НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

II

«МОЯ ДОБЫЧА!»

ГЛАВА 3

Я снова, по привычке, вызвала на дисплее Судовой журнал и задумалась: не слишком ли рано я покинула точку «М», отправившись дальше вверх по течению? Что же все-таки руководило мной в последнее время: жажда мести или опасение за свою жизнь?

Как я сказала Леонардику:

« - Вы ведь понимаете теперь, отчего мое внутреннее Я так противится всякой попытке вылечить меня. Я не могу быть добренькой, зная, какая опасность мне угрожает».

Трижды чертов Фомич! Мне все-таки не удалось избежать того сна.  Откуда я возвращалась? Не помню. Кажется, с дискотеки, хотя на подобных увеселительных мероприятиях уже года два как не была.

Стройные ножки, коротенькая юбчонка, отчетливо помню, как весело цокали по асфальту высокие каблучки. У меня было потрясающее настроение. Во всяком случае, трясла я всем, чем только могла, особенно фирменной сумочкой на толстой металлической цепочке.

Помню, сначала появилась какая-то тень позади меня, затем число их стало расти, становясь все больше и больше. Брюки с множеством клапанов, цепи, куски арматуры, бутылки и даже бейсбольные биты, зажатые в руках. Ни слов, ни музыки, и все-таки определенный ритм в движениях.

Я боялась оглянуться. В конце концов, не выдержала и побежала. Вся стая немедленно устремилась за мной, звуковой ряд как прорвало, чего в нем только не было: азартные выкрики, улюлюканье, учащенное, разгоряченное дыхание, топот ног в тяжелых ботинках Доктор Мартенс, звон цепей, и мой отчаянный, истошный крик, перекрывавший порой все звуки вокруг.

Я не разбирала дороги и сама не заметила, как оказалась в каком-то тупике. Вот тогда я и вынуждена была повернуться лицом к своим преследователям. И чуть было не вздохнула с облегчением: это игра, всего лишь компьютерная игра.

Игра... Им надо было окружить меня, и они грудились с двух сторон, пытаясь зайти мне за спину, я же в свою очередь судорожно крутила головой по сторонам в поисках выхода.

Но вокруг были только стены с темными молчаливыми окнами. Стекла в них были большей частью выбиты, никто не жил здесь, кроме разве что каких-нибудь бродяг, так что помочь мне было некому.

Дети, подростки-переростки. Конкретно возраст определить было невозможно: какие-то жуткие маски на лицах, боевой раскрас. Не слишком ли их много на меня одну?

Первый удар я пропустила. Игра, конечно, только игра, но вкус крови во рту был вполне явственен. Кровь стекала и по щеке. Подняв руку, я нащупала то место на голове, по которому меня ударили. Пытаясь защититься, я стала бессмысленно махать руками по сторонам, но все мои попытки выглядели жалкими: чего-чего, а драться я совсем не умела, да и врагов было слишком много.

Меня сбили с ног, и боль, которую я поначалу в горячке не почувствовала, затопила теперь весь мой мозг. Я вот-вот должна была потерять сознание, но жажда жизни вдруг охватила меня, я почувствовала прилив каких-то подспудных, глубинных сил, хотя понимала, что силы эти последние. Но, собственно, зачем их беречь, раз пришло время умирать?

С большим трудом я поднялась на ноги и начала раскидывать этих тварей, набросившихся на меня, по сторонам. Я разбивала им головы о стены, душила цепями, которые перехватывала из их же рук, я ломала им ребра, носы каблуками своих туфель. Но их не становилось меньше, скоро они вообще заслонили надо мной весь свет. И я вдруг поняла, что сопротивлялась лишь в своем воображении, а на самом деле так и продолжала лежать, поверженная, на земле.

И вдруг они все разом отпрянули от меня. Быть может, я умерла или находилась на последнем издыхании? Или же они просто захотели посмотреть, жива ли я, чтобы затем дружно кинуться меня добивать?

Ничего не понимая в происходящем, я, тем не менее, нашла в себе силы приподняться и села, обхватив руками колени. Лишь изредка с трудом разлепляла распухшие от побоев веки, чтобы увидеть хоть что-то вокруг, и просто лениво задерживала в голове проникавшие в нее картинки, долго внимательно рассматривая их как бы в режиме стоп-кадра, так как в любую минуту картинки эти могли оказаться для меня последними.

С меня давно сорвали одежду, и я была совершенно голой, хотя вряд ли кого-нибудь мог возбудить мой жалкий вид: кровь, следы побоев, ссадины, хриплые звуки, доносившиеся из перекошенного, с выбитыми зубами рта. Но я ошибалась: именно это зрелище будоражило моих мучителей больше всего. Раздался многоголосый рев, они вот-вот готовы были броситься на меня, чтобы растерзать окончательно…

Он выглядел на сей раз гораздо моложе. Лет восемнадцати, не больше. Какая-то курточка с капюшоном, как всегда закрывавшим его лицо.

Он возник непонятно откуда и сейчас стоял надо мной, спокойно глядя на моих потенциальных убийц, бугря мышцы, не вынимая рук из карманов. Не знаю, что было в его взгляде, но мои мучители как бы очнулись и медленно, с глухим ворчанием стали расходиться, стараясь не поворачиваться к молчаливому призраку спиной.

Тогда Некто (несмотря на молодежный прикид, я узнала его), склонился ко мне и властным голосом шепнул мне на ухо:

-  Добыча. Теперь ты моя добыча!

Я очнулась, но долго не могла прийти в себя. Слишком явственно я ощущала боль во всем теле, слишком свеж был в памяти ужас, буквально парализовавший меня. Эти ощущения превосходили по своему воздействию все негативное, что я когда-либо испытывала в своей жизни.

«Добыча. Теперь ты моя добыча!»

Столько усилий я приложила, и уже думала, что раны мои начинают  покрываться корочкой, заживать, пережитое уходит в самую глубину моего существа, но, оказывается, все это время процесс, наоборот, шел по нарастающей (все-таки прав был Игорь Карлович!). И только сейчас в полную силу я осознала, что два года назад произошло со мной. Неужели эти воспоминания так никогда и не отпустят, даже похоронят меня? И как объяснить ту жестокость, которая меня совсем недавно переполняла. Жалкая, бессильная,  бесполезная, но ставившая меня на один уровень с теми, кто только что так жаждал надругаться надо мной, стереть в порошок то, что еще от меня оставалось.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 1

Конечно, я оказалась права. Заплатить за что-то и не попользоваться тем, на что он потратил свои деньги, такое явно было не в характере Глеба. Но беда была в том, что я до самого последнего момента так и не решила, как мне себя вести, когда это произойдет. Оттолкнуть его: означало низвергнуть себя с небес на землю, оказаться на улице или, что еще хуже, в квартире родителей. Принять его посягательства: весь пережитый ужас тотчас же вновь вставал у меня перед глазами. Я до сих пор чувствовала себя оскверненной и ненавидела все, что хоть в какой-то мере было связано с мужчинами.

Однако, к моему величайшему удивлению, все прошло на редкость гладко: Глеба хватило на пару минут самой примитивной возни, а я… не то, чтобы ничего не почувствовала, просто не ощутила ничего особенного. И даже не знала, что мне делать дальше. Плакать от счастья, что не закрепилось во мне никаких комплексов (есть, к примеру, такая каверзнейшая штука – «зажим», то бишь, спазм определенных мышц, который появляется в самую неподходящую минуту, но с неотвратимой последовательностью, делая в результате «женскую крепость» совершенно неприступной, и может так проявляться хоть всю жизнь), и я осталась нормальной женщиной? Или же плакать от разочарования после такого мной пренебрежения?

Впрочем, наутро все разъяснилось. Глеб был не сух, как обычно, а в меру доброжелателен и деловит.

–   Слушай, Анюта, – сказал он, ласково потрепав жалкое подобие прически у меня на голове. – Нам надо поговорить. Встреча с тобой произвела на меня невероятное впечатление. Я вообще считаю, что в этом был какой-то знак с небес. Ты была права тогда в той кафешке: моя жизнь действительно зашла в тупик. Мне уже давно ни что было не в радость: деньги, которые я зарабатываю, положение, которое занимаю. И вдруг этот наш разговор…

Я даже вся вспыхнула от гордости.

«Господи, такая мелочь – приготовить вкусный завтрак человеку, не докучать его каким-то глупым занудством. И вообще – набраться терпения».

Я посмотрела на Глеба как бы новыми глазами. Что было раньше? Ничего, кроме благодарности. Взаимное и обоюдное равнодушие. Но теперь… Эти его слова многое меняли. То, что было вчера – не беда. Человек просто устал или стеснялся – наш первый контакт, все можно устроить совсем по-другому. В конце концов, от меня тоже многое зависит, а я оказалась неподготовленной, не проявила себя.

–   Так вот, я решил в корне все изменить. Развестись с женой, создать новую семью. Понимаешь, тогда, благодаря тебе, я как бы увидел себя со стороны и очень себе не понравился. Но когда я попытался вернуть себя прежнего: внести больше тепла в отношения с людьми, с которыми я работаю, больше азарта в то дело, которым занимаюсь и которое всегда мне нравилось, у меня ничего не получилось. Я подумал, как думал давно уже: а ради чего все это? Для того чтобы эта сучка, моя жена, могла позволить себе купить лишнюю тряпку, новую, более престижную, тачку? Нет, любовь – вот настоящий стимул. Ты поможешь мне?

Признаться, я была в шоке. Внимание, ласка, нежность – дальше таких вещей мечты мои не простирались. Любовница, ну и что? Чем плохо? А тут – стать разлучницей, женой бизнесмена. Надо хорошенько подумать, все взвесить, такие решения не принимают с кондачка. И в то же время мне не хотелось обижать Глеба, надо было вести себя предельно дипломатично.

–  Ну, конечно, я постараюсь сделать все от меня зависящее… – невнятно пробормотала я.

Глеб обрадовался.

–   Вот и чудненько! – сказал он, бросив взгляд на часы и поднимаясь со стула. – Понимаешь, Анюта, у меня есть девушка, чуть-чуть постарше тебя. Мы с ней давно встречаемся, любим друг друга до самозабвения, но я уже настолько разочаровался в жизни, что был абсолютно уверен: если я разорву свои путы и женюсь на ней, все повторится – как ни крути, женщины ведь все одинаковы. Однако ты, и только ты, помогла мне понять, что я был не прав. Мне просто не повезло: я обманулся, меня обманули. И нужно всего лишь восстановить утраченную справедливость.

Я была вне себя от бешенства, но употребила всю свою силу воли на то, чтобы сдержаться.

–  Да, да, конечно, – вполне твердо на этот раз проговорила я. – Я все понимаю. Можете рассчитывать на меня, Глеб Евгеньевич. Но что я должна сделать?

Глеб задумался.

–  Вся суть в двух нюансах, Анечка. Во-первых, ты должна сыграть роль спасительного щита, загородив собою действительный предмет моего увлечения. Если предъявить его (точнее, ее), хороший адвокат непременно раскопает, что мы встречаемся с Лесей много лет. Ну а во-вторых, ты бедненькая, несчастненькая, ты жертва, и в наших с тобой отношениях с моей стороны поначалу не было ничего другого, кроме желания тебе помочь. Потом, когда я понял, что на свете бывают совсем другие женщины, не стервы, не изменницы, ну, я уже тебе говорил… Будет бракоразводный процесс, соответственно - раздел имущества, ну а в таких делах каждая мелочь имеет значение. Можно ведь обойтись и без суда, просто договориться друг с другом через адвокатов, жене моей огласка тоже ни к чему, ей ведь потом необходимо будет к кому-нибудь прилепиться, а всю эту грязь на суде, которая непременно всплывет, не каждый способен правильно понять.

С тем Глеб и отбыл на работу, а я была рада тому, что у меня оставалось время подумать и попытаться хоть как-то разрулить возникшую ситуацию.

Собственно, ничего страшного не произошло. В поведении Глеба не было никакой подлости. Беда была только в моей наивности, которую, впрочем, столь же легко было списать на возраст. Глеб с самого начала предложил мне сделку, скорее всего тогда я лишь должна была сыграть роль ширмы, но он ведь далеко не дурак и быстро сообразил, что за те же деньги он может выжать из меня гораздо больше. Ну а дальше – грех было не воспользоваться появившейся возможностью действительно привести в порядок свою жизнь.

Что мне оставалось в моем положении делать? Попросить отступные, еще немного денежек? Но я и так получила достаточно, причем в самый заковыристый в своей жизни момент. Ладно, пусть выложит деньги на выкуп материалов у Фомича, и я сделаю все, что он от меня попросит. Забуду, что мной попользовались, что меня использовали. Утрусь. Обидно, что делать, но ведь не впервой?

Хотя… никак нельзя было посвящать Глеба в то, что я задумала, при его характере он тут же вклинится в сделку, и я потеряю двух очень небезразличных для меня людей, которые так хорошо ко мне отнеслись и так много для меня сделали. Уж лучше все-таки мне попросить отступные, в завуалированной форме, конечно. К примеру, на завершение лечения у Леонардика.

Да, закончилась моя сказка. Так быстро! Жаль!

ГЛАВА 2

Леонардик какое-то время посматривал на меня загадочно, с усмешечкой, затем не выдержал: достал из стола флешку и подключил ее к компьютеру.

–  Не верила? – радостно потер он ладони одна о другую. – Но все получилось. Все, как ты просила. Однако я надеюсь, что ты девушка серьезная и понимаешь – никто не должен знать о нашей проделке.

Я была сама не своя. Ну почему именно сейчас, когда он перешел со мной на «ты»? Но выхода не было, как только сказать правду. Леонардика не проведешь, да я и сама никогда не стала бы врать ему.

–  Вы не могли бы какое-то время подождать с деньгами? У меня несколько изменились обстоятельства. – Я понимала, что несу совершенную околесицу, но даже не знала, как мне из того положения, в которое я сама себя завела, выбраться. – Я обязательно все отдам, и довольно скоро.

Леонардик переменился в лице, затем медленно, торжественно вынул флешку из компьютера и убрал ее в сейф. Господи, ну почему среди мужчин мне попадаются одни жлобы!

–  Как жаль, что у тебя нет денег! – произнес он отрешенно нашу ритуальную фразу.

–   Как я счастлива, что вы исполнили мою просьбу, – также тихо ответила я. Затем поинтересовалась: – Но почему Фомич со мной самой не захотел на эту тему даже  разговаривать? Как вам такое удалось?

Сын Льва вновь вернулся в свое привычное невозмутимое состояние и  пожал плечами.

–  Легко. Легко удалось. Просто он тебе не доверяет, да это и немудрено. Кто ты? Сопливая девчонка! А деньги всем нужны. Вот только денег нет, как я понял? Что ж, я не в претензии, просто будем считать, что это теперь все мое. Лишнее я, конечно, уничтожу, а что для книги может пригодиться, безусловно, использую. Кстати, я уже начал потихоньку собирать материал к ней. Вот только ту книжечку – «Дневник падшей», никак не могу найти. Фильм по ней видел («Дневник потерянной девочки»), он хоть и в 1929 году поставлен, производит довольно сильное впечатление. Но это немудрено, там режиссер знаменитый – Георг Пабст, да и актриса прекрасная – Луиза Брукс.

-  Плохо искали, - пожала я плечами, - да, вы правы, еще совсем недавно я сама не могла найти этот роман, сподобилась лишь нескольких отрывков из него, но сейчас появился новый вид бизнеса - электронный репринт. Любую, даже самую редкую, книгу можно заказать и вам воспроизведут ее в рекордно короткое время и за смешные деньги в электронном виде. Срок действия авторских прав давно прошел, так что затраты минимальные, а желающих хоть отбавляй. Отсюда и прибыль бешеная. Впрочем, если для вас это столь важно, можете заказать ее и в бумажном варианте (тоже репринт), но получится раз в десять дороже. Так что ищите и обрящете: Маргарита Беме «Дневник падшей» (в оригинале, действительно, «Tagebuch einer Verlorenen»), написана в 1905 году, у нас издана в 1906-ом, в «Первой Киевской Артели Печатного Дела» (Киев, книгоиздательство «ПРАВДА»). Все срастается один к одному. Тем более что, внимательно изучив ваши брошюры, я раскусила, в чем секрет их успеха: 40% правды – это предел, остальное – вода (вранье), еще Менделеевым выведено. А если к тому же учесть, что книги читают сейчас в основном женщины (которые, как известно, в большинстве своем, водке предпочитают напитки послабее), вранья (воды) может быть гораздо больше. Но я не об этом хотела бы с вами сейчас поговорить.

Разговор о Маргарите Беме отмел в сторону мои последние колебания, и я решила все-таки рассказать Леонарду о последних событиях в наших отношениях с Глебом. И не только, чтобы прояснить ситуацию с деньгами, но и выработать свою линию поведения в данном случае.

Леонард долго молчал, перекатывая из левого полушария мозга в правое, и наоборот, полученную информацию, затем развел руками.

–  Знаешь, пожалуй, мне нечего добавить к тем выводам, которые ты сама сделала. Подонком мы его никак не можем назвать, ты просто отрабатываешь полученные от него денежки. Минус – то, что он попользовался тобой в постели. Не удержался от дармовщинки, совершенно не думая о том, как на тебе такой контакт мог отразиться. Это подло. Но он хозяин положения, и, кроме того, ты ведь понимала - бесплатный сыр и мышеловка в данном случае неотделимы, без вариантов. Что теперь? Конечно, ты вольна отказаться, но что за этим последует? Мало того, что ты окажешься на улице, так он еще начнет мстить, счет выставит. А ту роль, которую он тебе предлагает, сыграет другая – как говорится, деньги не пахнут. Что ты сама решила?

Я пожала плечами.

–  Как будто у меня есть выбор! Сделаю все, что он скажет. Сохраню этим квартиру, работу на какое-то время, да и лечение он пока наверняка будет мне оплачивать. Быть может, даже соберу деньги, чтобы выкупить у вас материалы своего дела. Дальше посмотрим.

Леонардик опять стал непривычно серьезным, что ему не шло совершенно. В таких случаях он становился неинтересным, обыкновенным, и… пропадала интрига.

