Форум

ПРО ЕРЕМУ
сказка

Давно это было – когда еще самолеты по воздуху не летали, теплоходы по морям не плавали, электровозы по рельсам не ходили. Жил в то время в деревне Ерема с матерью. Хорошо жил: шаньги с пирогами ел, вечерами и ночами гулял, днем отсыпался. Матери он мало в чем помогал. Поэтому она бедная почти всю работу на себе несла, не попрекала сына, а у того ни ума, ни совести – сидел на материнской шее.
Но вот как-то раз, зашел в деревню коробейник – мелкий торговец, весь товар которого в одном коробе умещался. Высыпал деревенский народ коробейника встречать, обновки купить, новости послушать. Коробейник – словоохотливый малый: говорит-говорит, а сам потихоньку товар сбывает. Много он новостей принес. Сначала рассказывал о том, что в столице делается, затем на заграницу перекинулся.
— За границей, люди добрые, чудеса творятся! – заливался соловьем коробейник. – Мой хозяин вернулся оттуда – сказывает: яблоки янтарные там растут, семечки у этих яблок из чистого золота. Там же и свистун-птица живет. Свистит она оглушительным свистом. От того свиста иные листья с деревьев осыпаются, на землю падают, в серебряные монеты превращаются. Умные люди эти иноплеменцы, не в пример нашим лапотникам, они ящик-говорящик изобрели. Прошепчешь в ящик – он полным голосом повторит все, что ты нашептал. Но самое удивительное в том царстве-государстве – телега без колес. Ездит телега сама, без лошади, летает по небу без крыльев, плавает по воде без весел. Очень богато иностранные люди живут, они даже счет деньгами потеряли, поэтому деньги у них на улицах под ногами валяются. Много бы набрал мой хозяин иностранных денег, только зачем они ему? У него от своих сундуки ломятся.
И надо же тому случиться: Ерема в толпе народа оказался, все про чудеса заграничные услышал – сразу же его на чужую землю потянуло. Пришел он домой и говорит матери:
— Собирай, мать, узелок – за границу подамся, – там люди богато живут, авось и я без труда разбогатею.
— Сказки все это, Еремушка, – начала отговаривать его мать. – Нигде без труда деньги не даются. Разве плохо тебе при матери жить? А на чужбине люди злые – обидят тебя.
— Так уж и обидят! – закуражился Ерема. – Кабы я сам кого не обидел! Зря что ли в нашей деревне я сильнее всех?
Запечалилась мать, поняла – не остановить ей сына, он не только легкоумен, но и упрям: что задумал — оттого не отступится. Собрала она его в путь-дорогу, за порог проводила, но в сердце надежду заронила – вразумит его чужбина, сделает другим человеком.
А Ерема рад радешенек, что родную деревню покинул – идет, песни поет, материнские пироги жует. Долго шел, наконец, в чужое царство-государство пришел, на рынке остановился. Сбежались иностранцы, по-своему лопочут, с Еремы обутки и кафтан снимают. Не прошло и пяти минут – парень в одном исподнем оказался.
— Грабят! – закричал он на весь рынок.
Благо – рядом с ним толмач иностранный оказался, это который нашу речь на ихнюю переводит.
— Никто тебя не грабит, – сказал он, – тебя на сувениры разбирают.
— На что? – переспросил Ерема.
— На сувениры. Ну, на подарки, значит.
— Вам подарки! А я что? В исподнем должен ходить?
— Ты не переживай, – успокоил его толмач, – у нас здесь еще похлеще ходят. Свобода у нас! – в чем хочешь, в том и ходи. Кого хочешь, того и ругай.
— А что? И драться у вас не возбраняется?
— Не возбраняется.
— А если я захочу кому в ухо заехать?
— Заезжай на здоровье.
И Ерема заехал в ухо, мимо проходящему парню. Парень не растерялся, развернулся и сам по Ёремину лицу кулаком проехался.
— Чего же он дерется? – обиделся Ерема.
— А как же ты хотел? – захохотал толмач, – у нас здесь так: сначала ты заедешь кому-нибудь, потом тебе заедут.
Прошла у Еремы обида. Начал он вертеть головой из стороны в сторону. Заметил это толмач, и спрашивает:
— Что это ты высматриваешь?
— На деньги хочу посмотреть.
— Какие деньги?
— Которые у вас, на мостовой, под ногами валяются.
Понял толмач о каких деньгах Ерема речь ведет и говорит:
— Сейчас у нас денег под ногами не увидишь. Прошли те времена, когда они под ногами валялись. Мы их недавно за город вывезли, там и спалили.
— Деньги-то??!
— Деньги. А зачем они нам? Если на них ничего купить нельзя. У нас как: захотел приобрести ружье – неси взамен пушку. Курицу жареную пожелал – отдай теленка.
— А яблони с янтарными яблоками вы случайно не порубили? – поинтересовался Ерема.
— Какие яблони?
— Ну, на которых яблоки с золотыми семечками вызревают.
— Зачем они тебе?
— Отведать хотел.
— К сожалению нет. Но я тебя могу сушеными пиявками угостить.
— Не стану я такую мерзость есть.
— Мерзость... Много ты понимаешь. Да к нам из соседних государств едут, чтобы сушеными пиявками полакомиться. Может ты и лягушек запеченых в тесте не уважаешь?
— Нет! Нет! – замахал руками Ерема.
— И комаров в сахаре?..
— И комаров в сахаре, даром не нужно! Мы и от своих комаров не знаем куда бежать.
— Ну, вот – у вас свои комары, а у нас привозные. Тогда чего же ты хочешь?
— Свистун птицу послушать хочу, от свиста которой листья с деревьев осыпаются и в серебряные монеты превращаются.
Понял толмач, что ничего Ерема о его стране не знает и решил над ним подшутить.
— Свистун птицу, говоришь? Да вон она – на дереве сидит. Только тебе зажмуриться придется, иначе у тебя от свиста глаза на лоб выпрыгнут.
Зажмурился Ерема и стал ждать, когда птица засвистит. А толмач, тем временем, сунул пальцы в рот, да как свиснет ему под самое ухо. Ерема так и присел, забыв глаза открыть. Когда открыл, то не увидел перед собой ни пестрой птицы, ни серебряных монет.
— Где же монеты? – спросил он у толмача.
— Прохожие растащили, – ответил тот. – Слишком долго ты глаза не открывал, вот и растащили. У нас здесь такой нрав: кто первый схватил, тот и прав.
Жаль Ереме серебряных монет. Но, что поделаешь? Расторопней надо быть, там где на ходу подметки рвут. Но тут он про ящик говорящик вспомнил и рассказал толмачу о нем.
— Как же! – гордо заявил толмач, – есть у нас такой ящик. Да вон он – у забора валятся. Засовывай в него голову и шепчи, сколько тебе угодно.
Сунул Ерема голову в деревянный ящик и стал что-то торопливо нашептывать. Когда закончил шептать – ящик заговорил. Вернее, толмач заговорил, склонившись над ящиком. На чужом языке заговорил, непонятном Ереме.
Перестал ящик говорить – вытащил Ерема из него свою голову.
— Ничего не понял, – объявил он. – Я ему на своем языке говорю, а он мне на вашем отвечает.
— В этом нет ничего удивительного, – сказал толмач, – он, ведь, вашего языка не знает.
Пришлось Ереме и с этим смириться, осталось ему только про чудо-телегу спросить, вот он и спросил:
— А правда, что у вас телега имеется? Удивительная телега: она и по земле ездит, и по воздуху летает, и по воде плавает?
— Телеги такой нет, – тяжело вздохнул толмач, – но ты не огорчайся – у нас есть бочка. Чудесная бочка! – она и по земле может, и по воде, и по воздуху. Вон она у бани стоит. Иди, в нее забирайся и до самого утра катайся.
Обрадовался Ерема, подбежал к бочке, забрался в нее. А толмач, не долго думая, крышку к бочке приладил, обручем стянул, уронил ее на мостовую и покатил к речному обрыву. Докатил до обрыва – толкнул вниз. Не долго летела бочка, стукнулась о воду, рассыпалась по дощечкам. Из нее Ерема вывалился, чуть живой. Доплыл он кое-как до противоположного берега и припустил бегом из этого царства-государства в родную деревню.

С тех пор, говорят, он больше никому не верил, что в чужом краю лучше живется. И еще перестал он презирать честный труд, на радость своей матери.

* * *

Ему одно одобрение,

Противного чувствует зуд.

Дерьмо оно удобрение,

На дачу с охотой везут.

* * *

Фрол считал, что горе не беда,

Не берут барыгу нынче беды.

Из себя он выдавил раба,

И продал, что выдавил соседу.

* * *

Школа – к знанию ключи,

Ничего здесь не попишешь.

А ребёнка так учи,

Чтоб дурак из школы вышел.

* * *

Мерзко было испокон

На болоте жабьем.

ВПК и есть дракон

Ненасытный, жадный.

* * *

Так вырвем вражде зубы,

Пусть Каин исчезнет и кат.

И если война – безумие,

Безумию не потакать.

* * *

Редко что даётся даром,

Так, как правило, всегда:

Если ты родился с даром,

Приучайся голодать.

* * *

Подлость – не предмет тоски

Для иных, не шлам…

То ли совесть крепко спит,

То ль гулять ушла.

* * *

У меня в юристах зять –

Точных знаний яма:

"Вам законов не понять",-

Заявляет прямо.

* * *

Бормашина. Кресло. Там…

Как пешком до Триполи…

Зубы сдал как трансплантант,

Всё равно бы выпали.

* * *

На бездетность жалобы –

Нормалёк в натуре бы –

Мужики рожали бы,

Мы Китай обули бы.

* * *

Фотостудия у нас…

Поспешайте… Просим…

Косоглазым хуже – в фас,

Много лучше - в профиль.

* * *

А костру без ветра швах,

Как и полагается.

Даже при сухих дровах

Он не разгораются. 

* * *

Ох, эти халаты белые!

Мы им пожелаем удач…

Прозектор работу доделает,

Что не доделает врач.

* * *

Лет сто так  назад, стало быть,

Назреть мог хороший скандал:

Карл Маркс  товарищу Сталину

И руку бы не подал.

