Форум

       ПОПУТЧИЦЫ                          

      -Дочура, просыпайся,- он осторожно и ласково погладил ее по голове. –Сплюшка, просыпайся… Вставать пора, сонька.

      Дочь, не открывая глаз, повернулась на другой бок, потянулась всем тельцем.

      -Доча, вставай, я подарок тебе принес.

      -Какой подарок?- не оборачиваясь, сонно спросила она.  Вставать не хотелось. Ей так нравились эти длинные утренние побудки! Ласковый тихий голос отца потихоньку вытаскивал ее из дремоты, из этих никому не понятных снов, возвращал к реальности. И эта отцовская рука… Гладила и гладила по голове… И пахло от нее вкусно- вкусно! Терпкий аромат въевшегося в кожу трубочного табака казался густым и осязаемым. Но сейчас к нему примешивался еще какой-то еле уловимый необычный запах. – Какой подарок? Давай!-  она протянула назад, к отцу, руку с раскрытой ладошкой.

      И через секунду испуганно отдернула: что-то шершавое и теплое ткнулось в нее.

      -Ой!- она пружинкой села на постели.

      -Это тебе, Галчонок…- отец обнял ее за плечи, прижал спиной к себе. А сердце дочурки зайчиком сквозь пижаму: тук- тук, тук- тук… - Знакомься: ее зовут Эльза. Она - немецкая овчарка. Подружка твоя будет… И подружка, и защитница…

      Галя протянула руку к собаке. Та снова лизнула ее в ладошку и замерла. Девочка несмело потрогала холодный и мокрый нос Эльзы и погладила по лобастой мохнатой голове.

      -Папка-а… А сколько ей годиков?

      -Два, доча… Но это их, собачьи годы… А в переводе на человеческие- 14 лет. У собак каждый год жизни, как семь лет у людей…

      -А мне только восемь… Значит, она старше меня… А она правда будет со мной играть?- дочка вопросительно повернула голову к отцу.

      -Правда. И все твои просьбы выполнять будет.

      Отец продолжал обнимать ее и слышал, как громко и часто стучит от радости ее сердце.

      -Все, все, милая, вставай. Мамка такую вкуснятину приготовила! Иди, умывайся. Заодно и Эльзе все покажешь.

      Галчонок живо сползла с кровати, зашарила ногами, ища тапочки.

      А отец все продолжал ощущать у себя в ладонях биение дочкиного сердца и с улыбкой смотрел ей вслед.

      «Тук- тук, тук- тук» в унисон с сердцем отстукивала по стенам палочка в дочкиной руке.

      Рядом шла собака - поводырь и настороженно принюхивалась к незнакомым пока для нее запахам. И внимательно слушала свою, на всю жизнь, наверное, попутчицу.

Цитата от Rainbow (02-01-2015 11:13):

      ДВЕ МИНУТЫ ФАТУМА

      -Все, согрелся? Давай на пост!- скомандовал старший.

      -Товарищ капитан! Да чего там выстаивать?! Одна машина за десять минут!..

      -Ты давно у нас работаешь, лейтенант?- капитан развернулся к нему.

      -Полгода.

      -Камеру эту видел?- он кивнул на лобовое стекло. – Так что встал- и пошел!..

      Лейтенант Сивцов тяжело вздохнул,  натянул на голову тяжелую промокшую кепку.

      -И свисти там поменьше - денег не будет. Да и не слышат они тебя… Палочкой помахивай, грейся,- мрачно пошутил напоследок капитан. – Жилет не забудь.

      Сивцов вылез из машины. В бытие цвета «мокрый асфальт». Серое небо. Серые октябрьские деревья. Серая дорога. И тоскливый мелкий дождь, идущий четвертый час подряд.

      Нехороший это был участок. Гробились здесь постоянно. Через сто метров от поста начинался крутой опасный поворот. А перед поворотом на протяжении трехсот метров - уйма угрожающих знаков: и «Опасный поворот», и  «Обгон запрещен», и ограничение скорости до 30 километров… Все - равно гробились! И обгоняли, и скорость не снижали… Пока начальство не удумало несколько раз в неделю пригонять сюда передвижной пост. Волей- неволей, а правила при виде инспекторов публика старалась соблюдать.

      Аварии прекратились. Но начальство пост не снимало, стараясь привить водителям устойчивый условный рефлекс. Сегодня в виде раздражителя выступал насквозь промокший лейтенант Сивцов.

      Озябший «раздражитель» тормозил каждую пятую по счету машину. Просто решил так для себя: каждую пятую… Проверял документы, заглядывал в кузова и багажники… И так в течении часа. Затем обсыхание, согревание и никотиновое отравление в дежурной машине в течение десяти-пятнадцати минут - и опять на дорогу…

      Во, пятая!.. Черный «форд»…

      -Фу-у!- устало и нервно  выдохнула из себя девушка.  – Чуть было не уложила этого сучонка! Еще бы минута - и точно кончила бы!.. Чего он к тебе прискрёбся?

      -Убери «пушку», дура! Что за манера: за оружие хвататься? И дай полотенце из «бардачка»…

      Девушка засунула пистолет во внутренний карман куртки, подала водителю полотенце.

      -Чего ему надо было?- повторила она вопрос. – Деньжат срубить захотел?

      Напарник вытер полотенцем мокрые волосы.

   -Обычное дело… Проверка… Угнали, говорит, похожий «форд»… Мент как мент… Только мокрый очень!- хохотнул он. –Прикури мне, руки заняты… И рожа простецкая… А ты сразу за ствол! Так и «дурь» до «хозяина» не довезем, по трупам выследят…- Он зачмокал губами, раскуривая тухнувшую сигарету. –Мент как мент…- опять повторил он. –Пусть живет… Повезло.

      -Ну, что там?- еле сдерживая зевоту спросил капитан.

      -Да все нормально.  Документы проверил, багажник… В свадебное путешествие ребята едут.

      Сивцов держал в руках кепку и жилет  и оглядывался: куда бы их положить? Под ноги уже натекло полный коврик.

      -Самое то-о-о,- капитан все-таки зевнул во всю ширь. –По такой-то погоде… Только и женихаться в гостиницах…

      -Нормальные ребята…

      Лейтенант  положил вещи под ноги, на коврик.

      -Все, едем. Печку включить? Замерз, поди…

      -Нормально, обсохну…

      На самом деле Сивцова колотило. Дрожь волнами накатывалась снизу по спине к затылку. Казалось, даже волосы шевелятся.

      Он закрыл глаза, откинул голову на подголовник. Машина тронулась.

      Тихо урчал двигатель. Шелестела лопастями печка. Шипела рация, настроенная на полицейскую волну. Долдонил невнятно о чем-то капитан.

      Смена, скоро смена… Домой… Трясет-то как всего! Простыл, что ли?  Что ж за день такой тягостный выдался?! И пост на куличках, и погода собачья, и капитан этот в напарниках… Ох, Господи, жить не хочется! Умереть бы…

      Он еще немного поворочался и провалился в сон.

      Очнулся от громкого говора.

      -…Как где? В часть едем, пересменка скоро!- отвечал капитан по рации.

      -Шестой, у вас авария на 76-м километре. Как раз за вашим постом. Возвращайтесь. Водители позвонили с трассы…

      -…!- выругался капитан, разворачивая машину.

      -… «форд» черного цвета,- продолжала бубнить рация. – Слетели в кювет при обгоне. Два трупа: девушка и парень…

      Сивцов вжался в сиденье, закаменел.

      -Господи! Это же я их!.. Задержал бы подольше - никакого бы обгона не было! Про поворот предупредил бы… Пожалел, дурак, водилу: «насквозь промокнет, жених»… Пожалел, дурак, пожалел, называется!.. Эх, судьба - паскудница! Две минуты!!! Две минуты…

      ЧЕТ-НЕЧЕТ… ОРЁЛ-РЕШКА…

      Июльское вечернее солнце замерло над горизонтом малиновым  гипертоническим лицом и всё не решалось  уйти на покой. Волна вкрадчиво, по-женски – ш-ш-ш, ш-ш-ш – ластилась к берегу. Слажено, как «Виртуозы Москвы», цикадили цикады в камышах. Струйка дыма от тлеющего костра изгибалась стриптизёршей, медленно исчезала в потемневшем небе. Лениво вылуплялись звезды.

      Муля дёрнулся во сне, открыл ошалевшие глаза и громко, со стоном зевнул. И вновь завалился на бок.

      - Спи, родной, спи.

      Ладонь Сергея ласково погладила узкую игрушечную мордочку пса, затем передвинулась ниже и почесала тому живот. Мулины глаза блаженно сомкнулись.

      - Ты с ним чуть ли не спать готов на подстилке, - ухмыльнулся Денис, подвинул котелок на угли. – Как с малым возишься…

      Сергей покосился на него. Вытянул из костра тлеющую ветку, прикурил.

      - Ему сейчас четырнадцать  лет, - ответил он глухо Денису. – Через год-два помрёт. И накой ему после этого любовь моя? – Сергей вопросительно посмотрел на собеседника.

      Тот смутился.

      - Да я не об этом!.. Просто… и целуешь его… и жрать: сначала ему, потом – себе… И гладишь, и разговариваешь… В строгости должна быть собака! А то… Иждивенец вырастит. В грош  тебя ставить не будет.

      Муля приоткрыл один глаз и приподнял ухо, но через секунду вновь захрапел.  

      - Зачем ему строгость?  Он больше нас с тобой в этой жизни понимает, а ты: «в строгости»… Это нам узда нужна, а не ему.

      Денис опять глупо хохотнул и разлил спиртное по кружкам. Сергей принял дозу свободной рукой, поднял торжественно.

      - Я, Дениска, за Мулю предлагаю выпить, за спасителя моего!

      Денис остановил кружку у самого рта, посмотрел недоверчиво на Сергея.

      - Жизнь он мне спас, Дениска. Жизнь. А ты говоришь: строгость… - И Сергей залпом выпил водку.

      Тьма незаметно сгущалась. И звезды заискрились, заблестели, как чешуйки на мокрой гальке. Стихли цикады. О чем-то прокричала напоследок засыпающая пичуга. Засновали бесшумными дельтапланами летучие мыши. Негромко сердился закипающий чайник.

      Мужики некоторое время  молчали, прислушиваясь к природе и своим организмам.

      - Хорошо пошла,- констатировал, наконец, Сергей. – Давай ещё по одной.

      - Давай,- легко согласился Денис. – А что за история у тебя была,  дядь Сереж? Почему я не в курсе? 

      - А ты тогда еще маленький был, не помнишь этого.

      - Дядь Серёжа, расскажи. Сам же заикнулся! Не тяни…

      У Дениса, и вправду, засвербело внутри: друг семьи чуть не погиб, а он, как троюродный, ни сном, ни духом!..

      Сергей не торопился. Не вальяжничал, не кочевряжился, как иной рассказчик, просто водка «стыла», а впереди вся ночь. Успеем ещё наговориться. Он поднял кружку.

      - Ну,  за рыбалку. – Закусил, закурил, налил чая в ту же кружку и лишь после этого начал не спеша, с длинными паузами рассказывать.

      - Влюбился я тогда, Денис. Вусмерть. До тридцати  пяти холостяковал, а  тут – по уши втрескался.  И чего, кажется, не хватало?  Двушка на шестьдесят метров, «колеса», начальник участка. Живи – не хочу…  Все женатики завидовали! Сашка, вон… - Сергей запнулся, посмотрел на Дениса. – Не-е, не батя твой, другой Сашка…  Завидовали, в общем…

      И, ты понимаешь, не сказать, чтоб красавица… Симпатичная. На шесть лет меня моложе. То есть, тоже жизнь повидала, с опытом… Характер мне её нравился: спокойная, уживчивая, юмор понимает.  А к себе – ни-ни до свадьбы! Я к ней, как пацан: поцелуйчики, обжиманцы…  Это на четвёртом десятке то, представляешь?!

