Скандинавские странствия

— Алька, Егорка тащите дневники! Будем решать важнейший вопрос! Приглашать на Новый год Деда Мороза или пусть летит себе, по добру, по здорову? — Полина Марковна или просто Ба, демонстративно водрузила на нос чиненные, перечиненные очки (сколь уж раз предлагали заказать новые, но она ни в какую. «Привыкла к этим. А на сэкономленные деньги лучше внуков побалую!»). Сын и доча, с явной неохотой и насупившись, полезли в ранцы. Опасаться им было нечего. Не отличники, конечно, на как говорится — твёрдые хорошисты.

— По географии — четыре? Отец! Ты это безобразие видел? — Бабуля демонстративно протянула мне journal*. И обратилась к детям. — Потомки! Как будете сие безобразие объяснять?

— Училка материал, того. Не интересно! — Егорка выступил вперёд, по-мужски заслоняя собой сестру. - Только картинки показывает. Даже киношку ни разу не включила.

Бабуля, закрыла итоговые ведомости и вернула дневники. С минуту сидела молча. Потом молвила. — В моё время. После страшной войны, учитель на школьной доске мелом сам контуры стан рисовал! Да на залатанном глобусе их показывал. И ведь добился свого. Запомнила, крепко-накрепко, где стана Скандинавия находится. Правда, за всю жизнь в тамошних заграницах так побывать и не довелось.

— Это не страна, а историко-культурный регион на севере Европы, охватывающий Скандинавский полуостров — вставила «пять копеек» Алька.

— И ещё там Ютландия и прилегающие острова — дополнил Егорка.

— Ишь, грамотеи выискались? Родну бабушку перебивать горазды! Тогда в полугодии почему тако четвёрочное безобразие творится? Надо шепнуть Деду Морозу — парировала Полина Марковна, почему-то повернувшись ко мне. — Помнится, этот старец в тех северных районах обитает? Вот пусть и поможет подтянуть успеваемость некоторых, плохо воспитанных, деток. Не будем показывать пальцами.

Январь 2008 года

Ура!Ура! И ещё раз ура! На Новый год, «Седобородый» положил под ёлку не банальные машинки и куклы, а три ярких книжечки. В коих, аж на двух языках сообщалось. «Некто, с именами Алька, Егорка и их папа отправляются в путешествие! В дальние страны! А именно через Финляндию, в Швецию. Дабы не по картинкам и фильмам, а собственными глазами посмотреть, что у них там и как!»

***

Только в порту финского города Турку я сообразил, что билеты на огромный паром, следующий в Стокгольм, в спешке, были куплены без включённого ужина и завтрака.

Для меня поголодать пол суток — не проблема. Но дети. Целый день носились по Хельсинки, потом спали в тёплом и уютном автобусе. Напрочь позабыв, что в мире существует питательная субстанция, именуемая едой.(Пара бутербродов с вкуснейшей рыбой — не в счёт).

— can I purchase on the ship. Oh, sorry. I wanted to tell you if you can pay for dinner and breakfast directly at (Могу ли приобрести на корабле. Ой извините. Я хотел сказать, можно ли рассчитаться за ужин и завтрак прямо на..)- Вспоминая английские слова попытался я поведать о проблеме дородной женщине, проверяющей наличие посадочных талонов.

— Муж-чи-на! Не-мо-роч-те го-лову! - С сильным прибалтийским акцентом ответила та.- Мож-но! Это же! Ев-ро-па! Двд-цать эв-ро за вас и по дэ-ся-ть за каж-до-го кин-де-ра. В то ок-но. И не за-дер-живай-тэ оче-редь. — Как то, по-советски быстро, решила она проблему. Всем корпусом подталкивая нашу команду вперёд.

***

Вы видели, чтобы из футбольного поля сварганили ресторан? Да ещё и самообслуживания? Я — да! Всё пространство, от одного борта до другого занимала еда! Три! Нет, пять десятков огромных лотков, с салатами. И столько же с мясными и рыбными деликатесами. Но мой намётанный глаз упёрся в сверкающую бадью. И очи тут же отказались пялится на что-то другое! В сосуде, переливаясь оттенками красного цвета, возлежала её высочество — икра! В это невозможно поверить, но каждый желающий мог подойти и безнаказанно «хапнуть» сколько душе угодно. Моей было угодно завладеть таким количеством, которое сразу бы (конечно, по нашим расценкам!) окупило сорок евро, потраченные на приобретение входных билетов, в это царство обжорства!

Знаете как местные жители лопают красную икру? Не так как русские. Для них рыбьи яйца — никакой не деликатес, а повседневное кушанье. Скандинавы называют сие блюдо — Мяти. И продают в любой точке общепита. Икру (банально!) смешивают с тёртым сырым и нарезанным луком, после чего заправляют густой сметаной. (И вовсе на бррр! Сам попробовал. Вкусно!).

***

Пока мужская половина нашей семьи наслаждалась разнообразнейшими первыми и вторыми блюдами, женская часть, то бишь Алька исчезла! Совсем!

Первым местом куда я помчался (наказав сыну и шагу не делать из рая Винни пуха и Пятачка) был магазин Дьюти Фри (То бишь — беспошлинная торговля в нейтральных водах). Там имелось много чего, но дочи — не было. На верхних палубах, с панорамным видом на море — тоже. В каюте — аналогично! Оставалось одно. Срочно искать капитанскую рубку и заказывать объявление на всех языках. Мол, пропала русская девочка, по имени Аля. Одета. Только вот где отыскать этот заветный капитанский мостик. И поймёт ли кэп, мой английский, на базе советской высшей школы? Прежде, чем отважится на такое, решил надёжно спрятать оставшееся. То есть — сынулю. Запереть чадо в каюте. Егорка не сопротивлялся. Поскольку, после обильного угощения, сил ворочать языком не осталось. Пацан молча указал пальцем в сторону ещё одного, не исследованного зала. С интригующей надписью над входом.

«Dessert».

***

Моё, перепачканное множеством кремов, сокровище — обитало именно там! Алька печально сидела за дальним столиком, в окружении несметного количества недоеденных пирожных и прочих стадостей.

Стокгольм. Рабочее общежитие автозавода. Спешно превращённое в туристическую гостиницу

— Детвора. Есть два варианта нашего дальнейшего время препровождения. Первое. Встаём ни свет ни заря и отправляемся за триста км, в логово, то есть я хотел сказать в жилище Санта-клауса. А затем, вечером, столько же километров едем обратно. Второе. Хорошенько выспавшись и плотно позавтракав, отправляемся изучать столицу королевства Швеция. И может даже увидим настоящего короля или на худой конец королеву. Голосуем. Кто за первое предложение. Решено единогласно. Садимся на электричку и... — договорить не успел. Дети спали. Дружно посапывая носами.

Полдень. Центр города

— Мы хотим есть. — Алька дёрнула за рукав брата, который никогда в жизни, самостоятельно, такой фразы не произнёс бы.

— Но мы же в знаменитом музее имени самого основателя главной премии! Здесь столько интересного! Вот например...

Дочь не дослушала. Она упорно тащила меня в сторону вкусно пахнущей двери с табличкой “Кафе в музее Нобеля”.

— Вы знаете! Тут каждый стул подписан лично лауреатом. Не желаете убедиться? — Официант лучился, как только что изготовленная, нобелевская медаль.

***

Вкушали мы неповторимое нобелевское мороженое. На что-то, более существенное, у финансового директора (то бишь меня) «тугриков» не хватило. Ибо цены в этой точке общепита рассчитаны исключительно на обладателей знаменитой премии!

Месяц спустя

Дочь, подпрыгивая от радости, торжественно раскрыла дневник и продемонстрировала бабушке «пяху» по географии.- Это за Африку. После чего повернулась ко мне и выпалила на одном дыхании — Пап! А как ты относишься к Занзибару и к Танзании в целом?

— В Африке акулы,

В Африке гориллы,

В Африке большие

Злые крокодилы...

Машинально процитировал я классика. Думая о деде Морозе. «Вот интересно? А летом он турпутёвки, под деревом, часом, не оставляет?»

* — дневники (Анг)

​Защита свидетелей в отдельно взятом микрорайоне

Известная (в узких кругах) поэтесса Элеонора Лерура уже минут пять пялилась на три разнокалиберных светящихся квадратика. Гаджеты безмолвствовали. Женщина растерянно кинула взгляд на мигающий светодиод зарядного устройства.

«Кажись, всё в порядке. Разность потенциалов в моей квартире присутствует. Вон и счётчик в коридоре мотает, словно сумасшедший», — додумать эту мысль до конца ей не удалось, так как планшет заиграл навязчивую мелодию и на экране появилось лицо незнакомой дамы.

— Вввам чего? Ввееернее кого? — радуясь и пугаясь одновременно молвила хозяйка квартиры.
— Элька, не узнала меня? Богатой буду. Вернее уже.

Голос показался Леруре знакомым, она определённо слышала его. Правда, почти год назад.

— Ну ты даёшь. Собутыльн… подружайку позабыла, не узнала. С тебя причитается. Жаль только, в ближайшее время наши любимые «Чёрные глаза» не опустошим. В Испании такая бутылочка де-фи-цит.

По этой манере растягивать последнее слово Элеонора опознала Марго, вернее Машку Рогозину из Приречного района.

— Рогозя, какая Испания? Кто это тебя так разукрасил, что мама родная…
— Ха-ха. Открываюсь, как близкой подруге. Всё просто! Защита сви-де-те-лей. Помнишь моего шефа из Гособлторга?
— Того, который к тебе клинья подбивал? И подбил-таки. Ты говорила, что жениться обещал, в недалёком или далёком будущем.
— Во-во. Он самый. Переметнулся к Ленке из бухгалтерии. Свинья неблагодарная. Ну, я ему взяла да и отом-сти-ла. Что знала: пароли, явки, счета (в постельке все мужи, ой какие, словоохотливые) — органы отписала.
— В какие? — Лерура слушала разинув рот.
— Во внутренние, конечно. И теперь меня знаешь как зовут? Госпожа Бернадетта! А фамилию не скажу, потому как бумагу грозную подписала.
— Так ты и в самом деле в загранке живёшь? А язык? Работа?
— Ну, Лерура — темень непроглядная. Говорю же тебе, программа защиты свидетелей. Пластическая операция. За счёт государства, между прочим. Правда за силикон свои кровные отдала. У них там увеличение груди сметой не предусмотрено. Паспорт, вид на жительство — всё по программе. Слышишь, как море шумит? Средиземное, между прочим. Не хухры-мухры.
— Но ведь жить-то на что-то надо. Или и тугриков эти самые органы тебе отсыпали без счёта?
— Нет. С финансами у них не ахти. Из страны сбагрили — из сердца вон. Но ведь мне по закону четвёртая часть от всего конфискованного у свиньи неблагодарной полагается. Вот на эти «коврижки» и существую безбедно. Лет на сто хватит, а может и поболее. Тырил мой любовничек с размахом. За это ему отдельное спасибо. Если надумаешь к нам на Пиренейский полуостров — встречу по-царски, вернее, по-королевски. Испания — это же монархия, хоть и конституционная.

***

До вечера Элеонора не находила себе места. Перебирала в уме всех знакомых, на предмет того, кого из них можно сдать в Прокуратуру, ну, или ещё куда.
По всему выходило, что общалась поэтесса с людьми честными, по большей части пьющими, но творческими.
Уже засыпая, поняла: кандидат на заклание отыскался. Главный редактор литературного журнала «Пегас в полёте» — Аристарх Абрамович Резонансов. Уж сколько кровушки нашего брата-поэта испил, не приведи господь.

Полгода спустя

—Уважаемая Азиза Абдукаримовна присаживайтесь, пожалуйста. Будьте добры ваш паспорт.

Лерура, ничего не понимая, трясущейся рукой протянула начальнику службы защиты свидетелей свою «краснокожую паспортину».
Книжечка мгновенно исчезла в аппарате для измельчения бумаг.

—Уважаемая бывшая поэтесса. Отныне вы чистокровная узбечка из города Ассаке Андижанской области. Приехали к нам на заработки. Так сказать трудовая эмигранта. Ещё вот что. Домой вам возвращаться нельзя. Сейчас в квартиру вселяются другие люди. С ними встречаться категорически запрещено. Будете обитать в служебном помещении, при ЖЭКе номер 34. Вместе с четырьмя такими же дворничихами. И не смотрите на меня так. Кто-то же должен обучить вас узбекскому языку и обычаям. Да, зарплата отныне будет стабильная, в отличие от прошлой жизни. Маленькая правда, но если два участка мести будете, то на скромное бытие хватит. За пластическую операцию кредит лет через пять погасить сможете.

—А разве это, — Лелура дрожащей рукой провела по лицу, — не за счёт государства?
— Так-то оно так, только сами же понимаете. Пандемия, кризис, бюджеты урезали, фондов нет. Но я же понимаю: вы из чистых и светлых побуждений этого негодяя Резонансова нам с потрохами. Кстати о них. Потом зайдите в бухгалтерию и получите причитающиеся вам восемьдесят семь рублей. Двадцать пять процентов от конфискованного, за минусом подоходного налога.

—У него всего столько было? — глотая ком в горле, молвила поэтесса.
— Несколько стольников нашли. В порванной подкладке пиджака завалялись. Остальное не его. Тёща у злыдня, как оказалась, всем движимым и недвижимым имуществом владела. А на неё никто заявления не подавал. Да не переживайте вы так. Уже осудили супостата, аж на два года. Условно.

Слёзы ручьём текли из глаз женщины. Она хлюпала носом и причитала:
— А как же мои котики? Что с ними теперь будет?

Офицер заглянул в папку.
- Белый, породистый, по кличке Барон, а также серая кошка Мурка и котёнок Черныш в настоящее время перемещаются к новому месту жительства, по адресу… Остаток корма, марки «Вискас», так же доставят, правда, только через неделю. Его надо проверить на предмет наличия вредных веществ.
— А кккак будете проверять? В лаборатории?
— У нас всё проще. Мой заместитель лично и проверит. Как говорится в известном фильме, на кошке. Своей. Ничего человек не жалеет. Службы ради.

Ещё полгода спустя

—Сарымсакова ты будешь?
Элеонора отложила в сторону метлу. Машинально вытерла руку о фартук. — Ассалям алейкум. Что тебе от бедной юракча (дворничихи — узб.) потребно? Зачем от дела отвлекаешь?
— Не сердись. Не надо унинг қошлари нақшли (брови хмурить — узб.) Я читал твои переводы азиатских поэтов на русский. И сдаётся, что ты не тем занимаешься.
— Как это не тем? Я на что я существовать буду? Кисок моих кормить? Отойди, не мешай. Мне план выполнять надо, аж до той остановки.

Вместо ответа незнакомец вырвал из рук женщины орудие труда.
— Я мести буду! Ты иди рядом! Молча! Зовут меня Акбор. Работаю главредом и ещё соучредителем.
Услышав это Лерура хотела немедленно «дать дёру», как можно дальше, но любопытство пересилило, и она кокетливо указала пальчиком, на окурок, незамеченный незадачливым помощником.

Пролетел ещё год

Монитор последней модели, используя встроенные датчики освещённости, автоматически уменьшил яркость экрана.
Скайп перестал петь свою заунывную песню и наконец соединил звонящего с далёкой Испанией.

—Рогозька, привет.
— Не смей называть меня так. Я — Бернадетта! И точка.
— В таком случае, перед тобой некая Азиза Абдукаримовна. — Лерура рассмеялась. — Мой, ээээ, бойфренд Акбор завтра летит в Барселону. Привезёт кое-кому подарочек. Пару бутылок «Чёрных глаз». Я же помню, что на Пиренеях с этим туго. Это тебе за идею.
— Какую?
— Защиты свидетелей.
— Сработало?
— Как сказать. Через неделю состоится общее собрание акционеров журнала «Пегас в полёте».
— И мою поэтессу наконец начнут печатать.
— Скорее всего — нет.

Где-то там, далеко за морями, бывшая российская гражданка Рогозина застыла с открытым ртом, не зная что сказать. А Элеонора, насладившись моментом, продолжила.
— Понимаешь, контрольный пакет этого «террариума» у моего, ну, в общем, того, кто тебе винишко передаст.
— И? — Мария вытянула шею и почти упёрлась лбом в экран.
— И главным редактором буду я! — Лерура-Сарымсакова хотела ещё что-то добавить, но три кошки с разных сторон синхронно прыгнули на стол. Сунули мордочки в микрофон и замурлыкали, что есть силы.

Я могу ошибаться, но кажется, бог даёт детям (во временное пользование) вечный двигатель, прыгатель, лазетель и кувыркатель. Наличие этого предмета в теле внука, Тимофея, легко определить по той скорости, с которой тот носится по дому, не очень старательно, выполняя бабушкино задание — «Уничтожить пыль, до последней частички и только после этого — отправляться гулять на улицу! И никак не раньше!»
Веник — фантик подцепил
И в совочек запустил,
Но совочек — промахнулся...
Или просто увернулся?
Фантик мимо пролетел
И совочка не задел...1
В сотый раз повторяя найденное во всемирной паутине стихотворение, внук добрался до книжного шкафа и притих. Но не надолго. Пару минут спустя материализовался в моём кабинете с толстенным томом детской энциклопедии.
— Дед! Что такое вселенная?2
— Как бы тебе объяснить, попроще. Скажу, так. Это необъятное пространство, которое невозможно охватить взглядом, и понять человеческим разумом. По крайней мере, моим. А разве в этой книге нет ответа на сей вопрос?
Внук, в обычной манере пропустил мимо ушей последнюю фразу и выпалил:
— А на Земле, сейчас, существует необъяснимое?
— Конечно. — Ответил я, наивно надеясь, что на этом любопытство Тимохи иссякнет.
— Приведи пример! — Потребовал внук.
Почесав затылок, я вдруг неожиданно для самого себя выпалил. — А хочешь загадку?
— Спрашиваешь! Конечно! Только не обычную. Не из книжки.
— Она бывает и малая и большая. - Выдержав театральную паузу начал я. — Это имя собственное произошло от старинного слова, обозначающее людей, которых объединяло что-то общее. Но это не было ремеслом или совместным занятием. И ты, и я, и каждый человек на нашей планете – дальний потомок древнего сообщества.
— Сплошные непонятки.- Бесцеремонно перебил Тимофей. — Как говорит наша училка, по математике, «Мало конкретных данных!». Давай ещё инфу.
— Мы, взрослые, стараемся научить вас любить и уважать её. Ведь она одна, и сложно найти человека, который не любил бы её. Полагаю, что народ обязан сражаться за неё изо всех сил. Даже в том случае, когда силы не равны. Для нас, взрослых, она и воспоминания, и традиции, и обычаи, старые и новые. Для детей — впечатления и знания. Сейчас ты ещё не до конца осознаешь, в каком населённом пункте живёшь, ходишь в школу, приобретаешь знания и опыт, обретаешь друзей....- Я сделал паузу и набрал в лёгкие воздух, чтобы продолжить,...
— Так бы и сразу сказал — оборвал меня на полуслове внук.
— Это же Родина. От слова род. Родня. Отечество. Запутал совсем. Не загадка, а легкотня!
— Имей терпение дослушать собственного деда до конца. И не перебивать. С твоей стороны такое крайне невежливо! Это не вся загадка, а только половина — возразил я: — уверяю, вторая часть, много трудней первой.
Тимофей открыл рот, да так и застыл, уподобясь рыбе оказавшейся на берегу. Наконец, тихо, по слогам, произнёс:
— Да-вай!
— Подумай хорошенько и ответь на вопрос, а за что мы Родину любим? И с чего она начинается?
Внук переминался с ноги на ногу. — Открыл энциклопедию и стал лихорадочно искать ответ там. Потом с шумом захлопнул и молвил — Подсказку гони! Сложно! Очень!
— Держи.- Выросшая, за его спиной бабушка протянула Тимофею флешку.
— Ба! Там ответ? Ну, даёшь! Вот это да! Я всегда знал, что самая настоящая волшебница.
— На ней записан старый советский фильм. «Щит и меч» называется. В начале его звучит песня Вениамина Баснера на слова Михаила Матусовского, вот она то и отвечает на вторую часть дедовой загадки.
— С чего начинается Родина? — Выпалил Тимофей.
— Именно. — Бабушка нежно погладила внука по голове.
— А на вопрос, за что мы Родину любим, там, случайно, подсказки нет?
— На это каждый человек отвечает по своему. И ответ получается разный, но правильный. А теперь мужчины, марш мыть руки и на кухню. Я кое-что вкусненькое приготовила, по старинному русскому рецепту.
----------------------------------------------------

1- — Автор В.Прялка

2 -Не отвечать на Тимофеево «Что это?» и «Почему?» нельзя категорически. Насупится, обидится и самое страшное, не будет есть кашу. А это уже чревато последствиями, то бишь бабушкиным допросом! С пристрастием!

