БРЕДИХИН НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, уроженец Тамбовской области, дата рождения 22 мая 1946 года. С 1949 года проживаю в г. Коломна Московской области. Учился медицине, знаю три языка: французский, немецкий и английский. Окончил также торговый техникум.. Писать начал в 1961 году. Первый рассказ был опубликован в 1964 году. В настоящее время профессиональный литератор. Романист, эссеист, философ. Член Союза журналистов РФ.
МОИ КНИГИ:
БОГОМАТЕРЬ ВОПЛОЩЕНИЕ. Повесть и рассказы. Бумажное издание (покет-бук). 277 стр. 1997 г. г. Коломна. ПОЛКОВНИК ВСЕЛЕННОЙ. Роман. Электронное издание. 192 стр. 2011 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-0-6. БОГОМАТЕРЬ ВОПЛОЩЕНИЕ. Повесть. Электронное издание. 132 стр. 2011 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-1-3. МУТНЫЕ ВОДЫ, РЕКА СОМНЕНИЕ. Повесть. Электронное издание. 123 стр. 2012 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-6-8. МАЛЕНЬКИЙ ЛОХ-НЕСС. Повести и рассказы. Электронное издание. 241 стр. 2012 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-7-5. ЛЮБОВЬ В ВЕРОНЕ. Повесть и рассказы. Электронное издание. 144 стр. 2012 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-8-2. БУМАЖНЫЕ СЛЕЗЫ. Роман. Электронное издание. 188 стр. 2012 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN: 978-0-9869345-9-9. ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ. Роман. Электронное издание. 229 стр. 2013 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN:978-0-9919778-0-2. РАСПЯТАЯ. Роман. Электронное издание. 196 стр. 2013 г. ePressario Publishing Inc. Монреаль. Канада. ISBN:978-0-9919778-1-9. ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ОФЕРТА: Любая из указанных выше книг может быть издана в бумажном варианте или переведена на другие языки (по договору с автором). ПРЕДЛАГАЮТСЯ К ИЗДАНИЮ: БАГИРА. Роман. КНИГА ВЕЧНОЙ ЖИЗНИ. Откровение. ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК. Роман. ГЕТЕРА. Роман. Серия «Русская Анжелика». ПЕРЬЯ. Роман. НОЧИ С ПАНТЕРОЙ. Повесть. ЧЕРНАЯ МЕТКА. Роман. Серия «Русская Анжелика». БЕСПОЛЫЙ (ГЕНДЕРЛЕС). Футурологический роман. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ МИР. Футурологический роман-эссе. БОГИНЯ ЛАСКИ. Роман. Серия «Русская Анжелика». ТРИ ЛИЦА ЖЕНЩИНЫ. Социологический роман-эссе. МУТАНТ. Роман. Серия «Русская Анжелика». ИСПОВЕДЬ СЫНА БЕЗДНЫ. Роман. ИСТОРИЯ ОДИНОЧКИ. Автобиографический роман.
Поэт
Автор: сказочник
Дата: 16.02.2014 04:53
Сообщение №: 22259 Оффлайн
"Хожу.. Лужу.. Починяю.. Сказы сказываю.." Виталий Ворон
«Галактический человек» Николая Бредихина
С сожалением должен констатировать, что роман Николая Бредихина «Галактический человек» - это механическое смешение двух разнородных текстов: шпионско-приключенческого боевика и религиозно-философского трактата. Это именно смесь, а не сплав, что автоматически лишает роман обеих категорий читателей, на которые он рассчитан, а не привлекает их. Религиозно-философские вставки рвут и так весьма неторопливый темп повествования о приключениях главного героя (я буду называть его в дальнейшем для краткости «ГГ»), лишают сюжет динамики – словом, раздражают любителей приключенческой литературы, ведь этой категории читателей совершенно не интересны серьёзные философские мудрствования. А любителей религиозных и философских текстов в свою очередь будут раздражать чисто развлекательные страницы, сводящие на нет процесс осмысления пропагандируемой автором «новой религии». Скорее всего, обе категории читателей начнут просто пролистывать неинтересные им страницы и будут страшно разочарованы в конце, так и не поняв, из-за чего, собственно, вокруг ГГ развёрнут весь этот якобы жуткий сыр-бор. Почему я так думаю? Потому что всё познаётся в сравнении.
Я не богослов и не философ, а потому не берусь судить религиозную часть (текст) романа «Галактический человек». Возможно, это шедевр, хотя лично мне кажется, что все постулаты сконструированной Николаем Бредихиным новой религии (гэлекси) - это практически явные цитаты высказываний античных философов на данную тему. И сам автор этого факта нисколько не скрывает. Мне не хватает знаний, чтобы давать какие-либо оценки «религии гэлекси». Думаю, что и у подавляющего числа читателей таких знаний тоже нет. Увы, но эту самую «религию гэлекси» Николай Бредихин не смог дать неподготовленному читателю в доступной тому форме. Поэтому обсуждать я могу только роман в целом и его приключенческую часть, а религию оставляю профессиональным богословам и философам.
Попытки совместить несовместимое и преподнести обычному читателю серьёзные философские мысли и идеи в развлекательной форме делаются испокон веков. Тут можно вспомнить народные эпосы, «диалоги» Платона, все классические «утопии» и не менее классические «антиутопии». А уж совсем ширпотребовских поделок такого типа просто не счесть. К примеру книга Дэна Брауна «Код Да Винчи» и снятый по ней фильм совсем недавно вызвали широкий резонанс у публики и громкое возмущение как в католической, так и в православной церквях, вплоть до прямого запрета ими чтения книги и просмотра фильма. Дэн Браун обратил свой взор в прошлое христианской церкви, а Николай Бредихин замахнулся на разработку основных постулатов новой общемировой и даже общегалактической религии! Но это различие между двумя книгами как раз не важно. Важно, что Дэну Брауну давно известную ересь о том, что Иисус Христос был женат на Марии Магдалине и имел с ней детей, удалось облечь в динамичный приключенческий триллер, захватывающий читателя с первой до последней страницы. Религиозные, исторические и географические вставки настолько органично и достоверно переплетены в романе Брауна с приключениями ГГ и действиями спецслужб, как церковных, так и светстких, что христианские церкви не смогли проигнорировать ни книгу, ни фильм по ней и вынуждены были публично осудить их.
В чём состоит сюжет романа «Галактический человек», его приключенческая часть? Некая могущественная транснациональная организация «галактических людей», обладающая огромными материальными и человеческими ресурсами практически во всех странах, но о которой тем не менее никто в мире никогда не слышал и ничего не знает, решила создать свою собственную религию. Для этой невероятной цели «галактические люди» нанимают четырёх человек, дают каждому из них некий набор тезисов «нового учения» и назначают над ними четырёх кураторов. По мысли заказчика четвёрка толкователей независимо друг от друга должна написать по три книги каждый – двенадцать новых «евангелий», на основе которых и будет составлен канон «галактической религии». Почему выбрано именно четыре толкователя? Новая религия должна быть монотеистической, и соответственно выбраны представители четырёх монотеистических церквей: иудей, католик, православный и мусульманин. Разумеется, кураторы тоже являются представителями этих церквей. Спрашивается: зачем всё это нужно? По мысли заказчика новая религия должна будет спасти мир, приблизить человечество к Богу, единому для всех, разумеется, и превратить ныне жалких людишек в «галактических людей, живущих вечно».
Цепочку автор выстраивает весьма примитивную и прямолинейную: язычество (многобожие, человек – раб природы),
монотеизм (иудаизм, христианство, мусульманство; человек – раб Божий),
новая религия (гэлекси, человек – частица Бога).
Кураторы заявляют ГГ, что в данный момент все гэлекси исповедуют традиционные религии, но это никак не помешает им уверовать в «новую». Вообще, этот момент – необходимость создания новой религии - дан автором довольно невнятно и маловразумительно. По сути дела, пока нет новой религии, «галактические люди» являются обыкновенными космополитами, а не гэлекси, но они волей автора уже позиционируют себя новым именем. Они создали мощную транснациональную организацию, им никто не угрожает, им по силам полностью подчинить себе некоторые страны. Зачем же гэлекси начали рыть себе бездонную яму в виде создания новой религии, прекрасно сознавая, что на них ополчаться все церкви мира и спецслужбы многих могущественных государств? Лично меня объяснения автора, данные устами кураторов, не убедили.
Автор не показывает нам всех четверых «толкователей», читатель увидит приключения только одного из них, нашего соотечественника, с которым зачем-то будут регулярно общаться все четверо кураторов. Наш ГГ пишет свои книги, почему-то не в России, а путешествуя по Европе, Египту и Израилю. Эти туристические вояжи практически не связаны с «новой религией», зато дали автору прекрасную возможность для описания природы тех мест и довольно скудных приключений ГГ, которые и приключениями-то назвать можно с очень большой натяжкой. Разумеется, ГГ буквально сразу после заключения им договора с гэлекси начинают преследовать некие «враги». Это преследование сводится к тотальной слежке, практически не скрываемой, подкладыванию под него красоток-агенток и философско-религиозным беседам с якобы случайными знакомыми. И только! Разнообразные женщины открыто вешаются ГГ на шею, при том, что тот уже далеко не молод и совсем не красив, но ни автора, ни самого ГГ это совершенно не смущает. Кто же эти таинственные «враги»? Оказывается, «лучшие разведки мира» и сами гэлекси, вернее их отколовшаяся часть, называемая «фанатики». Ну, кто такие первые всем понятно, а вот кто такие «фанатики»? Учения гэлекси ещё фактически нет, оно в процессе создания, а его фанатики уже, оказывается, есть, и они готовы действовать и даже создавать новую церковь уже сейчас! И это при том, что по новому учению человек является частицей Бога, а, следовательно, гэлекси не нужен посредник в виде церкви для общения с Богом. Ну, ладно, поверим в столь невероятный факт: в конце концов первые христиане тоже были фанатиками, шли на крест и растерзание дикими зверями задолго до написания евангелий и создания официального канона. Но у христиан был Иисус и его ученики, а кто «просветил» гэлекси? На этот вопрос ответа нет.
Итак, продолжим сравнение. В романе Дэна Брауна «Код Да Винчи» ГГ буквально постоянно рискует жизнью, спасаясь от преследования врагов и спецслужб. В «Галактическом человеке» Николая Бредихина ГГ вроде бы постоянно чего-то боится, но при этом в романе нет ни постепенно нагнетаемой атмосферы ужаса, ни погонь, ни перестрелок, ни крови, ни пыток – нет ничего, характерного для шпионского триллера, кроме самих шпионов. ГГ просто путешествует по курортам и историческим местам в сопровождении якобы сексуально-озабоченных женщин, тупо копирующих с его ноутбука написанные им религиозные тексты, пока наш герой спит, утомлённый любовными утехами. И это при декларируемом непрерывном присмотре и защите со стороны нанимателей! ГГ больше думает, чем действует, а его наниматели, враги и преследователи совершенно не проявляют приписываемых им автором коварства, профессионализма и всемогущества. Одним словом, приключенческая часть романа Николая Бредихина «Галактический человек» не оправдывает надежд любителей этого жанра. И у меня есть только одно объяснение этому: видимо, автору было важно донести до читателя именно религиозно-философскую составляющую романа, а приключенческая его часть является средством привлечения как можно большего количества читателей, этаким «красивым фантиком», не более. Только автор не учёл, что научная и научно-популярная литературы – далеко не одно и то же. У них совершенно разные задачи и аудитории. И это является причиной того, что Николай Бредихин, к моему сожалению, не смог справиться с поставленной перед собой задачей.
Почему я делаю столь неприятный для автора вывод? Во-первых, как я уже сказал ранее, автору так и не удалось механическую смесь разнородных текстов превратить в прочный однородный сплав. Обе составляющие явно мешают друг другу, а не помогают, как это сделано у Дэна Брауна. В книге Брауна каждый шаг ГГ определяется очередным кусочком даваемой автором религиозно-исторической информации, каждое приключение приводит к очередному артефакту и сопутствующей ему информации, что опять же толкает ГГ на последующий приключенческий этап книги. И так от начала до конца – череда приключений, неразрывно связанных с небольшими порциями религиозно-исторической информации. Одно определяет другое, без одного не возможно другое, обе части тесно взаимосвязаны и помогают друг другу, что прибавляет обеим составляющим повествования достоверность! Из романа Дэна Брауна можно извлечь религиозно-историческую составляющую, и она вполне сможет существовать в виде самостоятельной научно-популярной книги. Собственно, Браун сам воспользовался научными книгами, малоизвестными на тот момент широкому кругу потребителей развлекательной литературы, т.к. они, естественно, рассчитаны на вполне определённую категорию читателей, интересующихся именно данной историко - религиозной темой, а не бульварным чтивом. Дэн Браун не первый и не единственный, кто попытался раскрыть церковные тайны в форме приключенческого боевика. Можно, например, назвать роман Дэвида Моррелла «Братство огня», в котором автор наглядно показывает, сколь много христианство позаимствовало у мощнейшего в те новозаветные времена языческого культа Митры. Но по этой книге не снят фильм, и мир знает Моррелла по его далёкому от религии боевику о приключениях американского спецназовца - «Рэмбо». Почему же церковь не выступает публично против научных статей и книг, послуживших основой для романов Дэна Брауна и Дэвида Моррелла? Видимо, чтобы не привлекать к ним внимание простых людей, не искушать их любопытство. Совершенно иное дело – кино. Фильмы смотрят широкие массы населения, а не ограниченный круг учёных-историков и богословов. Тут уж церковь не могла остаться в стороне и промолчать.
Простой обыватель редко интересуется религиозными тонкостями. Он хочет развлечься, отвлечься от повседневной рутины, а не ломать голову над философскими проблемами. Большинство верующих даже никогда не читало Библии, а тем более – апокрифов и богословской литературы, ограничиваясь зазубриванием молитв и довольствуясь исполнением необходимых по жизни обрядов и посещений церкви. Прекрасно сознавая это, Браун и Моррелл подали религиозно-исторический материал в удобоваримой для малообразованного в этой сфере читателя форме. И добились успеха.
А что сделал Николай Бредихин в своём романе «Галактический человек»? Он просто прерывает приключенческую канву повествования религиозно-философскими вставками неудобоваримого вида. Вот несколько наиболее одиозных примеров:
«3. Ничто не творится, но всё открывается. И Пророки ничего не сотворяли, даже чудес, им приписываемых. Они лишь открыли людям то, что им самим открылось.
4. Во власти нашей только то, что мы создали, но не то, что мы открыли».
«9. Люди равны перед Богом, почему они не могут быть равны перед людьми?
Люди не равны перед Богом, почему они должны быть равны перед людьми?
Что мы видим? Две формулы, казалось бы, взаимоисключающие друг друга. Однако на самом деле никакого противоречия в их сочетании нет».
«11. Природа вне Зла, всё, что она делает - добро, даже когда она старит и умерщвляет Человека.
12. По сути дела Природа никогда не делает добра для Человека».
Скажите, какой потребитель бульварного чтива (а приключенческая литература относится именно к этой категории) будет ломать голову над подобными философскими перлами? И какой любитель философии будет искать их в бульварном чтиве? Дэн Браун ничего не придумывал сам – он взял уже давно известную ересь, старательно подавляемую вот уже две тысячи лет, и в доступной форме преподнёс её широкому кругу читателей. Николай Бредихин поставил перед собой задачу сформулировать постулаты совершенно новой мировой религии! Он не смог или не захотел столь серьёзный текст представить в доступной простому обывателю форме. Вот почему эта часть романа совершенно чужеродна приключенческой и никак не могла составить с ней единое целое. Как и в романе «Код Да Винчи» Дэна Брауна из «Галактического человека» Николая Бредихина можно легко выделить религиозно-философскую составляющую в отдельную книгу, и та сможет вполне самостоятельно существовать. Но если такую же операцию попробовать произвести над приключенческими частями романов, то с книгой Брауна это не получится, а у Бредихина конечный результат только превзойдёт оригинал в читабельности, избавившись от лишней нагрузки. Как я уже говорил ранее, в книге Брауна обе - приключенческая и религиозно-историческая - составляющие тесно переплетены и все действия ГГ определяются последовательно подаваемыми автором историческими находками. В книге Бредихина ГГ абсолютно не зависит от механически вставленных в повествование религиозных кусков. Их можно безболезненно убрать, и сюжет романа ничего от этой операции не потеряет, а только приобретёт необходимую для триллера динамику.
Дотошный читатель мог бы отослать меня к широко известному в России роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», где ситуация почти такая же: ГГ (Мастер) пишет роман об Иисусе, и куски этого романа периодически прерывают повествование о самом Мастере, его любви к Маргарите, о его преследовании пусть и не спецслужбами, но не менее могущественной организацией и т.д. и т.п. Две составляющие романа Булгакова тоже на первый взгляд перемешаны чисто механически и никак не влияют друг на друга. И тем не менее, книгу до сих пор активно читают и обсуждают. Но обсуждают каждую часть по отдельности: либо ведут религиозно-философскую полемику об Иешуа и Пилате, либо обсуждают сатиру Булгакова на тогдашние советские порядке в быту и литературном творчестве. И обсуждения эти ведут совершенно разные категории читателей: каждую тему - свой круг, не смешиваясь. Я знаю людей, которые вообще не смогли прочесть книгу Булгакова – им просто трудно было постоянно переключаться с одного повествования на совершенно другое. Не все, оказывается, могут читать несколько книг одновременно, особенно если эти книги не являются чисто развлекательными и требуют работы по осмыслению прочитанного. Чисто внешне книга «Мастер и Маргарита» Булгакова действительно кажется механическим смешением двух совершенно разных романов, но на самом деле между их героями, чем дальше, тем больше прослеживается некое сходство, а на последних страницах книги автор просто сводит всех их вместе. Булгаков дал религиозно-историческую составляющую, которую некоторые критики даже называют «Евангелие от Сатаны», в виде романа, написанного современным литературным языком, с живыми и понятными читателю героями, описал не только их внешность, но и чувства, мысли, - то есть, подал сложный философский и исторический материал в доступной простому обывателю форме. Николай Бредихин, как я уже говорил, не пошёл по этому пути, и в результате его религиозно-философские вставки в приключенческий текст воспринимаются читателем так же, как надоедливая реклама в нынешних телевизионных передачах и фильмах: она мало кому интересна, но практически всех раздражает.
Итак, на мой взгляд Николаю Бредихину не удалось механическую смесь разнородных текстов превратить в прочный однородный сплав, и это первая причина моего негативного мнения о романе «Галактический человек».
Второй и более весомой причиной является порочная в своей основе идея создания новой религии по заданию и под присмотром истинно верующих (автор романа это подчёркивает!) представителей четырёх основных мировых монотеистических церквей. ГГ опекают иудей, католик, православный и мусульманин. Все эти религии имеют один общий корень, общего Бога и общую нетерпимость к «неверным» и «еретикам». Не знаю даже, кто более наивен: автор или его персонажи, считающие, что подобное сотрудничество возможно. Христианство выросло из иудаизма, а позднее на их почве возникло и мусульманство. Еврейский Бог всегда был и остаётся весьма ревнивым и нетерпимым к отступникам. Таким же он является и у христиан с мусульманами, чему свидетельство – костры инквизиции, крестовые походы и религиозные войны. Само понятие «ересь» и всё с ним связанное присуще только монотеистическим религиям. Именно оно их разделяет и никогда не позволит объединиться в нечто общее.
Давайте вспомним историю. Почему римские императоры столь яростно преследовали первых христиан, травили их дикими зверями на аренах, распинали и т.п., но не трогали иудеев? Преследовали за веру? А почему евреев не преследовали? Иудея была римской провинцией, там свободно функционировал Синедрион. Чем христиане отличаются от иудеев? Иудаизм – национальная религия. Только для евреев. Иудаизм никогда не навязывался другим народам. Рим являлся в те времена языческой империей. Для язычника многобожие естественно. Тут не может быть ни религиозных войн, ни ересей. Сам римский император считался живым богом, ему ставили статуи, приносили жертвы и поклонялись точно так же, как богу войны Марсу, например. В Риме свободно функционировали храмы всех известных языческих богов.
Евреи согласно постулатам иудаизма считают себя «богоизбранным» народом, всех прочих относя к «гоям», коих можно обманывать, обирать и даже убивать – это не считается у иудеев грехом, т.к. гои – не евреи, а следовательно – не люди. Грешно обманывать и убивать только евреев. Иудаизм позволяет лжесвидетельствовать и приносить ложные клятвы гоям, если это зачем-либо необходимо иудею, поэтому евреи никогда не отрицали божественность римского императора. Они даже охотно эту божественность подтверждали любому, кто бы их о ней ни спросил. Соответственно, ни в Римской империи, ни в какой-либо иной стране мира евреев никогда не преследовали по религиозным мотивам. Иисус Христос на суде у Понтия Пилата ведёт себя в лучших традициях иудаизма: он не отвечает прямо ни на один заданный ему вопрос, ничего не отрицает, но ничего и не подтверждает. Для Синедриона Иисус является еретиком, объявившим себя сыном Бога. Но для язычника Пилата это не является преступлением. Геракл, почитаемый римлянами не менее, чем греками, тоже являлся сыном бога Зевса. Чтобы представить Иисуса преступником в глазах римского закона, Синедриону пришлось обвинить его в том, что тот назвал себя царём Иудейским, в то время как царём (цезарем) Иудеи тогда являлся римский император, наместником которого и был прокуратор Понтий Пилат. Но как я уже сказал, Иисус уклонился от прямого ответа на вопрос Пилата, назывался ли он царём Иудейским. Для Пилата было вполне достаточно, что Иисус не подтвердил обвинение против себя. Пилат признал Иисуса не виновным! И думаю, что любой римский суд за пределами Иудеи поступил бы так же. На казни Иисуса настоял Синедрион, религиозный орган иудаизма. Иисуса осудили как еретика, а не уголовника. Более того, Синедрион предпочёл помиловать разбойника лишь бы казнить еретика. Это наиболее яркий и общеизвестный пример религиозной нетерпимости и бескомпромисности иудаизма.
Вернёмся к римским христианам и их преследованиям со стороны официальных властей. В отличие от иудаизма христианство, как и язычество, - всемирная религия, не признающаю расовых, национальных или государственных рамок. В христианстве отсутствует понятие «богоизбранного народа», и, следовательно, лжесвидетельство является грехом в любом случае. Христиане не могли, как иудеи, признать божественность римского императора, более того – они открыто проповедовали единственность и истинность только христианского Бога, объявив все прочие культы и религии ложными. Подобного оскорбления не могли терпеть ни языческие жрецы, ни тем более римский император. Христианство унаследовало от иудаизма религиозную ненависть и нетерпимость, но не могло и не хотело их скрывать. И мир содрогнётся позднее от религиозных войн, которые продолжаются и в наши дни, т.к. возникшее чуть позже мусульманство вместе с единым Богом унаследовало и его нетерпимость к «неверным», а христианство раскололось на несколько ветвей, враждебных друг к другу. Вот почему я не могу поверить, что представители столь нетерпимых к «ереси» религий неожиданно объединят усилия к созданию новой, заведомо еретической по их канонам, религии. А ведь объединение непримиримых в данном вопросе врагов со столь фантастической целью является, так сказать, краеугольным камнем всего романа, его завязкой! Вслед за театральным классиком хочется воскликнуть: «Не верю!». И вот это «не верю» является второй, но основной причиной моего негативного мнения о романе Николая Бредихина «Галактический человек».
Есть и третья причина. Я задаюсь вопросом: какую церковь может сейчас пошатнуть, а тем более сокрушить написанная никому не известным автором книга? Мусульмане приговорили Салмана Рушди к смерти за написанную тем книгу, они готовы растерзать автора карикатур на пророка Мухаммеда. Но ни книга Рушди, ни карикатуры ни в малейшей степени не подорвали мусульманскую церковь. Иудеи сохраняют свою религию не одну тысячу лет, не смотря ни на что. У христиан же количество возникающих и исчезающих сект не поддаётся счёту, и для борьбы с ними церковь давно привлекает гражданскую власть. Вспомним того же Дэна Брауна и поднятый христианскими иерархами шум по поводу его книги и фильма по ней. Какие были последствия? Читатели книгу прочли, зрители фильм посмотрели, и всё успокоилось! Старые церкви не рухнули, новая не появилась. Пророков и толкователей всегда было много, но чтобы возникла новая религия, нужны соответствующие условия, как и для любой революции. А в романе Николая Бредихина новую веру предполагается внедрять путём массированной рекламы неких искусственно состряпанных текстов, не имеющих под собой твёрдого фундамента предыдущих учений, т.к. отрицаются все существующие религии, а не какие-то их отдельные постулаты. И если старые религии в качестве «пряника» обещают душам верующих возможный рай после физической смерти тела, то религия гэлекси оставляет только «кнут» земного ада, отрицая наличие какого-либо «посмертного существования», т.к. у «галактических людей» душа погибает вместе с телом! Ну какой, скажите, верующий променяет «вечную душу» и блаженство в раю на земной ад и грядущее окончательное небытие? Я уж не спрашиваю, чем гэлекси собираются привлекать в свои ряды буддистов.
Ну, да Бог с ней, с третьей причиной. В конце концов автор вправе задавать любые условия действий и мотивацию своих персонажей в сфере возможного. За героями книг Брауна и Моррелла тоже гоняются всяческие спецслужбы, чтобы «спасти церковь от краха», не дать ГГ раскрыть гибельные для церкви секреты, давно и хорошо известные учёным и богословам, но тщательно скрываемые от «простого народа». Меня смущает только одно: каждый из четвёрки кураторов в глубине души надеется, что религия гэлекси сокрушит все религии, кроме его собственной. А как же иначе? Ведь каждый из них считает только свою веру истинной, а всех прочих – еретиками. И они по долгу службы воочию наблюдают, как ГГ, грубо говоря, стряпает новую «галактическую религию». И это опять возвращает меня к вопросу: зачем гэлекси понадобилась новая религия?
Возможно, я слишком требовательно отнёсся к приключенческой составляющей романа, но автор сам слишком высоко задрал планку, поставив во главу угла именно религию, а не приключения. «Галактический человек» Николая Бредихина не просто развлекательное чтиво, этот роман в своей религиозной части претендует на глубокое философское значение, требует от читателя наличия специфических знаний и наверняка может вызвать немалые споры в среде богословов и просто мыслящих и разбирающихся в данной сфере людей. Простой же читатель обнаружит в романе прекрасное описание природы, людей и быта тех мест, по которым путешествует ГГ, способное дать фору любому рекламному путеводителю. Есть в романе и страницы, посвящённые любви. Не безумствам страсти, а именно любви. Мало кто способен показать любовь так, как это умеет делать Николай Бредихин. Гораздо проще изобразить сексуальную акробатику, накал страстей, надрыв. Но вот так показать тихое повседневное общение между мужчиной и женщиной, что у читателя не останется ни малейшего сомнения, что те по-настоящему любят друга, может далеко не каждый маститый писатель. Николай Бредихин умеет.
Надеюсь, и автор, и его роман найдут своих читателей и почитателей, которые смогут по достоинству оценить как религию гэлекси, так и её истинного создателя.
Сергей Калабухин октябрь 2010г
Поэт
Автор: сказочник
Дата: 16.02.2014 04:58
Сообщение №: 22260 Оффлайн
"Хожу.. Лужу.. Починяю.. Сказы сказываю.." Виталий Ворон
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ВИКТОР БАРМИН
МАКСИМА И ИМПЕРАТИВ
Размышления об историческом очерке писателя Николая Бредихина «Человек с голубиным сердцем»
1
Здравствуйте, Николай!
Безусловно, просто удивительно гениальный, не побоюсь этого слова, историософский очерк о судьбе и опыте жизни человека. Ваш историософский очерк меня глубоко тронул, задел какие-то глубокие струны души. Попробую понять и осмыслить, какие именно?
Что меня поразило, первично, так это сопоставление судьбы человека и судьбы России, или по-другому, судьбы человека в исторической судьбе России. Здесь и сопоставления дихотомий: религии и философии, религии и науки, человека и государства, власти и свободы, идеи и совести сердца, бесконечность путей человеческих и монолитного пути государства...
Читая Ваш очерк, во мне сразу всплыли образы сравнения русских мыслителей, как Сковороды, Льва Толстого, Вл. Соловьева, Николая Бердяева и Сергия Булгакова, с образом Вашего героя (Матвея Башкина). И какие размышления сразу возникли в процессе чтения? Что нет и не может быть однозначного прочтения и однозначной оценки образа человека. Так, например, тоже можно поверхностно сказать о Николае Бердяеве или о Сергии Булгакове, что тот: "религиозный вольнодумец", "еретик" и "диссидент"... Но все это оценки от ума поверхностного, не углубленного в жизнь и творчество мыслителей. Точно так же можно подумать и отнестись и к Вашему герою очерка...
Что мне безусловно понравилось, так это всесторонний охват видения и непредвзятость осмысления исторических явлений и судеб личностей в истории, но, конечно, видно "точку зрения" самого автора, но она как бы сокрыта или возвышенна от явнооднозначной оценки образа человека...
Но что-то во мне вызвало и беспокойство в Вашем очерке. А именно, когда в воображении я сравниваю миросозерцание и воззрения Вашего героя со многими воззрениями современных интеллектуалов, воззрения которых безгранично дробятся по своим настоениям и краскам в видениях и которых много на "Прозе.ру"... Например, образ Вашего героя чем-то похож на философский образ Льва Толстого, или чем-то совпадает с воззрениями неоязычников современных, которые со всех сторон идут атакой на Церковь в своих воззрениях вместе с современными либералами... Но, конечно, все это лишь схемы, ибо подлинные философско-религиозные вопросы и проблемы намного глубже и сложнее, чтобы к ним подходить слегка касаясь.
Но, что безусловно меня притягивает и удивляет в вашем очерке, так это: открытость постановки проблемы и прозрачность видения и размышлений, ибо каждый из нас, в той или иной степени, может оказаться и оказываются так всегда в роли образа или гланого Вашего героя, или в образе других исторических героев в единой судьбе России...
С уважением и с благодарностью,
2
Бармин Виктор 17.12.2012.
Здравствуйте, Виктор! Ваша рецензия глубоко растрогала меня. В первую очередь тем, насколько верно Вы поняли, то, что в ней описано. И главным образом, что я нашел в Вас не просто единомышленника, а гораздо большее - человека сведущего в русском идеологическом пространстве, знающего и религию, и философию, и историю, и литературу наши, но не разделяющего их, а рассматривающего именно в монолите, единстве. Что до героя моего очерка, Матвея Семеновича Башкина, то он не философ, и не реформатор, а человек самый что ни на есть обыкновенный (как раз в этом его самая большая сила!), он не пытается создать собственное учение, как, скажем, Лев Толстой или Феодосий Косой, он призывает следовать тем заповедям, которые уже подарены нам Иисусом Христом, а не жить в раздвоении, говоря одно, а делая совсем другое; в своих сомнениях он, опять же, идет к духовным столпам тогдашней московской церкви, и именно их «пытает о вере». Ну а неоязычники всех мастей, о которых Вы справедливо упоминаете - души заблудшие, Бог им судья.
Рецензия Ваша - своеобразный эталон, большинство предпочитает отделываться отписками, так почему бы нам не разместить нашу беседу как самостоятельное произведение на Ваших и моих страничках самых разных сайтов?
Вас смущает название: «Максима и Императив»? Личность, Общество и Государство. Но почему бы и нет? Быть может, это начало долгого разговора, который давно уже назрел, носится в воздухе? С уважением. Николай.
3
Николай Бредихин 18.12.2012
Здравствуйте! Николай, да будет так, как Вами задумано! Я сам рад бесконечно, что доставил Вам радость и вызвал некие сокровенные чувства. Честно говоря, мне мало одного прочтения, чтобы еще более углубленно понять Образ и Смысл Вашего очерка. Мне нужно еще второе и третье прочтение, чтобы увидеть, понять и осмыслить глубины, глубины человеческих душ в лабиринте исторических судеб и путей. Но даже и по первому прочтению хочу выразить еще некие соображения. В Вашем очерке показана Эпоха России, но сквозь судьбы индивидуальной жизни многих героев. Думаю, что еще и в этом уникальность очерка. Здесь судьба одного индивида переплетается с судьбами других, а сквозь них проясняется или, наоборот, становятся еще более загадочными исторические пути России. Здесь открывается иная история, как не история "школьная-ученическая", где лишь показываются и рассказываются исторические События по фактам и следствиям уже случившегося и произошедшего. В историко-философском очерке раскрывается история альтернативная, пусть даже "фантастическая" как лишь в воображении, ибо здесь раскрывается живая судьба человека, пути которой неисповедимы и полны различных вариантов и альтернатив. Через Судьбу человека в Связке с судьбой других раскрывается историческая Эпоха. А одна историческая Эпоха таинственно связана с иными эпохами, как и одна судьба конкретного человека имеет свое отражение сквозь времена на судьбы других людей иных Эпох. Вот, наверное, потому-то меня так и тронуло Ваше произведение, как не только чисто историческое или чисто философское исследование (бывает, что иногда суховатых), но как нечто неформального направления, как литературно-историсофский рассказ-сказание о судьбе человека, конкретно вашего героя (Матвея Башкина). И еще один образ-сравнение. Так многие говорят и ранее так у нас утверждалось, что русская мысль самостоятельно стала крепчать только в веке 19-м с возродившейся дворянской интеллигенцией. Но, по-моему, как свидетельствует Ваш очерк в своих образах, то русская мысль родилась еще ранее и не только в красках и художественных образах, но и именно и в образах мысли. Но что самое главное, что тот (тютчевски-достоевский) образ Христа, Который обходил нашу нищую землю невидимо, все-таки есть не только образ фантастически-поэтический, но и опытно-реальный, ибо есть и были таковые личности, как Ваш герой - "Человек с голубинным сердцем", что имеет сокровенное символическое с "сердцем Иисусовым"... Что еще более "фантастическое" в образе Вашего героя, так это именно то, что он человек обыкновенный, не выдающийся, а самый простой, то есть из люда простого, народного. Именно про это-то и намекал Достоевский в своей публицистике, как на «умудренное неведение» или возвышенную Мудрость в глубине Души народной... Но повторюсь, что мне нужно еще несколько прочтений Вашего очерка, дабы осмыслить всю глубину запечатленных в нем образов...
С уважением к мыслящим,
Бармин Виктор 19.12.2012.
Поэт
Автор: сказочник
Дата: 16.02.2014 05:00
Сообщение №: 22261 Оффлайн
"Хожу.. Лужу.. Починяю.. Сказы сказываю.." Виталий Ворон
НИКОЛАЙ БРЕДИХИН
ВИКТОР БАРМИН
МАКСИМА И ИМПЕРАТИВ – 2
Продолжение размышлений и сравнений к историческому очерку Николая Бредихина "Человек с голубиным сердцем" - (Философия сомнения в "религиозном вольнодумстве" Матвея Башкина).
1
Вторично я поражен (в позитивном смысле, но не для "красного" словца сказанного) - поражен Произведением Николая Бредихина...
К эпиграфу данного очерка, в котором отражена идея Нила Сорского, думаю, будет уместным, как для сравнения мысли и для обозначения созвучия и глубины ее, запечатлить мысли Ф. М. Достоевского (или "вопросы Достоевского"... Например:
"Писаниа бо многа,
но не вся божественна суть"
(Нил Сорский).
"Жертвовать собою и всем для правды -
вот национальная черта поколения.
Благослови его Бог и пошли ему понимание правды.
Ибо весь вопрос в том и состоит,
ЧТО считать за правду"
(из не завершенного предисловия к "Бесам")
(Ф.М. Достоевский)
И вот к основному эпиграфу очерка хочу добавить еще ряд эпиграфов, как для размышления и понимания созвучия образа мысли:
"...не может быть истины там,
где нет совокупности всех правд..."
(Н. Бредихин)
"И нет истины, где нет любви"
(А.С. Пушкин)
"Где нет любви, там искажены все черты образа Божия"
(Б.П. Вышеславцев)
"Где нет творчества, там нарастает ненависть"
(С.Л. Франк)
"Он (Достоевский) раскрывает Христа в глубине человека,
через страдальческий путь человека, через свободу...
Достоевский - самый христианский писатель потому,
что в центре у него стоит человек, человеческая любовь
и откровение человеческой души. Он весь - откровение
сердца бытия человеческого, Сердца Иисусова"
(Н.А. Бердяев)
Прочитав второй раз произведение Николая Бредихина, я понял, насколько поверхностно было первое мое прочтение, но "поверхностное" не в плане выводов и оценок, а в самом вИдении из глубины. Ибо сказать, что "произведение гениально", есть "лишь только" славословие, так как еще нужно понять суть и Смысл гениальности Автора. Но, с другой стороны, в первичном прочтении, лично во мне (у других читателей может быть по-иному), срабатывает первично целостное интуитивное вИдение на основе первоЧувства, из которого всплывают образы Памяти и начинает работать воображение, а из созвучного действия воображения и Памяти как первоЧувства, из глубины интуитивного вИдения всплывают образы сравнения. Во втором прочтении вступает в силу разум, рациональный анализ, одновременно различающий детали-"изюминки" мысли и сцепляющий их к всеединому образу-Смыслу.
Но должно быть и третье вИдение, как по синтезующей формуле Патристики, утверждающей - "стояние разума в сердце"... ("Умом в сердце стоять").
Прочитав второй раз данное произведение, я понял, до чего же оно объемно (всеобъемлюще) по масштабности и глубине мысли, высоте идеи и остроте проблемы. А идея тут удивительная (но сокровенна по своей неявности, коротко говоря, по своей многослойности) в том, что судьба, путь одного отдельного человека пересекается (не только в мыслительных образах) с судьбами и с путями других индивидов, исторических лиц, а в их цельной совокупности предстает как изображение единой монолитной мозаики, при углубленном взгляде на которую отражаются конкретные очертания непостижимых исторических путей России, которые в определенные (или предопределенные) исторические периоды и эпохи имеют сокровенные точки пересечения Времен... Эту историософскую Идею следует развить, эксплицировать...
Но сейчас я хотел бы обратить внимание на религиозно-философские проблемы в данном очерке, что поставлены Автором... И показать глубину и масштабность проблемного поля в религиозно-философском вИдении...
2
Итак, сперва обратим внимание на проблемное поле в данном очерке сквозь религиозно-философское вИдение самого Автора. Другими словами, нам важно понять, как сам Автор ставит религиозно-философскую проблему в Тексте, одновременно, оглядываясь на исторический Контекст сквозь призму понимания судьбы, поступков-действий и мотивов мысли главного Героя (Матвея Башкина) в конкретной исторической эпохе...
Например, вот, авторская постановка религиозно-философской проблемы в Тексте:
"Сомнение - вот она, живительная влага для ума омертвевшего... Однако что есть сомнение? В чем суть его, предназначение, и имеет ли право на него истинно верующий человек?.. Истинная вера не может быть слепой, она предполагает сама по себе некую осознанность, что и обуславливает единство в мировоззрении... Религия - вера, философия - сомнение... Сомнение не может идти впереди веры, а оттого - верую "усумняшеся", сомневаясь не вере своей, а в том, совершен ли я в этой вере, ..., праведными ли путями в ней иду? А отсюда и первое, возникающее в каждой душе раздумье: не хочу верить в идола, хочу верить в Бога. Аз есмь: верую и люблю. Вера дарует крылья, ...жизнь. Сомнение дарит человеку любовь, оно никогда и не переходит в нем границ любви, за границами этими властвует уже совсем другое качество - отрицание..." (Н. Бредихин).
Но прежде чем перейти к основному размышлению, сделаем вот такие сравнения мысли (поэтические):
"...не хочу верить в идола,
хочу верить в Бога"
(Н. Бредихин)
"не хочу, о други, умирать,
я жить хочу, чтоб мыслить и страдать"
(А.С. Пушкин)
"Аз есмь: верую и люблю..."
(Н. Бредихин)
"Я мыслю, следовательно, я существую..."
(Р. Декарт)
"если не любил, то не жил и не дышал...
Я люблю, и значит, я живу"
(В.С. Высоцкий)
("Слово Высоцкого - это русский ответ французскому гению, который изрек: "я мыслю, следовательно, я существую" - В.Бармин "Три памятника").
Так вот, с поверхностного взгляда, читателю покажется, что автор ставит в Тексте проблему дихотомии, как: "религия - вера, философия - сомнение...". Но это лишь взгляд поверхностный. Не потому ли некоторые рецензенты думают (ошибочно), что автор ставит в тексте проблемы схоластики, для которой обычным делом было мотивация "отрицания" ИНОГО, как, например, религия отрицала философию, а философия отрицала религию. Почему ТАК было? Ибо здесь первично религиозно-психологическая проблема устаревшей установки сознания и ветхой парадигмы мышления, при котором лучшее и высшее считается на основе "отрицания" ИНОГО. Так, религия (схоластическая школа) отрицала философию (сомнение), а философия и сомнение категорично противопоставлялись Вере. Религиозно-психологическая же изнанка, червоточинка такой постановки в том, что в ней изначально сокрыта пагубная мотивация: "кто лучше, кто выше, в ком выше Знание-гнозис, тот и круче-сильнее". Вот! пагубная червоточинка, как потаенное стремление к Власти над миром через Гнозис помимо Любви, Истины, Добра и Красоты...
Но, именно, что в Тексте Николай Бредихин ставит не проблему дихотомии: вера-сомнение или вера-знание, а проблему ПОИСКА СВЯЗКИ, как связи между Верой И сомнением... И вот это!!! уже есть иная установка сознания, есть уже иная ПАРАДИГМА мышления... В чем именно?..
И вот некоторые личные соображения к Тексту Николая Бредихина:
...По-моему, Автор верно поставил проблему, именно, в связке "Вера И сомнение"... Но хочу также сделать некие замечания насчет Образа философии, философского постижения... Так, по-моему, первично Образ философии ЕСТь, по восточному мышлению (как пульсация Сердца, дыхание, движение Сердца), а по западному мышлению в виде, именно, движущейся Диалектики, как движущейся, вращающейся силы: Удивления И сомнения. Ибо первично (это еще отмечали Аристотель и Платон), Философия, как размышление, зарождается не из сомнения, а из Удивления - "диво", "чудо", Философия зарождается из первоЧувства Любви, "логики сердца" (Паскаль). Не потому ли Иисус Христос указывал своим апостолам обратить внимание на детей, говоря, что если не будете как дети, то не войдете в Царствие Божие. И еще, ведь, в самом высшем вИдении, достигая его, многие мудрецы говорили, что все люди - это дети Божии, независимо от возраста и положения в обществе. Но это еще не всё, ибо самое Главное в ином вИдении... Главное в том, по-моему вИдению, что Философия и Религия исходят из единого Источника, как Любовь, диво, чудо, умиление, восхищение, пробуждение, возрождение, прозрение и восстановление... Религия И философия исходят из единого Источника и устремляются к единому Смыслу... Но Что тут главное? А главное есть Связка, союз "И", как связующее звено, а образно "любящее Сердце"... По другому сказать, здесь совсем иная парадигма мышления в противовес ветхой дихотомическо-статической, как "либо вера, либо сомнение", "либо вера, либо знание", выступает связующе-динамическая, как сквозяще-пересекающаяся Связка, которая уже в Патристике обозначена апофатически в формуле, как "неслиянно И нераздельно"... Это и есть высшая форма Возвышенного мышления, выходящая за пределы "линейного" "только апофатического" или "только катафатического" мышления, до которого смог дойти С.Л. Франк, обозначив его, как металогическое, Но которое объемлет и включает в себя все предшествующие, нижеследующие ступени Бытия... Ибо лишь тогда Возможна Сублимация и Воплощение (это уже мысль, идея Бориса Вышеславцева)...
Так вот, я хочу обратить внимание на то, КАК ставит проблему "веры И сомнения" Николай Бредихин и Борис Вышеславцев, именно, исходя из сопоставления образа мысли в Связке...
3
Так, Николай Бредихин в своем очерке ставит религиозно-философскую проблему не дихотомии, как "либо Вера, либо сомнение", а проблему ПОИСКА СВЯЗКИ в вИдении - "Вера И сомнение"...
Некоторые верующие люди скажут к такому вИдению: "а возможно ли и верно ли так ставить задачу в соЗвучии СВЯЗКИ "веры И сомнения"?" На это вопрошание людей верующих есть одно существенное замечание, а именно, что если люди верующие могут ставить под сомнение некие положения вещей, то они сами, тем самым, и подтверждают заданную установку в утверждающем вИдении - долженствования СВЯЗКи: Веры И сомнения... Почему так стоит задача и в чем ее Императив И Максима?
Сравним, КАК развертывает задачу Николай Бредихин и Борис Вышеславцев, сопоставляя Образ и ход мысли и, одновременно, обнаруживая глубину вИдения мыслителей...
Так, по мысли и в вИдении Николая Бредихина:
"Истинная вера не может быть слепой, она предполагает сама по себе некую осознанность... Сомнение не может идти впереди веры, а оттого - верую "усумняшеся", сомневаясь не вере своей, а в том, совершен ли я в этой вере, правдивыми ли путями в ней иду? А отсюда и первое, возникающее в каждой душе раздумье: не хочу верить в идола, хочу верить в Бога..."
А вот, вИдение Бориса Вышеславцева в движущейся Диалектике мысли:
"Осознай сам себя" - это императив, приказ; и он требует внутреннего переворота, как бы нового рождения. Это - освобождение от бессознательности и приход к самому себе, - основа и начало творческой жизни самоопределения и самооформления...
Строгий ПРИЗЫВ: "осознай сам себя" - всегда имеет в виду состояние заблуждения и ослепленности. Изречение дельфийского оракула обращено к тем народам и людям, у которых нет чувства меры и середины и которые, вследствие своей самонадеянности и гордыни, ввергнуты в хаос бессознательного. Таковы были индусы и греки, таковы и русские. Оттого с особой силой звучит призыв к самоосознанию у Достоевского. Этот величайший исследователь демонических сил души хорошо знал, что одержимость преодолевается только путем самоосознания, познания самого себя. Это его главная этическая мысль, которую он так выразил в своей Пушкинской речи:
"Не вне тебя правда, а в тебе самом; найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой, - и узришь правду..."...
Сильнее всего звучит этот призыв к самому себе тогда, когда человеку или народу грозит опасность, когда культуре грозит упадок. Так было во время Сократа и Платона; так было и при закате римской цивилизации, когда стоики объявили самопознание задачей мудрости, а христианство начало проповедовать бесконечную ценность души и Царство Божие, "которое внутри вас"... чтобы не погибнуть в сомнении и отчаянии, самость должна достигнуть наивысшего пункта самосознания. И тем самым она открывает свою трансцендентность...
Моя, находящаяся в мире самость - не от мира сего - это величайшее открытие, сделанное самосознанием, ставящее под вопрос весь смысл жизни и всего мира. Бывают редкие мгновения в жизни человека, когда он вдруг открывает свою истинную самость со всей загадочностью своей трансцендентности и с парящей надо всем свободой. В эти моменты сначала нас обнимает глубокое ИЗУМЛЕНИЕ: как будто мы "упали с неба"... и перед нами встает вопрос: "Откуда мы и куда идем?" Удивление есть начало всякого философствования. Мы стоим здесь перед чудом из чудес, пробуждающим философский эрос и сулящим величайшие откровения. Это и есть тайный смысл изречения: "Познай самого себя". Из чего-то само собой разумеющегося мысль эта превращается в мистическое указание оракула, в прозрение; ибо самость - нечто не само собой разумеющееся, но скорее неразумеющееся...
Как происходит эта установка? Как возможна "самоочевидность" непонятного? Не через понятие, не посредством категорий, не в актах объективации, - следовательно, не путем рассудочного знания, - так отвечает Кант, - но только при помощи особого чувства...
"Образ и подобие", как существенное сходство между человеком и Богом, есть аксиома, никогда не подвергавшаяся сомнению ни в религиозном, ни в безрелигиозном сознании... С этим одинаково согласится как теолог, так и атеистический философ: Фейербах или Маркс. Вопрос только в том: Бог ли создал человека по своему образу и подобию, или человек создал Бога по своему образу и подобию..." (Б.П. Вышеславцев).
И вот к этому вопросу - вопрос Достоевского:
"Благослови его Бог и пошли ему понимание правды. Ибо весь вопрос в том и состоит, ЧТО считать за правду"...
Итак, вот на этом вопросе Бориса Вышеславцева и встречном ему вопросе Ф.М. Достоевского и остановимся сегодня И продолжим после...
4
Итак, есть три фундаментальных вопроса, три сомнения, которые взаимодополняют и взаимосвязуют друг друга и в триединстве которых должно обнаружиться, раскрыться нечто Возвышенное, Непостижимое, Вечное... Но, отрешившись от вопросов (сомнений), человек неизбежно впадает в прелесть самообольщения, гордыни, идолопоклонства, лишь оставаясь в своей иллюзии поверхностного (ветреннего) сознания и довольствуясь лишь такой верой, которая не прошла еще путь испытаний сомнением... И такова вера не есть еще - твердая, стоящая в тверди духа, утверждающая, основательная, укрепляющая, созидающая, возвышающая, подлинная, как ожидающая и взыскующая...
Вот суть трех вопросов:
"...Бог и человек похожи друг на друга. В этом никто не сомневается: ни легковерные греческие поэты (как указал ап. Павел), ни скептический Ксенофан, ни Фейербах, ни Фрейд и Юнг. Но кто же из них творит другого: Бог человека или человек Бога? Кто первичен, кто прообраз (архетип), кто изначально-сущее и кто отображение? Достаточно так поставить вопрос, чтобы устранить недоумение человекобожества..." (Б.П. Вышеславцев).
И в созвучии к вопрошанию Бориса Вышеславцева стоит вопрос Федора Достоевского и вопрос Николая Бредихина, как для взыскующих истины...:
"Ибо весь вопрос в том и состоит, ЧТО считать за правду..." (Ф.М. Достовеский).
"...сомневаясь не вере своей, а в том, совершен ли я в этой вере, правильными ли, праведными ли путями в ней иду?.." (Н. Бредихин).
И каково может быть "разрешение" этого вопроса и как из него могут исходить вопросы другие, может быть, еще более фундаментальные, но указующие нам путь к разрешению, к Смыслу???
Так, по Вышеславцеву, "В самом метафизическом вопросе "откуда и куда?" человек стремится отобразить изначально сущее и последний смысл бытия. В самом вопросе, в основном самочувствии своем, он сознает свою зависимость, свою обусловленность, свою не-изначальность.
Но ежели я столь чудесен,
Откуда происшел - безвестен,
А сам собой я быть не мог... (Г.Р. Державин)
Что человек не сам себя создал - это для него очевидно. Претензия создать Абсолютное означала бы вместе с тем претензию создать весь мир и самого себя. Такая претензия безумна ("рече безумец в сердце своем - несть Бог!"). Человек не творит себя из ничто, а находит себя сотворенным и спрашивает в изумлении:
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал? (А.С. Пушкин)
Из неведомой глубины бытия я возник не своей властью и призван к неведомой цели ("жизнь, зачем ты мне дана?"). Это и есть тайна творения, чудо творения, чувство сотворенности с его удивлением, из которого родится размышление, в сущности, вся наука, вся философия, вся теология. Здесь заложено адамантово основание "онтологического аргумента", составляющего великую традицию русской философии... Человек возник из неведомого Абсолюта, в этом нельзя сомневаться, напротив, здесь лежит незыблемое основание всех сомнений, ибо сомневаемся мы не в фундаменте бытия, а в том, КАК этот фундамент мыслить и представлять. В каких "идеях", в каких символах и иероглифах лучше выражается Абсолют? - вот в чем вопрос, вот где возможно сомнение. "Враждебная власть" воззвала меня из ничтожества или любовь Отца к Сыну?" (Б.П. Вышеславцев).
И вот к размышлениям и вопрошаниям Бориса Вышеславцева и к созвучию русской поэтической мысли приведем такие вот символы-образы Поэта конца 20 века:
"Я - ночь, а Ты утра суть.
Я - сон, я - миф, а Ты нет.
Я слеп, но я вижу Свет...
И снова приходит Ночь..." (В.Р. Цой)
Вот! удивительное, чудесное откровение "человека ночного", как полное глубины в степени отрицания самого "Я" человека, стоящего перед "Ты" Другого и утверждающего "Ты еси", но сквозь утверждение-откровение "Ты еси" возрождается, самораскрывается подлинное "Я есмь", как взыскующий "Света во тьме"...
Потому не через Откровение ли человека сквозь образы поэзии предстает во всей своей бытийственной значительности изречение?:
"Человек ЕСТЬ тайна... хочу БЫТЬ человеком" (Ф.М. Достоевский).
5
"Вопрос о парадоксах сомнения..."
В Тексте очерка "Человек с голубиным сердцем" Николай Бредихин задает вот такой онтологический ПАРАДОКС О ЧЕЛОВЕКЕ:
"...Сомнение дарит человеку любовь, оно никогда и не переходит в нем границ любви, за границами этими властвует уже совсем другое качество - отрицание... не хочу верить в идола, хочу верить в Бога..." (Н. Бредихин).
Вопрос о парадоксе: КАК возможна СВЯЗКА - "сомнение И любовь", КАК может из любви рождаться - сомнение, и, наоборот, КАК сомнение может исходить из любви и привести, возвести (возведение - "анагоге" - Идея сублимации Б.П. Вышеславцева) к высшей ступени любви, Бытия?..
Парадокс, что ставит Николай Бредихин в Тексте очерка по своей онтологической значимости равноценен парадоксам мировых мыслителей, вопросам Паскаля и Достоевского... Но для разрешения парадокса требуется и неординарное, парадоксальное вИдение, даже, казалось бы, противоречащее, абсурдное или выходящее за пределы здравого смысла. Ибо могут сказать нам: "что может быть общего между вопросами Паскаля и Достоевского и рационализмом Декарта?". Именно, для разрешения парадокса требуется и "ПАРАДОКСОВ ДРУГ" - гениальный мыслитель, коим безусловно "является" - Борис Вышеславцев. Б.П. Вышеславцев один из тех русских мыслителей, который воплотил, исполнил Идею Достоевского, что задана в "Пушкинской речи"... В этом смысле, Б.П. Вышеславцев сквозь творчество осуществил, исполнил пророческую ДОГАДКУ Достоевского. Гениальность творчества русского мыслителя, как и Поэта, не только в том, что он может перевоплотиться и увидеть гений мыслителя другого народа, но и, наверное, самое главное в том, что он может понять Смысл увиденного, что значит раскрыть сквозь онтологически-родное мировые ценности, вселенское сознание И кафолическое Сердце в гении другого народа... Это непостижимо, но именно сквозь Непостижимое И возможно осуществление невозможного, заветного, потаенного, что И ЕСТь осуществление возможности Идеи Сублимации и Воплощения...
Каким это образом может быть?
В вопросе: "КАК может быть осуществима СВЯЗКА-взаимосвязь между "сомнением И любовью", сокрыт парадокс. И этот парадокс разгадал Б.П. Вышеславцев сквозь философские идеи-аксиомы Рене Декарта...
Так, Вышеславцев увидел, раскрыл две основополагающие аксиомы в философии Декарта и развернул сквозь Диалектику этих аксиом "сомнения И любви" Идею Сублимации и Воплощения... Так две аксиомы Декарта: первично "зависимость человека от Бога" И "независимость человека от мира", как это ни парадоксально, согласуются с основными положениями святоотеческой мысли, как о сотварности человека... И с точки зрения святоотеческой антропологии, по которой человек есть "икона Божества". "В этом разгадка его таинственной сущности", по Вышеславцеву.
Но что здесь нам важно рассмотреть, так это непосредственную взаимосвязь двух аксиом Декарта, которую Вышеславцев раскрыл и развернул в виде Диалектики парадоксальной СВЯЗКИ, как "сомнение и любовь", где любовь-удивление есть первичное, а сомнение уже вторичное состояние человека в его предстоянии к миру... И...
Парадокс СВЯЗКИ "сомнения И любви", по Вышеславцеву, имеет разрешение и в парадоксальном вИдении-откровении, как:
- богоподобие человека, т.е. подлинная свобода человека, как "независимость от мира", открывается человеку лишь сквозь чувство и осознание подлинной всеобъемлющей ЗАВИСИМОСТИ от Бога...
