Под шорох шелестящего песка- сонет 1

Под шорох шелестящего песка,
Что помнит бронзу лампы Аладдина,
Из миража рождается строка,
Тягучая, как песнь призыва джина.

Сквозь шорох шелестящего песка,
Что полирует камни Иудеи,
Семь покрывал летят через века
И нескончаем танец Саломеи.

И возникают замки-миражи,
Где мы должны убить в себе дракона,
Найти любовь над пропастью во ржи,
Найти себя. Ведь выше нет закона.

И где звучит летящая строка
Под шорох шелестящего песка.

Над шорохом звучащего песка -Сонет 2

Над шорохом звучащего песка,
Вдаль унося мечты и вдохновение,
Не обещая дождь и искупление,
Плывут, как каравеллы, облака.

Здесь время утекает, как река,
Которой нет конца и нет начала,
Где не найти приюта и причала
Над шорохом звучащего песка.

И стоит жизнь не больше медяка,
В которой нет любви, стихов и света,
Где ты не прошептал слова обета,
Не положил к ЕЁ ногам цветка.

Где шёл всю жизнь к мечте издалека
Под шорох шелестящего песка.

Остаток лет нам стоит ли считать? - Сонет 3

Без ярких красок жизни гобелен

И сквозь прорехи бьёт в глаза изнанка.

В лицо смеётся Время-Гуинплен

И нагло лжёт, как старая цыганка.

О том, что мы как прежде на коне,

И путь наш долог, а желанья святы,

Что истина в стихах, а не в вине,

Что честь не звук и мы её солдаты.

И что живём мы там, где родились,

И дома ждут нас те, кого мы любим..

А может быть, не лжет цыганка-жизнь?

И нам решать: мы были, есть и будем?

Остаток лет  нам стоит ли считать?

Коль хочется любить, писать, дышать.

Что случилось?

   Мы раньше штурмовали города
   И обрушали крепостные стены.
   Во рву пираньями кипящая вода,
   Нас не пугала.
                  Трубами арены
    Звала любовь,
              и не было дилеммы:
   «Быть иль не быть?» -
                 Конечно же, любить,
    Сложить к её ногам
                 и головы, и шлемы,
  Готовы были пасть или Руно добыть.

  Так что случилось?
                   Скука? Километры?
  Остывший градус крови?
                       Суета?
  Откуда пустота внутри?
                 И только ветры,
  Поют  в цепях подъёмного моста.

Затмение

Напополам разрезало Весну,
Луны Затмение цвета бурой крови.
И Марс ушел на глупую войну,
И пустота в Венерином алькове.

А где-то, у неведомых окраин,
Под парусами черного пиратства,
Бредет своим грехом убитый Каин,
Забывший чувства - и любви, и братства.

И лишь надежда собирать слова

Старым друзьям

                                   А на нейтральной полосе цветы
                                             Необычайной красоты!
                                                  Владимир Высоцкий

Хотели раньше быть мы не как все.
Могли из строя выйти без причины,
Гордились  тем, что мы уже мужчины
И пели о нейтральной полосе.

Хотели в чем-то лучше быть и стать,
Не нарушая Божьего Закона.
Мечтали, что убьём в себе дракона
Без страха  падать, верить и взлетать.

И быть готовым для неё одной
Нарвать цветы, не думая о пуле.
И в Грозном, и в Каире, и в Кабуле
Мечтать назвать её своей женой.

Не всё, не всем, конечно,  удалось,
Но мы, как прежде, не сгибаем спины.
Гордимся  тем, что мы еще мужчины,
И что как прежде вместе, а не врозь.

Cвиданье между строк

Меж нами путь Голгофен и далек.
И выстелен не розами. Шипами.
Его пройду влюбленными словами,
Назначив Вам свиданье между строк.

Одиночество в Сети

Ты похожа на Кубик Рубика. Несобираемый.
Вся из острых углов с перепутанной верою.
Нет любви и добра. Нигилизм несгораемый,
Заштрихована жизнь и становится серою.
Почему? Потому, что ошиблась? Запуталась?
Средь семи миллиардов нашла недостойное?
И в доспех безразличья от боли укуталась,
Душу, спрятав от всех, словно вещь непристойную.
Мир реальный закрыт монитора свечением.
Утонула в Сети. И взлететь нет желания.
Замерзает Весна голубым настроением,
Прорастая иголками непонимания.
Нелегко, но рискни сбросить кожу лягушечью
И пошли далеко ты к чертям одиночество.
Маски сбрось и, забывши походку старушечью,
Василисой Прекрасной   исполни пророчество.

Снежному рыцарю

Иерусалимский синдром

Есть понятие в психиатрии:  Иерусалимский синдром*.
Этот диагноз, наверное,  у меня.
В этом  Городе сердце горит огнем,
В этом  Городе ночи важнее дня.

Запах вечности въелся в твои холмы,
Свет Луны затекает в твои врата.
Песнь Песней важнее, чем все псалмы,
А разлука страшнее, чем свист хлыста.

Прорастаю тобой, как плющом, с головы до пят.
Становлюсь твоей частью, в текущей, как мед ночи.
Даже грешник в ладонях твоих хоть немного свят,
Прикурив от горящей в ночи и в душе свечи.

Я бреду вдоль по Яффо**, вот-вот прозвенит трамвай.
Это значит, кончается ночь и идет рассвет.
У тебя и у Бога не требую: «Дай мне, дай!».
Ни почета не требую, ни монет.

Ты позволь мне мой Город  снова дышать тобой,
Город белый вознесшийся в небеса,
Блудным сыном себя ощущать, что пришел домой
И свернул у колен твоих паруса.

Иерусалимский синдром* - психическое расстройство которое развивается у тех, чья хрупкая психика не выдерживает восторга и потрясения от встречи с Вечным Городом.

Яффо** - центральная улица Иерусалима

Богу совсем не нужны чаевые

Шлифуя надеждой поблекшую душу,
Готовый  поверить, что время возвратно,
Ты рыбою древней стремишься на сушу,
Где может быть рай.  Для чего? Непонятно.

Скребя плавниками о чувства и землю,
(Растущие  крылья болят и  кровавят),
Ты скажешь: Мой Боже! Я верю и внемлю,
Пусть только ОНА и ЛЮБОВЬ не оставят.

Ну, что Тебе стоит? Ещё одно чудо!
Его поменяю на деньги любые,
Дворец забери. Мне не в тягость лачуга….

Но Богу совсем не нужны чаевые.

Мы строим храмы

Сбежать  готовы, но ждем предлога
И оправданья. Такая штука.
Мы пишем песни, но в них нет звука,
Мы строим храмы, но в них нет Бога.

Нам стало странно делиться счастьем,
Болеть, как раньше, чужой бедою.
Нам стало проще не быть собою
Гордиться  маской и неучастьем.

Глаза зажмурив, идем к пределу
(Своя рубаха ведь ближе к телу).
Убить готовы единорога,
Отбросив чувства для пользы дела,
Забыв, как раньше душа летела...
Мы строим храмы, но в них нет Бога.