Форум

Леший достал из сундука сапоги-скороходы для себя да деда Николая, чтобы как ветер до Море-Океяна домчаться. Можно было бы и в ступе прямо до острова Буяна долететь, но та давно непригодной стала. Как-никак, Баба-Яга на ней триста лет меж миров путешествовала. Змей Горынович, увидев сапоги-скороходы, вздохнул тяжко всеми своими головами.
-Жаль, на меня они не налезут, - покручинилась правая, - лапищи-то вон какие.-Да-а, - продолжила левая голова. - нам бы и летать не пришлось тогда. А то знаете как всё тело ломит после полёта. Потом неделю в себя прийти не можем.
-Дружище, - произнёс дед Николай, - а почему ты всегда «мы» вместо «я» говоришь? Как-то непонятно это.
Правая голова, чуть не заплакав, ответила:
-Так мы же ещё в самом детстве всё одни да одни были. Папа, двенадцатиглавый Дракон, постоянно где-то пропадал. Улетал, когда мы ещё спали, а прилетал, когда уже спали. Толком-то и не помним его даже. А мама, звонкоголосая Русалка(старшая дочь Водяного), то волосы свои длинные золотым гребнем расчёсывала, то с сёстрами болтала без умолку, то с парнями молодыми любезничала да песни им пела.
-А про нас все как будто позабыли, - продолжила правая, - обидно было до жути. У людей-то и бабушки с дедушками были или няньки. А у нас никого. Бабушку, двенадцатиголовую Гидру, сестру родную проклятого Индрика Змея, Геракл жизни лишил. И правильно сделал! Никого не любила и гадости всем делала. А няньку, девку полоумную, мы съели. Ух, и костистая же она была. Ничего не хотела делать. Только бы поспать да поесть. А дед наш, Водяной, так надоел своими подарками каждодневными, что мы от него даже прятаться стали, сильно очень этим обидев.
-Вы только не подумайте, - произнесла средняя голова, - что мы и до сих пор людей едим. Нет, конечно же. Ну, корову там или барашка. Но людей-никогда! Мы мирные да добрые очень. А с дедом уж как триста лет друзьями стали. Простил он нас, озорливых.
-Но ведь народ-то сказывает, что ты сын родной Горынь, дочерей Индрика Змея и сестёр Вия Змеевича, повелителя Подземного Царства, - сказал вдруг дед Николай.
Все три головы Горыновича посмотрели на него с превеликим удивлением. Мол, вот тёмный-то!
-Понимаешь ли, - ответил за Змея Чудомил, - и Русалка, и Горыни — кровные матери нашего сотоварища. Такое не всегда, но бывает. Отец его, Дракон, никак не мог выбрать, кто лучше, прекрасная Русалка или угрюмые Горыни. И решил взять в жёны всех сразу. Параскея, мать Горынь, была против этого. Она мечтала выдать дочерей за смертных. Но Горыням очень по сердцу пришёлся Дракон. Они взяли и ослушались Параскею. Та, узнав о рождении трёхголового внука, чуть рассудка не лишилась. Да, муж её, Индрик, змеем был, но он ведь мог и иные облики принимать. А этот внучек треклятый? Родился трёхголовым чудищем и останется им вечность. Прокляла Параскея тогда Горынь и строго-настрого запретила им домой возвращаться. А вот Водяной всем сердцем своим водянистым Горыновича принял. Русалка-то его самой любимой дочкой была. А вот к Горыням(их три сестры) с опаской относился. Когда- то Индрик Змей, отец их, чуть было его родное озеро не выпил со злости. Предлагал Водяному другом ему стать верным, да только тот наотрез отказался. Да и сами Горыни были отцу под стать. Угрюмые, завистливые да злобные. И что только Дракон в них этакого нашёл?! Русалка и красива, и умна. Пусть немного завистлива и хитра очень, но это же не страшно. Как-то Горыни решили поссорить Дракона с Русалкой, чтоб быть единственными его любимыми жёнами. Понапридумывали всякой околесицы, дочь Водяного в страшном свете выставляя. Да только Дракон-то мудрым был. Обозлился очень да и прогнал вон Горынь. Те к матери и побежали жаловаться, совсем про слова её позабыв, сгоряча сказанные. А отец Горыновича строго-настрого запретил сыну говорить про них кому бы то ни было. Лишь став столетним, наш трёхголовый друг правду от Русалки узнал. И помчался к Горыням, надеясь получить любовь да ласку материнскую. Но...не смог попасть в Подземное Царство. А когда Вий Змеевич, брат старший Горынь, вышел к нему, то сразу же и сказал ему, от солнца щурясь:
-Нечего тебе, племянничек, здесь делать! Не рады ни матери твои, ни бабушка, ни я!
Опечалился тогда сильно Горынович и улетел. С тех самых пор он про Горынь и не вспоминает даже. Ведь правда же, дружище?
Все три головы Змея кивнули в ответ.
-Так вот, - продолжила правая голова Горыновича, выждав мгновение и пустив слезу, - от одиночества мы словно волк на луну выли. Маме Русалке было жаловались, да она только рукою махала. Мол, ничего страшного.
-Но вскоре попривыкли, - оскалившись в улыбке, сказала левая, - стали сами с собой беседовать. Не похищать же людей-то ради баловства. С тех самых пор и «мы» вместо «я» говорим.
Средняя голова, кивнув в знак согласия, широко зевнула и сказала:
- Хоть и общаемся давно с людьми, но привычка-то осталась.
-Горемычный ты, Горынович, - пожалел Змея дед Николай, - даже волчонку клыкастому забота нужна родительская.-Да-а — протянули все три головы.
Чудомил, улыбнувшись, произнёс:
-Не кручинься, Горынович, ты ведь среди друзей.
Услышав это, все три головы Змея оскалились в улыбке. Чудо-витязь посмотрел на солнце и сказал:
- Пора бы и в путь нам отправляться. Надо до Буяна к вечеру добраться.
Леший и дед Николай натянули сапоги-скороходы.
-Как влитые, - улыбнувшись, сказал отец Ивашки.
Чудомил соколом обернулся, а Горынович взмыл под самые небеса.
-Ни пуха нам ни пера! - воскликнула правая голова Змея.
-Попутного всем ветра! - вторила ей левая.
-Кто первым до Моря-Океяна доберётся, тот самый-самый, - оскалившись в улыбке, сказала средняя голова.
-Вперёд! - воскликнули Леший и дед Николай, стукнув друг о друга каблуки сапог-скороходов и тут же стрелой помчались.
Добравшись до Моря-Океяна за четверть часа, Чудомил опустился на землю и, став человеком, сказал:
-Мы с Горыновичем по воздуху до Буяна доберёмся. А вы дядьку Черномора позовите на помощь. Он или сам перенесёт, или ладью даст.
Он снова обернулся соколом и полетел вслед за трёхголовым сотоварищем.
-Выйди, дядька Черномор, ты из Моря-Океяна. Вспомни давний уговор, довези нас до Буяна! - крикнул Леший громко.
Вдруг поднялась большая волна и окатила сотоварищей с ног до головы.
-За что?! - воскликнул Леший.
-Совсем мне покоя нет! - ответил дядька Черномор, выйдя на берег — То Море-Океян спокойным сделай! То Гвидону весточку от отца его, Султана, передай!
-Успокойся, богатырь былинный, - улыбнувшись, примиряюще сказал дед Николай, - понимаем, устал ты очень. Ведь без твоих богатырей Тридевятое царство давно бы уж вороги полонили окаянные. Да и торговцы бы не смогли товары свои по Морю-Океяну доставлять. Неспокойное оно очень. Но никак без помощи твоей бесценной не справимся.
-Ты уж не откажи нам в помощи, - попросил Леший, - век благодарны будем.
Дядька Черномор, услышав это, сменил гнев на милость.
-Уважили, спасибо, - улыбнулся он в ответ, - я вас мигом до Буяна доставлю. Садитесь на правую руку.
Не показались подлой лестью речи их добрые. Ведь от сердца самого сказаны были. Опустившись к ним, богатырь-то былинный ростом с колокольню самую высокую был, протянул сотоварищам руку правую. Те и сели на длань его огромную, не побоявшись высоты.
-Сегодня утром помог парню одному до острова добраться. Льстец страшный. А таких я не терплю вовсе. Ведь лесть это то, о чём мы думаем о себе сами, но боимся сказать вслух, дабы не прослыть тщеславцами. Гордыня очень опасна. Она из нас может зловредцев запросто сотворить. Но так мне его вдруг жалко стало, что взял да и помог, - рассказал по пути дядька Черномор.
Услышав это, Леший на миг задумался и произнёс:
-А не Волкодлак ли это? Жалко вдруг стало его, говоришь? Ох, богатырюшка, околдовал тебя злыдень этот проклятущий! Как пить дать!
-То-то мне он, когда я обратно в Море-Океян вернулся, зловредцем показался, - ударив себя левой рукой по лбу, сказал дядька Черномор, трёхверстовыми шагами переходя Море-Океян по самому дну(оно ему лишь по пояс было), - способным на пакости ужасные. Надо было бы вернуться да наказать лиходея. Но Алёшка, богатырь мой старший, захворал вдруг. Пришлось мне его от недуга излечивать. А потом и Гвидон позвал. Надо было ему советом мудрым помочь.