По мысли же Николая Бредихина, что в корне согласуется с идеей Вышеславцева, сомнение исходит из любви потому, что само в границах любви способно привести человека к высшей ступени любви, к Возвышенному, к Всевышнему... Потому сомнение есть необходимое качество в человеке, из которого рождается вопрошание всех вопрошаний...
Как, например: "Почему же нельзя объявить человека Богом?" (Б.П. Вышеславцев).
Вот вопрос, ответ на который мы рассмотрим после, с позиции вИдения Б.П. Вышеславцева...
6
"Вопрос о парадоксах сомнения..."
Итак, на вопрос "почему же нельзя объявить человека Богом?" Вышеславцев, исходя из диалектики "зависимости И независимости", отвечает...
"Ответ прост и очевиден: потому что человек не абсолютен. Я нахожу себя, как относительное, конечное, несовершенное, зависимое существо. В этом состоит АКСИОМА ЗАВИСИМОСТИ, лежащая в основе религии. Самосознание очевидно... Но самосознание, ego, не самодостаточно. Мне очевидна моя недостаточность, моя зависимость; ее я мыслю, чувствую, актуально переживаю. Но это значит, что я мыслю, чувствую и переживаю то, ОТ ЧЕГО Я ЗАВИШУ... Ego (я) нахожу себя только в противопоставлении Абсолютному, только в Нем "мы движемся и есьмы". Такова основная интуиция Декарта... Декарт открыл очевидность иррационального ego, стоящего в иррациональной зависимости от очевидно-иррационального Абсолюта... вся ценность и весь смысл его замечательной демонстрации "ego cogito" состоит в том, что ego и Абсолютное возвышаются абсолютно над всем миром, а потому никогда не могут быть сделаны объектами, вещами, субстанциями...
Сомнение есть прежде всего свержение кумиров. Кумиры и идолы - всегда ближе, понятнее, нагляднее, осязательнее для человека, нежели (Бог сокрытый - лат.); и однако, именно они сомнительны, несмотря на свою "видимость"... только видимое (опытно данное), понятое и доказанное может быть подвергаемо сомнению: сомнителен мир, как он нам представляется и как мы о нем судим.
Несомненно же То невидимое, ускользающее от наших понятий, недоказуемое и не нуждающееся в доказательствах, Что неизбежно предполагается, предчувствуется, предвосхищается во всех наших суждениях, чувствованиях и действиях: несомненен Бог сокрытый - (лат.).
Мир сомненен - Бог несомненен. Таков результат универсального сомнения Декарта... Мир сомнителен потому, что он есть сфера релятивного, "тварного", не самодостаточного и не самоочевидного; но все релятивное фундировано в Абсолютном, которое самодостаточно и самоочевидно...
В последнем и самом глубоком самоосознании, которое не есть размышление или самопознание, ибо я сам для себя "непознаваем", хоть и "несомненен" и очевиден, - все же я могу открыть еще один сокровенный смысл: мою собственную свободу и трансцендентность и в этом смысле мое "богоподобие". Но эта свобода не абсолютна: я ощущаю её связанной с мистическим чувством зависимости. Я не самодостаточен, не совершенен, не завершен, не замкнут в себя самого, но, так сказать, открыт чему-то "совершенно другому", как окно, обращенное в бесконечность неба. Я богоподобен, но не Бог...
Переживание трансцендентной зависимости, как последнее и глубочайшее мистическое переживание, нельзя отрицать и нельзя ложно истолковывать... Везде и всегда подобные переживания ощущаются нами как внушение свыше. Я не замкнут в моей самости, я выхожу за ее пределы и открываю высшую тайну Абсолютного, свою основную причину и беспричинность, в которых укоренено мое существо. Я есмь, и я есмь сам, но не "через себя" и не по моей собственной воле. Это ясно раскрывается в высшем вопросе - "откуда и куда", в вопросе о моем начале и конце. Вопрос этот мне не запрещено ставить, и трансцендентность от меня не закрыта.
Последним результатом, к которому приходит самоосмысление, это то, что я нахожу себя прежде всего в моем крайнем противопоставлении Абсолютному, к которому я с сознанием своей собственной силы и своего достоинства могу обратиться на "Ты"..." (Б.П. Вышеславцев).
Итак, парадокс "сомнения И любви" разрешим, с одной стороны, очень просто, если увидеть его очевидность и очевидность в необходимости, как сомнения, так и любви, но, с другой, стороны, есть сложное решение сквозь диалектику "зависимости-независимости", что увидел, открыл и развернул Вышеславцев в философии Декарта. Но это такое открытие, которое еще содержит в себе некий "фундамент-сокровище", как возможность для развертывания иных открытий в философском постижении, в том числе и в диалектической СВЯЗКе "сомнения И любви", что и открыл и показал в своем Тексте Николай Бредихин...
Такова постановка проблемы Автора в срезе религиозно-философском, конечно, которую мы не исчерпали и не претендовали на такое, исчерпывающее вИдение. Теперь же нам предстоит рассмотреть проблемы в Тексте, что поставлены Автором, в срезе литературно-философском и, одновременно, историософском... Но после,
Поэт
Автор: сказочник
Дата: 16.02.2014 05:06
Сообщение №: 22262 Оффлайн
"Хожу.. Лужу.. Починяю.. Сказы сказываю.." Виталий Ворон
КОГДА ДУША С ТЕЛОМ НЕРАЗЛУЧНА
Новая русская сказка
В некотором царстве, в некотором государстве жили два закадычнейших друга, у них даже имена похожи были: одного Петром Павловичем величали, другого - Павлом Петровичем. Жили-поживали, добра наживали, благо добра в то время глазом было не объять. И вышла промеж ними размолвка. Отчего, почему - да кому ж знать? Они и сами не помнили. Но не помнить-то не помнили, а и не забывали. Да и как забыть, коли рана такая была, что сердце чуть ли не надвое разделила? Первый-то, Петр, очень страдал, прямо жизнь не в радость ему стала, и все мечтал он с другом помириться. Однако Павел был не таков, время злость в нем не заглушало, а только накапливало, и уж вот-вот должна была желчь его переполниться, а тут как раз и повод подоспел: добра-то много вокруг, а дорожка к нему узкая, никак не разойтись. Им бы как раньше: объединиться, да и вместе пойти, поделив затем добытое, ан нет, дружбе былой конец, как раньше никак не могло получиться. Сделал Петр последний шаг к примирению, да только Павел его и слушать не захотел: никакого мира – уйди с дороги или пеняй на себя. Отступить бы Петру, да уж очень он хотел старого друга вернуть, образумить, пожертвовал он львиной долей того, что должен был выручить, да выставил за собой такое войско, что при жадности Павловой никак тому против подобного воинства было не устоять, однако не надо было Петру этого делать. - Что ж, ты сам решил свою судьбу! – покачал головой Павел Петрович и начал осуществлять то, что давно уже задумал. Вот только злость его до того разрослась, что просто убить бывшего своего неразлучника казалось ему недостаточным. «Жизнь коротка, - говорил он себе, - а после что? Куда я в итоге попаду? Прямехонько в ад, а Петюня наш еще посмеиваться будет потом из рая надо мною». Призвал он к себе ближайшего помощника и изъявил ему свою волю: - Человека хочу убить, по-другому никак нельзя, очень уж он мешает нашему делу. Что ж, убить, так убить, за такие деньги, которые помощник у хозяина своего получал, готов он был голыми руками придушить кого угодно. - Но не просто убить, а чтобы не только тело, а и душа его погибла. Ни в аду, ни в раю – нигде чтобы ему места не нашлось. - Да как же так, - растерялся помощник, - сколько живу на свете, а такого не встречал, разве такое возможно? Душа – она ведь бессмертна. Да и зачем вообще такие сложности? Главное – деньги будут наши, а что человек? Тьфу, и нет человека. Что нам душа его, какая нам в ней корысть? Неужто станем мы из-за такой чепухи Бога гневить? Разозлился Павел, хотел было совсем прогнать помощника с глаз долой, да потом передумал – хоть и дурак тот был, но верный. Где такого сейчас скоро сыщешь? Ведь не отказался же, просто не знает, как сделать. А и то, может, он сам погорячился, невозможного просит? Однако как воротила ни прикидывал, все выходило, что он прав. Или, может, он убедил себя в этом? Что человек без души? Тварь бессловесная. Ни до кого ему не докричаться, некому за него и заступиться. Ведь сколько говорят о том, как люди черту душу продают. С чем же они остаются после? Столько вопросов выходило, что недолго было и голову сломать, а голова Павлу была нужна для другого дела. Вызвал он тогда главного охранителя своего, вот с кого первый спрос и должен быть в таких вопросах. Охранитель тот тертый был мужик, и в своем деле знал каждый закоулок. Так что и глазом не моргнул, ответ тотчас был у него. - Можно и так сделать, коли охота есть, но подобный заказ очень дорого будет стоить. - А ты не беспокойся за меня, - ответил воротила, - что деньги – сор, главное, чтобы желание мое было выполнено. У охранителя и в мыслях не было возражать. - Есть такой человек, с любой задачей справится… Сами с ним встретитесь или мне договориться? Понимал воротила, что лучше все через посредников делать, остаться в стороне, в тени, ан нет – разобрало его любопытство. А может, и не любопытство, холодный расчет: ну как обманут его, наврут с три короба, не полезешь же на тот свет разбираться? Оттуда ведь обратной дороги нет, весь смысл жизни как раз в том и состоит, чтобы не угодить туда раньше времени. - Сам встречусь, - Павел сказал, а поджилки так и затряслись у него при мысли о подобном зрелище. Хотя в зрелище том ничего страшного, собственно, и не было. Пришел мужичок, не то чтобы с ноготок, но росточка невеликого, в кепочке, порточки потертые, на два шага отойдет – и в толпе не различишь. Спокойный, деловитый, не из гордецов, но и не из угодливых. - А что, и вправду способности у тебя такие есть, берешься осуществить? У Павла даже руки от сладостного предвкушения затряслись: неужто и в самом деле, по его выйдет? - Берусь, чего ж не взяться, - пожал плечами мужичок, - но только и прошу дорого. И назвал такую сумму, что у Павла чуть глаза наружу не вылезли. Но промолчал он, подумал, что, в крайнем случае, и на душегубов управа есть, но мужичок как бы прочитал его мысли: - А вот этого не надо, себе дороже обойдется, жизнь у каждого человека одна, и висит-то она на ниточке. Если цена не по вам, то можем сразу и разойтись, но коли договор заключим, обратной дороги ни у меня, ни у вас уже не будет. Павел хотел было поторговаться, но затем передумал. - Ладно, - согласно кивнул он, - как сказано, так пусть будет и сделано. Но руки душегубу все же не подал, один обмыл сделку, даже охранителя не позвал. Странное дело - казалось, должен был он после этого успокоиться: и исполнитель надежный, и задаток взял, ан нет, не стало после того дня Павлу спокойствия. Перво-наперво явился ему во сне черт и стал укорять его: - Что ж ты, родной, какой смысл так неразумно поступать, зачем душу губить, ею куда выгодней да приятней распорядиться можно. Вот у тебя одна душа, а стало бы две: другая жизнь, другие возможности. Подумай сам: одна душа чистая, светлая, другая – черней смолы, и не жалко ее, в любой момент раз плюнуть – от нее избавиться. Глупо, глупо ты поступил, почему у меня совета, помощи не попросил, разве в таких делах полагаются на человека? Может, оттого, что во сне беседа происходила, может, Павел действительно бесстрашен был, но он лишь усмехнулся в ответ на рассуждения хвостатого: - Родной? Какой же я тебе родной? Я от человека рожден, а не от вашего бесовского семени! И якшаться с таким сбродом, как вы, не имею никакого намерения. - Понятно. Значит, не родной? А зачем же тогда вторгаешься в наши пределы? Может, трепки хорошей тебе задать? Это мы вмиг устроим. Тут Павел и проснулся. Хотел забыть о происшедшем разговоре, да никак не мог: «А может, тот плюгавенький сам черт и есть? Угораздило же меня так вляпаться! Впрочем, что это я? Совсем раскис. Сказано же: обратной дороги нет». Сын у Петра единственный был. На свет появился поздно: все знахари-врачи в один голос утверждали, что жена его рожать неспособна. Хотя утверждать-то утверждали, а помощь свою предлагали, от чего Петр Павлович всякий раз отмахивался, про себя посмеиваясь: не верю, мол, такого не может быть, надо просто подождать, дурацкое дело нехитрое. Так по его и вышло. А уж каков был Мишенька! И собой пригож, и ума, способностей в нем было не по летам. А еще был он тихий, ласковый, услада своих родителей. А подлец-душегуб с живого с него кожу содрал. Походила-походила по дому жена Петра, да и стала заговариваться. Отвезли ее в обитель для тихопомешанных, а она там в буйство впала: все голосила да волосы на себе рвала, такую красавицу, умничку даже самые близкие родственники вскоре перестали узнавать. Подобного даже Павел Петрович не ожидал, призвал он охранителя и говорит ему: - Хватит, достаточно, расправу нужно прекратить. Не могу я, понимаешь? Я ведь Мишку на своих руках выпестовал, во все игры с ним переиграл… В чем он провинился передо мной? Ну а Ксюша-краса, жена Петькина, веришь, я же когда-то был влюблен в нее, мы все трое в одном классе учились, да и потом семьями дружили: праздники, отпуска, ни одного выходного порознь. Кто же мог знать, что в эту сторону пойдет удар? Охранитель побледнел, но был тверд, как скала: - Я и рад был бы вам помочь, разлюбезный хозяин мой. Но обратной дороги нет, уговор таков был. Стать на пути у подобного нелюдя – верная смерть, и не только для меня, для всех моих друзей, родных, близких. Да и что я, попытайся остановить его сейчас хоть целая рать, ничего не получится, вы же сами так хотели – чтобы лучшего из лучших. Пожурил Павел Петрович своего охранителя за трусость, а прогнать и его не прогнал. Сам виноват. Да и что толку прогонять, надо выход искать. Вот только времени душегуб ему не давал: вдруг пропали разом два верных помощника Петра - его правая рука и рука его левая. Ушли с работы и как в воду канули. А может, и на самом деле в воде затерялся их след? Но если бы только это. Была у вернейшего и добрейшего Петра Павловича зазноба, кто ж из нас без греха? Души он в ней не чаял, все свои тайны, невзгоды ей доверял, а уж любил-то, любил сверх всякой меры. Нашли ее в ванне утопленной, тут-то Петр Павлович и дрогнул. Охладел он к работе, стал деньги, связи, сделки терять, лишился вскоре всего, даже собственного дома. Так и жил на улице. И родители его к себе приглашали, да и знакомых, друзей у него было не сосчитать, но никого он не хотел подводить, зная, что смерть тащится за ним по пятам: лучше уж не прятаться, а, наоборот, в полный рост встать – вот он я, один, бей, коси, ежели хочешь. А у Павла-то Петровича все наоборот: деньги к нему со всех сторон прибывают, со всеми он договаривается, везде долю получает. Улестил и воинство, Петром выстроенное. Вот только жизнь вдруг стала ему не мила. Не выдержал он, в конце концов, снова призвал к себе охранителя. Хочу, говорит, сам поговорить с душегубом, все деньги решают, решу я и этот вопрос. Через полчаса был ответ: «Согласен. Но чтобы при себе была оставшаяся часть обусловленной суммы». Обрадовался Павел Петрович, раз о деньгах речь зашла – сам Бог велел договориться. Однако душегуб как был, так и остался неумолим: - Обратной дороги нет. Начатое надо доводить до конца, таков мой принцип. И какие деньги Павел Петрович сверху ему ни предлагал, так при своем и остался. Тут уж Павел Петрович совсем разум потерял, разыскал друга да во всем ему покаялся, затем вынул пистолет и говорит: - Убей меня! Но Петр в ответ лишь головой покачал: - Ты не виноват, Павлуша. Это просто чернота, ненависть, лютая злоба из клетки наружу вырвались. Никому с ними не совладать. Так весь мир и погибнет. - Как погибнет? Ну а мы-то на что? – обрадовался Павел Петрович, что друг вроде как простил его. – Не молю Бога о снисхождении, знаю, гореть мне в геенне огненной, но мы не сдадимся с тобой, все по-новому, по-иному выстроим. Вот квартира тебе, машина, дело, сотрудники верные, денег кошель. Что желаешь еще? Все выполню. Но и на день новой жизни не хватило Петра. Ни квартира, ни машина, ни дело – ничто его не прельстило. Полюбилось одно – быть бродягою. Да и то ведь – куда ни пойдет, тут же, откуда ни возьмись, бутылочка стоит да к ней закусочка. А уж компанию не надо и звать, так гурьбой за ним и тащится из всех щелей народец чумазый, пахучий. Да и больше он уже с Павлом Петровичем не откровенничал, как будто забыл его, только улыбался, как и всем вокруг, с необыкновенной добротой и кротостью, вроде как – смотря и не видя. Но Павел-то Петрович не сдавался и следовал за другом неотступно. «Тварь бессловесная. Ни до кого ей не докричаться, некому за нее и заступиться», - вспомнил в тот злополучный час Павел свои собственные слова, углядев яркую красную точку, медленно ползущую по обветшалому пиджаку Петра. Не стал он даже оглядываться, все и так ясно было, просто бросился другу на шею и хотел его наземь повалить. Да не тут-то было, Петр выстоял, сжимая крепко друга в объятиях. Пуля, коварная, подпиленная, не просто в спину впилась, а кружиться внутри начала, разрывая на своем пути мышцы, сосуды. Сначала в сердце, потом в голову – так и вошла она, вторая пуля, ничего не понявшему Петру Павловичу прямо в лоб, чуть выше переносицы.
На том бы и сказке конец: жили-были два друга и умерли в один день. Но Павел Петрович выжил, а умер он гораздо позже, и убили его просто, без затей – с двух шагов в затылок. Но это уже, как говорится, совсем другая сказка. Впрочем, другая ли? Охранитель да заместитель сговорились между собой: «По-другому никак нельзя. Очень уж он мешает нашему делу».
ОДИНОЧЕСТВО
Друзья. Их уводят Далилы. Стригут и уводят. И снова. Горькое, Как прозрение Одиночество.
Любовь. Её разрушают. Или ты сам Не замечаешь её. Проходишь мимо. Топчешь ногами. Смеёшься. Сквозь слёзы.
Разочарование. Похмелье страсти. Любовь Без любви. И снова. Одиночество. Оно как тень За тобою.
Свобода. Ей памятник воздвигли. Назвали в её честь улицы. Не потому ль, Что она умерла? Едва человек Стал разумным. И снова. И снова.
Хочу сказать Справедливость. И замирает На губах Слово. Слово. Снова. И снова.
Добро. Из него сотворили Всё прекрасное. Те, Кто жили Когда-нибудь На Земле. Оно неодолимо.
А Зло Притаилось. Но торжествует. Оно никогда Не падает духом. До тех пор, Пока существует Одиночество.
Жизнь. Она проносится В танце. С тобою. Мимо. Неумолимо. Быстрой рекой Времени.
Смерть. Ухмыляется. Ждёт. Помахивает Косою. Обильную жатву Ей взрастило Одиночество.
А ты застыл В отдаленье. Ошеломлённый. Не веря. Что кроме Жизни и Смерти Есть ещё одно, третье. Одиночество.
Гостю. Дам испить из чары. Пригубить только. Может, поймёт он Как горько? Но кто станет пить Чужое? Одиночество.
Мы – сильные, жалкие, всякие. Мы что-то хотим Изведать, свершить. Донести людям огонь Прометеев. Но падаем духом. Ведь прежде Нам надо прогнать Одиночество.
1966 год.
ЭКСПРОМТЫ, ОТКЛИКИ ДРУЗЕЙ
ТАТЬЯНА ЛАИН
Мы все немного волки, Мы все немного звери, Но наши души слепы, И в них закрыты двери…
Мы выпускаем когти В надежде защититься, Клыки же обнажаем, Чтоб злобно насмерть биться.
Друг друга обижая, Становимся жестоки. И быстро забываем Сердечности истоки.
И, превращаясь в зверя, (хоть носим мы одежду), Живем, лишь в силу веря, Бездумно, безнадежно.
2013 год.
Поэт
Автор: сказочник
Дата: 16.02.2014 05:07
Сообщение №: 22263 Оффлайн
"Хожу.. Лужу.. Починяю.. Сказы сказываю.." Виталий Ворон
ГАЛАКТИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Интервью с писателем Николаем Бредихиным
Николай Васильевич Бредихин родился 22 мая 1946 года в селе Сукмановка Жердевского района Тамбовской области. С 1949 года живёт в Коломне. Окончил факультет иностранных языков Коломенского педагогического института. Член Союза журналистов России. Публиковался также в газетах "Коломенская правда", "Ленинское знамя", "Грань". Постоянный автор "Коломенского альманаха". За повесть "Любовь в Вероне" ("КА" № 13 2009 год) был награждён дипломом "Лучший автор года". В 1997 году выпустил книгу "Богоматерь Воплощение".
- Николай, десять лет назад в своем интервью, данном Виктору Мельникову, ты назвал себя «невостребованным писателем». Тебя не печатают официальные издательства, но зато несколько твоих крупных вещей поместил на своих страницах «Коломенский альманах», гордящийся высоким уровнем своих авторов. Как ты можешь объяснить такое противоречие?
- Сергей, давай определимся сразу, о чем мы с тобой будем говорить сегодня: о серьезной литературе или о литературе вообще. Если говорить о ремесленничестве, то проблемы такой: «стать писателем» для меня никогда не существовало. Писатель-детективщик? Пожалуйста. Я еще помню объявления в газетах по трудоустройству: "требуются писатели детективного жанра". Любовные романы? Тоже раз плюнуть. Я вообще могу без труда влезть в любую серию и писать достаточно быстро, как в таких случаях и положено - то есть, четыре "кирпича" весом 10-12 авторских листов каждый в год. Поверь, я и сейчас могу это делать, несмотря на свой возраст, потому что такие книги не пишутся, а "пекутся". Как блины. Любой профессионал должен владеть технологией такой выпечки, иначе какой он профессионал? И вообще, в подобном ремесле надо быть готовым ко всему, к примеру, что автору, пишущему нынешнюю фантастику может позвонить редактор и сказать: «Вот ты пишешь о гоблинах, а они уже не в моде, надо писать об эльфах». И что делает такой автор? Просто заменяет в написанном тексте гоблинов на эльфов! Ему-то какая разница?
- Ну, это сейчас в порядке вещей, потому что сегодня вообще в моде выворачивать понятия наизнанку, делать белое черным, а черное – белым. Поэтому сделать гоблина эльфом для таких авторов никаких проблем не составляет.
- Ну а как прожить иначе такому писателю-фантасту, если он должен сдавать не четыре книги в год, а двенадцать при своих-то мизерных гонорарах? Да и объемом не менее 15 авторских листов. Это же в день, если без выходных, без проходных, по 10-15 страниц получается. Задница мокнет, о таких мелочах, как "синдром сухого глаза" или "синдром запястья" уж и не говорю. Надеюсь, ты понимаешь, что я рассуждаю здесь без всякой иронии, искренне этими ребятами и девчонками восхищаясь. Ими, но только не их "продукцией".
- Значит, ты не захотел становиться автором развлекательной литературы. Давай тогда поговорим о тебе и твоем творчестве. Когда ты начал писать? Судя по автобиографии, твоя первая публикация была в 18 лет. Что это было: рассказ, очерк или что-то еще?
- Я начал писать где-то в пятнадцать лет. Сначала мелочевку, потом (если конкретно, 18 февраля 1962 года) замахнулся на роман об иезуитах, который впоследствии вместе с моими героями, спасавшимися от их преследования, плавно перетек в пиратский роман. Я досконально изучил тему: регулярно ездил в Москву в Библиотеку иностранной литературы, бегал по букинистам. Получилась настоящая эпопея аж в четырех томах. Чем-то она напоминала «Наследника из Калькутты», вот только в отличие от Штильмарка мне свою книгу издать так и не удалось. Баловался я и сценариями, дважды проходил творческий конкурс соответствующего факультета ВГИКа, но на экзамены не являлся. Останавливала безликость. Вот ты, к примеру, знаешь, кто написал сценарий к "Джентльменам удачи"? Один знаменитый режиссер и не менее знаменитая писательница, а помнят зрители в основном актеров, которые там снимались. В 17 лет я стал внештатным корреспондентом «Коломенской правды» и там довольно быстро освоил все жанры: от очерка до фельетона. Туда же принес и свой первый рассказ. Он назывался «Судья и болельщик». Эту историю рассказал мне один мой друг, футбольный фанат. Интрига там была достаточно тривиальная: во время матча зрители, раздосадованные неуспехом любимой команды, нашли причину в якобы недобросовестном судействе, ну и поехало-пошло: знаменитое «судью на мыло!», топот такой, что трибуны ходуном ходили… И вот один краснорожий толстяк не удержался, сбегал к ближайшей тележке за мороженым, растопил его, сел рядом с проходом, и когда судья после матча проходил мимо в раздевалку, вылил это растаявшее мороженое прямо ему на лысину. Вот этот смешной эпизод я и преподнес в форме рассказа, единственно присочинив в конце, что два моих героя позднее подружились.
- И этот рассказ был напечатан в «Коломенской правде», когда тебе было 18 лет?
- Да. Моментально. Ты просто не в состоянии понять сейчас, чем тогда для наших земляков был футбол! Вот скажу, к примеру, как говорят в Одессе, "пару слов": стадион "Авангард", Михаил Мустыгин - сердце так и запрыгает в груди у любого, чье детство на послевоенные годы пришлось. Что еще? После столь удачного дебюта рассказы я стал писать регулярно, четыре из них были даже опубликованы в областной газете "Ленинское знамя".
- Итак, с тех пор, как ты начал писать, прошло почти 50 лет. И за это срок сколько было написано тобою романов, повестей, рассказов?
- Всего и не перечислишь. Романы "Жизнь прожить – не поле перейти", "Путь к Олимпу" (дилогия) , "Товарищ Достоевский", "Человек без кожи", "Бумажные слезы", "Полночное солнце", "Дочь змеи" (трилогия), "Мутные воды, Река Сомнение", "Ладья Харона", "Жизнь на облаке", "Доля моя – воля", повести "Желание о женщине", "Метастаза", "Каникулы на Земле", "Маленький Лох-Несс", "Душа полынь", "Глаза, опущенные долу", "Мистикон" (два сиквела "Богоматери Воплощение")… Скучно продолжать. Перечисляю так, на всякий случай: как я ни относился безжалостно к своим рукописям, а у кого-нибудь некоторые из них вполне могли и застрять: обычная практика – дал почитать и не вернули, такое часто бывало. Впрочем, что-то еще болтается в моем компьютере, можно и на дисках старых поискать, но не хочется являть это на свет божий: темы, которые там варьируются безнадежно устарели.
- Тут я не могу согласиться. Тема не может устареть, потому что люди-то не меняются. Меняется вокруг них обстановка, но люди остаются те же самые.
-Ты говоришь, тема не может устареть. Ну попробуй почитать тогда, к примеру, писателя-"деревеньщика" Овечкина! Сможешь какую-нибудь книжонку его хотя бы до половины одолеть? А у него ведь учился строить фразу сам Валентин Пикуль.
- А зачем мне читать Овечкина? Я говорю не про писателя: писательский стиль может устареть, сам писатель может устареть, а вот те проблемы, которые он поднимает, устареть не могут. Потому что у людей всегда одни и те же проблемы и желания. Одни и те же! Где бы они ни жили. Меняется вокруг них обстановка, но все люди хотят жить лучше, хотят любить и быть любимы. Словом, хотят нормально жить! Во все времена. Никто не хочет воевать, кроме правителей, у которых все то же неизменное желание расширения личной власти. Поэтому я и говорю, что люди и их проблемы практически не меняются с прошедшими веками. Меняются масштабы этих проблем, обстановка вокруг людей, меняется то, как они говорят, во что одеваются и что едят. Но вот проблемы остаются практически вечными. Недаром говорится, что в литературе сюжеты можно пересчитать по пальцам одной руки.
- Хорошо, а как ты узнаешь об этих людях? О том, как они жили или живут, об этих проблемах их вечных?
- Разумеется, от писателей.
- А писатели как узнают? Из жизни? Из газет?
- А писатели от других писателей, своих предшественников. Они ведь должны на что-то опираться в своем творчестве.
- Ну, это ты их идеализируешь! Если бы так было! Боюсь, что следуя такой "пятипалой" методике ты ничего не получаешь от литературы, кроме вранья, наложенного одно на другое, в данном случае предшествующее по времени. Я вот написал как-то и даже опубликовал в газете "Грань" исторический очерк "Человек с голубиным сердцем" о Матвее Башкине, который к самому духовнику царя Ивана Грозного Сильвестру пробился, чтобы высказать тому свое мнение, выраженное в одной только центральной идее: "надобно читать написанное в евангельских беседах, но на одно слово не надеяться, а совершать его делом". И что же? Тему эту я повторил потом в романе "Полковник Вселенной", но его опять же так и не издали. Почему? Потому что правда о таких героях, как, к примеру, Нил Сорский, Матвей Башкин, Артемий Троицкий через века людям глаза режет. Что ты сам о них знаешь? Да зачем так далеко во времени забираться? Оглянись вокруг, посмотри, с какими почестями хоронят сейчас мастодонтов-предателей, разорвавших некогда великую державу даже не по исторически географической карте, а вообще, как бог на душу положил. А об истинных героях, которые нас к свободе, а не к воцарившемуся сегодняшнему бардаку звали, по психушкам да тюрьмам гноившимся, рот на замок – устарело, не интересно.
- Так любой писатель пишет субъективно: так, как он видит и понимает; сам решает, о чем он будет писать, а о чем не будет. И это вполне понятная позиция: а как он еще может написать? Только субъективно. Объективной информации вообще не существует. Она всегда субъективна.
- Ну причем тут писатели? Разве они в нашем деле главные фигуры? Одно дело, что писатель напишет, и совсем другое – как его вещь отредактируют. А посмеешь возразить, разговор короткий: "Пшел вон!". Да еще, не дай Бог, в "черный список" занесут. Такие сейчас в каждом издательстве. И если уж попал туда, обратной дороги нет.
- Правильно! Это еще одна накладка. Вот я и говорю, что объективной информации не существует. Она всегда отредактирована. Всегда! Я не верю, что сейчас не существует цензуры. Цензура – она прежде всего внутри самого человека. Автор сам рецензирует и цензурирует свои вещи, а потом за это берутся окружающие его люди. Ну, это моя личная позиция, но интервью-то мы берем сейчас у тебя, а не у меня, так что давай вернемся к моему вопросу о 50-летии твоего творчества. Названия я слышал, но я человек дотошный, вопрос для истории: сколько и чего конкретно в цифрах за этот срок тобой написано?
- Да только так говорится, что "рукописи не горят" – горели прекрасно. Каждый год практически, обычно в преддверии сентября. Сначала перед домом жег, потом на работе, печечка у меня там хорошая была - как крематорий.
- И с каких пор эти аутодафе начались?
- Лет с тридцати. Теперь я, конечно, не жгу, а просто стираю файлы в компьютере.
- А зачем ты это делаешь?
- На этот вопрос хорошо ответил в свое время Гоголь. Его как-то спросили, как рождаются его великие произведения? И он ответил: "Из дыма. Пишу и сжигаю". Снова пишу, снова сжигаю.
- Но из этого «пишу и сжигаю» должно же что-то родиться и остаться, как у того же Гоголя?
- Конечно, осталось. Но понимаешь: дело в том, что я перескочил свое время, увлекшись этими пожарищами. Я перескочил через своего читателя и издателя. И мои вещи не вписываются в сегодня, потому что они далеко опережают настоящее. Я в своих произведениях рассматриваю проблемы, далекие отсюда. И это не фантастика. Да и вообще, кто бы говорил, ты же сам чехвостишь мои произведения в Сети так, что от них буквально мокрого места не остается.
- Но чтобы твои произведения увидели читатели будущего, их надо прежде всего сохранить. Если ты и далее будешь их «сжигать», то кто же тогда их сможет прочесть?
- Нет, я уже достиг такого уровня, когда сжигать нет необходимости.
- Это обрадует твоих будущих читателей. А вот то, что ты сжег свои прошлые произведения, создает весьма ощутимые трудности литературоведам: им трудно будет проследить, как менялось твое писательское мастерство со временем.
- Ну, тут уж я ничего не могу изменить.
- Недавно у тебя появился личный сайт в Интернете. Он называется, как и твой последний по времени написания роман: "Галактический человек". Какова была цель его создания?
- Я могу поговорить с тобой или с кем-то еще, но кто услышит наши разговоры? Денег на то, чтобы издавать свои книги в моем дырявом кармане отродясь не водилось. Но "ще Россия не сгинула". Как можно жить "коленокопытным" в любой стране, вообще без надежды? А значит, кому-то я надежда, а кто-то надежда мне.
- То есть, у тебя появилась возможность обратиться к читателям напрямую, минуя всяческих посредников?
- Да, может быть, скорее - к самому себе. Это не в пример важнее.
- Есть уже отклики на выложенные тобою произведения?
- Да. Но я жестко чищу свой сайт, убираю все следы злопыхательства, грязных технологий и даже восторженные отзывы, если их авторы не уловили сути прочитанного. Поначалу я пытался добросовестно отвечать всем, но сейчас отказался от этого и пишу ответы в своем «дневнике писателя». Хотя с некоторыми читателями веду и личную переписку.
- И последнее: может, есть вопрос, который я не задал, но на который ты хотел бы ответить?
- Последнее слово? Ну вот ты на протяжении всего интервью называл меня писателем. Приятно же.
Вопросы задавал Главный редактор Интернет-сайта «Коломенская библиотека» Сергей Калабухин
Мы в соцсетях: