни не было стыдно. Ни перед читателями. Ни перед собой. Ни перед Богом. Последующая мура смела ее из памяти всех, кто когда-то читал его «творчество».

      А эта… Пра-пра-пра-внучка. Нашла. Из всей макулатуры пращура именно ее вытащила. Господи! Стыдно-то как! Она же и следующее попробует читать, весь этот хлам!

      -Лети,- сказали ему ласково за спиной. - Лети. Не все ты плохо в жизни делал. Не всегда паскудничал. Видишь?- воздалось…

      Он замер на миг, не веря своему счастью. Затем осторожно расправил крылья, вспорхнул  и  невидимо  опустился на правое плечо своей  пра-пра-пра-внучки. 

Цитата от сказочник (08-09-2014 18:58):

      -Ну, давай, давай! Чуть- чуть еще!..- Александр вскочил в азарте с дивана. Кошак, гревшийся в его ногах,  недовольно зевнул, потянулся коромыслом и спрыгнул на пол: досыпать в углу.

      -Держись, Пашка, держись! Два километра!..- Он не замечал, что нервно расчесывает грудь через футболку. На глаза попались сигареты. Выхватил, не отрываясь от телевизора, сигарету, закурил.

      Звонок.

      Александр матюгнулся и бегом побежал к двери. Щелкнул замком, распахнул.

      Жена.

      -Светка, ну, чего ты?.. Там Пашку показывают! Два километра осталось!..- сердито проговорил он, спеша обратно.

      Жена - уставшая, с одутлым, равнодушным лицом - встрепенулась.  В глазах промелькнуло что-то живое. Она с усилием стянула туфли, бросила сумку в угол и засеменила вслед за мужем. Присела рядом и, приоткрыв рот, вперилась в  телевизор, непроизвольно сжав кулачки на счастье.

      -Давно бегут?

      -Да я же тебе говорю: два километра осталось!.. Сейчас ещё меньше!.. И ты ещё звонишь!.. Ключей, что ли, нет?!- Александр нервно затягивался, не замечая, что уже смолит фильтр. – Во! Вот он! Четвертым идёт!- Они одновременно слегка приподнялись с дивана, увидев сына. – Давай, Пашка! Давай, родной!- заорал громко Александр. – Давай, сынка!

      -Паша, Паша, милый, Пашенька!..- быстро- быстро шептала Светлана.

      Пятёрка бегунов далеко оторвалась от остальных, и теперь, в километре от финиша, разыгрывали между собой медали. Но видно было: и из этой лидирующей группы двое отстают.

      А Пашка уже шёл вторым. И метров за триста до финиша вырвался вперед.

      -Пашка! Пашка! Давай!!!- надрывался отец, тряся поднятым кулаком. – Давай!!!

      Обезумевшие глаза  выпучились, лицо покраснело от прилива крови. Рядом подпрыгивала на диване жена и тоже что-то невнятно кричала.

      Пашка финишировал первым. Обессиленно, по инерции трусил ещё некоторое время по дорожке, вскинув победно руки вверх. Затем к нему подскочил тренер, ещё какие-то люди. Зачастил о чем-то комментатор. И пошла заставка Универсиады.

      -Фу - у!- разом выдохнули родители. И такие же, обессиленные, обмякшие, как и сын, плюхнулись на диван. И долго молча сидели, глядя счастливыми глазами друг на друга. Работал почти на полную громкость телевизор. А они его не слышали. Они не могли оторваться друг от друга.

      -Ну, что? Будем ужинать?- проговорил, наконец, Александр.

      -Ой, я и забыла!- беспечно махнула рукой Светлана. – Сейчас, подожди, переоденусь только…

      Упорхнула в спальню. Он же достал хлеб, принялся резать. Затем достал огурцы и тоже порезал на салат. Не удержался - откусил самый аппетитный.

      -Свет! Слышь? Свет!- крикнул в сторону спальни набитым ртом. – Я думаю: их сейчас не отпустят! «Европа» через две недели… Их, наверное, на базу сразу… А домой - уж после Европы...

      -А чего… запросто…- жена подошла, натянула халат, принялась расставлять посуду. – Хоть бы отзвонился! А перед Европой - точно, могут не отпустить… Господи! Месяца три уже не виделись! А это всё Петрович ихний! Пёс седой! «Потерпите, потерпите, Паше надо форму держать… Первая надежда страны…»- гнусаво передразнила она тренера. – Козёл старый! У самого ни детей, ни мышей… Знал бы, как это - ребёнка месяцами не видеть…

      -Кончай бухтеть… Садись.

      Сели. Принялись ужинать.

      -«А сейчас передаём экстренное известие!- чуть громче обычного тревожным голосом проговорили с экрана. – Самолёт с членами нашей молодёжной сборной по лёгкой атлетике…»

      Александр нажал кнопку на пульте, прервав диктора. Замелькали кадры какого-то сериала.

      -Чего ты?!.  Может, что важное?..- досадливо проворчала Светлана.

      -Да ну их! Хрень разную городят…- Александр не отрывался от еды. – Свет,- поднял седую голову. –а может чуть-чуть за Пашкину победу, а?

      -Давай, Саш… За Пашку-то!..

      Через пару секунд сработал механизм и из плейера выскочил компакт- диск. Пошарканный, заезженный, тусклого золотистого  цвета. А сериал на Первом продолжался.

      Два сошедших восемь лет назад с ума человечка сосредоточенно жевались после тоста за победу сына и пялились в телевизор. И так было каждую пятницу. Потому, что именно в пятницу бежал их единственный сын Пашка. Восемь лет подряд. Каждую пятницу. И скоро, может быть, приедет домой. Если, конечно, Петрович, главный тренер отпустит…

      А Пашка давно уже был дома. Молодой, красивый, в ярком костюме сборной страны он счастливо и победно  улыбался им с большой фотографии на стене.

       И лишь только какого достоинства медаль висит у него на груди - мешала разглядеть черная краповая ленточка.

      Но они-то, мать и отец, знали точно - золотая!

      И, может, Петрович его всё-таки отпустит…

      И они ждали…

      ДОСТОЙНАЯ  СУММА,

      или   РЕФЛЕКСИЯ СОВЕСТИ

      -А ну, пошел отсюда на хрен!- Лизка аж покраснела от злости. - Права качать вздумал!.. Ишь ты! Сейчас охранника крикну - мигом из магазина  вылетишь!- Она сгребла с прилавка пустые разовые стаканчики. - Я вам еще налью после одиннадцати!.. Попросите у меня!.. Пошел вон отсюда!

      -Колян, ты чего, сдурел?- мужики оттаскивали вяло сопротивляющегося Коляна в тамбур магазинчика. – Обидится - вообще не нальёт!

      -А чего она?.. По-человечески попросил: плесни без очереди, трубы горят… Чё   она?.. Корова!

      Лизка услышала.

      -Будет тебе «корова»!.. Будет! Ты у меня сейчас до ментовки договоришься! Вместе с дружками своими!..- прокричала она вслед ему через стоящих посетителей.

      -Девушка, мне «Докторской» триста грамм…

      Елизавета, «девушка» сорока шести лет, нервно откромсала колбасу, бросила на весы.

      -Нет, девушка, мне «ариантовскую»…

      Лиза сдержалась. Лишь процедила:

      -Говорите сразу… Что я, все «палки» резать буду?

      Взвесила, отпустила. Следующего… следующего… И попутно жаловалась Соньке, напарнице из хлебо-булочного отдела.

      -Зальют шары - на все им наплевать. Очередь стоит - нет! Лезут, рожы наглые!.. Этот Колька!.. Уж сколько раз охрана выводила! Нажрется - опять море по колено! Вот я им больше налью!- показала она ухоженную наманикюренную дулю с двумя золотыми колечками.

      Лизавета лукавила.

      Во-первых: охранник, субтильный Вовчик, приходил лишь к девяти вечера. А округа пила круглосуточно.  Поэтому она и сама порой взашей выталкивала особо неадекватных алкашей, благо, габариты ее позволяли это делать без особых затруднений. В основном же, «разливочный»  контингент сам старался не доводить до конфликтной ситуации: бывали случаи - не наливала Лизавета ни в какую! В обиде была! А другая разливочная - у черта на куличках! Не дотянуть… Поэтому мужики особо не ерепенились и Лизу уважали.

      А во- вторых: основной навар у Лизки был именно с этих несчастных алкашей. Алкаши знали и про недолив, и про то, что она бодяжит спиртное чаем, водой и еще хрен ее знает чем.  Но понимающе молчали. Не обеднеем… Ей-то тоже чем-то жить надо!

      Очередь рассосалась. Магазинчик опустел. Лишь в холодном просторном тамбуре до сих пор о чем-то шумела ушедшая подвыпившая компания.

      И только было «девушки» собрались перекурить в подсобке, как леший опять принес посетителей.

      Зашла пара молодых парней. Огляделись, разделились и направились к продавцам.

      -Чего будете?- Лиза через плечо клиента посмотрела на вестибюль: что-то чересчур расшумелась алкашня, стекло бы не выбили… И не сразу поняла, что сказал клиент. – Не поняла...

      -Руки, сука, на стол положи.

      На нее смотрел ствол черного пистолета.

      Елизавета никогда наяву не видела оружия, но поняла всем своим нутром: оружие настоящее! И что этот придурок говорит серьезно. И может пульнуть!

      Она как-то разом взмокла, и даже сама почувствовала, как от нее резко и отталкивающе пахнет.

      Лиза положила руки на прилавок. Скосилась на напарницу. Сонька стояла бледная, как мел, и все никак не могла отстегнуть сережки. А напротив ее стоял второй из вошедших парней и терпеливо ждал.

      -Кассу открой. И деньги в пакет…,- сказал Лизкин визави. – Кнопку тронешь- убью!

      Господи! Она и забыла  про «тревожную» кнопку! Какая, твою мать, кнопка?! Кнопка… Не выстрелил бы с испугу, дурак!

      Лизавета открыла кассу. И в это время, хлопнув входной дверью, в магазин ввалился Колян: прерванный спор докончить.

      Парень с пистолетом вздрогнул, но не оглянулся. Лишь остекленевшие, как у пупса, глаза без эмоций, пристально следили за продавщицей.

      -Быстрее!- негромко скомандовал он.

      Колян подошел к прилавку, толкнул, пошатнувшись, парня.

      -Прости, братан.- И - Лизавете: -Вот чего ты завыёживалась? Я тебя чего, за бесплатно просил?.. Я у тебя, курва, один раз в жизни попросил!..- Он значительно поднял указательный палец и убедительно оглянулся на парня, ища поддержки. И опять пошатнулся, едва успев ухватиться за стойку. – Один раз!..

      -Отойди,- все так же негромко сказал ему парень.

      -Чего ты?! Правда!.. Один раз в жизни попросил!- Колян даже схватил его за куртку у плеча. –А она, понимаешь… От, сука!

      За ними уже с интересом наблюдал тот, второй, из хлебо-булочного. А Сонька, Лизкина напарница, судорожно запихивала в рот колечко с левого безымянного пальца.

      Парень с пистолетом слегка обернулся к Коляну и нажал курок.

      Громко хлопнул выстрел. Пистолет быстро переместился на продавщицу.

      -Не ори,-  опять тихо сказал парень. Но в звенящей после выстрела тишине  это прозвучало криком.

      Колян, закатив глаза, сползал на пол, и рука его все скребла ладошкой по прилавку, силясь за что-нибудь уцепиться. Сонька и второй парень, не отрываясь, смотрели и смотрели на эту руку. И все молчали.

      -Господи, стыдно как!.. Ну, и вонища от меня!..- как-то безразлично думалось Лизке. - Колян, а?.. Алкаш такой безобидный… За что он его?.. Не забыл бы Мишка внука из садика забрать… Ну, и вонища от меня!..

      Лизка оцепенела. Тупо глядела на черную дырочку  пистолета и не могла пошевелиться.

      -…не забыл бы про внука…

      А потом рефлекторно ударила по «тревожной» кнопке. И выстрела не слышала.

                                                 .     .     .

      -Вот это Колян!- с восхищением произнес мужик и замотал головой, скривился: водка была явно паленая, отдавала ацетоном.

      -А я те чё говорил? Вот такой был! Видал, как он этому, с пистолетом, вмазал?.. Лей, лей, краев, что ли, не видишь?.. Во, нормалек!  Если б тот без пистоля был - хрен бы ушел!.. Против Коляна не попрешь! Ну, земля ему пухом!

      Выпили. Закусили хлебом. Задымили.

      -А эта-то, курица… Чего сунулась? Мужики разбираются - чего соваться?..

      -А кто ее знает… Давай теперь за нее.

      Мужики тогда, из тамбура, вообще ничего не видели. И выстрела не слышали: шумно было, спорили о чем-то. Потому-то и не видели, как Колян в магазин «слинял». Их от спора только парни и оторвали: выбежали, как наскипидаренные, расхлебенив настежь дверь. Да через мгновение Сонька страшно закричала.

      Поэтому и фантазировали сейчас. А начали фантазировать под водочку - и в самом деле казалось, что так и произошло все…

      -Да-а, двоих, как с куста, положил… За что- про что -  хрен её маму знает… Сонька говорит: восемь тысяч всего в кассе было… Восемь всего, представляешь?! А двух человек…

      -А что им, наркошам?.. Лишь бы на дозу… Совести ни на грош…

      -Не, ну ты представляешь?- за восемь тысяч!.. Я понимаю: тысяч сто бы было!.. А то - за восемь!.. Двоих!

      Все согласились с суммой и скорбно и понимающе кивнули.

Цитата от сказочник (14-12-2014 14:37):

     МИНИАТЮРЫ   1-3

                                                 №1

      -Ты просил меня об этом,- сказал Он. – Пожалуйста! Дерзай!- и протянул руку.

      Замирая от предвкушения чуда, Архимед осторожно притронулся к ладони.

      -А это…- он сглотнул сухой комок в горле. - …правда опора?

      -Да. Правда. Другой ты не найдешь.

      Архимед напрягся. Жилы веревками вздулись на шее. Буграми заходили под кожей мышцы.

      И все было напрасно.

      Мир не перевернулся.

      Мир не изменился.

      -Эх, людишки… дети мои…- вздохнул Всевышний, ссаживая Архимеда с ладони у кущ. – Как вы любите высокие словеса! И самое смешное - верите в них сами! Безумцы…

      Архимед, тяжело дыша, обессилено лежал на траве и безмолвно глядел на Него.

      -Хотя… Сам же учил вас: нельзя без веры. Только немного не в то вы верите! А вам так мало времени отпущено! «Мир переверну…» Эх, дети, дети…

      Он погладил Архимеда по голове.

      И Архимед уснул со счастливой улыбкой на устах.

                                  №2

      Он редко ездил в общественном транспорте.

      И теперь, сидя в троллейбусе у окна, он с интересом наблюдал и за пассажирами, и за улицей.

       Эта незнакомка появилась на предыдущей остановке. Вернее:       я в и л а с ь.  В п о р х н у л а.

      Остановилась у центральной двери.

      Утонченный профиль. Изящная ранимая шея, созданная для поцелуя. Нет! Для «осыпания поцелуями»! Это будет верней!

