56. ***
Петь о любви, казалось многим, просто –
поет же трелью майский соловей.
Что соловей – увидев горстку проса,
подруге свистнул старый воробей.
Немало песен сложено любимым.
И я пою, поверив в простоту,
но с каждым словом, образом и рифмой
частицу сердца вольно отдаю.
Ну что же, пой разодранное сердце
и умещай всю чувственность в строку.
Коль вам открыл любви своей я дверцу,
то никогда захлопнуть не смогу.
57. ***
Тончайшие грани любви. На пределе
легко разделиться им – пробуй, луди.
Минутой смеялись, стелили постели,
и вдруг вскипятились со словом “уйди”.
Тебя понимаю – игрою увлекся,
забыл: ты изменчива, словно дитя,
но как же вернуть мотыльковую легкость,
когда все мечтания в бездну летят,
когда пустота поглощает желанья,
немою гримасой ответно кривясь.
Расколотый надвое камень не сладить –
холодных частей номинальная связь.
А это два сердца горячих и нежных,
невольно взметнулись стихией огня,
и тут же готовы, в касанье одежды,
друг друга, прощая, заботой объять.
58. ***
Расстелился туман по-над речкой,
утонули во мгле камыши.
Эта хлябь: испытанье словечком
беззаветных страданий души.
Для людей мы с тобой не расстались,
и живем, как и прежде, семьей,
но какая-то к жизни усталость
проскользнула улиткой ночной.
Ты зовешь, памятуя привычке,
да и я не подарок судьбы,
но основа ответственной смычки.
видно, крепче веселой любви.
Мы усвоили древнюю мудрость:
коль однажды связал узы Бог,
то воспрянет, как доброе утро,
заронённая в сердце любовь.
59. Царевна-лебедь
Царевна-лебедь белая
с тоской обручена.
О сколько будет девицу
захлестывать волна.
Лебедушка забытая
счастливою судьбой,
Ждет не дождется путника,
солдатика домой.
Красна царевна поступью,
манерами мудра,
И соткан сарафан ее
из пуха и пера.
Но грудь теснит печаль-тоска,
душе мала река.
Мечтает с милым суженным
оставить берега.
– Царевна-лебедь белая,
безумная стрела
Сразила парня резвого,
в могилу унесла.
Не ведать бы поправочки,
зажать молве уста,
Жила бы с думой: славного
подруга увела.
Знать, было бы ей легче,
любовь – не кабала,
И в синий, летний вечер
с другим бы уплыла.
Но как же быть ей ныне,
когда душа дружка
Лежит в груди и стынет
красавицы душа.
60. (белый стих) ***
Я о любви наслышан был немало,
но не признать достаточным. Так в май
средь кутерьмы спеша, бегущим взглядом
остановил мгновение: тебя.
Такой провизы вижу параллели.
Художник вольно смазывает фон.
Передний план – задаток перспективы –
предмет заботы: каждая деталь.
Или поэт застыл и предвкушает.
Еще не знает фабулы стиха,
но закипают ритмом первородным,
невесть откуда всплывшие слова.
Как музыкант, настраивая скрипку,
выводит звук искомый – унисон
звучанью “Ля” того же камертона,
что в нем живет словами “боже мой”.
Ты мне явилась, вестник эталона,
из общей какофонии весны,
когда грохочут явственней трамваи
и город вторит току голубей.
Когда трубят по Дону теплоходы,
и чаек вихрь кружит за катерком.
Когда вовсю подсвечники каштанов
парад Победы улицам дают.
Гудит людей неутомимый улей.
У каждого своя по жизни колея,
но ангелы судеб, перекликаясь,
сближают одиночества в одно.
Мы сблизились, что берег с половодьем,
что теплоход со стапелей с рекой.
И на душе чудесная погода,
и ты, очарование, со мной.
61. ***
Поздно ночью я вышел за дверь,
вышел в свежесть апрельского сада –
мне прозрачная сетка ветвей
звездной люстрой всенощной отрадна.
Необычно застывшая ночь,
только ясного неба причастность
ко всему, что творится со мной,
с каждой почкою, стеблем и садом.
И высоким молчаньем объят,
позабыл теплый дом и покои,
наблюдая дерев острия:
что ни ветвь – одержима звездою.
Да и сам устремлением ввысь,
не пресытившись звезд положением,
свою, данную временем, жизнь
я воспринял в едином кружении.
62. ***
Нес ветер случайное семя –
зерно с колосочка в степи.
Неведомо семени время
и место, где встретят дожди.
Прибьют ли к земле черноземной
иль в горной трапеции в щель.
Взойдет ли травинкою сорной,
иль всходом украсит купель.
Я сам разобрался приватно,
в какой затерялся сети.
Но дело у каждого свято:
проклюнулся, значит расти
Мы в соцсетях: