Рифы любви
-Здравствуй, Костя!
Я замер. Это была она, Зинаида! Сидела, по-старушечьи ссутулившись, на короткой парковой скамеечке в своём любимом по-деревенски цветастом сарафане и с напряжённой улыбкой смотрела на меня. Всё такая же маленькая, стройная, с непропорционально большой грудью. Удивительно моложавая, несмотря на двадцать с лишним лет тяжёлой и вредной работы в ядовитых испарениях гальванического цеха. «Маленькая собачка – до старости щенок!» - не раз с завистью говорила Марь Ванна, её подруга и соседка по лестничной клетке.
-Не присядешь на минуточку, зятёк? Мне надо тебе кое-что сказать.
Катя удивлённо переводила взгляд то на меня, то на эту злобную фурию, прикидывающуюся невинной овечкой.
-Я пройдусь пока к фонтану, - наконец сказала мне жена. – Найдёшь нас там.
С усилием освободившись от меня, мёртвой хваткой вцепившегося в её руку, Катя неторопливо покатила коляску с мирно спящим Алёшкой вдоль парковой аллеи к сверкающим впереди в лучах июльского солнца высоким струям фонтана.
-Садись, в ногах правды нет, - похлопала по скамейке сухой ладошкой Зинаида.
Словно кролик под взглядом змеи, я покорно шагнул к ней на чужих, негнущихся ногах и рухнул рядом. На меня пахнуло, казалось, давно забытым ароматом духов, названия которых я так и не удосужился узнать. «Что ей надо? – очнувшись от ступора, подумал я. – Неужели эта страшная женщина вновь появилась в моей жизни для того, чтобы разрушить и растоптать всё, что я успел создать и полюбить?»
Повернувшись торцом к улице, огромными костяшками домино стоит короткий ряд кооперативных пятиэтажных хрущоб, обсаженных по контуру кустами акации и сирени. Между домами пчелиными сотами и сейчас гудят дворы, заполненные по вечерам местной детворой, сплетничающими на лавках у подъездов старушками и «забивающими козла» мужиками. С самого детства мы жили с Валькой в соседних подъездах, играли в одном дворе, ходили в один детский сад, а потом – в школу. Валька мне всегда нравилась. Я часто защищал её от мальчишек и нередко бывал у неё дома. И взрослые, и дети дразнили нас женихом и невестой. Поначалу я обижался, а потом привык и перестал обращать внимание на подначки.
Родители Вальки часто ссорились и даже дрались. Однажды она сказала мне, что боится идти домой, потому что на заводе сегодня дают зарплату, а значит, папка придёт домой пьяный, и они с мамкой обязательно подерутся.
-Не бойся, - важно ответил я. – Я тебя защитю.
Мы пришли в их двухкомнатную квартиру. Она отличалась от нашей только наличием кладовки в маленькой комнате. Когда мама неожиданно родила мне братика, отец сломал в спальне встроенную кладовку и сделал на её месте детский уголок. Кладовка была довольно вместительная. Там свободно встала детская кроватка, а вместо сломанной стенки мама повесила штору. Валькин же отец верхнюю половину кладовки оборудовал широкими полками, на которых теснились регулярно привозимые из деревни стеклянные банки с различными вареньями и соленьями, приготовленными Валькиной бабушкой. А внизу было свободное пространство, куда Зинаида, мать Вальки, убирала складную швейную машинку марки «Зингер», и где Валька хранила свои коньки, куклы и прочие игрушки.
В тот день швейная машинка стояла в большой комнате на круглом столе у окна. Там же лежали куски пёстрой материи, жёлтая змейка «метра», кусок мела, катушки ниток и огромные ножницы. Мы с Валькой прошли в спальню, сунулись в кладовку, и она стала показывать мне свои куклы и прочие девчачьи безделушки.