      Аккуратная грудь, высоко вздымающая в такт дыханию. Густая грива невесомых коньячных волос, убранных в форме шлема Афины Паллады. Миниатюрное ушко. Рюмочная талия. Мячиковые полушария стана, туго натянувшие  полупрозрачный мини-сарафан. Точеные, елы-палы, ножки на высоких босоножках! И слегка приоткрытые пухлые губки, будто ждущие поцелуя.

      Он забыл про улицу. Он смотрел только на нее. Невидимые флюиды восторга и любви мощным потоком  неслись к ней полторы остановки.

      И она это почувствовала! Осторожно обернулась и встретилась с ним взглядом. Смотрела внимательно и настороженно  громадными синими глазами. И эта озерная синь в обрамлении пушистых ресниц добила его окончательно! А потом она улыбнулась. Обворожительно и доброжелательно. И, будто устыдившись своей откровенности, отвернулась.

      Он понял: это она! Его вторая половина! Господи! Наконец-то встретить!.. В 28 лет!..

      Он поднялся с сиденья и медленно, как зомби, двинулся к ней, перехватываясь за поручни. В полуметре от нее нерешительно остановился.

      Между ними стояли какие-то люди, но он видел только ее!

      И видел на хрупком плече замызганную, испачканную в чем-то неприглядном белую бретельку лифчика. А чуть правее, сантиметрах в пяти от бретельки - безобразно расчесанный прыщик.

      Он смущенно опустил голову. И наткнулся на ее ноги с обломанными ногтями в ярком облупленном лаке. Они  вызывающе маячили сквозь плетение туфель.

      -Разрешите!- сказал он хрипло, сдвигая народ в сторону.

      Дверь открылась. Он брезгливо скривился, проходя мимо суженой, и вышел из троллейбуса. Вслед ему потянуло запахом летней распаренной женщины и утренних терпких духов.

      Половинки разошлись, не соединяясь.

      Он взглянул на часы, заторопился:  нельзя было опаздывать к урологу!

                                           №3

      Какая же ты сука!- громко заорал он. – Привязать меня хочешь, да?! У, паскуда! И тянула до последнего!.. Шесть месяцев!

      Он резко вывернул руль на крутом повороте.

      -Не кричи, Паша.- Она тихо плакала в ладошки рядом с ним.  – И не гони… Дорога мокрая…

      -«Не ори!»… Да тебя убить мало! Вместе с этим уродом шестимесячным!.. Запомни: он твой и только твой!.. И не вздумай ко мне с ним лезть! Откажусь! Всех куплю! Ни одна экспертиза не подтвердит! Всех куплю!

      -Паша, смотри на дорогу…. Страшно… - Худенькая женщина комочком страха и горя вжалась в пассажирское сиденье.

      -А ты не учи меня! Ты меня все три года…

      Руль неожиданно дернулся вправо. Нога автоматически вдавила педаль тормоза. Но  машина все - равно вылетела на обочину, к обрыву и врезалась в дерево. Передние колеса зависли над пропастью и бесшумно крутились.

      … Темнота отступала. И вернулось сознание.

      -Я жив… Я жив…- равнодушно подумал Пашка. – Болит как внутри… Ребра, наверное, сломал…

      Он открыл глаза. Рядом, на пассажирском сиденье, безвольно обмякла на ремне безопасности любимая когда-то женщина.

      Он протянул руку, пощупал какую-то жилку на ее шее. Жива. Надо вытащить ее, на землю положить… И «скорую» вызвать…

      И тут же забыл о женщине. Колеса остановились с неприятным скрежетом. Перед Пашкой зияла пропасть.

       -Мы сейчас упадем! Выбирайся быстрее!

      И сразу же от страха появились силы. Он отстегнул свой ремень, вышиб плечом заклинившую дверь. С опаской посмотрел вниз.

      Застонала женщина, но Пашка даже не заметил этого. Он примерялся, чтобы хоть одну ногу поставить на землю. Начал осторожно выкарабкиваться, крепко держась за открытую дверь.

      -Эх, и ничего-то ты не понял… Даешь вам шанс, даешь…- вздохнул Всевышний. И сдвинул машину вниз.

      Пашка рухнул в пропасть, даже не в силах заорать от ужаса.

      Машину качнуло - и прочно заклинило деревом. 

      На дороге взвизгнули тормоза. От остановившихся машин уже бежали люди.

      Женщина опять застонала. И пошевелилась.

Цитата от ПОТАПОВ (16-12-2014 22:00):

Женские требования аккуратности-вовсе не комплексы,это действительно важно,что Вы и подтвердили своим наблюдением.

Цитата от ПОТАПОВ (16-12-2014 22:00):

Да,согласна,многие люди живут так,будто никогда не наступит завтра.Очень поучительная история,нравится !!!

        ПРАЗДНИЧНАЯ  ТРИЗНА

                                                    «И твои руки не меня обнимут,

                                                    Твои глаза моих искать не станут,     

                                                    И ты пройдешь, меня увидев мимо,

                                                    Ты даже думать обо мне не станешь»   

                                                    Е.Ваенга.

      -Мила?.. Паюсова?.. Милка, это я, Андрей Николаев! Помнишь, в 34-ой учились вместе?..

      Женщина прервала свой монолог, недоверчиво приблизила к нему свое лицо, вгляделась близоруко.

      -Андрюшка… Ты?! Бог мой, как ты изменился! Встретила бы на улице- не узнала!

      Андрей смущенно потупился. Жизнь, действительно, основательно его потрепала. Золотые прииски изменили его облик за эти тридцать лет до неузнаваемости. Лицо высохло, обтянуло скулы коричневой обветренной кожей. Глубокие морщины. Полный рот железа. От густой вьющейся шапки «битловских» волос остались редкие белесые островки.

      И оттого, что он высох, стал жилистым и поджарым, казалось, что он подрос. Милка смотрела на него как-то снизу, хотя роста они были одного. Андрей хорошо это помнил потому, что тогда, в школе,  им было очень удобно целоваться.

      Первая любовь. Первая… До умопомрачения! На всю жизнь! С обидами, ссорами, радостями… С замиранием сердца в ожидании чего-то ах!..

      Она была первой красавицей в классе. Ну, допустим, и он  тогда неплох был… Не самый, конечно, но… Закрутилось-то именно у них! А какие стихи он тогда научился писать, ой, мама родная!.. Не помнится сейчас, конечно, ничего, но тогда!.. Даже песни в школьном ВИА на них писали! И в волейбол он играл за школьную сборную, и на фоно и гитаре «бацал», и язык «подвешен» был… То есть, было в кого влюбляться. И влюблялись. А ему, вот, с некоторых пор, стала нужна только она. Только она. Одна.

      Они и не поняли тогда, как это у них случилось. Вернее, не поняли – почему?

      За Милкой ухаживал его лучший друг Олег, а он, как тогда говорили, «дружил» с Валькой Горюновой. Как водится, провожал ту до дома после школы, портфель нес, в подъезде пытался к стенке прижать, поцеловать. Иногда это мельком удавалось. Вот и вся любовь. Но все вокруг знали: «дружат». Этот с этой, эта- с тем…

      А здесь совпало им дежурить с Милкой вдвоем после уроков. То есть: вымыть доску, протереть пол в классе и полить цветы.

      Осень была глубокая, конец  ноября. Снег, сухой и сыпучий, как рис, лежал проплешинами на земле, на кустах, перекатывалась с места на место стылым ветром. И темнело очень рано. В пять уже- хоть глаз выколи! А уличное освещение, почему-то, включалось в шесть…

      Он составлял стулья на столы, а она в это время вытирала доску. Классная их, Дина Абрамовна, уж слишком была привередлива по поводу чистоты. Вот и приходилось мыть доску несколько раз, чтобы не оставалось ни разводов, ни полос.

      Она мыла доску и нараспев декламировала:

         «Любовь большую мы несем, хоть я к тебе, а ты к другой.

           Опалены большим огнем, хоть я твоим, а ты- другой.

           Ты слова ждешь, я слова жду, я- от тебя, ты- от другой.

           Твой образ вижу я бреду, ты- бредишь образом другой.

           И что уж тут поделать, раз самой судьбе не жалко нас?..

           Что нас жалеть… Живем любя… Хоть ты- другую… Я-     тебя…»

      Слова гулко разносились по пустому классу и, казалось, заполняли и заполняли помещение какой-то осязаемой энергией, густой, вязкой, обволакивающей.

      А она, не останавливаясь, продолжала:

         «Одни говорят: «Лови!». Другие кричат: «Держись!»

           А я- о большой любви, единственной, как жизнь.

           То горизонта черта, то выплеск вулканных лав…

           Она- то явь, то мечта. Вернее- мечта и явь…»

      Он возился со стульями и слушал ее, будто «Сувенир» Руссоса или «Орфея и Эвридику» Журбина: сердце барабанило- и останавливалось, барабанило – и останавливалось!!!

         «Гордым- легче. Гордые не плачут.

           Ни от ран, ни от душевной боли.

           На чужих дорогах не маячат,

           О любви, как нищие, не молят…»

      Он нечаянно стукнул стулом, но она не прервалась. Она как раз домывала верхнюю часть доски. Тянулась на цыпочках. Короткое, по той, 80-х годов моде школьное платьице задралось совсем до с ума сводящих пределов. Да еще это движение рукой с тряпкой, от которого все ее стройное 15-летнее тело изгибалось и звало к себе…

           «…Человек делами перегружен и ему не выжить одному.

             Да и сам себе- зачем он нужен, если он не нужен никому?..»

      Он уже дошел до учительского стола. Он не чувствовал никакого стыда или страха. Одно только бешеное влечение. И бешеное волнение. Ладони взмокли и тряслись. Он это особенно ощутил, когда положил их ей на плечи.

       Мила обернулась к нему. Она тоже почувствовала эту дрожь.

      -Ты что, Андрей?..

      Слева, на прядке, перламутром цвел мыльный пузырек.

      Андрей медленно- медленно охватил ее ладонями за шею и затылок и притянул к себе. И поцеловал. И она не противилась.

      Это потом, через несколько лет он понял, что целоваться они не умели. Просто припали друг к другу губами. И мир замер. И бесновался ветер за окном, воя от одиночества. И капала вода из крана в умывальник. Медленно- медленно… Кап…        Кап…      Кап…    И ходил кто- то далекий по школьному коридору…

      У них перехватило дыхание. Они оторвались друг от друга.

      -А если Олег узнает?- тихо, с придыханием сказала она. –Или Горюнова?.. Или зайдет кто?..

      Он ничего не ответил. Он чувствовал запах ее духов и собственного пота. Духи были «Быть может» и ими было не надышаться.

      Он снова притянул ее к себе и теперь уже переложил одну руку на талию. И прижал ее к себе, всю, все ее тело. И все ощутил. И снова припал губами. А она в ответ обхватила его за шею  руками с зажатой в правой ладони мокрой тряпкой.

      В этот вечер он провожал ее до дома. Шел рядом с ней, дубел от холода в легкой нарошечной курточке и горланил на всю улицу «Какую песню спеть тебе, родная?», «Безмолвно я в твои глаза гляжу»  и многое, многое, многое…

      А она молчала и счастливо улыбалась.

      С Олегом они не разговаривали около месяца. До драки не доходило- просто не разговаривали. А потом потихоньку все наладилось и стало  по- прежнему. Хотя тот и пытался несколько раз снова сблизиться с Милой.

      С Валькой же Горюновой сначала просто беда была. Она все никак не могла понять, почему ее бросили? Она выразительно смотрела на Андрея полными слез глазами, постоянно засыпала его на уроках записками и всем, по секрету, рассказывала о своем горе. А через полгода они вдруг с Милкой стали подругами- не разлей вода! Трудно понять пятнадцатилетних. Видимо, надо самому быть пятнадцатилетним. Или чуть постарше. Но не на тридцать лет…

      Ничего серьезного у Андрея с Милой не было за все время их любви. Они изнемогали от возбуждения наедине друг с другом. Кажется, каждая частичка тела друг друга была им знакома. Но подходила кульминация- и Мила противилась. Или плакала так беспомощно, что Андрей, пересиливая себя, оставлял ее в покое. Почему-то ему не хотелось поганить свою любовь насилием. И так длилось три года.

      Развела их армия. Первый год Мила еще писала ему. А потом пришло письмо от Олега, что они поженились. И после дембеля Андрей из Сибири не уехал, осел в Бодайбо и устроился работать.

      И вот… Встреча в родном городе.

      Он приехал к родителям в гости впервые за все эти годы. До этого «тянул» их к себе, оплачивая проезд. Или же ездил в отпуск куда-нибудь на юг. Боль от разорванной по- живому любви утихла, спряталась, но не умерла.

      Он так и не женился. Жил, конечно, периодически то с одной, то с другой, но привязываться на всю жизнь ни к кому не хотелось. И детей, о которых так всегда мечтал, тоже без любви заводить не хотелось. Он боялся, что не сможет их любить, как надо. Сердце не даст.

      Жаль, что эта дурость так поздно вытиснилась проверенной жизнью аксиомой: все может быть. А теперь… Кому он нужен в сорок с хвостиком да лысый? Хотя… Детей до сих пор очень хотелось…

      Они стояли посреди дороги.

      Мила что-то говорила и говорила, а он смотрел на нее- и не слышал. Он вообще ничего вокруг не слышал. Воспоминания крутились в голове- и   з в у ч а л и.  И он слушал их.

      Неподалеку стояли их столкнувшиеся машины.

      Мила, наконец, поняла, что он ее не слышит, взяла его за руку.

      -Андрей, ты как глухой!..

      -Чего?.. Извини, не слышал… Задумался…

      -Я тебе говорю: у меня страховка не «круговая»!

      -А это что значит?- Николаев еще не отошел от воспоминаний, до него с трудом  доходило то, что говорила его любимая женщина.

      Лицо Милы скривила гримаса, она нервно стрельнула глазами куда-то вбок.

      -Ты что, вообще, что ли?.. Сейчас мне страховщики по полной накрутят! Первый год вождения! ГАИ еще полдня мурыжить будут…

      -Зачем ГАИ?.. Поехали, где-нибудь в кафешке посидим… О себе расскажешь. Как живешь… Я же ничего…

      -Да вызвала я уже ГАИ! В машине, когда сидела, вызвала! Я же не знала, что это ты!..

      -Чего ты злишься?.. Не злись, Мил… Ну, давай я скажу, что сам виноват, тебя не заметил…

      Она внимательно посмотрела ему в глаза.

      -Правда, скажешь?..- и такая надежда была в ее голосе, что он отвернулся. Почудилось: «Ты что, Андрей?» И перламутр на завитке…

      -Ей- Богу, Мила…

      Подъехала машина ГАИ-ГИБДД.

      Пузатый старлей с обрюзгшим лицом недовольно осмотрел машины, заглянул под них. Затем подозвал Николаева и Милу. Начали замерять расстояния до бордюров, светофоров.

      Андрей механически, бездумно тянул рулетку, отвечал на какие-то вопросы, искал документы…

      -Можете разъезжаться. К обочине прижмитесь. Паюсова, вы потом к нам, в машину…- распорядился старлей.