* * *

Птицам полёт не страшен,

Хоть ветер сильней и сильней…

Мельница крыльями машет,

Но не взлетается ей.

* * *

Спор прекратить пора, конечно, -

Пустой бессмысленный аврал.

«Кто виноват?» - вопрос извечный.

Да тот, кто  врал и воровал.

* * *

Не для всех блистают грани,

С золотом шитьё.

А казну не вздумай грабить –

Не вернёшь своё.

* * *

Что он против волн имеет,

Там в глухой нощи?

Этот парус, что белеет,

Борт ладьи трещит.

БЫВАЕТ - 115

С ПОТОЛКА КАПЛЕТ

— Сосед, у вас что, водопроводная труба протекает?

— Нет. С чего ты взял?

— С потолка у меня каплет, вот я и подумал: или труба протекает, или забыли закрыть водопроводный кран.

— Я ничего не забываю, а вот жена моя забыла, что я ей говорил, и уже не первый раз.

— А что ты ей говорил?

— А я ей говорил: «Не лей слез — не заливай соседа снизу, денег на вторую шубу не дам, в старой проходишь».

УБРАЛ

— Вас предупреждали, что личный гараж, следует убрать с детской площадки?

— Убрал. С детской площадки, гараж на лестничную площадку перенёс, ближе к своей квартире.

— Вы что, с ума сошли?

— Не сказал бы. А вот сосед мой, тот, свой гараж в собственную квартиру затащил.

— Ну, народ! На все идут, только бы гаражи за городскую черту не вывозить.

* * *

Врать нехорошо, — соврал сыну отец.

* * *

На носу зарубка.

Надо помнить, брат:

Можно из-за шутки

Тоже пострадать.

* * *

Перестанем топать строем,

На чужое зариться.

Добрых мы дорог настроим,

Дураки останутся.

* * *

С давних пор о лучшем мелем,

Но при этом прём на мель.

Прежде -  свет в конце тоннеля,

Строить надо сам тоннель.

* * *

Ему достаток снится даже ночью,

Довольно интересный господин:

О роге изобилия хлопочет,

Получит, и возможно не один.

* * *

Так оно, разумеется

Мнение безотказное:

Цели у всех имеются,

К ним отношения  разные.

* * *

Мораль и этикет поправ,

Ты поступил как подлый Каин.

Нет, Стенька Разин, ты не прав,

И твой поступок осуждаем.

БЫВАЕТ – 116

СОБЫТИЕ

Вехоткин в медвытрезвитель попал в глубокой степени опьянения. И раньше с ним такое случалось. Правда, в последнее время, реже стал попадать. Два месяца уже не был. Но вот опять угодил. Работники этого серьезного заведения помыли его, причесали, спать уложили.

Утром он стоял перед дежурным.

— Вы меня удивляете, — обратился к нему дежурный.

— Да, — сказал Вехоткин.

— Что — да?

— Вехоткин промолчал. А что говорить? Дежурный продолжал:

— Крепко удивляете. Не вы ли в последний раз уверяли меня: навеки, мол, завязал. Я уже было совсем поверил вам.

— Да, — сказал Вехоткин.

— Что — да?

Вехоткин опять промолчал. Дежурный продолжал:

— Мало того, до нас дошли слухи — на участке, где вы работаете, открылось общество трезвости и вас выбрали председателем общества. Что вы на это скажете?

— Да, — сказал Вехоткин.

— Да! Действительно — да! Веселенькая картина — председатель общества трезвости — в медвытрезвителе. Что же тогда представляют из себя члены, выбравшие такого председателя?

— Да, — сказал Вехоткин.

— Да! Что же заставило вас так напиться?

— Это и заставило.

— Что это?

— Открытие общества и избрание меня председателем. Отметили торжественно.

— В таком случае, почему вас одного сюда привезли? После такого торжественного открытия, наверное, все на четвереньках расползались! А общества, подобные вашему, не открывать — закрывать следует.

Через неделю Вехоткин опять угодил в медвытрезвитель. Произошло новое событие! На участке, где работает Вехоткин, торжественно закрывали общество трезвости.

МОЖНО

— Девушка, я вчера купил у вас стабилизатор для телевизора.

— Ну и что.

— Так он греется как электроутюг.

— А я что могу сделать?

— Я бы обменять его хотел, можно?

— Пожалуйста, — вот берите утюг, он гудит как стабилизатор…

* * *    

  Лета дни своё отпели,

  Отпустил поводья зной,

  Но играет  на свирели

  Ручеёк под той горой.

 Не спешить мы холод просим,

 Но слова его черствы.

 А пока мы входим в осень,

 В аромат цветной листвы.   

* * *

 Вербочку пушистую

 Поднесу к губам,

 Поднесу — не выстою,

 Ласке волю дам.

И притихну паинькой,        

 Словно в сон гребя.

 Да, не засыпаю я,

 А люблю  тебя.

* * *

 Радость была и отчаяние,

 Серость была и стынь.

 Мы с тобой так случайны,

 Как как голубые  листы.    

 Снежность была, и осаженность,

 Ясность пути и дымы.

 Маме твоей  не докажешь,

 Что совместимы мы.

* * *

 Не обойти этого,

 Нету другого пути.

 Лезут напрасно с советами —

 Как нам умней поступить.

 Тянут своё,  тянут,

 Словно слона на матрас.

 Сами пусть лезут в яму.

 Нам же туда не как раз.

* * *

 Вон как вскидывает ноги

 Жеребёнок на лугу;

 В нем восторги вскрылись многие,

 Так я, братцы, не могу.

 Лет за мною вереница,     

 И уныние с кирпичом.

 Мне дано отвеселиться,

 Греть костяшки под лучом.

* * *

 Рвётся с цепи собака,

 Цербером, кажется,звать,

 Самозабвенно вякает,

 Целится разорвать.

 Оберегайся прохожий,

 Может и зацепить...

 Чем-то на страсть похожа —

 Тварь эта на цепи.

* * *

 Воле дорога без края,

 Взгляды её строги.

 А человек скроен

 Весь из блестящей фольги.          

 Воля Всевышнего — Вечность,

Всё обнимает, всё!

 Воля всего человечества —

 Слабый слепок её.

* * *

 Куда-то торопится речка,

 Сопутствует ей лето.

 Она и не знает про вечность,

 Совсем ни к чему это.       

 Даны ей судьбой извивы,

 И гривы песчаные тоже,

 И эти покорные ивы

 Зеркальной водой умноженные.

* * *

 Край неба в чёрных птицах,

 Он занят от сих до сих;

 Что-то им не сидится,        

 Что-то подбросило их.

 Столько зимой их не будет,

 Сам понимаешь ты.

 Даже вороны к югу

 Многие лататы.

* * *

 Захмелеть от тёплых дней,

 И темнинки не останется.

 Златотканный солнцевей

 Непременно расстарается.           

 В травах солнца пятаки,

 Птицы дружно заливаются.

 Надо верить дням таким,

 Зря они не появляются.

* * *

 Крохи, конечно, крохи

 Здесь обрести смог.

И унижений кроме –

Много сомнений, тревог.

 Тряско от выбоин, кочек   

 Нету тропинок и вех.

 Примешь – хотя и не хочешь -

 Это касается всех.

* * *

 Потухли за окнами дали,

 Но звёзд не поспело отточ...

 А что же случится далее? —

 А далее будет ночь.                                              

 И будут тревоги пряди,

 Уверенности шлак.

 И был бы большой непорядок,

 Вот если бы ночь не пришла.

БЫВАЕТ - 117

КАК ГРИШКА ГЛУПЕЙ СЕБЯ ИСКАЛ
(сказка)

Жил дурень в деревне. Силушкой непомерной он одарен был, а к делу никакому не приспособлен. Лень тому виной.
Звали дурня Гришкой. Одни неприятности приносил Гришка односельчанам своим. Если не лень парнем одолевает, то дурь находит. Увидит где стожок сена, сгробастает его и в чащу лесную уволокет: «Пусть теперь хозяин сено из чащобы носит». А то и хлеще что придумает, припрет дверь чьей-нибудь избы огромным валуном, потом пятеро мужиков отодвинуть его от двери не могут.
Маялись с дурнем соседи, маялись, да и решили прогнать его из деревни.
— Иди, – говорят, – поброди по белу свету, потерпи лиха, как мы от тебя терпели, а домой придешь только тогда, когда остолопа больше, чем ты сам встретишь.
Силен был дурень, но общество сильнее – пришлось подчиниться. Завернул Гришка ломоть хлеба в узелок и пошел по дороге, куда глаза глядят.
Долго шел парень и подошел к тому месту, где воз с горшками перевернутый лежал, только вместо горшков одни черепки остались. А рядышком с возом щуплый мужичок сидит, плачет, слезы рукавом вытирает.
— Ты что мокроту разводишь? – спросил Гришка.
— Горшки жалко, – ответил мужичок...
Схватил дурень мужика в охапку и бегом с ним в свою деревню. Прибежал и кричит:
— Вот, люди добрые, нашел остолопа больше чем сам. Горшки, говорит, жалко. А чего их жалеть, когда они все побиты, ни одного целого не осталось?
— Отпусти его, – сказали односельчане. – Ты и дурня-то от хорошего трудолюбивого человека отличить не можешь. Сделай-ка сам хоть один горшок, а потом разбей его ненароком – еще не такими слезами заревешь.
Пришлось дурню снова отправляться в дорогу. День шел, два шел, неделю шел, нигде дурнее себя не нашел, все люди своими делами занимаются, некогда им с Гришкой лясы точить. А без этого разве узнаешь, умен человек или глуп.
И уже совсем отчаялся парень найти остолопа больше самого себя, как вдруг наткнулся на кузницу, что стояла недалеко от незнакомой деревни.
Зашел в кузницу парень и залюбовался, гладя, как кузнец работает. Ударит кузнец-молодец по раскаленному куску металла – во все стороны звездочки отлетают.
— Что, добрый молодец, – спрашивает хозяин кузницы, – красиво?
— Красиво! – отвечает Гришка.
— А не хотел бы и сам так попробовать?
— Мог бы и попробовать, только некогда мне. По белу свету хожу, дурнее себя ищу. А это работа такая, что труднее и не найти. Не помог бы ты мне, кузнец в этом деле? А то меня односельчане домой не пустят, если я дурнее себя не найду.
— Нелегкая у тебя доля, – вздохнул кузнец, вытирая потный лоб, – за всю свою жизнь я очень большого дурня встречал: не знаю только – подойдет ли он тебе?
— Подойдет, подойдет! – обрадовался Гришка.
— Не торопись, – перебил его кузнец. – Не могу я тебе задаром, просто так, этого дурня показать. Поработай-ка у меня с годик, вот тогда и покажу.
Ничего Гришке не оставалось делать. Пришлось согласиться.
Целый год работал парень у кузнеца. Поначалу у него ничего не получалось. То кувалду загубит, то наковальню расколет. А как только в дело вник да силу к месту стал прикладывать – всякий удар его серебром зазвенел.
За трудом и назначенное время прошло. Стал Гришка обещанного требовать.
Заулыбался кузнец:
— Дурнее чем ты сам, – говоришь, – показать тебе? ну иди посмотри в это зеркало... Вот он этот дурень. Дурнее его я еще не встречал. Но только это было год назад. За это время он ужасно поумнел и все потому, что увлекся хорошим делом...
Тут и сам Гришка заулыбался – все понял. Он ведь и вправду поумнел. Поблагодарил он кузнеца и в свою деревню засобирался. «Не нужны моим односельчанам дурни больше меня, – подумал парень, – а вот руки мои умелые могут очень пригодиться».
А кузнец-то не просто так отпустил Гришу. Он ему полную шапку серебра насыпал. Недаром же человек год трудился.

* * *

 Снег он такой одинокий

 Падает за окном,

 Как эти самые строки,

 Есть им грустить о ком.     

 Ночь — не подруга неге,

 Но доверяю  судьбе…

 Я говорю о снеге,

 Думаю — о себе.

* * *

 Мне страшно опять бродяжить,

 Не двадцать с копейками  лет;

 Как будто улитку размажет,

 Таков будет жизни ответ. 

 Ежовым укроет ворсом,

 Изъест, словно ржавчина сталь.

 А если и ты отвернёшься —

 Так это - что камнем с моста.

* * *

 Туча опять сеет.

 Словно читает с листа;

 День — не зайчонок серый,

 Пегим каким-то стал.

 Смешаны осени карты,     

 Снегу уступит паль...

 Шины шуршат по асфальту,

 Серостью скрыта даль.

* * *

 Словно вода в воронку

 Катится наша жизнь.

 Кто-то родился вороной,

 Кто-то попал в стрижи.      

 Жирно  живут подонки.

 Метод подонков лих:

 С голоду ты подохни -

 Это не тронет  их.

КАРАПУЗСТВО

                            «Карапуз двадцати пяти лет»

                                                     В. Кальпиди

 Жизнь нелёгким давит грузом,

 Наседает, тормошит.

 Оставаться карапузом —

 Только лишь людей смешить.     

 Быть самим собой — искусство,

 Больно сложное, робя.

 Уходить от карапузства,

 Значит, насмешить себя.

* * *

 Впрочем, зачем плакаться,

 Душу тревожа до дна.

 Много ли пользы от плакательства?

 Сырость лишь только одна.          

 Надо махать крыльями,

 Словно журавль трубя.

 Только когда обескрылишься -

 Встретят каменья тебя.

* * *

 Солнечные нити —

Слякоти раззор,

 Тёплым полднем свиты

 В золотой  узор.

 Я ли это? Ты ли?     

 И мечта жива?

 Как бы не развились

 Эти кружева.

* * *

 Дождь осенний бродит в поле,

 И ему пора устать.

 Полдня серого упорен

 Норов. И печаль с листа.

С веток виснут капель гроздья,     

Неприюта всюду власть.

Может ночью приморозит

И утихомирит грязь.

* * *

 Тучи опять не доены,

 Влагой мелкой пылят.

 Скучно домам, домикам

 Вымученным тополям.     

 Скользкие ветки голые.

Чёрные провода.

Это зовётся городом –

Осень уходит когда.

* * *

 Я знаю — верила ты мне.

 Я чувствам нашим  тоже верил.

 В распахнутые настежь двери,    

 Войти - запрета вовсе нет.

 Но вот судьбой закрыта дверь.

Захлопнута быть может нами.

И никакими здесь слезами

Её не отпереть теперь.

* * *

 Однажды и я все брошу,

 Под грузом наплывших годов,

 И удалюсь за порошу,

 Не оставляя следов.          

 Такая моя долюшка,

 Такие мои пути.

 А ты оставайся, солнышко,

 И долго ещё свети.

 * * *

 В космос стальные птицы

 Отправлены выше Луны;

 Компьютерами напичканы,

 Расчёты ужасно верны.     

 Сигналы на землю катятся

 Размеренно, нараспев...

 Сгорают посланцы Икарами

 До солнца не долетев.

* * *

В жизни есть убожество,

Жирное весьма -

За чертою щедрости,

Честности, ума.

* * *

 А погоде непогодится,

 Окунулась в канитель,

 Распушила хвост, как водится,

 Торопливая метель.           

 Тёплых дней исчезла вотчина,

 Все туда же, все туда.

 Слишком рано осень кончилась,

 Наступили холода.

* * *

 Каждому хочется хлеба,

 Голоду каждый — под дых.

 Тоже свое отхлебываю,

 Чем я моложе других?      

 Это не наваждение,

 Это судьбы ширь.

 Все мы рабы от рождения

 Плоти своей и души.

* * *

 Грустного много у скрипки,

 Жизнь на печали щедра,

 Только не надо с улыбки  

 Нити срывать серебра,

 К серому цвету неволить,

 В слякоть позволить упасть.

 Властного много у боли,

 Перешагни эту власть.

* * *

 А с неба летучие струи,

 И муть проиграет  пари.

 Я знал, что рвань тучи раздует,

 И будет надежда парить.  

 Исчезнет печальная стая,

 Ну,да и тревожное с ней.

 Растает тревога, растает,

 Как тот неожиданный снег.

* * *

 Не всегда жизнь солнцеструйна,

 Чаще муторно-сера,

 Благосклонна к ветробуйным

 И расчётливым она.          

 Есть вода на дне колодца?

 От безводья упаси!

 Всё же радость остаётся,

 И за это ей мерси.

ПУШОК


В кабине «ЗИЛка» было крепко накурено. Розовощекий парняга с пресным видом крутил баранку. Рядом с ним сидели еще двое – мать и сын.
Шофер, и эти двое не были родственниками. Последние переезжали на новую квартиру. А хозяин новенького ЗИЛка взялся за сотню-другую перевезти их вещи .
Мать была занята своими мыслями, сын – своими. Водитель думал о своем.
«Триста рублей им отдала, – рассуждает про себя молодая женщина, – они погрузили машину и разбежались. Как теперь разгружаться?»
«Ну и дура, – кумекал про себя шофер, – зачем им деньги вперед отдала? Ищи теперь ветра в поле. Жди – подъедут они тебе на автобусе. Да у них на рожах написано – алкаши и пройдохи. Подъеду – не будет их, повыбрасываю все вещи на газон... А может помочь ей разгрузиться? А потом... – и в голове у парняги промелькнула готовая мысль. Он скосил глаза на попутчицу, сразу определив – одиночка. Но худенькая, невидная женщина не внушила ему уважения. – Выброшу вещи решил он».
А мальчонка думал об ином: «В новом доме гораздо лучше, чем старом. В новом доме ванна будет и балкон. В ванне как в речке можно купаться. Из доски пароход можно сделать и Пушка на него посадить». – И лишь только сейчас мальчик вспомнил о котенке – о пушистом, дымчатом Пушке.
— Мама, а где Пушок?
— Как где? Ты же его до самого отъезда на руках держал.
— А я его на скамеечку посадил, когда подушку подавал.
— Ну, значит, на скамеечке и сидит.
У мальчика из глаз покатились слезы.
— А если его там уже нет?
— Куда же он денется?
— Заберут, он же хороший.
— Не плачь, – не выдержала мать. – Попросим дяденьку шофера. Может быть он согласится вернуться?
«Разбежался, – ухмыльнулся про себя водитель. – Полдороги проехали – и пили обратно. Да я за это время, может быть в другом месте урву».
— Вы бы не могли вернуться? – обратилась женщина к шоферу.
— Зачем? – с деланным удивлением спросил парняга, словно не слышал о чем между сыном и матерью только сейчас шел разговор.
— Мы котенка оставили.
— Ну, котенок не тигр, прохожих не съест, – ощерился парень, показав несколько золотых коронок. – Нет у меня времени за такими пустяками возвращаться. Машина у меня не частная – казенная, ее в управлении ждут.
— Может, все-таки вернетесь?
— Можно и вернуться. Только это будет стоить.
— Сколько?
— Пятьсот.
Женщина достала из сумочки пятьсотку и отдала водителю. Тот скомкал деньги как никчемную бумажку и отправил в боковой карман...
Пушок сидел возле подъезда. Он, наверное, полагал, что все произошло так, как и надо: уехали и приехали. Теперь его время настало ехать...
Мальчонка сиял от счастья, когда автомашина, заурчав, вновь начала свой путь от подъезда. Котенок теплым, пушистым комочком свернулся на острых, детских коленках. Дома, деревья, пешеходы проносились за стеклом...
Грузчики были на месте – они не обманули. Они были навеселе. От них попахивало спиртным. Машина была быстро разгружена. «ЗИЛок» фыркнул и увез своего краснолицего хозяина.

* * *

 Мы плыли против течения,

 Быстро желая  расти.

 Мы предавали значение

 Мелочи каждой в пути?    

 Только когда причалили,

 Током ударило аж?..

 Как не гребли  отчаянно

 Нас принесло все туда ж.

* * *

 Плакала тихо скрипка,

 Сердца седели виски.

 Слезы свои сотри-ка,         

 Слезы смутной тоски.

 Радуйся и за малость,

 Что наступила гладь.

 Жизнь твоя состоялась,

 Большего глупо желать.

* * *

 Предположений море -

 Капля в понятии «вечность».       

 В жизни ты мало можешь,

 Только копить  вещи.

Истиной будут отторжены

Доводы наши досужие…

Море предположений –

Это земная лужа.

* * *

 Наверное, там лучше, —

 Не поприще здешних зон.

 Вон как спешат тучи

 Умчаться за горизонт.       

И спешка их что-то значит,

Как будто нелёгкая  дань.

Поплачут, поплачут, поплачут

И унесутся вдаль.

* * *

 Небо окунулось в озеро

 Лучезарность расцвела,

 И оттенок в нем от озими,

 Пух от белого крыла.

 Зацелован луг купавками.

 Все твердит о новизне.

 И с улыбкою купаю я

 Взгляд в небес голубизне.

* * *

 Вставляют стальные двери

 От злыдней и от бродяг.

 Поможет, — наивно верят,

 Врагам увеличат напряг.  

 К теплу у живого жажда,

 К теплу тянет тело и мозг…

 А  если и вас однажды

 Котёнком швырнут на мороз?

ПРЕДНОВОГОДНИЕ
ОГОРЧЕНИЯ И РАДОСТИ
 

— Я этого не перенесу! Я этого не перенесу! — повторял Макаркин, бегая из комнаты в комнату, спотыкаясь о холодильник, кровати, стулья, На стульях, вокруг стола, сидели приглашенные гости. До встречи Нового Года оставалось чуть больше часа.
— Да не паникуй ты! — доносился из кухни голос жены, — мы сделали все что могли: позвонили в горлифт, горгаз, вызвали дежурного электрика и сантехника.
— Позвонили! Вызвали! — раздражался Макаркин, — Улита едет, когда-то будет. Знаем мы этих коммунальщиков, они и в обычный-то день не очень чешутся, а тут — Новый Год.
Макаркину было от чего терять голову. Часто так бывает в жизни, — все идут тихо, размеренно, а то, вдруг, как навалятся неприятности — и в самый неподходящий момент. Вот и в семье Макаркиных случилось такое. Сначала отвалился водопроводный кран на кухне. Попробовали прикрутить, не получается. Стали вбивать деревянную заглушку, потревожили околостенную сварку на трубе. Вода течет, жена Макаркина дежурит около трубы с тряпкой, стобы не испортить праздничное настроение соседям снизу. Потом погас свет. Специалистов по части электричества среди гостей не оказалось, — стеариновых свечей и электрического фонарика тоже. Затем от газовой плиты запахло газом. И вдобавок ко всему, между пятым и шестым этажами застрял лифт вместе с Аркадием Семеновичем. А Аркадий Семенович — это добрый гений семьи Макаркиных. Без Аркадия Семеновича не видать бы Макаркину новой квартиры в высотном доме как своих ушей.
Случись с вами такое в предновогоднюю ночь, и вы бы потеряли голову.
Приглашенные гости жгли спички, сидя за столом и всячески пытались успокоить хозяина. Но тот был безутешен, он искал топор, чтобы свести счеты с лифтом.
И тут в дверь квартиры Макаркиных постучали. Хозяин бросился на стук; очередной раз стукнулся коленом о холодильник, выругался и открыл дверь.
За дверью стояли: сантехник, дежурный электрик и двое работников из горгаза с чемонадчиками в руках. А в самом конце образовавшейся очереди, — Аркадий Семенович и улыбался...
Через полчаса в квартире Макаркиных было светло, не пахло газом, на поврежденную трубу был одет надежный хомут.
Все смеялись, всем было весело, и никому в голову не приходило, что коммунальная служба у нас все еще не на высоте.

* * *

Нельзя прожить на свете без систем,

Нельзя прожить в покое без напряга.

Кто был ни чем, однажды станет всем –

Сидельцем незабвенного ГУЛАГа.

* * *

Хочу вам сказать, кстати,

Всю правду как есть, без прикрас:

Богатые тоже платят

За воду, за свет и за газ.

* * *

И это стало для нас креативом ,

Тенденцией быстро идти  на подъём:

Орёл Прометея клевал с перерывом,

А мы постоянно друг друга клюём.

* * *

 И пусть  не лезет всякая к нам лядь

 Заморская, ломать, крушить устои.

 Умом Россию точно не понять,    

 А задом понимать её не стоит.

* * *

 Василиса махнула разок –

 Перед нами пруд и, лужок.

 А махнула разочек второй –

 Пироги появились  горой. 

Рукавом потрясла слегка…

И бутылочка коньяка!

* * *

 А из крана пиво льётся

 Вихри пенные крутя.

 Из какого, блин, колодца  

Цвета рыжего шутя?

 С пивом, братцы, вам отруб.

 Это ржавчина от труб.