Заигравшись, мы слишком поздно услыхали, что родители Вальки уже дома. В день зарплаты шум ссор доносился из многих квартир. А стены хрущобы практически не уменьшали звук. Поэтому когда до нас с Валькой дошло, что её родители орут друг на друга уже в соседней комнате, всё, что я успел сделать – это захлопнуть дверь кладовки изнутри. Мы, затаив дыхание, сидели в темноте, тесно прижавшись друг к дружке. Ссора всё усиливалась, и вскоре сквозь мат послышались звуки первых ударов, треск рвущейся материи и стоны Зинаиды. Валька задрожала и тихо заскулила. Неожиданно, её родители ввалились в спальню и рухнули на кровать. В тот день мы с Валькой не поняли, что доносящиеся к нам во мрак кладовки рычание, удары и стоны уже не драка, а нечто иное. Наконец всё утихло, и вскоре Валькин отец неожиданно захрапел, а её мать почему-то довольно засмеялась, встала с кровати и ушла в ванную.
Мы тихонько выбрались из кладовки и прокрались в прихожую.
-Бежим на улицу, - прошептал я.
-Не могу, - сквозь непросохшие слёзы ответила Валька. – Мне надо в туалет.
Санузел в наших квартирах был совмещённым, поэтому Вальке придётся ждать, когда мать выйдет из него.
-Тогда выпусти меня. Твой отец спит. Больше драк не будет.
Дверной замок громко щёлкнул и из ванной, как кукушка из часов, тут же высунулась растрёпанная голова Зинаиды.
-А-а, жених и невеста! Уже пришли, - улыбнулась она нам, щуря подбитый глаз. – А ты чего ревёшь? Обидел кто?
-Ей в туалет надо, – поспешил ответить я.
-Так иди! Я уже помылась. А ты, жених, проходи на кухню, щас будем ужинать.
-Спасибо, тёть Зин, меня дома ждут, – пробормотал я и, выскочив за дверь, бросился по ступенькам вниз…
-Жена? – кивнула Зинаида вслед уже затерявшейся в толпе гуляющих вокруг фонтана Кате.
Я молча кивнул.
-Сын или дочка?
-Сын.
-Сколько ему?
-Полгода. А тебе зачем? Что ты здесь вообще делаешь?
-Тебя жду.
О свадьбе мы с Валентиной заговорили с родителями сразу, как только окончили школу и поступили в московский ВУЗ на филфак. Но поженились только на четвёртом курсе. Это было очень не просто, так как родители были категорически против нашего брака. Мои твердили, что надо сначала закончить институт и устроиться на работу. Отца Валентины к тому времени уже не было в живых. За пять лет до этого он погиб, попав в пьяном виде под машину. А Зинаида, мать Валентины, вообще видела своего будущего зятя только в офицерских погонах. Видимо, хотела в дочери воплотить собственную мечту. Но мне с моим плоскостопием даже погоны рядового не грозили.
-Ты же сама всегда называла меня женихом! – с обидой сказал я ей однажды.
-Ну и что? Жених – это ещё не зять! – проорала Зинаида в ответ. – За мной вон пол деревни женихов бегало, а я за городского замуж вышла.
Нам с Валькой надоели эти бесплодные раздражающие споры, и мы просто начали жить вместе, как сейчас принято выражаться, гражданским браком. Мне пришлось порядком побегать, пока удалось найти в нашей студенческой общаге приемлемый для всех вариант обмена, но всё же в конце концов у нас с Валентиной появилась своя первая отдельная комната. Мы перестали скандалить с родителями, и это их насторожило. Каким-то образом они узнали правду, и когда мы однажды приехали на выходные домой, разразился жуткий скандал. Особенно бесновалась Зинаида. В конце концов все постепенно успокоились и начали решать, как быть дальше. Мы с Валентиной готовы были оставить всё, как есть. Мои родители тоже ни на чём уже не настаивали. А вот Зинаиду статус кво ни в коей мере не устраивал. Она была деревенская, в город переехала только после замужества, и никаких гражданских браков не признавала. И наша свадьба состоялась!