      Андрей съехал на край дороги. Закурил. Пальцы дрожали, как тогда, в юности…

      Видел, как Мила поспешила в милицейскую машину. Такая же хрупкая и желанная, как в школе.

      Докурил.

      Прошло минут пять.

      Прикурил новую и не спеша пошел к патрульной машине. И встал у багажника. Через открытые настежь окна отчетливо было слышно каждое слово.

      -А я еще раз говорю, Паюсова: у нас на этом участке камера слежения. И на ней четко видно, как вы мчались на красный свет…

      -Да на желтый я ехала! А не мчалась!.. На желтый! А этот козел мне маневр закончить не дал! Выехал, урод, на дорогу!.. Права, небось, купил, а туда же, за руль!..- громко и плаксиво частила Милка. А интонации, тембр- те, не забытые, из прошлого. -А, может, и пьяный вдобавок!.. Вы его проверьте! И про красный свет… У вас же черно- белые камеры! Откуда вы знаете, что «красный» горел?!

      -Паюсова, на пленке все заснято… А вам, на всякий случай, напоминаю: «желтый»- это центральный фонарь, а «красный»- верхний. И какой фонарь горел- это на пленке четко видно…

      Молчание. А затем опять голос Милы, тоскливый- тоскливый:

      -Что ж мне так не везет… Что ж мне одни уроды в жизни встречаются…

      Андрей не дослушал. Вернулся к машине, сел за руль и резко рванул с места.

      -Видите, видите!- Мила схватила старлея за руку. –Уезжает! Пьяный он, я вам точно говорю!- Она возбужденно заерзала  на сиденья.

      -Руку уберите: вы мне мешаете,- спокойно отозвался он. –Никуда он не денется…

      А Андрей уже за поворотом сбавил скорость и, не торопясь, доехал да родительского дома. Поставил машину на парковку.  Забросил на плечо  тяжеленную сумку с подарками для родителей и зашел в пустой магазин по соседству.

      -На разлив есть? Если есть- коньяк, сто пятьдесят грамм.

      Отошел к столику, поставил сумку на широкий подоконник и, пялясь в пыльное окно, медленно и с наслаждением выпил из разового стаканчика.

      Продавщица безразлично смотрела в спину единственного посетителя и пересчитывала деньги в кассе, беззвучно шевеля губами.

      Ему очень хотелось помочь своей любви Милке из 9-го «б» класс! Что он и делал, вливая в себя коньяк. Он бы и кислоту выпил, если б ей это было нужно!

      Но  н и   з а   ч т о   и    н и к о г д а  в жизни он не хотел больше видеть Людмилу Паюсову, водителя категории «Б»!

      Дождь пошел.

      Андрей смотрел сквозь исполосованное дождем стекло на искореженный бок своей «инфинити»- и улыбался: но три-то года счастья и любви у него были?! Были! Целых три!!! Такой любви, что другим и не снилась!

      -Налейте-ка мне еще сто пятьдесят,- попросил он продавщицу. -Праздник, кажется, сегодня у меня…

      -Счастливец,- наливая, равнодушно  отозвалась та.

                         В  О  З  Д  А  Я  Н  И  Е

                                (МАЛЕНЬКАЯ   ПОВЕСТЬ) Гл.1-2

      ГЛАВА  1

      Жуть, какие морозы стояли  той зимой! Народ кутался в одежды. Птицы залетали в открытые  подъезды: отогреваться. Бомжи и бродячие собаки забились в подвалы. Лопались водоводы. Школы прекращали занятия. Машины не желали заводиться. Все покрылось лохматой снежной изморозью.

      Александр чуть ли не бегом спешил домой после ночного дежурства. Дыхание жестким инеем оседало на воротнике, усах, бороде. Холод добрался, кажется, до самого сердца. Мысль о том, что надо еще и с собакой  через полчаса прогуливаться, настроение не улучшила. В эти утренние темно-синие часы он даже ненавидел свою собаку. Спать бы сейчас да спать… Ни к чему сейчас собака. Кошка б намного роднее была… И чая крепкого стакан. Или чуть-чуть водочки… Праздники, как-никак… Каникулы рождественские.

      Поднятый воротник и визгливый скрип снега под ногами не давали ему услышать тихий  скулеж за спиной. Так бы и шел, если б собака не забежала вперед. Забежала и остановилась, поочередно поджимая лапы. Маленькая, худая, с короткой шерстью, ножки-спички. Несуразная, как детская поделка. Узкая мордочка. Вылупленные глаза. Уши-лопухи.

      Сашка, не останавливаясь, прошел мимо. Много их, собак таких бродило по городу. Всех не нажалеешь. И так периодически подкармливал, вынося недоеденное Гертой.

      Собака снова забежала вперед, смешно перебирая «спичками», и жалобно вякнула.

      Он остановился. До подъезда оставалось метров десять.

      -Ну, куда я тебя?.. В подъезд запущу, а ты нагадишь… Прибьют к чертям собачьим. Подожди немного, пожрать вытащу…

      Дворняга опять жалобно пискнула.

      -Чего ты? Штирлица, тоже мне, нашла… Жди. Вынесу…

      Забежал в подъезд. Собака даже не попыталась сунуться. Покорно «танцевала» на бетоне у двери и смотрела на него.

      Домашние спали. Эти праздники как-то расслабили всех, обленили. Да и светало поздно, после десяти. Лишь Герта, 6-летняя немецкая овчарка уже стояла у порога с тапочком в зубах и вертела хвостом.

      -Здравствуй, здравствуй, хвостатая,- тихонько проговорил он, присев на корточки. – Здравствуй, милая,- Погладил по лобастой седой морде. – Дай тапок. Тихо, тихо, разбудишь всех!- запшикал он на собаку, громко лупцующую хвостом по двери. – Кушать идем…

      Разулся и, не раздеваясь, прошел в потемках на кухню. Прикрыл плотно дверь. Овчарка уселась у плиты, ожидая кормежку.

      -Сейчас, родная, покушаем…

      Когда они через полчаса вышли на прогулку, дворняга дожидалась их у подъездной двери.

      Герта рванулась к чужой собаке, но резкий хозяйский окрик и короткий поводок ее остановили. Она зарычала, вздыбила на загривке шерсть.

      Дворняжка не испугалась. Лишь отскочила из предосторожности и, продолжая трястись  от холода крупной дрожью, не отрываясь,  смотрела на Александра.

      -На, рубай.- Тот вынул из пакета одноразовую чашку с теплой мясной кашей. – Рубай, рубай…-  Сам же, чтобы не мешать незнакомке, быстрым шагом повел овчарку в посадки. Герта шла рядом и постоянно оглядывалась назад. И скалила клыки.

      Щенка они увидели на обратном пути. Он выполз из-под укутанных труб теплоцентрали к ним, на тропинку. Герта была без поводка, поэтому Сашка даже не успел опомниться, как она оказалась рядом с ним.

      -Фу, Герта!- запоздало скомандовал он. Он никогда не боялся, что она с кем-нибудь сцепиться, кого-нибудь покусает… Боялся подхватить какую-нибудь заразу от бродячих псов. Мучайся потом всю жизнь, лечись… Зарплаты не хватит…

      Странно, но Герта даже не рычала. Он подошел к ним вплотную.

      Крупный пушистый щенок упорно пытался подползти к овчарке и постоянно скулил. А за ним тоненькой лентой тянулась темная дорожка крови, хорошо видимая на свежем снегу.

      Александр наклонился. И чуть было не закричал: левая передняя лапа щенка была наполовину обрублена.

                                      .    .    . 

      -Саш, ну, где ты пропал? Встали- ни тебя, ни Герты… Ждем, ждем, а вы, как пропали!..

      -Скоро… Через полчаса приедем,- хмуро отозвался он и отключил телефон.

      -Давайте быстрее!.. Мы не завтракали, вас ждем!- не слыша отбоя, продолжала тараторить в трубку жена.  Отключила телефон. – Слушайте, ну куда они ездить могли?- недоуменно спросила детей. – Ждешь их, ждешь…

                                       .     .     .

      -Поздно вы его привезли,- высоченный, Сашкиного роста, худой ветеринар поправил очки.  Молодость, видимо, его смущала, и он старался говорить значительно, с паузами и соответствующим выражением лица. – Крови много потеряно. Увы… Ничего поделать не могу… Медицина, так сказать, бессильна…

      Он принялся стягивать перчатки.

      Александр тупо глядел на дергающуюся собачью культю. Затем перевел взгляд на доктора. И посмотрел на него так же: тупо и не мигая. И медленно- медленно протянул к нему руку. Мертвой хваткой скомкал ворот халата вместе с воротом рубашки и притянул доктора к себе вплотную, глаза в глаза.

      -Если щенок сдохнет- тебе не жить. –Слова его, монотонные, без эмоций,  жутким метрономом  нарушили тишину пустынной операционной. – Делай, что хочешь… Щенок будет живой… Понял, ты?..

      Доктор чуть не задохнулся. Он и вырваться-то не пытался, лишь крутил шеей, силясь освободить прихваченную Сашкиными пальцами кожу. И косил глазами,  испуганными и мокрыми от невесть откуда взявшихся слез.

      -Сдурели вы… что ли?.. Отпустите… Я попробую… Отпустите!..- прохрипел, наконец, он.

      Сашка разжал ладонь.

      -Что вы, в самом деле?.. Задушили же…- Доктор крутил головой и попутно вновь натягивал перчатки. Руки дрожали, и перчатка не хотела надеваться.

      -Одень новые,- подсказал Александр. Сердце в груди перестало колотиться, и он успокоился. –И еще, слушай меня… Если будет заражение крови- ты будешь калекой… Это я тебе обещаю…

      -Да что я, Бог, что ли?-  взорвался парень. Отчаянный вскрик прозвучал визгливо, жалобно, по-бабски. Парень сам смутился своих эмоций, покраснел и  поспешил к операционному столику со щенком.

      -Ты не Бог,- в спину ему сказал Сашка. Доктор  склонился над щенком, но Сашку слышал и поэтому напрягся. – Ты посланник его. Для тварей этих. Вот и спасай. И не думай о деньгах. Я все…

      -Идите сюда!- перебил его парень. – Помогать будете. Видите, я один в праздники дежурю…

      Александр  натянул перчатки, подошел.

      -На улице, поди, подобрали?- Доктор обрезал на лапе шерсть. – Это хорошо. Грязи мало на снегу… Летом хуже… И кровь быстрей сворачивается. Держите! Да крепче держите!- Доктор тоже уже успокоился и даже, как и положено главному за этим столом, командовал. Лишь периодически покручивал шеей с синими кровоподтеками. Сашка  спокойно подчинялся, стараясь ничего не перепутать.

      -На бутылку, видимо, разбитую наскочил… У меня уже было такое… У отца собака вот так умерла… Обработали плохо и заражение крови… Почти неделю мучилась…

      -Не бутылка это… Пузырек вон тот  подайте… ага… откройте… Это лезвие… Или пинцет… Я по срезу вижу… Плохо, что вы лапу не привезли… Холод сейчас, может, и пришили бы…  Прижилась бы…

      -Я не подумал,- виновато ответил Сашка. – Прости меня, доктор. Перенервничал я что-то…

      -Бывает.

      …Он закрыл за ними тяжелую металлическую дверь на щеколду и долго смотрел вслед через глазок. Затем прошел в кабинет, уселся в кресло и закурил.

      Может, сообщить, все-таки, в ментовку? Чем черт не шутит… Вдруг -  не выживет щенок?.. Да и следы пока на шее есть… Бывают же психи такие…  Стыдно-то как… Как мальчишку за шкирку таскали…

      На глаза попался не убранный пока, в пятнах крови, не протертый операционный стол.

      «Посланник»…

      «Посланник»…

      Он резко крутанулся на кресле к компьютеру и стер записи с камеры  видеонаблюдения  за сегодняшнее утро.

                                           .     .     .

      Сашка подошел к подъезду.

      Дворняга сидела  на бетонном крыльце.  Каша - нетронутая, с кусочками мяса поверху - смерзлась в ледяной комок.

      Дворняга уже не скулила. Тряслась и смотрела на них  безразличными глазами.  И даже не прореагировала на Герту, когда та  осторожно, сверху ее обнюхала.

      -Ну, чего ты, дружок?.. Или подружка?..- Сашка неловко склонился над псиной: уснувший  за пазухой щенок мешал двигаться. И, неведомо, по какой прихоти, подхватил рукой дворнягу.

      Ничего не отразилось в выпуклых собачьих глазах. Только безразличие и безверие.  Она даже морду отвернула в сторону.

      Сашка приоткрыл подъездную дверь, попридержал ногой.

      -Давай, давай, заходи быстрее,- поторопил  Герту. Лифт поднимался, кажется, целую вечность. Восьмой этаж.

      -Все. Приехали, ребята. Дома, кажется…

      Уверенности в Сашкином голосе не было никакой.

      ГЛАВА  2

      -«…потому, что, если государство не может их защитить- мы должны это сделать. У кого сколько получается. И очень хотелось, чтобы данные тех  уродов, что выкладывают свои ролики в Инете, тоже «засветились».

      Если кто-то опасается недоразумений с законом – прошу сообщить координаты «уродов» и «нелюдей» ко мне, в «личку». Только данные должны быть достоверны и проверены.  И адресные.

      Обнимаю всех, кто любит «братьев наших меньших». Жму лапы.

      Алекс»

      Он отодвинулся от монитора, отхлебнул остывший невкусный кофе. И только потянулся за сигаретой - прозвучал сигнал электронной почты. И уже появились комментарии на сайте.

      «Робин Гуд ты долбанный! Начни со своего адреса! Что, слабО?! Развели псарню, детишек страшно выпускать на улицу!»

      «Вы же сами издеваетесь над животными!  Испания от многовековой традиции отказалась - от корриды, а у нас собачьи бои чуть ли не во дворе проводят! И еще в Инет выкладывают! Липовые вы собаколюбы!

      Без уважения, Анна Анатольевна  Алеева»

      У Сашки непроизвольно сжались челюсти. Эта Анна Анатольевна ударила под самых дых! Он не знал, что ей ответить. На этих ублюдков не действовали никакие аргументы! Сашка уже проверял это. Если те, живодеры, были больными людьми, и Сашка их лечил по-своему, то эти, владельцы бойцовских собак, в основном, богатенькие, не обремененные интеллектом, после лечения наоборот - ожесточались  после встречи с ним и срывали злобу на ком угодно. Они зверели еще больше. Этих остановить мог только закон. То есть, тюряга и потерянные деньги. Это уже проверено.

      Переключился на почту. Адреса, адреса… Много адресов. И описания зверств.

      Он перекачал все на флешку и стер переписку из компьютера. Из предосторожности. Не хотелось рисковать даже в мелочах. Уж слишком длинным был список «уродцев». И хотелось успеть ко всем.

      Не нужны ему были проколы, особенно в мелочах.

                                                  .     .     .

      Нелепое представляли они собой зрелище.

      В центре вышагивал почти двухметровый Александр, подтянутый, стройный, в спортивном костюме, а рядом с ним вертелись собаки: степенная ухоженная Герта на поводке и в наморднике, нескладная, со злой скуластой мордочкой Маруся и судорожно, рывками спешащий за ними лохматый Степка с замотанной культей на весу. Народ останавливался, смотрел. Кто с любопытством. Кто с брезгливостью.