Хоть и правит Буяном четыреста лет, но до сих пор меня да Царевну-Лебедь на помощь зовёт. Хотя сам мудрец из мудрецов. Как ему не помочь. Как-никак, детишек его да внуков помогал воспитывать. А правнуков да праправнуков в свою дружину взял. Ростом они чуть пониже меня, а силой в пятьсот крепких мужиков будут. Ведь в роду у Царевны-Лебедь есть огромные одноглазые Великаны, что на Сицилии живут. Вот Олесь, Владислав, Борислав да Огнеслав в них и пошли ростом да силищей. Правда, мудростью на Гвидона похожи. А красотой на Царевну-Лебедь. Все Русалки по ним с ума сходят. Я уже не говорю про дев с Буяна. На берегу и днюют и ночуют, их поджидая.

Богатырь былинный вытер пот со лба и продолжил:
-Теперь вот жалею, что не вернулся. Зло никогда не должно победить добро. А иначе и жизни не будет. Эх, и почему я сразу этого лиходея не раскусил!
-Не кручинься, дядька Черномор, - успокаивающе сказал Леший, - этот изверг окаянный даже Волхе Всеславьевичу когда-то чуть зубы не заговорил. Но князь хорошо знал натуру оборотней и хотел было уже со свету злыдня сжить, да только лапы волчьи быстрые спасли того от неминуемой расплаты за все пакости ужасные. Теперь Волкодлак стал поосторожнее.
-Этот зловредец, - добавил дед Николай, погрустнев, - моего сына, Ивашку, похитил и куда-то унёс.
-Вот мы вместе с богатырём Чудомилом да Змеем Горыновичем и спешим на Буян на помощь к Бабе-Яге, - произнёс Леший, - жена моя мудрая настигла Волкодлака, да сама не стала его со свету сживать. Хотя и могла это запросто сделать. В камень обратив или оборотничество забрав(и такое можно).
Дядька Черномор на миг задумался и сказал:
-Вот что, други мои. А пойду-ка я с вами. Лишняя пара крепких рук да выносливых ног никому не помешает. Заодно и с Чудомилом повстречаюсь. Да и со Змеем Горыновичем есть о чём вспомнить.
Дед Николай улыбнулся и ответил:
-Спасибо тебе, богатырь былинный. Век благодарен за помощь твою бесценную буду.
Дядька Черномор, перенеся сотоварищей на Буян, послал чудо-юдо рыбу Кит к Алёшке с вестью, чтобы не волновался за него зря. Затем ударил в ладоши трижды да свистнул дважды и тотчас же ростом стал чуть выше сотоварищей.
-Так-то оно лучше будет, - улыбнувшись, сказал богатырь былинный, - и пугаться никто не будет, да и деревья мешать перестанут.

Оказавшись перед Алатырь-камнем, вход в Подземное Царство закрывающим, Волкодлак принял человеческий облик и прочитал:
-Оставь на возвращение Надежду, всяк сюда входящий! Повсюду в Царстве поджидает ужас, сердце леденящий!
-То же мне, напугали, аж дрожу весь аки осина! - воскликнул, оскалившись, оборотень и попытался сдвинуть стража с места.
Да только Алатырь-камень сам Перун когда-то поставил, словом сильным наложив заклятье верное, чтобы никто из смертных не мог попасть в Подземное Царство любопытства ради. Лишь он сам мог его с места сдвинуть.
-Ничего! - снова воскликнул Волкодлак, оскалившись в улыбке — И не такое сворачивал!
Он вдруг стал на пять голов выше и, вдохнув всей грудью воздуха, снова попытался сдвинуть стража. Но тщетно.
-Ничего не понимаю, - погрустнел оборотень, - ведь и Волха и этот горе-богатырь Чудомил как-то же попадали в Подземное Царство. Но у меня, почему-то, это не получается. Никак заклятье какое Перун треклятый наложил?Волкодлак, почесав рукой длаку, завертелся вдруг юлой и пчелой обратился.
-Фу ты, тысячу чертей! - вдруг прожужжал вдруг он — Про слугу-то своего совсем и забыл!
Подлетев к белой кости, оборотень сделал три круга вокруг неё и тут же Ивашка принял прежний облик. Увидев пчелу прямо перед своим носом, парень тут же попытался прибить её руками. Да оборотень-то проворнее оказался и избежал страшной участи.
«Фу ты, - подумал он, ловко увернувшись, - чуть по глупости своей не покалечился. Прихлопнуть-то он бы не прихлопнул, а вот пару костей сломать бы смог запросто».
Но Ивашка-то сдаваться тоже не собирался. Так и прошло полдня в охоте. Вконец вымотавшись, Волкодлак принял человеческий облик.
-Смертный! - воскликнул он — Ты меня покалечить, что ли, хочешь?!
Пастух громко захохотал в ответ. Оборотень было хотел отвесить наглецу подзатыльник, да передумал. Слуга-то здоровый нужен.
-Вот что, смертный, - сказал Волкодлак через мгновение, - сейчас мы с тобой в Подземное Царство пойдём.
-Я с места не сдвинусь, - спокойно сказал пастух, скрестив руки на груди.
-Ох, и надоел же ты мне! - в сердцах воскликнул оборотень и снова наложил на Ивашку заклятье покорности.
Вновь пчелой обернувшись, он превратил пастуха в каплю нектара цветочного и попытался пролететь в щель между Алатырь-камнем и скалой, в которой и был вырублен вход в Подземное Царство. Но какая-то невидимая сила не пустила его. Вконец разбушевавшись, Волкодлак прожужжал какое-то заклятье и, о чудо, Алатырь-камень повис в воздухе, словно пушинка. Оборотень, не теряя драгоценного времени, тут же и влетел в тёмную пещеру. Злыдень треклятый совсем и не заметил Бабу-Ягу, парящую в воздухе верхом на метле.
«Что-то не очень-то Леший с сотоварищами торопится! - в сердцах подумала она и тут же всплеснула руками — Что же это я, неблагодарная! Любит меня муж мой благоверный пуще жизни! Ну, задержался где-то и что? Буду ждать!» 

Увидев как оборотень проскользнул в Подземное Царство, белка стрелой поскакала с ветки на ветку по дубу Карколисту и уже через несколько мгновений оказалась в окне чертога Сварога. 

Продолжение следует...
 

Дед Николай и Леший, почувствовав под ногами привычную для ног своих твердь земли, снова натянули сапоги-скороходы, ведь до Алатырь-камня-то  было ещё совсем не близко. Пешему два дня идти, а конному ехать все полтора. Даже птица быстрокрылая меньше чем за день не добиралась. А сапоги-скороходы за полдня доносили. 

Когда-то Иван-дурак Счастье  по всем мирам искал и  на острове Буяне даже оказался, надеясь там обрести желаемое всем сердцем. До места его дядька Черномор через Море-Океян перенёс.  Как-никак, троюродный брат пятиюродного деда трехюродной тётки по линии отца. Пока шли о том о сём разговаривали. Долго ходил-бродил  Иван-дурак, пока не набрёл к самому дубу священному Карколисту. Видит, ларец красивый на самой нижней ветке  висит. Ну, думает, возьму, в хозяйстве то всё пригодится. Снял его да и открыл. А  заяц вдруг и  выскочил оттуда, помчавшись куда-то вдаль, петляя след.  Решил Иван-дурак из его шкуры мамке шубу тёплую  смастерить. Погнался стрелой, а заяц  оземь головой ударился и, уткой обернувшись, взмыл в небо. Схватил тогда Иван-дурак камень потяжелее и кинул им в птицу. Решив мамке утку с яблоками в печи запечь. Но птица, поднатужившись, яйцо снесла. Вот, думает Иван-дурак, хоть яичницу мамане сварганю. Да наступил ногой за ногу  и уронил яйцо. Оно,  оземь ударившись,  рыбой стало и в Море-Океян сигануло. Поймаю, решил Иван-дурак, да мамке ушицы наваристой сварю. Взял палку длинную и начал воду мутить. Тут рыба к нему и выплыла. Схватил Иван-дурак  добычу, а она у него в руках взяла да и  растаяла. Эка невидаль, подумал Иван-дурак, и так, и эдак иголку рассматривая. И  решил он её к шитью приспособить. Да только как не искал, ушка для нитки так и не нашёл. Мог бы и сломать иголку-то, да ума-то на это и не хватило. Положил смерть Кощееву назад в ларец и, повесив его обратно,  в деревню вернулся. Кощей Бессмертный год пировал тогда, над незадачливым мужичком потешаясь.  А Иван-дурак в деревне   своё-то долгожданное и  нашёл. Марьей, как царёву дочку, звали. И стали они жить-поживать, да добра наживать.  А после того, как час последний пробил, Сварог в честь них цветок «Иван-да-Марьей» и  назвал.

А Иван-Царевич через сто лет после Ивана-дурака на Буян явился, ветром попутным  принесённый. Это ему Леший помог за уважение к нему. Смерть Кощееву искал здесь. Снял очень осторожно ларец и перед тем как открыть, тетиву лука посильнее натянул.  Как заяц-то побежал, он стрелой и нагнал своей  быстрой. Утку ветвью Карколиста сбил. Яйцо в руки поймал. Рыбу сразу же сильно встряхнул. Да только иглу-то взял да и уронил в стог сена. Опечалился сильно. Ведь теперь ему было Кощея Бессмертного никак не наказать и любовь свою, Василису-премудрую, из лап злыдня окаянного не вырвать. Искал-искал три дня и три ночи, да и рукой махнул. Кощей-то Бессмертный тогда  очень сильно перепугался, когда смерть его в руках смертного оказалась. Хотел было наказать наглеца, да только ни ноги, ни руки двигаться не желали. Но не  смог никак преодолеть своего собственного страшного  заклятья. И до ужаса испугался этого. Ведь сам себя со свету чуть не сжил. 

По правилам чёрной магии, каждый чародей или колдун должен был придумать с свою  смерть, чтобы не стать самым могущественным из могущественных. Ведь все они друг друга до крупной дрожи опасались. У Василиска с Горгоной это зеркальная гладь, посмотревшись в которую, они тут же и каменели.  У Лихо одноглазого — рубаха домотканая, что живо его в пугало огородное обращало безобидное. Упырь ужасно кола осинового боялся. Волкодлаку можно было мечом-кладенцом голову снести. Нежить всякая от света яркого солнечного в воздухе таяла. Мороки храбрых сердец до дрожи опасались. А у Кощея смерть в яйце заветном хранилась. Только перепрятал злыдень треклятый ларец свой от глаз людских подальше прямо под  самую  крону  Карколиста, да и забыл об этом, на землю спустившись. Оно-то для него и лучше было. Сам не знаешь — другим не скажешь.

Вспомнил обо всём этом  дядька  Черномор и рукою  бороду свою чёрную пригладил,  Лешему с дедом Николаем улыбку подарив.  Мол, что, тёмные, удивлены? То-то же. Не всё коту масленица. Сотоварищи его лишь  переглянулись в ответ. Да, богатырь былинный Море-Океян перешёл трёхверстовыми шагами всего лишь за две четверти часа. Тогда как ладья бы шла три дня до острова Буяна, да и то при ясной погоде. А птица быстрокрылая за полтора долетела бы. Но одно дело идти по привычному дну морскому. И совсем другое по твёрдой суше. Даже если он там уже бывал не раз. 
-Ты что, дядька Черномор, пешком, что ли, идти собираешься? - улыбнувшись, спросил дед Николай.
Богатырь былинный улыбнулся в ответ и ответил:
Там, где ты шаг в сапогах-скороходах сделаешь, я все восемь.
Стукнули тут дед Николай и Леший каблуками сапог-скороходов друг о друга и стрелой помчались к Алатырь-камню. Да только как не старались, а дядька Черномор всё равно впереди оказывался. Ещё за версту сотоварищи увидели Змея Горыновича, возвышающегося над самыми высокими соснами. А подойдя к нему, по-братски четырежды поцеловались и трижды обнялись.
- Вот уж не ждали не гадали тебя, Черноморушка, увидеть! - воскликнула правая голова Горыновича.
 - Да ты на себя-то не похож! - вторила ей левая.
-И правда, - продолжила средняя голова, - помниться, был намного выше нас. Ну да ладно. Не в этом суть. Значит, тоже решил присоединиться к нашей дружине небольшой? Очень хорошо сделал. Один былинный богатырь это сила, а два — несметная силища.
- А вот и Баба-Яга к нам опускается, - сказал Чудомил, вновь человеком став.
 -Бабу-у-у-ля, - оскалившись в улыбке, протянула правая голова Горыновича.
-Обожа-а-а-аю, - вторила ей левая.
-Устала небось, - тяжко вздохнув, сказала средняя голова, с жалостью посмотрев на колдунью.
-Уф-ф, - произнесла Баба-Яга, - и умоталась я сегодня. Сил нет никаких. До самой ночи за Волкодлаком следила. Думала, не сможет окаянный с места сдвинуть Алатырь-камень, самим Перуном светлым заговорённого. Да видно что-то не то случилось на белом свете и зло вдруг победило добро. Обернувшись пчелой малой, Волкодлак с Ивашкой(он превратил сына твоего, Николай, в каплю цветочного нектара) прошмыгнул в Подземное Царство. Подняв как пушинку Алатырь-камень в воздух. Хотела было следом за ним броситься, да только страж-то  входа перед самым моим носом назад на землю и опустился. Вот  села рядом с ним да вас всех ждать стала. Ох, и долго же вы телились. Ну да ладно. Пришли же, не обманули старушку.
Посмотрев на Лешего с любовью, она ненадолго замолчала. И  вдруг хлопнула рукой себе по лбу, воскликнув:
-Совсем забыла, дура  старая! Белка же здесь была! А значит весть про Волкодлака уже до самых ушей Сварога донесена!
-Это очень и очень хорошо! - вторил колдунье  Чудомил — Значит, дед да дядья мои помогут нам!
-Мы сможем отца всего сущего увидеть? Слышали о нём из былин разных, - продолжила  левая.
- И с самого детства очень мечтаем  повидаться, - оскалившись в улыбке, закончила  средняя голова.
-Если помочь решит, то обязательно с ним свидишься, - подарив в ответ улыбку, казал Чудомил. 

Оказавшись в тёмной пещере, Волкодлак вновь человеком стал и тут же вернул облик прежний Ивашке. Потянувшись, он крякнул и сказал:
-Ты, смертный, вперёд меня пойдёшь. Так-то оно лучше будет. Мало ли кто или что в темноте вечной поджидает. Тебя мне совершенно не жаль. А вот себя даже очень.
Ивашка, на негнущихся ногах, пошёл в самую гущь кромешной тьмы. Со всех сторон тут же налетели мороки, пытаясь всю сущность человеческую выпить, такими же как они сами сделав. Да только кто-то или что-то охраняло пастуха. Зато Волкодлак получил от сильно взбешённой нежити сполна.
«Как-то не справедливо это! - подумал оборотень треклятый — Не меня, а смертного должны были они со свету сжить! Неужели сила  неведомая парня охраняет?!»
А Ивашка, как ни в чём ни бывало, шёл дальше, всё ближе и ближе становился заветный ларец с волшебным Яблоком. Волкодлак уже даже явственно ощущал его в  свои лапах и даже слышал тысячу благодарностей Кощея. Как вдруг ему стало нестерпимо жалко бесцельно прожитых лет.
- Какой же я олух! Хотел ещё в детстве добро всем и вся приносить! И что?! Зависть страшная да гордыня треклятая верх надо мной взяли! - стал он громко причитать - И кто я теперь?! Жалкий червь, боящийся ботинка хозяина  своего! Ой, горе мне горе, окаянному!
А пастух вдруг прежним стал и захохотал. Заклятье-то оборотня кровожадного на нет изошло. И появились из кромешной тьмы три высоких угрюмых девы.
-Забудь о возвращении Надежды,  всяк сюда входящий! Повсюду поджидает ужас, сердце  леденящий! Оставишь жизнь в  подземном лабиринте,  забывши  про себя!Подаришь силы грозной  чёрной свите, всем сердцем Тьму любя! - заунывно запели они.
Но их магия уже перестала действовать на оборотня.
«Странно, - подумал он, немного успокоившись, - а на пастуха-то Горыни и не влияют вовсе».
Дальше больше. Отовсюду повылазили чудища. Одно другого ужаснее. И снова лишь на Волкодлака набросились, изрядно намяв ему бока. А Ивашка стоял да громко хохотал, глядя на это светопредставление.
- Ну  это уже ни в какие ворота не лезет! - громко взвыл оборотень, из последних сил отбиваясь от чудищ.
А те всё напирали да напирали, как снежный ком, и скоро Волкодлака под ним совсем не видно стало. Только стенания его и доносились. Вдруг холодок коснулся лица Ивашки и из темноты вышла бледнолицая женщина.
-Зачем пожаловал в Подземное Царство, смертный? - змеёй зашипела она.
Но пастух ничуть  не испугался. Он лишь ещё громче захохотал. Взбесилась тогда сильно  Параскея(а это была она-её сразу же признал оборотень) и как начала сыпать заклятьями проклятущими. Да только они как горох отскакивали от Ивашки. А Волкодлак всякий раз взвывал от  ужасной боли.
-Всё! Мочи моей больше нет терпеть! - вдруг громко закричал Волкодлак, решив бросится со всех ног наутёк, даже позабыв про оборотничество своё.
Но не успел.
-Уже уходишь? - спросил кто-то мягко и сразу же захотелось его полюбить всем сердцем и душою.
-Я...я...я...-хотел вымолвить оборотень, да не мог — рот словно смолой еловой склеили.
-Забудь про все невзгоды-непогоды, - продолжал тот же мягкий голос, превращая в бездушную куклу, - нет ничего. Ни памяти, ни забот, ни желаний. Есть только тишина и забвение.
Волкодлак уже не владел  собой. Он, завертевшись юлой, стал быстро-быстро менять облики. А вконец вымотавшись, упал на четвереньки и пополз к незнакомцу, мечтая вылизать его руки и ноги.
-Отбрось всё и пусти на свободу естество своё, - вновь послышался мягкий голос.
И оборотень, упав на каменный пол, стал ползти к новому хозяину, ужом извиваясь.
-Нет ни любви, ни ревности, ни страха, - раздавалось всё громче и громче, заполняя собой всё вокруг, - лишь бесконечность имеет вес. Она вечна.
Оборотень, наконец-то, дополз до цели и, подняв затуманенный взор, увидел самого Вия Змеевича. Но ничего к правителю Подземного Царства  уже не чувствовал, превратившись в его покорного раба. А сын Индрика Змея, вдруг расчетверившись, окружил Волкодлака и...поглотил собой полностью. Лишь последний вздох Волкодлака ветром промчался куда-то вон из подземелья. И тут злыдень тёмный заметил Ивашку, спокойно смотрящего прямо к нему в бездонные глаза и при этом, о, ужас, ещё и  скрестившего  руки на груди. Такой неслыханной наглости Вий Змеевич ещё ни разу не видел. Да и понять толком не мог, как этот смертный смог воспротивиться самой древней из магий?! 

Увидев белку, Сварог подставил ей свою правую длань и стал слушать. А та, прыгнув с окна,  быстро-быстро что-то стала лепетать  по беличьи. 
-Значит, сумел-таки изверг этот проклятущий заклятье старшего моего сына одолеть! - воскликнул отец всего сущего  громогласно, внимательно выслушав гостью — И зачем только он в Подземное Царство полез?! Чую, что здесь без Кощея Бессмертного не обошлось! Надо бы помочь внуку, боюсь, не совладает он с чародейством неземным! 

А Кощей Бессмертный, сидя на золотом троне, играл с Нетопырём, оборотнем личным,  в карты. 

Продолжение не за грами)))

Долго  стояли друг против друга повелитель Подземного Царства  и обычный смертный парень. Причём совершенно неподвижно, как будто просто взяли и внезапно окаменеть решили. 

На лице Вия Змеевича  царили и полное недоумение,  и гнев с ужасной злостью вместе. Ещё бы! Ведь только двое, Волха Всеславьевич и Чудомил, за почти что девятьсот пятьдесят лет,  смогли  воспротивиться древней магии чародея-оборотня. Да и то потому только, что его самого да Сварого родичами оказались. Даже отец, Индрик Змей, всему обучивший, боялся сына среднего(хоть и мог, конечно же, одним только взглядом своим испепелить) и старался как можно меньше попадаться  тому на глаза. А единоутробные сёстры Горыни и подавно. Лишь мать Параскея умела защищаться от его магии, ибо обладала силой во сто крат больше мужа своего Индрика Змея, да и то не всегда. Многие герои, каким-то чудесным образом обойдя заклятье Перуна, явившись в Подземное Царство с намерением уничтожить Вия Змеевича, попав под власть его слов, распрощались с жизнью. Их призраки бродят по  Подземному Царству.  А кого-то злыдень треклятый  мороком обратил,  беспощадным ко всему живому.  Только  Волха Всеславьевич с Чудомилом смогли как войти в Подземное Царство, так и покинуть тёмные его  подземелья.  Они  чуть было  не сжили родича своего  со свету. От одного Вий Змеевич туманом ускользнул. А чтобы умилостивить второго, подписал договор, поклявшись уважать души грешные. Но то печальное исключение из правил. А этот парень...почему он вот так, совершенно спокойно, стоит перед ним, скрестив руки на груди, и смотрит прямо в глаза? Что в нём такого необычного заложено? Вроде, не родич Сварога?  

А Ивашка, широко улыбаясь, вспоминал всё, что рассказывал в своих былях да сказках отец.  Он совершенно не боялся грозно-смотрящего на него чародея-оборотня. Хотя и никак понять не мог, почему ни Вий Змеевич, ни Горыни не завладели его человеческой сущностью. Да и мороки с чудищами, отчего-то,  не причинили никакого вреда. Ивашка сразу же узнал и Горынь, и мороков, и чудищ, и Параскею, и самого Вия Змеевича. Ведь отец в своих былях очень хорошо их всех описал.

«Никто не в силах  сопротивляться  огромной силе слов сына Индрика Змея, - говорил мудрый старик, - воли ими лишит  и со  свету сживёт. Но и мороком беспощадным или призраком горемычным обратить может запросто. Глаз его дурной или в безумца  любого  вмиг обращает, или, подобно Василиску коварному, в камень. Его  даже Горыни, сёстры единоутробные,  боятся как огня. 

Хотя и это не самое ужасное. Вий Змеевич похищает  детей малых и своими наследниками делает, лишая всего человеческого. Коварными, завистливыми, да люто злобными делает, магии обучая. Бродят потом они по белу свету да пакостят всем и вся.

Сам-то никак потомство завести не может. То ли это заклятье Сварога так действует. То ли что не  так с ним самим.  Ведь сколько бы не похищали наследники его дев незамужних, всё без толку. Нет детей своих и точка.  Вот и решил злыдень окаянный у смертных матерей кровиночек от сердца отрывать. Уж не раз мужья да братья несчастных пытались проникнуть в Подземное Царство и за всё посчитаться с Вием Змеевичем, да только Алатырь-камень не пускал. Перуну да Сварогу жаловались. Те и рады были бы  помочь, да не могут. Как-никак, и сами, и Индрик Змей с детьми ветви одного дерева, разные жизненные пути выбравшие. Волха Всеславьевич не раз спускался в Подземное Царство, да только Вий Змеевич,  клятвенно ему  поклявшись, наутро же следующее слово своё нарушал. И снова пропадать дети начинали, на горе горькое матерям своим. Лишь Чудомилу удалось его хоть немного приструнить. Но и то ненадолго. Хоть и смог Волха Всеславьевича, каким-то чудом, уничтожить отца своего, Индрика Змея, но супротив брата кровного ничего не мог придумать. Как-никак, Вий Змеевич сын двух чародеев-оборотней, которые ещё с рождения закляли сына от всех смертей.  

В нашем селе был один упырей изверга окаянного. Никифором при рождении нарекли. Когда-то его такие же, как и он, у Никулишны, соседки моей, украли. Та так и не смогла от горя оправиться. Руки на  себя наложила, горемычная. То коров этот злыдень змеевский проклянет и они вместо молока целебного  сок дурман-травы дают, всех кругом рассудка здравого лишая. Ведь и отличить же никак нельзя было! Такое же это зелье бесовское как и молоко белое. Да и запахом и вкусом похожее было. Спасибо жене моей, Настасьюшке, спасла люд сельский, рискуя жизнью своей бесценной. Она ведь из ведунов да знахарей была. Наложила на коров заклятье и те мигом исцелились. Да только на следующее утро я её бездыханной в хлеву нашёл. До сих пор горюю. Никак нелюдь этот  со  свету её сжил. Пошёл я к нему, да нигде так и отыскать не смог. Видно почуял смерть свою неминуемую за все грехи посланную в лице моём. То детей этот изверг треклятый этот из зависти «здоровыми да красивыми»  назовёт и они тут же в иной мир уходят. Долго не могли мужики сельские найти дурноглазца. А когда нашли, то опять же, нехристь этот  смог избежать заслуженного наказания. Мужики-то хотели четвертовать его, руками и ногами к четырём лошадям быстроногим привязав.  То дев лиходей страшный  этот сетями лести опутывал липкими и своему «отцу» отводил, чтобы тот их наложницами своими делал.  Опять же мужики его споймать хотели. Но снова проклятущий  кары, достойной его преступлениям, избежал. То выкормыш виевский  этот неурожай насылал и голодали страшно сельчане. Спасибо снова моей Насташьюшке, явилась, родимая, из Ирея и защитила людей. Как увидел Никифор призрак светлый, так рассудка-то своего и лишился. Тотчас же злодейства в Кукуево  и прекратились. Мужики схватили мерзавца и в колодце утопили, наглухо заколотив потом горловину, а сверху камень пятипудовый положили заговорённый,  чтобы тот, нежитью обратившись, выйти не смог. 

Любит Вий Змеевич, обратившись то дитём малым, то стариком седовласым, а то и  девой прекрасной по белу свету бродить, ссоры повсюду сея да с пути истинного сбивая. Распознать проклятущего лишь самый востроокий может. Но это лишь цветочки, а ягодки-то пострашнее будут. Повадился злыдень этот треклятый  баб дев да баб, которые дитё ожидают, сетями немочи лютой опутывать. И вместо долгожданных кровинушек у них всякие чудища появляются кровожадные.

Знавал я одну такую несчастную, Алёной звали. Красавица была, ни в сказке сказать, ни пером описать. Парни за ней табунами бегали. Но Алёна кузнеца крепкого выбрала. Как звали его я уж и запамятовал. Хотя, нет, вспомнил. Бальтазаром звался. Купец-то, Пестемьян, у которого он был в услужении, дюже всякие диковинки любил. Вот и дал младенцу такое странное для мест наших имя. Говорили, что Бальтазар его сын. Свадьбу  пышную сыграли. Даже сам царь Иван с дочерью Марьей там гулял. Когда-то Бальтазар тему карету чинил. А как срок пришёл, ребёночка поджидать стали, горемычные. Однажды кузнеца дома не было(работу срочную выполнял), а Алёна одна сидела у прялки. Вдруг чувствует, живот словно камень стал и спину сильно заломило.
«Мамочки! - подумала - Неужели уже?!»
Но вдруг всё прекратилось. Алёна успокоилась и снова за пряжу взялась. Уж вечер поздний на дворе, а Бальтазар всё никак не идёт. Наверно, дел много. Алёна уже и ужин сготовить успела. Села у окна и ждать кузнеца стала. И вдруг ребёночек то ножками  задрыгал сильно. Потом затих на мгновенье и снова  зашевелился.
«Что же это со мной?!» - подумала несчастная.
Но дитё вновь успокоилось и Алёна вздохнула с облегчением. Но через две четверти часа вдруг вскочила и принялась убираться в доме. Внезапно всё бросив, села на лавку и горько заплакала. Но ненадолго. Вдруг вскочила и забегала вокруг стола, громко хохоча. Потом на лавку снова опустилась и весь мир стал для неё безразличным. Придя в себя, Алёна сказала:
-Ну, родимая, видать сам Создатель знак даёт от скором появлении ребёночка. 
-Спи, смертная! - сказал вдруг кто-то и девушка тотчас же  погрузилась в сон.
А когда проснулась, то ничего не помнила. Пришёл Бальтазар и Алёна принялась его кормить.
- Как ты себя чувствуешь, милая? - спросил кузнец, обняв её нежно.
-Всё хорошо, любимый, - улыбнувшись, ответила девушка.
А через неделю Бальтазар сбегал за повитухой, бабкой Аглаей. 
-Ну, родимая, дыши свободнее, дай воздуха дитю, - сказала старушка.
Алёна выполнила это и через четверть часа разродилась. Но не мальчиком или девочкой, а каким-то чудищем неизвестным. Вместо одной, три головы. Причём, первая с вытаращенными от ужаса глазами. Вторая скалилась кривыми клыками. А третья, увидев Алёну, заголосила:
-Мамочка-а-а-а!
Но это только цветочки были. Не ноги были у младенца, а  куриные лапы. Он сразу же вскочил на них и заковылял по столу, переваливаясь медведем  из стороны в сторону. 
Не руки были, а лягушачьи лапы. Младенец попытался  прикоснуться ими до Алёны, да та в ужасе отпрянула от него. Изо рта высовывался змеиный язык. А на спине трепыхались  голубиные крылья. Вдруг младенец изрыгнул паучью сеть и, опутав  свою родительницу с головы до ног, набросился на неё, пытаясь впиться клыками в горло. Бальтазар с превеликим трудом смог оторвать чудище от Алёны и со всех сил ударил его о стену. Младенец вскрикнул от боли и тут же испустил дух. 
-Что это?! -вопросил жену кузнец.
Но та чувств лишилась. Не смог горя перенести Бальтазар и ушёл от жены, обвиняя её во всех смертных грехах. А Алёна, проплакав неделю, пошла на утёс и прыгнула в реку. 

