Не дождался

Шла процессия мимо окна.
Человек эдак десять-
как странно?
Гроб качался - простая сосна.
Следом пес - верный друг ветерана.
Не успели не дочь и не сын,
Не приехали, не прилетели.
Неба синего синяя синь,
А у них почему-то метели.
Телеграмму принес почтальон,
Мол нелетная где-то погода.
Пронесли его мимо окон,
Человек, эдак десять -
народа.
Долго ждал. Не хотел умирать,
Не увидев детей напоследок.
Проклиная болезнь и кровать,
Виновато смотрел на соседок.
"Вы простите меня, старика, -
говорил со слезами и дрожью -
Потерпите родные пока,
Дочку с сыном увидеть я должен".
Повезло же старухе, она
Попрощаться со всеми успела
И в объятиях сладкого сна,
Улыбаясь душа отлетела.
А отец...в чем виновен отец?
Прошагавший войну до Берлина,
На рейхстагской стене под конец,
Начертав имя первенца-сына.

...Терпеливая, добрая смерть,
Повздыхав не продлила отсрочку.
Не смогли дочь и сын прилететь.
Не дождался он сына и дочку.

Осеннее

Стол накрою в саду и друзей позову.
Перебором по струнам пройдусь.
Лист кленовый кружась, упадет на траву,
Услыхав про осеннюю грусть.

Пьяно пальцы мои побегут по струне,
Ноты зная давно наизусть.
Может лучше мне спеть о звенящей весне?
Только я почему-то про грусть.

Не кори, не ругай за печальную песнь,
Я сегодня тоскою, упьюсь.
Знай, в печали осенней хорошее есть,
Добротою окутана грусть.

Пусть  бокалы друзей заиграют вином,
Краской осени бархатной, пусть!
Упадет на траву, откружившись листом,
Очень тихая, нежная грусть.

Я за полночь друзей провожу со двора.
С каждым, пьяно, из них обнимусь.
До кровати дойду, отосплюсь до утра,
А с рассветом забуду про грусть.

Не зови ты меня хулиганом.

Словно страсть, расплескав по стаканам,
жарко губы целую твои.
Не зови ты меня хулиганом,
ты любимым меня назови.

И себя не считай безрассудной,
под чинарой, мне ночь подарив.
Не такой уж, поверь, я беспутный,
твой воруя, медовый налив.

На заре, провожу до крылечка,
и тебе положу на ладонь
Золотое, как солнце колечко,
обжигающее, как огонь.

А по осени жди у окошка
хоровод, пьяных свАтов моих.
Вьется к дому любимой дорожка,
льется песней, наивный мой стих.

О чинаре, цветущей дурманом
и о страсти горячей в крови.
Не зови ты меня хулиганом,
ты любимым, меня назови!

Уроки жизни

РаскроЮ душу рифмою строк,
Обнажу рану лезвием мысли.
Я усвоил один лишь урок –
Если в небо, то в самые выси.

Если вглубь, то на самое дно,
Чтоб почувствовать истину боли.
Пестроты наших дней полотно –
Лоскутов бесконечное поле.

Спотыкаясь идя по нему,
Мудрость, губкою жизни вбирая,
Понял я... Не дано никому,
Мерить поле от края до края.

Что нельзя не запачкав сапог,
Добираться по полю до славы.
Вверх идти есть немало дорог,
Только легче свалиться в канаву.

Забираясь  на солнечный трон,
Надо помнить!..  
                            И солнце когда-то,
Камнем свалится за горизонт,
И у солнца бывают закаты.

Только я «середин» не люблю.
"Середина", как клетка для птицы.
Душу рифмою строк раскроЮ  -
Или вниз, или искрою взвиться!

В чайхане

                     Посвящается всем друзьям когда либо ,
                     ухавшим из Баку.

Я за столик уселся лениво,
И любуюсь каспийской волной.
Надо мною красавица ива,
Веткой клонится над чайханой.

Мир объездив, спешу непременно,
На Приморский Бакинский бульвар.
В чайхану, где шипит толстостенный
Старый медный пузан-самовар.

