Форум

Андрей Витальевич Крюков .

г. Москва, Россия.

47. Незнакомке

Незнакомке, с трудом пережившей мою фамильярность,

Впопыхах позабывшей в авто розовеющий плащ, -

Ваш последний порыв, обнаживший на миг фрагментарность

И духов, и одежд, - был по-своему смел и пьянящ.

Как затравленный зверь, голос ветра почуявший шкурой,

Огрызаясь и скулы худые сводя от тоски,

Вы стремглав унеслись, и порывистость Вашей фигуры

На бескрайнем холсте превратилась в скупые мазки.

В том сезоне, чего уж стесняться, мне не было равных,

Мой мустанг, как посланник Судьбы, вызывающе скор,

И, сверкая моноклем, я Вас поджидал у парадных,

Водрузив свой цилиндр на дрожащий от страсти мотор.

Эту поступь пантеры и профиль с горбинкой пикантной

Отразит полированных крыльев холодная сталь,

И добычу свою пронесет женолюб импозантный

Сквозь огни ресторанов и тонких бокалов хрусталь.

Но в чужих языках Ваш покорный слуга как в потёмках,

Элоквенции Ваши вводили меня в забытьё,

Надо мной Вы кружили, и словно в замедленных съёмках

Опрокинувши воду, протяжно кричали: «Mon Dieu!»

Я встряхнулся и, предупреждая распад мирозданья,

Торопился испить этих пальцев тончайший узор.

Сокращались часы, приближая развязку свиданья

И сжигая огнем вожделенья нордический взор.

В наркотическом сне я ласкал Ваше крепкое тело,

Что уж мы вытворяли – звенело в шкафах серебро !

Между явью и новыми играми ночь пролетела,

И, халат подавая, я Вам улыбнулся хитрО.

Вы вернулись из ванной, горели венчальные свечи,

В тишине колокольцем разлился Ваш радостный смех,

Я из тени возник и на белые томные плечи

Опустил леопардовых мантий искрящийся мех.

Этот барс был застигнут врасплох средь предгорий Памира –

И в любви, и в работе меня не подводит чутьё,

Тем обидней для тонкого слуха былого кумира

Ваш безжалостный выпад и крики «Убийца! Mon Dieu!»

Вы бежали… Казалось бы, горьких – мужских – настоящих

Слёз довольно пролили Тургенев, Сервантес и Пруст.

Что тут нового? – спросит читатель. Но в розовый плащик

Зарываюсь лицом, и рыданья срываются с уст.

48. В краю суровых зим…

В краю суровых зим и звездных бурь,

Где даже ветра вой очеловечен,

Сошлись две краски - охра и лазурь -

И весь тот край союзом их расцвечен.

О нем я не устану вспоминать

В тени палаццо, меж героев фьябы,

И в складках волн, когда торопят вспять

Теченье вод откормленные крабы.

Ты грустно смотришь со стены ларька,

Под солнцем чужеземным изнывая,

Когда-то так ворочалась река

Под ржавый звон последнего трамвая.

Любимая, расправь свои черты,

Слежавшиеся от прикосновений,

Пусть все увидят, как прекрасна ты

В одно из чистых утренних мгновений.

Тогда и я, быть может, блудный пес,

Решу к вискам горячим прикоснуться,

И бросив все, что некогда унес,

В тот краткий миг на берег твой вернуться.

49. Меркатор

Меридиан оседлан параллелью,

Зюйд-вест тревожит высохший миндаль

И балдахин вздувает над постелью

Грот-парусом, приоткрывая даль.

Сойду в порту пустынном на закате,

В следах прилива проступает соль,

Плейстон смыкает щупальца объятий

С волнами-снами, черными как смоль,

Но для других: я умываю руки…

О, суша! - преткновение в пути

Для всех невежд, на плимутской фелюге

С другого боку мнивших обойти

Родной доминион, и вместо кУли,

Влачащего кулИ с английской хной

На фоне неба цвета маракуйи,

Им встретился крылатый Антиной,

Прореживавший заросли катальпы.

Отказ компАса довершил афронт,

И там, где раньше громоздились Альпы,

Теперь сочится илистый Оронт.

Шагну за гордый перешеек-взгорок,

За край солончака, меж двух огней,

Всплывающих в ночи из влажных створок.

Взойдет луна, и новый Атеней

Откроет для меня свои порталы,

И желобок, блестящий от росы,

На входе в переполненные залы

Напомнит жало рейнской осы -

Изменчивой царицы полусвета.

Наполнена дыханьем шумным ночь,

Курган гудит, и некому советом

Или наветом путнику помочь

Добраться до Большой земли как Стэнли

По склону ледника, чрез сто озер,

Спеша на карту нанести все земли,

Окрасившие восхищенный взор,

Рельеф которых проступает живо

В глазах моих сверкающим кольцом,

Когда я изучаю терпеливо

Простое незнакомое лицо.

50. Starless and bible black

Яркий обман уходящего дня –

Солнце без промаха жалит в висок,

Мысль, как зрачок, иссушенный до дна,

Быстрой слезой ускользает в песок.

В ней отражаясь, нас сводят с ума

Небо без звезд и библейская тьма.

Другу заклятому сердце открыв,

Выжмешь усмешку из каменных уст…

Мир пустоты открывает обрыв,

Миг соучастья не менее пуст.

В нем искажаясь, нас сводят с ума

Небо без звезд и библейская тьма.

Утро без сна… Ослепительно чист

Белый оттенок у бледных огней,

Шлейф от кометы, как ртуть серебрист,

К западу рвутся макушки теней,

А на востоке вскипает сурьма…

В ней растворяются реки, дома,

Россыпи метеоритных камней,

Небо без звезд и библейская тьма.

51. Зимнее

От прогулки вчерашней -

Черно-белое кадров мельканье,

От неспешной беседы -

Усталость и снов отголосок…

Над изглоданной пашней

Знакомых фантомов мерцанье -

Безутешность Рогнеды

И этой поэзы набросок.

Замерзают следы,

Что ведут от калитки к развилке,

Дабы стала лыжня

Колеей за крутым косогором,

Обнажают сады

Свои грубые вены-прожилки,

Словно клятву храня

Не поддаться нелепым узорам.

На обветренных шхунах

В дымах раскаленного свода,

Исчезая как тени

Светил, опадающих шумно,

Сонм прекрасных и юных

Наперсниц певца Гесиода

Долгожданною сенью

Скользят по амбарам и гумнам.

Вид крестьянок младых

Пробуждает подспудные силы,

И звучит пастораль

По-иному - легко и свободно…

Не пройдя борозды

До конца, не оставив могилы,

Превратишься в мистраль,

И осудит тебя кто угодно.

Но не думай об этом,

Взмывай над замерзшей пустыней,

Как озоновый слой

Пробивая морозную корку,

Стань ярчайшей кометой,

Крылатой звездой ярко-синей,

Невидимкой-стрелой,

Неподвижной, холодной и зоркой.

Разъезжаются гости,

Звенят по дворам колесницы,

Бурунами седыми

Стремительный бег отмечая,

На безлунном погосте

Сверкают жемчужные спицы,

И пронзенная ими

Вселенная сводом качает.

52. Весеннее

От тепла потекла ростепель

Ниагарой в зашоренный шлюз,

Кругорядью блажит повитель,

С лихоманкой замыслив союз.

Отрясая ошметья и сплин,

Покидаю постылый диван,

Выхожу на крыльцо. Я один,

Никого, только сонный Иван

Колет лед - старомодный чудак,

Сохранивший решпект до седин.

Засупонивать наглухо фрак

Нет теперь ни примет, ни причин.

Все пленяет: открытость щеколд,

Незапятнанность спелых калош,

Щедрость солнца, чей лик, сребро-желт,

Расточает помпезную ложь.

Озираясь окрест и скользя,

Упираюсь коньками в сугроб,

Жмут подвязки, но верить нельзя

В постоянство судеб и хвороб.

И приветствуя гостью-весну,

Отступаю на пару шагов,

Проверяя клюкой крутизну

Прошлогодних следов и снегов.

Чу! тревожно, но радостно - ша !

Бант на шляпе горит, как медаль,

Восходя, пламенеет душа,

Оседая, клубится печаль.

53. Amstel, Moevenpick Hotel

Ветер гонит по пляжу клочья туманов Моне,

Шелест волн опьяняет быстрее, чем шардонне,

И чем выше фонтан от затопленных мельниц на дне,

Тем протяжнее скрип у столетней причальной доски...

Гниль и соль в каждом вдохе слагаются в жгучий коктейль,

За спиной полреки затянул своей тенью отель,

Чайки с солнцем в зените, и время уселось на мель,

И, как стрелки часов, мы с тобой далеки и близки...

Велорикши от лодок спасаются через мост,

Там в каналах не сразу докажешь, что ты непрост,

Только в море никто не поспорит с симфонией звезд...

Так в симфонию глаз твоих погружаюсь, веки прикрыв...

Пегий пес равнодушно обнюхивает уголки,

Словно ищет твой запах, твой профиль, твои чулки,

Теплоход горизонт разрезает, размениваясь на гудки,

Чем грустнее прощанье, тем радостней встречный порыв...

Желтый поезд врывается сквозь правое окно,

Чтобы в левом, пылая, с размаху уйти на дно

Can I help you? - кричит проводник, разливая вино,

(Я, пожалуй, сойду) - You're so kind, but so fortunately no...

54. Ты позвонила ночью…

Ты позвонила ночью. Шум прибоя

Мне рассказал о том, как рвутся сети,

И вновь эфир, наполненный тобою,

Бессильно шепчет, торопясь ответить

Издалека, но раковины пленник

Играет роль без слов, и даже в гриме

Ему отказано. Свербит в коленях,

В затылке спазмы - экзекутор в Риме

Снимает сотый дубль, сквозь брешь в одежде

Гуляет ветерок и сушит слезы,

Натекшие за ворот, словно прежде

И не любил… Еще немного прозы:

Мы, как смола, - с колосников в камине

Слетает зольный прах и зябко тлеет

На грязном покрывале, что поныне

Зовется небом, рдеет и довлеет.

Под этим небом жить, храня в суставах

Его тепло, что сквозь ионосферу

В наш разговор, наигранно-усталый,

Приносится грозой, приняв на веру

Твой шепот, как завет цыганки старой,

Под грохот волн скулящей на Венеру.