      Возмущение в голосе Сергея было неподдельным. Денис понимающе покивал головой.

      - А всё перетерпел…  Я ж говорю: влюбился без ума.  День свадьбы определили, готовиться стали. Я себе в салоне туфли и костюм  купил. Приличный, хоть сейчас на похороны. Она – платье белое с фатой. Всё по-человечески. У меня аж сердце замирало: во, счастье дураку! Планы строили: и по детишкам, и по жилью, и … вообще… о будущем.

      Ну, причипурились, нарядились, невесту выкупили – и в загс. Как сейчас помню: 1-ое августа было.

      Он курил, задумчиво глядя на пламя костра. Костёр перестал трещать сучьями и прислушался к разговору.

      - Машины в лентах. Друзья с шампуриком.  Батя твой свидетелем на переднем месте с пакетом спиртного. Я с Любкой - на заднем, как истуканы с острова Пасхи. Едем, значит… Квартал, наверное, до загса остался. Музычка в салоне. И тут водила – по тормозам! Я – носом ему в затылок. Любаня – на панель, благо, тазобедренным суставом меж передних сидушек застряла, а то бы - вдребезги!.. Вой, плач, крики!..

      Высыпали из машины. Все живы - здоровы, слава богу! И – к водиле, за грудки его: что ж ты, падлюка, делаешь?! А он только мычит, пальцем на колёса показывает. Смотрим: щенок, сучонок такой, ползёт. Скулит  так жалобно – и к тротуару ползёт. Видимо, всё-таки задело.

      И тут моя Любаня  ка – ак заорёт! Да как двинет щенку свадебной туфелькой! А потом развернулась и – бац, бац! – по харе водителю!.. А что… я её понимаю… - Сергей приподнял кружку, дождался наполнения, кивнул благодарно и выпил. Выдохнул резко и продолжил слегка севшим голосом. – Любой бы на её месте… Фата порвана, платье замызгано, в пятнах крови всё (это я нос свой разбитый не успел платком зажать). И до регистрации пять минут… Какая, к лешему, свадьба в таком прикиде?  Да я-то бы и в кальсонах   женился, но… - он цыкнул, нервно дёрнул головой. -  Чего она разоралась, как поросёнок? У неё же красивое колоратурное сопрано было,  а здесь на фальцет перешла. Да ещё с матом. Ну, кому ж баба с матом понравится? А ещё – «заведующая библиотекой номер 23»… - Он пьяненько задумался. Затем добавил: - «Дробь 17».  Тоже мне…  У меня дядька троюродный, Кучкин -  популярнейший артист!  Его каждый год по телику показывают не один раз – и то он никогда прилюдно не выражался! В себе всё держал!

      - Дядь Серёжа, я что- то не слышал про такого, - встрял в монолог Дениска. Сергей покосился на него подозрительно.

      - «Офицеры» смотрел? Ну, а что ж говоришь, что не слышал? Момент помнишь, где  Юматов раненного испанца тащит? А дядька в это время в оцеплении стоял у Кремля, там снимали. Он уже по второму году служил, до  ефрейтора дослужился.  «Ну, говорит, делают четвёртый дубль, который в фильм потом вошел. Юматов взмок весь, испанец то раненный – он всегда тяжелей, чем здоровый… А я стою рядом. Давай, говорю, я брошу. Он говорит: «Валяй!» Я и бросил башмак. Запечатлился для истории». Да закрой ты рот, Денис! Познакомлю я тебя с дядькой,  автограф ещё возьмёшь.

      Некоторое время молчали. Сергей поднял ясные глаза на напарника.

      - Денис, а о чём я говорил? Про свадьбу? А-а, всё… Вспомнил. Плесни ещё.

      - Дядь Серёжа, а не гоним мы? Давай ушицу подогрею, потом выпьем.

      - Давай,- легко согласился тот. – Но – плесни. «Мы взяли  Берлин и два раза по пятьсот»…- он придвинулся к тому, малость расплескав из кружки.  Костёр, приняв на грудь, ярко вспыхнул, осветив окрестности. – Хай с ним, с поросячьим  визгом! Наслушался я его в детстве на селе, считай – как музыку воспринимаю. Говорю же: хоть в исподнем расписался бы! Но зачем же тварь божью пинать? И так чуть ли не при смерти, а она!.. Она же и с людьми так будет! И со мной – так же, только повод дай… А тихушница - то какая была до этого, что ты! Как Мавзолей. А здесь… восстала!

      Не выдержал я. Залепил ей. Руку водиле пожал. Щенка взял да ушел. Батя твой меня только на Новороссийской догнал, трудно ему было с пакетом бежать. Мужик у тебя батя. Правильный мужик!  Ни – че – го   не спросил и не сказал! И Галка, мать твоя – тоже правильная женщина. Тебя молча забрала – и к родителям на двое суток.  А мы с батей у вас остались. К ветеринару сходили. А потом пакет опустошали до понедельника. В понедельник меня и  «замели». Любка заяву накатала и побои сняла. Но все подтвердили, что рукоприкладства не было, это она, дескать, о панель трахнулась в машине. Всё - равно, пятнадцать суток отсидел. За сопротивление наряду. Хорошо, хоть Сашка не ввязался, спал мёртвым сном. А то кто бы с Мулей пятнадцать суток возился, пока я в КПЗ полы мёл?

      - И что, даже её подруги не сознались? – удивился Денис, разливая юшку по чашкам.

      - Не-а. – Сергей принял чашку, отхлебнул горячую жидкость через край. – Порядочные все оказались. А «детекторов лжи» тогда ещё не было. Это когда что-нибудь зажмут на «детекторе» - тогда все сознаются, путаться перестают да одну правду-матку гонят.  А так можно и одной совестью обойтись. Без правды.

      - И чего? Вы так и не помирились? – Денис вновь разлил по кружкам, порезал  дольками сочную луковицу.

      - Ну, умные же люди. Чего понапрасну мертвечину оживлять да «плач Ярославны» устраивать? Разбежались. После суда ни разу и не виделись.

      Молча хлебали варево. Долго, с наслаждением.

      Недовольно завозилась утренняя птица в траве. Плеснулся карась на мелководье грамм на семьсот сорок пять. Блекла уходящая ночь. Серели вместе с ней лица сидящих у костра.

      Сергей осторожно перебирал шерстку у Мули в поисках клещей. Тот сонно ворочался, дёргал лапами.

      - Ну-ну, - ласково шептал Сергей. – Чего кобенишься, как деепричастный оборот? Лежи, лежи… -  Он вздохнул полной грудью, посмотрел на светлеющую полоску у горизонта. – Утро, мать честная!.. Хорошо-то как! Как заново рождаешься.

      - Утром всех к философии тянет, - убеждённо произнёс Денис, глядя воспалёнными красными глазами на ту же полоску.

      Сергей усмехнулся.

      - Не знаю, не знаю…  Меня, обычно,  по утрам к рассолу тянет.

      - О! – обрадовался Денис. – Дядь Серёж! Давай ещё по-слегка  да пойду сети проверять! Батя к обеду приедет, поспать успеем.

      - Давай. По-слегка, философ…

      Денис натянул «болотники» и пошел к лодке. Сергей, не отрываясь, смотрел на его ладную девятнадцатилетнюю  фигуру, а пальцы продолжали машинально перебирать собачью шерсть.

      Денис долго брел по мелководью, волоча за собой лодку, затем скрылся в камышах.

      Сергей вздохнул, перевёл глаза на Мулю. Тот уже проснулся и внимательно глядел на хозяина.

      - А, может… и напрасно тогда… водила - то тормознул, - то ли подумал, то ли  наяву прошептал Сергей. И вновь тоскливо посмотрел в ту сторону, куда ушел почти ровесник, может быть, его так и не родившегося сына.

                                      ТРИНАДЦАТЬ  ЛЕТ  ГЕНИАЛЬНОСТИ

      Он лежал  лицом к стенке и слушал громкий, пьяный гомон с матерком за спиной. Скомканная простынь у лица казалась серой, грязной. Да она и была грязной: он не помнил, когда менял бельё последний раз. Полгода назад, не меньше…

      От постели остро и кисло несло потом, мокрой шерстью, козлятиной. Стучали молотки в висках. И  будто до сих пор продолжался пьяный сон с какими-то харями, ужасами, бестолковщиной. Цветной и страшный.

      - Что же делать? – тоскливо подумал он, пытаясь забыть о «молоточках» в голове. – Что делать?.. Пусто как… Ничего впереди… И денег нет… Закончить бы книгу – я бы им всем показал!.. Мрак какой… Полтишок бы назавтра у кого-нибудь взять…

      Он попытался вспомнить, у кого можно стрельнуть деньги, спутался; мысли перебрались на другое, на третье, на десятое…

      За спиной по-прежнему шумели, разливали, чокались.

      - Встать надо… Выпьют же всё, ни капли не останется…

      Застонал про себя от боли, повернулся. Из узнаваемых за столом сидел только Пашка, сосед. Остальные – два парня и девица – были незнакомы. Он поднялся.  Медленно, шаркая ногами подошел к компании и сел с краю. На него не обратили внимания, продолжая о чем-то спорить, азартно и пьяно, не слушая друг друга. Сергей плеснул себе в первый, попавшийся под руку бокал из початой бутылки и с отвращением высосал вонючую жидкость. Поперхнулся, кашлянул в кулак. Подхватил с тарелки раскисшую солёную помидорку и, страхуясь снизу другой ладошкой, опрокинул её в рот. Закрыл глаза, пережидая резкое жжение в желудке. И – потихоньку, еле заметно – стала отступать боль в висках.

      - Когда ж всё это кончится? – обречённо подумал он, ища курево на столе. – Мне уж тридцать пять лет!.. Итоги подбивают в эти годы, а я, как клуша, со своим романом…  Да куда же они сигареты дели?!  «Торчки»  долбанные, одна «травка» вокруг!

      На столе среди грязной посуды с остатками пищи виднелись лишь початые пачки  из-под «Беломора» с пустыми гильзами.

      - Паш, - хрипло позвал он. – Дай закурить.

      Тот, не отрываясь от разговора, бросил ему через стол пачку «Петр 1».

       - Откуда эти люди? – попытался вспомнить он. – Видимо, когда спал, пришли…

      Затравленными больными глазами всмотрелся в лица. Нет, не знакомы… Пришлые… Боль утихла, и он прислушался к разговору. Спорили о какой-то картине. И спорили как-то по-базарному, разом говоря и почти не слушая  друг друга. Серёжка протяжно и с наслаждением зевнул в кулачок, вновь плеснул себе из бутылки. И некстати вспомнилась Ольга, бывшая жена.

      Как она любила поначалу эти посиделки! Писатели, поэты, художники, музыканты, киношники!.. Вся атмосфера в квартире пропахла пьяным интеллектом! И, ведь, все были гениями! И рокеры, что с многозначительной серьёзностью принимали похвалу своих заумных песен. Это потом, через годы, они научились снисходительно улыбаться в ответ на те же самые вопросы, а тогда… Тогда все млели от этих непонятных, убогих по гармонии и смыслу песен. И поэты, на самом деле талантливые ребята, тускнели по сравнению с ними. И, как не странно, «подстраивались» в своих стихотворениях под  певцов.

