Форум

401. Галина Самусенко

ВИШНЁВАЯ СМОЛА

Пылал костёр.

                     Сжигали ветки вишни.

Блестела на коре

                     янтарная слеза,

Кипела, испарялась.

                     Было слышно,

Как где-то в небе

                     собирается гроза.

Горела комля

                     кряжистая туша.

Играл в пятнашки ветер

                     с пламенем косым.

И плыл окрест,

                     заглядывая в души,

Смолы вишнёвой

                     ароматный сладкий дым.

И грянул гром!

                    Дождь побежал проворный,

Сбив пламя на ветвях,

                    прохладой их даря.

Застыла на стволе

                    горелом чёрном

Вишнёвая слеза

                   кусочком янтаря.

402. Наталья Баландина

МАМЕ

Ты ждешь, родная? Не тревожься.

Я нынче же к тебе приду.

Я для тебя и в невозможном

Возможность встретиться найду.

Укрою мягким одеялом

От суеты, от зла, от бед,

Так как меня ты укрывала,

Когда мне было мало лет.

Я знаю, что болит сердечко

За нас, за внуков как же быть,

Родная, в норме все, конечно,

Себя не надо изводить.

Нам радовать бы маму надо,

Нам нянчить надо, как дитя.

Пусть не всегда мы как награда,

Но любим каждый миг тебя.

Ты отдохни, родная, просто

Разгладь морщинку на столе,

Ведут детей твоих, уж взрослых

Дороги все равно к тебе.

403. Виктор Шаханин  

В иномарке     

Солнце светит. День не очень жаркий

Облака развесил как бельё.

Еду по дороге в иномарке,

Ощущая прелести её.

Совершенна! Ни одной помарки.

Навороты источают шик.

По России еду в иномарке.

Хорошо! Но к шику не привык.

Норов дрессированной овчарки.

Под капотом сотни лошадей.

Отдыхаешь, сидя в иномарке,

Тонировкой скрытый от людей.

Были в жизни разные подарки,

От которых прыгал как чумной.

Но сегодня еду в иномарке

И богатство чувствую спиной.

Это Вам не то, что на байдарке

Или даже в «Ниве» по полям.

Плавная езда на иномарке

Фору даст российским «Жигулям»!

Пролетела молодость в запарке,

На сберкнижке нету ни рубля.

С важным видом еду в иномарке

В мягком кресле. Но не у руля…

404. Светлана Донченко

Кубанская казачка

Я казачка душою и телом.
И несёт меня конь вороной
По полям, по казачьим наделам.
Люб мне ветер колючий, степной.


Я, в объятиях ветра – царица!
Он такие мне песни поёт,
Под мелодии эти пшеница
Не по дням – по секундам растёт.


А когда я у крепкого тына,
На часочек стреножу коня,
Запоёт вместе с ветром калина
Добавляя мне в душу огня.


Запылает как пламя зарница
Над Кубанскою щедрой землёй.
Я - казачка! Родная станица,
Мчит к тебе меня конь вороной!

405. Сурикова Ирина  

 Ночные дворы

Город спит, погруженный в ночную прохладу,

Опьянен ароматом петуний и белых акаций.

А ночные дворы охраняют, вставших ряд к ряду –

Столько здесь Иномарок, изяществ и граций.

И красуются все они друг перед дружкой

Макияжем и блеском, как проститутки,

Глазом мигают, иные ещё и с таттушкой,

А тронь их и шуму – станет совсем не до шутки.

Так ревут многообразием разных мелодий,

Будто слезы горючие льют в истерике горя,

Будто кто покушается на нутро их и плоти,

Распыляясь все громче в бессмысленном споре.

И как жаль – неизвестна им музыка Верди,

Гениального Штрауса или просто Шаинского,

И куда уж приятнее в этой ночной круговерти

Услышать хотя бы семь нот полонеза Огинского.

А пока что сирены похожи, до безобразия,

На раздражающий вопль бездомной кошки,

Так, что нервы, как струны в надрыв – вот оказия,

Люди в отчаянье закрывают вплотную окошки.

Но приходит рассвет, и пустеют ночные дворы,

Разъезжаются все Авто по делам – кто куда.

Наступает очередь нашей родной детворы,

Их мамы выводят гулять…………….. Но куда?

406. Веренков Александр

Мы

…Чудом детство вынесли,

Юность просмотрели,

Незаметно выросли,

Рано постарели,

Сомневались, надо ли

Жить, не ошибаясь.

Спотыкались, падали,

Больно ушибались.

От любви непрошенной

Головы теряли

И ошибки прошлые

Снова повторяли.

Словно в детстве, в простыни

Слёзы проливали,

Оттого, что взрослые

Нас не понимали.

Ревностью измучены,

От обид бежали,

Но при каждом случае

Сами обижали.

Не любимых ради ли

Мы стихи слагали,

А потом их ранили

Резкими словами.

О любви загубленной

Долго горевали

И своих возлюбленных

Тоже убивали.

Не ходили хмурыми,

Презирали зависть…

И такими мудрыми

Мы себе казались…


407. Пётр Тимошкин

           Журавли

                                Матери моей, Полине Афанасьевне

                                 Тимошкиной, в день её 93-летия

Над безмолвьем полей, над прохладной пустынной равнины,

Только выдь за село в час, когда догорает закат,

Ты увидишь вдали, как, печальные, слаженно, клином

Отправляют они свой последний прощальный парад.

Свой последний рывок в полыханье зари многоликой.

Оглашая рыданьем равнину и эти леса,

В лоно стылой земли знаком вещего скорбного крика

Льются с хмурых небес беспокойные их голоса.

Вот всё ближе, видней над продрогшею зыбью осенней,

Будто призраки вдруг поднялись в небеса, в облака,

В омут бездны скользя, тают их сиротливые тени,

Сторожа каждый мах, каждый шорох крыла вожака.

Кто их гонит? Куда? На какие такие юдоли?

Под какую такую призывно манящую сень

Гордо тянут они над ознобом родимых раздолий,

Вкруг больших городов, мимо сонных, глухих деревень?

Будешь долго глядеть на закате под меркнущей синью

И дивиться всерьёз горькой песне над зыбью полей:

Что, мол, им горевать, коли завтра пурга загузынит,

Закуражит метель, загудит, как степной суховей.

Будешь долго глядеть, непонятному горю внимая

И тихонько украдкой махая рыдальным вослед,

Будешь долго потом одиноко скорбеть, принимая

И печаль их, и боль за прощальный их с неба привет.

В пустоте, в тишине, в синий мрак раскрылившейся ночи

Вдруг замлеет душа, запылает, тревогу храня,

И подкатится ком и такой вдруг тоской застукочит,

В повлажневших глазах отражаясь видением дня.

Будто в сонном бреду, колыхнёшься от дум опалённых-

Столько их пронеслось, отлетело за маетный век! -

И не вымолвишь, - нет! – просто выдохнешь вдруг удивлённо:

«Вот ведь – птицы, поди ж, а и плачут-то, как человек!»

У слепого окна под неясные звуки ночные

Одиноко замрёшь и, не в силах себя побороть,

Как последний завет, как молитву, прошепчешь: «Родные!

Дорогие мои! Да храни вас, родимых, Господь!»

Эту боль не унять, не избыть эту напасть вовеки,

Эту страсть не предать даже в тягостном сне-забытьи,

Потому так важны, так нужны мне, невеже-калеке,

Эти грёзы твои, эти муки святые твои.

Потому так светло, так легко мне в твоей колыбели

Удивленья, тоски, тихой грусти в зарницах земли…

Пусть минуют тебя стороною любые метели,

Но желаю тебе, чтоб рыдали твои журавли.


408. Пётр Тимошкин

        ***

-Холодно, матушка?

-Холодно!

-Голодно?

-Переживём!

Господи! Боже мой! Родина!

Что ж это в доме твоём?

Ты ли, вчера ещё дивная,

Мыкаешь стылые дни?

Где они, сны неизбывные,-

Грады и веси твои?

Чья это блажь – тебя вымарать?

Высмеять, измордовать?

Ужто не в силах кикимору

Злую по-русски унять?

Ветер в лугах твоих, во поле,

Морозь в продрогшем окне…

Как же так вышла – прохлопали?

Отдали всё сатане?

Так уж случилось, мол. Вроде бы!

Чушь только всё это! Тлен!

Русь моя! Мать моя Родина!

Ужто не в силах – с колен?

Понаплели на тебя, понауздали,

Понакаркали гнуси и лжэи,

Будто и впрямь ты не чуждая

Злые ложить виражи.

Встань, моя некогда гордая!

Выпрямись! Время – из тьмы!

Знаю: ты выдюжишь, Родина,

Ну, а с тобою – и мы.

-         Выдюжим, миатушка?

-         Выдюжим!

     -   Сбудется?

-         Праведен Бог.

Высмолит, выметит, вытюжит

С нив своих чертополох.


409. Пётр Тимошкин

*  *  *

Проживаю в Москве, а душою, всем сердцем, - в деревне,

По асфальту хожу – вижу всюду лишь только траву.

И рассвет городской словом ласковым, тихим и древним

По-старинке зарёй, одержимый, как в детстве, зову.

Я на той на заре просыпаюсь, как Бог, обновлённый,

Я сынишку бужу, я ему улыбаюсь хитро,

Наспехах бутерброд дожевав, ухожу добровольно,

Как лягушка в ужа, залезаю в утробу метро.

И кружусь целый день, обжигаясь бензиновой скверной,

Лишь домой возвратясь, словно пьяный, качнусь у дверей:

Где-то зреет полынь, где-то стынет сирень и наверно,

Очумев от любви, сходит в роще с ума соловей.

Не пойму, что со мной – то ли блажь, то ли напасть какая-

Цедит синяя муть, как один нескончаемый сон:

Всё мне бластится даль, по которой, счастливый, блукаю,

Заболевший былым, захотевший родимых сторон.

Брошу всё – наплевать! – и уйду, и умчусь, и уеду

К тишине, к облакам, к самым мне дорогим берегам,

Где ни звуков чужих, ни чужого роптанья по следу,

Где лишь слышно, как лист опадает к усталым ногам.

Там я, странник, - один! Надо мною – бездонное небо!

С высоты, с синевы жутко падают в долы стрижи.

И такая вокруг – нет, не блажь и не сон, и не небыль-

Благодать золотой, как заря, колосящейся ржи.

Там, долиной, легки, белым призраком бродят туманы,

И о чём-то своём у межи басурманят грачи,

И, хоть криком кричи, никого в эту даль не заманишь,

Даже если, как сон, будут в ней золотеть калачи.

Наслаждайся, душа! Очищайся в покое, гулёна!

Скоро вновь нам с тобой нашу правду по свету венчать!

И давай помолчим! С нашей жаждой набатного звона

Это счастье вот так на земле в этот миг помолчать!

410. Пётр Тимошкин

Я приду к тебе

Я приду к тебе,

Если даже дорога долга.

Не удержат меня

Ни дожди, ни мороз, ни снега.

Не удержат меня

Ни стихи, ни друзья, ни враги,

Не удержат меня

Если даже по горло долги.

Я приду к тебе –

Ты огня по ночам не гаси.

Потихонечку верь –

Ни о чём, ни о чём не грусти,

Потихоньку зови,

Как ещё никогда не звала,

Потихонечку жди,

Как ещё никогда не ждала.

Я приду к тебе,

Расскажу обо всём, обо всём:

Как он грезился мне

По ночам этот низенький дом,

Как мне снились вдали

Эти тихие руки твои,

Что учили меня

Доброте, красоте и любви.

Я приду к тебе…

Но опять за окном завывает,

Не кончается – нет!

Эта белая в полночь беда…

Я приеду к тебе,

Только знаешь – такое бывает! –

Залило всё вокруг

И опять не идут поезда…


411. Пётр Тимошкин

Хлеб

Припоминают детство, торжествуя,
В забвеньи смотрят фильмы о войне…
Я, как в бреду, «вторую мировую»
По хлебу помню, снившемуся мне.
По щелям в нашем доме неказистом,
Где редко были думы голубы,
Где вместо дров вылёживались листья
Накошенной для хлеба лебеды.
Мы плакать в эти годы не умели!
И, сам дойдя до истины простой,
Что труден хлеб насущный в самом деле,
Я ел его впримешку с лебедой.
Был горек он, как выжженное небо,
Но верил я в любые чудеса,
Когда их выпадало – самых «хлебных» –
Тех небывалых в жизни полчаса.
И пусть лишь в снах я радовался: «Ситный!»
Пусть, мучаясь, метался по ночам,
Казался мне на редкость духовитым
Тот хлеб с травою горькой пополам.
И пусть войны я, в сущности, не знаю –
Не падал под огнём, в дыму не слеп, –
Она во мне, «вторая мировая»,
Живёт коротким мирным словом – хлеб!

 

НА ЭТОМ ОКОНЧЕНО ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ НА КОНКУРСЕ.
ВСЕ СТИХИ ВЫСТАВЛЕНЫ ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ.

УДАЧИ ВСЕМ НАМ.