Форум

28 ноября 2013-го года в клубе «Литературные зеркала» (председатель Клуба – поэт Лев Котюков) при крупнейшем в Европе книжном магазине "Библио-Глобус" (Москва, Мясницкая ул., д. 6/3, стр. 1, - 1 уровень, зал презентаций) прошла презентация книги Александра Свиридова "Играли мальчики в войну...", выпущенной в 2013-м году Издательским домом «Серебро Слов».

Александр - новый автор, это его первая книга. Особенность издания состоит в том, что автор – кадровый офицер и ветеран-афганец (бывший в ту пору солдатом-срочником) Александр Свиридов доносит до читателя реальную картину службы воина-интернационалиста в Республике Афганистан. Причём картина эта «написана» от первого лица – изнутри очевидцем всех событий, без выдумок, сглаживаний и прикрас! Во время чтения создаётся «эффект присутствия», когда явным образом представляешь всё, что описано, тем более что живой разговорный солдатский язык с головой погружает читателя в атмосферу тех лет. Особенно поражает та лёгкость, с которой автор говорит порой об ужасных военных эпизодах, немыслимых для гражданского человека.


Презентация прошла с большим успехом. Очень ярко и эмоционально провёл презентацию Заслуженный работник культуры РФ, председатель Правления Московской областной организации Союза писателей России, поэт и прозаик Лев Котюков.  Своими впечатлениями от книги Александра Свиридова поделились поэты: Игорь Нехамес, Сергей Антипов, Анна Фуникова, Эдуард Хандюков, Валерий Баталеев, Владимир Лория, Григорий Осипов, Сергей Крюков.

На мероприятии было много гостей - ветеранов локальных войн. Запомнилось выступление ветерана спецподразделения "Вымпел" подполковника Вячеслава Павлова, полковника Александра Новикова и  многих других.

Сослуживец Александра Свиридова, прозаик Валерий Донсков так оценил книгу: «Есть люди, которые всю жизнь воюют и ничего кроме этого делать не умеют, не пытаются и даже не интересуются ни чем другим. И это ни в каком-то переносном смысле, а в самом, что ни на есть прямом, – кровавом и оруженосном.

Мой друг, однокурсник и однокашник Александр Свиридов был одним из них. Свою войну он начал с Афгана и продолжал бы ее, наверное, до сих пор, но однажды он поймал, как говорит Н.Талеб, своего «черного лебедя». Ситуация до предельного банальна – села батарейка в мобильнике. Когда на следующий день он пришел на службу, то оказалось что вся его команда, имеющая в своем названии лишь одну букву из не нашего (а греческого) алфавита, была уже далеко в горячей точке. Разговор в этом случае короткий – «ксиву» (удостоверение сотрудника спецслужб) на стол и свободен! Так же было и здесь. Но только после этого разговора его отправили догонять своих. Пробыв в том служебном аду вместо положенного месяца целую вечность, он был всё-таки отправлен восвояси на вольные хлеба.

Представляете, каково это для человека служившего Родине и не намеривавшегося что-либо менять в своей жизни? Дальше идут годы поиска смысла и места в этой жизни, закончившиеся решением написать о своей войне. Написать не так красиво, как пишут многочисленные мастера слова, сочиняя грудами романы и сценарии для бесконечных сериалов, а от первого лица. Так как это реально было. Начал с Афгана. Повезло со спонсором, с темой. И вот его первая книга уже напечатана….»

За эту книгу Александр Свиридов был принят в Союз писателей России, членский билет на презентации вручил ему Лев Котюков.

Ниже приводятся несколько фрагментов из книги Александра Свиридова "Играли мальчики в войну…"

«Его рассказ поверг меня в радостный трепет: «Так ведь там же настоящая война! Вот, где можно проявить себя по-настоящему! В конце концов, просто посмотреть, а смогу ли я, выдержу ли и вообще, из какого теста я сделан», короче, захотелось доказать лично самому себе.
С тех пор я решил, что буду служить в Воздушно-десантных войсках и обязательно попаду в Афганистан.
Однако когда пришёл срок идти в армию, не всё пошло так гладко, как я думал. Вместо десантников меня записали в группу РЛС (радиолокационная служба). Помог случай. Как-то на медкомиссии я оказался рядом с комнатой, в которой, я точно знал, находились наши личные дела. Внутри никого не было. Затаив дыхание, я проник внутрь и переложил папку со своим личным делом из стопки РЛС в стопку ВДВ…
Потом была Учебка связи ВДВ, единственная в Союзе, которая готовила десантников-связистов. По её окончании молодых специалистов распределяли по всей территории нашей необъятной родины, в том числе и в Афганистан. Однажды в конце обучения сержант задал нашему взводу вопрос: «Кто добровольно хочет продолжить службу в ДВА?» И, естественно, первым, кто изъявил такое желание, был я.
Через месяц я сменил дождливый Каунас на жаркий Кабул».
(из главы «Вступление»)

«Там же, на Панджшере, несколько позже, мне пришлось пережить очередное нестандартное происшествие, которыми, впрочем, изобиловал каждый день войны.
Взвод поднимался к вершине на блок, чтобы прикрыть другой взвод, идущий по ущелью. Чтобы успеть, поднимались в высоком темпе, в течение восьми-десяти часов. К нашему взводу был прикомандирован очередной «шмель» (химик). Где-то на третьей четверти пути он, не выдержав напряжённого темпа, начал сдавать. Командир приказал солдатам разгрузить его. С него сняли ранец, забрали автомат и тяжелый огнемёт. Это не помогло. Он упал, видимо, мысленно приказав себе не вставать. Вокруг него собрались усталые, измождённые длинным и быстрым восхождением солдаты. Сил не хватало ни на злобу, ни на ругань. Тащить его вообще не было никакой возможности. Все просто тупо смотрели на это тело и молчали. Взводный, он был двужильный, не зря их гоняли в Рязанском военном училище, пробовал уговаривать его и по-хорошему, и по-плохому, тщетно взывая к его совести. Химик напоминал мне Васисуалия Лоханкина, которому жена пыталась засунуть в рот бутерброд с кабачковой икрой. Он мычал и тряс головой. А время уходило.
Взводный потерял терпение. Он принял решение. Это было видно по его вдруг изменившемуся лицу. Он обратился к солдату, причём очень официально: «Товарищ боец, я приказываю вам встать и идти». Тот задёргался как в падучей и замычал то, что обычно мычат вот такие вот утомлённо-уставшие: «Пристрелите меня, я не могу больше идти...» Ну и остальное в том же духе.
Взводный приказал всем прикомандированным отойти метров на сто и пострелять в белый свет как в копеечку, то есть пошуметь. С ним остались только двое проверенных дембелей из его взвода. Он взял у одного из них автомат с глушителем и, когда все отошедшие открыли пальбу, приставил ствол к голове горе-солдата, не подчинившегося приказу командира в военное время, и выстрелил. Потом через связиста передал на КП, что его взвод обстреляли и у него появился один «двухсотый», что он отправляет его на броню. Затем, отобрав из личного состава самых уставших, приказал им завернуть труп в плащ-палатку и спустить его вниз. Однако время было упущено, и на блок взвод поднялся с опозданием, что и привело к трагедии. Сверху, только что взобравшиеся на гору, уставшие бойцы наблюдали, как душманы, в спешке добивая раненых солдат того взвода, который они должны были прикрывать, отходят в горы.
Произошло следующее.
Взвод шёл по ущелью, их было человек 10-12. Шли спокойно и уверенно, зная, что в любую минуту их прикроют. Навстречу им двигалась колонна, человек тридцать. Все были одеты в военную форму, на головах панамы, на груди командира бинокль. Издалека они были очень похожи на наших. Вдруг, все тридцать рассыпались в стороны и стали сближаться с нашим взводом короткими перебежками. И только когда они подошли ближе, командиры увидели, что форма у них совсем не похожа на советскую. Но было поздно. Завязался неравный бой. Наши не смогли толком организовать оборону. Несколько человек упали убитыми, даже не успев воспользоваться оружием.
Этот взвод НИКТО не прикрывал. Душманы уложили практически всех, кроме одного, который сразу полез на гору и спрятался в камнях. Отстреливаться он не стал, объясняя потом, что пуля попала ему в магазин, и автомат заклинило. А ещё душманы захватили в плен снайпера. Не из нашего взвода – штатного. Они прирезали его, когда наша разведрота села им на хвост и «зажала» возле какого-то кишлака. Душманы отстреливались яростно и умело. Они очень хорошо были обучены. Оставив троих убитых вместе с обезглавленным снайпером, они смогли уйти. Вот так, слабость одного человека стала причиной гибели десятка солдат».

«…Внезапное появление наших подразделений в этом районе было слишком неожиданным для душманов. В кишлаке образовалась каша. Между двумя противоборствующими сторонами не было определённой линии фронта. Духи появлялись неожиданно, как черти из табакерки. Похоже, они тоже растерялись и искали выход из окружения, расстреливая всех, кто попадался на их пути.
Когда мы вышли к мосту, где нас ожидала зажатая огнём рота, я увидел, как солдаты, заняв круговую оборону, стреляли во все стороны. Под низеньким дувалом расположился командир с рацией. Он кричал что-то в микрофон, переговариваясь с другими ротами. Рядом укрытые плащ-палатками лежали убитые, тут же сидело трое раненых. Они были младшими сержантами, были ранены в левую руку, в плечо. Только раны были разной степени тяжести. К перевязке каждого был прикреплён шприц-тюбик промедола.
У тяжело раненного их было два. Руку одного пуля пробила насквозь, плечо второго выглядело просто ужасно, мясо отставало от кости, видимо, попала разрывная пуля. Третий тихо лежал и стонал – пуля попала в плечо, а на животе почему-то вздулась шишка. На глинобитных перилах моста стоял автоматический гранатомёт «Пламя». Боец, прикладываясь к прицелу, посылал гранаты в одну ему видимую цель.

Когда вышли на позицию для засады, командир определил нам с Олегом душманский окоп, вырытый ими ранее (нападения духи всё-таки ждали, но, видимо, не так скоро), прыгнули в него. Он был вырыт и оборудован очень добротно и профессионально, открывая великолепный сектор обстрела.
Мы остались одни. Бойцы со старшим лейтенантом залегли где-то поблизости. Позади нас возвышался большой дувал с узким окном-бойницей. Олег, осматривая свой сектор, попросил меня следить за этим окошком. Но, то ли ноги меня не держали, то ли не хотел высовывать голову наружу, я постоянно съезжал на дно окопа. Было страшно и неуютно. Хотелось спрятаться на дне и проснуться, избавиться от этого кошмара.

Я всё-таки сел на дно окопа, тупо уставившись перед собой. Вдруг Олег встрепенулся. Подхватив винтовку, он раза три выстрелил. Совсем рядом пробежали душманы. Неподалёку рота ответила шквалом очередей – и всё затихло. Мероприятие с засадой закончилось…

В общем, дом захватили. В него стала стекаться рота. Мы стали спускаться во двор. Солдат, поднимавшийся навстречу, посмотрел на меня с улыбкой и произнёс: «Ты поставь на всякий случай винтовку на предохранитель, а то вдруг выстрелит нечаянно».  Они все улыбались, спадало напряжение трудного, безумного утра. Я воспользовался советом, хоть и находился в ступоре. Как-то стало всё равно, работали одни инстинкты.

Кушать совершенно не хотелось, несмотря на то, что целый день практически ничего не ел, кроме утренней банки с кашей. Меня начали одолевать мрачные мысли. Так вот она какая – война. Если так будет продолжаться каждый день, то я, пожалуй, не доживу до светлого дембеля…»
 (фрагменты из главы «Первый бой»)