ПОЯС УДАЧИ
сказка

В давние, давние времена в одной, ни чем не приметной деревушке, жил да поживал бедный мужичок. Не был тот мужичок не ленив, не сонлив, но только всегда обходила его стороной удача. Начнет он строить избу – тут, откуда ни возьмись, туча налетит, гром ударит, молния сверкнет, и нет смолистого сруба – сгорел.
А если сенокос подойдет: мужичок стальной косой машет, траву на землю расстилает, корм для лошади и коровы заготавливает... Высохнет трава, сеном душистым станет. Соберет мужичок сено в стог, а тут из-за речки ветер буйный налетит, разнесет все сено по травинке по белу свету.
Очень плохо жить без удачи: трудишься-трудишься и все впустую, никакой радости от труда.
Пришла к мужичку новая беда. Пала у него корова, а вслед за коровой и лошадь. Совсем опечалился мужичок, сел на крыльцо своей ветхой избенки и заплакал. Плачет и причитает:
«Не буду я больше ни к чему своих рук прикладывать. Буду вот так здесь сидеть пока не помру».
А тут случилось мимо его избенки старцу древнему проходить. Увидел он плачущего мужика, жаль ему его стало.
— О чем мужичок слезы льешь? – спросил он беднягу, али схоронил кого?
— Как не схоронить, схоронил, – ответил мужичок. – Удачу свою схоронил. А без удачи на свете и жить не хочется. Вот поплачу, поплачу да и помру.
Покачал головой старец и молвил:
— Не ладное задумал горемыка, не ладное. Рано помирать-то собрался, не дюже поди стар и немощен. Зачем смерть раньше времени к себе кличешь? Понадобишься ей – сама тебя найдет. Не так уж много человеку жизни на земле отпущено, чтобы ее самому укорачивать.
— Да как же жить без удачи-то? Зачем горе терпеть? Людей смешить?
— Трудиться надо. За трудом и бед не заметишь. На дороге труда и удачу найдешь.
— А тоя не тружусь! Вся деревня видит, как я из сил выбиваюсь. Да только все прахом уходит.
Задумался старец. Глубоко задумался. И, наконец, опять к мужичку обратился:
— жаль мне тебя, горемыка. Верю, что не лжешь: действительно худая судьба тебя укатала. Помогу я тебе...
И старец снял с себя пояс, снял и протянул его мужичку.
— Да на что он мне?! – удивился мужичок, – такой ветоши у меня самого довольно.
— Бери, бери – не брезгуй! Не смотри, что он изношен, да засален. Не простая это вещь – волшебная. Пояс удачи это. Кто его вокруг себя обернет, того удача не обойдет. Да только при этом и самому надо трудиться. А если лень верх над тобой возьмет, если свой труд на плечи другого человека переложишь, потеряет тогда волшебную силу пояс и превратится в обыкновенную тряпку.
Промолвил это старец и удалился.
Подивился увиденному и услышанному мужичок. «Уж не сон ли мне приснился?» – подумал он. Нет, однако, не сон: в руках у него пояс, подарок старца.
Повязал бедняк на себя пояс, взял в руки топор, пошел в лес, бревна для новой избы заготавливать, силу волшебного пояса испытывать.
Пришел в лес. Нашел толстую лесину. Ударил по ней три раза лезвием топора. Лесина рухнула. И пошло дело: деревья на землю валятся, сучья как щетинки отлетают. Много мужичок бревен наготовил. Через неделю новая изба на краю деревни появилась. Изба не изба – хоромы царские!
Не подвел чудесный пояс, хорошим помощником оказался. Помогать легко тому, кто сам хорошо работает.
Превосходно дела пошли. Без лошади, при помощи одной лопаты, вскопал мужичок свое поле. Вскопал поле и зерном засеял. Хорошо потрудился – добрый урожай снял осенью.
Поправилась жизнь у мужичка. Деньги у него завелись - много денег! Лошади появились, коровы, овцы. А вместе с богатством и чувство успокоенности его посетило. Посетило и навсегда осталось. Лень стало мужичку до зари подниматься, лень за работу браться. Нанял он себе работников, обязал их на себя работать. Теперь он богач! Теперь у него денег тьма! Теперь ему и пояс удачи не нужен. Деньги все могут заменить: и пояс – тоже. Вот так подумал мужичок и в очередной раз наелся, напился и на пуховую перину спать завалился. Лежит, не встает. А наемные работники трудятся на него и в поле, и в лесу: не досыпают, не доедают, лишь бы только хозяину спокойно жилось, лишь бы он сливки с сахаром кушал, лишь бы он чай с медом пил.
А хозяин от сытой и спокойной жизни полнеть начал. Полнел, полнел и до того пополнел, что без посторонней помощи ходить разучился.
И однажды холодной зимней ночью случился пожар. Загорели у мужика-толстяка хоромы. Жарко загорели и ветер огню помог. Быстро все сгорело, ничего не осталось. Не знаю, как самого хозяина работники умудрились живого из огня вынести. Вынесли они его и по домам разбрелись. Кто же теперь станет на него работать? Если он сам в нищего превратился.
Тут бы к мужику-толстяку прямо на снегу смерть пришла. Но нашлись добрые бедные люди, подобрали они болезного, у себя в избе приютили. Ржаным хлебом попробовали его накормить, постными щами попотчевать. Не ест толстяк ржаного хлеба, не ест постных щей: сливок с сахаром хочет, кренделей сдобных желает. Да только всего этого бедняки сами отроду не видали. День толстяк ничего не ест. Неделю не ест. А через месяц – скончался…
Давно бы про него забыли люди, вот только сказка напоминает, о поясе удачи.