–   Ты не поняла, Анюта. Тебе больше не нужно лечение. Ты уже вылечилась. Конечно, это был очень рискованный, опасный эксперимент, но ты выиграла. Твоя реакция на примитивность секса, на пренебрежение тобой, как женщиной, была совершенно естественна, никаких комплексов не осталось. Я даже удивлен. Конечно, ты пока еще продолжаешь находиться в пограничном состоянии, то есть, в любой момент можешь сорваться обратно, причем даже на еще большую глубину, чем раньше. Кроме того, у тебя сейчас куча жизненно важных, неотложных проблем, но у кого их нет? Как бы то ни было, я тебе теперь совершенно не нужен, равно как и все эти материалы, к которым ты так рвалась. Я полагаю, нам надо расстаться, и ты забудешь и обо мне, и о нашем лечении, ну а я продолжу работать с другими, действительно нуждающимися в моей помощи, людьми. И обязательно напишу книгу, к которой ты меня подвигла. Даже подарю тебе экземпляр со своим автографом.

–  Мне снова приснился сон, – тихо сказала я.

–  Сны снятся всем людям.

–  Вы даже не хотите послушать?

–  Нет, почему же? Но только в другой раз. Сегодня твое время  истекло.

-   Мы могли бы поторговаться, - несмело предложила я.

-  Это другое дело, - Леонардик, непривычно раздраженный, стал понемногу успокаиваться. – Пойми меня правильно, Анечка, золотко, я заплатил кучу денег и напал, с твоей, не спорю, помощью (последовал учтивый реверанс), на действительно стоящий материал, но не могу им воспользоваться, буквально связан по рукам и ногам. Не тебе объяснять: тайна следствия, авторское право, пусть даже такого негодяя, каким этот Падший в своей исповеди предстает, куча всяких других препон – есть от чего впасть в отчаяние…

- …но все изменится, если вы начнете рассказ со своих впечатлений от давно написанной, практически никому не известной, книги некой «плохой девочки», рассуждая параллельно о современном видении этого вопроса с точки зрения психологии некоторых очень плохих и весьма опасных дяденек. Вы видели фильм, сюжет в нем в сравнении с книгой изменен, конечно, но суть сохранена. В маленьком немецком городке (2000 жителей) наивная дочка аптекаря Людвига Готтебалла Тимиан теряет невинность и беременеет в результате насилия, совершенного над ней помощником отца. Позор, конечно. Как только родственники узнают о нем, героиню помещают в женский исправительный дом, где условия содержания совершенно невыносимы. С помощью своего друга, графа Казимира Осдорффа, ей удается бежать. Но куда? Путь один – бордель, который кажется Тимьян раем после того ада, в котором она только что побывала. Конечно, без хэппи-энда не обойтись: в итоге, настрадавшись всласть, героиня счастливо выходит замуж и даже попадает в высшее общество, став графиней Осдорфф, однако финал все равно трагичен.

Что здесь обязательно нужно обыграть? К примеру, те великолепные сцены муштры, которые как бы предваряют аналогичные марши счастливых физкультурниц эпохи гитлеризма и сталинизма в кадрах кинохроники того времени. Вопрос: почему именно «потерянных девочек» обязательно нужно до физического изнеможения доводить, чтобы выбить из них порочные мысли? Разве от них в изнасиловании, совращении все зависит? Что, действует принцип: «сучка не захочет, кобель не вскочит»? Думаю, куда целесообразнее было бы прописать подобные «упражнения» для не в меру похотливых мужчин.

Далее. Возьмите заключительную фразу фильма: «Еще немного любви – и в этом мире не останется падших», а лучше, из книги, слова доктора над могилой героини: «Бедная Тимиан! Грустная, загубленная жизнь. Ей теперь хорошо. Но странно подумать, как может погибнуть человек… Сколько красоты, ума, женственной прелести, такой прелестный характер... и все раздавлено, уничтожено, втоптано в грязь...». Или совсем уж последнюю, запечатывающую, фразу: «Боже, спаси наших детей».  Сравните их с современностью, и ваши читатели будут в шоке, какое «маракотово» (Маракотова бездна) падение нравов в пику оптимизму людей века прошлого за последние сто лет произошло. Ну а если вы еще и попытаетесь мысленно заглянуть в будущее, хотя бы на ближайшие полсотни лет, и предсказать, что там нас ожидает, ваша книга побьет все рекорды продаж. Ну а первоисточников можно набрать столько из Сетей и СМИ, что Фомич и Падший там просто потеряются.

Леонардик со снисходительной усмешкой покачал головой:

-  Анечка, вот что значит прочитать пару книг, нахвататься поверхностных знаний, и с апломбом потом о столь сложных и важных предметах рассуждать. Ведь если копнуть поглубже, можно без труда убедиться, что современный разврат ни в какое сравнение не идет с нравами, скажем, эпохи Возрождения или начала эры капитализма.

Чупчик задумался ненадолго, затем вздохнул:

-  Ладно, попробую сделать так, как ты сказала. Побоку историю, людям нужно современное видение того вопроса, что мы затронули. И тут уж мои родные просторы. В конце концов, ведь недаром говорится: мир может спасти только Чувство, Разум бессилен его спасти.

Я глубокомысленно, вроде как с понимающим видом, кивнула.

А что мне еще оставалось делать? По крайней мере, поторговалась всласть.

ГЛАВА 3

Я здорова. Совершенно здорова. Я даже не знала, как мне отнестись к подобному событию. Следствие, за ним суд, вкупе с пребыванием в подвале у «прожигателей» отняли целый год моей жизни. Потом реабилитация – еще почти год. И что теперь? Я должна праздновать победу? Я осталась жива, что совершенно невероятно. Я вылечилась – невероятно вдвойне. Так что же мне делать теперь? Замуровать эти два года в своей памяти и продолжать дальше «прерванный полет»? Наверное, это самое мудрое решение, ну а альтернатива? С вариантом мести вопрос исчерпан. Тогда, может, наоборот - бегство? Уехать куда-нибудь, пусть даже за границу – чем не выход, начать новую жизнь?

Я кинула взгляд на монитор. Судовой журнал висел прямо передо мной, открытый на том отрезке «пути», который был связан с реабилитацией. Ничего не изменилось, и ничего не разрешилось. Так что же все-таки мной руководило с самого начала моих поисков: жажда мести или опасение за свою жизнь? Я так и не ответила в прошлый раз на этот, заданный мной самой себе, вопрос. А ответ был крайне важен.

Сильный лев (Leonard – франц.). Сын льва… Я горько усмехнулась. Скорее уж, сын шакала. Мне как никогда нужна была сейчас помощь Леонардика. Что случилось со мной в том, втором, сне? Почему я была так невероятно жестока? Я боролась за свою жизнь, но и мстила. Мстила за свое бессилие в первом сне. Однако мучители были разными. Кому я уподобилась?

Сын шакала… Во мне не было гнева, просто усталость. «Ты здорова. Ты совершенно здорова». Неужели я все-таки вернулась, наконец, к своему Я? Нет, конечно. Скорее, я напоминала себе разрубленного надвое червяка, две половинки которого отчаянно, яростно пытались соединиться, однако, когда они, наконец, встретились, выяснилось, что время ушло, раны заросли, и они уже теперь больше не одно целое, каждая сама по себе. Но, опять же, что дальше?

« -  Да, вы очень интересный экземпляр. Я вот думаю, что было бы, если бы жизнь и дальше шла для вас своим чередом? Вы остались бы обыкновенной наивной девчонкой и за хорошим мужем так, глядишь, спокойно и счастливо прожили весь отпущенный вам век: работа, детишки, любимый человек рядом. Будни, праздники, радости, горести, незаметно подкравшаяся старость. Но не судьба. И какая теперь судьба?»

«- Просто вы уникальны. Большинство людей после такого стресса не выправляются никогда. Не выправитесь и вы, но инстинкт самосохранения у вас такой, что ради того, чтобы выжить, вы способны пойти на саморазрушение, согласившись на любые изменения в своей личности».

«–   Вы пожелали бы такое своей дочери? Такую «мудрость»?»

«-  Как я мог бы пожелать кому-нибудь такое? Плата в данном случае непомерно велика».

Да, я выбрала саморазрушение. Я сознательно порывала с той наивной дурочкой, которая позволила себя заманить в западню и долго-долго держать потом в рабынях, позволять изощренно и безудержно издеваться над собой. Но кто я сейчас? Пока никто. Я потеряла себя как личность. Что остается? Отказаться от себя прежней, выстроить себя заново? Это невозможно (кто я? Господь Бог?), да я и никогда не пойду на это. Другой вариант? Обломки, осколки. Бережно собрать их, ни один не упустив. Очистить от пыли и грязи. А там будет видно.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

КАК НАПИСАТЬ БЕСТСЕЛЛЕР

и не умереть при этом с голоду

 Эссе-бурлеск

Литература умерла? Похоже на то. Причем похоронили её заживо и даже, для верности, придавили тремя тяжёлыми могильными плитами.

Первая плита – классики. Только они теперь могут считаться настоящей литературой, нет и не предвидится, отныне и навсегда, никакой другой. Кто так решил? Общественное мнение. Большинство. Народ. То есть те, с кем спорить глупо и бесполезно. Кто станет слушать глас, вопиющий в пустыне?

Второй монолит – традиционная штамповка. Казалось бы, дышащая на ладан, доживающая свой век, но, по сути, бессмертная. Потому что не сдаётся: дерётся насмерть, окапывается и видоизменяется в бесчисленных телесериалах, компьютерных играх, да и всё в том же издательском навозе.

Казалось бы, бог с нею, с ЕЯ ВЕЛИЧЕСТВОМ. Вот только как же быть нам, разномастным творческим уродам? Поэтам, прозаикам, эссеистам? Огромной армии, от безнадёжных бумагомарак, до непризнанных гениев, растерявших свой дар в поисках хлеба насущного, в погоне за посадкой деревьев, постройкой дома, воспитанием детей?

Умереть вместе с тонущим судном?

Изменить свою сущность?

Или, что куда проще и безболезненнее - своей сущности изменить?

Любой вариант, если получится.

Писатель – третий после Бога (Религия, Философия, Литература). Во всяком случае, на картине Александра Иванова «Явление Христа народу» Николай Васильевич Гоголь изображён, как Ближайший ко Христу. Есть даже фильм такой: «Гоголь. Ближайший».

Так кто же всё-таки нас приговорил? Сам я почти полвека сражался с издателями, пока не осознал простую истину – не издателей у меня нет, а читателей. Поскольку, если кому-то придёт в голову начать читать мои опусы, издатели появятся сами собой. Появились, но писатель я средненький, еле набираю тысячу поклонников, однако, слава Создателю, это как раз тот самый общепринятый минимальный тираж для электронных изданий (в бумажных – полтысячи). Кое-как проскочил. Так что речь во всех случаях пойдёт не обо мне. В печально известном прокрустовом ложе я каким-то чудом уберёг и ноги, и голову. Хотя, что с того?

Вижу, как некоторые из вас хитро посмеиваются: первая плита, вторая, а где же третья? Недостача получается! Да нет никакой недостачи, эта-то плита как раз самая мощная. Казалось бы, литературные сайты – единственная отдушина, надежда на возрождение, возможность мозгам в наше убогое, при всём его разнообразии, время хоть что-то пожевать. На самом деле – свалка, на то, чтобы разобраться в которой, уйдёт всё ваше столь драгоценное, порой даже минутами, а не часами измеряющееся, свободное время.

Бесконечные конкурсы, медальки, грамоты, чрезмерно услужливые или непомерно злобные тролли, рейтинги, модераторы, администраторы, рецки-рецухи-рецензии, в которых «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», бесконечные пробежки-«кликанья», а в сущности, НИ-ЧЕ-ГО. Помогает исключительно «метод тыка»: нежданно-негаданно наталкиваешься на какую-нибудь жемчужинку, «торкает» она тебя до слёз, обязательно ещё раз на волшебную страничку заглядываешь, с замиранием сердца проверяя: закономерность, случайность? А там либо переключаешься, либо сердцем прикипаешь – не оторвёшь.

Поэтам легче, стихи рождаться могут где угодно, успеть бы только их, желанных, записать. «Проза не пишется, проза высиживается» - так учили меня прославленные мэтры на многочисленных семинарах и литобъединениях, которые я в своей жизни, как сквозь строй шпицрутенов, с исполосованной до крови спиной, без счёта прошёл.

Про рассказы умолчу, мы говорим о бестселлерах. А стало быть, требуется «кирпич», в 8-10 авторских листов объёма, как минимум. Роман в любом жанре, либо что-нибудь на злобу дня из non-fiction («нехудожки») – не суть важно, они сейчас на равных по степени интереса к ним. Однако сколько же времени нужно, чтобы такую вещь изготовить?

Отвечу вопросом на вопрос: встречался ли вам прозаик, который начинал бы писать сразу с романов? Если скажете: «Да», не поверю. Обычно расклад испокон веку сложившийся: поначалу человек статейками, стихами балуется, затем пойдут рассказики, годам эдак к тридцати наберётся сей «творец» жизненного и литературного опыта и замахнётся, наконец, на долгожданную «нетленку». Как выпечется первый блин, не берусь утверждать, слишком много факторов должны сойтись, но главное условие всё-таки, опять же, время. Есть семь ступеней профессионализма. Если вы сможете уделять творчеству один день в неделю, вы так навсегда и останетесь дилетантом. Может быть, даже и неплохим, но не больше того. Два дня – появляется шанс, замах на что-то серьёзное. Что дальше? Допустим, вам удалось, как Франсуазе Саган, к примеру, с её бесспорным хитом «Здравствуй, грусть!», ухватить за хвост жар-птицу. Это, бесспорно, успех! Однако за первой книгой непременно должна появиться вторая. Чтобы в вас поверили, не забыли. Пишется - не пишется, творческие затыки, как же без них, обдумывание замысла, сбор материала – как бы вы ни пыжились, понадобится минимум полтора-два года. В штамповке нужно «выстреливать» три-четыре романа в год, чтобы вас зачислили в основной контингент издательства, но там формат, трафарет, штамп, редактор, порой в придачу и целая команда «негров» для скорости.

Но допустим, вы победили, у вас на руках две полноценные книги, что дальше? Если это серьёзные вещи, оставьте их просто на память, как «пробы пера». Ну а коли издательство устроит их формат (не внешний, а внутренний, разумеется), то либо вообще никакого гонорара не ждите, либо максимум в 100-300 долларов (бумажный вариант, в электронном издании делите эту сумму на 3 или на 5, не ошибетесь). На что же вы, интересно, уважаемый творец, собираетесь жить? А ещё ведь надо и семью кормить?

В давнишние, благословенные времена за хороший бестселлер можно было сорвать куш в миллион долларов (не у нас, конечно, в Нью-Йорке каком-нибудь). «Париж стоил обедни», можно было всю жизнь пыхтеть, пальцы о клавиши пишущей машинки до кровавых мозолей отбивать, а потом обеспечить не только себе безбедную старость, но и всех своих отпрысков надёжно поставить на рельсы и отправить в долгий победный путь. Но то в Америке или, скажем, в Великобритании, у них до сих пор  чудеса случаются! Тут одна дама недавно, начав с нуля, буквально с полпинка (точнее, с трёх книг) вошла в список «100 самых влиятельных людей мира». Каково?! Вот только у нас как не было, так и нет таких тиражей, а стало быть, и речи не может быть о подобных гонорарах. Максимум на что вы можете рассчитывать – добротный пожизненный геморрой. Ибо (не забыли ещё) «проза не пишется, проза высиживается». Ещё Джон Стейнбек как-то очень метко выразился по этому поводу: «По сравнению с писательством игра на скачках – солидный, надёжный бизнес». Но скачки – фу! Геморрой несравненно интереснее.

Я сказал как-то: «всю свою жизнь я мечтал только о двух вещах – всё своё время посвящать творчеству и есть хлеб с любимого ремесла».

Второе не удалось по понятным причинам, а вот с первым повезло. Перво-наперво дожить до пенсии, что в нашем наизамечательнейшем государстве отнюдь не просто, а ещё сложнее - на эту нищенскую пенсию потом как-то существовать. Что до слова «гонорар», то оно ведь по происхождению иностранное, а западничество у нас давно вышло из моды.

Впрочем, тему я выбрал бездонную, рассуждать о ней можно до бесконечности. Зачем же, спрашивается, мне вас мучить? Вернёмся лучше к тому, с чего начали. Помните, что там было? «Литература умерла», «похоронили её заживо», «придавили тремя могильными плитами». Так вот, можно подвести даже некоторый, надеюсь, промежуточный итог. На ваших глазах оболванили и продолжают дурачить дальше полмира: показывают на чёрное, и все покорно блеют в ответ: «белое»; убивают ни за что ни про что женщин, стариков, детей тысячами из гаубиц, «Градов» и «Ураганов», а все вокруг восторженно рукоплещут: «торжество демократии». Скажите, возможно ли такое представить себе было лет тридцать назад, когда жива ещё была Литература? Твёрдое «нет». Ни за что люди бы не поверили. Говорят, однажды король испанский увидел студента, читавшего какую-то книгу и хохотавшего при этом до упаду. Монарх тут же послал служителя, чтобы подтвердить пришедшую ему в голову догадку: «Держу пари: либо этот парень сумасшедший, либо он читает «Дон-Кихота». Ставлю на второе». Король выиграл: студент, действительно, читал знаменитый роман Сервантеса.

Я ответил на ваш вопрос? Или ещё не поняли?

Что ж, разъясню подробнее: цивилизацию современную, нас с вами даже не уведомив о том, поделили надвое: «до» и «после». Так что «там» почила в Бозе лишь прежняя литература, на смену ей активно создаётся новая, причём вкладываются в неё немалые деньги. Мы остались в цивилизации «до», вас устраивает это? Меня, лично, ни в коей мере.

Убей меня Бог, не помню, кто из великих произнёс сакраментальную фразу о том, что нужно быть очень тонким ценителем, чтобы разбираться в оттенках дерьма. Знаю точно, что в данной «сфэре» «ценитель» из меня никакой. Но и классиков всех я перечитал ещё в молодости, хотелось бы чего-то поактуальнее.

Как разделился мир? Он всегда жил цивилизациями, ведущей из которых долгое время была западная христианская. Но зашатался колосс. И что делать теперь? Воссоздавать свою, исконную? Ведь корни-то у нас, хоть и тоже от Иисуса Христа, однако диаметрально противоположные: не древнеримские, а древнегреческие и византийские.

Вопрос по-прежнему о бестселлере: кто будет читать вашу книгу? Так что продолжим наши рассуждения.

Как ни покажется странным, русский язык по популярности занимает восьмое место в мире, хотя по уровню грамотности мы уже скатились на пятнадцатое.

Если взять тиражи наших лидеров в списке лучших, то они, как правило, не превышают 14-15 тысяч экземпляров. Это бестселлер? Если пробежаться глазами по фамилиям 15 самых высокооплачиваемых писателей мира, ни одного русского вы среди них не найдёте.