Тук-тук. Тыдын-тыдын. «Какие по счёту сутки слышу одну и ту же заунывную мелодию?»- Пронеслось в голове у девушки. «Выспалась, перевыспалась на всю оставшуюся жизнь!» — Выглянула в окно, но ничегошеньки не увидела, кроме изредка пролетавших мимо огней, освещающих маленькие полустанки и разъезды.
— Скоро Наушки2. Там пару часов простоим! — Разгадав ход её мыслей, сообщил сосед по купе. — Пенсионер, отправившийся в далёкий путь, дабы навестить давнишних друзей, с которыми полвека назад строил в столице Монгольской Республики элеватор и мельницу для хранения и переработки зерна.
***
За трое суток девушка и старик стали почти родственниками. — Марина, студентка факультета журналистики, во всех подробностях поведала попутчику, как вытянула из пустого круглого аквариума малюсенькую записочку. В ней, рукой любимого преподавателя было начертано одно гулкое слово — Улан-Батор. Таким экстравагантным способом Аркадий Кириллович, (или попросту — Пенсне), заведующий кафедрой литературной публицистики, распределял места прохождения летней практики.
А старый мельник — (С редким именем — Аристарх. И не менее редким отчеством — Брониславович) охотно делился воспоминаниями о делах давно минувших дней. Рассказал, что в этих Наушках требовалось открыть в Сберкассе счёт и положить на него советские деньги, превышающие сумму в тридцать рублей. Причём, разрешённые к вывозу за пределы СССР купюры, должны были быть исключительно казначейскими билетами3 номиналом исключительно в один, три и пять рублей.
Но основная тема их многочасовых бесед крутилась вокруг задания на практику. Пенсне (прозвище данное профессору за привычку носить очки без заушных дужек, держащиеся на носу посредством зажимающей переносицу пружины) отправлял студентов, руководствуясь девизом «Поди туда, незнамо куда, (и желательно подальше). Изыщи то, что незнамо никому.» Вдобавок к листочку из аквариума вручил ещё один. Ничуть не больше прежнего, содержащего одну лаконичную строку. «Анастасия Филатова — хозяйка Срединной страны.»
— Марш умываться. Причипуриваться. То бишь — прихорашиваться и прятать запрещённые к вывозу за пределы РФ предметы. — Попутчик вернул девушку из раздумий, в стучащий на стыках рельс, вагон скорого поезда.
— А у меня ничего такого и нет. — окончательно прогоняя утреннюю дрёму, возразила Марина.
— Будь моя воля, запретил пересечение границы этакой красоте. Русские женщины есть не что иное, как национальное достояние. Покидают родные пенаты4 и шмыг замуж. А в положенный срок у турок, итальянцев или монгол детишки нарождаются. Красивенькие, да умненькие.
— Значит ей можно, а мне, выходит нельзя?
— Ты о ком? Мариша.
— Об Анастасии Цеденбал. Я же целых два дня рассказывала, что еду о первой леди МНР материал собирать. Забыли?
— Нас, простых инженеров, выполняющих интернациональный долг, в хоромы партийных руководителей не шибко приглашали. Но вот мой друг был в те годы большим Захиралом5. Доберёмся, непременно тебя с ним познакомлю. — Аристарх Брониславович хотел ещё добавить, но поезд остановился, и в купе заглянули молодые ребята в зелёных фуражках:
—Попрошу приготовить паспорта! — Скомандовал один из них, почему-то обращаясь только к девушке.

Улан-Батор. Элитный дом «Будда Виста» в центре столицы

Облачённый в расшитый дэгэл6 хозяин просторной квартиры, протянул девушке пиалу с крепким чаем. — Пей, красавица. Полезный напиток. Особенно для женщин. Такой чай обожала «мама» Монголии. — Русский язык иностранца Данзана был великолепен. — Ари Бро шепнул, что ты будешь писать о ней статью. Правильно. Мои соотечественники об Анастасии помнят, а русские — нет.
В голове у Марины крутился рой вопросов, но она не знала, как обращаться к хозяину. Ведь в Монголии нет отчества и тогда как произносить одно имя на вы?
Мельник заметил это и пришёл на помощь. — Данзан-гуай, не томи девушку, расскажи что знаешь. Ты же состоял в свите Юмжагийна Цеденбала. У нас таких людей, как ты, в прессе именуют другими официальными лицами.
От крепкого напитка у девушки слегка закружилась голова, но она стойко допила содержимое, поставила чашку на стол и достала блокнот и диктофон.
— Как же давно это было. Одну минутку. — Хозяин подошёл к книжному шкафу, извлёк оттуда толстенный фотоальбом и вручил гостье. — Смотри, фотографируй, а я буду комментировать.
Девушка всматривалась в пожелтевшие карточки и пыталась представить себя на месте первой леди далёкой страны. Затем ткнула пальчиком в фотографию смеющихся молодых людей и открыла рот, но Данзан опередил.
— Это фото не я делал. Стащил из партийного архива на память. Со слов старших товарищей знаю, что Настя жила в обычной, как это по-русски? Забываю.
— Коммуналке — пришёл на помощь другу Аристарх Брониславович.
— Там. А соседом был дипломат Важнов. Большой специалист по Монголии. К нему частенько приходили чиновники. И наши и ваши. И Цеденбал тоже заглядывал. Там молодые люди и повстречались. Понятное дело, без одобрения компетентных органов семейная ячейка не образовалась бы. Если интересно, что да как, придётся, девочка, основательно в секретных архивах порыться.
Вернулся Юмжагийн в Монголию уже не один, а с русской женой. А теперь скажи, как, по твоему — приняли иностранку соратники?
Марина пожала плечами. — Не знаю. Неприветливо?
— Именно так. И не за иной разрез глаз. Наши считали, что «старший брат» прислал сюда соглядатая или того хуже, надзирателя. Могу ошибаться, но кажется, что Анастасия Ивановна, став женой известного человека, осознавала подобное отношение к ней, чужестранке, продлится не один десяток лет. Женщину обвиняли в том, что она пользуется мягкотелостью супруга.
— Но это же... — неожиданно выпалила Марина.
— Девочка, как ни печально, но обвинения были не беспочвенны. Теперь уже можно говорить об этом откровенно. Ничего не опасаясь. Наш генеральный секретарь оказался слабохарактерным. И вдобавок любил пообщаться с «зелёным змием». Дело в том, что высокопоставленный гости из Советского Союза не упускали возможности пропустить рюмочку-другую нашей Архи7. Руководитель государства старался не отставать и вскоре уже не мог прожить без спиртного ни дня. — Данзан отхлебнул из своей чашки и забрав у Марины альбом, указал ещё на одно фото. — Анастасия, по-вашему, то есть по-русски, боролась за мужа, как могла. Требовала от членов Политбюро, чтобы супругу во время официальных приёмов подвали рюмку, наполненную чистой водой. Показывала медицинское заключение об ухудшении здоровья. Она, фактически, стала руководителем страны. Обзавелась доверенными людьми в Министерстве безопасности, была осведомлена обо всём, что происходило в Монголии и пресекала любую угрозу по адресу супруга. Если тот отправлялся в поездки по дальним аймакам8, тут же посылала вслед за ним офицера, в задачи которого входила обязанность дезинфицировать руки первого лица страны спиртом.
И республика сделала огромный рывок. Строились шахты по добыче полезных ископаемых и заводы по их переработке, развивалась инфраструктура, народ стал жить богаче.
Правда, и у неё имелись маленькие слабости. Обожала моменты, когда мужчины целовали её руки. Утверждают, что некоторые ловкачи сделали на этом карьеру.
— Вот и меня командировали. В стране резко выросла рождаемость. А жителей треба регулярно и вкусно кормить. — Вставил слово, доселе молчавший Аристарх Брониславович.
Данзан кивнул в знак согласия, затем продемонстрировал очередную фотографию, там были запечатлены Анастасия и Генеральный секретарь ЦК КПСС. Продолжил:
— Однажды в нашу страну, возвращаясь владивостокской встречи с президентом США Фордом, заглянул Леонид Ильич. Один из его советников подсказал, что госпожа Цеденбал родом из Рязани.
Ценитель женской красоты стал наизусть читать ей стихи Есенина. Женщина незамедлительно воспользовалась расположением гостя и смогла уговорить Брежнева объявить два построенных дворца: бракосочетаний и юных техников советским даром монгольской молодёжи. На совместном заседании Политбюро ЦК нашей народной партии Леонид Ильич, улыбаясь, с трибуны объявил об этом. Наше правительство ликовало!
Однако, стоящий рядом с Анастасией сотрудник советского МИДа, прошептал:
— "Ты, Настя, дороговато обходишься советскому народу..."9
"Монгольская мама" построила первый в Азии детский центр и основала детский фонд. Добилась того, что в Монголии ввели четырёхлетние декретные отпуска. Ездила по стране и открывала кружки, сады для малышей и лагеря отдыха. В итоге смертность в раннем возрасте снизилась вчетверо.
Девушка, словно школьница, подняла руку и трясла ею в нетерпении.
Хозяин квартиры недовольно покачала головой и молвил:
— Слушаю.
— Скажите, а что она делала после того, как муж покинул "занимаемое кресло"?
— Пока был жив Брежнев, чете Цэдэнбал всё сходило с рук. Но и советский генсек не вечен. После его смерти карьера Юмжагийна стремительно покатилась вниз. Старейшину партии быстренько освободили от должности Генерального секретаря по состоянию здоровья.
Следователи прокуратуры не раз допрашивали Анастасию Ивановну. Требовали объяснить на какие деньги была построена подмосковная дача10 и почему Детский фонд тратил на подарки больше средств, чем полагалось по инструкциям...
Мне кажется, что их задача заключалась в том, чтобы найти повод и побыстрее передать бывшего лидера страны в руки судей. И я не исключаю того, что Цеденбал мог разделить участь другого генерального секретаря — румына Чаушеску.11
Через несколько лет забытый всеми старик тихо умер на руках у Настеньки. Люди говорят, что до последних дней он писал любовные записки и подкладывал их в карманы её скромных нарядов. Однако, к чести нашего руководства, отставного правителя предали земле, оказав высшие воинские почести.

Утро следующего дня. Вход в главный корпус международного детского комплекса "Найрамдал"

Марина любовалась небольшим, но красивым памятником Анастасии Цеденбал. В голове одна мысль сражалась с другой. Материал для отчёта по практике она собрала почти весь. Вот именно, почти. Осталось только решить, как лучше написать заключительную главу? Поведать о том, что простая русская женщина и бывшая первая леди соседнего государства, вернувшись на Родину, жила бедно. Распродавала дорогие вещи, драгоценности и подарки. Или написать о том, что теперь к деятельности госпожи Филатовой относятся по-иному. Нынешнее поколение считает, что она заслужила память потомков. Помня добро, которое Анастасия делала для местных ребятишек, поставил этот монумент бывший детдомовец, чемпион по борьбе сумо, Яказумо Дагвадоржа. Ведь именно она, много лет тому назад выдвинула идею создания международного лагеря.
***
— Марина! Да оглянись же, наконец! — Раздалось сзади.
Девушка вздрогнула и повернула голову в сторону шикарной машины, из которой в четыре руки махали Аристарх Брониславович и Данзан:
— Полчаса тут стоим, сигналим, а она не слышит! — Седовласый монгол вышел из автомобиля и галантно распахнул заднюю дверцу. — Поехали в Зуунмод. Кто в тех краях не бывал, тот Монголии не видал. Там наша Швейцария.
— Но я хотела поработать над отчётом. Впрочем, «я подумаю об этом завтра.»12

1— По одной из версий название монгол появилось в результате видоизменения слова мөнгө («серебро») 2 —Станция Наушки — о международный железнодорожный пункт пропуска через госграницу Российской Федерации.

3—Бумажные деньги, выпускаемые казначейством. Представляют вид неразменных на валюту или золото бумажных денег

4—Устойчивое словосочетание. Родной дом, место, где ты живёшь. 5— Начальником (монг.) 6— Национальная одежда в Монголии 7— Монгольская водка. Изготавливалась в точном соответствии с требованиями советского ГОСТа. А потому пользовалась повышенным спросом. 8— Название территориально-административной единицы первого уровня в Монголии. 9— Цитата взята из - https://legendtour.ru/rus/mongolia/history/cedenbal-filatova_txt1.shtml 10— На момент допроса дача уже не принадлежала чете Цеденбал 11— Расстрелян вместе с женой, сразу же после судебного заседания. Имущество конфисковано 12— Цитата из романа Маргарет Митчелл «Унесённые ветром»

https://prochtu.ru/uslishu.php?avtor=2036&kniga=57

Глава 1

Они старались. Люди, как говорится, «лезли из кожи вон». Сегодняшний концерт для членов ЛИТО «Пристанище Пегаса» был судьбоносным, а всё потому, что их руководителю Сергею Эрастовичу Сарымсакову удалось наконец заманить к себе самого Абрамянца. Да, да, того Абрамянца, от которого в той или иной степени зависело практически всё население областного центра. Именно его размашистая подпись на документе означала счастливое владение недвижимостью или не обладание оной. Дело в том, что члены ЛИТО уже много лет скитались по домам культуры и чужим творческим мастерским. Каждое заседание начиналось с одного и того же вопроса: доколе! Все «челобитные» Сарымсакова в различные инстанции получали одинаковую резолюцию: «свободные нежилые площади в городе на данный момент отсутствуют». Между тем, ЛИТО «Пристанище Пегаса» год от года разрасталось. Самодеятельные певцы, композиторы, поэты и прозаики тянулись друг к другу. Их так называемые курултаи могли продолжаться не один час и порой усталые, но довольные «пегасовцы» расходились уже далеко за полночь, провожаемые недовольными взглядами сторожей и вахтёров. И вот, возможно, что сегодня решится их судьба. Старичок Абрамянц соблаговолит, наконец, одним росчерком знаменитого «Паркера» положить конец многолетним мытарствам. Но всесильный чиновник сидел в специально для него принесённом мягком кресле с безучастным каменным лицом, изредка поднося платок к старческим, слезящимся глазам. Творческий народ толпился за импровизированными кулисами.

Пожилая и заслуженная поэтесса Затулина ходила из угла в угол, звеня многочисленными литературными медалями и нервно заламывая руки.

Певица и композитор Сошкина в который уже раз настраивала свою знаменитую огненно-красную гитару. Декламаторы, братья близнецы Стоцкие репетировали диалог, притоптывая синхронного ногами. Сергей Эрастович также не находил себе места. В очередной раз менял на ходу сценарий выступлений и не мог понять, в чём дело. «Пегасовцы» действительно были сплошь талантливыми людьми и каждый в своей области мог запросто поспорить с профессионалами. Наконец, отложив в сторону исписанные листки, обратился к Сошкиной:

— Маша, ты будешь завершать наш сегодняшний концерт. Сама понимаешь, вся надежда на тебя. Умри, но старика растрогай! Пой так, как будто это лебединая песня.

— Эрастович, так я всегда так и пою. По-другому не умею, — нерешительно возмутилась певица. Но Сарымсаков её уже не слушал, он уже бежал в другой конец комнаты, на ходу давая указание очередному подопечному стоящему возле выхода, ведущего на импровизированную сцену.

Переполненный зал взорвался очередной порцией аплодисментов. Почитатели областных талантов, стойко преодолевая препятствия в виде дополнительных стульев и табуреток, спешили на сцену, чтобы вручить доморощенному кумиру дешёвые букетики из местных цветов.

Концерт подходил к концу, уже выступили братья Стоцкие и поэтесса Затулина, получив порцию зрительской любви. Наконец на сцену вышла она. В длинном до самого пола, обильно расшитом блёстками платье. Кроваво-красная гитара, в сочетании с концертным нарядом, придала певице неземной, демонический вид. При звуках первых аккордов сидящие в зале напрочь забыли всё, что слышали и видели до этого. Тишина стояла такая, что если бы в маленьком зале кто-то ненароком чихнул или вдруг зазвонил телефон, то жизнь несчастного была бы в этот же миг и оборвана. Завораживающий, всепоглощающий голос Марии Сошкиной отражался от стен и проникал в душу каждого присутствующего, вызывая «крупные мурашки». Старик Абрамянц не успевал подносить платочек к глазам и слёзы, вырвавшись оттуда струйками, стекали по морщинистому лицу. Мария закончила петь и поднялась с места для поклона. Встал и зал. Казалось, бурным авациям не будет конца, только старик не встал. Он достал из кожаной папки листок бумаги и что-то размашисто начертал в левом верхнем углу. Затем жестом подозвал к себе певицу, протянул бумагу ей и припал к женской руке с поцелуем. Выбежавший на сцену Сарымсаков забрал бумагу, взглянул на резолюцию и схватился за сердце.

«Просьбу ЛИТО «Пристанище Пегаса» удовлетворить и выделить для его нужд особняк 1816 года постройки расположенный по адресу…»

Глава 2

Марго, подперев ладонями лицо, внимательно всматривалась в гостя. Казалось, что знает его всю жизнь. Давным-давно, ещё во времена брежневского застоя она вечерами вникала в сложности филармонической жизни города. С одной стороны, преступная деятельность администратора этой организации, организующего левые концерты в станицах и малых городах соседней области. А с другой, покупка через одному ему ведомые каналы дорогущих электрогитар «Стратокастер» для молодых и волосатых музыкальных гениев. Создание для них более-менее приличных жилищных условий, пошив сценических костюмов из дефицитных кримпленовых, велюровых и трикотиновых тканей. В её прокурорских глазах добродетель этого человека перевесила, и поэтому молодой администратор Сергей Эрастович Сарымсаков отделался условным приговором. Несмотря на неудовольствие непосредственного начальника. «Тебе бы Крулевская не в прокуратуре нашей советской работать, а в адвокатской конторе», — ворчал тогдашний босс. — «Задача прокуратуры страны Советов карать преступников и не более того. А ты пытаешься вместо этого найти в действиях этого преступника смягчающие обстоятельства. Кстати, не знаешь, где его банда будет давать очередное, как его, — забываю это заграничное словечко, — а вот вспомнил — шоу. Дочка, да и жена тоже туда же, в нирвану впадают от концертов этих. Будь они трижды неладны. Короче, давай сюда документы на этого авантюриста — подпишу. Но, пусть зарубит себе на носу: ещё раз застукаем прощелыгу за этой, как её — коммерцией, будет товарищ администратор организовывать концерты на Колыме и продолжительное время».

Сарымсаков допил третью чашку ароматного чая с бергамотом, унял дрожь в руках и преданно глядя в глаза руководителю частного сыскного бюро «Крулевская и партнёры» в очередной раз стал повторять монолог, добавляя в него новые и новые подробности.