Постаревший чайханщик узнает,
Сыр подаст и горячий лаваш.
В «армуды»*,  крепкий чай наливает …
Я ему – «Миннятдарам,  гардаш!»**

«Как живешь? Сколько лет  здесь ты не был?»
- Улыбаясь, он спросит меня.
Отломлю я горячего хлеба,
чайной ложкою громко звеня.

Ароматный глоток отпивая,
Расскажу старику я о том.
Как сбежавший однажды из рая,
Не нашел его в месте другом.

Потрепала судьба словно ветер,
Парус шхуны разбитой моей,
Только знаешь, старик, я не встретил,
Что-то лучше, чем «город Огней».***

И «откроюсь» ему, по секрету,
Оброню как бы вдруг, невзначай -
«Много видел, чего я по свету,
Но вкуснее не пробовал чай».

Улыбнется мне хитро чайханщик,
(сколько с ним мы не виделись лун?),
Отодвинет на край свой стаканчик:
«Извини, я к гостям. «Нуш олсун!» ****

Да, и я задержался здесь слишком.
Под стакан  положил две цены.
Возвращает мне деньги мальчишка:
«Дядя, счет Ваш… - за счет чайханы»!

      * - грушевидная форма стакана, для чая
      ** - «Благодарю, брат!» (азерб)
      ***- одно из названий города Баку, второе - «город Ветров»
      **** - Приятного аппетита (на здоровье!) (азерб)

Художник

Писал художник маслами натуру,
Работал мастер в жанре «ню»,
И это волновало тетю Нюру,
«Собкора», неизвестно чьей-то, «Нью…».

Художник стар, и юную натуру,
Не торопясь, в шедевр возводил.
«Так-так, - решила тетя Нюра, -
Маэстро, не иначе, педофил».

К соседям всем, ну а потом в газеты
Сенсацией попала эта весть.
И за сюжеты, голые портреты,
Был вынужден надолго мастер "сесть".

Не выдержало сердце мэтра срама
И камерных заляпанных окон.
Художник умер, но не в этом драма.
Картину продали … за миллион...

Путеводитель по городу

Лучом коснувшись минарета,
Растаял день в огне заката.
Скользит туман по парапету,
Сырою, сумеречной ватой.

За осенним листопадом

Приходила ты с расветом.
Уходила ты с закатом.
Только было это летом,
А теперь под листопадом,
Ухожу я дальше в осень,
Где ее сжигает дворник.
Проливает небо слезы,
Омывая старый дворик.
За оградой нашей старой,
Соловья уже не встретить.
У фонтана под чинарой,
Замерзает в камне лебедь.
Жаль...
Ушли в туман рассветы,
Затерялись за закатом.
Далеко осталось лето
За осенним листопадом.
Дворник грязною метелкой,
В дым костра метет багрянец.
Лето, сказкою недолгой,
Откружила бальный танец.
И хрустальную карету,
Провожу я грустным взглядом.
Отшумело наше лето
За осенним листопадом.

  В 2014 году, гостил у дочери в Берлине. Решила дочь свозить меня в Париж, так сказать , приобщить к европейской культуре. Вот что из этого получилось. Этот стих (если его можно называть таковым), нашел сегодня перебирая старые записи. Решил поделится с вами и улыбнуться. Французские слова в стихотворение, это все что я знаю на этом языке.

* * *

Осень.
        Вечер.
                Бар.  
                     Отель.
Смуглый с бабочкой бармен.
Сквозь соломинку коктейль.
На стене - Софи Лорен.
За спиною полумрак,
Светомузыка теней.
А по мне родной кабак,
И уютней и милей.
А по мне родной простор
Лучше всяких Монте - Карл.
Здесь месье, а там сеньор.
Да куда же я попал.
Другом некого назвать.
В голубых тонах тону.
Извини старуха-мать.
Глупый сын идет ко дну,
Я теперь же и сейчас
Убегу из этих Канн.
Эй, бармен, (в который раз),
Водки до краев стакан.
Надоел мне Ваш гламур.
Жаль, что нету огурца,
"Силь ву пле, мадам. Бонжур"!
Все без русского словца
Елисейские поля,
Рябь от "луврских" картин.
Этот самый  "ву а ля" 
Мне теперь, как «озверин».
Водки, повтори еще
Арманьяком не трави.
Водку нам, а вам крюшон.
Такова вот "се ля ви".
Надоела ваша спесь,
Я домой хочу, бармен.
Мне одно по нраву здесь-
На стене – Софи Лорен!