      А Сашка ни на кого не глядел. Гулял, с наслаждением вдыхал сырой весенний воздух, щурился на уже жгучее солнце и улыбался. Даже про сигареты забывал!

      Наладилось у них все потихоньку. А тогда, зимой, после ветлечебницы, трудно ему пришлось. Да и всем домашним… Ад, казалось, настал…

      …-Ой!- дочка испуганно отпрянула в сторону. – Кто это у тебя?

      -Это, доча, подарок… На улице…

      -Мам, иди сюда! Смотри, чего отец принес! Серый, смотри!

      -…на улице нашел. Замерзает…

      Отец втиснулся в прихожую, опустил дворнягу на пол. Снял с овчарки ошейник и начал неловко, одной рукой стягивать обувку.

      Дочка стояла поодаль и с любопытством смотрела на дворнягу. Герта растянулась на лежанке, беспокойная, тревожная.

      Из кухни вышли жена с сыном, встали рядом с дочерью.

      -А чего она такая? Как покемон… Уродец уродцем…- ровный голос сына обнадежил Александра.

      -Ну, что ты хочешь, Сережка? Дворняга же… Всего намешено…

      -Голая, как лягушка…

      -Короткошерстная,- поправил его отец. – Вот потому и  околела… Идем сейчас, а она даже не реагирует…

      -Ты что, не мог в подъезде ее покормить?- подала, наконец, голос жена. – Себя не уважаешь - Герту бы пожалел. Сейчас все блохи, вся зараза на ней будут! Тебе что, заморочек не хватает? А если лишайная? На детей перекинется?..

      Александр, наконец, справился с обувью, принялся стаскивать пуховик.

      -Это я как-то… не подумал немного… Сейчас, отогреется - к ветеринару свозим.

      -К какому ветеринару?-  голос у жены был по-прежнему спокойным. Но Сашка ее знал: еле сдерживается. – Ты что, хочешь сказать: она с нами жить будет?

      Дочка скривилась:

      -Уродка такая!

      -Ну, а куда мы ее?.. Замерзнет. А из  подъезда выгонят… Или прибьют…

      Он расстегнул пуховик.

      И заскулил щенок на груди.

      -Вот… Еще один… Подарок…

      Щенок заскулил совсем уж громко и высунул обмотанную кровавыми бинтами культю.

      Дочь испуганно взвизгнула и попятилась. Жена тоже отпрянула.

      -Ну, вы чего?.. Вот, испугались… Сереж, помоги мне…

      Сын освободил ему руку из рукава, затем другую.

      -Батя, в крови все,- он брезгливо держал пуховик на расстоянии. – И свитер у тебя - тоже…

      -Ничего, ничего, отстирается… В ванну пока брось.

      Сашка старался не встречаться глазами с женой. Засуетился чего-то… Оправдываться начал…

      -На бутылку разбитую наскочил, лапу оттяпал,- соврал он. – Чуть кровью не истек. Поправится! Да, дружок? Поправишься?

      -Ты по всем помойкам прошелся? По всем?- Вот теперь голос у Надежды изменился, стал упругим и злым, как ветер перед стихией. – Теперь берешь их- и несешь обратно, понял? Ты понял меня? Ты что, забыл, как с Гертой  с маленькой мучились? Как ремонт после делали? Забыл, как все обгажено было? Забыл?!

      -Я не буду с этими уродцами гулять,- сказала дочь Дашка в унисон матери. – Сам гуляй! И убирать не буду! Сам убирай!

      Вот теперь он поднял голову и посмотрел на дочь. Та, вскинув подбородок, глаз не отвела. Так они и смотрели некоторое время друг на друга. Будто в зеркало смотрелись. Два клона. Юный и пожилой.

      -За тобой, за маленькой… тоже убирали… И болела ты…

      -А я не буду!- тихо, но решительно ответила дочь.

      -Ты что, не слышишь меня?!- повысила жена голос. – Взял их - и унес! Сейчас же!.. Пока заразу не разнесли!

      Щенок заскулил часто-часто.

      -Ну- ка, посторонись,- Александр легонько отодвинул жену в сторону, прошагал к себе в кабинет.

      -Бать! Я тоже не смогу с ними!.. Не успею! Сессия!- вслед ему проговорил, будто извиняясь, сын.

      Александр положил щенка на пол, вышел за дворнягой. Подхватил ее, до сих пор испуганно трясущуюся у порога.

      -Герта!- скомандовал овчарке. – Рядом!- Сгреб ее подстилку.

      -Ты меня слышишь, батя? Я тоже не смогу…

      -Ничего, доктор, ничего… Без тебя попробуем выжить…- пробормотал отец и плотно закрыл за собою дверь

      И за весь день выходил лишь несколько раз:  вымыл мылом в «гостевом» умывальнике дворнягу, притащил с балкона мешок с собачьим кормом да пару раз наливал воду в Гертину миску. И все. Ни жену, ни детей не видел. Те сидели на кухне с включенным телевизором и что-то горячо обсуждали за закрытыми дверьми. 

       ГЛАВА  3

      Первым, часа в четыре, появился сын.

      -Батя, можно к тебе?

      -Тихо!- отец предостерегающе поднял руку. Затем поманил к себе. –Заснул только… Болит, видно, сильно…

      Отец сидел на полу у дивана. Рядом, на отцовском свитере, лежал щенок и тревожно спал, дергая культей. Герта лежала на подстилке, положив голову на лапы, и внимательно на всех смотрела. Дворняжка спрыгнула с дивана и спряталась за отцовские ноги.

      Сын присел рядом.

      -Что с ним?- поинтересовался шепотом.

      -Лапу потерял,- опять не стал вдаваться в подробности Александр. – Не жрет ничего. Пьет только. Да блюет… А нечем уже - желчь одна…

      -Хорошо обработали?- сын осторожно приподнял лапку. – Ты что, перебинтовал?..

      -Нет еще… Пусть поспит. Я ему таблетку растолок- вырвало… А доктор сказал: надо! Что делать-то?.. Подскажи,- посмотрел он на сына.

      -Проснется - еще  попробуй…

      Пегая осторожно выглядывала из-за отца.

      -Эту-то уродину зачем притащил?

      Александр обернулся на дворнягу. Погладил по доверчиво подсунутой морде.

      -Это у нас не «уродина». Это у нас Маруся. Машка.- Маруся часто-часто зализала огрубевшую ладонь, замела хвостом по паркету. – Ну-ну, Марусь… Хорошая, хорошая!..

      Сережка с состраданием смотрел на эту кунст-камеру.

      -Иди, поешь что-нибудь. Я посижу…

      -Принеси лучше сюда. А то курю, курю… Самого скоро затошнит… И молоко, если есть… Может, хоть молочка попьет…

      Сын неловко поднялся на затекших ногах.

      -Герту прогулять?

      -Нет. Я их вместе с Марусей выведу. А ты посидишь со щенком? Минут десять, а?..

      -Посижу. Как звать-то его?

      -Степкой назвал,- шепотом ответил отец. – Степка - Тепка… Сына! И чаю принеси…

      Гуляли они тогда недолго. Маруся кое-как оправилась и жалась к его ногам, боялась, что ее опять бросят. Герта же, вообще не прикоснувшаяся вечером к еде, сама потянула их домой.

      Тихо, стараясь ни кого не потревожить, прошли в кабинет.

      Сережка деловито, профессионально  осматривал лапу щенка. Дочь держала того на вытянутых руках и старалась не смотреть на сочившуюся сукровицей культю.

      -Кажись, нормально обработал,- сын тампоном промокнул рану. – Лишь бы сепсиса не было. Дарья, держи крепче! Он сейчас рваться будет!- Сын принялся за перевязку. – Ох, батя, и вонища от него! И мыть сейчас нельзя…

      -Тошнило его… Да и кто знает - где жил?.. Из-под магистрали вылез…

      -Все, сестренка, спасибо. Иди, руки мой.

      Дарья ушла.

      Щенок скулил, не прерываясь, на одной тонкой тоскливой ноте. И все время пытался заползти от мучителей под диван.

      -Давай таблетку ему впихнем, пока я не ушел.

      Размололи таблетку, размешали водой и все влили щенку в пасть. Подержали челюсти, подождали, пока сглотнет.

      -Батя, я и вправду не смогу с ними сидеть. Не успею. Времени нет.- Сережка сгреб старые окровавленные бинты.

      -Ничего, ничего, сынка… Как-нибудь… И на том спасибо…- Александр взял щенка на колени. – Иди, иди, готовься. Справимся.

      -И это… батя…- обернулся сын у двери. – Скальпелем это ему полоснули. Или бритвой.

      Подождал. Ничего не услышал в ответ и вышел.

                                      .     .     .

      -Ты что, опять в командировку?- жена медленно, устало сняла туфли. Прошла на кухню, чмокнув попутно в макушку Александра.

      -Привет, привет,- тот аккуратно запихивал ноутбук в дорожную сумку и даже не обернулся на поцелуй. –Я ненадолго… По области… Дня на два - на три… Слушай, а где моя зарядка? Все обыскал, не найду…

      -Господи,- вздохнула жена. Включила чайник, пошарила рукой на холодильнике. –  На!- протянула ему зарядник. – Ужинать будешь?

      -О, спасибо! Нет, я поел уже. Еще к ребятам заскочить  надо. Комиссия у них сегодня была из администрации. Что хоть решили - узнать…

      -Ох, Сашка, тебе эта псарня дороже меня стала!- жена, наконец-то, села. Помешивала сахар в кружку и смотрела на Сашкины сборы.

      Тот заправлял китель в целлофановый чехол, обернулся, улыбаясь.

       -Дурочка ты моя, дурочка! Ревновать вздумала… Да у тебя самый лучший в мире окрас! И экстерьер! И прикус! Ревновать вздумала…

      Она облизнула и бросила в него чайную ложечку. Он поймал ее на лету, поднялся, подошел к жене, обнял сзади за шею.

      -Дурочка… Да я ненадолго, Катюш…- проговорил тихо в копну ее густых волос. – К пятнице уже точно вернусь.

      Она щекой лежала на сгибе его локтя и  молча улыбалась.

      …-Та-ак!- громко и весело протянул он, заходя в «кабинет» Светланы. – Вселенская скорбь и тоска! Все плохо! Конец света по майя!..

      Светлана сидела за столом, подперев голову ладошкой и пялилась в окно. По щекам текли слезы. На Сашку даже не оглянулась, будто и не слышала. Смотрела в окно и беззвучно плакала.

      Александр сел напротив, закурил и, откинувшись на спинку стула, принялся раскачиваться на задних ножках. И громкости и веселости не поубавил.

      -Во! Слезы - это первое дело! Нам без слякоти нельзя! Как нам, бабам, без слякоти?! Да не в жизнь!..

      -Иди ты на хрен.- Светлана утерла щеки ладошками, достала платочек, высморкалась. – Чего приперся? Ты ж в командировку собрался…

      -Не-е, я сначала сопельки тебе утру!..

      -Я сказала: иди на хрен! Или дальше послать?- Она обернулась к нему, уставилась тяжелым взглядом.

      -Ну, наконец-то оживать начала!- Он перестал раскачиваться. Затушил сигарету, посерьезнел. –Давай, рассказывай… Мне, и вправду, через час уезжать надо.

      -А чего рассказывать? Приехали… Аж восемь человек!.. И Гришаев с ними… Походили, посмотрели… С ребятами поговорили… И все…

      -Чего - «все»? Ты по-человечески можешь излагать?

      -А вот то - «все»! Все!  «Ну, помогать надо… Ну, спонсоров поищите…  И мы поищем… А денег не ждите…  И вообще - глобально решать надо…» Я им говорю: «Да как глобально?! Вы нам с тридцатью двумя «потеряшками» помочь не можете - за глобальное ратуете!..» У Люськи, на даче ютимся, вольеры колотим из чего не попадя…

      -А они чего?- Сашка слушал внимательно, сцепив ладони в замок.

      -А ничего… «Нет денег в бюджете…»

      -Чего ж тогда белугой воешь? У тебя что, отняли что-нибудь? Нет! Вот и радуйся! Всю жизнь обходились без них - и сейчас обойдемся!

      -Ага, обойдемся… Они, гады, на нас рекламу себе делают: спонсоры, спонсоры… Благодетели, ….,- выругалась Светлана. – Иди за мной! Посмотришь, чего они  привезли, спонсоры твои…

      ГЛАВА  4  

      Она заспешила из дома. Подвела его к железной 200-литровой бочке, стоящей у летней кухни, сняла крышку.

      -Гляди! Дружок твой долбанный прислал!

      Сашка заглянул.

      -Видишь?!

      -Ничего не вижу!- недоуменно ответил он.

      Светлана совком подцепила овсянку, поднесла к Сашкиному лицу.

      -А сейчас видишь?

      Хлопья, казалось, шевелятся  от черных движущихся точек. Светлана брезгливо бросила совок обратно.

      -А ты говоришь: «спонсоры»…

                                         .     .     .

      -Ты бы лучше людям помог,  если совестливый такой… Детдому какому-нибудь… С зарплаты бы перечислил…

      Жена пришла к нему в комнату, когда дети уже завалились спать.

      Александр застилал диван.  Он так устал за день с новыми питомцами, так мечтал поспать после  ночной смены, что не хотелось ни ссор, ни разговоров… Только спать.

      Жена помогла расправить простынь.

      -И долго ты здесь обитать думаешь?

      Он пожал плечами.

      -Оклематься ему надо… Ты меня прости… Вечно я что-то… не так делаю…

      Он сел на постель, устало протянул ноги. Жена присела рядом.

      -Вот и я тебе говорю: лучше б людям помог…

      Сашка понял, что придется разговаривать.

      -Людям и так помогают. Никто от голода  не дохнет. Приюты, дома… Жратва да крыша, по крайней  мере, есть…  Да пенсии с пособиями… А этим кто поможет?- кивнул он на притихшую рядом с Гертой Марусю.

      -Чего ты собаку с людьми ровняешь?

      Он долго молчал. И ответил, не подняв головы.

      -Не ровняю я…  Получилось так… Они же живые… Просто… Не ребенок выполз мне навстречу у теплотрассы… И не бомж околевал у подъезда… А ты, наверное, и с ними бы меня погнала?

      -Дурак!- она резко встала. – О семье бы подумал сначала!

      Он посмотрел на нее снизу вверх. Они жили с этим любимым человеком уже больше двадцати лет. И казалось - знают все друг о друге.

А оказывается…  Всплыло сегодня что-то  неизведанное между ними. Чужое. Тягостное и неприятное.  Чего не должно быть. И покончить с этим надо было сразу же! Иначе - не отпустит!  Затихнет и приживется! И тогда - крах всему светлому и чистому, что их связывало!

      -Ты им в глаза-то смотрела утром?- спросил он. Ответа не дождался.  Наклонился, пошарил рукой под диваном и вытащил за шкирку скулящего от боли Степку. Швырнул по полу на середину комнаты. – На,- тихо сказал жене. - Выбрасывай. Все - равно не жилец. Чего скотине мучиться?

      Тепка, будто слепой, полз по кругу к Гертиной лежанке, оставляя культей тусклую кровавую полосу.