      А Макаревич, дружно отринутый всеми ими, как примитив и приспособленец, продолжал писать, сочинять и петь.

      Художники с непонятной мазней на холсте…

      Режиссеры, не снявшие даже дебютных роликов…

      Но почему-то все считали: Серёга!.. Вот он – настоящий гений! Вот он себя точно покажет, мы ещё гордиться будем знакомством с ним!

      Он вспомнил, как Ленка, с журфака, кричала громко через стол: «Мы ещё клочки его рукописей собирать будем   для Сотби!» и  плескала нечаянно вином из бокала на открытые «Фрикадельки в томатном соусе». Уже тогда все знали, что он пишет роман. И это не роман – бомба будет! И он – гений!

      Тринадцать лет прошло… И давно уже нет в этой квартире никого из той старой компании. И Ольги, жены, тоже здесь нет. И лишь хмельная аура богемных неудачников витает повсюду. Никто не стал ни великим, ни просто знаменитым. «Лабают» ребята по кабачкам да фестивалям в узком кругу малолетних поклонниц. Разбежались «художники»: кто по «евроремонтам», кто по архитектурным конторам. Почему-то многие подались в критики. И в музыкальные, и в литературные.

      Но большинство кануло в никуда. Спились, эмигрировали, умерли… И появились новые. Незапоминающиеся. Но тоже «гении»…

      Он снова всмотрелся в лица сидящих. Кажется, его возраста… Может, чуть моложе. А как зовут – не знаю. Или не помню, заспал… Как долго длится эта пьянка! Тринадцать лет прошло, а кажется – только вчера встретились, сели, подняли бокалы… Сгинули все. А ты остался. И твой роман.

      - Да, роман… - пьяно и тоскливо подумалось ему. – Аж семьдесят восемь страниц… По шестнадцать страниц в год. Гений заср…ный. Если б Пашка кэвээнщиков не раскрутил на репризы – сдох сейчас уже… со своими старыми друзьями впридачу. Да матери с отцом спасибо: выручают. А ведь тоже ныть начали: «найди работу, найди работу»…  А когда творить, начатое дописывать? «Работа»…

       Он откинулся на спинку стула, потянулся за новой сигаретой и, прикуривая, вдруг замер от мысли: - А о чём я пишу?!

       Он совершенно забыл начало! То, гениальное, с чего всё началось!

      Спичка обожгла пальцы. Он потряс кистью, подул на неё машинально.

      - Нет! Не помню!  НЕ  ПОМНЮ!!!

      Положил не прикуренную сигарету на блюдце, налил полный стакан водки – Пашка только стрельнул на него глазами – и выпил, тягуче, не торопясь.

      - Я сейчас… - сказал он не знамо кому и, шатаясь, пошел в ванну.

      У него там давно было присмотрено: «полотешка» сорокового диаметра. Выдержит. А веревка – от ванной шторки, добрая, синтетическая, не порвётся. Только разом! Приделать – и соскользнуть с унитаза!  Чтобы всё махом и без боли!

      Противно отрыгнулось водкой. Сергей тягуче сплюнул на пол.

      Он так и не вспомнил, что его «гениальный» роман именно так и начинался тринадцать лет назад:

      «Гений соскользнул с унитаза…»

Цитата от ПОТАПОВ (29-12-2014 12:05):

      СОПЕРНИЦЫ

      Он молча прошел мимо нее к своему столу, сел в кресло и уставился в окно. Лицо было хмурым и злым, под стать осенней дождливой погоде. Ни здрасте вам, ни до свидания…

      Первым, как всегда, не выдержал Анатолий.

      -Ну? Чего?.. Рожай! Отпустил?

      Пашка, не оборачиваясь, покачал головой.

      -А чего говорит-то? Аргументирует-то чем? Тебе, может, к полковнику обратиться, а?

      -Говорит: «Вдвоем справитесь, без Вахрушевой»

      -Вот козел!- резюмировал Толя. И, понизив голос, спросил:

-Что, опять с Лоркой едешь?

      Пашка снова молча кивнул, и оба неприязненно посмотрели в конец кабинета, где сидела она.

      -Вот чего они уставились? Думают: виниться буду, каяться? А в чем? В том, что опять меня шеф в командировку с Пашкой направил, а не эту дуру Вахрушеву? Так прав майор: нечего в рабочее время шашни разводить. Любовь любовью, а работа- работой… Да и чем она ему там поможет? Дело распутать? Эта пробка-то? Да у нее башка лишь одним занята: как бы Пашку в постель затащить! И делу не поможет, и Пашку отвлекать станет. Терпи, терпи, Лорка, не смотри на них…- попробовала уговорить она саму себя. И, все- равно, подняла глаза. –Ишь, как разом отвернулись! Будто и не про меня говорили, кобели…

      Дурак ты, Пашка,  дурак. Ну, что ты в этой дохлятине нашел? У нее же скоро погоны вертикально висеть будут с ее-то диетами! И по заднице: не погладить, не похлопать- весь организм в плавки сыпется с её диетами…- Мельком покосилась на свою. Хмыкнула удовлетворенно. -Спортом бы, что ли, занялась, тренингом… Нет, тоже сачкует. Хотя нормативы для всех! В «обязаловку»! Как сдает- непонятно! И как же ты, подруга белокурая моя, страховать его будешь, напарника своего? Прикрывать в случае чего?.. Грудью встанешь на защиту? Видела я твою минусовую грудь. Позвоночник просвечивает спереди. У тебя, подруга, из всей привлекательности одни только ноги-то и есть. Отрастила, кобыла, тоже мне… Да голос еще… Поорать да убежать - вот и вся помощь от тебя на задании.

      Ох, а, вот, мы-то с Пашкой чего только не испытали за эти три года командировок! Три, кажется?.. Да, три. Помнишь, Паш, в девятом, за Ицылом?.. Тайга, осень… Такая же, вот, как сейчас: холодная, слякотная… Костер, палатка- и мы. Ты и я. И ночь. И Вселенная. А какие ты стихи тогда читал, Пашка!.. Думал, я не слушаю, сплю… Слышала я, милый, слышала, родной…

      Не помнишь. Не помнишь ты. Ничего не помнишь. Ни как грели друг друга телами в палатке, ни как ели из одной чашки, ни как пили из одного родника… Сейчас «твое Всё» - это Вахрушева…

      Ладно… Посмотрим… Бороться за счастье надо! Надо! Надо!

      Лора поднялась и, слегка виляя задом, как на подиуме, направилась к Пашке. Остановилась рядом.

      -…да я и сам подумал: чего мы, вдвоём не справимся, что ли? Не банду же берем - таможенникам помогаем… Может, и прав майор, а?

      -Паш, ну, ты и дурак! Три ночи со Светкой!..- Толя осекся, увидев Лору.

      И Пашка тоже посмотрел на неё.

      Карие внимательные глаза. Блестящие, со слезинкой. Преданные. Любящие.

      Посмотрел на Анатолия.

      -Толь.- Тот с готовностью подался к нему. – А иди ты на хрен со своей Вахрушевой. Да и с любовью её- заодно!- Тяжело поднялся. Покосился на свои старлеевские звездочки, смахнул с погона невидимую пылинку.  –Найдем мы ещё свою «Вахрушеву». Какие наши годы?! Да, Лорка? Чё нам потому что!.. Погуляем ещё! О! Обед через пять минут! Айдате!- и он надел на свою напарницу, овчарку Лору ошейник.

    ЛЕТ ИТ БИ!

    Пёс был большой, похожий на водолаза, с черной, давно не чесанной шерстью.

      Он спокойно сидел на обочине и провожал глазами проносившиеся мимо автомобили.

      «Хёндай» затормозил метрах в пятидесяти после него. Затем осторожно попятился и остановился рядом. Пёс не шелохнулся. Но смотрел теперь только на «хёндай»

      Из машины вышел водитель в черных очках, сухой, маленький, загоревший. И, в свою очередь, уставился на собаку. Минуты две играли в «гляделки».

      - Иди ко мне,- позвал водитель. Пёс продолжал сидеть. Тот открыл заднюю дверь. – Поедешь со мной?- В голосе звучала успокаивающая  ласка.

      Собака недоверчиво поднялась и, хромая на переднюю лапу, с настороженными остановками двинулась к машине.  У самых дверей опять остановилась.

      - Иди, иди, не бойся,- ободряюще произнёс водитель. Пёс неловко запрыгнул. Дверь захлопнулась.

      Водитель снял очки, сощурил на солнце и без того узкие глаза и с наслаждением потянулся.

      - Фу-у! Эх, какой я, всё же, молодец! Какой я умница! Хоть домашних порадую!

      И кореец  Ким Ён Хён тронул машину.

      …- Ой, что это у тебя?- жена посторонилась.

      Ён Хён с трудом затащил тяжелые матерчатые баулы на кухню, опустил в мойку.

      - Мясо!- со счастливой улыбкой обернулся он к ней. – По случаю сегодня достал! Свежей не бывает! Видишь, потекло даже,- кивнул он на кровавые капли на полу. – Сейчас разделывать будем. Погоди, не закрывай! Там у меня ещё… Ножи пока готовь! И доски разделочные!

      Он опять вышел в коридор. А жена уже принялась освобождать мясо. Он вернулся с ещё одной, так же потемневшей понизу от крови сумкой.

      - Вот теперь всё!- радостно проговорил он. Снял очки, бросил их на диван, засучил рукава. Оглянулся на прихожую. – Смотри, как накапало… Дорожка целая! Ну, а ты что стоишь? Заходи!

      Жена оглянулась.

      В кухню, припадая на лапу,  вошла собака. Опасливо, склонив голову налево, уставилась на жену блестящими пуговицами глаз.

      - Ой,- устало вздохнула та, машинально обтерла руки полотенцем. – Какой ты у меня дурачок, всё-таки, Ён. Что соседи-то скажут? Кореец… второго пса за год привозит…

      - Да хрен с ними, с соседями,- буркнул он, точа нож.  А с лица так и не исчезла счастливая улыбка. – Я что, Светка, виноват, что по-другому этих тварей люблю, чем вся моя нация? А, кстати, Ярка где?

      -Детишки прогуливают.

      Жена уже сидела на корточках перед собакой и знакомилась с ней. – Придут сейчас – вот счастья-то будет! Ну, и как тебя зовут, красавец? – И – мужу, через плечо: Косточку какую-нибудь отсеки, я его угощу. Да мясо на ней не обрезай! Любишь мясо, дружок?

      И она, наконец, погладила собаку.

Цитата от ПОТАПОВ (24-01-2015 15:07):

Цитата от ПОТАПОВ (26-01-2015 10:57):

Трогательная любовь к "этим тварям" и редкое семейное единодушие. Интересно!

Цитата от ПОТАПОВ (25-01-2015 14:12):

Цитата от ПОТАПОВ (25-01-2015 14:12):

ЗдОрово! Заинтриговали.  "Айдате!" - знакомое сибирское слово напомнило о военном детстве в Тюменской области. Не зря заглянула к вам. Понравились ваши рассказы.

Цитата от ПОТАПОВ (22-01-2015 11:31):

Цитата от ПОТАПОВ (22-01-2015 11:31):

Вы ловко столкнули их лбами... Ожидаемо-неожиданный финал!

Цитата от ПОТАПОВ (23-01-2015 11:53):

Цитата от ПОТАПОВ (23-01-2015 11:53):

Цитата от ПОТАПОВ (23-01-2015 11:53):

Цитата от ПОТАПОВ (23-01-2015 11:53):

До чего смачно пишете!

Цитата от ПОТАПОВ (23-01-2015 11:53):

И опять - НЕЖИДАННОСТЬ!!!

      КЛЕЙМЁННЫЕ   ДОБРОТОЙ             

      Он ненавидел людей. И конкретно кое-кого, и в общей массе.

      Черт знает, откуда это к нему пришло. Просто решил однажды: чего ты, Лешка, от них хорошего видел? Ничего! Как началось с детства, так до сих пор и тянется. Родители-пьянчуги… Учителя-паскуды, вечно в отстающих держали… Одноклассники всю девятилетку тюкали его, недомерка, да хихикали над одежонкой. В училище – вообще отстой, синяки не сходили с рожи. Да хрен с ними, с синяками – унижение до слёз доводило! И огрызался, как волчонок, и драться пробовал – всё без толку.

      Думал сначала: судьба такая. А потом понял: люди сволочи! Чуть кто послабей  иль победней – под ногу его и - как окурок! Всмятку! Шакалы. Жизнь, как в джунглях…

      Был, правда, один человечек в его жизни, с кем он сдружился. Димка Першин. Единственный, кто по-человечески к нему относился. И даже опекал первые, трудные самые полгода в армии. Но дембельнулся Димка – и опять всё по-старому покатилось.  И после всего этого этих людей любить, эту жизнь?! Долбанное  государство…

      - Извините, вы к Сумарокову? – прервал его думы подошедший мужчина.

      - А? – недоуменно уставился на него Алексей.

      - Вы – к Сумарокову? – терпеливо повторил тот.

      - Да, к нему. Я первый буду! – дошло, наконец, до Алексея.

      - Будете, будете… - Мужчина уселся рядом. – Тогда я за вами…

      - Посидите? Я покурить, быстро…  А то аж в горле пересохло! Я быстро!

      Мужчина ничего не ответил и даже не посмотрел в его сторону, просто кивнул головой.

      Алексей бегом понесся в дальний конец коридора, жадно закурил и с тревогой поглядывал через стеклянные  двери за «очередью».

      - Да… Сидишь еще здесь, ждешь… Будто выпрашиваешь… Вот государство долбанное! – всё-таки опять подвернулась ему потерянная мысль. - Почку для бати найти не могут! А чё… Хроник, голь перекатная… Этот то… лечащий то врач говорит: «Бесплатно и не ждите!» А где мы, на хрен, деньги возьмём?! На жратву кое-как хватает, а он: «почка»… А через месяц, говорит, уже и поздно будет… «Крякнет» батя…

      Увидел: занявший очередь мужчина машет ему рукой. Затушил окурок и заторопился  обратно. У кабинета главврача резко выдохнул несколько раз, прогоняя запах курева и, не постучавшись, вошел.

      - Здрасьте.

      - Здравствуйте. – Сумароков внимательно, поверх очков посмотрел на посетителя. – Пузиков? Ну, что? Решили?

      - Да.  – Алексей всё также мялся у двери, не решаясь проходить. – Лечащий сказал: анализы мои  пришли, подойдёт всё для батяни. Только договор подписать у вас надо. Я готов! Хоть левую, хоть правую почку!

      Лёшка  почему то всегда  думал, что он умеет удачно  шутить. Любить то точно не  умеет, а вот шутить…

      ШУТКА

      У  Игоря Корниловича случилась радость: в отпуск приехала старшая дочка Аня. Дело, кажется, обыкновенное, ан нет, это с какой стороны посмотреть!  Не было Аннушки  в родительском доме аж целых три года! Это первое. А второе-жила Аня все эти три года в Соединенных Штатах, выйдя замуж за тамошнего коммивояжера Джона Смита, и занималась… Честно говоря, непонятно было из телефонных разговоров, чем она занималась… Дочка отшучивалась, переводила разговор на другое… Ну, да  ладно… Счастлива была - и слава Богу!

      Поначалу Игорь Корнилович так переволновался, что даже замахнул «соточку»,  пока  Анна щебетала с родными в зале. Зашел в просторную комнату, да так и встал, прислонившись к косяку. С умилением наблюдал за старшенькой. Та, не умолкая ни на секунду, распаковывала дорожные сумки, доставала подарки, обновки, весело смеялась.

      О чём говорят - не вслушивался, просто с любовью наблюдал за ней.

      -Всё такая же… не изменилась…- думалось ему. – И говорунья такая же, не умолкает… Зубы-то какие стали, чистый фарфор! Соскучилась… А мужика  опять не взяла с собой… Так и не увижу, поди, зятя- то никогда. Внуков бы увидеть… Загорела-то как… Говорит, пустыня вокруг, жара…

      -Чего? – не расслышал он.

      -Пап! Я спрашиваю: Александр Васильевич-то дома? Не переехал? До сих пор дружите?

      -А куды мы денемся?- Он, наконец, прошел в комнату, сел в кресло, сдвинув в сторону какие- то пакеты. – Дружим… Дружим да стареем. У меня, вон, суставы. У мамки- тоже… А тот глазами мучиться стал. Но как живчиком был - так и суетится. Они, мелкие-то, все живчики… Как…- хотел добавить, но вовремя осёкся.

      -А я вас там часто вспоминала! Как вы с ним шутили да розыгрыши устраивали!.. Помнишь, как  всей улице саженцы сирени раздавали, а говорили, что облепиха, с ягодой лечебной…

      -А чего… У нас отродясь ни сирени, ни облепихи никто не видел…  Зато по маю вся улица цветёт! Залюбуешься! И никто не в обиде!

      -А где Александр Васильевич?

      -Да в огороде, поди, возится! Все ж думали: ты к ночи подъедешь… В огороде!

      -Я схожу? Быстро!

      -Сходи, сходи… Заодно и его тащи к нам, чего вечера ждать?.. Пока бегаешь - мать с сестрами на стол соберут…

      -С нами не посидела - к соседям бежит,- жена недовольно поджала губы.

      -Иди, иди, зови… А вы, девоньки, пожрать выкладывайте!

      Анна, выйдя во двор, глянула через забор к соседям.

      Александр Васильевич сидел у себя в саду на скамейке под яблонькой и попыхивал сигареткой.

      Она потянулась всем гибким телом к солнышку. Дома! Д-о-о-ма!!! И все живы - здоровы! И даже не постарели!

      Машинально подхватила по пути лейку и через смежную калитку вошла в соседний сад.

      -Никак – Анна?- ещё издали, щурясь, окликнул её Александр Васильевич.

      -Я, дядь Саша! Я!- радостно прокричала в ответ Аннушка. – Приехала! На месяц! Идёмте к нам, мама уже накрывает!

      Остановилась рядом. Светящаяся, счастливая!

      -А ты чего с лейкой- то? – Сосед улыбался ей в ответ. – В Штатах, небось, купила?

      -Нет, это наша… Отец говорит: вы здоровьем слабы стали. Может, полить что?- Она только сейчас обнаружила, что держит в руках лейку, и ей захотелось пошутить со старым другом семьи.

      Александр Васильевич ещё раз пыхнул сигареткой, не спеша достал следующую, прикурил от «бычка», огляделся.

      -А вон, Анюта, с дальней грядки, у забора, и начинай. По пол- ведра на корень… И потом сюда, к теплице, передвигайся. Никак похолодание будет: чёй- то все суставы выкручивает, спасу нет!

      Безмятежное, в глубоких морщинах лицо соседа ничего не выражало.

      Улыбка Анюты медленно-медленно угасала.

      -Успеешь!- уверенно сказал дядя Саша, посмотрев мельком на соседский дом. –Пока жарят- парят, пока накрывают… Успеешь! Но всё - равно поторапливайся, не расслабляйся…

      И он прикрыл кепкой глаза.

      Анна на прямых ногах, с неестественно прямой спиной двинулась к баку с нагретой солнышком водой.

      -Только по пол - ведра на куст… Больше не надо…- донеслось ей вслед.

                                           .  .  .

      -Что- то она засиделась у Сашки… За смертью только посылать!- недовольно бурчал Игорь Корнилович, осматривая заставленный стол. Все уже переоделись в нарядное, нетерпеливо дожидались отпускницу. А её уже полчаса, как корова языком слизнула! – О чём она с этим баламутом болтать может? Сад, небось, показывает!.. Хвастает!

      Игорь Корнилович незаметно для жены принял ещё «на грудь» из загашника и весь был в нетерпении, «на измене», как любил он говорить.

      -Верка! Сбегай за ними! Узнай, что они там… И зови быстрее!

      Но только младшенькая подскочила к дверям, как те открылись, и вошла Анна.

      -Ну, наконец - то!.. Что так долго?! Будто огород копала!

      Анна хмуро, со злинкой в серых красивых глазах, покосилась на отца.

      -Нет, грядки поливала.

      -Какие грядки? – опешил тот.

      -С помидорами. Пять грядок и парник. По пол - ведра на корень…

      Отец ломанулся в дверь.

                                      .  .  .

      Дремлющий на скамейку Александр Васильевич не сразу понял, отчего вдруг стало так трудно  дышать. Но когда рубашка, стиснутая огромными лапищами Игоря Корниловича, лопнула по швам, он вздохнул свободно и очнулся от дрёмы.

      -Сука! - жарко и тяжело дышал ему в лицо сосед. – Сука! У меня дочь приехала в гости!.. За три года!.. Впервые!.. А ты!.. Паскудник! Убью!

      Глаза бешено и яростно смотрели с дециметрового расстояния и не предвещали ничего хорошего.

      Александр не на шутку испугался: в самом деле убьёт! Но самообладания не потерял. Даже наоборот: схватил того за запястья, чтоб, не дай Бог, не удушил и пнул любимому другу и соседу в пах.

      Игорь скрючился с мычанием, зажал ладонями ушибленное.

      -Ты что, спятил?- Александр на всякий случай отскочил назад. – Дурак! Чуть не задушил! И рубашку порвал! Новая рубашка!.. Дурак!

      Игорь начал выпрямляться. Рука потянулась к воткнутой неподалёку лопате.

      -Она с тобой пошутить хотела, а ты, козёл, её на грядки!..

      -Сам ты козёл!- крикнул Александр в ответ, отбегая ещё дальше. - Я тоже хотел пошутить!  На хрена мне её лейка, я же из шланга поливаю! Брось лопату, дурак! Брось! Я думал: лейку разольёт- посидим, посмеёмся… А сам задремал! Не подходи, дурак!!!

      Игорь Корнилович неукротимо и настойчиво, точно тевтонская «свинья» двигался сквозь малинник за соседом.

                                    .  .  .

      Когда жена завела его домой, то сидевшие за столом настороженно замолчали. Лишь младшенькая приглушенно охнула.

      Игорь всё пытался застегнуть оторванный рукав рубашки без пуговицы. Извазюканный белеющий подол выбился спереди из брюк и маячил флажком парламентёра.

      Он потрогал грязным пальцем шатающийся зуб, вздохнул тяжело.

      -Пошутил он… Из шланга всё поливает… Сам поливает!

      -Как «пошутил»?- Анна медленно поднялась. – Я все грядки полила…

      -Ну, и … американка ты! Пошутил он, я тебе говорю! Ты шланг-то не видела, что ли?!  Думаешь, у нас деревня, так цивилизации и нет совсем?

      Рукав, собака, всё никак не застёгивался! Игорь в сердцах бросил его в угол. Потрогал зуб, уже языком. Больно-то как! До сих пор!..

      И тут Анюта начала хохотать Громко, весело, заразительно! Постепенно перекинулось на всех.

