Форум

198. Я всю жизнь по тебе тоскую...

Как лиричен июльский вечер:
Мёд акации, море, звёзды.
Мысли все о вчерашней встрече.
Мне жалеть о прошедшем поздно.

Мы с тобою в восьмидесятых
Рядом были и днём, и ночью.
Лето пахло полынью с мятой
И ромашкою вдоль обочин.

Солнце в гости сквозь занавеску
К нам входило без приглашенья.
Мы рассветы встречали вместе.
Это было… иль наважденье?

Травы летние под ногами
Были влажными ранним утром.
Ветер гнался за облаками.
Жаль, что помнится это смутно.

Мы любили, как нам казалось.
Ты меня ревновал впустую.
Нам теперь бы тех чувств, хоть малость.
Я всю жизнь по тебе тоскую.

Ты вчера на перроне пыльном
Ждал кого-то, курил в сторонке.
Я прошла и в груди заныло:
Ты свою не узнал девчонку.

199. Смородиновый день

(Из цикла "Тепло воспоминаний")

 
На даче день сегодня не простой,
Из спелых ягод делаем варенье.
С утра в ветвях чириканье и пенье
Садовых птиц, а на душе покой.

Моя бабуля кружит у печи
В переднике и ситцевой косынке.
Смородиной наполнены корзинки,
На стуле кот, насупившись, молчит.

Июльский день плывёт издалека,
И солнца диск всё выше, выше, выше.
Густеет, как сироп, жара над крышей.
В тазах варенье пыжится слегка,

Вкрапляя свой засахаренный дух
В парящий зной удушливого лета.
Жужжанье пчёл и шум цикады где-то,
Ворчит на кур задиристый петух.

А я в тени под сливой в гамаке,
Дремлю под звуки солнечного сада,
Где вьётся в небо зелень винограда,
И бабочка колдует на цветке.

Под вечер снова будем за столом,
Где разговоры с чаем и вареньем,
Где сумерки опутывают ленью
Уставший за день маленький наш дом.



200. Чингисхан

Алеют от маков курганы,
Пасётся табун вдалеке,
В объятиях грозного хана
Славянка в цветочном венке.

Малиновым перья заката
Покрыли широкую даль,
Идущую степью куда-то,
Несущую миру печаль.

Пичуге, посаженной в клетку,
Не справиться с пленом одной.
А ветер раскачивал ветки
И был от свободы хмельной.

Шершавые хана ладони
Девичьей касались щеки,
И были рассёдланы кони,
И пили кумыс седоки.

Целуя припухшие губы,
Свою не обуздывал страсть.
И было соитие грубым,
И так упоительна власть.

Лишь сон возвращал не надолго
Его к луноликой Бортэ,
К его несравненной монголке,
Девчонке в белёсом платке.

А степь от цветов то желтела,
То вдруг становилась красна.
И млело могучее тело,
Когда приходила весна.

201. Грозди рябины поклёваны дикою стаей...

Старое кладбище. Ворон кричать не устанет,
Множа печаль неприкаянной чьей-то души.
Снег по колено, искрится в лучах и не тает,
Пухом на камне могильном забытом лежит.

Грозди рябины поклёваны дикою стаей
Жадных синиц и горят, как червлёная медь.
Сделаешь шаг, и ватага пернатых взлетает,
Чтобы спастись, покидает желанную снедь.

Сколько надгробий жестоко разрушило время,
Плит очертанья смягчает нетронутый снег.
Лишь воронья вездесущего чёртово племя
В рыхлом снегу оставляет трилистником след.

Воздух так чист, что не чувствуешь вовсе дыханья,
Грустные думы царапают острой иглой.
Жизнь промелькнёт, как комета, в ночи мирозданья, 
В бренной земле обретая навечно покой.