Когда-то ужаснее Индрика Змея никого и ничего во всех мирах не было. Правил он Подземным Царством от самого сотворения Сварогом миров вплоть до кончины  своей от рук сына родного, Волхи Всеславьевича, мать которого, Мать-Сыру-Землю, он когда-то сильно обидел, возжелав всем своим чёрным сердцем. Даже при одном упоминании имени  его повсюду волки выть начинали да цветы тотчас же вяли. А  бабы да старухи креститься начинали, пряча детей да внуков. Мог изверг проклятущий по белу свету  странником ходить, зло повсюду творя. Люди жаловались Сварогу, да тот никак не мог супротив родича  своего кровного пойти. Как-никак, и сам, и проклятущий бессмертными были от рождения. 

Но живой осталась жена Индрика Змея окаянного, чародейка-оборотень Параскея, мать Вия Змеевича и сестёр его Горынь. Когда-то Волха Всеславьевич взял злодейку с собой. И что он в ней нашёл только?! Вся как змея извивается, а не ходит. Даже глаза как у гадюки, злющие-презлющие. Нос длинный и кривой. А под ним чёрные усы. Одно ухо лопоухей другого. Волосы как у тётки её родной, Медузы Горгоны, то чёрные словно уголь, то змеями извиваются, когда она в бешенстве. Гады эти любого воли лишают, стоит только им поймать взгляд горемык. Никак, Параскея околдовала Волху Всеславьевича? Он  даже  женой извергиню эту хотел  сделать   своею. А ведь мать всего мирского зла богатыря в пятьсот лет старше была.  Параскея всех дев красивых, что на Волху Всеславьевича влюблённо смотрели, жизни лишала  или в нежить обращала. Да и самого богатыря былинного зельями всякими опаивала, желая с пути праведного совратить. Спасибо деду Волхи Всеславьевича, Сварогу, глаза открыл. Разгневался богатырь и прогнал Параскею назад в Подземное Царство. Извергиня проклятущая стала Вия Змеевича пойти войной на Поднебесное Царство подговаривать. Тот взял да и согласился. И пошла тьма-тьмущая из тёмных подземелий люд смертный полонить да сживать со свету. Матери Поднебесного Царства к Волхе Всеславьевичу, князю всесильному, воззвали, защиты прося.  Богатырь былинный вместе с братьями  своими названными и дружинушкой храброй встали на пути изверга и его чёрной армии. Бежал Вий Змеевич к мамочке своей злобной.  Да Параскея лишь злобно его отругала, не приголубив как всякая любящая мать. Даже проклясть хотела, да передумала. Кто же Подземным Царством тогда править станет?! Сама-то не хотела в одиночестве за всё отвечать, хотя и правила когда-то вместе с Индриком Змеем.  С ней тоже встречаться вовсе  не стоит. Она, как и муж её, родич кровный Сварога. Да только путь зла выбрали пращуры извергини. Мать-Геката,  дочь великана Перса, самая злобная ведьма всех миров. Отец — коварный Аббадон, уничтожающий всё и вся на своём пути. Когда-то он,  миновав, как и брат его Асмодей, Великую Стену Вечности, поставленную Сварогом для защиты от зла, пришёл  из иных миров. Чем же так опасна Параскея? Голос её,  то тихий, то громкий, заставляет любого творить всякие несуразности, потешая извергиню. То кукарекать петухом, то собакой лаять, то змеёй извиваться. 

Видел я как-то это, решив на Ивана Купалу в Заповедный Лес  пойти.  Хоть и далёк отсюдова  Буян, но Праскея часто к нам наведывается. Старики сказывают, что Баба-Яга родная сестра извергини. Хоть и стала доброй бабуля, но от родства своего не отказывается. Сосед мой, Афанасий, за орехами кедровыми в Заповедный Лес пошел да  меня с собой взял. Леший взял и запутал нас. Он тогда ещё вредным стариком слыл. Ну мы в чаще-то и оказались, прямо перед избушкой на курьих ножках. Сосед-то мой сразу креститься да через левое плечо плеваться начал. А я стоял и улыбался. Ведь Баба-Яга была сестрой пятиюродной  прапрапрапрапрапрапрапрапрапрабабки моей. Сам не верю, что говорю. Но то чистая правда. Бабушка-ведунья  мне как-то о том  рассказывала. Думал, зайду-ка к старушке в гости. Ведь не разу ещё с ней так и не увиделся. Слава-то дурная о Бабе-Яге шла. Бабушка да мама мне строго-настрого запретили даже говорить с ней, не то что в гости сходить на чай с блинами. Вот и не довелось нам свидиться. Но тут вдруг Параскея и явилась. Я-то сразу извергиню узнал и хотел было Афанасия предупредить. Да только ведьма на меня заклятье молчания да недвижимости наложила. Взмахнула рукой и заговорила  своим дурным голосом. Гляжу, а сосед-то мой юлой закрутился да как осёл иакать стал. Потом встал на четвереньки и собакой залаял, язык показывая. Затем стал за палкой гоняться, в зубах её принося. Я стоял столбом, околдованный, да  мычал коровою. А Параскея громко хохотала, над Афанасием потешаясь. До ночи это продолжалось безобразие.  Спасибо Бабе-Яге, позвала родственницу. Сосед потом две недели лёжку на печи лежал. Еле в себя пришёл.

А глаз дурной Параскеи такую порчу страшную наводит, что горемыка, будь то человек или зверь какой или птица, полностью забывает о том, кто он и подлая чертовка начисто переписывает всю жизнь горемычного. А потом несчастные по белу свету бродят или летают неприкаянными. Если это человек, то мир для него не мил, мать да отца не помнит, люди словно чужие, не любит, не смеётся, не плачет даже. Даже о том, что он человек, забывает. Если птица это, то летает она по небу, пути не ведая, да криком жалобным, чайке подобно,  мир оглашает. Ни гнезда, ни птенцов. Если это зверь какой, то рыщет по белу свету, всё и вся поедая, хотя никогда голода-то и не чувствует. Ни норы, ни потомства. 

Знавал я одного такого горемыку. Когда-то славным весельчаком да балагуром слыл. А как пошёл в Заповедный Лес за водой целебной из ключа заговорённого самим Сварогом, так и вернулся обратно уже потерянной душою. Ходил-бродил неприкаянным по селу нашему, детей да баб пугая угуканьем совиным. Говорить-то как позабыл вовсе. Но это не беда. Горемыка сам даже ложку держать не мог. Кормили бабы. Жаль, недолго прожил. Волки из леса за баранами пришли, а он взял палку и на них пошёл, угукая громко. Загрызли. 

Только Волха Всеславьевич да Чудомил смогли избежать печальной участи. Их Параскея как огня боится. Чары извергини очень древни и сильны. Она способна любого во что угодно обернуть, лишь щёлкнув пальцами. Но не только этим страшна злодейка подземная. Достался ей от злобной Гекаты талисман один тайный, что ураганы да потопы, чуму да холеру вызывает. Обращалась Параскея в калику перехожую и ходила по белу свету, смерть неся. Правда, давно это было. Сварог, прознав про это, наложил заклятья на бесовку. 

А  вот чтобы избежать чары Горынь, дочерей Параскеи и Индрика Змея,  и сестёр Вия Змеевича, печаль чёрную навевающих, надо  вспомнить что-нибудь самое счастливое из своей жизни. Не сделаете этого, жизнь свою проклянёте, в безумцев обратившись. И будете потом по белу свету юродивыми  ходить да конец света каждому предрекать. 

Знавал я одного такого. Как горемыка смог дорогу Горыням перейти, до сих пор никому неведомо. Ведь не покидают вовсе дочери Индрика Змея окаянного подземелья тёмные. Хотя старухи наши и божатся, что видели  Птиц-Горюнь, родных сестёр Жар-птицы. Да только пошёл как-то несчастный этот в лес заповедный за хворостом да и пропал на месяц. А вернулся уже безумцем. Бабы сельские жалели его очень. Кормили да одевали. Как-то мужики наши горемыку этого  до одури мёдом хмельным напоили. Он, дурень, и утоп, купаться ночью пойдя. 

Мороки  до ужаса боятся чистых душой и отважных сердцем. Как почуят таких, так и не вылезают даже. Но у других, войдя внутрь тел несчастных, все жизненные соки до конца высасывают. А потом, памяти лишив начисто, в таких же, как и они, нехристей  обращают. Одно хорошо, что лишь по ночам лунным можно с ними повстречаться в Заповедном Лесу. 

Чудища тамошние самих себя ужасно боятся. А Нежить всякая даже свечой обычной очень просто отогнать. Когда-то ведь и они людьми были.

Но попасть в Подземное Царство, к счастью великому,  не всякому дано. Сам Перун Алатырь-камень поставил и заговорил его, чтобы смертные не расстались с жизнями своими по глупости».

-Ты что, смертный, вообще меня не боишься, что ли?!- наконец прервал долгое молчание Вий Змеевич.
Он очень сильно пытался вспомнить хоть какое-то из страшных заклятий бабки своей Гекаты. Но ничего в голову не приходило.
- А что мне тебя бояться-то, изверг окаянный? - не переставая широко улыбаться, спокойно ответил Ивашка — Чай не зверь какой клыкастый. Хотя я с измальства с волками дружбу веду. Отец мой много чего про тебя, да мать твою с сестрами сказывал. Вот уж не чаял, что попаду в Подземное Царство, Алатырь-камнем охраняемое.
 -А кто отец-то твой? - спросил Вий Змеевич.
- Простой мужик, Николаем кличут, - ответил пастух.
«Нет! Не может быть! -пронеслось вдруг в  голове у злыдня треклятого — Бред сивой кобылы!»
-Люди сказывают, что сама Баба-Яга наш родич, - произнёс Ивашка.
Услышав это, волком взвыл повелитель Подземного Царства.
-Ну почему мне так не везёт! Сначала Волха Всеславьевич, братец мой кровный, мне жизнь испортил! Потом Чудомил заставил договор подписать! А теперь ты стоишь тут, скрестив руки, и насмехаешься! Ведь знаешь, поди, что я вреда никакого тебе причинить не могу?!
Ивашка чуть не подпрыгнул до потолка пещеры от смеха.
 - Так если Баба-Яга сестра твоей злобной матери Параскеи, то значит я твой родич! - воскликнул он сквозь слёзы.
-Горе мне окаянному, горе! - запричитал Вий Змеевич, став быстро-быстро менять облики, то зверем, то птицей, то гадом становясь.
Успокоившись немного, он заорал:
-Уходи, проклятущий, из моего царства! Видеть тебя нет мочи моей больше!
Но Ивашка лишь снова засмеялся в ответ. 

-Ну, что будем делать? - спросила Баба-Яга, присев на сосновый пенёк. 
-Я знаю как миновать Алатырь-камень, - улыбнувшись, сказал Чудомил и тотчас  же, взмахнув левой рукой, прочертил в воздухе знак, подобный молнии Сварога.
Страж Подземного Царства тут же взмыл в воздух.
-Поспешим! - воскликнула Баба-Яга и все бегом вошли в тёмное подземелье.

Кощей Бессмертный, сто двадцать раз обыграв в карты Нетопыря, громко захохотал.
-Ну и дурак же ты! - воскликнул злыдень, сильно обидев оборотня — Убирайся с глаз моих долой!Нетопырь, став огромной летучей мышью, исчез в темноте.
«Что-то долго Волкодлака глупого нет, - подумал Кощей Бессмертный, - а ведь Яблоко-то волшебное мне позарез как нужно. Съем и стану как Сварог или братец мой зловредный, Вий Змеевич, бессмертным буду. Правда дядьку моего коварного, Индрика Змея, младший брат проклятущий, Волха Всеславьевич, со свету сжил как-то. Это мне до сих не понятно. Ну, да ладно. Съем Яблоко, а там видно будет».
Вдруг Нетопырь снова прилетел и замахал крыльями у самого носа хозяина, что-то зачирикав.
-Так, - сказал Кощей Бессмертный, прислушавшись, - да что ты говоришь?! Братец мой зловредный Волкодлака поглотил?! Вот жалость-то. Мне что, теперь самому за Яблоком идти?! Ни на кого понадеяться нельзя! 

Продолжение следует...

Вий Змеевич уже был готов сквозь землю провалиться, но вспомнил, что  и так там находится. Он упал на каменный пол пещеры  и заколотил по нему  руками и ногами. Потом вдруг вскочил и заголосил:
-Я этого не перенесу! Будь проклят тот день, когда  моя глупая мать  дала мне эту трижды проклятую жизнь!
И  снова стал быстро-быстро менять облики. Наконец превратившись в бабочку, тут же попытался улизнуть от сильно осточертевшего смертного.  Но Ивашка-то был не промах. Быстро снял с головы шапку и поймал злыдня проклятущего.
-Мы ещё не обо всём с тобой поговорили, - не переставая смеяться ни на мгновенье, сказал пастух.
Поняв, что пропал, Вий Змеевич стал прежним и,  упал на колени.
-Всё, что угодно проси! - произнёс он - Хочешь, несметно богатым будешь. Тогда всё и вся у твоих ног окажется. Пожелай, и самые красивые девы будут сохнуть по тебе. Любую в жёны  бери. Захочешь, и  все звери, птицы и гады ползучие твоими слугами станут вечными. И ты будешь понимать их как людей. Нет?! Так что же тогда?! Попроси только и я  мигом это исполню! Только, будь милостлив, отпусти меня! 
Он вдруг замолчал на мгновение  и, заискивающе улыбнувшись, прошептал:
-Я знаю, что тебе нужно, парень. Есть у меня Яблоко одно волшебное, от отца досталось. Всякий, кто хоть даже самый маленький кусочек его откусит, тотчас же бессмертным станет. А? Ведь это же так здорово быть вечным. Все кругом в мир иной уходят, а ты живёшь-поживаешь и горя не знаешь.  Соглашайся, а. 
Перестав смеяться, Ивашка помотал головой и серьёзно сказал:
-Мне от тебя, изверг окаянный, ничего, кроме твоей страшной клятвы на крови, не надо! 
Злыдень проклятущий заломил руки и завопил:
- Опять?! Да что же это такое-то творится?! Ни днём ни ночью покоя мне нет! Я же уже и Волхе Всеславьевичу слово давал нерушимое, и богатырю Чудомилу! Неужели этого мало?! 
-Давать-то давал, - продолжил пастух, - да только на следующее же утро и нарушал, - а вот на крови своей чёрной поклянёшься и уже никогда не сможешь отказаться от слова данного. 
Вий Змеевич от уныния опустил руки и спросил:
-В чём я должен поклясться? 
-Во-первых, ты никогда больше не будешь похищать детей да дев. Во-вторых, строго-настрого запретишь сёстрам своим Горыням угрюмым  да морокам проклятущим покидать Подземное Царство. В-третьих…
-Всё, что угодно! - перебил его повелитель зла — Только покинь меня поскорее!
-В-третьих, - никак не унимался Ивашка, - поклянёшься с душами грешными как с самыми дорогими гостями обращаться. И, наконец, в-четвёртых, сам навсегда забудешь о Поднебесном Царстве. Хватит, натерпелись твоих извечных пакостей! Правь себе потихоньку  Подземным Царством. Зачем тебе мир смертных? 
-Ты просишь невозможного, парень! - закричал Вий Змеевич.
-Не поклянёшься, навек здесь останусь и буду каждое мгновение над душой твоей чёрной стоять, - спокойно ответил Ивашка.
Поняв, что иначе от надоедливого пастуха не избавится, повелитель Подземного Царства выхватил кинжал и быстро провёл им по ладони. И как потекла зелёная вонючая кровь, сжал руку в кулак и воскликнул:
-Клянусь исполнить всё, что ты мне сказал!
Тут же Подземное Царство сотряслось от ужасного грома и перед злыднем проклятущим и пастухом появился сам Сварог. Отец всего сущего, с превеликим  удивлением посмотрев сначала на Ивашку, а потом и на Вия Змеевича, сказал:
-Клятва твоя, проклятущий, до самого моего чертога долетела. Я свидетелем перед Вечностью буду. Отныне, если ты вдруг вздумаешь нарушить данное слово, не будет тебе ни мгновения покоя. Ужас, кровь леденящий, помутит рассудок. Немочи, одна страшнее другой, поглотят всю  твою гнилую сущность. Все отвернуться от тебя и вскоре позабудут подчистую.  Вымотавшись вконец, ты сам наложишь на себя руки. 
Вий Змеевич, заломив руки, волком взвыл. А Сварог, снова удивлённо посмотрев на пастуха, подмигнул и тихо спросил:
-Ты не Николая сын?
Ивашка улыбнулся и кивнул головой в ответ. 
-Вот, что значит чистая любовь, - улыбнувшись, произнёс Сварог.
Ведь отец всего сущего знал, что пастух приёмыш добросердечного мастера-сказочника.  Но не тот родной, кто породил на свет, а тот, кто окружил любовью и заботой. Так сильно желал дед Николай оградить приёмыша от всех бед, что часть его силы волшебной тому и передалась. А вместе с ней и кровное родство, оградившее Ивашку от чар. Хотя и непонятно, почему Волкодлак смог околдовать сына деда Николая? Видать, магия у оборотня была какая-то особенная. Ну, да ладно! Всё хорошо, что хорошо кончается! Вий Змеевич со свету сжил  Волкодлака треклятого, избавив Сварога от страшной головной боли. А Ивашка взял да и заставил поклясться повелителя Подземного Царства самой страшной из клятв. Избавив Поднебесное Царство не только от сестёр своих Горынь и мороков, но и от себя самого. За что ему превеликая благодарность от всех миров. 
Вернувшись из небытия, Сварог трижды расцеловал Ивашку. 
-Люди о  тебе былину сложат, герой, - сказал он заливисто засмеявшись. 
А Вий Змеевич, потеряв всякий интерес ко всему, с ужасом смотрел на ранку, оставленную кинжалом. Кровь запеклась, образовав знак молнии Сварога. 