-Меня, значит, ждёшь, - пробормотал я, стараясь держаться от Зинаиды подальше. – А как ты узнала, что я здесь?
-Подруга моя, Клавка, с вами в одном подъезде живёт. Так что я знаю все ваши дела, и что по выходным вы гуляете в этом парке.
-Всё знаешь? Чего ж тогда вопросы задаёшь? – разозлился я. Она, оказывается, за мной до сих пор следит!
-Надо же с чего-то разговор начать, - как-то зябко, несмотря на жару, пожала плечами тёща.
-Не о чем нам с тобой говорить! У меня теперь другая семья, и к Вальке твоей я никогда не вернусь…
-Не кричи, люди вокруг.
-Люди?! – осатанел я, окончательно сбрасывая гипноз страха перед этой женщиной. – Раньше ты не стеснялась людей. Орала на нас с Валентиной и при своих, и при чужих. А сколько грязи вы с нею на меня вылили до и после развода!
-Было… – неожиданно покорно согласилась тёща. – Извини, если сможешь.
Я опешил. Зинаида никогда ни перед кем не извинялась! Я до сих пор называю эту женщину тёщей, хотя с её дочерью мы расстались почти пять лет назад. Это Зинаида разрушила наш брак. Она была типичной тёщей из анекдотов: властной, не терпящей возражений, вечно недовольной зятем, то есть мною. Дочь Валентину всегда держала в ежовых рукавицах и даже порой могла отхлестать её старой сеткой-авоской за какую-нибудь провинность. Временами тёща была сущей фурией.
Да, она устроила нам пышную многолюдную свадьбу, на которой мы с Валентиной знали не более десяти человек из числа ближайших родственников, а потом при каждой ссоре непременно тыкала мне, сколько денег она угробила на это торжество. Валентина настояла, чтобы мы жили с её мамой, и после окончания института мы поселились в маленькой комнате тёщиной квартиры, о чём я потом неоднократно сожалел. Сразу же после свадьбы тёща начала упорно разрушать наш с Валентиной брак. Она соблюла какие-то свои правила приличия, спасла честь дочери, превратив наше сожительство в официальный брак, продемонстрировала это всем своим подругам, пригласив их на свадьбу, но вот неугодного ей зятя-учителя хотела непременно заменить на военного. Сколько раз я уговаривал жену жить отдельно! Но та не хотела менять привычный с детства уголок на чужой. «Хватит с меня общежитий!» - упрямо говорила она. И тёща при каждом удобном случае старалась вбить клин между нами.
Я работал в обычной городской школе, а Валентина ездила за город, в военный Городок, где жили и учились дети офицеров местного гарнизона. Она часто хвасталась перед матерью неизменным вниманием и комплиментами, что ей оказывают там офицеры и солдаты. Зинаида ещё больше загорелась своей мечтой стать офицерской тёщей. Ей казалось, что теперь, когда дочка работает в воинской части, единственной помехой остаюсь я. И моя жизнь окончательно превратилась в сущий ад. Всё, что бы я ни делал, было не так. Более того, тёща прямым текстом запретила Валентине заниматься со мной сексом! Вдруг та забеременеет, а нам, оказывается, пока рано заводить детей. На самом же деле Зинаида боялась, что беременность дочери не только осложнит развод со мной, но и может привести к потере столь выгодной в плане поиска мужа-офицера работы.
Надо сказать, что с сексом у нас с Валентиной было и ранее не всё в порядке. Только любовь удерживала меня от измен и упрёков. Все мои попытки хоть как-то расшевелить Валентину, разнообразить наши любовные игры, встречали упорное сопротивление. Однажды, когда я был особенно настойчив, она в ярости указала на кладовку, где мы когда-то с нею не раз прятались от ссор и драк её родителей, и прошипела:
-Не пытайся сделать из меня вторую Зинаиду! Я не животное!
