Форум

Не верь льстецу, он изначально
Стремится цель свою достичь,
Язык подвешен идеально,
Но полный Правды паралич.

,,,,,

Кто Завистью наполнен с детства,
Тот до Добра не доведёт,
Он Злобу получил в наследство,
Любого грязью обольёт.

,,,,,

Не верьте трусу-сдаст без взгляда,
Душе его противна Честь,
А Смелось-гиблое торнадо,
Себе боится надоесть.

Посвящается Поэту и Гражданину Льву Константиновичу Котюкову.

Устами Иисуса Христа("Евангелие" от Матфея,глава 13, стих 57) высказаны мудрые слова, попавшие в Вечность:
"Не бывает пророк без Чести, разве только в Отечестве своем и в Доме своем". Их, по полному праву, можно отнести и к Поэту и Гражданину, Льву Константиновичу Котюкову, который, всем своим плодотворным творчеством и непоколебимой гражданской позицией, являлся ещё при жизни ярчайшим примером для подражания и таковым останется в будущем, несмотря на все перипетии Судьбы России. Все его стихи и проза пронизаны поиском Смысла и Сути Бытия,извечной борьбой Добра и Зла,и места самого человека, в невообразимо огромном для взгляда и понимания,  Мироздании.

"Первородство"

В необратимой круговерти
Душа, как облако в крови –
Моя живая тайна смерти –
И тайна вечная любви.

Расчислен морок отражений,
Но в первородстве неземном,
Мой свет, мой сон преображенья
Был до меня предвечным сном.

Всё это сгинуло со мною
Навеки в черной лунь – пыли,
Когда Земля была Луною,
Когда никто не знал Земли.

Пространство свернуто движеньем,
Пространство сгинуло во мгле.
Но сон, но свет Преображенья
В пылинке лунной на Земле.

"Последний берег"

Ни пространства, ни времени нет, ни бессмертия,
Нет ни звёзд, ни планет, ни комет.
Только морок безумной Вселенской мистерии,
Только сон, только свет.

Тайна бездны свой образ не помнит, не ведает.
Гаснут звезды в огне.
И душа, будто плоть, эту жизнь не наследует
Наяву и во сне.

И не встреч, ни разлук. Ни обличья, ни голоса.
И не помнит свой образ никто.
Световая игла, тоньше женского волоса,
Глыбы тьмы обращает в ничто.

И последний навек обращается в первого,
И незримое не побороть.
Но из света и сна, из неверия смертного
Воскресает душа, будто плоть.

И слетаются птицы к вселенскому дереву,
И незримое солнце встаёт.
И идет Человек по последнему берегу,
По земле, как по водам идёт.

"День Божий"

     Угрюмый ноль земные сроки множит,
     И режет угол неземная тень.
     Но, слава Богу, день ещё не прожит,
     И этот день — на славу Божий день.
    
     Пусть впереди разлука, будто встреча,
     Но и в разлуках я ещё живой…
     И Божий день — он равен жизни вечной,
     И Божий день, хоть на мгновенье, мой!
    

Многоликим творчеством, Лев Константинович призывает читателя Мыслить и принимать Мир таковым, какой он есть, не взирая на призывы лжепророков подчиняться "сильным мира сего" и влачить рабское существование, стремясь своим трудом достичь улучшения не только для себя, но и для всего остального человечества.

"Сухие камни"

Всяк до рождения заказан,
И до рожденья заклеймён…
И вязнет в немощи наш разум –
В тоске имён, в песке времён…

И пред разверзнутою бездной, –
Себя пытаясь изменить,
Живём тоскою неизвестной,
А надо бы любовью жить.

И в зной холодными руками
Лелеем высохший цветок,
Но, как огонь, сухие камни –
Жизнь обращает нас в песок…

     "Поэт и власть"
    
     В этом мире зло
     такая же постоянная величина,
     как скорость света.
    
     Внимают долы словесам,
     Таясь под властною пятою.
     Но что мне власть, когда я сам —
     Давно не властен над собою.
    
     Но я, наверное, бы смог,
     Пусть неохотно, пусть натужно,
     Наладить с властью диалог, —
     Но на фига мне это нужно?
    
     Грядёт компьютерная тьма!
     И множит числа ноль бесстрастно…
     И власть Земли давно сама —
     В себе безумна и безвластна.   
    

Не отходить от Веры, ибо без неё, как и без Любви с Надеждой, жизнь человеческая теряет всякий смысл и целиком погружается в рутину, и само тело человеческое, из плоти и крови, превращается в некое подобие деревянной куклы, коей управляют все, кто только может.


     "Во рвах"
    
     Человек, если ты решил,
     что спас свою душу, —
     то забудь о душе!
    
     Во рвах греха державный град —
     И тайна века золотого.
     И студит душу тёмный хлад,
     И мрак безумья неземного.
    
     Во рвах греха мертвы слова,
     И голоса всё глуше, глуше…
     Ползу, корячась, изо рва,
     Вперёд себя толкая душу.
    
     Во рвах греха мертва любовь,
     И никого никто не слышит.
     Ползу, сбивая локти в кровь,
     Но жуткий ров всё выше, выше…
    
     Скулит душа: "Давай… Давай…"
     И я душе внимаю слепо.
     И вот он! Вот! — заветный край!
     И пальцами впиваюсь в небо…


    "Над водами закатными"
    
     Атеизм так же нелеп,
     как вокзальные часы в Храме.
    
     О Боже, как нелепа жизнь
     С пустой, бессмысленной тщетою!
     Вчера ещё тянулся ввысь,
     А нынче, словно под пятою —
     Унынья и глухой тоски,
     И тёмного непониманья…
     И глохнут, сердцу вопреки,
     Слова любви и состраданья.
    
     И рассыпаются, как прах,
     Сухие комья слов безвольных, —
     И от молчанья в трёх шагах —
     Я слышу голос колокольный…
     Никто меня не повторит,
     Я сам себя взорву, как атом!
     И колокольный звон летит
     Над медленным речным закатом.
    
     Вчера ещё тянулся ввысь,
     А нынче должен в одночасье
     От самого себя спастись,
     Как от чужого самовластья.
     И над закатною водой,
     Вот-вот спасусь пугливой тенью…
     А надо быть самим собой,
     Чтоб даровал Господь спасенье…

       "Взор Божий"
    
     О, сколь в мире сём
     надо ещё дожить до смерти,
     ибо Господь не ведает
     конца истинной жизни,
     ибо Господь больше,
     чем жизнь и смерть!
    
     Вечный снег под сердцем тает,
     Дышит светом кровь.
     Но душа ещё не знает,
     Где её любовь.
    
     Эхо света. Мрак — эпоха.
     Стынь. Полынь звезда.
     Не дано увидеть Бога
     Смертным никогда!
    
     Тает вечный снег под сердцем,
     Тает свет, как снег.
     Не увидеть — и бессмертным
     Господа вовек.
    
     Тает время — тёмным дымом,
     Тает снег в крови.
     И грядущее в незримом,
     Как душа в любви.
    
     Но незримым овладею, —
     И хотя б на миг, —
     Божий взор душой прозрею,
     Словно Божий Лик…
    
     И откроет взор зовущий
     Золотую новь,
     И незримое — в грядущем
     Обретёт любовь…

   "Моей дорогой супруге Елене с верой и любовью"

Бьются белые вишни в стекло,
     Задыхаясь от ветра,
И ложится, светясь, на крыло
     Восходящее лето.

Вновь гроза над равниной встаёт,
     Вновь гроза над садами…
Но вовек наша жизнь не пройдёт,
     И останется с нами.

И прошу: не смотри мне в глаза
     С неизбывной печалью…
Старый сад сокрушает гроза,
     Как когда-то в начале!

И не надо в чужой стороне
     Тосковать о нездешнем…
Бьются белые вишни в окне
     На ветру сумасшедшем.

И не надо, не надо, любовь,
     Горевать о погибшем…
Бьёт гроза вишни белые в кровь,
     Наши белые вишни…

Лев Константинович никогда не превозносил себя выше других, всегда признавая собственные ошибки и призывая это делать всех почитателей его Таланта.


           "Другие"
    
     Не каждому, желающему плюнуть
     на меня с колокольни,
     дано на неё забраться.
    
     Дорога вроде к дому шла,
     Но оказалось, что не к дому…
     И мне метель в лицо мела,
     Как никому другому.
    
