***

Мир жаждет крайне острых ощущений,

ему давай раздоры и пальбу,

я ж благосклонный русский, очумелый

от запахов цветения в саду.

Мне нравится покой и тишина,

открытая с товарищем беседа,

и забываясь, сидя у пруда,

кормить рыбешек шариками хлеба.

Мне нравятся порядок, чистота,

улыбки лиц, сияющих от счастья,

естественность во всем и простота,

к чему и сам имею я причастность.

***

Нет сожаления ни в чем,

притом в истории отчизны.

Кабы не пращуры с мечом,

не дотянулись бы мы к жизни.

Разруха, голод, ни по чем

переселение народов.

Да как бы встретилась с отцом

родная мать без кислорода.

И вот я здесь, на белом свете,

явился ведь из не бытья,

скроенный чудо-белошвейкой,

и стал пружиной для битья.

Какого лешего мы спорим

про революцию, войну.

Не будь такого, наши споры

могли б взойти на всю страну?

А Русь жила бы, как и прежде,

и обошлась она без нас,

другие люди на планете

предполагали бы демарш.

И потому живущим ныне

должно быть стыдно за хулу.

Мы появились в этой жизни

не в нам завещанном году.

В противоборстве кривотолкам

я прикрываться не хочу

предназначением от Бога

на воровство, судьбу, войну.

Но тем не менее однажды,

однажды в миллионный раз

родятся родственники наши,

взломав тяжеловесный пласт.

***

О чем пишу я – это ясно –

и вы читали между строк

у всех сказителей прекрасных,

и может приняли урок.

***

На полдник ежедневно ем бананы.

Их желтизна приятна мне вдвойне

за то, что стих бывает и банален,

но повторяться правильно, по мне.

***

“Ни дня без строчки” – тезис не годится.

Его блюсти: сплошная кабала.

Поэзия! Она такая птица…

Не курица, не пленница двора.

***

Я полюбил поэзию, как средство

поторговать своими “Да” и “Нет”.

И потому надеюсь: по соседству

быть может и откроют мой конверт.

***

Стихи проходят мимо, словно облака,

и нет причин для возвращения их снова.

Они плывут, плывут, а память коротка:

рассматривает высь наследия иного.

***

Мне сказок на ночь не читали,

а воспитание ремнем

не приносило плюса, кстати,

но рос покладистым дитем.

***

–Культура упала, культура упала,

     не воспеваются больше березки.

Поэзия наша на грани провала.

     Образы шаткие, рифмы не броски,

все больше на тексты творенья похожи

     ради того, чтобы корчить нам рожи.

***

Было все по-честному,

было то искусство:

мама моя, Зина,

стряпала превкусно.

***

Плачут сирены, плачут гудки,

плачут туманом во тьме две звезды.

Долгая ночь – не дотянешь руки,

чтоб прикоснуться среди пустоты.

***

Когда весь вышел, духом сник,

когда безвыходность сковала,

и в лоб тупик, и в бок тупик,

начни по-новому, сначала.

Начни сначала, вопреки

годам не малым, неудаче,

от лет не спрашивая сдачи.

А вдруг болезни, то тем паче,

начни сначала. Увлекись,

преодолей в крови усталость

без сожаления, что сталось.

Возьми начала птичьих стай:

отсчет с весны. И за работу,

и на себя взвали заботу,

и к новизне питай охоту.

Не спрашивай, не подтверждай,

а просто, как и не бывало,

свободу чувствуй у штурвала.

Необычайно брать сначала,

без штампов вынесенных дней,

а подними себя и сей,

и собери вокруг детей,

чтоб детство в жилах зажурчало,

и жни успешный урожай,

и угощай, и угощай.

У запасной платформы поезд

стоит, готовый услужить.

Вперед, пока еще не поздно,

пока ты держишься за жизнь.

***

От жизни часто обмираю,

как от внезапности змеи.

И ни предвестия, ни сладу,

в надежде что-то изменить.

Затем скирдую помаленьку

стихи, заботы, разный скарб,

не застрахованный от лени,

по обстоятельствам прораб.

Встречаю беды желваками,

улыбка только от души,

и счастлив даже лопухами,

что набухают у межи.

***

Ходим, ругаем, целуем,

нюхаем, кушаем, спим.

В случаем созданном круге

шутим не в меру, шалим.

Мысли предвзятые воска

лысо-курчавых голов

шли к пониманию Босха,

переключились на плов.

Так и живем, а работа –

тяга отнюдь не долга –

без напряженья и пота,

лишь бы катилась деньга.

***

Любовь не может быть случайной.

Я любовался тем вчера,

как трепетно на розе чайной

с тычинкой чокалась пчела.

Любовь не может быть вчерашней.

Да что угодно – не любовь.

Нежданно искоркою ранен –

прошла влюбленность – ты здоров.

Любви на время не бывает.

На подсознании она

войдет в сердца, как будто сваи –

не ослабеет никогда.

Я помню летние качели,  

и ты, воздушная пчела,

в меня вдохнула восхищенье,

залог надежды и тепла.