      -Ты… это…- отец в изнеможении махал рукой. – Сходи… слышь?.. Ой, мама, ха – ха – ха! Пошутил!.. Слышь, сходи?! А то  обидится… Ха – ха – ха!

      Хлопнула дверь.

      На пороге с букетом густо пахнущих пионов в одной руке и трехлитровкой с самодельным вином в другой стоял Александр. Хохот постепенно затих.

      -Обидится… Хрен вы от меня дождётесь! Я- то шутки понимаю! В отличии от некоторых!..  С приездом тебя, Анюта! Эт тебе! – протянул он букет девчушке. Костяшки пальцев, сжимающие цветы, были тщательно смазаны йодом. – А это тебе, старый! –Трехлитровка «уселась» напротив Игоря Корниловича. – Ну, что?- средь общего молчания хлопнул в ладоши Александр Васильевич. – Завтра, Аннушка, с прополки начнём?

      И опять всё потонуло в хохоте!

     ХОЖДЕНИЕ ЗА ПРАВДОЙ

      Юрка ввернул свечу и, наконец-то, поднялся с затекших колен.

      Всё, готов скутер. Можно ехать. Он вытер ветошью руки, достал сигарету.

      Солнечный летний день радовал мало: жуть, как хотелось спать после ночной смены. Домой – и в постель. Юрка помрачнел.  «Домой»… Машинально тронул грязными руками исцарапанное горло.

      - С-сука-а,- прошипел зло. – Бешенная. Сейчас, вот, побои сдам – посмотришь!.. С-сука…  Перед детьми-то как неудобно…

      Вчера вечером, перед тем, как идти в ночную, он поругался с женой. Вообще то, что значит – поругался?.. Не ругался он! Та сама начала! Как и всегда. Отпраздновала на работе чей-то день рождения – и всё! Шлея под хвост попала! Взбеленилась! «Зачем ты скутер купил, зачем ты скутер купил?! Детям жрать нечего!..»  Во, дура! «Жрать нечего…» Да холодильник по горло забит, жри - не хочу, а она!.. Ну, и до рукоприкладства дошло…

      Юрке жуть как хотелось звездануть ей под глаз, но он всё время держал в башке: «Посадит, сучка! Побои снимет – и посадит!» Поэтому он старался только защищаться, легонько отпихивая жену да отдирая её руки от своего горла, да разветь убережешься  от всего… Вон, ногти-то отрастила, как тигрица. Что ты, заведующая детсадиком, как без маникюра!..

      Он досмолил до фильтра, обжег дыхание.

      А, может, к ней сейчас?.. Поговорить по-человечий… чего она?. . руки распускать… дети ж смотрят…  Завела, поди, кобыла, кого-нибудь себе – вот и бесится. Зачесалось у неё… Поговорю, а потом, уж, про побои решу: снимать-не снимать. В глаза её бесстыжие посмотрю…

      Юрка завел скутер и поехал к жене на работу.

      У ворот детского садика стоял полицейский «форд». Опершись тылами на капот две девицы в форме о чем-то оживленно беседовали, чмокая жевательной резинкой.

      Юрка прислонил скутер к дереву на обочине, начал пристёгивать колесо цепочкой к стволу.

      - Во! Это же «органы»! – закрутились в голове мысли. – Власть! Они же законы знают! А я сейчас у них спрошу… Может, что посоветуют. По Конституции там или по Уголовному кодексу…

      Он вспотел от размышлений. Сдвинул локтем свою кожаную  кепку-шестиклинку на затылок и закурил для храбрости. Так – с сигаретой в уголке рта, с засунутыми в карманы брюк руками, шаркающей от стеснения походкой блатного стошестидесятисантиметрового мужичка – так он и подошел к ним.

      - Здрасьте!

      Полицейские замолчали, выпрямились, уставились на него сверху.

      - Я… это… Можно мне, как гражданину, обратиться за консультацией? Спросить?..

      Юрка глаз не поднимал. Пялился на свои грязные берцы и ждал ответа.

      -Ну?

      - «Баранки гну!»- чуть было не ляпнул он в ответ, но сглотнув комок в горле, продолжил законопослушно: - Вот, если жена пьяная домой приходит и в драку лезет – могу я ей в лобешник закатать? Не сильно, поучить просто, а? А то ж она, как танк прёт! И орёт ещё, детей пугает! – Он, наконец, поднял глаза вверх, на девиц. – Можно, а? – В голосе сквозила затаенная надежда. – Но чтоб она, сучка, не посадила… А то, ведь, она только этого и ждёт!

      Ухряпанный ночной сменой на шахте и вчерашней потасовкой с женой Юрка в своей фуражке напоминал  усохшего Жириновского с похмелья 90-х годов иль многодетного докера-румына 50-х.

      Но «органы» видели перед собой лишь приблатненного и, кажется, поддатого мужичка со следами насилия на шее. Юрка, видимо, что-то почувствовал. Вытащил руки из карманов и поднял воротник рубашки.

      - А вы кого здесь ждете?

      Девицы как-то неуловимо переместились и стояли уже по обе стороны от него.

      - Никого я здесь не жду. Вас увидел: дай, думаю, посоветуюсь…

      - А почему здесь, у садика?

      - И что это у вас за царапины?

      Юрка лишь вертел головой, как сыч, не успевая отвечать.

      - … или все-таки ждете?

      - Да никого я не жду! – чуть не взвыл он. – Прокосультироваться хотел! – глотая буквы проговорил он. – Я ей вмажу, а она посадит! Она же только этого и ждет! Дай, думаю, поговорю с ней, а тут вас увидел!..

      - Ваша жена работает в этом садике?

      - Ну! Поговорить хотел!

      - А что ж так агрессивно? Житейское дело, чего руки распускать? – произнесла лейтенант слева. Сержант же справа влезла до половины в машину и что-то наговаривала по рации.

      Юрка упёрся взглядом на девичьи ягодицы, обтянутые юбкой, и молчал.

      «Такие же, поди, как моя… С погонами, а как шлюхи… Ничего они не подскажут, все одним миром мазаны…»

      - Ладно, - сказал, наконец. – Пойду. Хотел, как гражданин, посоветоваться с вами…

      Он двинулся к садику.

      … Не удалось ему в этот день ничего: ни отоспаться вволю, ни с женой по душам поговорить, ни правду на Руси найти. Следователь отпустил его из КПЗ лишь в одиннадцатом часу ночи. Единственное, что тешило душу – удалось все ж таки проконсультироваться. Хороший следователь попался, понимающий мужик. Поначалу, когда Юрку к нему доставили, всё недоверчиво косился да хмыкал. А потом разобрался и они уже вместе решили: бабьё – это, всё-таки, сволочной народец. Но до мордобоя с ними доходить не следует: посадят. Следователь даже статьи зачитал. И у садика светиться с разборками не стоит (он зачитал следующие статьи, о терроризме и покушении на терроризм)

      - Наряд вызывай,- посоветовал он. – Раз вызовешь, два – она и одумается. – Не торопясь достал из сейфа бутылочку «беленькой», две стопки, пирожки.

      - Дык, обидно ж… - Юрка понуро повесил голову. – Мужик, а бабу приструнить не могу…

      - Тогда сядешь. Лет на несколько… Давай, двигайся к столу. Конец работе. – Следователь разлил по стопкам. – А, вот, пока наряд едет – можно и приструнить её. Что б стыдно не было… Поднимай! За знакомство!  - Резко выдохнули, закусили, закурили. – Слышал про чулок с песком?  Ну, а здесь, в домашних условиях, наливаешь пластмассовую полторашку воды и …

      Юрка шел по засыпающим улицам города и аж горел от нетерпения. Единственное, что смущало: хватит ли этой дуре «полторашки»? Где то у него на два с половиной литра от пива завалялась на балконе…

                  ВОЗЛЮБИ БЛИЖНИХ СВОИХ. И ДАЛЬНИХ (Гл.1-3)

                              (Маленькая   повесть)

     ГЛАВА 1                  

      Листочек с объявлением висел, видимо, уже давно. Надрезанные полоски с контактным телефоном сиротливо скрутились под дождём и ветром.

      Звонок оторвал её от изучения инструкции.

      -Да! Слушаю вас.

      -Я по поводу вязки…- голос на том конце нерешительно смолк.

      -Да, да, слушаю вас.- Валентина, запахнув халат, просеменила в спальню за ручкой и листком. –Говорите!

      -Занимаетесь ручной вязкой?

      -Да, конечно! В объявлении же указано…

      -У меня девочка…- собеседник вновь замялся.

      -А-а, то есть не вам вязать?

      -Да нет, мне. Девочка- то моя…

      -Угу… угу… А сколько ей лет?

      -Три года уже!

      -Маленькая, значит… Далеко живёте?

      -На Житомирской.

      Ого! Другой конец города! По такой холодине! Бр-р-р!

      -Девушка, да вы не волнуйтесь!- будто догадавшись о Валиных раздумьях, произнесли в трубку. – У меня машина.

      -Ну… Тогда, может, вы подъедите?.. Здесь же и образец выберете, и расцветку…

      -Да у меня уже есть на примете…

      -Как хотите,- легко согласилась Валентина.

      -Меня черный окрас интересует…

      -Да пожалуйста! Я же говорю: хотите - у меня выберете!

      -Девушка, ещё один вопрос: вы за качество вязки ручаетесь?

      -Да, полтора месяца. Там же написано: «Гарантия»- повторила Валентина.

      -Ну, за полтора месяца всё ясно станет…

      -Конечно! Пока нареканий не было!- Валентина скромно умолчала, что и заказов пока не было.

      -Диктуйте: куда и когда… Я записываю…

      …Валентина положила трубку. На лице блуждала непроизвольная улыбка. С почином тебя, Валюш! Тьфу- тьфу, чтоб не сглазить! По дереву и через левое плечо три раза… За левым плечом на диване лежала открытая недочитанная инструкция по применению и использованию. Нет, всё потом! Сначала марафет и посмотреть, что там к чаю имеется! А вдруг он кофе пьёт? Кофе, кофе… где- то был… Ага! А девочке - варенье!

      Оглядела свою «хрущевскую» двушку. Чисто и опрятно. Не хоромы, но приемлемо. И не суетись! Всё будет нормально.

      …Лишь только подъезжая к указанному адресу Александр понял, что так и не спросил про породу. Поговорили с этой «вязальщицей», будто подразумевали одну и ту же породу. Кретин! Сейчас заявлюсь, а у неё чи- хуа- хуа! Вот тебе и будет… хуа- хуа!.. Только под хвост моей заглядывать да облизываться!

      Он скосился на  немецкую овчарку, сидящую рядом, на пассажирском сиденье.

      -Волнуешься,  Джульетта?

      Собака неопределенно дёрнула левым ухом. То, как хозяин изощрялся над ней последнюю неделю, не лезло ни в какую будку! Он сводил её  то с одним, то с другим знакомым собачником, но опыт у этих владельцев и их подопечных был нулевой! По наивности, все почему- то считали, что вязка- дело житейское и минутное.. Вывозили в безлюдные посадки и отпускали собак праздновать свадьбу. Ну, далматинцы, право слово, совсем без ума! С чего они взяли, что эти юнцы на что- то способны, кроме обнюхивания и повизгивания?  Один, правда, мне был симпатичен… Но тоже… одно лишь желание, и не более… Сейчас опять: смотрины. Это я знаю точно: выданы внеплановые сто грамм колбасы для храбрости. Эх, дурак он у меня, дурак! Лучше б  с опытным кобелём свёл! Вот Шарик с соседнего двора- чем не жених?! Ладный, симпатичный и дело своё знает.  Знает! Я видела, как они с Жучкой за помойкой миловались! Ой, ну та- то, тоже!.. Ни морды, ни хвоста, а туда же! И этот позарился… На безрыбье, так сказать…

      Но хозяин упёрся - и ни в какую! Ему с родословной подавай… Вон они, с родословной, четверо за неделю пристраивались, лорды да графья…

      -Не волнуйся,- погладил он её. – Всё будет хорошо.