Так спешили спасти сына деда Николая Чудомил с сотоварищами, что всё подземелье за четверть часа преодолели, даже без сапог-скороходов. Они как раз подоспели к появлению Сварога. 
-Ничего не понимаю! - воскликнула Баба-яга.
-Ну и дела! - вторила ей правая голова Змея Горыновича, ещё перед Алатырь-камнем ставшего чуть выше Чудомила.
-Здорово! - произнесла левая, оскалившись в улыбке.
-Это что, мы зря спешили, что ли? - спросила средняя голова, погрустнев.
-Ты прав, трёхглавый, - улыбнулся Чудомил, - как видишь, Ивашке ничего не угрожает.
-Поверить не могу, - тихо сказал Леший. 
-Чую, что без магии здесь не обошлось, - всплеснув руками, сказал дядька Черномор.
А дед Николай смотрел на сына и широко улыбался. Вдруг Баба-Яга уставилась на него с превеликим удивлением.
-Родимый, а не сын ли ты Аглафены  и Пантелеймона Сибвиновых из Кукуево? - наконец спросила колдунья.
Дед Николай, кивнув седой головой, ответил:
-Да, бабуля, их самих.
Услышав это, Баба-Яга ударила себя рукой по коленке.
-Тогда всё понятно. Ведь раз ты мой родич, то и Вия Змеевича тоже. Вот как линии жизней наших пересеклись, - сказала она, улыбнувшись. 
-Я тоже сначала очень сильно удивился, - произнёс Сварог, чувствую на себе восторженный  взгляд шести глаз Горыновича, - но узнав, что Ивашка сын деда Николая, сразу и разгадал всё это хитросплетение. 
Он обнял пастуха и сказал отцу пастуха:
-Можешь гордиться своим наследником. Он только что сделал то, чего не удалось ни Волхе Всеславьевичу, ни Чудомилу. 
Все с интересом посмотрели на Вия Змеевича, без сил опустившегося на каменный пол подземелья.
-Чего вылупились-то?! - закричал повелитель Подземного Царства - Ну поклялся на крови, и что с того?! 
Сварог покачал головой.
-Забыл уже, проклятущий, что будет, если слово данное нарушишь?! - воскликнул он громогласно. 
Вий Змеевич весь сжался и заголосил:
-Да помню я! Себе враг, что ли?!
-То-то же, - улыбнулся Сварог, - ну, друзья мои добрые, пора бы нам и с самим окаянным Кощеем Бессмертным посчитаться. Перед тем как здесь появиться, от волка я прознал про желание злодея треклятого бессмертным стать, Яблоко волшебное съев.
Услышав это, Вий Змеевич закричал:
-Вот лиходей-то, братец мой! Решил самое дорогое украсть! Фиг ему с маслом огромный! 
Сварог с укором на него посмотрел и повелитель Подземного Царства тут же замолк.
-Никак нельзя допустить этого, - продолжил отец всего сущего, - иначе житья от него всем мирам нашим не будет никакого. 
-Да уж, - сказала Баба-Яга, - братец мой тот ещё зловредец.
-Отравить его мухоморами! - воскликнула правая голова Горыновича.
-Утопить в самом глубоком омуте! - вторила ей левая.
-Замолкните, дуры! - прикрикнула на них средняя голова — Ни мечом-кладенцом, ни отравой какой не сжить коварного изверга со свету. Лишь иголку переломив, можно избавить миры от него. Но Кощей Бессмертный куда-то перепрятал ларец свой заветный. 
-Прав Горынович, - сказал Сварог, - но найти смерть Кощееву мы просто обязаны. 
-Тотчас же и отправимся на Буян! - воскликнула правая голова Змея.
-Ух, и покажем Кощею, где раки зимуют! - вторила ей левая.
-Прежде чем бежать со всех лап, надо тщательно всё обдумать, -  шикнув на них, сказала мудрая средняя голова.
-И снова прав Горынович, - слегка ударив Змея по плечу, отчего тот замурлыкал как кот, сказал Сварог, - не даст вот так запросто Кощей себя жизни лишить. Вот, что мы сделаем. Ты, Баба-Яга вместе с Лешим к злыдню этому пойдёте и всё разведаете. Как-никак, родичи его. Чудомил и дядька Черномор, вы вдвоём сейчас же отправитесь к  Царевне-Лебедь. Она мудрая и поможет отыскать смерть Кощееву. Горынович, а ты лети к царю Ивану и расскажи про Яблоко волшебное. Он хороший человек и заслуживает стать бессмертным.
-Не дам! - завопил тут Вий Змеевич.
-А кто тебя спрашивать-то будет, изверг?! - воскликнул Сварог и тот разом замолк.
-А  дед Николая  вместе с сыном  с собой заберу, - продолжил отец всего сущего, - нам есть о чём поговорить. 
На том и порешили.


Тем временем Кощей Бессмертный, обернувшись седовласым старцем, уже был на полпути к Алатырь-камню. Впереди него летел Нетопырь и оглашал всю округу визгом. 





Продолжение следует...