— Понимаете Маргарита Сергеевна, счастье оно не бывает дозированным, если привалит, так привалит на всю катушку. Получили мы старинный особняк на самой что ни есть окраине нашего города, можно скакать на пустыре. Его ещё казачий атаман, вернувшись с наполеоновской баталии построил. Дом большой, но сами понимаете, ветром времён потрёпанный основательно. Но мы и этому подарку судьбы несказанно рады. Стали там убирать, порядок наводить. Отопление в нём ещё со времён первого хозяина, то есть атамана сохранилось неизменным, то есть печным. В каждой комнате по печке или камину имеется. Правда, их никто уж много лет не топил, так как там до нас склад торговой конторы был. Да она почитай уж лет пять тому назад как разорилась. Под вечер все наконец утомились и по домам разъехались. А меня эта наша поэтесса Затулина никак не отпускала, послушай, говорит, новую поэму и всё тут. Да, если честно, я и сам домой не спешил: один живу, жена померла в позапрошлом году, дети в столицу подались. Из этого особняка вечером иначе как на такси до центра города и не добраться. А спать в домике есть где, комнат то полно. Если честно, для этой цели туда надувной плавательный матрас из дома привёз. И если уж быть совсем откровенным, хотел его разделить с нашей казначейшей Ниночкой Столяровой. Она тоже дама одинокая и к творческим людям благосклонная. Ой, простите, что-то я не в ту степь опять полез. Марго молча кивнула головой в знак того, что внимательно слушает и вопросы будет задавать потом. Подлила руководителю ЛИТО ещё чая.

Сарымсаков продолжал:

— Короче, Затулина читала, а я от нечего делать стал ходить из комнаты в комнату, заглядывал во все углы. Поэтесса, как пристёгнутая — за мной. А я её старался увести подальше от нашей с Ниночкой импровизированной спальни. И искал повод как побыстрее домой спровадить. Стал хлопать чугунными дверцами встроенных печей. Если честно, старался мешать поэтессе как мог авось сообразит, догадается, что мне не до неё литературных виршей. Может, поймёт, наконец, что и высокой поэзии пора честь знать. И вдруг из одной такой резной печки, точнее из поддувала, свёрток вывалился, в тряпице такой парусиновой. А в нём украшения, кольца, ожерелья, кулоны. Нет, не старинные, совсем даже современные, то есть советские с бирками навешанными. Всё как и полагается: проба, вес, цена в советских рублях чернилами проставлена, на бирках тех присутствуют. У меня, как я эту красоту увидел, в голове сразу струнный оркестр зазвучал. Ремонт отгрохаем, премии литературные учредим, с творческими гастролями будем ездить. Возвращать ведь клад некому, Советский Союз почитай уж четверть века как распался. А поэтесса уже над ухом шипит, будто змея подколодная. Серёжа, мол, давай быстренько пополам разделим и заживём красиво. Тут, конечно, Нинка не выдержала, пред нашими очами предстала. Она, понятное дело, за нами из соседней комнаты наблюдала. Бабы они бабы и есть, как мужика одного в пустой комнате с поэтессой наедине оставить, тут пригляд требуется. Долго тогда спорили, как с деньгами поступить. В конце концов решили, что утро вечера мудренее. Клад наш назад в печку класть не стали, а положили его в сейф, такой, знаете, советский. Вместе с домом достался от прежних владельцев. Советский он, конечно, советский, однако код какой-никакой, а имеется. Вот и решили, что для честности каждый из нас по две цифры введёт, чтобы только втроём собравшись его открыть смогли. Потом я такси для Затулиной вызвал и оплатил дорогу домой. Иначе бы не уехала. Спала бы возле сейфа. Утром я уехал в комитет по недвижимости документы на здание наше оформлять. Ниночка убежала в банк, у нас знаете ли в ЛИТО иногородних много, им членские взносы лучше на карточный счёт переводить. А вечером, когда вернулся, глазам не поверил. Казначей наш рыдает в три ручья, Затулина в углу ногти грызёт, наши по углам разошлись, шушукаются. А сейф стоит с распахнутой дверкой и чёрной пустотой зияет. Вот собственно и всё. — Сергей Эрастович наконец закончил излагать очередной вариант монолога и потянулся к чашке остывшего чая.

Глава 3

В комнату неслышно вошла Вера Марковна, молча отобрала у гостя часку с остывшим чаем и взамен поставила перед ним другую с ароматным, терпко пахнущим напитком.

— Этот вам сейчас нужнее будет, — произнесла она. —Настой на крымских травах. Успокаивает, гарантирую. Знакомая намедни из полуострова прислала. — Произнеся эту фразу хранительница сыскного бюро так же тихо удалилась к себе на кухню.

«И что бы я без Веры Марковны делала, — подумала Марго. — Наш добрый талисман, наша домоправительница и домокормилица».

А вслух произнесла, обращаясь к гостю:

— Сергей Эрастович, а Вы знаете, что вольно или невольно совершили уголовно наказуемое преступление? У, как вы выразились, почившего в бозе Советского Союза есть правоприеник — это государство по имени Российская Федерация. И её уполномоченным органам полагается сдавать найденные клады. А вам за это милостиво отстегнут двадцать пять процентов от стоимости драгоценностей. Которые вы трое разделите по своему усмотрению. Однако всем такое даже в голову не пришло. Далее. Если у вас, что-либо украли, то это тоже уголовное преступление, расследованием которого также занимаются уполномоченные государством органы. Сыскное бюро «Крулевская и партнёры» к таковым никак не относится. Надеюсь, что я ясно излагаю, вам все понятно. Поэтому послушайте дружеский совет. Напишите заявление в районное отделение полиции, упомянув о том, что клад был найден ночью и Вы оставили его в сейфе для лучшего времени суток и жаждали передать находку в их надёжные руки, но вам, увы, помешали злоумышленники, которых и просите разыскать. В таком случае, доблестные наши сыщики, бросив дела незамедлительно отыщут пропажу, тут же вручив положенное вознаграждение. — Она сама не понимала, почему так резко разговаривает с этим человеком, ей даже симпатичным. Может, было жалко того навсегда ушедшего времени, когда она была молодой и ей хотелось иметь такие вот ювелирные вещи, на бирках которых указывались проба, вес, цена в советских рублях чернилами проставленная, как правила неподъёмная для молодых сотрудников советской районной прокуратуры. А может, возмутило то, что ни один из этих творческих людей даже в мыслях не держал поделиться находкой с государством. Которое, правда, не очень, но всё же как могло, заботилось о своих порой непутёвых гражданах.

— Сарымсаков, — продолжила Маргарита тираду. — Скорее всего в ходе поисков выяснится, что у клада имеется законный хозяин. Ювелирный магазин или банк, или бывший советский цеховик, и в таком случае не видать даже процентов. Правда, счастливый хозяин может отстегнуть что-то с барского плеча, если, конечно, захочет. Она хотела пожелать Сергею Эрастовичу всего доброго и проводить до двери. Но руководитель ЛИТО её перебил:

— Маргарита Сергеевна, поймите правильно: дело, в общем-то, не в этих чёртовых цацках. В конце концов, как пришли так и ушли, бог с ними. Дело в здании, мы его до сих пор не оформили как следует и если кто-то прознает про нашу находку, то его, то есть здание у нас мгновенно отберут и разберут на кирпичики, будут искать клады. А мы своё помещение столько лет ждали. Помогите, пожалуйста, очень прошу. Не от себя лично, от всех нас!

Марго даже опешила. Она со своими девочками несколько раз была на творческих вечерах, проводимых «Пегасами» и была в восторге от их творчества.

Устало опустилась в кресло, открыла ящик стола и молча достала оттуда бланк типового договора.

— Сергей Эрастович, давайте договоримся сразу. Если я отыщу пропажу, то поступлю с ней как того требует закон. Мне лицензия дорога, как бы хорошо я к вам не относилась.

***

Спустя два часа после этого разговора строгая начальница сыскного бюро уже раздавала задания подчинённым.

— Виктрович, на тебе допрос этой троицы, в деталях, а лучше как на следственном эксперименте, с обязательным хронометражем.

— Таисия — общение с прошлым. Работа предстоит адова. Предупреждаю сразу: надо найти упоминание о грабеже ювелирных изделий за период, скажем так, с 1977 по 1991 годы в нашей, ну и в соседних областях. Возьми пару снимков. Сарымсаков догадался заснять находку на мобильник, может быть, пригодится.

— Хельга на тебе дом. Узнай его историю, кто владел, куда делся, ну и всё в этом направлении.

— Ну, а за собой оставлю самое трудное. Общение с нашим соучредителем, с господином Силуяновым. Сдаётся, что это его дружки или подельники в стародавние времена ювелирный магазинчик ломанули или на цеховичка наехали. Всё. Удачи всем нам. Поможем творческим людям. Талантам надобно помогать, как же без этого.

Глава 4

Половинкин внимательно исследовал место преступления. Старенький сейф, вернее, даже не его, а автономную ячейку камеры хранения, не весть как попавшую в этот старинный дом. Переписал в блокнот цифры с задней дверцы этого допотопного устройства. Шесть знаков которые набрали независимо друг от друга три человека. Мог ли второй и третий из них отодвинуть шторки, увидеть и запомнить цифры? Теоретически мог, особенно третий: набрал свою группу и посмотрел какие цифры установили предшественники. Выходит, тот кто набирал код последним и является преступником. Размышления прервал шорох и шаги за спиной. Виктор Викторович мгновенно развернулся, ожидая нападения. Но вместо ожидаемого громилы увидел миловидную хрупкую девушку в модных рваных джинсах и обтягивающей ярко-жёлтой блузке. Девушка потупилась и сделала то ли реверанс, то ли книксен.

— Нина Столярова, — представилась девушка. —Я подумала, что Вы обязательно меня вызовете, вот и пришла сюда сама.

— Не вызову, а приглашу, —буркнул Половинкин. —Я частный сыщик, сотрудник сыскного бюро «Крулевкая и партнёры». И вы имеете полное право не отвечать на мои вопросы, я же лицо частное, не государственное.

Девушка прыснула в кулачок.

— Вы лицо симпатичное. И отвечать я на вопросы буду, иначе эти козлы и козлихи подумают, что это я их бирюльки стырила. А оно мне надо?

— Позвольте спросить, Нина Столярова, это кого же вы именуете козлами и козлихами? — поинтересовался Половинкин, пытаясь по удобнее разместиться в старом кресле.

— Да всех, все они здесь парно или не парно копытные. Мнят себя гениями, выпустили при помощи спонсоров или за свой счёт одну-две книжки и считают, что их творения должны в школах изучать. Бездари несчастные.

— Ну, почему же Вы так обо всех? Наверняка в объединении есть и действительно талантливые люди. Руководитель, например. Или эта, как её, поэтесса Затулина. Говорят, из-под её пера выходят приличные творения или я ошибаюсь? — Он внимательно посмотрел на Нину.

— Противная она, эта Затулина. Вечно нос задирает. А мои стихи так вообще чуть по стенке не размазала! А я, между прочим, старалась, полгода на литературные курсы ходила! Это из -за неё весь сыр бор и начался, это она золото наше общее стырила, больше некому. Я ведь слышала, как она Серёжу уговаривала: давай быстренько пополам разделим и заживём красиво.

— Серёжа — это надо так понимать руководитель Сергей Эрастович Сарымсаков? — уточнил Половинкин.

— Конечно он, будто не знаете. Сарымсаков тоже далеко не ангел, та ещё зараза, но всё же лучше этих, — помедлила с минуту подбирая подходящее слово, — козлобаранов. Обещал мне протекцию в Союз Писателей устроить, сборник стихов издать, короче, как это говорят — продюсировать.

— Так почему же зараза, — усмехнулся Викторович. —По Вашим словам вроде бы как благодетель получается.

— Зараза, зараза и есть. Книжка ещё неизвестно, когда выйдет, а мне спать с ним уже сейчас приходится и не на чистой простыне и перине мягкой, а здесь на надувном матрасе. То ещё, скажу я вам, удовольствие.

Она что-то хотела ещё сказать и открыла уже рот, но Половинкин перебил и направил разговор в нужное ему русло.

— Скажите Нина, в какой последовательности Вы набирали цифры на этом сейфе, кто первый, кто второй, кто-третий?

— Ну, первый — Сарымсаков, затем я, а потом эта мегера — Затулина. Да какая разница, золотишко то тю-тю.

В её кармане зазвонил мобильник и девушка, не обращая никакого внимания на Половинкина, тут же переключилась на разговор с неизвестной собеседницей, с упоением обсуждая особенности действия крема для загара.

Половинкин записал в блокноте: «Нина Столярова. Могла ли посмотреть предыдущие группы цифр? Скорее всего нет! Но если это её рук дело, то ей надо не в поэтессы идти, а в актёрский поступать. Талант в таком случае, имеется».

***

— Силуянов, ты мне кота за … за хвост не тяни. С твоей помощью или без, я это золотишко нарою. А тебе, бандюга мой благоверный, будет стыдно! От того, что не помог бедной женщине, между прочим, любимой!

Марго и Силуянов сидели в греческом ресторане, пили — нет, не греческое, а наше Российское Массандровское вино с длинным названием «Мускат белый Красного камня». Олигарх рассматривал цвет вина в бокале на свет и молчал. Он по своим каналам уже получил нужную информацию, но тянул время. Ему нравилось смотреть на Крулевскую в минуты её гнева. Черты лица Маргариты в эти моменты становились резкими и это лицо хотелось незамедлительно покрыть множественными поцелуями. Наконец решил, что всему есть предел и палку перегибать не стоит. Силуянов пригубил бокал с чудесным вином и произнёс нараспев:

— Четверть века назад, в самом начале смутных девяностых, некто по кличке Оглобля взял да и грабанул ювелирный магазин под названием «Изумруд». Нагло так грабанул, средь белого дня. Понятное дело, за ним погнались, а он забежал в соседний магазинчик, только что народившийся «Минимаркет», скинул там некоторое количество колечек и побрякушек, и пока толпа покупателей доставала из-под стеллажей блестящие ювелирные изделия, дёрнул через подсобное помещение. А вечером того же дня на окраине города Оглобля случайно повстречался с нарядом ППС. Тут уж без применения грубой физической силы не обошлось. Одного мента замочил, другого ранил, но и сам маслину в область шеи словил. Короче, далеко уже не ушёл. Взяли голубя и вкатили по полной программе — четвертак, адвокат попался шустрый от пожизненного таки отмазал. Про ювелирный «Изумруд» на суде толком и не говорили, путём поглощения менее тяжкого преступления более тяжким. На днях этот четвертак отзвенел. Оглобля откинулся. А посему предупреди «сыскарей»: Оглобля своего не оставит, за схроном обязательно пожалует. Как пить дать придёт. Мужик он резкий, если мента не пощадил, то всяких там поэтов на кишки намотает. Пусть будут там предельно осторожны. Я бы на твоём месте скинул инфу журналюгам. Так, мол, и так, золотишко нашли и государству чин по чину сдали. Мол, господин Оглобля вам ничего не обломится.

— Силуянов, ты в своём уме? Как я могу публиковать заведомую ложь. Во-первых, клад пропал, а во-вторых, у нас между прочим, газеты и компетентные органы по утрам почитывают. Тут же наберут номер редакции, уточнить: какое золотишко и куда конкретно сдадено?

— Ну, не знаю, — развёл руками олигарх. Против Оглобли, как и против лома, нет приёма.

***

— Маргарита Сергеевна, вот посмотрите, я всё про этот дом на отшибе раскопала. —Хельга разложила перед раскрасневшейся начальницей ворох бумаг. — Этот дом построил вернувшийся с отечественной войны казачий атаман. Марго сложила бумаги в кучу и протянула их сотруднице.

— Хельга, ты проделала большую работу, но это уже не важно. Подшей их в архивную папку и дуй к Викторовичу. Он как раз в этом доме опрос проводит. Предупреди всех его обитателей. И Марго рассказала Хельге о состоявшейся беседе в греческом ресторане.

— Давай, поспеши. Желательно, чтобы это злосчастное строение покинули все. Ты меня понимаешь, без исключения. Да ещё вот что: намекни своему супругу следователю СК Каверину, чтобы он проследил за этим домом. Оглобля вышел на свободу на законных основаниях, преступления никакого не совершил — пока. Но всё же предупреди. Предупреждён, сама знаешь — вооружён. Ступай. Чапаев, то есть я, думку думать будет.

Глава 5

Марго потянулась и достала другую папку. Её принесла Таисия, оставила и убежала, так и не дождавшись своей начальницы. Это была тщательно отобранная, но уже известная Маргарите инфа, по давнишнему ограблению ювелирного магазина. Однако один листок заставил женщину забыть о прочих делах. Она раз за разом перечитывала постановление районного суда, вынесенного четверть века назад. «Признать владельца магазина «Минимаркет» Трутнева Ивана Михайловича соучастником преступления, так как в помещении его магазина были найдены украденные ювелирные изделия. Дальше шёл перечень колец, серёжек и кулонов, подобранных посетителями и сотрудниками магазина. Назначить наказание Трутневу в виде лишения свободы на срок пять лет (условно), а также обязать оного возместить ущерб владельцам магазина «Изумруд» в полном стоимостном объёме». — «Что за чушь, — подумала Марго кладя листок на место. Во времечко-то было. Адвокаты ювелиров в полной мере отработали гонорар. Выходит, что господа ювелиры ничего не потеряли, бедный Трутнев всё им компенсировал. Бедолага. Как сложилась его жизнь? Впрочем, это не важно. Главное найти этот клятый «схрон» и уберечь «сыскарей» от встречи с этим отморозком Оглоблей. Ещё несчастных случаев на производстве только не хватало». — Маргарита взяла в руки телефон.

— Викторович, ты, часом, там не заработался? Давай, закрывай к чёрту эту творческую контору, разгоняй всех по домам и возвращайся в офис. На том конце Половинкин вместо ответа протянул трубку стоящему рядом Сергею Эрастовичу.

— Дорогая Маргарита Сергеевна, голубушка, мы никак не можем закрыть наше лежбище: через два часа первый в этом здании отчётный творческий концерт. Афиши по городу развешаны, даже по местному радио объявляли. Народу будет видимо-невидимо. Нет, мы отсюда никуда не уйдём. И даже шагу не сделаем. Хоть режьте. Такое событие, такое событие. Лучше вы приезжайте. Со стульями у нас, конечно, проблема, но для таких почётных гостей как вы, разумеется, что-то придумаем.

Крулевская в сердцах швырнула телефон. Эти творческие фанатики никуда не уйдут. Остаётся надеяться, что Оглобля за двадцать пять лет основательно подзабыл, куда именно запихал добычу и ему понадобится время на поиски. То есть он сразу очертя голову не кинется крошить и метать всё вокруг, а будет ходить, вынюхивать, благо повод у него есть — первый в этом здании отчётный творческий концерт, будь он неладен.

Марго не стала звонить Силуянову. По телефону от него мало чего добьёшься. Поехала к нему сама.

— Ты должен послать туда людей и предотвратить преступление. Сила, ты просто обязан это сделать, хотя бы ради меня.

— Дорогуша, ты, часом, рамсы не попутала? Я вор в законе, хотя и бывший. Да и за ментов, то бишь полицейских, их работу выполнять как-то западло. Что я своим орлам скажу? Братва, надо пресечь преступление. Не дать урке забрать то, что он когда-то у ювелиров умыкнул. Как себе это представляешь? Я, кажется, советовал тебе обратиться в компетентные органы. И ты и я, как законопослушные граждане, платим налоги, причём немалые, на эти средства государство и содержит полицейских, которые и призваны охранять наше спокойствие и жизнь. Так вот пусть оторвут пятые точки от стульев и кресел и охраняют.

— Ну, если так, то я сама поеду на этот злосчастный концерт, а ты можешь сидеть тут и гадать, пришибёт там меня Оглобля или помилует. Женщина развернулась и не прощаясь поспешила к выходу.

***

Половинкин кивком приветствовал вошедшую Крулевкую, продолжая беседовать с женщиной бальзаковского возраста в чёрном переливающимся костюме с люрексом. Марго не стала им мешать и, проскользнув мимо, стала бродить среди многочисленных гостей, пытаясь отыскать Сергея Эрастовича Сарымсакова. Но вместо руководителя ЛИТО наткнулась на даму с ярко-красной гитарой, тихонько репетирующую номер в дальнем углу. Марго остановилась. Даже это не концертное исполнение вызвало у неё в душе трепет. Казалось, что звуки гитары и голоса медленно и планомерно размягчают её чёрствую прокурорскую душу. Вдруг захотелось разреветься по-бабьи, во весь голос. И Маргарита Сергеевна, чтобы не привести в исполнение мимолётное желание быстро покинула помещение.