Теперь подумайте, с кем вы вздумали тягаться? Может, со Стивеном Кингом? Или всё с теми же «оттенками»? Вопрос принципиальный, причём государственной важности. Ибо (процитирую самого себя, за неимением ничего более подходящего): «Государство, которое не имеет своей, понятной и привлекательной для остального мира идеологии - всего лишь стадо добрых людей. Стоит ли удивляться, что перед ним постоянно возникает на горизонте фигура пастуха с кнутом наготове? Идеология зла, в отличие от прочих, универсальна, она базируется на простых человеческих чувствах: страхе, агрессии (ответной или наступательной) и инстинкте самосохранения, поэтому не нуждается в объяснениях». «Бесполый. (Гендерлесс)».

Что, грубо сказано? Да, не грубо, горько. А что вы хотели? Чтобы я перед вами сопли жевал или телевизор перепевал? Или вы и в самом деле полагаете, что нас за Украину так сейчас лупят что есть сил? Ошибаетесь! За непокорность. Не хотим, видите ли, принимать «новые демократические ценности», вроде как и со старыми неплохо живём.

Гендерное воспитание? А зачем оно? Школьная программа и так перегружена. Или вы и в самом деле думаете, что общие туалеты лучше, чем разделение на «М» и «Ж»?

Движения «чайльд фри» (семьи, отказывающиеся иметь детей), «чайльдхейт» (семьи, ненавидящие детей)? И что в итоге? Вымрем, как динозавры.

Ювенальный патронат, уверяющий нас, что государство, и только оно может достаточно хорошо воспитать подрастающее поколение, а уж никак не родители? Да одной экскурсии в любой детский дом более чем достаточно, чтобы с подобными заморочками в корне любому здравомыслящему человеку расстаться.

Философия гедонизма, утверждающая, что человек должен жить только своими инстинктами и интересами, а на все остальные ценности ему просто начхать? По-другому сказал бы, но запретил недавно президент крепче выражаться.

Расскажите об этом! Противопоставьте что-то своё - здравое, доброе гнили и тухлятине этой. Вот и будет бестселлер, во всём мире станут читать и почитать его, да и фигура пастуха с кнутом тут же с нашего горизонта исчезнет.

В самом деле, кто, если не вы? Больше ведь некому.

2015 год торжественно объявлен годом литературы России. Не хотелось бы, чтобы это актуальнейшее начинание закончилось пшиком. Ибо если музы вдруг замолчат, самое время придёт заговорить и у нас гаубицам.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 4

Я тупо смотрела на экран мобильного телефона. Сама Немальцына, с чего бы это?

–  Анечка, здравствуй. Узнала, кто тебе звонит? – Ничего не скажешь, голосок был поистине медовый. Узнала, конечно, что же я, дура совсем, читать не умею?

–  Да, разумеется, Любовь Аркадьевна.

–  Требуется твоя помощь. Как ты на это смотришь?

–  Всегда готова. Даже рада, что вам понадобилась. Куда мне подъехать?

Последовала некоторая пауза, видимо, Немальцына была не одна. С кем-то советовалась.

–  Знаешь, а давай я сама к тебе подъеду, диктуй адрес. Только я буду не одна.

Знамо дело!

Я спешно принялась наводить порядок в квартире, хотя и так везде было чисто, убрано – бардака я ни в чем не терплю. Вот только в холодильнике-голодильнике было шаром покати. Я уже хотела было позвонить Немальцыной, спросить, хватит ли у меня времени, чтобы отлучиться в магазин, но тут раздался звонок в дверь.

Да, Немальцына, действительно, была не одна.

–  Это Галина, – представила она молодящуюся дылду лет под тридцать, смотревшую на меня брезгливым, оценивающим взглядом. – Что ж, встречай гостей. Я почему-то подумала, что с продуктами у тебя не густо, поэтому захватила с собой все необходимое. Где мы расположимся? Может, прямо здесь, в комнате? Такой красивый обеденный стол, «сталинский ампир»!

Я развела руками в растерянности.

–  Да где угодно, Любовь Аркадьевна. Вся квартира в полном вашем распоряжении.

Немальцына пронесла сумки на кухню, затем вернулась в комнату.

–  Анечка, дай мне какой-нибудь халатик или передник, я у тебя немного похозяйничаю.

Уже колдуя возле плиты, она мне тихо сказала:

–   Аня, только не пугайся: Галина – жена Глеба Евгеньевича, твоего… спонсора. Она приехала вовсе не для того, чтобы устраивать тебе сцену - боже упаси, просто чтобы поговорить. Я пока тут приготовлю что-нибудь, а вы уж посекретничайте. Ладно?

Да, ситуация! Мне еще только разборок не хватало. Я совершенно не знала, как себя вести. «Сука, стерва, сцены мне приехала устраивать?!» Я пыталась как-то разозлить, взбесить себя, но у меня ничего не получалось. Поэтому я села напротив своей вроде как соперницы и угрюмо молчала, отведя взгляд в сторону.

–  А у вас уютно, – оглядевшись, похвалила Красникова мой убогий интерьер.

–  Спасибо, – вежливо поблагодарила я. Мне все же пришлось встретиться с ней глазами, и я тут же постаралась опять в сторону их отвести. Ничего хорошего в ее взгляде для меня не было.

–  Ну, для своей пассии Глеб мог бы снять что-нибудь и поприличнее, – не удержалась, злобно прошипела, наконец, она.

«Ага, вот сейчас она вцепится мне в волосы, – тоскливо подумала я. - Немальцына специально удалилась, ну а потом непременно присоединится к экзекуции».

Я продолжала лихорадочно искать выход из сложившейся ситуации, и решила, что откровенничать мне совсем ни к чему, лучше и дальше прикидываться невинной овечкой.

–  Не совсем так. Я сняла ее сама, давно, еще когда училась в институте. Просто в связи с лечением у меня закончились деньги, хозяйка хотела выставить меня на улицу, и тут Глеб Евгеньевич, наш начальник, действительно, принял участие в моей судьбе. Он взял меня обратно на работу, выделил кое-какую сумму на жилье, на реабилитацию. Ну, естественно, я, как только встану на ноги, тут же ему все до копеечки возмещу.

Галина посмотрела на меня так, будто увидела впервые.

–  Возместишь? До копеечки? Что ты мне тут дурочкой прикидываешься? Ты когда на себя в последний раз в зеркало смотрела? Задумала увести у меня мужа, простирушка драная? Разыгрываешь из себя невинную овечку, а на твоей совести гнусь, за которую тебя в тюрьме на веки вечные сгноить мало. Что, думаешь, я ничего о тебе не знаю? Ошибаешься, справки уже навела. Кстати, еще не поздно вернуть дело на доследование, я сама лично об этом позабочусь. Чего выставилась, гнида? Я тебя в порошок сотру!

Она вскочила с места, готовая наброситься на меня. Я непроизвольно отпрянула назад: получить несколько царапин на лице и лишиться пары пучков выдранных волос в мои планы совершенно не входило. К счастью, Немальцына оказалась тут как тут, вовремя втиснулась между нами.

–  Галчонок, зачем ты так? – с досадой проговорила она. – Мы ведь не за тем приехали.

–  Да ты посмотри, ведь эта соплячка надо мной издевается! – «Галчонок» никак не мог успокоиться. -  Я ей покажу, курве, как чужих мужей отбивать!

–  А как насчет того, чтобы наставлять рога своему собственному мужу? У нас на работе только об этом и говорят, причем каждый день новая информация, – не удержалась, съязвила я. – Кстати, не подскажете, как можно гниду стереть в порошок, и много ли порошка при этом получится? Хватит, чтобы «курве» трусики постирать?

Тут уж Немальцына не удержалась на ногах, как плюшевая игрушка отлетела в сторону. Ну а мы с «Галчонком» сцепились не на жизнь, а на смерть. Спас дело только громовой, командирский, голос моей «благодетельницы», трудно было даже предположить его в таком, хоть и полноватом, но отнюдь не богатырском, теле.

–  А ну, разойдись!!

Мы послушно сели по разные стороны «сталинского» обеденного стола, который Немальцына незадолго перед тем так расхваливала.

–  Голодное брюхо к серьезному разговору глухо, – назидательно проговорила она. – Пойдем, Анечка, поможешь мне с сервировкой, будь хозяйкой - я плохо ориентируюсь на твоей кухне, уж больно она лилипутская.

–  Зачем вы ее привели? – мрачно спросила я, когда мы остались одни. – Я и так не красавица, а тут меня бы совсем изуродовали. Мы с ней явно в разных весовых категориях.

Немальцына хитро усмехнулась.

–  Издержки любви (чуть было не сказала – профессии). Так-то чужих мужей уводить! На всю жизнь запомнится.

–  Я никого ни от кого не уводила, – мрачно ответила я.

–  Конечно, «Он сам, он сам пришел. Невиноватая я!», – шутки продолжались, но по всему было видно, что разговор предстоял очень непростой. –  Я понимаю, Анечка, у тебя, конечно, и в мыслях не было, но… человек увлекся. Собственно, и это не трагедия, однако Глебушке нашему моча ударила в голову подать заявление на развод. А это уже, по меньшей мере, драма. Ты должна нам помочь, по крайней мере, себя в наших глазах реабилитировать. Как ты смотришь на это? Галина – деловая женщина, она достаточно здраво оценивает случившееся: не ты, так другая, и поднимется выше личных обид. Главное – на чьей ты стороне в данной ситуации, больше нас ничего не интересует.

Я промолчала, хотелось бы скачать побольше информации.

В дверях появился «Галчонок», отчаянно дымя какой-то крепчайшей, явно не дамской, сигаретой. Немальцына, стараясь сделать это незаметно, знаком попросила ее удалиться, не мешать. Та неохотно повиновалась.

–   В чем дело, Анюта? – холодно поинтересовалась Немальцына. – Я не узнаю тебя. Мы так много для тебя сделали, почему ты сейчас не хочешь пойти нам навстречу? Голова закружилась? Почувствовала себя вдруг женой крупного бизнесмена? Хочешь войны? Ты ее получишь. Глеба мы трогать не станем, тут вопрос только денег. С людьми подобного ранга не воюют, с ними договариваются. Но тебя мы мигом в чувство приведем, а уж разукрасим так, что мама родная не узнает. Глебушка первый от тебя потом откажется. Другой вариант: мы не станем подставлять тебя, ты нигде, кроме как на фотографиях, не будешь фигурировать, но информация от тебя должна идти постоянно, от начала и до конца. Пойми, Галина – одна из наших. Мы и тебя считаем своей, и там, наверху, если вы с Глебом и в самом деле поженитесь, мы тебе не просто пригодимся, но даже гораздо больше пользы сможем принести, чем сейчас. Так что хорошенько подумай прежде, чем отказать нам.

Я выдохнула из себя весь воздух, который был во мне, сжалась в комок. Теперь мой выход. Все зависело от быстроты реакции, точности слов. И, конечно, торг. Торг был не просто уместен, он был необходим.

–  Простите, Любовь Григорьевна, вы меня неверно поняли. Я прекрасно знаю, что по гроб жизни вам обязана, так что какие тут могли бы быть сомнения с моей стороны. Но… я уже заключила сделку. С противной стороной. И не могу нарушить принятые обязательства.

Немальцына некоторое время смотрела на меня с изумлением, словно впервые увидела, затем кивнула:

–  Что ж, нам действительно пора заняться сервировкой стола, мы, пожалуй, чересчур здесь, на кухне, засиделись. Да и вопрос настолько серьезен, что уже невозможно обсуждать его только вдвоем.

Мы не спеша перенесли напитки, тарелки в комнату. Нехитро, как могли, украсили «ампировский» стол. Кстати, я так и не поняла: «сталинский ампир» – это что, шутка такая? То, что Иосиф Виссарионович возлюбленный наш, был вождем и генералиссимусом, я точно знала, а вот императором… когда, интересно, успел? Разумеется, Галине даже в голову не пришло нам помочь, она продолжала курить сигарету за сигаретой, хотя дым и так стоял коромыслом. И еще бесцеремонно, с нескрываемой подозрительностью, пялилась на нас.

Но я была совершенно, непробиваемо, спокойна. Только одно меня смущало – алкоголь, эти две прохиндейки вполне могли попытаться меня споить. После некоторого колебания, во время очередного визита на кухню, я отрезала большой кусок сливочного масла и, морщась от отвращения, отправила его в рот.

–  Так что я просто подстава, – вздохнула я, когда все предварительные признания были сделаны, и мы чокнулись рюмками по первой, «за знакомство». – Наверное, он еще тогда, в кафе, сообразил, как можно использовать меня, а я-то была буквально на небесах от его благородства, поверила в чудо.

–   Так он все-таки трахнул или не трахнул тебя, я что-то не поняла? – успокоенная, но с не улегшейся еще злобой, спросила Галина.

–  Угу, вчера, – кивнула я. – Я, собственно, была к этому готова. Глеб – не такой человек, чтобы упустить что-нибудь на дармовщинку.

–  Да, уж это я знаю, – с кривой усмешкой вздохнула Галина. Последние остатки бури в ней улеглись. Теперь она была занята другим: старалась рассчитать, какую выгоду можно было извлечь из этой ситуации. – Так ты с нами? – на всякий случай все же уточнила она.

Я скромно потупила взор.

–  Глеб наверняка будет требовать свои деньги обратно. А они все потрачены. Если бы вы решили этот вопрос… Вы же сами знаете, какой он скупердяй.

–  Да ладно уж, называй вещи своими именами: не скупердяй даже – кусочник, – с презрительной усмешкой вздохнула Галина. Теперь окончательно было видно, что она, в общем-то, неплохая баба, если ее как следует не разозлить. – Ясный вопрос, беру его на себя. Ну а если будешь все делать не абы как, а с азартом, даже на кое-какой приварочек можешь рассчитывать.

–  Сделаю все, что смогу, уверяю вас, – скромно ответила я, с трудом удержав ехидную ухмылку в уголках губ, и чуть было не добавив: «Барыня!»

–  Не беспокойся, – кивнула в свою очередь Немальцына. – Приз так приз. За мной тоже не задержится.

Дальше мы, не спеша, в мельчайших деталях, обсудили предстоящую операцию по экзекуции и экспроприации. Ручаюсь, при всем своем жлобстве, Глеб дорого дал бы за то, чтобы знать досконально содержание нашей беседы.

ГЛАВА 5

После ухода моих «благодетельниц» я долго сидела в раздумье. Был жуткий соблазн напиться до белых чертей, благо все для этого было под рукой, включая и наличие свободного времени. «Я здорова» – в очередной раз порадовалась я за себя, вот только на душе было очень уж погано от этого «здоровья». Собственно, и Фомич, и Игорь Карлович предупреждали меня насчет подобных игр, а Леонардик так прямо открытым текстом сказал: все, ты здорова, дальше – угомонись! Но как я могла угомониться? Волею судьбы я оказалась между двух огней, и еще неизвестно, какой из них жарче: Немальцына или мой горе-любовничек, горе-начальничек. Мне тут же вспомнилась одна из побасенок барона Мюнхгаузена, когда, находясь на охоте, он вдруг оказался в схватке между, кажется, львом и, кажется, крокодилом. Каким-то образом хитроумному барону удалось настолько вовремя уклониться в сторону, что бросаясь на него, два хищника на самом деле кинулись друг на друга, в результате и сам барон остался цел, и добыча получилась пребогатой, двойной. Я была хоть и молода, но не настолько глупа, чтобы попытаться куда-то уклониться. Поэтому быстренько сделала выбор, приняла сторону, кажется, крокодила. Точнее, крокодилиц.

Когда я рассказала обо всем этом Леонардику, тот лишь головой покачал: «Господи, Анюта, я же тебя предупреждал!»

Однако Иннуся мой выбор одобрила и даже попросила, при случае, все-таки свести ее с Немальцыной. Так что я лишний раз убедилась, что миф о дурах-блондинках придуман нищими, точнее, несостоятельными, горе-мужиками. Ту же мысль можно сформулировать и в более доходчивой форме:  наивная, хорошенькая, смешливая женщина, пусть без царя в голове – это такая редкость и роскошь, которую не каждый мужчина может себе позволить. Не то, что какую-нибудь прыщавую кандидатшу наук! Это уже полный отстой!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

III

МЕЖДУ, КАЖЕТСЯ, ЛЬВОМ И, КАЖЕТСЯ, КРОКОДИЛОМ

ГЛАВА 6

Глеб поставил непременным условием, чтобы предварительный разговор о разводе происходил в его загородном доме. Он был даже одет по-домашнему. Однако присутствие Немальцыной его насторожило.

–  Кто это? – показал он в сторону Любови Аркадьевны, как будто за столом сидело какое-то грязное насекомое.

–  Я лучшая подруга вашей жены. В данном случае отстаиваю ее интересы. Позвольте представиться: Немальцына Любовь Аркадьевна, – Главную Рыбку нелегко было смутить.

Красников посмотрел на жену, та согласно кивнула. Я помнила, как долго Немальцына уговаривала Галину молчать все время переговоров, справедливо опасаясь ее взрывного характера, то бишь, изъясняться исключительно жестами. Для Галины это была пытка из пыток, однако обещание она все-таки дала.

–  Ладно, – пожал плечами Глеб. Надо отдать ему должное: ситуацию он схватывал на лету, и тут же дал знак своему адвокату на неопределенное время удалиться.

–  К сожалению, я доверенными друзьями похвастаться не могу, их у меня попросту нет, – сказал он, изо всех сил стараясь казаться любезным. Фамилия Немальцыной была ему хорошо знакома и присутствие жены видного московского чиновника при столь конфиденциальной беседе не вызывало сейчас раздражения: речь шла о человеке его круга, это было главное. – Но не беда: как я понял, разговор наш не конкретный, предварительный, так что я вполне смогу и сам, без советов, консультаций, обойтись.

Он сделал особое ударение на слове «сам», но никого это не удивило.

–  Речь идет всего только о мировой сделке, Глеб Евгеньевич, которая вполне бы устроила мою подругу. Конечно, она могла бы и сама (тоже особое ударение – шутка, хороший ответ!) с вами договориться, но Галина сейчас в таком состоянии, что просто не готова подобные вопросы обсуждать. Если вы не возражаете, я немножко помогу ей.

–  Нет проблем! – Глеб был достаточно уверен в себе. Не зря же он меня пригласил. Пока все развивалось по тому сценарию, который он давно уже, причем в мельчайших деталях, со мной обговорил. И это его более чем устраивало.

Немальцына кивнула, затем резко перешла в наступление.

–  Насколько мне стало известно из источников, которые мне не хотелось бы сейчас раскрывать, вы, Глеб Евгеньевич, намерены при разделе имущества сильно ущемить Галочкины интересы. Этим как раз и объясняется наша просьба о встрече.

Глеб насторожился. Он не сумел скрыть растерянности оттого, что просочилась вовне столь важная для него информация. Однако отпираться было бесполезно, куда резонней было играть с открытыми картами.

–  Да, подтверждаю, – неохотно произнес он. – Но это и справедливо. Из подобных же «интимных» источников я узнал, что моя пока еще жена претендует на половину всего, чем я сейчас владею. Не слишком ли жирный кусок получается?

–  Не слишком. Я могла бы оттяпать и побольше, – на острие атаки влезла в разговор Галина. – Не забудь, кем ты был до нашей встречи! И вообще, поосторожней со мной, я тебе не провинциалочка какая-нибудь, могу такие кнопки нажать, от тебя мокрого места не останется.

Глеб лишь развел руками и приготовился встать, давая этим понять, что разговор окончен.

–  Нет проблем! Встретимся в суде!

Немальцына поняла, что нужно любой ценой спасать положение.

–  Галочка, Галочка, но ты же обещала! – ухватила она Галину за запястье. –  Может, тебе прогуляться ненадолго, привести в порядок нервишки? Я понимаю, твой психологический взрыв сейчас совершенно обоснован, однако мы ведем деловой разговор, при котором излишняя эмоциональность абсолютно неуместна. Не беспокойся, я в состоянии одна защитить твои интересы, ну а потом ты уж выскажешься, согласна ты или нет с результатом наших переговоров.

–  Нет, – упрямо покачала головой Галина. – Считайте, что мое присутствие обязательно. Хотя, конечно, я приношу извинения за свое «лирическое отступление». Продолжим! Пока все идет, как надо, ну а «встретиться в суде» никогда не поздно.

Я находилась в соседней комнате и совершенно отчетливо слышала каждое слово. У меня не было никаких сомнений, что истерику свою Галина разыграла специально. Хоть я и мало знала ее, но у меня создалось впечатление, что она любит воду замутить, создать эмоциональный фон, поиграть на публику, но в глубине души (если она была у нее, душа-то!) была на редкость хладнокровна: обыкновенная хитрая, расчетливая сука. Во всяком случае, я ее возненавидела всем сердцем еще при первой нашей встрече, но понимала, насколько опасно мне эту ненависть ей сейчас или когда-нибудь в обозримом будущем показывать.

–  Итак, ваши доводы, Глеб Евгеньевич! Вы что-то говорили о суде. Первый вопрос, который должен там встать: ваши претензии к человеку, с которым вы когда-то вдруг решили связать свою жизнь, прожили вместе почти десять лет, а сейчас неожиданно решили разорвать отношения.

–  Одиннадцать, – уточнила Галина. – Одиннадцать лет.

–  Даже одиннадцать, – быстро поправилась Немальцына, – уж извините меня за неточность.

Глеб был совершенно спокоен, он в данном случае, будто в шахматы играл.

–  Что ж, я не против того, чтобы провести здесь небольшую репетицию. Во-первых, у нас нет детей. В этом одновременно заключены и одна из причин, по которым я развожусь со своей благоверной, и явная неразумность ее требования о принципе «фифти-фифти» – «пятьдесят на пятьдесят». Речь может идти только о содержании, которое я и готов ей предоставить, если сумма его будет достаточно реалистична. Во-вторых, моя жена никогда не работала, а значит, жила на моем полном иждивении, каков же тогда ее вклад в имущество, которым я, именно я, владею? – Тут он выдержал небольшую паузу, для пущего эффекта. - Быть может, она вела наше домашнее хозяйство? Но есть много свидетелей, готовых подтвердить, что она пальцем в нем не шевельнула, даже распоряжения прислуге давал исключительно я, я сам. Уклонялась она, как могла, и от других своих супружеских обязанностей, при всем при том, оттягиваясь на полную катушку на стороне, так что благоверной я ее назвал в ироническом смысле этого слова. Доказательств тому тоже имеется в избытке.

Как я поняла, Глеб высыпал на стол целую пачку достаточно красочных фотографий, потому что Немальцына и Галина на некоторое время замолчали, в растерянности их рассматривая.

–  Могу вам приоткрыть немного, как оформлено мое, так называемое, имущество. В основном, это дарственные, документы о наследовании, а также недвижимость и денежные активы, которыми я располагал до брака. Как видите, я основательно подготовлен к любому разговору на интересующую вас тему.

Немальцына лишь развела руками.

–  Что ж, мы и не сомневались в этом, Глеб Евгеньевич. Но, тем не менее, я считаю своим долгом внести некоторые поправки. Дело в том, что вы намеренно искажаете некоторые факты, настолько, что впору даже говорить о подтасовках, а порой и вообще о подлоге. Во-первых, заведомая ложь, что ваша жена вела паразитический образ жизни. Мы готовы представить справки о зарплате, которую она получала, занимая очень ответственные должности в нашем Фонде. Второе: факт измены еще нужно доказывать, но, боюсь, первым ей изменили вы и изменяли потом в течение всей вашей совместной жизни.

Глеб задумался, затем кивнул головой.

–  Что ж, насчет так называемой зарплаты – великолепный ход. Хотя сей факт можно и оспорить. Но вот ваше контробвинение насчет неверности я предвидел, так что пригласил свидетеля, позвонил ему сразу, как только понял, зачем вы пришли. Анечка, солнышко, войди, пожалуйста, мы тебя ждем.

Я вошла, пунцовая от стыда, что мне шло, безусловно, да и делу было на пользу.

Глеб вздохнул.

–  Итак, эту разлучницу вы имели в виду? Что ж, Аня мне все рассказала: как вы приезжали к ней, выламывали ей руки, чтобы она согласилась оклеветать меня. Слава Богу, у нее хватило ума вроде бы как вам поддаться. Господи, я всякое видел, но чтобы поступить так цинично с человеком, который стал жертвой отъявленных маньяков и которому я, как нашему весьма добросовестному и растущему сотруднику, оказывал и продолжаю до сих пор оказывать помощь в рамках благотворительности… О какой измене идет речь? С этим вы собираетесь пойти в суд? Слушаем тебя, Анюта, детка. Что ты нам поведаешь о наших, так называемых, «отношениях»?

Я пожала плечами, робко теребя пуговицы на своей кофточке.

–  Ничего сверх того, что вы сами уже сказали, Глеб Евгеньевич. Я слышала все, что здесь говорилось. Не нарочно, просто стояла за дверью, ожидая, когда меня вызовут. Естественно, все это подлая клевета. Любой из наших сотрудников в состоянии подтвердить, что никаких поводов Глеб Евгеньевич, жизнь которого на виду почти 24 часа в сутки, для подозрений в измене никогда не давал. А вот о разгульном поведении его жены мы достаточно хорошо осведомлены, есть даже люди (почему-то она предпочитала охранников), которые были с ней в близких отношениях, причем она порой добивалась этой близости, шантажируя их. И им приходилось подчиняться, никому ведь не хочется потерять работу.

Немальцына и Галина смотрели на меня ошарашенно: не перегибаю ли я палку? Во всяком случае, такой широкий разворот вовсе не оговаривался между нами.

–  Ладно, – вздохнула Немальцына, – Бог тебе судья, Анхен. Мы столько помогали тебе, вот как ты решила нам отплатить? Что ж, посмотрим, как ты  поведешь себя на суде. Если мы вдруг представим неопровержимые доказательства. А это ведь очень серьезно, Глеб Евгеньевич: оказать «бедной девочке» благотворительную помощь в ее реабилитации, причем не из своих средств, а за счет фирмы (о, вот этого я не знала! Но сразу поверила – так это на Глеба было похоже), а затем принудить ее к сожительству! Боюсь, что никто вас тут не поймет. Но…

Тут Немальцына многозначительно подняла вверх палец.

–  …как говорится, наш пострел везде поспел. Есть и еще одна жертва. Хотя жертва ли? Может, жрица любви? Я думаю, суду весьма, и весьма, небезынтересно будет ее выслушать. Так что теперь ответный дар: от нашего стола уже вашему столу!

Со злой издевкой, передразнивая Глеба с его картинным жестом, она высыпала кучу фотографий не менее красочных, чем те, что на нем уже находились. Не исключено, что одно и то же агентство, даже один и тот же человек их и делали.

Глеб надолго замолчал. Дальнейший ход переговоров я, к сожалению, уже не могу привести дословно, мне дали знак немедленно удалиться. Но мне и так было ясно, что две прожженные стервы ухватили мужика за самое чувствительное место – Глеб никак не мог допустить, чтобы столь дорогого для него человека, с которым он собирался связать свою дальнейшую жизнь, заставили пройти через подобный ад. Он просто потерял бы ее, эту девушку. Даже без моих признаний, а с ними вообще упал бы в ее глазах настолько, что с пола нечего было бы соскрести.

ГЛАВА 7

Я вновь открыла в ноутбуке страничку с Судовым журналом. Полный разгром. Все усилия последних месяцев оказались тщетными. «Плыви мой челн…». Я оказалась совсем недалеко от того места, с которого началось мое путешествие. Кажется, лев и, кажется, крокодил, почему-то раздумали кушать друг друга, мирно разошлись, но издалека сонно наблюдали за мной.

Когда мы остались одни, Глеб выместил все зло на мне, больше не на ком было.

–  Все, сучка, ты уволена. Дуй на работу, получи расчет, собери вещички и больше никогда не возникай перед моими глазами. Специально мстить не буду, но если вдруг попадешься все-таки в недобрый час под руку, случая не упущу: прихлопну как муху.

Я пыталась что-то ему объяснить, наврать с три короба - придраться ведь, собственно, было не к чему, но он не пожелал вникать в мой детский лепет.

–  Никто, кроме тебя, не знал о моей девушке. Я тебе доверился, а ты меня предала.

–  Но как же фотографии? – попыталась защититься я.

–  Фотографии появились потом, – резко ответил Глеб. – Исчезни, еще раз предупреждаю, иначе я за себя не ручаюсь. Будем считать, что пока и у нас с тобой все по нулям. Не нарывайся, не открывай счет заново!

Что мне оставалось? Только изобразить предельно обиженный вид. Ах, как вы неправы, Глеб Евгеньевич! Ах, как вы незаслуженно меня обидели! Но вслух это я уже не решилась произнести.

Заслуживает отдельного описания то, как я складывала свои пожитки в картонную коробку на своем бывшем рабочем месте (прямо как в американских фильмах!). Хотя совершенно не понимала, зачем из-за такого жалкого барахла (ну, бокальчик симпатичный, ну, своя кофеварка – но ведь не «Тефаль»!) мне нужно было выдерживать, где откровенно злорадные, где притворно сочувствующие взгляды своих, теперь уже бывших, сослуживцев?).

 Особенно рад был Вадим – нетрудно понять, почему. Все это время я была здоровенной занозой в его заднице (тоже «мейд ин Голливуд» выраженьице!). Но, как ни странно, мне это унижение доставляло почему-то даже удовольствие. Точнее, дело было не в удовольствии, а в необходимости. Мне просто позарез нужно было испить чашу до дна, побыть полчасика вот именно в таком состоянии  - жалкой, побитой собачонкой.

Со стороны все выглядело яснее некуда - мне дали отставку, но любопытство моих сослуживцев вовсе не было удовлетворено. Их интересовало, что произойдет дальше: выберет Глеб себе новый объект (желающих было хоть отбавляй вокруг) или он его уже выбрал? По всему видно было, что о предстоящем разводе еще никто не подозревал. Но я уж точно была последней среди тех, кому пришло бы в голову на эту тему откровенничать.

Прошло несколько дней, прежде чем я осознала свою ошибку: я выбрала неудачный образ, путь для своего спасения. Все течет, все изменяется: река не стоит на месте. Теоретически рассчитано все было правильно: я успешно добралась до буквы «М» и даже до буквы «Р», но когда я попыталась восстановить себя прежнюю, тут же потерпела крах. И что теперь? Ничего не оставалось, как причалить к берегу и дальше уже по суше продолжить движение.

Я подсчитала свои ресурсы. Я свободна? Я счастлива? Еще бы! После встречи с, кажется, львом и, кажется, крокодилом черный хлеб тортом покажется. У меня не было ни копейки денег, но пока еще было, где жить - тоже плюс, все-таки я не бомжиха и к родителям не надо возвращаться. Я была одета, как Замарашка, но достаточно молода, у меня найдется чем запорошить глаза или запудрить мозги (а может, и то и другое сразу) какому-нибудь Принцу, если он вдруг остановит на мне взгляд и заинтересуется моими китайскими кроссовками, которые я ношу уже больше года. Пусть это будет даже китайский Принц. Что-то вроде Джеки Чана. Хотя он наверняка женат. Залезть что ли опять в Интернет, прояснить с ним ситуацию? Ладно, хватит ерничать!

Я понимала, что нормальной работы мне теперь век не видать. Если раньше я сама придумала, что на фирме кадровик мне подножки ставит, то уж теперь Глеб точно и собственноручно не упустит случая проучить меня. Что мне еще оставалось? Только Немальцына.

Любовь Аркадьевна состроила кислую мину, когда меня увидела:

–  Что, Анюта, хотела на двух стульях усидеть, и с одного уже вышибли?

–  Нет, – скромно потупила взор я. – Просто немного сгустила краски, но делу это пошло только на пользу. Проявила некоторую самостоятельность, думала, что инициатива приветствуется. А насчет двух стульев… я же не дура! Вы обещали мне помочь, Любовь Аркадьевна. Вот я и пришла к вам. Может, найдется для меня хоть какая-нибудь работенка?

Немальцына продолжала смотреть на меня с недоверием.

–  Так ты выздоровела? – наконец спросила она.

–  Да, я совершенно здорова, – подтвердила я. – Могу принести справку от лучшего психотерапевта России.

Немальцына насторожилась.

–  Неужто от Леонардика?

–  Да, от Леонарда Львовича, – все также скромно подтвердила я.

–  Темнишь, Анюта! – покачала головой Любовь Аркадьевна. – Где ты могла взять такие деньги, чтобы сам Чупилин тобой занялся? Глеб дал? Но за какие заслуги? Значит, ты все-таки вела двойную игру или окончательно нас предала? Я правильно поняла?

–  Нет, конечно. Просто Леонард Львович проникся моим горем и лечил меня по льготным расценкам. Так сказать, в порядке благотворительности.

–  Заливай больше! – Немальцына расхохоталась. – Да твой Глеб по сравнению с Леонардиком просто добрый фей! «Проникся моим горем»! Господи, надо же такую чушь сморозить! Чем же ты, интересно, его купила?

Я пожала плечами.

–  Важнее всего результат. У каждого свои фишки.

Немальцына долго еще смотрела на меня так, словно увидела впервые. Затем вздохнула:

–  Ладно, поверим тебе, Анюта. В последний раз. Вот тебе небольшой подарочек от Галины, как и было условлено, она не из тех, кто от своих слов отказывается. – Любовь Аркадьевна положила передо мной небольшой конверт. – Ну а насчет работы… такого разговора не было. Я обещала тебе помочь, но это не одно и то же. Хотя… есть один человек, которому ты могла бы быть интересна. Я предварительно уже говорила с ним о тебе. Человек солидный, богатый, щедрый. Посмотрим-увидим, надеюсь, ты меня не подведешь?

Я хотела было возразить, но промолчала. Это было не совсем то, точнее, совсем не то, что я надеялась получить от Главной Рыбки, однако отказываться было нелепо, мне предоставляли последний шанс. Куда я еще могла пойти? Уж ясно, что не на Тверскую. Мой уровень – Ленинградское шоссе, а если и там не приживусь – площадь Трех вокзалов. Нет-нет, Жюльетта, только Жюльетта, в Жюстинах я уже успела побывать.

«Упасть, чтобы возвыситься!» Мария Магдалина. Видимо, не было для меня другого пути. Мой отказ зачеркнул бы все, что я с таким трудом достигла. Кому я после этого могла быть интересна? Все, включая Фомича, отвернулись бы от меня. Что ж, и в самом деле, за всякое удовольствие надо платить. Да, я выздоровела, но стала шлюхой. Пока еще достаточно высокого пошиба, но скатиться вниз могла в любую минуту. Поколебавшись какое-то время, я решила обратиться за советом к Иннусе.

К счастью, та восприняла и мое положение, и мое обращение к ней, как должное. Особенно после того, как я рассказала ей о «случае на охоте». Ну как там, у барона Мюнхаузена – вроде как лев, вроде как крокодил. Глазки Иннуси сверкали, она выспрашивала у меня мельчайшие подробности, было впечатление, что она переживает случившееся так, как будто это происходило с ней самой.

–  Ну а что ты могла сделать? – наконец, повела плечиками она. Давая понять, что очень, очень многое можно было повернуть совсем по-другому. – Ладно, давай координаты!

–  Кого? – удивленно спросила я.

–  Ну, «папика», которому тебя сосватали. Помнишь, я сама тебе что-то в этом роде предлагала, но не обижаюсь, что ты вроде как тогда пропустила мимо ушей мое предложение, а сейчас поступаешь совсем иначе. Понимаю, что тебе ни в коем случае нельзя отказывать Немальцыной. Во всяком случае, должна быть очень веская причина для такого отказа. Сейчас мы твоего «женишка» и пробьем по всем базам данных.

Ай да Иннуся! Я смотрела на свою выручалочку-подружку во все глаза! Вот где, действительно, широта души, чистейшей воды бриллиант – женская солидарность. А я… Расплачусь ли я с ней когда-нибудь?

Как бы то ни было, уже через полчаса перед нами на столе лежала объемная распечатка. Женат, трое детей. Чиновник средней руки, но на достаточно хлебном месте. Неисправимый бабник, но трусоват. У жены под каблуком, но, может, таким образом - сворачивая иногда налево, и обеспечивает себе душевное равновесие?

Иннуся поморщилась.

