Артур Асмарян: Виктор, почему так мало Ваших фотографий? Кто Ваш любимый писатель, поэт, художник, композитор? Спасибо.

Виктор Пелевин: Моих фотографий очень много. Любимых писателей, художников и т. д. у меня нет. Мне иногда нравится текст, который я читаю, или музыка, которую я слышу, и все.

Денис Зайцев: Что можно спросить у человека, который известен тем что не дает интервью? А почему сейчас согласились пойти на контакт? И еще, как думаете будут ли ваши произведения изучать через некоторое время в школе? На мой взгляд вы этого вполне заслуживаете.

Виктор Пелевин: Я никогда не брал на себя обязательств давать или не давать интервью. Я делаю то, что мне хочется. Кроме того, контакт — это сильно сказано. Если вы посмотрите на страницу, то увидите, что контакта нет даже между буквами, которыми мы обмениваемся. Что касается школьной программы, то спасибо большое за вашу оценку, но я не создаю «произведений», которые надо «изучать». В школьную программу включают главным образом то, что ни один нормальный ребенок не будет читать сам, на то она и программа. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы мои книги читали в школе. Но я предпочел бы, чтобы это делали под партой, а не под плеткой.

Любовь Лукьянова«: Не хотите написать детскую книгу?

Виктор Пелевин: В определенном смысле все мои книги детские.

Андрей Муравьев: Какое из ваших произведений заслуживает экранизации, на ваш взгляд? Ну кроме «Generation П» разумеется.

Виктор Пелевин: Мне кажется, интересный фильм мог бы получиться из «Желтой стрелы». Кончаловский говорил, что представляет, как создать визуальное пространство такого мира-поезда, но это сложно и дорого. Роман про графа Т. тоже вполне кинематографичен. Но я никогда не старался специально написать текст, который легко отснять на пленку. Дело в том, что у литературы намного более широкие возможности, чем у кино, потому что фильм по своей природе — это иллюзия событий, происходящих с плотными материальными объектами в физическом пространстве. А у текста таких ограничений нет.

Андрей Егоршев: Виктор Олегович, если Вам приходится общаться с «сильными мира сего», что вы от них чаще слышите: слова благодарности, дескать, спасибо за подсказку, это хорошая рекомендация к действию, или же некие упреки (ну что ж ты нам малину портишь, только освоили новый метод, а ты его разоблачил)? Спасибо Вам. С нетерпением жду выхода каждого нового произведения.

Виктор Пелевин: Сильные мира сего как правило общаются со мной во время глубокого сна, о котором они потом ничего не помнят. Но мне не хотелось бы слишком углубляться здесь в эту тему.

Алексей Юсфин: Интересно, читаете ли Вы блоги про себя?

Виктор Пелевин: В последнее время практически перестал из-за атаки сетевых сумасшедших. За что им большое спасибо, поскольку эгосерфинг хуже онанизма.

Валерий Калныш: Благодаря чему рождается у вас сюжет? Насколько сильно на вас влияет окружающая действительность и психотропные препараты. Вы вообще, наркотики употребляете? Что думает про Украину?

Виктор Пелевин: Я не знаю, как и благодаря чему это происходит. Действительность на меня, конечно, влияет, а наркотики нет, потому что я их не люблю. Это как прыгать в колодец, чтобы насладиться невесомостью — рано или поздно наступает минута, когда самые интересные переживания кажутся не стоящими, так сказать, процентов по кредиту. С наркотиками эти проценты очень большие, даже если кажется, что их совсем нет. Человек просто не всегда понимает, как и чем он платит. Украину я очень люблю, у меня оттуда отец. Украинский был для него вторым родным языком — но я его совсем не знаю. Еще мне безумно нравятся украинские девушки, для знакомства с которыми у меня есть специальный почтовый ящик odichanie@yandex.ru. В принципе, девушка может прислать туда фотографии и резюме, даже если она не с Украины. Конфиденциальность гарантирую.

Татьяна Мурзина: В одном из интервью, Вы сказали про Платонова: «Такого писателя не могло быть в 19 веке. Платонов, если можно так сказать, лингвистический хибакуся. Это был бы самый правильный термин, если сравнить октябрьскую революцию с ядерной атакой». Как бы охарактеризовали себя, а возможно это уже кто-то сделал и вам показалось, что это точно про вас?

Виктор Пелевин: Дорогая Татьяна, я этого «себя» не смог обнаружить за много лет бессмысленной и беспощадной медитативной практики, а вы хотите, чтобы я его охарактеризовал. Или согласился с кем-то, кто описал то, чего я никогда не видел. Это как «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

Татьяна Мурзина: Вы говорили, что литературные семинары в России нужно запретить. Почему?

Виктор Пелевин: Главным образом из уважения к писательницам-женщинам (это не тавтология, потому что бывают писательницы-мужчины). Слово «семинар» вызывает ассоциации, связанные с мужской репродуктивной системой, поэтому оно неизбежно проецирует фаллическую гендерную энергетику на культурный план, укрепляя позиции патриархального сексизма. Такие же претензии у меня, кстати, и к Пен-центру. Мне кажется, надо шире вводить в литературный обиход такие символы, как лукошко и точилка.

Сергей Антонов: Виктор Олегович, какая Ваша любимая улица в Берлине?

Виктор Пелевин: Grunewald. А если это не улица, а лес, тем хуже для улиц. В Берлине я стараюсь проводить все свободное время в треугольнике между Чертовым Озером, центром радиошпионажа и избушкой лесника. У меня там есть очень интересные ночные знакомства.

Анастасия Малявко: Заглядываете ли Вы иногда в «Сноб»? И какие вообще журналы читаете?

Виктор Пелевин: Заглядываю вот прямо сейчас, дорогая Анастасия. А вообще я читаю журналы главным образом в приемной у зубного врача. Мне нравится, когда они похожи на гадательные книги и содержат разрозненную концентрированную информацию в расчете на пятнадцать-двадцать минут читательского времени.

Дмитрий Лисицин: Виктор Олегович, вы давно стали неотъемлемым персонажем российского литературно-художественного дискурса. Как бы вы отнеслись, если бы вы сами появились в романе другого писателя в качестве персонажа, или в качестве героя, намекающего на вас? Подали бы в суд? Не обратили бы внимания?

Виктор Пелевин: Я про это даже не узнал бы. У меня для этого есть самые широкие возможности.

Дмитрий Гороховский: Виктор, как Вы относитесь к аудиокнигам, особенно к изданию Ваших книг в аудио? Все Ваши книги пишутся сугубо от мужского имени, что вполне нормально, но есть «А хули» и я не знаю, на вскидку, современного автора, столь тонко пишущего от женского имени. Есть ли у Вас планы в эту сторону?

Виктор Пелевин: Аудиокниги — это нормально. Главное, чтобы голос был без дефектов, и чтец не был чрезмерно яркой творческой личностью, склонной к принудительной синергии. Если выполняется это условие, то происходит просто переключение с визуального канала восприятия на слуховой. А насчет А Хули — да, это было очень интересно для меня, и со временем я хочу попробовать написать что-нибудь еще от лица женщины

— Виктор Олегович, очень важный для меня вопрос, как научиться не думать?
— Какое Ваше любимое место в Таиланде?
— Как Вы думаете, Юрий Шевчук (музыкант) на самом деле м…к, или ловко притворяется?
— Почему Вы до сих пор не позвонили Тёме по поводу сайта http://pelevin.ru/?
— Какого ваше мнение по поводу инициативы группы авторов под псевдонимом «ВП СССР» по изменению орфографии русского языка в сторону большей осмысленности. На примере предлогов: източник вместо источник; безсмысленно вместо бессмысленно; подъиграть вместо подыграть; предъистория вместо предыстория и т.д.
— Нравится ли Вам современный русский язык и как Вы относитесь к существующим тенденциям по отношении к его изменению.
— Как Вы считаете, летали ли американцы на Луну?
— Какая музыка Вам нравится (жанры, коллективы, отдельные произведения)?
— Какие книга Вы нашли для себя интересными за последнее время?
— Как Вы относитесь к Сталину?
— По Вашему мнению, современный Китай это нежизнеспособный урод или данный этап необходим стране для построения собственной модели общества в 21 веке?
— Вы никогда не задумывались, какова может быть потенциальная продолжительность жизни человека, достижимая при помощи современных технологий и накопленного тысячелетиями опыта проживания (или прожигания) этой самой жизни (включая то, о чем нам не говорят)?
— Как вы относитесь к современной философии (Жижек, Агамбен, etc.)?
— Импонирует Ваша изоляция от медийных тусовок, не импонирует изоляция от преданных читателей. Возможен ли форум с Вашим участием, например, с нечастыми заметками о внутренних и внешних жизнях? Т.е. планируете ли иметь сетевой журнал/блог?
— Не хотите ли попробовать выпустить что-то под сетевой гонорар? Схема может быть следующей. Пишете новый рассказ по контракту с каким-то платным сайтом. Сайт объявляет подписку и собирает средства. Набирается контрактная сумма (о которой знаете только Вы с сайтом), сайт публикует рассказ в закрытом или, проще, сразу в открытом доступе. Не набирается требуемая сумма — уходите искать обычного издателя, сайт возвращает деньги подписчикам.
— Назовите, пожалуйста, 5 книг по философии, которые необходимо прочесть амбициозной до кровавых соплей провинциалке и каждому человеку вообще.
— Герои Ваших книг совершают побег из разного рода тюрьм, включая собственный разум или фантазию создателя (особенно рад за цыплят и сарай). Но что с ними происходит потом? Это слишком грустно или настолько прекрасно, что уже не описать человеческим языком? Или же рассказчик в благодарность за смелость освобождает их из тюрьмы собственного сценария?
— Если будет создан искусственный интеллект по образу и подобию человеческого, только с великими способностями к самообучению, синтезу, логике, что он начнет делать?
— Вадим Демчог, ответственный за «Фрэнки Шоу» и мультсериал Mr. Freeman, сказал как-то в интервью: «Пелевин довел меня до двери с синими ключами и пропустил вперед себя». Насколько я могу понять, вы разбудили Демчога, а он разбудит остальных. Верите ли вообще Вы в терапевтическая роль Вашего искусства и хотите ли сделать людей свободнее и счастливее?
— Перечитывает ли Пелевин Пелевина? Если да, то что бы он хотел пере- или до-писать?
— Конструкции Пелевина, подчас уничижительные по отношению к современному обществу и власти, никто не смог разрушить. А если идеологические конструкты не разрушены, значит они более сильные со всеми вытекающими из этого процессами. Осознаете ли вы, что являетесь одной из доминант в современном идеологическом поле в России?
— Медитирует ли писатель в смысле религиозной практики.
— Может ли Виктор Олегович поделиться чем-то, что его особенно рассмешило в последнее время (кроме вопросов конечно).
— Есть ли цели у Вашего писательства, кроме очевидных: удовольствия от самого процесса и получения дохода от цирковой эквилибристики со словами и понятиями? Вы умеете изящно и интересно постебаться над привычными устоями — над советским, христианским, масс-культурным, взглядами на мироустройство и т.д. — но ничего не оставляете взамен разоблаченного, кроме самого метода угрюмого и безжалостного анализа этого казавшегося привычным «устоя». Угрюмость получается органичной и закономерной, но в общем ожидаемой, ибо «во многом знании многая печаль». Надо ли копаться в несовершенствах бытия с этим Вашим особым циничным изыском и изысканным цинизмом? Человеческие миры несовершенны, и легче брюзжать о несовершенстве, чем пробовать исправлять его каким-то пусть и несовершенным, но созиданием? В этом смысле, многое в Вашем творчестве выглядит лицемерным — пользоваться мироустройством для того, чтобы выражать свое от него неудовольствие. Вы пока не нашли созидательных целей или не искали их? Можно ли отнести Ваше творчество к явной/скрытой пропаганде буддизма или, допустим, сатанизма? Надо ли относить его к очередному развитию нигилизма или это у Вас удачно найденный чистый рафинированный «размышлизм» и о будущих последствиях возможной «пелевинизации» народных масс Вы не думали?

Виктор Пелевин: Поскольку все эти вопросы имеют примерно один и тот же смысл, мне кажется правильным дать уважаемым участникам коммьюнити один общий ответ. Предлагаю вам сорок три секунды моего внутреннего безмолвия и прохлады.

Ольга Агаркова: Виктор Олегович, Вы — единственная надежда… Скажите, как сделать так, чтобы нас всех отпустило, пожалуйста. Бывает ли Вам скучен Виктор Пелевин? И если да, то что Вы с ним тогда делаете?

Виктор Пелевин: Спасибо, Ольга, очень приятно слышать это от девушки с таким очаровательным юзерпиком. Мне кажется, что нас на самом деле ничто не держит. Просто наше эго постоянно стремится выжать из мозга еще одну капельку допамина, манипулируя засаленной колодой привычных состояний ума, и не дает нам перенести внимание на что-нибудь новое, хотя теоретически мы знаем, что давно пора это сделать. Это такое смешное ежедневное недоразумение, из которого со временем складывается трагедия жизненного промаха. Теперь о техническом аспекте. Сделать так, чтобы жопа нас отпустила, нельзя, потому что она даже не знает, что мы в ней. И объяснить ей это очень сложно — здесь не поможет даже молитва. Зато вполне реально понемногу отпустить ее самому. Для этого, если коротко, нужно вести трезвый образ жизни и внимательно наблюдать за тем, что происходит в нашем сознании. Что касается Виктора Пелевина, то я его ни разу не встречал.

Юрий Образ: Виктор Олегович! Как выглядит расписание Вашего обычного «производственного» дня? Эрнест Хэмингуэй, например, работал стоя босиком за бюро с 06 утра и до 11.00. ежедневно. То есть, до той временной точки, с наступлением которой в бывшей Империи (СССР) начиналась торговля «огненной водой», о чём он, скорее всего, ничего не знал. Это т.н. самодисциплина, которая случайно совпала с питьевым режимом, установленным ЦК КПСС для гегемона. Но он — Нобелевский лауреат. А О’Генри напротив,следовал другому рецепту — бутылка виски и апельсин на письменном столе и, когда всё это кончилось, — рассказа готов. Вы — судя по Вашим тёмным очкам, не монах. Какова Ваша производственная технология??? До, после или в промежутках? Или Вы — аскет? Хотелось бы искренности. Она Вам не повредит. Не сможет повредить!!!

Виктор Пелевин: Юрий, вы же умный человек и должны понимать, что после такого вступления мне станет не по себе. Тем не менее, постараюсь ответить вам честно. Как только в моей жизни появляется что-то похожее на расписание, я переезжаю на новое место. Поэтому можно считать моим распорядком привычку к постоянным переездам. В каждом таком переезде присутствует элемент страдания, связанный с очередным поворотом колеса становления, о котором так пронзительно и точно спел Макаревич. Но одновременно присутствует и радость. Что касается моментов «до» и «после», о которых вы говорите, то они являются умозрительной абстракцией и не могут служить фундаментом ни для одного реального действия. С другой стороны, любое жизненное состояние является по своей природе промежуточным. Так что не ждите искренности. Искренность есть правдивость, сопровождаемая высечением эмоциональных искр. Правду я еще могу вам сказать. Но искры любой нормальный аскет тратит на стихи и девочек.

Збышек Стоцкий: 1.Сколько раз Вы любили? 2.Сколько у Вас было женщин?

Виктор Пелевин: Я стараюсь любить все живое, поэтому подсчитать количество здесь довольно сложно — любовь это качество. Что касается женщин, которым я служил, то я помню только примерное число девственниц. Но называть его полагаю нескромным и неприличным.

Алексей Евсеев: …и 3. Сколько было тех, что Вам отказали?

Виктор Пелевин: Ах, милый Алексей. Вам мало вывешивать мои тексты в интернете, лишая меня скудного литературного заработка. Вы еще хотите убедиться в том, что у меня проблемы с личной жизнью. Вы, наверное, пишете прозу. Я угадал? У вас, несомненно, есть все необходимые для настоящего писателя данные.

Екатерина Зекавица: Во всех Ваших произведениях, без исключения, безупречный, не оставляющий вопросов конец. А ведь часто даже у очень сильных писателей окончание произведения оказывается слабым местом. Как Вы этого достигаете? Можно ли этому научиться?

Виктор Пелевин: Екатерина, меня как раз часто не удовлетворяют финалы моих романов. Мне кажется, что вы в своей доброте склонны переносить скромные достоинства самого автора на его несовершенные книги. А научиться можно чему угодно.

Лера Грант: Как часто вы заходите в комьюнити http://community.livejournal.com/ru_pelevin/?

Виктор Пелевин: Не часто, но бывает.

Алиса Релина: Что из написанного вами вам самому нравится больше всего? Чьим мнением дорожите? Кто ваше ближайшее окружение? За что вы себя ругаете?

Виктор Пелевин: Я редко думаю об уже написанных текстах, и практически никогда их не перечитываю. Иногда меня веселит какой-нибудь абзац, который я вижу в интернете — бывает так, что я его не помню. Он может быть из любой книги. Дорожу я, разумеется, мнением читателя, особенно того, центр которого везде, а граница нигде. А ругать себя я избегаю, потому что с каждым годом мне все труднее раздваиваться на жаре.

Источник — http://www.snob.ru/selected/entry/20521.


Материал из http://pelevinlive.ru/46