      Сашка посмотрел на жену. А та не отрывала глаз от искалеченного скулящего комочка плоти. Потом заплакала и опустилась на диван рядом с  мужем, уткнулась в плечо.

      -Да я столько бездомных глаз… у себя в больнице… насмотрелась…  Тебе жизни… не хватит…- всхлипывала она.

      Он молчал. Только гладил и гладил ее по волосам.

      Щенок заполз на  лежанку, уткнулся в испуганную Марусю и затих. Герта торопливо зализывала за ним полосу: она, как и хозяйка, беспорядок не любила. Затем подошла к лежанке и улеглась, успокоенная  рядом: мест на коврике для всех не хватало.

                                       .     .     .

      А теперь уже все в прошлом. Ему так хотелось думать. Привыкли домашние к новым поселенцам.  И ребятишки помогали, и жена. Выгуливали, кормили, играли. Но самое главное - оклемался Степка.  Кризис прошел, рана потихоньку зарубцевалась.

      Они еще с месяц ездили в ветлечебницу на перевязки и уколы. А потом он приехал к доктору один, к концу рабочего дня. Выставил  бутылку коньяка, завернутые в фольгу бутерброды, стопки. Доктор настороженно смотрел за его манипуляциями, затем закрыл входную дверь на ключ.

      -Вы же за рулем, кажется?..

      -Нет! Сегодня я пешком!- Александр закончил «сервировку». –Домой тебя хотел к себе пригласить…  Не согласился бы, да?.. Вот, и я так подумал…- Он разлил по рюмкам. – Давай, доктор!.. За спасенную тобой душу!

      Выпили.

      -Ты закусывай, закусывай!.. Я-то из дома…- Александр обвел глазами кабинет. – Маленькое у тебя помещение. И прихожка маленькая, не развернутся…

      Доктор молча развел руки, прожевался.

      -Да ничего… Справляемся…

      -Справляетесь… У тебя здесь курить можно?

      -Курите,- махнул доктор рукой. – Никого уже не будет.- Пододвинул ему какую-то медицинскую плашку вместо пепельницы. –А к завтрему проветрится… Давайте еще по одной?.. Устал я сегодня чего-то… Операций много было.

      -Давай.- Сашка крутил пальцем плашку вокруг оси, смотрел на нее и думал о чем-то своем. – Я, вот, спросить тебя все хотел… - поднял он глаза на доктора. – Чего ты тогда-то отказался сначала?..  Нормально же все получилось…  А так бы сдох Тепка…

      Доктор держал рюмку и наблюдал за его пальцем у плашки. И видно было - не обеспокоился, не насторожился.

      -Как вас зовут? А меня Алексей…  Не доктор я тогда был, Александр Владимирович… Коновал…  Вы меня доктором сделали,- и он опрокинул в себя коньяк. 

      Сашка смотрел, как у того сыграл кадык на тонкой  безволосой шее. Как с жадностью вцепились белоснежные зубы в бутерброд. Как спокойно и безмятежно оглядывает тот свое действительно убогое помещение.

      -Он, наверное, почти ровесник моему Сережке,-  подумал Александр. – Тоже доктор… Спасители… Людей и зверей…

      -За тебя, Алексей.

      …Солнце убежало за облака.  И разом похолодало.

      -Ну, бродяги…  Домой пойдем?

      Три хвоста радостно  замолотили  по воздуху.

      ГЛАВА  5

      … - Вот суки! Это от кого пришло? Пашка?

      Светлана кивнула, закрыла крышку.

      Александр набрал номер на сотовом телефоне.

      -Не отвечает. На совещании где-нибудь… Ладно, позже перезвоню…- Он взглянул на часы. – Все, Свет, ехать мне надо. К пятнице вернусь. А Пашке отзвонюсь, не волнуйся…

      -Да я и не волнуюсь,- устало отозвалась та. – Без жратвы не останемся,  школу еще через две недели закроют, дают пока… Перебьемся со жратвой… Людей нам не хватает!- протянула она с тоской. – Вольеры не успеваем чистить, прогуливать… Где едят - там и гадят. Я погладить-то каждую не успеваю, не то, что прогулять… А они ждут, ждут, когда ты их приласкаешь… Девчонкам уже третью неделю с зарплатой тяну… Славка на бензин свои кровные тратит… Да что я тебе рассказываю - сам все знаешь…

      -Знаю,- угрюмо буркнул Сашка в ответ. –Потерпит твой Славка… Не в первый раз… И девчонки потерпят…

      -Да у меня простыней ни одной не осталось! Славка сейчас двух  сучек  повез на стерилизацию - из дома у жены стащил!  Все кончилось, что по весне у людей собрали! Хоть в петлю, Саш…

      -Да погоди ты с петлей, дура!- не выдержал Александр. – Хотя бы до пятницы!.. Потерпи! Приеду- разберемся… Не заводи меня сейчас! – и быстро пошел к машине. Вернулся. Обнял Светлану. – Потерпи, Свет, потерпи…

                                           .    .    .

       Звонок не работал. Он постучал в оббитую дранкой дверь. Тишина. Постучал повторно, уже сильнее. Дверь слегка скрипнула и подалась. Сашка осторожно толкнул ее.

      -Есть кто живой?

      Где-то приглушенно работал телевизор.  Он осторожно двинулся на звуки. Попутно заглянул в большую комнату. Тоже никого. Диван. Старая стенка. Кресло. Стулья. Дошел до конца коридора и повернул на кухню.

      На табурете, откинув голову назад, на подоконник, негромко храпел пьяный мужчина.

      На холодильнике у мойки работал маленький черно-белый телевизор. Не застланный стол. Гора окурков в пепельнице. Недопитая бутылка. Остатки закуски. Пепел и пыль  серым покрывалом.

      Сашка оперся задом на стол, потряс за плечо мужика. Тот очнулся, непонимающе уставился на него мутными пьяными глазами.

      -Кто ты?

      Заерзал на табурете, стараясь сесть нормально.

      -Кто ты? Чего тебе?

      Сашка вынул «корочки», показал в раскрытом виде.  Мужик заморгал, пытаясь вчитаться, ничего не прочитал, но успокоился.

      -Я думал: опять из газеты…

      -Что, замучили?- участливо спросил Сашка.

      Мужик увидел пепельницу, покопался в ней, достал самый длинный «бычок», прикурил.

      -Суки,- потухшим голосом произнес он угрюмо. – Суки.

      Александр молчал, ждал продолжения.

      -Вы-то чего пришли? Закончилось же все…- посмотрел на него исподлобья мужик.

      -Детали уточнить.- Сашка опешил от его последней фразы, но виду не подал. – У тебя, кстати, здесь осталось…- Он отодвинулся в сторону, показал недопитую бутылку. Но мужик даже не посмотрел на нее. Он смотрел на Александра.

      -Вот как  мне сейчас жить? Скажи…  Суки! Я даже во двор стесняюсь выйти, пальцем все показывают… «Щенка изнасиловал»… Как же у этой курвы рука поднялась такое написать, а? Что я им, животное,  чтоб так со мной?..

      -Ну, а ты-то как с этим щенком?.. Не по животному, что ли?

      Взгляд у мужика стал недоуменным. Он чего-то не мог понять, но похмелье путало мысли и думать не хотелось. Захотелось выпить. Он плеснул немного в стакан.

      -Ты будешь? Ну, тогда я подлечусь…

      И опять зашарил в пепельнице.

      -Врач же сказал: кишки пропорол куриными костями,- продолжил он. – А эта дура всё: «соседи видели, соседи слышали… всю ночь визжал…  насиловал…». Еще бы не визжал! Тебе, вон, проткни костями кишки - не так завизжишь…  Курва… Жизнь сломала… «Чего, дескать, в лечебницу не повез?»… Ну, дура дурой!  Куда?! Сутки дежурю! Один! «Из соседних домов слышали»… Сами и накормили, поди… Постоянно жратву для собак приносят. Кто ж знал, что ему курятину нельзя? Всю жизнь давал! Сколько сторожем работаю - столько и давал! Да и деньги откуда на лечебницу?.. Самому бы не сдохнуть с голода, шесть тыщ всего получаю. А она: «Изнасиловал…»

      -А щенок где?

      -Хрен его знает. Говорят, хозяин склада себе забрал. Вылечил - и забрал. На фазенду, наверное…  Сам-то он здесь, на Гагарина живет…

      -А ты?

      Мужик не ответил. Допил из горлышка остаток водки.

      -Уволили, что ли?

      Мужик кивнул.

      -И год условно дали… Вся ж округа слышала! Даж свидетели нашлись! Свечку держали, суки!- Усмехнулся горько.

      Сашка не знал, что сказать этому мужику. Жутко захотелось, чтоб  изнасиловали именно ту журналистку, написавшую такую статью. В таких делах даже опровержение не помогает. Запачкала мужика. На всю жизнь.

      -А год-то за что дали?- спросил, вставая.

      -За жестокое обращение… Синяки у него еще нашли…

      -Не твоя работа?

      Тот помотал головой.

      -Щенок, чего ты хочешь… Лезет везде…  Да еще два взрослых пса в загоне… Территория- то здоровущая, с собаками как-то спокойней… Было.

      -Ладно,- Сашка положил ему руку на плечо. – Не вешай нос. Наладится, может, все…

      Тот поднял на него тоскливые и одинокие, как у брошенной собаки, глаза.

      -Из дома не выхожу… Стыдно…  Разве ж можно так, а? С человеком-то?..  Писать такое, а? Сука!

                                           .    .    .

      Сашка возвращался домой.

      Смутно было на душе. И не понять- отчего…  Будто мелочь нищенке не дал, пожалел.

      Недоделанность какая-то осталась, что ли…  Не с журналисткой, нет… И не с мужиком… За мужика, наоборот, радовался от души.  Выгребет потихоньку, мужик все-таки…

      И только под вечер, уже въезжая в город, понял, что тревожило. Не было возмездия. Никакого! Все эти два дня он был заряжен только на одно: воздать!  А все уладилось само собой… Криво, косо, но - уладилось! А возмездия не было! 

      Сашке стало страшно. От того, что жалеет об этом.

       ГЛАВА  6

      Она не любила собак.

      Не сказать, что бы ненавидела - просто, не любила и побаивалась. Был случай в детстве, когда на нее бросился соседский пес. Подрыл землю под воротами, выбрался наружу и обалдел от свободы. Всех облаивал. А на нее бросился, потому что почувствовал в ней беззащитность. Ухватил за валенок, повалил в снег. Ребятишки быстро отогнали его, но вот этот детский страх, видимо, в ней остался.

      Когда муж предложил завести щенка, она устроила ему дикую некрасивую сцену. Стыдно потом было. И за базарную истеричность, и за то, что повзрослевшие дети все слышали. И особенно стыдно было оттого, что муж сидел перед ней, внимательно слушал - и молчал! Молчал! А она еще больше заводилась от этого молчания!

      Некрасиво все вышло.

      Он выслушал ее тогда до конца. Посмотрел, как она, всхлипывая, закуривает сигарету у окна и пошел из комнаты. Лишь у дверей обернулся и сказал:

      -Тебя лечить надо.

      Она едва не запустила в него пепельницей, но испугалась, что попадет в голову. Обидно было - до слез! И лишь через два дня поняла, что он имел ввиду.

      Она тогда поздно вернулась с работы: были приемные часы в поликлинике.

      Еще из прихожей услышала голос дочки, затем общий хохот. Разулась, прошлась по квартире. Семья маячила на балконе. Она помахала им рукой, ушла в спальню переодеваться. А через минуту они ввалились вслед за ней.

      Дочь несла в руках щенка. Они знали, чем ее взять. Собственным счастьем и радостью.

      -Мам, мам! Посмотри, какой щенок! У него уши, как тряпочки!.. Они встанут, когда зубы сменяться, ты не бойся!

      Дочь совала ей щенка в руки и светилась. Сын стоял рядом и тоже улыбался.

      Щенок быстро-быстро перебирая лапами вскарабкался к ней на плечо и полизал сережку в ухе.

      Жена брезгливо дернула головой, но пересилила себя и погладила щенка по морде.

      Ребенок. Глаза ребенка. Чистые, прозрачные и пока наивные. У детей тоже такие. Непонимающие. Бездонные.

      Ее поцеловали в затылок.

      -Надо же как-то лечить твою фобию,- услышала она сзади. – Не бойся, Надюша. Эта собака тебя не тронет.

      -А я и не боюсь, с чего ты взял?  Это «она»? Как ее зовут?

      Она опять осторожно погладила щенка.

      - Герта.

                                     .    .    .

      Странно  к нему пришла любовь к животным.

      Он тогда гостил у бабушки. Семилетний любимый внучок.

      Бабуля постоянно что-то делала. Или готовила, или убирала. А если не готовила и не убирала, то возилась на огороде. И лишь изредка  отвлекалась от дел, садилась, распаренная, подуставшая почитать книжку внуку или поиграть с ним в карты, в «пьяницу».  И опять торопилась по делам.

      И так получилось, что любимым развлечением для него стало разглядывание по сотому разу картинок в новеньком букваре да игры с котенком. Тот, рыжий, ершистый, тоже был не прочь поиграть. Гонялся за клубком, за фантиками, ловил «зайчиков» от зеркальца. А ему больше нравилось раскрутить котенка вокруг себя за лапы  и бросить на бабулины подушки. Смеялся до слез, видя, как котенок пошатывается, точно пьяный на улице, и старается ушмыгнуть под  кровать.

      А один раз он промахнулся, и котёнок ударился о стену. И лежал на кровати, жалобно мявкая, и не мог встать.

      Он бросился на двор. Увидел бабулю и уткнулся ей в живот, заливаясь слезами.

      -Ты чего, Сашенька? Что случилось?- переполошилась та.

      А он захлебывался в реве и ничего не смог сказать.

      Оклемался тогда котенок.

      А он на всю жизнь понял: прежде, чем что-то сделать людям - примерь на себя. Что ты почувствуешь, если ударят головой о стенку.

                                        .    .    .

      -Ты знаешь, дружок,- донеслось  через плотную повязку. – я не в курсе, какая у тебя последовательность была. Перечень наизусть знаю, а вот последовательность - извини…  Значит, будем действовать, как Бог на душу положит?.. О, вот еще что: они же видели все! Как я забыл! Сейчас, погоди…

      Повязку на лице Григория ослабили, спустили вниз, чуть пониже глаз.

      Мужчина в камуфляже, в черной вязаной шапочкой с прорезью для глаз стоял напротив и внимательно смотрел сквозь эти прорези.

      -Начнем, пожалуй?..- спросил мужчина чуть вопросительно. – Чего  время тянуть? Дай Бог, может, это тебе все-таки поможет… Та-ак, давай с ребер…   Четыре штуки… Правильно?

      Гришка задохнулся от дикой боли. Хотел заорать - кляп во рту не дал. До «камуфляжного» мужика донеслось лишь невнятное «бпха…бпха…»

      -Больно, что ли? Да ты что!- делано удивился мужик. –  От ты посмотри! Она ж еще и визжала, поди? Чего визжала? Ты ж ее ласкал, да?.. А нам, дружок, кричать нельзя... нельзя… Народ сбежится - докончить не успеем. Список-то большой еще… Дальше пойдем? Может, остальное все попроще, полегче…  Как девичьи ласки… Девчонки- то ласкали уже?- Мужик деловито поправил узел веревки, которой Гришка был привязан к дереву. – Так. Перелом левой лапы…- И мужик резко ударил кастетом по левой Гришкиной руке.

      Гришка потерял сознание.

      Очнулся от чего-то ласкового и прохладного, будто в рай попал. А через секунду тело вновь вспомнило о боли. Он открыл глаза. И увидел близкие  напряженные глаза палача. Тот облегченно вздохнул.

      -Фу-у, я уж думал - ты надолго!- Отбросил мокрую тряпку в лужу. – Теперь давай так: я буду говорить, спрашивать, а ты мигай глазами, лады?

      Гришка быстро- быстро замигал, хотя все сознание его было сосредоточено на руке, на нестерпимой боли у локтя. Боль пульсировала на вдохе - выдохе. И ныло за грудиной.

      -Запомни первое: я тебя не убью.- Гришка опять замигал. – Не мною жизнь тебе поганая дана - не мне и забирать ее. – Мужчина замолчал, огляделся. Вновь посмотрел на привязанного к клену Григория. –Это тебе чужая жизнь по барабану… И боль чужая… Я же знаю, о чем ты сейчас думаешь…  Думаешь: выживу -  из-под земли его достану?.. Порву, падлу, на лоскуты… Если дурак - конечно, будешь искать… А если не дурак - вспомнишь, что испытал. И что она испытала от тебя перед смертью.

       Гришка замычал. На него накатил такой страх, что он забыл про боль! Страшно было не от того, что говорил мужчина, а от того, КАК он это говорил: спокойно, без эмоций, будто лекцию читал у них, в универе.

      У Гришки все поджалось в паху.

      -Челюсть-то как, ногами ей сломали? Или палкой?

      -М-м-м-м!!!- замычал Григорий, задергался и обмочился.

      Палач смотрел, как темнеют на нем джинсы.

      -Не бери в голову…  Со мно-огими  такое случается! Тем более, до яиц мы еще не дошли… Просохнуть успеешь. С челюсти начнем.- Он кулаком врезал Гришке в нос. Кровь хлынула, заливая одежду. – С челюсти. С челюсти! С челюсти!!!

      Кулак впечатывался в Гришкино лицо, кроша и зубы, и кости, и хрящи.

      ГЛАВА  7

      -Саш, у тебя надолго еще?- спросил следователь  Юрий.

      -Не-а… Тумбочку вот эту «откатаю»… А ты чего?- оглянулся на него Александр. – Торопишься?

      -Я думаю: может, посидим сегодня? В «Снежинке», а?  Серега, вон, тоже согласный…

      -А чего… Давай, посидим…- Саша с трудом поднялся на затекших ногах. – Давно уж не собирались. Я только своим звякну, чтоб не ждали. Да собак прогуляли…

      Он близоруко присмотрелся к мобильнику, набрал номер.

      -А у тебя что, псарня целая?

      -Не, три только.- Номер был занят. Саша отключился. Оглядел комнату, нашел глазами свой чемоданчик криминалиста. – Один-то совсем малыш. С полгода, наверное…

      -Почему «наверное»? Без родословной, что ли? Выбраковка?

      -Сам ты «выбраковка» рода людского,- добродушно зарокотал в бороду Александр, упаковывая чемодан. – Хомяк недоношенный. Как тебя только в органы взяли? Ни стати, ни мати… Как ты только с преступным миром борешься- удивительно…  А у меня настоящие породистые дворняги!- гордо сказал он.

      -И на фига ты этот бомжатник подобрал?- Юрке было любопытно. Живности у него отродясь никакой дома не было, не считая летних мух да случайных тараканов.

      -Тебя ж, недомерка, тоже когда-то Галка подобрала… Прижился, очеловечился… И мои приживутся.

      Юрка не обижался. С высоты его ста шестидесяти трех сантиметрового роста трудно было обижаться на почти двухметрового Саньку. Тем более - друга детства. Юрка улыбался.

      -Сворачивайся, сворачивайся… Раньше сядем - раньше выйдем. Серега, ты как, готов?

      -Всегда готов!- оперативник давал последние наставления участковому. – Михалыч, опечатаешь - пробегись еще раз по соседям. Это наверняка местная пацанва квартиру обчистила. Пошукай… Ты же здесь царь и бог…

      -Пошукаю, пошукаю,-  старлей с завистью смотрел на сборы ребят. Сядут сейчас, бутылочку откроют, горяченькое… Сглотнул слюну. А и я сейчас домой! Щец похлебаю! А потом уж и по местным пройдусь…

      Друзья вышли из кафе уже затемно. Шли по улице и оживленно спорили. Они, как «завелись» в обед, на вызове, так и не отошли от «собачьей» темы.

      -Сань, они ж, как мухи, плодятся! Это ж… прогрессия геометрическая! Скучкуются, как собаки динго - мало не покажется! Не, ты сам подумай!-  напирал подвыпивший Юрка. И все время забегал вперед, чтобы заглянуть Сашке в  лицо.

      -Да правильно их раньше отлавливали! Сейчас бы не продохнуть было… Ты, вот, все «стерилизация, стерилизация…» А почем она, знаешь?-  подпевал с другой стороны Сергей. У него тоже никакой фауны дома не наблюдалось. «Кроме тещи» скорбно добавлял он иногда в разговорах и тяжело вздыхал. Многие с ним соглашались: действительно, трудно. Более дома ничего держать не стоит… - Знаешь, почем?!

      Сашка кивнул: - Знаю. Шестьсот рублей.

      -Во-о! Вот и перемножь их на количество собак! И все из нашего,- он хлопнул по пустому карману. – из нашего кармана!

      Сашка молчал. Надоела ему эта пустопорожняя пьяненькая трепотня. Но и уйти не мог: они взяли бутылочку «на посошок» и теперь искали пустую скамейку для посиделок.

      -И питомники эти твои… Сколько там?- мизер поместятся! А жрать-то они – ого - го! За обе щеки трескают! И опять за наш счет! Вон скамейка!.. Айда…

      -Прав Серега.- Юрка плюхнулся на лавочку, достал бутылку из пакета, разовые стаканчики. – Отлавливать надо. Раньше на мыловарню…

      Саша молча повернулся, сжал Юркино горло своей лапищей. Тот задергался, силясь вырваться, захрипел. Выпучил, задыхаясь, глаза.

      А Сережка оторопело стоял рядом и не шевелился, остолбенел от неожиданности.

      -Вот,- разжал, наконец, руку Александр. – Вот так их проволочкой душат. И еще они очень сильно трясутся от страха. Потому, что смерть чуют заранее. Ты, вот, не чуешь, просто трясешься от страха. А они заранее чуют… И у них линия удушения - стрингуляционная полоса -  на шее  идет не так, а вот отсюда…

      -Убери лапы!- испуганно заорал Юрка, резко отодвинулся. – Придурок!  Криминалист хренов! Задушить же мог!..

      -Осторожней!- Сережка подхватил раскрытую бутылку. – Разольешь!

      -Придурок! Ну, ты и приду-урок…- Юрку и в самом деле трясло. – Жлоб! Силы не меряны, да?  Вон, с «омоновцами»  бодайся! А то нашел, с кем связываться, козел!

      -Мужики, вы что, «съехали»? Перепили?.. Лапы распускаете…- Сережка, и впрямь, не ожидал от Сашки такого выкрутаса.

      -Да нормально все, Серый, нормально… Разливай давай,- все также тихо и спокойно продолжал Александр. –Юрке сейчас как раз оклематься надо.

      -Псих ты, Саня, честное слово,- Юрка тоже начал успокаиваться. – За собак, что ли обиделся?

      -Да ты что! Нет, конечно! Что за них-то, калечных да удушенных, обижаться?! Хай с ними! Выпьем давайте! За нас, братишки, здоровых да живых!

      -Обиделся, обиделся все- таки…- протянул Юрка, поднимая стакан.

                                            .    .    .

      Смурной он пришел домой после пирушки. И, чтоб никому не портить настроения, сразу позвал собак на прогулку.

      -Пап, а мы уже гуляли с ними,- у Дашки никак не получалось застегнуть шлейку на Марусе. Та вертелась у порога, скребла лапой по двери. –Честное слово- гуляли… Да не вертись ты, Машка!

      -Ничего, доча, мы немножко прогуляемся… Хмель развеем…

      Хорошо было этой  теплой летней ночью. На собачьей площадке  маячила пара знакомых собачников. Александр отпустил собак, подошел, поздоровался.

      Курили не спеша. Били редких комаров да лениво переговаривались ни о чем. Кто чем кормит своих…  Выдюжит ли «Динамо» до конца чемпионата… Есть ли жизнь на Марсе… Ни о чем, в общем…

      -О, опять этот прется,- неприязненно бросил Борис, владелец боксера. – Не спится ему…

      Оглянулись. К площадке подходил парень лет тридцати с мастиффом на поводке.

      -А чего он?..

      -Да ну его!..- махнул рукой Борис. – Вечно приключений на задницу ищет! И кобель у него такой же. Роки! Ко мне!- подозвал он своего питомца.

      Парень встал в отдалении. Пес его в нетерпении рвался с длинного поводка, и хозяин его с трудом сдерживал.

      -Добрый вечер!

      -Добрый, добрый…

      -Мужики, я своего отпущу погулять?

      -Отпускай. Лишь бы опять в драку не полез, как в прошлый раз…- хмуро ответил Борис.

      -Ой, да что ты!.. Подрались разок!.. У тебя ж тоже бойцовская, им  драки нужны…

      Парень подтягивал к себе мастиффа, чтобы спустить с поводка.

      -А здесь и не бойцовских много,- заметил Сашка. – Им что, на заборы лезть?  Ты, парень, гуляй в сторонке, раз сдержать собаку не можешь. Посадки большие, всем место хватит.

      Машка, умудренная большим бродячим опытом, уже сидела у него между ног.  Степка же с Гертой  стояли на месте и настороженно смотрели на незнакомцев. Шерсть у Герты на загривке  вздыбилась холмом.  Еще один их приятель, меланхоличный  дог Коган, сидел рядом и никаких реакций пока не проявлял.

      -Чего это?..- не согласился пришлый. – Всю жизнь здесь гуляем! Не нравится - сам  иди в другое место!- Но отстегивать карабин на ошейнике пока остерегался.

      -Парень, не порти нам компанию,- опять подал голос Борис. – Ты же видишь- она у тебя в драку рвется! Не удержишь, не послушается она тебя… Порвет кого- нибудь… Или ее порвут…

      -Что, зассали, что ли?- парень, похоже, начинал психовать.

      -А мы что, убийц, что ли, растим?  Друзей растим. За что ж ты свою-то так ненавидишь?- Сашка тоже начал «закипать». – Хочешь испытать, что они чувствуют? Дверью себе  …  прижми - поймешь. Или «омоновцу» в морду плюнь,- вспомнился ему Юркин совет. – Иди, парень, иди. Пожалей своего друга. Дай спокойно пообщаться…

      Парень ушел. С матом в полголоса, с угрозами. И мастифф еще долго оглядывался на собратьев и пытался вернуться.

      А общение у ребят  больше не продолжилось. Докурили и разошлись.  

      ГЛАВА  8

      «На Мира у аптеки №6 привязана собака уже три часа!

                                                    14-30…»

      «Потерялась эрделька, Микки. Левое ухо висит. Очень прошу сообщить.

        Страдают дети!

                                                     14-31…»

      «Потеряшка» в Камышинске. Нужна помощь  шифером, картоном,      газетами. Мужские руки.

                                                      14-36…»

      «По Барбюса, 47 в подвале ощенилась собака. Щенки красивые. Разберите, пока не пропали…

                                                      14-40…»

      «Нужен сопровождающий от Трубного до ветлечебницы.

                                                      14-40…»

      «Передержка. Стерилизация.

                                                      14-41…»

      «В Екатеренбурге  неизвестные отравили бездомных собак…»

      Переключился на почту.

      Адреса.  Описание случаев. Просьбы.  О, угрозы! А это кто? Новенький кто-то…

       «Алекс, будьте  осторожны. Мне кажется, ваши действия не в ладах с законом. Да и эти, ублюдки, тоже засуетились, судя по комментам на сайте»

      Без подписи.

      Ох уж мне эти тихие со-переживатели…  «Ах, как это мерзко!»- и морду под одеяло, чтоб не видеть этой мерзости. Благодетели, мать вашу! Хоть бы не ныли под руку!..

      Ладно… Что там Светка клянчит? «Картон, газеты…». Прицеп взять надо. Объеду мусорки в районе, в типографию заеду -  к обеду у нее буду. Блин! Пашке про геркулес не перезвонил! Блин! Пьянки эти, командировки…

      Настроение испортилось. Прислушался. Тишина. Жена спала.

      Нечаянно звякнув дверцей, открыл сервант. Достал коньяк, приложился ненадолго к горлышку. Поставил все на прежнее место, закурил и  открыл «косынку»: спать пора, надо расслабиться. 

      -Саш.- Голос за спиной заставил вздрогнуть.

      -Господи! Ты меня заикой когда-нибудь сделаешь! Ты чего проснулась?- Сашка старался дышать в сторону. И вновь на всякий случай закурил.

      -Саш, отдыхаем завтра…- Жена  скривилась в зевке, прикрылась ладошкой. – Съездим за грибами? Дожди прошли…

      -Съездим, конечно.  Только к ребятам по пути  заедем, ладно, Катюш? Ненадолго…

                                         .     .     .

      -Ребята! Куда сгружать?- высунулся Сашка из машины. Двигатель глох, поэтому он постоянно поддавливал на газ.

      Подошел какой-то незнакомый парнишка с молотком в руках, заглянул в прицеп.

      -Это во-он в тот сарай,- махнул он рукой. – Только Светлана Николаевна говорит: не надо уже, хватит картона…

      -Ей вечно ничего не надо,- проворчал Александр, задом сдавая в ворота. –А потом ноет: где взять, где взять…  В Караганде…

      Все-таки промахнулся: левый фонарь задел за стойку и разлетелся на красно-желтые осколки.

      Саня тяжело вздохнул, заглушил машину. Так, масть пошла… Чего б еще сломать?.. Заодно уж…

      Волонтеры столпились вокруг прицепа, рассматривали повреждение.

      -Ребята, разгружайте, у меня времени в обрез!- скомандовал Александр. – Где Светлана?

      -В вольерах.

      Света кормила  нового питомца. Тот, оглянувшись на Саню, вновь уткнулся в чашку, рыча от жадности.

      -Привет, Саш.- Светка обняла его, чмокнула в щеку. – Чего привез?

      -Бумагу привез.- Он присел рядом с собакой, но гладить не решился: пусть поест спокойно. - Это откуда такой красавец?

      -Славка привез. По трассе бегал. С ошейником… Видимо, бросили, надоел…                                               

      -А вдруг «бегунок»? Ищут сейчас, поди…

      -Да мы объяву на сайте дали… Не объявится хозяин - пристраивать будем… Но я думаю - бросили… Вишь, тоща какая? С неделю, наверное, скитается… За неделю бы нашли, если б искали…

      Света закрыла вольер.