Вернулась в комнату, где Виктор Викторович продолжал беседовать с женщиной в костюме с люрексом.

— Владлена Затулина —поэтесса, — представил женщину Половинкин. — Только что призналась в краже драгоценностей. Утверждает, что это именно она вернулась ночью, открыла сейф, взяла золото и выбросила его вон в тот заброшенный колодец. — Половинкин показал на окно, за которым виднелся сруб старинного колодца. Предлагает немедленно судить открытым товарищеским судом, на котором она в качестве последнего слова будет читать стихи, и никто не посмеет её перебивать. Так как последнее слово подсудимого священно. Крулевкая подошла к женщине вплотную. От поэтессы основательно пахло перегаром.

— Владлена, не знаю, как по батюшке, не сочтите за труд, назовите цифры кода сейфа.

— Я их тут же забыла, — с усмешкой парировала поэтесса.

— Ну а свои две цифры, вы, надеюсь, запомнили?

Вместо ответа поэтесса показала Маргарите кукиш. На пальце которого были начертаны две цифры.

— Это не она. Наша Владленочка на такое не способна, — произнесла женщина с гитарой, не весть как возникшая рядом с ними. И не дожидаясь момента, когда ей начнут задавать наводящие вопросы, проследовала дальше, распространяя по пути следования запах дорогих французских духов. В голове Марго щёлкнул её знаменитый тумблер. Поняла, что рядом, близко находится ответ на её главный вопрос.

В коридоре появился здоровенный мужчина. На его шее красовался аляповатый платок, руки в наколках недвусмысленно говорили, что субъект знаком с уголовным кодексом не только по страницам юридической литературы. Половинкин мгновенно забыл о поэтессе и проследовал за гостем. Марго догнала и зашептала в ухо:

— Ты с кем ещё из этих творческих личностей беседовал на тему грабежа?

— Только с казначеем Ниной Столяровой и с этой Затулиной. У меня эти дамы уже вот где сидят, — Викторович красноречиво провёл ладонью у себя по горлу.

— Понятно. Глаз не спускай с этого урки, — сказала Маргарита, и пошла в соседнюю комнату, где маячила фигура руководителя ЛИТО Сарымсакова.

— Сергей Эрастович, смотри в глаза и скажи честно, кто в этой богадельне знает о золоте и его исчезновении. И не вздумай врать, а то хуже будет.

— Матушка, акстись. Вот крест святой, — Сарымсаков истово перекрестился. Только три человека, только три.

— А эти твои подружки — поэтесса и казначейша — не могли языки распустить, как считаешь?

— Нинка точно нет, зачем ей это. Затулина, конечно, могла, но она почти всё время при мне была, мало с кем общалась. Я ей специально бутылку коньяка армянского подсунул. Поэтесса, когда напьётся, дрыхнет как убитая.

— Ладно начальник, — примирительно сказала Крулевская. В доме находится человек, которого лучше бы не было. Иди, тебе его Половинкин покажет, да ты и сам догадаешься.

Глава 6

Переступив порог импровизированного зрительного зала, Марго нос к носу столкнулась с Хельгой.

— А я уже собиралась звонить, — обрадовалась Крулевкая. — Значит так, бросай здешние дела, дуй к благоверному, что хочешь ему обещай, но вытряси из комитета информацию о… — женщина наклонилась к самому уху Хельги Ли и продиктовала фамилию.

— Сама понимаешь, об этом человеке до поры до времени никому ни слова. Ступай. И возвращайся скорее.

Гости шумно рассаживались на маленькие деревянные скамеечки, которые Сарымсаков успел раздобыть в близлежащем доме культуры, впрочем, давно закрытом по причине безлюдия. Сергей Эрастович в бархатном пиджаке и бабочке обратился к присутствующим с пламенным приветствием. И концерт начался. Декламаторов, братьев близнецов Стоцких, сменила хрупкая маленькая женщина в облегающем элегантном платье цвета кофе с молоком, перетянутом в талии тонким женским ремешком.

— Евлампия Ерёменко, — представилась она. — По профессии я врач, а по призванию певица и ещё немного поэт. Гости захлопали.

Половинкин сидел сзади татуированного верзилы и следил за каждым его жестом. Тот нервничал. Вертел головой из стороны в сторону и смотрел на часы. Евлампия, закончив выступление уселась рядом с Викторовичем.

— Ну, как вам моё творчество? — обратилась к соседу. Половинкин, не отрывая взгляда от подопечного, молча поднял палец вверх. И в этот момент сидящий впереди человек поднялся и опустил руку в карман.

«Неужто вздумает стрелять? — пронеслось в голове у отставного опера. С него станется, он же тогда средь белого дня «Изумруд» подрезал. Это его стиль, его почерк». Додумать до конца мысль не успел. Натренированная годами рука, вне зависимости от команд из мозга начала действовать. Мгновенный, отработанный удар и татуированный как мешок с мукой грохнулся на руки Половинкина. Рядом сидящие люди повскакивали с мест. Подбежавшая Крулевкая начала их успокаивать:

— Ничего страшного, человеку стало плохо, душно тут, ни кондиционера, ни вентиляции. Успокойтесь, товарищи, успокойтесь. Выведем человека на свежий воздух и ему сразу полегчает.

Виктор Викторович подхватил верзилу под мышки, с большим усилием потащил в другую комнату. Евлампия увязалась за ним.

— Возвращайтесь в зал, слушайте коллег, я и без вас справлюсь, — на ходу бросил сыщик.

— Не справитесь и не перечьте, — неожиданно твёрдым, хорошо поставленным голосом, ответила Ерёменко. Через минуту трое оказались в дальней комнате особняка. А ещё через минуту Евлампия, сняв с талии поясок, мастерски скрутила верзиле руки, предварительно заведя их за спину. Скинув одну туфлю, она отодрала от ноги кусок лейкопластыря и заклеила татуированному рот.

— Вот это да! — восхищённо и удивлённо произнёс Викторович.

— Я же сказала, что врач, работаю в местной психбольнице. Общение с такими вот типами обычная рутинная работа, ещё я восточными единоборствами занимаюсь и йогой. Произнося этот монолог Евлампия лихо усадила уже начавшего приходить в сознание громилу на старый перепачканный краской венский стул.

— А как вы догадались, что это преступник? — спросил её Половинкин, винимая из кармана татуированного кошелёк и маленький фотоаппарат-мыльницу. Ни пистолета ни хотя бы ножа там не оказалось.

— Да, я на вас смотрела и сразу поняла. Говорю же, я работаю в больнице, где медлить нельзя ни минуты.

Из зрительного зала доносились непонятные звуки. И Половинкин, поразмыслив минуту-другую поспешил туда, оставив связанного верзилу под присмотром Евлампии.

Стоило войти в зал, как люди, находящиеся там мгновенно смолкли, но не от его появления, а от того, что на импровизированную сцену поднялась — её величество певица и композитор — Мария.

Ярко-красная гитара блеснула алым пламенем и в зал полились чарующие звуки. Если бы в этот момент обвалилась стена старого здания, то зрители даже не шелохнулись бы. Они в едином порыве, вытянув шеи, смотрели на неё, впитывая кожей каждую рождённую женщиной ноту. Марго также не была исключением. Стояла возле входа и не обратила на вошедшего Половинкина никакого внимания. Наконец Сошкина кончила петь. Зал встал и в полном составе выстроился в очередь, чтобы преподнести певице заранее принесённые цветы или хотя бы приложиться губами к её руке.

— И как мы будем её допрашивать? — Марго наконец вернулась на грешную землю и смотрела на сотрудника снизу вверх.

Половинкин толком не понимал, зачем допрашивать Марию, поэтому нерешительно покачав головой, тихо произнёс:

— Босс, сама понимаешь, я один эту толпу никак не оттесню.

Между тем, все двинулись к выходу. Возле которого стояла Хельга, да не одна, а с благоверным Максимом Кавериным — начальником отдела местного Следственного комитета. Тот направил руку во внутренний карман пиджака, желая достать оттуда служебное удостоверение, но Крулевская успела его остановить. Жестом показала Максиму, что сейчас этого делать не стоит. Спустя пять минут толпа поклонников стала редеть, и Маргарита Сергеевна окликнула певицу:

— Мария, можно на пару минут?

***

Они вернулись в опустевший зал и Марго резко повернувшись к Сошкиной, глядя ей в глаза, произнесла:

— Зачем вы украли драгоценности и как удалось вскрыть сейф? Крулевкая хотела увидеть на лице певицы растерянность и страх, но та спокойно улыбнулась, устало опустилась на близстоящую скамейку и тихо произнесла:

— Я ждала, думала, что арестуют ещё до концерта, спасибо, что дали выступить. — певица демонстративно вытянула перед собой руки, показывая, что готова к тому, что на неё наденут наручники.

— Хочу заметить, — продолжала певица, — убедившись, что с наручниками вышла заминка, — я ничего не крала, только забрала то, что принадлежит мне по праву.

— Мы это знаем, — ответила Маргарита Сергеевна. Она села рядом с женщиной и внимательно читала листки бумаги, переданные Хельгой.

— А теперь по существу вопроса, — Марго оторвала взор от листков, и снова посмотрела Марии в глаза. — Расскажите подробно о той злополучной ночи, что там произошло?

Мария опять улыбнулась, казалось, что тяжёлая ноша упала с её хрупких плеч.

— Понимаете, мелодии приходят в голову как правило ночью или ранним утром. Читаю стихи, и они в мозгу превращаются в песни. Но для этого нужна тетрадь. А в ту ночь я её в суматохе переезда оставила здесь, в этом здании. Пришлось во

Прикрепленные файлы:

Убийца холеры или Махатма * из России

"Насчёт чумы, придёт ли она к нам, пока нельзя сказать ничего определенного... Некоторую надежду подают прививки Хавкина, но, к несчастью, Хавкин в России не популярен".

Из письма Чехова Суворину

28 июня 1892 год. Хвалынск, Саратовской губернии

— Отравитель едет! Душегуб! Почитай, уже на околице! — Босоногие ребятишки перебегали от избы к избе и колотили палками в ворота. — Дяденьки. Прогоните! Христом, богом просим!

***

От одного села к другому кочевали слухи о том, что на никакой холеры нет и в помине. Это проклятущие докторишки иностранные, в сговоре с нашинскими, народ, православный, травят! А кои выживают, так тех прям живыми в землицу, сыру, закапывают. В Астрахани людишки, против этакого безобразия взбунтовались. Больных на улицу силком вытащили. Здание местной лечебницы погромили да и подожгли. Дохтура избили до полусмерти, а фельдшера, за злодеяния бесовские, вовсе жизни лишили!

***

Врача Молчанова, Юношу. Почти мальчика, спешившего в село, на помощь умирающим от страшной болезни, озверевшие мужики мгновенно сдёрнули с пролётки. Били остервенело и безжалостно! Угомонились после того, как тело перестало подавать признаки жизни. Ушли. Даже не предприняв попытки похоронить несчастного.

До поздней ночи сельская детвора тыкала палками в «окаянного отравителя», а проходящие мимо бабы считали праведным плюнуть в мёртвого изверга. Вина которого заключалась в том, что свою, короткую жизнь, он потратил на то, чтобы облегчить страдания заражённых!

***

Губернатор виновных искать не стал. Прислал двоих солдат для предотвращения подобных «беспорядков» и тут же отправил прошение на высочайшее имя, с просьбой выделить денег на карантинные меры. В связи с разрастающейся эпидемией.

***

Знаменитый Луи Пастер, узнав о вспышке холеры в поволжских губерниях, отправил в Санкт-Петербург письмо. Предлагал командировать в очаг заражения человека, способного побороть эпидемию. И готового, без промедления, прибыть в Россию для организации комплекса мероприятий по вакцинации. Имя учёного и подданного российской империи — Владимир Хавкин.

В столице, по поводу письма из Франции собрали специальную конференцию. Обсудили метод бывшего одессита и главное… еврея, по национальности!

Присутствующие колебались. Мнение разделились. Конец в споре положил доклад крупнейшего специалиста в области бактериологии — Ивана Филипповича Рапчевского. Предложившего ограничиться «лишь лабораторными исследованиями. На опыты на людях делать разве только в тех местностях, где холера эпидемична, например в Сиаме...».

Во Францию ушёл отрицательный ответ.

***

Узнав об этом, англичане предложили русскому учёному должность главного бактериолога в крупном индийском городе. Там холера безжалостно косила не только у местных жителей, но и у подданных её высочества.

***

Учёный ни секунды не колебался. От его вакцины отказались Франция, Испания, а теперь ещё и Россия. Значит, хоть к чёрту на рога, лишь бы избавить человечество от этой напасти!

1893 год. Калькутта

Губернатор провинции был сама любезность. — Господин Хавкин! Вся надежда на ваше изобретение. Эти чёртовы индусы разнесут заразу по территории, если её не уничтожить в зародыше. Возьмите помощников. Они кажется из местных? Тем лучше. И не откладывая, поспешите к очагу заражения. Надеюсь на благополучный исход. Я же прикажу создать кордон по периметру поселения. Но вы же понимаете! Местных такая акция ещё больше озлобит!

Посёлок Каттал-Баган

Толпа крестьян, сжимая в руках палки и камни двинулась на врачей.

Шедший впереди староста и слышать не хотел ни о каких прививках. Выкрикнул в лицо приехавших — Англичане враги. Убивают нас. Стреляют в безоружных людей из ружей. Занесли в посёлок заразу. Слава небесам, пока, что болеют не все. А вы желаете вогнать смертельные иглы в тела счастливцев, называя жидкость в шпицах — спасительной вакциной! Не бывать этому! Убирайтесь отсюда иначе... Крокодилы, в нашей реке, рвут на части людей любого цвета кожи!

После этих слов во врачей полетели камни.

Калькуттские медики схватили Хавкина и попытались укрыть его за стеной ближайшего строения. Тот отстранился. Мгновенно снял пиджак, расстегнул сорочку и ввёл вакцину в правый бок.

Потрясённые увиденным крестьяне остановились в трёх шагах от доктора.

— Он не англичанин! Господин приехал сюда из далёкой России! — В сердцах выкрикнул один из помощников. — Сами видите! В шприце не яд. Там спасительная вакцина. Её изобрёл этот белый доктор!

Владимир не мигая смотрел на полу одетых, измождённых людей. Но видел не бедных селян, а разъярённую толпу одесских фанатиков, устроивших погромы в еврейском районе. Единоверцы создали отряды самообороны. Защищали дома и семьи, как могли. Вместо того чтобы силой усмирять погромщиков власти, через газеты, занялись увещеваниями. Толку от этих статей не было. Министр внутренних дел утверждал, что в многочисленных бесчинствах виноваты сами евреи, ибо они успешно торгуют и «эксплуатируют» местное население. Вызывая у того справедливое негодование!

Начались уличные бои. Но полицейские задерживали не грабителей, а обороняющихся. Во время одной стычек в участок угодил и он. Причиной тому послужил зажатый в руке револьвер. Спас Владимира от неминуемого исключения из института лично Илья Мечников.

Состоявшийся суд оставил студента-еврея на воле. За недостаточностью улик.

Через несколько лет французский журнал «Анналы натуральных наук» целиком опубликовал его диссертацию. Последовало предложение поработать за границей. Грех было не воспользоваться.

При содействии Мечникова, оказался в Париже. Да ещё в институте самого Пастера! Правда на должности младшего библиотекаря. Зато по утрам и вечерам разрешили ставить собственные опыты в прекрасно оборудованной лаборатории. Луи Пастер делал первые прививки от сибирской язвы, а он стал разрабатывать противохолерную сыворотку. Испытывал препарат на морских свинках. Затем — на себе. Парижские газеты выходили с заголовками: «Русскому врачу браво!»

— Господин Хавкин они согласны! Будут вакцинироваться! — Голос помощника вернул учёного из забытья.

В тот день экспедиция сделала противохолерную прививку половине жителей посёлка. И ни один из них, до конца дней не заразился страшной болезнью.

Два года спустя

Смертность от холеры в огромной стране снизилась в четыре раза.

За два с лишним десятка лет жизни в далёкой Индии Владимир Аронович Хавкин лично сделал прививки более чем двадцати пяти тысячам человек!

***

Потом холеру сменила чума. Очаг заражения вспыхнул в Бомбее. Три месяца, скупая у матросов корабельных крыс, готовил спасительную сыворотку. Конечно же, сначала испытал её на себе. «Работал он по четырнадцать часов в сутки. Один из его помощников заболел нервным расстройством. Двое ушли, не выдержав испытание трудом и страхом.»**

Май 2020 год. Россия

Миловидная девушка Марина взглянула в зеркало, поправила непослушный локон, после чего включила ноутбук. Минуту спустя там отобразилась знакомая лекционная аудитория факультета журналистики и выбритое, до синевы, лицо старичка-преподавалеля.

— Судари и сударыни. От имени моего поколения приношу искренние извинения за столь необычный формат общения. Увы. Пандемия! Будь она неладна. И слава учёным, а так же инженерам и квалифицированным рабочим, давшим нам возможность общаться! Хотя бы дистанционно. Кстати об учёных.

Записывайте курсовое задание. Через месяц жду статьи, журналистские расследования и иные опусы на тему — профессор на минуту задумался, а потом подошёл к доске и начертал — «Неизвестный гений России — Владимир (Вольдемар, Маркус-Вольф, Мордехай-Вольф) Аронович Хавкин!»

***

После занятия Марина позвонила подружке Инне, сотруднице районной библиотеки.

— Инуля приветик. Тут такая проблема вырисовалась. Наш препод, ну тот чудак, из позапрошлого века. Я тебе о нём рассказывала. Тему подбросил на удалёнку. Хочу, мол, чтобы вы о каком-то Хавкине инфу нарыли. В твоей «богодельне» про Мордехая-Вольфа, этакое, не инетовское отыщется? С меня — сухарик, ванильный.

— Мариша? Мы же, как и все, закрыты, забиты, замурованы. Конечно на работу начальство, по графику, гонит. Типа, пыль с фолиантов протирать, формуляры обновлять и всё такое. Прикинь. Требует, чтобы в масках за столами, перед камерами, сидели. На кой её напяливать, если одна на всю библиотеку дежуришь?

— Подружка. Давай ближе к телу. То есть к делу. Поможешь?

— Ой. Кажется, в подвале видела книженцию, про твоего Хавкина. Старая, престарая. Латаная, перелатаная. В тёмные, совдеповские, времена изданная. Если не отправили в макулатуру, так и быть презентую. Инна исчезла и Марина полчаса любовалась статическим изображением пустого читального зала.

— Не, а! Не нашла. Видать уже того, отгрузили. И по новее книги туда, в последний путь, отправляют. Сама же знаешь, читатели брать бумажные фолианты брать перестали. Совсем. Из «паутины» всё качают. Думаю туда тебе и дорога. Сухарика жаль, но... — Инна пожала плечами.

Вечером того же дня

Будущая журналистка, сама не зная зачем, стала переписывать информацию с монитора, от «всемирного разума», в банальный блокнот. Закончив малоприятное занятие отправилась на кухню. За очередной чашечкой Американо. В голове девушки, не давала покоя, пульсировала мысль — Жил бы он сейчас? Может быть и не сидели всей страной на этой жуткой изоляции. Раз холеру победил, то и с коронавирусом расправился бы. Обязательно! И в два счёта!

