Косинус фи
рассказ
Я пророчить не берусь,
Но точно знаю, что вернусь,
Пусть даже через сто веков
В страну не дураков, а гениев…
Я вернусь.
Игорь Тальков
Двигатель кашлянул и заглох. Плотную, звенящую в ушах тишину разорвал нетрезвый голос:
- Топливо экономят летуны, ёшкин корень…
В салоне чересчур весело рассмеялись и сразу смолкли. Ан-2 клюнул носом и неловко завалился на левый борт, завыл рассекаемый сорвавшимся в пике самолетом воздух, за иллюминатором полыхнуло, запахло гарью - и тут все закричали разом. Звягинцев уперся ногами в спинку переднего сиденья и притянул к себе жену. А она изо всех сил отталкивалась, выворачивала шею, стараясь заглянуть широко открытыми глазами в застывшее лицо мужа, и, перекрывая вопли пассажиров и мат пилотов, по-бабьи выла на высокой ноте:
- Ки-рю-ю-ша! Ки-рю-ша!
Самолёт загорелся над аэродромом города Певек - что на Чукотке - при заходе на посадку. Никто из пассажиров и экипажа не выжил. Старшая дочь Звягинцевых Галина в тот злополучный год перешла на пятый курс «Института лёгкой и текстильной промышленности» - «Тряпочки», как его прозывали в Ленинграде. Спустя две недели после гибели родителей, геологов по профессии, Кирюше исполнилось десять лет.
Инспектор ГОРОНО - астматического вида женщина с одутловатым усталым лицом - приехала уговаривать Галину Звягинцеву сдать брата в интернат. Галя напоила чиновницу чаем, угостила сваренным мамой вареньем из морошки, вежливо выслушала, но ответила без колебаний:
- Я Кирюшу не отдам!
- Да поймите, девушка, мальчик растёт, вы с ним не справитесь. Я же не приют какой-нибудь предлагаю. В интернате работают опытные воспитатели, отличные учителя - лучший педагогический коллектив района. Учебное заведение неоднократно награждалась грамотами горкома партии и ОБЛСОВПРОФа за спортивные успехи. Ну же, решайтесь!
Галина гладила по головке вертлявого как юла братика. Второй месяц пошёл, как не стало мамы с папой, а у неё до сих пор, стоит только прижать к себе худенькое тельце Кирюши, уткнуться лицом в макушку и вдохнуть родной запах - на глаза слёзы наворачиваются. Никого, кроме брата, у неё не осталось. Одни они с ним - на белом свете. Ничего, убеждала себя Галина, мы справимся. Скоро пойду работать. Кирюша подрастёт, и тогда…
В горле запершило, и Галина, отвернувшись от чиновницы, часто-часто заморгала, боясь расплакаться при чужом человеке. Одна слезинка всё же скатилась по щеке. Звягинцева по-детски шмыгнула носом и сжала в кулачке платок. Хотела уже извиниться и бежать в ванную, но, совладав с собой, проглотила шершавый ком.
- Нет, нет и нет! Не уговаривайте. Сказала же: не отдам. Я справлюсь, я обязана справиться!
Мальчик тайком от сестры строил «нехорошей» тёте рожицы.
- И чего она пристала, дура! - Кирюша ковырял царапину на колене и сверкал глазёнками в сторону захлопнувшейся за инспектором входной двери.
- Кирилл, что за выражения!.. - Галина попыталась сделать сердитое лицо. Нет, не может она быть строгой с братиком. Голос её потеплел. - Зачем ты трогаешь? Давай, я пластырем залеплю.
Кирюша поскакал к сестре на одной ножке. Вторую - худенькую, прозрачную с голубыми жилками и остренькой коленкой придерживал рукой на весу. Галина чуть не задохнулась от нежности.
- А подуешь? - Кирюша поднял синие как васильки глазёнки.
- Конечно, подую… и поцелую, иди ко мне, маленький.
Всё сделаю, чтобы Кирюша не чувствовал себя сироткой, поклялась себе Галина, заклеивая бактерицидным пластырем царапину. Я обещала маме, когда она собиралась с отцом в то последние «поле», что буду заботиться о братике. Мама тогда так и сказала:
«В последний раз! Хватит, полжизни провела в тайге, буду сидеть в отделе и описывать образцы, с девяти до шести, как все нормальные люди… - Галя не отходила от мамы весь день и сейчас помогала собирать рюкзак. Кирилл играл с ребятами во дворе. - Ты, дочка, считай, без матери выросла… умница моя, самостоятельная девочка… Ой, что же это я! Дочь давно невестой стала, а я всё маленькой её считаю, - мама рассмеялась и прижала к себе смущённую Галю. - А Кирюша не такой, балованный, за ним глаз да глаз нужен».
Вот и съездила в последний раз.
- Нельзя так говорить, Кирюша, - сестра справилась с царапиной и обняла насупившего бровки брата.
- А чего она?.. - всё ещё дулся Кирюша.
Следующий раз придёт, насыплю в чай соли, подумал он и уткнулся головой в мягкий бок сестры. Стану большим, никому не дам Галю в обиду.
Кирилл знал и не такие словечки от дворовых мальчишек. С большими пацанами было легко и просто. Они дорожили своёй независимостью, никого не боялись, презирали работяг, что тянут шесть дней в неделю заводскую лямку, завидовали роскошной жизни обеспеченных соседей и в то же время люто их ненавидели. Таких во дворе было двое: директор крупного автохозяйства, пузатый коротышка с портфелем, и сосед Звягинцевых по подъезду Матвей Семёнович, заведующий продуктовым магазином. За ним приезжала белая «Волга», жена не работала, дочь, пигалица с оранжевым бантом на макушке, ходила в музыкальную школу и пиликала на скрипке. Отдыхали они каждый год на Чёрном море. Была у них и дача под Приозерском. Однажды пацаны, пока водитель бегал в ларёк за папиросами, прокололи все четыре колеса... Вот была умора!
Киру, помня о его сиротстве, пацаны не шпыняли попусту, звали по-свойски Кирюхой, дали даже как-то раз докурить чинарик, а потом ржали как жеребцы, когда он захлёбнулся в кашле после особенно злой последней затяжки. Кирюшу потом тошнило, и он долго гулял по скверу, пока не выветрился табачный запах от волос и одежды, вдыхал глубоко сырой, настоянный на ароматах сирени воздух и перед приходом сестры почистил зубы.
Две недели после гибели родителей Кирюша проплакал и в школу эти дни не ходил. Потом вспоминал о папе с мамой всё реже и реже. Так было и раньше: они уезжали, бродили где-то по горам, лесам и болотам большую часть года, Кирюша оставался с Галей, забывал глаза, руки и запах родителей и каждый раз, когда те возвращались, загорелые, чужие, пахнущие ёлкой и костром, долго к ним привыкал.
Теперь, когда родителей не стало, Галина рассчитывала только на себя. Накормив Кирюшу и проверив его ранец, мчалась в институт, а там: выпускные экзамены, дипломный проект, защита. Да ещё - общественная работа. Звягинцева с третьего курса возглавляла комитет комсомола факультета.
Целый год прожили вдвоём на мизерную стипендию Галины и кое-какие сбережения, отложенные на чёрный день родителями. Окончив институт, молодой экономист Звягинцева добилась свободного распределения - кто же пошлёт девушку с малолетним братом на руках в Тмутаракань! - и устроилась в плановый отдел «Прядильно-ниточного комбината имени С.М. Кирова». Не бог весть какая зарплата, но в доме наконец появились хоть какие-то деньги. Уже на законном основании Галина оформила опекунство над младшим братом.
На производстве девушка по привычке и по склонности натуры окунулась в общественную работу. Так и покатилось: уроки, комсомол, Кирюша. Какое-то время за Галиной ухаживал сослуживец, зам. начальника отдела труда и зарплаты, рыхлый блондин с высокими залысинами. Он был почему-то всегда простужен и носил на службе чёрные сатиновые нарукавники. Владимир Леонидович, мужчина не первой молодости, да и собой не Ален Делон, но человек приличный, а главное, холостой, выказывал серьёзные намерения. Дело шло к предложению. Не такого женишка, конечно, рисовала себе в девичьих грёзах хохотушка Звягинцева. Она, как и все, наверное, девушки, мечтала встретить принца. Весёлого богатого красавца, да чтобы - «на шхуне с алыми парусами», или, на худой случай, - «на белом коне». Мечты мечтами, но Галя не была глупышкой и по поводу своих внешних данных никогда не заблуждалась. Вряд ли принц позарится на её раннюю полноту, тусклые волосы, близорукие глазки да братика в довесок. В общем, девушка была, как говорится, не против... Против был Кирюша, он сразу невзлюбил «нормировщика». Галина поплакала, пожалела себя немного и согласилась личную жизнь отложить на потом. Ничего, вот вырастет Кирюша, и тогда…
Вскоре Галину Звягинцеву приняли в партию. А ещё через два года активную и исполнительную девушку избрали секретарём комитета комсомола комбината. Свободного времени не осталось совсем. Домой Галина приходила поздно, голодная и едва живая от усталости. О себе подчас забывала, а о братике заботилась. Кирюша был сыт, чисто, хотя и скромно одет, имел карманные деньги на кино и мороженое. Учился, правда, не ахти как, в основном на тройки. Какое-то время Кирюша старался: он искренне радовался, когда Галя, листая дневник, нахваливала брата. Брал её за руку и водил по квартире, смотри: постель заправлена, учебники аккуратно сложены, на письменном столе ни пылинки, посуда намыта. Галя всплескивала руками, то и дело целовала братика, и глаза её лучились. А перед сном сестра зажигала ночник, садилась на краешек Кирюшиной постели, и он подробно рассказывал: как хорошо отвечал на уроке, как его толкнул в школьной столовой второгодник Вовка из «А» класса, и он, Кирилл, хотел ему за это врезать, но не стал связываться. Как воображала Маринка отказалась пойти в субботу на каток, а ему и на фиг она не нужна, мымра, подумаешь!.. Детская утопала в полумраке, весь мир отдалялся, был где-то там, далеко, за тёмным оконным стеклом, а здесь, рядом с ним, в мягком свете ночника - лишь лицо сестры, родное, доброе и немного печальное. Но потом ему надоело быть всё время одному, сидеть, как пай-мальчику над учебниками, ждать Галю с работы - и всё чаще, придя со школы, Кирюша бросал ненавистный портфель в прихожей и бежал во двор. Там, в старой, скрытой кустами акации беседке всегда можно было встретить кого-то из пацанов.
После восьмого класса пришлось отдать Кирилла в ПТУ, оставаться в школе он категорически отказался.
Ничего страшного, уговаривала себя Галина. Не всем же, в самом деле, быть инженерами. Вот окончит Кирилл училище, начнёт работать и тогда…
Звягинцева в те годы уже возглавляла планово-экономический отдел комбината.
Однажды, в самый разгар партхозактива Галину попросили к телефону. Разгорячённая выступлением она взяла трубку и в уже привычной деловой манере представилась: Звягинцева… - и сразу стушевалась. Звонили из милиции: Кирилла задержали. Её маленький братик, её Кирюша, оказывается, связался с плохой компанией. Вечерами болтался по Невскому, «тёрся» на «Галёре» и в «Сайгоне», где часто бывали иностранцы. Ну и конечно же попался на фарцовке. Галина перепугалась и позвонила старым друзьям по комсомольской работе. Как уж там было, никто не знает, но дело закрыли. В случившемся Звягинцева винила только себя. У Кирюши - переходный возраст, мальчику сейчас как никогда нужен друг, советчик. А она и дома почти не бывает - работа, работа, работа. Ничего, скоро это у него пройдёт, Кирюша возмужает, и тогда…
А вскоре случилась перестройка, и народ, забросив дела, уселся у телевизоров. Интересные вещи показывали по ящику: члены Политбюро ЦК КПСС поверили в Бога и часами простаивали церковные службы. Журналисты, ещё вчера воспевавшие «развитой социализм», с усердием, достойным лучшего применения, стали клеймить этот самый социализм. Прокурорские, наплевав на тайну следствия, прямо в телестудии искренне, на голубом глазу, разоблачали «крёстных отцов хлопковой мафии», вчерашних героев соцтруда и орденоносцев. Совестью нации и главным миротворцем империи объявили отца водородной бомбы. На заводах создавались Советы Трудовых Коллективов, любое распоряжение администрации теперь надо было согласовывать на СТК; дело дошло до того, что стали избирать директоров предприятий, и в конкурсные комиссии выстроились очереди токарей и такелажников. Заводы стояли, сельское хозяйство лежало. «Нашлась» наконец бумага - тиражи газет выросли в сотни раз, страну наводнила желтая пресса. Кинотеатры оккупировал Голливуд. Дети смотрели диснеевские злые мультфильмы. В выросших как грибы после дождя видеосалонах крутили порно. Стало можно говорить, что угодно и где угодно. Ура! Свобода!
Всё это почему-то назвали демократией.
Кириллу нравилось жить в это замечательное время. На работу он так и не устроился, - какая, блин, работа! - а стал завсегдатаем уличных митингов и демонстраций. Домой прибегал лишь перекусить, переодеться в чистое и выпросить у сестры наличные. Был взбудоражен, клеймил «коммуняк», тогда это было модно. Как же, старая песня: «разрушим до основания, а затем…»
А затем, после того как разрушили и стало нечего кушать, стены домов и заборы заброшенных строек украсились надписями:
«Еш багатых!»
А ещё через пяток лет, тем же почерком и с той же орфографией - метровыми буквами:
«Путин атдай Хадарковского!»
Ничего, успокаивала себя Галина, после социальных перемен всегда наступает смутное время. Люди скоро поймут, что одной говорильней сыт не будешь, и начнут работать. Кирюша молодой, увлекается. Вот скоро повзрослеет, и тогда…
В конце восьмидесятых Звягинцеву назначили заместителем директора комбината. Тогда же привела она в ремонтный цех «за ручку» Кирюшу. Пока он ходил в «уклонистах», на работу легально было не устроиться. В армии Кирюша служить не собирался, и пришлось Галине, краснея от стыда, покупать медицинскую справку-освобождение для брата. Так его поначалу и звали: Брат. Позже, когда Звягинцеву старшую проводили на пенсию, прозвище Кириллу поменяли. Кирилла Звягинцева стали величать Фазой. Не только за то, что он работал электромонтёром. Заполняя журнал «Заявочного ремонта электрооборудования», в графе «Неисправность» Кирилл почти всегда отписывался: «Отгорела фаза».
- Почему тебя так дразнят, Кирюша? - спросила как-то сестра.
- Дураки, потому что… Они только и умеют «вкалывать», и никогда из говна не вылезут.
Фаза «вкалывать не любил», другое дело - поговорить о серьёзных вещах. Он разбирался во всём: в политике, в экономике, знал, как спасти государство от развала, как победить коррупцию, как правильно судить футбольные матчи, какие фильмы надо снимать и какие книги издавать... А работа?.. Работа, она дураков любит. И в то же время Звягинцев считал несправедливым, что другие зарабатывают хорошо, а он, как пришёл на комбинат по четвёртому разряду, так до сих пор и получает. По его настоянию пришлось Галине разменять хорошую, сталинской постройки, трёхкомнатную квартиру в центре. Брату и сестре досталось по однокомнатной малометражке в спальных районах. Свои Жигули - «шестёрку» Галина переписала на младшенького: пускай Кирюша ездит. Всё равно машина стоит без дела.
В полученную при размене квартиру Фаза въезжать не стал, а сдал её внаём торговцам-южанам с Кузнечного рынка. Свои чемоданы перенёс к бездетной чесальщице Кате, с которой последнее время сожительствовал, в её коммуналку. Оформить отношения с женщиной Фаза не спешил: что даёт штамп в паспорте? Все так живут!
А тем временем на телеэкранах весело замахали крылышками бабочки-однодневки «МММ». Тайком от сожительницы Фаза продал свою «однушку» и вырученные деньги вложил в «пирамиду». Очень хотелось разбогатеть «по лёгкому». Быстро и сразу, как тогда шутили. Когда же афера, придуманная Мавроди, лопнула, Звягинцев «пролетел», по его же выражению, «как фанера над Парижем».
Фаза переживал неудачу тяжело. Сделался нервным, побил не желающую его прописывать Катю, на работу все чаще приходил под хмельком, бездельничал и ругался с начальством по любому поводу.
Тогда же появилось новое якобы увлечение - игровые автоматы. Хвастал: то к нему пришёл «флешь роял», то сорвал «джек-пот»... Но деньги у него не водились, Фаза не вылезал из долгов. Развал Союза, ГКЧП, события 1993 года и обе чеченские компании он провёл в дешёвых казино, проигрывая свою зарплату и сбережения сестры.
Галина Ермолаевна, отойдя от дел, как-то сразу резко сдала, погрузнела, принялась хворать и, совсем обезножев, обратилась к брату за помощью:
- Кирюша, не в дом же престарелых мне теперь идти… Я не прошу тебя жить со мной всё время. Придёшь когда… В магазин сходишь… Поможешь чего… Пропишу к себе. Квартира тебе достанется. Мне уже недолго осталось... Братик, я же вырастила тебя… - просила, вытирая слёзы, больная женщина.
- Ты сначала пропиши… - поставил условие Фаза. - Сколько рассказывают о таких случаях: выносит горшки человек, выносит... а потом остаётся ни с чем.
Перед смертью Галины Фаза строил грандиозные планы:
- Катькину комнату продадим. Хочу джип купить, пусть не новый… Сколько можно на отечественных вёдрах ездить?! Ну, дачку на Карельском перешейке, само собой… - его остренькое личико светилось.
Звягинцева умерла неожиданно.
- В понедельник вызову посредников, пускай квартиру оформляют в собственность на Кирюшу, - говорила накануне смерти Галина забегавшей к ней время от времени сердобольной соседке. - Чтобы ему потом не бегать. Как там у них с Екатериной сложится… а вдруг ребёночек?.. Кирюша станет отцом, и тогда…
Квартира досталась государству. Все шесть месяцев, предоставленные законом на оформление наследства, Фаза судился с районной администрацией. Когда же понял, что дело проиграл, запил по-чёрному. Догулялся до ручки: машину разбил, права отобрали, с работы уволили, Катерина выгнала из дома.
Звягинцева на комбинате помнили.
В обеденный перерыв в курилке электрики играли в домино.
- Слышали, Фаза приходил на работу проситься? - поинтересовался бригадир.
- Да что ты говоришь, Петрович!.. И что, взяли?
Бригадир хмыкнул и повернулся в сторону Вячеслава Серёгина, бывшего напарника Кирилла.
- Логинова Фазу ни за какие коврижки назад не возьмёт. У Натальи - хара-а-ктер! Она его выкрутасы только из-за Галины терпела. Та бабой правильной была: от мальчонки не отказалась, одна вырастила… Ты чего рот разинул, Славик? Мешай, мешай, давай, пятнадцать минут осталось.
Серёгин зажмурился от попавшего в глаза дыма и смял недокуренную сигарету в почерневшем от пепла фарфоровом изоляторе, служившим электрикам пепельницей. Его сухопарые с длинными пальцами руки ловко сгребли домино и зашуршали костяшками по крытому серым пластиком столу. Одна кость упала.
- Заставь дурака богу молится он и лоб разобьёт. Ходи, давай, люди ждут, - прикрикнул на Серёгина бригадир.
- Он что, прямо к директрисе пошёл, Петрович? - спросил ремонтник, мужичок-замухрышка в промасленной робе, заглянувший к электрикам на стук домино.
- Шестёрочный… - прокомментировал свой ход новенький, рыжий коренастый электрик, что работал на месте уволенного Фазы. Звягинцева он не знал, и разговор был ему не интересен. Обеденный перерыв заканчивался, и рыжий в перерыве между ходами то и дело откусывал от разрезанного вдоль батона с вложенными внутрь ломтями варёной колбасы.
- И куда в тебя столько лезет? - спросил Славик.
- Пусто-пусто… - ничуть не смутившись, объявил рыжий.
Бригадир выдержал паузу, дождался, пока игроки замолчат и поднимут на него глаза, не спеша сделал ход и лишь только затем продолжил:
- Прямиком к Наталье заявился. Я механика как раз искал, вижу: чешет Логинова по коридору, а за ней - вприпрыжку наш Кирюня. Глаза вниз, тихий, руки дрожат, пот рукавом утирает. Не стал я слушать, о чём они… а только знаю: не возьмёт Наталья Фазу. - Петрович почесал костяшкой поросшую седым диким волосом бровь. - Пустой человечишка. Суетится, из кожи лезет, а на деле - одно недоразумение. Это как электромотор без нагрузки - обороты зашкаливают, гудит, вот-вот взлетит, сучара, а вся моща на нагрев проводов расходуется. - Лицо бригадира покраснело, на лбу резче обозначились морщины, глаза сузились. - А всё потому… - он сглотнул, справился с волнением и уже спокойно закончил: потому, что только о себе любимом думает. Сдвиг по фазе в голове у таких, как Кирилл. А раз фазы сдвинуты, как ты не гуди, как ты не вибрируй, толку не будет. Коэффициент мощности, косинус фи, по-нашему, у такого человека низкий. А косинус фи, что для электромотора, что для мужика - главное! Вот такая электротехника получается.
- Ты о человеке, Петрович, как о машине, - подал голос Славик.
- Человек пожалел бы больную сестру. Она так замуж и не вышла, всё: Кирюша да Кирюша. Драть надо было его, как следует...
- Троечный… - подал голос рыжий и потянулся к литровой банке с заваренным чаем.
- Дуплись давай, Петрович. Ты своего-то много драл? - усмехнулся Славик.
- Наши не пляшут, - сообщил рыжий и постучал по столу.
- Много, не много, а армию отслужил, жениться собрался, работает и у батьки, между прочим, на сигареты не просит... и в домино, в отличие от тебя, играть умеет. Бой! - припечатал Петрович костяшкой по столу. - Убирайте кости и в прядильный все, пулей... Цигель-цигель. - Бригадир отчего-то рассердился и вышел из курилки, хлопнув дверью.
Серёгин не спеша складывал в коробку домино. Он в душе соглашался с бригадиром, но пока тот с умным видом разглагольствовал, вспомнил, что его Колька вчера получил ещё одну двойку по русскому. Сегодня придётся идти в школу, выслушивать от учительницы неприятные слова, краснеть перед родителями Колькиных одноклассников, потеть, и думать, куда спрятать слишком большие, тёмные от металла руки, на которые, как ему казалось, только и смотрит такая вся ладная из себя, аккуратная Колькина классная руководительница. Но Серёгин всё равно пойдёт на родительское собрание, будет краснеть, потеть и прятать ладони... а Кольку «драть» не станет. Вечером, как только спадёт жара, выйдет Серёгин с сыном во двор и расскажет грустную историю о Фазе. Про косинус фи Серёгин промолчит - рано Кольке ещё про косинус фи. Серёгин найдёт другие слова. И Колька, хотя и маленький, обязательно их услышит. Дома, кроме Кольки, Славика ждали, не могли дождаться жена Рая, на которую он, несмотря на одиннадцатый год замужества до сих пор никак не мог наглядеться, и кошка Матильда. Та бежала в прихожую встречать хозяина, едва он открывал дверь подъезда. И старуха-мать ждала, когда Славка приедет в деревню, с картошкой поможет. И оградку на кладбище у бати хотел Славка успеть в этот приезд покрасить, уже и кисти припас. И ещё у Серёгина был комбинат, на который он пришёл работать сразу после «путяги»… И бригадир Петрович – требовательный, ласкового слова от него не услышишь, но, случись промашка – поможет и начальству ябедничать не побежит.
Сейчас можно встретить Кирилла Звягинцева у метро. Стоит под красным знаменем с белой ленточкой на груди и призывает присоединиться к очередному «Маршу миллионов». Раздаёт прохожим листовки. Весёлый, энергичный, под хмельком.
- Замордовали народ депутаты! Сами по заграничным курортам катаются, а ты мантуль тут за копейки. Я всю жизнь отпахал, а живу с женой в коммуналке, - жалуется он случайному прохожему. Потом включает мегафон, пробует звук:
- Раз, раз, раз… - и усиленным динамиком голосом перекрывает шум проезжавших по проспекту машин: Мы требуем отставки президента, роспуска Государственной думы, трёхкратного повышения зарплат и пенсий!!!
Возвращающиеся с работы граждане отмахиваются от назойливого зазывалы. И тогда Фаза, выпятив цыплячью грудку, бросает им вслед:
- Вот так всегда вы: моя хата с краю. А если не мы, то кто?!
Два благоухающие жвачкой подростка в рваных джинсах, ветровках с капюшонами и вылезших сзади канареечного цвета футболках, - одинаковые, как близнецы, - подходят, берут листовки. Дорогой телефон в руках одного из них вопит на всю улицу:
«Мама говорит: это план тормозит. Малыш, в меру потребляй гашиш. Мама говорит: это план…»
Осенний ветер развивает свисающие из-под бейсболки со звёздно-полосатым флагом сальные, давно не стриженые волосы Фазы, гонит по тротуару бумажный мусор, катится и грохочет по выбоинам асфальта пустая пластиковая бутыль из-под пива…
Мы в соцсетях: