Форум

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АЛЕКСАНДР, АЛЕКСАНДРА

Они были дети. И детской была их любовь

ГЛАВА 4

«Хорошо. Опять Ваша взяла. Я согласен на встречу. Когда угодно и где угодно. Только сейчас немедленно уйдите. Очень Вас прошу. Вадим».

Ирина с досадой огляделась по сторонам. Так и есть: здесь он, голубчик! Где же ему еще быть?

«Господи, неужели он, в самом деле, думает, что я из-за него сюда притащилась?»

SMS-ка была неожиданной, явно не ко времени, но Ирина все-таки сдержала себя, ответила, насколько смогла, вежливо.

«Вы переоцениваете себя, мне совершенно ни к чему Ваш разговор. Да и вообще, беседы закончились. Очень прошу, не мешайте! Вы здесьза здорово живешь, а я за бешеные деньги!», - наспех набрала она текст.

Ирина с неприязнью еще раз взглянула на Вадима. В своих нелепых очках… ну полная жаба. Да ко всему прочему, оказывается, если как следует присмотреться, еще и лысоват.

Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, затем, стараясь делать это как можно медленнее, выдохнула распиравший легкие воздух. Релаксация.

«Ну что, расслабилась? – спросила она себя, наконец. – Теперь, золотко, смирись и получай удовольствие».

А удовольствие действительно стоило того. Увидеть своего бывшего мужа раскрашенного, напомаженного, в женском платье. В черных колготках, туфлях на высоком каблуке. Господи, до чего может дойти человек! Нет, не зря она добивалась встречи с тем плюгавеньким, не зря сюда явилась, нужно сделать все возможное, чтобы Павел никогда, ни при каких обстоятельствах, подобную гадость не увидел. Расстреливать нужно таких подонков, уродов! Топить в реке сразу при рождении, как котят.

«Я заплачу Вам вдвое, вдесятеро, только пересядьте хотя бы. Вы что, думаете, если Саша узнает, что Вы здесь, ему приятно будет Вас лицезреть? Он и так на пределе. Это ведь работа, поймите».

Ну что еще можно сказать этому плешивенькому? «И так на пределе», "работа", "поймите"… Да плевать я хотела на вас обоих. Дойти до такого! Ирина отключила мобильник и убрала его вглубь сумочки. «Ну, действительно, слизняк слизняком. Я что, должна еще перед ним оправдываться?»

-  Муж? Жених? – насмешливо спросила соседка по столику, совсем молодая девица невзрачной наружности с конопушками по всему лицу. –  Ревнует, наверное? Знал бы он на самом деле, где вы сейчас находитесь - ей-богу, задушил бы, как Отелло. Вы уж извините меня, я специально к вам подсела. Вы одна, а сюда обычно компаниями ходят.

-  Ну а вас-то как сюда занесло? – удивилась Ирина так, как будто с ней заговорило, по меньшей мере, соломенное чучело, а про себя подумала: «И, что самое интересное, где деньги взяла?»

-  Я? Я здесь не одна. Просто мой парень не хочет афишировать наши отношения. Он классный! Я бы вам показала его, но не могу.

«Да, мир тесен! – ошеломленно подумала Ирина. – «Хотя бы пересядьте»… Поздно, Вадим Геннадьевич! Судьба-индейка! Крепко же я вас держу теперь за одно, весьма, просто на редкость, чувствительное место. Как бы мне такую удачу не упустить, раскрутить?»

-  Ну и как вам представление, нравится? – продолжила, между тем, поддерживать разговор девица. – Кстати, меня Женей зовут. Я из Озер. Не слыхали про нас? Город невест, только совсем маленький. Не такой, как, к примеру, Иваново. Приехала в театральный институт поступать, в трех местах провалилась: Щука, ГИТИС и ВГИК. Говорят, таланта ни на грош. Наверное, они правы. Я бы сейчас на любой ВУЗ согласилась, но год надо где-то переждать. Домой ехать – перед подругами позориться. Да и родители будут нудить. Оно мне надо? Вот и перебиваюсь кое-как да как-нибудь. Сюда, между прочим, уже в третий раз прихожу. У моего парня друг здесь в шоу выступает. Тут вообще все суперски  здоровско! Народ ломится! Сегодня особенно трудно было попасть, я уж и не надеялась: у них премьера, новая программа.

Ирина хотела было вызвать девушку на откровенность, затем передумала. Ясно и так, что перед ней будущая суррогатная мать. Вадим  - честный человек, надо отдать ему должное, предпочел ничего не замалчивать, больше того - показать будущей «родственнице» с изнанки их весьма и весьма необычную семейку.

-  А вы, как я вижу, здесь в первый раз? – не сдавалась, все еще пыталась раскрутить соседку на разговор Женя.

-  И в последний! – со вздохом ответила Ирина.

Навязалась тоже еще одна малахольная на ее голову! Откуда хоть такие берутся. Ах да, из Озер! Выныривают. Кстати, где это?

-  Странный клуб какой-то, - пробормотала она. – На сцене женщины, в зале тоже, за, опять же, весьма редким исключением, представительницы нашего, слабого, пола. Лесбийский притон, что ли?

-  Нет, вы не правы. Как раз, наоборот, здесь больше мужчин. На сцене вообще сплошь, ну и в зале половина, не меньше. Весь фокус в том, как они одеты. Иностранцев много. Кстати, вы не обижаетесь на меня за настырность? Просто здесь можно завязать какие-нибудь полезные связи, в моем положении это очень важно. Я вам свой номер мобильного телефона могу дать. Вдруг найдется для меня какая-нибудь работенка – с ребенком посидеть, собаку выгулять, квартиру убрать.

Ирина нехотя взяла листок бумаги с нацарапанными на нем каракулями, затем решила пойти ва-банк:

-  Кстати, вашего парня, случайно, не Вадимом зовут?

Женя насторожилась, при всей ее простоватости житейская жилка в ней определенно присутствовала.

-  Предположим, а что, вы его знаете?

-  Да кто ж его не знает, - со вздохом ответила Ирина. – Ну и как он в постели?

Женя понимала, что ей пора уйти, но что-то ее удерживало.

-  Понятия не имею. У нас с ним чисто дружеские отношения, других просто не может быть, по определению. Когда я говорила о его «друге», я имела в виду его жену, Багиру. У них любовь. Вадим с нее буквально пылинки сдувает. Вон там, на сцене, в самом центре, вся в черном, с кошачьими повадками, видите? Она здесь, пантерва эта, суперзвезда. Многие только из-за нее сюда и ходят.

-  Понятно, тогда вы, значит, будущая «сурмама»? - неожиданно перевела разговор в совсем иную плоскость Ирина.

Женя поняла, что сама того не желая, угодила в ловушку, поднялась со стула и стала неуклюже прощаться.

-  Вы ошиблись. Но все равно с вами было очень интересно. Пожалуй, мне пора исчезнуть, как какому-то там, не помню уж в точности имени, привидению.

Ирина удержала девушку за рукав.

-  Кентервильскому.

-  Что, что, простите?

-  Кентервильскому привидению. Вы его имели в виду? Ладно, не торопитесь. Я вас не укушу. Просто вы вляпались, сами того не желая. «Багира» – мой бывший муж. Так что мне можно доверять, я в курсе. А помочь вам я действительно вполне в состоянии. К примеру, с работой. Так что, поговорим?

Женя поколебалось какое-то время, затем все-таки решила рискнуть, кивнула:

- Ну, собственно, а зачем я иначе сюда хожу? Не извращенцами же всякими любоваться. С жиру бесятся, коты зажравшиеся, мне бы их заботы!

Ирина рассеянно кивнула.

-  Начнем с названия – «Красная косынка». В принципе, тут все ясно – стилизация под русскую культуру первых десятилетий XX века: супрематизм, футуризм, авангардизм, всяческие объединения типа «Бубновый валет», «Ослиный хвост», вот только все переиначено под определенным, довольно явственно обозначенным, углом. Малиновый квадрат вместо черного, как у Казимира Малевича, «ТрансВолга» вместо «Девушек на Волге» Кузьмы Петрова-Водкина. Еще стилизации под Павла Филонова, Наталью Гончарову, этот ее знаменитый «Автопортрет с тигровыми лилиями» так преподнесен, что только руками можно развести. Ясно ведь, что переодетый мужик, и в то же время завораживает. Александр Блок, Маяковский, даже Сережа Есенин, все почему-то в женских тряпках, эти уже вживую, читающие свои, тоже изрядно переиначенные, стихи.

Женя удрученно покачала головой.

-  Простите, я даже до сих пор не знаю вашего имени. Меня зовут Женя, вы не забыли?

-  Нет, не забыла, хотя забыла представиться, точно. Досадное упущение, обычно я более внимательна. Я Ирина, Ирина Алексеевна. Кстати, вот вам моя визитная карточка, там все мои координаты.

Девушка даже не стала рассматривать неожиданный подарок, поспешила убрать подальше крохотный кусочек картона, чтобы не отняли. Затем вздохнула смущенно:

-  Ей-богу, я очень рада, что вы так сходу мое имя запомнили…

Ирина небрежно махнула рукой:

-  Тут нет ничего удивительного, профессиональная привычка.

Женя опять смущенно продолжила:

-  И вы не забыли, что я из Озер?

-  Нет, конечно. Вот только один неясный момент: у вас там так можно нырнуть, чтобы сразу в Москве всплыть?

-  Да нет, нырять совсем не обязательно. Хотя, в принципе, и по воде можно добраться. Но только долго. Проще на автобусе или, если с пересадкой, на электричке. Больше четырех часов поездочка не займет. Но я все равно уже с полгода как туда не езжу. Только звоню регулярно, ну… я вам объясняла. Про свой город я к тому напоминаю, что не могли бы вы со мной говорить по-русски, я в китайском языке совсем ни бум-бум.

Ирина сначала нахмурилась, затем расхохоталась.

-  Да, точно, опростоволосилась я. Причем второй раз уже. А еще хвасталась своими профессиональными способностями. Однако мы можем взаимно обогатить друг друга. Я не имею в виду китайский язык, я в нем тоже ни в зуб коленом, но что означает, к примеру, название «Пасс» под той картиной, где женщина просто прогуливается, как чеховская «Дама с собачкой»?

Женя вздохнула с облегчением:

-  А, ну здесь я как раз в курсе. Пасс – это то, о чем мечтает каждый кроссдрессер.

-  Кто-кто? – недоуменно переспросила Ирина. – А еще уверяли, что не говорите по-китайски.

-  Ну, кроссдрессер, - уныло поморщилась Женя, всем своим видом выражая полное недоумение: вроде как – умная женщина, а туда же - совсем тундра,  - человек, которому нравится переодеваться в одежду противоположного пола. Помните, наверное: «Тутси», «В джазе только девушки»… Кстати, все это культовые фильмы, «наши», я имею в виду мои новые знакомые, их пересматривают по многу раз. Примочки, словечки из них постоянно употребляют в разговоре. Так вот, первое испытание, которое должен пройти каждый уважающий себя кроссдрессер – пройтись в женском наряде по улице. Есть люди, которые ни разу в жизни так и не смогли решиться на подобный поступок.

-  А, ну понятно, - со скукой протянула Ирина, внезапно потеряв к их разговору всякий интерес.

Женя мгновенно уловила эту перемену и с надеждой в голосе спросила:

-  Так мне можно будет вам о себе напомнить?

-  Разумеется, - пожала плечами Ирина. – Да я и сама могу вам позвонить, как только что-нибудь для вас подвернется. У вас есть мобильный?

-  Конечно, я ведь только что давала вам свои координаты, - с некоторым даже испугом вытащила из сумочки допотопный сотовый телефон «озерная» девушка, почти русалка. – Как можно вообще жить в Москве без мобильника? Знаете, а вдруг вы ту мою бумажку уже потеряли или еще потеряете? Зачем рисковать? Может, лучше я сейчас вам свой номер наберу, а вы его закрепите и мое имя поставите. Годится?

-  Годится. Только мне надо телефон включить – ваш друг был слишком настойчив. Догадались теперь, кто мне SMS-ки скидывал? Кстати, большие деньги предлагал, чтобы я как можно скорее отсюда умотала.

Женя трясущимися руками торопливо набрала цифры с визитки и облегченно вздохнула, услышав звонок в руке Ирины. Та не удержалась от усмешки: «Эх, бедная девочка, сколько же раз тебя обманывали! И визитки не свои, чужие, небрежно в руку совали, да и позвонить забывали. Что же ты хотела? Москва есть Москва, не каждому здесь фортуна личико свое показывает, все больше задом повернуться норовит».

-  Крутая мобила! – восхищенно сказала Женя, когда Ирина поиграла кнопками, чтобы вставить в меню ее номер. – Может, у вас и тачка под стать?

-  А как же! - Ирина зевнула, едва успев прикрыть рот ладошкой. – При моей работе да без крутой тачки!  Кто ж со мной после этого дело будет иметь? Кстати, мне здесь все уже осточертело, пора, как говорится, и честь знать, так что могу подвезти, если вы не слишком далеко обитаете.

У Жени даже глаза округлились от ужаса.

-  Нет, не могу. Я же говорила – сегодня премьера. Пропустить такое – я потом себе до конца дней своих не прощу. Смотрите, кстати, они уже начинают.

Ирина взглянула на Евгению с кислой миной, затем решилась:

-  Ладно, пусть будет по-вашему. Премьера так премьера. Но предупреждаю: если станет скучно, я тут же уйду. Не демонстративно, но все равно весьма наглядно может получиться. Объясняйтесь сами потом за меня со своим Вадимом.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АЛЕКСАНДР, АЛЕКСАНДРА

Они были дети. И детской была их любовь

ГЛАВА 5

-  Вы были настолько уверены, что я вам позвоню? – насмешливо поинтересовался Скорочкин.

Ирина на этот раз была одета совсем по-другому, она позволила себе немного расслабиться: джинсы, кораллового цвета кофточка с кружевами, да и косметики было гораздо больше на лице. Вадиму никак нельзя было терять контроль над собой, с сомнениями было покончено, он тщательно все продумал: уже с первых минут их прошлой встречи он твердо знал, что перед ним враг, который хочет разрушить его счастье, и лучшее, что он может сделать – сократить, если уж совсем нельзя избежать, их общение до минимума. Именно исходя из этого, он и предположил, причем вслух, что в первый раз Ирина была одета так официально только для того, чтобы его не спугнуть.

-  Да, конечно, иначе бы я не сделала столь длинным поводок. Сами посудите: столько сил было потрачено на то, чтобы добиться встречи с вами, чтобы заинтересовать вас, расположить к себе, а потом, в результате – бац! - вдруг столь бездарно расстаться, -  весело рассмеялась Ирина. -  Вы параноик, ей-богу! Вам никто этого не говорил? Да я о вас забыла уже! Кто вы такой, собственно, чтобы вами заморачиваться? Что, приехали сегодня мне нотации читать? Если так, то только один вопрос осталось разрешить: кто из нас оплачивает счет? Думаю я, поскольку перспектива остаться без обеда меня совершенно не прельщает. Так что привет психиатричке! Пока!

Вадим пропустил мимо ушей оскорбление. Он медленно проговорил, как бы размышляя вслух:

-  Мне только одно в вас нравится – вы со мной предельно откровенны. Конечно, играете, как всякая женщина, но играете в открытую. Или это просто такой стиль игры? Маскирующий, наоборот, редкостную кровожадность?

-  Кровожадность? Нет, просто я пытаюсь говорить с вами по-мужски, профессия такая – без знания людской, и в частности, мужской, психологии я и неделю не продержалась бы на своей работе. Во всех случаях можете быть спокойны: вы, как человек, а уж тем более, как потенциальный клиент, я не говорю уже - как мужчина, совершенно меня не интересуете. Вам ведь не нужны пластиковые окна, верно? Думаю, они уже давно у вас есть. По виду вы человек хозяйственный, предусмотрительный, не могли же вы такое упустить? Что еще? Вы подозреваете, что я сплю и вижу скушать вас с потрохами? Но зачем? Мы ведь уже все выяснили: Саша не уходил от меня к вам, он ушел в неизвестность. Однако, опять же, не в этом главное. Главное в том, что того человека, с которым я прожила и была счастлива шесть лет, и от которого родила очаровательного сынулю – его давно уже нет. Да и был ли он вообще когда-нибудь? Поэтому ни о какой жажде мести, даже просто неприязни, речь не идет. Скажем так, я уже этим переболела. Хотя было. Конечно, было, не спорю. Но я быстро во всем разобралась. Сейчас меня по большому счету бесит только одно: почему такое произошло именно со мной? Я ведь никогда не была неудачницей, с самого далекого детства, сколько себя помню, пыталась сама вершить свою судьбу.  И вдруг на тебе! Шесть лет, вычеркнутых из жизни! За что такая кара? Причем самое главное – это ведь может повториться. В какой-нибудь другой, менее или, наоборот, даже более, извращенной форме. Скажите, когда вы читали эти блоги, у вас не возникало ощущение, что они написаны мне?

Вадим кивнул.

-  Да, был такой момент, но потом я понял…

-  Что? Я не та женщина, которая может вызвать к себе подобные чувства?

Он замялся, вновь, в который раз уже, принялся протирать тряпочкой свои очки. Посмотрел в ее сторону, видя, по всей вероятности, лишь расплывчатый силуэт.

-  Просто это не ваш портрет.

-  Понятно, во мне слишком мало женственности, я слишком логично мыслю, слишком решительно действую, а не пора ли вам, мадам, в активные лесбиянки?

Он холодно поинтересовался.

-  У вас есть знакомые лесбиянки?

Она вздохнула.

-  Нет, конечно. Откуда? Я вполне нормальная баба. Без отклонений.

Он кивнул.

-  Вот именно. Поверьте, в вас нет ничего мужского. Просто женщина с сильным характером. Активная? Да. Может быть, даже реактивная. Но кто сказал, что это недостаток? Просто индивидуальные особенности. Собственно, то, чем один человек отличается от другого, в данном случае одна женщина от другой.

-  И вы могли бы в меня влюбиться?

-  Нет. Исключено. Совершенно.

Ирина всплеснула руками:

-  Господи, но вы же сами сейчас себе противоречите.

-  Нисколько. Я мог бы влюбиться в такую женщину. Во всяком случае, меня бы это в ней не оттолкнуло, но есть много других факторов. Любовь – сложное чувство. Мне повезло, я такого, своего любимого, человечка уже встретил. Думаю, и вам повезет.

Ирина помрачнела.

-  И вас не смущает даже то, что ваша любовь не взаимна? – осторожно спросила она.

Вадим поджал губы, углубился в изучение меню. Затем махнул рукой, видимо, он все-таки был выбит из колеи.

-  Я здесь впервые, закажите сами что-нибудь, на свой вкус. Будет даже интересно, угадаете ли вы, что мне нравится из съестного? Что касается писем…

-  Ну, это не письма. Скорее, блоги. «Невыложенные блоги». Весь Интернет забит подобными вещами. Скажите, если бы вы увидели их выложенными, то есть, наткнулись на них в Сети, вы обратили бы на них внимание?

-  Да, безусловно. Чувства выражены слишком сильно, чтобы мимо них равнодушно пройти.

-  Я не зря вас перебила. Вы опять хотели сказать, что вас не интересует прошлое – то, что было до вас. Но это не прошлое, в этом как раз все дело, в этом как раз наша с вами беда.

Вадим опять вспыхнул.

-  Здорово! – в который раз не удержалась Ирина. – Красивое зрелище! Скажите, в вашей жизни были женщины, которых это возбуждало? Или… я первая? Молчите? Ладно, вы уже мне отлуп дали. Но, может, у вас есть брат или друг, который вот так же, как вы, краснеет и не чурается решительных, сильных женщин? Нет? Жаль! Но, по крайней мере, благодаря вам, я знаю теперь, что мне нужно. Так вот, если отбросить в сторону лирические отступления и вернуться к основной, крайне важной для нас с вами, теме: то, что вы прочитали, это не только прошлое, это – настоящее, и даже будущее. Это навсегда!

Вадим сжал зубы, поиграл желваками на скулах.

-  А вы знаете, я, наконец, понял сейчас вашу сущность. Кто вы по жизни. Тореадор, точнее, тореадорша. Долго наблюдать, дразнить, выбирать момент, а потом – один удар, и все кончено. Пока, господа зрители, можете расходиться!

Ирина горько усмехнулась.

-  Если бы! Если бы я была тореадоршей! Но, к сожалению, не могу похвастать этим. Я – не тореадорша, как раз наоборот – вечная жертва. В отличие от вас, когда я случайно наткнулась в ноутбуке мужа…

-  Ну, предположим, не случайно…

-  Да, не случайно. Еще скажите, что все мы, женщины, одинаковы. Так вот, я была такая дура, что до последнего думала, что это обо мне, для меня. А потом как раз и последовал тот удар. Решающий момент – так, кажется, это у них, у матадоров, называется? Кстати, может, вы просветите меня: тореадор и матадор – это ведь не одно и то же?

- Признаться, я не очень в этом разбираюсь. Но если следовать логике, то вроде как тореадор просто участвует в корриде, а матадор убивает.

-  Ясно. По крайней мере, вы не назвали меня убийцей. Что ж, и на том спасибо. Да, и еще одно: интересно, это из-за вас меня не пустили во второй раз в «Красную косынку?»

-  Я-то тут при чем? Я ведь не хозяин этого заведения, - недоуменно фыркнул Вадим.

Ирина вспылила.

-  Ага! Вот и пойми вас: когда врете, не краснеете, когда правду говорите – пунцовеете, как маков цвет. А вот Женя мне совсем другое сказала, точнее, высказала предположение: что вы меня «сфоткали на мобильник», как она выразилась, а потом охране передали мою «физию» на фейс-контроль. Ну а там, вроде как, по большей части, бывшие менты, память у них о-е-ей какая: комар не проскочит.

Вадим лишь холодно пожал плечами:

-  Думайте что угодно, мне без разницы, я уже привык к оскорблениям с вашей стороны. Но я вас очень прошу: отстаньте, пожалуйста, от Жени. Совсем не обязательно вмешивать наивную, неиспорченную девчонку в ваши грязные игры.

Ирина взъярилась.

-  Не дождетесь! И вообще, я тоже вас, и тоже очень, прошу, остерегайтесь на будущее давать мне какие-либо «мудрые» советы. Я такого с собой не терплю. Я вам уже говорила, но вы не поняли, попробую еще раз, только обойдусь теперь без эвфемизмов: я держала, и буду держать вас за яйца столько, сколько мне понадобится. Я вас вижу насквозь и в состоянии просчитать заранее любой ваш шаг. Так что со мной вам лучше не ссориться.

Официантка совсем уже было подошла к их столику, но, услышав крепкое словцо, остановилась в нерешительности. Так что Ирине пришлось сделать властный приглашающий жест рукой. Сделав заказ, обстоятельно, уточнив все подробности, она продолжила сразу, не дожидаясь, когда официантка отойдет.

-  Я не злая. Если меня не злить. А у вас, почему-то, это на редкость хорошо получается. В грязные игры не я, а вы с Женей играете. Насчет наивной, неиспорченной - нисколько не спорю. Вы ведь настолько дотошны, что ухитрились подыскать на столь неблаговидную роль девственницу. И до того жадны, что даже не сняли ей самую убогую комнатенку или угол у какой-нибудь старушенции - девчонка скитается по общежитиям.

-  Мы ей предлагали жить у нас, - попытался оправдаться Вадим. – Но она не согласилась.

-  Конечно, а кто бы согласился? Наблюдать каждодневно ваш гнусный разврат?

-  Это не разврат. Вы просто ничего в подобных отношениях не понимаете. – Губы Вадима тряслись от ярости, он вскочил со стула, собираясь уйти.

Но Ирину было не угомонить.

-  Уходите? Ах, что же вы? Здесь так вкусно кормят! Это несправедливо. К хозяину заведения, к поварам. Учтите, я ведь обещала, что буду бить теперь по всем вашим слабым местам. Так вот, я передумала. Извольте расплатиться. Пригласили даму, доставайте кошелек. Я сначала хотела предложить складчину, вроде как деловой разговор у нас, но коли такого разговора не получилось, так уматывайте, исполнив предварительно свой мужской долг. Только зарубите себе на носу, что впредь с вами встречаться я больше не собираюсь. Мое время дорого стоит, и я не считаю себя вправе тратить его столь бездарно. Не договорились высокие стороны, значит, не договорились. Война? Ну что ж, стало быть, война!

Вадим вздохнул, отодвинул в сторону стул.

-  Если не возражаете, я отлучусь на минуточку. «Носик припудрить».

-  Понятно, - пробормотала Ирина. – Хотите взять тайм-аут? Нет проблем!

 Вернулся Вадим совершенно другим человеком.

-  Я поразмышлял немного насчет войны… - задумчиво проговорил он, покончив с первым и начав заниматься эскалопом.- Кстати, неплохая хрюшка когда-то бегала, со знанием дела выращивали. И вы точно теперь знаете, что я не мусульманин. Одним словом, я предлагаю мир. Не так, чтобы во всем мире, а исключительно между нами. То есть, если говорить конкретно, предлагаю начать все сызнова. Признаюсь, я погорячился, понервничал, прошу принять мои извинения. Мы враги, тут не может быть никаких сомнений, и это навсегда, естественно, но как раз врагам проще – при желании они могут легко обо всем договориться. Я всегда был такого мнения, что хороший враг лучше плохого друга.

-  Разумеется, - процедила сквозь зубы Ирина. – Так же, как хороший враг лучше плохого врага. Так будем же хорошими врагами. Вы это имели в виду?

-  Не имеет значения, - небрежно отмахнулся Вадим. – Лишь бы прийти к каким-то определенным соглашениям и впредь неукоснительно их соблюдать. Так как, вы согласны?

-  Безусловно, - кивнула Ирина.

-  Прекрасно, - обрадовался столь успешному началу переговоров Вадим. – Начнем тогда с самого главного: теперь, когда вы знаете о нас с Сашей пусть не все, но более чем достаточно, чего же вы хотите?

Ирина пожала плечами.

-  Вы зря надеетесь услышать от меня что-то новое. Я же с самого начала сказала: понять.

Вадим помолчал некоторое время, собираясь с мыслями. Орешек был ему явно не по зубам.

-  Ладно, - кивнул он, наконец. – Ничего, если я начну издалека, да и вообще буду непоследователен в своих объяснениях? У вас достаточно времени?

-  Не горит, совершенно, - спокойно парировала его сарказм Ирина. -  День, неделю, месяц – сколько понадобится. Как говорится, важнее всего результат.

Вадим поковырялся еще с эскалопом, затем, вроде как в изнеможении, откинулся на спинку стула.

-  Вкусно. На редкость вкусно. Есть такая басня: «Кот и повар». Здесь сказка другая – повар и свинья. Но повар тут явно не свинья, он знает толк в апельсинах. Прекрасная кухня, надо бы непременно побывать здесь еще раз.

-  И даже не один, - в тон ему отозвалась Ирина. – Хотя, в принципе, я знаю кухни и получше. Только там дороже. Я имею в виду еще дороже.

-  Не любите готовить? – поинтересовался Вадим, решив вновь вернуться к эскалопу.

-  Ну почему же? – легко отразила и этот пинг-понговский мячик Ирина. – Люблю, но только времени нет вникать - так что не умею. Ну а насчет ресторана или кафе… Просто работа такая. Клиента же домой не пригласишь. А расположить человека надо. Ну, помните, наверное, ту затасканную фразу насчет мужчины и его желудка?

-  А что, клиенты у вас все - мужчины? – глубокомысленно поддержал разговор Вадим, хотя его такие подробности совершенно не интересовали.

-  Преимущественно, - вежливо ответила Ирина, жеманно орудуя ножом и вилкой. – Женщин я вожу по бутикам. Если заказ большой, частенько приходится раскошеливаться на какой-нибудь подарок. И, козе понятно, так дешево уже не отделаешься.

-  Вы не угадали, - неожиданно переменил тему, задумчиво глядя куда-то в пустоту, Вадим.

-  В смысле? – всполошилась, пропустив удар Ирина.

-  Я имею в виду, со свининой, - ответил Вадим, довольный своим маленьким успехом. – Мы с Сашей – сторонники здорового образа жизни и, в частности, диетического питания. Из мяса только курицу и то, лишь в малых дозах употребляем.

Ирину их пустопорожний разговор уже начал раздражать.

-  А, ну такие рестораны, со всяческими там гастрономическими, экологическими изысками, нам точно не по карману, - ядовито ухмыльнулась она. – Но предложение посетить мою обитель по-прежнему остается в силе. Обещаю, что там будет все в точности так, как вы желаете. Однако хочу вам сделать маленький «комплимент» – клиент вы на редкость привередливый. Обычно все берут, что дают. Особенно, если это «на дармовщинку». Ну, так что, приступим? Я имею в виду – к переговорам. Я не имею в виду прелюдию, она уже сыграна, а к тем, что на высшем уровне. То есть, почти в раю.

-  Хорошо, я  готов, - кивнул Вадим, стараясь выглядеть запредельным симпатягой и скромнягой. – Если разрешите, я первым начну.

-  О, ради бога! – сморщила носик Ирина, констатировав, что она проиграла еще одно очко. А проигрывать, даже в мелочах, она очень не любила.

Однако следующую подачу она тоже пропустила.

-   Не сердитесь на Женю, что она в прошлый раз не смогла удовлетворить ваше любопытство. Девочка из провинции, институтов не кончала, да и житейский опыт небольшой. Постараюсь, как могу, восполнить за нее образовавшийся пробел. Больше всего вас в прошлый раз поразили цены, я правильно понял?

-  Да уж, - постаралась как можно скорее переключиться на другую, предложенную ей, тему Ирина. - Я, конечно, не специалист по ночным клубам, но ваша «Косыночка», на мой взгляд, просто обнаглела. Может оставить без последних штанов.

-  Цены вполне реальные, - постарался придать своему голосу Вадим побольше убедительности. – Просто политика такая. Там не делается ставки на постоянных клиентов, как это обычно бывает в других заведениях. Наоборот, завсегдатаи, по возможности, отсекаются. Я вас не «фоткал» и не скидывал вашу  «физию» на фейс-контроль. Просто, как говорят в таких случаях: «хорошего – понемножку», сподобились один раз, и хватит. В подобных заведениях программа обновляется не столь часто, как хотелось бы. Это дорогое удовольствие. Поэтому наши владельцы-«косыночники» нацелены преимущественно на иностранцев, либо на так называемых «гостей столицы». Во всех случаях у нас определенно не клуб. Те завсегдатаи, которые все-таки имеются (а как без них? при всем желании не получится) – это совсем сдвинутые фанаты, и к нашим ценам они относятся с пониманием – им тоже надо чем-то отгородиться от гумуса, плебса. Да, верно, из тех картин, что вы видели, ни одну за бешеные деньги на аукционах Сотбис не продашь. Но там нет и ни одной копии. Только работы, написанные исключительно на заказ прекрасными русскими художниками, которых хорошо знают в Париже, в Нью-Йорке, Берлине, но в России они известны не многим: знатокам, специалистам. Вот скажем, у всех на слуху имена Юдашкина, Зайцева, однако фамилия Владимира Середина наверняка вам ни о чем не говорит, а ведь он не просто известен, а даже знаменит, возглавляет Дом моды во Франции  (Дом Seredin Paris). И у нас все травести-шоу исключительно в его костюмах, которые ко всему прочему постоянно обновляются. Я не говорю уже о Багире, вашем бывшем муже, если вы посетите другие подобные представления – вы найдете полный примитив. На пластику нигде упор не делается, главное – переодевание. Да и зачем хорошему танцовщику выступать у нас? Он может найти местечко и получше. Однако ваш бывший – особый случай, другие места для Саши заказаны. Поэтому под нее волей-неволей приходится формировать профессиональный, причем не просто профессиональный, а еще и с нетрадиционной  - нет-нет, не  ориентацией, а именно с нетрадиционной психологической гендерностью, кордебалет. А это, поверьте, весьма не дешевое удовольствие. Я вам не наскучил?

-  Нисколько, прекрасная лекция. Вот только не слишком ли мы далеко в сторону от основного вопроса отвлеклись? – Ирина сникла, никак ей не зацепиться, ничего не оставалось, как записать на свой счет еще одно, очередное, потерянное очко.

-  Как скажете, - кивнул Вадим. - Но этот разговор крайне важен, и рано или поздно нам все равно придется к нему вернуться. Тем не менее, будем считать, что первый раунд завершен, и теперь ваша очередь высказаться в наших переговорах.

-  Что ж, вы правы, - вздохнула Ирина, - действительно пора. Вы меня так доблестно атаковали, что я не могла даже слова вставить. Однако теперь и в самом деле моя очередь. И переговариваться, то бишь, сражаться, мы будем уже на моем поле.

Она помолчала некоторое время, но вовсе не для того, чтобы сделать эффектную паузу, а просто, чтобы собраться с мыслями. Затем достала из небольшого кейса еще несколько файлов.

-   Да, кстати, как вам первый блок? Вы все-таки его прочитали?

Скорочкин пожал плечами:

-  Разумеется. И очень вам благодарен, что вы буквально заставили меня с ним ознакомиться. Человек решил разобраться, что за чувство - любовь, вполне естественное желание, во всяком случае, явно не преступление.
И, что потрясает, многого достиг. Начнем с цитат, они просто великолепны. Взять хотя бы вот эти:

«Любовь – проклятая Богом страна, где ни один поезд не приходит по расписанию и начальники станций в красных шапках – все сумасшедшие или идиоты. Но здесь и сторожа сошли с ума от крушений! Опаздывают все признания и поцелуи, всегда слишком ранние для одного и слишком поздние для другого, лгут все часы и встречи, и, как хоровод пьяных призраков, одни  бегут по кругу, другие догоняют, хватая воздух протянутыми руками. Все в мире приходит слишком поздно, но только любовь умеет минуту запоздания превратить в бездонную вечность вечной разлуки!» Леонид Андреев.

 «Любовь! В ней все тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает. То является она вдруг, несомненная, радостная, как день; то долго тлеет, как огонь под золой, и пробивается пламенем в душе, когда уже все разрушено; то вползает она в сердце, как змея, то вдруг выскользнет из него вон…» Иван Тургенев.

 «Любовь – это клей, которым природа склеивает все, что, по ее мнению, слишком слабо, чтобы жить в этом мире в одиночку». Вильгельм Швебель.

Я привык считать себя достаточно образованным, начитанным человеком, но, к стыду своему, должен признаться, что ни один из этих афоризмов мне не знаком. Далее следуют уже собственные Сашины мысли.

«Самое главное в этом мире – чувство, из всех чувств важнейшее – любовь. Нет любви в человеке – ничто не привязывает его к жизни, она теряет для него всякий смысл. Из любви к Богу, любви к Жизни рождается и любовь к женщине, семье, детям, а тогда мужчина горы может свернуть. Любовь – чувство, от которого пылают сразу душа, сердце и тело. Без него недоступно для человека счастье».

«Слово «любовь» недаром женского рода, мужчина в любви всегда только гость».

Ну и, конечно, самое, на мой взгляд, потрясающее:

«Если принять официальную трактовку Христа не как человека, а как богочеловека, то мы должны найти в себе мужество признать, что женскую часть его сущности с креста до сих пор никто не удосужился снять. Так она и висит там распятой».

Однако это была лишь подготовка, дальше идет чистейшей воды беллетристика. То, что вы назвали «блогами» на самом деле даже к эссе не имеет никакого отношения. Просто жанр есть такой, довольно редкий – стихотворение в прозе. Написано, кстати, вполне на уровне Ивана Тургенева и его знаменитого сборника «Senilia». Ну, помните, наверное, из школьной программы: «Как хороши, как свежи были розы!» Такие строки не забываются. Одним словом, если все это, и в первую очередь «Любовь», действительно, Саша написала, то я глубоко потрясен. Никогда не предполагал в ней подобных талантов.

Ирина вздохнула:

-  Вадим Геннадьевич, мне жаль вас прерывать, но, надо признать, что мы слишком далеко в сторону отвлеклись от нашего разговора. Так что не стану тянуть кота за хвост, зачем мне вас мучить? Раскрою лучше все карты сразу. Иван Сергеевич Тургенев тут совершенно ни при чем. Здесь, как вы догадываетесь уже, наверное, новые блоги. Или письма, назовите их, как хотите. Любовные. Достаточно красноречивые. Саши к его сестре. Ее, кстати, тоже звали Александрой. Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества. А эти, уже точно, а не, наверное, после ее гибели в автокатастрофе.

Вадим сидел бледный, сраженный тем, что на него вдруг навалилось. Он долго молчал, затем тихо проговорил:

-  Я не возьму эту пакость. Меня она совершенно не интересует.

Ирина кивнула, только сейчас она поняла, насколько изощренна была ее тактика: отступать, проигрывать, отвлекая, завлекая противника, затем вдруг бац! – контратака и… решающий удар.

-  Хорошо, я объясню вам в двух словах. И поведенческая линия страуса, при малейшей жизненной каверзе зарывающего голову в песок, а голый зад всегда почему-то оставляющего при этом вызывающе открытым, тут не пройдет. Извините, что повторяюсь.

Ирина сделала паузу, как бы собираясь с духом, чтобы нырнуть очередной раз в ненавистный, но ставший для нее уже столь хорошо обжитым, омут, затем нехотя продолжила:

- Так вот, если интересно, слушайте. Они были дети. И детской была их любовь. Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет. В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор. Была ли смерть сестры несчастным случаем или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда. Здесь, - Ирина указала на письма, - размышлений на эту тему великое множество. «Зачем ты ушла?», «Мир померк без тебя». Как я поняла своим скудным умишком, именно в неизвестности вся трагедия. Точнее, безысходность. Что еще? По всем канонам эта безысходность должна была закончиться самоубийством Саши, вашей дражайшей супруги, моего бывшего мужа. Что сейчас с ним происходит, я осознать не в силах. Так же, как и весь ваш мир, он слишком загадочен для меня. Что мне нужно? Продолжение вот этих блогов. Вы найдете их в Сашином ноутбуке. После того, как я их получу, обещаю, я исчезну навсегда из вашего поля зрения. Но, на мой взгляд, если вы любите Сашу и хотите добиться взаимности в своей любви, без меня и без опытного психиатра, именно психиатра из самой настоящей психлечебницы, я не оговорилась, вам не обойтись. Вроде бы я все сказала, что теперь скажете вы мне в ответ?

-  Нет, - тихо, но твердо ответил Вадим. - По всем пунктам: нет. Нужно комментировать?

Ирина покачала головой.

-  Нет. Тоже нет. Совершенно не обязательно. Мне просто интересно, как вы будете потом жить. То, что будете жить, я не сомневаюсь. Как-нибудь свою совесть заморочите, свалите вину на меня. Придумаете что-нибудь, вы неглупый человек. У меня так не получится при всем желании, так что я буду продолжать борьбу. Если вы, конечно, не передумаете, и не согласитесь на мои условия. И еще одно: при всех вариантах забудьте о Жене, подберите себе другую жертву, другую дурочку: просто Женя мне доверилась, она мне понравилась, и я теперь ее в обиду не дам.

Вадим кивнул.

-  Ну, это мы еще посмотрим. Файлы свои заберите.

Ирина вынула из сумочки деньги, положила их на стол, чуть прижала тарелкой. Затем встала.

-  Расплачиваемся вскладчину, думаю, это оптимальный вариант. Что касается файлов, то сами решайте их судьбу, можете оставить их на столе, хорошенькое будет для местной обслуги развлечение.

Она вскинула сумочку на плечо и, не оборачиваясь, вышла из кафе. Еле удерживаясь от того, чтобы не разреветься. Она победила, однако, по сути, была не просто повержена, но даже разбита в пух и прах.

Ей удалось проехать не больше ста метров, Ирина свернула к обочине, заглушила мотор и тут уже, не таясь, в полную силу разрыдалась. «Победа, какая уж там победа? Разве такого носорога проклятого можно победить?»

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АЛЕКСАНДР, АЛЕКСАНДРА

Они были дети. И детской была их любовь

ГЛАВА 6

-   Ирина Алексеевна, Ирина Алексеевна, что с вами?

Ирина оглянулась, остановилась, дождалась, когда Женя приблизилась к ней.

-   Здравствуйте, Женечка! Зачем же так кричать? Здесь слишком много людей знает меня. И вообще, с чего вы вдруг взяли, что со мной что-то не в порядке?

Женя перешла на шепот.

-  Ирина Алексеевна, вы ужасно выглядите, на вас совершенно не похоже.

Ирина помялась в нерешительности, затем спросила, все еще с сомнением в голосе:

-   И что, это действительно так заметно?

-   Просто кошмар!! – все так же шепотом подтвердила Женя.

Ирина тут же сориентировалась и аршинными шагами направилась к женскому туалету. Женя бежала за ней чуть ли не вприпрыжку.

-  Ирина Алексеевна, я все не решалась вам позвонить, но я вам так благодарна. Такая работа, просто супер! Со мной тут даже мальчики заигрывают, в кино приглашают. А вообще делать совершенно нечего: разноси почту по этажам. Зарплата нормальная. А меня не обманут с ней? А то пробегаю целый месяц и останусь в итоге с носом. Чай, кофе бесплатно. Если с собой батон прихватить, можно наесться и напиться до отвала. Мне пропуск дали, я теперь мимо охранника важной персоной прохожу. И вообще они все удивились тут: я всего лишь два дня стажировалась, и сразу во всем разобралась. А большинство, что до меня были, постоянно все путали. А я ни разу не перепутала. Мне даже обещали подработку дать: после работы грузы на вокзал отвозить, с проводниками договариваться. И получать тоже. Да и вообще, вариантов море.

Ирина добралась, наконец, до зеркала в туалете и действительно пришла в ужас. Особой красотой она вообще никогда не блистала, а тут – просто пугало огородное. Слава богу, проблемы только с лицом. Припухшие веки, порушенный макияж, бледная, как поганка. Взгляд, как после культпохода на фильм про вампиров или оживших мертвецов. Главное ведь, прежде чем выйти из машины, смотрелась на себя в зеркальце, приводила «фейс» в порядок. Куда глядела, что видела?

Нет, одним только макияжем тут не спасешься, нужно отвлечься, постепенно прийти в себя. О чем эта балаболка ей говорила? Что называется, семь верст до небес и все лесом. Надо вспомнить. Память у нее не просто профессиональная - тренированная. Самый момент это показать.

-  Ну что ж, я рада, Женечка, что работа вам нравится. Хотя нагрузка при таких грошах лошадиная. Вы как потом дома, сразу в постель, наверное, валитесь?

-  Да нет, я и не устаю совсем, - недоуменно пробормотала Женя. – От чего тут уставать? С подругами общаюсь, хотя и не подруги они мне – так, просто знакомые. Вот они устают: кто на стройке, кто за швейной машинкой, кто с метлой неразлучной в дворничихах. А тут – интеллигентные люди.

-   Ладно, это хорошо, что вы справляетесь, - вздохнула Ирина. – Несколько советов, которым можно следовать, а можно сразу забыть. Так, информация к размышлению, если есть чем размышлять. Во-первых, мальчики. Они «кадрят» тут всех подряд, какая-нибудь дура да и заглотнет крючок. У них просто спорт такой, они делают это годами. Отсюда уходят - в метро та же канитель продолжается, и на улице, соответственно, как иначе? Еще по мобильнику постоянно прикалываются. Это нормально. Девчонки тоже свое дело знают: зацепить какого-нибудь «карася», «толстенный кошелек», ну и раскрутить мужичка, чтобы хорошенько выставился. А там, глядишь, кто-нибудь поведется на пустышку, даст бог, и серьезные отношения вдруг завяжутся. На чай, кофе, вообще на всякую «халяву», не покупайтесь, помните твердо старую как мир истину насчет бесплатного сыра и мышеловки. Благодаря этим чаю да кофе из вас выкачивают энергию по максимуму, сами не замечаете как. Не говоря уже о каких-либо свиданьицах, приглашениях. Заканчиваются все они одним и тем же: ребеночком в подоле, которого вы потом из Москвы домой в итоге повезете. И уж тогда никаких суррогатов, все по полной программе: ноль прибытков, уйма убытков, да еще слава шлюшная в родном городе. Вся жизнь потом наперекос пойдет.

-  Что-то вы не в духе сегодня, - пробормотала Женя, ничуть не обескураженная прочитанной ей лекцией. – Мне нравится, когда вы добрая, веселая. И не считаете других круглыми дурами или дураками. Может, я с виду такая - страшненькая да убогонькая, но я свое личное счастье устрою, об этом можете не беспокоиться. Я ведь в барыни не рвусь, можно и без бриллиантов прожить, зато в любви да согласии.

Как ни странно, глупый треп пошел Ирине на пользу. Она довольно быстро привела себя в порядок, глянула на часы и ахнула: время обеда, полдня как корова языком слизнула.

-  Ладно, пойду в кафешку, до работы я так и не добралась. Потом наверстаю. Приглашаю, плачу, как вы на это смотрите?

-  Ну, положительно, конечно. Если следовать вашим советам, то с вами можно, от вас-то я никак не «залечу».

Обе дружно расхохотались.

-  Вот только… - Женя показала на папку, которую она все время разговора прижимала к груди.

-  После обеда разнесете, - махнула рукой Ирина. – В такое время лучше людей не беспокоить, даже если они и на месте. Что, кстати, под большим вопросом. Прогуляетесь зря, а нужно беречь копытца-то. Ну а расплата – попробуете ответить на один вопрос: почему мне не везет в жизни, и как с этим можно побороться? Я бы тоже, как вы, хотела: «без бриллиантов, но зато в согласии и любви». Скоро Пашка вопросики начнет всякие каверзные задавать насчет секса, страсти нежной и прочих вкусностях, а мужика в семье, чтобы на них отвечать, даже на горизонте не просматривается.

-  Годится, - с радостной улыбкой ответила Женя. – А Пашка – кто? Сын? Сын Багиры?

Ирина помрачнела.

-   А вот о таких вещах – молчок. Иначе нашей дружбе конец. Навечно. Трепачей не люблю.

-   Да кто ж их любит? – фыркнула «озерная» девушка. – А что, у нас, в самом деле, дружба?

-   Это от вас зависит, - весело прощебетала Ирина, посмотревшись еще раз в зеркало и ощутив себя помолодевшей, по меньшей мере, на десять лет. – Я дружить умею.

Женя в ответ хитро улыбнулась.

-   Понятно. И много у вас подруг?

За обедом Ирина полностью пришла в себя. Конечно, за талией нужно следить, однако в такие экстремальные дни можно что-то себе и позволить. Ведь говорят же: лучшее средство против стресса – что-нибудь сладенькое съесть. Настроение, действительно, стремительно взмыло вверх. Собственно, с чего бы она вдруг так раскисла? Когда-то все, связанное с ее ненаглядным, обожаемым мужем, и в самом деле было сюрпризом, стрессом, а сейчас давно в прошлом, просто неприятные воспоминания, не более того.

Ирина задумалась. А может, не прошлое? И во всем виноват ее проклятый максимализм? Ну, то, что она не умеет что-то долго таить в себе, обязательно нужно выплеснуть наружу, еще полбеды. Ведь когда она завела в тот день разговор о письмах, была бурная сцена, однако, в конце-то концов, они помирились с Александром, и даже вернулись к прежним отношениям. Действительно, к чему было ревновать? К прошлому? К кому конкретно? К покойнице? И главное – измены-то, собственно, не было (как уверял Александр), чисто платонические ахи-вздохи. Муж изменял ей сердцем? Разумеется, для нее это было куда важнее, но со стороны ведь никто не поймет, хотя, опять же, никому и не доверишься.

Но то, что она увидела месяцем позже, она уже не смогла перенести, просто не захотела вникать в подробности. Нечто похожее на анекдот из серии «Жена неожиданно вернулась пораньше домой с работы». Вот только там героини обычно застают мужа с любовницей, а здесь, опять же, никакой любовницы не было, всего только ее Саша, один, но почему-то в женском платье, сосредоточенно подмалевывавший перед зеркалом в ванной губы помадой…

А ведь, по сути, и это можно было простить. По крайней мере, если бы он попросил прощения. Но он не попросил. Да и не простила бы она его. Даже сейчас, после всех этих разговоров с Вадимом, с Женей не простила бы. Нет, такое лучше не вспоминать, иначе она так разревется, что уже никакими средствами макияж в порядок не приведешь.

Ирина предпочла переключиться на свою новую знакомую.

-  Ну, слава богу! – с облегчением вздохнула Женя. – Все-таки спустились с небес на грешную землю. А я уж думала, вы так навсегда там и останетесь. Вообще-то я тут чуть со скуки не умерла, едва удерживалась, чтобы вам не помешать в ваших высоких думах.

-  Знаешь что, - сказала вдруг Ирина, - давай на «ты», иначе какие мы подруги? Но только наедине, в неофициальной обстановке. На людях, на работе прежний официоз. Как тебе такое предложение? Катит?

-  Катит-то, катит, да еще как, - смущенно промямлила Евгения. – Вот только не знаю, смогу ли я? Слишком большая разница: в возрасте, в положении.

Ирина слушала Женин скулеж вполуха. Она вдруг сосредоточила свое внимание на том, как Женя ест: совсем не так, как в прошлый раз в ночном клубе – изредка поклевывая то, что наверняка хотелось умять одним махом. Здесь Женя не стеснялась, но и не демонстрировала обжорство, а смаковала простейшие блюда с таким наслаждением, с каким может делать это только никогда не наедающийся досыта человек. Да и то не всякий.

-  Слушай, а у тебя есть будущее, - вырвалась у Ирины неожиданно пришедшая ей на ум мысль.

-  С какой это стати вы вдруг так решили? – спросила Евгения с застывшей вилкой у рта. – Вы что, гадалка? Ну, в смысле, ты?

-  Нет, просто наблюдательность. - Ирина вдруг весело рассмеялась. – Привычка, которая стала второй натурой. Слушай, а давай ты будешь моей племянницей? Ну, из Озер. Надо тебе где-то пристраиваться - учиться, например, вот ты и вынырнула. Иначе мы так и будем странно смотреться со стороны. Как сейчас, например. Не пара, ты права, точно не пара. Еще запишут, не дай Бог, в лесбиянки. Как, ты не против?

Женя картинно потупила взгляд, изображая из себя простушку-пастушку.

-  В смысле лесбийской любви?

Они посмотрели друг на друга и зашлись от сдавленного хохота. Минут пять потом то и дело срывались, никак не могли остановиться. Наконец Ирина отряхнула слезы и осторожно огляделась по сторонам.

-  Да, теперь мне точно хана. Придется принять твое предложение. Все равно никто не поверит, что у нас просто дружба. Кстати, ты теперь у нас специалист: как ты считаешь - чужая душа потемки - между подругами закадычными, наверное, не редкость подобные вещи?

Женя поморщилась, покачала головой.

-  На мой взгляд, дружба и любовь – вещи совершенно несовместимые. У женщин, во всяком случае. Таких ровных, доверительных отношений уже не может быть, а без них какая дружба? Баловство – другое дело, такое бывает, наверное, но женщины обычно сдвинуты на любви, так что выбор, в конце концов, сам собой возникнет: или-или.

-  Ладно, не бойся, - великодушно махнула ладошкой, как кошка лапкой, Ирина. – Что-либо подобное тебе со мной не грозит, я убежденная гетеросексуалка, вот только с мужиками что-то не везет, не западают они на меня почему-то. Ну а ты как относишься к подобным вещам?

Женя пожала плечами равнодушно.

-  Мне это вообще до Луны, но, если честно, чтобы уж навсегда закрыть подобную, неожиданно возникшую, тему, вам бы, то есть, в смысле тебе, я бы не смогла отказать. Конечно, если бы вопрос встал ребром, то есть либо дружим с этим, либо не дружим совсем.

Ирина посерьезнела.

-  Ты знаешь, я тебя правильно поняла. То, что ты на самом деле хотела сказать. Такое признание дорогого стоит.

Женя притворно пригорюнилась.

-  Кстати, а чего уж там – племянница, почему бы вам меня не удочерить?

Ирина сделала вид, что производит в уме какие-то сложные вычисления, затем отрицательно покачала головой:

-   Нет, не вытанцовывается. Что ж, получается - я тебя в десять лет должна была зачать? В комиссиях по удочерениям тоже не дуры сидят, сразу нас расшифруют. И вообще, есть такая игра, - тут она сложила ладони горсткой, - называется: «Сунь пальчик, там зайчик!» Так вот со мной такой фокус не пройдет, но ты не переживай: людей разных полно, глядишь, с кем-нибудь да обломится. Что до меня, то жаль, конечно, но даже уплемянничать тебя я не смогу, такой услуги в нашем законодательстве пока еще не предусмотрено.

-  Ладно, - вроде  как донельзя расстроенная шмыгнула носом Евгения. – Но попытка не пытка. А вдруг повезло бы? Кстати, тебе не кажется, что мы слишком далеко от еще одной, столь заинтересовавшей меня, темы ушли! Нельзя ли конкретнее: как там все-таки насчет моего будущего?

Разговор действительно ушел настолько далеко, что Ирина лишь с большим трудом смогла восстановить его прерванную нить.

-  Ах да, моя наблюдательность! Вообще-то я не люблю свои секреты раскрывать. Неблагодарное это занятие. Конечный вывод ошеломляет, а если по полочкам разложить, вроде и ничего удивительного нет совсем. Это как фокус объяснять. Но тебе, как подруге, не могу не рассказать. Иначе к чему дружба? Дружить надо душами, и чтобы они непременно были нараспашку. Так вот, я просто наблюдала за тобой. Как ты говоришь (практически без сленга, хоть и из провинции). Как ешь. Как держишь себя в общении. Откуда это? Речь не идет о воспитанности, откуда там, в Озерах, в рабочей семье, ей было взяться? Наверняка мат-перемат с утра до вечера. Я бы назвала это мимикрией, ну, если с английского перевести – подражательностью. То есть, все, о чем я только что говорила, все комплименты, которые тебе делала – не к приобретенному, а к врожденному относится, то бишь, к умению приспосабливаться к любым условиям и обстоятельствам. Попала бы в тюрьму – и там бы не пропала. Но вот попала в Москву – и здесь тоже не пропадешь.

-  В тюрьму бы я не попала, - сухо уточнила Женя.

-  Конечно, не попала бы, - охотно согласилась Ирина. – А почему? В тебе стержень есть. По статистике большинство девчонок трахаются с ребятами с одиннадцати-тринадцати лет, а вот ты – девственница. А ведь наверняка влюблялась, да и интерес был.

-  Почему же был? – усмехнулась Евгения. – Я думаю, в моем возрасте рано еще говорить вообще о чем бы то ни было в прошедшем времени.

Ирина вздохнула.

-  Ладно, главное, что ты меня поняла. Особенно хочу отметить, как быстро ты освоилась в своем «розово-голубом» мире. Вот я в нем до сих пор ничего не понимаю. На мой взгляд, это просто раковая опухоль, которую нужно безжалостно удалить. Но нам с тобой давно пора на работу, мы и так заболтались. У меня к тебе предложение: черт с ней, с этой «Косынкой», а нельзя нам куда-нибудь еще завалиться? Вдвоем. Ты будешь при мне как гид, экскурсовод. А то я там еще, по своей всегдашней привычке, вляпаюсь во что-нибудь, или увяжется за мной какой-нибудь грязный типчик, неправильно поймет.

-  Не вопрос, - без колебаний согласилась Евгения. – Хоть сегодня. Самые удачные дни в таких заведениях – пятница и суббота, но зато гораздо сложнее туда попасть.

Ирина оживилась.

-  Вот сегодня как раз самый подходящий вечер. Я свободна. Ну просто как птица. Ворона, конечно, больше не с кем сравнить. Надеюсь, ты ничего не имеешь против ворон?

-   Абсолютно, - с готовностью подхватила подачу Женя. – Я и сама не голубица. Главное – не быть белой вороной, а когда ты в стае – все в полном ажуре.

-  Хороший ответ, - одобрительно покачала головой Ирина. – Не устаю делать тебе комплименты. Ну, так как все-таки насчет сегодня?

-  Без проблем, - Евгения была на седьмом небе от счастья, что так высоко оценили ее таланты. – Сразу, как только вернемся в офис, позвоню в пару-троечку мест, кое-какие знакомства подключу. Думаю, дело выгорит.

-  Ну и ладушки, - обрадовалась Ирина. – Естественно, я тебя приглашаю. Естественно, постараюсь тебя приодеть, у нас ведь с тобой фигуры похожие, ты только чуть-чуть пополней. Давай сразу после работы и встретимся. Найдешь мою машину на стоянке, если я тебе на салфетке номер сейчас черкну? Заедем куда-нибудь в универсам, потом ко мне домой, там разберемся. Ну как, годится такой вариант?

-  Супер! – с готовностью отозвалась Женя. – О чем еще накануне уик-энда можно мечтать!

 «-  Вадим Геннадьевич, мне жаль вас прерывать, но, надо признать, что мы слишком далеко в сторону отвлеклись от нашего разговора. Так что не стану тянуть кота за хвост, зачем мне вас мучить? Раскрою лучше все карты сразу. Иван Сергеевич Тургенев тут совершенно ни при чем. Здесь, как вы догадываетесь уже, наверное, новые блоги. Или письма, назовите их, как хотите. Любовные. Достаточно красноречивые. Саши к его сестре. Ее, кстати, тоже звали Александрой. Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества. А эти, уже точно, а не, наверное, после ее гибели в автокатастрофе».

Вадим до бесконечности прокручивал в голове этот монолог, но смысл его так и не мог дойти до него. Тем более не было никакой возможности постигнуть смысл другой, еще более бескомпромиссной констатации, здесь вообще было не дотянуться.

«Так вот, если интересно, слушайте. Они были дети. И детской была их любовь. Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет. В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор. Была ли смерть сестры несчастным случаем или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда».

Лишь через несколько часов бессмысленной гонки на своих «Жигулях» по Москве, Скорочкин вдруг понял, что для начала, для того, чтобы войти в лабиринт, надо просто поменять эти две фразы местами.

«Они были дети. И детской была их любовь». Что ж такое можно понять, можно простить. Хотя кто его просит о прощении? Они родились с этим, эти двое. Они были постоянно вместе волею судьбы. Знали друг о друге все. Собственно, что тут вообще странного? Так часто бывает, точнее, должно быть. На практике же, сплошь и рядом нет больших врагов, чем близкие родственники. Кстати, почему так происходит? Быть может, им есть что делить? А при дележке - закон джунглей - все отбрасывается в сторону: стыд, доброта, даже элементарный здравый смысл? Тем более, когда досконально знаешь самые потаенные, слабые стороны друг друга… Бывает очень больно, невыносимо больно. Сначала это борьба за внимание родителей, их любовь, затем какие-нибудь денежные, имущественные споры.

Эти двое просто заигрались. По своим качествам, скорее всего, они превосходили своих сверстников, а значит, поневоле тянулись друг к другу, потому что вдвоем, вместе им было куда интереснее, чем с кем бы то ни было врозь.

«В какой-то момент началось взросление, сестра поняла первой, что происходит и попыталась избавиться от платонического (скорее всего, однако не факт), но все же наваждения. Брат остается верным этой любви до сих пор». «Брат и сестра – не столь уж частый, но все-таки встречающийся сюжет».

Они не переступили эту черту, да если бы и переступили? Наверное, это лучше было бы, чем уходить в безысходность? Чем уходить из жизни вообще. Все ли тайное становится явным? Быть может, это не такой уж редкий случай, однако люди выходят, в конце концов, из большинства патовых ситуаций. Но эти двое, ко всему прочему, были еще и бунтарями.

«Вот эти были написаны, скорее всего, после ее замужества». Нет, это не его, Вадима, трагедия. Это трагедия Ирины. Александр дрался до последнего и сделал все, что мог. Кто знает, может быть, мир так ничего бы и не узнал об этой истории, но сестра погибла.

«Была ли смерть сестры несчастным случаем, или она покончила жизнь самоубийством, так и не найдя выхода из тупика – спорить на эту тему можно до бесконечности, но точно об этом никто уже не узнает, никогда».

«Брат остается верным этой любви до сих пор».

Вот здесь как раз не вход, а выход. Да, трагедия, несомненно. И новая попытка. Но что это означает в реалии? То, что у него, Вадима, нет, и никогда не было соперницы. Он пришел, когда ее уже не было. И что лучший доктор все-таки время. Придет час, и затянется эта рана, лишь бы никто ее не бередил.

Вадим убрал новые файлы все в тот же кейс и решил, что знакомиться ему с ними еще не пришло время. Пока выход найден, не нужно даже объяснения с Сашей, для этого тоже нужен свой час. Лишь бы только никто не вмешался в их и без того сложные отношения и не стал вести себя, как слон в посудной лавке.

Скорочкин не жалел о том, что он узнал в последнее время, однако Ирину ненавидел всеми фибрами своей души. Пока что, при всем желании, ей так и не удалось разрушить его счастье, будем надеяться, что и дальше ему повезет. Одного ей не удастся, этой стерве, он никогда не будет копаться в Сашином ноутбуке, а уж тем более за его спиной передавать ей распечатки его «блогов».

Вадим вдруг принял неожиданное решение и, поискав в ближайших дворах мусорный контейнер, тщательно сжег возле него все бумаги, которые он получил от Ирины. Однако проблем от этого меньше не стало. Он не мог, просто не мог сейчас вернуться домой. Надо обязательно дождаться, пока Саша уедет на работу.

Кому из них двоих первому пришла в голову эта губительная мысль? Саше, наверное, когда он нежданно-негаданно вдруг увлекся этим новым, необычайно привлекательным для него жанром - мюзиклом, по многу раз пересматривая все диски, которые только мог достать. Но оформилась, сорвалась с языка, отвоевав себе, таким образом, неотъемлемое право на жизнь…

-  Господи, открой тайну, скажи: в чем так провинились перед тобой мои родители? И в чем я сам виноват, что ты пустил меня на свет таким идиотом?

Как Вадим ни прокручивал тот памятный вечер в голове, не было ни одного человека на всем белом свете, с которым он мог бы своими размышлениями поделиться. Кроме, разве что, этой уродливой назойливой сучки. Но с ней… Нет, только не с ней. Ни за что!

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АЛЕКСАНДР, АЛЕКСАНДРА

Они были дети. И детской была их любовь

ГЛАВА 7

Ирина придирчиво оглядела Женю, когда они вышли из машины, и показала ей большой палец: «Отлично!» Они легко прошли сквозь охранный кордон - Женя сдержала свое слово, хотя очередь перед входом была немаленькая. Однако войдя внутрь, Ирина не удержалась от того, чтобы не высказать свое разочарование.

-  Да это же просто дыра. Никакого сравнения с тем, что было в прошлый раз. Зачем ты меня сюда притащила?

-  Ну, во-первых, не надо строить из себя миллионершу, - спокойно возразила Евгения, - цены – тоже немаловажный фактор, а они здесь вполне приемлемые. Во-вторых, «Косынка» – не показатель, она для элиты. Так что если ты настроена  просто отдохнуть без всякого выпендрежа, лучше места нам сегодня не найти.

Ирина поколебалась некоторое время, затем махнула рукой, достала кошелек из сумочки и вручила его своей новой подруге.

-  Ладно, - проговорила она с тоской в голосе. – Командуй. Так и быть, посидим здесь с полчасика. Но, как я уже чувствую, наш сегодняшний вечер безнадежно испорчен.

Женя между тем уверенным шагом подошла к метрдотелю, тот подвел их к вполне сносно расположенному столику и снял табличку «Зарезервировано». Ирина взяла в руки меню. Кухня была не ахти, если судить по названиям, а напитки можно оценить только, когда их попробуешь. Именно попробуешь, а не распробуешь, потому что тогда уже претензии можно предъявлять только к самой себе, но не к бармену. Причем напитки нужно было брать самим, у стойки, что Ирина и не преминула сделать.

-  Господи, и зачем столько цветов? – Ирина, сколько ни пыталась, так и не смогла сменить гнев на милость, все вокруг ее раздражало.

-  Ну, у каждого подобного заведения должно быть свое лицо, - терпеливо начала объяснять Женя, - а чтобы оно было, нужна какая-нибудь фишка. Ты же видела при входе название: «Флора и фауна». Простейшее, но на редкость удачное, решение – пригласили очень дорогого, известного флориста, и вот результат – мы сидим здесь, как в ботаническом саду.  А может, рай так выглядит, не знаю, я туда не спешу.

-   Понятно, - не переставала ворчать Ирина. – Ну, флору я вижу, а где же фауна? Что, все впереди? Могло быть в меню, но меню здесь совершенно дохлое. Что еще можно предположить? В какой-то момент, как гвоздь программы, пробежится по залу весь Птичий рынок?

Женю непонятливость Ирины, казалось, должна была бы раздражать, но, как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку, поэтому она была само терпение.

-  Конечно, если через полчаса уйти, мы и в самом деле так ничего интересного и не увидим. Фауна ближе к вечеру появится. Особенно много будет кабанов и свиней. Может, тебе это покажется циничным, но под фауной здесь подразумеваются сами посетители. Как мне объясняли, вся соль в том, что людям здесь разрешено вести себя… несколько более раскованно, чем это дозволяется обычно в других заведениях. Ну, проще говоря, иногда и по-скотски. А еще здесь самая разнообразная публика. Любой может зайти. Здесь и гетеросексуалы, и свингеры, гомосексуалисты, лесбиянки, трансвеститы, транссексуалы. Даже «джи-джи» вроде нас с тобой. То есть, тут людей не разделяют по ориентации. Просто флора и… фауна. Причем, если ты хороший человек, но тебе вдруг захотелось покуролесить, ради бога, никаких проблем. Разумеется, если чувство меры вдруг тебе изменило, вмешивается охрана, но услугами милиции обычно не пользуются, просто выставляют тебя вон. Причем, если придешь в себя, посмирнеешь, можешь даже вернуться обратно. Никаких претензий. Ну а если претензии все-таки есть, их всегда можно решить за деньги.

-  Извините, что вклиниваюсь в вашу милую беседу, девушки! – обратился к ним неожиданно метрдотель. – Вы не будете возражать, если я немного разобью вашу компанию? Пятница, все забито, а один очень хороший человек просится. Или, может, у вас какой-нибудь чрезвычайно важный разговор?

-  Будем, будем возражать, - хмуро ответила Женя. – Мы всю неделю мечтали о том, чтобы побыть где-нибудь наедине, вместе.

-  Стоп! – оборвала ее Ирина. Она неожиданно быстро захмелела, не от напитков даже, а от той развинченной атмосферы, которая царила вокруг. – Хороший человек… он мужчина? В смысле - нормальный, без отклонений?

Метрдотель немного смутился.

-  Ну как такое можно утверждать? У нас здесь свой контингент, весьма специфический, тут трудно за кого-то на сто процентов поручиться. Но на вид вполне приличный, иначе бы я за него не попросил.

-  Что, и одет не в платье? В пиджаке, в брюках?

Метр кивнул, хотя и немного поморщился.

-  Одет нормально. Но это еще не значит, что он не транс.

-  Годится! – махнула рукой Ирина. – Годится приличный мужчина. В пиджаке и в брюках.

Женя буквально взвилась от возмущения. Она с трудом дождалась, когда метрдотель удалился.

-  Ты что, не понимаешь, - шепотом прошипела она. – Нас приняли за проституток. Просто так в подобных местах никого не подсаживают.

-  Да? - сделала вид, что испугалась, Ирина. – А почему же он один? Он что, нас двоих сразу будет… обслуживать? Точнее, мы его.

-  Кто их знает, здесь сплошь извращенцы, - Женя была явно не в духе. Она пыталась взять себя в руки, даже отвернулась к оркестру. Но у нее так и не получилось, как совсем недавно у Ирины, успокоиться.

Ирина между тем, наоборот, уже вполне освоилась на новом месте и бросилась в другую крайность: никак не могла остановиться, намеренно продолжала ерничать.

-  Ну вот, здрасьте! И зачем же ты, спрашивается, тогда меня сюда привела?

Мужчина действительно оказался вполне приличным, не респектабельным, но вполне соответствующим подобному заведению. Хотя что-то женоподобное в нем все-таки присутствовало. В жестах, походке, манере говорить.

-  Девчата, нет слов. Думал, так и придется домой вернуться, после напряженной трудовой недели весь вечер перед телевизором куковать. Хоть вы выручили. Не беспокойтесь, вообще даже не обращайте на меня никакого внимания, я вас не стесню. Только один вопрос, точнее, даже консультация: о кухне не спрашиваю, легко можно догадаться, а как здесь с напитками?

-  Напитков море! – сокрушенно покачала головой Ирина. – Но очень коварные. Что уж они туда подмешивают, не знаю, но крыша периодически отъезжает. Хорошо хоть осадков не передавали. Я в смысле крыши. Пришлось бы спать под дождем. Если вас не пугает подобная перспектива, милости просим к нашему шалашу. Я, к примеру, уже изрядно наклюкалась. И вообще, мне здесь все больше начинает нравиться. «Флора и фауна», вы, кстати, осведомлены про название?

-  Да, разумеется, - охотно ответил Улыбчивый, как мысленно его уже успела окрестить Ирина. – Я давно мечтал сюда попасть, но как-то не получалось. Кстати, не хотите потанцевать?

-  Почему бы и нет? – Ирина и не думала возражать. Флора так флора, фауна так фауна.

На танцполе уже царили и оживленность, и непринужденность, но по всему чувствовалось, что это только начало, предварительный разогрев.

-  А что ваша подруга? У нее такой мрачный вид! У вас, быть может, особые отношения? Может, она ревнует вас ко мне? И, получается, я зря пригласил вас на танец? – поинтересовался Улыбчивый.

Ирина расхохоталась. Может быть, даже несколько громче, чем положено. Но никто за шумом не обратил на это внимание.

-  Вы подумали, что я лесбиянка? А Женя вроде как мой кавалер, то есть «активная»? Нет, я упертая консерваторка. Тьфу, в смысле консерваторша. Евгения употребила о нас обеих такое слово: «джи-джи», не знаю, правда, что оно означает, но, может, подходит? Вы, кстати, не ориентируетесь в подобных заведениях? А то тут сплошь и рядом можно попасть впросак с непривычки.

Мужчина рассмеялся.

-  Ну, мои познания не столь уж и глубоки, но такие элементарные вещи мне, разумеется, ведомы. «Джи-джи» означает всего только genеticgirl – то есть, нормальную, традиционно ориентированную, девушку, женщину. Ну, как все, без отклонений. Таких здесь немного, но они есть. Кто-то забежал просто ради интереса, экзотики, кто-то присматривается, не примерить ли на себя какой-нибудь новый стандарт. Ведь для того, чтобы знать, что вас что-то действительно совершенно не привлекает, надо сначала это попробовать, вы так не считаете?

Ирина брезгливо поморщилась. Она передернула головой, пытаясь хоть немного вытряхнуть хмель из нее.

-  Лукавое утверждение. И слишком примитивное. Таким можно соблазнить только разве что какую-нибудь наивную малолетку. Или совсем уж круглую дуру. Что до меня, то я вам сразу скажу - я не люблю экспериментов. Тем более в такой тонкой, деликатной области, как интим. В частности, случайных связей вообще не признаю. Как можно заниматься подобными вещами с совершенно незнакомым или мало знакомым человеком? Тут ведь типичная «тарзанка», хотя какая «тарзанка», скорее уж – «русская рулетка». Столько грязи вокруг, неизлечимых болезней. Как они-то хоть не боятся? Трахаются с кем ни попадя. Я даже по своим коллегам сужу на работе. Вроде нормальные люди, не алкаши и не наркоманы, вполне способны контролировать свое поведение, но как праздник какой, или корпоративная вечеринка, просто ужас что творится. Вы, я вижу, надо мной посмеиваетесь. Наверное, я кажусь вам ужасно старомодной? Что ж, может, я и в самом деле безнадежно отстала. Кстати, вы-то хоть нормальный? Как это говорится о мужчинах? Если женщина, то «джи-джи», а если мужчина, то «джи-мен»?

-  Нет-нет, - расхохотался Улыбчивый. – Тут вас совершенно в другую сторону занесло. Никогда не суйтесь в воду, не зная брода. Я не слишком силен в английском, но это выражение мне знакомо. «Джи-мен» в переводе означает агента ФБР, буквально government men - человек, работающий на правительство. Как вы сами понимаете, на правительство американское. Я что, похож на  шпиона? Откуда мне известны такие подробности? Ну, есть такой старый-престарый фильм, «G» men», с Джеймсом Кэгни в главной роли. А он начинал, в частности, с того, что играл женские роли в музыкальных постановках. Значит, наш человек, и фильмы с ним занимают почетное место в моей коллекции.

-  Ну, такие тонкости в английском мне действительно неведомы, - смущенно ответила Ирина. – А мои пластиковые окна вряд ли когда-нибудь в обозримом будущем заинтересуют ЦРУ или ФБР. Да и вообще, на шпиона вы никак не смахиваете, хотя зубы заговаривать большой мастер. На мой вопрос вы ведь так и не ответили.

-  Я, правда, не знаю. Наверное, просто гетеросексуал или, как я назвал бы его: «примерный мальчик». Good  boy или geneticboy – «джи-би». Кстати, «консерваторка» – тоже слово из лексикона трансов, так, если вы помните, дразнили двух главных героинь их коллеги-девчонки в фильме «Некоторые любят погорячее».

-  Не знаю, не смотрела.

-  Простите, виноват, в нашем прокате он назывался «В джазе только девушки». Удивите меня, я еще не встречал ни одного человека, который бы этот фильм не видел.

-  О, этот я помню, конечно. Даже заключительный диалог: «Но я же мужчина, в конце концов!» «Ничего, у каждого свои недостатки». Или что-то в этом роде. Это что, один из самых культовых фильмов у здешней публики?

-  Да, тут вы угадали. Кстати, еще раз попытаюсь вас удивить – это ремейк, хоть и очень удачный. Мне лично ничуть не меньше нравится его прототип: немецкий фильм Курта Гофмана «Фанфары любви», только его почему-то мало кто знает.

Улыбчивый вдруг спохватился:

-  Послушайте, мы с вами за разговорами не заметили, как протанцевали три танца подряд, ваша подруга уже на сносях: просто рвет и мечет. У меня предложение – хотите, я пройду на минутку к выходу и посмотрю, нет ли там, в очереди, кого-нибудь из моих знакомых, или просто хорошего парня можно ей пригласить. Могла бы составиться неплохая компания на один вечер, вы обе потом в любое время можете уйти, наше случайное знакомство вас ни к чему не обязывает.

Ирина на какой-то момент вдруг почувствовала себя перегруженной информацией и попыталась вернуть себе, хоть и затуманенную алкоголем, но столь присущую ей, способность  логически рассуждать.

-  Стоп! Давайте по порядку. Разложим по полочкам. Как я привыкла. Во-первых, такой вариант, к сожалению, совершенно исключен. Женя девственница и не свободна. Она просто любезно вызвалась меня сопровождать.

-  Ага! – ничуть не расстроился Улыбчивый. – И ладушки! Мне вообще-то начхать на Женю, и ее девственность, соответственно. Я просто хотел ей немного помочь. Но я выяснил главное: вы – не девственница, и вы – свободны.

Ирина смутилась столь стремительному наскоку, но тут же нашла в нем лазейку, чтобы выкрутиться.

-  В принципе, угадали: раз у меня ребенок, значит, я точно не Дева Мария, ну а муж…  бросил, что о нем говорить? Однако я человек последовательный, так что давайте лучше вернемся обратно к нашему разговору. Вы ловко вывернулись, точнее, попытались, однако со мной такие фокусы не проходят. Итак, во-вторых: вы не ответили на мой вопрос.

Мужчина поскучнел.

-  Знаете, в двух  словах  на такой вопрос не ответишь. Вы вряд ли в состоянии что-либо подобное понять.

Ирина решительно кивнула.

-  Не беда, я готова слушать вас сколько угодно. Хотя, думаю, еще пару танцев вам вполне хватит, я ведь не совсем дура. Заранее предупреждаю два ваших недоумения: во-первых, я оплачиваю наше сегодняшнее развлечение,  так что Евгения будет ждать нас столько, сколько нужно, на ее суждения и осуждения в мой адрес мне, как вы выразились, абсолютно начхать. Еще, во-вторых уже: вас, несомненно, озадачивает - с какой стати с подобными моими замшелыми взглядами и, можно даже сказать, агрессивной нравственностью я здесь очутилась? Вы пока еще не спросили, но спросите обязательно. Прямо или в завуалированной форме. Хочу сразу облегчить вам задачу: я здесь как раз для того, чтобы понять. Зачем мне это нужно? Вот это вам знать совершенно не обязательно. Договорились? Устраивают вас такие условия?

-  Вполне, - кивнул Улыбчивый. – Кстати, нам давно пора познакомиться. Меня Герой зовут. В том смысле, что не герой, а просто Герман. Ну, тот, что «три карты, три карты, три карты». Хотя в картишках я определенно не спец и уж тем более - не пою в Большом театре. А как ваше имя?

-  Ирина Алексеевна, - церемонно протянула ладошку Ирина. – Надеюсь, выгляжу я не в пример моложе Старухи из «Пиковой дамы», ну а в карты я играю только в «подкидного дурачка».

-  И как, часто выигрываете? – попытался снова выбить ее из колеи «Гера-Герой».

-  Нет, - ответила Ира. – Если уж я играю, то только с сыном, а он у меня в этом деле, как и во всем другом, вундеркинд.

-  А вы, стало быть, вундермать, точнее – вундермутер, - иронически уточнил Герман. – Что ж, я потрясен такой встречей, снимаю шляпу.

Ирина скривила губки, нарочито глубоко вздохнула.

-  Увы, придется снять что-нибудь другое, шляпы-то у вас нет.

Герман поднял вверх руки, как бы или на самом деле, признавая свое полное поражение.

-  Что ж, сдаюсь на милость победительницы, надо отдать вам должное, за словом в карман вы не лезете, вас не переговорить.

Ирина холодно кивнула.

-  Так что: «последнее слово партизана» или и дальше будем друг другу пудрить мозги?

-  Нет-нет, - поспешно откликнулся Герман. – «Нихьт партизанен. Нихьт партизанен. Яволь, гнедиге Фрау».

-  Фу! Боже, где вы учили немецкий язык? «Да, милостивая госпожа! Я не есть партизан! Я не есть партизан!»  Я бы тоже так хотела. К примеру, как вам мой вариант: «ми есть здесь все гроссе швайне»? Ну, или, по крайней мере, станем, многоуважаемый герр Герман, пребольшущими свиньями-швайнами через часок-другой.

-  Хотелось бы посмотреть! – умильно захлопал глазками Улыбчивый. – Но почему так официально - Ирина Алексеевна?

-  Работа такая, - Ирина приблизила свое лицо к лицу «гер-геристого» кавалера. – Долго еще мы будем вокруг да около ходить? Вы не забыли? У вас есть соперник. Меня ждет не дождется моя лучшая, даже единственная, подруга.

-   «Нихьт шиссен, нихьт шиссен!» Не стреляйте! Просто трудно ответить на ваш вопрос, фрау Ирина Алексеевна, даже герру Герману (нихьт Геринг!). Я действительно вполне нормальный, и в то же время… транс. Такое уж заведение вы сподобились посетить. Говоря названиями фильмов: «Чужие здесь не ходят». Ладно, не буду вас дольше мучить. Я не «голубой», не шимейл, не транссексуал, а обыкновенный трансвестит, то есть мужчина, которому нравится переодеваться, нет, скорее даже, перевоплощаться, в женщину. И возбуждают меня только женщины. Причем настоящие, не мужеподобные, представительницы вашего, слабого, пола. Я бизнесмен, у меня двое детей, которые знают обо мне все и принимают меня таким, как я есть, ну а еще - бывшая жена, которая, в противоположность детям, считает меня почему-то, наоборот, выродком, гнездилищем всех земных пороков.

-  Понятно, - вздохнула Ирина.

-  Понятно? Что вам понятно? – неожиданно вспылил Герман, затем вдруг осекся:  -  Ага, начинаю догадываться: вы «в теме», как говорят блатные. И ваш муж…

Ирина пробормотала смущенно:

-  Не знаю, что вам и ответить. Я просто застала его однажды в женском платье у зеркала в ванной, с губной помадой в руке. Наверное, сейчас я прореагировала бы по-другому…

Герман помолчал немного.

-  И сколько, интересно, с тех пор прошло времени?

-  Четыре года.

-  Четыре года! Странно, и вы только сейчас спохватились? В смысле, надумали что-то понять? Не поздновато ли? Наверняка его уже подцепила другая, куда менее требовательная и щепетильная женщина.

Ирина, как бы не слыша вопрос Улыбчивого, медленно проговорила:

-  Что меня больше всего потрясло тогда – ничего из того, что он использовал в своих… играх, не было моим, включая помаду. Все было куплено специально. Причем, каждая вещица отобрана, продумана. Наверное, не один месяц деньги заначивал, копил. Честно говоря, если бы не этот наш сегодняшний разговор, я бы так и считала, что все вы не просто извращенцы, но обязательно «голубые». А, видит бог, я бы и с женщиной никогда бы не согласилась мужа делить, а уж с мужчиной!

-  Мне искренне жаль! – только и нашел, что ответить Герман.

Танцевать дальше ни у него, ни у нее уже не было желания, и они вернулись за столик. Слава богу, Женя к тому времени уже немного перегорела, но накал еще был достаточно велик. Ирину не надо было учить «тактике ближнего боя», она давно прочно усвоила: лучшая защита – это нападение.

-  О, Господи! – возмутилась она.- Какая же из тебя русалка, Женя? У вас там, в озере, точнее, Озерах, что, все такие? Трезвая, как стеклышко, ни с кем не танцевала, хотя и приглашали не раз – да, да, я все видела. Откуда такой невероятный «облико морале»? Или, может, «облако морали». Ангел мой! Извини! У меня не только в животе, но и в голове сплошной «ерш». Я ничегошеньки не соображаю. Ну, ни на грош. Зато я разгадала, в чем секрет их умопомрачительных коктейлей. А просто никаких коктейлей нет и в помине, мешают все подряд. Впрочем, не все, к каждому клиенту свой, сугубо индивидуальный, подход. Поэтому и отпускают напитки только в баре. Такие там два простецких на вид, но о-о-чень хитромудрых мальчиша-плохиша вдоль стойки шастают, и у того, и у другого «глазки, как алмазки», просвечивают твою черепушку будто рентгеном.

-         Ты с ума сошла! – Женя была совершенно ошеломлена словами Ирины, когда они выходили из туалетной комнаты, где «приводили свои личики в порядок». – Кто он такой, этот Герман? Тебе же о нем совершенно ничего не известно. Подожди хотя бы день, я справки наведу, все трансы знают друг друга, а уж с таким редким именем и подавно не скрыться в тени. Тогда уж и сумасбродствуй. Кстати, куда ты едешь сейчас? Он что, тебя к себе домой пригласил.

Ирина шутливо пошевелила пальчиком.

-  Нет, не угадала, это я его пригласила. Просто не хотела рисковать, вдруг он постесняется сделать мне «неприличное предложение».

Женя была еще больше ошеломлена.

-  Час от часу не легче! – сказала она. – А как же Павел?

Ирина едва держалась на ногах, но продолжала куражиться.

-  Ну, как раз с этим все в порядке – Павел на даче у родителей. Ты не представляешь, какой это подарок для бабушки и дедушки. Да он и сам в них души не чает.

Евгения все еще надеялась Ирину отговорить.

-  И все-таки, подожди, Ира! Можешь ты подождать? В этом мире столько мошенников, проходимцев вертится. Обчистят квартиру, могут даже убить.

-   Ладно, проехали! – уже сердито ответила Ирина. – Я же тебе говорила, в людях я достаточно разбираюсь, такая у меня работа. Тебе просто не понять, а я даже не помню, когда я была с мужчиной. Так нельзя. Можно и умом тронуться, или опухоль какую-нибудь заработать в одном интересном месте, не при таких солидных людях будет сказано. Сексом нужно заниматься регулярно, я же не старая дева. Ну, внешность моя никого не привлекает, знаю, так зачем же мне упускать подобный счастливый шанс?

Женя взорвалась.

-  Да не чисто тут, все не чисто. Все неспроста. И подсел он к нам не случайно, какую-то выгоду ищет или мыслишку грязную затаил. Одумайся, Ирунчик, прошу тебя. Добром это во всех случаях не кончится.

Ирина отмахнулась от Жени, как от назойливой мухи.

-  Цыц, Евгеша, отстань! Я уже все решила, меня не переубедить. Вот только машина, не знаю, как с ней поступить. Может, так сделаем – я тебе денег дам, а ты найдешь человека, который согласится перегнать ее к моему дому? Может, охраннику какому-нибудь будет по пути, или, знаешь, вспомнила, есть такая услуга в такси по вызову.

-  Не надо, - холодно ответила Евгения. – У меня есть права, машину я сама перегоню.

Ирина остолбенела от удивления, затем глупо хихикнула.

-  У тебя есть права? Женя! Зачем они тебе?

Евгения пожала плечами.

-  Так, на всякий случай. Как видишь, вполне к месту пришлись.

-  Ну ладно! Так я пошла? – смиренно проговорила Ирина. – Надеюсь, ты не очень сердишься на бедную изголодавшуюся девочку? Ик!

-  Что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь! –  мрачно вздохнула Евгения и не удержалась все-таки от того, чтобы напоследок не съязвить: поклонилась подруге чуть ли не в пояс, как госпоже: – Приятного времяпровождения вам, Ирина свет Алексеевна, барыня вы моя ненаглядная! И аппетита, как же без него?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

ВАДИМ

MtM (male-to-male): из мужчины в мужчину

ГЛАВА 1

Ирина с трудом подняла голову от подушки и долгое время не могла понять, куда бежать, откуда звонок. Затем, наконец, сообразила: домофон.

-  Это я, Женя. Я на минутку, платье принесла.

-  Да, да, понятно, - сонно пробормотала Ирина, нажала кнопку над рисунком, изображавшим ключ, повесила трубку и только потом от души выругалась.

-  Господи, бывают же такие идиотки! И чего только им в выходные-то не спится? – наконец смогла она уже на литературном русском выразить свою мысль.

Еще несколько секунд подремать, прислоняясь к стене, ожидая, когда эта дура поднимется на лифте. Открыть ей дверь. А потом с облегчением опять бегом к сладкой постельке и накрыться с головой одеялом.

Вроде как еще на полминутки, чтобы прийти в себя и не обрушить свой гнев на незваную гостью, а на самом деле вырубилась еще почти на час.

Евгения не стала будить «прожигательницу жизни» и, чтобы не терять времени даром, убралась быстренько в квартире, приготовила завтрак. Только после этого тронула Ирину за плечо.

-  Завтрак в постель, мадам! Как вам это понравится?

-  Совсем не нравится, - лицо Ирины передернула гримаса отвращения. – Не хочу ничего. И вообще, утро еще, чего так рано-то? Платье! Да мало что ли у меня этих платьев? Зачем такая срочность? Могла бы и на работу принести.

-  «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро!» – бодро процитировала Женя мультяшку про Винни-пуха. – Ну а платье… платьев много не бывает. Кто знает, может, как раз вот одно это и нужно будет, когда приспичит вновь куда-нибудь отправиться. И кто знает, когда именно припрет? Может быть, сегодня же вечером. А то и днем. Такая у нас, женщин, логика. А что касается утра, то давно ли моя госпожа на часы глядела? Я не знаю, как там, в Париже сейчас или в Лос-Анджелесе, ну а в Москве уже далеко за полдень. Порядочные люди обедают, а вот которые в другом смысле голодные, еще и не завтракали.

Ирина вдруг осмыслила давно уже распространявшиеся по квартире запахи и сглотнула слюну.

-  Ой, оладушки! Да еще со сметаной! Куда вам до меня, господа волки! Вам бы мой аппетит!

Женя усмехнулась.

-  Ну, при твоей «любви» к готовке, подруга, аппетит у тебя не волчий предполагается, а даже крокодильский. Ладно, рассказывай, солнышко. Колись, как ночку провела?

Ирина, пройдя на кухню, от одного только аромата кофе потихоньку начала приходить в себя.

-  Хочу в Париж, если там еще только утро, - тем не менее, капризно захныкала она, делая вид, что никак не может удержаться на стуле, вот-вот сползет вниз.

-  А если вечер? Мы с тобой совсем ничего не знаем о Париже. Ну ладно, я, тундра, а вот тебе непростительно.

-  Матери-одиночке, - махнула рукой Ирина, - простительно все. Если там вечер, то пусть это будет вечер вчерашнего дня.

-  Мать-одиночка – женщина, которая нагуляла ребенка без мужа, - уточнила Евгения.

-  Вот-вот, - продолжила дурачиться Ирина, уплетая за обе щеки «оладушки». – Это про меня. Мой муж оказывается, совсем и не муж, он пантера. Ну, или пантер, если мужского рода. В остальном, зря ты пришла, Евгеша, радость моя, подробностей не услышишь. Совращение девственниц – это, наверное, даже больший грех, чем совращение малолетних. Боженька не простит. Одно только слово, так и быть, считай, ты его из меня выбила - «последнее слово партизана»: «Во-схи-ти-тель-но! Было восхитительно!» Бывают же мужики! Раньше я не верила, теперь точно знаю: бы-ва-ют.

-  Да, - пробормотала Евгения, - с первым встречным поперечным. И никакого раскаяния! Может, ты прикидывалась только - невинной овечкой-то, Ируля?

Ирину внезапно охватил гнев. Что она себе позволяет, эта пигалица? Но настроение себе с утра портить не хотелось.

-  Цыц, мелкота! Яйца курицу не учат! Господи, о чем это я? – глупо захихикала она.

-  Про то, что учат, да еще как учат, - продолжила дерзить Женя. – Чем еще курицу учить.

Ирина и тут сдержалась.

-  Завидно! Некоторым просто завидно, - расхохоталась она. – Больше ни слова не скажу. Ты, наверное, только за этими подробностями и приперлась сюда ко мне через всю Москву.

Евгения помрачнела.

-  Да нет, просто кто-то вчера меня на дачу приглашал, с сыном обещал познакомить. Ну а еще: вот ключи от машины. Я не знала, куда ты ее ставишь: на платную стоянку или в гараж, поэтому поставила ее у твоего подъезда, в ней и ночевала. Только заскочила к себе в общагу взять, во что переодеться, заодно и платье твое в прачечной самообслуживания постирала и погладила. Так что оно как новенькое, госпожа, не извольте беспокоиться.

Ирина, наконец, оставила легкомысленный тон.

-  Эх, а еще подруга, называется, поделом мне, - покаянно проговорила она. – И все равно, умеешь же ты испортить настроение человеку! Так сколько ты говоришь сейчас времени?

-  Половина второго. В Москве. Ну а на даче, на даче не знаю, может, она где-нибудь в Майями находится?

-  Да, - вздохнула Ирина. Настроение у нее все-таки не удержалось, стремительно поползло вниз. – Ты права. Драть нужно такую мать. Как сидорову козу.

-  Так уже драли, - не унималась, гнула свое Женя.

-  Ладно, ты перегнула палку, вот только не надо, не надо и это слово обыгрывать, - все еще пыталась хоть чуть-чуть удержать что-нибудь от вчерашнего в памяти, Ирина. – Я слово держу. Полет в Майями действительно состоится, вот только переносится… на завтра. В смысле, я сегодня поеду, почву подготовлю, ну, там – площадку для гольфа, или во что ты играешь, в лапту? Так что придется тебе с утречка да на электричке. К платформе я уже на машине подъеду, тебя встречу. Надо только расписание посмотреть, согласовать. А сейчас – с глаз долой, из сердца вон. Достала ты меня уже своим «облаком морали». Просто знай: нравится тебе или не нравится это, но я ни о чем из вчерашнего не сожалею, и обязательно, при первой же возможности, все, что мне особенно, ну просто до дрожи в коленях, до холодка по позвоночнику, понравилось, повторю.

После ухода «подруги» Ирина хотела еще немного поваляться в постели, но настроение было явно испорчено, отдых кончился, пора было возвращаться к повседневной обыденности. Она приняла душ, оделась, косметикой особо не стала увлекаться – родным это ни к чему, а больше кто ее увидит, кроме мужиков-автомобилистов? Ну а тем и вовсе подобные тонкости ни к чему, пусть больше на дорогу смотрят.

Она уже взяла в руки мобильный, чтобы позвонить матери и спросить, что в первую очередь прихватить по дороге в универсаме, где она обычно запасалась продуктами, но телефон неожиданно зазвонил сам. Ничего себе! Да еще незнакомый номер. Логичнее всего, конечно, на незнакомые номера не отвечать, но зачем тогда направо и налево раздавать свои визитки? Работа есть работа. Вдруг клиент?

-   Ирина Алексеевна? – послышался в трубке женский голос.

Так и есть, клиентка, упало у Ирины сердце. Пропал выходной.

-  Да, это я. Слушаю вас, - отозвалась она, стараясь казаться как можно любезнее.

-  Начну с того, что вы меня не знаете, так что очень прошу извинить за столь неожиданный звонок. Это Марина Гордеева, сотрудница Вадима Геннадьевича, вашего нового знакомого. Я как-то случайно слышала, как вы звонили ему по телефону, потом видела вас, когда вы приходили к нам на работу, а тут была в «Красной косынке», затащили подруги, и там вновь вы. С удивлением узнала, что вы, оказывается, знаменитость - бывшая жена Багиры. И мне очень захотелось с вами встретиться. Не поймите превратно, но у нас с Вадимом завязывались серьезные отношения, и вдруг одна огромная черная кошка перебежала нам дорогу. Вы уже догадались, кого я имею в виду? И я до сих пор не могу прийти в себя от шока, хотя уже довольно прилично с тех пор времени прошло. Вы не хотели бы встретиться, поговорить со мной на эту тему?

« -  Нет, конечно, за каким, собственно, богом? Или чертом. Дался мне ваш Вадим! А особенно его огромная черная кошка! Да и вообще весь ваш «косыночный» зоопарк», - судорожно подбирала Ирина варианты ответа, но нашла единственное:

-  Разумеется, почему бы и нет?

Ясно ведь, все равно не отстанет. Зачем тогда наживать лишнего врага? И потом, разве не этого она хотела – информации, самого важного в ее положении? Что еще? Женская солидарность? Еще один человек, который хочет понять, почему от него шарахаются, отказываются с ним встретиться, она же сама совсем недавно отстаивала для себя это право? Да, все верно. Ну а еще - обыкновенное женское любопытство. Увидеть невесту Вадима, оценить в ней соперницу, узнать что-то дополнительно о нем самом.

Ирина продолжала перебирать в голове причины, по которым она так легко согласилась на предложение о встрече с совершенно незнакомым ей человеком. А вдруг таинственной незнакомке нужно застеклить или переостеклить лоджию или балкон? Просто окна в квартире? Или кто-то из знакомых, родных, подруг жаждут это сделать?

-  Я на машине. Могу хоть сейчас подъехать, скажите только куда. Разговор ведь на пять минут, не больше. Ручаюсь, он вас не затруднит.

«Все равно не отстанет». «Зачем наживать лишнего врага?». Ну и так далее, то же самое, не обязательно строго по порядку. Собственно, чего тянуть? «Пять минут, пять минут» – песенка когда-то в моде была такая, которую, особенно под Новый год, любила мурлыкать себе под нос ее мама.

-  Да, конечно. Я, правда, на дачу к родителям собралась, но пока дома. Записывайте адрес. Если это далековато, встретимся в другой раз. Но обязательно встретимся. Огромная черная кошка, буквально пантера, или пантер, не знаю уж как точнее, это действительно мой бывший муж.

Ладно, если уж пошло что-то кувырком, то это надолго. Тем более что неплохо бы загодя что-то приготовить себе и Павлу, уж если не на вечер в воскресенье, то, по крайней мере, на понедельник. Конечно, можно было бы что-то и готовым перехватить у матери, но как ей объяснить, что за столько времени она ничего не успела сделать сама? Столько клиентов, да еще в выходные? Такое только если на Тверской бывает.

Однако едва Ирина разложилась с кастрюлями, послышался звонок  домофона. Быстро, настолько быстро, что у Ирины где-то в глубине зародилось подозрение, что нежданная гостья звонила совсем рядом от ее дома. Что ж, стоит ли удивляться? Сейчас нетрудно вычислить адрес по номеру мобильного телефона, достаточно только вставить в компьютер какой-нибудь диск с пиратскими базами данных. Все-таки, двадцать первый век на дворе.

Сотрудница Вадима оказалась безнадежной дурнушкой, довольно безвкусно одетой, да еще росточком не вышла, так что «гордиться» ей особо было нечем, говорящей фамилии не получилось. В остальном простая русская баба. Что дальше?

Ирина любезно предложила гостье остатки кофе, сваренного Евгенией, быстро соорудила несколько бутербродов к нему. Марина, видимо, успела не только позавтракать, но даже и пообедать, не то, что некоторые, но сочла разговор на кухне более приватным, подходящим к той теме, которую она намеревалась обсудить, поэтому от угощения не отказалась.

«Нет, тут пятью минутами не обойдешься», - думала Ирина, с тоской слушая исповедь «старой девушки», которая училась-училась, да и выучилась, вот только кроме работы и диплома больше ничего не получила за свое рвение. А тут человек интересный на работе (Вадим), и, слово за слово, вдруг отношения между ними какие-то стали складываться (скорее всего, в воображении «девушки», а может, и просто чистое, намеренное вранье). И вдруг эта огромная черная кошка, «пантер» проклятый.

-  Я понимаю, я, конечно, сама виновата, - на полном серьезе рассуждала «старушка», что-то надкусив, что-то пригубив и в сторону отставив – таких людей Ирина больше всего не любила. Не хочешь, не ешь, никто ведь не заставляет, зачем переводить добро? – Но, знаете, девушка, стыдливость естественная, не шлюха же какая-нибудь, чтобы на мужика сразу набрасываться, брать на абордаж. Обычно мужчина должен сам проявить инициативу, да только мужики сейчас пошли – сплошь мямли да рохли.

Ирина понимала, что в этом месте она должна хотя бы поддакнуть, ну, к примеру, о мужиках она и сама была не лучшего мнения, но при всем желании она так и не смогла ничего выдавить из себя, только ограничилась сочувственным кивком.

Но Марине и этого было достаточно, такая мелочь буквально окрылила ее.

-  И вдруг я узнаю, что он женился. Что мне оставалось делать? Только руками развести. Какая-то сучка, пока я круги вокруг своего ненаглядного нарезала, сразу его мертвой хваткой взяла. Ну, знаете, из тех, что готовы на все в первый же вечер, просто нечего терять. И только потом, когда я уже успокоилась – упустила, так упустила, не разбивать же семью, это святое, вдруг узнала, что это, оказывается, за «семья». Вы-то отчего развелись? Не верю, чтобы тут была ваша инициатива.

Ирина пожала плечами.

-  Ну, мужики не только рохли да мямли, они ухитряются столько негативных качеств, самых разных, каким-то образом в себе сочетать, что порой диву даешься. Просто увидела своего ненаглядного вдруг в женском платье… Наверное, не надо было так рубить с плеча, я ждала, что он устыдится, покается, хотя бы в шутку попытается все обратить, а он, как видно, только и ждал удобного повода. Может, и любовничек уже какой-нибудь был или потом дорвался, от души порезвился. С Вадимом они ведь не сразу друг друга нашли.

Марина покачала головой.

-  Вадим никогда не был «голубым». Не знаю даже, что на него нашло. Женщин у него всегда полно было. Они от его глаз буквально с ума сходили, да и до сих пор так. Как я понимаю, это у него приемчик такой излюбленный: снимет вдруг свои стариковские окуляры, тряпочкой их начнет протирать, и вдруг так на вас глянет, не знаю ни одну бабу, которая могла бы против такого устоять. Ресницы эти его, беспомощность, как у ребенка, и будто душа открывается, такая необыкновенная, ну просто цветок кактуса. Я вообще-то долго его кобелем считала, презирала, соответственно, а потом вдруг меня осенило: дело в другом вовсе, человек просто ищет, поставил на мечту, и сам не рад. Ну, совсем как я, вот только я, дура, не ищу, а жду. С этого момента я поняла: чудо свершилось, и Господь послал мне моего долгожданного принца. А потом… эту сказку в мгновение ока скомкал, растоптал какой-то, (Господи, прости!), педрила. И тогда я решила: надо человека спасать. Это он от отчаяния, точно. Если бы я вовремя решилась, с ним поговорила, открылась ему в своих чувствах, все сейчас по-другому было бы. Хотела сотрудников подключить для острастки, но начальник наш его друг, и не просто друг, друг детства, вместе за одной партой в школе сидели. Он, как узнал, так сразу наложил на эту тему табу. Ну, я и заткнулась, так ведь и работу потерять недолго. А тут вдруг увидела их, любовничков, вместе в машине, счастливых, улыбающихся, довольных друг другом, и решила сходить в тот ночной клуб, где ваш муж выступает. У подруги одной девичник был перед свадьбой, ну я и сподобилась разок изменить своим принципам. Конечно, цены безумные там, да и стыдоба страшная, но потом я поняла, что не зря туда ходила, что намерения мои не фантазерские, а вполне осуществимые, вот только зайти надо с другого конца.

Ирина при всем желании не могла ни слова вставить в неожиданную исповедь, просто какой-то «поток сознания», своей новой знакомой, а когда вдруг такая возможность появилась, на некоторое время замерла в нерешительности.

-  Так, и что же от меня-то требуется, помощь какая-нибудь? – наконец спросила она.

Марина решительно тряхнула бигудевыми кудряшками.

-  Я считаю, нам имеет полный смысл объединиться.

-  Объединиться? Для чего? – попыталась прикинуться дурочкой Ирина. Однако Марина даже не заметила иронии в ее голосе.

-  Все для того же, о чем я говорила: понять, спасти. Разве с вашим мужем по-другому? Кстати, вы простили бы его, если бы он вдруг раскаялся и решил вернуться в лоно семьи?

-  Нет, - решительно отмела в сторону подобное предположение Ирина. – Предателей не прощаю. Считайте это моим самым большим недостатком.

-  Эх, мне бы так, - вздохнула Марина, - но я свою фамилию не оправдываю. Я бы не просто простила, никогда бы в жизни потом ни единым словом не попрекнула. Просто похоронила бы в памяти все, что до меня было. Вот если бы потом, со мной уже, он попробовал что-либо подобное выкинуть, тогда другое дело.

«Понять», «спасти», не о том же ли самом еще недавно Ирина с Вадимом говорила? Ее позиция. Так почему бы и в самом деле не объединиться? Казалось бы, сам Бог повелел.

-  Не знаю, не знаю. «Понять», «спасти» – вы, словно, прочитали мои мысли, но как, интересно, вы себе это конкретно представляете?

Марина пожала плечами.

-  Ну, вникнуть, узнать больше. Согласитесь, что мы, собственно, пока что ни уха ни рыла не смыслим в тех вещах, которые сейчас столь решительно осуждаем. Да, разврат, да, гнусь, но ведь они, наши любимые, уже там. Поневоле придется, если мы хотим им помочь, за ними в это дерьмо окунуться. Так как, мое предложение вас не заинтересовало?

Ирина чуть было не съязвила: «Насчет дерьма?», но вовремя удержалась от своего излюбленного черного юмора.

-  Я думаю, идея неплохая, но вы все же конкретно так и не сказали, как вы ее собираетесь осуществить? Как я сама думаю? Начать, естественно, нужно с первой части: «понять». Я как раз усиленно сейчас этим занимаюсь. Но вместе нам пока нет смысла куда-то нырять, тем более туда, куда вы только что меня пригласили. Мое предложение: действовать сначала поодиночке, а потом встретиться и поделиться друг с другом тем, что удалось накопать. А там уже будем смотреть по обстановке. Как вам это?

Марина обрадовалась.

-  Идет!

И тут же откланялась, боясь спугнуть неожиданно образовавшееся партнерство.

Ирина почему-то никакой радости ни от этой неожиданной встречи, ни от того, что она, наконец, завершилась, так и не испытала. Наоборот, настроение ее, уже изрядно подгаженное Евгенией, теперь испортилось окончательно. Она позвонила матери и спросила: ничего, если она приедет завтра утром, сегодня она совсем без сил. Быть может, у матери и возникли какие-то подозрения насчет какого-нибудь кавалера на горизонте, но она была бы только рада такому варианту. Дочь она хорошо понимала и ревности из-за внука никакой не испытывала, просто желала ей счастья, хотя давно уже отчаялась, хорошо понимая причины: невзрачная внешность, неласковость, отвратительный характер ее возлюбленного чада.

Ирина вздохнула. К счастью, родители ничего не знали о загадочных переменах, происшедших в их зяте, и дочь за их развод втихомолку, а порой и открыто, осуждали. Да и, слава богу, зачем им вся эта грязь? Сами они поженились еще в институте и прожили душа в душу почти сорок лет. Бывает же такое!

Что еще? Пожалуй, надо «русалке» позвонить. Хоть и стерва она, крови ей сегодня утром попила изрядно, но зачем заставлять человека зря на электричке трястись. Пусть приедет утром, вместе на машине и отправятся.

Впрочем, остался еще один момент, застрявший в ее памяти: «Senilia» («Старческое»). «Понять», «спасти», что-то она в этом намерении своем определенно упустила.

Ирина взяла с полки 10-ый том собрания сочинений Ивана Тургенева. Большинство книг из их с Александром обширной библиотеки она на дачу отвезла, однако все, что могло хоть как-то касаться школьной программы, хранила в квартире свято, для Павла.

Обращение «К ЧИТАТЕЛЮ» в самом начале сборника: (Добрый мой читатель, не пробегай этих стихотворений сподряд: тебе, вероятно, скучно станет – и книга вывалится у тебя из рук. Но читай их враздробь: сегодня одно, завтра другое, - и которое-нибудь из них, может быть, заронит тебе что-нибудь в душу), Ирина, конечно, пробежала глазами, однако последовать ему не смогла: тут же проглотила все сразу. Уже после непродолжительного размышления ей ничего не оставалось, как только признать, что первый блок «невыложенных блогов», особенно, эссе о любви, был и в самом деле чистейшей воды беллетристикой. Хотя Саша ни в чем не повторил своего великого предшественника, был даже ближе к Шарлю Бодлеру.

Но Иван Сергеевич… ах, Иван Сергеевич! Ирину особенно поразили три вещи:

ПУТЬ К ЛЮБВИ

Все чувства могут привести к любви, к страсти, все: ненависть, сожаление, равнодушие, благоговение, дружба, страх, - даже презрение.

Да, все чувства… исключая одного: благодарности.

Благодарность – долг; всякий честный человек плотит свои долги… но любовь – не деньги.

«Любовь – не деньги», «благодарность не может привести к любви»…

Что дальше?

ЛЮБОВЬ

Все говорят: любовь – самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое; ты расширен – и ты нарушен; ты только теперь зажил (?) и твое я умерщвлено. Но человека с плотью и кровью возмущает даже такая смерть… Воскресают одни бессмертные боги…

И тут есть над чем поразмышлять… «Узнать». Вот первое открытие. Очень неожиданное. Как мало, оказывается, знала она, Ирина, о своем бывшем муже. В их параллельном существовании она жила одними чувствами, а он другими, и кто в этом виноват? Чья вина?

ЧЬЯ ВИНА?

Она протянула мне свою нежную, бледную руку… а я с суровой грубостью оттолкнул ее.

Недоумение выразилось на молодом, милом лице; молодые добрые глаза глядят на меня с укором; не понимает меня молодая, чистая душа.

-  Какая моя вина? – шепчут ее губы.

-  Твоя вина? Самый светлый ангел в самой лучезарной глубине небес скорее может провиниться, нежели ты.

И все-таки велика твоя вина передо мною.

Хочешь ты ее узнать, эту тяжкую вину, которую ты не можешь понять, которую я растолковать тебе не в силах?

Вот она: ты – молодость; я – старость.

Ирина задумалась. Казалось бы, что тут общего? Они с Сашей были практически одногодками, но вот беда: их представления о любви, семье находились на совершенно разных уровнях. Саша был лишь в самом начале пути, и того, что она вправе была желать от него, как от мужчины – чтобы он был более зрел, опытен, и ее по жизни вел, не было и в помине. «Эта тяжкая вина» была не его, а ее, надо было всего только взять Сашу за руку, и к себе самой привести…

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

ВАДИМ

MtM (male-to-male): из мужчины в мужчину

ГЛАВА 2

-  Господи, черт, пробки еще эти дурацкие, - в отчаянии тряхнула головой Ирина. – Я сейчас точно засну. Причем навеки. Зря ты согласилась ехать со мной.

Евгения больше не язвила, как вчера, понимая, что негаданная дружба может разрушиться, ввиду своей недолговечности, в один момент.

-  Ты уж кого-нибудь одного бы упоминала, - все-таки проворчала она. – Нельзя же так сразу: и бога и черта вместе. Тебе не кажется, что это перебор? Как я понимаю, вчера был очередной загул?

-  Да, - неохотно призналась Ирина. – В гости ходила. День такой был неудачный, совсем не-дачный. Это Павел, сынуля мой, так острит. Для него любой выходной, проведенный не на даче, не дачный, а значит, не-у-дачный, день. В принципе, понять его можно: там бабушка, дедушка, восхищаются каждым его словом, души в нем не чают. Ну а мама кто? Жандарм в юбке.

 -  В гости к кому, - больше из вежливости спросила Ирина, хотя и так было ясно. – К Герману, что ли?

 -  К кому же еще? Не к Старухе же из «Пиковой дамы»? Просто такая тоска навалилась, когда я поняла, что в субботний вечер буду дома одна куковать, хотела уже тебе опять позвонить, и вдруг объявился наш вчерашний знакомый. Знаешь, он так готовит! Никакой ресторан не сравнится. И рецепты просто  необыкновенные: можно съесть сколько угодно, ни капли веса лишнего не наберешь. Кстати, мы все там взяли по списку в супермаркете или еще осталось что-нибудь?

 -  Все, я проверяла, - со вздохом ответила Женя. – Ладно, хочешь, я за руль сяду, а ты поспишь хоть чуть-чуть. Конечно, когда с Кольцевой съедем. Как там с ГИБДДэшниками, поменьше, чем в Москве?

 -  О, эти ребята везде успевают. Буквально из-под асфальта вырастают в самый неподходящий момент, – мрачно проговорила Ирина, медленно соображая, принять ей или не принять предложение подруги. – Вообще-то, раз уж нам так повезло, и у тебя есть права (почти, как в американских фильмах, можно с гордостью заявить: «У меня есть права». А у нас, в России, пока только одни права – автомобильные, да и то далеко не у каждого, особенно у женщин), надо доверенность на тебя оформить, тогда можно никаких инспекторов не бояться. Но это только в понедельник, то есть завтра, а сегодня что делать? Рискнем?

 И сама же себе ответила:

 -   Рискнем! А ты водить-то хоть хорошо умеешь?

 -  А чего тут уметь? – ухмыльнулась «Евгеша». - Рули себе да рули. У меня брат шофер, да и батя, дай бог каждому, на своей инвалидке закручивает. А раньше вообще, «Жигуленок» практически мой был. Старенький, правда.

 -  Понятно, - зевнула Ирина. – И права здесь, в сумочке, дома не забыла?

 -  Ну а где же им еще быть? – удивилась Евгения. – Паспорт, аттестат – все мое таскаю с собой, не в общаге же оставлять?

 Ирина тут же свернула к обочине.

 -  Черт, а вдруг все-таки патруль привяжется? – с сомнением пробормотала она.

 -  Думай, тебе решать, - спокойно ответила Женя.

 -  Ладно, рискну, - махнула Ирина рукой. -  Но ведь иномарка – Фольксваген, это тебе не «Жигули», точно справишься?

 -  Да мне без разницы, хоть коляска детская.

 Когда они свернули с МКАД, Ирина свернулась калачиком на заднем сиденье, и с наслаждением приготовилась отдаться в объятия Морфея. Однако не тут-то было, сон совершенно ушел.

 -   Слушай, ты не расскажешь, что там в этой дурацкой «Флоре» перед нашим уходом было? Как я себя вела? Надеюсь, удалось остаться в рамках приличия?

-   Да, конечно, - хладнокровно ответила Женя. – Ну, напилась в стельку, но там таких «веселеньких» больше половины зала было. Еще обычно полно разных конкурсов, аттракционов бывает, принцип такой: посетители сами себя развлекают, а профессионалы только им подыгрывают, направляют. Тебе из них почему-то больше всего тот, что на фирменный календарь клуба понравился. Причем из всех зверушек ты выбрала змею. Соответственно, стриптиз, сначала с шестом, потом без, имела бешеный успех.

 -  Разделась догола? - сглотнув слюну, действительно, как змея подняла голову над передним сиденьем Ирина («поза кобры»).

 Женя с любопытством посмотрела на нее в зеркало.

 -  Нет, не успела, - поспешила она успокоить подругу.

 -  Слава богу, - плюхнулась обратно на место Ирина.

 -  Осталась только татуировка по всему телу, изображавшая змеиную кожу. Очень красиво, кстати, тебя расписали.

 Ирина с ужасом оттянула край блузки и взглянула на свою грудь, затем вздохнула с облегчением:

 -   Шутишь? Куда же она тогда подевалась?

 -  Я думаю, смылась в душе. Она ведь рисованной была, на настоящую просто времени бы не хватило.

 -   Понятно, - Ирину разобрала злость. – Так ведь недолго и инфаркт получить, от такого юмора. Слушай, а почему я змею-то выбрала, не знаешь, я ведь крыса по календарю? Господи, змея в трусах, лифчике! Умора!

 Женя меланхолично включила негромко музыку.

 -  Так ведь следующий год – год белой водяной Змеи. А тебя второстепенная роль, как я уже поняла, ни в чем и никогда не устраивает, только главную подавай. Так что можешь успокоиться, я же тебе сказала: никаких трусов, лифчиков, только татуировка, да и то не настоящая. Да и не одна ты там змеей решила нарядиться, таких много было. Ну а вообще-то: календари, гороскопы, я не очень в этом разбираюсь. На мой взгляд, чушь это все, ловушка для дураков, а значит, и неиссякаемая золотая жила для мошенников. Ты что, на самом деле, веришь в такие вещи? Вот уж не ожидала от тебя, вроде бы неглупая женщина.

 -   Приходится верить, - без тени обиды ответила Ирина. – Такая у меня профессия. Иногда надо человека уболтать, причем любой ценой. А подобные вещи здесь как раз очень подходят. По опыту скажу: вообще, в массе своей большинство людей очень суеверны. Особенно, когда речь идет о таких важных, даже важнейших вещах, как офис или жилище (я ведь начинала риэлторшой, на окна потом переключилась). Если потенциальный покупатель не знает ничего по этой теме, не исключено, что он с удовольствием выслушает человека, который в подобных вопросах разбирается, хотя бы для эрудиции. Ну а если разбирается, то встретить знатока для него хороший подарок, бонус. Кстати, знаешь, чем ты успокоила меня? Ни за что не догадаешься.

-  Ну и чем же? – недоверчиво поинтересовалась Евгения.

-  Если там было много змей, значит, мне уж точно королевой конкурса стать не грозит. Женщины-Змеи обычно очень красивы, ну а я, как была, так на всю жизнь и останусь неприметной крыской-мышкой. Нам ничего не падает с неба, все достается упорным трудом. Но если уж мы выбираем какое-нибудь дело, то до конца дней своих, и вгрызаемся в него до потрохов.

 Евгении по всем приметам их разговор был скучен до боли в скулах от зевоты, но надо было как-то его поддерживать, и она чисто формально поинтересовалась:

 -  Может, мне тоже риэлтором стать? Как ты считаешь, есть у меня способности?

 -   Нет, у тебя не получится. И не вздумай ослушаться моего совета. Очень многие думают, что тут плевое дело, а бабки бешеные можно, причем за короткий срок, «нарубить». Вот и сворачивают в итоге такие «рубщики» на криминал или полукриминал, а значит, рано или поздно либо теряют все, с таким трудом заработанное, да еще свои кровные приплачивают, либо отправляются в «места не столь отдаленные».

 Евгения оживилась. Она, как бывалый водитель, так ни разу и не оглянулась назад, на Ирину, предпочитала периодически посматривать на нее в зеркало.

 -  Может, ты и меня угадаешь по этому своему календарю?

 -  Да, конечно, - Ирина откровенно зевнула, даже не стала прикрывать рот ладошкой. – Хотя с тобой все не просто. На вид ты совсем девчушка, чуть ли не малолетка. А на самом деле, если учесть, что ты типичная Змея, то даже немного перезрела. И тут сразу возникает масса вопросов. К примеру, почему ты так поздно, в двадцать три года, отправилась завоевывать Москву? Логичнее было бы лет пять назад на такое решиться?

 Женя почувствовала, что ее застали врасплох, поэтому предпочла отделаться стандартным:

 -  Так получилось. Ну и что, Змеи? Что там о них говориться в вашей восточной муре?