«В газетах много пишут о чуме в Индии.
Вы не знаете, наша партия за чуму или против?»
Карел Чапек

* —Почётное звание "отец нации". В переводе с санскрита «Великая душа»

** — Из записок индийскиго учёного, профессора Каналкара

Не знаю, у кого как, но у моих домочадцев лучшее время, когда наступает «Вишнёвый сад»2. Не в смысле того, что мы вынуждены продавать плодовые деревья за долги, а потому, что до Краснодарского края добралось её величество Весна. Тепло. По любимым Горгородам3 летят снежинками лепестки с сотен вишнёвых деревьев.
— Гулять! Гулять! И ещё раз гулять! На Кубань! В парк! — хором скандируют потомки, сын Егорка и дочка Алька.
— ERST DIE ARBEIT, DANN DAS SPIEL4(сначала работа, потом игра. Буквальный перевод с немецкого), — ворчит супруга.
— А можно наоборот? — продолжая подпрыгивать на месте, парирует Алька, уже второй год постигающая язык бывшего врага.
— Нет. Только после сарая!
— После чего? — вступает в беседу будущий космонавт, разведчик, водолаз и олимпийский чемпион, а пока что, круглый хорошист Егорка.
Супруга предприняла попытку довести до сознания деток план предстоящей работы:
— Надо вытащить вещи из сарая и разделить на три части. Нужные, не очень и совсем ненужные.
— Ого! Там работы, аж до вечера. Ночью, что ли гулять? — ворчит дочка, теребя брата за руку, и требуя, чтобы тот немедленно высказал веское, мужское слово.
Но Егор молчит. Ему перебирать старые вещи намного интересней банальной беготни по берегу реки, протекающей в сотне метров от нашего дома.
— Вот не буду с тобой ни в какие шахматы играть. Раз ты такой... — Алька подыскивала в уме слово пообиднее, но не нашла и обратилась к матери. — А вы разве нам помогать не будете?
— Мне через полчаса на работу, а отец дописывает статью, для журнала. Вы большие. Сами разберётесь. Ну, а ежели там найдутся предметы, которые ни в какую кучу не определяются, принесите ему в кабинет для консультации. Топайте. Раньше начнёте — быстрее закончите.

Час спустя

Две пары детских глаз умоляюще смотрели на меня, а сомкнутые рты молча вопили:
— Да, оторвись, наконец, от компьютера и посмотри на то, что мы притащили.
Я дописал абзац, нажал на кнопочку с изображением, канувшей в лету дискеты, и повернулся к чадам.
От радости дети синхронно выставили вперёд правые руки. Каждая сжимала по кирзовому сапогу.
— Это надо? — поинтересовалась Алька. — Сейчас такие никто не носит. Выбрасываем?
— Оставьте их здесь и заканчивайте работу. А вечером я расскажу их историю, и решите, как с ними поступать.
— Страшную? — уточнил Егорка.
— Очень.
Я повернулся к письменному столу, показывая, что аудиенция окончена, но не тут-то было. Уж, что, что, а непоседы истории обожают. И используют их на практике. Пишут заметки в стенгазету или делают доклады по школьным предметам.
***
Дети прильнули ко мне с обеих сторон и теребили за рукава. Мол, не томи, рассказывай.
— Посуда помыта? — строго спросил я.
— Так точно. И даже убрана на место, — по-военному ответил Егор.
— А уроки?
— Сделаны. Можешь проверить.
Алька вскочила с дивана, дабы умчаться в комнату за тетрадями, но я остановил:
— Пожалуй, нам надо перенестись в начало двадцатого века. В годы русско-японской войны.
— А что, до этого времени люди без сапог ходили? — моментально съехидничала дочка.
— Носили. И самые разные. По обувке, в стародавние времена можно было легко определить, к какому сословию относится их владелец. Ежели в сафьяновых5 шествовал, значит из знатного рода. Ибо стоила такая обувка денег не малых. Народец, рангом пониже, разгуливал в яловых6 сапогах. Для военных шили юфтевые, пропитанные специальными маслами и солями. Однако, до начала двадцатого века никто из вельмож и сановников и представить себе не мог, что настанет время, и в империи вдруг возникнет сапожный кризис! На просторах матушки Руси разномастных мастерских по пошиву обуви было великое множество. В каждом городе не по одному десятку насчитывалось. Существовали и большие фабрики, выполняющие военные заказы. Но вот с началом войны выяснилось, что для нужд русской армии надо сшить аж пять миллионов пар! В стране такого количества кожи не нашлось. Спасло лишь то, что война быстро закончилась, но проблема осталась.
— Пап! Но ведь, через девять лет началась первая мировая. Я ничего не напутал? — сын поднялся и полез в книжный шкаф, за большим томом энциклопедии, — Решили проблему за это время?
— Нет, сын, не смогли. Интенданская7 служба разместила заказ на три миллиона рублей. Решите задачку. Если стоимость пары сапог в ценах четырнадцатого года составляла один рубль пятнадцать копеек,то сколько пар царской армии разом потребовалось? Поголовье коров в стране хоть и выросло, но не настолько, чтобы обеспечить сырьём этот огромный заказ.
— А союзники? Разве не обязаны были помогать? — не унимался пытливый Егорка.
— Доблестные англичане и французы сапог не носили. Их солдаты топали по европейским дорогам в ботинках.
—— Значит нашли выход? Что-то я не помню, чтобы в старых кинолентах того времени показывали, как наши солдаты воюют в лаптях. — Вступила в дискуссию дочь.
— Недостающее количество обуви, то есть армейские ботинки покупали за золото, за рубежом. Но Русь матушка никогда не испытывала нужды в талантливых изобретателях. Жил в то время человек, Михаил Поморцев, имел воинское звание генерала и увлекался химией. Он первый придумал то, что мы сейчас называем искусственной кожей. Пропитал брезент смесью парафина, канифоли и яичного желтка. Новая ткать не пропускала влагу, но при этом дышала и была во много раз дешевле натурального сырья. Из неё стали шить сумки для артиллеристов, конскую упряжь и много ещё чего.
— А сапоги? — синхронного выпалили дети.
— Увы. Посчитали, что материал грубый и станет натирать ноги. Да к тому же, изобретатель в тысяча девятьсот шестнадцатом году скоропостижно скончался. Его кирзу, так генерал именовал ткань, поскольку использовал для её изготовления многослойную материю керси, названную так в честь английской деревеньки,8 спрятали до лучших времён.
— Выходит они настали ? — дочка показала пальцем на стоящие возле дверей сапоги.
— Настали. Только не лучшие, а лихие. Четверть века спустя. Теперь уже вторая мировая война пришла на нашу землю. Конечно, солдат было во что обуть, а вот многочисленных ополченцев — нет. Ведь в мирное время об этом никто и не помышлял. Положение было настолько тяжёлым, что в самом начале войны вышла секретная директива правительства «О пошиве лаптей и онучей9 для нужд Красной Армии, если не будет найдено иное решение.» Но до таких крайностей, к счастью, не дошло.
За шесть лет до этого советский химик и изобретатель Иван Плотников догадался добавить к кирзе искусственный каучук. Ткань получилась эластичная и пригодная для пошива обуви. Сшили пробную партию, отправили на финскую войну сорокового года, и ужаснулись. Сапоги трескались на морозе, становились ломкими. Об изобретении опять забыли, но не надолго.
Упрямый Плотников от идеи не отказался. Работал над улучшением ткани день и ночь. До тех пор, пока не призвали на фронт. Однако спустя две недели его вернули и назначили директором завода. Поставили задачу. Понятно какую?
Дети ничего не сказали, но дружно кивнули. Алька и Егорка держали в руках по сапогу, внимательно рассматривая, и даже пробуя на зуб.
Я же продолжил:
— Высокие, удобные, непромокаемые, дышащие. Дотопали со своими хозяевами до Берлина и вернулись, восстанавливать разрушенную страну. Если память не изменяет, их выпущено около ста пятидесяти миллионов пар. И в наши дни на складах кирзовый стратегический запас имеется. Мало ли, что.
Дети, как по команде, рванули с дивана.
— Вы куда? — крикнул им вслед.
— В сарай. Сапоги положим, — донеслось уже от входных дверей. — Такой стратегический запас самим нужен. Вырастим, будем носить. На охоту, рыбалку. Вещь нужная, в хозяйстве пригодится.

1— Сапоги российского солдата с юфтевым (яловым) низом и кирзовыми голенищами. Кирза — плотная прочная многослойная хлопчатобумажная ткань . Термин чаще используется в отношении обувной кирзы — композитного материала состоящего из обработанной пленкообразующими веществами многослойной хлопчатобумажной ткани

2— А.П. Чехов «Вишневый сад.» Комедия в 4-х действиях. 3— Район частного сектора в городе Краснодаре

4— Знаменитая немецкая пословица 5— Сшитые из телячьей, овечьей или козлиной кожи. Ярко окрашенные. 6— От слова «яловичина» — говядина. Сделанные из бычьей шкуры.

7— Управление ведающее провиантским, вещевым и денежным довольствием войск 8— Керси - деревня и гражданский приход в районе Баберг в Саффолке , на востоке Англии.

9— часть обуви, обвёртка на ногу, замена чулок, под сапоги и лапти, длинная, широкая (около 30 сантиметров) полоса ткани белого, чёрного или коричневого цвета.

Я выиграл сорок сражений, но именно аустерлицкое было самым главным и выдающимся.
Наполеон

Война такое несправедливое и дурное дело, что те, которые воюют, стараются заглушить в себе голос совести.
Л.Н. Толстой

20.. год. Лето. Экскурсионный тур «Три дня в Праге»

Ехать с короткими техническими остановками двенадцать часов к ряду в стареньком автобусе — то ещё удовольствие. Не знаю у кого как, но ноги затекли так, что казалось я их не разомну никогда. Экскурсовод Ирина старалась изо всех сил. Рассказывала о каждом населённом пункте, мимо которого, выжимая всё возможное из знававшего лучшие времена мотора, проезжал наш «Solaris»1. Её голос и гудение двигателя давали обратный эффект. Разношёрстная масса туристов спала, а отдельные её представители даже позволяли себе непроизвольно похрапывать.
Первым, кто отправился в царство Морфея,2 были сын Егорка и доченька Алька. Набегавшись и напрыгавшись, а затем плотно пообедав в придорожной корчме во время часовой стоянки, они уподобились удавам, свернулись калачиками и рассматривали себя изнутри.
***
— Просыпаемся. Через полчаса прибываем. Тяжёлые вещи можно оставить в автобусе. Он будет ночевать на стоянке рядом с отелем с красивым названием «Брно». Жаль, что самого города не увидим, так как утром отправляемся в Злату Прагу.
«Славков-у-Брна это же бывший Аустерлиц! Всего-то минут двадцать ехать!» — пронеслось в голове. — «Быть совсем рядом и не увидеть? Не показать детям?». -я наклонился к уху Ирины и зашептал:
— Можно уговорить нашего шофёра Пётрика, чтобы он хоть на полчасика завернул к месту великой битвы?
— У него утверждённый маршрут. И вообще, наши же потерпели сокрушительное поражение. Фирма туристов туда не возит. Неприлично, что ли.
Водителя беру на себя. — парировал я. — А с вас — остальное.
***
За пять евро с туристического носа Пётрик, он же и владелец автобуса, согласился выехать на час раньше и доставить нас к точке, зафиксированной мною на карте.
***
— Товарищи туристы. Тут поступило предложение посмотреть ещё одну достопримечательность вблизи Брно. Кто за, поднимите руки. Против. Воздержался. Принято единогласно.
Тогда встаём на час раньше. Ресторан при отеле будет открыт. Я договорюсь. Быстренько завтракаем и вперёд. Уверяю, не пожалеете. Увидите то, что на других маршрутах не показывают.
По автобусу прокатился недовольный гул. Не из-за небольших трат3, а из-за того, что не получится подремать лишний часок.
— Ничего, в автобусе отоспитесь. У вас это неплохо получается. — Подавила зарождающийся бунт Ирина. Потом ещё экскурсовода, то бишь меня, благодарить будете.
Всё. Приехали. Выгружаемся. Чистить зубы и спать. А кто желает побыстрее расстаться с кровно заработанными — казино рядом. Вон огнями манит.

Раннее утро следующего дня

Туристы, откровенно позёвывая и дожёвывая прихваченные из ресторана бутерброды, в пол-уха слушали Ирину, оживлённо рассказывающую о битве, произошедшей на этом месте два века назад.
Я же быстренько расстелил на земле куртку и скомандовал:
— Алька, Егорка лечь на неё и в четыре глаза смотреть в небо! Запоминать!
Дети пожали плечами, но команду исполнили. Странную игру папа придумал, но как всегда, интересную.
Экскурсовод с округлившимися от удивления глазами уставилась на моих отпрысков, хотела что-то сказать, и даже открыла рот, но не успела, ибо «руссо туристо» дружно последовали за детьми. Легли на землю и уставились в бездонное небо.
— Пройдёт несколько лет и вы будете изучать на уроках литературы знаменитое произведение нашего классика Льва Николаевича Толстого. Там есть эпизод, когда тяжело раненый...
— «Князь Андрей понял, что только небо вечно, всё остальное преходяще. Он благодарил Бога за тишину и успокоение, которые он испытал»4 — перебила меня, Ирина, и в уголках её глаз заблестели предательские слезинки. Захлюпали носами и лежащие на спинах экскурсантки.

Час спустя

— Коллега. Не поделитесь ли методикой преподавания? — Обратилась ко мне туристка из Пензы — школьная учительница русского языка и литературы. — А то вдалбливаешь им в голову, вколачиваешь, а они всё норовят на дискотеку сгонять, вместо того, чтобы бессмертный роман штудировать!
— Не педагог я, а простой мельник. Зерно перемалываю с утра до вечера... — хотел ещё что-то добавить, но в нашу беседу бесцеремонно вмешались Алька с Егоркой. — Папа, а Толстой это небо тоже видел или так просто сочинил? А князь Андрей выжил? А почему наших разбили? А кто тогда русскими командовал? А Наполеон...
— Все в автобус. Нас ждёт Прага! — Ирина стояла на ступеньке Solarisа и размахивала платком.
Учительница погладила детей по головкам и поспешила к автобусу, шепча себе под нос:
— Везёт же некоторым классным руководителям. Мне бы таких родителей, да побольше.
А неугомонные потомки продолжали засыпать вопросами:
— Папа, правда, что в Праге стоит медный памятник Яну Гусу? Кто он такой и за что ему...? А Карлов мост кто построил? А мы туда пойдём?
Путешествие по Чешской республике обещало стать незабываемым.
1— Автобус выпускаемый компанией Solaris Bus & Coach, расположенной недалеко от Познани. 2— Царство снов, то есть человек уснув, оказывается в мире, где правит добродушный бог Морфей, это его вотчина, и он там главный. Изначально, Морфей отправлял в своё царство не только простых смертных, но даже богов с Олимпа 3— В тот год курс составлял 33.68 рубля за 1 евро 4— Цитата из романа Л.Н.Толстого «Война и мир»

Осень 197.. года. Факультет технологии хлебопродуктов Краснодарского политехнического института.

Стайка парней и девушек, сгрудившись возле дверей с лаконичной надписью «Распределение на практику», встречала каждого выходящего из неё одним и тем же вопросом:
— Куда?
***
Не знаю, как другие, но лично я, использовал ежегодные практики для того, чтобы посмотреть (конечно, за счёт родной Альма матер2) города Советского Союза. Благо выбор студентам КПИ представлялся в то далёкое советское время обширный. Хочешь, отправляйся в Москву или в Ленинград, а можешь отбыть в Куйбышев или «в глушь, в Саратов»3.
Родимая институтская бухгалтерия оплачивала практиканту проезд в оба конца, причём даже не в плацкартном вагоне, а в солидном купе! Да ещё и выдавала на руки суточные. Это не считая стипендии, если студент её получал по итогам последней сессии. Вдобавок, к этакой благодати ещё полагалась и заработная плата, если принимающее предприятие располагало рабочей вакансией.
Эта возможность получить некоторую сумму честно заработанных тугриков, то есть — рублей и сыграла со мной злую шутку.
***
В Москве и Ленинграде жильё надо снимать за свой счёт. В остальных городах его представляли и бесплатно элеваторы или мельницы. Вот я и решил, что настало время познакомиться с великой русской рекой, именуемой Волгой.
Скорый поезд прибыл в славный город Куйбышев (нынче Самарой именуемый) ближе к вечеру. Дабы не ночевать на вокзале, со всех ног помчался в Отдел кадров элеватора, благо предприятие располагалось рядом с вокзалом.
Так мол, и так, прибыл для прохождения практики, прошу обеспечить жильём и заработной платой.
Старый кадровик без одной руки, с орденской планкой на поношенном кителе хитро прищурился и окая по-волжски, произнёс:
— И какую же, мил человек, зарплату желаешь получать? Большу аль маленькую?
— Повышенную, конечно — без тени смущения выпалил я. — Три года учёбы за плечами. Незаконченное высшее!
— Это уже серьёзно,- усмехнулся в седые усы хозяин кабинета. — Ступай к начальнице элеватора Зое Тихоновне. Скажи, что готов трудится на приёмке большегрузов. Вакансию собой закрыть... Незаконченное высшее! Надо же. Поглядим. Чем чёрт не шутит, авось и справишься.
И он, по-отечески, подмигнул.
***
Мои служебные обязанности заключались в том, чтобы со всей силы давить на старенькую кнопку с иностранным словом «start-up»4 в тот момент, когда на платформу подъёмника заезжал тяжеленный КАМАЗ.
Внизу включались электромоторы, приводящие в движение поршень. И зерно из грузовика, словно вода, текло в приёмные бункеры, после чего отправлялось на очистку.
Поволжье в отличие от родной Кубани — зона рискованного земледелия.5 Это я к тому, что в тот год урожай зерна собрали не во всех районах и мало. Поэтому заслуженные водители (один из них даже самый настоящий орденоносец!) день и ночь колесили по ближним и дальним колхозам, дабы доставить на элеватор гружённый доверху многотонный грузовик.
Я же, пока шоферы носились по полям, считал голубей, нахально склёвывающих зёрна пшеницы возле рабочего места, и отправлялся глазеть на баржи и пароходы, снующие по Волге. У нас, на Кубани, ничего подобного не увидишь. Размах, увы, не тот. Убивал время, как мог. И завидовал сокурсницам, работающим внутри элеватора, на агрегатах, именуемых красивым словом сепараторы.

23 часа. По местному времени. Авторазгрузчик

Спать хочется, сил нет. В глаза хоть спички вставляй. Но в коммуналку топать нельзя. Начальница прибегала. Сообщила, что приедет ещё один автопоезд, шофёра Лосева, того самого передовика-орденоносца! Мол, день по области гонял, и мы обязаны его зерно без промедления принять. До утра под воротами предприятия куковать он не намерен.
Подумаешь. Если он такой заслуженный, мог и сам кнопочку нажать. Делов-то, — хотел огрызнуться я, но удержался. — Мне что, отработал положенное, да и убыл в южные края, а им с передовиком автоколонны каждый год общаться.
***
Дождался. Даже залез в кузов, помог брезентовый полог снять. Затем быстренько разгрузил КАМАЗ — и шмыг в душевую. Побыстрее помыться — и на боковую. Пока не заснул стоя, словно лошадь.
Куском хозяйственного мыла голову обрабатываю, Битлов запрещённых насвистываю. Вдруг слышу.
— Парень, выручай. Вопрос жизни и смерти!
«Опять местный пьянчужка рубль будет клянчить. Достали эти алкаши. Нет бы днём, так нет же, ночью припёрся!» — пронеслось в голове. — Ну, я сейчас! Враз отучу от алкогольной зависимости!
Быстро смываю пену и…
Стоит в дверях сам товарищ орденоносец. Собственной персоной. Лицо — у мертвеца краше:
— Партбилет того! Понимаешь?
— Не, а, — окончательно прогоняя сон, признаюсь я.
— Из кармана и туда.
— Кккуда?
— В зерно. Наклонился, брезент прикрепить, а он, кажись, в бункер чёртов. Мать его ети. Знаешь, что бывает за утерю этого документа?
— Пппонятия не имею. Комсомольский, как получил ещё в школе, так сразу в ящик стола засунул. Там и лежит. Наверное.
— Партсобрание днём. И без билета нельзя. Никак.
— Пппочему? Вас, что в лицо уже не узнают? — съехидничал я.
— Давай! Одевайся быстрее и будем его в этой махине искать.
Лосев кивнул в окно, за которым светился огнями громадный портовый элеватор.
— И как ты себе это представляешь? — нахально переходя на ты, поинтересовался я. — Там десятки тысяч тонн зерна. На одной линии принимают, на другой очищают, а на третьей на баржу грузят. В автоматическом режиме! Практически без участия людей.
— Я, как коммунист, могу дать комсомольцу партийное задание?
— Можешь. Только выполнимое. То, которое мне по силам.
Снаружи послышался девичий смех. Одногруппницы переоделись и спешили на рабочие места в ночную смену.
— Найдёшь, я такое благодарственное письмо в институт состряпаю, что тебе пятёрки по всем предметам на год вперёд поставят.
Я уже не слушал. Напяливал спецовку и помчался за девчонками. Классный же повод провести ночь рядом с ними. А найдём партбилет или нет, на то воля божья. А вот помогает ли всевышний агностикам6 или нет, это в скорости и узнаем.
***
Сидеть и всю ночь пялиться на сепаратор, очищающий пшеницу от грубых примесей, ещё то занятие. Грохот машины и бесконечная зерновая река работают лучше любого снотворного. Если бы не смешливые помощницы, точно бы проглядел, как из металлического сита вылетел пыльный квадратик поблёкшего красного цвета.
***
То, что язык мой, главный враг, убедился тем же утром, отдавая Лосеву наиценнейший картон:
— Грубая примесь гораздо хуже, чем зерновая. Потому, как к ней относятся: палки, ветки, комья земли, ну и само собой, партийные билеты.
Водитель был не один, за его спиной маячил лично секретарь парткома элеватора. Он и лишил меня работы, именуемой «Не бей лежачего». Час спустя на стенде красовался новый приказ.
«Отныне и до конца практики, студент такой-то трудится в должности младшего зерносушильщика».
***
Зоя Тихоновна смотрела на меня снизу вверх.
— Значится к Ооглобле в поо-м-оо-щники. — делая ударение на букву «о» и произнося её по-волжски, нараспев, продолжила:
— Охохохоньки, даже не знаю, как из это вып-лы-ва-ть будешь.
Вроде бы у вас комплекция-то одинаковая. Да ты и помоложе его годков этак на двадцать. Может, даже и сдюжишь, ежели чего. Опять же зерно сушить надо. Дожди, почитай, кажный день с неба сыплють. Возьму грех на душу, потому как выхода иного нет. Понимаш. Приказ! Токма попроси его, чтобы обучил поскорее, и быстренько сам в смену становись. Будете друг-дружку сменять. Глядишь, и об-оо-йдётся. Да ты не пужайся раньше времени. Оо-пять же, на зерносушилке зарплата получше будет. Девкам станешь гостинцы покупать. Ты, я погляжу, парень-то, видный. Значит зазноба имеется. Я знаю, у студентов без этого никак.
***
Сосед по комнате, слесарь Микитич, узнав, что я назначен в помощники к какому-то Оглобле тоже стал охать, и по такому поводу приложился пару раз к бутылке с мутной коричневой жидкостью. Предложил и мне, но я отказался. Сослался на то, что скоро в ночную смену.
Глаза Микитича через минуту заблестели, язык стал заплетаться, но то, что он поведал, породило в моём теле некий холодок.
— Понимаешь паря, Оглобля — бывший зек. Отсидел четвертак от звонка до звонка за убийство. А так, мужик ничего, если его, конечно, не злить и поперёк не говорить, а тем паче делать. Потому, как если побьёт, то это почитай, повезло. Главное, чтобы не зашиб до смерти. Ему тюряга, что дом родной. Ещё один четвертак отсидит, потому как привыкший. Мотай на усы. Вон они у тебя какие развесистые, точно Мулявин-песняроский.

***
Оглобля, здоровенный мужик в наколках, орал мне в ухо, пытаясь перекричать грохот машин:
— Значит так. Слухай сюда. Видишь вот стрелочку? Так не дай бог, чтобы она опустилась до этой красной чёрточки. Будешь подкручивать колёсико. Усёк. Глаз со стрелочки не спускай. Иначе я его выбью. Или совсем зашибу, если натворишь сильно непотребное. Я спать, а ты бди. Потому как молодой, тебе спать вредно. Потом отоспишься. На кладбище! Урок окончен.
И наставник растворился в многочисленных подсобных помещениях элеватора. А я остался бдить, то есть следить за стрелкой и подкручивать колёсико. Усталость брала своё. Через пару часов даже ведро холодной воды уже не спасало. И я уснул. Проснулся под утро. С Волги дул прохладный ветерок. Моторы огромного здания гудели ровно и монотонно. Стрелка нервно дёргалась далеко за красной чертой. Я машинально закрыл руками глаза. Но Оглобли нигде не было. С помощью колёсика вернул стрелку в исходное положение. Спустя два часа появился зерносушильщик.
— Всё в порядке? Глаз ещё на месте? Он посмотрел на прибор, на стрелку, хмыкнул и, забрав вещи, ушёл в раздевалку.
Неужели пронесло? — мелькнуло в голове. — Кажись, не заметил.
***
В скорости пришли сменщики. А ещё через час я сидел на планёрке в малюсеньком кабинете начальника элеватора. Тихоновна пригласила к себе почему-то меня, а не штатного зерно сушильщика. Ей виднее, а мне польза. Отчёт по практике предстоит писать. Может, то, что там будут обсуждать пригодится.
— Поо-ра-бо-тали хорошо. Баржу загрузили без задержки. Вниз по Воолге ужо пошла. План по сушке подсолнечника даже перевыполнили. За это практиканту нашему отдельное спасибо. Только вот куда теперича шестьсот тонн жареных семечек девать, ума не приложу.
***
В следующую смену меня срочно вернули на точку разгрузки автотранспорта. Но ещё месяца два сотрудники элеватора, нет-нет, да и сворачивали к заветному бункеру, аппетитно пахнущему жареными семечками.
***
А как же Оглобля? Помер вскорости. Отведал в гостях грибочков, да и представился. После его смерти меня вновь возвратили в зерносушилку. Пшеница и подсолнечник в тот год с полей поступали уж больно влажные, аж вода с них капала. И представляете, после той злополучной ночи, я как увижу пульт управления и прибор со стрелкой, сон как рукой снимает!
***
Лосев своё обещание не сдержал. Никакой бумаги в институт не отправил. Привёз девчонкам килограмм конфет. А со мной даже здороваться перестал. Полагаю, из-за того, что я с уважаемым человеком той ночью нахально на ты перешёл!
1— Термин применяемый в системе Хлебопродуктов. Означает — отсев сепаратором грубых примесей поступивших на него вместе с зерновой массой.

2— Старинное название учебных заведений, обычно университетов. 3— Цитата из комедии "Горе от ума" Грибоедова Александра Сергеевича 4— пуск(Анг)

5— Территория с неблагоприятными для земледелия климатическими условиями. 6— человек, который не отрицает существование богов, но и не принимает сторону какой-либо религии или веры.

20 июня. 1857 год. Кастелламмаре-ди-Стабия

Бывший министр Российской империи Александр Иванович Чернышёв с трудом поднялся с постели. Опираясь на массивную палку, доковылял до окна. Внизу радовала глаз ухоженная цветочная клумба, обрамлённая стройными кипарисами, сквозь которые пробивалось жаркое, итальянское солнце.
«Такое же, как в тысяча восемьсот двенадцатом году в Париже. Или иное? Не помню. Да и не до светила тогда было. Поскорей бы унести ноги. Противный лязг гильотины уже ощущался за спиной,» — пронеслось в седой голове.
Старик оглянулся. Молоденькая служанка, Франческа, позвякивая красивым кофейным прибором, вкатила в комнату маленький столик на колёсиках.
Кивком поблагодарив девушку, князь вновь вернулся к воспоминаниям.
Мысли перенесли его в далёкую Русь, в тот день, когда отец, генерал и сенатор,1 расхаживал по дому и демонстрировал бумагу, в которой сообщалось, что его сын, Александр записан вахмистром в Конную гвардию. Отныне он кавалергард.
***
Время пролетит быстро. Его наследник научится сидеть в седле и будет блистать на балах и парадах. Слова отца оказались пророческими. В пятнадцать лет юноше довелось беседовать с самим императором. Тот запомнил сметливого офицера и издал указ о производстве его в камер-пажи.
Александр Иванович смотрел на девушку, раскладывающую по тарелочкам местные сладости, но мысли его по-прежнему были очень далеки от Италии. «Помнится, что радости от присвоения придворного чина я не испытал. По младости своей считал, что придворная карьера не для меня. Пришлось похлопотать и добиться перевода в Кавалергардский полк.»
А потом был Аустерлиц.2 И знаменитая «смертельной атаке кавалергардов»3, в которой принимал участие и мой полк. Погибли почти все, но в тот день злой рок миновал юнца,»- старик ухмыльнулся, — «я сумел выбраться из той баталии невредимым! Конечно, мы проиграли. Тому было множество причин. Но я-то выжил, да ещё и получил первую награду — крест Святого Владимира 4-й степени с бантом!»
До его слуха донёсся тихий звон. Франческа уронила на пол серебряную ложечку. Тут же её подняла и сделала извиняющий книксен4.
—Quanto sei imbarazzante. Vai a chiamare il mio cameriere5, — с трудом произнеся иностранные слова, старик опустился в кресло и вновь погрузился в воспоминания.
«В феврале тысяча восемьсот восьмого года Александр Первый отправлял меня в Париж передать личное послание Наполеону. Перед дальней дорогой он задал мне несколько вопросов. Помнится, я тогда дерзко ответил самодержцу. Присутствовавший при нашем разговоре князь Куракин, схватился за голову. Посчитал, что от монаршего гнева достанется не только дипкурьеру, но и лично ему.»
На этот раз из далёкого прошлого в день сегодняшний Александра Ивановича вернул троекратный стук в дверь. Много лет назад этому нехитрому условному знаку Чернышёв обучил верного лакея.
— Входи, поскорей. С утра дожидаюсь. Принёс то, что я просил? — князь взял в руки лорнет6.
— Вот, пожалуйста. Светлейший! — Вошедший с поклоном протянул старику толстую папку, но сообразил, что тому в руках её не удержать, подкатил столик и положил документы на него, после чего стал по стойке смирно, ожидая дальнейших распоряжений.
— Ступай. И предупреди челядь7, чтобы не беспокоили. Хочу побыть один на один с этим. — князь, ткнул дрожащей рукой в папку. Есть над чем поразмыслить. Отставной министр с трудом справившись с тесёмки, погрузился в чтение. Глаза слезились, но Чернышёв, не прерываясь, вчитывался в строчки, начертанные им много лет назад.
***
«Год спустя Александр Первый назначил меня личным представителем в ставке Наполеона во время боевых действий французской армии против Австрии и Пруссии. Это задание, потребовало от меня детальной проработки военно-политической обстановки в Европе. Армия Наполеона вторглась в Испанию, началась континентальная блокада Англии, назревала война с Австрией. Помогло то, что мне, выказывала знаки внимания королева Неаполитанская, сестра самого Бонапарта. Я же вынужден быть день и ночь играть роль легкомысленного повесы и ловеласа, иначе невозможно было бы несколько лет к ряду получать информацию о будущем противнике моей Родины.
Если бы Бонапарт знал, о чём рассказывали иностранному посланнику его приближенные и даже члены семьи! Иногда приходилось тратить собственные средства на информаторов. Однажды удалось завербовать сотрудника военного министерства Франции Мориса Мишеля. Тот входил в группу чиновников, которые регулярно, в единственном экземпляре, готовили сводку о численности и дислокации французских войск. Копию этих сверхсекретных документов Морис приносил мне.8
Французская контрразведка почуяла что-то неладное. Я ожидал ареста со дня на день. Помог случай. От плохо закреплённой свечи загорелся занавес. Многочисленные гости с упоением танцевали и флиртовали. Огонь заметили только тогда, когда полыхало всё здание. «Галантные кавалеры» тут же бросились к выходу, расталкивая женщин. Пришлось заняться спасением людей. Первым делом вынес из огня сестёр Наполеона. Много позже узнал, что император после этого случая приказал "ищейкам" оставить русского в покое. Я же получил приятное прозвище «любимец двух императоров». Отныне высокопоставленные чиновники, без тени сомнения, и не опасаясь соглядатаев, выбалтывали всё, о чём говорилось на закрытых совещаниях, регулярно проходящих во дворце. Главной депешей в жизни считаю малюсенькую записку, в которой сообщал: «Война неотвратима и не замедлит разразиться. Дату наступления, и направление главного удара».
Старик откинулся на спинку кресла. Зарыл глаза. Уснул. Чтобы уже не просыпаться никогда.
***
Франческа, вернувшаяся в комнату через четверть часа, хотела укрыть хозяина пледом, но, увидев безжизненное лицо, зажав рот руками, выбежала вон.

Несколько дней спустя

Перед роскошным палаццо9 останавливались кареты. Дипломаты Российской империи и подданные его высочества, узнав о трагедии спешили попрощаться со светлейшим князем.
Неожиданно для всех, мужчина облачённый в выцветший мундир офицера русской армии, сказал:
— О мёртвых или хорошо или ничего, но я всё же выскажу своё мнение — и подняв руку вверх, продолжил — на покойном лежит доля ответственности за наше поражение в Крымской войне. Судите сами, Чернышёв не поменял гладкоствольные ружья на нарезные. Уверял, что только смелость солдата и холодное оружие в рукопашной схватке окончательно решают исход баталий. Вот и воевали ружьишками образца французской войны.
— Что вы такое говорите! И не стыдно? — Перебил отставного офицера, чиновник из посольства,— Александр Иванович руководил реорганизацией центрального военного управления. Ликвидировал деление ведомства на строевую и хозяйственную части, и вообще, лучше, чем Александр Первый о нём высказался, и не скажешь! «Зачем я не имею министров, подобных этому молодому человеку»!10
Полемику прервал скрип распахиваемых половинок кованых ворот
Толпа разом загудела. Раздались возгласы:
— Выносят, господа! Поспешим проститься. Светлейший князь навеки покидает нас! Целая эпоха уходит!

1— Владел всего лишь девяносто девятью крепостными. Вполне возможно, что именно поэтому, много лет спустя, участвуя в следствии по делу декабристов, Александр Иванович крайне негативно относился к делу богатого родственника, графа Захара Чернышёва.

2— Битва под Аустерлицем — решающее сражение наполеоновской армии против армий третьей антифранцузской коалиции. Вошло в историю как «битва трёх императоров». 3— Самоубийственная атака русских кавалергардов. Два эскадрона кавалергардов пересекли ручей и бросились на врагов, вознамерившихся захватить знамёна одного из старейших полков русской армии.

4— В светском обществе — поклон с приседанием как знак приветствия или благодарности со стороны лиц женского пола.

5— Какая ты неловкая. Ступай и позови моего лакея.(Перевод с итальянского)

6 — Разновидность очков, пару линз удерживают с помощью рукоятки. 7— Родственники, друзья или прислуга хозяина, которые не имели собственного жилья и жили за его счёт. 8— Спешно покидая пределы Франции Александр Иванович совершил непоправимую ошибку. Сжигая в камине секретные бумаги не заметил, как одна случайно завалилась под ковёр. Сотрудники контрразведки её нашли, по почерку определили, что её писал Мишель. Агент Чернышёва был осуждён и окончил свою жизнь на гильотине. 9— Итальянский городской особняк

10— Резолюция на одном из донесений Александра Ивановича Чернышёва императору всероссийскому.

Дробно застучали сцепки вагонов. Состав остановился. Динамики донесли до уха мало понятные слова станционного радио.

— Долго стоим?- буркнул сонный сосед, молодой парень, по имени Димка, любезно уступивший мне нижнюю полку.- Дожили. Скорые поезда, каждой избушке кланяются.

Его бормотание прогнало мой сон окончательно. Я вышел в коридор и чуть не столкнулся с пожилой проводницей.

— Степановна, вроде бы скорые здесь не того? Случилось что?

— Так ведь станция Графская. По всему видать, машинист из уважения тормознул. А может быть, кто из этих, из важных, подсаживается. Мне не докладывают. Наше дело, сам знаешь, чтобы вы, то есть пассажиры, вовремя сели, ну и покинули вверенный мне вагон без задержки.

Она хотела ещё что-то сказать, но по проходу двигался старичок в форменном кителе с эмблемой Российский железных дорог.

— Ой, Илья Егорыч! Ты ли это? Да ещё в мой вагон! Что СВ-ный битком забитый?- проводница засияла.- К нам, в служебное, или вот сюда? Тут как раз местечко свободное имеется. Я сейчас за бельём сбегаю. Мигом.

***

Состав тронулся. И за вагонным окном потянулось длинное здание, с выцветшей вывеской вдоль фасада: «Цех эксплуатации локомотивного депо…. ЮВЖД». ..... лет подвигу машиниста Николая Ведринцева. Возле которого, несмотря на ранее утро, уже хлопотали женщины в синих халатах, приводя в порядок клумбу с пышными цветами.

***

Через минуту старик отвернулся от окна. По морщинистому лицу пробежала тень. Улыбка исчезла. И он поспешил занять своё место в купе.

***

— Извините, пожалуйста, не успел рассмотреть цифры. Сколько лет подвигу? - Обратился Димка к ветерану железных дорог.

— Пятьдесят пять. Да разве это имеет значение? Главное, чтобы не забывали.

— Выходит, Николай Ведринцев его совершил не во время войны, а гораздо позже. Так сказать, в мирное время. Я не ошибаюсь?

  В купе вошла проводница, держа в руках стаканы, уютно разместившиеся в начищенных до блеска подстаканниках. Помещение мгновенно захватил аромат душистого чая, заваренного с какими-то неизвестными травами.

Я же извлёк из видавшей виды дорожной сумки нехитрые съестные припасы.

— Егорыч — обратилась Степановна к новому пассажиру — поведай им о Ведринцеве. Я, было дело, сама собиралась, да у тебя гораздо сподручнее получится. Сам же гутарил, что в один год с ним в депо трудиться начал. Да и дела у меня. Убираться надо. А вы тут завтракайте, общайтесь. Ежели ещё заварочки, аль кипяточку, потребуется, так не стесняйтесь, зовите. Путешествие оно, дело чайное, застольное, разговорное.

***

Старик снял китель, и аккуратно повесил его на пластмассовую вешалку. — Мне бы, по возрасту пора на печке лежать, да на поезда издали поглядывать — он уселся за стол и отхлебнув из гранённого стакана, продолжил:

— Мечту имею, давнюю. Ему достойный монумент соорудить. Еду в отделении дороги денег на хороший памятник, выпросить. И вообще. Можно же конкурс железнодорожников имени Ведринцева организовать. Только вот тем, кому по это должности положено, всё как-то недосуг.

Дима попытался достать из кармана бутылку водки, но передумал, вернул на место и, глядя в глаза нового пассажира тихо попросил:

—Расскажите о нём. Пожалуйста.

***

Илья Егорович будто бы не расслышал просьбы. Смотрел на сидящего напротив парня и молчал. Наконец, сделав очередной глоток, молвил:

— В те сутки Коля вёл состав с пассажирами, по маршруту Воронеж – Анна. Ночь хоть глаз выколи. Но, как у нас говорят, плечо знакомое, изъеженное. Каждый кустик и деревцо по сто раз примечены. Вот за тем изгибом кривизна пути возрастёт, начнутся поля аж до самого пригорода.

И вдруг впереди на путях здоровенный тёмный предмет! Аккурат между рельсами.

— Трактор с плугом! Мать его! — выкрикнул помощник.

— А люди? — Ведринцев всматривался в дорожное полотно и что есть силы давил на тормоз.

— Не видать. Сбежали!

— Серёга, прыгай! Вон из кабины!

— И что, прыгнул? Спасся? — перебил рассказчика Дмитрий.

— А как ты думаешь, от кого я это всё узнал? Подчинился! Сиганул. Посему и выжил. А Коленька до самого столкновения жал и жал на тормоза. Не о себе думал в последний миг! О людях! Коих ему довести живыми доверили! И смягчил-таки удар! Но локомотив — он же впереди состава. В общем принял смерть по-военному! На боевом посту.