      …Звонок! Вот ждала- ждала, а всё - равно, как выстрел…

      Открыла дверь. За дверью стояли мужчина лет тридцати пяти-сорока и высокая статная овчарка черного цвета.

      Валентина непроизвольно начала прикрывать дверь.

      -Здравствуйте,- сказал мужчина. – Мы вам звонили по поводу вязки…

      Валентина замедлила движение.

      -А где дочка?- немного испуганно спросила она в оставшийся проём.

      Мужчина посмотрел на собаку. Та, вопросительно, сначала на него, затем – недоуменно - на Валентину.

      -Это она,- сказал мужчина. – Джульетта. Три года. Привита, - добавил он к чему- то.

      Валентина лихорадочно перебирала в памяти модели, но ничего путного не вспоминалось. В голову почему- то навязчиво лез образ стоящей на четвереньках девочки в жакете крупной вязки.

      …Через полчаса, попивая чаек  (он, всё- таки, предпочитал чай) они мирно беседовали за столом на кухне. Джульетта, отведав кусочек уже вызывающей изжогу колбасы, дремала рядышком.

      -Вы уж меня простите, ради Бога,- каялся мужчина, представившийся Александром. – Нелепая ситуация! И представить себе не мог!-

      «Что за идиотка такая?»-  в это же время думал он. «И не блондинка, и не глупышка, а без царя в голове! Сгоняла через весь город! Да и сам, тоже… Хорош! Породу спросить не мог, придурок! Делать-то что сейчас? К кому податься? Чай вкусный у неё. Куплю сейчас по пути развесного, дома заварю… Но к кому податься- то с Джулькой?!»

      -Это вы  м е н я  простите! Обрадовалась заказу, как дурочка! Вы же упоминали про окрас… Что, думаю, за окрас такой? Цвет! Цвет, а не окрас! Сразу догадаться можно было!.. Да ещё черный! Что за мрачность такая у трехлетней девочки?! Простите… Вот ведь… тоже «вязкой» называется… И что, кто- то им помогает руками?..- она замерла, ожидая ответа. Но продолжала размышлять.

      «Это ж где такие больные рождаются? Какой- то… не от мира сего… Видимо, в садике часто роняли… Ведь конкретно говорила ему: образцы мои, выберете! Он что подумал, что у меня полная квартира кобелей? Инструкцию не дал дочитать… Припёрся через весь город… Но сама- то!.. Тоже хороша!..»

       -Наверное… я не знаю…- Александр окончательно стушевался. –Я первый раз её свожу… В коровниках, говорят, помогают… Может, и здесь…

      -Ф – фу - у –у!- внутренне передёрнулась Валентина. – Вот это работёнка! Это тебе… не носки шерстяные!..

      «Бедная ты моя! Как я тебя понимаю!- с жалостью подумала Джульетта,  подняла на неё глаза. – И эти долгие метельные вечера… Уговариваешь себя, занимаешь чем- нибудь, улыбаешься через силу… А приходит вот такой вечер, серый, тоскливый - и волчицей выть хочется, не к ночи сказано! Никого! Никого рядом!» И так ей стало жалко эту нескладную, невезучую девчушку, что она захлюпала носом, подошла к Валентине и положила ей морду на колени.

      -Ой, что это она?- испугалась Валентина, но продолжала сидеть неподвижно. Увидела мокрое пятно на юбке. – Это у неё слюни бегут? А это не бешенство?

      -Из - звините,- Александр даже стал заикаться от смущения. –Ко мне, Джуля, ко мне!- притянул к себе за ошейник собаку. –Извините нас, ради Бога! Это она вам в любви объясняется.- Принялся вытирать Джулькины слюни на юбке и смутился ещё сильнее. - Извините, Валентина. Пойдём мы. И так столько времени у вас отняли…

      -Что вы! Забавно даже получилось… Всего доброго вам!

      На прощание она даже рискнула погладить собаку. На счастье.

      Прошлась по опустевшей квартире.

      «Здесь русский дух…» Псиной пахнет. Открыла балконную дверь. Ветер зашелестел листочками «Инструкции по пользованию швейной электрической машинки».

      Вздохнула. Поставила машинку на стол и принялась за изучение, приближаясь, как ей казалось, ещё на шажок к своей мечте: работать дома на собственном компьютере. На компьютере мощном, последней модели, «упакованном», в общем, безотказном.

      Но денег, конечно же, не хватало. Поэтому Валентина начала с покупки вязальной машинки и воспоминаний о маминых уроках по ручной вязки (будь она неладна!) носков и свитеров.

      Кажется, всё настраивало на оптимизм: и покупка со скидкой машинки, и оставшиеся громадные запасы маминой шерсти и мохера, и даже лютая непогода! А на самом деле… Вбухала последние  деньги на эту «сноповязалку», а  освоить- руки не доходят… Как псу под хвост!  Хотя… Уже второй день идут люди с заказами…

      Она открыла заветную шкатулку. Нет, пока только на «мышку» без коврика хватит. Но лиха беда - начало…

      …Она позвонила ему через день.

      -Александр, это Валентина… Которая вяжет из шерсти…- быстро добавила она.

      -Да, слушаю вас, Валентина! Одну минуту, я к обочине прижмусь…

      -Ко мне- совершенно случайно!- пришла клиентка… Она работает кинологом, то есть собачницей… И помогает… «вязать»… Вы меня понимаете? И эти… производители… её!

      -Да, да!

      -Она берет щенком  плюс пятьсот рублей за помощь. Ручную…

      -Я согласен! Скажите, как с ней связаться?

       ГЛАВА  2

      Сумасбродность при покупке подарков иногда поражала даже самого Александра! Он и самому себе не всегда потом мог внятно объяснить, зачем его лучшему другу на тридцатипятилетие двенадцатикилограммовый бюст Маркса?! Зачем знакомым, не читающим ничего, кроме эСэМэСок и комиксов потрёпанные 5 и 7 тома собрания сочинений Пушкина 35 года выпуска с, якобы, авторской надписью  Мельникова - Печерского «Из личной библиотеки»? И это не говоря уже о куче коллекционных червонцев со знаками Зодиака и годового абонемента на матчи местной футбольной команды 2- го дивизиона!

      Почему вместо реального подарка любимой дочке на пятнадцатилетие он пятнадцать минут катал её на вертолёте над городом?! А три года назад, ослабев умом напрочь, купил ей же щенка овчарки, причём упросил хозяев содержать того ещё две недели, подгадав к самому- самому дню рождения? О реакции жены и бренности своего бытия в тот момент он, почему- то, не задумывался… Но именно тогда- то всё и случилось! В доме поселилась  к а т а с т р о ф а !!! С аристократическим именем: Джульетта фон Шпеер!  Всё ж таки американцы не дураки, когда дают ураганам и тайфунам женские имена!

      Правда, вислоухая мордочка этой чистопородной немецкой фрау мало чем отличалась от наших российских дворовых мордашек, но в голубых ангельских глазах уже тогда светилась наивная просьба: ребята, подождите немного, дайте мне только акклиматизироваться, а потом…

      На акклиматизацию, как бразильским футболистам, ей хватило часа полтора - два.

      А ведь как всё спокойно, чинно и мирно было за две недели до этого…

      Закончился полугодовой капитальный ремонт со сломом перегородок, дверей и всего прочего. Была закуплена новая мебель.

      В это же время Александр в паре с опытным кинологом выбрали   щенка, повязал тому на шею белую верёвочку, дабы - не дай Бог!- потом не перепутать с другими, оформил документы и расплатился.

      Дома Александр тоже исподволь готовил почву для сюрприза. К какому- естественно умалчивал. Но по грустному вздыханию жены чувствовалось: ничего хорошего та не ждёт.

      И вот наступило 23 октября.

      Александр поставил коробку из-под печенья на переднее сиденье и отправился навстречу приключению.

      К его удивлению, «приключение» с замызганной и потрёпанной верёвочкой заметно подросло и где-то на втором километре пути, жалобно поскулив, начало выбираться из коробки. Попробовав удержать щенка правой рукой, он на секунду скосил глаза в коробку. И лишь реакция опытного водителя позволила ему, с визгом затормозив, не врезаться в здоровущий автобус на остановке. Коробка с грохотом завалилась куда- то под «торпеду».

       Он медленно достал сигарету, прикурил. Пальцы дрожали. Вытер грязной ладонью мокрый лоб.

      -Ёлы- палы… Это ж надо- чуть не угробились…

      Коробка поскуливала и двигалась. Он приподнял её.

      Джульетта фон  Шпеер по-плебейски гадила на коврик. Голубые аристократические глаза, полузакрытые лопухами ушей, внимательно таращились на Александра.

      -Ну- ну… молодец, молодец… Хорошо, хорошо… потом мама вымоет. Хорошо, хорошо…- Он погладил Джульетту. – Давай вместе…- он покряхтел. –Не хочешь больше? Ну, иди ко мне… Кис- кис.

      Джулька широко зевнула, и её вырвало на коробку передач.

      -Хорошо, хорошо…-  Александр тряпкой торопливо оттирал брызги с новых брюк. Затем приподнял щенка, вытер ему морду и брюхо, положил обратно в коробку. Вышел из машины, вытряхнул содержимое коврика на обочину, протёр переключатель скоростей. Джулька  что-то недовольно попискивала в коробке.

      -Всё- всё, домой, домой едем…

      Дома скулёж достиг предела и по громкости, и по продолжительности. Умилённо охающие гости, видимо, заменить сестёр, братьев и мамку ну никак не могли!

      Мимоходом слизнув с ладони жены перемолотое мясо, щенок продолжал броуновское движение по комнатам, оставляя после себя следы в самых неожиданных местах.

      Вступив пару раз в эти лужи, гости сгруппировались за столом на кухне и без нужды разгуливать или, чего доброго, танцевать не рисковали.

      Александр старался не встречаться глазами с женой. Та сама подошла к нему.

      -Саш, ты у меня глупее, чем сон дурака.

      В голосе не было ни злости, ни  раздражения. Только усталость. А он, не расставаясь с тряпкой, счастливыми глазами посматривал на радостную дочку.

      -И подарки у тебя, как у Сталина киргизам…

      Он непонимающе округлил глаза.

      -Столицу их Фрунзе назвал. А они букву «эФ» не выговаривают.

      Жена улыбалась. И весь мир улыбался вместе с ней.

      -Ничего,- как блаженный, утешал он себя. – Всё будет хорошо. День-два потерпеть… всё будет хорошо… привыкнем…

      Джульетта, будто прочитав его мысли, заплела лапы, завалилась на бок, немного подёргалась и заснула посередине громадной прихожей.

      Александр вышел на кухню, тихонько прикрыл за собою дверь.

      -Ц – ц – с - с!- приложил он палец к губам. –Заснула!

      И так не громкий разговор перешёл на шепот. И музыку не включали. Видимо, надоела…

      Последующие три месяца он радовался, как ребёнок, что работает индивидуальным предпринимателем  со свободным графиком работы.

      Шестиразовые кормёжки и желательные после них прогулки, ежеминутные уборки, готовки, прививки, осмотры, покупка новых туфель, сотовых телефонов, всевозможных пультов, колготок, плинтусов, обоев…

      Самое страшное, что спать Александру приходилось с Джульеттой в отдельной комнате, на жестком диване на животе, свесив руку вниз. Потому что без его ладони на загривке Джульетта спать не желала.

      Оба нервно вздрагивали во сне, синхронно вздыхали.

      В этот период самыми близкими к нему женщинами были мастер в парикмахерской да контролёр в автобусе.

      На второй месяц он, устав от холостяцкой жизни, приспособился вместо ладони укладывать на щенка мягкую игрушку. Долго, методом проб и ошибок, подбирал вес игрушки, пока, наконец, не остановился на поросёнке. Поросёнок Джульетте подошел. Через некоторое время он даже начал выполнять роль подушки.

      Сам же Александр, если не успевал устало заснуть, на цыпочках крался в соседнюю спальню к жене. Та, кладя ему голову на плечо, морщилась: «Как от тебя псиной пахнет!». Тот виновато вздыхал.

      Нервный тик, напрочь исчезнувший после армии, вновь возобновился. Эта «кобыла, селёдка, бестия, беспредельщица, кулёма» будила его: полпятого - в туалет, полшестого - в туалет, полседьмого - просто так, и, что самое обидное - без пяти восемь, хотя будильник был установлен на восемь ноль-ноль - кушать!!!

      После таких китайских пыток он до обеда ходил вареный и заторможенный: не брал сдачу в магазинах, дочь Дарью называл Джульеттой, путал пятую скорость с задней и даже забывал про чтение книг!

      Но всё плохое, в конце концов, заканчивается. Кончился и этот, щенячий, период.

      Кормёжки и прогулки стали двухразовыми. Растерзанный на молекулы поросёнок более не требовался. Постоянно влажный от подтираний  пол наконец-то просох. Разобранные и разодранные плинтуса, панели, плинтуса и прочие прибамбасы предыдущего евроремонта терпеливо дожидались денежных вливаний и замены.

      Но деньги требовались в первую очередь на исковерканную домашнюю утварь, бытовую оргтехнику, порванную одежду и колготки. И на мясо! Много мяса!

      «Катастрофа» переходила в новую подростковую стадию.

      ГЛАВА  3

      Тот период запомнился ей только одним: Голодом! С большой буквы!

      Этот собачий ад с проблесками собачьего рая длился месяца полтора. Голод владел всем! Все выработанные рефлексы - по боку! Одни инстинкты! Жрать, жрать, жрать! Крыша  с лохматыми ушами  съехала напрочь!

      Хозяин накладывал ей двойную, потом тройную норму жрачки! Плюс мясо, витамины, творог, кефир  и прочее разорение…

      Она жадно хватала из чашки куски и, не разжевывая, проглатывала. И всё время тревожно озиралась на спящих щенков, замирала в стойке и прислушивалась. Александр не ожидал от неё такого ярого проявления материнства.

      Еды ей явно не хватало. Голод не проходил. Но и кормить её ещё обильнее Сашка остерегался: Джулька в послеродовой период  представляла собой сушеную воблу с накаченным едой баскетбольным мячом вместо живота.

      Она подъедала опавшие недозрелые яблочки, выкапывала молодую карандашную морковку, грызла арбузные корки на силосной куче. Точно бездомная клянчила еду у всех пришедших в гости. Но голод не проходил. Восемь оглоедов высасывали её до конца, до последней капли, до последней калории!

      Резко проявились ребра. Живот болтался пустым мешком. Позвоночник, красиво играющий раньше при ходьбе мощными мышцами, выпирал под шкурой Уральским хребтом. И если бы не прикорм для щенков - она бы уже сдохла! Честное собачье - сдохла бы самым настоящим образом!

      Щенков прикармливали шесть раз в день.

      Поначалу эти безголовые пытались поить их концентрированным молоком через соску.

      Потом один умница («Интернет» называется) подсказал им о протёртой моркови и варёных яйцах, промолотом мясе и твороге. Так они ещё с ним и спорили, идиотики! Дескать, младенческий возраст, то, сё, молоко, груднички…

      Ну, да мои ребятишки  им быстро показали, что такое «младенческий возраст» и как надобно кормить потомков волка. Хозяин так рванул в деревню за продуктами, что пыль столбом стояла! Потому что вся их трехдневная пайка «ушла» за один присест!

      И мне, конечно, сразу  облегчение. Во-первых: чашки за ними долизывала. Честное слово: вкусно! Да и на пол после них высыпалось немало. Есть-то малыши по-человечески пока не научились, торопятся… Во- вторых: после прикорма детишкам и молока моего стало хватать. Набузгаются, как мячики, отвалятся кто куда - и спят. Облизываешь их, спящих, а они ноль внимания.

      Но, опять же, всё это до тех пор, пока ходить не научились. Здесь уж после «дойки» я старалась поскорей из вольера убраться! Вот слово-то какое, правильное: не кормление, а дойка… И от одного соска к другому перебираются, и лапами последнее выдавливают, и ещё рычат, паршивцы, если убегаю!.. А как же не бегать, ежели у них уже и когти, и зубки подросли?! Взрослые!

      Взрослые- то взрослые, а вылизывать за ними мне всё приходилось: где захотели - там и нагадили. Перед хозяевами неудобно.  Благо, хоть те всё понимали и помогали. Вылизывать, правда, не вылизывали, а, вот, лопатой постоянно за ними убирали. Так бы я одна не справилась, с их прикормом- то…

       И вообще, в тот период  эти двуногие «гомо сапиенс» для меня, честно говоря, не хозяевами были, а обслуживающим персоналом. «Мальчик на побегушках» да «девочка в услужении».  И поделом! Сами «вязали»- сами и расхлёбывайте!

                                   .   .   .

      Он чувствовал себя королём! Ну, хорошо - королевичем или корольком, на худой конец!

      Он смотрел под ноги на это скулящее королевство - и чувствовал гордость за себя: в Багдаде всё спокойно!

      А страхов- то было месяц назад, страхов-то!..

      -Александр, это просто! Главное - не волноваться. Куча чистых тряпок, желательно светлых. Продезинфицированные ножницы… Чистая подстилка… Ну, и бутылка водки… На всякий случай…

      -Я не пью.

      -Это хуже.- Татьяна, инструктор-кинолог помрачнела. – Тогда - нашатырь,- «успокоила» она. – С непривычки трудно будет. Но не смертельно. Она сама знает, что делать. Ей только помочь надо, если что…

      -Да откуда она знает, что делать?! И что значит: «если что…»?!- психовал он. Его трясло уже сейчас, за неделю до родов.

      -Знает, знает,- успокаивала его Татьяна. –И пузырь разорвёт, и пуповину откусит, и послед съест… Если что-то не сделает - вы поможете: разорвёте, обрежете…  Только самому съедать не надо…

      Это она так пошутила.  А его от таких «шуток» заколотило ещё сильней. И видеть инструктора уже не хотелось.

      -Пищать не будут - потрясите легонько вниз головой, пальцем ротик приоткройте и дуньте туда. Да, я думаю, всё хорошо будет, не волнуйтесь вы так! Плод «пойдёт» - поддержите его. Рвите пузырь, щенка обтирайте и сразу Джульетте - пусть облизывает. Или к соску сразу… А Джульетту поглаживайте, хвалите… Да сделает она всё! Сама сделает! Не волнуйтесь… Если что - звоните мне… Я приеду…

      -Мы в саду рожать будем. Пятьдесят километров от города…- хмуро ответил Александр.

      -Пап!- на кухне «нарисовалась» дочка. – Иди, посмотри ролик. Я с «Интернета» скачала. Роды у той- терьерши… От и до… Иди!

      -Идите, Александр, наглядно всё увидите. Ну, и я пойду… Всё, кажется, рассказала… Не волнуйтесь, ещё раз говорю…

      Она положила в пакет презентованную за консультацию бутылку коньяка и начала обуваться. Джулька, лежа на подстилке, проводила её внимательным взглядом, но прощаться не пошла. Не соизволила.

      Александр закрыл двери. Вздохнул тяжело и направился в комнату дочери: на курсы акушерства и родовспоможения.

      …Неделю спустя они ехали на дачу: у него начался отпуск. По его подсчётам, до родов оставалось сутки - двое.

      ГЛАВА  7

      Восемь плюшевых игрушек настырно двигались вслед за щеткой пылесоса. Иногда даже бежали. Причём, попки у щенков старались настырно обогнать передние лапы. Это щенкам не нравилось, но попки их не слушались и продолжали торопиться.

      Щетка тоже не поддавалась. Рычала, пихалась, ускользала.

      Паршивцы отыскали где-то под диваном три окаменевших носка и переключились на них.

      Сашка, улыбаясь, передвигался по комнате. Ковёр светлел на глазах. Правда, кое- где оставались темные влажные пятна, но это дело времени. Просохнут.

      В наушниках плеера гремел неистовый Шевчук.

      Тогда, вечером, после родов, приехала «вторая смена»: дочка. И, к счастью, на три дня.

      Надежда с Татьяной как- то на удивление быстро собрались, поцеловались на прощание и укатили в город: завтра на работу.

      Сашка затопил баньку. Медленно затапливал, получая кайф и удовольствие от процесса. Попутно поливал огород.

      Дочка в это время развлекалась, названивая матери Надежде по телефону:

      -Мам! Вы только уехали - Джулька ещё двоих родила! Честное слово! Да ты у папы спроси! Девочку и девочку!.. И ещё тужится! Мам, что делать- то?!

      Сашка усмехался, перебрасывая шланг на следующую грядку. Ах, какая неподдельная искренность звучала в голосе у дочурки!  Достойная смена подрастала. Было на кого положиться в трудную минуту. Не соскучатся.

      Джульетта обессилено лежала на веранде вместе со щенками и пыталась забыться. Это удавалось. Щенки пока активности не проявляли. Щенки были пока маленькими и глупыми.

      А дочка уже звонила тётушке Татьяне…

      Он думал, что вечером уснёт «без задних ног»… Но пошел двенадцатый час ночи… затем первый… затем второй… затем третий…

      А они лежали со взрослой двадцатилетней дочкой на диванах, голова к голове, и всё говорили, говорили, говорили… И казалось: для огромного счастья им не хватало именно этих 4- 5 часов! Которые тоже пролетят… Но останутся! И без которых жить не стоило…

      Джульетта дремала, обложив себя детьми, на веранде и через открытые нараспашку двери прислушивалась к разговору. И завидовала. И ревновала «старшую сестру» к хозяину.

      Затем приподняла морду. Оглядела спящее плюшевое царство. Облизала ближних. И дальних. И успокоилась. И заснула.

      …Сзади, в ладонь ткнулось что-то мокрое и холодное.  Сашка заорал от неожиданности и  в испуге шарахнулся в сторону. Пылесос поспешил вслед за ним и выдернулся из розетки. Наушники выпали из ушей. Щенки рассыпались по углам и испуганно таращились на «деда Сашу».

      Джулька стояла посреди комнаты и виновато помахивала хвостом:

      -Хозяин! Ну, ты чего такой нервный стал, дёрганный?.. Нос любимой собаки тебя пугает…

      -А ты чего, как ниндзя, крадёшься?! А если б я тебе щёткой по мордасам звезданул? Думать же надо! Всё! Пошли все в вольер!

      Он подхватил первую попавшуюся пару щенков и поволок их на двор, в сооруженный меж грушами вольер. Вернулся за следующими. Навстречу плелась Джульетта с любимой дочкой в зубах. Дочка покорно, как марионетка, болталась в воздухе.

      -Да не таскай ты тяжести! Сам перенесу!.. Иди, отдыхай…

      Попробовал захватить сразу трёх щенков. Те не давались, выскальзывали на пол. Один из вредности даже описался на весу.

      -Весь в мамку пошёл… Ничего, сейчас в пруду искупаюсь,- стоически философствовал Сашка.- Всё - равно шорты постирать хотел…

      Вернулся за оставшейся парой.

      Пары не было.

      -Эй, мелочь! Вылезай! Кис- кис! Медвежата, вылезайте!

      Кряхтя, наклонился, посмотрел под диванами и кроватью. Щенков нигде не было.

      Зашла Джульетта.

      -Ну, ты чего так долго? За смертью посылать…

      Прямиком направилась к одежному шкафу, заглянула за приоткрытую створку и вытащила щенка. Второй сам выпал следом и сразу же напал на мамкино ухо. Джульетта, не обращая на того внимания, направилась к выходу. Щенок бежал рядом и балдел от жизни.

      Сашка так же, с кряхтением, поднялся, выпрямился. Оглядел уныло залитую солнцем комнату.

      Валялись брошенные носки, все почему-то разного цвета. Валялись обрывки обоев и разорванный сланец. Накидка с кресла полустянута на пол. Как- то незаметно было, что здесь проводили уборку. Может, только влажную… На влажную очень похоже было, если судить по количеству тёмных пятен на ковре.

      ГЛАВА  8

      Она проснулась средь ночи от неясной тревоги.

      Привстала. Внимательно огляделась. Ребятишки мирно спали рядом. Искаженная зеркалом луна вытянула и зачернила предметы в комнате.

      Ни звука.

      Но тревога не уходила.

      Где-то далеко, в пролеске, тоскливо проплакала птица. Взбрехнула ответно собака у охранников. И опять тишина.

      Она улеглась на бочок, потянулась и закрыла глаза.

      Сон не шел.

      -Нервы,- подумала она. – Ни к черту нервы… Истеричкой какой-то становлюсь…

      Поворочалась, ища удобное положение. Набухшие соски болели и сочились, точно берёза по весне.

      -Мастит бы не заработать. Лечение, поди, в тысячи вылезет… Всё, как не у людей…

      Она тяжело вздохнула.

      -Что так тревожно- то? Приснилось, может, что?

      Опять привстала и оглядела ребятишек. Нет, спят…

      -Ох, мать честная, что ж за доля такая собачья ?! Возись здесь с этой мелюзгой, как дура, корми, облизывай… А у них уже и зубки, и коготки!.. Соски в кровь изодраны, того и гляди - загноятся… Правда, хозяйка мажет какой- то пакостью… Запах - не для слабонервных! Ночью ещё терпимо, а на утро слизываю: отказываются сосать из-за вони. Спросить-то у хозяйки не могу, как сама  из такого положения выходила? Двоих всё же подняла… Тоже утром слизывала? Хотя… двоих кормить- это вам не восьмерых… Это полегче…

      Вот разберут моих через месяц - и поминай, как звали. Через год и не узнают! Ещё, поди, и огрызаться будут при встречах!

      Она тяжело вздохнула.

      -Вот говорят: «генетическая память, генетическая память»… Эх, высоколобые!.. Не то это, не то!.. Это ж всё…  на уровне инстинктов, первой сигнальной системы, примитива! Не то! Сосут, жуют, лают… Ну, глядя на меня ещё кое- чему научатся… А как свои мысли, опыт свой, мечты  передать этой мелкоте?! Без языка?! Без письменности?! А?

      Попробовала как-то здесь с хозяином поговорить…

      Да- а… Уж лучше б не пробовала! Хохочет, дразнится, как припадочный… Шлёпает себя по губам, какое-то «тпру - тпру» выдаёт. Неужели у меня так же выходит? Домашних позвал… Как в цирке, честное слово… А если мне речевой аппарат не позволяет многие звуки выговаривать, а? У вас же, двуногих, тоже многие шепелявят иль букву «р – р - р» не выговаривают - и что? Уж чего, кажется, проще- то: «Р – р - р!». А я сама слышала ведущую на Пятом канале! И певицу какую-то, тоже с Питера… Может, у них мода там такая? Фишка?.. В городе на Неве… Да и на других каналах - пруд пруди! Я же не дразнюсь. Эх, примитивы…

      И писать не могу. Строение лап не позволяет. А до компьютера не допускают. Хотя читаю бегло и много, благо, и в туалете, и на диванах - везде чтиво разбросано.

      «Генетическая память»… Что сие -   м н е   неведомо, а они!.. И ещё докторские защищают! А я, вот, ничегошеньки из истории рода своего и не знаю, и не помню… Приснилось, правда, пару раз что-то такое… Необычное…

      Первый раз: дескать, сижу я где-то на краю обрыва. Внизу, вдоль реки, идут какие-то мохнатые слоны. А рядом со мной стоят вонючие волосатики с острыми палками, сопят и смотрят на этот караван со злобой и жадностью, будто на косточку. А когда проснулась - долго ещё ощущала запах этих двуногих. И почему-то чем дальше, тем менее и менее вонючим он мне казался.

      А второй раз приснилось что-то  уж совсем непонятное и непотребное.

      Будто рвусь я с цепи, а напротив меня к столбу посреди двора привязана голая женщина. И разговор сзади:

      -Пётр Ляксеич, спускать?

      -Спускай, Алексашка, спускай!

      Рванулась я к той девице, да проснулась в прыжке. Сама не своя проснулась! Мышцы, как после гона, стянуты. И пена на брылях! В общем, дурацкий сон…

      Вот и вся моя «генетическая память»! Два привета от предков. Не Щекны мы, далеко не Щекны…  Не Голованы…

      Благо, если этой мелюзге с хозяевами повезёт, как мне… А ежели в деревне, во дворе, на цепи?.. Ни грамоте обучиться, ни «Культурную революцию» посмотреть, ни с соседями пообщаться…

      Иль «В Москву, в Москву!» Совсем уж… крест на всей жизни…  « Джунгли каменные» … Откуда это? Не помню… Ладно, завтра вспомним… А пробки?  А какой- то там Церетели?.. Тьфу!

      О, опять Мальчик гавкнул у сторожей! Хороший парень… Наивный, как  бульдог… Косточки всё для меня у забора закапывает. Позавчера, вот…

      Джульетта заснула, скаля в улыбке клыки.

      Луна убежала из зеркала куда- то в сторону садового пруда.

      ГЛАВА  9 

      Александр волновался. Джульетта - тоже.

      Оба были при параде. Джулька - расчесана до блеска. Александр - облачен в серый добротный костюм, светлую рубашку в полоску и однотонный галстук. Галстук был слегка зажеван спящим на руках щенком.

      Дверь открылась. На пороге стояла «вязальщица» Валентина.

      -Здравствуйте, Валентина.

      -Зд- дравствуйте… Ой! Подождите, я сейчас!..- Она попыталась прикрыть дверь, но Джульетта уже втянулась в прихожую и с независимым видом обнюхивалась с карликовым пинчером.

      -Они покусают друг друга!- вскрикнула с испугом хозяйка.

      Сашка, воспользовавшись паузой, тоже втиснулся в незапертую дверь.

      -Да нет…- обречённо произнёс он. – Это ж «мальчик» у вас?..

      -«Мальчик»,- кивнула Валентина. – Ромео,- и отчего-то засмущалась.

      -Не бойтесь… Не тронут… Взрослый?

      -Год.

      Сашка тяжело вздохнул.

      -А мы, вот… Подарить вам хотели… Всё- таки с вашей легкой руки…

      -Какой хорошенький!- Валентина пальчиком потрепала лобастую голову щенка. – А я вот… Вас с кинологом свела - и самой так собаку захотелось!.. Но что бы маленькая и не линяла…

      -Да, у вас своей шерсти хватало, я помню…- мрачно пошутил Сашка, маясь от неловкой ситуации. Но Валентина шутку приняла.

      -Это точно! Хватало! Да что я вас здесь держу?! Идемте чай пить!

      -Недомерок,- пренебрежительно подумала о пинчере Джульетта, проходя следом за ними в кухню.

      -Переросток… Дылда…- с легкой брезгливостью в свою очередь подумал Ромео об овчарке, семеня рядом.

      Разбрелись по кухне: двуногие со щенком - за стол. Ромео резво, на тонких ножках запрыгнул на диван.

      -Как балерон веронский! Всё в обтяжку!.. Тьфу! Стыдобушка!-  покривилась Джульетта. Сама же растянулась на полу.

      -Это ж как такой гектар тела прочёсывают? Чеши - не чеши - всё едино пыль останется! Выхлапывать только, как коврик…- подумал Ромео, наблюдая за ней с высоты дивана. – Или пылесосить…

      …-Вот такие вот дела,- печально закончил свой рассказ о Джулькиных родах Александр. – Всех щенков пристроили. Трёх - на таможню, трёх - друзьям раздали, одного - производителю… А этого думали вам подарить. Даже имя выбрали. Матрёна. Вот такие вот дела… Не судьба…

      -Да, не судьба…- таким же печальным эхом отозвалась Валентина.

      Замолчали.

      Из магнитофона негромко звучала мелодия Нино Рота, разделяя общую грусть.

      Ромео незаметно для окружающих смахнул лапой предательскую собачью слезу. Джулька же, не отрываясь, смотрела на Валентину и мучительно припоминала, кого та ей напоминает.

      Матрёна продолжала спать.

      -Ладно… Пойдём мы,- Александр, как и в прошлый раз, тяжело вздохнул перед расставанием. – Поздно уже. Будем думать…

      -Всего вам доброго. И спасибо за подарок… Извините, что так вышло… наперекосяк…

      Валентина прислонилась к дверному косяку и виновато на них смотрела, будто провинилась в чём. Волосы рассыпались двумя черными крыльями на плечи.

      И Джульетта, наконец- то, вспомнила, кого та ей напоминает! Актрису! Оливию Хасси!

      Джульетта приблизилась к Валентине и с благодарностью лизнула в ладонь.

      -Что это ты?- выговорил ей в машине Александр. – Что за собачьи нежности? Малознакомый человек, а ты!.. Не стыдно?

      Щенок, насосавшись вволю из всех восьми сосков, перекаченным мячиком продолжал дрыхнуть, теперь уже на заднем сиденье в коробке из- под конфет.

      -Делать-то что будем? Скоро кулёме полтора месяца стукнет. Думай, родная, думай, кому щенка треба?! И чтоб в радость был!

      В задумчивости открыл окно, закурил машинально и продолжил размышлять:

      -У Толи с Ленкой кошка… У Вики высшего образования нет… У Наташки - муж пьяница… У Кроликовых - своих семеро по лавкам… А главное - повод?! В честь чего, так сказать, дарить?! Что за праздник или юбилей, а?

      Вдруг замолчал и медленно перевёл взгляд на Джульетту.

      -Может, Надежде нашей?..- медленно спросил он. –У нас сегодня день свадьбы… Тридцать лет… Юбилей…- Он поправил измятый галстук. Глаза его постепенно теряли осмысленное выражение. Разум куда-то улетучивался. – Как ты думаешь, а? К юбилею, а? Обрадуется, а? Не обидится? Не выгонит? Точно? Всё-таки родной человек, тридцать лет вместе… Не должна…  Да мне и жить негде… Не на даче же…

      А Джульетта смотрела на этого родного дурака влюблёнными глазами  и  улыбалась, замирая от счастья: хоть одного ребёнка по-человечески  обучит, в люди выведет! Пусть даже и Матрёну… 

       А хозяйка… Нет, не выгонит! Куда она без нас?.. Скучно же будет.