      -По кофе? Или чай?..

      -Нет, Свет. Ехать надо, меня жена ждет.

      -Где?- оглянулась Светлана.

      -Да в лесу она! Грибы собирает. Выбросил ее здесь недалеко… Обещался через  полчаса приехать… Свет,- голос его стал виноватым. – Я Пашке так и не позвонил. Забыл тогда…

      -Да брось ты! Он сам прозвонился. Говорит: экспедитор бочки перепутал. Он рис прислал вместо овсянки.

      -Ну, слава Богу. А то уж я здесь… А овсянку куда дели?

      -Экспедитор забрал. Оставить хотел - я разоралась: куда нам эту гниль?..

      Сашка шел рядом и кивал головой.

      -Да, я тебе еще не говорила?..- Светлана обрадовано схватила его за руку. – Гришаев снова приезжал! Позавчера!

      -Накой? Чего это он? Носа не показывал, а здесь аж через день!..

      -Саша, деньги они нашли! И участок выделили! За Сосновкой! Только условие поставил: вольеры его знакомая фирма делать будет. И забор. Никому больше ничего не обещать!  Однотипные, утвержденные…

      -Ясненько… Выборы ж местные по осени… И копеечку терять не хочется…

      -Я ему тоже говорила: сами сколотим, за каждый гвоздик отчитаемся… И деньги свободные остались бы… Ни в какую! Ладно, думаю, хрен с тобой, лишь бы помог…

      -Там жить-то есть где? Вода?.. Тепло?..

      -Не знаю, Саш,- Светка счастливо улыбалась. – Завтра с ним едем смотреть… Саш, первый раз помогают! Первый раз!  Неужели  что-то до их умишек доходить стало?..

      -Посмотрим, посмотрим… Ты, главное, по жилье и воду узнай… Не в вольере же жить будешь…

      Подошли к машине. Ребята уже сгрузили макулатуру. Девчушка- школьница подметала прицеп.

      -Здрасьте, дядь Саша.

      Александр кивнул в ответ, повернулся к Светлане.

      -Про Е-бург ты заметку выложила?  Откуда узнала?

      -Саш, да ты будто на Луне живешь! По всем каналам уже  прошло!..  Опять эти, хантердоги, отраву разбросали, поганцы! А-а, ты же в командировке был, не знаешь… Ну, и как командировка? Всех бандюков переловил?

      -Всех, всех… Нормально. Нормальная у меня … командировка…  На следующей неделе снова еду… Пока, Светлана. Удачи тебе…

      Александр уехал.

      ГЛАВА  9

      -Они у меня хорошие ребята. Дружные. Машка, вот, у нас немного подкачала: трусиха. Слишком, видимо, жизнь побила. Но за своих уже заступается, тявкает! За Герту прячется, но тявкает!..

      -Я бы тоже из-за Герты гавкал!- хихикнул Юрка, с трудом подцепил вилкой сопливый маринованный грибок. – Где ты такие грибы насобирал? В микроскоп разглядывать…

      -Это у меня жонка спец по грибам. В пустыне отыщет! Мне б ее на трюфеля натаскать!..

      Посмеялись. Подняли рюмки, чокнулись, выпили.

      -Любит грибы собирать, хлебом не корми…

      -Охотница «тихая»,- опять хохотнул Юрка. – Хантерша!

      -Угу,- как-то разом помрачнел Сашка. –Хантерша…

      Он специально затащил их к себе домой.

      Неловко он себя чувствовал после того случая, у кафешки. Что-то неуловимо изменилось в отношениях с ребятами. Каждый день встречались на работе, выезжали на вызовы, общались. А будто черный котенок меж ними пробежал. Он только спустя некоторое время понял, в чем дело: ни о чем, кроме работы, они с ним не говорили. Между собой - о чем угодно! Но стоило ему встрять в разговор, как тот мгновенно переходил в рабочее русло. Куда это, к лешему, годится?

      И сегодня, уже в конце работы, он попросил:

      -Ребята, подождите…-  Вот начал говорить - и сразу смутился. Оказывается, просить прощения - тоже, еще та штука! Стыдно, оказывается, просить прощение! Особенно, когда тебе за сорок… - Извините меня. Перепил, видимо… Извините меня.

      Сережка уже одевал куртку  - да так и замер  на полдороге. И Юрка, складывающий в сейф папки с делами, тоже.

      -…С кем не бывает… Сам не ожидал от себя такого… Давайте, посидим у меня сегодня.

      Юрий очнулся, продолжил складирование.

      -Брось, Сань… Что мы, не понимаем, что ли?..- буркнул он не оборачиваясь. - С нашей работой у кого хочешь крыша съедет.

      -Это точно!- поддержал его  Сергей и снял куртку. – А чего к тебе?.. Давай здесь!

      Сашка развел руками: дескать, как знаете…  И все смотрел на Юркину спину.

      -Да у него хоть пожрать по- человечески можно… А здесь что?.. Опять сосисками закусывать?

      Юрка закрыл сейф, выпрямился.

      -Все, я готов.

      Сережка опять принялся натягивать куртку, путаясь в рукавах…

      Семейство Сашкино этим вечером в полном составе уехало с ночевками на дачу. Поэтому ребята долго не заморачивались: закупили спиртного с «довеском», чтобы потом не бегать за добавкой,  ржаного хлеба - и все. И сели.

      Герта фреккенбоковскими глазами смотрела на повеселевшую компанию и недовольно  поводила влажным носом: накурено было - хоть топор вешай. Машка вертелась под столом в ожидании подачек. Степка мягкой  пудовой гирей дремал на Сережкиных коленях. Сергею было неудобно, но он старался не тревожить щенка: чертовски приятно было гладить этот заснувший пушистый «коврик». Даже пилось как-то… без отвращения, что ли…

      А Сашка опять извинялся перед ребятами. И ребята уже не раз перед ним винились за собак. Хорошо сидели.

      Работал без звука телевизор. Варились пельмени в кастрюле. Табачный дым потихоньку вытягивался в открытое окно.

      Как это часто случается в подобных компаниях, разговор невольно скатывался на работу. И прерывали друг друга, и одергивали («Мужики! Мы чего здесь собрались? Опять о работе лясы точить?») - все попусту! «Точили»! Не надоедало!

      Сашка отошел к плите, помешал пельмени, добавил лаврушки.

      Когда вернулся, Сережка  досказывал Юрке:

      -…Не, ежели на дно не заляжет - повяжут. У меня дружок, из Центрального, говорит: по Интернету его вычислили. У них сейчас целый отдел на сетях сидит, из хакеров бывших. А он шибко-то и не маскировался…

      -Вы о чем?- Сашка, не садясь, разлил остатки по рюмкам, достал новую бутылку. – Пять минут еще потерпите… не доварилось малость…

      -Да я про маньяка этого… Ну, что парнишек калечил…

      Сашка недоуменно посмотрел на него.

      -Да у нас ориентировка уже с месяц висит! Ну, ты даешь! Сидишь там, Сань, у себя, в бендежке, ни хрена не знаешь!  Парень… или мужик… в маске… калечит… молодых ребят… За что, про что - никто не знает. И эти, покалеченные, молчат, как рыбы. «Не знаем, не знаем…» А тот уже с полгода по области колесит…

      -А Интернет причем?- Сашка раскрыл бутылку, стал доливать в рюмки, а внутри - холод, холод, жуткий холод от чего-то страшного и неотвратимого!

      -А-а, здесь-то и самая фишка!- поднял Сергей рюмку. – Будем! Иль подождем пельмени?

      Юрка уже выпил, замотал отрицательно головой.

      -Тогда - за нас! Давай, Сань!

      Сергей выпил и продолжил:

      -Он, дурак, в Сетях кое о чем обмолвился. И все! Засветился! Кирдык! Наши зацепились. Сейчас раскрутят… Раскрутят, никуда не денется!

      -А разве можно вычислить, где живешь, по компьютеру?- у Сашки оставалась еще какая-то  надежда, и он цеплялся за нее изо всех сил. – А вдруг он в Австралии живет?

      Ребята от души рассмеялись.

      -Ну, Сан, ты и «чайник»! Да хоть в Антарктиде! Пей давай!

      И Сашка выпил.

                                               .     .     .

      «Алекс, тёзка! Исчезни на время, друже! Везде «флажки».

                                               .     .     .         

      -Сколько здесь?- она осторожно взяла деньги.

      -Десять тысяч. Весь отдел с премии сбросился,- Сашка мерил  комнату шагами и курил.

      -Врешь ты все,- растерянно сказала Светка. - Свои сгоношил… от семьи… Саш, не надо, а?-  жалобно попросила она.

      Он остановился. Прищурился и  посмотрел на нее как-то зло, нехорошо.

      -У тебя сколько сучек течных?  Пять штук Славке дашь на бензин. И восемь сучек стерилизуешь. На восемь хватит… Все-таки полегче вздохнем…

      Она не ответила. И даже голову опустила. Почему-то не хотелось ей смотреть в Сашкины глаза. У Сашки всегда другие глаза были. Не раненые.

      -И вот еще… Просьба к тебе, Свет. Я сегодня снова в командировку еду. Бог ее знает, когда вернусь. Сохрани пока…  Да не бойся ты!- он раскрыл конверт. – Не наркотики это! Видишь? Флешка! Дома хранить не хочу. Попадется еще жене на глаза… А я приеду - заберу, ладно?

      Она неловко, той же рукой, что сжимала деньги, взяла конверт.

      -Деньги я, тогда, в конверт положу…

      -Я сказал: сохрани флешку! Спрячь куда-нибудь!  А деньги - истрать! Что мне, самому сейчас Славке отдать? Я могу! Я и в ветеринарку могу заехать,  стерилизацию проплачу заранее! Ты этого хочешь?

      -Ладно, Саш, поняла я все. Не волнуйся. Все сделаю, как ты попросил,- сказала она.

      Пусто у нее на душе было.

      Поняла она: прощается Сашка.

      ГЛАВА  10

      Суд над уже бывшим капитаном МВД Александром Шелехом состоялся в конце ноября.

      Обвинение боялось, что дело рассыплется еще до суда. Но шумиха, поднятая вокруг серийного садиста, вынуждала торопиться. Факты были налицо. Факты признавались обеими сторонами. Не было лишь побудительной причины. Но факты-то были! А причина… Мужиков он, может, ненавидит… В возрасте от 17 до 43 лет…

      Его арестовали в начале осени.

      Он признался во всех совершенных им преступлениях. Рассказывал долго и обстоятельно: как, где и когда это делал. Об одном только не сказал ни слова: почему…

      Потерпевшие тоже об этом молчали. Все девять человек. И когда встречались с Александром на очных ставках или на следственных экспериментах, то отводили глаза в сторону.

      Зал был полон.

      Обвинение просило восемь лет.

      Защита просила о снисхождении: безупречная служба, порядочный семьянин, хорошие отзывы соседей, друзей… Передовик с Доски почета. Икона.

      Последнее слово Сашки показалось странным. Он признался во всем. И не попросил о снисхождении. И прощения у пострадавших не попросил. А они сидели здесь же, в зале, и не смотрели на своего изувера.

      Напоследок он встретился с кем-то из толпы глазами и громко сказал:

      -А письмо в конверте надо отправить. Там и адрес есть.

     И сел. Наступила непонятная тишина.

     Приговор гласил: 5 лет.

     Защита заявила о подаче апелляции.

                                               .      .      .

      «Здравствуй, Саша.

      Извини, что пишу в «личку». Ты сам как-то свой e-mail обозначил. Просто   мне не к кому больше обратиться.

      Сохрани, пожалуйста, данные, которые  высылаю через свою хорошую знакомую.  Лучше всего - на флешке. А в компьютере все сотри. И вообще - сотри, пожалуйста, всю нашу переписку. Если Бог даст - попрошу данные с флешки обратно. Верится, что Бог даст… Хотя бы через несколько лет…

      Очень жаль, что так и не встретились никогда. И даже не знаем, кто где живет.

      Предчувствие какое-то нехорошее меня гложет. Знаешь, как это у собак иногда бывает?.. Вот и со мной так. Да ты ещё предупредил…

      А по поводу нашего вечного с тобой спора… Не может, Саша, быть оборотной стороны ни у зла, ни у добра. Демагогия все это. И зло наказуемо. И за добро воздастся. Я уже это проверял - перепроверял много раз. Для себя я все решил.

      Все, заканчиваю.

      Удачи! Жму лапу.

      Алекс.

      Р. S. А все-таки жаль, что так и не встретились, тезка.

      P.P.S. Посмотри еще один ролик. Девчонки мои из «Потеряшки»  нашли в Инете. Про собаку… Про Боню…    http://tv.delfi.lv/video/ajidrrzm    Смотри, Саша, смотри… Смотри, тезка…»

      Сашка просмотрел прикрепленный к письму файл с данными. Затем нашел ролик. Включил. Заиграла музыка. И пошли кадры.

      Ролик кончился. И снова автоматически запустился.

      И кончился. И снова запустился.

      И кончился. И запустился.

      Шумно открылась дверь.

      -Пап, это у тебя так громко играет?..- раздался за спиной голос дочери.

      И следом - сын: -А тебе, мелкая, что, не нравится?..

      Александр потушил экран. Не обернулся. Кашлянул несколько раз, выдавливая комок из горла.

      -Ребятишки, где у нас сумка дорожная?

      Молчание.

      -Я сейчас в командировку уезжаю…- добавил он глухо.

      -Ты чего это?.. Никогда же не ездил!

      Дети замерли в дверях, ожидая ответа.

      -Напарник у меня… заболел… Кому-то заканчивать надо начатое… И флешку вот… Дяде Юре отдайте, он разберется… Или дяде Серёже… Это по работе…

      Отец, наконец-то, обернулся.

      Два продолжения жизни настороженно смотрели на него. Вороное и русое. И следом, толкаясь в ногах, втиснулась хвостатая троица. И тоже выжидательно замерла на пороге.

      -Езжай, пап.- Дашка впервые видела у отца слезы. – Справимся. Да, Степашка?- она с трудом подняла лохматого щенка.

      -Чё ты, бать?.. Кончай! Дашка правильно говорит - справимся!- Сережка подхватил Марусю.

      Герта же, не мигая, тревожно смотрела на хозяина.

      -Эх, тезка, что ж ты наделал?!!- чуть не завыл от вселенской тоски Сашка.- По закону же все можно было сделать! По закону! По- человечески!..

      Мутными блестящими глазами уставился на калечного счастливого Степку.

                            -Только как это: по-человечески?..

      ЗАПАХ  ЖИЗНИ

                                                «А, может, не стоило трогать письма

                                                  И тихо скончаться, как жил…»

                                                  О.Митяев «Почтовый чиновник»

      Сегодня заработную плату выдали вместе с квартальной премией.

      Адищев пересчитал деньги в конверте и положил в карман.

      Большие деньги. Около сорока тысяч. По их городским меркам - богатство. Эх, съездить бы сейчас куда-нибудь с Татьяной, с женой! Ведь нигде же не были! За сорок уже обеим! С хвостиком! Внуки уже!..

