Форум

     Утро в озеро неба февральского
     робко бросило солнца медяшку.
     Ангел в книге учёта райского
    записал: "Родилась в рубашке"

     Водолей из кувшина вылил 
     всё, лишь капля одна осталась.
     Далеко серебром в заливе
     очертание Рыб показалось.

     Я заплакала. Мать пожурила:
     "Ты ж в рубашке! Живи, не жалуйся"!
     Нежно к сердцу прижав, попросила:
     "За меня будь счастливой, пожалуйста".

325. Любовь в камне

"Царица сердца и звезда Египта, 
Нет для любви моей к тебе оков",-
В каменоломне кто-то из рабов 
Оставил надпись на скале санскритом.
            
Таланту скульптора Пиайя равных нет!
Резцы тупятся. Оживает камень.
Храм возведён. Пиай раскрыл секрет
деяньем рук, как не сказать словами...

Рамзесу первому мечталось для жены,
прекрасной Нефтари, подарок сделать.
Черты божественны, да только не верны.
Как раб осмелился на эту дерзость?!

Воспетая в веках со стен глядит
возлюбленная тайная Пиайя.
Дочь фараона - юная  Мирит
в скульптурной живописи золотом сияет.

Ей взгляд Пиайя больше не поймать.
Нужны Египту блоки из гранита.
Лишь всходит солнце, до темна опять
Стучат, стучат шары из долерита.

326. Необъяснимая печаль

Такой печали нет в земной природе!
Она песчинкой с Млечного пути
запала в сердце, давит, не проходит.
Ей от меня на небо не уйти.

Её не выдохнуть. Слезами, даже криком
не выдавить. Она уже в крови,
и заставляет думать о великом,
и просит оторваться от земли.

Я не могу найти ей объяснения.
Случайно ли она нашла мой дом?
Или печалиться - моё предназначение,
о всех, кто Млечным уходил путём?

327. Голубое и зелёное

     (памяти О.И.)

Голубое и зелёное.
Малахит и бирюза.
Моря ласковые волны
Нарисуй в её глазах.

Нарисуй лицо из света,
Жемчуг в рамке алых уст.
И божественного цвета
Нарисуй на алом – грусть.

Где на локоны воздушные,
Как платок, ложится фон,
Нарисуй обет послушницы,
За спиной – распятье в тон.

Нарисуй слова молитвы
Бирюзой на серебре,
И печаль из малахита
Для причастия себе.

Чтобы тень на нас не падала,
Нарисуй судьбы фантом.
А ещё – слезинку ангела
На зелёно-голубом.

328. Последнее признание в любви

Какой восторг! Как сладко пахнет осень!
С тропинки я вхожу под дерева,
Где у подножья вечно-юных сосен
Изнемогает жухлая трава.

Какая грусть! Вдали берёзок стайка.
Осыпался их золотой наряд.
Как нищенки во рваных разлетайках,
Они у храма времени стоят.

Но что за сказка! Кто ковёр тут бросил?
И что за музыка исходит от земли?
То, увядая, лесу шепчет осень
Последнее признание в любви.

329. Будет жить!

Упал солдат. Рвалась на запад рота.
Ах, до чего ж обидно умирать!
Вдруг показалось, рядом плачет кто-то.
Открыл глаза, над ним склонилась мать.

"Войне почти конец. Вставай, сыночек.
Тебя четыре года я ждала.
Подумай об отце, он болен очень.
А я, сынок, намедни умерла".

А бой идёт, снаряды землю роют!
Растаял образ в дыме и огне.
Лишь голос где-то: "Дома деток трое",
И что-то о невзгодах и жене.

Вдруг музыка, - церковный звон разлился,
В сиянье ангел, - крылья за спиной.
"Так значит, всё..." Солдат почти смирился:
"Ну что ж, веди, коль ты пришёл за мной".

Но ангел в холодеющие пальцы
Подал крыло. "Я прилетал не зря.
Ты будешь жить, солдат. Давай цепляйся.
Я с поля боя вынесу тебя".

У изголовья, слева, справа в белом...
"Ремни держите! Скальпель! Водки влить!
Как он, такой, дополз из-под обстрела?!"
И словно ангел с неба: "Будет жить!"

330. Княжне Таракановой

Кто-то, ради выгоды своей,
Тайное тебе шепнул признание?
Или память самых первых дней 
Пробивалась, мучила сознание?

Как тебе пришли на ум слова:
"Я царицы дочь, Елизаветы"?
Твёрдо в них была убеждена
Или следовала чьим советам?

Лишь авантюристкою была
Или кровь Петра стучала в жилах?
Русская земля тебя звала
Или власть наследная манила?

Почему-то ж ты не отреклась
От родства Романовых в темнице?!
Тень сомненья даже пробралась
В думы тайные императрицы.