     Но я упорно шёл к себе,
     И шёл другой к себе упрямо.
     Мы шли наперекор судьбе,
     Ныряя в снеговые ямы.
    
     Мы шли, тая в душе своё,
     Друг друга помня в круговерти…
     О, Боже, где-то ныне всё?!
     Где жизнь, не помнящая смерти?!
    
     Метель серебряным крылом
     Грядущее смахнуло в Лету…
     И я не знаю где мой дом,
     И нет другого в мире этом.
    
     Никто друг друга не спасёт,
     И не найти дорогу к дому,
     Но до сих пор метель метёт —
     Навстречу мне, а не другому… 

       "Чужие глаза"
    
     В поэзии я — не игрок…
     В поэзии я — даже не играющий тренер.
     В поэзии я — играющий судья!
     И суди меня, Господь!!!
    
     Чужие глаза, неземные, —
     С тоской в мою душу глядят.
     И строчки стихов ледяные
     Угрюмо становятся в ряд.
    
     Угрюмо становятся строчки
     В затылок друг другу навек…
     И я в этой жизни воочью,
     Быть может, ещё человек.
    
     Глаза неземные печальны, —
     И в душу боюсь заглянуть,
     Чтоб строчкой неловкой случайно —
     Сочувственный взгляд не спугнуть.
    
     И, может быть, я не исчезну
     Навеки в огне ледяном…
     Но чёрное Солнце из бездны
     Восходит — божественным сном.
    
     И я без остатка сгораю,
     Сгораю в божественном сне,
     И душу — любви открываю,
     Как чёрное Солнце — Луне.
    
     Чужие глаза, неземные,
     Навек остаются со мной…
     И строчки мои ледяные
     Сгорают под чёрной Луной.
    
     Но то, что слагаю сегодня —
     Останется где-то навек,
     И страшное имя Господне —
     Услышит во мне — Человек!
     ………………………………
     И я — в невозможном — навек —
     Останусь, как — не человек…
    
        "Морок гордыни"

В холодный дом вхожу промозглой тенью,
А в сердце, будто рана от гвоздя.
Но не прошу у Господа прощенья,
Поскольку не прощаю сам себя.

Саднит под сердцем рана гвоздевая,
А я смотрю в бессветное окно,
В гордыне, как в затменье, прозревая,
Что не прощать лишь Господу дано!



За всю свою непростую жизнь Поэта и Гражданина, он всегда оставался истинным сыном своей Отчизны, которую ни за что не променял бы на самый райский уголок в мире.

                "Вне Родины"

                Бог настолько всемогущ,
                что может быть
                как не быть!..


Ничего вне Родины не будет,
И мертва без Родины земля,
И молчат, как неземные судьи
За рекой седые тополя.

И бреду я как последний русский
По родной дороге в никуда…
И не помнят об истоках устья,
И вскипает мёртвая вода.

Раньше срока в годы роковые
Я душой и телом изнемог,
Будто нынче Бога нет в России,
И не с нами Милосердный Бог.

И в преддверье страшного распада,
До предела горько от того,
Что сегодня Господу не надо –
От меня, быть может, ничего!

Ничего вне Родины не будет!
Только рёв безумной пустоты…
И молчат, как неземные судьи,
Над землёй могильные кресты…

И весь свой огромный жизненный опыт всегда был готов отдать тем, кто ещё не определился в жизни, в том числе и своим ученикам.

        "Прощение"

Прощай врагов по воле Божьей!
Без воли Божьей – не прощай…
И Бог спастись тебе поможет,
И приоткроет двери в рай.

А ты в душе своей гремучей, –
Грех непрощения таишь…
Но Бог прощать тебя научит,
И не захочешь, – да простишь…

И Бог с тобою самый ближний!
Пусть всё не так, пусть всё не то,
Пусть ты навеки третий лишний,
Пусть не простит тебя никто!

          "Дар"
    
     Главное для поэта —
     услышать голос Бога!
     И не отчаивайся, поэт,
     если вдруг покажется,
     что Бог не слышит тебя…
     Бог слышит каждого живущего
     в мире этом и в мире ином.
     А поэт или не поэт сей живущий —
     не имеет в Абсолюте
     ровно никакого значения.
    