Поэтому я почти не удивился, когда Валентина безропотно позволила матери начать ненужный ремонт в маленькой комнате, где мы жили. То, что нам теперь пришлось спать на полу в метре от её матери, Валентину полностью устраивало, а меня всё больше бесило. Ремонт затягивался. Червячок тщеславия и постоянные дифирамбы тёщи прелестям жизни офицерских жён постепенно делали своё чёрное дело. Валентина явно охладела ко мне. Она стала задерживаться на работе. Я отчётливо видел, что теряю жену, и стал с ещё большим жаром уговаривать её оставить Зинаиду и начать, наконец, жить самостоятельно.
-Зачем нам вешать на себя дополнительные трудности? – отвечала Валентина. – Мама готовит, стирает, ходит по магазинам. Мне некогда этим всем заниматься. Пока на работу, пока с работы, кучу тетрадок надо проверить. Сам же видишь! К тому же нам не хватит денег на то, чтобы снимать квартиру и платить домработнице. Потерпи. Неужели для тебя секс важнее любви?
Как бы вы ответили на последний вопрос? И я отступал, довольствуясь торопливыми полунасильными ласками по выходным, когда тёща уходила в магазин. И вот эта вынужденная спешка привела однажды к катастрофе. Валентина забеременела! По её словам во всём, конечно, виноват был исключительно я. Жена выплеснула на меня массу несправедливых упрёков и оскорблений. Я всё покорно сносил в радостном предвкушении того, что теперь-то, наконец, мои мучения закончатся. С рождением ребёнка тёща похоронит свои мечты о зяте-офицере, и мы все заживём нормальной семьёй. Как я был наивен…
Почти месяц Зинаида радовалась явной неприязни ко мне, которую всячески демонстрировала Валентина. Жена со мной совершенно не разговаривала, не отвечала на мои вопросы и игнорировала любые попытки общения. Даже спала она теперь на одном диване с Зинаидой, заявив той, что ей на полу холодно. Разговаривала она только со своей мамой и только об офицерах военного городка. Тёща была счастлива! Она даже неожиданно смягчилась ко мне, перестала ругать, в глазах её иногда мелькали жалость и сочувствие. Особенно когда Валентина при ней демонстративно «не замечала» мои попытки примирения. Скандалить Зинаида прекратила, но мне от этого не стало легче. И вот, наконец, настал «день гнева».
В тот вечер я задержался на работе больше, чем обычно – пришлось подменить заболевшую Зою Петровну. В общем-то, я сам вызвался. Дополнительные деньги нам с Валентиной не помешают, да и возвращаться в дом, где царит гнетущая атмосфера разрыва, тоже не хотелось. Я уже давно не брал тетрадки учеников для проверки домой, а сидел и проверял их в учительской. Куда мне было спешить? Под отчуждённо-равнодушные взоры жены? Или оскорбительные скандалы тёщи? В тот день тетрадок значительно прибавилось, и я просидел в школе до самого её закрытия.
Не успел я переступить порог, как на меня накинулась злобная фурия. Поток матерщины и оскорблений дополнялся пожеланиями оторвать мне кое-что, поджарить и заставить съесть вместо яичницы с колбасой на завтрак. Тёща узнала о беременности дочери, понял я. Не отвечая на брань, я прошёл в комнату. Жены дома не было.
-Где Валентина? – пытаясь перекричать Зинаиду, спросил я
На мгновение в квартире повисла звеняще-оглушающая тишина.
-Валентина?! – взвизгнула, наконец, тёща. – Ноги этой шлюхи больше не будет в моём доме!