 -  О, очень много. Во-первых, интересно, как вообще возник этот календарь. Есть много легенд, я не буду тебе все их пересказывать, но суть похожа: однажды Будда (перед тем, как ему пришло время покинуть Землю; в минуту хорошего расположения духа, когда ему не хотелось одному праздновать Новый год; когда на него вдруг напал крокодил, и он нуждался в помощи, чтобы отбиться – выбирай, что хочешь) позвал всех зверей к себе (соответственно, чтобы попрощаться, или развлечься, или на помощь). Так вот, из шестидесяти животных, которых он призывал, прибежали только двенадцать. Крыска-мышка, естественно, была первой, кто явился, ну а змея не спешила, она оказалась шестой, то есть, выбрала золотую середину. Не порола горячку, убедилась сначала, что дело стоит того. Ну а по характеру… перевернет все, чтобы достичь намеченной цели. Что еще: мудра, прозорлива, но очень эгоистична. О красоте я уже говорила тебе, но, что куда важнее, вдобавок к ней обладает бездной вкуса во всем: в одежде, аксессуарах, оформлении жилища. Убедилась теперь, что риэлторский бизнес – не твоя стезя?

 -  Да, пожалуй, - Евгения была окончательно прижата к стене. – Читаете людей, как открытые книги? И много у вас таких фишек в запасе?

 -  О, миллион, - с беспечным видом отмахнулась Ирина. – Есть еще гороскопы, астрология, магии разные, ну там вообще бездна. Я уже не говорю об элементарной психологии. Вот, к примеру, на тебе красная блузка, знаешь ли ты о том, что красный цвет обычно предпочитают люди, которые хотят взять от жизни все?

 -  Ну и что в этом плохого? – фыркнула Женя. – Разве это порок?

 Ирина залилась веселым смехом.

 -  Конечно, не порок, но ты сейчас блестяще выдала себя и выдаешь всякий раз, когда эту блузку надеваешь. Желтый цвет означает, что мужчина или женщина в поиске, ищут секса, любовных отношений. Ну и множество других подсказок, чтобы сразу составить себе представление о человеке. Ну а если уж он (или она) откроет рот, дальше его можно наизнанку вывернуть, узнать о нем вообще все, что угодно…

 Женя кисло улыбнулась, хотя была, по меньшей мере, удивлена познаниями своей новоявленной подруги.

 - Ну, если по твоему рассуждать, ничего не остается, как вообще голой ходить, - пробормотала она, с некоторой досадой, себе под нос. - Может, ты  все-таки поспишь или вот: давай лучше сменим тему? К примеру, мне до сих пор непонятно, с чего это ты вдруг так в Германа вцепилась? Видела бы ты его улыбку, хищную, похотливую, когда он смотрел, как ты на сцене змеей извивалась. Я тебя буквально вырвала из его когтей тогда, сказала, что устрою грандиозный скандал, если он не перестанет тебя провоцировать.

Ирина небрежно махнула ладошкой в ответ.

-  А почему ты думаешь, что он провоцировал меня? Может он, наоборот, мной любовался! Знаешь, у нас, крысок, есть одна очень неудачная черта: знакомых много, а довериться некому – настоящих друзей, подруг практически не водится. Так что у меня проблема: не с кем на одну, очень важную для меня, тему поговорить. С тобой бесполезно, ты в подобных вопросах совсем не петришь. А я открыла для себя целый мир и готова на всех перекрестках кричать об этом. Еще пару дней назад я была в вопросах секса, эротики такой же тундрой, как ты (хотя тебе простительно), а сейчас буквально млею от восторга. В первый вечер было немного не то: я была пьяна, а когда приходила в себя, всего стеснялась. А вчера я даже сама себе удивилась: очень часто не просто подчинялась, а даже брала инициативу на себя, и рвалось из меня такое, что краснею всякий раз, когда какие-то детали, быть может, слишком необычные, даже шокирующие, вспоминаю. Но тогда мной владело целиком только одно чувство: вернуть человеку хотя бы частицу того наслаждения, счастья, которое он сам мне доставлял. Ладно, и эта тема не катит. Чувствую уже. Как тебе тогда такой случай? Ты, случайно, ничего не знаешь об одной очень своеобразной девушке, Марине Гордеевой? Она представилась мне сотрудницей Вадима.

Евгению буквально передернуло.

-   Еще бы не знать, - враждебно ответила она. – Это имя слишком часто всплывает в разговорах двух моих «суррогатных друзей».

Ирина насторожилась.

-  И что конкретно они о ней говорят обычно?

-  Иначе, как сукой не называют. Насколько я поняла, одной «старой деве» или «девушке», понимай на свой вкус, как хочешь, пришла в голову совершенно бредовая мысль женить на себе Вадима. И она до сих пор не в силах примириться с тем, что он ее упорно отвергает, готова растереть его в порошок, лишь бы он не достался никому другому. Надеюсь, ты не особо откровенничала с ней? Я ее как-то видела – умеет бабешка прикинуться невинной овечкой, ничего не скажешь. Впрочем, при твоем знании человеческих душ оплошать здесь ты никак не могла.

Теперь настала очередь Ирине войти в ступор.

-   Да, конечно, - соврала она, наконец, после небольшой заминки, - она ведь даже и не маскируется, эта «старушка», но я завела о ней речь совершенно с другой целью. К сожалению, Вадим предубежден против меня, и не станет к моим словам прислушиваться. Так вот, у меня к тебе большая просьба: предупреди его, расскажи, что эта особа приходила ко мне, предлагала объединиться, обещала доставить ему массу неприятностей. К примеру, очернить его перед шефом, добиться даже, чтобы он потерял работу. И настроена она весьма решительно. У меня создалось впечатление, что если ее вовремя не остановить, она непременно добьется своего.

 Женя вздрогнула.

-  Не вопрос. Конечно, предупрежу. А ты, если что новое узнаешь, непременно сообщи мне.

-  Ладно, - кивнула Ирина, - могу предупредить тебя сразу и еще об одном. Было бы подло умолчать об этом, мы ведь подруги. Герман в разговоре случайно обмолвился, что у твоих неудавшихся «работодателей» сейчас не только нет денег, но еще и куча совершенно неподъемных долгов. Так что, увы, должна разочаровать тебя, затея с суррогатным материнством на неопределенное время откладывается. Это из-за их музыкальных планов, надеюсь, ты поняла уже? Не сердись на них, они действительно могли здорово заработать, но, как говорится, человек предполагает, а жизнь располагает. Вадим еще не сказал тебе?

Евгения впервые за всю поездку повернула к Ирине побелевшее от неожиданного известия лицо.

     -  Думаю, скажет. Причем в самое ближайшее время. Вадим честный человек, он не станет долго водить меня за нос. Но все равно, за информацию большое спасибо.

   Они уже приехали, так что поспать Ирине в тот день так и не довелось.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

БАГИРА

Роман

ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

ВАДИМ

MtM (male-to-male): из мужчины в мужчину

ГЛАВА 3

-  Простите, это опять я, Скорочкин Вадим. Хоть я и зарекался дальше  общаться с вами, но наш разговор как-то сразу не в ту сторону свернул, и я не разрешил вопрос, который был для меня самым важным.

-   Да, слушаю вас.

-  У вас есть время поговорить? Не хотелось бы, чтобы нас прервали на полуслове. Желательно было бы хоть в чем-то дойти до конца.

-  Похвальное намерение. Насчет времени… Время пока есть, но как я могу гарантировать? Я еще на работе. Было бы проще, если бы вы позвонили мне вечером домой.

-  Что, дома клиенты вас не беспокоят?

-  Беспокоят, конечно. Я только сказала: было бы проще. Но не просто совсем. Я во всем люблю точность, вы, наверное, помните? Так в чем проблема?

-  Проблема… (молчание, тяжелый вздох). Я видел вас в прошлый раз у нас в клубе…

     -  Да, помню. И замучили SMS-ками. Испортили все удовольствие, или, как говорит молодежь в таких случаях – обломали кайф. С вас причитается. Я бы с удовольствием посмотрела то, что видела, еще раз. Вещичка сложная, я к ней оказалась совершенно неподготовленной, к сожалению, слишком многое в ней для меня осталось за кадром.

-  К сожалению, это невозможно. «Вещичка» не прошла…

-  Что это было? Мюзикл?

-  Не могу вам точно ответить. Если честно, в запарке мы и сами не поняли, что у нас получилось…

-  …шедевр. У вас получился шедевр. Точнее, мог бы получиться, должен был.

-  (После долгого молчания). Вы, действительно… в самом деле, так считаете?

-  А что, я и на сей раз в гордом одиночестве? Со мной так часто бывает, но здесь беспроигрышно. Так что с «вещичкой»? Почему невозможно?

-  Снова вы ерничаете. Возвращаетесь к привычной манере? Только что ведь говорили по-человечески…

-   Ну а что сейчас? Лаю по-собачьи? У вас как, совсем чувства юмора нет?

-  Это не юмор.

-  Нет, это юмор. И это шедевр. Но вы мне так и не ответили на мой вопрос. Третий раз повторяю.

-   Но вы же сами видели – был полный провал.

-   Ничего я не видела. Народу много ушло, конечно, но те, что остались, все ладоши себе отбили в аплодисментах. Я в том числе. Знаете, когда я увидела мужа в столь неприглядном виде, напомаженного, в женских колготках, я в ужас пришла, но потом была совершенно потрясена. Столько лет мы прожили вместе, но ни я, ни мои родители, ни тем более Павел (его сын, если вы не забыли), даже не подозревали о чем-то подобном. То, что называется, «получи, фашист, гранату!» Извините, конечно, за подобное сравнение. Так на фронте, говорят, бывало. Самые неприметные люди становились вдруг настоящими героями. А когда Саша запел, я уже не могла сдерживаться, так и проплакала до самого финала. Весь макияж псу под хвост, хорошо хоть на машине была, некому было на меня особо пялиться. Что еще? Неплохой сюжет, для начала. Но вот слова, музыка совсем ни к черту - никуда не годятся. Еще – аудитория. Эта вещь только для вас, трансов, вы должны понимать это, широкого признания она никогда не найдет.

-  Я не транс.

-  Я тоже. Но, благодаря этой «вещице» наконец-то что-то начала в вашем мире понимать. Считайте меня отныне «сочувствующей». Вы себя таковым не считаете?

-  Нет.

-  Ну да, конечно, вы «в теме». У вас ведь любовь.

-  Вы опять вы за свое?

-  Опять. Я неисправима. Что с меня взять? Глупая, смешливая, вздорная бабенка. Но я уже разгадала ситуацию. И обсчитала. Дело стоящее, можно стать миллионерами, в рублях, конечно. Ну а проблемы… они просто мусор, не стоят выеденного яйца.

-   Что вы в этом понимаете!

-   В шоу-бизнесе? Ни черта, абсолютно! Тут вы совершенно правы. Но я умею продавать, хотя никогда раньше не подозревала, что я прирожденный менеджер. А для такого человека все равно, что двигать. Точнее, по-нашему - продвигать: мюзиклы, политиков, пластиковые окна. Ладно, если говорить конкретно, то у меня скопились за три года каторжного труда кое-какие деньжата. Конечно, они не лежат без дела: все вложены, крутятся, работают, но я готова рискнуть. Вы ведь не просто сидите без копейки, но, как я поняла уже, еще и в долгах, как в шелках?

-   (Снова продолжительное молчание, затем осторожный вздох) Может быть.

-   Может быть! Господи, а еще притворялись, что у вас нет чувства юмора! Долги или есть, или их нет. Что еще за «может быть»? Это все равно, как если мне или какой другой женщине сказать: «Я немножко беременна!»

-   А вы беременны?

-   Да, от вас. На меня так действует ваш румянчик, что когда я его вижу, то у меня руки сами так и тянутся вас раздеть. Однажды я не удержалась, вы помните?

-   Конечно. Вот только не помню, в какой жизни. Может, когда я был собакой? Но при чем тут тогда одежда? У собак нет одежды, да и стыда тоже, подобные дела они делают по-быстрому, никого не стесняясь, у всех на виду. Как бы то ни было, мы немного свернули в сторону. Кажется, вы что-то говорили о деньгах.

-  Ну, не о таких деньгах, которые могут нам понадобиться. Но вполне достаточных  для того, чтобы довести ваш продукт, точнее, идею, до кондиции и выставить его на продажу.

-   Продукт! А что, об искусстве совсем не идет речь?

-   Умение продавать – тоже искусство, да и вообще, «все, что имеет цену – уже товар». Такой афоризм не слышали?

-   А что бесценно…

-   …то никому не нужно. Что это за идиоты, кстати, которым вы доверили сочинить музыку, либретто?

-   Молодые, очень талантливые ребята. Как раз на них практически ушли все наши деньги. Но зато у нас договор, права на три года.

-   Выгоните их, немедленно. И никаких пособий, вы с ними достаточно уже расплатились.

-   Это невозможно.

-   Нет, по-другому невозможно. Мы начнем все заново. Там была одна замечательная вещица. Не помню только, как она называется. Что-то про «морковь».

-   «Однажды я встречу любовь»…

-   Да, да, странное название, но вещь совершенно сумасшедшая. Я до сих пор иногда ее себе под нос намурлыкиваю. Кто ее написал? Она выглядела на общем фоне совершенно инородно.

-    Ваш бывший муж.

 -   Замечательно, значит, он напишет и все остальное. Просто надо ему помочь. Нанять кучу специалистов: поэтов, мелодистов, аранжировщиков. Не знаю, кого еще, я ничего не понимаю в подобных вещах. Но это и не обязательно. Разумеется, начнем с того, кто съел собаку.

-   Какой-нибудь кореец?

-   Без разницы, лишь бы он в своем деле был царь и бог. Но дешевый царь, никому не известный бог.

-   Таких не бывает.

-   Ну почему же? Я ведь тоже не со звездой во лбу родилась. Меня разглядели. Так что, по рукам, или будем и дальше воду в ступе толочь? Но сразу предупреждаю: у меня все то же непременное условие – блоги.

-   Нет, это исключено, совершенно.

-   Жаль. Значит, мы не договорились.

   Молчание. Тяжелый вздох.

-   Да. Но, по крайней мере, поговорили.

-   Ну, если вам так нравится пустой треп…

-   Я своих решений не меняю.

-   А их и не надо менять. Просто сейчас другая ситуация. Саша может раскрыться полностью лишь в том случае, если он будет писать о себе: своей любви, своей жизни. То есть, писать сердцем. Иначе никаких шедевров не получится. Но мы должны знать наверняка, что он не струсит, и дело будет обстоять именно так.

-  Хороший аргумент. Убедительный, обоснованный. Но зря стараетесь. Вам не провести меня.

-   И-ди-от. Клинический. А значит, иди-те-ка вы от меня. Куда-нибудь подальше, может быть, даже поглубже. И вообще, считайте, что этого нашего разговора не было. Ну, вроде как приснился он вам, и мы были в нем не враги. А в реальной жизни будем и дальше собачиться.

-  Что ж, что-то подобное и я вам хотел предложить, вот только вы меня опередили. Куда мне! С такой реакцией, как у вас, только в теннис играть. Или, по меньшей мере, в пинг-понг. Надеюсь, вы проявите великодушие и не рассердитесь на меня за минутную слабость? С кем не бывает, я давно уже о ней пожалел.

-  Ладно, во всех случаях огромное спасибо вам за Тургенева. Наверное, все мы в свое время переболели «Асей», «Первой любовью», но этот пласт, его «Senilia», я открыла для себя впервые. И многое узнала из того, что хотела узнать. В частности то, что у Саши несомненный талант, во всяком случае, вполне достаточный для того, чтобы вложить в него любые деньги.

Минутная слабость. Вадим никак не мог понять, что на него нашло, почему он так разоткровенничался, тем более с врагом, и таким опасным врагом, однако когда он вошел в квартиру, все изменилось. Он неожиданно обнаружил, что теперь ему есть о чем с Александрой поговорить и, значит, не зря он, бог знает, в который раз уже, попусту жег бензин, бесцельно гоняя по городу, не зря столько денег ухлопал на пустопорожний, вроде бы, телефонный разговор.

-  Как дела? – весело спросил он будущую Александру Ллойд Веббер. – Что у нас на ужин? Извини, я опять задержался.

Однако Александру было не расшевелить. Она не просто замкнулась, а ушла в глухую защиту, совершенно непробиваемую. Ничего подобного раньше в их отношениях не наблюдалось.

Вадим поспешил сделать вид, что ничего не замечает, он был весел, оживлен. Что-то даже мурлыкал себе под нос, моя руки над раковиной. Наконец уселся за кухонный стол.

-  Извини, я как всегда бестактен. Так сразу: три вопроса подряд… Давай по порядку. Начнем с главного: как дела в клубе?

-  В клубе? А что там может быть? – меланхолично пожала плечами Александра, сервируя ужин. -  В лучшем случае задвинут теперь в подтанцовку, в худшем вообще дадут пинка под зад. И что можно в ответ возразить? Ты же сам видел, какой был провал.

-  Не видел, - с самым простецким видом ответил Вадим. – Не видел провала. Ты что-то путаешь. Я только что разговаривал с одним человеком, ну из тех, что «едят собак»…

-   Кореец, что ли?

-   Нет, чистый русак, просто специалист в шоу-бизе. Так вот он сказал мне, что видел шедевр, точнее то, что могло бы стать шедевром. Передаю слово в слово наш разговор. Что еще? Предложил помощь, деньги, пообещал оплатить наши долги, нанять профессионалов, с которыми мы смогли бы довести дело, начатое нами, до конца.

Александра впервые за вечер прямо посмотрела Вадиму в глаза.

-  Вадик, ну зачем ты врешь, успокаиваешь меня? У лжи короткие ноги, ты ведь знаешь. Пойми, даже если владельцы оставят все как есть, я не смогу больше выходить на сцену так, как когда-то. Этот провал, и он ко времени – помимо всего прочего, он дал мне понять: все - тут предел, вершина моих возможностей. И расти, совершенствоваться дальше уже некуда. Зачем тогда продолжать? Только из-за денег? Но ты знаешь, деньги никогда для меня главным в жизни не были. Я понимаю, конечно, у нас долговая кабала, но как только мы из нее выкарабкаемся, я уйду вообще из шоу-бизнеса. Лучше газетами буду торговать. Так честнее, по крайней мере.

Вадим вздохнул, посерьезнел.

-  Саша, вспомни, я когда-нибудь врал тебе? Не собираюсь я и сейчас тебя утешать, успокаивать. Просто нам сделали предложение, и я не мог не обсудить его с тобой.

Господи, какие предложения? Какую чушь он несет? У лжи действительно короткие ноги, обман раскроется мгновенно, и что тогда? Полный разрыв? Но Вадим уже не мог остановиться.

-  Одно условие: музыку пишешь ты сама. Именно это я имел в виду, когда говорил о «корейцах»-наемниках, еще их зовут «неграми». Они нам помогут с текстами песен, либретто. В состоянии ты выполнить такую работу? Десять раз подумай, прежде чем ответить «да». То, что мы должны людям сегодня, мы еще в состоянии погасить, хотя в полном смысле окажемся в итоге на улице. Но за новые долги нас просто убьют, размажут по стенке. Мне бы не хотелось умирать, Саша. И это не шутка. В моем-то цветущем возрасте. – Он вздохнул, поковырялся уже без всякого аппетита в тарелке. - Молчишь, ладно, есть промежуточный вариант. Не исключено, что с мюзиклом мы и в самом деле замахнулись слишком высоко. Зайдем с другого края: на «Косынке» во всех случаях свет клином не сошелся, перейдешь в клуб попроще, опустишься на ступеньку ниже, и сразу начнем отыгрываться. Пара песен у нас уже есть, будешь дальше кропать потихонечку. Сначала программа, затем альбом. Что потом? Тебе не кажется, что ты вполне могла бы повторить успех, скажем, той же Даны Интернешнл. И даже превзойти ее. Что тебе мешает?

Вадим еще раз поблагодарил судьбу за свое решение позвонить Ирине. Без разговора с ней он ни за что бы не выкарабкался из сложившейся ситуации. А теперь: струсила - сама виновата. Нет таланта? Так зачем лезешь на сцену? В конце концов, сейчас у них положение совсем не то, каким оно было три года назад. Связи, просто знакомства - можно заняться любым бизнесом, не такие уж они бездари, в конце концов. Главное – сегодняшний момент, пик отчаяния, пережить. Надо понимать, что провал для творческого человека – слишком большой стресс, который может привести к самым непредсказуемым последствиям.

-   Хорошо, я подумаю.

О, боже, наконец-то проснулась, точнее, очнулась, вышла из ступора. И даже заговорила.

-   Ты прости меня, Вадик. Можешь простить? Я действительно проявила ужасное малодушие. Но впереди действительно был тупик. Я не видела выхода. Меня можно понять. То, что ты рассказал сейчас – просто фантастика. Я совсем забыла о своих «фанах», а ведь они у меня есть. Я решилась, сразу решилась, вот только какой именно из двух путей выбрать, я должна дополнительно обмозговать, прежде чем дать ответ. Это очень ответственно.

-  Нет, так не пойдет, - покачал головой Вадим. – Сначала консультация, сначала все-таки «кореец». И только потом решение. Хорошо?

-  Да, конечно. Как скажешь. Я теперь во всем полагаюсь на тебя.

Александру было не узнать, она буквально светилась воодушевлением. «Господи, и что творческому человеку надо? - подумал Вадим. - Чтобы в него поверили. Остальное приложится. Как она там, Ирина, уродина эта чертова, выразилась: «получи, фашист, гранату!»  Это всегда, пожалуйста. Всегда запросто».

-  Кстати, - сказал он уже вслух, - тебе не кажется, что нас подставили? Ведь видно было невооруженным взглядом, что вещь сырая, слабая, что она обречена на провал, почему же тебе все-таки дали выступить с ней?

-  Обыкновенные интриги, - безмятежно махнула рукой Александра, она уже была вся в плену новой идеи, - без них нигде не обходится, а уж наш шоу-биз, как тебе прекрасно известно – редкостный гадюшник.

-  Ладно, я разберусь в этом, - задумчиво проговорил Вадим, еще не веря себе, что все утряслось, - таких врагов за спиной нельзя оставлять. Слишком опасно. В следующий раз можем и не выкарабкаться.

К сожалению, автор лишён возможности разместить текст романа полностью по условиям договора с издательством ePressario Publishing Inc., Монреаль, Канада, которому принадлежат все права на все произведения писателя Николая Бредихина. http://epressario.com/ 

     Оферта: любые разовые бумажные издания (с согласия автора).

     Купить книги НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА можно на сайте издательства ePressario Publishing: http://www.epressario.com/, ВКонтакте: http://vk.com/epressario, Фэйсбук: https://www.facebook.com/epressario, Твиттер: https://twitter.com/epressario, Google+: http://google.com/+epressario

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Их было четверо. Сначала меня поразил именно этот факт. Не слишком ли много для меня одного? И что это за работа такая, если она требует столь тщательной проверки?

Впрочем, меня ничем нельзя было смутить. Я уже привык к отказам, воспринимал их как должное, хотя и вцеплялся в любую, даже самую ничтожную, призрачную, возможность бульдожьей хваткой.

Хотя, признаться, вцепляться было особо не во что. Мне редко удавалось проникнуть дальше секретарш – эдакого универсального монстра, который мог иметь любое обличье: от куколки Барби до благодушной мисс Марпл с проседью в волосах, но которого ничем нельзя было разжалобить, преодолеть, обойти.

Иногда мне отдавали на растерзание какого-нибудь молодого парнишку, у которого было только одно задание: сказать мне «нет» в предельно вежливой и удобоваримой форме. Тут-то и начинался спектакль. Практически всех подобных сосунков подводило одно: ирония. Ну как не поиздеваться над старичком, попавшим в беду? Сам Бог повелел. Однако во мне они находили достойного противника. Я парировал каждый их довод, либо словом, либо какой-нибудь затейливой бумаженцией из великого множества всяческого информационного барахла, припасенного мною на все случаи жизни и хранившегося в кожаной, с золотым тиснением, папке, с которой я никогда в своих поисках не расставался.

В конце концов, им ничего не оставалось, как честно признаться: ваш возраст. Что ж, с этого надо было и начинать. Потому что больше привязаться было не к чему, да и прежнюю свою работу, я, в принципе, именно по этой причине потерял.

А тут целый консилиум!

«Что ж, ребята, - злорадно подумал я, - если вам хочется посмеяться надо мной, удовольствие я вам сегодня гарантирую. Не так уж много в последнее время Бог посылает мне возможностей для развлечений».

–   Я полагаю, все готово, и ничто не мешает нам начать, – обвел своих коллег взглядом худосочный брюнет с крючковатым носом и обратился уже непосредственно ко мне: – Вам хватило времени, чтобы ознакомиться с теми материалами, что мы вам дали? Если нет, мы можем подождать еще, столько, сколько вам нужно. Очень прошу, не торопитесь, нам не нужны скороспелые выводы.

Я кинул взгляд на лежавшую передо мной потертую картонную папку, завязывавшуюся тесемками. Сколько ей лет? Двадцать? Тридцать? Давно уже такие не выпускают. В ней три ученические тетради, испещренные мелким, корявым почерком. Половину записей я так и не разобрал.

–   Да, я уже  вник в существо вопроса – богословие, – кивнул я.

Хороший ответ. Лаконичный ответ. Неполный ответ, требующий дополнительных вопросов. И дающий небольшой выигрыш во времени, чтобы сориентироваться, перегруппироваться. Если понадобится.

–  Как давно вы ищете работу? – спросил другой клерк, сидевший справа. Тоже брюнет, только смуглолицый. Меня поразили его руки: холеные, с длинными пальцами, как у пианиста.

Сложно, когда тебя опрашивают сразу несколько человек, реагировать нужно молниеносно, а у меня такой реакции отроду не было: я слишком углубляюсь в существо вопроса и слишком медленно из него выхожу. К счастью, вопрос был пустяковый, из тех, что мне задавали практически на каждом собеседовании.

–  Полгода, – осторожно ответил я, судорожно соображая, где здесь может таиться подвох. От этого «пианиста», как я уже понял, можно было ожидать чего угодно.

–  Причина? – вступил в разговор третий - патлатый улыбчивый парень с серебряной серьгой в ухе.

Пока ничего особенного, вопросы серее некуда. Наверное, для того, чтобы притупить мою бдительность.

–  Возраст, – пожал плечами я. – За пятьдесят карьеру уже не делают.

–  Резонный ответ. Однако вернемся все же к тем рукописям, о которых мы только что говорили. Вы сказали – богословие. Для нас это слишком расплывчато, коротко. Не могли бы вы поподробнее расшифровать нам то, что вы имели в виду? – Вот он, настоящий вопрос. Этот клерк, в отличие от трех других, говорил без малейшего акцента. Видимо, русский.

Я немного поколебался с ответом. Однако медлить долго нельзя было.

–  Какая-то ересь. Не относится ни к одной из признанных, мировых, религий.

–  Ересь? – настороженно переспросил крючконосый. –  Какая именно?

Я отрицательно повел головой.

–  Не знаю.

–  Не знаете, потому что недостаточно компетентны в данном вопросе? – воодушевился, обрадовался возможности зацепить меня крючконосый.

Я вспылил, но сумел сдержать себя.

–  Трудно уследить. Сейчас развелось столько тоталитарных сект, новомодных течений. Я не специалист.

«Пианист» усмехнулся и положил передо мной несколько пожелтевших от времени номеров так и не пробившейся в «высший свет» ничем не примечательной региональной газетенки (бумага ни к черту, лучше в то время было не достать, «издание» только начало выходить и редактор ухитрился аж на девять номеров растянуть мой двадцатистраничный опус). Ну и, разумеется, тот злополучный номер «Науки и религии», достаточно известного в свое время, солидного, журнала – мое наивысшее достижение. Без него никак не могло обойтись.

–  Понятно, Святая инквизиция, – пробормотал я. – Долго же вы до меня добирались.

–  Нет, мы не из прошлого, скорее из будущего, – ехидно улыбнулся Пианист и присовокупил к тому, что уже лежало на столе пачку писем. Я без труда узнал свой почерк.

–  Все ясно – «Контора», так бы сразу и сказали, – уныло, на сей раз с оттенком безнадежности, протянул я.

Господи, до чего же, оказывается все просто. «Любознательный читатель», заинтересовавшийся вашей статьей, затевает с вами переписку, задает, изображая из себя полную наивность, самые разные вопросы, и вы, окрыленный,  преисполненный доброжелательности, строчите на самого себя донос. Таких «читателей-почитателей» у меня в то время было трое: один мужчина из Нижнего Новгорода и две женщины из Москвы, одна из Богородичного центра, другая из неовениаминников. Я никогда не видел их, общался с ними только по переписке. Теперь вот, таким своеобразным образом, мне откликнулось то, что тогда аукалось.

–  Вы неверно думаете, «там» их больше нет. В смысле - в «Конторе», если пользоваться вашими терминами, – усмехнулся мой «соотечественник». – Даже копий. А это, как вы уже поняли, оригиналы.

Я угрюмо промолчал. Было такое время, когда можно было напечатать, издать что угодно. Но мне и тут не подфартило. Так что когда они бросили на стол рукописи трех моих книжонок по некоторым, на мой взгляд, весьма небезынтересным вопросам религиоведения, в свое время пошлявшихся по журналам и издательствам, но так и не нашедших спрос (Россия – не Запад, подобные вещи здесь до сих пор не в чести), я ничуть не удивился.

Но настал черед другому удивлению. Из четверых клерков трое были иностранцы, и только один русский. Это было видно невооруженным взглядом. Сначала я просто подумал: какое-нибудь совместное предприятие, сейчас до меня дошло – настолько совместных предприятий не бывает. Разве что какой-нибудь нефтяной консорциум.

Я хотел было уже встать и уйти, как парень с серьгой в ухе подвел итог нашему задушевному разговору:

–  Так вы точно не специалист?

–  Ну, может быть, отчасти, – сухо проронил я. – Но когда это было? Таких, как я, сейчас пруд пруди.

–   Не скажите! – помотал головой носатый брюнет.

–  Ладно, – я все-таки встал, чтобы откланяться. – Спасибо за содержательную беседу.

–  Так что, вам уже не нужна работа? – усмехнулся Пианист. – Жаль. Пока что вы на нас произвели неплохое впечатление.

Он пододвинул ближе ко мне лежавший на столе кейс черного цвета.

–  Откройте!

Я тут же сел обратно и последовал его совету. Не пытайтесь уверить меня, что вам никогда в мечтах или снах не являлся этот маленький волшебный чемоданчик. Козырная карта каждого десятого кинодетектива. Навязший на зубах штамп. Великий Разрешитель Всех Жизненных Проблем.

Что там было? А как вы думаете? Ничего особенного: десять пачек купюр по сто евро, разной степени сохранности, аккуратно перетянутых резинкой.

Я ущипнул себя за бедро. Боль была вполне натуральной.

– Понятно, – сказал я. – Что нужно делать? Торговля оружием? Наркотики? Бизнес на человеческих органах? Я на все готов!

Тут я на редкость быстро сообразил. Тысяча долларов в месяц – максимум, на который я мог, как «специалист широкого профиля», рассчитывать. Двенадцать лет за решеткой – та же работа, так в тюрьме меня еще будут кормить. Но моя семья эти двенадцать лет ни в чем не будет нуждаться. Если все это, конечно, не «подстава».

–  Вы ошиблись, мы не преступники, – укоризненно покачал головой парень с серьгой в ухе. – Хотя наш разговор и ваша работа, безусловно, должны оставаться в тайне. Здесь как раз и заключается для вас главное неудобство, а может быть, и неодолимое препятствие. Вашей жизни постоянно будет угрожать  опасность. Серьезная опасность. Поэтому вам необходимо будет исчезнуть. Навсегда. Мы понимаем, вам нужно время, чтобы подумать. И охотно предоставим вам его. Как уже сказал мой коллега, – он кивнул в сторону крючконосого, – столько, сколько вам понадобится. Единственное условие – не покидать этого офиса, кроме того мы отберем у вас сотовый телефон.

–  Подумать? Почему бы и нет? Но вы не сказали самого главного, – сурово напомнил я, – в чем будет заключаться моя работа?

–  О, для вас это не составит большого труда, – рассмеялся Пианист. – Привести в порядок записи этого человека, – он кивнул на папку. – Буквально сделать на основе их книгу. Ну а еще ваши комментарии, мысли. Раз в год вы будете сдавать нам накопленную информацию и забирать в банках, которые мы вам укажем (всякий раз они будут разные), такую же сумму, какую вы только что имели удовольствие лицезреть. Если информация не будет удовлетворять нас, считайте, что год вы проработали бесплатно. Первый ключ лежит в кейсе, с содержимым которого вы только что ознакомились. Хоть вы и никогда не бывали во Франции, полагаю, что здание банка Сосьете Женераль в Париже вы как-нибудь сумеете отыскать.  Контракт – на десять лет. По истечении он может быть продолжен. Но так или иначе, вы на всю жизнь остаетесь в нашем распоряжении: закончится эта работа, найдется другая. Без работы - я знаю, это ваше самое больное место, вы уже никогда больше не останетесь. Забудьте о своем возрасте, вы в любом возрасте будете для нас интересны, лишь бы не закисли ваши мозги. Итак, сколько времени вам нужно на раздумье?

–  Три часа, – ответил я. – При условии, что вы угостите меня обедом.

–  Какие проблемы? – фыркнул парень с серьгой в ухе. – Попотчуем по-королевски. Это все, – он окинул взглядом то, что лежало на столе, – мы вам оставляем. Ваше решение должно быть окончательным, пути назад уже не может быть. Вы поняли, что я имею в виду?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 2

Оставшись один, я минут десять сидел, бездумно уставившись остекленевшим взглядом в противоположную стену. До тех пор, пока в комнату не вплыл крючконосый, катя перед собой ресторанный столик-поднос.

–  Черепаховый суп, икра черная, икра красная… – терпеливо разъяснял он, для наглядности открывая крышки и показывая, что там внутри.

Понятно, выпускать меня отсюда никто не собирался. Обедом меня во всех случаях должны были накормить. Все было готово заранее. Никаких монстров-секретарш, офис унылый, запущенный – по всей видимости, снят на сутки, якобы для ознакомления. Я так рассудил: час на обед, час на переваривание пищи и тщательный анализ всех, разложенных передо мной на столе документов, ну и еще час – на принятие решения.

Обед был великолепен во всех отношениях, хотя почему-то напоминал мне последнюю волю приговоренного к смерти. Кто бы ни были эти люди, они играли по крупному и рисковать никак не могли. Какие бы обещания я ни дал им держать язык за зубами, отказ мой мог означать только одно – мою смерть. Странное дело: совсем недавно мне было все равно – жить или умереть, до такого я дошел отчаяния, сейчас я был исполнен решимости бороться за свою жизнь до конца.

Я придвинул поближе к себе лежавшие на столе бумаги.

Мое резюме, которое я составил аж на четырех страницах.

Мое объявление в журнале «Работа для вас» с моей фотографией и неплохо (!) составленным текстом. Пришлось изрядно потрудиться и потратиться. Результат, как и во всех предыдущих случаях – ноль.

Да, конечно, если умерить амбиции, что-нибудь завалящее я давно уже мог бы подыскать. Но как прожить вчетвером на какие-нибудь жалкие гроши? Дать образование детям, хоть немного отложить на старость. Для этого нужна была та злополучная тысяча долларов в месяц, и я хорошо знал, что стою этих денег, но работодатели думали иначе, мне никто не давал и половины.

Я снова открыл кейс и уже не закрывал его. Деньги, лежавшие там, ничем не пахли: ни потом, ни кровью, но от них исходило удивительное тепло. Как я уже сказал, мой двенадцатилетний заработок, возможно, с такого же срока отсидкой. Опять же, если повезет.

Наконец, в последнюю очередь, я открыл картонную папку с тесемками, но голова уже плохо соображала, и я так до конца и не разобрался, о чем в тех записях шла речь.

Выбора у меня не было. Я не знал, какие «размышления» имели в виду мои потенциальные работодатели, но знал точно, что размышлять было не о чем. Я должен был исчезнуть. С одной только разницей: либо улететь сразу на небеса, либо потоптать еще определенное количество лет нашу грешную землю. То есть, в принципе, я недостаточно точно выразился: какое-то подобие выбора у меня все-таки было.

Я задумался. Мне всегда казалось, что Бог любит меня. Ну зачем ему обижать кроткого, когда вокруг столько злых, хищных, бесстыжих и бессовестных людей? И Он действительно в трудную минуту всегда выручал меня, приходил на помощь. Устроилось бы дело и на сей раз, наверняка. Подвернулось бы в итоге что-нибудь стоящее. Так в жизни постоянно бывает.

Да можно было, в конце концов, и пересилить себя, попроситься опять на старое место. На правах старого друга, зная прекрасно, что я уже в черном списке из-за седины в волосах, что-то ляпнул своему начальнику, такой уж у меня характер, почему бы не поползать у него сейчас в ногах, покаяться? Можно было бы даже согласиться где-нибудь и на нижеоплачиваемую должность, а затем обвешаться всякого рода подработками. Тоже выход. А тут сразу – небеса.

Я даже успел немного вздремнуть прямо на кейсе, когда они явились вновь. Молодые, энергичные, исполненные рвения, и какой-то типчик напротив, с помятым лицом и осовелыми глазками, еле удерживавшийся от того, чтобы не рыгнуть.

–  Вопросы, задавайте вопросы, – кивнул крючконосый в ответ на мое безрадостное: «согласен». – Теперь мы можем быть с вами предельно откровенны, так как с этой минуты, по сути, вы один из нас.

–  Кто вы? – все так же лениво спросил я. – Довольно интернациональное общество.

Пианист рассмеялся.

–  Да уж, согласен! Вы – важная птица, коли ради вас собрались вместе католик, православный, мусульманин и иудей. Что ж, попытаюсь, как смогу, удовлетворить ваше любопытство. Хотя это будет нелегко. Если по положению: мы – клерки, простые исполнители. Те люди, что доверили нам это поручение, находятся так высоко, что до них не докричаться и не дотянуться. Ну а в общем-то, мы – гелекси, галактические люди, слыхали что-нибудь о таких?

Я отрицательно покачал головой.

–  Надеюсь, не инопланетяне?

–  Нет-нет, – поспешил успокоить меня мой «соотечественник». – Просто эту тетрадь, четвертую, учение о нас, мы изъяли отсюда. Вообще-то мы вполне бы удовлетворились ею (соответственно, великолепно обойдясь без вас), но беда в том, что без первых трех она мало чего стоит. Речь идет о новой религии, как вы, наверное, уже догадались. Для того, чтобы быть гелекси, совершенно не обязательно ее исповедовать, вполне можно оставаться и в своей вере. Но ее обязательно нужно знать. «Комментарии, мысли» – слишком размытое понятие. Расшифрую подробнее: от вас требуется то, что по-русски называется - толкование. То есть, разъяснение. И чем оно будет глубже, достовернее, тем действеннее от него предполагается эффект. В том числе, и материальный.

Он замолчал, видя, что я из его слов ничего не понимаю. В дело вступил мусульманин-«пианист».

–  Может, вам что-нибудь прояснит мой пример. Я хочу умереть в своей вере, вере моих предков, вере моих многочисленных родных и близких. Но моя жизнь там, наверху, по моей религии, во многом зависит от того, как я жил здесь, на Земле. Не совсем так, как у вас. Я имею в виду верблюда и угольное ушко. Чем я буду богаче, тем больше страждущих я смогу пусть небольшим воздаянием, но одарить, тем будет богаче мой род, тем больше людей будут за меня молиться, тем скорее я вознесусь на небо, а не буду дожидаться своей участи, кормя червей в земле и ожидая, когда Аллах призовет меня. Положение гелекси открывает для меня колоссальные возможности достигнуть больших высот здесь, на Земле, и уже с гораздо большим, как материальным, так и духовным, багажом предстать перед Всевышним, когда придет тому время. Не говоря уже о ключевой позиции, которую мне сейчас с тремя моими товарищами повезло занять. Опять непонятно?

–  Да нет, почему же? – уклончиво пробормотал я. – Об этом как-то не принято распространяться, но и у христиан в раю тоже разные небеса. Слуге, рабу и там не стать хозяином. Что до верблюда и игольного ушка, то большинство исследователей склоняется к тому, что «Игольное ушко» – это просто ворота в Иерусалиме (ну, знаете, наверное, даже если там не были), и для верблюда с трудом, конечно, но вполне возможно, при большом желании, в них протиснуться, вот только без поклажи и излишнего жирка.

Я вдруг понял, что если я решил бороться, мне дорога сейчас каждая секунда.

Потому что этих ребят, скорее всего, я вижу первый и последний раз.

Потому что, хоть они и мелкие сошки, но только от них отныне будет зависеть вся моя жизнь.

И я должен хорошо изучить эту четверку, чтобы потом, в будущем, уметь предвидеть реакцию каждого из них на те, или иные свои поступки, ну а в особенности то, мнение кого конкретно из них окажется в той или иной ситуации решающим.

Любой из них, если понадобится, не колеблясь, прихлопнет меня как муху. Они уже сейчас, рассматривая меня как под микроскопом, без сомнения удивлялись, зачем это их заставляют так распластываться перед каким-то жалким старикашкой. Они не верили мне, не верили в меня. Ни на грош. Но им хорошо платили. Да еще сулили блестящую перспективу. Достаточный повод для того, чтобы поковыряться в любом дерьме.

Разумеется, я знал, что их смущало больше всего – мой характер. Да, действительно, так всегда бывало: в какой-то момент терпение мое лопалось, и я мог выкинуть любой фортель. Я так устроен: просто не способен долго терпеть унижение над своей личностью. А эти ребята сразу настроили меня против себя своей спесивостью. Да кто они есть? Молокососы! Ни жизненного опыта, ни знаний, один только цинизм в голове. Достаточно для того, чтобы заработать кучу денег, но маловато, чтобы закабалить свободного человека.

Они что-то чувствовали, естественно. И вели себя в достаточной степени настороженно. Но в их руках были жизни моей жены и моих детей, и это их в какой-то мере расслабляло. Мне же не оставалось ничего другого, как только им подыгрывать, и я терпеливо, старательно прикидываясь дурачком, задавал и задавал свои вопросы.

-  Кто он, этот человек, рукописям которого вы придаете столь большое значение?

-  Пока мы называем его так, как он назвал себя сам - Ведомым Влекущим (вы же видели заголовок: Ведомый Влекущий «Книга Вечной Жизни»), но, если понадобится, подберем другое имя.

-  Мы не знаем, кто он, этот человек, и не можем сказать, чтобы нас это слишком интересовало.

-  Он жив? Где он находится сейчас?

-  Он умер. Каков бы ни был интерес к нему самому, мы в состоянии явить миру только его мысли.

-  Он русский?

- Конечно, иначе, зачем бы мы приехали в Россию? Перед вами первоисточники, на каком языке они написаны? Но кем Он будет окончательно явлен миру, мы не знаем, это не наша прерогатива. Быть может, итальянцем, в Италии всегда были достаточно богатые религиозные традиции.

Наконец моя фантазия стала иссякать, хотя, надо признать, они были со мной на редкость терпеливы.

–  Хорошо. Как говорят у вас, русских: делу – время, потехе – час, – сурово кивнул, наконец, Пианист, как будто до этого я нес полную околесицу. – Мы возвращаем вам мобильный телефон, вы будете ждать нашего звонка и должны быть готовы явиться в назначенное место по первому зову. Там вам выдадут диски с копиями рукописей и других, необходимых вам, материалов; новые документы; вам сделают также операцию по изменению лица. Одно из основных условий: вы никогда больше, до конца дней своих, не должны появляться в России. Эта страна навсегда закрыта для вас. Единственное, что мы оставляем вам сейчас: деньги. Я так понимаю, что у вас должна быть хоть какая-то гарантия, что с вами действительно заключен контракт. Нам не нужно вашей подписи, достаточно того, что мы обговорили все, до мельчайших деталей, на словах. Это для того, чтобы лишить вас даже видимости иллюзии: у вас никогда, ни при каких обстоятельствах, не будет возможности этот договор расторгнуть либо оспорить. Куда бы вы ни обратились, вам нечего будет предъявить. У вас есть еще какие-нибудь к нам вопросы?

–  Нет, – покачал головой я, хотя вопросов у меня было великое множество.

Поразмыслив, я решил не все деньги оставлять в кейсе: часть их рассовал по карманам.

ГЛАВА 3

                                                                      Тот, кто не знает, что есть мир, не знает и места

своего пребывания. Не знающий же назначения мира,

                                                              не  знает   ни  того,  кто он сам, ни того, что есть мир.

    Тот   же,   кто   остается    в   неведении  относительно

     какого-нибудь   из   этих  вопросов,  не мог бы ничего

                                                             сказать  и  о своем  собственном  назначении. Кем же

                                                             кажется тебе тот,  кто  стремится избежать порицания

                                                               или    удостоиться    рукоплесканий   и    похвалы   со

стороны  людей, не  знающих ни где они, ни кто они?

Марк Аврелий

Я не удержался от того, чтобы по пути домой не накупить всяческой снеди. Жене я сказал, что злоключения мои закончились: я принят на новую службу, даже получил небольшой аванс. Только сейчас я понял, как мои домочадцы за меня переживали. У всех буквально камень свалился с души. Только у меня он остался. Я смотрел на сына, дочь, бродил бесцельно по дому, не в силах осознать, что действие происходит в реалии, и некие злые силы, бесцеремонно вторгшись в мою жизнь, лишали меня сейчас моей любимой троицы. Я не представлял себе, как я буду отныне без них обходиться.

Поразмыслив, я решил оставить восемьдесят тысяч евро в ящике своего письменного стола. Моя жена была весьма наивной женщиной, но, тем не менее, я был уверен, что у нее хватит ума не отнести эти деньги в полицию, а также тратить их потом с достаточной бережливостью и осторожностью. Ребята подскажут, если она сама не сообразит.

Не знаю, какие у них возникнут предположения, но как бы они ни ломали себе голову, ответ будет один: я пожертвовал собой ради них. Как, собственно, и было на самом деле. Я надеялся, что они поймут меня правильно.

Ну а пока все обстояло как обычно. Никто из них троих, в принципе, и не сомневался, что я найду какой-нибудь выход. Они верили в меня безоговорочно, привыкли к тому, что я всегда всплываю на поверхность, вот только в этот раз им непривычно долго пришлось поволноваться.

Дни тянулись за днями, складывались в недели, недели – в месяцы. По утрам я собирался и уходил будто бы на работу. На самом же деле просто бесцельно бродил по городу, каждый раз вздрагивая, когда жена звонила мне на мобильный. Но работа на самом деле уже началась, работа мысли.

Кто эти люди? Террористы? Естественно, это было первое, что приходило в голову. Быть может, меня наняли писать сценарий какого-нибудь очередного, глобального значения, теракта? А все разговоры вокруг какого-то Ведомого Влекущего – лишь видимость, чтобы запудрить мне мозги? Или речь идет о чем-то принципиально новом: терроризме духовном, гораздо более действенном? Тогда действительно они не случайно меня выбрали.

Но что конкретно? И почему они представляли собой четыре разных вероисповедания? Ведь религиозная нетерпимость внезапно сделалась вопросом номер один в мире. И речь шла уже не об отдельных фанатиках, а о целых странах, даже регионах. Неизбежно противостояние подобное должно было закончиться большой мировой стычкой. Причем позиции христиан подтачивались с каждым годом.

Так что же, и в самом деле религиозная диверсия? Глобальная, ошеломляющая масштабами своей разрушительной силы? Кого она могла поразить, ослабить? Только христиан. Но почему же четыре верования вдруг, пусть на небольшой отрезок времени, объединились? Ведь за молокососами-клерками просматривались колоссальные материальные средства, значительнейшие личности. Они хотели спасти мир от грядущей катастрофы? Не смешите меня! Большие деньги никогда не делаются на созидании, только на разрушении.

Может быть, задача поставлена в том, чтобы породить новых рабов? Совершив скачок от тоталитарных сект к мощнейшей тоталитарной религии? Но все религии тоталитарны. Так как все они, так или иначе, призваны закрепить существующие в мире неравенство и несправедливость. Узаконить нищету одних и роскошь других. Дать возможность миллионам дармоедов,  ничего не делая, процветать.

Как бы то ни было, сколько я ни ломал себе голову, мне так и не удалось прийти к какому-то определенному выводу. Что-либо узнать, понять можно было лишь в действии, принимая самое активное участие в каких-то, пока еще очень глубинных, процессах. То есть именно там, куда судьба, помимо моей воли, сейчас неудержимо засасывала меня.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 4

Я был не настолько значительным человеком, чтобы удостоиться хотя бы самого крохотного некролога, просто имя и фамилия в списке жертв очередного террористического акта. Предполагалось, что меня разнесло на куски, как находившегося в самом эпицентре взрыва в вагоне метро.

Не понимаю, зачем такие сложности, столько людей вокруг ежедневно пропадают, бесследно, неужели недостаточно было представить все, будто я просто исчез? Однако не мне было решать подобные вопросы. Просто поступил вдруг звонок на мой мобильный, и это была не жена. Какая-то ничего не значащая фраза, и я, словно зомби, отправился в заранее обусловленное место. Там мне сделали косметическую операцию, вручили новые документы и билет на самолет до Амстердама, до сих пор не могу понять, зачем они выбрали именно Голландию.

Подробности о самом теракте я узнал из газет, там же прочитал и свою фамилию. Нашли что-то из моих документов, что до фрагментов тела, то там было такое месиво, что и не разобрать. Такое не пишут в газетах, не показывают в репортажах по телевидению, но мои знакомые-очевидцы рассказывали мне, как после одного из подобных терактов (не буду уточнять конкретно, щадя чувства друзей, родственников и близких погибших) спасатели сгребали лопатами в общую кучу ошметки-останки человеческих тел, буквально отдирали их от стен.

Я навсегда покидал Россию, но успел уже примириться с этим. Жизнь, которую мне предстояло вести в новых условиях, не оставляла мне места для размышлений. По документам я был канадцем, уроженцем Квебека, родился и вырос в Монреале. Пару лет назад, после смерти жены, решил пожить немного во Франции, наладив там небольшой бизнес. Моих работодателей ничуть не смущало то обстоятельство, что квебекцы говорят на таком французском, что их можно распознать где угодно, что я не имел ни малейшего представления об обычаях, особенностях той страны, из которой якобы был родом.

Это были мои трудности, никого больше они не интересовали.

Однако у меня накопилась уйма куда более важных вопросов, и я решил пойти ва-банк, поговорив на эту тему с Соотечественником. Он инструктировал меня один, так что больше мне поговорить было не с кем.

–  У меня есть вопросы, – осторожно проговорил я сразу же после нашего визита к хирургу. – В прошлый раз все было слишком неожиданно, я не смог сориентироваться.

Он поколебался некоторое время, затем качнул головой.

–  Ладно, но смотря, что это за вопросы.

Что ж, ва-банк так ва-банк, я начал с главного из того, что меня в тот момент столь сильно волновало.

–  Признайтесь, я не первый, кому вы предложили подобную работенку? Что стало с тем человеком? Он сбежал?

Мой собеседник столь резко переменился в лице, что я понял – попадание точно в десятку.

–  Одну минуту, – тут же сориентировался он и вышел из комнаты.

У меня появилось время хорошенько поразмыслить, пусть и задним числом (в прошлый раз ничего не получилось) над каждым из «великолепной четверки». Для начала я им дал первые, пришедшие на ум прозвища, обозначив, соответственно, иудея – Фарисеем, мусульманина – Пианистом, парня с серьгой – Продвинутым, соотечественника – Соотечественником. Из них только двое говорили по-русски: Фарисей и Соотечественник, так что в прошлый раз мы общались в основном на английском, в котором я был не настолько силен, чтобы не упустить какие-то нюансы. Сейчас неожиданно представилась возможность кое-какие неясности уточнить.

В комнату вошел Пианист. Что бы это могло значить? Он был лидером, главным? Или наоборот? Лидер прислал его, чтобы укрыться за ним?

–  Вы нас удивили, – неохотно признался Пианист, упершись локтями в стол и скрестив в замок перед собой свои знаменитые пальцы. – Предположим, вы правы. Почему это настолько важно для вас?

Я пожал плечами:

–  У меня есть враги?

–  Да, – кивнул тот, – и достаточно много.

–  То есть, это не единственная утечка?

–  Это было до нас. Мы начинаем все заново. Прежний состав полностью поменялся. Вот почему мы не стали связываться с профессионалом. Мы искали вас долго, тщательно, по всей стране, как кандидата на далай-ламу. Надеюсь, мы не ошиблись. Во всяком случае, и это уже совершенно очевидно, ума вам не занимать.

Я помедлил, комплименты меня не интересовали. Восточный человек, как вытащить из него правду?

–  Вы ставите меня в неравное положение. У кого-то есть четвертая тетрадь, у меня ее нет. Вам не кажется, что в определенный момент этот фактор может оказаться роковым?

Пианист подумал, затем, ни слова не говоря, вышел.

Долго гадать, кто окажется следующим, мне не пришлось. Им оказался Продвинутый.

–  Мы посоветовались, – вздохнул он, – но решили, что не можем рисковать. Может быть, когда-нибудь мы и удовлетворим вашу просьбу, и вы найдете диск с содержимым четвертой тетради в одной из очередных банковских ячеек. Возможно, это не произойдет никогда, и эту работу мы поручим совсем другому человеку. Вы не вправе настаивать. Тот, кто платит, тот и заказывает музыку. Ваше дело – исполнять. Хотя, конечно, вы вольны выразить любое свое мнение. От себя лично немного приоткрою завесу: четвертая книга – практическая, и человеку стороннему может показаться, что в некоторых моментах она первым трем в чем-то противоречит. Но, повторяю, не ломайте  над подобными вещами себе попусту голову.

–  Хорошо, – вздохнул я. – Вам решать. Хотя вы, безусловно, совершаете ошибку. Но не могли бы вы в таком случае, пусть даже в общих чертах, рассказать о том, кто такие гелекси?

Я ожидал, что Продвинутый тоже поднимется и уйдет или, по крайней мере, откажет мне в моей просьбе, однако он не колебался ни минуты.

–  Галактические люди? Кто мы… – пробормотал он. – Что ж, я могу просветить вас, вот только в состоянии ли вы что-то о нас понять? Скажем так, люди самых разных вероисповеданий собрались вместе, чтобы построить своего рода новую Вавилонскую башню. Они назвали себя гелекси. Их эмблемой стал цветок бессмертника песчаного (Helichrysum arenarium). Как вы уже поняли из первых трех тетрадей, новая религия отрицает загробную жизнь. Она утверждает, что любое несовершенство обречено и исчезает без следа. А значит, и мы исчезнем. В чем же выход? Поумнеть! Мы вполне в состоянии в разы продлить годы нашей жизни, если только не будем обольщаться бессмысленными иллюзиями, а сконцентрируемся в полную мощь на этой задаче. То есть, оставаясь в рамках своих вероисповеданий и нисколько не отрицая загробную жизнь и жизнь после смерти, мы, тем не менее, абсолютно уверенны в том, что мысли о продлении собственной земной жизни, нисколько не противоречат ни одной религии на Земле. Так же, как и желание сделать ее более счастливой, насыщенной. Что в результате? Ведь большинство людей не захотят меняться, останутся при своих прежних взглядах. Параллельное сознание, параллельное существование. У нас много преимуществ. Нам не надо заботиться о сирых и убогих, если только они сами не возжелают поумнеть либо разбогатеть. Мы имеем возможность свободно перемещать капиталы, производства, технологии по всему миру. У нас уже сейчас лучшие врачи, лучшие ученые, лучшие умы. Мы выискиваем их по всему свету, даем им образование, создаем благоприятные условия для жизни, работы. Но главное: мы готовим сокрушительный прорыв в Космос, так как только там видим по-настоящему площадку для реализации наших планов. Собственно, об этом можно рассказывать бесконечно…

–  Но есть проблемы, – тихо констатировал я, безжалостно отметя в сторону его последние слова.

Продвинутый замолчал. Наверное, впервые ему пришло в голову, что они заигрались со мной, что я не только могу быть с ними на равных, но и вполне могу оказаться орешком им не по зубам.

–  Да, разумеется, – наконец собрался он. – Иначе бы мы не искали помощи со стороны. Образовалась брешь после смерти Ведомого Влекущего, и мы никак не можем залатать ее. Начались разногласия…

–  Он не умер, он ушел, – перебил я Продвинутого, поправив его.

– «Он не умер…», – озадаченно проговорил он, пытаясь осознать преподнесенную мною фразу.

–   Гелекси не умирают, они уходят, – вынужден был дальше прояснить свою мысль я, видя, что процесс осознания может растянуться надолго.

Теперь настал черед Продвинутому ретироваться.

–  Ни в жизни, ни в смерти, – пробормотал я ему вслед.

Он обернулся. Чувствовалось, что я добил его окончательно.

–  Бог не покинет нас, – ехидно закончил я свою фразу.

Я с нетерпением ждал Фарисея. Тот не замедлил появиться с сиропной улыбочкой на губах.

–  Ни в жизни, ни в смерти, – поспешил он поприветствовать меня.

–  Бог не покинет нас, – эхом отозвался я.

–  Да, здорово сказано, – восхитился он. – «Гелекси не умирают, они уходят». Минимум, что они могут сделать – запечатлеть свои мысли, память о себе, сохранив их в веках или хотя бы для потомства. Максимум – сохранить свою плоть (то бишь, первую оболочку) для последующего воскрешения, ведь медицина сейчас шагает, будто в семимильных сапогах. Собственно, мы сказали вам сегодня все, что могли, но в награду за этот великолепный слоган: «Гелекси не умирают…» и пароль – приветствие-прощание, я приоткрою вам еще одну тайну: быть гелекси не просто, это не только большая наука, но еще и – хоть и весьма насыщенная, но полная опасностей, жизнь. Приведу лишь одну из наших нравственных заповедей: «Война всему, что убивает». Как видите, не такие уж мы пушистые. Так что без труда можете себе представить, сколько у нас врагов. Вы должны понять: мы не хотим власти над миром, предел наших мечтаний – отстоять, сохранить себя. И чтобы нам никто не мешал при этом. Но слишком многих не устраивает такое положение вещей. Этим людям куда удобнее было бы видеть нас в привычном состоянии – рабами.

–  То есть, если быть кратким, – поморщился я его велеречивости, – гелекси – это люди «второй оболочки»? В ней начальная и конечная цель их устремлений? Разными могут быть лишь пути ее достижения.

Фарисей некоторое время помолчал, ошарашенный. Затем кивнул:

–   Что ж, и за это рассуждение спасибо. Оно не уменьшит количество наших врагов, но вполне может умножить число наших сторонников.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Оставшись один на один с металлическим ящиком, вынутым из банковской ячейки, я минуты две помедлил, не решаясь повернуть  ключ. Слишком многое зависело от того, что там внутри могло находиться. Европа – не Россия, цены здесь на все бешеные, а у человека, который скрывается, ко всему прочему, расходов куда больше, чем у того, кто живет налаженной, легальной жизнью. Так что не мудрено, что за год я основательно поиздержался.

Много раз я пытался решить вопрос заранее: что я буду делать, если «клерки» забракуют тот материал, что я им представил? Разорвать в одностороннем порядке наши отношения, какими бы последствиями мне это ни грозило? Стерпеть, утереться, устроиться где-нибудь на работу, как-нибудь просуществовать еще один год?

К счастью, деньги, ключ от новой банковской ячейки были на месте, я быстро убрал их в кейс и навсегда покинул хранилище банка Сосьете Женераль.

Снова сто тысяч евро, новый банк, на сей раз «Креди Лионне» в Марселе и никаких записок: инструкций, пожеланий. Тем более, загадочной четвертой тетради. Карт-бланш, который открывал мне многое. Пожалуй, идеальный вариант.

Прошедший год дался мне нелегко. Больше всего меня терзали мысли о моей семье, но, по вполне понятным причинам, я не решусь доверить этим страницам какие-либо подробности о своих родных и близких. Я понимал, что не смогу больше даже помогать им материально – я не мог допустить, чтобы их жизням угрожала хоть какая-то опасность, а для этого я должен был стереть их в своей памяти, и самому так глубоко зарыться в ил, чтобы меня никто и никогда не нашел.

Второй болью была Россия. Чужбина есть чужбина, все здесь, на Западе, раздражало меня. («Родина нам – вся земля, где родимся и где нас хоронят» Катон. «Где хорошо, там и родина» Аристотель. «Людей, покидающих свое отечество для чужих краев, на чужбине не уважают, а на родине чуждаются» Эзоп).

Я привык к совершенно другому укладу жизни и, хотя ура-патриотизмом  переболел еще во времена своей далекой юности (особенно армия вылечиться помогла), мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь буду вынужден покинуть родные места. Уже один тот факт, что я никогда не смогу посетить могилу родителей, отравлял мне все мое новое существование. Однако признаться, на ностальгию у меня тоже совершенно не было времени.

Размышляя о том, что со мной произошло («Почему я?»), я нашел только одно объяснение тому, что меня столь неожиданно вырвали из привычного состояния и поставили на грань жизни и смерти: мои потуги в богословии. В молодости я вполне довольствовался атеизмом, который мне вдалбливали в голову еще со школьной скамьи, затем сам собой пришел естественный интерес к тому, как же все-таки на самом деле устроен окружающий мир? Однако ни одно из существующих вероисповеданий при ближайшем рассмотрении не удовлетворило меня, я так и остался на перепутье. Потом так называемой «перестройкой» жизнь устроила мне такую встряску, что стало вообще не до подобных раздумий. Сейчас, пожалуй, впервые в жизни, времени пораскинуть мозгами над этим вопросом, у меня было предостаточно.

Идя шаг за шагом дальше в своих размышлениях, я понял, что мои последние неудачи в поисках работы были отнюдь не случайны. Ясно было, что если бы не «клерки», работу бы я давно нашел, да и вряд ли потерял бы ту, прежнюю, которая до того была у меня. Я не знаю, как именно они строили свою игру, скорее всего, просто занимались каким-нибудь грубым, примитивным очернительством, но своих целей, тем не менее, они добились, и я запутался в их сетях.

Мысли, много мыслей, безумное количество мыслей, но главный факт был все же в другом. Еще тогда, в самом начале нашей знаменательной встречи, я посмеялся над сроками, которые мне были поставлены – десять лет. На ту работу, которую я выполнил за год. («Несчастье имеет свойство вызывать таланты, которые в счастливых обстоятельствах оставались бы спящими». Гораций). Вполне возможно, что как раз так со мной  и произошло, хотя о каких-либо подобных способностях в себе (именно такой величины) я раньше и не подозревал.

Но я опять не о том. «Фирс сделал свое дело…» - наверное, надо было растянуть процесс, однако не в моих правилах было играть в подобные игры. Я всегда отличался добросовестностью. Ничего не поделаешь, такая уж у меня натура.

Как бы то ни было (каюсь, я не чужд тщеславия!), из трех тетрадей я слепил неплохую книжицу. Да, собственно, автор достаточно точно выразил свои мысли, чтобы нужно было их слишком разжевывать. Вместе с тем я понимал, что в тот момент, когда моя работа будет закончена и во мне отпадет необходимость, меня, скорее всего, убьют. Однако все-таки решил рискнуть. Больше всего я рассчитывал на их любопытство: что я буду делать дальше? Они вполне могли позволить себе роскошь поиграть еще год со мной в кошки-мышки.

Уже в гостинице, переодевшись и усевшись за стол, я достал из кейса и повертел в руках ключ от новой банковской ячейки. Я был твердо убежден, что она окажется пустой в тот день, когда придет время в нее заглянуть, но также хорошо понимал, что, невзирая ни на какой риск, обязательно ознакомлюсь с ее содержимым.

Это обстоятельство как раз само собой решало вопрос, который стоял у меня сейчас первым на очереди: использовать данный мне Богом шанс и укрыться так, чтобы меня никогда не нашли (во всяком случае попытаться это сделать) или продолжать жить дальше ничего не меняя. Первый вариант был теперь совершенно невозможен: мое появление в Марселе, в «Креди Лионне» свело бы на нет все мои усилия.

Как бы то ни было, первый раунд я выиграл. Доказательства были налицо: жизнь, сто тысяч евро, ключ от новой банковской ячейки. Наверное, надо было отложить сейчас в сторону все дела и как следует отпраздновать это событие, но мое новое существование таило слишком много опасностей, чтобы в нем расслабляться.

 Во-первых, подаренные игрушки ничего мне не гарантировали, их могли отобрать у меня в любой момент вместе с душой и телом. Во-вторых, не следовало забывать о врагах – самый момент был им появиться и как следует попотрошить мой ноутбук.

С этого я как раз и начал – с ноутбука. Весь год я делал в нем в отдельном файле пометки, откладывая разрешение их до получения заветного ключа.

 Одно из самых первых моих открытий было в том, что я осознал лишь после долгих раздумий мысль, которая поразила меня еще в самом начале: «Их было четверо. Не слишком ли много для меня одного?» Действительно, они безрассудно рисковали бы, поставив все на одну карту. А значит, нас должно было быть тоже, как минимум, четверо. Пожалуй, точно четверо. Четверо «новых евангелистов». Не следует забывать также, что мои «переговорщики» (не могу называть их, как прежде, «нанимателями») были просто клерками. И, стало быть, в их же собственной иерархии я был по рангу гораздо выше любого из них.

Какие еще выводы диктовала мне логика? Каждому из нас («новых евангелистов») должны были быть созданы одинаковые условия, определены одни и те же задания. Радовал ли меня или, наоборот, разочаровывал, подобный факт? Трудно сказать, но я дорого дал бы, чтобы знать наверняка, как обстояло дело в действительности.

Естественно было предположить также, что не все четверо в итоге получили заветный ключ. Как бы я сам поступил с аутсайдерами? Пустил бы их по следу более удачных соперников. Как с целью охраны, так и для самой заурядной слежки. Но меньше всего на свете мне хотелось сейчас опираться на свои собственные предположения. Нет, надо было влезть в шкуру «переговорщиков» и руководствоваться именно их мыслями.

Пожалуйста, первый же пришедший на ум пример. Превратить своего подопечного в соглядатая, означало бы поставить себя в подчиненное положение в сравнение с остальными, а этого никто из «великолепной четверки» не мог себе позволить: все они были слишком амбициозны, слишком честолюбивы.

А значит, если кто-то из «евангелистов» не оправдал надежд, то самым целесообразным после его устранения было бы просто подобрать ему замену, дав новому кандидату новое задание и зарядив новыми, точнее, обновленными, данными.

Кстати, меня меньше всего на свете интересовало, кто именно из «клерков» являлся моим непосредственным куратором. Мои умозаключения и так были слишком зыбки, чтобы такими деталями их перегружать.

Однако все-таки наиважнейшим вопросом для меня сейчас было: как и над чем работать дальше. Только, исходя из этого (работы), я мог выстраивать свою дальнейшую жизнь.

Тот самый карт-бланш. Перетирать и дальше содержимое трех тетрадей или же проявить себя, как личность? Собственно, требовалось лишь уточнить, на самом деле, этот вопрос был давно уже решен мною.

С легким сердцем я закрыл и сдал в гостиничный сейф ноутбук и отправился «кутить». Хотя, собственно, в чем конкретно это могло выразиться? Напиться? Провести ночь с женщиной?

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 2

     Кто ненавидит мир?

Те, кто растерзал истину.

Аврелий Августин

Четвертая тетрадь… Теперь у меня не оставалось сомнений: именно в ней было все дело. Четвертая, но не последняя. И если говорить об учениях, то учение о гелекси, как итог, никак не могло быть посередине, его следовало искать в самом конце.

Вот эту прореху я и собирался восстановить. Занятие со всех точек зрения бессмысленное: как я мог состязаться с Пророком? Но был ли у меня какой-нибудь другой выход? Если промежуточные тетради уничтожены или им еще только предстоит уйти в небытие, можно ли смириться с подобным фактом? Я, во всяком случае, не мог.

Вот это я и определил своей работой. Какой же, исходя из нее, должна была сложиться теперь моя жизнь?

Клерки вправе были наказать меня за строптивость, в любой момент прихлопнуть и растереть, как зазевавшуюся муху. Как я уже сказал, мне не оставалось ничего другого, как только надеяться на их любопытство. Точнее, на любопытство тех, кто стоял за ними. Кто знает, может быть, тем слоганом «Гелекси не умирают…», паролем, и, в особенности, рассуждением о «второй оболочке», как о начальной и конечной цели, я и спас в день нашей знаменательной встречи свою жизнь?

Враги. О врагах поподробнее. Вряд ли у них на руках были промежуточные тетради, а содержание их им крайне необходимо было знать. Так что их я пока тоже мог не опасаться. Как говорится, Господи, убереги меня от друзей, а от врагов своих я уж сам себя как-нибудь уберегу.

Сказано: «Среди учителей твоих только Бог и Пророки навсегда, все остальные учителя на время».

«Но если Бог так далеко, как определил его Ведомый Влекущий, – начал я свои рассуждения, – то кто вместо него важнее всех остальных здесь, рядом?»

«Посредник, пророк».

«Однако пророков много, как же не затеряться среди них?»

«Значит, бывают пророки и Пророки».

«Не было никогда Сына Божия, никогда не приходил он к людям и не придет. Как может целое прийти к своей части? Только откровением из уст Пророка».

Но где же здесь Мессия? И как определиться с этим извечным спором: был ли Он уже на Земле или Его приход только грядет?

 «Как происходит процесс явления личности, которая переворачивает собой историю?

 Накапливаются какие-то знания, которые необходимо слить воедино и представить людям то, мимо чего они раньше равнодушно проходили, в таком виде, чтобы они теперь от этого глаз не могли отвести?

Люди должны сами созреть для подобных знаний?

Происходит вмешательство неких высших сил?

Наступает поворотный момент в истории человечества, неотвратимо несущегося к своей гибели и, как результат –  спасение?

Невозможно объяснить.

Но приходит Он и меняет в корне жизнь миллионов, а порой и миллиардов людей. И даже не просто людей, но и народов, поколений, цивилизации, человечества.

Таких людей мало назвать пророками, они – Мессии. Ибо пророков было великое множество, но Мессий было только пятеро.

Он Шестой?

Он пришел? Столь долгожданный, желанный, пробился сквозь толщу веков?

Многие с удовольствием отринули бы факт его явления, если бы не его мысли. Но мысли эти от Бога, нельзя не признать их величия.

С тех пор, как Он заронил их во мне, я на все смотрю Его глазами, Его мыслями думаю.

Для меня нет никаких сомнений: Он – Шестой».

Так родилась у меня книга, которую я назвал: «Слово Пророка».

И уже с первой страницы я понял: Бог подарил мне новую, вторую, жизнь. Перебирая в памяти ту, прежнюю свою жизнь, первую, я не нашел никаких причин для недовольства ею. Да, мне было нелегко, по сути, я пожертвовал собой, все свое время, энергию посвятив своей семье. И я был счастлив, очень счастлив. Несомненно, так и прожил бы счастливо, если бы не эта случайность. Но было и другое: я изжил себя в той, первой, жизни, достиг потолка, мог двигаться в ней дальше только по инерции. Наверное, я заслуживал большего, и это большее я теперь получил.

Осознав это, я понял, насколько я был неблагодарен. Такое ни присниться не могло бы мне, ни вообразиться в самых смелых мечтах: полное решение всех моих материальных проблем и возможность заниматься без помех и ограничений любимым делом. Боже, я и не подозревал о том, насколько оно мною любимо.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 3

Не было ни гроша да вдруг алтын. Вторая жизнь, глубочайшие перемены в моей личности, жизни, и эта неожиданная встреча.

Я отправился «покутить» в тот вечер, и все время посмеивался над собой: вот я работал как вол целый год и заработал кучу денег. Как же мне было себя хоть чуть-чуть вознаградить?

Ее звали Лиля. Загадочная Лилит? Двуликая Лилианна: ее можно было звать как Лилей, так и Аней. Наутро я пытался осознать то невероятное чувство эйфории, которое испытал накануне.

Обыкновенная женщина из России, приехала с группой туристов посмотреть легендарный Париж. Тоже была взволнована, своя эйфория. Не богата, но наскребла денег.

–  Вы так хорошо говорите по-русски!

Наверное, надо было притвориться, коверкать иногда слова, неправильно ставить ударения, переспрашивать, уточнять, что значит это выражение, фразеологический оборот. Но целый год…

Целый год я прожил анахоретом. Одичал, забыл родной язык, что такое женское общество, вообще общение. Работа над «Книгой», «Книгой Вечной Жизни» (если кому-нибудь интересна именно эта сторона моего повествования, то можете сразу заглянуть в конец романа, я разместил ее там в качестве приложения) далась мне нелегко, я был поражен, сколько новой литературы по богословию появилось в последнее время, да и «железный занавес» сильно ограничивал мои возможности на этом направлении в свое время. Приходилось наверстывать упущенное, а чаще даже – осмысливать то, что вообще не имело аналогов.

Ну а еще, конечно, боязнь разоблачения. Меньше всего на свете мне хотелось привлекать к себе внимание. А тут меня прорвало.

Быть может, со стороны это сильно походило на диалог слепого с глухим: каждый слушал себя, да и вообще не слушал – важным было выговориться. Как видно, в группе интересы были достаточно приземленными и Лиля (Аня) тоже оказалась в своеобразной изоляции.

Иногда я спохватывался и начинал маскироваться. Рассказывал Лиле о Канаде, Квебеке, Монреале, о нашем весьма своеобразном климате, о своих якобы русских корнях: мифическом «дедушке», который нашел так далеко от родины свое счастье. В общем, спасибо Интернету. Потом я вновь забывался и сыпал такими примочками, аллюзиями, которые никак не вязались с моим утверждением, что я никогда не бывал в России.

Мы с чего-то неожиданно заговорили о кабаре «Мулен Руж», было интересно, существует ли оно до сих пор? Решили разрешить наш спор у портье.

-  Конечно, конечно, незабываемое зрелище! Но знаете, там так дорого! Просто непомерные цены, если учесть, что это все-таки немного вчерашний день. Я мог бы вам порекомендовать много заведений подобного рода гораздо интереснее, но дешевле. «Лидо», например.

Мы с Лилианной молча переглянулись. Какой недотепа! «Лидо», например»… Кому в России известно это слово? Можно ли поразить им наповал родных, друзей, близких, товарищей по работе, рассказывая им о достопримечательностях Парижа? Вот «Мулен Руж» – это наверняка! Для россиянина это название ничуть не менее красноречиво и захватывающе, чем Эйфелева башня.

Воображение наше заработало в одном направлении, на полную мощность. Ла Гулю, Валентин Бескостный, Тулуз-Лотрек, что-то рисующий за своим персональным столиком. Натуралистическая кадриль – Френч Канкан. А то, что дорого… Не было проблем. С моими-то деньгами!

Чтобы не обижать портье, мы попросили его вызвать для нас такси. И не пожалели об этом. Уже через пару минут он, лукаво улыбаясь, спросил, зажимая микрофон у телефонной трубки:

–  Что вы предпочитаете? Ужин и спектакль или просто спектакль?

–   Конечно, и то и другое, – незамедлительно отозвался я.

–   Ну а меню? – спросил портье, обращаясь уже не ко мне, а к даме: – «Френч-Канкан», «Тулуз-Лотрек»? Мой приятель рекомендует «Бэль эпок».

–   Что ж, последуем совету вашего приятеля, – радостно улыбнулась Лиля.

Мне стало неловко. Недотепа-парижанин, тем более, портье… Такое могли вообразить себе только действительно недотепы-россияне. Ну а честнее было бы сказать так в единственном числе. Мне как-то и в голову не пришло, что могут быть поистине неразрешимые проблемы с билетами. И я постарался хоть как-то восполнить свою несообразительность щедрейшими чаевыми.

Ужин и спектакль или просто спектакль… Конечно, было куда большим наслаждением восхищаться потрясающим зрелищем, переваривая жаркое из ягненка «Провансаль».

 Ревю «Феерия»… Да, представление было действительно феерическим. Необыкновенные костюмы: блестки, перья, стразы, красивейшие девушки, собранные со всей планеты: Дорис Герлз.

 «Любовь – это праздники жизни, а жизнь – это праздник любви» – не помню, откуда это, но праздник и в самом деле был незабываем.

Когда мы возвращались в отель, я поделился с Лилит своей мечтой: попутешествовать по «святым местам». Да, да, согласилась она со мной, это было бы невероятно здорово: увидеть Иерусалим, Стену плача.

Я так и не заснул в ту ночь. Наутро они уезжали. Мне удалось перехватить Лилю уже в фойе.

–  Я забыл спросить: вы замужем?

–  Нет, – покачала головой она. – Я разведена. У меня две дочери. Они здесь, со мной.

И рассмеялась моему изумлению.

–  Да, да, мы так решили на семейном совете. Небольшое наследство от моей бабушки: «домик в деревне». Но в зеленой зоне, не очень далеко от Москвы. Мы решили не менять ничего в своей жизни, просто позволить себе что-то невообразимое. С трудом, но хватило. Вы не одобряете столь безрассудный поступок?

–  Ну почему же? – пожал плечами я. – Но я хочу предложить вам нечто еще безрассуднее. «Иерусалим. Стена плача». Не согласились бы вы отправиться со мной в такую поездку?

–  Как-нибудь в другой раз. Быть может, не в этой жизни. В этой нам больше уже так не подфартит.

–  Вы не поняли, у меня есть деньги, – заволновался я. – Так получилось, что после смерти жены я остался совсем один на белом свете. В этой жизни. Дети взрослые, им не до меня. Так что мне ничего не нужно от вас, просто такое путешествие было бы для меня в чьем-то обществе гораздо приятнее и интереснее. Бог послал вас. Бог так решил, а не я.

Она посерьезнела, поколебалась некоторое время.

–  Вам сложно будет продлить отпуск? – удрученно спросил я.

–  Нет, это как раз самое легкое. Позвоню, договорюсь. Начальница – моя подруга. Я не такой уж важный работник, чтобы настолько быстро почувствовалось мое отсутствие.

Она подумала еще немного, затем вздохнула.

–  Хорошо, через три дня наша поездка заканчивается. Я поговорю с девчонками, решу все остальные вопросы. Если вы не передумаете к тому времени, как нам пересечься? Кстати, я совсем не подумала: а как же виза?

–  Я все утрясу. У вас есть сотовый телефон?

–  Да, один на троих.

–  Прекрасно. Я вам позвоню.

–  Ладно. – Она замялась. – Но если вы вдруг передумаете…

–  Я не передумаю, – прервал ее я.

ГЛАВА 4

Оставшись один, я попытался понять причины своего столь рискованного поступка. Однако поразмыслив хорошенько, не нашел в нем ничего безрассудного.

Волшебный ключик, полученный мною в банке Сосьете Женераль, внес в мою жизнь много перемен. У меня теперь появилась возможность повидать мир. Раньше, с теми деньгами, которые у меня были, об этом не могло быть и речи. Движим я был здесь в первую очередь не любопытством, а необходимостью посетить места, связанные с зарождением и расцветом мировых религий, я хотел посмотреть на них собственными глазами. Кроме того, путешествуя, проще было затеряться, а это обстоятельство тоже было немаловажно для меня.

То есть, Лилит поистине оказалась для меня подарком судьбы. Ничтожность дополнительных затрат, которые у меня появлялись, не шла ни в какое сравнение с тем, что я получал взамен. Мне надоело мое безмолвие, мне хотелось с кем-нибудь в предстоявшем путешествии делиться своими впечатлениями, наблюдениями, получить неограниченную возможность поговорить о России, поговорить по-русски. Меньше всего я думал о Лилианне, как о женщине, и не оттого, что она была на голову выше меня ростом и никак не смахивала на красавицу, просто то, о чем я говорил вначале, было для меня не в пример важнее.

Оставшись один, я тут же включился в работу, но не ту работу, которой занимался целый год, а куда более приятную: я обложился справочниками, туристическими проспектами, биографиями Пророков, богословскими книгами, священными текстами и принялся вычерчивать интересующий меня маршрут. Потом я понял, что если попытаюсь охватить весь круг своих интересов, то мне не хватит и года, в то время как необходимо было уложиться максимум в месяц, и принялся тщательно ужимать тот вариант, который поначалу был мной очерчен.

Три дня пролетели незаметно. Лилианна не подвела меня, хотя времени, чтобы поговорить, у нас было в обрез. Мы беседовали уже в аэропорту.

–  К сожалению, я вынуждена отказаться от вашего предложения, – вздохнула Лилит. – Моя старшая дочь поступает в этом году в институт, и хотя до сего знаменательного события еще почти полгода, к нему нужно готовиться очень тщательно. Если я уеду в столь ответственный момент, девчонки меня просто не поймут. Это не отговорки. У меня нет никакого комплекса, что вы оплачиваете мою поездку, я считаю это лишь продолжением того чуда, которое уже произошло со мной. Я долго анализировала вашу личность (было достаточно времени) и пришла к выводу, что, как бы это вам сказать поделикатнее сказать: вы не совсем тот человек, за которого себя выдаете, но, скажу откровенно, мне это тоже все равно, совершенно не пугает меня. Я почему-то уверена, что вы никогда не причините мне зла, и этого мне вполне достаточно.

Я молчал, разочарованный, хотя она была во всем права. Просто я смотрел на свою мечту, разлетевшуюся вдребезги, как упавший хрустальный шар, и даже осколки ее были необычайно красивы.

Лилит оглянулась на двух девчушек, стоявших в стороне, очень похожих на нее. Видно пора было поторапливаться. Однако из девчонок (младшая) показала большой палец и даже сделала жест другой рукой, будто присыпает его чем-то, старшая же, наоборот, многозначительно постучала себя по лбу кулаком.

–  Мне надо спешить, – сказала, повернувшись ко мне, Лилианна. – Но я не договорила. Отпуск у меня еще впереди, я потратила лишь отгулы. Так что, как только я освобожусь, я тут же вам позвоню. И обязательно приеду, если у вас к тому времени еще сохранится желание видеть меня.

Я хотел было возразить, но она предупредила меня, подняв вверх палец.

–  Можете не говорить, я понимаю, что к тому времени вы уже используете свой отпуск и вернетесь к своей работе. Но я вполне могла бы обойтись без всяких поездок, просто побыть вместе с вами, немного скрасить вашу жизнь. Я вам совершенно не помешаю. Не беспокойтесь за меня, я ничего не прогадаю: увидеть изнутри то, что я только что видела лишь снаружи… Уверена – впечатлений будет столько, что мне их все не переварить.

Я кивнул, тщательно маскируя свое разочарование.

–  Да, конечно, меня это вполне устроит.

Даже проверил, сохранился ли в памяти ее мобильного телефона мой номер.

ГЛАВА 5

Хрустальный шар – наверное, это прозвучало слишком вычурно, но трудно было выразить по-другому и красоту нашей встречи, и мое разочарование. Однако жизнь продолжалась и, может быть, так было к лучшему: идея поездки как паломничества, «путешествия по святым местам» разваливалась на глазах, едва я принимался что-то на ее основе выстроить. Израильская виза создавала для меня большие проблемы при въезде в Саудовскую Аравию, Иран. Посетить же после них Землю Обетованную означало привлечь к себе совершенно нежелательное для меня внимание МОССАД. Я уже не говорю о непрекращающихся терактах, сплошь и рядом перераставших в прямые военные конфликты. Жаль, ведь речь шла не об отдыхе, а о работе, мне многое необходимо было узнать, уточнить, проверить и перепроверить.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

Работа над «Книгой», как я уже говорил, поначалу шла очень тяжело у меня, однако к концу года я уже неплохо в ее постулатах ориентировался. Решение же следовать своим путем совершенно меня переменило. Я вдруг почувствовал, как у меня выросли крылья. И уверенность мою в себе, своей уникальности, уже ничем нельзя было поколебать. Вопросы буквально переполняли меня, но и открытия, откровения следовали одно за другим.

Несомненно, исключительно благодаря силе инерции, в запальчивости, так легко вскарабкавшись на вершину с «Книгой Вечной Жизни», я и написал первую главу «Слова Пророка». Затем работа застопорилась, до тех пор, пока я не нашел формулу, ставшую потом на долгое время путеводной звездой для меня: «Стань ведомым, и станешь влекущим».

Мне так и не удалось разгадать, что имел в виду Пророк, выбирая для себя такое имя, но я в нем обнаружил ключ ко многим своим открытиям.

Ведом своей целью. Выбери цель, неустанно следуй ей, и, в конце концов, она сама приведет тебя к себе.

Примерно так я рассуждал раньше, исходя из откровения – «Цель, осознанная, обладает способностью приближать к себе, сокращать время», но здесь мне открылся совсем другой путь, и даже одновременно два в одном: ведомый Богом и ведомый Пророком.

Я сознавал, что у меня есть заказчик, что моя работа хорошо оплачивается, и что я обязательно должен ее выполнить… но в чем же заключалась теперь она, моя работа?

Стать влекущим, ведомым я уже стал.

Что влекло меня самого? Я вдруг понял, что у меня нет ни малейшего желания предпринимать какие-либо паломничества. Самым большим моим желанием на тот момент, как это ни покажется странным, было поклониться Смерти – главной загадке человеческого бытия.

«Бог есть любовь», сказал Иисус, но мы ничего не поймем в этом откровении, если не переведем его из категории Морали в категорию Нравственности. Сознание тем, главным образом, и отличается от Жизни, что оно воплощается в реалии не инстинктом, и не рассудком, и даже не страстями, а в первую очередь чувством, главнейшим из которых является Любовь. Уберите это чувство из жизни человека, и он умрет, потому что ему не для чего станет жить. Чувством, следующим за Любовью, является Страх, как угроза потерять то, что ты любишь. Главнейшая ценность, которая есть у нас – наша жизнь, и значит главный страх наш – перед смертью.

Этот страх терзает нас от самого рождения, он и животный, и  моральный, но в первую очередь нравственный.

Невозможно найти человека, который никогда не задумывался бы о смерти, но всякий раз перед этой тайной сознание наше отступает, из тайны превращая его в табу. Мы утешаемся иллюзиями или откровенным обманом».

Ни одна религия не делает нас в этом вопросе свободными, но ни одна из них и не ставит перед собой такой задачи, поскольку прав был Аврелий Августин, восклицая: «Церковь должна заботиться не о том, чтобы сделать рабов свободными, но чтобы сделать их добрыми». Вот почему я и не нашел себя ни в одном из существующих в мире вероисповеданий.

«И все-таки мы смертны…» Смерть, смерть, смерть… как же она все-таки несправедлива!

«Но почему же мы так легко миримся с этим?»

Сколько раз я вопрошал древних в попытках найти ответ на этот вопрос!

     Соединилось и разъединилось, и

вновь  ушло,  откуда пришло:  в землю –

земля,  дыхание – в небо. Что тут страш-

                                         ного? Ничего!

Эпихарм

     Это боги устроили так, что всякий

 может  отнять   у  нас  жизнь,  но никто

не в состоянии  избавить нас от смерти.

Сенека

«Что тут страшного?» Но если нет страха, значит… не было и любви?

 «Я не хочу умирать!», сколько людей твердили до меня эту фразу, но безнадежно. Сколько веков! Прежде чем пришел человек, который рассказал нам о Вечной Жизни, провозгласив: «Право на бессмертие – неотъемлемое право каждой души, каждой цивилизации, более того – это единственная по-настоящему великая их цель. И не беда, что понадобятся для этого труды многих поколений – цель, осознанная, обладает способностью приближать к себе, сокращать время».

     Самое  ужасное  из зол,  смерть, не

имеет к нам никакого отношения; когда

мы  есть,  то  смерти  еще  нет,  а   когда

                                                 смерть наступает, то нас уже нет.

Эпикур

     Смерть  для  человека – ничто, так

как, когда мы  существуем, смерть  еще

не  присутствует, а когда присутствует,

                                     тогда мы не существуем.

Эпикур

Ах, как, оказывается, просто – спрятаться за игрой слов от «старухи с косой». Но следует отметить, что последующие словоблуды далеко превзошли лукавого жизнелюба в обмане.

     Жизнь подобна игрищам: иные приходят

на них состязаться, иные – торговать, а самые

                                     счастливые – смотреть.

Пифагор

     Смерть не есть зло. – Ты спросишь,

что она такое? – Единственное, в чем

                                                                                 весь род людской равноправен.

Сенека

"Быть равными в смерти – разве этого мало?" Да, действительно, смерть – великий уравнитель. Богатых не спасает их богатство, негодяев – их цинизм. Но в этой «справедливости» я почему-то нахожу для себя мало утешения.

     А что такое люди? – Смертные боги.

Гераклит

Нет, люди – не боги. Человек смертен, но это совершенно не мешает ему продлить свою жизнь настолько, насколько ему захочется.

     Бессмертные – смертны, смертные –

бессмертны;   смертью  друг   друга  они

живут, жизнью друг друга они умирают.

Гераклит

Это, пожалуй, самое загадочное и вместе с тем самое достоверное, что я нашел о смерти у древних. Этот путь, путь Вечной Жизни, Главный Путь, как определил его Ведомый Влекущий, так устроен, что человек один, идя по нему, не может достичь ничего. ("Вечная жизнь – это не состояние, это Главный Путь, он лежит прежде всего через осознание человеком своего величия").

И в то же время:

"Мы не войдем в Вечную Жизнь стадом. Каждый человек сам вправе решать: жить ему или умереть.

Вечная Жизнь невозможна для всех, она лишь для избранных. Тех, кто избрал себя для нее и упорно ей следует".

ГЛАВА 2

Неисповедимы пути, где лежат для нас наши откровения. Встреча с обыкновенной русской женщиной, посещение знаменитого кабаре сдвинули с мертвой точки мои изыскания. На данный момент все мои устремления сосредоточились на двух книгах: поэме «О все видавшем» или, как ее еще принято называть: «Эпос о Гильгамеше» и «Книге выхода днем», более известной, как египетская «Книга Мертвых».

Собственно, свое паломничество я хотел начать с Месопотамии, чтобы поискать духовные следы легендарного царя шумерского города-государства Урука, который, будучи сыном богини и человека, обделен был бессмертием, но страстно жаждал его. После долгих поисков мятущийся царь так и не достиг цели своих устремлений и примирился со своей долей. Почти пять тысячелетий отделяло меня от этого человека, я начинал тот же путь, хотя ничто так, как мои поиски, не приближало меня, на сей раз, к моей собственной смерти.

К сожалению, современный Ирак, на территории которого в свое время происходили указанные события, менее всего подходил для туризма: террористы, полицейские и армейские патрули – документы мои вряд ли могли бы выдержать тщательной проверки, особенно учитывая мою «канадскую» легенду. Поэтому я решил не рисковать.

Также умозрительно, виртуально, решил я побывать и в Египте. Не знаю почему, но мне казалось тогда и до сих пор кажется, что никто и никогда не был столь близок к гелекси, как древние египтяне. Никто и никогда, ни до, ни после них, не подходил так близко к истине Вечной Жизни. Думая о душе, они в то же время пытались настолько, насколько позволяли возможности того времени, сохранить после смерти свое тело. А пирамида – чем не Вавилонская башня? Надо отдать им должное: ни шумеры, ни египтяне не были материалистами, они и представить себе не могли, что человек рождается случайно, а умирает навсегда, что даже души наши смертны, однако жизнь земная не шла для них ни в какое сравнение с жизнью загробной. Идея Рая возникла впервые в зороастризме, и начала все больше совершенствоваться, оттачиваться в других религиях, все дальше уводя человека от действительного положения вещей. И лишь Ведомый Влекущий вернул нам истину в этом вопросе.

ГЛАВА 3

 «Кто, мой друг, вознесся на небо?

            Только боги с Солнцем пребудут вечно,

                                      А человек – сочтены его годы,

Что б он ни делал, – все ветер!»*

      ____________

*Перевод И. М. Дьяконова.

В безысходном отчаянии шептал я про себя эти строки из поэмы «О ВСЕ ВИДАВШЕМ». История Гильгамеша со слов Синликиуннинни, заклинателя».

Все было, как пять тысяч лет назад, но все было совсем по-другому. Легендарный царь Урука искал бессмертия для себя, я же искал его для всех людей. Гильгамеш просил бессмертия у богов,  он  надеялся, что они примут его в свой сонм, позволят ему им уподобиться. Он частично имел на это право, но боги по-своему решили его участь.

За  мной  не  было  богов,  только слова Ведомого Влекущего. И основные вехи, им отмеченные.

«Мы не войдем в Вечную Жизнь стадом. Каждый человек сам вправе решать…». Я решил жить.

«Вечная Жизнь невозможна для всех…». Я избрал себя, избрал солдатом Вечной Жизни и не собирался никуда с этого пути сворачивать.

«Следует стремиться к раю на земле, а не на небе…». Я выбрал землю. Навсегда. Скорее, она меня выбрала. Теперь мне предстояло открыть ее для себя и для других людей заново.

«Если рай не в тебе самом, то ты никогда не войдешь в него». Так провозгласил Ангелус Силезиус. Я жаждал узнать истину о Рае, и ничего так не

хотел сейчас на свете, как того, чтобы его врата как можно скорее открылись для меня.

«Первое, что ты должен осознать – мы живем в Аду…». Я уже не жил в Аду, Ад был вокруг меня.

«… если истинны твои цели». Я шел вперед, не оглядываясь. Я не сомневался в том, что рано или поздно кто-нибудь за мной да последует. Ибо… опять же, если верить Пророку – «нет другого пути».

Но, повторяю, я слишком хорошо понимал, что ничего не достигну из намеченного, если не преодолею в себе древнего, «ветхого» и даже «нового» человека».

     Мудрый! Обязан будучи жить среди

простого  народа,  будь  подобен  маслу,

плавающему     поверх     воды,    но   не

                                                              смешивающегося с оною.

Пифагор

     Быть мудрым означает умереть для

                                        этого мира.

Аврелий Августин

«Из великого множества изречений об уме, глупости и мудрости я выбрал только этих два, как крайности. В каком же из них была истина? Думаю, как всегда – посередине.

Богоискательство и богостроительство. Идеал и догма. В своих поисках, отталкиваясь от «нового» человека, я не пошел дальше, а наоборот, следуя указаниям Пророка, повернул вспять. Я прошел равнодушно мимо человека родового – «избранного», «ветхого» и остановился возле человека античного, найдя именно в его представлениях о мире свой «полосатый пограничный столп». Собственно, было бы странно, если бы я поступил иначе.

Я начал сокрушать в своем сознании истуканов-идолов, но не во имя Христа – зачем было повторять период, уже человечеством пройденный? Ибо человек ничем не пожертвовал тогда, он взял всех своих идолов в христианство вместе с собою. С той лишь разницей, что из богов, божков большей частью они стали ангелами, демонами, злыми духами, дьяволами. Церковь не растерялась, включила их в свой арсенал, как дополнительное, мощное средство воздействия на верующего человека.

Человек – тварь божья или частичка Бога? Вот что стало для меня сейчас основным вопросом. И я вовсе не занимался мудрствованием, я искал здесь для себя ориентиры, руководства к действию.

Я не хотел больше быть жертвою, жертвоприношение в любом его виде вызывало во мне отныне лишь отвращение и резкий протест. Несмотря на то, что я стал маслом, маслом поверх воды (Пифагор) и мертвецом для этого мира (Августин), у меня не было ни малейшего желания закрыть собой какую-нибудь амбразуру. Наоборот, жажда жизни с тех пор, как я вышел из полумрака, начала определять все в моем сознании.

Я поднимался с колен, я не хотел больше быть «коленокопытным», рабом, а уж тем паче – «венцом творения», и сам удивлялся той силе, энергии, стремления к действию, которые отныне переполняли меня.

Однако вскоре, как и следовало ожидать, наступил отток. Вызван он был опустошением, которое слова Пророка произвели в моей личности – во мне образовался вакуум, который грозил взорвать меня, если я его срочно чем-нибудь не заполню.

Но чем я мог наполнить его? Новой ложью? То, что поселилось в моей душе, требовало осмысления, а у меня, к сожалению, совершенно не было времени ждать».

«Как бы мы ни старались, в существующих представлениях Человека о Боге невозможно отделить языческое от духовного, одно только определение «раб божий» способно низвести нас не только до рабского, но даже до скотского, состояния, ибо понятия «рабство» и «Вера» несовместимы».

Жертвоприношение до сих пор является важнейшим элементом не только Общества, Культа, но и одной из важнейших составляющих Личности (Либо ты приносишь жертвы сам, либо приносят в жертву тебя).

Дикость, насилие, варварство не только не искореняются, а наоборот, насаждаются, все более становясь нормой жизни.

Я уже не говорю о раздвоении. Люди говорят одно, а делают совсем другое: поступки их часто совершенно противоположны их высказываниям, а порой даже и намерениям. Никто не озабочен поиском Истины, а уж тем более – служением ей. Люди тонут ежедневно и ежечасно в потоках лжи, низвергаемых на них и извергаемых ими самими.

Но наряду с болью существо мое наполняется счастьем. Я не вижу отныне врагов вокруг себя. Совершенно чужие люди становятся мне вдруг близкими и понятными. Они пока еще чужие, но уже не чужды мне.

Я отрываю глаза от страниц «Книги» и не устаю удивляться, как каждое слово, почерпнутое в ней, взрывает мое сознание, меняет мою личность, и очень надеюсь на то, что когда-нибудь, хоть немного, точно также оно изменит и окружающий меня мир».

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 4

Я не успел, конечно. Меня охватило вдруг острейшее чувство одиночества, налицо были и все признаки надвигавшейся депрессии. Как следствие – работа над «Словом» почти полностью сошла на нет. Я понял – нельзя столько времени безнаказанно заниматься самоедством, пора хоть ненадолго выбраться из своей норы.

Первое, что я попытался преодолеть в себе – страх разоблачения. В Европе разгуливало в то время столько нелегальных иммигрантов вообще без какой-либо видимости документов и что же им грозило при задержании? В худшем случае, высылка из страны. Но перед этим несколько месяцев бесплатного жилья, питания, их даже развлекали, учили языку страны пребывания, основам ее законодательства, давали деньги на карманные расходы. Сколько людей подобной дармовщинкой пользовались – просто не сосчитать. Что говорить обо мне при моих-то деньгах? Я мог нанять кучу адвокатов для проволочек, в очередной раз обзавестись новыми документами, изменить внешность, притвориться, что страдаю амнезией – потерей памяти. В общем – на голове ходить. Но я был предельно осторожен. Пожалуй, слишком осторожен и, осознав это, тотчас же из своего анахоретства бросился в другую крайность: искал общения, перемены мест, везде, где только мог их найти.

Я бесцельно бродил по улицам города, о котором еще утром не имел ни малейшего представления, знакомился с совершенно незнакомыми людьми в кафе, барах, при осмотре достопримечательностей. Перемещался неустанно: из Бретани в Нормандию, из Прованса в Бургундию, всякий раз поражаясь, насколько разнообразна Франция, а ведь помимо нее было множество и других замечательных стран.

В бесконечных разговорах, где темы, мнения менялись как в калейдоскопе, общении с природой, которая буквально ошеломляла своей первозданностью и величием (с ума сойти, к примеру, как прекрасна та же Бретань (древняя Арморика): Канкаль, Динар, Сан-Мало, Прентиви, Киберон – я облазил там каждый уголок), я быстро забыл и об одиночестве, и о депрессии, даже творческий кризис исчез сам собой, повис легкой дымкой на горизонте.

     Чудеса противоречат не

природе, а известной нам природе.

Аврелий Августин

Вот эти два рычага: отрицание сверхъестественного в чуде и открытие, как основной путь познания, как раз и довершили происходивший во мне процесс. Мой вакуум стал быстро заполняться, но я был поистине бездонной бочкой, ничто уже не в состоянии было меня вдребезги разнести.

Как раз в это время я и получил весточку от человека, о котором уже успел забыть совершенно, отослав воспоминания о нем в самые глубокие кладовые своей памяти.

ГЛАВА 5

Я был не просто раздражен, я был в ярости. Действительно, более неподходящий момент для подобного звонка трудно было и представить, тем более, сейчас, когда я начал, наконец, выходить из тупика. Вот почему первой моей реакцией было наплевать на какие бы то ни было обязательства и обещания, и попросить Лилианну отложить на неопределенное время предполагавшийся ее визит. Затем я сумел все-таки взять себя в руки и даже изобразил в разговоре по телефону какое-то подобие любезности. В конце концов, она ведь сама предполагала возможность такой ситуации и пообещала не быть обузой. Что я терял? Пусть делает все, что ей заблагорассудится: попутешествует по стране, накупит себе каких-нибудь тряпок, сувениров, я никогда не был жмотом. Главное – не дать понять человеку, что он в тягость, поактерствовать даже, если понадобится. В конце концов, вся моя жизнь с некоторых пор стала сценой с постоянно открытым занавесом.

Однако я, конечно же, себя переоценил. Одно дело болтать не пойми о чем где-нибудь за кружкой пива с совершенно незнакомым человеком и совсем другое – перспектива прожить бок о бок целый месяц с человеком, который прекрасно понимает не только твой родной язык, но любую шутку в нем, намек, отсыл, аллюзию.

Мы встретились там же, где и расстались несколько месяцев назад – в Руасси, в аэропорте Шарля де Голля. Лилианна сразу отметила резкую перемену в моем отношении к ее приезду, но была, как видно, подготовлена к ней. Она определенно ехала не просто за границу, а к человеку, к которому была неравнодушна. Все в ее внешности, одежде было продумано до мелочей. Настолько, конечно, насколько ей позволяли средства. И нужно было быть последним скотом, чтобы не оценить такое.

Мне ничего не оставалось другого, как только смириться. Мы поселились в скромном, но вполне уютном отеле, затем посидели немного в ресторане, где я, перво-наперво, попросил Лилю составить список мест, которые она желала бы посетить.

–  Понятно, – с усмешкой кивнула она, разделываясь с esturgeon a la broche – осетриной, жаренной на вертеле, так, как будто это было для нее самым обыденным делом. – Хотите отвязаться от меня? Вообще-то, мы договаривались, что я буду всего только вашей тенью, но если вам понадобится отослать меня куда-нибудь на день, на неделю, даже на месяц, что я наметила с вами провести, я не вправе возражать. Желательно только, чтобы вы не отослали меня обратно в Москву.

Мое молчание было достаточно красноречиво.

Утром, когда я проснулся, на столе меня ждал завтрак. Лилианна с утра сходила на рынок, на крохотной кухоньке в нашем номере заодно сварила и обед. Поприветствовав меня и обозвав «соней», она с самым будничным видом собрала мое грязное белье и отнесла в прачечную самообслуживания. В конце концов, исчезла и не появлялась до конца дня. Послонявшись по номеру, я все-таки достал свой ноутбук и через некоторое время забыл обо всем на свете. Не знаю, что нахлынуло на меня, но пальцы мои так и носились по клавишам, как будто бы мне и не принадлежали.

Так продолжалось дня три, а затем я сам заскучал по своей гостье, которую практически не видел. Следы ее заботы были повсюду, но она так выстраивала свое время, что мы с ней практически не сталкивались. Я по натуре «жаворонок», «соня» – это совершенно не обо мне. Вот почему к обеду я обычно выдыхаюсь и, опустошенный, испытываю огромную потребность восполнить хотя бы частично то, что из себя излил. Так что Лилианна пришлась тут как нельзя более кстати. Однако я совершенно не ожидал того, каким необыкновенным стимулом будет для меня общение с человеком с моей родины, на родном языке да еще с каким-то своим, недоступным для меня, видением того мира, в котором я уже больше полгода волею судьбы находился. Но дело было даже не в том, дело было в самой этой простой русской женщине.

Так пришла любовь, и все вокруг изменилось. Многое из того, что я не мог понять у Учителя, что никак не мог осознать в себе самом, теперь, благодаря нежданно-негаданно нахлынувшему чувству, стало вдруг простым и естественным, без слов объяснимым, органической частью моего существа. Ведь как я ни изощрялся раньше в своих поисках, какие усилия ни прилагал, происходило странное: чем ближе я подбирался к себе истинному, тем дальше отдалялся от того мира, в котором жил. Он становился вдруг не просто чужим, но во многом даже и враждебным для меня. Постоянно возникали вопросы: что делать, как дальше жить? Как устраиваться в новом своем качестве в мире, который, в отличие от меня, не изменился ни на йоту?

В разговоре с клерками я назвал гелекси «людьми второй оболочки», но сам-то я был из плоти и крови. Как-то так получилось, что я забыл об этом, увлекся новыми идеями, слишком во многом стал жить неким неопределенным будущим. Которое уж точно было не мое – слишком было отдалено во времени от моих насущных проблем.

Теперь, наконец, все встало на свои места.

И я не мог предать себя, нас, решив осуществить нашу мечту хотя бы частично.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

               МИГ

Там в капельках роса

И серебристый ключ,

Открой на мир глаза –

Мгновенье не вернуть.

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Роман-хроника

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА I

Как тишина есть отсутствие всякого шума,

нагота – отсутствие  одежды,  болезнь – отсут-

                                                                          ствие   здоровья,  а  темнота – света,  так и зло

есть  отсутствие   добра, а  не   нечто,  сущест-

                                                                           вующее   само  по  себе.

Аврелий Августин

Средства борьбы со злом

оказываются иногда хуже, чем самое зло.

Публилий Сир

Конечно же, я выбрал Египет. Что нового для себя я мог бы почерпнуть, скажем, в том же Израиле? Тысячелетние догмы, которые я сейчас с такой легкостью опровергал? Нет, меня интересовало совсем другое: поиск, неистовство мысли и, главным образом, наверное, тот роковой и крайне любопытный для меня момент, когда этой мысли наступили на горло, приговорив мир к христианству и горделиво провозгласив: отныне мы знаем все, что нам только нужно знать.

Впрочем, первое впечатление от родины пирамид и фараонов было для меня поистине шоковым. От великой цивилизации, когда-то на тысячелетие, как минимум, опередившей остальной мир, да и до сих пор во многом неразгаданной, мало что осталось.

Страна никак не могла выйти из политического кризиса, находиться в ней было отнюдь не безопасно.

Мы прилетели в Хургаду, и с первого же дня все пошло наперекосяк: нам не повезло с отелем, с окружением, лично меня раздражало вообще все вокруг. Первым моим поползновением было немедленно удрать отсюда. Однако стоило только удалиться на пару десятков километров на такси, как я понял: единственный выход – тут же вернуться обратно. Жара была невыносимой, антисанитария такая, что трудно себе и представить, машины, машины, машины и… никаких правил дорожного движения.

Положение мое осложнялось еще и тем, что я был здесь не один, а, в сущности, в связке с незнакомым, чуждым мне человеком. А оттого даже решение о том, чтобы сесть в первый попавшийся самолет и улететь отсюда куда угодно, хоть к чертовой матери, я не мог принять в одиночку.

Два дня я просидел в номере, не в силах разрешить эту проблему. К счастью, Лилианна понимала мое положение и старалась, без крайней нужды, не досаждать мне. Больше всего меня поражало в ней чрезвычайно редкое для женщины качество: она умела быть незаметной.

Сама она ориентировалась прекрасно в этом театре абсурда: приучилась говорить только по-английски: русская речь здесь сразу же вызывала повышенный ажиотаж – легкая добыча! На тебя набрасывались со всех сторон и старались всучить все, что только можно, а то и просто тянули и тянули руку: «Дай! Дай денег!»

Никогда не таскала с собой сумочку: «Нет денег! Нет! Извините! Вы очень любезны! Я очень люблю Египет! Я в восторге от вашего обслуживания». Неустанно повторяла эти фразы, как попугай (попугаиха), мило всем улыбалась и вообще несла такую ахинею, что даже самые закоренелые попрошайки буквально шарахались от нее, как от зачумленной.

Время – лучший подсказчик и, наконец, я потихоньку стал выбираться из тупика, который, как я понял, присутствовал лишь в моем воображении. Поразмыслив как следует, я пришел к выводу, что у меня есть только три варианта выхода:

как я уже говорил, немедленно уехать, осознав свою ошибку;

просто посвятить все время отдыху, проводя его на пляже у моря - здесь, под неусыпным надзором охранников, мы были надежно ограждены от всех проблем;

наплевать на осторожность, быть здесь самим собой, вычертить свой собственный маршрут и неукоснительно ему следовать, при необходимости разделяясь с Лилианной, затем, к вечеру, встречаясь и делясь впечатлениями.

Конечно, я выбрал бы третий вариант, однако он напрочь исключал тот образ жизни, который я вел последние полтора года, и в который успел вжиться до мозга костей. Главным правилом было – ни в коем случае ничем не выделяться, быть серенькой мышкой, таким, как та толпа, которая меня окружала. И у меня были все основания для того, чтобы так себя вести и впредь.

В своих «откровениях» я пока не упоминал об этом, но слежка за мной началась практически сразу же, как только я пересек границу Франции. Поначалу, конечно, мне и в голову что-либо подобное не приходило. Потом я стал замечать слишком пристальное внимание к своей особе, и начал выделять в нем наиболее характерные особенности.

Прежде всего, их было много, этих людей. Пожалуй, даже слишком много. Все они были аборигенами: никто не тащился за мной из города в город. Однажды, оторвавшись от очередного своего преследователя, я ради любопытства решил из своего укрытия понаблюдать, что тот, потеряв свой «объект», дальше станет делать. Реакция горе-сыщика поразила меня: он вовсе не выглядел отчаявшимся, растерянным, вообще не проявлял ни малейшего желания продолжать дальше свои поиски. Просто доложился кому-то неведомому по мобильному телефону и преспокойненько отправился восвояси. Но уже через пять минут у меня на «хвосте» висел другой человек, на сей раз премиленькая девушка, с которой я совсем не против был бы ненадолго отвлечься, немного поболтать. Но, как видно угадав мои намерения, она с невероятной легкостью ускользнула от меня, передав дальше по эстафете.

Так получилось, что детство свое я провел у реки. Особенной общительностью я уже тогда не отличался, так что свободное время предпочитал проводить не со сверстниками, а на природе, чаще всего на рыбалке. Там-то и выработалась у меня феноменальная реакция на малейшие изменения в окружающем меня «пейзаже». Вот отчего любой неадекватный интерес к себе я ощущал моментально, чисто интуитивно.

Что меня еще поразило?

Эти люди никогда не наблюдали за мной парами или компаниями, только поодиночке.

Все они были жуткими неумехами и дилетантами в своем деле, да и откуда можно было набрать столько профессионалов?

Постепенно я стал их разъединять, точнее – объединять в две разные группы. Как я понял со временем, это как раз были все те же, прилипшие ко мне, как банный лист к одному смешному месту, «друзья» и «враги». Причем, как ни странно, именно «враги» были самыми большими недотепами, однако, что характерно, и те и другие были прекрасно технически оснащены. Можно даже сказать, что они не столько наблюдали за мной, сколько фиксировали мои малейшие телодвижения.

Как бы то ни было, то, что происходило, было слишком невероятно. Стоит ли удивляться, что долгое время мои размышления на сей счет казались мне параноидальным бредом. А вот здесь, в Египте, неожиданно исчезли, как соглядатаи, так и «параноидальные тополя» на «темных аллеях», сродни описанным Иваном Буниным, в моем сознании. Создавалось впечатление, что я никому вообще тут не нужен и не интересен. Вот почему я решил все-таки рискнуть, наплевав на осторожность.

Теперь оставалось только придумать, как реализовать свое намерение. Что само по себе было не просто. Болтаться вдвоем по столь проблемной стране было, как я уже упоминал, и нерационально и небезопасно, однако и мысль о том, чтобы присоединиться к какой-нибудь туристической группе была для меня совершенно невыносима. Выбор был только один, и он с самого начала был сделан: индивидуальный тур. С тем мы и отправились с Лилианной в ближайшее туристическое агентство. Как я и предполагал, сначала был полный отказ, даже возмущение. «О нет, сейчас такой наплыв туристов (где они, интересно?), при всем желании мы не можем вам подобную услугу предоставить!» Затем дело свелось, как всегда в подобных случаях, к деньгам, и тут же появились кандидатуры. Однако ни один (одна) из этих претендентов ни в малой мере не устраивали нас, тщетно туроператоры щелкали мышкой компьютера: нам нужен был человек, который не просто помогал бы нам отбиваться от местного, весьма навязчивого, сервиса, а, насколько это возможно, вообще отгородил бы нас от него.

Наконец я понял, что мои претензии нереальны и решил, что не остается ничего другого, как только продвигаться по намеченному маршруту одним, на собственный страх и риск. В этот момент как раз и появилась пани Гражина. Просто из одного турбюро, в котором мы уже безуспешно пытали счастья, нам позвонили и сказали, что есть как раз то, что нам нужно.

С этого момента дальше все совершалось как по волшебству, никаких проблем у нас больше вообще не возникало. Даже когда что-то нас удивляло, все равно в итоге оказывалось, что так и только так все и должно было быть.

Почему полячка? Да потому что Гражина знала в совершенстве русский язык, а уж коли экскурсии, то пусть они будут на достаточно высоком уровне, чтобы мы все понимали (я беспокоился больше за себя, нежели за Лилианну).

Зачем нам на двоих целый микроавтобус? Но он был оборудован с таким расчетом, чтобы свести к минимуму неудобства, которые в неисчислимом количестве вставали между нами и теми достопримечательностями, которые мы хотели увидеть.

Муж Гражины – Рамзес (имя наверняка не настоящее, но туристам нравилось, добавляло экзотики, мы против него тоже не возражали), являвшийся также шофером нашего шатра на колесах, брал на себя все переговоры с аборигенами, в случае необходимости охотно демонстрируя свою могучую фигуру и рост два с лишним метра.

Мы ничего не понимали в том, что могло соединять этих людей: изящную, интеллигентную пани из Вроцлава, типичную католичку и свирепого на вид египтянина-копта. Однако они относились друг к другу с таким вниманием, с такой нежностью, что можно было просто истечь слюнями от зависти, если бы мы с Лилианной не находились на самом пике наших отношений.

Наш автобус был поистине маленькой крепостью, в которой присутствовал даже кондиционер (что могло быть важнее в стране, большую часть которой занимает пустыня?). Сиденья сзади раскладывались и, с помощью каких-то нехитрых приспособлений, превращались в две вполне сносные кровати (незапатентованное, а может, оформленное по всем правилам, но не нашедшее широкого применения, изобретение какого-то местного умельца), минибар, а с водой здесь по той же причине – пустыня, были очень большие проблемы. В ответ на наши ахи-охи Гражина сразу объяснила нам, что имеет дело только с достаточно богатыми туристами, в основном, немцами, и одно из качеств, за которые ее так уважают клиенты – она им экономит кучу денег. Не случайно, первым делом она поинтересовалась, сколько за нее запросило то злополучное турбюро, которое нам ее сосватало, а узнав, тут же попросила мужа развернуть машину и устроила грандиозный скандал сидевшему в офисе менеджеру. Мы получили колоссальное удовольствие, слушая с разинутыми ртами ее виртуозную ругань на арабском и наблюдая очень смешной спектакль, но сами от этого не выиграли ни гроша, все досталось актерам (в решающий момент, откуда ни возьмись, появился гигант Рамзес и уставился на менеджера немигающим взглядом своих горящих, как два маленьких уголька, глаз), с таким рвением отстаивавшим свои интересы.

С этого момента желания уехать, так ничего и не посмотрев, у меня больше не возникало, мы с Лилей действительно почувствовали себя под надежной защитой. А деньги… скупой платит и дважды, и трижды - столько, насколько глупость в нем сочетается с жадностью.

Но, конечно, расслабляться нельзя было. Первым делом я согласовал с Гражиной маршрут, дав ей понять, что, хоть я и никогда не был в Египте, но турист бывалый и к поездке подготовился основательно. Гражина быстро поняла это, но свою дань уважения проявила несколько необычно: она тщательно расписала на дисплее ноутбука каждый день нашего маршрута, проставила везде цены, вывела итог, а затем подсчитала и общую сумму. Затем подала это нам с Лилианной. Лиля лишь развела руками, я же что-то вычеркнул, что-то дополнительно включил и вернул компьютер нашей очаровательной «пани». Она кивнула, добавила в импровизированный прайс- лист графу «непредвиденные расходы», затем вывела получившееся с ноутбука на бумагу и дала нам на руки распечатку вместе с массой буклетов и прочего рекламного мусора. Оставалось только молить Бога, чтобы все это не оказалось надувательством, а действительно воплотилось в жизнь.

–  Потрясающе! – сказала Лилианна, когда мы уселись в креслах небольшого уютного номера на двоих, (Гражина первым делом переселила нас в другой отель), в банных халатах, разморенные после контрастного душа. – Теперь я верю, что ты действительно бизнесмен. Это просто сказка по сравнению с тем, что я слышала от моих знакомых, которые здесь бывали. У некоторых из них тут были сплошные неурядицы, когда они пытались строить свой отдых индивидуально, у нас пока их совершенно нет. (Перед тем, как выйти из автобуса, Гражина нас предупредила, чтобы мы не брали никаких напитков из холодильника в номере (умопомрачительно дорого!), что пронести в отель напитки, купленные в другом месте, совершенно невозможно – охранники буквально обыскивают постояльцев у входа, и вообще это не наша забота, все проблемы она берет на себя, мы будем всегда и везде обеспечены всем, чем нужно. Что не стоит гнаться за пятизвездочными отелями, иногда вполне достаточно и трех звезд, а вообще оптимальный вариант – это четыре звезды, ну и много всякой другой полезной ерунды. Поздновато немного, мы имели «счастье» в этом убедиться, взглянув на счет, когда выселялись из своего прежнего отеля. Принцип «все включено» оказался полным надувательством.

Все складывалось настолько удачно, что в какой-то момент я задумался: а может, права Анюта: уж коли у меня такие способности вести дела, зачем мне вообще богословие? Но я быстро прогнал эти мысли. Хоть я и вычищал из себя в последнее время поганой метлой суеверия, зачем Бога гневить?