     Нас воскресит незримый свет
     В эфирном бездорожье, —
     Быть может, через сотни лет,
     А, может, ещё позже.
    
     Но знаю: свидимся с тобой, —
     И жизнь рванётся дальше, —
     Быть может, раннею Весной,
     А, может, ещё раньше.
    
     И страх несбывшейся любви
     Растает с вечным снегом,
     И Солнце чёрное в крови —
     Омоет души светом.
     И мы забудем вечный снег,
     Забудем холод звёздный,
     Ведь Бог даёт любовь навек —
     Не рано и не поздно… 

       "Назидание"
    
     Поэт, суди себя сурово, —
     Иначе сгинешь без следа…
     И в слове — Бог, и богом слова
     Никто не станет никогда.
    
     Но в час тревожный и немирный —
     Лишь Слово — Бог тебя спасёт, —
     Из пропасти безумья вырвет,
     И в разум истинный введёт.
    
     Пусть бездна круговой чертою
     Означит времени предел.
     Поэт, живи своей мечтою,
     Чтоб в слове Бог тебя прозрел.
    
     Поэт, суди себя сурово!
     Мечтам Господь — не Судия…
     И воплотись душою в слово,
     Чтоб стать свободным от себя…
      
"Послание ученику и верному другу Сергею Антипову"

 Нелегко себя пережить,
     Непроста земная стезя…
Но нельзя её изменить,
    Ничего изменить нельзя!

Всё по воле Божьей, мой друг,
    Но иного нет бытия…
Если что изменилось вдруг,
    То заслуга в том не твоя.

Пережить себя нелегко, –
    По Судьбе – и совсем не вдруг…
Изменить нельзя ничего,
    Только душу свою, мой друг.

Жизнь не знает небытия,
    Божья воля навек в тебе!
Но душа – она не твоя,
   Да и ты не сам по себе…

Каждый в Боге навек живой,
    С Богом вечность свою твори!
Но грехи твои, друг ты мой,
   Это всё же грехи твои…

Сам я, к великому моему сожалению, не был знаком(даже шапочно)со Львом Константиновичем и знаю его только по стихам. Однако и по ним готов подтвердить свои первоначальные слова о праве называться Поэтом и Гражданином. И закончить своё небольшое эссе мне хотелось бы словами поэта Сергея Крюкова и моего друга, поэта Сергея Антипова, который по праву является учеником Великого Поэта и продолжателем его дел на посту председателя Московской Областной Организации Союза Писателей России:

      "Каждый оставляет за собою..."

 Льву Котюкову

Каждый оставляет за собою,
Уходя в далёкие края,
Что-то негасимое, живое –
Памятью земного бытия.
 
Груду лет отбросив за спиною,
Воспарит, как облачко, душа
В мир, где нет ни холода, ни зноя,
Где часы струятся не спеша…
 
Там-то – что? – вдали, за облаками,
В необъятном облаке любви?
Там живёт совсем иная память,
Душу обнажают соловьи –
 
И душа легко и безоглядно
Рвётся к свету, ясная, как свет.
И зачем ей тени дней неладных
Вдалеке от горестей и бед!..
 
Ну, а здесь, покуда не устанет
Жизнь от несуразных скоростей,
Прошлое цепями душу тянет
На земном чистилище страстей.
 
Разрывая кованые цепи,
Ранишься об острые углы;
Забывая обо всём на свете,
Стряхиваешь гири-кандалы...
 
Ты забудешь брошенную память –
И уйдёшь в заоблачную высь.
Что ты хочешь за собой оставить?
Что ты оставляешь?
Оглянись!

  "Льву Котюкову"

Ушёл Поэт, ушла Эпоха,
До точки сжался календарь,
На сердце плохо, очень плохо,
Лишь за окном седая хмарь.
Ушёл Поэт, бунтарь и гений,
И осень всхлипнула дождём,
Прорвался свет, метнулись тени.
Уйдём. Мы все туда уйдём…
Ушёл Поэт, туда, где лучше,
Как лев, по-царски, напрямик.
И шлёт вослед молитвы лучик
Его скорбящий ученик.

Сказки-малышки(55-словники)

-Ну, же, Старче, загадывай своё Желание. Я очень тороплюсь. Сегодня в моём Морском Царстве большой Праздник и во дворце будет бал-карнавал,- торопила Золотая Рыбка.
Но Деду ничего, окромя еды, на ум не приходило.
-Жареную Рыбу под горчичным соусом,-только и успел вымолвить он.
Золотая Рыбка тяжко вздохнула и в мгновение ока превратилась в желаемое блюдо.

,,,,

-Никто не сможет найти то самое место, где надёжно спрятана моя Смерть!- всякий раз громко восклицал Кощей Бессмертный, восседая во главе стола в своём огромном замке.
И всякий раз никто  не мог ему возразить, ибо это была самая чистая Правда.

И дальше бы похвальба грозного Злодея оставалась, если бы не вездесущий Колобок и Сеть "ГЛОНАСС".

,,,,

-Сел бы ты, милок, на лопату, да ноги свои кривые подогнул,-клацая стальными зубами, увещевала Баба-Яга, готовая от голода съесть непрошенного гостя живьём.
Да желудок-то  сырое давно не переваривал. А гость сказки с детства, ужасть как, любил:
-А ты, бабуль, покажи, как.
Баба-Яга и села, совсем забыв про обещание самой себе больше этого не делать.

Трагикомедия(а иногда и фарс) в пяти действиях, со сменой антуража и, почти что, "батальными" сценами.

Действующие лица:

Марья Викторовна Востроглазова,степенная дама, шестидесяти семи лет отроду, считающаяся сведущей во всех областях жизни и(самое главное)сама в это искренне верящая. Не любит никого, кроме себя. Завистлива и злоблива.

Семён Петрович Востроглазов(до женитьбы, Отговоркин), её "несчастный" муж и(по совместительству)владелец свечного заводика, шестидесяти семи лет отроду, сильно молодящийся и, так же сильно, гоняющийся за молодыми особами, годящимися ему во внучки. Всякий раз, будучи пойманным с поличным, начинает плести всякую несуразную чепуху, о чём, впоследствии, очень и очень сожалеет. Не любим, ни женою, ни детьми.

Илья Семёнович, старший сын и наследник, сорока девяти лет от роду, полностью лысый, но прячущий этот факт под, вечно сбивающимся набок, париком. По мнению окружающих: "туп, как винная пробка".

Пётр Семёнович, средний сын, тридцати лет отроду, отождествляющий себя с "людьми искусства", лоботряс.

Фаина Семёновна, старшая дочь, тридцати пяти лет отроду, "вечная невеста", характером в свою злобную и завистливую мать. Любительница "ночных прогулок под Луною". Правда, совершает их, исключительно, в гордом одиночестве.

Наталья Семёновна, средняя дочь, двадцати девяти лет отроду, "ни рыба, ни мясо", вечно "летает в облаках".

Ирина Семёновна, младшая дочь,девятнадцати лет отроду, не в мать красива, не в отца умна, в связях с мужчинами весьма разборчива, любит во всём порядок.

Семён Семёнович, младший сын, восемнадцати лет отроду, "белая Ворона" в сём неоднородном семействе.

Силивестр Петрович Кутяшкин, друг-собутыльник главы семьи, пятидесяти девяти лет отроду, глуп и расточителен(правда, не своих денег).

Анна Феоклистовна Бубенчикова, подруга-сплетница Марьи Викторовны,ворчливая дама, семидесяти пяти лет отроду, живёт на пенсию мужа, "тдавшего здоровье на полях сражений за Царя и Отечество".

Леонтий Парфёнович Выкрутасов, "жених" Ирины Семёновны и(по совместительству)"охотник за наследством", тридцати лет от роду, игрок.

Пётр Филимонович Толстосумов, "желанный" жених Ирины Семёновны, сорока девяти лет отроду, хозяин стекольного и мыловаренного завода, родственник братьев Морозовых, преглупейший и очень завистливый тип.

Дарья Ефремовна Примакова, актриса из Академического театра, знойная дама, двадцати трёх лет отроду, достигнувшая высот, несмотря на столь юный возраст. Обожаема главой семьи.

Евлампий Елистратович Стражин, полицмейстер, пятидесяти трёх лет отроду, друг семьи и ярый почитатель Марьи Викторовны (о чём никогда не упускает случая заявить вслух).

Святой отец Амфибрахий(в миру, Павел Петрович Ротозеев), пятидесяти девяти лет отроду, почитаем(как "мудрый" старец)Марьей Викторовной и Анной Феоклистовной. За чтобы не брался, всё "в смятку".

Аристарх Феофанович Пергидролев, аптекарь и (по совместительству) естествоиспытатель-изобретатель, сорока лет отроду, тайно любит Фаину Семёновну, но очень боится ей в этом признаться. Умнейший человек. Беден, как канцелярская Мышь.

Сергей Сергеевич Тумашкин, учитель, двадцати восьми лет отроду, влюблён в Наталью Семёновну. Так же "летает в облаках".

Владимир Владиславович Потехин, шут и балагур, тридцати лет отроду, любит себя и не против стать зятем Семёна Петровича, только никак не может выбрать одну из трёх его дочек.

Епифан Епифанов, приказчик Семёна Петровича, тридцати лет отроду, любит себя и ещё больше деньги, готов ради них на всё...ну, или почти всё.

Анька, дворовая девка, семнадцати лет отроду, по уши влюблена в Семёна Семёновича.

Конюх Пётр, двадцати лет отроду, любит Ирину Семёновну и, кажется, это взаимно.

Кузнец Илья, отец Аньки, рукастый мужик, пятидесяти лет отроду. За дочку готов любому шею свернуть.

Кухарка Фрося, мать Аньки, пятидесяти лет отроду, Богиня на кухне, кухарка в спальне.

Скотница Фронька, дородная баба, пятидесяти девяти лет отроду, тётка Аньки.

Работник Фёдор, её муж, шестидесяти лет отроду, любит выпить.

Фёкла, местная "ведьма" и гадалка, шестидесяти лет отроду. Очень любит выпить.

Пёс Полкан, порода неизвестна, десять лет.

Кот Пьеро(вечно без толку мяучет) и кошка Изольда(так же вечно, молчит и пронзительно смотрит в глаза), соответственно, пяти и шести лет.

Попугай Арти, говорящий, двадцати лет отроду, любимец главы семейства.

Кобыла и жеребец, Феофания и Драгомил, любимцы всего семейства, по десять лет отроду.

Корова Зорька, любимица Фроньки и бык Ярец, пятнадцати лет отроду.

Коза Дереза(любит Анька сказки) и козёл Бородач(борода длиннее, чем у Амфибрахия, раза в четыре),
Боров Петька и свинья Катька, неизвестного возраста, достались от разорившегося игрока-соседа,практически задарма, как и остальная живность, включая: кур, петуха, гусей и уток.

Действие первое

Явление первое

"Родовое гнездо" Востроглазовых.

Глава семейства расположился в очень удобном "дедовском" кресле со свежими "Ведомостями" в руках. Рядом с ним, на персидском ковре, сидели Пьеро и Изольда.

Им в доме можно было  всё(ну, или, практически, всё). И не только, потому что, всеми любимы.

"Помнится,-подумал Семён Петрович,-за них двоих я отдал, довольно-таки, внушительную сумму. Красивые, хоть и толку от них, как от Козла молока"

Пьеро, как всегда, блаженно орал, а Изольда сверлила своим, пронизывающим до самых костей, взглядом хозяина дома. Семён Петрович, всем своим телом, ощущал это, но не подавал никакого  вида.

Тихо сидящий в к своей клетке Арти, нутром чуял присутствие кошачьего семейства и предпочитал молчать, хотя бранное слова так и рвалось из его птичьего клюва.

"И кто меня, только, надоумил взять этого говоруна?"-пронеслось в голове Семёна Петровича.

Пронеслось очень быстро и вскоре совсем не оставило следа. Ибо он очень любил своего попугая, который часто скрашивал его унылое настоящее.

По уютной гостиной распространяется запах, свежесваренных Фросей, кислых щей.
Принюхавшись, Семён Петрович благостно улыбнулся и, вспомнив былое, подумал:

"Эх, хороша баба, жаль, не из "благородных".

Ходили слухи, что он(будучи помоложе)вовсю ухаживал за молодой(тогда)кухаркой, чем очень злил свою маман. А отец, так и вовсе хотел лишить всего и выгнать его из дома.

Из кузни доносился, так любимый Семёном Петровичем, стук молота по наковальне.