Почитай мне стихи, затопи мне камин

Приготовь мне отвар от печали сердечной,
Чтобы все позабыть пережитое мной.
Чтоб на станции той, что зовется "конечной",
Все обиды свалить багажом за спиной.

Застели мне постель простыней белоснежной.
Чай горячий налей с самоварным дымком.
Будь, как прежде со мной удивительно нежной -
Будь сегодня такой, а не завтра… потом.

Затопи мне камин, чтобы мог я согреться.
Почитай мне стихи в эту лунную ночь.
Пусть набатом стучит беспокойное сердце,
Отгоняя беду, чистой рифмою, прочь.

Приготовь эликсир мне волшебной настойкой.
Из цветов луговых грудь бальзамом натри.
Урони на окно луч рассветный, иголкой.
Прошивая судьбу, ниткой новой зари.

Сделай, так как прошу, подари мне надежду.
Бесконечной не может быть эта игра.
Я устал находиться подвешенным, между
Тем что, будет потом и что было вчера.

Я хочу чтоб «сегодня» мое не кончалось.
Я хочу слушать дождь, в сквере шелест осин...
Подари мне надежду,  пусть самую малость,
Почитай мне стихи, затопи мне камин. 

          Феникс

В дурмане колдовского дыма
Угли, разворошив до жара,
Веду себя неутомимо,
В страну опасного пожара.

Оставив за спиною стужу,
Вступая в бой с самой судьбою,
Я обогрею битвой душу.
Мосты, сжигая за собою. 

Дороги завалив камнями,
Отрезав путь к былым началам,
Войду в бушующее пламя,
Навстречу с грозовым причалом.

И в бликах всполохов зарницы,
Сверкнет, как молния мой парус.
Я Феникс – "Огненная Птица",
Я страсть, похожая на ярость.

В одну черту сведу дороги
И все земные параллели.
Пройду по ней, презрев тревоги,
Пылая факелом...  
                          До цели!

Поэт и шах

Шах

Призвал к себе поэта шах
                     и вел с ним разговор,
Пытаясь грусть понять певца,
                     что поселилась в нем.
Стоят визири пряча страх,
                     потупив в землю взор,
Боясь взглянуть на наглеца, 
                     что звался соловьем.

Скажи поэт, придворный мой,-
                     - раздался глас царя -
В чем грусть твоя заключена
                     и почему печаль
В твоих стихах сквозит тоской,
                     хотел понять бы я.
Мне в них душа твоя видна,
                     что птицей рвется в даль.

Тебя ребенком я привез
                     из дальних диких стран.
Я отворил врата дворца
                     тому, кто был рабом.
В саду своем вечерних роз
                     я вырастил тюльпан,
Что превратился в мудреца,
                     в саду чудесном том.

Но ты печален. Почему
                     стихи твои грустны?
Я в стрОках слышу только боль,
                     в них мрак скрывает свет.
В них  стужа порождает тьму
                     в преддверии весны.
Поэт придворный, так изволь,
                     дать шаху свой ответ.

Поэт

Крадусь по памяти своей
                     во тьме тревожных лет,
Надеясь сбросить пелену
                     с усталых глаз своих.
Я в царской клетке соловей,
                     мне радости в ней нет.
В твоих покоях, я в плену
                     и мой печален стих.

Великий шах, пойми одно,
                     в шатре златом твоем,
Рабу не мил дворцовый свет
                     и я ему не рад.
Горчит хозяйское вино
                     сжигает плоть огнем.
Несладким кажется шербет,
                     что на губах, как яд.