В вагонах, конечно, у людей ссадины, ушибы. Ерунда. Дело житейское.

— А тракторист? — Димка, что есть силы сжимал свой рюкзак. — Он как на путях оказался? Да ещё ночью!

— Шабашил целый день. Огороды людям пахал. А те угощали! Вот и надрался вусмерть! И с залитыми зенками попёрся через железку. Застрял на полотне. И...поплёлся в посёлок. Спать!

— Хоть по заслугам получил? — Вступил я в разговор. — На сколько посадили? Пожизненно?

— Срок, конечно, впаяли большой. Да что толку. Вернулся домой раньше времени. Клялся собутыльникам, что вёл себя «за колючкой» исключительно образцово. А машинист не вернулся. Наградили, как полагается, орденом. Посмертно. Имя присвоили остановочной площадке. — Старик рукой смахнул предательскую слезу.

Вновь возникшая в дверях проводница кивнула в окно — Вон он обелиск, малюсенький, на месте трагедии. Как раз то жуткое место проезжаем. — Поставила на стол очередную партию подстаканников. —Чего уж там. Видела её у тебя. Доставай, открывай, парень, беленькую! Помянем! Сто граммов, можно!

  Димка потянулся за бутылкой, но старик его решительно остановил. — Не надо! Колька из-за неё, проклятой, жизни лишился. Помянем героя нашим, железнодорожным, крепким! — Илья Егорыч встал, сжимая в руке блестящий подстаканник.

Мы дружно последовали за ним.

— За железнодорожника! Не просто выполнившего свой долг, а за человека, до последней минуты оставшегося человеком! — Егорыч одним махом осушил свой стакан.

Об аэробном1 брожении и первобытных племенах

Миллион лет до нашей эры

По вечерам они любили рассаживаться вокруг большого камня с плоским верхом, который предки нарекли непонятным словом — трибуна.
Сегодня беседа, как и вчера и позавчера, началась с обсуждения традиционного вопроса: — почему племя зовётся странным словом Писатели. Кто такие писатели, не знал никто. Вождь по имени Графоман утверждал, что это слово священно и в будущем, через миллион лун и солнц оно, не всем конечно, но кое-кому будет приносить доход. Что такое доход до конца объяснить не мог, но утверждал: — это, когда вкусно и сытно.
Затем первобытные люди переключались на «перемывание косточек» особям из соседнего племени, тем, которые при встрече вместо обычного «Здрасьте», били себя в грудь и выкрикивали странное слово Критик.
Больших сражений между племенами, слава богу, не случалось. И не из-за того, что численность Писателей превышала количество соседей многократно, а из-за разных вкусовых пристрастий.
Критики с малых лет были заядлыми антивегетарианцами. А всё потому, что их вождь, Великий Редактор, обладал таинственным знанием. Был сведущ в запредельной области первобытного человеческого познания и отличал по вкусу продукты аэробного брожения от анаэробного. А посему, время от времени, запирался в персональной пещере, готовил зелье, именуемое трудно произносимым словосочетанием «Уксус винный». Соплеменники поливали им случайно забредшего на их территорию одинокого писаку и жарили несчастного на медленном огне, выкрикивая при этом странное заклинание: «Каннибалы не мы. Мы не каннибалы, а просто первобытные мясоеды».
Графоман рецепта уксуса не знал и, топая босыми ногами, утверждал, что употреблять в пищу надо исключительно коренья, лежащими под ногами, а по праздникам исключительно полезно понюхать траву.
Соплеменники внимали вождю, но с завистью посматривали в сторону лежбища Критиков. Оттуда нахальный ветер приносил ароматный запах, жарящегося деликатеса.
***
В тот злополучный день вождь-веган, в очередной раз внушал подчинённым, что грызть мясо это грех. Что такое грех не объяснял, велел верить на слово. Ибо его, то бишь живую плоть, надо добывать, следовательно, охотиться — трудиться. А коренья растут сами по себе, да и трава зелёная тоже. Хочешь голыми руками выковыривай, а хочешь соседа по пещере заставь, предварительно обыграв несчастного в буриме2.
И вдруг произошло неслыханное. На трибуну, пыхтя и фыркая, взобрался толстый писатель по имени Самоед.
Ладно бы вскорабкался, это полбеды. Он, нахально перебив вождя, завопил во всё горло:
— Доколе? Я к вам обращаюсь! Доколе мы будем вдыхать этот бесподобный запах, прилетающий сюда из соседнего селения? Чем пахнут наши коренья и трава?
— Корньями и травой! — гаркнули снизу.
— А чем пахнет их еда? Кто знает?
— Ммясом, — промямлили писатели.
— Кто его хочет, поднимите руки! — при этих словах оратор первым вскинул вверх сразу две. И увидев под собой колышущийся лес грязных ладоней продолжил:
— Так чего же мы ждём? Нас ведь тьма тьмущая! Пойдём и отымем! И сожрём на месте.
— Изымем! Сожрём! — вторили снизу.
— И женщин их, белокурых, тоже того, отымем, — пискнул худющий писатель, стоящий поодаль, — они такие ап, ап, аппетитненькие.
— Вперёд! За мной на ненавистных Критиков! Айда! — орал Самоед, слезая с камня.
— За ним, бегом марш, — в разнобой кричала толпа, топчась на месте.
Пробежав полпути одинокий писатель оглянулся и крикнул:
— Ну что же вы, давай, догоняй!
— Сейчас, конечно, а как же, мы только вот, — отвечали соплеменники, по удобнее рассаживаясь вокруг трибуны.
***
Племя Критиков было ошарашено. Ещё бы! Вкусненькая, толстенькая еда сама спешила к ним, не жалея ног.
Добычу нежно гладили, привязывая к вертелу и обильно поливая итогом анаэробного брожения, то бишь уксусом.
— Ты, мил человек, не боись. Мы тебя быстро съедим, без мучений, — как мог, успокаивал добычу Великий Редактор. —Посиди тут, на солнышке до заката, чтобы кожа как следует элексирчиком секретным пропиталась. А тем временем наши женщины сольки со стен пещерки наскребут.
И тут вождь критиков произнёс фразу, которую Самоед в жизни ещё ни разу не слышал: — Ибо шашлык без соли:
— деньги на ветер. Ты потомись, а мы наш ритуальный, критический танец исполнять будем: и гостю незваному приятно, и нам для поднятия аппетита полезно.
Вечером того же дня
Крутясь на вертеле Самоед орал, что есть мочи, в сторону стойбища своего племени:
— Эх, вы! А ещё Писатели! Я хотя бы попробовал! Попытался!
Стоящие рядом светловолосые критикессы обмахивали жертву большими листьями и кидали томные взгляды в сторону племени Писак. О чём они думали, то нам, мужчинам, неведомо. Ибо дамочки были первобытными, и сами ещё не знали, чего конкретно хотят. Не то, что нынешние особи женского пола. Мужчины, творцы, вы со мной согласны?

1— Сбраживание представляет собой последовательность процессов, посредством которых микроорганизмы разрушают биоразлагаемый материал в присутствии кислорода 2— Буриме (фр. bouts-rimés «рифмованные концы») — литературная игра, заключающаяся в сочинении стихов, чаще шуточных, на заданные рифмы

Кавалер медали «Хасидей умот ха-олам»¹

1985 год. Япония г. Фудзисава. Префектура Канадзава

Руки отставного посла дрожали, глаза слезились, но Тиунэ Сугихара, в который уж раз вчитывался в текст полученного письма. Наконец, опустил документ на стол и кликнул супругу:

— Юкико, зайди, пожалуйста.

Минуту спустя жена вкатила в комнату сервировочный столик на колёсиках.

— Я заварила чай, такой, как любишь, — она с поклоном протянула супругу миниатюрную фарфоровую чашечку.

— Выпью, но позже. Лучше прочти это, — старик кивнул на листок бумаги,— в Израиль приглашают на торжественную церемонию. Будут награждать. А мне туда уже не долететь. Поздновато спохватились.

— Хочешь я, с сыном Хироки поеду? Там же будут журналисты, радио, телевидение. Мир, наконец, узнает о тебе, и это справедливо.

— Дорогая, сейчас, на закате жизни, часто думаю, почему я тем страшным летом так поступил? И сам себе отвечаю: на моём месте подобное делал бы каждый православный², увидевший толпы беженцев, старики, дети и женщины, со слезами на глазах. Доведённые до отчаяния, они целовали мне обувь, но я знал, что в Токио по разному относятся к этим людям, ведь правительство давят нацисты.

— Ты всегда был бунтарём. Я помню как ты рассказывал, что в детстве хотел стать учителем английского языка.

— Тогда пришлось пойти наперекор воле отца видевшего во мне знаменитого врача, — Сугихара усмехнулся,— специально завалил вступительный экзамен, написав на листке бумаги только имя, и отправился изучать английскую литературу в университет Васэда.

— Что-то ты никогда не показывал диплом. Наверное, потерял при многочисленных переездах, или у первой жены остался?

— Ни то, ни другое. Я его попросту не закончил: не было денег на учёбу. Однако при этом выдержал экзамен, который организовало наше Министерство иностранных дел.

Юкико села рядом и нежно обняла супруга, склонив голову на его плечо:

— Дослужился до должности заместителя министра. Прекрасная карьера. Не каждому бог даёт такую возможность, - молвила женщина и печально вздохнула.

— Да, но закончилась она быстро. В тридцать пятом я подал прошение об отставке в знак протеста против жестокого обращения солдат с местным населением Маньчжоу-го.

— Зато нашёл меня! И через год состоялась наша свадьба. Я стала, как и ты, христианкой. Муж и жена должны поклоняются одним богам.

Она видела, что мужу тяжело воскрешать в памяти события тех далёких лет и хотела сменить тему беседы, но Сугихара остановил её жестом руки и еле слышно продолжал:

— Помнишь, дорогая, как Советы отказали мне во въезде в страну, объявили персоной нон-грата.³

— Конечно! И я была этому несказанно рада. Ведь тогда мы обосновались в соседней Финляндии, и ты, наконец, обрёл тихую канцелярскую работу в информационном отделе. Два года спокойной жизни.

— А потом Литва, Каунас и наше консульство, — перебил её старик,— японское правительство посчитало, что эта маленькая страна идеальное место для наблюдения за своим союзником Германией и пришедшими к власти фашистами.

Юкико слушала наливая в чашку ароматный напиток.

— Может не стоит ворошить прошлое? Эти страшные года канули в вечность. Будем сидеть вдвоём и вспоминать только хорошее, весёлое, радостное. Согласен?

— То что случилось через пару лет, весёлым не назовёшь, но радость от того, что я смог сделать, останется со мной до конца дней.

***

^{Первого сентября 1939 года Германия начала войну с Польшей. В соседнюю Литву от преследования нацистов бежало большое количество еврейских семей. Многие из этих несчастных желали уехать, как можно дальше от надвигающейся войны. Однако страны Европы одна за другой были оккупированы фашистами, а те, кто ещё сохранял суверенитет запрещали въезд еврейских беженцев.}

^***

Супруга кивнула, соглашаясь. Поставила тяван⁴ на столик, хотела ещё о чём-то спросить, но глянув, поняла, что любимый задремал. Поднялась, накрыла его тёплым пледом и бесшумно покинула комнату.

***

Дипломату снилась далёкая, предвоенная Прибалтика и родное, созданное им с нуля, консульство.

Многочисленные иудеи, успевшие покинуть Польшу, заполонили всю приёмную. Люди, перебивая друг друга, рассказывали невообразимое, о жизни в Варшавском гетто и в спешно созданных концлагерях. Литовцы, сотрудники дипломатического представительства им не верили. Их страна не один год вела с Германией торговые отношения. Немцев здесь уважали, а советских людей откровенно боялись.

На миг старику показалось, что он просыпается, но нет. На этот раз

тревожный сон вернул его в ещё более страшные дни.

15 июня 1940 года. В одночасье суверенная маленькая Литва стала частью Страны советов.

Теперь в его кабинет зачастили и местные евреи. Только в столице они составляли более четверти от всего населения.

Но реальных возможностей покинуть новую стану уже не осталось. Все, ранее выданные, загранпаспорта в одночасье были аннулированы.

Совет министров новой союзной республики категорически потребовал от дипломатов закрыть посольства и консульства.

Ему помогло знание русского языка. Ценой невероятных усилий удалось договориться с властями новой республики о тридцатидневной отсрочке закрытия диппредставительства — для завершения текущих дел, главным из которых стала разработанная совместно с дипломатом из Нидерландов Яном Звартендейким⁵ схема спасения еврейской диаспоры. Решено было выдавать им разрешения на выезд в Кюрасао – остров в Голландской Вест-Индии.⁶ Формально для поездки туда не требовалось визы. За месяц выписали свыше двух тысяч разрешений на въезд в колонию.⁷ Но прямиком из Прибалтики на Антильские острова не попасть. Нужно было получать транзитные визы других стран. С властями Советского Союза, после долгих переговоров, договориться всё же удалось. Сотрудники соответствующего ведомства соглашались пропускать беженцев, но только после полной оплаты стоимости проезда, конечно же, в валюте, и при наличии транзитной визы Японии.

Затем серьёзные препятствия стала чинить родная страна, ставшая союзницей Германии. Правительство империи Восходящего солнца никак не желало принимать у себя десятки тысяч беженцев. Более того, в МИДе узнали

о «документальных вольностях» своего консула. Полученная Сугихарой депеша грозила серьёзными карами за самоуправство. И самое лёгкое из возможных наказаний — увольнение со службы без выходного пособия.

Старик вздрогнул и проснулся. Потянулся за чашкой, но взять её не смог, и та со звоном упала на пол.

Верная хранительница очага тут же вбежала в комнату с немым вопросом на устах.

Тиунэ, окончательно прогоняя сон, обратился к жене:

— Помнишь, как делала мне массаж руки и плеча? Сейчас так сможешь? Пальцы совсем занемели. Раньше я мог вот этой рукой по шестнадцать часов в сутки выписывать несчастным людям визы. А ты массировала онемевшие руки и разминала пальцы.

— Потом ты стал писать разрешения на выезд, разорвав фирменные бланки пополам, а когда и они закончились, продолжал выдавать документы на чистых листах, — супруга краем платка вытерла слёзы.

Отставной дипломат нежно погладил её по руке и улыбнулся:

— Почти все беженцы не имели нужных документов. Я уже не говорю о деньгах необходимых для оплаты консульских услуг. Некоторые приходили в консульство, не имея на руках ничего. Ты же знаешь, я не отказал никому.

Юкико улыбнулась и подытожила:

— А потом взял да и кинул в толпу провожающих эту счастливую печать, прямо из окна поезда, навсегда увозящего нас из Литвы и её тут же подобрали.

Год спустя

Старый дипломат тихо скончался в любимом городке 31 июля 1986 года.

Его, конечно же, наградили:

Орденом Командора со звездой. (Республика Польша. Посмертно)

Орденом заслуг перед Республикой Польша. (Посмертно) и Крестом спасения погибающих (Литовская Республика. Посмертно).

А Министерство иностранных дел Японии прислало вдове официальную бумагу. В ней от имени правительства приносились извинения за увольнение супруга и даже указывались причины появления на свет этого приказа: «Сокращение штатов».

***

Ныне Тиунэ Сугихара — в Японской православной церкви почитается как святой, в лике праведных!

О трёх сотнях писем о любви с первого взгляда и о сыне лейтенанта

«Восстание в Севастополе всё разрастается... Командование „Очаковым“ принял лейтенант в отставке Шмидт..., севастопольские события знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках, того порядка, который превращал солдат в вооружённые машины, делал их орудиями подавления малейших стремлений к свободе».

В.И. Ленин

***

«... В жизни каждого человека должна быть последняя любовь.»

Эдит Пиаф

Июль. Поезд Киев — Керчь

Статный офицер решительно отворил дверь в купе, поставил на полку саквояж и повернувшись к сидящей в углу попутчице, представился:

— Пётр Шмидт, следую на Чёрное море, дабы...

— Чудесный вечер. Не правда ли? Солнце грациозно уходит за горизонт. Поглядите, — перебила женщина и жестом пригласила мужчину подойти к окну.

Состав тронулся, и слабый ветерок, проникший в купе, приятно обдувал пассажиров.

— Вы меня совсем не узнаёте? Меж тем, нас уже знакомили. На Киевском ипподроме, — женщина приподняла вуаль и улыбнулась собеседнику. —Я — Зинаида.

Её большие лучистые глаза наполнились слезинками и всепобеждающей жаждой любви.

— Пётр. Мне путешествовать в вашем обществе совсем чуть-чуть. Через три четверти часа будет станция Дарница. И я, к сожалению, буду вынуждена сойти. Если есть, что сказать, пожалуйста, не медлите, поспешите, — она хотела ещё что-то добавить, но передумала. Не мигая, попутчица смотрела на офицера, с полуоткрытым ртом, готовым к жаркому поцелую.

***

Чуть более получаса длился их диалог. В этот безумно короткий промежуток времени молодые люди говорили и говорили без умолку.

Расставаясь, обменялись адресами. Он дал слово офицера писать. И как можно чаще!

***

Пётр в эту ночь не сомкнул глаз. Думал о случайной, но судьбоносной встрече. Затем о бывшей жене, женщине лёгкого поведения, по имени Доминик¹. Припомнил, как взял в банке все сбережения, двенадцать тысяч рублей, и отдал ей. А на другой день понял, что вырвать женщину из омута разврата способны не ассигнации, а его рука и сердце. Отец, отставной контр-адмирал, узнав о женитьбе сына, слёг и через некоторое время скончался. Доминика в положенный срок родила сына. Но добропорядочной женой стать не смогла или не пожелала. Вела привычный для неё образ жизни. Но теперь поднялась на ступеньку выше и общалась с людьми статусными и богатыми. Пришлось подать на развод и забрать ребёнка.

— Господин офицер, подъезжаем, — вернул Петра на грешную землю зычный голос проводника. — Извольте рассчитаться за чай и сладости. За себя и попутчицу. Давеча Вам-с не до финансовых операций было. Красиво расставались. Любо-дорого смотреть. Весь перрон обзавидовался.

18 октября 1905 года

Пётр Шмидт стал стремительно набирать политический вес.

В Севастополе расстреляли мирную демонстрацию. Люди вышли на площадь всего лишь отпраздновать манифест Николая Второго "О даровании прав".

После этого события сочувствующего демонстрантам офицера избрали членом Совета народных депутатов и поручили выступить с речью в городской Думе.

***

Лейтенант слово сдержал. Писал бывшей попутчице. Почти ежедневно. Их было более трёхсот. Писем, написанных в течение семи месяцев. Переписка оборвалась за несколько дней до его казни.²

***

«Как бы ни проходил мой день — в утомительной ли и бессмысленной службе, в работе моей, которую я люблю... я много, много раз успеваю подумать о вас... Сегодня дивное утро, я проснулся очень рано, открыл окно, на меня пахнуло утром, свежестью и радостью, и я подумал о вас. Мне легче с думою о вас, думы отводят грусть, дают энергию к работе. Наша мимолётная, обыденная, вагонная встреча, наше медленно, но идущее все глубже сближение в переписке, моя вера в вас — все это наводит меня часто на мысль о том, пройдём ли мы бесследно для жизни, друг для друга. И если не бесследно, то что принесём друг другу: радость или горе?..»³

Ноябрь 1906 года

Однажды к нему пришла делегация — матросы и рабочие. Хозяин квартиры с каждым поздоровался за руку, усадил за стол в гостиной. Знак невиданного в те годы демократизма.

Старший из них бросил фуражку на стол. Достал из кармана смятый листок, откашлялся и прочитал:

— В Севастополе готов к спуску на воду крейсер "Очаков". Матросы корабля подняли на нём восстание. Городской Совет назначает товарища Шмидта новым командиром вместо прежнего, сбежавшего с другими офицерами.

Подумай и соглашайся. Народ тебе верит.

***

Лейтенант не колебался. Велел побыстрее собираться шестнадцатилетнему сыну. И оба отбыли к новому месту службы.

14 ноября. Собрание команды крейсера «Очаков»

— Товарищи матросы! — Шмидт запнулся. Крутящиеся в голове слова «слушай мой приказ» в данной ситуации были неуместны. Пауза затягивалась. На нового командира смотрели, не мигая, триста восемьдесят пар глаз.

Наконец, подавив ком в горле, он произнёс:

— План наших действий, таков! Первое — поднять восстание на всём флоте. Второе — заставить царя созвать Учредительное собрание.⁴

Несколько дней спустя

Команда «Очакова» захватила четырнадцать кораблей, проходивших мимо их крейсера. Однако ни один из командиров не перешёл на сторону восставших. Более того, эти корабли не имели огневой мощи, так как офицеры увезли с собой или испортили орудийные замки.

Утро следующего дня

Пётр Петрович был бодр и решителен. Подозвал к себе вахтенного матроса и отдал приказ:

— Поднять на «Очакове» красный флаг и сигналить на корабли: «Командую флотом. Шмидт».

На броненосце «Святой Пантелеймон», бывшем «Потёмкине», в ответ андреевский флаг заменили на красное полотнище. На остальных никаких изменений замечено не было.

***

Лейтенант на катере обошёл молчаливую бухту.

— Всё! С этими не по пути! Уходим в Одессу, в Феодосию. Куда угодно!

***

В открытом море боевое столкновение с кораблями, верными императору, продолжалось менее часа. Погибло четыре десятка восставших. «Очаков» захватили.

Перепачканного сажей и пытавшегося выдать себя за кочегара, командующего «мятежным флотом», опознали сразу. Связали и отправили в крепость, дожидаться суда.

***

Зинаида получила телеграмму: «Сегодня арестован».

«Я писал тебе при всякой возможности, но письма эти, верно, не доходили, ты прости меня, моя голубка, нежно, безумно любимая, что я пишу тебе так, говорю тебе "ты", но строгая, предсмертная серьёзность моего положения позволяет мне бросить все условности.»⁵

***

Сына лейтенанта Шмидта после ареста отца отпустили. Судьи справедливо решили, что юноша никакой роли в бунте не играл. Преследованиям и репрессиям он не подвергался. Годы спустя воевал в Крыму в составе армии генерала Врангеля, потом перебрался в Париж. Во Франции написал книгу «Лейтенант Шмидт. Воспоминания сына». В 1951 году тихо скончался в полной нищете, прожив на этом свете шестьдесят два года.

Первая половина двадцать первого века

В газетных статьях и даже в известнейшем литературном произведении, неоднократно рассказывалось о похождении сына (или сыновей) — лейтенанта Шмидта. Более того, в популярнейшей юмористической передаче несколько лет назад с успехом выступала команда «Дети лейтенанта Шмидта».

А я вот как-то запамятовал, как же, на самом деле, звали единственного сына героя, человека с необычной судьбой? Не подскажете? ⁶

6^{— Последнее письмо П.П. Шмидта к своей возлюбленной — «Прощай, Зинаида! Сегодня принял приговор в окончательной форме, вероятно, до казни осталось дней 7-8. Спасибо тебе, что приехала облегчить мне последние дни. Живи, Зинаида. ...Люби жизнь по-прежнему... Иду на [смерть] бодро, радостно и торжественно. Ещё раз благодарю тебя за те полгода жизни-переписки и за твой приезд. Обнимаю тебя, живи, будь счастлива. Я счастлив, что исполнил свой долг. И, может быть, прожил недаром.» Источник -https://lena-spbp.livejournal.com/94338.html}

(на основе реальных событий)

Конец ноября 1901 года. Санкт-Петербург.

Дом миллионщика и мецената, кавалера ордена Белого Орла

Эдуарда Абрамовича Надымова.

Хозяин кабинета, морщась, словно от зубной боли, слушал очередного просителя. Тот, по третьему разу, излагал проект привлечения посетителей в Михайловский манеж:

- Уверяю, это будет нечто невиданное. Такого ещё не было. Народ валом повалит. Вот увидите.

- Бросьте, Хватов. — устало возразил Надымов. — Под Рождество и на Новый год, любители весело убить время и так все места расхватают, можете не сомневаться. Зачем ещё что-то выдумывать. И иностранцам подражать. Россия не Европа, у нас иные порядки и пристрастия, — при этих словах Эдуард Абрамович швырнул на стол пожелтевшую бельгийскую газету, тринадцатилетней давности, которую полчаса назад  всучил ему назойливый посетитель: Вы хоть понимаете, что для русского уха фраза «Конкурс женской красоты» есть полнейший моветон! - и уже открыл рот, чтобы уведомить гостя об окончании аудиенции, но тот  молниеносным движением  развернул перед миллионщиком, пахнущую типографской краской, афишу.

«Только один раз! В Михайловском манеже с благотворительной целью — первый в империи «Вечер в Спа» с выдачей премий! Первая премия - бриллиантовая брошь, вторая - бриллиантовый браслет, третья — золотая медаль!»

***

Прочитав это, Надымов привстал от негодования:

- Любезнейший! Вам надобно съездить в этот бельгийский городок Спа и полечиться у тамошних докторов, новомодным электричеством! Сами-то внимательно читали газетёнку? Первой красавице, креолке, из какой-то там, заморской Гваделупы вручили  пять тысяч франков. Вице победительнице —две тысячи. А нашим барышням бриллианты и золото подавай! За чей счёт этакое расточительство? Позвольте полюбопытствовать.

- За Вваш — промямлил Хватов, — но ведь окупится, сторицей. Ей Богу. Ещё и в солидном барыше будете. Билетами станем торговать в центре! В магазине Эйлерса и в ресторане «Медведь», на Конюшенной. Эти места исключительно состоятельные горожане посещают. Цену установим: на входной билетик — пять рубликов, в ложу уже тридцатник.

- Да за такие деньжищи можно купить пару добротных кожаных ботинок и ещё останется, если поторговаться или в белокаменную прокатиться, в вагоне первого класса, причём туда и обратно — уже без прежнего негодования, возразил Эдуард Абрамович: Неужто отыщутся столь щедрые любители поглазеть на наших прелестниц?

- Все непременно. Ещё и в очередь выстроятся, просить руки и сердца у победительницы. — Хватов ухмыльнулся, поняв, что визит заканчивается успехом.

- В Европе туземка первый приз взяла. Полагаете, что и наши дамы из высшего общества с кухарками на равных должны соперничать? — привёл последний аргумент меценат, — этому не бывать!

- Эдуард Абрамович, как можно?  И об этом я побеспокоился — парировал Хватов, — в нашем Спа будут состязаться исключительно дворянки. Причём  имена станут называть только по собственному желанию.

- Не понял? А как же мы их звать-величать станем?

- По цвету платья, по размеру декольте, по форме шляпки, да мало ли способов. Такие мелочи уже не наша забота. Главное, чтобы всё это побыстрее закрутилось. До сочельника-то рукой подать. А ведь ещё о достопочтенном жюри подумать надобно. Дело нешуточное!

***

Хватов оказался прав. Билеты, несмотря на дороговизну, раскупили за считанные часы.

Членов жюри выбирали тщательно. Из местной богемы — артистов, художников, журналистов, и конечно же, господ — благотворителей. Основным требованием отбора было — отсутствие личного знакомства с конкурсантками. Предполагалось что каждый из них, ещё до начала состязания, проведёт беседу с девушками, на предмет умения поддержать тему разговора.

Как и было задумано, почти все красавицы дали согласие на участие в конкурсе исключительно на условии полной анонимности. Кроме одной. Не захотела назваться «Дамой в чёрном платье и шляпке со страусиным пером» актриса Лидия Яворская. Ей уже исполнилось тридцать, и дама была замужем за князем Барятинским, что давало полное право на участие в конкурсе. Столичная публика её любила, но безжалостное время брало своё, и былая слава таяла год от года.  Феминистка Яворская одной из первых узнала о конкурсе и подала заявку, надеясь затмить собою молоденьких «неумех», от коих требовалось  банально дефилировать по подиуму, оттеняя профессионализм главной претендентки и помогая ей вернуть былую популярность.

Седьмое декабря. Михайловский манеж

Многочисленные кандидатки на звание «Самой красивой» давно покинули сцену и ждали за кулисами вердикта.

Члены «Ареопага»^[1] совещались долго. Выбрать самую, самую оказалось делом непростым. Уставшие посетители, потеряв терпение, откровенно позёвывая, начали разъезжаться.

Лишь в третьем часу ночи королева красоты России была объявлена. Бриллиантовая брошь досталась молоденькой баронессе Л. княгиня Яворская довольствовалась браслетом. Золотую медаль одели на очаровательную шейку «Шатенки в розовом декольте».

Тридцать лет спустя

(Из зарубежной прессы)

«Победительницей конкурса «Краса русской эмиграции» признана дочь великого певца Федора Шаляпина — Марина. Корону на её очаровательную головку возложили наши знаменитые соотечественники Иван Бунин и Александр Куприн.»

***

Десять русских прелестниц. Победительниц ежегодных конкурсов красоты в период с 1929 по 1939 годы. Их могло быть и больше, но помешала война, разом отменившая уже запланированные мероприятия.

Они жили в разных странах Европы, в тех куда их забросила злодейка — судьба.

***

Бывшая манекенщица и член французского сопротивления, княгиня Вера Оболенская обезглавлена в 1944 году, в немецкой тюрьме Плетцензее.^[2]

Очаровательная и элегантная модель (её фотографии красовались на обложках самых известных журналов) Гали Баженова — графиня Ирэн де Люар, носящая титул «Эталон красоты» возглавила передвижной госпиталь и получила орден «Почётного легиона» из рук прославленного Шарля де Голя.

Анна Бетулинская, вице-мисс международного конкурса "Зарубежная Россия 1937".  Певица и танцовщица, в годы войны создала знаменитую "Песню Партизан", которая стала гимном Сопротивления. Текст её с русского на французский перевёл лично Морис Дрюон.

***

Говорят, что и очаровательная Ариадна Гедеонова, «Мисс Россия-1936» и супруга сына кинопромышленника Патэ так же помогала «Маки»^[3]

***

Война заставила облачиться красавиц в безликие гимнастёрки и бушлаты. Но женщины во все времена умели оставаться обаятельными и привлекательными в любом наряде и в любой ситуации.

Уж такими их создала матушка природа.

[1]— в Древних Афинах орган власти, осуществлявший государственный контроль, суд и другие функции

[2]     —  Александр Ралот «Княгинюшка». Журнал «Свой вариант» http://mspu.org.ua/prose/21057-knjaginjushka.html

[3]     — Маки (Maquis) — часть движения сопротивления во Франции, нацистским оккупационным войскам и коллаборационистским формированиям во время Второй мировой войны

Александр Ралот

— Нет, Холмс, Вы не человек, Вы арифмометр! — воскликнул я.

Артур Конан Дойл. «Знак четырёх»

— Прикончить этого негодяя прямо сейчас, изощрённым способом, или пусть ещё поживёт пару-тройку страниц? — размышлял я, погрузившись в создание очередной повести «О похождениях частной сыщицы — Маргариты Сергеевны Крулевской»^[1]. Но мысли постоянно сбивались, и нить сюжета рвалась, в самом неподходящем месте. Виной тому дети, затеявшие возню  над  головой! На чердаке нашего старого дома. Послал я их туда ранним утром, дабы в конце концов навели порядок и рассортировали хранящиеся предметы на две категории: нужное и ненужное. Надеялся, что к обеду управятся. Куда там. Сейчас уже пол третьего, а они всё ещё…

Вдруг на потолке наступила долгожданная тишина, но минуту спустя на пороге кабинета возникли две перепачканные мордашки, принадлежащие сыну Егорке и дочке Альке. Каждый держал в руке по тяжеленному арифмометру.

— Это что? — хором выпалили потомки.

— Предки калькуляторов, — буркнул я, наивно надеясь, что дети ответом удовлетворяться и отбудут по  "неотложным делам".

— На этой железяке считали? — округлив глаза поинтересовалась дочь.

— Конечно, но не люди, а древние инопланетяне, — ответил за меня Егорка:

— У человеков, в докомпьютерную эру имелись деревянные счёты! Я об этом в инете читал.

— Глаза Альки расширились ещё больше, и она заговорчески зашептала:

— Папулечка, ты их и вправду видел? Они это подарили? Сразу две штуки! У них наверное были щупальцы? Ими, конечно же, удобно  эти выступы поворачивать.

Егорка, уподобившись «Страшиле мудрому»^[2] и приставив палец ко лбу, рассуждал, используя «мужскую железную логику»:

— Нет. Инопланетные существа такое соорудить никак не могли.  Прилетели из космоса, значит уже постигли двоичное исчисление, то есть, знают разность потенциалов и электричество. Следовательно...

Алька свободной рукой оторвала палец брата от лба и потребовала, обращаясь ко мне:

— Ты должен, прямо сейчас, рассказать откуда в нашем доме взялись эти штуковины? Только не говори, что мама их на кастрюлю с квашеной капустой кладёт. Не поверю. Для этого и камень сгодится или старая гантель.

— Из «Колбасы», — нехотя ответил я, откладывая в сторону ручку.

— Из чего? — традиционно, хором спросили дети.

— Магазин канцелярский так раньше назывался, потому, что был длинный и разбит на секции, словно верёвкой перетянутый. Однажды увидел, —  «Феликсы» в продажу выбросили, вот и купил парочку.

С минуту дочь с сыном стояли молча, осмысливая незнакомое словосочетание: "выбросили в продажу". Наконец Алька, поставив на пол «железяку», спросила:

— А две то, зачем? Если одна вдруг поломается? Они же металлические!

Я тяжко вздохнул. Понял, что с «госпожой Крулевской» на сегодня  больше не общаться, усадил ребят на диван и продолжил:

— В те стародавние, советские времена, мы с вашей мамой одновременно заканчивали ВУЗ.

— Чего оканчивали? — Мгновенно перебила Алька.

— Высшее учебное заведение, — расшифровал я «сложную аббревиатуру» и продолжил — учились с ней на одном потоке, но в параллельных группах. И дипломные проекты нам достались разные. Она трудилась над чертежами новой мельницы, а я элеватора.

— Видел. Ты показывал из окна вагона — вступил в разговор Егорка, — громадины такие. В них зерно хранят. Сложно, наверное, их проектировать и строить.

— Не просто, — согласился я, — так вот, чтобы с мамой вашей, не ссориться и не подраться из-за этого счётно-решательного устройства, я и купил два экземпляра. Она делала проект в той комнате, а я здесь. Понятно?

Дети закивали головами сверху вниз.

— Покажи, как эта штуковина считает, — попросил сын.

Я взял «Феликс», повернул ручку, и о чудо, машина отчаянно скрипя шестерёнками выдала в окошках результат.

— Надо же! — Удивилась Алька. — Работает! Ведь кто же придумал такое.

— Вильгодт Однер. Русский швед, — ответил я.

— Это как? Он был русским или шведом? — Егорка мгновенно освоил работу агрегата, установил задание 2+2 и повернул ручку, получив искомый ответ — четыре.

— Родился он в Швеции, окончил там институт, но после смерти отца уехал в «страну возможностей», так в те далёкие годы называли Россию. Приехал в столицу с восемью рублями в кармане, — я отобрал у сына скрипучий арифмометр, дабы тот ржавым звуком не мешал моему повествованию.

— Прям как Д'Артаньян. Тоже из Гаскони, прискакал в Париж, с восемью экю, — очередной раз перебила дочь и тут же закрыла ладошками рот, показывая, «так больше не будет».

— Дело в том, что в скандинавских странах с работой было туго, — продолжил я, - и молодой человек надеялся заполучить её в семье соотечественников Нобелей. Слышали эту фамилию?

— Ага. Один из них  премию учредил. Всем за выдающиеся заслуги присваивают, - поделился Егор своей осведомлённостью.

Я кивнул, соглашаясь и продолжил:

- Вильгодту повезло. Работу нашёл быстро. Устроился на завод «Русский дизель» Людвига Нобеля, старшего брата того самого основателя премии. Молодой инженер был на хорошем счету у руководства и начал делать карьеру, но этому помешал «его величество случай». Однажды, в тысяча восемьсот семьдесят первом году ему поручили подчинить счётную машину французского изобретателя Шарля Томаса. Тогда это устройство было единственным, производящимся серийно, механическим вычислительным устройством в мире.^[3]

И молодой инженер, выполняя работу понял, что может создать машину, позволяющую гораздо лучшим способом решить задачу механического исчисления.

Прошло два года и упорный изобретатель дома изготовил таки модель счётной машины  собственной конструкции. Аппарат заинтересовал советника по коммерции Людвига Нобеля. И инженеру предоставили  возможность в заводских условиях довести изобретение до промышленного варианта.

На «Русском дизеле» Однер проработал семь лет, а затем ушёл трудиться на фабрику Экспедиции заготовления государственных бумаг. Там печатали деньги для всей Российской Империи. Изобрёл механизм автоматической нумерации купюр, но мечта о массовом изготовлении арифмометров, собственной конструкции, все эти годы не давала покоя. Однако, даже хорошего заработка было мало для открытия собственного производства. И опять помог случай. А именно табак, - вернее резко возросший спрос на папиросы. Дело в том, что их разрешили курить на улицах города. Инженер воспользовался этим и быстренько спроектировал и внедрил новую папиросную машину.

На деньги от её продажи Однер открыл маленькую, но всё же собственную мастерскую,  с одним ножным токарным станком. Пытался делать арифмометры, но их нельзя было продавать легально, так как права на собственное изобретение он уступил фирме «Кёнигсбергер и Ко». Прошло ещё несколько лет и автору, через суд, удалось вернуть себе утраченный патент.

И пошло, и поехало. Мастерская превратилась в завод со ста станками. Арифмометры раскупались со скоростью жареных пирожков. Перед первой мировой войной в России было уже двадцать две тысячи счётных машинок Однера.

Награды и дипломы с выставок в Чикаго, Стокгольме и Золотая медаль со Всемирной выставки в Париже украшали стены кабинета изобретателя. Казалось бы жизнь удалась. Ум и упорство Однера обеспечили ему и родне безбедное существование. Но, "его величество случай", на этот раз пришёл в большой дом, с «огромным знаком минус». В сентябре тысяча девятьсот пятого года «русский швед» умер.

 Завод некоторое время продолжал работать, но затем обанкротился и закрылся.

— Понятное дело революция, тут уж не до арифмометров— вздохнул Егорка и поднялся с дивана.

— А почему они называются Феликс? — вставила  «пять копеек» Алька.

— Ну, ребятишки, на этот вопрос  уж сами ответ отыщите. В столь любимой «всемирной паутине» — я повернулся к компьютеру, всем видом показывая, что разговор окончен.

Пять минут спустя

На меня опять глядели две пары любопытных глаз. Дети стояли молча, переминаясь с ноги на ногу. Ждали пока  закончу печатать предложение, и выбрав момент, хором выпалили:

— В Советском Союзе производство арифмометров наладили в Москве. На заводе имени Дзержинского, поэтому и Феликс. Оказывается их делали до восьмидесятых годов прошлого века. И если бы не калькуляторы, то.... А знаешь, что мы с ними будем делать?

Я молча пожал плечами.

— Осенью в школе проводится аукцион старых вещей. И мы проведём конкурс «Кто угадает, что это такое?» — Егор выжал арифмометры, словно гантели.

— Победителю приз, — поддержала брата Алька, — вот этот «Феликс», он поновее выглядит. Ну и ещё твою книжку «Неизвестное об известных»^[4], конечно тоже.

[1]— Главная героиня цикла рассказов и повестей «Сыскное бюро Крулевкая и партнёры». Автор — Александр Ралот

[2]— Один из главных героев сказочного цикла о Волшебной стране Александра Волкова, живое соломенное пугало

[3]— Их называли «машинами Томаса», но изобретатель придумал другое имя - «Арифмометры». Оно и стало нарицательным для всех вычислительных механических машин, способных выполнять арифметические действия.

[4]     — https://ridero.ru/books/neizvestnoe_ob_izvestnykh/freeText