***

Месяц ясный. В мире полнолунье.

Я сдвигаю шторы на окне:

свет ворвался мягкий сине-лучный,

закрепился ромбом на стене.    

Замерли раскаты канонады,

поутихнул самолетов рев.

Человеку много и не надо,

сохранить бы только этот ромб.

***

Мы здесь, в тылу. Пускай не дальнем,

но все же тихо и покой,

не относительно деталей,

с глубокой, режущей тоской.

Следим за сводками с Донбасса,

и сожалеем, что никак

не двинут наши фронт на запад.

Надежда теплится, пока.

А так все то же, как и прежде,

и говорят, еще сытней,

и нет препятствия надежде,

и нет уверенности в ней.

***

Воробышек носит под стреху пруточки,

и с каждой весной повторяет одно.

И эти, сказать, запятые, и точки

ложатся влитыми в его полотно.

Учиться, учиться проворности птичьей –

гнездо обновив, песня столь весела...

Не смейтесь, не смейтесь: – Да он чик-черичет.

Душа-то, душа словно солнцем свита.

***

Многое всыпало горечи в слово.

Как ни просеешь, а сверху полова.

Думать не думали, что повторится:

Снова на троне

                           битвы царица.

Все же я верю в желанное “завтра”.

Солнце лучами коснется сада,

Станет стричь очертанья Земли,

Нежиться светом в цвету и пыли.

Верю в счастливое, доброе “завтра”,

В хлеба краюху и соль на брата.

Солнцем согретая выдаст земля

Всем, сколько хочешь, и чуть для меня.

Все образуется с божьей подачи.

В синее небо, сочтя недостачи,

Голуби мира поднимутся стаей

Для небывалых пока что братаний.

***

Был-жил петух,

Отпетый Ух.

Топтал он кур,

Несушек дур.

Взлетит на сук,

Иль на забор –

И все вокруг

Его простор.

Но вот охрип.

Не птичий грипп,

А будто клин –

Нечистый слил.

Потух петух –

Кастрюля, суп.

Осиротели

Забор и сук.

Семейно ели,

Глядели в пуп.

Довольным был

Один паук –

Ему бы жир-

Ных мучить мух.

Летает пух,

Парит перо…

И прорвалось:

– Кукареку –

На новый круг.

Ученикам воды проточной

                  Блажен, кто называл кремень
                  Учеником воды проточной.

              “Грифельная ода” О. Мандельштам

Кто ученик воды проточной,

кто от стоячей заскоруз.

Здесь вся наука, не быть точным,

но уловить дыханья груз.

И отстранившись от законов,

произвести закон стиха

посредством снов и полусонок,

а их по жизни до фига.

И пресыщения не будет.

Что в нем звучит, то все впервой. 

Сплошная новь обычных будней:

– Еще, красавица, мне спой.

Недоумения с лихвою,

а что поделать: жгуч язык,

полыни вкус с тугой халвою

не прерывающийся стык.

Во снах мы бредим по застою

семидесятых и т.п.

Но наши тосты при застольях

все актуальнее теперь.

И вряд ли можно отсидеться,

не раненым спастись в дому.

Инет стихом ломает стены,

срывает крыши кой-кому.

Друзья, средь нас не будет первых

и отстающих не найдешь.

Цена творенья в звуке нерва,

что на грозу и дождь похож.

Кто ученик воды проточной,

кто от стоячей заскоруз.

Здесь вся наука, не быть точным,

но уловить дыханья груз.

*** 
Еще не умер я. Еще живой.

Не чую запахов, но помню живо.

Несу себя я вам перед собой,

как подносил давным-давно в пивной

друзьям по цеху пенистое пиво.

Там был народ до чертиков простой,

И принимал за чистую монету

Моих метафор прихотливый строй,

а каждый, не поверите, шестой

меня учил английскому сонету.

И где теперь бессменные братки.

Без них так одиноко в этом мире,

что хочется по-новому пройти

и ратный труд, и светлые деньки,

и все, чем был веселым и томимым.

Я вспоминаю лучезарный свет –

такого света не видал я после –  

улыбок благодарности привет,

чистосердечный дружеский совет

и шумное по праздникам застолье.

Вы из того замеса, что и я,

(Простите мне – отвлекся в ностальгии)

И вам легко подумать про меня:

как глубока не будет колея,

ему нести те чувства до могилы.

Незнакомке на прогулке

Я тебя не поцелую

не в ночи, не просто так.

Я люблю свою, родную,

а к тебе любовь – пустяк.

Сердца мне не открывай ты –

прохожу, как сто других.

Встречным светски улыбаюсь,

В эйфории тку стихи.

Незнакомка, ты знакома

по фантазиям и снам.

А поэту, чтоб икона

помогала зреть стихам.

Я люблю. Меня тревожит

воскрешенье юных чувств

и пугает своеволье,

как от страсти улечу.

Не печаль бровей, родная,

мимолетно став родной,

улыбнись в ответ, не зная,

что воспета под луной.