С высоких тронов не узреть
                     печаль простых людей,
Царю царапинка своя
                     чужих страшнее ран.
Нет разницы какая клеть
                     рабу, что спрятан в ней.
Свобода манит соловья
                     не золотой зиндан.

Когда бы шелковый халат
                     я сбросил с плеч своих,
С пустой сумою за спиной
                     отправился бы в путь.
Встречал рассветы и закат,
                     рождая новый стих,
То был бы в нем мотив иной,
                     в строках иная суть.

Игра

 8 декабря 1991 года, в Беловежской Пуще три
лидера, бывших Советских Республик, подписали
"Соглашение…". Так была закончена история государства
СССР. Так воцарился хаос..

 I

Раздоров, порождая гущу,
Одним лишь росчерком пера.
В дубраве Беловежской пущи,
Велась нечистая игра. 

И на сукне, крапленой картой,
По воле злобной, сатаны,
В угаре пьяного азарта,
Побили масть моей страны.

Червонный цвет замазан черным –
Была страна, и нет ее.
В дубраве, в домике игорном,
Резвилось в карты «воронье».

Изорвана, как плоть на части,
Держава прадедов,  отцов.
Мы оказались в волчьей пасти
Трех беловежских подлецов. 

Царь Михаил, простой воришка,
На троне руки потирал.
В его презренную кубышку,
Презренный сыпался металл.

Мутнели  звезды на погонах,
Бледнея и теряя свет.
За океаном в «пентагонах»,
Вели подсчет своих побед.

Кромсая «атласы» границей,
Все проиграли без войны.
Безлики стали наши лица,
Оставшись без лица страны. 

Знамена славы, под ногами,
Заброшены. Лежат в пыли.
Их топчут ныне сапогами,
Мешая с кровью прах земли. 

Историю переиначив,
Смывая водкой горькой честь,
У сатаны на пьяной даче,
Свершилась чья-то злая месть.

Святыню памяти ославив,
Под росчерк пьяного пера,
Гуляли черти по дубраве,
Игралась грязная игра. 

II 

В тот день «ура» кричали люди -
Бери, что хочешь и беги.
Ах, как же ум порою скуден,
Когда растеряны мозги. 

Мы независимость черпая,
Себя вгоняли в кабалу.
Анархия казалась раем,
На этом чертовом балу.

Летела с постаментов бронза,
Величие времен былых.
Кипел, бурлил котел угрозой,
Шипя парами лет лихих.

Не это ли, «Заря Свободы» -
Донбасс, Чечня и Карабах.
Мы воздвигали эшафоты,
С колодами кровавых плах.

В упор расстрелянный парламент –
«Вперед, друзья, на правый бой!»
И в окна брошен был не камень…
- Снаряд наводкою прямой.

Как «романтичен» запах смерти,
В «разборках» свист свинцовых бит.
На божий свет полезли черти.
За каждым чертом черт стоит.

«Бери и властвуй, сколько можешь!» -
Летел над толпами девиз.
И вот берут, сдирают с кожей.
В тартары нас, толкая, вниз.

Герой Отечества вчерашний,
Врагом ему сегодня стал.
Итог картины этой страшной –
В своих стреляет генерал.

Мы не того с тобой  желали,
На площадях, срывая глас,
Чтоб леденящий скрежет стали,
Закрался страхом липким в нас. 

Там в Беловежской белой пуще,
На центр круглого стола,
Земли одна шестая суши,
На кон поставлена была. 

III 

«Парад свобод», итогом краха,
По нашим катится плечам.
Да здравствует топор и плаха,
Ура, Державы, палачам.

В витринах снеди изобилье,
А в душах мрак и пустота.
Покрылась темным слоем пыли,
Когда-то светлая мечта. 

Нет, не хотели мы раздора,
Но кто-то нас к нему  подвел.
Прикованы к столбу позора,
Кипит бесчестия котел. 

С мечом, бросаясь друг на друга,
О братстве, дружбе позабыв,
Бежим от молота и плуга,
Вскрывая бешеный нарыв. 

Идем в «крестовые походы»,
Навстречу нам летит «джихад».
Ура, тебе «парад свободы»…
Как этот рай похож на ад.

Не время ли во имя чести,
Развеять подступивший мрак?
Сильны мы будем только вместе,
Все пальцы, сжав в один кулак.

Сотрем позорные страницы,
Откроем новой книги, том.
Сметем ненужные границы,
С нуля построим общий дом. 

И будет старого он лучше,
С глазами светлыми, окон.
И в Беловежской белой пуще,
Не станет ставкою на кон.

***

  Бакинский фаэтон

Стеклянная воронка, песочные часы.
От зноя убегая, спешу к простору волн.
На площади "Азнефти"*, зовут меня в такси,
Но я решил сегодня, дождаться фаэтон.

Подкованная дробь доносится не скоро.
И все же он приехал.  "Ну, здравствуй дорогой!
Вези меня скорей от суеты за город…"
- "За доллары, манаты**, хоть до Москвы самой!" 

"Полсотенка" легла на бархатные  кОзлы.
И вот сорвавшись с места в полуденный азан***,
В расплавленный асфальт впиваются колеса.
"Вперед по Апшерону****  в уютный Мардакян*****!" 

Пока  дорога - путь несет меня далеко,
Расскажет фаэтонщик легенду или быль.
Я слушаю его под мерный гулкий цокот,
Летит в лицо навстречу, прожаренная пыль. 

Глаза свои, закрыв под голос монотонный,
Заснул неосторожно. И тихий  скрип колес,
Навеял крепкий сон в тени шелков фургонных.
Видения уводят в  страну тревожных грез.

Я в латах золотых лечу на  колеснице.
Над миром, над землею меня проносит сон.
Взмываю к небесам и падаю, как птица,
Я тот в кого вселился безумец Фаэтон.

Сжигаю города, кипят моря и реки,
Леса в одно мгновенье  превращены в золу.
И гибнут на полях пшеничные побеги,
И пляшет, пляшет Молох на огненном балу. 

Над бездною огня безумству нет предела,
Рассержен Бог – Юпитер творением моим.
Нацелены в меня, заточенные стрелы.
Я так неосторожно взобрался на Олимп.

Суров вердикт богов - наказан за безумство,
Рассеян в брызгах света, мятежный Фаэтон!
Светящейся искрой безумец обернулся.
Остался он в легендах, остался в мифах он...

И сколько этих брызг дождем с небес пролито,
Усеяв огоньками мой древний  Апшерон.
Не эта ли искра летит из-под копыта?
Не в  огненных ли брызгах рождался "фаэтон"?

"Азнефть"* -  одна из площадей в г. Баку 
Манат ** - валюта Азербайджана
Азан*** -призыв с минарета мечети к молитве
Апшерон**** - полуостров на берегу  Каспийского моря,
                         где расположен Баку 
Мардакян***** - курортная окраина Баку

           Тени

Уходим в бездну дней рутинных.
В глазах давно потухший свет.
Лежит на дне в лохмотьях тины,
Когда-то гордый наш корвет.

Нет парусов, гнилые мачты,
Под илом липким спит корма.
Размыты штурманские карты,
В тиши безмолвья правит тьма. 

Штурвал разбит, и спит в пучине,
Свободы нашей капитан.
Все наше прошлое отныне,
Смывает грязный океан. 

И мы уже давно лишь тени,
Послушных зомби длинный строй.
Псалмами льстивых песнопений,
Творим молитвы под водой. 

Стоим безропотно в сторонке,
Позором славных прошлых лет.
В спирали бешеной воронки
Погиб бесславно наш корвет.

В прогибе вечном гнутся спины.
Присуща нам безликость лиц.
Глядим на мир сплошной рутины,
Пустыми дырами глазниц.

Смирившись с рабскою судьбою,
Собой заполним серость дней.
Мы сдали прошлое без боя,
Мы стали армией теней.