–  Я могла бы и глубже копнуть. Тут в списке его донжуанских побед как раз пара моих «козочек». Знаешь, в нашем деле нет мелочей, все крайне важно: любимые позы, пристрастия, какие подарки делает, долго ли вы вместе с ним продержитесь и т. д. Но для первого раза достаточно, иначе тебе будет неинтересно. И запомни, Анюта: если уж ты вступила на этот путь, тут могут быть только два варианта – либо ты просто хочешь удачно выйти замуж, идя при этом на что угодно, либо занимаешься этим только ради денег. Вот и вся разница между нормальной девчонкой и любого полета шлюхой. Выбирай сразу, потом уже очень сложно выкарабкаться будет. Замуж-то ты всегда выйдешь, если не сопьешься или не скурвишься, а вот по любви, да чтобы счастье было – этого уже не получится. Знаешь, сколько я сама могла бы денег иметь! Но не в них, как говорится, счастье, во всяком случае, не в одних только деньгах, поверь. Информацию даю не просто так: все, что узнаешь, расскажешь. Пополним наш банк данных. И еще, очень важное, замкни свое сердце на замок. Если ты пошла по этой стезе – любовь табу для тебя, непозволительная роскошь, непреодолимое препятствие на пути к заветной цели. И не нарвись на маньяка. Их достаточно много среди мужиков, просто большинство за край круга редко переступает. Но уж поизмываются на полную катушку, можешь не сомневаться.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 1

Я не уставала удивляться себе: как далеко, в какие дебри завели меня мои попытки вернуться к тому жалкому, чахлому, но в то же время милому, уютному мирку, в котором я жила прежде. Теперь меня окружал новый, совершенно другой, мир, и меньше всего на свете мне хотелось покидать его. Господи, какие у меня теперь были идеалы! Графиня де Лорзанж, Мария Магдалина, Иннуся. Но как бы то ни было, эти три женщины, объединившись в моем сознании, служили мне как бы единой яркой путеводной звездой. И, если как следует разобраться, именно им, как ни покажется странным, я и была обязана своим выздоровлением.

Однако начнем по порядку: последние полтора месяца я совершенно не занималась самокопанием и, как результат, потерпела сокрушительное фиаско. Сейчас вот вновь вернулась к своему любимому Судовому журналу. Необходимо было подвести кое-какие итоги. Итак, путь от пункта «А» до пункта «М», все ли я здесь поняла, не оставила ли за собой каких-либо нерешенных вопросов, которые потом сработали бы как необезвреженные мины, отбросив меня далеко назад? Начнем с того, что я отомстила достаточно. Если бы я не была выдвинута следствием, как Главная потерпевшая и одновременно как Главная свидетельница обвинения, никакого дела не было бы, оно бы попросту развалилось.

То, чего я жаждала поначалу и к чему меня склоняли «золотые рыбки», было чрезмерно, наказание здесь явно не соответствовало преступлению.

Не знаю, что имел в виду Леонардик на нашем первом сеансе, но, «угостив» меня бумерангами, он дал мне понять, что месть возвращается и вполне может поразить самого мстителя. Как угодно: физически ли, духовно.

И Фомич, и Немальцына тоже очень мне помогли: один – напрямую, другая – доказательством от противного.

Чего я на самом деле боялась все это время: того, что любой из четырех моих насильников (или даже все четверо), имел свое право считать, что его наказание было слишком сурово, и что единственная причина здесь – я. То есть, они вполне могли сами предъявить мне счет, и обставить дело так, что мало не показалось бы.

И, пожалуй, самое главное – Дневник Падшего. Ясно было, что человек, написавший его – точно не успокоится и обязательно поставит себе целью не просто отомстить мне, а даже уничтожить. Точнее, наоборот – не просто уничтожить, а потешиться перед тем всласть.

Путь от пункта «М» до пункта «Р» начался со страхов, вполне осознанных, с невозможности жить дальше так, как я жила до сих пор. Произошло крушение всех жизненных ориентиров моей личности, и здесь нашлись два человека, которые помогли мне: Леонардик и Иннуся, сама бы я никак не выкарабкалась. Как бы то ни было, я вылечилась. Панический страх уступил место стремлению защитить себя любыми доступными мне средствами, и я все больше понимала, что никогда не смогу сделать это одна. Инстинктивно всю свою защиту я строила на поиске людей, которые могли бы мне помочь. В настоящий момент их было четверо. Но кем я была для этой четверки? Стала ли я им настолько близка и интересна, чтобы в нужный момент они, не раздумывая, ринулись бы на мою защиту? Нет, конечно. Мало было найти их, нужно было еще превратить их в своих друзей, союзников. Сейчас же мне казалось, что я их всех потеряла.

Разве Леонардик и Фомич, которые столько сделали для моего выздоровления, поймут, что после всех их трудов праведных я пошла добровольно на то, что делала когда-то под страхом смерти? Разве Немальцына простит мне, что я оказалась полной дурехой, не оправдала ее надежд? Одно было ясно: Судовой журнал отыграл свое. Оставалось только решить: оставить ли его на память или уничтожить. Нет, не нужны мне такие воспоминания, решила я после некоторого раздумья, и все-таки решилась нажать кнопку «Стереть».

Гром не грянул, земля не разверзлась. И тем не менее, все надо было начинать заново. И я сделала то, что давно пора было сделать: позвонила Иннусе…

Кафе, где мы встретились, не представляло собой ничего особенно интересного. Но вот девушка, с которой мы сейчас сидели вместе, и которую я привыкла считать своей подругой, совсем не похожа была на ту безмозглую блондинку, секретаршу знаменитого Леонардика, какой я привыкла ее видеть. Во-первых, она не была блондинкой. Конечно, это вполне мог быть парик, но у меня почему-то создалось впечатление, что именно такие волосы – огненно-рыжие и были настоящими, ей присущими. Минимум косметики, усталое, немного разочарованное, выражение лица. Хорошие, итальянские, шмотки, но ничего вызывающего, крикливого. Сначала я была разочарована, что Иннуся не согласилась встретиться со мной на работе, а предложила нейтральную территорию, теперь поняла: я утратила статус пациентки, а Иннуся слишком дорожила своим местом, чтобы решать на нем какие-то личные проблемы. Несмотря на все кажущееся легкомыслие, она даже мобильник обычно выключала, усаживаясь за свой стол в приемной. Но, собственно, такой вариант меня вполне устраивал: предстоявший разговор был слишком важен, чтобы вести его между делом.

–  Итак, в чем проблема? – спросила Иннуся, так и не дождавшись, что я первой начну свою исповедь.

–   Проблема не одна, их много, – попыталась я собрать в кулак свою волю. – И только ты одна можешь мне помочь.

–  Почему я, а не Леонардик? – с любопытством спросила Иннуся. – Я, как ты знаешь, институтов не кончала, школу и то с трудом выстрадала.

Видно было, что Иннуся тяготится нашей встречей и вовсе не считает меня подругой. Там, в приемной у Леонардика я была для нее человеком, с которым волей-неволей приходилось поддерживать хорошие отношения, здесь - вообще ничего собой не представляла. И она достаточно вежливо дала мне это понять. Однако я не поддалась отчаянию, сделала вид, что ничего принципиально нового не происходит, мы все те же две закадычные сороки-болтушки.

–  Я провалилась, по всем статьям. Помнишь, я тебе говорила о «папике», которого мне сосватала Немальцына? Я не продержалась и месяца, получила полную отставку. Можешь себе представить реакцию Любови Аркадьевны. Она обозвала меня никчемной дурой и отказалась дальше мне помогать.

–  Интересно, – лицо Иннуси тотчас оживилось. Кое-чему я все-таки за последнее время научилась, вот почему не стала плакаться, выплескивать эмоции на не слишком знакомого мне, как выяснилось, человека. Я просто предложила своей, в данной случае - собеседнице решить загадку. Не проблему, а именно шараду из той области, которая для Инны представляла непреходящий, жгучий интерес.

–  Хорошо, – сказала она. – Давай подробности. Чувствую, я не зря пришла сюда. Как начнем, с кофе или по салатику?

Я недолго колебалась. Тут же махнула рукой:

–  По салатику! И, может, рыбки какой-нибудь?

–  Золотой?

–  Совершенно не обязательно. Думаю, мы и сами как-нибудь выпутаемся. С твоей-то головой!

–   Точнее, с твоей головой! И моим богатым жизненным опытом. Так что же произошло, подруга?

Это слово – «подруга» буквально пролило бальзам на мою душу.

–  Так мы точно - подруги? – все-таки решила уточнить я.

–   Конечно. Если ты, разумеется, не против.

–  О, отнюдь! Я давно об этом мечтала.

–  Тогда… – Инна скрючила мизинчик и протянула мне через столик руку. Я, в ответ, скрючила свой, и обряд молниеносно был завершен.

Иннуся быстро переговорила с подошедшей официанткой и сказала, когда та отошла:

–  Первый секрет – не ты первая, и не ты – последняя. Жертва. Жертва насилия. Таких, как мы – миллионы. Главное после этого – не возненавидеть всех мужиков на свете. Все-таки большинство из них – нормальные, порядочные люди. Меня изнасиловал отчим, когда мне было всего только девять лет. Я тогда даже ничего толком не понимала. Но кого проймешь сейчас этим? Такое постоянно в газетах, на телевидении. Люди даже не удивляются, не то, чтобы возмущаться. Однако совсем другое – когда такое случается с тобой самой. Незаживающая рана. И таких тайн у меня много. Предашь, из подруги превратишься в злейшего врага. И тогда уже не обижайся!

–  Я не предательница, – тихо ответила я. – Извини, но я просто потрясена. Никогда бы не подумала - ты всегда такая веселая, неунывающая. Ей-богу, я, по сравнению с тобой, просто размазня.

Иннуся рассмеялась.

–  Ладно овечкой-то прикидываться. Лучше выкладывай, что у вас там произошло, я просто умираю от нетерпения. Хотя это чревато. В таких случаях у меня одновременно жутко разыгрывается аппетит. Большая просьба - если я вдруг захочу пирожных, не возражай, просто сбрось их, как бы ненароком, на пол. О, как я люблю сладкое, если бы ты знала!

Я собралась с духом. Наконец решилась.

–  Ну, начнем с того, что он старый и толстый. Брюхо как у совсем уже махнувшей на себя продавщицы колбасного отдела в магазине… «Папик» он и есть, очень точно сказано.

–  Дура, – спокойно констатировала Иннуся. – Каким же хорошему «папику» еще быть? Чем страшней, тем щедрей, обычно так бывает. Тебе хотелось бы, чтобы он был молод, атлетически сложен или хотя бы, как твой Глеб? У таких и без нас женщин хватает, зачем ему деньги платить?

–  Дура, – согласилась я. – Просто неопытная дура. А не никчемная, как меня обозвали.

Иннуся вздохнула.

–  Ладно, я помогу тебе. В чем его «фишки»?

–  «Фишки»? Не поняла, – недоуменно пожала плечами я.

Салатик из свежих овощей был давно уже съеден, мы принялись за севрюгу, хотя целесообразнее было бы сделать небольшой перерыв. Наверное, мы просто слишком увлеклись разговором.

–  «Фишки»! Именно «фишки». Это главное. От чего он тащится?

Я долго раздумывала, однако вынуждена была признать свое поражение.

–  Не знаю. Я так и не поняла.

Иннуся покачала головой и откинулась на спинку стула.

–  О, Господи! – проворчала она в отчаянии. – Ну и обожралась же я. Люблю поесть – вот одна из моих «фишек». Знаю, что нельзя, но отказаться – выше моих сил. Хорошо, давай по порядку. Как там у вас было?

Я задумалась. По порядку так по порядку.

–  Мы встретились. Он представился, сказал, что его зовут Валентином Сергеевичем, работает «там, в верхах» – это он изобразил жестом, ткнув пальцем в сторону потолка. Что он не может афишировать нашу связь, моя квартирка его вполне устраивает, мы будем встречаться раз или два в неделю, не больше – он очень занятой человек. Меня это больше, чем устраивало, тем более что он тут же завел речь о квартплате и выложил деньги за пару месяцев вперед. Затем сказал, что знает о том, что со мной произошло, и попросил рассказать об этом поподробнее.

–  Понятно, – кивнула Иннуся. – И как можно подробнее. Постоянно что-то переспрашивал, уточнял, просто тащился от каждой детали.

–  Да, как я поняла потом, это его очень возбуждало, – вытаращила я глаза на Иннусю. – Но тогда меня это выводило из себя, бесило. Тем более, тема-то ведь не бесконечная.

–  Как раз бесконечная! – горячо возразила Иннуся. – Ну кому нужна правда, Анюта? Тем более правда, которая доставляла бы тебе страдания, загоняла в тупик! Надо было врать, и врать совершенно беззастенчиво, пусть даже выдумывать такое, чего и в природе не существует. Да и не просто рассказывать, а показывать, изображать, в красках, в лицах, давать представление. Одного актера для одного зрителя. Ну а ты?

Я чувствовала, что начинаю раздражаться.

–  Я? Я просто честно делала свою работу. Раз уж это стало моей работой. У него нелады с потенцией. Я как могла его раскачивала и всегда доводила дело до конца. Ни одной осечки не было, так почему же он меня бросил? Ты можешь сказать?

Иннуся надолго задумалась, затем попыталась подвести итог нашему разговору:

–  Хорошо, что мы встретились. Действительно, тебе одной никак было не разобраться в этой истории. И уж Леонардик тебе бы точно не помог. Тут не его епархия. Итак, во-первых: я думаю, что Немальцына просто тебя под «папулю» твоего подложила, но ей неудобно было дать тебе это понять, вот почему она от тебя потом так быстро и открестилась. Во-вторых: как бы ты ни изощрялась, какую бы СверхШахерезаду из себя ни строила, твой Валентин Сергеевич все равно бы ушел от тебя. Мужичок этот любит разнообразие, и подолгу ни на ком не задерживается. Почему? Могу только предположить, трудно сказать конкретно: боится увлечься, попасть под влияние, экономит деньги – любая причина. Немальцыной ли это не знать? Она в таких вещах дока, мужики для нее – открытая книга. Хотя ее слова о «никчемной дуре» тебе следует признать справедливыми. Хороший урок на будущее.

–  А оно у меня осталось еще, это будущее? – с грустью спросила я.

–  Конечно, куда ж оно от тебя денется? – с улыбкой подбодрила меня Инна. -  Просто оно разным бывает. Далеко не всегда таким, каким нам хочется. Вот и надо постоянно набирать обороты, с каждым разом быть поумней, пошустрей.

Я вдруг посмотрела на себя как бы со стороны, и меня чуть не стошнило. Господи, неужели это я? И как я до такого докатилась, что столь спокойно и цинично могу рассуждать о подобных вещах? Назвать это жизнью? Да нет, грязь она и есть грязь. Так что же, в этом и есть теперь мое новое лицо, мое истинное Я, мое будущее? Хотя… Так или иначе, в каком-то облике, но мне нужно было пристать к берегу, не могла же я всю оставшуюся жизнь на реке болтаться, да еще плыть против течения?

–  Так, ну и что же мы теперь будем делать? – с улыбкой посмотрела на меня моя новая и, наверное, пока единственная, подруга.

–  Должны были вдвоем на Кипр лететь, теперь все повисло в воздухе.

Инна задумалась.

–  А он тебе отдал путевки, билеты?

Я кивнула:

–  И даже подкинул немного отступных.

Инна развела руками.

–  Что ж, я оказалась права, теперь все сходится. Хоть сейчас Кипр и не в моде, самый писк – Мальдивы и Гоа, даже Канары и Багамы потускнели, все же твой первый блин никогда бы не поехал с тобой в столь людное место. А значит, и путевки, и билеты – тоже отступные, отступные плюс. Он заранее знал, что расстанется с тобой. Ничего – сдай обратно все это хозяйство, получи деньги и снова в бой. Будем считать, что твое первое боевое крещение прошло вполне сносно. Что касается Немальцыной, то отношения с ней тебе никак нельзя терять. Кинься в ножки, поплачься, согласись, что ты и в самом деле никчемная дура. Как я уже сказала, кто же ты еще есть? Попроси во второй, последний, раз помочь. Уверена, что она не откажет тебе. По всему чувствуется, что у нее, помимо остального прочего, еще один маленький бизнес образовался: небольшой круг мужичков, которые как раз и тащатся от таких, как ты, пострадавших, жертв. Могу только предположить, что их в твоем статусе заводит. Не одни же только рассказы? Штучки, которые над тобой проделывали, почему бы их, с твоего согласия, не повторить?  «Я прошла через ад, помогите, выведите меня из этого состояния, выведите!» И выводить долго придется: порок настолько глубоко проник в твою душу, что ты уже не можешь быть другой. Безвольная, покорная. Или наоборот, раскованная, не просто без комплексов, а вообще без тормозов, неистовая мстительница, в маске, с плеткой в руках. Господи, что мы можем сделать, так уж они, мужики, устроены: им всегда чего-то нового подавай. Не новую женщину, как ошибочно думают многие, а именно нового. В той же, в другой – не столь важно. Сумеешь стать такой – на тысячу и одну ночь неистощимой на выдумки, все, кто «мужеска пола», будут у твоих ног. И это не только в борделе, в семейной жизни то же самое, только плюс еще куча других обязанностей, нагрузок. Ладно, я увлеклась. Но такие познания лишними не бывают. Ну а если все-таки не желаешь перед Немальцыной унижаться, мое обещание остается в силе: я готова в любой день и час предложить тебе новую кандидатуру, точнее, нового кандидата. Хотя, что сделала бы я сама на твоем месте – хорошенько отдохнула. Раз уж все козыри у тебя на руках, так и езжай себе преспокойненько. Только если отдыхать, так отдыхать. Разворачивать какую-либо деятельность на чужих территориях – глупо. Здесь мы любого человека по базе данных пробить можем, а там… лотерея! В любые неприятности можешь залипнуть. Как муха.

–  Ну а как насчет того, чтобы нам махнуть вместе? – Мысль эта сидела у меня в голове с самого начала нашего разговора, но только сейчас я решилась ее озвучить.

–  Нет, – покачала головой Иннуся с грустной улыбкой, – ничего не получится. Главное, чему я научилась у Леонардика – пахать без продыха. Молодость не вечна, она проходит слишком быстро. И еще далек тот час, когда можно будет пожинать плоды. Поймешь со временем.

С тем мы и расстались. Я была очень благодарна Иннусе за то, что она в столь трудный момент моей жизни поддержала, приободрила меня. Да, действительно, теперь я не сомневалась в том, что у меня появилась настоящая, закадычная подруга. Вот только чем я сама смогу ее отблагодарить?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 2

Две путевки, два авиабилета. Казалось бы, вопрос не стоил выеденного яйца: два прекрасно делится на два. И на вырученные деньги можно было бы прекрасно отдохнуть, не трогая «бакшиш», полученный мной еще от Галины Красниковой, не говоря уже об отступных сбежавшего горе-«папика». Но мне всю плешь проела одна совершенно несуразная мысль: говорят, в Тулу со своим самоваром не ездят, а что если мне, наоборот, как раз так и поступить? Отношения с Иннусей я наладила прекрасные, но она по-своему была права, сказав, что ей сейчас не до отпуска. Жаль. И тем не менее…

Естественно, где я еще могла найти Фомича, как не в его обычном кафе за обычным обедом.

Когда я села напротив, он только покосился на меня, но ничего не сказал. Хотя аппетит ему я наверняка сразу испортила. Я тоже помолчала какое-то время, мучительно соображая, смогу ли я переварить местную пищу? Потом решила не рисковать, лишь молча положила на середину столика путевки и авиабилеты. Затем сверху присовокупила к ним еще красочный рекламный буклет.

–  Кипр, – сказала я коротко, без объяснений. – Говорят, сейчас в моде Мальдивы и Гоа, но уж не обессудьте. Чем богата, тем будем и рады.

Да, выдержка у мужика была поразительной. Наверное, профессиональное. Однако внутри он наверняка обалдел. Долго подбирал, что мне ответить, затем уточнил:

–  Взятка?

–  За что? – с самым невинным видом подперла я ладошкой подбородок. – Мне от вас давно уже ничегошеньки не нужно. Ваши возможности на сей счет исчерпаны. Просто путевка лишняя. Местком-профком-партком – сами понимаете. Как в добрые старые времена.

–  Ну и засунь ее… сама знаешь куда. Туда, куда месткомы, парткомы, профкомы как раз и провалились, – неожиданно грубо ответил Фомич. – Чего ты ко мне вообще привязалась, Леднева? Давно бы уже пора отстать.

–  А отблагодарить? – ничуть не смутилась я, строя невинные глазки. – Надо? Вы столько для меня сделали! Местком, профком, партком даже пальцем не пошевельнули.

Фомич хохотнул.

–  Ладно, если ты такая уж благодарная, пусть лучше должок за тобой поболтается. Понадобится вдруг ежели что, явлюсь, как незваный татарин. Еще пожалеешь о своем обещании.

Он был очень доволен собой, но забыл, с кем связался. Я другого исхода и не ожидала, и вытащила тот козырь, который был у меня в рукаве.

–   Вот интересно, а что будет, если Машка узнает, как у нее была возможность побывать в раю – на море, а злой папка так вдруг, с ходу, даже не собрав семейный совет, решил все за нее?

Но Фомич не мужик был – кремень.

–   Шантажируешь? Шантаж не пройдет, ты мою Машку не знаешь. Она еще круче, чем я.

И тут я поняла – мужик крепко призадумался.

–  Другой возможности у нее не будет. А ведь тут не блажь, море девчонке для здоровья необходимо, – продолжала канючить я.

–  Море – оно везде море, – решил, наконец, проблему Фомич. – Понадобится, хоть в Сочи, хоть в Анапу скатаем. На автобусе. Или на поезде. Это нам вполне по карману. Так что перестаралась ты, Леднева. Языков, опять же, мы не знаем, а в Сочах все еще пока по-русски говорят.

Я промолчала. Чугунов, Чугун - не сомневаюсь, что его в детстве так  и звали. Ладно, чугунная башка, я еще не сказала свое последнее слово. Попробуем зайти с другой стороны.

Я так и представляла себе, как он будет одет: в вытянутых на коленях синих хлопчатобумажных «трениках» и растянутой по горизонтали, но севшей по вертикали футболке явно китайского производства.

–  Семейный совет, – коротко сказала я, когда Фомич открыл дверь квартиры.

Конечно, он легко мог бы выставить меня вон, устроить мне выволочку и даже спустить с лестницы, но любопытство возобладало.

–  Проходи! – Ах, если бы краткость и в самом деле была сестрой таланта, сколько их могло бы у Фомича быть?

Честно говоря, я понятия не имела, зачем я ввязалась во всю эту авантюру, однако роль свою играла на полном серьезе, со знанием дела.

–  Это Маша? – строго спросила я, завидев выглянувшую из кухни пухленькую девочку лет тринадцати в пестром кокетливом халатике и с маленькими косичками, перетянутыми колечками-резинками.

–  Да, это я, – доверчиво кивнула девочка, подойдя ко мне, и протянула маленькую пухленькую ладошку. – А вас как зовут?

–  Я Аня, – охотно представилась в ответ я. – Точнее, для тебя – тетя Аня. Я пришла к вам с папой решить очень важный вопрос.

–  А, ну я так и догадалась, что вы с папиной работы. Садитесь с нами ужинать, у нас как раз все готово.

Как я могла отказаться? Должна же я была узнать, как Фомич готовит! А может, готовит не он?

–  Папа, – укоризненно посмотрела Маша на Чугуна, не уточняя существо вопроса.

Они одновременно скрылись из вида, затем Фомич явился во вполне приличных джинсах и не менее сносной рубашке, а Маша в юбке и нарядной кофточке. Она тут же принялась накрывать на стол.

–  Может, я помогу? – заговорщицки подмигнула я.

Маша и не подумала отказаться от предложенной помощи. Я, как могла, внесла свою лепту в сервировку и украшение стола, мы чинно отужинали. Как ни странно, еда оказалась вполне сносной.

Затем я достала небольшую карту, за которой охотилась весь день, дала задание Маше прикрепить ее к шторине и выдвинула телескопическую указку. Добила я Фомича очками, которые водрузила себе на нос, старательно глядя поверху, так как лишние диоптрии мне были совсем ни к чему, зрение у меня нареканий пока не вызывало.

–   Итак, Маша, – торжественно сообщила я. – Думаю, что ты часто ругаешь своего папу за то, что он столько времени проводит на работе - такой уж он занятой человек.  Но мы хотим, чтобы ты знала еще, как мы любим и ценим его, и вот решили премировать путевкой на двоих на изъезженный-переезженный, и, стало быть, не самый модный, но оттого не менее сказочный, остров-курорт Кипр.

Тут я, как и намеревалась, торжественно прочитала им небольшую лекцию об истории и современном состоянии того места, в котором им предполагалось побывать, с трудом сдерживая хохот от того, как внимательно они оба меня слушали.

Мне вдруг захотелось добить их окончательно.

–  Маша, ты, конечно, понимаешь, что это заграница и должна пообещать, что будешь во всем слушаться папу, не поддаваться на всевозможные провокации и следить за тем, чтобы у вас ничего не украли. Ну и еще: не заплывать далеко в море, не лежать долго на солнце, чтобы не обгореть. Так что, обещаешь слушаться папу?

–  И тетю Аню, – хмуро добавил Фомич. – Вообще-то на наш отдел выделили три путевки, и тетя Аня едет с нами.

Ох уж эти современные дети! Они ведь смотрят телесериалы, читают книжки в мягких обложках, так что их очень трудно провести, когда речь заходит о вопросах «страсти нежной». Мария, принимавшая еще минуту назад весь мой спектакль за чистую монету, и открывшая уже было рот, чтобы сказать, что да, да, конечно, она всегда и во всем будет образцом для послушания, от папы ни на шаг, вдруг запрыгала, как коза и захлопала в ладоши.

–  Конечно, конечно! Я все обещаю! Вот здорово! Папа, какой же ты молодец!

Фомич посмотрел на меня с ехидцей: знай, мол, наших.

–  И, конечно, без тети Ани, чтоб она знала, мы не поедем никуда! – закончил свое лирическое отступление чертов Чугун. – Я правильно говорю, Масяня?

–  Да об этом с самого начала даже и речи быть не могло, – тут же подстроилась Чугунова-младшая. Чувствовалось, что у них с отцом во всем было полное взаимопонимание. Хорошо спелись, просто семейный дуэт.

Последние события научили меня: по жизни главное – держать удар. Совсем уклониться от них невозможно, однако показать свою слабость - значит проиграть и, быть может, даже пропасть.

–  Ладно. Конечно, я еще сомневалась, но при такой компании…– я, наконец, сняла свои проклятые очки, убрала карту и указку, и до конца вечера мы премило болтали. Так, как будто, действительно, были одной семьей. Дружнейшей из дружнейших.

ГЛАВА 3

Фомич ухмыльнулся, снова увидев меня в своей любимой забегаловке.

-   Путевок больше нет, - грустно сказала я, присев рядом.

Странно, но он всегда сидел один за столиком, сколько я его здесь видела. То ли физиономия у него была такая, сугубо ментовская, то ли мало было желающих заведение, к которому он так прикипел сердцем, точнее, желудком, посещать.

Фомич в моей неудаче и не сомневался. Что называется, пойди туда, не знаю куда.

-   Конечно, откуда им быть? Разгар сезона!

-   Но… есть выход, - ничуть не смутилась я его злорадству. – Вы не возражаете, если Маша будет спать на раскладушке? Это вполне распространенная практика, даже за номер лишние деньги не придется платить. Все остальное, как обычно. Как видите, я все утрясла. Вы не ожидали, что я окажусь такой шустрой?

Фомич посерьезнел и многозначительно покрутил пальцем у виска. Уж на сей раз аппетит я ему точно испортила.

-  Леднева, ты что, шуток совсем не понимаешь? Я тебе сказал с самого начала – не крутись возле меня. Мы с тобой в разных возрастных категориях. Да и вообще: «Дельфин и русалка» – знаешь такую песню?

-  Знаю, - охотно подтвердила я, - а еще дуэт есть такой: «Непара». Представляете, он маленький, лысенький, плюгавенький, а она высоченная, красивая – глаз не оторвать. Но голос у него – Басков отдыхает, обо всем на свете забываешь, все уравновешивает. Вот и вы: старше, конечно - это минус большой, за фигурой не следите – брюхо вообще ни в какие ворота не лезет, а душа золотая. Вроде как дельфин, и в то же время – ДЕЛЬФИН! Ну а если вы бывший дуэт Королевой и Николаева имели в виду, то, на мой взгляд, Николаев точно не дельфин, но и Тарзан, как замена ему, ничем не лучше. Хотя, может, и есть что-то общее: «русалка на ветвях сидит», «горилла по деревьям скачет».

Не знаю, что я имела в виду: на гориллу, конечно, Фомич явно не тянул. Как и я на русалку. В лучшем случае на макаку, сбежавшую из зоопарка. Так и хотелось скорчить Чугуну какую-нибудь рожу из Красной книги, хотя он и так уже совсем от меня обалдел.

-  Что ты несешь, Леднева? Ты хоть сама понимаешь, что говоришь? Слушай, дай поесть. На, ключи возьми, поговорим, как обычно, в машине.

В машине так в машине, какая мне разница? Ждать долго не пришлось – если Фомич работал так же быстро, как ел, то цены ему как работнику не было. Но настроение у него заметно улучшилось, как у всякого мужика (крокодила, бегемота, слона) с набитым желудком и, действительно, можно было спокойно поболтать «голова к голове» (тет-а-тет), как говорят французы.

-  Ладно, рассказывай, - вздохнул он, примостившись, наконец, за рулем своего любимого «жигуленка», - откуда дровишки, зачем в лес потянуло? Не возражаешь, если я закурю?

-  Возражаю, - ответила я. – При детях не курят.

-  Понятно, - пробормотал Фомич, - не хочешь признаваться, что пошла по рукам? Как же это тебя угораздило?

-  А у меня был выбор? – вопросом на вопрос вызывающе ответила я. – Только, Бога ради, умоляю, не надо строить из себя строгого папочку.

-  Ну, я в том смысле, что ты ведь вроде как работу нашла. Точнее, вернулась на прежнюю. Так я, во всяком случае, слышал. Что, заработки маленькие, не устроили, тачкой крутой захотелось обзавестись?

-  Про работу Чупилин протрепался? – поинтересовалась я и тут же добавила зло, без всякого перехода: – Интересно! Что же получается? Мне отказали, а ему - пожалуйста, нижайше кланяюсь, давно ждал, чтобы такая знаменитость хоть чем-то меня соизволила озаботить! Я в смысле флешки с копией моего дела.

Чугунов фыркнул, его трудно было чем-то смутить.

-  Ну а как ты хотела, леденечик мой сладенький? Он солидный человек, важная птица, без пяти минут профессор, а ты кто? А деньги… они всем нужны. К примеру,  Машке на учебу. Тут ведь не успеешь оглянуться, а вот тебе, бабушка, и выпускной вечер. Ладно, что мы все обо мне, да обо мне, ты лучше о себе расскажи. Откуда путевки-то? Молчишь, как дочь партизана! Сама купила или любовничек подарил?

-  Это тоже работа, вам такое никогда в голову не приходило? – мрачно огрызнулась я.

-  Нет, не приходило и никогда не придет, - спокойно ответил Чугун. – Я человек старомодный, сериалами не увлекаюсь. А потому сопли над нелегкой путанской судьбиной никогда не распускал. Да и вообще: повидал я вашу сестру. Будь моя воля, всем бы работенку хорошую подобрал: кому навоз за скотиной в хлеву убирать, кому нянечкой в больничке за доходягами ночные горшки опорожнять. Господи, а я-то все понять не мог! Вот, оказывается, зачем ты на Кипр едешь. Подзаработать! В Москве что, такая путина-путанница, что на местных «лебедей» спрос совсем упал?

Мне не хотелось с Фомичем ссориться, да и вообще разговор в таком духе между нами меня совсем не устраивал. Поэтому я ответила беззлобно, даже в высшей степени любезно.

-  Тундра вы, Чугун! Без бабы совсем одичали. Были бы расторопнее, знали бы -  на такой товар спрос не падает, только поднимается.  Ну как на недвижимость. Хотя сравнение не самое удачное. Но я не о том совсем. Просто отдохнуть хочу.

Лучше бы я этого не говорила.

-  Отдохнуть? От чего? – рассвирепел Чугун. – Что за труды такие праведные? Задницей в постели устала вертеть?

-  Ладно, - в свою очередь не выдержала, сорвалась я. – Слушайте вы, друг-портянка, хватит мне мораль читать. Можете что-нибудь дельное сказать – посоветуйте, консультацию оплачу, за деньгами не постою. Хорошо вам со своей колокольни рассуждать, далеко видно. Нашли перед кем своим целомудрием хвастаться… Вы – мужик, вам можно всю жизнь бобылем проходить, тем более Машка у вас, а меня участь старой девы совсем не привлекает. Надо как-то устраивать свою жизнь. Что делать, так уж карты там, на небе, легли, оказалась я козой отпущения. Ну познакомлюсь я с человеком, тут же наплетут ему с три короба про тот случай, что дальше? А так - проще некуда: вот она я, такая-сякая, потасканная-перетасканная, гуленая-перегуленая, зато не мымра сушеная. Не нравится, дядя, иди с добром. Ну а по сердцу, бери, какая есть.

Фомич задумался.

-  Что ж, надо признать, доля здравого смысла в твоих словах есть. У вас ведь, баб, своя логика. И ты, действительно, думаешь там, на Кипре, жениха себе найти?

-  В смысле, киприота-патриота, что ли?

-  Да нет, там и наших, русских, полно.

Я вздохнула.

-  Что-то сложно очень вы рассуждаете, дяденька, глупой маленькой девочке не понять. Есть такая поговорка: «В Тулу со своим самоваром…», а тут вообще через Житомир на Пензу получается: из Тулы за самоваром. Я же сказала: я не о том совсем. Просто подумать надо, остановиться-оглянуться, запуталась я. Ну а чтобы никто думать не мешал, как раз вот такой шкаф: Чугунов Олег Фомич, прошу любить и жаловать, мне по всем параметрам подошел бы. Мух назойливых отгонять – как, по силам задачка? Я имею в виду мухчин. Ну, вроде телохранителя или ангела-хранителя. Но шутки в сторону. Как говорится, наше дело предложить, ваше – отказаться. Я не о том хотела вас попросить. Вы как, слово свое держите? Вы мне рейд обещали.

-   Ах, это! – вздохнул Чугун.

-  Это, да не совсем, - уточнила я. – Мне хотелось бы «там» побывать. Поняли, что я имею в виду? Ну, где я в заточении содержалась. Такое возможно?

-  Трудно сказать, - пожал плечами Фомич. – Можно попробовать, но ничего не обещаю. Сегодня свободна?

-  Более чем, - хмуро ответила я.

-  Давай часика через два на этом же месте.

Мне не повезло, я полагала, что то заклятое место останется, как в моей памяти, в неприкосновенности. Можно будет открыть калитку, войти внутрь, тщательно все осмотреть, но ничего из этой затеи не выгорело. Высоченный забор, за которым просматривался кирпичный каркас двухэтажного коттеджа. Стройка была в самом разгаре. Фомич такого поворота тоже не ожидал.

Он остановил машину, развел руками.

-  Ничего не получится. Видишь, какой детина-охранник на воротах стоит? Внутрь не войдешь, договариваться бесполезно, каждому работа дорога. Любуйся, наслаждайся отсюда или выйди, прогуляйся немного. Я тебя в машине подожду.

Не знаю, зачем меня потянуло сюда, но воспоминания буквально затопили меня. Наша бытовка, где мы, четверо запуганных, сопливых девчонок, сначала притирались характерами, стараясь без крайней нужды не вступать в разговор, а уже через пару недель знали друг о друге все, до самых потрохов. Кухонька, где мы готовили себе еду. Спортзал, где и проходили злополучные игрища. Тропинка, по которой я удирала в лес, каким-то чудом пробравшись в итоге к шоссе.

Я бы и дольше здесь пробыла, бередя и бередя себе душу, но «детина-охранник» не поленился выйти и подойти к машине Фомича, решив осведомиться о цели нашего визита. Тот не стал ничего объяснять, просто извинился. Крикнул мне, что пора ехать, развернулся, чтобы перехватить меня по пути. Однако когда заметил, что охранник «ест глазами» номерной знак с блокнотом в руках, дал задний ход, сделал зверскую рожу и вылез наружу. Видимо, злость, а в особенности, удостоверение, которым Фомич размахивал перед лицом «воротилы» («привратника», «засовщика-запорника», «ключаря») подействовали, и тот поспешил уползти в свою нору.

Мы долго молчали на обратном пути, и только, когда я стала высаживаться из машины, Фомич сказал:

-  Ладно, леденечик, пусть будет по-твоему. Я тут пораскинул мозгами – денег у меня должно хватить. Не хотелось бы Машку разочаровывать, уж больно ты завела ее. Поймет, конечно - девчонка неглупая, но какой-то осадок все равно останется. Ты там договорись окончательно, отпуск я уже оформил, так что дело за малым – собрать чемоданы. И можем отчаливать. В путь!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕКА, МОРЕ

     IV

    «ГРАФИНЯ ДЕ ЛОРЗАНЖ»

ГЛАВА 4

Что я помню? Я была в той же сорочке, в которой спала. Больше на мне ничего не было. Каким-то образом я оказалась вновь возле ворот того коттеджа, перед которым прогуливалась совсем недавно, днем. На этот раз я решила обойти его вокруг в надежде, что отыщется какой-нибудь другой вход, однако упования мои оказались беспочвенными. Забор был глухой, ни единой щелочки, мне не оставалось ничего другого, как только удалиться восвояси несолоно хлебавши.

Однако не тут-то было. Видимо, я разбередила каким-то образом этот рой. Внезапно все вокруг осветилось ярким светом, забегали возле ворот огромные собаки. Они громко, яростно лаяли, разинутые пасти сочились слюной. Откуда-то из глубины уже бежали охранники с ружьями, пистолетами в руках. Я застыла на месте, окованная ужасом, понимая, что бежать куда-либо бесполезно.

Да, смерть. Вот в этих оскаленных собачьих мордах, ружьях и пистолетиках, в любой момент готовых выстрелить в меня.

Я зажмурилась и приготовилась к тому, что неминуемо должно было произойти. У меня не было сил даже молиться. Я лишь беззвучно шептала, пытаясь осмыслить то, что со мной произошло: «Господи, на все воля Твоя, но объясни мне, дитятке несмышленой: так тяжело мне было отсюда убежать тогда, зачем же я сейчас пришла сюда добровольно? Получается, вернулась к своей блевотине?»

Но ничего не произошло. Вдруг сразу все стихло. В этой невероятной, сказочной, обрушившейся нежданно-негаданно тишине также тихо, беззвучно распахнулись разом ворота. Собаки, охранники возвратились на свои места. Даже свет казался уже не таким ярким, слепящим, был мягким, приглушенным.

Должно быть, я слишком долго медлила с тем, чтобы войти внутрь. Потому что через какое-то время появился Он. Тот, которого я привыкла называть Некто. Только на этот раз он был с обнаженным торсом, хотя все с тем же колпаком на голове. Так обычно рядятся палачи. Некто-Палач поманил меня рукой, я повиновалась. Мы прошли в ворота, затем внутрь здания. То, что снаружи производило впечатление лишь каркаса, при ближайшем рассмотрении оказалось готовым красивым замком, чуть ли не дворцом. Внутри все тоже было полностью отделано. Но сказки не было и в помине. Никакой роскоши, тем более, излишеств. В сути своей все тот же каземат, готовый к приему будущих жертв.

С моим спутником мы общались без слов, прекрасно понимая, при этом, друг друга. Лишь иногда, когда мне было неясно предназначение того или иного пыточного средства или предмета для сексуальных игр, я смотрела в его сторону, как бы ища подтверждения своим мыслям, и он либо кивал, либо отрицательно качал в ответ головой.

ГЛАВА 5

Весь день потом я размышляла не о конкретных снах, а о сновидениях вообще. Я прочитала много книг на эту тему, но большинство из них казались мне вздорными, сейчас мои представления, наконец, сложились вдруг в единую картину. Так что же я узнала?

Все люди видят сны. Каждую ночь. Чаще всего, не подозревая об этом.

Глядя на спящего человека можно без труда определить, в какой момент его сон выходит на поверхность (по состоянию глаз).

Если лишить человека возможности видеть сны (такое легко сделать), это неизбежно обернется для него серьезным психическим расстройством.

Рассудок человека никогда не отдыхает, его работа в состоянии сна и в состоянии бодрствования представляет единый процесс, который, как я уже говорила, нельзя нарушать.

Большинство снов мы забываем сразу же после того, как они появились.

Попытки объяснить значения снов через какие-то символы, которые в них встречаются, а тем более предугадать благодаря им будущее, не более чем шарлатанство. Мысли в состоянии сна, такие же, как и в состоянии бодрствования, они могут быть и разумными, и хаотичными, пустыми, бессмысленными.

Что я особенно четко усвоила: пытаться проникнуть каким бы то ни  было образом в свое будущее глупо, лучше выстраивать его самой.

И тем не менее, бывают такие моменты в жизни, когда человек не в состоянии решить ту или иную проблему, но пытается это сделать. В подобных случаях сны – дополнительная информация, однако извлекать ее следует не через символы, образы, а напрямую.

Я вдруг поняла, отчего так внимательно вдумывалась в последнее время в содержание своих снов: куда бы я ни совалась, я оказывалась нос к носу с проблемой, которая больше всего меня на тот момент занимала: страх. Вопрос о мести был давно решен, но между буквами «М» и «Р» стояла еще буква «С», которую я упустила. И теперь мне нужно было сделать все возможное, чтобы этот страх в себе преодолеть, растворить. А стало быть, вовсе не в отдыхе было дело, мне просто необходимо было сменить обстановку и даже, если уж быть точнее - среду обитания. Кипр для этой цели (точнее, сочетание КФМ: Кипр – Фомич – Маша) как нельзя более подходил.

Я и сама первый раз летела на самолете, но видеть, какой восторг испытывала от старта нашего путешествия Масяня, вдвое и даже втрое усиливало мои впечатления. Мы, естественно, усадили Машу у самого иллюминатора, и она постоянно дергала меня то за рукав, то за плечо, стоило мне хотя бы на секунду отвлечься в сторону: «Смотри! Смотри, как здорово!»

Между тем мне хотелось посмотреть не только на Москву с высоты птичьего полета, не только на Масяню и ее отца, совершенно обалдевшего от яркости чувств, которые испытывало его чадо. Интересны были и стюардессы, и пассажиры. То, чем нас будут угощать в пути. Представить себе на секунду какой-нибудь дикий киношный сюжет: к примеру, как нас будут захватывать террористы. Ну, одним словом, как всегда, полная мякина в башке.

Впрочем, как-то быстро многих вокруг уже через полчаса полета охватила, кого легкая, кого глубокая, дрема. Как я отметила, первыми уснули те, кто испытывал самые яркие эмоции, ну и, как ни странно, те, кто не испытывал их вообще. Я оказалась посередине. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. То есть, между двумя сурками - дочкой и папашей, вырубившимися мгновенно. Ну а еще по накалу эмоций (жаль, не знаю, как они измеряются, не в баллах же?).

Скорее всего, причиной были мои размышления: еще несколько секунд назад я не в силах была до конца осознать причины своего столь безрассудного поступка, а теперь меня неожиданно осенило: отдых, я еду отдыхать. Мои нервы слишком долго были на пределе, и теперь я могу расслабиться, просто соскользнуть на пол до положения риз или даже растечься по нему умиленными соплями.

Что еще, очень важное, я поняла? Здесь, в самолете, я хотела перерезать пуповину, соединявшую меня с прежней жизнью, с осточертевшими, махрово расцветшими, своими проблемами, чуть благополучно не спровадившими меня в мир иной. И еще это подленькое, подкашивающее и даже буквально сбивающее с ног, словечко: «никчемная». Я вам покажу «никчемную»! Я поглядывала искоса на Фомича, мирно посапывавшего, такого будничного, раскисшего, чуть ли не упиравшегося носом в свой знаменитый животик, и меня всякий раз охватывало такое нестерпимое желание, что я не могла прогнать со щек румянец, и то и дело сглатывала слюну. Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, успокоиться, я решила напомнить себе: «Проблемы! Не забывай о проблемах! Еще не все задачки, которые поставила перед тобой жизнь, решены!»

Первый сон, последний раз я к нему возвращаюсь. Сколько же можно?

«Родилась ведьмой».

Да, я ведьма, и хочу остаться ею. По возможности, как можно дольше. Если не навсегда. Быть привлекательной, обладать в своем арсенале неистощимым запасом самых разнообразных, колдовских чар. Вы можете осуждать меня сколько угодно, но перспектива остаться на всю жизнь занудливой, постоянно морализирующей недотрогой-дурнушкой у меня никакого энтузиазма не вызывала. Ну а расплата, что ж поделаешь, коли так несправедливо устроен мир!

«Совратила множество мужчин и даже женщин».

Ну, думаю, с мужчинами все еще впереди, а что касается женщин, то хоть и говорят: дурной пример заразителен, каждая из них вправе сама решать, как ей устраивать свою жизнь.

«Есть признания, и есть свидетели».

А судьи кто? Один Бог мне судья!

«Она раскаялась?»

«Да, добровольно и чистосердечно».

Я полагаю: если не грешить, то в чем же каяться? Причем покаяться никогда не поздно! Не мое изобретение. Такова официальная догма. А посему, зачем же спешить? Вполне можно и подождать.

«До смерти?»

 «До смерти в ней ведьмы».

Я уже говорила: что бы вы ни делали, все ваши усилия бесполезны, ведьме в себе я никогда не дам умереть.

«Смерть или жизнь?»

Жизнь, только жизнь, никаких сомнений. Любая жизнь.

Так, что еще? Что, к примеру, мне советовал Леонардик?

Самой решить все проблемы? Ну а я чем занимаюсь?

Влюбиться или завести себе любовника? Ну, влюбиться – это сложно. А вот любовничек совсем рядом, буквально бок о бок, хотя, как мне кажется, он пока еще и не подозревает о предстоящих ему весьма приятных (уж я постараюсь!) и, надеюсь, не слишком обременительных, обязанностях.

Как я уже говорила, дурной пример заразителен. Мысли мои все больше начали путаться в моем сознании, сон постепенно овладевал и мною. Помню только два момента, запечатлевшиеся во мне с необычайной ясностью: итоги второго сна - единственный выход убежать от того, что я испытала и уберечь от этого своего будущего ребенка, если он когда-нибудь появится (а лучше - появятся) – деньги. И еще этот загадочный Некто – я поняла вдруг (собственно, тогда же, после второго сна, но только сейчас в полной мере осознала), что он вовсе не спасал меня. Скорее всего, приберегал для себя. «Добыча! Теперь ты моя добыча!»

Не получится! Кто бы ты ни был, как бы ты ни был богат, силен или хитер, ничего у тебя не получится! Я уже не та, какой была еще совсем недавно. Никогда больше, как бы ни сложилась дальше моя судьба, я не стану ни чьей добычей.

К сожалению, автор лишен возможности выложить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада http://epressario.com/

     Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГЕТЕРА

Роман

Продолжение романа

«Распятая»

Все персонажи и события в данной повести являются
вымышленными. Любое сходство с реальными людьми,

живыми или ныне покойными, является случайным и не

входило в намерения автора.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«РУССКАЯ АНЖЕЛИКА»

I

ДВЕ ОЧЕНЬ ГЛУПЫЕ НЕГРИТЯНКИ

ГЛАВА 1

Кто-то тронул меня за плечо. Я открыла глаза и увидела склонившуюся надо мной Иннусю. Трудно передать ужас, который был написан на ее лице. Я кое-как поднялась, села на кровати, нашарила на полу тапочки.

-  Полный Бухенвальд, - ошарашенно покачала головой моя ненаглядная подруга.

Господи, ну что за язык!

Сквозь туман, который стоял у меня в голове, я даже не успела вовремя сделать ей предупреждающий жест рукой. Все, на что хватило моей сообразительности - инстинктивно вытянуть вперед правую ногу.

Так и есть, «шестерка» попала в капкан: устремившись на Инну с растопыренными ладонями, готовая рвать, метать, кусаться, пинаться, царапаться, да вообще, что угодно, Катька Голос потеряла равновесие и, пролетев юзом пару метров по полу, влетела головой как раз в угол, стоявшей рядом с моей, кровати.

Обладательница ее, в далеком советском прошлом заслуженная учительница СССР Ада Львовна Костенкова, восприняла это как безусловный акт агрессии, и тут же принялась бить Катьку ногами.

Ее примеру чисто машинально, без всякой злобы, просто за компанию, последовали ее соседки.

-  Бухенвальд! Я покажу ей Бухенвальд. Приперлась тут барыня разряженная! Ее, а не меня надо бить, шизы проклятые! (Мат опускаю).

-  Уходим! – тихо шепнула я, но шепот Инна не восприняла, она могла так еще полчаса просидеть с разинутым ртом, потрясенная увиденным. Только когда я схватила ее за руку, и из последних сил потащила за собой, она, наконец, очнулась, может, даже где-то на уровне инстинкта самосохранения.

-  Деньги есть? – спросила я закадычную свою подруженьку, разглядев на горизонте, мчавшихся на крики и вой к нашей палате, медсестру и двух санитаров.

-  Сколько? – спросила Инна, понимая, что дело принимает серьезный оборот.

-  Три сотни, - покачала я головой, - дешевле в этот раз не отделаемся.

Нас без слов пропустили, деньги выхватили буквально на лету. Я вздохнула с облегчением, но расслабляться рано было.

-  Давай на улицу, здесь слишком опасно, - скомандовала я.

-  Что это было? – спросила Инна, еще не придя полностью в себя.

-  Наши обычные психиатрические будни, - пожала я плечами. – Катька (ну та, которая тебе из «фейса» «козью морду» хотела сделать) на почве раннего алкоголизма, постоянно слышит «голоса». Поэтому, со своей агрессивностью, из «вязок» и надзорной палаты не вылезает. Зато в периоды просветлений всему медперсоналу готова не то что пятки, задницу лизать, даже сортир бесплатно отдраивает.

-  А та женщина, которая прямо на полу нужду справляла, а потом мазала своим дерьмом себя по лицу? Ей тоже команды «сверху» кто-то спускает?

-  Нет, эти совсем «овощи», в основном, старческое слабоумие - маразматики, ничего вообще не соображают. У нас в палате трое таких. Кстати, готовь еще сотню, - ответила я, увидев, как очередная «добровольная помощница» по прозвищу Марина ДНК, зажав в руках для видимости какое-то подобие «контрольного журнала посещений», подозрительно косится в нашу сторону.

Так и есть! Уже через минуту последовал короткий диалог:

-  Это кто?

-  Сестра.

-  Не похожа. Обычно к вам другая девушка приходит.

-  Та младшая, я старшая. Давайте знакомиться, меня Инной зовут.

Сотня помогла, с соответствующей пометкой в «психкондуите».

-  А что, просто знакомым посещения запрещены? – поинтересовалась Иннуля.

-  По определенным дням, родственникам в любое время. Вообще-то ты могла бы и пораньше прийти.

Инна обрадовалась, что я более или менее пришла в себя, и со мной можно нормально разговаривать.

-  Пораньше? Пораньше нельзя было. Могла на след навести.

-  Ну а сейчас что изменилось?

-  Сейчас Комягин знает, где ты, так что можно, наконец, и пообщаться. Что случилось, можешь мне объяснить?

Объяснить? Сложновато будет. Если только Катьку с ее «голосами» попросить. Первое время я вообще ничего не помнила и не сознавала, скандалила с медсестрами, врачами, санитарами, рвалась на волю, но меня быстро утихомирили. Так что в итоге мне ничего не осталось, как только забраться в себя поглубже и потихоньку начать восстанавливать в памяти, что же все-таки со мной произошло. Постепенно пазлик сложился.

-  Как я выгляжу? – задала я Иннусе неожиданный, но очень интересовавший меня, вопрос.

-  Полный дурдом, - покачала головой Инна. – Скажи, а маскироваться – некрашеной, нечесаной ходить – здесь обязательно? Ты ведь и так от прочих «фруктов» и «овощей», которые рядом с тобой обретаются, ничем не отличаешься.

-  Здесь все под запретом – расчески, зеркала, -  без особого энтузиазма (такую элементарщину и не знать!) пояснила я. – Можно только туалетную бумагу, щетку зубную, пасту держать. Да и то воруют. Днем в карманах халата носим, ночью под подушкой прячем. Клептоманов вокруг - пруд пруди. Ну а «овощи» тут не все, просто медперсонала не хватает, вот и колют всех без разбора, так, на всякий случай. Но они все равно периодически взбрыкивают. Лечить здесь – тоже лечат, конечно, но исключительно за деньги, богатеньких. У них свое отделение, условия царские. Есть и буйные, там вообще полный отстой. Я маскируюсь, стараюсь не выделяться, хотя давно уже пришла в себя. Если бы еще не эти их таблетки, уколы поганые. Что, не могли вовремя меня перепрятать?

-  Перепрячем, если понадобится. Надо попробовать договориться сначала, иначе придется прятаться нам самим. Твой Егорка совсем озверел. Слушай, а тут ведь, наверное, и убийц, насильников полно? Как тебе среди них, не боязно?

-  Нет, те, в основном, в Сычовке обретаются. Вот там я и в самом деле не хотела бы оказаться. Совсем отмороженный контингент.

-  Скажи, это правда, что ты хотела Кавалериста пришить?

-  Правда, - устало подтвердила «моя мутность». - Да я его все равно убью. Просто другого выхода нет. Как насчет того, чтобы пистолет мне достать?

-  Посмотрим… - уклончиво ответила Инна. – Сначала все-таки попробуем то, о чем я говорила. Но с тобой трудно общаться, ты в разговоре скачешь, как заяц, с одного на другое…

Я замолчала. Мысли мои и в самом деле разбегались в разные стороны, не удержать.

-  Не-а, зайцев тут нет, тараканы. Хочешь анекдот? Сидят два психа, один другому жалуется: «Не знаю что делать, тараканы в башке совсем замучили. Бегают, прыгают, бормочут что-то, ругаются между собой», «А ты попробуй мелки специальные, говорят, помогают». Встречаются снова: «Ну как башка? Помогло?». «Да, тихо. Рисуют».

Инна постучала себя костяшками пальцев по лбу:

-  Смешно, - кивнула она. - Вот только не поняла: причем тут тараканы? 

С большим трудом мне все-таки удалось вновь сосредоточиться.

-  Тараканы? Да тут у всех они. А еще клопы, вши… У меня, кстати, тоже, успела набраться.

Я хихикнула, когда Иннуля инстинктивно отсела подальше от меня в сторону:

-  Ну и шутки у тебя!

-  Да какие тут шутки! Чем богата… Как было дело? Ну, помнишь, ты мне про оброк и барщину совет дала? Я предложила твой вариант Комягину, он согласился. А на самом деле стал эксплуатировать меня вдвойне - что называется, и в хвост, и в гриву… Небо мне и так с овчинку казалось, а тут жизнь стала совсем невыносимой. Что еще оставалось делать? Как-то ночью я выбрала момент, стащила у Егорушки его незарегистрированный «Вальтер PPS» и хотела было уже отправить его к праотцам, но чуть промедлила. Реакция у борова этого будь здоров, интуиция сработала моментально: выбил «игрушку» у меня из рук, заковал в наручники, вызвал своих громил по сотовому. Дальше не помню, бил он меня очень сильно, даже душил, голосовые связки до сих пор не могу восстановить, ну а очухалась я уже в сей обители.

-  Понятно, - подвела итог Иннуся, обрадованная, что «тараканы», действительно, «затихли». – Все-таки ты в рубашке родилась, не иначе. Тебя вообще-то хотели в лесу закопать, но Фомич шустрей оказался: не только у Егоркиных шестерок тебя отбил, но и предварительно снял на видео, как Комягин тебя ногами месил. Сохранился даже эпизод, когда ты лежишь связанная без сознания, а «ребятки» могилу тебе рядом роют. Так что мы еще поборемся: все травмы, которые ты получила, зафиксированы официально, и на фото, и на бумаге, да и еще кое-какой материал имеется. Дорогой ценой, правда, достался, но зато не с пустыми руками я сегодня с этим нелюдем разговаривать буду.

Я покачала головой:

-  Не поможет. Я уже все решила. Достань «машинку», очень прошу. Любую. «Макарова», «ТТ», «Беретту», только не «Вальтер», с ним не сложилось. И не спорь: я вас подвела, я и вытащу. Не зря же я через здешний ад прошла. Все на психиатричку спишут, если факты, которые ты привела, документально подтвердить. Где Олег, кстати?

-  Где, где… На работе. Так что ни на ребят его, ни на него самого сегодня не рассчитывай, мы одни-одинешеньки, по уговору никого из посторонних при нашей дурдом-конференции не должно быть.

Я закрыла глаза. Происходило что-то странное. Какая дурдом- конференция? Может, тараканы мелками своими уже наигрались? Или они у них попросту закончились?

Инна не знала, что и делать, она уже поняла, что меня снова переклинило. Но решила не отступать от намеченного плана, твердила свое:

-  Слушай меня, подруга. Слушай внимательно. Ни одна деталька не должна пойти у нас наперекосяк. Сейчас приедет урод этот, собственной персоной. Я у вас на втором этаже уголок один экзотический присмотрела: с ума сойти – даже пальма в кадке стоит. Там и поговорим. Кстати, пора. Ты как, нормально передвигаться можешь?

-  Вполне. Вот только не самая удачная это идея – с переговорами. Лучше было бы меня перепрятать, раз уж пистолет не можешь достать.

-  Перепрячем. Зубы вставим, ногти сами отрастут. Сопротивлялась ты, по всему видно, как дикая кошка. Но работать дальше сможешь, лицо не пострадало: шрамов нет, а синяки, царапины быстро заживут.

Я встала, однако голова у меня моментально закружилась, в глазах потемнело, и я вынуждена была сесть обратно на траву. Ясно было: в таком своем состоянии вести какие-либо серьезные переговоры я при всем желании не смогу.

-  Ничего не получится, - пробормотала я в полном отчаянии. - Я с утра «галку» схватила, нейролептик такой – галоперидол называется. По первое число всадили, так что крыша отъезжает постоянно. Прости, я совсем не в форме.

Инна задумалась на какое-то время, потеребила пальцами краешек папки с документами, зажатой подмышкой, примерно, как у Марины ДНК, затем придвинулась ко мне поближе:

-  Хорошо, я все поняла. Будешь сидеть чуть в отдалении, и изображать из себя что-нибудь растительное: тыковку, луковку - сама решай. На нас не смотри, в разговор не вникай, делай вид, что совсем в прострации, я тебе потом все подробно расскажу.

На том и порешили.

Нам повезло. В общих чертах получилось все так, как мы и задумывали. С той лишь разницей, что как я ни пыталась изображать из себя тыковку-луковку, многое в мое сознание все-таки проникало.

Бугай, который стоял наготове, никого из пациентов и персонала к нам близко не подпускал. Комягин долго тупо рассматривал пачку фотографий, результаты экспертизы, и в особенности несколько листочков из огромной папки, которую Иннуся держала в руках. Как я поняла, в папке этой на три четверти были просто чистые листы, но как можно было быть уверенным в таком деле?

Дальше начался торг. Сумма отступных вслух не оговаривалась, писалась на каком-то клочке бумаги. Торг шел жесткий, затем Кавалерист сообразил, что и здесь вполне могут продолжаться видеосъемки, да и потом, при передаче денег, его могут сцапать, и выдвинул другое условие: замена. Для меня тут не было особой разницы, деньги все равно на мне повисали, хотя Генералу платить или Иннусе – нюансы все-таки были весьма существенные.

Комягин долго не соглашался на предложенные кандидатуры из Иннусиной картотеки, и я уже подумала, что тут не более чем отговорка, но, как ни странно, в итоге какая-то девочка его все-таки устроила. Жаль, если Оксана - норов обязательно покажет свой, если мы вообще с ней договоримся.

Все. Кавалерист сделал жест, означавший: «Пока!», с тем и удалился, не забыв язвительно бросить в мой адрес: «Всех благ, Анюсик. Ты даже не представляешь себе, как мне жаль, что течение жизненное нас разъединило. Ладно, счастливого тебе плавания, семь футов под килем!»

«И тебе не хворать, козлина вонючая!» – мысленно попрощалась я с ним.

К счастью, Иннуся не стала долго испытывать мое терпение, сразу приступила к делу. Я пыталась сэкономить ей время, как могла.

-  Ну что, так и не удалось Егорку испугать?

-  Ты оказалась права, - неохотно согласилась Иннуля, - вынуждена взять свои слова обратно. Я сказала в прошлый раз, что таких негодяев еще не встречала, но он не негодяй, он – монстр. Был только один момент, когда я его все-таки зацепила: когда назвала три его клички – Мистер, Короткий и Люпен. Не удержался, вздрогнул. Дальше я попыталась перевести все на деньги, он сначала долго торговался, затем вдруг вообще отказался от отступных. А может, с самого начала только делал вид, издевался над нами?

Я благоразумно промолчала, не уточняя, о каких суммах шла речь.

-  Что дальше? Замена?

-  Да, но это, собственно, те же деньги, ты ведь понимаешь, никто из моих девчонок не согласится ни с ним, ни с кем бы то ни было, за здорово живешь дело иметь.

-  Ну и на ком остановились в итоге? Кто оказался «счастливой избранницей», Оксана? – все-таки не выдержала, прервала ее я.

Иннуся молча придвинула поближе ко мне «бук» - портфолио. У него не было ничего общего с моими, но цепляло оно буквально с первого взгляда. Я просмотрела его от корки до корки, забыв обо всем на свете. Хотя на что, собственно, там было смотреть? Джинсики, футболочки, халатики, домашние шлепанцы. Простые, чуть ли не ситцевые, платьица. Волосы, заплетенные в косички, иногда с челочками… Да много чего. Практически одни тестовые фото, но…

-  Марк делал? - спросила я, не сомневаясь в ответе.

-  Он, кто же еще? – благодушно усмехнулась Иннуся.

Да, да, никаких прозвищ, просто имя наверху: Инна.

-  Ты дура? – наконец, дала я выход своему раздражению. – Себя вместо меня предложила? И что мы, собственно, выиграли?

-   Во-первых, сроки. Контракт на год. У тебя он, практически, был бессрочный. Во-вторых, я не работаю на Егора, а только его одного, лично,  обслуживаю…

-  Да он обманет тебя, - не выдержала, не дослушала подругу я. – Не помнишь, как со мной было?

Инна сделала вид, что пропустила мои слова мимо ушей, как лепет новорожденной «тетешки-лелешки», затем достала из сумочки то, что я называла «машинкой». Не «Вальтер», не «Беретту», а маленький дамский браунинг. Достаточный, впрочем, чтобы пробить дырку в любой, пусть даже самой упрямой и титулованной, башке.

-  Это на третье. Вроде как компот.

Я в полном отчаянии покачала головой:

-  Господи, Иннуля, я же тебя так просила! А ты эту чертову игрушку в сумочке держала. Ты что, мазохистка?

-  Ну, мазохистки из браунингов «тыкву» своим любовничкам не пробивают. Да и садистка из меня никакая, не собираюсь я подобные вещи смаковать. Рука не дрогнет, будь уверена, даже в памяти ничего не останется. И момент выберу, чтобы самой чистенькой остаться. Сразу, как только мы договорились, начала эту мыслишку в голове катать. Есть еще четвертое и пятое, тебе интересно?

-  Еще бы! – понимая, что протестовать бесполезно - вопрос решенный, попыталась немного встряхнуться я.

-  Не тебе объяснять, мало радости перейти из одних рук в другие, ты же не будешь потом, как царевна целыми днями взаперти в тереме сидеть? Поэтому я выторговала тебе еще и крышу, тоже сроком на год. Кто бы ни привязался, одного имени будет достаточно, чтобы от тебя, как от чумы, шарахались.

-  Да, сравненьице! – пробормотала я. – Неужели, я, в самом деле, так фиговенько сейчас выгляжу?

-   Нет, ты выглядишь вот так, - Инне определенно надоели мои стенания, и она протянула мне еще один «бук». – Сюрприз года, альбом № 4, заключительный, это уже на пятое, от все того же, легендарного, Марка Минкина.

«Афродита, рождающаяся из пены» – мой любимый снимок. Я даже глаза зажмурила. Затем убрала альбом под халат. Нет, только не сейчас. Когда останусь с собой наедине. И уж тогда не упущу даже малейшую черточку.

-  Как впечатление? – усмехнулась Иннуся. – Вижу, рада. А ведь признайся, что мне позавидовала? Заметила я, как у тебя глазки блестели. Ну что, может, поменяемся? Не хочешь? Тогда последняя новость.

-  Шестая? – уточнила я удивленно.

-  Да, шестая. И самая важная. Я показала твой альбом одному известному модельеру, он пришел в полный восторг. Сказал, что это как раз то, чего ему так не хватало для его новой коллекции. Греция! Хоть и печально прославившаяся на фоне всемирного экономического кризиса, но сейчас вполне в цвет идет. Как насчет того, чтобы прокатиться галопом по Европам, лапушка?

-  Фантастика, конечно. Но какая из меня модель?

-  Обыкновенная, - подбодрила меня Иннуся. – Как говорят в таких случаях: не боги горшки обжигают. Ну а теперь собирайся, пора до дому. Как ты считаешь, недели хватит, чтобы тебя в более или менее сносное состояние привести?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ЖЕЛАНИЕ О ЖЕНЩИНЕ

Презентация

У кого две пары штанов –

продай одну и купи эту книгу!

Георг Кристоф Лихтенберг

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ЛЮБОВЬ В ВЕРОНЕ

ОБ АВТОРЕ

Первый успех к коломенскому прозаику Николаю Бредихину пришел рано, в 17 лет. Именно к этому времени относится начало его сотрудничества в газете «Коломенская правда». С 19 лет стали регулярно публиковаться в ней его рассказы и новеллы, замечен он был и «Литературной страничкой» областной газеты «Ленинское знамя».

Рассказы постепенно росли в объеме, появились повести, романы, и вот тут везение закончилось. Не помогали занятия в московских литературных объединениях, атаки на московские и даже периферические газеты и журналы. Каждое новое произведение посылалось по привычному кругу и возвращалось, обросшее, как ракушками, трафаретными отказами. Доходило до смешного: талантливого автора приняли в Секцию молодых литераторов при Союзе писателей СССР, но публикаций от этого у него не прибавилось ни на грош.

Лишь через тридцать лет Николаю предоставил свои страницы «Коломенский альманах», какое-то время он даже проработал в нем заведующим редакцией прозы. Именно здесь, помимо рассказов, увидел свет первый роман уже седого беллетриста – «Полковник Вселенной».

В настоящее время имя Николая Бредихина достаточно хорошо известно широком кругу читателей в самых разных частях света. Профессиональный литератор, романист, эссеист, философ. В канадском издательстве ePressario Publishing Inc. вышло уже девять его книг, особой популярностью пользуется роман «Распятая».

«Любовь в Вероне» - первое издание нашего земляка в России. Тема: любовь.

* * *

Основой драматургии сюжета заглавной повести выбран перевертыш. Обычно он используется в детективах, но один, максимум – два раза. Образ песочных часов, «часов правды», так удачно прижившийся в фабуле, позволил использовать этот прием бесчисленное количество раз.

Не случайно за это произведение администрацией города Коломна и редакцией «Коломенского альманаха» Николай Бредихин был награжден дипломом «Лучший автор прозы 2009 года».

Существует такое выражение: чужая душа – потемки, женская – полная тьма. Придуманная героиней рассказа «Хмурый ангел» любовь неожиданно перерастает в настоящее, глубокое, ранящее ее до бесконечности чувство. Останется ли она в той раковине, в которую сама, добровольно, себя заточила, или все-таки откроется любимому человеку? Очень непростой вопрос.

«Черная вдова» - самка паука, поедающая самца, вступившего с ней в близость. Героиня рассказа – матерая преступница, убивающая мужчин, чтобы присвоить их имущество, деньги. Собственно, сюжет для большого романа, но и в малом жанре повествование ошеломляет.

«Небеса». Стихотворение в прозе – необычный жанр, но по-другому, наверное, в описываемом случае невозможно было бы настолько точно и лаконично передать чувства женщины, теряющей ускользающего от нее в небытие любимого человека.

Сергей Калабухин. Журналист, прозаик, эссеист.

ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ:

О рассказе «ХМУРЫЙ АНГЕЛ»

«Слов нет… вы хорошо покопались в женской душе,..  даже зазнобило.

Быть или не быть… так вещал Гамлет, и НЕ БЫТЬ как раз стояло в заключении фразы, и как известно запоминается именно конечное. НЕ БЫТЬ, конечно, не быть – так люди часто и выбирают… из двух зол… большее. Страх сильнее жажды познания, а вдруг..! Что вдруг, чего вдруг? Неважно. Важно не переступить порог своей раковины, за которым мир может быть таким прекрасным, а ты окажешься ему чужд… лучше не знать его совсем! Философия одиночества… гибель души… уходящая жизнь…

Жаль, очень… героиню… Вы не оставили ей шанса.

С уважением.

Ирина Желомко. 10.12.2011.

ЗДРАВСТВУЙТЕ!

Странное чувство узнаваемости, пока читала Ваш рассказ. Однажды, я сама, отчаявшись и желая изменить свою жизнь, также позвонила соседу, также наблюдая за ним до этого… мы встретились… позже… но у нас не вышло объединения… я ушла… для меня эта встреча-расставание не прошли бесследно, я получила тот самый импульс желаний жить, что и хотела найти, но, скажем, почти безболезненно рассталась. А вот для него – оказалось трудно пережить, как и для Вашего героя… А причина также проста – страх… его страх оказался сильнее возможности быть счастливым. Наверное, следовало бы сказать – а жаль… но не могу… я благодарна его страху и тому, что мы расстались… я встретила теперь ЕГО! того единственного, назначенного мне судьбой!

Спасибо за Ваш рассказ! Он не просто хорош, а очень хорош… он дал мне возможность взглянуть на жизнь и людей с новой точки зрения, есть о чем подумать…

С уважением, Вера

Вера Попова Кнал       07.12.2011.

Знаете, этот Ваш рассказ, написанный в далеком 77, сейчас актуален, как никогда. Пышным цветом расцвела виртуальная, игрушечная, иллюз-орная любовь. Мы настолько привыкли к суррогатам, что считаем их реальностью… Спасибо за рассказ.

Елена Гвозденко. 21.03.2012.

Наверное, она ненароком зашла в его душу… и убила…

Это жестоко, наверное, жестоко.

Что боялась она, и что боялся он

Неоднозначно…

Но эта игра увлекла ее конечно,

Жестокая игра все равно.

Алена Кор.    01.03.2011.

Рассказ написан мастерски. Хорошо переданы эмоции. Уверена, мужчине писать от лица женщины нелегко. Но я не уловила ни грамма фальши.

И сама идея мне очень понравилась. Это реальная история или полностью фантазия?

Жаль только, что без хеппи-энда. Я так надеялась, он ее узнает на той поляне!

Рассказ тронул до глубины души. Спасибо Вам

С уважением, Черная-белая. 17.12.2010.

О рассказе «ЧЕРНАЯ ВДОВА»

Здравствуйте, Николай! Несколько дней нахожусь под впечатлением Вашего рассказа. Тут двумя словами не скажешь: понравился-не понравился. Потряс. Сухие строки газетных новостей обросли плотью. И вдруг стало страшно. Страшно от разгуливающей по городам и весям черной космической злобЫ (с ударением на Ы). Почему космической? Потому что это не какое-то психическое отклонение, это именно сатанинская одержимость. Сознание не на секунду не спутано. В тело этой женщины внедрился демон ненависти. Мы не можем знать, на каком этапе жизни это произошло. Обидел ли кто ее, или занималась она богопротивными делами: колдовском, магией. Но факт остается фактом – теперь перед нами зомби с одной лишь четкой установкой. И да… скольких еще невинных погубит маньячка?((((

А героя жаль, у него все по-настоящему, озябла душа на ветру. Почему-то вся жизнь на ветру. А хочется обыкновенного женского сочувствия, хочется плеча рядом. Так по-человечески понятно.

Отличный прием – построить действие на монологах героев. Внимательно читала. Фокал нигде не сбит.

Очень, очень подействовал на меня рассказ. Мысли пришла: «Упаси, Господи, многие души от этой черной беды в реале».

Анна Калашникова. 22.01.2014.

Поразили! Кратко, но емко. Психологический детектив на одной странице. Но такая на покой не уйдет. Убийства затягивают, и черной волной уносят душу в ад.

Ольга Камашинская. 13.07.2012.

Николай, поменять жизнь на более интересную никогда не поздно… Интересный рассказ! С улыбкой,

Любовь Мироненко.   26.06.2012.

Лики любви… Да, любовь бывает разная, и в чем-то непохожая одна на другую. Только в одном случае петлю на шее влюбленного затягивают 20 лет, а в другом могут и за 2 часа управиться. Еще неизвестно, что гуманнее. Понравилось, Николай. Хорошо написано, с таким необычным сюжетным поворотом, заставляющим читателя встрепенуться.

Николай Николаевич Николаев.  14.05.2012.

О стихотворении в прозе «НЕБЕСА»

Да. Прочувствовали. Смогли в миниатюре дать, Николай, такую боль, такую силу любви…

Ольга Камашинская. 20.11.2012.

Николай! Очень точно передано надрывное горе расставания двух любящих людей. Они оба повели себя весьма достойно. Тот, кто на глазах не терял близких людей, этого не поймет. Хочется верить, что героиня найдет в себе силы, чтобы жить дальше.

С теплом. Олег.

Олег Маляренко. 15. 01. 2012.

Купить книгу Николая Бредихина «Любовь в Вероне» можно в Интернет-магазине Издательского дома «Серебро слов».

Сайт: www.tvoyakniga.ru 

Интернет-магазин: http://www.tvoyakniga.ru/magazin/magazin/270/ 

Можно с автографом. (Указать в заявке).