      А куда поедешь? Резину зимнюю надо купить. Танюха телевизор хотела поменять на «плазму» и вообще…

      А чего:  «вообще»?.. Съездили бы…

      -Ну, ты как, с нами?..-  Сослуживец Иванов навис громадой над его столом.

      -Само собой! Тем более - зарплата…

      -Только, Сеня, сегодня не в «Стекляшке» - на вокзале посидим. Начальство в командировку посылает. Поезд в девять - успеем…

      -Ну, и пусть… На вокзале  - так на вокзале…

      Одно из немногого, что себе позволял Адищев- это посидеть по пятницам с сослуживцами после работы часа два-три за пивком или водочкой. И кафешка ими была облюбована вполне приличная, недалеко от работы. Но - вокзал так вокзал…Чего традицию-то нарушать? И так их мало осталось в жизни…

      Неудобная была кафешка на вокзале. На первом этаже, от общего зала не отделена, шум, постоянная толчея. Пиво - да! Пиво было отменным! Да они еще понемногу подливали в него «беленькой» из пакета.

      За соседний столик уселась компания бородачей в походной одежде. Рюкзаки сбросили здесь же, в проходе. Один из мужиков побежал в буфет, принес гору беляшей и открытую бутылку коньяка.

      Адищев неодобрительно косился на них:  один из рюкзаков завалился к его стулу, и в ногу что-то уперлось, жесткое, как черенок лопаты. Соседям Сеня ничего не сказал, попытался сдвинуть ногой рюкзак подальше. Но тот даже не пошевелился, будто был набит камнями.

      Так они и сидели за соседними столиками: четверка цивильно одетых менеджеров автомобильной компании, всем лет под сорок-сорок пять, и четверка бородатых людей в походной, пропахшей потом и дымом одежде. И по годочкам-то бородачи были лет на десять постарше. Хотя… кто его знает… может, это бороды их так старили… не разберешь…

      -Альпинисты!- значительно сказал Иванов и даже палец вверх поднял.

      -С чего ты взял? Геологи, может…- Генка Кудрин оглянулся по сторонам в поисках «органов», нигде тех не обнаружил и долил водку в пивные кружки.
      -Альпенштоки!- все так же значительно держал палец Иванов.

      -Что за дурацкое развлечение?- буркнул угрюмо Гаврилов. Он сам хотел ехать в эту командировку, но выпало Иванову. – Как дети… Тешатся, чем не попадя… Внуки, поди , уже есть- нет! Лезут, сопли морозят! Романтики, ядри их!..

      -Чего ты… Красиво, может…

      -Ага! В туалет по-человечески не сходить: все на лету замерзает. Красоты… Вот ты в Таиланде был?- он целиком повернулся к Иванову. – А на Мальдивах? Вот это я понимаю: романтика и отдых! А здесь… В детство играют… Наливай!

      Адищев не прислушивался к спору. У него вдруг закружилась голова. От соседей пахнуло костровым запахом и почему-то копченой рыбой - и у него закружилась голова.

      -Чего это я?.. Нервный какой-то стал… Опять Генка, гад, «паленку» взял, что ли?

      И пока «свои» спорили, он тронул одного из бородачей за плечо.

      -Мужики, вы альпинисты?

      Тот внимательно на него посмотрел, кивнул.

      -В горы?

      -Нет, уже с гор,- и улыбнулся. И сразу стало видно: действительно, за пятьдесят ему, далеко за пятьдесят.

      -Ну, и как там?.. Интересно? Красиво?

      Мужик продолжал улыбаться, но глаза были серьезными.

      -По-разному… Тебе бы там не понравилось.

      -Почему? – удивился и отчего-то обиделся Адищев. Голова продолжала кружиться все сильнее и сильнее.

      -Трудно там очень,- ответил тот и выпил свою порцию коньяка.

      -Трудно!.. Ему не трудно, а мне трудно!.. Я лет на пятнадцать  его моложе, а ему не трудно!.. И почему от него рыбой копченой несет?.. Откуда она там, в горах?..

      Он повернулся к своему столику. Мужики продолжали спорить. Полез в карман за сигаретами и нащупал конверт с деньгами. И голова перестала кружиться. И хмель ушел.

      Адищев полез во внутренний карман. Да, документы на месте.

      -Я сейчас,- сказал он и встал. Никто не обратил на него внимания: вовсю собачились, что лучше - Мальдивы или Кипр?

      И лишь бородач из-за соседнего столика долго  смотрел ему вслед.

      Телеграмму своим он выслал уже через два дня: чтобы не волновались и не будоражили разные морги и больницы. И так же, телеграммой, отпросился в отпуск. Обещал вернуться через месяц. Через месяц и вернулся.

      Скандалище дома был - тот еще! Все собрались: и жена, и сестры ее, и сын с невесткой и внуком…

      -Идиот! Гад такой! Если б ты знал, что мы здесь пережили!!!- кричала в истерике Татьяна. – Всех обзвонили!!! На одних уколах жили! Да еще с такими деньжищами!!! Что мы подумать могли?! Убили где-нибудь!!! И хоть бы позвонил!!!

      Внук закатным рёвом трясся на руках у невестки. Сестры кивали головами и поддакивали.

      Адищев же, как блаженный, с улыбкой ходил по комнате, открывал шкафы, гладил вещи, книги, фотографии.

      -Чего молчишь?! Где был?!

      -А я, Тань, билет на поезд взял и по Сибири немного прокатился…

      -Немного прокатился!.. То-то и видно!.. Как бомжара выглядишь! Вонь одна от тебя! Вонь да грязь!

      -Ничего, Танюш, это временно все…

      -Временно!.. А деньги?!! Спустил все?

      -Нет, Танюш, я тебе двадцать тысяч привез… Остальные потом…

      Сын, молчавший до этого и смотревший на отца глазами того, бородатого альпиниста, спросил тихо:

      -Ты где был-то, батя?

      -А я, сынок, бакенщиком на Енисее работал. Огни на ночь зажигал…

      -Ты ж говорил: в отпуск отпросился?..- опешила жена.

      -Ага,- Адищев продолжал ласково улыбаться. – А теперь, вот, за расчетом приехал…

      -За каким расчетом?!!- заорала жена. Невестка с внуком чуть ли не бегом шмыгнули в соседнюю комнату. – Ты когда, скотина, по-человечески жить будешь?!! Что ты нам всем нервы треплешь?!!

      -То-то я чую: рыбой от тебя копченой пахнет,- спокойно сказал сын и улыбнулся так же, по - отцовски. – Трудная работа?

      -Трудная, - отец поднял на сына глаза. – Но ты бы справился…

      Он снял с полки несколько футболок, трусы, носки, трико. Посмотрел на костюм- и повесил обратно.

      Жена уже не кричала. Она сидела на стуле, безвольно бросив руки на колени, и беззвучно плакала. Лицо сморщилось, и  по этому, враз постаревшему лицу катились слезы. Зато сестры что-то негромко и не прерываясь ей говорили.

      -Таня,- Адищев продолжал складывать в чемодан необходимые вещи. – Я же и за тобой приехал. Если захочешь…

      Та покачала головой, не сказав ни слова.

      -Как хочешь, Таня. Если надумаешь - я тебя всегда ждать буду…

      -Да бабу он себе нашел!- вдруг громко сказала одна из сестер. – Чего перед нами-то юлить?!  А то: огни он зажигает!.. Крутит здесь!..

      Адищев ничего не ответил. Застегнул чемодан.

      -Извини, Танюш… Приезжай, я буду ждать…

      -Приедем, батя. Летом отпуск дадут - приедем. Наладится все. Всему свое время. Мамка у нас хорошая…

      Сын вышел проводить его до двери.

      -Ты… это…- Адищев сглотнул комок. – Не вернусь я сюда больше. Ты, сынок, поговори с матерью… У меня правда никого нет. И не было никогда… На заимке живу. Один.

      -Ничего, батя, ничего… Образуется все… Мы еще и с внуком к тебе приедем. Но как вкусно от тебя пахнет! Даже голова закружилась!

      Дверь за отцом захлопнулась.

      ПАССИОНАРИЙ

     Буня бросил курить. И завязал пить. Не кодировался, не лечился- так завязал, сам.

      Он и раньше-то пил не очень чтобы… Как все: на праздники, с мужиками в бригаде, на разных именинах- похоронах… Всяко, конечно, было, но в длительный запой не уходил. И на тебе! Совсем завязал!

      Мужики первое время подсмеивались:

      -Чего ты?.. Может, болезнь какая-нибудь, что пить нельзя? Печень там… СПИД… рак?..

      Буня - тридцатипятилетний Матрешкин Анатолий Григорьевич по паспорту - матюгался под нос и отмалчивался.

      Мужики потихоньку отстали от него. Даже зауважали в какой-то мере насчет выпивки: во мужик! Сказал - как отрезал! Характер!

      Самое интересное было то, что все праздники-пирушки Буня продолжал посещать, как и прежде. Говорил, может, только поменьше… Да и  чего балаболить-то с сухим горлом? А в остальном - все по- старому: закусывал, забивал «козла» и даже стакан свой со всеми поднимал. Правда, с чаем.

      Но стали мужики постепенно замечать, что даже то, немногое, что он излагал, как-то не стыковалось с общим настроем компании. И тем более- с прежним образом жизни Буни.

      Буня ненавязчиво, тихой сапой, как горьковский Лука, проталкивал в массы идею о вреде алкоголизма. То вдруг ляпнет тостом «Дай Бог последняя!» или «Не быть добру!». То притащит брошюру о зачатых по пьянке детишках - калеках. То вдруг, сволочь такая, вспомнит умершего пять лет назад от алкоголизма Степку Чернова из их бригады. Степка, на самом-то деле, попал под товарняк, но шибко выпимший был, посему все считали: водка сгубила! Вот как после Буниных слов ее в себя вливать?! Комом в горле встанет!

      Николаич, степенный и рассудительный бригадир, уже пару раз предупреждал того.

      -Толь, ты дурак, что ли? Чего выпендриваешься? Чего под кожу лезешь? Сидишь с нами- и сиди, язык засунь куда-нибудь… Иль разговор общий поддерживай, не доводи до конфликта…

      -А чего я?.. Сочиняю, что ли?

      -Тьфу! И впрямь дурак! Буня - он и в Африке Буня!..

      И вот пришел праздник: день сталевара. Ребята, правда, к сталеварному делу не имели прямого отношения - сантехникой заводской занимались, но завод –то сталелитейный!  Они до этого и (кто симпатизировал афроамериканцам)  день Анжелы Девис праздновали, и за болгар пили в день взятия Шипки, и закон о малых народах Севера обмывали… А тут… Да безо всяких раздумий! Грех великий пропустить!

      Собрались, скинулись, сели после работы.

      Водка была малость теплой (с заморозкой в литейке всегда напряженка), но мужики «осаживали» ее солеными болгарскими огурчиками да зеленым лучком с хлебом. До мясного - «докторской» колбасы - не притрагивались: водки было  еще  много. И до горячего, до чая, было далеко.

      Хорошо сидели, душевно.

      И вот опять этот дефективный завел свои апокрифы: ежели б не Петр 1- хрен бы нас Штаты догнали и перегнали! Трезвый народ -  он, как папа Карло, пашет и пашет! А нам, из-за этого Петра, лишь бы ряшку нарубить! Споил, гад, Россию!

      Николаич пару раз попробовал одернуть его, один раз даже пнул под столом в колено. Но Буня только сморщился от боли и продолжал свое, как при словесной диарее. И все это - закусывая и отхлебывая чай из граненого стакана!

      -Пропили Россию. Куда не плюнь - в больного попадешь! И по сердцу бьет, и по печени, и по заднице…

      -Нет!- твердо встрял в монолог геморроидальный  Колька Устинов. – Водка геморрою не помеха!

      Буня осекся, замолк на мгновение.

      -На потенцию влияет…- продолжил он неуверенно.

      Теперь уже козлом заржал многодетный Николаич: наличие пяти сыновей и трех дочурок его, видимо,  очень развеселило.

      -Это ж каку еще-то потенцию надо, чтобы поболее, а? Помолчи, Буня, дай спокойно посидеть! Ишь чего удумал!- опять хохотнул он. - «Потенция»…  Дурак дураком! Да без этого ни у Распутина, ни у Казановы не работало!

      -Они вино пили,- хмуро оппонировал Буня.

      -Один хрен!- решила бригада. – Все-равно спиртное! И еще надо учитывать, сколько выпито! Ежели вино 12 градусов, то…

      Шумно занялись подсчетами. Цифры друг у друга не сходились: один принимал 200 грамм водки за 400 грамм вина, а другой - за поллитру. Но общий знаменатель подвели: много предки пили, намного больше потомков.

      -Мы- то что!..- надрывался Колька Устинов. – По слегка - да по домам! На своих двоих! А их каретами развозили! Да слуги раздевали!

      -Не ори,- одернул его бригадир. – Чего разорался?

      -А чего он здесь провоцирует?- тыкал Колька на Буню. – Сам ни фига не знает, а туда же: «геморрой, геморрой!»

      -Ну-ну,- многозначительно отозвался Буня и - хрусть! огурцом.

      Кольке не понравилась такая многозначительность. Он набычился, напрягся. Попробовал подняться.

      -Сиди, Коля!- Николаич твердо надавил ему на плечо. – А ты, Буня, вспомни, как еще месяц назад с нами сидел, человек - человеком… Тебя кто-нибудь из наших жизни учил? Не пьешь сейчас - помалкивай в тряпочку, не лезь под кожу…

      -Да вас же, идиотов, жалко!- взорвался притихший было Буня. – Гробите себя этим пойлом! Семьи рушите! Россию пропиваете! Э-эх, з…цы!

      Этого уж бригада не стерпела! Вскочили. Но подличать не стали: толпой не наваливались, давая разобраться с Буней  Кольке Устинову, как наиболее обиженному.

      Николаич по-пенсионерски поспел последним, но вовремя: к первой крови. Оттолкнул Устинова к ребятам, поднял Буню с расквашенным носом, усадил за дальний конец стола, подальше от справедливого гнева народных масс.

      -На, Толян,- сунул ему чистую ветошь. – утрись. Я ж тебя предупреждал, недомерок…

      -Чего они…- всхлипывая красными пузырями гундосил Буня. –Правду же говорил… С кулаками сразу… Жлоб! Я ж, как лучше… Думал: всех уговорю…

      -А тебе накой это надо?- внимательно посмотрел на него бригадир. – Горбачева переплюнуть хочешь?

      -Не-е… Трудно мне, Николаич… одному… не пить… «Рено» хочу… «Логан»… Думал, накоплю, куплю, потом… попью… покурю…

      У Буни опять надулся красный пузырь.

      -Утрись! Иди в душевую, умойся…

      Буня, оглядываясь на ребят, поплелся в душевую, прижимая ветошь к разбитому носу.

      -От сучонок!- задумчиво проговорил Николаич, провожая его взглядом. – «Россия гибнет… поднимать надо…» Я и вправду подумал… Крохобор! И Петра Великого еще приплел… Мужики!- повернулся он к ребятам. – Мы сколько примерно выпиваем за месяц? А скоко «Рено Логан» стоит? Скока?!! Да вы что! Вот это да! Ни хрена себе! Это ж сколько лет он, падлюка, нас мытарить хотел?