И тут она неожиданно набросилась на меня. До этого Зинаида никогда не пыталась бить меня. Порой она по привычке хлестала за что-нибудь дочь старой авоськой, обычно висевшей на вешалке в прихожей. Я, конечно, всегда бросался к жене на выручке, закрывал её своим телом и несколько раз ощутил-таки всю жгучую силу тёщиных ударов. Но в этот вечер Зинаида, не переставая изрыгать матерщину и оскорбления, набросилась с кулаками на меня. Ошеломлённый, я в первый момент даже не пытался закрываться от ударов. Но вот ногти Зинаиды пробороздили мою левую щёку, едва не задев глаз. Я схватил её за руки, пытаясь как можно дальше отстранить от себя эту злобную фурию. Но в пылу ярости, она оказалась сильнее меня и легко вырвалась. Тогда, чтобы уберечь своё лицо от увечий, я решил сменить тактику и сам пошёл на сближение. И когда не ожидавшая этого тёща бросилась на меня, мы, сцепившись, как борцы на ринге, рухнули на пол. Рычащая, как зверь, Зинаида, пыталась вырваться, чтобы вновь пустить в ход кулаки и ногти. Я всё сильнее сжимал объятия, чтобы не дать ей такой возможности. Всё теснее сплетаясь, мы катались по полу. Неожиданно она укусила меня в грудь. Взвыв от боли и ярости, я отстранился. Тёща тут же попыталась вскочить, но я успел схватить её за халат и резко дёрнул вниз. Раздался треск, пуговицы пулями разлетелись в разные стороны, и полуголая Зинаида рухнула на меня. Моё кровоточащее лицо неожиданно оказалось между горячих упругих грудей, довольно внушительных по сравнению со вторым номером Валентины. На меня пахнуло смесью терпких духов, пота, разгорячённого женского тела и чего-то ещё, чего я не смог определить. Разум мой рухнул в бездну, в голове смешались воспоминания детства, холодность жены, оскорбления, унижения и побои. Я тоже зарычал и вцепился зубами в белую, налитую желанием грудь Зинаиды…
Очнулся я утром. Из кухни доносились шкворчание яиц на сковородке и голос Зинаиды. Она пела! От запаха свежесваренного кофе у меня свело скулы, и рот наполнился вязкой слюной. Над головой семь раз прокуковала кукушка. На работу в школу мне к девяти, так что можно ещё полчасика подремать. Стоп, а почему кукушка куковала прямо надо мной? Я открыл глаза и увидел, что лежу голый на тёщином диване! Память о произошедшем вчера кошмарным потоком обрушилась на меня. Я бросился в ванную. В зеркале отразилась исцарапанная физиономия с тёмными кругами под глазами. Губы распухли. Шею и грудь покрывали следы укусов и синяки засосов. Я тёр и тёр себя мочалкой, словно пытаясь содрать вместе с кожей, казалось, намертво впитавшийся в меня запах Зинаиды. Стекающая с меня вода сквозь мыльную пену розовела от крови, сочащейся из потревоженных мочалкой глубоких царапин на спине…
Валентина так и не узнала, о том, что произошло в ту ночь. Она в это время уже была в больнице. Завуч не отпустила меня с работы, тем более, что на мне висели не только мои классы, но и ученики заболевшей Зои Петровны, которую я сам столь неосмотрительно вызвался подменить. Так что в роддом я попал только во второй половине дня. Валентина вышла ко мне в своём стареньком выцветшим от частых стирок халатике, бледная, упорно смотрящая мимо меня.
-Зачем ты это делаешь, Валя? – бросился я к ней. – Давай всё обсудим. Дети – это то, что нас всех сблизит…
-Обсуждать нечего. – Как-то мёртво ответила Валентина, отстраняясь и упорно глядя куда-то мимо меня. – Уже всё произошло.
-Как уже? – не поверил я.
-Утром ещё. Ничего нас уже не сблизит, Костя. Детей мне и в школе хватает, а с тобой их у меня теперь уж точно не будет.
-Как не будет? Почему?
-Потому что перед тем, как идти сюда, я зашла в ЗАГС и подала заявление на развод.
-Что ты говоришь, Валечка?! Ты подумай, что ты говоришь? Какой развод? Почему?
-Уходи, Костя! Я не хочу и не могу с тобой говорить. Наш брак был ошибкой…
Я задыхался, не мог найти слова. В голове у меня всё перепуталось.