"Верно,-подумалось Семёну Петровичу,- Илья куёт новые подковы. Эх, и злобный он мужик. Чуть, тогда, серпом в меня не запустил, из-за Аньки. Вот, дура девка. Пошла бы на встречу, ни о чём бы больше не думала".

А вот и, еле стоящий на ногах, Фёдор, пытается, наконец-то, расколоть "ужасно сучковатое" полено, но это ему снова не удаётся.

"Уволить бы его надо,-в который раз подумал глава семейства,-да, вот, Фроньку жаль. Хоть и пьянь, да мужик".

Из хлева доносилось ржание Феофании и Драгомила, да призывное мычание Зорьки с Ярцем. Им громко вторили Петька и Катька. Видимо, Фронька пошла их кормить.

Самые обычные звуки, так привычные русскому уху из глубинки. Если не считать(конечно же)глупого блеянья, кудахтанья, кряканья и гоготанья.

Прочитав газету, Семён Петрович, во всю длину своего невысокого тела, потянулся и хотел было уже пойти в столовую, откуда доносился звон раскладываемой кухонной посуды, да тут же передумал, решив ещё немного понежиться под ярким полуденным солнышком, ожидая личного приглашения к столу.


Фотография из Интернета

Глава вторая.

"Новый хозяин"

Перед тем, как покинуть свой временный дом, Чёрный Кот(словно прощаясь) трижды протяжно мяукнул, пристально смерил своим, пронизывающим до самых костей, взглядом  хозяина магазина и, незаметно подмигнув ему, свернулся клубочком в переноске и всю дорогу до своего нового обиталища провёл в полусонном состоянии. Что чрезвычайно понравилось Джону(так звали покупателя), всю свою сознательную жизнь считавшего Кошек самыми визгливыми существами на всём белом свете. После его жены(конечно же). А она была та ещё стерва.

Ехать предстояло более двух часов(дом находился в пригороде, подальше от шумных гипермаркетов и назойливых зазывал)и, чтобы не было так скучно в дороге, Джон решил найти какую-нибудь радиостанцию с подходяще(не сильно громкой, не очень молодёжную и без похоти или каких-либо иных проявлений человеческих излишеств). Покрутив ручку магнитолы, он, наконец-то,"набрёл" на  желаемое и стал наслаждаться,временами громко подпевая понравившимся исполнителям.

Стоит заметить, что ему было, ой как, трудно хоть в чём-нибудь угодить(во всём всегда искал: лесть, угрозы и недомолвки). Чем, весьма даже сильно, отталкивал от себя людей. Даже родители не слишком, уж, и жаловали своего вздорного сына. Да и он сам старался, как можно меньше, сталкиваться с ними, ограничиваясь редкими звонками и поздравлением с Днём Рождения. Единственным человеком, которого он терпел(или, хотя бы, делал вид), была его несчастная жена Мэри, которая, просто-напросто, оказалась заложницей своего положения: влюбилась в самого красивого парня в колледже, забеременела от него(рассчитывая привязать к себе покрепче), родила сына(долгожданного и очень любимого), снова забеременела(хоть уже и не таким, уж, и большим желанием), появилась дочка(папина любимица). В третий раз она(втайне от мужа)сделала аборт и стерилизацию. И всё это время Мэри отдавала себя мужу(полностью забросив  собственную карьеру успешного дизайнера).Сначала боялась остаться одна с маленьким сыном, потом не хотела оставить дочь без отца, а там и привычка жить вместе подоспела.  А Джону только это и нужно было-найти дурочку, которая бы(создавая желанный уют), покорно терпела все его незаслуженные укоры и придирки,и  при этом  ещё, и  не смотрела по сторонам. Что касается последнего, то в этом он очень и очень ошибался, считая себя самым-самым-самым(хоть и в действительности-то ему и гордится было нечем).

Время от времени Джон поглядывал на своего нового питомца. Ведь дома жили уже: Хомяк, Канарейка и Варан(так любимый Мэри и так же ненавидимый им самим). Чёрный Кот, как лежал, свернувшись клубком, так и продолжал это делать, совершенно не реагируя на происходящее. Чем ещё больше пленил своего нового хозяина. Что же касалось самого Кота, то он лишь делал вид полного равнодушия, на самом деле очень пристально наблюдая за Джоном.