-Подожди, Валя, - схватил я за руку повернувшуюся чтобы уйти жену. – Давай не будем сейчас ничего окончательно решать. Ты вернёшься домой, и тогда…
-Я не вернусь! – голос жены неожиданно окреп и зазвенел. – У нас в части очередное сокращение офицерского состава. Полковник уже выделил мне отдельную служебную квартиру.
-Так это же прекрасно, Валя! Я давно говорил, что нам нужно жить отдельно от твоей мамы…
-Тебе там делать нечего. Караул тебя не пустит на территорию Городка, а я не собираюсь выписывать тебе пропуск.
-Но почему ты так со мной, Валя? – почти прорыдал я. – За что? Давай всё же поговорим с тобой, когда ты успокоишься.
-Я всё сказала. Не приходи больше. Для развода твоего согласия не требуется. А если начнёшь доставать меня в Городке, то там найдётся, кому меня защитить.
И она ушла, шаркая старыми тёщиными тапочками, которые та всё собиралась выбросить, но так до сих пор и не выкинула. А я остался, повторяя, как заевшая пластинка: «Вот оно как! Есть кому защитить. Вот оно как! Есть кому защитить…».
-Ну что, сбылась твоя мечта? Ты теперь офицерская тёща? – Зло бросил я, откидываясь на спинку парковой скамейки.
-Нет, Костик, - горько вздохнула Зинаида. – Женихов-то, как грязи! А когда дело доходит до ЗАГСа, все куда-то исчезают. Кобели проклятые! Нет охотников менять офицерское общежитие на служебную квартиру в той же части. Тем более, если и так в этой квартире жить можно.
Я вновь поразился неожиданной откровенности тёщи. Все язвительные словечки сами собой приклеились к моему языку и не выпорхнули наружу. Зинаида была не похожа на себя, на ту гордую, самоуверенную женщину, легко распоряжавшуюся чужими судьбами.
-Так от меня-то тебе чего теперь надо? – наконец выдавил я, видя, что тёща не собирается сама продолжать этот тягостный для нас обоих разговор. – У меня, как ты знаешь, уже другая семья, ребёнок…
-Не бойся, Костик! – неожиданно улыбнулась тёща, распрямляясь, и я вновь увидел рядом прежнюю Зинаиду. – Я не собираюсь уговаривать тебя вернуться к Вальке. Я ж не дура!
-Тогда… что? – я был в полнейшей растерянности.
-Хотелось своими глазами убедиться, что люди не врут, и ты действительно счастлив.
-Убедилась? – Я вновь начал укреплять пошатнувшуюся было между нами стену.
-Убедилась, - спокойно кивнула тёща. – И очень рада за тебя. Авось, скоро и у моей Вальки всё наладится. Недолго ей уже осталось мыкаться… Ты простил меня, Костя? – неожиданно подалась ко мне всем телом Зинаида, и я вновь, до головокружения, ощутил запах её духов.
-Бог простит! – сквозь стиснутые зубы бросил я на прощанье этой непонятной мне теперь женщине и поспешил навстречу подходящей к нам Кате, укоризненно глядевшей на меня поверх Алёшкиной коляски…
Через две недели вернувшаяся с прогулки Катя, уложив уснувшего Алёшку в кроватку, неожиданно сказала мне, накрывая стол к обеду:
-Да, Костенька, я тут встретила Клавдию Михалну с третьего этажа. Она просила тебе передать, что вчера похоронили её подругу, какую-то Зинаиду. Клавдия Михална сказала, что ты поймёшь, о ком речь. У Зинаиды врачи обнаружили какую-то опухоль в мозгу. На срочную операцию нужны были совершенно немыслимые деньги. Клавдия Михална говорит, что даже если бы та Зинаида продала всё, что у неё есть, включая квартиру, то и тогда не набрала бы нужную сумму. Представляешь, какой ужас? Костик, ты чего молчишь? Что с тобой, Костенька? Костя!!!
Мы в соцсетях: